Ближе к полночи

Хоть городок был и мал, но на цветочном бульваре всегда гуляли люди. В этот же раз не было ни человека, ни его теней. Была махровая зима.
И время близилось к полночи, когда на цветочный бульвар вышел человек с тростью. Как видно, он был грустен: с тростью и без настроения. Он был молод, статен, но не красив. Шёл медленно и глубоко дышал, наслаждался ветреным гулом тишины. У него очень замерзли руки, однако не замечая этого, он как-то скомкано улыбался, будто черпая из всего несчастливого лоскутки забытого счастья – искал светлые точки в выцветшей радуге пережитых радостей.

Без десяти двенадцать.
Бульвар встретил его парой свербящих фонарей и отдалённым лаем одинокой сероглазой собаки с опущенными ушами – созвучием и, одновременно, выводом его прожитых лет. На бульваре почему-то пахло рябиной и чем-то холодным, но не зимою. Чувство самособойного умиротворения и напущенного соития с гармонией приятно продувало усталое тело сквозь лацканы пальто. Время шло.

Без пяти двенадцать.
Итак: по бульвару шли две персоны: человек с тростью и Время. Человек дошёл до середины.
Ещё совсем немного и город может взорваться; вдруг нагрянет ощущение войны, злости, утонувшей в радости. И всё это на фоне нервов, будней и скуренных сигарет за год – на общем контрасте с понятием жизнь.
Но пока было тишайше, хруст поломанных снежинок приятно наскрипывал; ноги, изредка поскальзываясь, тащились вперёд. Город слушал слова, город не смотрел в окно на цветочный бульвар. Никто не видел одиночество замёрзшего человека.

Без минуты двенадцать.
Закрыть глаза, встать у финала бульвара, и попробовать заснуть на шестьдесят секунд. Отсчитать последние мгновения тишины и молиться после этих тёплых и семейственных, компанейских криков «Ура! С новым годом!». Захотеть провалиться, исчезнуть.

Двенадцать.
Быть убитым шальной петардой, отбросив в сторону трость, если бы…
Как это… как это – когда не с кем хотя бы быть
в эту ночь?