69.МОЯ ЖИЗНЬ. ЧАСТЬ 30(1). 1995-1999 гг. БЫТ. МОЯ РАБОТА. ПЕРЕМЕНЫ.

69.МОЯ ЖИЗНЬ. ЧАСТЬ 30(1). 1995-1999 гг. БЫТ. МОЯ РАБОТА. ПЕРЕМЕНЫ.


Надо знать, что писать Святое Писание у Бога непросто. И тот, через кого оно передается, обязан потрясаться, обязан через потрясения входить в Бога, обязан постигать Бога, обязан и материально и духовно развиваться путями не слабыми, дабы развивалась вместимость духовного понимания, дабы не замирал мыслительный процесс, дабы с новой и новой стороны постигал Бога, дабы входил в то состояние, которое и усаживало писать и давало и желания и возможности.

Такой человек у Бога полностью находится на энергетическом Управлении, он начинает понимать, что без энергии Бога, образующей в нем определенное состояние, он беспомощен, как бы его ум не готов был творить, как бы его понимание не готово было принимать от Бога новую информацию. Но потрясения – это насущный хлеб, поддерживающий все внутренние материальные и духовные резервы того, кто избран, и мои потрясения были таковы, что, говоря с Богом, я рыдала столь часто, что и не помню, когда глаза были не воспалены и на них не было от слез гнойных нарывов…

В этот период были потрясения у многих членов моей семьи, куда входила мама, Лена, мои двоюродные братья, Олег и Владимир, Саша, его родственники. Все это был и мой быт, который, так или иначе, но затрагивал меня, выбивая из колеи божественных дел, привнося боль и слезы. Но плакать… Я не умела. Я рыдала, ибо так было устроено мое сердце, ко всему привязчивое, всех жалеющее, во всем понимающее Волю Бога и не смеющее лишний раз Бога о всем вопрошать, ибо в этом был наложен во мне запрет, и Бог Говорил лишь то, что можно сказать, и это была Высочайшая Милость. Хотя Бог со мной никогда не прекращал говорить…

Но начну с того, что касается моей любимой тети Лены. Ее многие печали были моими печалями, ибо она была мне очень близка по духу, по своим страданиям и многим семейным неурядицам. Младшая сестра моей мамы, моя тетя, она была старше меня на шесть лет, и потому с ней мне было интересно, доверительно и также нас связывало и то, что она говорила с Богом, была в этом плане моей предтечей и Волею Бога подготовила меня к тому, что Бог заговорил и со мной, и это произошло достаточно щадящим образом и имело великое продолжение. Таков Был План Бога.


Но Лена из диалога с Богом ничего особого не извлекла для себя, кроме слез и тех событий, о которых я вкратце и поведаю и не только о ней. Волею Бога, как уже ранее было описано мной, мне удалось ей помочь, ее семье найти подходящее жилье в Ростове-на-Дону за очень небольшую цену, но отвечающее всем запросам Виктора. Так, накануне устрашающих событий в Кировабаде, когда изгоняли армян и русских с этой всегда гостеприимной и добродетельной земли, когда поднялась по сути рука брата на брата в трагические дни погрома армян в Азербайджане в 1987-89 годах, в этот период Бог и помог семье выехать из Кировабада в Ростов на Дону в купленное жилье на сквозной 38, в Пятидомиках, где семья и благополучно обосновалась и более-менее обустроилась, расширив жилье, проведя воду и газ, собираясь здесь жить после мытарств в Кировабаде, связанных с последними событиями, долго и счастливо. Но Виктор, окрыленный свободой, запил со всеми отсюда неблагоприятными последствиями для Лены.

Оба сына, мои двоюродные браться Олег и Владимир женились и какое-то время жили отдельно от родителей. Они оба закончили свое образование. Олег Закончил техникум и устроился на работу по специальности на вертолетный завод, а Владимир, окончив пединститут, стал преподавателем физической культуры, но скоро бросил школу и стал работать просто грузчиком уже постоянно. У Владимира родилась от брака дочь Екатерина. Как мне Бог Сказал, так к нему пришла умершая еще в Кировабаде его бабушка Анна Яковлевна, мать Виктора, которая, по сути, и вырастила его.

