Остров. Где-то... Часть вторая. Глава десятая.

Едва видимо обозначилась вершина Большого Холма. Постепенно очертания обретали графическую чёткость; туман неспешно скручивал своё сизое покрывало. Проступили контуры Храмового комплекса, следом появилось самое начало песчаной дороги, а одновременно с Домом Правителя на дороге ниже выглянул осиротевший домик «нужницы» Гертруды и знаменитый всему Острову сад. Скоро туман окончательно скатился к подошве Холма на прибрежную полосу, где слышались не громкие человеческие голоса; это скрытые утренней пеленой рыбаки скручивали и укладывали на плоты сети. На серой от ночной сырости песчаной дороге появились первые корзинщики: танцующей специфической походкой - периодически подпрыгивая - они несли корзины с дневным рационом для рыбаков, фигуры которых туман поделил надвое, отрезав нижнюю часть… Начинался новый день…

Лион проснулся: принято говорить по окончании ночи - человек проснулся. На самом деле настоящего сна не было. Вместо него - тяжкие видения. Третью ночь подряд он проводил на съёмочной площадке фильма. Фильма настолько жуткого, что Правитель радовался, когда просыпался. Во сне свистели бичи, срезая куски мяса с тел несчастных жертв. Под аккомпанемент не человеческих воплей вырывались пучки волос с голов обнажённых женщин, во все стороны простирались гигантские поля, усеянные отрубленными конечностями, в основном это были обрубки по локоть или ноги до колен: не редко встречались отрезанные мужские половые органы и женские груди, головы. Ряды столбов, чадящих несильным пламенем, на которых корчились сжигаемые живьём люди, чередовались с рядами несчастных, насаженных на колья. Испустивших дух мучеников незамедлительно меняли на новых. Всюду стояли дыбы, и редко какая не была занята. Мучительным было то, что Лион в тяжёлом забытье знал, что оказался в фильме не просто так, от него что-то зависело, он должен был сделать что-то, такое, отчего этот страшный мир боли и насилия исчезнет. Он его должен уничтожить. И он почти что вспоминал, что надо сделать, но… уходило, а сценическая площадка заливалась кровью. Стрекотали камеры, осветители выставляли свет, режиссёры вновь и вновь руководили постановкой убийств и пыток. Всюду стоны, крики, мольбы о пощаде, а он стоял, не зная, что делать. Палачи его не видели…. В узкие бойницы сочился свет: утренний, синий. Прохлада. Тишина. Правитель встал с постели, и тут же пришла и бросилась терзать сердце тоска. В последнее время это случалось каждое уро. Гертруда. Белое тело, тёплое и мягкое, удивительно мягкое, влажные глаза, сияющий взгляд. Но сейчас в женском взгляде Лиону виделась боль и недоумение: где ты, почему со мной происходит такое, как ты допустил? Он понимал, что картинку рисует бессилие исправить что либо, незамедлительно, что это самое настоящее самоедство, но легче не становилось. Лион прошлёпал босыми ногами по холодным глиняным плитам к кухонному столу. Из кувшина выпил морс. Открыл крышку короба посмотреть, что осталось с ужина. Кусок вяленой рыбы и салат. Не густо, но утолить голод хватит. Он вышел из дома. Холмы практически очистились от густого одеяла, укутывавшего Остров каждую ночь. Туман приносил с собой благо – драгоценную влагу. Она питала растительность, только поэтому выживало под раскалённым дневным солнцем всё насущное. Дожди были крайне редки, правда проливные – потопы - и шли они два-три дня, раз в три месяца. Островитяне использовали их для пополнения резервуаров, как подземных, основных, так и мобильных, расположенных на крышах домов. Лион непроизвольно бросил взгляд на деревню, на белый домик. Всколыхнулась ярость, накрыла волна ненависти к Поли. Она – главная преступница. Генератор зла. Правитель поспешил справиться с эмоциями: что толку предаваться ярости, если враг не доступен. Он посмотрел на подножие Холмов. Рыбаки заканчивали грузить на плоты сети, а корзинщики перекладывать провиант в корзины, принадлежавшие рыбачьим артелям. На каждый плот полагалась одна. Рыбаки, кормильцы, остались единственными, кому не срезали рацион. Тяжелейшая работа требовала калорий, остальным членам общины пришлось привыкать к оскудению рациона. Лион не был исключением. Жизнь изменилась, не кардинально, но худшее могло произойти в любой момент. Поли, дезертиры, голодная команда капитана Грейка. Заботы, заботы. Но более мучало похищение Гертруды. Размышления прервали шаги, звук прилетел из глубины дома, а судя по их увесистости, это мог быть только Максимиллиан. Действительно, Страж Порядка встал рядом.
-- Доброе, Правитель, утро – хрипловатым со сна голосом поздоровался он.
-- Доброе, Макси – ответил Лион.
В последние дни Лион встречал Стража редко, тот сутками обучал рекрутов приёмам владения мечом и копьями, которые уже начал ковать капитан Грейк. Ново сформированные отряды самообороны состояли в основном из подростков. И немногочисленных девушек – добровольцев, послушниц из Храма, для которых найм в ополчение становился реальной возможностью вырваться за его пределы, а при удачном раскладе событий найти жениха. «Священной любовью» бредила вся храмовая женская молодёжь. Обучение проводилось скрытно, в пещерах выработанных глинозёмов, дабы дезертиры Котловича до поры до времени ни о чём не узнали.
-- Как дела, Макси? – спросил Лион.
Страж пожал плечами. Всклокоченные вихры отросших волос и запущенная борода придавали Максимиллиану дикарский вид. Волосатое тело устрашало одним видом. Зверь, могучий зверь стоял рядом с Лионом. Страж громко зевнул, широко открывая рот и сверкая белоснежными зубами.
-- В брюхе бурлит, есть охота.
-- Да – ответил Лион – трудные времена настали, и чем всё кончится – не понятно.
-- Будет в порядке всё, Правитель. В прошлый мы раз не готовы оказались, другое сейчас дело. Мои научились ребята многому. Девицы тоже не робки… бой-девки.
-- Да? Ну, рассказывай тогда что ли, или сначала поедим, что осталось со вчерашнего ужина.
-- А чё рассказывать – пожал в ответ плечами Страж - разбил их на пятёрки, старшими поставил самых толковых. Покойного Густо ребята. Марик, он уже посвящённый, начальник у них. Остальные: Пирр, Доша, Кирам – командиры отделений. Стефа малой пока, так что на посылках. Ещё Алехандро, башмачницы Гралки и Никар из Храма. Костяк. Моя опора. Стоящие ребята. Остальные слушаются их. У девушек – Луиза от Марайны, Меллисса от Рапиты…
-- Это «нужница»?
-- Да. И Коллета из Храма. Толковые девки.
-- Сколько всего?
-- Считай. Шесть отрядов по пять – тридцать ребят, и девушек пять по три, пятнадцать.
-- Сорок пять.
-- Ещё разведчиков у меня немеряно. Сопляки которые. Я их разогнал по всему Острову, чтобы не пропустили, когда эти твари появятся, нам бы только узнать их нору, куда они уходят?
-- И что будет?
- Обсуждали вроде, забыл? – удивился Максимиллиан, и с наслаждением закончил – натаскаем камней, и как только появятся, забросаем, а кто прорвётся, насадим на копья и порубаем .
-- Гладко.
-- Вместе обсуждали, что случилось с тобой, Правитель?
Максимиллиан внимательно смотрел на Лиона.
-- Тревожно. Винтовки, а против дети.
-- Нет, Правитель, они воины, к тому же – Максимиллиан почесал затылок - какой выбор?
-- То-то и оно, что нет его. Ладно, пойдём доедать рыбу. Как Марианна себя чувствует? Не приболела? Какой день не вижу.
В воспоминаниях вспыхнула картинка сидящей на его коленях девушки. Балахон сброшен, глянцевые плечи отражают свет, льющийся из бойниц: упругие, танцующие при каждом движении груди, отвердевшие розовые соски… Он быстрым шагом вошёл в дом. Стражник двинулся следом.
-- Садись, Макси – Лион показал на стол – принесу, что осталось.
Он достал из короба рыбу, салат. Выставил кувшин с морсом. Нашёл в хлебнице, скрытой от глаз стопкой чаш и тарелок три лепёшки, удивился, откуда? Не вспомнилось. Отнёс. Затем вернулся за маленькими кубками. Всё это время Максимиллиан молчал: гулко стучали выставляемые на каменную столешницу глиняные приборы. Лион горько усмехнулся про себя: «похоже, сейчас начнутся разборки, Господи, что я наделал»? С грохотом подвинул тяжёлый стул, сел:
-- Ешь, Макси, и рассказывай, что случилось, чего такой потерянный? На тебе лица нет.
Действительно, Страж Порядка выглядел расстроенным. Он порвал лепёшку надвое, держал половинки перед собой, словно не знал, с какой начать, и смотрел в стол. Лион хмыкнул, но промолчал, только кивнул головой, потянулся тоже за лепёшкой, однако передумал, отдав предпочтение рыбе. Разделил кусок на две ровные части, один положил на тарелку Максимиллиана, свой, отрывая маленькими дольками, начал есть. Он ждал, уверенно зная, о чём предстоит беседа, после того, как Стражник соберётся с мыслями. Так и случилось. Стражник отложил куски прямо на стол, могуче вздохнул, наполнил чашку, залпом выпил напиток, протяжно выдохнул, и наконец, перестал созерцать столешницу:
-- Марьяна всё, Владыко – глухо выдавил он. Скрутил трубочкой целый кусок лепёшки и запихал его себе в рот: тяжело задвигались челюсти. Лион подождал, но видя, что клейкая масса не даёт приятелю говорить, заговорил сам:
-- Марьяна что – спросил он – что-то делает не правильно? Или как? Ты, Макси, в молчанку теперь не играй, прожуй, как следует, и говори, коли начал. Рассказывай, что не так у Вас?
-- Знаешь, Правитель – трудно выталкивая слова, низко заговорил Максимиллиан, после того, как справился с куском – я не совсем уж дурачок, чтобы не понимать некоторых вещей. Например, знаю, что мои волосы пугают женщин, и что Гертруда – он осёкся было, но продолжил – твоя, Владыко, принимала меня по велению старого Правителя и твоего желания.
-- Можно я тебя перебью – спросил Лион – а фру Миллена? Между прочим, она того, этого…
-- Не надо, Владыко, не шути, не сейчас – насупился Страж.
-- Прости, друг, не подумал. Извини – приложил руки к груди Лион – я слушаю.
-- Никогда не строил иллюзий я на счёт женитьбы, жить был готов один. Появилась тут Марьяна, подарила другой мне мир. Стал я счастлив, признаюсь, а началось потом – Стражник махнул рукой, и Лиона овеяло ветерком – ответь, Правитель – отчаянье сквозило в голосе приятеля, а во взгляде, прикреплённым к столешнице, горечь и усталость – так женщины все?
Властелин Острова перевёл дыхание, он готовился к сокрушительному разговору по поводу измены, но, похоже, Марьяна ничего не сказала. Тому и оставаться. Он начал тщательно подбирать слова:
-- Так, это как?
-- Ну-ну… мучительницы, Владыко.
-- А-а-а – почти развеселился Лион – конечно. Они нас мучают, мы их, вопрос в том, что до женитьбы этого никто не желает осознать. Мне легче рассуждать, я не женат, никогда не был, но даже с Гертрудой бывали моменты, когда хотелось выть. Редко, но бывало – Лион подавил пришедшую с воспоминаниями горечь – пойми, Макси, у нас разные психологические установки…
-- Что это? – угрюмо спросил, искоса посмотрев на Лиона, Стражник.
-- Взгляды на жизнь, на окружающий мир. Вот для тебя, что важно в Марьяне, чтобы она всегда была весёлой, любила тебя, ждала, правильно?
-- Ну да – недоумевал Стражник – как по - другому?
-- Вот – поднял указательный палец Лион – а что надо бы делать, чтобы так было, думал?
-- Что? – густая чёлка не смогла скрыть движение вверх бровей по лбу Максимиллиана:
-- Не знаешь, в этом и дело. Ты думаешь, что это изначально, ты любишь, тебя любят. Так устроено природой, верно? К чему напрягаться?
Не дожидаясь ответа, Лион заспешил, разговор начал увлекать его самого:
-- Ничего подобного, палец в небо. Надо, друг мой, много больше. Природа только сводит две половинки, а дальше нужно работать головой – он постучал по лбу – любовь должна быть тут, а не только здесь – ткнул себя в грудь - тут инстинкт, природа, в голове любовь, истина. Инстинкт без подпитки гаснет со временем, ты должен заставить себя любить не конкретного человека иного пола, женщину, как все мы любим, а спрятанный в ней объект совершенно фантастический. Полная противоположность мужскому началу, утерянный кусочек себя. Это надо понимать и принимать, как единственную данность. Единственную, понимаешь, друг мой? Женщина – недостающий элемент конструкции. Чтобы стать цельным, необходимо принять в себя противоположность, понимаешь? Всё не зря. На самом деле, женская противоположность неотъемлемый кусок мужчины. Почему так сделано, неведомо? Как проблема выглядит со стороны женской – не знаю? Но не зря говорят, вторая половинка. Справишься с собой, быть счастливым, нет, тогда страдания и более ничего. Понятно объясняю?
-- Совсем нет.
-- Ладно. Попробуем проще. Тебе не понравится, если я сейчас испорчу воздух, возьму, да и пукну, верно? И это правильно, поскольку в тебе нет физиологической, половой любви ко мне. А пукать прилюдно, не прилично, тем более, за столом. Всё правильно. Но, когда твоя любимая случайно не сдержится и выпустит газы, она так же человек, всякому случается быть, конфузу тоже, так вот, тебе, да, станет неловко, как и ей самой, но при этом понравится её смущение, вот это и называется любить головой. Примерчик, конечно, тот ещё, но другого сразу в ум не пришло. Я что хочу сказать этим, Макси, если любишь, вытерпишь всё, естественно в рамках разумного. С её стороны тоже должны быть подвижки, ты тоже не идеал. Понимаешь? Надо притираться друг к другу. Путь долгий, часто кончающийся ни чем или чем-то плохим. Люди эгоисты, Макси, каждый тянет одеяло на себя, но в любви такие номера не проходят. Ты или растворяешься в своей половинке, или всё кончается печалькой. Вот так. Теперь понятно?
Угрюмый Стражник покачал головой, пожал могучими плечами, шумно втянул в себя воздух:
-- Кажется, да. Да только… а - бросил перед собой надкушенную вторую часть лепёшки – иногда так посмотрит, чувствуешь, жук навозный я, а никак не человек. Только что – он воровато оглянулся, через плечо, понизил голос – проснулись, всё по - людски, начали заниматься… ну-у, понимаешь, чем, я старался, а после, она в слёзы. Меня в оторопь, случилось что, больно сделал или… убежала. Три будет дня молчать, испытано, трудно так то. И непонятно, что да как?
Лион коротко помолчав, спросил:
--Это у вас не в первый раз?
-- Какой там? Она своими замучила слезами. И что, можно как любить?
-- Да, Макси - ты прав, я нет. Такое не полюбишь. Видишь, какой из меня учитель? Да, брат, в любви советчиков нет. У нас с Гертрудой отношения другие, мы люди свободные. Может быть, что Марьяна беременна? Вы уже сколько женаты?
-- Фиг знает, не говорит. А женаты – Максимиллиан поднял голову, попытался посчитать, но махнул рукой – не считается, э-эх – наполнил грудь воздухом - знал бы, что будет, не женился.
-- Ты поэтому домой возвращаешься поздно?
-- Нет, что ты – Стражник покачал головой, но осёкся, а затем сказал, в голосе чувствовалось удивление - смотри – т - ка, а действительно, не несут ноги - то. В дом-то.
-- С вами, ребята, не соскучишься.
Мужчины замолчали, думая каждый о своём. Максимиллиан перебирал в памяти стычки - мелкие, обидные, больные - которые случились в недолгой жизни его с Марьяной. Чаша с кипящим бульоном, вот что напоминали воспоминания, в которых варилось всё; восторг перед красотой жены и боль ран от колющих своей не справедливостью слов в свой адрес: не справедливых, как казалось ему, когда он их слышал, и становившихся истинными по истечению короткого времени. В иные моменты красавица Марьяна превращалась в чудовище: он ненавидел, но был бы рад отдать жизнь, стоило жене подойти и обнять, и удивительно ловко сбросить с себя балахон. Горячие руки, он чувствовал сквозь густой волосяной покров их жар, скользили к месту, от которого, теперь это точное знание, в огромной степени зависела сама жизнь мужчины. Примеры друга не закрепились в сознании, но стало легче. Лион же невидимо страдал: глаза Гертруды молили: спаси. Подслушивавшая разговор мужчин Марьяна плакала, прячась за стеной… Снаружи послышались шаги. Лион насторожился, крикнул:
-- Кто там?
-- Это я, Владыко, Милена, не ждал? Запамятовал, какой день, у тебя сегодня убираюсь я.
Уборщицу Лион встретил улыбкой во весь рот: за столом он сидел один. Стража Порядка Острова как ветром сдуло при первых звуках голоса фру Милены. Максимиллиан на цыпочках пронёсся по залу, нырнул в тёмный проём, где совершенно неожиданно оказался в объятиях заплаканной Марьянны: жена осыпала его поцелуями. Лион встал из-за стола и двинулся навстречу пожилой женщине, забрать тяжёлую корзину.
-- Фу-у, еле добралась до тебя, Владыко, оставь, не твоё это, сама я – отвела она протянутую руку. Уборщица прошла к столу, поставила корзину к ножкам табурета, села, тяжело отдуваясь. Посмотрела на Лиона, оставшегося стоять у входа, восхищённо поцокала языком, покивала головой, и вместо приветствия сказала:
-- Хорош, ничего не скажешь – и без всякой связи с оценкой внешнего вида Лиона спросила - слышал, Владыко, что Криомегения пророчила? Вчера целый день выла.
-- Нет – хорошее настроение ушло, он подошёл к уборщице.
-- Сядь, Владыко, не стой перед, я женщина в годах, но и мне тяжело перед тобой таким, аль не устою.
Лион послушно отправился за стол. Тревожное чувство сжало грудь. Женщина сняла косынку и принялась поправлять волосы, мокрые, давно жиденькие: заложила за уши тонкие пряди, огладила голову, увидела кубки:
-- С кем это ты в такую рань успел посидеть? Всё в заботах, люди, видать, не зря тебя хвалють.
Милена широко расставила ноги, положила на натянутую ткань балахона платочек, упёрла руки в бёдра:
-- Сердешная в кажиный дом зашла поочередке, везде одно завывала, сам она знаешь, как умеет выть. Чудное говорила. Не поймёшь по толку. А где еда твоя, Владыко, разе корзинщики не приносили? Что это они?
-- Фру Милена, я распорядился, чтобы мне вместе со всеми, в порядке очереди, не томите…
-- Зря, Владыко. Люди должны уважать, ты главный, верни море и Святой Отец здоровья старому Владыке, но ныне ты Правитель, дай нам слабину, так, порядка станет никакого не. Возьми моего Густо, какой хороший человек был, а почему? Потому что меня слушался, и уважал, а я любила его.
-- Фру Миллена, что там с Криомигенией, что она пророчествовала? Это важно – взмолился Лион.
-- Я рази не понимаю? После того, как накликала безумица на пришельцев нас. И так люди от шарахались, а теперь вовсе в дом боятся пускать, а она ломится…
-- Фру Милена – повысил голос Лион, корзинщица бросила на него недовольный взгляд:
-- Чудно говорила, Криомигения-то. Какого-то не стало Защитника, мол, пришёл к Хозяйке страшный человек Царства, а с ним войско, горе всем будет, потому придут они как к нам войной. Вот.
Замолчала.
-- Это всё? – задумчиво тёр подбородок Лион.
-- С безумицей да.
-- Вообще, конечно, не новость, мы предполагали изначально, но всё равно спасибо. Лишнее доказательство. Эх, знать бы, где они появятся, с какой стороны ждать…
-- Чего не знать, на Птичьих Скалах у них выход.
Лион оторопело уставился на уборщицу, женщина густо покраснела, отвернулась, теребя в руках косынку.
-- Вы с чего это взяли, фру Милена? Безумица напророчила?
Лион поднялся, но из-за стола не вышел.
-- Ребята видели мои.
-- Кто?
-- Стефа, меньший. За яйцами посылаю его, есть мало нынче, а у меня пятеро, вот я и отряжаю время от времени на Скалы его. Большие нынче заняты, Марик, самый старший мой, главный – видно было, как гордилась уборщица сыном, хотя смотрела не на Лиона, а в дверь – в ихнем отряде. Малого страшно отпускать, кажный раз сердце болит, а что делать, а? Кормить надо. Раньше с Густо мы, теперь одна. Ты, Владыко не суди, что нарушаю закон, попробуй прокормить пятерых одна.
Милена смолкла, испуганно глядя на коленопреклонённого Правителя. Пока она говорила, Лион неслышно оказался перед ней, опустился на одно колено: взял руку женщины – та обмерла – накрыл сверху ладонью и тихо сказал:
-- Фру Милена, я сейчас повторю Ваши слова, а Вы подтвердите, правильно ли я Вас понял? Ваш сын видел на Птичьих Скалах людей, и они не деревенские, так?
Милена кивнула головой.
-- А как они выглядели, он не рассмотрел?
-- Не знаю, не рассказывал, да не спрашивала я, зачем? Столько незнакомцев по Острову шарабродят, одних баб чужих в орешнике сколько работает. И всех кормить, жопы вон какие – уборщица расцепила хватку Владыки Острова и развела руки в стороны, показывая – а мальцы есть просят…
Лион стремительно выпрямился - уборщица отпрянула, прошептав: « оглашенный» - крикнул в проём, укрывший Максимиллиана от глаз и острого языка фру Милены:
-- Макси, ты слышал?
-- Да.
Стражник вошёл в комнату, следом Марьяна. Она поздоровалась, Лион молча кивнул:
-- Догадываешься, что делать? - спросил он Стражника, и не дожидаясь ответа, коротко приказал - давай дуй за Стефой, он где сейчас? – посмотрел на уборщицу сверху вниз – не на Скалах?
-- Какие Скалы с утра, до них прямо к пеклу и дойти. Дома он оставлен у меня.
-- Макси – взглянул на Стражника - пойди в дом фру Милены, приведи Стефа, можно – повернулся опять к уборщице – со Стражником он пойдёт?
-- С волосатиком – женщина с удовольствием обратила свой взгляд на Максимиллиана – конечно, он нравится ему, ты скажи, Страж, что его у Правителя мамка ждёт. Только пусть поест сначала, старшие накормят. Корзинщики уже ходят по домам, я встретила.
-- Кстати, сами то Вы что в такую рань пришли? – поинтересовался Лион.
-- А ведь и вправду рано, Святой Отец – и удивилась – попутала что-то видать.
-- Правильно, что попутали. Значит, пусть поест… нет – Лион покачал головой - здесь накормим, Макси, корзинщики когда должны прийти, примерно уже?
-- Если они в деревне – Максимиллиан кивнул в сторону уборщицы - значит, скоро будет кто-то здесь.
-- Вот и хорошо. Давай, друг, иди. Здравствуй, Марьяна – только сейчас Лион отдал себе отчёт в том, что видит девушку – извини, видишь, как дела развиваются? Неужели это их портал? Далеко.
-- Я пошёл – Стражник посмотрел на Лиона:
-- Давай, с богом – кивнул головой он.
Лион не видел, как Марьяна притянула голову мужа и поцеловала в губы. Фру Милена тихо фыркнула, отвернулась, её головной платок подвергся насилию со стороны натруженных огрубевших от щелочей и морской воды рук…

