ОНМ-474

Глава 1. Инструкция по эксплуатации


Прибор был включен. Рома сам включил его пять минут назад. Он купил его сегодня утром в магазине электронных товаров, незаметно занес сюда на второй этаж, достал из коробки и воткнул вилку в розетку. Прибор загудел, завибрировал и вместе с ним загудела крышка стола. Рома занес указательный палец над круглой, выпирающей кнопкой прибора, прикоснулся к ней. На лбу его от напряжения выступил пот, а мысли в Роминой голове забегали с невероятной до селе быстротой. Он закрыл глаза, сконцентрировавшись на противной мысли о том, что он слабый, малодушный и нерешительный человек, и нажал на кнопку. Кнопка плавно опустилась, сопротивляясь погружению. Затем последовал щелчок, кнопка нырнула еще глубже и зафиксировалась в погруженном состоянии. Прибор «ОНМ-474» перестал вздрагивать и перешел в режим низкого равномерного гула.

«Меня зовут Роман Носков. Я менеджер крупной фирмы. Я счастлив. Со мной Рита… уже полгода, как мы вместе. Повторяю, полгода непрерывного счастья! Да, я уехал от прошлой своей жизни, уехал сюда, где жизнь бьет ключом, и где я по-новому открываю себя среди этих красных домов и красных крыш. Хочу добавить, что именно Рита помогает мне по-новому взглянуть на многие вещи. За что я ей благодарен. Слава Богу, я здоров и теперь только и хочу, что наслаждаться. Этот дом мне предложили в аренду на очень выгодных условиях на целый год. Главное, что здесь очень нравится Рите. Мы всегда вдвоем. Когда случаются выходные дни, как сейчас, мне начинает казаться, что нас двое на всем белом свете. Кругом нас нет ни одного человека, здесь очень уединенное место. И еще… нам здесь никто не мешает». Тут прибор, видимо нагрелся, потому что стал работать тише и Рома перешел на шепот.

«На полях сейчас много ворон. Они собираются в большие стаи и устраивают концерты, но это мелочи. Других недостатков здесь нет, правда нет магазинов, приходится ездить за продуктами в город, но мы к этому привыкли. Знаете, когда на улице сыро и зябко, а дома сухо и тепло. Вот как сегодня! …Я не всегда согласен с Ритой. …Поймите меня правильно! Она очень последовательный человек, очень разумный, устроена тонко сама и эту свою тонкую организацию постоянно применяет ко мне. Потому мне открываются совершенно новые вещи в себе самом. Это моя новая способность. Она меня нисколько не тяготит, но выводы мои часто неутешительны. Я часто прихожу к мысли, что сам являюсь для себя проблемой. Да, как это ни парадоксально, человек, сам для себя является источником проблем. Так говорит Рита. …Она умная!» - Рома говорил медленно и старался, чтобы его шепот звучал отчетливо.

«Иногда Рита вдруг теряет всю трезвость ума, если дело касается одной истории, – Рома повернул голову и посмотрел на запертую дверь. Он был один в пустой комнате, – Это личная история. …Рита начинает ругаться и запросто может запустить в меня крепкое словечко. Вспыхнуть Рита может, как порох на пустом месте. Я знаю, что я виноват, но что тут поделать? Эта история случилась до того, как мы могли в ней что-либо исправить. …Получается так, что для Риты не нужен повод, чтобы закатить истерику. Это может случиться во время прогулки или вечером перед тем, как идти спать. Бывает так, что Рита просто-напросто перестает разговаривать и тогда ее лучше не трогать. …Увы! Просто до Риты я встречался с Леной Костровой. И что тут особенного? Все люди с кем-то встречаются перед тем как найдут свою настоящую половину. Перед тем, как обретут настоящее счастье. Рита считает, что я виноват, но тут следует внести ясность, Риту я не знал. Прошу заметить, что пока я встречался с Леной Костровой, я не знал, что на свете существует Рита. Именно Лена и решила нас познакомить. …Да! Рита была ее давнишней подругой и ей вдруг пришло в голову, что мы идеально подходим друг для друга. И чего это ей на ум пришло? Трудно сказать? Но я не жалею. Напротив, я счастлив, что так случилось. Я счастлив, что я с Ритой».

Рома поскреб затылок, вышел к лестнице и прислушался. Внизу как всегда по телевизору передавали Лососевых, он слышал знакомее голоса и фразы. Осторожно ступая он вернулся в комнату, плотно притворил за собой дверь, сел и волнуясь произнес: - «Моя позиция в данной ситуации ясна как день. Я люблю Риту и все, что будет во благо моей возлюбленной, будет во благо и мне. А если наши отношения окрепнут, то я стану самым счастливым человеком на свете. Хочу предупредить, что Рита будет настаивать на своем. Она считает, что Лена Кострова стоит между нами и это одно единственное обстоятельство, мешающее нашему полному и окончательному сближению. Знаю, что это глупо, но переубедить ее я не могу».

Прибор назывался «Отсекатель ненужной мысли», сокращенно «ОНМ-474» самый продаваемый товар года. Рома выбрал модель, которую много раз видел в телерекламе. Реклама сыграла свое дело. Прибор оказался так себе, обычный серый ящик из пластмассы, довольно тяжелый, размером с обувную коробку. В центре сиротливо торчала кнопка. С боков у прибора были прорези для охлаждения, через которые проглядывала металлическая, похожая на трансформатор начинка. Сверху находилась откидывающаяся ручка, как у дипломата, снизу четыре круглые ножки из резины, чтобы он меньше вибрировал при работе. Не было гнезда под микрофон, не было ничего, даже сетевого индикатора. Один шнур, кнопка и выпуклое окошко из толстого стекла с красной стрелкой. Стрелка дернулась, когда Рома нажал на кнопку, но так и осталась стоять на нулевой отметке.

Хуже всего дело обстояло с инструкцией, одинокий листок с нарисованной схемой и тремя стрелками указателями на кнопку, индикатор готовности и сетевой шнур. Прилагался гарантийный талон сроком на один год с печатью и чек магазина. Для начала работы предлагалось подключить прибор к сети, затем нажать на кнопку, а не наоборот. Это было единственное указание. Продавец консультант в магазине так и сказал, что сложности в эксплуатации нет никакой, главное включить, остальное приложится. Еще он сказал, что не нужно отключать прибор до отсечения, потому что придется проходить заново всю процедуру. Это долго и утомительно. Красная стрелка должна пройти белую зону, затем зеленую, дойти до красной, упереться в край шкалы и тогда кнопка вернется в свое прежнее положение, а прибор автоматически отключится. В магазине было много других более симпатичных моделей с разными кнопками, гнездами для различных соединений и прозрачной откидной крышкой, что защищала кнопку включения от случайного нажатия. Эта модель лидер продаж, так сказал продавец консультант. Еще бы, подумал Рома, «ОНМ-474» рекламировали сами Лососевы!

Рита сидела на диване в гостиной первого этажа, закутавшись в плед. Перед ней стояла ваза с виноградом. Рита с увлечением следила за событиями, разворачивающимися на экране телевизора. Рома спустился вниз, сел рядом и сразу увлекся Лососевыми. Вся семья Лососевых была в сборе. Они собрались за обеденным столом, горячий суп уже был разлит по тарелкам. Как это бывает в особенных случаях, к обеду примчался сам Владимир Петрович, глава семейства. Он сел на свое место во главе стола и тут Женя, его жена непринужденно и очень изящно отрекламировала майонез на перепелиных яйцах. Она заправила им заранее приготовленный салат, из смеси ярких овощей с белыми кубиками творожного сыра. Женя размешала яркую смесь с майонезом, а потом объявила, что этот продукт отличает особенная пищевая ценность, а жиры просто необходимы для полноценного усвоения витаминов.

- Я видела точно такой же майонез в супермаркете! – сказала Рита.

Рома многозначительно кивнул. Он решил, что будет молчать про прибор. Для начала следует самому во всем разобраться и проверить его действие на себе. Так надежнее. Сюрприз Рома решил отложить на потом. Он решил, что такой подарок окажется очень уместным к годовщине их знакомства. Днем ничего нового не случилось. За обедом Рита еще раз напомнила про майонез, что нужно в следующий раз купить такой же. Рома согласился, он тоже часто придерживался советов Лососевых, хотя всегда ценил собственное мнение.

Вечером явился Воксон. Рома обнаружил его совершенно случайно. Он выглянул во двор и сразу увидел его. Воксон, судя по всему, пришел уже давно и все это время терпеливо ждал, пока Рома выглянет на улицу. Он прислонился плечом к кирпичной кладке забора и неподвижно наблюдал в щель над калиткой. Как только Рома появился на крыльце, Воксон тихо постучал и очень тихо позвал его. Рома тут же спустился вниз и отворил калитку. То, что он увидел, поразило его в самое сердце. Воксон был ужасно измучен и истощен. Он с трудом держался на ногах. Вдобавок, дождь, что моросил с утра, к вечеру припустил сильнее и насквозь вымочил одежду Воксона. Рома собрался отчитать его за излишнюю скромность, но Воксон нетерпеливым жестом оборвал его.

- Мы противоположности? – тихо спросил Рома, обращаясь к Воксону.

- Меня зовут Воксон! – вежливо представился незнакомец.

Это лучше, чем Амор, подумал Рома, обернувшись через плечо на входную дверь. Амор, это Рома наоборот. Вслух он произнес следующее:
- Э-э-э... Воксон, звучит хорошо, звучит солидно, правда напоминает английскую фамилию. Но я то знаю… хи-хи-хи, что Воксон, это Носков наоборот. Читаем сзади наперед? Так?

Все это он говорил в приоткрытую калитку. Будучи сообразительным, он сразу уловил связь между включенным прибором на втором этаже и визитом Воксона. На всякий случай он протер глаза. - Так мы противоположности?

- Я твоя лучшая часть! – выдавил Воксон и снова привалился к забору, не в силах держаться на ногах.

- Надо же, какой я болван! – Рома стукнул себя кулаком по лбу и услужливо пригласил друга в дом. Воксон, тяжело ступая, поднялся на крыльцо и вошел в открытую дверь.

Рома помог ему раздеться, снял с него мокрый холодный плащ, стащил с него грязные ботинки и отвел наверх в самую дальнюю комнату. Он сразу понял, что в таком жалком, истощенном состоянии друга придется оставить у себя на ночь, а если переутомление и переохлаждение перерастут в болезнь, то оставить его пожить несколько дней. Воксон ужасно замерз, его колотила дрожь. Он силился благодарить Рому словами, но вместо этого губы плясали на его лице, а лицо начинало странно дергаться. То, что этот странный и болезненный человек Воксон, Рома, конечно, понял сразу, как только увидел его неподвижные глаза над калиткой. Его собственная фамилия в обратном написании звучала совсем не плохо. Он вспомнил, что сам не представился, но тут же сообразил, что в сложившейся ситуации эту пустую формальность можно опустить.

Комната находились в задней части дома, ее единственное окно выходило во двор, заваленный остатками недавней стройки. В комнате стояла старенькая кровать, шкаф, кресло и стол с включенным прибором. «ОНМ-474» стоял на краю стола и ничем не выдавал своего присутствия. Рома накинул на плечи Воксона плед, сбегал вниз за чашкой горячего кофе и бутербродами. Пришлось ждать, пока Воксон согреется и сможет говорить. Подкрепившись, Воксон собрал крошки, притих и уставился в окно с таким отрешенным видом, будто он в комнате один. Рома некоторое время тоже смотрел в окно в полном замешательстве, не зная с чего начать разговор. Его мучили вполне определенные сомнения.

- Ночью все кошки серы! – неожиданно сказал Воксон, поднявшись на ослабевших ногах.

Рома посмотрел вниз. Во дворе были сложены доски. На выпирающем конце длинной доски сидел соседский кот. В сумерках кот казался серым.

- Ах, да! – сообразил Рома, обрадовавшись. – Пословица! Как я мог забыть? – Рома шлепнул себя по лбу.

- Ты забыл, а я вспомнил!

Воксон посмотрел на Рому, снова сел на край кровати, сложив руки, и опять с многозначительным видом уставился в окно. Воксон всегда очень цепко схватывал суть вещей.

- Знаю, как тебе тяжело, знаю, друг! – попробовал утешить его Рома и тут же понял, что Воксон знает про прибор. Прибор гудел. Еще Рома подумал, что было бы очень странно, если бы Воксон не знал про прибор.

- А почему вдруг пословица? – поинтересовался Рома. Он решил, что это какая-то важная составляющая всего процесса.

- Для пробы! - пояснил Воксон.

- Хорошо! – согласился Рома и пожал плечами. – Это совершенно ненужная мысль и у меня с ней ничего не связано …обойдусь как-нибудь.

Воксон хитро посмеялся в ответ: - А ты неплохо устроился здесь! – сказал он. Рома уже повернулся, чтобы идти. – Не зря ты сбежал в такую даль.

- Почему ты пришел? – наивно поинтересовался Рома.

- Ты захотел стать лучше. Вот я и пришел.

Рома велел ему ложиться спать, а сам пошел вниз. Он спускался с лестницы и никак не мог вспомнить какого цвета у Воксона рубашка. Он только что сидел перед ним на кровати в простой рубашке, застегнутой на все пуговицы. Рома перебрал все цвета и остановился на сером. Рубашки редко бывают серыми, подумал Рома.

- Ты выходил куда-то? – Рита встретила его вопросом. - Твой плащ намок, а ботинки все в грязи.

