Поручик Ржевский в Москве (5 - 6 главы)

(продолжение)

Начало:
http://www.neizvestniy-geniy.ru/cat/literature/romany/1261530.html



5

Васильев-третий и его приятели увлекли Марию, и я с облегчением и без взаимных обид оставил её. Она поняла меня. Я не склонен делить одну вагину с кем-либо. Видеть, как моя любезная подруга, с коей я провёл не одну ночь в сладчайших любовных наслаждениях, предаётся забавам с другими, выше моих сил.

Расставшись с Марией, я, наконец, получил возможность выполнить просьбу матушки, написавшей мне, что её кузен граф Н. сетует на то, что я после возвращения в Москву ни разу не бывал у него, посетить родственника. Впрочем, я воздерживался от сего визита по той причине, что, несмотря на своё славящееся хлебосольство, москвичи не меньше петербуржцев чураются незваных и непрошенных гостей. Имея же на руках письмо матери, я имел повод явиться в дом графа Н.

Граф был намного моложе моей матушки, быстр в движениях и смешлив лицом и располагал к себе. Принял он меня приветливо, сразу провёл в кабинет и около часу расспрашивал меня о походе и сражениях, в коих мне довелось участвовать, о Париже, о Наполеоне, каким я его видел собственными глазами. Затем он пригласил меня в малую столовую залу. Стол уже был накрыт и за ним сидели две молодые дамы, коих граф представил мне.

Дама в светло-голубом платье, бледненькая лицом, вяловатая в движениях оказалась женою графа. Звали её Софья Николаевна. Изогнув тонкие губы улыбкой, она протянула мне руку с длинными тонкими пальцами. Я прикоснулся к ней губами и, отметив насколько ледяна её рука, невольно подумал, что и в постели она, верно, холодна.

Вторую даму, Елизавету Владимировну, граф представил мне, как приятельницу жены, приехавшую недавно из Петербурга погостить.

Признаюсь, Елизавета Владимировна, едва я увидел её, пробудила во мне постыдные помыслы. Меня пленили её тёмно-каштановые волосы, густые и длинные, падающие ниже талии, и гладкая кожа. Лицо её украшали зеленовато-голубые глазки с пушистыми ресницами, ровный нос, маленький ротик с алыми пухлыми губками и сияющие белизной зубы. Элегантная осанка Елизаветы Владимировны, её прелестная голова на длинной шейке и гордый вид, с которым она держала её на очаровательных плечиках, пленили меня.



Она посмотрела на меня, задержав больше, чем позволено приличиями, свой взгляд на моих рейтузах, кои даже в покойном состоянии горбатил мой дружок, и тоже протянула мне руку. Её рука была суха и тепла. Коснувшись нежной кожи, я невольно вздрогнул. Облобызав руку, я отпустил её и поднял голову. Наши взгляды встретились, и я увидел, как в глазах дамы промелькнул знакомый мне огонёк потаённого интереса и подумал о том, какова её манда, сокрытая у неё под платьем меж ног? О чём подумала Елизавета Владимировна, я не знаю, но в ту же секунду она густо порозовела, словно прочитала мои непотребные мысли. Или она такоже помыслила о моём дружке?

Граф пригласил нас за стол. Во время всего обеда мне пришлось повторить дамам всё, что я успел поведать графу, добавив кое-что из увиденного мною на парижских дамах. Особливо обе дамы были удивлены такому новшеству парижанок, как панталоны. Они никак не могли уразуметь, для какой цели надевается сей наряд и, позабыв о стыдливости, выпытывали у меня, не мешает дамам ли сей предмет в известные минуты.

– Парижанки просто сошли с ума, – заметила Софья Николаевна. – Наши дамы ни за что сие не наденут на себя. Обходились ране без le pantalon и впредь обойдёмся.

Оборвал наш разговор граф, попросивший Елизавету Владимировну поиграть на клавесине.

Затем я попрощался с графом и дамами, получив приглашение быть в субботу в театре.

– У нас абонирована ложа, – сказал граф.