Чёрный кружок завораживал. Дар Поли позволял видеть картинку целостно, со стороны. Ослепительный красавец держит на прицеле, так, кажется, это называется, не менее красивую, чем он сам, молодую женщину. В глазах незнакомца плещется недоумение, отчасти растерянность, в свою очередь и красавица растеряна, но ей любопытна сложившаяся ситуация. Страха нет, за всю жизнь она никогда не испытывала этого чувства, поэтому не знает его. Глаза молодой женщины пусты, бездонны. Молчание нарушает красавец. Выговор мягкий, южный, голос приятный:
-- Кто ты, как твоё имя, что вообще всё значит: эта пещера, все эти люди? Что происходит? С твоими личными способности, невероятными возможностями в плане ментального воздействия я ознакомился только что, поэтому пистолет, малая мера предосторожности, не помешает. Предупреждаю, оружием я владею, уйти тебе не успеть. Спокойно, без напряга проходи в комнату и садись: нам есть о чём поговорить. Ну, прошу.
Мужчина повёл дулом. Поли послушно прошла в центр, приподняла подбородок, Герсуриналия понял, кивнул головой:
-- Конечно, садись, разговор предстоит долгий, насколько я понимаю ситуацию.
Поли присела на край кровати, поставив руки на край. Ах, какие незабываемые ночи проводились на этом ложе. «Милый, где ты? Ты так сейчас нужен мне. Кто этот грозный мужчина с оружием? Он кого-то напоминает, не могу вспомнить. Хабил, дорогой, немедленно возвращайся, где бы ты ни был. Я не знаю, кто этот мужчина, но то, что он настроен меня убить, чувствую. Всё читается по глазам, это подсказывает моё сердце». Мужчина задал какой-то вопрос, Поли встрепенулась, Хабил. Это его голос. Но оказалось, что говорил незнакомец, голосом любимого. Что всё, действительно, значит? Поли попыталась сосредоточиться на словах:
-- Буду предельно вежлив. Вежливость по отношении к женщинам одна из мужских доблестей, не правда ли, дорогая? Можно не отвечать, я просто разглагольствую, настраиваюсь. На самом деле быть вежливыми по отношению к другим, да и вообще миру, обязанность любого человека, иначе какой он человек? Дикарь, в лучшем случае образованный дикарь, а возможно, образованный дикарь, это как раз самый негативный случай. Страшное дело, если вдуматься. Хорошо, что в жизни количество образованных дикарей весьма скромно, есть, но скромно. Достойных много больше. К примеру, капитан Грейк, старший помощник Толкинен. Итак, дорогая, вопрос первый, как я оказался в этом замечательном гнёздышке и второй поддерживающий вопрос: мои функции и обязанности здесь. Проще говоря, зачем Вы меня сюда притащили, каким образом, но главное - цель моего присутствия здесь?
Чёрный кружок описал небольшой круг, а красавец обвёл взглядом помещение:
-- Слушаю.
Поли вопрос показался странным: она видит его в первый раз. Не она его привела, это он пришёл. И где Хабил?
-- Что Вы молчите?
Незнакомец смотрел прямо. «Какой красивый, почти как Хабил - в очередной раз Поли по достоинству оценила внешность мужчины - но надо что-то отвечать, может, пока они будут разговаривать, подоспеет любимый, и роли поменяются: допрашивать станет не красавчик, а его самого. Они отведут наглеца»… Голос бесцеремонно прервал течение мысли:
-- Жду ответа, ну.
Поли сказала:
-- Я не знаю тебя, не знаю, как ты очутился в нашей пещере, не знаю, зачем? Вижу в первый раз.
Хотя красавец казался самим образцом вежливости, стараясь скрыть отвращение, но она видела, как его всего передёрнуло при звуке её голоса:
-- Так-так, субординация становится ещё загадочней. Вы меня не знаете, но я, тем не менее, вот он. Тогда вопрос следующий – полковник сложил на груди руки, и легко тронул дулом кончик носа - проясняющий, по крайней мере, для меня такого рода предположение. Вопрос я задам такой – Вы имеет для себя мужчину, к примеру, в качестве мужа, или любовника, простите за нескромность?
-- Хабил – ответила Поли.
-- Смутно знакомое имя. Где-то оно уже звучало. Он Вам кто?
-- Любимый.
-- Прекрасно. Возлюбленный, это чудесно. Кстати, а как Ваше имя?
-- Сестра Поли.
-- Очень приятно. Меня зовут Иммабит Герсуриналия. Следующий вопрос. Вы прекрасно говорите на анжарнийском, откуда?
-- Я так разговариваю с Хабилом.
-- Понятно. Где Вы встретили своего любимого?
-- Я освободила его из плена.
-- Очень интересно. Кто враг?
-- Его держали в плену на корабле без парусов.
Полковник тихо присвистнул:
-- В ближайшей округе я знаю один корабль, крейсер «Атакующий» капитана Грейка. Версия принимается. Стало быть, неведомый Хабил это Ваш любовник, так-так, что ж это вполне проясняет Ваши поступки .
Полковник убеждался всё больше; перед ним безумная, наделённая ужасающим даром. Предельная концентрация, нельзя ослаблять внимание, стопроцентная защита…
-- Нет – проскрежетал не человеческий голос, и Иммабит сообразил, что отвлёкся, пусть на миг, но он оказался уязвимым. Повезло: страшная красавица не уловила его прокола, Иммабит сосредоточился на защите, одновременно вникая в смысл слов Поли – мы с Хабилом не просто любим друг друга, мы строим Царство Справедливости и Любви.
-- Очень интересно. А нельзя узнать подробнее, что означает сие?
Когда заскрежетало, полковник непроизвольно поёжился, едва заметно; «что за жуткий голос у этой красавицы».
-- В нашем царстве нет власти мужчин, этих похотливых самцов. Женщины и мужчины равны. Любовь и Справедливость – главное. У нас нет никакого насилия. Наказания – да, насилия нет. Работы только добровольно – обязательные, по желанию…
Иммабит не верил своим ушам: он слышит детский лепет. Рассуждения младенца, когда собственное «я» является мерилом всего. Царство Справедливости и Любви, Бог ты мой. Сколько раз принимались за его обустройство люди, и всегда подобные авантюры оканчивалась конфузом и кровавой трагедией. А тут особый случай вовсе - подземелье, управляемое безумной, безусловно, женщиной и её помощником. Но что ещё невероятней, оно есть, это Царство. Он видел своими глазами, пока дожидался прихода Поли, как всюду снуют люди, в основном женщины, одетые в морскую форму. Редкие мужчины, тоже матросы, что –то мастерили. Подземелье расцвечивали красивые пятна света, перемещающиеся по стенам и потолку, кроме этого явно имелся дополнительный источник света. Света не достаточно, конечно, но полумрак не давил. Выходит, безумная и её приятель что-то такое выстроили. С ума сойти.
-- А люди, они откуда? – спросил полковник.
-- С корабля. Деревенским в царство хода нет. Они должны заслужить право, так говорит Хабил.
-- Понятно, соревновательный процесс, чья система лучше. Ну а еда откуда?
-- Из деревни.
-- То есть?
-- Деревня и Храм выделяют долю.
-- Вот оно как, оказывается. Право на жить нет, а кормить извольте. Как же так, уважаемая, получается? Где тут Справедливость? Вы паразитирующий придаток на теле островитян.
-- Наши люди ходят на работы по договорённости с новым Правителем.
-- Хм – Иммабит коротко задумался - хорошо – поёрзал на стуле, устраиваясь удобней - но от этого никому не легче. На всех еды может не хватить, понимаете это? Кто-то умрёт от голода.
-- Кто умрёт, тот умрёт…
-- А кто нет, тот останется – перебилполковник – каннибальская философия, однако.
-- Остальные обретут счастье.
-- Ой, ли, дорогая.
Герсуриналия приуныл. Он в капкане. Внимание к мелочам ослабло, Иммабит не увидел, как изменилось выражение лица сидящей напротив красавицы: она будто прислушивалась к чему-то. А когда он задал следующий вопрос:
-- Хорошо, теперь объясните, как я – то попал к Вам – Поли холодно улыбалась.
-- Не важно – услышал он голос за спиной, и ощутил прикосновение холодного металла к затылку – положите пистолет на пол, очень медленно.
Герсуриналия узнал голос сразу: лейтенант Гори, командир группы «угрей». Сопротивление бессмысленно. Он наклонился и положил пистолет к ногам. Оружие исчезло из поля зрения мгновенно…

Верховная Жрица спешила, поэтому воспользовалась туннелем соединяющим Храм с Домом Правителя: нестерпимо хотелось поделиться с молодым Владыкой радостью, так неожиданно переполнившей её сердце. Отчего она поддалась импульсу, Генриэтта не думала, хотя в её годы и с больными ногами спуск с вершины Холма к Дому Правителя, тем более возвращение представлялось делом нелёгким. Однако нетерпение, желание рассказать гнало вперёд; ещё бы, наконец-то заботы и хлопоты лекарок сделали своё дело: оба больных пришли в сознание. Старый Правитель и мужчина с корабля вернулись «в жизнь» одновременно. Пусть мозг у обоих ещё спал, и лежали они совершенно беспомощные: пошевелить хотя бы пальцами рук они смогут ещё не скоро, тем более произнести первые слова, но уже «заговорили» их глаза. Безжизненные абсолютно, мертвенно-серые, они потеплели, белки редко подрагивали, когда близко подносился огонь. Это значит - определила сестра Жасмин, осматривая больных - начался процесс выздоровления. Ещё хороший признак - лекарка погладила по очереди их ладони и ступни – повысилась температура конечностей. Главная лекарка ушла. Верховная Жрица сидела подле бывшего возлюбленного, гладила его руку, радовалась потихоньку, когда внезапно остро возжелала сообщить новость лично молодому Правителю. Желание было таким сильным, что Мать Жриц резко поднялась, забыв о старом возлюбленном - он внезапно «ушёл» из её головы. Как выбегают на свиданье шестнадцатилетние девушки: стремительно, задыхающиеся в желании встречи с объектом своего обожания, так и Генриэтта выскочила из «лекарни». Она не предупредила дежурную сестру о своём уходе, как делала всегда: даже не вспомнила. Её чувства поработило совершенно непереносимое желание увидеть Лиона. Генриэтта ежедневно слышала стрёкот молодых послушниц о необыкновенности нового Правителя. Она хоть и старуха, но женского в ней до сих пор хоть отбавляй, а возродившиеся чувства к старому Правителю расцветили сердце, вернув молодость, так что какими бы не были побудительные мотивы, Мать Жриц спешила в Дом Правителя, словно её ждало свидание с любовником…