Виктор и Лена жили в приобретенном доме вдвоем, жили не дружно, ибо Виктор начал проявлять качества низменные, избивая Лену, изгоняя ее из дома, матеря, в результате чего она находила свое пристанище у своей сестры, моей мамы, и иногда достаточно долго находилась у нее, изредка навещая Виктора.

Дела у Лены были таковы, что разговор с Богом не проходил для нее даром. Бог показывал ей самые разные видения, потрясал ее предсказаниями, которые сбывались, давал ей такие внутренние потрясения, что с ними она справиться не могла. Она, слушая Бога, могла часами смотреть в одну точку, внимая Богу, мысленно говоря с ним, видя то, что потрясало ее. Это ее состояние наводило окружающих на понимание, что не все у нее впорядке с психикой.

Так в Ростове на Дону начиналась для Елены эпопея посещения психиатрической больницы, где снова с ней Говорил Бог, где помогал ей ориентироваться и общаться, помогал ей в самых разных вопросах, говоря, что делать, куда идти, какие препараты не принимать и помогал их не принимать. Елена часто рассказывала мне, какие именно видения она видит, что показывает ей Бог, что она слышит, и какие энергии Бог ей подает. Я понимала, что так над ней работает Бог, видимо, готовя ее к некоторой божественной миссии в следующем ее рождении или в этом.

Лена была очень сильно верующей, она могла часами стоять на коленях перед Богом и молиться и просить за всех. Этот список, о ком она просила, был нескончаем. Будучи очень полной женщиной, она была мягка, терпелива, старалась угодить Богу, но выдерживать испытания не могла и часто пускалась в упреки Богу и даже те проявления, которые я бы назвала опасными или оскорбительными для Бога и потому считала, что несдержанность Лены и послужила причиной многих ее страданий.

Бог ее гнул, Бог требовал, Бог работал над ней неумолимо, Бог заставлял быть смиренной, но это было столь для нее трудно, что она вновь и вновь срывалась там, где это было запрещено категорически.


Все чаще и чаще Лена стала говорить о том, что Виктор болеет, что у него в легких обнаружилась жидкость, что его дела плохи. События в этом направлении усугублялись. Виктор всю жизнь курил, курил много и теперь оказался в ситуации плачевной. Однажды, когда я была в центре города по своим делам, располагая достаточно скромной суммой денег, Бог сказал мне: «Необходимо купить продукты и поехать к Лене» Это не входило в мои планы, но я последовала Словам Бога. Я купила фрукты, сыр, домашнюю сметану, овощи, колбасу, хлеб и поехала. Уже у Лены, выложив продукты, я поинтересовалась, как дела у Виктора. Выйдя из своей комнаты, он с великой печалью сообщил мне, что дела его плохи. Это откровение меня потрясло. Ибо он был всегда жизнелюбив и никогда ни на что не жаловался. Но теперь он был худ, слаб, бледен, опечален, немногословен. Я не могла знать тогда, что вижу его в последний раз. О смерти Виктора мне не сообщили Волею Бога. Но братья позвали лишь на сорок дней, ввергнув меня в великую печаль, ибо не сообщили о смерти Виктора и мне не удалось быть на его похоронах.

На сорок дней я приехала с мамой и детьми, высказала им в тихой осуждающей форме свое неудовлетворение тем, что меня не позвали на похороны и предсказала им то, что и сбылось. Оба должны были расстаться со своими семьями, оба должны были жить в родительском доме. Далее один из них должен был жениться второй раз и уйти к жене жить, а Владимиру предстояло несколько раз еще жениться.


Также, я хорошо помнила и тот случай, когда моя дочь Светлана по семейным делам, касающимся интересов Олега, приехала к нему зимой в тридцатиградусный мороз, чтобы сообщить ему то, что просила бабушка; он, живя в этот период в частном доме своей жены, боясь побеспокоить жену приходом Светланы, не впустил ее в дом, выслушав ее с порога и закрыв дверь, хотя она была четырнадцатилетним ребенком и сильно замерзла, пока доехала и надеялась отогреться… Он отослал ее назад, хотя в моем доме был всегда и накормлен и принят подобающим образом и именно тогда, когда он в этом остро нуждался. Все эти события болью осели во мне. Бог Словами Указал мне на то, что я не должна с ними, своими братьями поддерживать никакие отношения, хотя судьба сводила с ними ни раз, но я была немногословна и сама на контакт никогда не шла.

После смерти Виктора братья обосновались в доме родителей, а Лена стала жить у мамы, изредка навещая своих сыновей и молясь за них неустанно, как и за всех остальных.