Рома посмотрел на толстый слой чернозема, налипший на ботинки Воксона. Воксон шел пешком по полю под дождем. Роме представилось черное, раскисшее, вспаханное поле, что окружало их поселок. Должно быть Воксон проделал немалый путь и находился, черт возьми, не в самом лучшем состоянии, если не разбирал дороги. До шоссе от поселка по прямой было около километра. Но это через поле. Дорога, соединявшая шоссе и поселок начиналась намного южнее. В последнее время поселок сильно вытянулся на север. Видимо Воксон умышленно срезал путь.

- Да. Решил прогуляться …дождь сильнее стал. – Рома виновато пожал плечами.

Остаток вечера Рома и Рита провели у телевизора, щелкая каналы в поисках рекламных роликов с Лососевыми. Конечно был целый канал, транслирующий жизнь Лососевых круглые сутки, назывался он «ЛососевТВ». Попросту множество видеокамер, развешанных в просторном двухэтажном доме Лососевых с лужайкой, теплицей, беседкой, небольшим фонтаном и настоящим бассейном с голубой водой. Видеокамеры транслировали события в доме Лососевых круглые сутки и Рита предпочитала этот канал всем остальным, но все же привычней было видеть Лососевых в настоящей рекламе на обычных каналах.

Конечно, им не было равных. Это была удивительно позитивная семья. У них был очень неплохой семейный бизнес, они снимались в рекламных роликах. Рита нашла старинную рекламу кетчупа. Владимир Петрович, совсем молодой, вынул незнакомую бутылку с красным содержимым из холодильника. А Женечка, его жена, ловко выложила кетчуп на край тарелки. «Это новый вкус!» - радостно пролепетала Лиза, тогда еще совсем маленькая девочка, смеясь над папиным замешательством.

Рома наткнулся на рекламу, которую запустили совсем недавно. Веселые внуки (Митя был младше Лизы на два с половиной года) выкатили из комнаты на роликах деда-хулигана, которому заклинило поясницу. Дед кряхтел от боли, не в силах разогнуться, но его спас удивительный прозрачный гель, который тут же выдавили ему на поясницу, а мама Женя правильно втерла его круговыми движениями пальцев. Произошло чудо – дед распрямился. Это был совершенно незнакомый усатый дед. Конечно, бывало такое, что в рекламе снимались незнакомые люди. Этого деда Рома видел впервые.

Но самой лучшей рекламой была та в которой снималась сразу вся семья и бабушка тоже. Бабушка так красиво и так выразительно вздыхала и смотрела поверх очков, что не было силы устоять. Еще мама Женя показала, как легко и непринужденно выглядит стирка современным порошком в современной стиральной машине. Потом мама Женя и бабушка вместе рекламировали хорошо всем знакомый ополаскиватель в новой экономичной упаковке и долго упивались свежестью чистого благоухающего белья.

- Ах! – вздохнула Рита. – Я хочу, чтобы у нас все было так же, как у Лососевых. - Они так гармонично вписываются в современную жизнь.

- Очень скоро! - ответил Рома, прижавшись к ней. – Очень скоро мы станем такими же. Все лишнее, что мешает нам наслаждаться жизнью уйдет в прошлое. Наши желания станут правильными, а сомнения и разочарования исчезнут.

Рома промолчал про дорогой и своевременный подарок, который уже выполнял свою первую задачу.

Рита взяла пульт и пробежалась по каналам. Владимир Петрович в строгом деловом костюме с невообразимой решимостью на лице шел в снующей толпе аэропорта, на ходу надевая белый халат. Сложное диагностическое оборудование ждало его прямо на проходе. Владимир Петрович решительно усадил первого попавшегося доверчивого прохожего в кресло, обработал его полость рта специальным раствором и в специальном синем свете все увидели целый слой микробного налета на деснах и зубах несчастного. Находчивый Владимир Петрович не растерялся и тут же предложил прохожему зубную пасту, после употребления которой десны приобрели девственный, первозданный вид. Вообще реклама средств по уходу за полостью рта была его коньком. Говорили, что свой первый капитал он сколотил на рекламе зубной пасты «Blend-a-med». Идеальные белоснежные улыбки всей семьи Лососевых, включая бабушку, говорили о доступности и высокой эффективности стоматологических услуг в их семье.

- А ведь нам и так хорошо! – проворковал Рома, пригревшись на диване.

- Как странно, что я совершенно не способна обманывать себя, – заявила Рита. - Ну не могу я притворяться и радоваться, если мне грустно. А им даже не приходится этого делать.

Рита в последнее время избегала острых углов в общении с Ромой. Они перестали обсуждать Лососевых. Рита считала Лососевых образцовой семьей. Рома со свойственной ему иронией называл их актерами. Рита хотела чистых отношений, как у Лососевых, но стоило ей затронуть тему отношений, как между ними вставал фантом Лены Костровой. Рома пытался представить проблему в другом свете, намекая, что это беспочвенная ревность и Лена Кострова поселилась у нее в голове. Рита после этих слов уже не могла себя контролировать, она начинала открыто во всем обвинять Рому. Они оба устали от этого и, не сговариваясь, обходили тему отношений стороной. Правда это мало что изменило, Лена Кострова продолжала существовать, достаточно было повернуть голову, чтобы заметить ее прозрачную тень за занавеской или в темном углу под лестницей.



Глава 2. Ссора с Воксоном


На утро в дальней комнате, где остался ночевать Воксон, случился скандал. Устроил скандал не кто иной, как Рома, человек самый близкий Воксону, его вторая половина, так любезно приютивший его вчера, называвший его другом. Трудно сказать, что взбрело ему в голову, только он влетел в комнату, хлопнул дверью и сразу перешел на крик. Такое бывает, когда рассудок теряется в пелене ненависти, а глаза застилает слепая ярость. Крики закончились рукоприкладством, дверь распахнулась, на пороге появился Рома, дико вращающий глазными яблоками, тащивший еле живого, задыхающегося Воксона за шиворот. Воксон стоял на четвереньках, хрипел и был близок к потере сознания. «Сейчас я тебе покажу, кто из нас лучшая половина!» - кричал Рома. Он тащил его к лестнице словно куль, а очнулся лишь тогда, когда на шум прибежала Рита. Рита как раз готовила завтрак. Она услышала непонятный шум и выскочила в гостиную с луковицей в руке. Рома успел втащить еле живого Воксона назад в комнату, бросил его на кровать и направился в ванную приводить себя в порядок.

Хорошо, что Рита ничего не успела заметить. Она, конечно, не догадывалась, что у них дома гостит Воксон, но крики, что доносились сверху и шум на лестнице показались ей подозрительными. Рома сказал, что шел в ванную, оступился и чуть не полетел вниз и даже закричал от неожиданности. За завтраком он сердито хмурил брови и не вымолвил ни слова. Рита предложила ему идти отдохнуть и сообщила, что уедет в город за покупками. Еще она сказала, что у Лососевых завтра годовщина свадьбы и что она безумно счастлива, что они, наконец, смогут провести этот праздничный день вместе. После завтрака Рома некоторое время сидел в гостиной и смотрел Лососевых, чтобы восстановить душевное равновесие. У Лососевых в доме уже ощущалось предпраздничное волнение, дети шумели больше обычного, бабушка все время теряла очки, часто звонил Владимир Петрович и по долгу разговаривал с женой. «Мы справимся! Мы все устроим в лучшем виде, любимый!» - успокаивала его жена Женя. Владимир Петрович, когда звонил, появлялся в верхней части экрана внутри нарисованного облака с прижатой к уху телефонной трубкой. Это было забавно и по-домашнему очень мило.

Рита ушла. Рома пошел наверх. Только он поднялся на верхнюю ступеньку, как дверь в дальнюю комнату отворилась, и на пороге предстал Воксон. От неожиданности Рома вздрогнул, он не сразу узнал его. На Воксоне было надето длинное драповое пальто, спортивная шапочка, на шее намотан шарф. Шапочка была слишком глубокой, растянутой от времени и сползала ему на глаза. Пальто выглядело старомодно. Все это старье Воксон нашел шкафу и не раздумывая напялил на себя. Он заявил, что собирается на прогулку подышать свежим воздухом.

- Ты голоден, наверное? – спросил Рома.

- Да я голоден, но свежий воздух для меня сейчас важнее! – заявил Воксон.

Рома отвел его на кухню и после того, как Воксон основательно подкрепился, вывел его во двор. Ему пришлось поддерживать его, Воксон был все еще слаб и с трудом переставлял ноги. За домом, в дальнем углу участка росла молодая яблоня. Под ней на усыпанной листьями площадке, стояло кресло-качалка. Здесь любил отдыхать Рома. Хозяин дома собирался в будущем устроить здесь беседку. Рома смахнул с кресла нападавшие листья и усадил в него Вокосона. Воксон сразу обмяк и закрыл глаза. Затем Рома вынес из дома плед и заботливо укутал Воксону ноги, чтобы тот не замерз.

Было свежо, но погода обещала наладиться, завесу туч разгонял легкий осенний ветер. В прорехи между тучами выглядывало солнце. Солнце коснулось лучом бледного лица Воксона, его прозрачные веки дрогнули, голова опустилась, вязаная шапка сползла до самого носа. Воксон уснул глубоким и спокойным сном, каким спят сильно уставшие изнуренные люди. Рома быстро огляделся и пошел домой. У открытой двери сарая он остановился, ноги сами вросли в землю. Что-то нехорошее почудилось ему в полумраке за открытой дверью. Он нахмурил брови, еще раз огляделся и скорым шагом направился к ожидавшему его прибору.

Прибор был включен и по-прежнему издавал низкий, равномерный гул. Рома с облегчением обнаружил, что красная стрелка осталась на месте и вздрагивает у нулевой отметки. Он сел и сосредоточился. Ненужные эмоции были отброшены, ситуация предстала перед ним в единственно правильном, объективном виде.

«Виноват я сам! Один! И что это мне взбрело в голову? Впредь такого не повторится! Нельзя так! Нельзя! …Уж если и искать истину, то во взаимном уважительном диалоге, – произнес Рома, размышляя над причинами собственной сегодняшней несдержанности. – Впредь этого не повторится!» Он поднялся, и некоторое время расхаживал взад и вперед по комнате, собираясь с мыслями. Подошел к окну и посмотрел вниз. Воксон оставался в той же блаженной позе, в которой он его оставил. «Дистанция нужна, конечно! – продолжил Рома, уже сидя. - Это может и хорошо, что я проблему обозначил. Это как палка о двух концах! Можно в разные концы разбежаться, а можно с разгону лбами сойтись. …Обозначил проблему и ладно, впредь нужно быть сдержанным и объективным. Главное поиск! …А может, это он? …А не я? – Рома некоторое время мучительно размышлял. - Совершенно ясно одно, имея перед собой полную свою противоположность, лучшую свою часть, не следует питать иллюзию, что они, эти части смогут ужиться в одном сосуде!»

Рома снова поднялся, отошел от прибора в дальний угол комнаты, отвернулся лицом к стене и принялся молча сосредоточенно думать. Почему две половины не смогут ужиться в одном сосуде, если они две части одного целого? И почему он, Рома, худшая часть? Есть ли у него шанс исправиться? «Теперь после выходки не стоит сомневаться в том, кто из нас лучшая часть! - заявил Рома громко. - Безусловно, Воксон лучше меня!» После этой короткой фразы стрелка индикатора оторвалась от нулевой отметки и медленно отползла вправо на пол деления. Ситуация сдвинулась с мертвой точки.

Усевшись удобнее, находясь на подъеме, в приступе благоговейного поиска Рома вдруг неожиданно для самого себя исповедовался: - «…Вышло так, что я проснулся и сразу почувствовал себя разбитым после судорожного, беспокойного сна, – начал издалека Рома. - Одолеваемый решимостью немедленно положить конец головоломке я направился сюда. Здесь я нашел Воксона, он выглядел лучше, чем вчера и первый поздоровался со мной. К чему тебе понадобилось устраивать весь этот спектакль с визитом, бросил я Воксону с порога, бросил достаточно грубо. И с чего ты решил, что ты лучшая половина? Почему не я лучшая половина? В тот момент я был уверен, что я и есть лучшая половина. Тому есть подтверждение – моя налаженная и полная перспектив жизнь. Повторюсь, но это так, жизнь моя вошла в очень правильное и спокойное русло здесь. Этот случай собственно первый нарушил то равновесие и покой, который я здесь обрел, которые успел оценить и продолжаю ценить сейчас. Это то достигнутое счастье, к которому я долго и сознательно шел. И если бы не Рита, ее навязчивое стремление следовать моде на все современное, но при этом искусственное, может быть, ничего бы и не случилось?» - Тут Рома замолчал и решил, что он ляпнул лишнего.

«…Воксон сразу уловил оскорбительный тон моего заявления и ответил, что не нужно было затевать все это! Он показал на гудящий прибор. Теперь придется отсекать, он сказал. Лицо его улыбалось, я это точно помню, словно мои сомнения для него ничего не значат. Этой фразой он и подвел черту. Он дал понять, что не просто знает про прибор, что очевидно, а то, что ему теперь хорошо понятна и ясна его задача. И ясна она только ему, потому как я при таком раскладе оказываюсь в неведении, и эта неопределенность усугубляет мое глупое положение. Затем он пошел в атаку. Может быть, ты просто убежал от самого себя? Может все лучшее, настоящее осталось в прошлой жизни, а сюда ты взял ложь и сомнение? Виной всему твоя нерешительность! Лицемер и подлец, кричал он. Это было слишком.