-- Лейтенант – недоумённо спросил Иммабит, слегка заглядывая через плечо – что это значит?
-- Долг службы, господин полковник.
-- Что – изумился Иммабит - какой? Что всё это значит? Объясните Ваши действия лейтенант. Что происходит?
-- Обязанность «угрей» - глухо раздалось над головой Иммабита - выявлять и предотвращать, помимо остального ряда служебных обязанностей, случаи проявления не подчинения, или открытого выступления против существующего порядка, то есть бунта, любых лиц – заученно говорил невидимый Гори - невзирая на занимаемую должность, или звания, если дело касается военных. Вы сами всё прекрасно знаете, господин полковник. Оцените ситуацию реально.
Лейтенант Гори появился в поле зрения Иммабита: в руках пистолеты. Он встал рядом с Поли, почти плечом к плечу. Молодые люди оказались одного роста. Девушка повернула голову и с неподдельным интересом рассматривала неожиданного защитника.
-- Полноте, лейтенант, Вы сами прекрасно понимаете, что нет никакого бунта – не мог прийти в себя Герсуриналия – какой бунт… кто бунтарь и при чём здесь я? Что с Вами, лейтенант?
-- Ошибаетесь, господин полковник, у бунтаря, как Вы его назвали, есть фамилия и помощник.
-- Серьёзно?
«Сколько раз мне предстоит удивиться сегодня, денёк выдался тот ещё» - с горечью думал Иммабит. То, что его сейчас держит на мушке командир «угрей», Герсуриналию не сильно беспокоило: без всякого сомнения, думал он, недоразумение развеется скоро. Настоящая опасность по – прежнему исходила со стороны красавицы: полковник чётко отдавал себе отчёт в том, что стоит ослабить внимание к её персоне, девушка непременно воспользуется оплошностью, в результате чего и так запутанная ситуация изменится ещё раз, но уже кардинально, при чём не в его пользу…
-- Орландо Незнаменцев, господин полковник – словно докладывал лейтенант - мне показалось странным его внезапное возвращение, поэтому я отдал приказ сержанту Малиэттэ и рядовому Личарду последить за учёными. И да, скоро выяснилось, что их, так называемое, возвращение есть часть военной операции капитана Грейка, направленна она против нас. Также в ходе наблюдения выяснилось, что главная цель лазутчиков - Вы. Незнаменцеву и его помощнику Томми Ану капитаном Грейком было поручено склонить Вас к сотрудничеству. Таким образом, это классическая разведывательная операция. Вас пытались завербовать, господин полковник.
-- Чепуху несёте, лейтенант – Иммабит усмехнулся, улыбка получилась кривенькая – я полковник, я им был, и есть. Полковник анжарнийских военно-морских сил…
-- Так точно – перебил Гори - но только для обитателей Царства, для Хозяйки Вы некий Хабил, любимый мужчина, и Вы считали себя им же, но Вас перевербовал Орландо Незнаменцев, и Вы снова превратились в полковника Герсуриналия.
-- Вот как вам всё это кажется – Иммабит потряс головой - бр-р, как такое возможно, неужели, лейтенант, Вы допускаете подобное вероятие? Мы разумные люди, но Вы несёте бред.
Ответом было молчаливое пожатие плечами: дула обоих пистолетов застыли на уровне груди полковника. Брошенный на безумную красавицу взгляд остановил, готовый было сорваться с его губ вопрос, он понял, обращение за разъяснениями в данный момент не пройдёт: девица явно обитала не здесь.
-- Лейтенант – Герсуриналия посмотрел в честные глаза бывшего подчинённого – Вы сами нормально себя чувствуете? Подумайте ещё раз, о чём Вы говорите? Какой Хабил? При чём здесь я? Откуда всё это, а каким образом здесь оказался я сам? Если Вы что-то знаете, говорите, я приказываю.
-- Господин полковник – голос лейтенанта был угрюмо спокоен – Вы арестованы, поэтому не можете отдавать приказы.
-- Ни в какие ворота… нелепость какая – Герсуриналия чувствовал нарождающееся в груди раздражение – лейтенант, немедленно опустите оружие.
-- Никак нет, полковник - в голосе «угря» появилась нота сочувствия – я буду вынужден Вас связать, а я не хочу.
-- Что? – полковник попытался встать, но Гори коротко бросил:
-- Сержант.
Иммабиту завернули руки, раздался щелчок, наручники плотно обхватили запястья.
-- Мне очень жаль, господин полковник, но Вы отстранены от должности, по крайней мере, до прояснения всех обстоятельств. Сержант Малиэтэ– Гори отдал приказ скрутившему руки Иммабиту «угрю» - приведите Незнаменцева и другого тоже возьмите.
-- Слушаюсь.
Малиэтте не слышимо вышел из пещеры. Наступила тишина. Поли окончательно ушла в себя, лейтенант всунул пистолеты в петли кобур, вшитых в обе штанины и замер, глядя мимо связанного полковника. Его стальной взгляд застыл. Иммабит размышлял. Первое, что следует узнать у Незнаменцева, на самом ли деле он посланник капитана Грейка, и только исходя из ответа, планировать дальнейшие действия. Герсуриналия не мог осмыслить горькой правды, не осознавал, что арестован на самом деле. С нетерпением он ожидал прихода учёного, будучи в глубоком убеждении, что с появлением Незнаменцева прояснится трагическая нелепость ситуации. Правда, где-то глубоко в мозгу звучала тревожная нотка, как комариный назойливый писк - лейтенант Гори потомок аранов, а это значит, что он не может предать. Аран подчинён правилам Договора, даже заключённого ментально, без какой-либо внешней атрибутики: подписью под документом о найме клана, или выраженному в словесной форме согласию служить. Наверняка лейтенанту подкинули ложную информацию. Неужели действительно Орландо лазутчик? «Не может быть» - боролся с собой Иммабит: не долго, но он общался с начальником команды учёных; Орландо выглядел сугубо мирным человеком, хорошо воспитанным и в достаточной мере порядочным, учитывая его более чем юный возраст.
-- Лейтенант - прервал ход мыслей Герсуриналия, тишина, воцарившаяся в пещере, угнетала.
-- Слушаю, господин полковник – повернул голову «угрь».
-- Вы потомок аранов, а для них, то есть вас, предательство не приемлемо. Нужны очень сильные побудительные мотивы, чтоб выступить на стороне - он помялся - Хозяйки, как Вы назвали девушку.
-- Именно поэтому араки испокон веков считаются защитниками женщин. Договор не выше Богини-матери Вуаларакаильэйя .
-- Бросьте, лейтенант, Ваши суеверия, прошу Вас. В наше время верить анахронизму… есть один Бог, мы все почитаем Мухаиддина Единого Священного. Какая может ещё быть Мать, как Вы её там назвали? Вуаликарнийя?
-- Вуаларакаильэйя.
-- Вот именно. Язык сломать можно, но то, что договор для аранов святыня, это я знаю точно. Я прав?
-- Так точно, но между нами не было заключения.
-- То есть? - удивление Иммабита не имело границ. Он уставился в невозмутимое лицо лейтенанта, и услышал:
-- Ни в письменном, ни в устном виде.
-- Разве это важно? – уже понимая, что в своё время совершил фатальную ошибку, спросил Иммабит.
-- Безусловно.
-- Отчего же Вы мне не сказали об этом на крейсере? – почти застонал Герсуриналия.
-- А была нужда?
Полковник нехотя согласился:
-- Вообще, да, нужды не было. Н-да – не много помолчал - а Вы, лейтенант, формалист, право.
-- Так точно.
Иммабит задумался, опустил голову, но внезапно вскинулся:
-- А знаете, не складывается, чтобы совсем. Вы ведь служили Хозяйке и, как Вы его называете, Хабилу, то есть мне, по Вашим же утверждениям. Стало быть, Договор всё-таки был, и выйти из него, то есть предать, Вы не можете, поскольку нет разницы меж мной и Хабилом. Мы едины, так?
-- Не совсем. Я офицер военно-морских сил, и присягал на верность Родине. Это главное.
-- Понятно, но что это объясняет?
-- Если бы мы заключили Договор, как того требует Закон аранов, то служение Вам, то есть выполнение условий Договора, освободило бы нас от обязанностей выполнения долга присяги, а это невозможно. Араны никогда не предают Родину.
-- При чём здесь это? Я вовсе не предлагаю предавать Родину, и не понимаю, при чём здесь она? Проясните тупоголовому полковнику, если не трудно, при чём здесь Анжария?
-- Видите ли, господин полковник, наша Родина здесь.
-- Ещё не легче. Остров?
-- Так точно.
-- Бред. С чего бы? Кто Вам сказал?
-- Мы поняли сами, как только оказались на Острове.
-- Вот как. Видите, я согласен, я вообще уже ничему не удивляюсь – Герсуриналия усмехнулся – зов крови, да? Идя по стопам Вашей логики, я смею предположить следующее; Хабил, частица вашей новой старой Родины, а полковник Герсуриналия нет, практически он, то есть я, предатель, а араны не заключают Договор с предателями. Плюс, к этому же, на Острове, на определённой части его главенствует женщина, Хозяйка, что автоматически ставит мужественных аранов в подчинение, не смотря ни на какие, скажем мягко, ошибочные действия Царицы. Я верно излагаю?
-- Так точно.
-- То есть с моей оценкой действий Царицы вы согласны?
-- Так точно.
-- Но поймите, лейтенант, такого не может быть. Вы анжарниец, никак не здешний уроженец, а я никакой не предатель. Кого и что мне предавать? Понимаете, нет логики? То есть она есть, но в другом, а именно, в том, что мы, анжарнийские военные попали волею Мухаддина Единого на странный, очень странный Остров, находящийся неизвестно в каком времени и пространстве и вынуждены просто выживать. Выживать – полковник ненадолго задумался - среди местной экзотики, стараясь как можно меньше травмировать этот мир с его весьма специфическими укладами. Это логика, а не те фантазии, какие вы себе нарисовали в воображении. Согласны?
-- Никак нет. Мы дома, и Вам нас не спровоцировать…
-- На что – искренне удивился, перебивая лейтенанта Иммабит– на что провоцировать?
-- Не знаю, могу сказать одно. Не получиться. Мы дома, мы служим богине Вуаларакаильэйя, и подчиняемся Царице – Хозяйке царства.
-- Совсем всё запуталось. Послушайте, лейтенант, нам всё одно делать нечего, Хозяйка, простите, Царица впала – Иммабит слегка покачал головой и помычал - м-м-м-… как я вижу, в прострацию, учёных ещё не привели, прошу, ради Единого, простите, Матери Вуа….. а-а-а – поморщился он - вашей Богини, расскажите всё, что знаете. Я хочу знать, как выглядит вся эта головоломка со стороны. Я прошу.
-- Слушаюсь. Вы полковник Герсуриналия, я лейтенант команды подводников - разведчиков Гория. Мы находимся в Царстве Хозяйки. В этом царстве Вы занимаете место какого-то Хабила, я так понимаю, бывшего мужа, или жениха Хозяйки, которого она очень любит. Снаружи Царства осталась команда крейсера «Атакующий» дарницких ВМС под командованием капитана Грейка. Ещё образовалась группировка дезертиров. Есть команда учёных, прибывших для изучения Острова. Анжарцы, и мы, араны, прибыли на авианосце «Сулманишах», который, в отличие от крейсера северян «Атакующий» на Остров не попал, но попали мы, инспектора. Остров оказался негостеприимным, и чтобы выжить, мы перебрались в Царство Царицы, где и находимся сейчас…
-- Достаточно, я всё вспомнил… именно так. Ага – Иммабит удовлетворённо вздохнул - что ж, можете освободить меня, лейтенант.
-- Никак нет.
-- То есть.
-- Вы не хотите поверить в правду, господин полковник.
-- Какую?
-- Вы уже не наш командир. Вы хороший человек, но не главный? К моему искреннему сожалению.
-- А кто?
-- Царица. Наша Хозяйка. Мы служим ей и Острову. Не Вам.
Поли не видела, как военные посмотрели в её сторону, она сосредоточила всё внимание на Храме; оттуда шла горячая волна радости: что-то произошло, и необходимостью стало срочно оказаться там. Разговор военных прошёл мимо её сознания. Она шагнула в туннель, за границу пространств, оставив мужчин в остолбенении.
-- Впечатляет – покачал головой Иммабит, и повторил – впечатляет.
Послышались звуки шагов и голоса. В пещеру вошли Незнаменцев, Томми Анн, сержант Малиэттэ. Незнаменцев оглянулся, «угрь» кивком головы дал понять, куда им пройти. Учёные двинулись было дальше, но остановились, увидев сидящего на стуле полковника с заведёнными за плечи руками. Герсуриналия склонил голову в показательном приветствии:
-- Проходите, господа, не стойте у порога. Здравствуйте, во – первых, чтобы вы не нервничали, я поясню суть дела. Очень интересная история разворачивается, по правде сказать. Оказывается, мы с вами предатели, нам предстоит объясняться вот – подбородок полковника вытянулся в сторону стоящего напротив Гори - с господином лейтенантом. Спрашивайте лейтенант гостей.
-- Мне ни к чему. Я всё слышал много раз. Спрашивайте Вы.
-- Хм – усмехнулся полковник и внимательно осмотрел учёных. Оба напуганы, растерянные взгляды обшаривают стены.
-- Ребята – полковник повысил голос – эй, вы слышите меня, действительно вас прислал капитан Грейк?
-- Да – ответил Незнаменцев, Анн согласно кивнул. Орландо понял, что их раскрыли, когда перед ним, как из-под земли вырос сержант. Врать, стало быть, не имело смысла, да он и не собирался.
-- Чтобы перепрограммировать меня? – с недоверие в голосе спросил Герсуриналия.
-- Это была одной из задач.
-- Зачем?
-- Вы не помните нашего разговора?
Иммабит наморщил лоб:
--Кажется недавно… что-то – в досаде покачал головой - нет, не помню. Значит, говорите, был?
-- Был.
--Напомните, о чём?
Незнаменцев посмотрел на лейтенанта, оглянулся на сержанта, военные стояли с непроницаемыми лицами: боже мой, что за тоска, взяли, как младенцев. Собственно, они ими и были. На что только рассчитывал капитан Грейк?
-- Хорошо.
Орландо попытался сосредоточиться:
--Значит так, там снаружи – он махнул рукой в пространство - бесчинствует банда Гая Котловича. Они похитили женщин, истязают, обложили непомерной данью деревню и Храм. Их действия грозят обернуться настоящей катастрофой для Острова. Речь идёт о самом существовании островной уникальнейшей цивилизации. Капитан Грейк и Правитель хотят покончить с бандитами, но, к сожалению, предполагают, и не без оснований, что сестра Поли – Хозяйка – им благоволит: она открыла портал, откуда бандиты совершают свои вылазки.
-- Извините, что перебиваю, сколько уже состоялось вылазок? – спросил полковник.
-- Полномасштабная, с похищением людей, одна.
-- Были жертвы?
-- Насколько я знаю, нет.
-- А похищенные кто?
-- Женщины, «нужницы». Четверо.
-- Всё понятно. С капитаном Грейком мы в своё время обсуждали подобный вариант развития событий. Впрочем, простите, что перебил, продолжайте, будьте добры.
-- С целью найти выход для бандитов, капитан Грейк отправил меня и Томми сюда, поскольку здешний портал нас пропускает. В царстве стало понятно, не разбудив, я выражаюсь образно, Вас, полковник, наша миссия невыполнима. Я говорил с Вами дважды. Это всё. А где сама Хозяйка?
Полковник, как мог, пожал плечами:
-- Фьють, растворилась… причём в стене.
Он помолчал, потом заговорил:
-- Безусловно, сложно поверить в происходящее, но всё сходится. Вот только результат непредсказуемый, но, по крайней мере, я знаю три вещи. Первое, я не Хабил, спасибо Вам, господа учёные; второе, уже не командующий, поскольку благодаря лейтенанту, мой статус сейчас - обычный арестант с наручниками, но его я не благодарю: и третье, как будут развиваться дальнейшие события, не представляю. Думаю, что и никто не представляет. «Угри» перешли на сторону Хозяйки-Царицы, так велит им религия. Таким образом, получаем всеобъемлющую величину – всё теперь зависит только от Хозяйки и всё и всех охватывающей кармы. В какую сторону захочется прогуляться этим девицам, не знает никто, кроме, естественно, Мухаиддина Единого. Позвольте, господа, спросить Вас про Котловича, зверства его, откуда сведения?
-- Перебежчик.
-- А-а-а, ещё предатель. И что он, что говорит, кто такой?
-- Исаак Иеримейя, учёный.
-- Понятно. Много их есть, учёных?
-- Нормальных двое. Исаак и Котлович. Ещё майор Хасак Есаулий.
-- Какой он учёный, интендант, тыловая крыса. Знаю. Неприятный тип. Но инспектор, кстати, может потому и. Причину, почему гражданский переметнулся к Вам, предполагаете?
-- Из-за насилия над женщинами, не мог видеть истязаний, так сказал.
-- Настолько ужасно?
-- С его слов, да.
-- А верить?
-- Можно, и другое сходится.
-- Ладно – вздохнул Иммабит – дело проясняется. В чём, скажите, состояла моя цель, если бы дело выгорело?
-- По задумке, Вы должны были уговорить сестру Поли снять опеку над бандитами, и показать, где они прячутся. Остальное дело капитана, команды и Правителя.
-- Есть чем воевать?
-- У банды, к сожалению, имеется стрелковое оружие, карабины, но капитан готовит копья и кинжалы, потом ведь есть башенные пулемёты. Насколько правду говорят, могут разнести в клочья всё. Правда?
-- Правда, пулемёты корабельные, штуки серьёзные. Так, всё это крайне интересно, но что, если бы не выгорело, как Вы выражаетесь, любезный, дальнейшие Ваши действия подразумевались какие?
Незнаменцев вздохнул:
-- Я ждать, пока не придёт капитан с пулемётами, Томми должен был привести его.
Герсуриналия присвистнул:
-- Ого. И что дальше? А-а, блокада, верно?
-- Ну да, женщины должны питаться. Рано или поздно сдаваться пришлось бы.
-- Конечно, пришлось бы. Итак, война. Помню, мы много разговаривали с капитаном на эту тему… вот и случилось. Что делать будете, лейтенант? – неожиданно спросил он у Гори.
-- Подождём Хозяйку, ей решать.
-- Но ты же видишь, аран, она безумная, что Хозяйка в состоянии решить? Кто вообще служит безумцам?
-- По каким признакам Вы определяете, что Хозяйка сумасшедшая, господин полковник. Мы не видим в её действиях таких признаков.
Незнаменцева потянуло за язык:
-- Она пытает мужчин.
Герсуриналия вытаращил глаза:
-- Серьёзно? Кто сказал? А…. перебежчик. Лейтенант, слышали?
-- Знаю.
-- Да? Давно, если не секрет?
-- Давно.
-- И Вы её не остановите?
-- Это касается только Хозяйки.
-- Вы так беспомощно говорите, к тому же готовы служить.
-- Мы араны, этим всё сказано.
-- Потомки, лейтенант. Не сами они. Вы цивилизованный человек, Вам не стыдно потакать изуверству ненормальной?
-- То-то и оно, я воспитывался в цивилизованном мире, в котором насилие норма. Одним мучеником больше, одним меньше.
-- Цинизм Вам не к лицу, лейтенант. Я склонен думать, что этот Ваш мифический Договор существует исключительно у Вас в голове. Вы такой же безумец, как и Ваша Хозяйка…
-- Иммабит – Незнаменцев прервал полковника – на Острове время остановилось, здесь по - прежнему шестнадцатый век. Договор существует материально. Если люди лейтенанта Гори на самом деле потомки аранов, они не могут не подчиняться его притяжению. Остров живой, он усиливает воздействие психических факторов, понимаете? В случае с лейтенантом мы имеем прямой зов крови, так что никакие аргументы против не действуют. Их призвание – служение. Надо принять это, как факт, и исходить только из этого.
-- А-а-а, извините, Орландо – Герсуриналия повернулся к Гори - послушайте, лейтенант, я пытаюсь достучаться до Вашего разума. Вы прекрасно понимаете, что капитан всё одно придёт с пулемётами, а то и с пушками, это дело времени. Вы не сможете справиться с целым экипажем. Вас развеют по ветру в случае сопротивления. Понимаете это?
-- Мне этого говорить не нужно, говорите с Хозяйкой.
-- Невозможно говорить с безумной.
-- У меня нет таких доказательств - лицо лейтенант оставалось непроницаемым.
-- Разговор глухого со слепым – вздохнул Иммабит - проехали. Какие Ваши следующие действия?
-- Ждать.
-- Жда-а-ать – протянул Герсуриналия – и сколько времени?
-- Сколько потребуется.
-- Отлично. Я так и буду сидеть в этом, извиняюсь, кресле.
-- Дайте слово офицера, что не станете предпринимать противоправных действий, я Вас с удовольствием освобожу.
-- А что, интересно, я могу? Вы скрутили мне руки, обезоружили и вообще, пока не вернётся Хозяйка, мы беспомощны. Остаётся ждать и только. Слово офицера, лейтенант. Снимайте наручники…

