ДЕКАМЕРОНЩИНА

ДЕКАМЕРОНЩИНА

СВЯТАЯ ПРОСТОТА

– Что ты делаешь, дочь моя, одна в лесу, возле пещеры, где обитают странствующие монахи?

– Я, кажется, приблудилась, святой отец.

– Заблудилась или приблудилась?

– И то и другое, святой отец.

– А куда ты шла?

– Куда ноги несли, а их спрашивать — только время терять.

– Сколько тебе годков, дочь моя?

– Пятнадцать минуло, святой отец, но шестнадцатый ещё не наступил.

– Совсем дитя.

– Хотя многие так говорят, но я им не верю.

– А кому ты веришь?

– Митьке-свистуну, есть у нас такой в деревне. Митька был в войске, а когда вернулся, сказал мне: «Какая из тебя, Настёна, красотка вылучилась, одно загляденье. У других, хоть с боков, хоть посерёдке чего-то не хватает или с избытком, а у тебя всего в самый раз, и если бы не одёжа, которая помеха восхищению, тебя можно было бы хоть по телевизору показывать».

– А ты, что ему на это?

– А что я могу, святой отец? Опустила глаза и промолчала.

– А он что?

– Взял меня за руку.

– А ты что?

– Хотела вырваться, но не достало силы, а после и желания.

– Какого желания, дочь моя?

– Желания сопротивляться, святой отец.

– А он что?

– Потом уж ничего не запомнила, разве, когда он захотел меня одеть, я не позволила и оделась сама.

– А что потом?

– Боюсь, вам будет неинтересно, святой отец.

– Отчего ты так думаешь?

– Потому, что мирское.

– И нам страсти мирские не чужды, дочь моя.

– И Митька слово в слово говорил тоже самое.

– И что же говорил Митька?

– Что я, как монашка, прикрываюсь стыдом.

– А ты что, и впрямь стыдом прикрывалась?

– Так я же не за себя, а за маманьку.
 
– А маманька твоя при чём?
 
– Боялась заругает, узнавши.

– А что Митька?

– Успокоил. Сказал, что маманька, будучи молодицею, делала тоже самое и никто не ругал, а хвалили все, даже посторонние.

– А что потом?

– Потом Митька исчез. Я его ищу, да, похоже, зря.

– А может в горе твоём наша братия станет тебе в помощь?

– А что, Митька среди вас?

– Среди нас всякие: и Митьки, и Федьки, и Прокопии.… На всякое рыло по имени, на всякую руку по вымени.

– Святой отец, а если, как Митька, и они исчезнут?

– Всё в руце божьей, дочь моя.



ПРОВОКАТОРША

– Не прогневайтесь…

– Как можно, сударыня, мы открыты для всех. Прошу садиться.

– Сидеть — времени в обрез. Дела забросила. Я согласна. Нельзя ли побыстрее?

– В каком смысле?

– Раз — и в дамки!

– Простите, но вы изволите выражаться загадочно.

– Какие еще загадки: я вам — вы мне, вы хотите — я согласна. Надеюсь, в вашем учреждении не бывает задержек с выплатами?

– В некотором роде…

– Род мужской, чего уж намёками. Со мной в выражениях не стесняйтесь. И интерес мой к наличности не от зловредности, а от скаредности. Даденного пересчитывать не стану. Слуги божьи не станут обманывать обыкновенных прихожанок, желающих приобщиться к их сердечности.

– Не пойму к чему клоните, но в услугах дам не нуждаемся.

– Как не нуждаетесь? Впервые такое слышу!

– Обыкновенно. Мы — церковный хор. Слышите, литургию репетируют. Мужская, так сказать, парафия.

– Всё сходится, как в объявлении.

– На предмет чего?

– Женщины лёгкого поведения.

– А вы — лёгкого?

– Легче не бывает. Может, моя талия вас смущает?

– Побойтесь Бога, сударыня! В вашем-то возрасте…

– Моего не трожь! К тому же на каждый товар непременно сыщется покупатель. Кому ляжка, кому голяжка.

– Втямиштеся, наконец, никаких объявлений нами не писано. Дело сие сугубо мирское, а у нас Божественная литургия. Тебя, Господи, Славим. Возрадуйся, глядючи на рабов Твоих. Снимите с душ своих предубеждение и проникните в писанное не умом, но сердцем.

– Хорошо написанное иной раз плохо читается. Я же неграмотная. Люди добрые надоумили. Иди, говорят, в храм, там мужики такие же, как и все, только добрее. Сколько у вас, к примеру, в хоре горлопанов? Шестьдесят? С каждого по нитке, то бишь, по полтинничку, на полдничек хватит. И жёны не заметят, и мне в прибыль. Я отработаю, не сомневайтесь. За мной не заржавеет. А если сомневаетесь, хватит ли одной на всех, проверить — не доверить. Убедитесь сами.

Спровадив, не без труда, настырную посетительницу, регент умостился под алтарём и заплакал, как плачут обыкновенно несправедливо обиженные:

– Вот мы поём, прославляем имя Твоё, Господи, а Ты к нам без всякого доверия, провокаторшу, как к последним грешникам, подсылаешь…

Борис Иоселевич