Он мог долго отчитывать меня, будто я нашкодивший ученик, но я то знаю, кто передо мной. Я заявил ему, что сотрудничество наше вынужденное и что не такая он важная персона, чтобы я от него бегал. (В этом месте я использовал более грубую форму). На, что Воксон возразил, что ничего нового я ему сообщить не могу, поскольку все мои недостатки ему и так хорошо известны. Да, позиция удобная, взять и уехать! И Риту с собой прихватил! Без Риты ты бы не поехал, знаю тебя. Тебе публика нужна, зритель, ради которого ты поступок совершаешь. Один сплошной фарс, тьфу! Если бы ты остался, то про Риту очень скоро позабыл бы. …Это не решение проблемы, а трусливое бегство от самого себя! Ну, знаешь, это уже слишком, возразил я. Дальше я терпеть не мог, я толкнул его, сбил с ног, ухватил за шиворот и собрался вышвырнуть на улицу».

Рома снова посмотрел в окно. В самом центре участка находилась оставленная строителями бетономешалка. Рома и Рита так привыкли к ней, что перестали ее замечать. За забором из красного кирпича раскинулся поселок из новеньких коттеджей, большей частью пустых. Воксон спал, плед размотался и лежал у его ног. «Я едва не прикончил его, – подумал Рома, испытывая непонятное отвращение. - Если бы не Рита! …Могла разыграться самая настоящая трагедия. …Что будет, если Воксона не станет? …Останусь ли я?»

Рита вернулась в прекрасном расположении духа, с покупками, несколькими пакетами и яркой праздничной коробкой зеленого цвета, перевязанной лентой. Она с порога заявила, что праздник в этот раз будет по всем правилам, они украсят гостиную, переоденутся в костюмы для домашнего концерта, а Рома будет петь караоке. Рита быстро приготовила обед, Рома накрыл на стол. Пока он с унылым видом носил тарелки и раскладывал приборы, Рита рассказала ему о том, что она видела в городе и как город готовится к празднику.

- Что с тобой? – спросила Рита, разливая по тарелкам уху с кусочками осетрины. – На тебе лица нет.

Рома с беспокойством посмотрел на себя в зеркало. Под глазами легли темные круги.

- Что-то плохо спал сегодня! – пожаловался он, выглядывая в окно. Пойду, заберу плед, вдруг дождь?

- Дождя не будет, – ответила Рита и велела резать хлеб.

Пока Рома резал хлеб, он еще раз выглянул в окно и увидел, что кресло-качалка под старой яблоней опустело, плед сложен, а Воксон стоит рядом и с удовольствием делает гимнастику. Рома едва не порезал палец, когда увидел, с какой легкостью и старанием Воксон делает приседания.

Рита включила «ЛососевТВ» и они тут же отрекламировали новое средство для чистки ковров. Ловко у них получалось совмещать рекламу и ежедневные домашние хлопоты. Следом бабушка отрекламировала специальный крем для фиксации зубных протезов и одарила всех голливудской улыбкой. Рома смотрел на экран и с безнадежным видом хлебал уху. Рита на ходу сочиняла праздничное меню на завтрашний день, советуясь с Ромой. Рома отрешенно поворачивал к ней лицо, погруженный в собственные невеселые мысли.

- Хорошо, что огурцы и шампиньоны мы купили заранее! Я видела, какие цены заломили за них сегодня. За мандаринами выстроилась очередь. Наборы салютов продают на каждом шагу, как люди не бояться получить травму или ожог?

Рома доел уху и пошел доставать из духовки разогретую утку. Аппетитные запахи наполнили гостиную. Рита сидела спиной к входной двери, Рома нес утку, когда входная дверь приоткрылась, и голова Воксона с надвинутой на глаза шапкой заглянула внутрь. Рома вздрогнул, опустил жаровню с уткой на стол, а сам с каменным лицом начал раскладывать по тарелкам картофель. Рита с увлечением смотрела телевизор, она внимательно следила за тем, что Лососевы собираются готовить к празднику.

Воксон тем временем вошел, повесил одежду на вешалку и в нерешительности топтался на коврике. Вид он имел бодрый, виновато улыбался, стесняясь войти без приглашения. Рома превратился в механическую куклу и старался ничем не выдать своего замешательства. Он поставил на стол еще пару тарелок для Воксона. Воксон жадно глотал слюну, кидая быстрые взгляды на обеденный стол, на зажаренную пахнущую утку. Сон на свежем воздухе явно пошел ему на пользу, у него разыгрался аппетит.

- Ты и в правду сегодня какой-то странный! - сказала Рита. Рома тем временем наливал уху в чистую тарелку. – Принеси горчицы. Зеленая баночка на верхней полке.

Внезапно старое пальто Воксона соскользнуло с крючка и упало на пол. Падая, оно зацепило металлическую ложку для обуви, и та со звоном покатилась по каменному полу.

Рита вздрогнула и обернулась. Рому сковал паралич.

- Я бы не прочь перекусить!? – заикаясь, произнес Воксон, избегая смотреть на Риту. Он ужасно разволновался.

- Тебе нужно больше бывать на свежем воздухе. – Рита подозрительно оглядела долговязую сутулую фигуру Воксона и старый Ромин свитер на нем. – Я попросила горчицу?

Воксон с виноватым видом пошел к холодильнику искать горчицу. Рома в это время лихорадочно пытался понять, что же происходит и как такое возможно? Воксон нашел горчицу, подошел к столу и любезно передал ее Рите, а сам принялся за обед. Ел он за двоих. Рома дважды подливал ему ухи, подкладывал гарнир на тарелку, отрезал жирные куски от утки. Потом подвинул ему всю утку от которой Воксон в считанные минуты оставил горку обглоданных костей.

- Аппетит у тебя будь здоров! – заметила Рита. – А я подумала, не заболел ли ты?

Рита не заметила появление Воксона, точнее не заметила этого разделения, вызванного прибором. Единственное, что бросилось ей в глаза, это странности в поведении Ромы. И Воксон и Рома складывались в ее мозгу в одну картинку. Все это время она неотрывно следила за Лососевыми. Она успела заметить, что бабушка где-то пропадает. Бабушка мелькнула на экране один только раз, и этого раза Рите оказалось достаточно, она сразу все поняла. Бабушка, подвязавшись фартуком и надев на голову косынку, раскладывала холодец. Праздничное меню Лососевых всегда было большим секретом и сюрпризом одновременно. Лососевы вообще старались всякое событие превратить в сюрприз. Еще Рита заметила, что мама Женя поставила тесто и теперь с нетерпением ждала, что же она собирается состряпать? Воксон вытер руки салфеткой и сыто откинулся на спинку стула. Рома заварил чай и ждал, пока тот наберет крепости.

- Что же бабушка? Чья она мама? – задал риторический вопрос Рома, чтобы хоть как-то самому отвлечься. – Кто пострадавшая сторона? Владимир Петрович, вынужденный жить с тещей? Или его жена Женя, оказавшаяся волею судьбы в одном доме со свекровью?

Дело в том, что этим вопросом задавились многие, а ответа не было. Огромная зрительская аудитория Лососевых в этом вопросе разделилась на две части, одни считали, что бабушка является мамой Владимира Петровича и соответственно приходится свекровью для Жени. Другая, наоборот, сочувствовала Владимиру Петровичу, считая, что вернувшись с работы, он каждый вечер вынужден лицезреть перед собой тещу. Так или иначе, но бабушка тащила довольно большой груз домашней работы, заботилась о внуках, вязала теплые вещи. Рита была уверена на все сто процентов, что бабушка это мама Жени. Ее уверенность строилась на незначительных деталях и запросто могла оказаться жертвой коварства сценаристов проекта, поддерживающих интригу.

- Ясно, что мы имеем дело со случаем близкого родства, – заявил Рома громко и в виде эксперимента подмигнул Воксону. Воксон в ответ насторожился. Рита нечего не заметила. - Я хорошо запомнил, как появилась бабушка. – Продолжил Рома. - Она появилась вместе с рекламой молока. До этого Лососевы рекламировали соки. Нужен был новый человек старшего поколения, гармонировавший с продуктом, хорошо усвоивший ценность и пользу молочных продуктов из собственного опыта. И кто, как не люди старшего поколения идеально подходят для этого? …Да, бабушка долгое время занималась тем, что рекламировала молоко, поскольку молоко для роста детей это незаменимый продукт и важный источник кальция. Затем бабушка плавно перешла к сметане, сладким творожкам, кефиру и молочным шоколадным батончикам.

Рита тем временем разливала чай.

-Тебе с лимоном? – как бы между прочим, опять для эксперимента, спросил Рома Воксона.

Воксон утвердительно кивнул и подставил свою чашку. Рома положил ему в чашку дольку лимона, Рита наполнила ее до краев кипятком.

- С каких это пор ты разговариваешь сам с собой? – спросила Рита.

Воксон снова промолчал, Рома задумчиво поскреб подбородок. Примерно с минуту все трое обменивались взглядами. Воксон первый занервничал и открыл рот.

- Тебе показалось, милая! – ответил за него Рома, озадаченный технической стороной создавшегося положения. - Так вот! – продолжил он, возвращаясь к теме Лососевых. – Бабушка сначала появлялась эпизодически, но в то же время очень органично вписалась в семейные будни. Затем она так же органично вписалась в остальные рекламные сюжеты, наконец, к ней все привыкли и ее решили оставить.

- Не будь циником! – не выдержала Рита. – Лучше пей чай!

Воксон наградил Рому долгим, осуждающим взглядом. Рита сердито покачала головой. Рома ехидно продолжил.

- Еще одно доказательство в пользу того, что она пока ничья мама …точнее общая! Так сказать еще не определившаяся в родстве бабушка, одинаково всем близкая, родная и одинаково всеми любимая. …Давайте присмотримся к ней поближе, бабушка ли она? Моложавое лицо, гладкая кожа, не потерявшая упругости, никакого намека на морщины? И этот здоровый румянец? …Молодой и здоровый румянец? …Совершенно ясно, что перед нами артистка, назначенная на роль бабушки.

- Рома, хватит!..

- …А эта легкая и быстрая походка, повороты? …Не свойственная пожилым людям подвижность в суставах и пояснице? Сила молодого тела, наконец! Вы видели, чтобы старые люди так ходили?

Воксон демонстративно отвернулся, он хмурился все больше, затем вместе со стулом придвинулся к Рите. Никто не успел заметить, пока Рома паясничал, как Воксон переменился в лице. Он глаз не спускал с Риты, особенно когда она разливала чай, ходила кругом стола, присаживалась на стул рядом с ним, ела варенье с ложечки. Его стеснительность прошла, он уже не чувствовал себя лишним и чужим. Напротив, он ощутил, что нужен здесь и особенно нужен этой женщине, что хотела сейчас одного, чтобы завтра у них все получилось так, как она задумала.

- Ты просто неотразима сегодня! Твоя новая прическа так идет тебе! Завтра наш первый, настоящий праздник, здесь, в этом доме! – проворковал Воксон.

Он накрыл ее руку своей ладонью и изобразил на лице настоящее романтическое чувство. Рома не видел, что именно изобразил на лице Воксон, но заметил, как вспыхнули благодарным огнем глаза Риты. Рома застыл от изумления, сразу забыл про бабушку и сидел с открытым ртом. Он смотрел на Риту, Воксон шептал ей что-то нежное. Рома только сейчас заметил, Рита, будучи в городе, действительно успела забежать в парикмахерскую. Новый, каштановый оттенок ее волос невообразимо шел ей, удачно подчеркивая ее серые и без того выразительные глаза в которых то ли от комплиментов Воксона, то ли в предвкушении завтрашнего праздника загорались синие, играющие светом и приятным смущением, искры.



Глава 3. Знакомство с Воксоном


После обеда они вышли на прогулку. Предложил Рома, Воксон охотно согласился, тем более, что Рита сказала, что она хочет сама по своему вкусу украсить гостиную. Рита распечатала зеленую коробку, ахнула от восторга и велела Роме идти подышать свежим воздухом.

Разговор не клеился. Воксон признался, в чем причина его истощения. Оказывается, он проделал весь путь сюда из города пешком. Ничего другого, кроме как понадеяться на собственные ноги, он не придумал, потому что денег у него не было. Он даже не пытался поймать попутку. Рома был ужасно удивлен таким признанием, вдобавок он шел напрямик, выдерживая северное направление, что с его слов позволило сэкономить километров десять. Еще он сказал, что полгода ничего не ел и не пил. Для человека это конечно невозможный факт, но в случае с Воксоном видимо это могло случится.

Они шли тропинкой вдоль посадки. Коттеджи из красного кирпича выстроились слева. Тропинка спускалась вниз к ложбине, потом поворачивала вправо и шла через рощу и дальше в сторону деревни, где находилось административное здание, школа, автостанция и несколько двухэтажных домов с балконами и бельевыми веревками под окнами. Рома любил погулять в хорошую погоду и часто заглядывал в деревню. Воксон шел сзади, стараясь не ступать в мокрую после ночного дождя, пожелтевшую траву. Ничего не мешало задушевному разговору, но разговор не клеился. Рома молчал, молчал и Воксон. Он шел вначале бодро, но вскоре выдохся, и Роме пришлось сбавить шаг, чтобы тот не отставал.

Настроение его было благодушное, он с интересом оглядывал окрестности, щурился на солнце и старался, как и Рома продемонстрировать свое расположение. Свою обиду на утреннее происшествие он удачно скрывал, но она все равно проглядывала в нем, как только Рома оборачивался и они встречались глазами. Рому больше всего интересовала техническая сторона вопроса и то, как скажется расстояние от них до прибора на ситуацию в целом. Он решил устроить Воксону проверку, считая его чем-то второстепенным, программной картинкой, объектом ложного восприятия.

«Еще немного и Воксон растает! - думал Рома не то с надеждой, не то с тревогой, оборачиваясь на него раз от раза. Дом с включенным прибором остался далеко позади. Удаляясь от прибора все дальше, Воксон не менялся. – Сначала станет прозрачным, а потом развеется, как туман …останутся глаза, но и они исчезнут». Рома предавался фантазиям. Он все шел и думал, как это одни глаза будут следовать за ним, глаза наполненные смыслом, глаза, реагирующие на окружающую действительность. И что это за прибор такой, если он допускает такие искажения?