Поли спешила на зов. Идти туннелем было бы слишком долго, каким –то образом путь между мирами удлинялся вдвое, поэтому Поли предпочла подземный ход, соединяющий Дом Правителя с Храмом, вырытый ещё во время владычества старого Владыки Острова. Новый Правитель, её самый грозный противник, пользовался ходом крайне неохотно, предпочитая затхлости подземелья чистый воздух на поверхности, так что Поли шла, не боясь встретить ещё кого – ни будь, и очень удивилась, заслышав впереди звуки…

Генриэтта остановилась, сердце гулко стучало, и не только потому, что она устала, и не хватало воздуха: впереди явно кто-то был. И ждал. Она подняла над головой светильную плошку, слеповато прищурилась, вглядываясь в темноту. Генриэтта скорее высчитала по едва слышимому звуку шуршания, чем поняла, что к ней приближается женщина. Старуха крепко сжала посох и принялась шарить рукой по стене, нащупывая нишу для светильников. На её счастье та нашлась сразу, справа, на уровне головы. Мать Жриц поставила на полку светильник и приняла оборонительную позу – посох железным наконечником упирался в землю, руки размещены таким образом, что можно и наносить удары, и защищаться. Было жутковато, но настоящего страха Генриэтта не испытывала до тех пор, пока в круг света не вплыло мраморное лицо Поли. У старой женщины задрожали коленки, она качнулась и схватилась за стену. Оглушительный грохот, разорвавший тишину, возгласил, что защитный посох перестал быть таким. Оружие медленно, кривой дугой откатывалось от своей хозяйки.
-- Поли, деточка – едва прошептала Верховная Жрица. Мраморное лицо приблизилось вплотную. Поли молчала. Краткая пауза, длинной в вечность, оборвалась скрежетом, знакомым и страшным:
-- Говори, Мать Жриц…

Поли улыбалась. Старуха поведала, что к старому Правителю возвращается сознание: стало быть, она не смертельно травмировала его мозг. В планах её и Хабила Владыко играл заметную роль. Как говорил возлюбленный, чтобы обеспечить преемственность власти, придать законность, Правитель необходим. Но в первый раз Поли похитила Правителя совсем по иной причине. Она тогда сильно болела, мозг полыхал, буквально меняя картинку окружающей действительности. Поли думала, что спасает отца, но в путанице мыслей иногда казалось, что мужчина, которого она похитила, это сам Святой Марьятта: она падала на колени перед лежавшим мужчиной и бессвязно, захлёбываясь горячими слезами, благодарила провидение за бесценный подарок. Но морок отступал, и недвижный Владыка превращался в того, кого она желала иметь. Бедняжка думала обрести настоящего отца, и обрела бы, но помешал Дар Моря. Леон и Стражник украли драгоценную добычу, а вскоре Странника община неожиданно избрала новым Правителем. Поли тешила себя надеждой, что люди, как только перед ними появится старый Владыко Острова, отвернутся от самозванца. Очень надеялась. Верила. Они с Хабилом обсуждали не один десяток раз, как обставить дело законным порядком. Всё рисовалось подобным образом. Они собирают сход, и прежний Владыко обратится к народу с заявлением, что в связи с появлением пришельцев он передаёт властные полномочия в руки Поли, награждая её статусом Царицы Острова. Таким образом, она становится полновластной Хозяйкой обоих царств. Безусловно, на первых порах появятся сложности, она и Хабил отдают отчёт в том, что не все на Острове с готовностью подчинятся передаче власти, тот же Лион, Стражник, а то и храмовницы начнут противиться: предвидятся сложности, поэтому появление охраны становилось необходимостью. Она решила, что созданием маленькой личной гвардии – по словам любимого - займётся Ган Котлович. Не стоит забывать и о том, что изголодавшие до отчаяния пришельцы начнут искать выход в их мир. А что если наткнуться на вход, как наткнулась она сама ещё до того, как научилась создавать собственные двери. Поли отыскала четыре туннеля. Последний на Птичьих Скалах. Вчера она привела Котловича, чтобы тот посмотрел и прикинул, может выход пригодиться или нет. Таким образом, пока всё шло великолепно, вот и Правитель очнулся. Единственно, что огорчало, это то, что пропал Хабил. К тому же появился странный незнакомец. Красивый, почти как любимый, чего скрывать, внешне очень похож, на удивление, но не он… Пока Поли спешила вернуться, предстояло разобраться с возникшей ситуацией. Кто он, этот незнакомец? Старуху она оставила лежать в темноте и холоде подземного хода, но прежде, чем уйти, убедилась, что сердце Верховной Жрицы бьётся. Реально Мать Жриц теперь не представляла угрозы. Подойдя к выходу из туннеля Поли осмотрела свою пещеру, насчитала пятерых: за время её отсутствия людей прибыло, но военный только один. Аран, командир отряда охраны. Очень хорошо. В его лояльности Поли не сомневалась, как и в профессиональном мастерстве, к тому же он был хорош по - мужски. Твёрдый, невозмутимый, сильный. Поли с неохотой оторвалась от разглядывания арана, перевела взгляд на красавца - незнакомца, угрожавшего пистолетом. Руки заведены за спинку стула, спина выгнута: так сидят связанные, ей ли не знать этого… боль в сведённых суставах нудит, становится мучительней с каждой минутой, всё мучительней, хочется сменить положение… Поли решительно поборола набросившееся на неё желание, не к месту: что – то изменилось за время её отсутствия. Надо разбираться. Поли привычно начертала дверь, и решительно шагнула вперёд…