Разумеется, горя желанием снова увидеться с Елизаветой Владимировной, с Лизонькой, как я стал называть её про себя, в субботу я до театра приехал к графу. В графском санном возке и мне нашлось место. Граф уселся рядом с женой, мы с Лизонькой напротив. Возок был тесноват, и наши с Лизонькой колени невольно сблизились.



После театра граф предложил сначала домой отвезти меня в Лефортово. По фиолетовому бездонному небу катилась луна. Серебром отливал недавно выпавший снег. Подмораживало.



Санки, шурша полозьями, быстро скользили по свежевыпавшему снегу. Мы сидели в тёмном возке. Голубело лишь небольшое, покрытое морозным узором, окошко в дверце. Граф и дамы заговорили о театре и только что просмотренной нами пиесе. Я же, пользуясь непроглядной тьмой в возке, сняв перчатку, положил руку на Лизонькино колено, прикрытое шубкой. Лизонька вздрогнула, но продолжала разговаривать с графом. Я же отогнул полу шубки и, покачиваясь всем телом, принялся задирать её платье, пытаясь прорваться под него. Всё, что могла теперь делать Лизонька, это сжимать колени и, положив свою ручку на мою руку, удерживать меня от дальнейших поползновений. Затем её губки прикоснулись к моему уху и прошептали:
– Поручик, о чём вы думаете сейчас?
– О том же, о чём и вы, мадам, – ответил я.
– Поручик, да вы развратник! – шепнула Лизонька. – А руку с моей ноги, будьте любезны, уберите. Зябко, – и добавила: – Приезжайте завтра к вечеру. Граф с графиней уедут на званый ужин к барону О. Я скажусь больной и останусь дома.

Нашу интимную беседу прервала Софья Николаевна:
– Поручик, что вы примолкли? Как вам понравилась наша примадонна? Не правда ли, у неё прелестный голосок?

Думая о завтрашнем дне, я ответил:
– Голосок? Ничего, недурственный, а вот задница у неё, признаюсь, просто великолепна, как у Васькиной кобылки.

Граф расхохотался.
– Фи, поручик, – обиделась Софья Николаевна. – Il est non-joli.
– Простите, мадам, – спохватился я. – Я сморозил глупость. Право, голосок у неё задницы не хуже.

Граф продолжал хохотать, потом проговорил:
– Софи, поручик, прав. Голосок у нашей птички очаровательный, но и попа у неё прелестна.

Возок остановился возле дома, где я снимал мансарду у купца Дронова. Попрощавшись с дамами и графом, я выскочил из возка и, весело пританцовывая, поспешил в дом.

6
Ввечеру следующего дня я был у Лизоньки. Она встретила меня и пригласила в свой будуар. На ней было лёгкое голубое платье из муслина. И волосы по-домашнему были распущены.

Захлопнув дверь, я поспешил обнять Лизоньку и нацелился на её губки, но она ловко увернулась и проговорила:
– Погодите, поручик. Сядьте. Я ещё ничего не решила. Я год замужем, и ещё ни разу не изменяла мужу…
– Когда-то надобно начинать, – улыбнулся я.
– Поручик! – кинула на меня сердитый взор Лизонька.
Я умолк и посмотрел на нее.
– Простите, мадам, – я кинулся на колени перед Лизонькой и схватил её за руку. Она тоже пала передо мной. Я обнял её. На сей раз Лизонька не уворачивалась и выжидательно глядела на меня, в глазах её был немой вопрос.

Мы сплелись в сладостном объятии. Поцелуй... ещё один... ещё. Я проник за корсаж и обхватил, чуть сжав, её нежную грудь.

– Я понимаю, что поступаю дурно, поручик. Мы с вами почти незнакомы, – прошептала Лизонька. – Вы будто наваждение, явившееся моему взору… Увидев вас, я поняла, что… что… не смогу устоять… если вы… Вчера я осмелилась пригласить вас… Я бы не поспешила сие сделать, но я приневолена была поторопиться потому, что на днях в Москву приезжает мой муж. При нём я не дерзну... Же ву компрене?
– Компрене, мадам, – ответил я, нырнув рукой под подол платья Лизоньки и торопливо шаря по её обворожительному телу, поглаживая и тиская его. – Я всё компрене… но вы так прекрасны, охренеть…

Задыхаясь от охватившего восторга и нетерпения, Лизонька, словно вышвырнутая на берег рыбка, жадно ловила воздух широко открытым ртом.