Мысль о необходимости извинений тяготила его. Ему было стыдно за свою дикую выходку утром. Однако безобразная сцена, разыгравшаяся на лестнице и его желание выкинуть Воксона словно щенка на улицу оказались полезными сейчас. Если бы не эта сцена и навязчивая потребность принести извинения за содеянное, то Рома не знал бы с чего следует начинать разговор. И что вообще важно в сложившейся ситуации, а что нет? Воксон был чужой и далекий, но в то же время он был родной и близкий. Это был тот самый Воксон, его справедливый мучитель. Он чувствовал это. Еще он чувствовал, что как только он извинится, то сразу будет покончено со всеми недоразумениями, разговор ляжет в нужное русло. А когда разговор примет удачный оборот, то он найдет возможность устроить Воксону проверку.

- Утром я, конечно, погорячился! – сказал Рома, собравшись с силами, обернувшись назад. – Хочу извиниться! …Извини, я не должен был так себя вести! - он поглядел на ноги Воксона. Он решил, что первыми исчезнут ноги, даже скорее ботинки.

Воксон, пользуясь моментом, остановился, привалился спиной к березе: - Ух, устал! – выдохнул он. - Отстаю! Ослаб! …Чувствую, как ослаб, когда рядом с тобой. Особенно чувствуешь слабость рядом со здоровым человеком.

- Извини меня за утреннюю выходку! – еще раз отчетливо произнес Рома.
- Не нужно извиняться. Я не просил тебя извиняться. Странно, что ты сам надумал! И чего это вдруг?
- Что значит, сам надумал?
- Ты сам у себя прощения просишь! Значит раскаиваешься, это хорошо.
- Ничего не понимаю! – Рома встряхнул головой!
- Не было ничего!
- Ты сказал, что я подлец!
- Так и есть. Но это ты сам себе сказал. Мы разделились на какое-то время, пока прибор работает. Вот ты и соперничаешь. Зато ты избавлен от внутреннего сверления с моей стороны.

Они подошли к березовой роще. Место кругом было открытое. Тропинка в этом месте достигала самой нижней точки и минуя ложбину поднималась вверх, превращаясь в дорогу меж рядами стареньких деревенских домиков. Все пространство рощи, гладкие белые стволы просвечивалось лучами солнца.

- Пойдем в деревню, там есть бар, можно по кружке пива пропустить!

«Интересно, что скажет про деревню? – думал Рома. – Захочет идти в деревню, если я захочу? А если скажет, что хочет вернуться домой, что устал, а я возьму и пойду в деревню. Что тогда? Потащится за мной? Вернется? …Или растает?

Воксон облизнул пересохшие губы, натянул вязаную шапку на затылок.

- Ну, пойдем в деревню!

«Неужели разделились? - промелькнуло у Ромы в голове. – Неужели Воксон сам по себе?» – он почувствовал, как первобытный страх неизведанного коснулся его.

Воксон насторожился. Судя по всему, он так же, как и Рома не привык мыслить отдельно. Справившись с одышкой, он некоторое время о чем-то сосредоточенно думал. Думал он совершенно отдельно от Ромы и Рома, сколько не тужился, никак не мог уловить его, Воксона, мысль. Он даже пытался прочитать мысль в глазах Воксона, но Воксон, судя по всему, был занят тем же и так же, как и Рома безуспешно. В деревне в выбеленном кирпичном домике с крыльцом и козырьком находился вполне приличный бар со стойкой и большим телевизором. Они расположились за свободным столиком, Рома заказал два пива.

- Значит, ты считаешь, что я подлец? – спросил Рома между прочим.
- Да! Так и есть! Ты с этим заданием не справился.
Глаза Воксона метнулись к нему с упреком. Воксон ждал подобного вопроса. Он прекрасно знал, что Рома все равно рано или поздно захочет устроить ему проверку.
- Не справился? Ты это серьезно?
- Так и есть! Это твоя устойчивая модель поведения. Ты легко справился со всеми своими хулиганскими выходками, причем легко и непринужденно, раскаявшись и извинившись. А вот с подлостью у тебя не сложилось. Разве не так?
- И как же это?
- Ты не смог ее преодолеть!
- Ну, например! – Ромино лицо стало сухим и суровым.
- Тот мальчик. …Э-э-э, Толик Ткаченко, отличник и умница у которого ты списал контрольную в седьмом классе, помнишь?
- …Ну! …Припоминаю! – Рома наморщил лоб.

- Ты содрал все начисто до последней запятой и вам обоим влепили по двойке. Только Толик был круглый отличник, а ты прыгал с тройки на четверку.
- И что? Ерунда какая!
- Это была итоговая контрольная и Толику из-за нее влепили тройку в четверти. Мне кажется это из серии «ах, как бы я хотел это исправить, если бы это было возможно!»
- …Ну, ну! Говори!
- На следующий день вас двоих оставили после уроков и классный руководитель предложила признаться, кто списал. Тогда она обещала исправить оценку тому, кто написал работу сам. Не тебе конечно, Толику. Контрольная была выполнена безупречно. Толик громко сказал, что он не списывал. В этом никто и не сомневался. А ты уперся как бычок и повторял, что контрольную сам написал.

- Да, помню! – Рома почувствовал, что у него начинают от стыда гореть уши. Воксон, хоть и отделился, но все же имел на него очень сильное влияние.

- Они сами не правы! Учитель на то и поставлен, чтобы следить, чтобы не списывали. А что Толику мешало сказать, что это я у него списал. …Почему на мне ситуация замкнулась? …Я вот тебе что скажу! Мы разделились на время, пока работает прибор! Фактически мы одно целое. Просто сейчас у нас появилась возможность оставаться при своем мнении. Ты выгораживаешь себя сейчас. Хочешь остаться чистеньким. Хочешь заполучить Риту. Я видел, как ты на нее смотрел. Ты тоже подлец в той же мере что и я, потому что я, это твое отражение в зеркале.

- Как мне это знакомо! – печально вздохнул Воксон. – Тебе проще унизить друга, чем попросить у него прощения.
- Я попросил прощения.
- В первый раз за все время.
- Я и раньше просил прощения.
- Потому что я тебя заставлял это сделать.
- Конечно, ты у нас голос совести, а я нашкодивший ученик! - Рома почувствовал, что он стоит на пороге более сложной логической схемы, где они с Воксоном равнозначны. Воксон предстал перед ним в новом свете. – Еще два пива! – сказал он бармену.

Надо заметить, что присутствующие в баре, со многими из которых Рома уже завел знакомство раньше не замечали разделения. Один бармен недоумевал, когда Рома заказывал по две кружки пива одновременно.

Назад они шли обнявшись. Воксон довольно бодро пружинил на ногах.

- Теперь я знаю, что ты это ты! Но ты это я тоже, ха-ха! - говорил ему Рома дорогой. - Что ты чувствуешь, то и я чувствую, так было всегда. Теперь у меня появилась возможность оставаться при своем мнении, чему я, черт возьми, ужасно рад. – Рома похлопал Воксона по плечу. - …Знаешь, это знак! …Что же ты делал все эти полгода, пока я здесь?

- Я скучал! – признался Воксон. – Это было томительное ожидание.

- Мне тоже не хватало твоих придирок, – ответил Рома ему в тон, прижимая друга к своей груди. - Эх! Здесь же все по-другому. Все новое, незнакомое, светлое и столько перспектив, – радовался Рома. - Здесь совершенно другая жизнь и строить ее можно самому, заново, без оглядки на прошлое.

Он еще долго говорил о том, как способны меняться люди к лучшему, если они чувствуют в себе силы изменить свою жизнь. Если у них появляется такая возможность. И как важно порой начать все с чистого листа. И что прошлое всегда тянет назад, мешает, вставляет палки в колеса. И что только сейчас он понимает, что такое настоящий глоток свежего воздуха. Он был увлечен своим новым положением. Воксон смущенно вздыхал, иногда останавливался отдышаться, когда тропинка пошла в гору. В целом он соглашался с Ромой, что возможности это материал бесценный и у многих людей возможностей нет, и они плывут по течению, просто приспосабливаясь к обстоятельствам.

Когда они вошли в гостиную, Рита занималась тем, что, забравшись на стремянку, развешивала фонарики. Стены в гостиной были украшены яркими плакатами и разноцветной праздничной мишурой. Рома толкнул Воксона к дивану, поставил ему диск с самой последней подборкой Лососевых, схватил в охапку пальто и шапку Воксона и со словами, что мешать не будет побежал наверх.

Прибор уже ждал. Красная стрелка нетерпеливо вздрагивала. Рома сложил одежду Воксона в шкаф, закрылся на ключ, сел и, склонившись над прибором начал: - «Воксон всегда себя выгораживает! …Всегда! Он всегда это делает за мой счет. Он тащится за мной повсюду и ждет, чтобы я допустил промашку, чтобы я оступился и совершил ошибку. Он ждет, чтобы потом все это преподнести в выгодном ему свете. Всю жизнь он только и делает, что пытается меня воспитывать, полощет мне мозги, а может при желании вывернуть мою душу на изнанку. …Но теперь он, слава богу, отделился и в этом я вижу огромную для себя открывшуюся возможность все изменить. Нет ничего лучше, как самому строить свою собственную жизнь …поверьте!»

В комнате было тихо. Прибор издавал равномерную вибрацию. Это все пустые слова, решил Рома про себя, нужно излагать суть и ничего лишнего!

«Было все не так, – продолжил он вслух. - Не так, как считает Воксон. История эта важна, потому что отражает суть Воксона. Это история о том, как Воксон появился на свет. Да, я убедился сегодня, что мы две части одного целого. Я устроил ему проверку. Это довольно сложно, чтобы сразу настроиться на нужный лад. Он конечно прав насчет подлости, да, есть грешок. Это была важная контрольная. Кто как не учитель должен следить, чтобы ученики не списывали. Не нужно снимать с себя ответственность. Уж если ты в своих профессиональных обязанностях упустила, значит нужно было оценивать по факту и поставить обоим отличные оценки. А не строить предположения. …И что же Толик не сказал, что я у него контрольную списал. Ведь он мне ее дал списать. Он же видел, что я списываю. Да, положение наше не равнозначное, ябедничать это тяжкий проступок в среде подростков. Признаться мне было легче, чем ему наябедничать, это менее тяжкое зло в кодексе школьных правил».

Тут Рома запнулся, встал и с озабоченным видом прошелся по комнате, сознавая очередную несправедливость со своей стороны по отношению с Воксону. Рома общался с прибором наедине, а доверчивый Воксон остался внизу на диване, больной и несчастный. Рома сел и желая компенсировать сложившуюся несправедливость продолжил: - «Воксон всегда прав по-своему. Он заблуждается, но в собственных глазах он прав. …Толик жил в соседнем пятиэтажном доме. Да, я мог пойти к нему, просить прощения в тот же день. Мог признаться классному руководителю на следующий день, но я этого не сделал. Я вообще ничего не сделал. Воксон воспользовался этим и долго и мучительно изводил меня. Он даже сегодня вспомнил мне эту историю. Таим образом он весь груз ответственности на меня навешивает. Прикидывается голосом совести. Выгородить себя хочет. Чистеньким хочет остаться для всех.

Считаю, что он гнусный подлец и лицемер. Нельзя в одном человеке порок и благодетель разделить. А если и делить, то по справедливости, равными долями каждому. Пусть прибор решит за нас, кто прав, а кто виноват!»

Стрелка прибора внезапно дернулась, поплыла вправо и остановилась на середине выпуклой шкалы. Половина пути была пройдена.



Глава 4. Лососевы


Воксон в это время сидел на диване в широкой гостиной и внимательно следил за событиями, разворачивающимися на экране телевизора. После всех перенесенных волнений и мучительных испытаний он вдруг открыл для себя одно очень важное обстоятельство - он любит Лососевых. Раньше он старался не пропускать рекламные ролики с их участием, иногда от нечего делать смотрел ЛососевТВ. Уже тогда он чувствовал, что любит Лососевых гораздо больше, чем любит их Рома и эта инициатива, смотреть Лососевых, исходит именно от него. Рома, конечно, тоже следил за событиями в семействе, но всегда давал им свою ироничную оценку. Это была злая ирония. Воксон пытался вмешаться и отстоять свою точку зрения, но Рома просто-напросто переключал на другой канал. Вдобавок, в последние полгода Воксон не имел возможности следить за событиями в семействе, потому что его телевизор целых полгода показывал одни музыкальные клипы.

Это была последняя и одна из самых лучших подборок про Лососевых. Именно то время, когда случился кризис. Когда благополучие семейства повисло на волоске. Когда все могло покатиться под откос. Зрители уже теряли надежду и только самые преданные из них верили, что все наладится. Именно в это время случилось знаковое событие. В один прекрасный день в доме Лососевых появился прибор «ОНМ-474» и все сразу переменилось. Все сразу наладилось. Стало лучше, чем было прежде и все, наконец, узнали, что такое настоящее семейное счастье.

Воксон был один из тех немногих, кто верил. Он всегда верил в благоразумие Владимира Петровича и удачу, что сопутствовала его близким. Сейчас, сидя на диване, он следил за милыми его сердцу лицами и продолжал верить. Он переживал и сдерживал чувства, что рвались из него наружу.