После того, как мама сломала бедренную кость и стала инвалидом, она приезжала ко мне на Северный только с Леной. И это были уже не прежние разговоры, но преимущественно религиозные, где также мама пыталась понять, что же приключилось со мной, ибо и я уже была не та.


Она постоянно ловила меня на том, что я ухожу в себя. Это было повторение в какой-то мере Лены, и этого она опасалась, зная, чем такие вещи могут заканчиваться. Для Лены это были путешествия в дурдом… Но вывести меня из моего диалога с Богом было невероятно. Но когда речь шла о Боге, мне было что сказать. Я также пыталась донести до мамы и то, что начала писать Святое Писание, точный перевод стихов Бхагавад-Гиты. Мама, тем не менее, старалась оценить своим пристрастным взглядом всю обстановку и постоянно пыталась предупредить меня, что это опасно, что это не совсем и благоприятно может быть для человека, советовала как-то ограничить диалог или как-то выйти из него…

Все было тщетно. И с ней и без нее я уходила в себя и пила нектар общения с Богом и непременно погружалась в работу, что было великолепно и невозможно было здесь как-то себе отказать.

Иногда, я садилась в кресло, когда мама с Леной отдыхали. И начинала видеть, как Бог вновь и вновь дает мне энергии умирания, остановки сердца, что никак невозможно было предотвратить, но терпеть. И если в этот момент мама пыталась со мной заговорить, я отвечала ей почти что шепотом, ибо Бог в этот момент забирал в немалой степени жизненные силы, и язык уже переставал меня слушать, как и руки и ноги. Но постепенно Бог возвращал меня к нормальному состоянию, и я снова общалась на среднем уровне, никогда не посвящая маму в то, что так работает Бог со мной, что это непреодолимо, что это План Бога по моему материальному и духовному развитию, это то, что дает смирение, терпение,
понимание, что всем Управляет Личность Бога, и Бог есть Тот, от Кого дается и рождение и смерть и все чувства.


Однажды, в разговоре с Леной о том, как с ней Говорит Бог, она сказала мне с великим откровением и страхом, что Бог дает ей помимо многих энергий и сексуальную энергию, но не такую, как людям обычно в их интимных отношениях. Она поделилась со мной тем, что я в себе давно также знала, ибо Бог мне показывал все на мне, на моем теле, включая не только сексуальные энергии или энергетические восприятия, но и болезни и состояние бессонницы, давая и самые разные заболевания, удерживая в них и забирая их. Бог давал заболевания слизистых, заболевание рака, когда на тебе появлялась опухоль, появлялись язвы, давалась нестерпимая головная боль или сердечная, давались плавающие болевые точки, давалась высокая температура беспричинно, давалось состояние, когда я не могла владеть речью, давалось вязкость ногам, давалась боль и в почках и в печени, давался цистит, давалось состояние, когда я просто не могла хорошо и долго вдохнуть воздух и должна была и это переживать. Потом все это уходило бесследно… Я просто должна была понимать, что все болезни дает и поддерживает Бог, что все, что испытывает человек в интимной связи, это с обоих сторон дает и поддерживает Бог, также все предсказания даются только Богом. Бог давал мне предсказывать, Бог давал мне видеть и знать, кто и чем болеет, Бог давал мне и мыслительный процесс, где Указывал, что я смогу лечить людей. И теперь это имеет место.


Но в те времена я ничего не пыталась Волею Бога практиковать, я начинала писать Святые Писания и должна была проходить Уроки Бога достаточно обширные, разнонаправленные, болезненные для меня и пока ничего не сулящие на будущее. Я должна была жить одним днем, видя, что Бог работает надо мной серьезно. Но почему-то полагала, что сделать точный перевод стихов Бхагавад-Гиты с санскрита и есть мой предел, ибо считала этот труд грандиозным и для себя достаточным.


Я не знала, не могла знать, что в свое время Бог даст мне начать писать и комментарии к Бхагавад-Гите и в самых разных вариантах, и как мои и как Бога, и как обзор Гиты и как продолжение Гиты, как и даст прокомментировать уже существующие комментарии к «Бхагавад-Гита как она есть» и многое-многое другое. И далее и более того.