Генриэтта смутно помнила, как добралась до запертой двери. Её трясло и колотило…
--- Подождите – Лион поднял руку. Все посмотрели на него. Все, это Максимиллиан с Марьяной и младший сын только что ушедшей фру Миленны Стёфа. Кампания расположилась за пустым столом, поскольку он только шёл его накрывать. Завтрак принесли совсем недавно, занёс его корзинщик Нолез, брат кирпичника Зелона. Оставил корзинку и сразу ушёл. Еда была скудной по выбору, но питательной, поскольку основным блюдом на Острове стал в последнее время «сытный» порошок, запасы которого были более чем велики. Ещё в корзинке лежало немного рыбы и салата. И одна большая ореховая лепёшка. Кубок с напитком.… Спустя двести лет гений Святого Отца вновь помогает Острову выжить, отметил про себя Лион, огромной силой ума был одарён сар дон Марьятта де Гиз Виньен, истину великий человек. Именно он, лично, изобрёл «сытный» порошок, подобрав все его ингредиенты. Запасы порошка накапливались в течении двухсот лет, периодически заменяясь на свежие… Когда Максимиллиан привёл Стёфу, Лион обстоятельно расспросил мальчугана про то, что он видел на Птичьих Скалах. Мальчик оказался не робкого десятка: отвечал на вопросы охотно, рассказал всё, что смог вспомнить. Из ответов выяснилось, что выход находился наверху скал, поскольку чужие люди осматривали склоны, видимо в надежде отыскать спуск. Это вселяло оптимизм: много хуже, если портал обнаружился бы у подножья. А так преимущество на стороне островитян, ведь они могли контролировать ситуацию. Вряд ли бандиты станут применять стрелковое оружие, патронов у них было ограниченное количество. Палить сверху по противнику, скрытому валунами и камнями, можно, но расточительно. Сколько выстрелов нужно истратить, чтобы поразить хотя бы одного защитника Острова? Тем не менее, пренебрегать и такой возможностью не стоит. Учитывать нужно всё. Вопросов друг к другу у членов спонтанно образовавшегося Военного Совета было множество. Как организовать связь с командным пунктом во время солнцепёка, когда доставлять еду арьергарду, организовать стоянки? А если нападение состоится ночью? А вмешается лично Поли? Сколько и кого из взрослых послать на дежурство? Что, если это тщательно продуманный отвлекающий манёвр со стороны противника? Чем больше обсуждались вопросы, тем, казалось, количество их увеличивалось. Говорили много, было шумно. Стефа приобщённый к беседе взрослых не мог усидеть на месте, он беспрестанно вертелся на стуле, болтая в воздухе ногами и дёргая мать за локоть, вызнавая важные для ребёнка вещи. Где спит Правитель? Здесь или где? Почему такие узкие окна? Щели. А прохладно всегда так? А как висят двери? Они открываются? И закрываются. А зачем это всё? Фру Миллена терпеливо объясняла сыну всё, что того интересовало, прекрасно понимая, как мальчику любопытно находиться в Доме Правителя. Сколько хвастовства перед приятелями будет уже сегодня вечером. Мальчишки есть мальчишки. Но её ждала работа, и она ушла, выказав недовольство, что ребёнку пора завтракать. Лион смутился, попросил прощения, проводил уборщицу до двери, ещё раз заверил, что немедленно покормит Стёфу. Направился на кухню, но остановился. Поднял руку, призывая к тишине, и бесшумно пересёк зал. Остановился он перед тайным входом, искусно слитым со стеной, только сведущий человек мог им пользоваться. Лион склонил голову, вслушиваясь, что происходит за толстой каменной дверью. Внезапно он быстрым движением руки нажал на потайное место в стене, и дверь с каменным скрежетом начала отворятся. Из темноты проёма практически упала на Лиона Мать Жриц. Все, кроме мальчонки, повыскакивали из-за стола, но подойти к могущественной Повелительнице Храма не решились. Послышался слабый хрип:
-- Поли, допрашивала… не сделала… ничего… не тронула.
Лион бережно отвёл древнюю старуху к столу. Марианна быстро принесла воды, и Мать Жриц судорожно, мелкими глотками, часто останавливаясь, выпила. Руки у неё тряслись, вода выплёскивалась, но успокоилась Главная храмовница до того, как кубок оказался пуст: Марьянна добавила в воду успокоительные капли. Жрица догадалась:
-- Покой-сон? – посмотрела она на девушку. Та помотала головой:
-- Просто покоец.
-- Умница – старуха наклонила голову, её поза: опущенные на колени ладони, переплетённые узловатыми венами и кожей, цвета промасленного пергамента, низко опущенная голова, подбородок упирается в шею, согбенная спина говорили о непомерной усталости - соберусь с духом я, обождите – в себя сказала Генриэтта. В прочем молчание продлилось не долго.
-- Девочка встретила меня, спешила к тебе, Правитель, я –Генриэтта вскинула белёсые старческие глаза на Лиона – радостью поделиться. Больные проснулись. Оба.
-- Так – Лион медленно сел на рядом стоящий табурет, вытянул руку по столу – события ускоряются. Совсем очнулись?
-- Не так чтобы встать, по правде они ещё спят, но меня не обманешь. Знаю, очнулись. Я думала тебе интересно знать, поспешила, сам ты Храм не посещаешь.
-- Некогда, Мать Жриц – ответил Лион, взгляд синих глаз был задумчив – значит, одновременно.
-- В этом странность я тоже усмотрела, Владыко.
-- Зачем Поли понадобилось их отпускать?
-- Думаю, не причём девочка – возразила старуха – что-то ещё?
-- Основания так думать? – посмотрел на старуху Лион.
-- Жасмин лечила разно. С Владыкой… старым – споткнулась старуха на слове - дело, говорила, почти безнадёжно она. Затронута вся голова, но с молодым проще мужчиной много, просто сильный приказ. Травы, отвары помогли бы.
-- Ну вот – Лион пожал плечами.
-- Не так быстро, дядя Лион – Марьяна бросила вызов метнувшемуся навстречу взгляду Матери: как смела перебить. Юная жрица скривила в улыбке алые полные губки.
-- А через сколько? – Лиону сейчас было не до женской конфронтации. Ответом скрип голоса Генриэтты, старуха не сдержалась:
-- Несносная, кто право перебивать дал старших тебе.
Максимиллиан дёргал руку жены, Марьянна досадливо высвободилась. Генриэтта продолжала скрипеть:
-- Но Марьяна права. Слишком быстро, как не можно. Быстро и едино.
-- Насколько едино? – спросил Лион.
-- Не знаю точно, но когда сама почувствовала, у обоих шевелились глаза.
-- Они Вас видели? – уточнял Лион.
-- Нет-нет, спали, наверное, до сих пор ещё, но глаза шевелились. Меня не проведёшь.
-- Может, всё-таки ошиблись, Мать Жриц, говорите, что ещё спят…
-- Спят, да, но вернулись в они наш мир. Души их с нами. Их освободили.
-- И это точно?
Мать Жриц кивнула.
-- А что говорит главная лекарка?
-- Её не видела я. Ушла сразу, ума не приложу, зачем я это – прошамкала старуха, пожала плечами – зачем?
-- Стало быть, надо так – Лион оглядел присутствующих – время ускоряет бег – задумался недолго, затем тихо добавил – забавно, забавно. А Вы Мать Генриэтта, пойдите лягте, передохните.
-- Место мне в Храме. Сама сейчас гадаю, что нашло на старуху, зачем пошла? Поспешу обратно, только отряди со мной волосатика, боязно мне одной в темноте.
-- Всем боязно, мать Генриэтта, если дело касается сестры Поли. Я с Вами сам пойду, действительно, давно я в Храме не был – Лион встал – может, отдохнёте, позавтракаем…
-- Нет, пойдём, в Храме позавтракаем – предложение Лиона обрадовало Верховную Жрицу- подай руку, встать.
Лион помог Верховной Жрице подняться. Та опёрлась о посох, Лион повернулся:
-- Вы – он переводил взгляд с Максимилиана на Марьянну – знаете, что делать. Марьянна, поменяй гюйсы, пожалуйста, когда придёт время.
-- Хорошо – кротко ответила девушка.
-- Всем доброго дня.
-- Хранит Вас Святой Отец и Море– наложила знамение Генриэтта на остающихся, все склонили головы под благословение. Затем осветила каждую стену – мир этому дому, храни его Святой Отец.
Они направились к чернеющему в стене квадрату. Глаза маленького Стефа светились благоговением: он вживую видел самого Правителя и Верховную Жрицу, страшную, по правде сказать, старуху, завтракал и разговаривал с сами Владыкой Острова. Дурак Алехандро, много старший по возрасту, сын башмачницы Гралки, помрёт от зависти, когда услышит. Дом Правителя оказался совсем не тем, как думалось, но ничего, он расскажет всё по - своему. Стефа смотрел, как секретная дверь со скрежетом закрыла чёрный проём подземного хода. Он представить не мог, что является свидетелем начала новой эры в истории Острова. Случится много чего, и много минует дней, прежде чем он снова увидит Правителя, Верховная Жрица вовсе останется только в памяти…
Поли шагнула в пещеру. Головы повернулись: в мужских взглядах она кроме интереса не увидела ничего. Никакого испуга, или настороженности, отчего-то её задела такая реакция:
-- Кто они? – показала рукой на двух молодых мужчин, стоящих возле стула со связанным красавцем, над которым склонялся командир подводников.
-- Подозреваемые – выпрямляясь, коротко ответил командир «угрей».
-- Что значит это? – впервые командующий охраной подземного царства был так близко. Поли с интересом разглядывала военного. Ей понравились его спокойствие; неизвестная сила вытекала из этого человека, бывшая храмовница чувствовала её. Физически скроен он был отменно. Поскольку на вопрос никто не ответил, она перевела взгляд на пленного незнакомца. Он ей тоже понравился: она отметила, что в нём присутствовало очарование, которым был переполнен Хабил. Зато двое других мужчин – лохматых, один в очках, другой слепо щурился - вызвали в ней отвращение, она не любила тщедушных телом и слабых духом. Эти, как раз были из подобной породы. В отличие от ещё одного военного, стоящего за их спинами: копии лейтенанта.
-- Почему молчат все?
Вопрос витал в воздухе, когда вперед шагнул лейтенант.
-- Госпожа – военный показал рукой на Незнаменцева и Анна – эти задержаны, поскольку подозреваются в том, что являются агентами капитана Грейка и присланы готовить условия для вторжения. Полковник Герсуриналия нейтрализован, как человек, угрожавший лично Вам. Все эти люди обезврежены. Вам необходимо их допросить. У меня всё.
-- Спросите их, где Хабил? – проскрипела Поли.
-- Госпожа – лейтенант Гори замялся – боюсь, Хабила больше не будет.
-- Почему? – замерла Поли.
-- Очень сложно объяснить – мялся лейтенант – может учёные – он кивнул на двух гражданских.
Герсуриналия пришёл на выручку:
-- Лейтенант Гори хочет сказать, что никакого Хабила не было вовсе. Он это я.
Поли задохнулась от ярости: ещё вчера она, не задумываясь, использовала бы искусство «чистой боли», чтоб наказать мерзавца, но, к сожалению, на себе ей пришлось познать уровень защиты, которой он владеет, да и со стороны начальника охраны давит, она чувствовала, поток неодобрения. Срывать ярость, направив волну на парочку гражданских лиц Поли тоже не могла, поскольку они пока ещё ни в чём не провинились, а наказывать невиновных впрямую запрещал текст учения. Поли сумела удержать, а затем и погасить яростный огонь гнева, полыхнувший внутри её, хотя было очень больно. Похоже, судя по лицам, красавец незнакомец, лейтенант и другой военный поняли: в их глазах светилось сочувствие, и это окончательно помогло прийти в себя: чего-чего, а ни в чьём сочувствии она не нуждалась. И не будет никогда.
-- Рассказывай – как недавно Матери Генриэтте приказала она пленному, но в отличие от старухи, он только пожал плечами, улыбнулся. Сердце сжалось: подобная улыбка была у Хабила. Опять пришёл гнев, но она подавила его в зародыше, внезапно поняв, что её провоцируют. Она торжествовала, видя, как гаснет улыбка на лице пленного.
-- Я слушаю тебя – Поли победоносно глядела на противника.
-- Нечего рассказывать, дорогая – незнакомец отвернулся от неё, поняв, что проиграл – Вы действительно не поймёте, как правильно совершенно сказал лейтенант Гори. Вы больны, скажу больше, Вы самая сумасшедшая женщина из всех, какие бывают. Ваш Хабил – плод фантазии, на самом деле, как выяснилось, его место занимал я. Ваше царство – не место Любви и Справедливости, а банальная и пошлая площадка, используемая для массовой, даже не групповой, а именно массовой порно оргии. Сексуальный психоз. Да, у Вас дар, могущественный и удивительный, но используете его Вы по противоположному назначению. Вместо того чтобы создавать, рушите что ни попадя…
-- Господин полковник – лейтенант попытался высказаться, но был остановлен Поли.
-- Пусть говорит – мраморная белизна кожи девушки стала ещё белее.
-- А не хочу больше – усмехнулся Герсуриналия, но даже его поразила смертельная бледность, внезапно залившая лицо Поли. Он напрягся в ожидании.
-- Аран – не отрывая глаз от лица Иммабита – мертвенным голосом сказала Поли – знаешь ты, где находится та комната?
Гори понял:
-- Так точно.
-- Отведи и привяжи.
-- Так точно, госпожа – лейтенант Гори легко поклонился.
-- Но сначала решим, как быть с предателями? – Поли движением головы показала на Орландо и Томми.
-- Они нейтрализованы, госпожа, значит, безобидны. Я снимаю круглосуточное наблюдение, поскольку с арестом полковника Герсуриналия их миссия закончилась. Использовать на самых тяжёлых работах, что ещё?
-- А наказать?
-- Надобности нет. Они наказаны тем, что раскрыты, и для капитана Грейка теперь бесполезны. Работа на выгребных ямах, думаю, достойное наказание.
-- Хорошо. Отведёшь этого, возвращайся сюда. Ты мне нравишься, в тебе я что-то чувствую, что-то есть внутри, хочу познать. Иди. Мне тоже пора.
С последними словами девушка «пропала» в стене. Лейтенант отправил Малиттэ отвести Незнаменцева с Аном к месту отныне постоянной их работы – чистить отхожие места. Затем освободил полковника:
-- Пойдёмте, господин полковник.
-- Лейтенант – морщился Иммабит, растирая затёкшие запястья – я Вас нисколько не осуждаю, но позвольте задать один вопрос: что Вами движет? Вы вовсе не жаждете власти, это видно сразу, поэтому не понятно, что?
-- Кровь, господин полковник. Араны – заложники на службе женщинам.
-- Нет, лейтенант, вы потомки. Араны исчезли в незапамятные времена, массово ассимилировались среди других наций…
-- Никак нет, господин полковник. Растворились, но не смешались. То, что посчитали вырождением всего лишь маскировка. Давно был сход старейшин на святой горе Киильражпека. Среди проплывающих ниже орлов и облаков аксакалы приняли решение, во избежание полного вырождения всем аранам спуститься в долины и жить среди других народов, плодя потомство единственно среди соплеменников. Беречь чистоту крови. Да, араны брали женщин всегда и везде, но своё семя отдавали только аранийкам. Араны выжили, господин полковник.
-- Ну а как же историки, академики, научные труды, учебники?
-- Бог с Вами, господин полковник. У аранов хватало денег, чтобы нужные люди писали правильные нам книги. Вы как маленький, право.
-- Лейтенант, Вы меня сразили. Вот так живёшь, числишь себя образованным и вдруг, нате, трах-тибидах, оказывается, над тобой только что не смеялись. Ну, ладно, что поделать. Ведите меня, куда приказано, кстати, что это за комната?
Гори молчал. Иммабит с тревогой в голосе спросил:
-- Что-то не так? Плохое место?
-- Очень, господин полковник – решительно посмотрел прямо ему в глаза Гори.
-- Что? – кивнул слегка головой полковник.
-- Я Вам дам таблеток, постарайтесь, чтобы Хозяйка их не нашла, хотя это будет не просто…
-- Да что такое, лейтенант, куда Вы меня отведёте?
-- В пытошную.
-- Как?
-- Хозяйка пытает в ней мужчин – угрюмо пояснил лейтенант.
-- Зачем? – недоумевал Иммабит.
-- Не может без этого. Но я дам таблетки, новейшая разработка наших военных химиков. В разведке применяется на случаи подобного рода. Таблетки даже не блокируют, это прошлый вариант, современные меняют оценку мозга. Вы практически можете по желанию выбрать ощущения. Со стороны будет казаться, что Вам нестерпимо больно, а на самом деле в это время Вы можете наслаждаться ощущением, что проводите время с красивой девушкой в ресторане или даже в постели. Таблетки в капсулах. Догадываетесь, для чего?
--Да, конечно. Прятать?
-- Так точно. В серьёзных организациях это не срабатывает, за таблетками ведь идёт настоящая охота. Там тебя только что в микроскоп не рассматривают, а в полевых условиях незаменимая вещь.
-- Вы меня вовсе не обрадовали, лейтенант. Вам - то зачем необходимо поддерживать Хозяйку?
-- Я аран – развёл руки Гори.
-- Что дальше?
-- Вам не понять. Мы живём для женщин, жизнь мужчины арана полностью подчинена женщине аранийке, я устал объяснять это. Если я не стану подчиняться, я медленно умру, это как от рака, понимаете. Так сконструированы наши гены. Но нам нравится такая зависимость…
-- Послушайте, лейтенант, но Поли не аранийка.
-- В этом и дело. На Острове их нет, поэтому мы выбираем себе Хозяйку, элементарно, чтобы выжить.
-- Неужели не нашлось других претенденток?
-- Так точно. Других не нашлось.
-- А в выборе чем руководствуетесь.
-- Ни чем.
-- То есть?
-- Это происходит само. Среди аранийек ещё можно выбирать, но для других народностей решает только сердце.
-- Давно это случилось?
-- Как только мы её увидели.
-- Мы это значит…
-- Мы все.
-- Так Ваш отряд полностью из аранов.
-- Мы клан, одна семья.
-- Ясно. Договор со мной, в том числе, Вы не заключили и по этой причине.
-- Так точно. Для нас стало бы честью служить Вам, господин полковник, но… увы. Мы его уже заключили.
-- Изменить?
-- Невозможно.
-- Что ж, благодарю, господин лейтенант за честность и порядочность. Всё ясно. Идёмте мучиться?
-- Таблетки…
-- Не стоит. Я как все. Сколько, кстати, Хозяйка успела замучить?
-- Точно не знаю, но, похоже, что сейчас висит третий.
-- Висит?
-- На дыбе.
-- А-а. Вы сделали?
-- Никак нет, Хозяйка сама.
-- Мастерица.
-- Вы простите нас?
-- А что ещё остаётся. У Вас Зов.
-- Да.
-- Ведите… руки, естественно, за спину, я всё понял… если так устроит, то идёмте…

Лион на шаг опережал Мать Жриц. Старая женщина с трудом переставляла ноги. Дыхание хриплое, поверхностное. В груди что-то булькало и свистело. «Сколько на самом деле лет Матери?» - думал про себя Лион. На вид полная развалина, но если соотнести с возрастом Правителя, то ей сейчас может быть под или за пятьдесят. Шли молча. Лион в высоко поднятой руке держал светильник. Пляшущий круг света был совсем не большой, не яркий, поэтому он не сразу заметил признаки угрозы. Только когда даже по освещённому пространству стен и потолка замелькали стремительные силуэты и тени мокриц, ящерок, саламандр и других никогда не видевших света насекомых, боявшихся его, как огня, Лион обратил внимание на это повальное бегство. Подвигнуть ночную братию к подобному могло нечто смертельное, что надвигалось изнутри. Значит, и им не место там впереди. Лион остановился, вытянув назад руку, вглядываясь в темноту:
-- Подождите, Мать Жриц, что-то не так. Насекомые убегают, наверное, надо и нам возвращаться.
-- Охо-хо - хо, молодёжь – тяжело засвистела старуха - это Вам молодым, что вперёд идти, что возвращаться, всё одно. Сколько мы прошли, не половину ли?
-- Где-то так.
-- Видишь. Вернёмся, потом обратно. Я и не дойду.
-- Что-то напугало насекомых.
-- Может, какой крупный непырь залетел с Птичьих Скал?
-- Летучая мышь?
-- Да. Идём дальше, больно стоять, и тяжело.
-- Ладно. Ещё послушаю не много.
Лион вглядывался в темноту до боли, превратился весь в слух, но ничего, кроме беспрерывного шуршания не воспринималось. Потому, что сильнее всего оно было снизу, он посветил под ноги. Щиколотки скрывались под мягкими клубами синего тумана. Колокол тревоги зазвенел в голове, пришла внезапная догадка: под ними верная смерть.
-- Мать Генриэтта, немедленно возвращаемся, если хотим жить, смотрите вниз.
Старуха подслеповато уставилась вниз, где медленно поднимавшийся туман скрыл под собой юбку балахона до уровня икр.
-- Что это? – прохрипела она.
-- Понятия не имею, подобное мы видели в пещере у Поли, но там туман не рос, стлался и только. Он ядовитый, надо убегать.
-- Убегать, молодой Правитель, ты ничего не попутал? Видать, пришло моё время. А ты беги, конечно.
-- Как это?
-- Тебе служить Острову. Оставь меня.
-- Ага, как же. Я Вас на себе потащу.
-- Не успеем.
-- Успеем, если перестанем препираться.
-- И пустим смертельный туман в Дом. Ты так подумал?
Лион чертыхнулся:
-- Что же делать?
-- Поймай, какую зверушку, опусти в туман, посмотрим.
Лион стремительным движением руки схватил со стены ящерку. Та забилась в кулаке, сбросив хвост. Лион нагнулся и опустил руку в туман, который поднялся ему до колен. Секунд через пять он держал бездыханную тушку, лежавшую на ладони.
-- Ядовитый газ. Бежим скорее.
-- Не успеем. Думай, что делать можно?
-- Да ничего не можно.
-- Нет можно, глупец – Верховная Жрица ткнула его посохом - где-то должен быть люк, помнишь? Вы Владыко через него спасали.
-- Точно – вскрикнул Лион – так, мы сейчас где-то посередине, значит, люк должен быть впереди, чёрт, впереди. Вот непруха.
-- Беги, ищи. Если найдёшь не далеко, вернёшься за мной, коли не успеешь, полезай один. Тебе жить, а я устала. Не стой, беги. Возьми посох, пригодится.
Лион решительно двинулся вперёд. Люк он нашёл, когда туман поднялся до груди: от испарений болела и кружилась голова. Он обернулся, и отчётливо понимая, что отныне ему с этим жить до смерти, с тоской прошептал:
-- Нет прощения.
Сильно ударил черенком в край квадрата, очерченного тонкой ломаной линией. Люк легко свесился, но верёвка не выпала, как в прошлый раз, видимо Поли её забрала. Лион напрягся, затаив дыхание присел так, что туман коснулся подбородка и резко распрямился. Он влетел в люк наполовину, сильно ободрал руку, останавливая падение. Повис на ладонях, раскачался, легко подтянулся. Забрался и закрыл люк. Он в безопасности…