…Сначала исчезла радость, ее место заняла тревога и уныние. Все это происходило медленно, постепенно и почти незаметно, изо дня в день. Самое странное заключалось в том, что происходило это без видимой причины. Лососевы жили привычной своей жизнью, дружно завтракали, по ходу рекламируя разные приправы и соки. Владимир Петрович шел на работу и там всецело отдавался рекламе, под вечер он приходил усталый с потемневшим лицом, на котором лежала маска безразличия. У него начали появляться симптомы простуды, насморк, боли в горле. Вечерами, уставший и измученный Владимир Петрович отказывался от ужина, жаловался на изжогу, боли в желудке и вместо ужина рекламировал средства от изжоги или пил теплое молоко с печеньем. Молоком его заботливо поила бабушка, успевая заодно отрекламировать его, пока несла от холодильника, пока распечатывала, разогревала на плите и наливала в чашку.

На работе наоборот, дела Владимира Петровича шли в гору. В последний раз он отрекламировал новую модель внедорожника. Ролик крутили по всем каналам с утра до вечера. Внедорожник совершал чудеса проходимости. Сначала автомобиль несся по гладкой автостраде, потом по африканской саванне, зарывался колесами в песок, барахтался в черной болотной жиже, оставаясь при этом чистым и сверкающим, отполированным до блеска. Владимир Петрович за бликами тонированных стекол был неузнаваем. Снова одинокое шоссе и тяжелое хмурое небо. Ночь. Свет фар автомобиля и свет звезд, такие похожие друг на друга. Сияющий новизной и качеством внедорожник легко карабкался по скалам, словно острые камни и валуны это его стихия. И вот, впереди океан. На самом краю скалистого выступа автомобиль остановился, дверца распахнулась и все ахнули, Владимир Петрович, строгий и подтянутый, в деловом костюме легко соскочил с подножки. Внизу с шумом бились холодные волны. Владимир Петрович подставил лицо северному ветру и с наслаждением опустил веки. Ветер трепал его волосы, его ноздри жадно вдыхали бодрящий, холодный и соленый воздух северного океана.

Болезненных симптомов становилось больше день ото дня. Хворь, постоянное недомогание и упадок сил поселились в доме Лососевых. Что говорить, все были обеспокоены. Бабушку мучили головные боли, у детей пропал аппетит, они больше не бегали по дому и не резвились, стало тихо, исчез их звонкий смех. Мама Женя готовила, убирала и гладила, как и раньше, но без всякой радости. Маска безразличия прочно поселилась на ее лице. Злые языки все это приписывали продюсерскому замыслу. Все было подстроено, говорили они. Лососевых собираются продать фармацевтическому концерну и использовать их для рекламы лекарств. Поговаривали, что теперь Лососевых ожидает бесконечная хандра, приемы в поликлинике, врачи, вызванные на дом к болеющим детям и упаковки с лекарствами на полках. Все очень сочувствовали Лососевым. Некоторые недоброжелатели пустили слух, что причина расстройства лежит глубже и кроется в разладе тонких отношений между Владимиром Петровичем и его супругой, и что уже на подходе пошлые рекламные ролики сверхприбыльных препаратов для восстановления мужской силы. Конечно, бешеная популярность семьи делала их привлекательной для богатых фирм, не привыкших экономить на телерекламе. Но почему никому не пришло в голову, что Лососевы могли просто-напросто устать. Они устали от рекламы и от вечных забот. Такое случается иногда даже в звездных семьях. Разлад и охлаждение отношений повисли среди чистоты, уюта и благополучия.

Наступила черная пятница. Все поблекло и потеряло краски в большом и светлом доме. Все стало серым и безликим. Лососевы ужинали в атмосфере гнетущего молчания, слышно было, как стучат вилки о фарфоровую посуду. Владимир Петрович кое-как отрекламировал чесночный соус, макнул в него аппетитный кусок говядины, долго, словно резину жевал его, да так и замер с куском во рту, не дожевав и не в силах проглотить. Сонные, Митя и Лиза, клевали носом. Бабушка пила воду с лимоном из высокого стакана. Мама Женя чуть не плакала от отчаяния. Страшно было видеть печаль на этих всегда опрятных, гладких и веселых лицах. Миллионы пар зрительских глаз были прикованы к телевизору. Лососевы, дошедшие до крайней степени душевного опустошения продолжали сидеть за столом. Это были куклы, а не люди, до такой степени дошло их внутреннее оцепенение. Казалось, что сейчас на экране появятся работники сцены и просто вынесут их со съемочной площадки, как ненужные картонные декорации. Слезы наворачивались на глаза, глядя на них. И вот, случилось чудо. Именно в тот момент, когда остановилось всякое движение, появился он. Один единственный человек, которому было по плечу исправить ситуацию. Это стало ясно сразу, уже по тому, как решительно он вошел и то, что вошел он сам, без звонка и приглашения, скорым и энергичным шагом. Это был человек, пользующийся неограниченным доверием своих избирателей и невиданной популярностью у своего народа. Сам господин президент.

Так ходят люди, привыкшие ценить свое время и привыкшие быть в центре внимания. Он смотрел прямо и начал говорить на ходу. «Вы потеряли веру в собственные силы? Вам плохо и одиноко и кажется, что время вокруг остановилось? Остановилась и сама жизнь? Тогда все понятно! У вас депрессия и вам просто необходим этот небольшой, но очень надежный прибор!» С этими словами президент широким жестом выдвинул на середину стола синюю коробку. Он не нес ее в руках, это все заметили, коробка была приготовлена заранее. Президент распечатал ее и вынул из нее «ОНМ-474», точно такой же, что гудел сейчас на втором этаже. «Вам грустно? Вы не знаете, как справиться с собственными проблемами? Не знаете, как вернуться в потерянную колею? Тогда этот небольшой и очень эффективный прибор для вас!» С этими словами, президент сам воткнул шнур в розетку и нажал на круглую выпирающую кнопку прибора. Спасительная улыбка осветила его лицо.

Рита устала вешать фонарики, у нее затекли руки. Она села передохнуть на диван рядом с Воксоном и оказалась так близко, что Воксон почувствовал потребность, продиктованную приличиями, отсесть подальше, что и сделал.

- Неужели у нас будет настоящий праздник? – сказала Рита. – Это в первый раз!

- Праздник, это очень важно! Это просто замечательно! - ответил Воксон с трепетом в голосе. Его сильно впечатлило то, что он увидел сейчас на экране.

Лососевы, онемевшие от неожиданности, переглядывались меж собою. Волнение и надежда отразились на их лицах. Впервые за последнюю неделю они казались живыми и подвижными. Рита взяла пульт и переключила на ЛососевТВ, она уже много раз видела рекламу «ОНМ-474». Ей не терпелось увидеть, чем занимаются Лососевы прямо сейчас. Из динамиков ударила музыка, лай и смех. На лужайке перед домом Лиза и Митя метали друг другу летающую тарелку. В игре участвовал пес, сенбернар Голиаф. С веселым лаем, он кидался за тарелкой вслед и норовил поймать ее прямо в пасть. Бабушка и мама Женя лепили пирожки на кухне, заправляя в них начинку из глубокой миски. Рита подвинулась к экрану, но начинку для пирожков рассмотреть не успела. Владимир Петрович вернулся раньше обычного. Пользуясь свободной минутой, он с удовольствием отдавался рекламе. Во дворе на лужайке у небольшого фонтана собрались журналисты, съемочная группа ЛососевТВ и разный любопытный люд. Владимир Петрович накинул белый халат и отрекламировал зубную пасту Blend-a-med 3D WHITE. Все дружно улыбнулись и сверкнули огоньками жемчуга.

- А я купила колпаки! – обрадовалась Рита.

- Что за колпаки? – поинтересовался Воксон.

- Вон! Точно такие! – она указала на экран. Лиза и Митя надели колпаки, приготовленные к завтрашнему празднику, и носились в них по дому. – Я купила их в городе. Там есть смешные маски, лиловый плащ, хлопушки и бенгальские огни. Есть набор салютов.

- Теперь все будет по-другому! - с нежностью в голосе проворковал Воксон. - Я здесь и сердце мое свободно!

После этих слов Рита вздрогнула и повернула к нему свое прелестное личико. Краска медленно растекалась по ней. Сначала загорелись уши, затем густой румянец захватил щеки и розовая волна опустилась на шею. Ощущение чего-то совершенно нового и вместе с тем очень личного, нахлынуло на нее. Рома всегда казался ей слишком черствым. Он был эгоистом. Он увез ее сюда. Но она полюбила этого человека. Сердце подсказывало ей, что настанет момент и он все же откроется перед нею. И тогда образовавшаяся между ними пустота, наконец, заполнится.

- Меня зову Воксон! – услышала Рита. – Я не Рома. Я его лучшая часть.

Воксон взял ее руку в свою ладонь.

- Мое сердце было занято другой. Мне понадобилось время, чтобы все забыть. Чтобы зажила старая рана. Долгих шесть месяцев я ждал и ничего не делал. Я ждал, когда все закончится и я смогу открыться тебе, открыть свою душу, свое сердце!

Рита почувствовала, что у нее закружилась голова, а голос у Ромы такой далекий, далекий. Она решила, что он разыгрывает ее, но в то же время чувствовала, что все это чистая правда.

- Ты не Рома! …Ведь ты не Рома?

- Мы виделись с тобой один только раз. Через дорогу. …Помнишь?

Рита отрицательно покачала головой.

- Вспомни нашу первую встречу.

Рита чуть не заплакала: - Я ненавижу нашу первую встречу.

- Хорошо! – пожал плечами Воксон. – Но это важно. Я расскажу сам.

Он сжал ее руку и с мольбою заглянул в ее глаза. Рита чувствовала его сбивчивое дыхание и приятное волнение овладело ею. Она разрешила ему говорить тем, что как-то особенно ответила на его взгляд.

- Мне все казалось странным и не настоящим в тот день, – начал Воксон, отвернувшись в телевизор к Лососевым. – Я увидел вас сразу, тебя и Лену, вы стояли на противоположенной стороне дороги. Я вышел на остановке и направился в сторону подземного перехода. Не доходя до него метров десять, я остановился. Лена заметила меня и помахала мне рукой. Я увидел тебя и то, как ты в первый раз посмотрела на меня издали. В этот момент я испытал неловкость и стыд. Я вдруг осознал, какое двусмысленное и глупое мое положение. …Я пошел дальше.

Рита, натянутая как струна, смотрела на Лососевых, но не видела их.

- Когда я шел по переходу, то почувствовал, что совершаю ошибку. Я остановился. Это нехорошо, сказал я себе. Тебя уже заприметили и судя по всему ты понравился, ответила мне моя вторая половина. …Иди! И я пошел! Все мои чувства в тот момент смешались. Я смогу все объяснить, так думал я. Это глупо, но и глупость можно объяснить и понять при желании. Я вышел, увидел, как распахнулись навстречу твои глаза. Ты хотела выглядеть равнодушной, но у тебя ничего не получилось. …Я остановился и понял, что для меня очень важно оставаться самим собой. Я больше не сделал ни шагу. …Не смог! Я развернулся, проделал обратный путь и оказался на остановке. …Рома все сделал за меня.

Рита хорошо запомнила их первую встречу. Она жутко боялась и даже выпила накануне немного коньяка. Она хорошо помнила, как молодой человек в короткой куртке и джинсах вышел из подземного перехода, как он встретился с ней глазами и остановился. Она заметила минутное сомнение на его лице и сразу подумала, что умрет, если вдруг не понравится ему. Но нерешительность симпатичного и хорошо сложенного парня исчезла так же внезапно, как и появилась. Он сделал необыкновенно серьезное лицо и подошел к ним.

- Может это к лучшему, что так случилось? – вслух подумала Рита.

- Да, для нас обоих! Я вернулся, сел в автобус и пока автобус стоял, а потом медленно ехал, я смотрел на тебя через стекло. Я видел, как Рома знакомится с тобой, а Лена чуть не прыгает от радости. …Лена! Нужно было видеть выражение ее лица в тот момент, она сразу просекла, что ее затея оказалась удачной.

- Лена чуть не умерла от ревности! – Рита снова повернула к нему свое прекрасное, успевшее побледнеть лицо. – Как ты сказал твое имя?

- Воксон! Воксон, это Носков наоборот.

- Воксон? …Значит ты Воксон? Теперь мне понятно!?

Однако ей было ничего не понятно.

В эту самую минуту Рома, что все это время просидел в дальней комнате, вышел и теперь спускался вниз по лестнице. Лестница скрипнула, раздались его тяжелые шаги.

- Ах, Рома! – вскрикнула Рита, поднимаясь ему навстречу. Рома ответил ей задумчивым взглядом. – Твой друг, Воксон, он очень милый!

- Вот и славно! – обрадовался Рома. – Я рад, что у вас заладилось. Ты, я вижу, времени зря не терял? – пошутил Рома, обращаясь к Воксону.

Рита вздрогнула, как только рука Ромы дотронулась до нее. Рома поднял руку, чтобы обнять ее за плечи и предложить ей сесть. Она отпрянула от него в испуге.

- Держи ее! – крикнул Воксон.

Рита пошатнулась, кровь отхлынула от ее лица. Она попятилась к телевизору, дрожа всем телом. Сейчас она впервые за все время видела их обоих одновременно. Время остановилось. Воксон еще сидел на диване, подавшись вперед, собираясь встать. Рома тянул к ней руку.

- Ах, оставьте! – закричала Рита, слабеющим голосом, сжала кулаки и вдруг рухнула прямо на ковер, лишившись чувств…



Глава 5. Лена Кострова


Перепугались оба. Пока Воксон отворял окна, чтобы пустить свежий воздух, Рома брызгал Рите в лицо холодной водой. Это не помогало.

- Неси аптечку! – кричал Рома не своим голосом.