Однако, приезды мамы были на несколько дней, и далее я снова погружалась в свой быт, а этот быт были в основном мои дети. Никогда мне с ними не было просто, ибо это были характеры, ибо не было никогда, по сути, денег, и многие вопросы зависали надолго, не находя без денег своего и малого разрешения.

Бог моих детей никогда не баловал, надо было терпеть, надо было уповать, надо было и преодолевать. Но еда была всегда. Но одежда, но решение других вопросов – все плакало… На помощь мамы я рассчитывать не могла никогда, не была к этому приучена, и если она что-то давала, то оговаривала, что это в долг и надо вернуть. Но с чего вернуть? Это было непонятно. К тому же, она была на пенсии, и у нее всегда были свои проблемы. Ибо надо было поддерживать дом, достаточно старый, нужно было делать запасы на зиму, нужно было и деньги собирать на старость, ибо ей уже было в районе шестидесяти лет, и она сама нуждалась в помощи. Но вместе с сестрой еще как-то справлялись.

В трудные девяностые годы мама работала в продуктовом киоске на центральном рынке, и приглашала к себе на работу и Елену, дабы помочь ей материально, ибо Виктор уже болел, и Лена нуждалась в средствах неслабо. Помню, однажды я пришла к ней на работу. Мама торговала из окошка, Лена в подсобке соскабливала с пряников плесень и продавали их, уже списанные, по сорок рублей. Осмотрев эти пряники, я была поражена. На многих была, как паутина, и просматривались черви. На мой вопрос мама сказала, что сейчас люди берут все, тем более такие дешевые пряники, да и им с Леной будет копеечка, ибо платили им за работу почти символически, заведующая сказала: «Рассчитывайте только на те деньги, которые заработаете на пропавших продуктах, обвешивая, обсчитывая и обманывая, по сути, людей». Сказала прямым текстом. Ибо и другого выхода не было.

Не все мною принималось или понималось. Нравственность мамы была практичной и мною многое не принималось и неоднократно, во многих направлениях. Однако, она жила как понимала, как у нее получалось, без особого угрызения совести, без и особых раздумий о том, что такое хорошо и что такое плохо. Но все же Бога Кришну она знала и, следуя моим просьбам, вибрировала джапу и получала отсюда и свою Милость от Бога Кришны.

Однажды, зайдя в ее ларек, будучи на рынке, я услышала от нее историю, которая совсем недавно произошла. А дело было в том, что в летний период она выставляла ящики с водой у ларька и становилась там работать. А Лена продолжала работать в самом ларьке. Так вот, во время такого вот распределения их работы, пока мама с кем-то общалась, кто-то увел, украл один ящик с водой. Потрясенная возможным убытком, мама бросилась искать ящик по прилежащим торговым точкам, вибрирую джапу и моля таким образом Бога Кришну ей помочь. Мама рассказывала: «Ноги сами повели меня и буквально подвели к тому месту и дали заглянуть туда, за стол, где и был спрятан ящик. Пропажа была водворена на место. Но мама уже не просто вибрировала после этого джапу, но и в свою меру начинала ее проповедовать и Лене и мне заодно.

Была и другая ситуация. Как-то, навестив маму в ее ларьке, пообщавшись с ней, я стала уходить. Мама, как всегда, вышла из ларька, провожая меня взглядом. Я направлялась к воротам рынка. С обоих сторон этого прохода велась торговля. Два азербайджанца, что-то между собой не поделив, буквально сцепились на моем пути, готовые к драке. Ведомая Богом, я шла прямо на них. Некая сила как бы на время отвела их друг от друга, давая мне проход. Я даже не заметила, что это было. Но мама, глядящая мне вслед, рассказала, что как только я прошла между ними, они как растворились, улетучились, как их и не бывало. Хотя были настроены достаточно агрессивно. «Это потому так произошло, - позже объясняла мама, - что ты святая». «Нет, не святая, отвечала я ей, у Бога нет святых. Свят только Бог. Я грешная.».



Этот вопрос о святости материальные люди иногда готовы поднимать по самым разным поводам, где усматривают некие проявленные чудеса или добродетель, или аскетический, или отрешенный образ жизни, как основной ориентир праведности и святости. Бог Сам дает такое понимание тем, кто стоит на такой ступени материального и духовного развития и кто готов так мыслить, еще не зная, что на самом деле у Бога святых людей нет, но есть верующие, есть старающиеся и усердные в вере, есть аскетичные и добродетельные.