Майор тосковал. Пещера наполнилась шумом. Котлович и Надссон привели ещё дезертиров: их стало семнадцать, все хотели женщин. Чтобы окончательно не замучить пленниц Ган составил график пользования. Мера отчасти помогла, но всё равно «нужницы» были востребованы в течение всего дня и отдыхали только ночью. Женщины лежали словно мёртвые, отрешённо глядели в потолок, не плакали, принимая на себя очередную мужскую увесистость: очередь страждущих не кончалась. Есаулий ненавидел всех, но в равной степени и себя за беспредел, затопивший пещеру. То, что творилось вокруг - его безоговорочная вина. Сердце майора круглосуточно сжимала тоска и ещё страх перед Хозяйкой: он не мог расслабиться, пребывая весь день в диком нервном напряжении. К ночи он едва двигался, так ему было плохо. Когда пещера, в конце концов, погружалась в относительную тишину - её разбивали протяжные стоны, громкий храп, кто-то плакал во сне, плачь не женский; горький и тонкий, а плач мужчин, слышать их было по настоящему жутко. А Хасак слушал, потому что сон сторонился воспалённого мозга. Большую часть ночи он просто лежал и слушал. Засыпал под утро, а когда открывал глаза, невероятная тоска уже ждала его, набрасывалась и терзала. Есаулий пребывал в круглосуточной депрессии. В последнее время Хозяйка появлялась по нескольку раз в день, и с каждым её появлением сердце майора начинало бешено колотиться. Она по-прежнему контачила с ним, но обострившимся чутьём Хасак понимал, предпочтение Хозяйки склоняется в пользу Гана, а это усугубляло его нервное истощение… Вчера, к примеру, она сразу пошла к Котловичу. Мельком глянув, как дезертиры насилуют наложниц, увела нового лидера вглубь пещеры. Отсутствовали они долго, и Котлович появился один, сразу подошёл к нему:
-- Босс – Котлович выглядел озабоченным – Хозяйка нашла новый портал, но, гадство, в таком неудобном месте, что не знаю, что делать? Шею сломать можно, а она дала два дня, чтобы отыскать спуск. Так что, отрывай своё седалище – Котлович поморщился, Хасаку показалось, что в голосе Котловича сквозит что-то вроде сочувствия – выглядишь неважно, босс, прилип, понимаешь, к месту, хватит смотреть лайф порно, пойдём искать дорогу.
-- Почему я? –попытался сопротивляться Хасак – других мало, вон, козлов вонючих сколько?
-- Другие её не интересуют. Дорогу, она сказала, знать должны только мы с тобой. Даже Медли нельзя показывать, не знаю уж почему? Вставай, говорю, а то скоро жара начнётся.
-- Слушай, Ган – майор поморщился – ты можешь остановить это – Есаулий показал кивком на очередь к женщинам – не могу я больше смотреть. Человек ты или нет?
-- Может, уже и нет – задумчиво ответил Котлович, он смотрел на бездвижно лежащих женщин и кучку нетерпеливо ожидающих очереди насильников.
-- Если честно, босс – скривил губы Ган – мне тоже тошно, но приказала Хозяйка. Зачем ей это надо, я не знаю, так что не спрашивай. Козлы, действительно, какие, твари, а?
Котлович сплюнул, и злобно прорычал:
-- Вставай, говорю, Ваше Величество, пошли искать спуск.
Спуска они не нашли, его не могло быть в принципе, поскольку портал находился на вершине Птичьих Скал. Как ни странно, Хозяйка, когда появилась, не расстроилась, пожала плечами и только. Затем она снова забрала с собой Котловича. Хасак нервничал до его возвращения. Надиссон пытался с ним заговорить, но бесполезно, майор молчал. Двум не вовремя подвернувшимся под руку идиотам, он выбил по зубу. Когда, наконец, Котлович вернулся, Есаулий почувствовал облегчение, но оно тотчас переросло в озабоченность, когда он увидел выражение его лица. Ган был бледен, выглядел смертельно напуганным. Он подошёл к Хасаку:
-- Знаешь, где я был, Ваше Величество, куда она меня водила?
Ган нервно покусывал губы:
-- Почём я знаю, чего зря спрашивать?
Котлович оглянулся: из - под усов и бороды высунулся и облизал пересохшие губы острый кончик языка:
-- В развлекаловку свою – предводитель дезертиров грязно выругался, зажимая большим пальцем по очереди ноздри, прочистил нос - на свиданку, грёб её, чтоб узнал, подтвердил, так сказать.
-- Чего?
-- Ни чего, а кого, брат. У неё там двое висело. Одного я не знаю, а второй знаешь кто?
-- Ну?
-- Хрен тебе гну. Полковник ваш, как его Герсу… какой-то.
Есаулий ахнул:
-- Полковник Герсуриналия.
-- Во-во. Ну, брат, я в жизни насмотрелся дерьма, всякого видел, но такого.
Он покачал головой, и сказал:
-- Умеет дама пытать, только мне это надо? Зачем она мне-то показывала? Теперь это навсегда вот здесь – он постучал согнутым указательным пальцем по лбу.
-- Она пытала полковника?
-- Другого. Полковника заставляла смотреть, меня тоже. Зрители ей понадобились. Колбасит до сих пор, упаси Единый Мухаиддин, попасть туда.
Ссылка нигилиста и циника на Бога провела впечатление:
-- А что полковник, он как … ну, выглядел?
-- Умница твой командир, молчал, глаза сверкают. Серьёзный товарищ, если честно. Нормальный командир, думаешь?
-- Не думаю. Он в Анжарии герой. Да и в Альянсе в Пантеоне Воинской Славы записан. Значит, пытать его будет Хозяйка? За что?
-- Ты меня спрашиваешь? – Котлович сплюнул под ноги – таки я не знаю. Знаю другое, к ней лучше не попадать. Теперь слушай, что от нас требуется…

Лион крался по знакомому с прошлой экспедиции коридору. Часто останавливался и слушал тишину. Быстро светлело, плантации светящихся мхов разрослись изрядно. После залов с запорными механизмами и вообще высветлило, Лион не помнил, чтобы так было в прошлый раз. Отсюда начинался последний отрезок пути до дверей, расположенных под потолком огромной пещеры, в котором располагалось царство, безоговорочно принадлежавшее Поли. Когда он и Стражник спасали старого Правителя, им едва удалось вырваться, поэтому Лион вёл себя крайне осторожно: как знать, может это Поли сама напустила смертоносный туман, чтобы заставить его прийти к ней. Каким бы невероятным не казалось предположение. Перед дверью он долго вслушивался, не выдаст ли кто своего присутствия, если действительно его ждут. Тишина стояла оглушительная, единственно, что он слышал – шум пульсирующей крови в ушах. Лион всем телом налёг на тяжёлую глиняную дверь, готовый среагировать в одно мгновение, но за дверью никого не было. Он скользнул в приоткрывшуюся щель, замер: вглядываясь и вслушиваясь. Картинка с прошлого раза не изменилась ни на йоту. Он стоял на не большой площадке, всё-так же колыхалась тонкая пелена синего тумана, укрывая землю. По-прежнему по потолку и стенам бесшумно перемещались яркие разноцветные пятна, кольца и круги, превращая освещение в праздничную иллюминацию. Стояла полнейшая тишина, и это было странно. Не смотря на грандиозность - противоположная сторона пещеры терялась в сизой дымке - признаки жизнедеятельности людей должны присутствовать. Голоса, или звуки. Ударов, например. Но пещера безмолвствовала. Где же люди? Десятка три, как минимум, только женщин, плюс с десяток матросов. И потом, такого понятия, как тишина в женской среде в природе не существует. Где-то капало, что-то вздыхало, и редко проносился лёгкий ветерок, но звуков, определяющих присутствие людей, он не слышал. Покачав головой, Лион подошёл к началу лестницы, в голове всплыли цифры, семьдесят четыре ступеньки. Вместо перил строб по стенке, другой край вовсе не огорожен. Держась одной рукой за строб, прижимаясь боком, начал спускаться, проверяя на прочность каждую ступень. Все оказались в порядке, и скоро он ступал по истлевшим костям, оставшимся неубранными со времени титанической битвы людей Святого Отца с ордами имбицелов, возглавляемого Хабилом, жесточайшим человеком, искусным воителем. Дон Марьятта сокрушил подземную империю, были истреблены все имбицелы, включая младенцев. Входы и выходы дон приказал замуровать. Нетронутой осталась аллея диковинных монументов и резьба на стенах. Лион прошёл галерею фаллосов, и остановился у подземного озера, на его поверхность, как и в прошлый раз, всплывали белые хлопья. «Сколько всего минуло за прошедшие месяцы - подумал Лион – уму непостижимо, а тут время замерло, похоже». Он оглядел трон с приспособлениями. Заглянул во все пещерки, убедился, что совершенно один, и тогда пришло понимание, это другой пространственный срез, то есть он в западне. Если синий туман останется в коридоре навсегда, или хотя бы в течение длительного времени, есть риск умереть от голода. Белые хлопья, не разговор. Лион уселся на трон, думать… Змей спешил, он был стар и голоден впервые за много-много лет своего существования. Сколько он помнил себя с момента пробуждения сознания, сыт он был всегда. Еда бегала всюду. Нежные существа сами лезли в его убежище, потому змей рос очень быстро. Он думал, что так и надо, но пришла беда. Когда он вырос, стал огромным, еда исчезла, перестала приходить. Змей не знал, что такое голод, поэтому забеспокоился он не сразу, пока не источились накопленные в его длинном теле запасы полезных жиров. Впервые ему пришлось ползти долго, он выполз на открытое пространство, и осознал, насколько длинное его тело. Раздвоенный язык лакал воду из озерка, а кончик хвоста всё ещё находился в туннеле, по которому он прополз. Длинный путь увенчался наградой. Он нашёл еду. Правда, она была не живой, но зато много. Существа усеяли собой всё пространство, какое он мог видеть, высоко вскинув треугольник головы. Он всегда держал голову над туманом, зная, что тот смертелен для всего живого. Но зато дымка хорошо сохраняла павшее мясо, но против времени и она оказалась бессильна. Большая часть пищи попросту высохла. Голод вернулся. Чтобы жить пришлось учиться охоте. Змей гонялся по узким тесным трещинам внутри скал за редкими обитателями подземного мира, но добрая их половина убегала, так он был неповоротлив. Голод усиливался. Помогли выжить белые комья, появившиеся на поверхности озера, из которого змей пил. Голод отпустил, но не достаточно, есть хотелось всегда. Один раз ему почти повезло: в пелену оцепенелого разума пробилось понимание, что в пещере появилась прежняя пища. Но пока он грел замёрзшее гигантское туловище - белые комочки давали очень мало энергии – пища исчезла. Змей не хотел впадать в оцепенение, потому возобновил охоту за представителями ночного царства. Сейчас он двигался много быстрей. Еда оказалась неказистая – лохматые комья с длинными хвостами, но они были горячими, согревали желудок. Со временем Змей превратился в искусного охотника; лишения – хорошие учителя. Теперь он легко скользил в трещинах, в самых узких и тесных, а на поверхности убежать от него не удавалось никому. Озадачивала Змея одна особенность пещеры с питательной водой. Он обрадовался, когда вернулась изначальная пища: нежная, ароматная, горячая. Казалось, что не было нужды даже охотиться: пища лениво приближалась к нему сама, но когда оказывалась на расстоянии броска, и Змей распрямлял свёрнутое кольцами туловище, широко раскрыв пасть, пища всякий раз бесследно исчезала, а он сам больно ударялся о камень. После нескольких попыток поймать еду Змей перестал её замечать. Также он отнёсся к пище и на этот раз, что толку. Он бесшумно полз мимо, пока не сообразил, что та не исчезла. Змей остановился в раздумье. Еда была большой. Она походила на нежные создания, которые обеспечили ему беззаботное детство и пору взросления, хотя и отличалась. Если бы Змей мог различать цвета, он определил бы, что пища поменяла цвет, но что это была та самая пища, факт неоспоримый. Он чувствовал тепло, исходящее от неё. Ему придётся развернуться, чтобы получить её, а для этого необходима подходящая по размерам пещера или широкая трещина. Змей потерял много времени, поэтому стремительно скользил назад, где его ждала награда… В мозгу прозвенел колокольчик тревоги, Лион мгновенно сконцентрировался, задействовав все чувства обоняния. Он остался сидеть недвижимо, сливаясь с камнем, но слух, интуиция, периферийное зрение работали в полную силу, определяя приближающуюся угрозу. Внезапно Лион сорвался с трона. Выпад нависшего над ним Змея пришёлся в пустоту, он ударился носом в камень, зашипел от ярости и боли. Взметнул голову. Змей возвышался над троном на добрых два метра. Он покачивался, поворачивая тяжёлую голову, стараясь увидеть, куда спряталась еда. Лион, стоя за ним, почувствовал за мгновение до броска, что чудовище обнаружило его. Змей промахнулся во второй раз, шипение стало ещё яростней. Правитель едва успел увернуться от хлёсткого удара хвостом, и последующего выпада треугольной головы. Между человеком и королём змей начался танец смерти. Огромная рептилия нападала, человек уворачивался. Змею ещё не попадалась настолько подвижная пища. Он свирепел, его выпады становились чаще и яростней: но Лион, казалось, играючи уходил от каждого броска. Никак не подготовленный к подобному монстр быстро устал: ему было намного труднее, нежели пище. Приходилось тратить дополнительные силы, чтобы держать высоко над землёй голову, а каждый удар хвостом отнимал уйму драгоценной энергии. Держался Змей на одной только ярости. Лион ухмыльнулся, он видел, что противник ослаб, но что делать даже с ослабленным не знал. Оружия не было, при этом для змеи оставалась возможность существования помощи. Лион не слышал, чтобы змеи жили парами, разве что в одной детской книге описывалась такая, но лучше быть готовым к тому, что из глубины пещеры может появиться подобная этой ещё одна тварь. Чудовище опустилось на землю, оставив высунутой над сизым туманом только голову с глядящим на Лиона мертвенными глазами. Чёрной молнией мелькал раздвоенный язычок. Человек и пресмыкающееся расположились друг против друга.
-- Что дальше, друг мой – спросил почти весело Лион – что делать будем? Ничья, сам понимаешь, что одному из нас не жить. Если я найду чем тебя убить, то убью. Ты мне нравишься, но и я жить хочу, верно, змеюшка? Вот, ну а если я прошляплю, ты меня проглотишь, выбора не остаётся, ты, или я. Кстати, ты для меня такая же еда, как я для тебя, усекаешь? Давай, ползи к себе, а я поищу чего-нибудь острого. Отдохнёшь, сойдёмся на равных, не люблю, понимаешь, когда у одного всё, а другому шиш на палочке.
Лион болтал беспрерывно, не просто выговаривая, он перемещался к полю, усыпанному костьми, надеясь отыскать какое-нибудь оружие, меч или копьё. Он помнил, что видел торчащие из тонкой плёнки тумана рукоятки мечей и древки копий. Важно было добраться до кладбища, пока змей не набрался сил. Говорил Лион без умысла, скорей чтоб подбодрить себя, поэтому и представить не мог, что его голос повергнет змея в подобие летаргии, как это делают факиры при помощи своих дудок. Но случилось. Огромный змей цепенел на глазах. Лион сообразил, что происходит, и отлегло от сердца, впрочем, расслабляться не стоит : он не может говорить часами. Однако и не воспользоваться открытием было бы глупо. Плёнка наполовину наползла на глаза змею, когда Лион наткнулся в голубом тумане на подходящую вещь – зазубренный меч. Он повертел его в руке, определяя балансировку, которая, как понятно стало сразу, отсутствовала полностью. Простая каменная бывшая острой когда-то палка. Но искать дальше времени не оставалось: от болтовни уже першило в горле. Лион направился к лежащей на земле огромной змее:
-- Прости, дружище, я иду тебя убивать, сам понимаешь, вдвоём нам не место…
Змея приподняла голову над сизой пеленой: более удобного момента могло больше не быть. С непостижимой скоростью Лион промчался разделяющих их пять метров, Змей только начал соображать, что неуловимая пища пришла сама, как древний меч снёс ему голову.
-- Ого – удивился Лион, стоя над обезглавленным противником – рядом вздымались волны и кольца бьющейся в агонии змеи - а ножик не простой оказался. Прости, сестра, а может, брат, закон жизни, умри первым.
Лион прокашлялся, затем поставил ногу на треугольную голову, наполовину высовывавшуюся из тумана: в набедренной повязке, в руке меч, другая - на поясе, фоном агонизирующие кольца гигантской змеи... Таким увидела Поли нового Правителя: врага… Сердце молодой женщины отчего-то забилось сильнее…