Рома хорошо запомнил, как однажды Митя порезал палец, мама Женя туго забинтовала ему палец бинтом, а сама упала в обморок, она не переносила вида крови. Находчивая бабушка привела ее в чувство с помощью нашатырного спирта, опрокинула флакон на ватку и помахала смоченным тампоном у носа бесчувственной мамы Жени. «Это надежное и испытанное средство!» - сказала бабушка, обращаясь к зрительской аудитории. На следующий день в аптеках раскупили весь запас нашатырного спирта. Рома тоже купил флакон и предусмотрительно спрятал его в аптечку. Это их спасло, флакон оказался на месте.

Рита застонала, закашляла и открыла слезящиеся глаза. Справа от себя она увидела Ромино испуганное лицо. Такое же испуганное лицо она увидела слева, вскрикнула и снова лишилась чувств. Рома велел Воксону идти наверх в комнату и не выходить оттуда. Рита опять пришла в себя, чихнула и оттолкнула от носа комок удушливой ваты.

- Рома, это ты? – спросила она еле слышно. - Рома в ответ глупо улыбнулся. - Тогда отведи меня в спальню и закрой дверь. И еще, пусть со мной останется кто-нибудь один, – попросила она.

- Тебе не нужно волноваться, дорогая моя! – Рома нежно подхватил ее на руки, отнес наверх и уложил в кровать. - Принесу тебе воды.

- Дверь! Дверь закрой! …Он здесь? - спросила Рита.

Рома быстрее пули слетел вниз и вернулся с полным стаканом холодной воды.

- Он больше не потревожит тебя, не волнуйся. Я не оставлю тебя. Скоро он станет нам не нужен. Эх, горе! …И зачем? – он снова сорвался с места.

- Стой! Не уходи! …Объясни, зачем он здесь?

Рома бросился в кровать и целовал милое ему лицо, милые губы, милые руки, глаза любимой в которых перемешались страх и отчаяние.

- Выпей воды …вот! – он поднес стакан к ее губам, Рита сделала несколько глотков. – Ну и кашу я заварил, ну и кашу! …Завтра, завтра все объясню. Сейчас нельзя …отдыхай!

Он снова сбегал вниз, принес успокоительные капли, накапал их в стакан и дал Рите выпить. Он боялся, что случится истерика, но Рита успокоилась. Грудь ее вздымалась уже не так часто, руки перестали дрожать, на щеках заиграл румянец. Рома попробовал обнять ее, но она отстранилась и долго задумчиво смотрела в окно. «Что же я наделал? - сокрушался Рома, глядя на эту кроткую, милую женщину. - Не предупредил, оставил с чудаком Воксоном …Воксон виноват! …Во всех моих бедах виноват Воксон!» Смешанные чувства, что он всегда испытывал к Воксону, всколыхнулись в нем с новой силой, но гнев его не успел разыграться. Внезапный, острый и нежный импульс к этой женщине, что пострадала по его вине, вытеснил из него все остальное. Впервые за все время он понял, что нужен ей и что она нужна ему. И что заботиться о ней для него это радость. Рома расчувствовался, главным образом оттого, что переживание это явилось для него открытием и то, что он, наконец, смог испытать его. «Это любовь! - подумал Рома в несвойственной для него манере. Он держал руку Риты в своих руках и видел, как те же теплые, нежные, ответные чувства ложатся на ее лицо. - Она чувствует то же, что и я!»

- Не смей выгонять его! – Рита с силой сжала его пальцы. - Мы разберемся! …Завтра мы во всем разберемся. Мне кажется, он ни в чем не виноват. Он жертва обстоятельств. …Что это за игра такая?

Рома открыл рот, он хотел уже во всем признаться, рассказать про прибор, но вдруг понял, что все это лишнее сейчас. Он лег рядом. Рита молчала. Рома лежал и все думал, пока не увидел, что Рита спит. Он отпустил ее руку, осторожно повернулся на другой бок и сам того не заметил, как заснул.

…Оставшись один, Воксон прилег на кровать, подпер голову подушкой и стал прислушиваться. Рома дважды бегал вниз, он узнавал его широкие, тяжелые шаги. Один раз мимоходом заглянул к нему, сделал страшное лицо, спросил, что это значит? Воксон пожал плечами. Рома сделал змеиные глаза, испытывающее посмотрел на него и скрылся. …Наступила тишина.

Воксон долго лежал в кровати и почти не шевелился. Прошел час, второй, третий. Давно стемнело. Свет ночного неба проникал в комнату через окно, освещал бледное лицо Воксона. Одно его лицо выделялось среди черных, растворившихся во мраке предметов. Гудел прибор, но этот привычный звук не нарушал тишины ночи. Неподвижность застыла в глазах Воксона, черная и глухая неподвижность. Казалось, что все человеческое погибло в нем навсегда и нет той силы, способной пробудить в нем волю к жизни. Но это было не так. Сидеть в неподвижности, отдавшись мрачным мыслям, было всего лишь привычкой. Да, привычкой не замечать время, смену дня и ночи, звуки вокруг. Долгих шесть месяцев Воксон провел в неподвижности, он ждал и это была единственная для него возможность. Он поднялся и прислушался. Со стороны спальни не было ни единого звука. Рита и Рома спали глубоким сном. Воксон подошел к столу, подвинул стул и сел. Все его внимание обратилось к прибору. Один вид прибора, его равномерный гул и легкая вибрация, что передавались ему через крышку стола, изменили его настроение. Он повеселел, приподнял бровь и хитро прищурился. Это был уже другой человек. Человек достигший дна, самой нижней точки отчаяния. Человек оттолкнувшийся от дна навстречу возрождению. Он не притворялся, он честно выстрадал свое горе до дна.

«Меня зовут Воксон. Я лучшая половина Ромы Носкова, его потерянное прошлое. Но теперь я здесь и я вижу, что уже давно нужен здесь. Вижу, но еще больше чувствую это! - начал Воксон. - Рита, человек удивительно тонкой организации. Как понятна и близка мне ее душа. …Вижу, что она несчастна. …Сегодня я представился. Наше знакомство вышло сумбурным и совершенно не таким, каким я его себе представлял. Сейчас она с Ромой в спальне, им трудно обоим. Причина в том, что за всем за этим стоит предательство. Глупый обман. Во всем виноват Рома, его лживая, подлая, изворотливая натура. Сколько было замечаний с моей стороны, потраченных впустую? Сколько было попыток все исправить?» - Воксон в сердцах махнул рукой в темноту.

«Вся проблема в том, что я люблю Лену. Лену Кострову. Даже сейчас она остается в моем сердце. …Рома нехорошо поступил с ней. - Вокосон встал и некоторое время ходил, выстраивая мысли в нужном направлении. Он, как и Рома старался отбросить эмоции и быть объективным. Ночью это сделать куда легче, чем днем. - Сейчас все по-другому. …Но важно, как раз то, что случилось. Прошлое невозможно изменить, нельзя исправить и нельзя отмахиваться от него, как это делает Рома, …расскажу все по порядку».

«Это было случайное знакомство. Я сразу почувствовал непреодолимое желание. …Знаете, такое бывает, когда сразу ясно, что хочется быть вместе. Лена рыжая, красивая, яркая девушка. Рыжий цвет волос довольно редкий, неудивительно, что раньше мне такие не попадались. Я слышал разные глупости про рыжих девчонок, про то, что они особенные. Думаю, что это правда! Лена была подвижной и очень энергичной, иногда ее заносило на поворотах. Ей хотелось куражу, но это все от неуемной энергии, так я думаю. Что и говорить, я попросту не успевал за ней. …Так вот! Я начал активно ухаживать, а она долго отказывалась, намекая на сложности в своих прошлых отношениях. Я чувствовал себя рядом с ней львом и никакие аргументы не могли на меня подействовать. Я решил, что у нее есть парень, но у нее с ним не ладится. Глупо было с моей стороны надеяться, что у такой девчонки не окажется парня. Однажды она сказала мне, что нам не дадут быть вместе. Я пропустил это мимо ушей. Потом она рассказала, что долгое время встречалась с одним человеком, который сейчас отбывает наказание. Она сказала, что этот человек считает ее своей и рано или поздно он выйдет из тюрьмы и снова появится в ее жизни. Она назвала его имя, имя слишком известное в нашем городе. Я сказал, что мы уедем. Что я мог еще сказать, если на ней было летнее платье на бретельках, а ее босоножки стояли у меня в коридоре. Мы весь вечер провели вместе, допоздна сидели в кафе на набережной и уже ночью приехали ко мне.

Закончилось все довольно быстро. Уже в мае. Мы сидели на даче ее родителей. Она нервно курила и все время молчала. Когда я спросил, в чем дело, она сказала, что мы влипли. Что ее бывший парень выходит по условно досрочному освобождению. Я, конечно, сразу скис, но виду не подал. Сказал, что поговорю с ним и скажу, что у вас с ним все кончено. Лена не ответила, ушла в дом и вернулась с коробкой из-под обуви в руках. На дне коробки, завернутый в ветошь лежал черный ТТ. Он просил сохранить, сказала Лена. Он убьет нас обоих из этого пистолета. Либо мы должны убить его первыми! …Ну все, хватит! Ей трудно далось это решение, лицо несколько раз дернулось, выступили слезы, голос стал глухим. Я все решила. У меня есть подруга, Рита, я вас познакомлю. Не поверишь, но вы просто созданы друг для друга. Рита давно на тебя запала. Мне сначала показалось это невозможным. Уехать я не мог, я бы потерял все, что наработал. За последний год я здорово продвинулся по служебной лестнице. Потерять Лену было выше моих сил. Я сказал нет, но после долгого настойчивого взгляда она прочитала в моих глазах сначала сомнение, а потом другой, утвердительный ответ. Вот так молча, мы обо все договорились».

Воксон тяжело и печально вздохнул. В сущности, он хотел говорить дальше, но не мог. Воксон считал необходимым довериться прибору до конца, но язык его окаменел, а слова из горла не шли. Если бы прибор умел говорить, то он спросил бы: «Что было дальше?» А Воксон ответил бы, как можно короче: «Дальше? …Мы расстались не сразу. Я взял отпуск, снял гостевой домик на базе отдыха рядом с городом с пляжем, рестораном, бильярдом и шесть дней мы не расставались ни на минуту, шесть дней сплошного наслаждения. А потом долгих шесть месяцев я томился в пустоте и одиночестве». Не в силах дальше говорить Воксон привстал, в изнеможении повалился на кровать и сразу уснул. Стрелка прибора дрогнула и сместилась вправо.



Глава 6. Рома снова лжет


Утром все удачным образом разрешилось. Рома открылся. Первым делом он поздравил Риту с годовщиной свадьбы Лососевых, ну а затем пригласил следовать за ним. Рома вошел в дальнюю комнату и остановился с торжественным видом. Пройдоха Воксон где-то раздобыл старые, но вполне приличные Ромины джинсы его голубую рубашку, нарядился и вид имел праздничный. Воксон первый услышал шаги, отворил дверь и стоял сейчас посреди комнаты, рядом с Ромой, довольно потирая руки.

Рита, заметив Воксона, остановилась, словно налетела на невидимую стену, но сумела совладать с собой, сделала шаг и с перекошенным лицом вошла.

- Доброе утро! – ответил Воксон на вежливые приветствия.

- Рита, дорогая! Это не то, что ты думаешь! Тебя ждет сюрприз, вот смотри! - Рома широким жестом указал на край стола, на прибор.

- Не может быть! - ахнула Рита, и как вчера попятилась назад.

- Не бойся! Он включен! - попытался успокоить ее Рома. - Это отсекатель ненужной мысли, «ОНМ-474»

Воксон стоял чуть позади Ромы и отчаянно подмигивал ей, сбивая с толку.

Рита с надеждой посмотрела на прибор, потом на них, снова на прибор. Маленькая красная стрелка совершала размашистые колебательные движения. Рита в задумчивости, пока ее взгляд медленно скользил по шнуру от прибора к электрической розетке, а затем обратно от розетки к прибору вытянула указательный палец в сторону. Палец уперся в некую точку пространства между Ромой и Воксоном.

- Ты? - спросила Рита строго.

- Хотел попробовать на себе …сначала на себе. Включил, видишь, что получилось! - Рома указал на Воксона.

Палец Риты описал плавную дугу и повис над выпуклым окошком прибора: - Стрелка движется? …Почему она движется? - к Рите возвращалась способность анализировать.

- Очень удачный, своевременный и очень достойный подарок! - вставил Воксон из-за Роминого плеча.

- Стрелка должна дойти до конца шкалы, тогда произойдет отсечение и прибор автоматически отключится. …А ты молчи, видишь, ты смущаешь ее!

Глаза Ромы внимательно следили за стрелкой. Стрелка перестала дергаться, остановилась, но остановилась она не там, где ее оставил Рома в последний раз, на середине шкалы. Стрелка остановилась дальше на зеленой зоне, она прошла две трети положенного расстояния. Оставалось совсем немного до красной зоны.

- Спасибо! – сказала Рита в то время, как Рома повернул голову и подозрительно сверлил глазами Воксона. – Вы такие милые! Такие молодцы!

Рома и Воксон с удивлением уставились на Риту. Рита светилась счастьем.

- Спасибо вам! Такой подарок! - всплеснула она руками. - Вы такие милые ребята! Такие внимательные!

Воксон топтался на месте, он изрядно проголодался со вчерашнего дня. Все его мысли были внизу в нарядной гостиной, ближе к кухне, где рождались вкусные запахи. Рома промолчал, сердце его радостно забилось, но в следующую секунду оборвалось, глядя на Риту. Что-то незнакомое и чужое показалось в ней. Первым вышел Воксон, боком, следом за ним Рома, нехорошо улыбаясь. Рита вышла последней, осторожно прикрыла за собой дверь и все они спустились вниз. Воксон услужливо предлагал руку и в самом конце, когда оставалась последняя ступенька Рита с опаской, шевеля пальцами, подала ему руку, спустилась и засмеялась. Рома увидел, как она смеется, не так, как раньше и вдруг ему показалось, что он теряет контроль над ситуацией.