Также, святые старцы, которым люди поклоняются в храме, есть те посредники, через которых Бог, Высший Творец и принимает поклонение Себе, как и молитвы и просьбы, и упования. Также Бог принимает поклонение Себе через Сына Своего Иисуса, ибо к Самому Богу обратиться невозможно, если человек не стоит на высокой ступени материального и духовного развития и если его качества не позволяют. Поэтому Бог в религии создает святых угодников, чтобы через них греховный был причастен к религии и знал Бога.

Все эти святые на самом деле вращаются в колесе сансары, все добывают качества через пути страданий и преодолений, все поднимаются, ведомые Богом, вверх, и все выходят на духовный план только через путь преданного служения Богу Кришне.

Нет ни одного святого, который бы не раздобыл свои качества Волею и работай Бога над ним, никто сам не заслужен у Бога, никто сам не наполняется великой верой, и никто сам не становится обладателем высоко духовных качеств, не побывав до этого на самых низших ступенях материального и духовного развития и не отработав на них низшие свои проявления. В своей мере я это пыталась объяснить маме, чтобы она не грешила и мыслила правильно, не наделяя меня тем, чего не было.


Что сказать, мама была греховной, как и все. Помню также, как однажды, когда я опять же посетила ее в ларьке, где она работала с Леной, она неоднократно в тот день указывала мне на то, что с Лены плохой работник, и она ее держит только потому, чтобы помочь, ибо Виктор болеет, и денег у них можно сказать, что и нет. А плохой работник Лена была с ее глаз потому, что снова и снова уходила в себя, в Бога в себе. Мама обращала мое внимание на это, хотя я это очень хорошо понимала, да и видела сама. Но на этот раз я была поражена тем, что, когда Лена в очередной раз углубилась в себя, мама, стоящая за ее спиной, показала мне, что она нездорова, покрутив пальцем у виска… Это было для меня новым ударом… Так нельзя было показывать касательно Лены. Какими словами это назвать… Что это за отношение к младшей сестре. Но для мамы это было впорядке вещей. Неоднократно я видела, как у себя в доме мама кричит на Лену, унижает, ведет себя высокомерно, нелицеприятно говорит о ней, осуждает за то, что много лежит… и только в редкие минуты ласково с ней говорит…

Мне не нравилось и то в маме, что в своем дворе она летом купалась в большом корыте абсолютно голая, а ведь от соседей отделял ее заборчик невысокий и достаточно ветхий со многими щелями. И там и там дворики были маленькие, метров по пятнадцать квадратных, соседи были впритык, там, с той стороны – двое мужчин. Также, мама часто выходила с Леной торговать семечками на переезд к остановке. Чтобы привлечь покупателей, мама, идя так сказать в ногу с новыми веяниями, украсила свою коробку, где были семечки, порно открытками… Увы. На мое замечание она ответила, что тут ничего такого нет и все.

После смерти отца, мама стала также моим неотъемлемым бытом, с которым сердце и конфликтовало и любило. Лена была другая, во многом другая. Но, а самым близлежащим бытом были мои дети. Марков был быт приходящий и о нем будет поведано более, чем многое.


Но возвращаюсь к своим детям. Саша получая зарплату, отдавал часть денег своему сыну от первого брака, часть денег уходило на ремонт дома, который ему достался по наследству, и крохи исправно привозил и нам, которых бы, может, и хватало бы, если бы я работала, но я не работала… И потому денег катастрофически не хватало. Еда была достаточно скромная, но одежда… это была проблема. Каждое утро, собирая Туласи в школу, я обливалась слезами вместе с ней. Все колготки уже не заштопывались и не натягивались, одежды не было никакой сколько-нибудь сносной, ребенок отказывался ходить в школу наотрез, обувь была порвана… Все чаще и чаще я оставляла ребенка дома. И ей так было спокойней и мне.


Светлана, бросила вечернюю школу уже в середине десятого класса, и, таким образом, дети не могли нормально учиться, но это их не беспокоило, и будни проходили достаточно часто так, что все были дома или Света гуляла с друзьями, а Туласи или уходила к своим друзьям в многодетную семью или они гурьбой приходили к нам, вечно наделяя моих детей вшами, кушая с моими детьми, неизменно обижая Туласи и неизменно деля с ней свои будни, ибо и родители этой семьи были заняты новооткрытым бизнесом, где, кажется, дела шли не плохо.