-- Пора мне – Макимиллиан робко поглядел на жену. Марьяна мыла посуду; обычно это делали уборщицы, но сегодня день начался необычно, фру Милена пришла много раньше, навела порядок, и ушла ещё до наступления времени завтрака. Лион расспросил её младшего сынишку Стёфу, за которым сходил и привёл лично Страж Порядка. Мальчик подтвердил рассказ матери о чужих людях на Птичьих Скалах. Затем из тайного хода появилась сама Мать Жриц, поведав о пробуждении старого Правителя и моряка из числа пришельцев: она увела с собой Лиона, оставив его без завтрака. За стол сели втроём. По окончании завтрака Стёфа сорвался со своего места и исчез, как вихрь. Утренняя обида – странное отчуждение Марьяны – забылась под напором обстоятельств: столько всего случилось… Стражник подошёл к жене сзади, положил могучие руки на плечи, почувствовав их хрупкую уязвимость, он мог сломать косточки одним сжатием кисти. Марьяна откинулась назад, боком положив голову ему на грудь, щекой потёрлась о кулак мужа, руки её были заняты.
-- Конечно, милый, иди, воюй.
Максимиллиан вдохнул запах её волос, неловко погладил: к жене вернулось хорошее настроение, он обрёл счастье. Оно переполняло его всю дорогу до глиноломен, не покидало долгие часы тренировок. Обед приносили прямо на тренировочную площадку, так что о нападении на Храм Стражник узнал последним. Вестником оказался снова Стёфа. Взмыленный, возбуждённый он ворвался в тренажёрный зал:
-- Дядя Стражник, дядя Стражник – зазвенел детский голосок, и Максимиллиан, а с ним пятнадцать занимавшихся подростков замерли, глядя на подпрыгивающего от распиравших грудь эмоций мальчика – на нас напали, там, в Храме, напали…
-- Кто? – оторопел Максимилиан.
-- Не знаю, дядя Максимиллиан, меня мамка послала, передать, чтоб быстрей бежали на помощь.
-- Чего стоишь, вкопанный как, Страж – перебил братишку Марик, видя, что Максимиллиан не может открыть рта - бежать надо. Мать в порядке? - посмотрел на брата.
-- Она дома.
-- Сколько напало, может, знаешь?
-- Откуда.
-- Ладно – Марик кивнул головой Максимиллиану – бежим?
-- Конечно – вышел из ступора Стражник – отряд, стройся в колонну по одному, копейщик впереди, меченосец за ним, копейщик впереди, меченосец за…
-- Мы помним, дядя Максимиллиан.
Отряд быстро выстроился в боевой порядок, Стёфа бежал, и подпрыгивал впереди… Остров гудел, как растревоженный улей; с плантаций к Храму спешили орешницы: морячки и местные женщины, выше дорогу заполонили деревенские мастера, патрули, присланные капитаном Грейком и разделённые невидимой преградой, пытались понять, что происходит. В Храме плакали испуганные послушницы, младенцы, ребята постарше были напуганы, хотя пытались не подавать вида. Впрочем обстановка в Храме ничем не напоминала классическое нападение: не было видимых разрушений: кое-где валялись перевёрнуты парты и стулья, но это и всё. Когда прибыла команда Максимиллиана, к нему подошла морячка, одетая по форме, козырнула:
-- Младший сержант Войкова, кое в чём я успела разобраться, господин Стражник. Нападавших было примерно человек пятнадцать, но карабинов только два. Произвели два выстрела: для наглядности ранили корзинщика в ногу, здесь – Эмилия нагнулась, ткнула пальцем по голени.
-- Затем всех, кто был на площади, выстроили, забрали зрелых девушек и послушниц, сколько сейчас уточняем. Также унесли старого Правителя. Видимо спешили, потому что не тронули складов, вернее, не успели найти…
-- А искали? - спросил Марик. Маленький вооружённый самодельными копьями и мечами отряд окружил Войкову.
-- Трудно сказать, молодой человек, была лёгкая паника, во – первых, многих просто деморализовал страх, потом, насколько я в курсе, им и искать не надо, Хозяйка знает где склады, могли бы спокойно забраться, но не тронули, стало быть не было нужды или команды на разграбление. Скорее всего, это Хозяйка не разрешила повеселиться. А где Лион? Правитель.
Войкова осматривалась.
-- Владыки нет? – широко раскрыл глаза Максимиллиан.
-- Нет, а где он? – с беспокойством повторила Войкова. По площади пронеслось: «пропал новый Правитель, пропал и новый».
-- Приходила Верховная, повела с собой Жрица его. По подземному они ходу ушли. Не приходили?
-- Мне откуда знать? Я здесь полчаса как.
-- Стёфа – крикнул Стражник.
-- Я здесь, дядя Максимиллиан – встал перед ним мальчишка.
-- Бери всех и на розыски своих Владыки нового, понял? Найти из-под земли.
-- Понял – Стёфа повернулся, но брат задержал:
-- Увидите незнакомцев с оружием, прятаться, а то мамке расскажу, понятно?
-- Хорошо – мальчонка ввинтился в толпу…
Стихийно образовался командный центр: в него вошли - само собой Стражник, Жасмин – Вторая Верховная Жрица, Эмилия Войкова и Марик, при чём, подросток оказался на первых ролях. Поскольку тугодум и увалень Максимиллиан ничего дельного придумывать не умел, как и сестра Жасмин, которая выдавала хозяйственную информацию и только, то наперёд вышли способности Войковой ориентироваться в хаосе и организовывать порядок. Но в полной мере неожиданно раскрылся талант Марика, способность его к логическим рассуждениям. Он сообразил, что нападение было совершенно в специальное время, перед самым началом пекла, в случае, если бы что-то пошло не так, то дать отпор или преследовать напавших по жаре оказалось бы невозможным. Не прошло и двадцати минут, как люди собрались в Храме, а солнце затолкало всю толпу в помещения. Когда в келью, где собрался новоиспечённый чрезвычайный Совет пришли сведения о пропаже только пяти девушек, Марик высказал предположение, что истинная цель нападения – похищение старого Правителя, а не захват девушек. Войкова согласилась, заявив, что девушки только бонус в операции. Если бы было оказано сопротивление, о захвате девушек речи не могло быть. Но поскольку всё прошло гладко, почему нет? Информация потихоньку накапливалась. Выяснилось место прохода захватчиков, постаралась ребятня под руководством младшего сына фру Милены. Портал нашёлся на Утёсе, практически рядом с домом Стражника: здесь обрывались следы. Самого входа в другую параллель по горячим следам найти не удалось, но место было обозначено, что само по себе не мало. Теперь можно было встречать противника на выходе, если, конечно, те не отыщут, вернее, Хозяйка, другой портал. И опять Марик высказал правильную мысль, что порталов не может быть бесконечное множество, а значит, при повторном нападении непременно состоится схватка, от которой и будет зависеть, кто останется на Острове, а кому придётся исчезнуть. Поскольку проходить портал для людей капитана Грейка со стороны Острова мог только Лион, то роль Эмилии Войковой возросла неимоверно. Ей вменялось войти в контакт с учёными - Орландо и Томми имели свободный выход - и передать через них новость об исчезновении Лиона, и обнаружении портала противника. Именно ей в отсутствие Правителя предстояло наладить общение между капитаном и островитянами. Пропажа Лиона и похищение бывшего Владыки вселяли в сердца людей растерянность и страх. Они словно осиротели, как жить без Правителя никто не знал. Меж тем, Штаб продолжал делать необходимое. Сумели составить график круглосуточного дежурства возле предполагаемого выхода захватчиков, включив в него всех мужчин деревни, кроме, разумеется, рыбаков. Впервые многие островитяне на ночь не гасили огней: в деревню вполз страх…

С хохотом входили возбуждённые моряки; они вели себя как расшалившиеся дети: задирали друг друга, ставили подножки, толкались, пинали. Втащили девушек: пятерых, две совсем молоденькие. Голые. Есаулий оторопел, а, увидев, как девочек повалили на землю, и двое моряков стаскивают с себя штаны, а за ними выстраивается очередь, в ярости бросился к насильникам, но упал от умелой подсечки, больно и в кровь разбив локти.
-- Что за – задохнулся в ярости Хасак, повернулся на спину и обмер… над ним возвышались Поли и Ган Котлович, язвительная ухмылка кривила губы на лице учёного, в отличие от другого: мраморное, замёрзшее лицо Хозяйки не выражало ничего, но майору стало страшно от стылого взгляда устремлённых на него прекраснейших в мире глаз.
-- Ну-ну, мамочка спешит на помощь – насмехался Котлович - что ж ты такой не мужик оказался, майор?
Хасак отвернулся, к своему несчастью, в сторону, где началось изнасилование, и увидел, как забились в падучке несчастные, и улыбки на озверелых лицах моряков, ждущих в очереди. Невольно покатились слёзы, он тихо заскулил.
-- Плачет наша мамочка – Котлович презрительно сплюнул, но внезапно проскрипело:
-- Останови их, Котлович.
Ган посмотрел на Хозяйку, кивнул головой, и, не сказав ни слова, побежал. Ударом ноги в затылок свалил моряка, стоявшего на коленях между раздвинутыми ногами девушки, и уже успевшего стянуть брюки: другого, державшего девушку за лодыжки, пнул в лицо. Тот, кто держал руки, оказался сообразительным, вскочил с колен и втиснулся в толпу, прячась за спины. Улюлюканье стихло. Девушки прижались друг к другу и рыдали. К ним спешили «нужницы», а перепуганные, мало что понимающие послушницы в ужасе смотрели на происходящее.
-- Всем отойти на пять метров, и не приближаться, уроды – заорал Котлович – убью любого.
Он передёрнул затвор карабина:
-- Медли, отведи девчонок - не дожидаясь, когда подойдёт приятель, Котлович приставил дуло винтовки к виску лежавшего возле его ног моряка – ты, мразь, кем себя возомнил, а, падаль? Не человеком ли? Запомни, здесь ты никто, звать тебя никак, и прав у тебя нет никаких. Ты только дерьмо. Повтори.
Моряк прошептал: «я дерьмо».
-- Вот именно, и станешь делать только то, что я скажу. Скажу жрать дерьмо, будешь жрать. Запомни это. Всё тёлки здесь принадлежат мне и Меддли. И майору. Только так. Я вот, что вам скажу, скоты – Котлович обвёл оторопелых моряков тяжёлым взглядом, бешенство потихоньку покидало – не Вы сюда пришли, я Вас притащил, всех до одного. Но и я здесь не главный, и предупреждаю, горе тому, кто пикнет против. Неприятности гарантированы…
Монолог прервал визг: свалился на пол, и катался, держась за голову, первый насильник. Рухнул на колени второй. Толпа в ужасе смотрела, как бьются в конвульсиях моряки. «Нужницы» увели девушек: притихли в «своём» уголке, слушая вопли подвергшихся экзекуции моряков. Поли мучала долго, она и вовсе хотела убить, ведь теперь, когда принесли старого Правителя, сброд становился не нужным, но и разбрасываться людскими резервами глупо. Поколебалась и подарила им жизнь: пусть, но знают - боль, её верховенство. Что касаемо пленниц, тут ничего не поделать; сладость обладания женщиной мужчине необходима: так что девчонкам придётся насыщать мужской голод. А насильников она наказывает в качестве иллюстрации, болью подкрепляя аргументы Котловича. Порядок должен быть. Она и Владыку велела принести в пещеру, ту самую, где новый Правитель сразил огромного змея, а не к себе. Хабил постоянно напоминал о том, что люди должны видеть перед собой пример для подражания и восхищения. Как пройдёт процесс выздоровление Поли не могла предвидеть, поэтому решила поместить Владыку в уединении, и явить народу уже во здравии и полным сил. Жаль, что Хабил исчез не во время, только их планы начали осуществляться. Интересно будет узнать, на что рассчитывал красивый мужчина, подделавшийся под любимого. Похож, конечно, он удивительно, но Поли сумела разглядеть настоящую его личину. Действительно интересно, какая нужда заставила пойти на подмену, к чему риск? Не он ли виновен в том, что исчез Хабил? Ничего, она вытянет правду. Поли привязала незнакомца напротив подвешенного, наполовину живого моряка, пусть смотрит, проникается тем, что в скором времени ждёт его самого. Но какой красавец, жалко кромсать такую плоть, хотя она и так редко использует физический контакт, предпочитая применять искусство «чистой боли», но к незнакомцу неумолимо тянуло прикоснуться. Разбираясь в мешанине чувств, Поли удивлялась сама себе: она не просто желает пытать, а хочет этого мужчину. Что совсем было странным, желание раздваивалось между незнакомцем и старым Правителем, который тоже был хорош. Не смотря на солидный возраст, он не утратил физической привлекательности. В нём ощущалась сила: грубая, животная. Грудные купола, квадраты плеч, бугры на плоском животе. Руки помнила ощущения, когда она исследовала его член, ощупывала мошонку… она задержалась на каменных бёдрах, втиснула ладошки под тяжёлые волосатые ляжки, добралась до ягодиц… Ни пролежней, ни язв: «храмовницы» умеют ухаживать, за мужчинами особенно. Поли скинула балахон, легла рядом на бок, закинула ногу на мужские бёдра, руку положила на грудь, отсчитывая равномерные удары сердца, попыталась проникнуть в мозг Правителя. Её ждало разочарование, мозг тонул в тишине, стало быть, ждать скорого выздоровления не стоит, слишком сильно она ударила. Конечно, тогда её душил гнев. Поли бросила сгусток энергии в Дара Моря, но тот сумел отбить посланницу её гнева, и в результате вся мощь удара обрушилась на мозг Правителя. При мысли о бывшем Страннике в голове возник образ Лиона, таким, каким она увидела его недавно. Победитель Змея. Золотой человек с синими глазами без дна, с огненной шевелюрой. Поли резко поднялась, что это с ней происходит? Ей незачем восхищаться им. Безусловно, телом он совершенен, но, в этом и дело. Он как Бог, а Богом может быть только Святой Отец, значит Лион чужой Бог, к тому же враг. Поли ещё раз оглядела лежавшего перед ней Владыко, мельком отметила, хорошо, что золотой Бог убил Большого Змея, она и не предполагала, что в пещере живёт такое существо. Накинула на себя балахон: пора возвращаться, оставленные снаружи моряки ждут. Кроме Владыки люди Котловича взяли в плен пять женщин: двух школьниц старшего уровня и трёх послушниц. Настоял Ган, доходчиво объяснив, что четыре «нужницы» на семнадцать моряков мало, а женщинам тяжело. Надо бы, чтобы на двух мужчин приходилось хотя бы по одной женщине. Поли сочла аргумент разумным… Она наклонилась поцеловать в лоб спящего… Звук её шагов стих, наступила полная тишина. Веки Владыки затрепетали, в высокий, скрытый темнотой потолок уткнулся бессмысленный взгляд… Вопли лежавших в собственной моче моряков прекратились. В оглушительной тишине Поли медленно оглядела склонённые перед ней затылки. Не прятали глаз двое: Котлович и майор. Последнего Поли поманила взглядом. Сердце бешено бухало в груди, когда Хасак встал перед повелительницей:
-- Тебе быть царём – заскрипел страшный голос – спрос с тебя. Котлович и Надиссон тебе в помощники, знаю, ты их боишься, и ненавидишь, это хорошая смесь. Страх перед ними заставят не бояться остального сброда. Ты будешь царствовать разумно. Эти двое не подходят. Я буду появляться часто. Да, ещё, забыла, здоровье женщин на твоём попечении. «Нужницам» досталось, не дай повториться такому новым девушкам.
Внезапно Поли исчезла. Казалось, в воздухе ещё витали последние звуки слов, когда незаметно подошёл Котлович.
-- Принимай поздравления, царь – батюшка – гадливо ухмылялся Ган, карабин он забросил на плечо – когда я предлагал то же самое, чего ломался?
Хасак молчал. Он опустил голову, тёр подбородок: назначение застало его врасплох. Нужно было серьёзно взвесить плюсы и минусы, а Котлович мешал думать.
-- Невоспитанный ты, майор – глумился Ган – тебя поздравляют, а ты не отвечаешь. Зря. Кроме нас тебе не на кого положиться: одна половина дебилы, остальные считают себя крутыми парнями. Как мыслишь справляться? Один если, голову мгновенно открутят. Отберёшь девок, ночью пришьют, не поморщатся. Им трахаться нужно, а тут теперь столько тёлок…
-- Я тебя спрашивал? – перебил Есаулий.
-- Хм – шире заулыбался Котлович –какой царь-батюшка оказался, не успел получить должность, а уже предаёшь нашу дружбу.
-- Не надо, Ган – устало попросил Хасак – если хочешь помочь, говори мысли.
-- Мысли – стал серьёзным Котлович – э, царь мой батюшка, мысли они стоят чего-нибудь. Это товар. Предложи цену, и продолжим разговор.
-- Какая здесь цена может быть?
-- Есть, есть, я говорил.
-- Про что?
-- Только что говорил, не догоняешь?
-- О чём, Господи ты, боже мой – досадовал Хасак.
-- Не вспоминай всуе имени Единого, брат – Котлович проделал шутливые пассы руками – про дружбу я говорил, про то, что ты отказываешься от неё, а зря.
-- Какая меж нами дружба, спятил, Котлович?
-- Пусть – Ган вытянул перед собой руки – пусть не дружба, но отношения. Нормальные партнёрские отношения, по одиночке пропадём, не въезжаешь? Посмотри на этих, сброд, Хозяйка правильно их так назвала. Я говно, но эти куда страшнее, пока они ещё слушаются, а пройдёт время… Нас трое, а их уже четырнадцать…
-- Чего-то я не понял – майор внимательно вгляделся в лицо стоящего напротив Котловича – ты кашу сам заварил, первым.
-- Несовсем, Хозяйка настояла – Котлович выругался– грохнуть её нужно было, когда она тебя калечила, эх-э-эх, интеллигентность хренова, как можно – он снова выругался - кабы знать, чем обернётся. Да, хороши мы с Медли оказались, просчитались полностью.
-- А что случилось?
-- Она пришла ночью, Медли спал – Ган ухмыльнулся – поучила меня жизни, как этих двоих только что – кивок головы в сторону моряков, голос тал ещё тише, нервно осмотрелся – блок поставила здесь – постучал пальцем по виску – я только подумаю – почти шептал Котлович - чтоб застрелить, ка-а-ак резанёт, до блевотины боль. Переиграла она нас, Хасак.
-- А Медли? С ним чего?
-- Не знаю я, не спрашивал – поморщился Котлович – а, что Медли, фактически это тюфяк, сам хочет, чтобы им помыкали, так что, ты да я, двое нас, которые могут делать что-то серьёзное.
-- Я же чмо, ты первый издевался – подколол Есаулий учёного.
-- Извиняюсь, брат – поднял в примирительном жесте руку Котлович – было дело. Всё в прошлом. Хотя и раньше что-то в тебе я узрел, не зря предлагал стать царём. Видишь ли, Есаулий – Ган неожиданно назвал майора по имени – я плохой очень человек, меня надо останавливать. А сделать это может только хороший…
-- Это я хороший?
-- В сравнении со мной, конечно, помолчи, пожалуйста. Ситуация складывается хреновая, так что объединяться надо. Я так мыслю, Хозяйке мы теперь без надобности, хахаль ей доставлен. Заботится о нас ей в падлу. Стало быть, придётся самим доставать еду. А там Правитель и капитан, теперь они знают наш выход и будут ждать, и никакие винтовки не помогут, сечёшь? Все наши планы порушила баба. Вопрос –то очень серьёзный, сечёшь. Что делать?
-- Не знаю – вяло ответил Хасак, слова врага встревожили: неужели Хозяйка действительно намерена их кинуть? Если на самом деле так, и Котлович прав, они пропали. Даже если сдаться на милость капитана, то похищение «нужниц», то, как с ними обращались, им не простят. А ещё Иеримихейа, а ещё девочки эти. Вот как всё обернулось. И тут мелькнула мысль, Хасак задержал дыхание, не позволяя забиться сердцу сильнее, чем следовало. Котлович лез в силки, которые сам сплёл… Зря тот подошёл к нему с предложением дружить, он причинённое зло помнит долго: и будет круглым дураком, если не воспользуется единственным шансом на спасение. Лейтенант Иеримихейа стал первым, кого он растерзал, а Котлович будет следующим в этом списке, Есаулий отдаст его капитану Грейку и Правителю, участь остального сброда его абсолютно не заботила. Собакам собачья смерть. Пусть хоть все подохнут от голода. Вопрос выживания, и только…