Горя нетерпением, я нырнул головой под платье. Лизонька непрестанно шептала, от волнения путая русский и французский языки:
– No… no, mon cher…Не торопитесь... O, mon Dieu? Что вы делаете?.. Это ужасно…



Затем я снял с Лизоньки платье и устремил свой взгляд на её обнажённое тело, любуясь упругими девичьими персями с розовыми сосками, плоским животом и внизу его треугольничком чёрных волос. Затем, припав к атласной коже прелестницы губами, стал покрывать его страстными поцелуями. Сладкое благоухание щекотало мне ноздри, кружило голову.

Я склонил лицо, вжав его в ложбинку между дивными персями, и прошептал:
– Божественно!..

Лизанька ослабела и, охваченная лёгкой блаженной истомой, замерла.

Я подхватил её на руки, отнёс в альков, уложил на мягкую перину. Раздвинув её ножки, припал к пышной шапочке влажных волос и проник языком между створками раковинки, источающей амброзию. Лизонька невольно застонала:
– О, боже, прости меня… O, mon Dieu, рardonnez je…

Пылая страстным вожделением, я сорвал с себя одежду и накинулся на Лизоньку, припав губами к её персям. Затем прошёлся ладонями по внутренней стороне пленительных ляжек, кои Лизонька, тяжело и прерывисто дыша, как могла широко развела. я коснулся пальцами желанного лона и принялся гладить трепетный бутон.

Грудь Лизоньки учащённо вздымалась и опадала, тонкий стан трепетал. Ну же, давай же, давай, молили меня её глаза, я больше не могу...



Уступая сему немому зову, мой взбрыкивающий от нетерпения дружок неторопливо ринулся вглубь горячего жерла и проворно засновал взад-вперёд, с каждым разом проникая в Лизоньку всё глубже и глубже.

Лизонька то и дело хватала мою голову и принималась яростно целовать в лицо, в шею, впиваясь в меня зубами. Она, уже не стесняясь, громко стонала и охала, виляла попой, запрокинув назад голову и закусив напрягшуюся нижнюю губу. Из неё рвалось непрестанное:
– Foutre je, mon cher… Ой, мамочка!.. С′est bon… il est plus profond!.. глубже, милый… Je veux il a fin vous aussi… avec moi!.. Я хочу, чтобы ты кончил со мной!.. toujours… ещё… ещё… Foutre je!.. Trombiner je!.. Donnez, cher!.. Ce paradisiacal est le plaisir!.. О, райское наслаждение!.. il est doux!.. il est doux!.. il est doux!.. сладко!.. сладко!.. А-а-а!!!

Мои сouilles (яйца) начали набухать, предвещая мне, что я скоро взорвусь зарядом le sperme. Я чувствовал, что больше не могу сдерживаться.

Лизонька стала бешено вращать попой, подбрасывая меня и громко взвывая:
– Ы-ыыыыыы…

Я загнал la verge (х*й) по самые couilles в её z;zette (пи*ду) и начал бурно извергаться с криками блаженства. Горячий поток влаги разбрызгивался глубоко в её вагине, заполняя каждый дюйм. Мой дружок опорожнялся целую вечность, пока я не вытянул его из Лизонькиной вагины.

От избытка чувств, руки Лизоньки ослабли, ноги раскинулись по постели и она замолкла. Я слышал только её тяжёлое дыхание.

Придя в себя, она натянула на себя простыню и проговорила:
– А теперь, поручик, уходите и забудьте всё, что между нами произошло.

Я оделся и, склонившись над Лизонькой, поцеловал её в губы и сказал:
– Спасибо, дорогая. Но вас забыть я не обещаю.

Я ушёл от Лизоньки раздосадованный её отказом продолжить нашу любовь. Однако прогулка по заснеженной Москве успокоила меня.

(продолжение следует)
http://www.neizvestniy-geniy.ru/cat/literature/romany/1262961.html