Меня стали приглашать в школу по поводу Туласи, ее посещений. Ситуация была далеко не нормальная с материальной точки зрения, и потому меня вызвали в один из дней на собеседование с психологом школы. Что делать. Пошла. Но к разочарованию или удивлению директора, мы с психологом нашли быстро общие точки соприкосновения, и диалог оказался столь интересным и обширным, что выявил и ее пристрастие к потустороннему и религии, и ее склонность мыслить о жизни и ее передрягах, о душе, о материи и духе, вследствие чего разговор длился достаточно долго и никак не хотел завершаться. Ибо на все вопросы она получала исчерпывающие ответы, интересные доводы и рассуждения, все логически верное, понятное, в результате как бы претензий у нее ко мне не оставалось, но все же пришлось ей сказать и то, что пока семья испытывает нужду, что это касается преимущественно одежды, что этот вопрос разрешим. Так и было ею донесено до директора.


И вскоре сама директор школы потребовала меня на ковер, прекрасно зная, наслышанная обо мне, как о хорошем учителе, некогда работающем в соседней школе, как о том, кто весьма порядочен и не глуп и потому начала со мной говорить и тактично и осторожно, и по своему уважительно, пытаясь понять ситуацию с Туласи, ибо о Светлане речи уже не было, поскольку она закончила свои девять классов полных через вечернюю школу, но Туласи…


Туласи была и на особом счету, поскольку, не желая учиться, не имея к учебе интереса, она проявила себя как талантливый ребенок, ибо заняла первое место среди детей, обучавшихся игре на балалайке. Действительно, она приходила домой с балалайкой и по моей просьбе иногда играла… Понятия не имею, где и когда она успела выучиться. Играла так, что мне было и дивно и приятно ее слушать. Она просто объяснила, что выбрала этот кружок и посещает, что ей этот инструмент нравится… Директор, поговорив со мной о Туласи, получив исчерпывающие ответы, показала, что достаточно лояльно все же ко мне относится, и вдруг попросила подождать и вышла. Через некоторое время она вернулась с вещами, которые принесла, как я поняла, из дома и стала их мне предлагать. Этот факт возмутил меня. Я наотрез отказалась, сказав, что этот вопрос все же решим сами. Она была ввергнута в состояние удивления и неодобрения, пытаясь убедить меня, что это от всего сердца, что эти вещи чистые и недолго ношенные, что они подойдут. Увы. Я как могла мягко, но все же наотрез отказалась от такого подношения, ибо это уже было явное унижение… Впоследствии не помню, откуда появились некоторые деньги, но мне удалось Туласи купить два детских костюма, которые подходили для школы, как и колготки. Но для повседневного ношения этого было мало и далеко не исчерпывало проблем одежды для Туласи, как и для Светланы.

Деньги Саша привозил в субботу в основном. Именно в этот день чаще всего я и закупала продукты на всю неделю. Но прежде я непременно хотела порадовать своих терпеливых и все сносящих детей. Я покупала разные конфеты, непременно шоколадные, иногда яблоки, и дома уже делала два пакета конфет, деля их поровну между Светланой и Таласи; это была их небольшая радость, каждый свой кулек прятал в своим укромном месте и постепенно в течение недели к нему обращался.

Также, я старалась их порадовать и некоторыми играми, которые на тот период были в продаже, покупала электронные игры и для Светы и для Туласи, куклы барби, настольные игры 90-х годов. Но более всего дети были рады игровой приставке, которую я купила на свой страх и риск, ибо денег оставалось очень немного, а впереди была неделя жизни и более денег взять было неоткуда… отсюда аскезы, отсюда были и такие периоды, когда не на что было купить и хлеб… Все выкраивалось, выгадывалось и часто собирало меня в дорогу, чтобы отдать в комиссионку и без того купленную в комиссионке ту или иную вещь или отдать в букинистический магазин те книги, которые еще могли для меня представлять какую-либо ценность. Но было и так, что, обойдя все букинистические магазины, я с той же ношей возвращалась и назад и нечаяла, когда Марков привезет деньги в следующий раз.

Туласи уже подрастала, начинала проявлять характер непреклонный и требовательный, а потому между ней и Светланой начинались неслабые стычки, ибо каждый претендовал на игры с приставкой и разнимать детей становилось почти моим повседневным занятием, где никто и никому не желал уступить.