Лососевы уже собрались в гостиной в ожидании гостей. Внизу экрана, бежали номера телефонов для поздравлений. Митю нарядили в костюмчик, настращали, и он немного испуганный стоял рядом с бабушкой. Митя волновался, это был его первый сознательный праздник, он оттягивал пальцем тугой воротник рубашки и трогал узел галстука. Бабушка, подозрительно красивая, пряталась за спины, стесняясь собственной прически. Мама Женя пыталась выстроить всех в ряд, но бабушка сутулилась, одергивала юбку и снова растворялась на заднем плане. Лизу держал за руку Владимир Петрович. На нем был безупречный синий костюм. Сам он напоминал гранитный монумент. Его благодушное лицо, словно высеченное из камня лицо сияло и вибрировало в предвкушении праздника. По традиции семейные праздники Лососевых начинались в десять. В десять они принимали поздравления первых лиц. Без одной минуты десять Рома открыл шампанское и разлил его по фужерам. Все трое, Рома, Рита и Воксон с волнением взирали на экран.

Наконец наступила торжественная минута. Двери дома Лососевых, отворились и по дорожке скорым шагом к ним приблизился господин президент. Он взял предложенное шампанское и обращаясь в первую очередь к ним, а потом в камеру сказал речь: - «Я счастлив, что у вас все наладилось! Порой жизнь преподносит нам испытания. Нам иногда трудно дается решение, трудно сделать выбор. Мы надеемся на собственное благоразумие, на волю к победе, но решение проблемы не всегда лежит на поверхности. Давайте не будем забывать про умные приборы, способные изменить нашу жизнь к лучшему!» - добавил он в камеру. Фужеры со звоном сошлись и все выпили. Воксон выпил медленно с удовольствием. Рома поцеловал Риту в щеку.

Под канапе и фрукты разошлась вторая бутылка. У Лососевых продолжался фуршет. Видные деятели искусства, политики, бизнеса во главе с президентом собрались вокруг счастливого семейства. Кто-то подарил детям флажки, копии трехцветного государственного флага. Один крупный бизнесмен сделал комплимент бабушке, от которого она вся загорелась. Мама Женя и первая леди о чем-то шептались в стороне. Рита взяла ломтик сочного ананаса и рассмеялась, шампанское ударило ей в голову. Рома безуспешно пытался дозвониться Лососевым. Воксон с аппетитом глотал бутерброды. Господин президент предложил наполнить бокалы, сказал короткий тост о пользе позитивного мышления и вскоре уехал. Заиграла легкая музыка. Рита удивительно веселая, предложила мальчикам идти во двор жарить мясо.

- Вы смущаете меня! - сказала она. - Не присутствием смущаете, а количеством! - Она снова засмеялась, а Рома и Воксон, тепло одевшись вышли во двор.

- Так что же ты делал все эти полгода? – спросил Рома прямо в лоб, как только они вышли. По тону его Воксон понял, что отвечать нужно немедленно.

- Тебе ли не знать? Эти полгода я провел с Леной Костровой.

- …Ты? Как? - удивился Рома, – Все полгода?

- Да. Я сделал ей признание. Я сказал, что не брошу ее, что останусь с ней, что бы не случилось! …Слышал бы ты! - Воксон явно задирался сейчас. - Она бросилась ко мне, разрыдалась и сказала, что будет со мной до конца жизни. Мы поехали ко мне пить шампанское!

- К тебе?

- К тебе! – бросил Воксон с упреком.

Тут их одинаковые глаза встретились. Они сцепились взглядами и каждому стало ясно, что стоять на своем они будут до конца.

- Мы купили шампанского, закусок и поехали ко мне. Я пошел собирать на стол, Лена накинула халат и пошла принимать душ. Потом зашумела вода, дверь в ванную комнату была не заперта, а я все это время оставался в комнате при свечах.

- Прошло полгода?

- Прошло полгода! Я накрыл стол, зажег свечи, заварил себе кофе и удобно расположился на диване у телевизора. Шумела вода. Я смотрел музыкальные клипы, допивал свой кофе, растягивая удовольствие.

- А ты уверен, что она там? – спросил Рома, сбитый с толку.

- Забыл? Двери не заперты, душевая кабина из матового стекла. Я все время мог видеть ее расплывчатый силуэт и то, как она трет себя мочалкой. За полгода ничего не изменилось. Я смотрел музыкальные клипы, попивал кофеек, ждал, когда она выйдет.

Рома слушал и менялся лицом. Лицо его приняло одно из тех жестких и беспощадных выражений, хорошо знакомых Воксону, когда Рома готов откреститься от всего, даже от родной матери. Это было его наивысшее упрямство, двойное упрямство, потому что его упрямство натыкалось на такую же неприступную стену со стороны Воксона. Воксон в таких случаях отвечал тем же. Они напоминали боксеров в разных углах ринга.

Рома принес мешок углей из сарая и развел огонь. Он подождал, пока угли наберут жар, а затем разровнял их. Воксон тем временем вынес кастрюлю с замоченным в маринаде мясом. Они выложили его на решетку и с увлечением жарили. Потом Воксон собрал сочные, шипящие готовые куски в миску, плотно накрыл ее и отнес в дом. Рома тем временем собрал золу в контейнер. Вернувшись, Воксон сказал, что все готово и Рита зовет к столу.

- Что ты вчера успел сказать Рите? Рассказал, как полгода ждал Лену, пока она выйдет из душа? – спросил Рома с ехидной ухмылкой.

Воксон смерил его холодным взглядом: - Ну и глуп же ты! Я твоя единственная возможность не нарушить данное тобой слово.

- Данное слово? Это какое такое данное тобой слово? - уцепился Рома за фразу с видом игрока, нащупавшего удачный ход.

- Слово, данное тобой! – настаивал Воксон.

- Ты что и про слово знаешь? Так значит, ты в ресторане присутствовал. …Вот она твоя порядочность! …Вот она твоя чистоплотность! Слово дал и к Лене Костровой потащился спинку потереть.

- Повторяю! Это твоя единственная возможность. …А слово я не давал. Я всем своим существом этому противился, если ты помнишь. И в ресторане я присутствовал вынужденно.

Рита сама позвала к столу. Все сели. Лососевы тоже сели, Владимир Петрович сказал первый тост. Все обменялись подарками. Затем тост произнес Воксон. Рита тоже всем раздала подарки. Начали шумно веселиться и на перебой говорить друг другу пожелания. Воксон ел за двоих, восхищаясь, как Рита хорошо готовит. Рома больше пил и молчал, он снова озаботился технической стороной вопроса, складывая в уме все за и против. Когда пришло время устраивать домашний концерт, Рома наделал много шума, выплеснул все свои таланты. Сначала он дурачился, потом принес гитару и спел романс, да так спел, что зацепил за живое даже Воксона. Лососевы в надетых блестящих колпаках тоже пели, читали стихи, разыгрывали сценки. Рита и Воксон тоже надели колпаки. Роме достался лиловый плащ волшебника на завязке. Улучив момент среди всеобщего веселья Рома тайком взбежал наверх.

«…Как хитер Воксон! Я то думал, что он сдаст меня при первой же возможности. Но он вообще от этого открестился. Он так все преподносит, словно он только сейчас с Ритой познакомился и о данном ей обещании в ресторане ничего не знает. То есть знает, но отношения к этому не имеет. А то что он к Лене Костровой сразу после ресторана поехал, преподносит как благородный поступок со своей стороны. Что ж! Он дальше пошел, настаивает, что отмежевавшись от меня тем самым дает мне возможность реабилитироваться. Дает мне возможность не нарушить данное Рите обещание. Вот каков! Это какая по сути извращенная мысль. И только извращенная натура может такую извращенную мысль породить. Ну уж нет! …Не выйдет! Он из абсурдности нашего положения хочет выгоду для себя извлечь и своим благородством, чистотой своей хочет на Риту произвести впечатление. Рита это его основная цель! …Так, так, так? - тут Рома наморщил лоб. - Было так! Слово Рите я дал не в ресторане, а после, когда провожал ее домой. Ну в общем наговорил ей много нежностей, предложил стать моей девушкой. Огонь надежды вспыхнул в ее глазах. Тут она и взяла с меня слово. Ты должен обещать мне здесь и сейчас, что с этого момента больше никогда не будешь встречаться с Леной Костровой. Ни сегодня, ни завтра, никогда и если я узнаю, что ты нарушил обещание, то прощения тебе не будет. И ты после этого меня больше никогда не увидишь. Клянусь, сказал я не раздумывая и мы простились. Вот от этого «клянусь» Воксон всячески открещивается. Потом я вызвал такси и поехал к Лене Костровой. Дорогой все звонил ей, потом сидел во дворе пятиэтажки под каштаном, ждал когда она выйдет. Все это мне известно и про поход в магазин, про шампанское и душ поскольку я технически, так сказать присутствовал при этом. Но вот, что он полгода сидит и ждет когда Лена из душа выйдет, тут он палку перегибает. Как раз пол года назад я с квартиры съехал и там уже другие люди живут.»

Так же крадучись Рома спустился вниз. В гостиной было пусто, входная дверь была распахнута настежь. На столе лежала начатая коробка с бенгальскими огнями, Рома взял один и посмотрел на экран. Лососевы всей семьей резвились во дворе. Была ночь, горели фонари. Владимир Петрович скомандовал и тут сильно хлопнуло. На экране отобразилось ночное небо. Грохнуло где-то рядом. Рома все понял, зажег бенгальский огонь и с криком выбежал на улицу. В небе рвались пущенные ракеты, освещая двор. Воксон и Рита радостно хлопали в ладоши, любуясь собственным салютом. Рома с веселым воем обежал кругом них, плащ его развевался в ночи, веселым шариком сыпались искры бенгальского огня.

- Смотрите! Настоящий волшебник! – закричала Рита.

Воксон обнял ее за плечи, стал сзади, задрал голову в небо. Салютовали все. Небо горело огнями.



Глава 7. Рома получает по заслугам


Проснувшись рано утром, первое, что почувствовал Рома, это то, как у него трещит голова. Он повернулся на спину, увидел потолок, увидел окно, увидел свет в окне. Рома лежал на самом краю просторной двуспальной кровати и просто чудом не валился на пол. Он повернул голову, и с другой стороны кровати увидел Воксона. Рита была тут же. Воксон и Рита лежали рядом в обнимку. Рита сладко спала, уткнувшись носом в подушку. Воксон спал, но продолжал одной рукой обнимать Риту. Его закрытые глаза шевелились под тонкими веками. Рома перекатился на бок и с силой, но осторожно, чтобы не разбудить Риту ткнул Воксона в плечо. Воксон немедленно проснулся, сел и уставился на Рому. Рома сделал ему отчаянный жест выметаться вон. Воксон поднялся, совсем не стесняясь, набросил на плечи клетчатый Ромин халат, сунул ноги в его тапочки и не спеша, пошел вниз. Рома сразу забыл про головную боль, натянул штаны, майку, что валялись на полу и бросился вслед за Воксоном.

Воксона он нашел внизу на кухне. Воксон стоял и совершенно безмятежно пил воду из любимой Роминой чашки. Он пил так же как и Рома крупными глотками, кряхтя от удовольствия, высоко запрокидывая дно чашки. Капли воды падали ему на грудь. Шумел электрический чайник. Холодильник несколько раз вздрогнул и затих.

- Что же ты делаешь, подлец? – зашипел Рома, подступаясь ближе. – Что ты наделал?

Воксон оставался невозмутимым. От большого количества выпитой воды лицо его приятно разгладилось, глаза еще раз посмотрели в окно на зарождающийся день и в предвкушении длинного, свободного от работы и поездок дня ласково заблестели. Рому он не замечал.

- Что же ты устроил? – топал ногами Рома, тряс кулаками и орал, что есть силы.

Воксон некоторое время спокойно размышлял, прислушиваясь к тем ощущениям, что оставил после себя в его организме вчерашний праздник. В животе его булькнула выпитая вода. Голова была тяжелой, но самую малость. Здоровый и крепкий сон основательно взбодрил его и прибавил ему сил. Хороший качественный отдых и хорошее настроение позволили ему быстро восстановиться после пережитого испытания. Тело его окрепло, мышцы снова заиграли молодостью, и теперь нужно было куда-то девать все прибывающую силу. Он решил, что самочувствие его достигло той приятной точки, что разделяет хорошо и очень хорошо и если так пойдет дальше, он окрепнет окончательно. Он с удовольствием вспомнил те особенные подробности, какими вновь одарила его переменчивая судьба. Это совершенно новые отношения с Ритой. Они произвели на него впечатление, и он радовался сейчас, что, наконец, благодаря его вмешательству в этих отношениях появилось надежное и прочное основание, фундамент, что позволит этим отношениям развиваться дальше. Он склонялся сейчас к мысли, что свежесть этих отношений, их особенная новизна действуют на него лучше любого лекарства. Наконец Воксон повернулся и заметил Рому.

Рома был бледен, взъерошен и видно было, что он страдает. Его жег внутренний огонь, лицо его осунулось, посерело, во рту пересохло. Вид он имел страдальческий, несчастный. Воксон приветливо кивнул и сразу предложил кофе. Он сделал это молча, вопросительно вздернув брови, указывая на банку с кофе. Рома согласился и сел. Сесть ему жестом велел Воксон, указав на стул, а сам принялся хозяйничать, затеваясь не только с кофе, но и с бутербродами.