Но обстановка разряжалась тогда, когда Светлана собиралась и уходила гулять с друзьями. Но и это были самые для меня напряженные периоды, ибо она могла отсутствовать долго, и силы мои иссякали; я все бросив шла к остановке, и ждала автобус за автобусом, моля Бога вернуть мне дочь, на что Всевышний мне отвечал постоянно, что она жива, что ничего с ней не случилось, что она скоро придет. Этот период взросления Светланы был для меня очень и очень не простым.

Это был характерный, умный, справедливый, высоконравственный ребенок, но самоволен, независим, не отчитывающийся ни в чем, который переставал меня посвящать в свои дела и с которым порою было и не просто говорить, ибо она была и своенравной и неуступчивой в свою меру. Она уходила гулять иногда достаточно далеко от дома и приходила поздно, реже к ней приходили друзья.

Но однажды случилось так, что она не пришла ночевать домой. Я всю ночь не спала, не находила себе места, а утром она позвонила мне через соседку из больницы, сообщив, что машина, в которой она с друзьями ехала, попала в аварию. Машина была разбита так, что уже не подлежала ремонту. Все, кто были в машине, уцелели и отделались, как говорится, легким испугом. Что касается Светланы, то она поранила губу и ей ее зашивали, на будущее остался небольшой шрам. На мой молчаливый вопрос к Богу Бог Сказал, что дети мои будут хранимы всегда. Но эта ситуация была ей положена кармически, и она ее претерпела. В свое время и моя младшая дочь отдала Богу свой и ни один кармический долг, где вопрос также стоял о жизни и смерти. Бог помог. О том будет сказано в свое время.


В таких потрясениях и семейных, в общем, делах мне и приходилось работать, писать Святое Писание и говорить с Богом, что было очень и очень не просто. Потрясения и впредь никогда не обходили меня и в том, что было для меня самым больным местом, самым непредвиденным, заставляя обливаться меня слезами и седеть.


Но Бог утихомиривал и вновь усаживал за работу. Уже в который раз я прокручивала Бхагавад-Гиту, делая точный перевод стихов и попутно изучая санскрит, его написание, чтение на санскрите, минуя транслитерацию, и уже подумывала о том, что будет дальше или это и есть то, что на меня Планировал Бог. К концу 1997 года точный перевод Бхагавад-Гиты был выполнен полностью, и я ждала, как этим впоследствии распорядится Бог. Но иные события не заставляли себя долго ждать.


В 1997 году Светлана объявила мне, что беременна. Это было принято мной, как Воля и План Бога, мы стали ждать малыша. Отцом ребенка оказался мужчина женатый, уже имеющий двоих дочерей, которым было по два-три года. Двенадцатого января 1998 года Светлана родила сына Вячеслава, который, как было мне сказано Богом, и есть душа тети Ани. Тагир, так звали мужчину, имел свое предпринимательское дело, связанное с изготовлением мебели и всегда помогал Светлане, постоянно привозя продукты, давая деньги, опекая и любя ребенка, ибо всегда хотел иметь сына и в свое время дал ему свою специальность, дал ему дом и дал ему машину. Но до этого еще было далеко. Марков был рад рождению внука, как и моя мама и вскоре выписался из квартиры. Таким образом, в 1998 году я стала главным квартиросъемщиком, и Бог Указал мне, что теперь можно продать нашу двушку и купить две коммунальные квартиры. На деньги покупателя квартира была приватизирована, и таким образом Светлана со Славочкой получила свою двухкомнатную коммуналку общей площадью 26 квадратных метров с одним соседом, а на Туласи была куплена 20-метровая комната с балконом на Мечникова 120, опять же в коммунальной квартире, но с девятью соседями, коридорного типа.

Обе коммуналки были расположены в районе Комсомольской площади в Ростове-на-Дону, которая соседствовала с Новым поселением, где жил и Марков в своем доме на Гвардейском и мама в сторону переезда на Пирамидной, до которых и от Светланы и от Туласи было рукой подать. Так Бог Кришна распределил всех, помог всем, решив так важнейший жизненный вопрос и для Светланы и для Туласи, привнес мир и в Сашу и в Маму, как и дал мне более благоприятные условия, которым еще предстояло меняться. Так начинался новый этап в нашей жизни, как и в моем служении Богу в плане написания Святого Писания.