- Все же ты подлец! Ты хочешь занять мое место! – сказал Рома, отхлебнув из чашки. – Он уже понял, что Воксон его не слышит. Губы Воксона что-то сказали в ответ, вытянулись трубочкой, как при слове «ну» и проплясали короткий танец. Рома ничего не услышал, а читать по губам он не умел. Он ничего не понял, но решил, что Воксон оправдывается.

Воксон поискал глазами, нашел лист бумаги и наспех нацарапал на нем короткую фразу.

«Не волнуйся! Я поступил, как джентльмен, сделал признание. Рита запретила нам секретничать!» - прочитал Рома.

Пока Рома пытался сообразить, что это значит, Воксон собрал на поднос кофе, бутерброды и отправился наверх к Рите, угощать ее завтраком.

Рома слышал, как скрипит лестница, как хлопнула дверь спальни. Недоумение на лице Ромы сменилось отчаянием. Он кое-как дожевал бутерброд, допил кофе, поднялся и ощутил страшную слабость во всем теле. Ноги его подкашивались, руки повисли словно плети. Ему еле хватило сил, чтобы дотащиться до дивана, упасть и забыться. Полностью лишенный сил, он уснул коротким тревожным сном, каким обычно спят нервные люди. Проснулся Рома так же неожиданно для самого себя, как и заснул. Голова его перестала болеть. Он неподвижно лежал на диване с закрытыми глазами и слышал рядом с собой голоса.

- Какой кошмар? Неужели все это правда? – женский голос принадлежал Рите.

- Говорю тебе, совершенно ничего не помнит. Начисто забыл о твоем запрете, милая. Как ты вовремя избавила меня от его докучливого пьяного общества. Заметь, когда ты рядом, мы имеем возможность общаться самым обычным способом, разговаривать и слышать друг друга. Но стоит тебе удалиться, как наши слова проваливаются в пустоту, как будто кто-то выключает звук. – Это говорил Воксон. Рома с болью в сердце услышал те доверительные нотки в интонации, что бывают только между близкими людьми. - Он продолжает находиться в прежнем качестве, говорю тебе. Ты не веришь мне? Вот только сейчас, мы сидели здесь и я заметил, как озлоблен этот человек. Хуже всего то, что все его неудовольствие и раздражение направлено на самых близких ему людей, на нас с тобой. Я это чувствую.

- Человеку трудно избавиться от собственных недостатков, – возразила Рита. Рома почувствовал, как внутри него затеплилась надежда. – Лучше, когда это сделает прибор.

Рома услышал смешок, не относящийся к теме разговора, и незаметно приоткрыл один глаз. Теперь он понял, что за странный посторонний звук он слышал. Рита и Воксон играли в мяч. При этом их больше увлекал разговор, чем игра. Это был пляжный надувной мяч, раскрашенный в разноцветные дольки. Рома вспомнил, что мама Женя часто заставляла всю семью играть в мяч. Подвижные игры на воздухе и особенно игры в мяч очень здорово объединяют людей, так объясняла мама Женя и все Лососевы с ней соглашались.

- Странно другое, дорогая! – продолжал Воксон, подкидывая, - Как лживый человек с таким упорством запутывается в собственной лжи, сам того не понимая, затягивает в этот водоворот близких ему людей?

Воксон, конечно, из кожи вон лез, чтобы завладеть вниманием Риты. Рома это сразу понял, но таков Воксон. Не в силах слышать этот разговор дальше Рома повернулся и сел. Воксон поймал мяч и прекратил игру. Рома сидел с опущенной головой, от стыда и отчаяния он не мог смотреть в их сторону. Затем он поднялся, медленно и тяжело ступая, направился наверх. Оцепенение, что бывает после сна, никак не отпускало его. Прибор ждал на прежнем месте. «Ну вот, сейчас вы у меня получите!» - злорадно подумал Рома, глядя на стрелку. Стрелка достигла красной зоны, она вздрагивала у последнего финального штриха, упираясь в край шкалы. Прибор мог сработать в любое мгновение. Рома не спешил, хищная улыбка скривила его губы. «Видишь, он брезгует нашим обществом!» - услышал Рома слова Воксона, произнесенные на лестнице. Он подождал пока они войдут в комнату.

Воксон сел на кровать, Рита осталась стоять. Рома придвинул к себе прибор, ухватил его руками, довольный, что высшая справедливость все же существует. Он был совершенно уверен в своей правоте, и только чистые насмешливые глаза Воксона, что неотрывно следили за ним, смущали его.

- Стоило появиться моей лучшей половине у меня в доме, как эта самая лучшая половина вознамерилась отнять у меня все самое лучшее! - начал Рома громко. – Он не ленится играть в мяч и делать комплименты чужой жене (Рома преждевременно назвал Риту своей женой). Глядя на Риту, я вижу, что она сомневается. Это моя Рита и она здесь, потому что я добился ее расположения. Я прошел через все повороты и подводные камни наших отношений, во время которых Воксон был увлечен другой женщиной.

Рома повернул голову и посмотрел в глаза Рите. Рита ждала. Она понимала, что Рома и Воксон это одно целое. Понимала, что они соперники и будут отпихиваться от совершенных ошибок и просчетов, перекладывая ответственность друг на друга. Чувствовала она, что обе эти половины по сути неразделимые, дороги ее сердцу, особенно чувствовала сейчас, когда Рома отчаянно пытался восстановить свое утраченное положение. Что-то очень глубокое шевельнулось в ней. Но и оставить их двоих не было никакой возможности. Оставить их, значит мириться с обманом. Жить с предателем дальше, делать вид, что ничего не случилось. Это было выше ее сил. Рома это знал и потому напрасно надеялся сейчас.

- Странно, как можно противопоставить настоящее семейное счастье сомнительному выбору? Предпочесть человеку порядочному и глубокому легкомысленную особу с сомнительным прошлым, запутавшуюся, не имеющую четкой жизненной позиции и понятного взгляда на будущее. – Не унимался Рома с обвинениями. - Это он! Этот человек провел с Леной Костровой пол года.

- Ничего удивительного, я любил ее! – спокойно ответил Воксон. - Я ждал, я надеялся, что она ответит мне. Но она закрылась в душевой кабине, и все наши отношения превратились в одно сплошное томительное ожидание.

- Видишь, он все еще надеется на взаимность с ее стороны. Бедный несчастный Воксон! Посмотри, Рита, он по-прежнему ждет ответа. Он любит Лену Кострову! Он даже не скрывает этого. – Рома поднялся и с видом справедливого обличителя обвел взглядом всех присутствующих, включая прибор.

Повисла долгая напряженная пауза. Рита и Воксон переглянулись.

- Это ложь! Я люблю тебя, только тебя! – сказал Воксон Рите. – Послушай, как бьется мое сердце.

С этими словами пройдоха Воксон взял повисшую руку Риты и приложил ее ладонью к тому месту, где стучало его сильное, здоровое и благородное сердце.

- Верю тебе! – прошептала Рита.

- Он лжет!

- Он говорит правду! Этот благородный, честный человек не мог поступить иначе. Он не мог поступить бесчестно по отношению к любимой женщине.

- А как же я? - Рома подпрыгнул на месте, ошарашенный таким поворотом дела. – Справедливо ли такое разделение событий, совершенных по сути одним человеком? Дорогая Рита! Дорогая моя, любимая …единственный мой ненаглядный человек. Прошу тебя, открой глаза, выйди из пелены. …Этот хитрый человек обманывает тебя, он ловкач, он склонил тебя на свою сторону уговорами, ложными признаниями, лестью наконец. Неужели ты не видишь, как он издевается над нами, тычет своим благородством. Что его благородство? Не пустые ли слова?

Рома вертелся ужом.

- Не слушай его, Рита! – прогремел Воксон с угрозой. – Этот человек манипулирует нашими отношениями. Он не любит тебя. Я говорю тебе, люблю! А что говорит он? …Что бормочет этот жалкий скоморох? Говорит ли он слова любви? Способен ли он, этот изворотливый змей сделать женщину счастливой? - Рома видел, как руки Риты слабеют и она вот-вот упадет на грудь Воксона, окажется в кольце его объятий, согретая его громкими, но пустыми словами. - Да, Рита! Только представь, влюбленного мужчину наедине с шикарной рыжеволосой красавицей. Представь, пол года он сторожит свою мечту! Два пылких любовника, которым целая вечность покажется одним мгновением! – издевался Воксон. – Захотят ли они расстаться, спрашиваю я тебя? Есть на свете сила, способная разлучить двух влюбленных?

Рита подняла на него глаза полные слез и надежды.

- Не верь ему! – призвал Рома. – Слышали? Слышали, что он сказал сейчас? – обратился Рома к прибору, изогнувшись.

- Только слепое влечение к этой женщине способно породить такое! –Воксон сам ответил на свой вопрос. – Но теперь я излечился от недуга, теперь истина открылась мне.

Рита вскинула на него свои пронзительные глаза. Сердце ее разрывалось на части. Она чувствовала, как она теряет сейчас и как находит одновременно. Ее непреодолимо влекло к этому сильному и уверенному в себе мужчине. Одновременно с этим она чувствовала отвращение к тому, другому мужчине с которым провела под одной крышей долгих и скучных шесть месяцев и который, как оказалось, все это время изворачивался в собственной лжи.

- Обманщик! Животное! – отрезала Рита.

Рома упал на колени.

- Клянусь! Между нами ничего не было. Ничего, совсем ничего! - запричитал Рома. – Я поставил цветы в вазу, оглянулся, а она уже в ванной. Ничегошеньки не было! Ну, верь мне, ни одного прикосновения. …Я не изменял!

- Так ты и букет успел купить? – опешила Рита. Воксон вовсю хохотал, запрокинув голову. Разъяренная Рита подошла вплотную к онемевшему Роме. Рома проговорился, он нарушил данное Рите обещание. - Жалкий червяк! Ты нарушил данное мне слово! Все шесть месяцев пока мы были вместе, ты только и делал, что мечтал о ней! И все это вскрылось благодаря Воксону. Этот благородный человек нашел в себе силы признаться в содеянном, он дал тебе возможность остаться при своих интересах. Я боюсь себе представить, что будет, если этот благородный человек вдруг исчезнет?

- Что тогда? - Ромины глаза метались по комнате.

- Тогда окажется, что все это сделал ты! …Ты! …Ты один! – Лицо ее безжалостно дернулось. - Вон отсюда!

Тут произошло главное событие, раздался щелчок, кнопка прибора вернулась в первоначальное положение, «отсекатель ненужной мысли» автоматически отключился. Рита указывала на дверь, Рома рыдал, стоя перед ней на коленях. Внезапно некая невидимая сила подцепила его за шиворот невидимым крючком, приподняла, и Рома повис, загребая воздух руками. Ужас исказил его лицо. Рита пронзительно закричала. Воксон перестал смеяться и с удивлением смотрел на подвешенного за шиворот Рому.

- Не гони! – взмолился Рома.

Невидимая сила поволокла Рому вон из комнаты. Он сучил ногами, касаясь пятками пола, хватался руками за наличники, но все тщетно, крепко тянул его вниз невидимый крючок. У входной двери сила ослабла и Рома, как щенок стал на четвереньки. С лихорадочной быстротой он напялил на себя старое пальто, накрутил шарф на шею, на голову натянул вязаную шапку, сунул ноги в ботинки.

- Рома?! – закричала Рита и бросилась к нему с лестницы.

Рома тянул к ней руки, но было поздно. Входная дверь сама собой отворилась, Рома повис и в следующую секунду оказался выброшенным за калитку. Рита неистово кричала, Воксон как мог успокаивал ее. Они остановились на крыльце, обнявшись.

Рома никуда не исчез. Он мягко приземлился, встал, отряхнул пальто и подошел к калитке. Калитка оказалась запертой. Рома посмотрел в щель над калиткой. Воксон помахал ему рукой на прощанье, Рита бросилась в дом собрать еду. Как только она приблизилась к калитке с пакетом в руке, неведомая сила оттолкнула Рому. Рита оставила еду на камне, Рома вернулся и взял пакет.

Еще долго так стоял он. Долго, до самых сумерек. Воксон и Рита видели его глаза в щели над калиткой. В доме зажегся свет, заиграла музыка. Многие люди праздновали годовщину свадьбы Лососевых два дня подряд. Рома видел, как входная дверь распахнулась, он услышал звонкий смех, смеялась Рита. Затем на крыльцо выскочил Воксон, выстрелил из хлопушки и спрятался. В воздухе закружились конфетти. В окне Рома заметил мелькнувшее счастливое лицо Риты. Такой счастливой он ее никогда не видел. Они не замечали его, будто его никогда и не было. Стало темно. Рома повернулся и двинулся прочь.

Он шел полем по мерзлой пахоте, пока не вышел на дорогу. По скоростному шоссе мчались автомобили. Стало холодно, но холода Рома не чувствовал, он шел на север по широкой обочине. В воздухе кружили редкие снежинки. Рома сунул руки в карманы и понял, что денег у него нет ни копейки. Ничего не могло в эту минуту омрачить его счастья. Рома был счастлив, наверное, впервые в жизни. Он шел к себе в родной город к Лене Костровой, что ждала его, закрывшись в ванной комнате. Рома надеялся, он верил, что как только он появится, вода перестанет шуметь и Лена выйдет к нему из душа с тюрбаном из полотенца на голове. Потом они будут пить шампанское и Рома расскажет ей про все свои мытарства. Он знал, что Лена его дождется, ведь пол года, проведенные в душевой кабинке это вполне достаточный срок, чтобы по настоящему проверить свои чувства.



Декабрь, 2010 г