-- Привет, подруга, такое расскажу – вместо приветствия выбросила из себя Войкова – чего было, чего было. Я…
-- Добрый вечер, Эми – сонная Сесси привстала, опёрлась на локоть – рано вы вернулись сегодня?
-- Я и говорю – Войкова села в ноги больной – напали на Храм, умыкнули старого Правителя и пять девушек, представляешь…
-- Не тараторь, я сплю пока – досадливо прервала скороговорку Сесси – что случилось?
-- Тупица – Эмилия театрально вздохнула, её отчего-то задело, что подруга сразу не ухватила тему: она продолжила говорить чётко разделяя слова – говорю, на Храм напали, похитили старого Правителя и ещё пять девушек забрали, сечёшь что делается?
-- А Майкл? – встревожилась Тадэуш.
-- Так и знала, трава не расти, лишь бы с собой, любимой, ничего не случилось. Спит твой Тырновский, как дитя малое, кому он нужен, здоровяк. Тащить такого бегемота, там одного старого Правителя впятером впору. А ещё пропал новый Правитель.
-- Лион? – ахнула силачка. Рывком села, подтянув под себя здоровую ноги.
-- Во, я предполагала, что всё по фигу тебе будет, как про Лиончика услышишь. Пропал он тоже.
-- Почему?
-- Бестолковка, ты, Сесси, подумай, какие вопросы задаёшь. Кто знает почему? Он исчез и Верховная Мать, Генриэтта тоже. Говорят они по подземному переходу пошли и не вышли. Теперь я за центровую.
-- Что за хрень – фыркнула Сесси – сбрендила, да?
-- При том, мне необходимо связаться с учёными, если помнишь, двух таких мальчиков лохматых, которые вернулись, так вот – опять тараторила Войкова – только они могут дойти до капитана Грейка. Надо чтобы передали ему про нападение, про выход, и что пропал Лион и Верховная Жрица.
-- А может их тоже похитили?
-- Не-а, их во время нападения не было в Храме.
-- Ну, где-нибудь ещё, думаешь, не могли что ли? Похитить-то?
-- Ты прям стратег, блин, хотя может и так быть – задумалась Эмилия и покачала головой – тогда дело дрянь. Хотя, сомнительно, чтобы с Лионом справился кто-то.
-- А застрелить? Всяко получиться, если из засады.
-- Да ну тебя, наговоришь, всё настроение испортила – внезапно погрустнела Войкова – я к ней с интересом...
-- Чего ты, я так, предположила, извини, пожалуйста. Давай думать, что он где-то по своим делам бродит, ладно?
-- Вместе с Верховной Жрицей?
-- Именно.
-- Ладно, давай. Но как-то надо на ребят выходить. Ты не в курсе, где их логово?
-- Не-а – пожала плечами Сесси - Жаком должен знать.
-- А он когда придёт?
-- Как обычно, к ужину, совсем голову, я вижу, потеряла, подруга.
-- Потеряешь, когда такие дела творятся. А сколько осталось?
-- До ужина?
-- Да.
-- Вроде почти ни чего.
-- Быстрей бы, жрать охота.
-- Это от нервов.
-- Конечно. Блин, такие дела. Кто бы это мог быть, примерно? С оружием, ранили там одного корзинщика, в ногу, легко, мы думаем для острастки.
-- Кто мы?
-- Чрезвычайный Штаб.
-- Ого – присвистнула Тадэуш – серьёзно у вас всё. Чрезвычайный штаб, надо же.
-- Ну да. Я в нём тоже.
-- Да ладно.
-- Не ладно. У меня чуть не главное задание, связаться с капитаном Грейком.
-- А что он сделает? Тут так перемешано всё. Друг друга видим, а подойти не можем. Параллели какие-то, порталы. Не для моих слабых женских нервов.
-- Не женских, и не нервов, а, бодибилдерских мозгов. Женщину ты в спортзалах похоронила, я тебя предупреждала. Ладно, попытаюсь объяснить подруга. Слушай сюда – Войкова прилегла - Насколько я понимаю, Остров состоит из каких-то слоёв, как торт Аполи, слой с одной начинкой, слой с другой, с третьей. Они лежат друг на друге, а есть порталы, это вроде, как кто-то вилкой тыкнул. Это места выходов с одного слоя на другой. Понимаешь?
-- Естественно. С тортом всё просто становится. И что дальше?
-- Портал запоминает первых скольких-то людей и пропускает их туда - сюда, а с ними могут проходить и другие. Без них нет, ворота не открываются. Избранные, короче. То есть, капитан Грейк может запросто появиться у нас, если с ним пойдёт начальник научной экспедиции, Орландо, его зовут. Сечёшь?
-- Ну да.
-- На этом всё. Мне как раз и поручено послать учёных к капитану, он получит информацию и решит, что делать.
-- А может он прийти к нам в пещеру?
-- С учёным запросто, но думаю, не пойдёт. Здесь «угри», они пол команды перебьют, если конфликт случится, а капитан не такой человек, если ты помнишь, чтобы разбрасываться человеческими жизнями.
-- А зачем тогда идти учёным? – недоумевала Сесси.
-- Я говорю, дурочка ты с переулочка, передать информацию, что к чему? Капитан что-нибудь да придумает, это Грейк. Капитан Грейк. Да – Войкова закатила глаза - хорошо жилось на крейсере, скажи. Словно сон вспоминаешь. Карлушу Ющенина, помнишь, командира нашего?
-- Естественно.
-- Хороший мужик. И командир хороший.
-- Какой он мужик, пацан.
-- Ну да, вообще-то. Специально к нему прижималась, когда на «окне» сидели. В наушниках, не слышит, как я подхожу. Прижмёшься титьками к спине, типа, чего это на экране, он, как мышка, замрёт, так приятно – улыбалась Эмилия давним проказам - но ни разу не коснулся, как я не старалась, тем более не пощупал. Карлуша, Карлуша, не мужик оказался, я бы и вообще дала ему, честное слово. Надо было впрямую предложить. Экий милашка. Всё из-за тебя, Тадэуш, ты всех отпугивала, нарастила бугры свои…
-- Блядина ты, Войкова, была всегда, и есть.
-- Тадэуш, ты бесишь. Что такого? Мы чем занимаемся, между прочим, по утрам и вечерам?
-- Хозяйка заставляет – отговаривалась Сесси, но чувствовалось, что силачка проговаривает стандарты.
-- Ага, Хозяйка, как же? Утром, ладно, согласна, это она, а почти каждый вечер с нашим по очереди, а то и вместе. Что естественно, то не безобразно, мать. Ну, когда же он придёт?
-- Ющенко?
-- Сама ты Ющенко. Жаком, дурочка?
-- Когда придёт, тогда и придёт, а за базаром следи. Не то гипсом получишь.
-- Ладно тебе, а что говорит Истерочка наша, сколько тебе в нём придётся…
-- Здравствуйте, девчонки – без того тусклый свет, просачивающийся в пещерку, перекрыла фигура Притчела, заметно потемнело – можно войти?
-- Нужно, тебя только ждём – вскочила с постели Войкова – быстро заходи.
« И тут что-то случилось, Господи Единый?» – встревожился Жаком; ему стало не по себе: судя по интонации, звучавшей в голосе Эмилии, придётся разгребать проблему, а он устал. Смертельно. К тому же разболелась нога, всего день прошёл, как он не хило огрёб от Сесси, самой ей, впрочем, досталось поболее. Нога в гипсе, и месяц не выхода наверх. Тут подумаешь ещё, кому повезло, кому нет. Синяк скоро заживёт, вообще-то синячище, поправился Жаком, если по правде, ноги у Сесси будь здоров, как у слона. Вломила, так вломила: от души, как говорится. Аж палец большой сломала,неизвестно, как срастётся. Но сегодня день и вправду выдался нервный, вторая половина особенно. Поначалу всё шло рутинно, обычный день в череде монотонных буден. Жакоб получил наряд на работы с Эйлиминхотэ и Хаблом, обрадовался: ему нравилось работать с удивительной парой анжарнийцев. Слухов распространялось предостаточно, женская среда такая, припишут, чего не было, для женщин любая чушь святая правда, когда дело касается отношений между полами: ересь съедят не задумываясь. Но он лично видел, что между умудрённым жизнью капралом и подчинённым, совсем мальчиком, существует явно выраженный оттенок покровительства взрослого человека к мальчишке и только. Своеобразное отцовство, никак не те оскорбительные предположения, сыплющиеся со стороны морячек, хотя их тоже можно понять: возможность иметь рядом защитника, крепкое плечо друга для многих навсегда утрачена. Мужчины в подземном царстве превратились в некую сакральность, перестав быть только удовлетворителями зова плоти. Дамам, кому достались мужья, они служили своего рода эмблемой. Свой мужчина, это ордер личного превосходства и элемент статустности… Работа, однако, выпала тяжёлой. Сначала пришлось поднимать наверх камни и куски высохшей глины. Они складывали их недалеко от пещеры, в которой поселились «угри» лейтенанта Гори. Затем таскали воду и глиняный цемент. Воду выливали в каменный огромный бак, цемент складывали возле камней. К обеду все трое шатались от усталости. Утром, на разнарядке им не объяснили, для чего эта титаническая работа. Догадались сами, предстоит выкладывать какое-то сооружение. Ворчали, зачем: вокруг всё истыкано разного размера пещерами. Выбирай любую. Но сетовали больше по склонности человеческого существа и вообще ругать тяжёлую физическую работу. К тому же, по настоящему тяжёлая и отвратительная сегодня досталась лейтенанту Амадеусану: бедолаге выпала несравнимо горше участь: чистить выгребные ямы. Действительно не повезло. После обеденного отдыха начали твориться чудеса. Араны место своего пребывания выбрали не случаем: отсюда, как на ладони просматривалась вся огромная пещера подземного царства: отчётливо было видно, как снуют по своим делам морячки и выполняют работы мужчины. Факт того, что двоих гражданских – вернувшихся учёных – после обеда увели в пещеру Хозяйки и полковника, не ускользнул от них тоже. Увел их сам сержант Малиэтэ. Такого никогда не бывало, араны только наблюдали, не вмешиваясь в налаженный быт. Эйлеминхотэ предположил; произошло что-то важное, поскольку вызовы это функция дежурного. Вскоре выяснилось, что нигде не видно лейтенанта Гори. Как правило, в течение всего дня, где бы ни работали мужчины, стоило посмотреть наверх, или оглядеться, они без труда находили командира аранов. Он или прохаживался по террасе, опоясывавшей пещеру, или бездвижно часами сидел на излюбленном месте: метра на три выступавший от стены ризалит - выступ шириной метров пять и высотой за пятнадцать. Отличная смотровая площадка. Но сегодня всё обстояло иначе. Притчел сопоставил факт его отсутствия, и то, что утренняя оргия происходила без участия полковника, и согласился с капралом. Что-то внизу происходит. Крайне редко, но случалось, что отсутствовала Хозяйка, тогда полковник Герсуриналия разрешал ситуацию, приглашая на подиум морячку. Сегодня не было его самого, а Царица выглядела сама не своя, какой-то растерянной, потому может оргия получилась кособокой: народ без желания, привычно, просто чтобы не быть наказанным, лениво занимался совокуплением. С обеда вовсе начались чудеса. Притчел видел, как сержант Малитэтэ привёл вернувшихся недавно учёных к выгребным ямам, а с собой увёл лейтенанта Спенсера Амадеусана. Наконец появился лейтенант Гори, он шёл с полковником, позади, но оба быстро скрылись в одной из бесчисленных дыр, испещривших стены пещеры. Жакому показалось, что у полковника были связаны руки за спиной, по крайней мере, он их держал там, что было совсем не свойственно Правителю подземного царства. Он всегда был официозно подтянут. А через какое-то время перед ними предстал сам лейтенант Гори. Он осмотрел принесённые камни и распорядился: к вечеру должна быть выложена комната - квадрат шесть метров с высотой три. Дверной проём стандартный для комнаты. И предусмотреть крепление для двери.
-- Не получится, господин лейтенант – протестовал Эйлеминхотэ - стену за раз не сложить.
-- Почему?
-- Упадёт, тем более, на глиняном цементе. Камень сползёт, если бы ещё кирпич, то можно постараться выложить половину, а так – он махнул рукой.
-- А за сколько сможете?– хмуро спросил аран.
-- Три дня, плюс день на выстой, и то, пользоваться крайне аккуратно первое время, говорю, цемент глиняный. Вообще выстоится в течение пары недель. Тогда из орудия не разобьёшь.
-- Плохо – лейтенант задумался недолго, затем кивнул – ладно. Работать.
Ушёл, бесшумно ступая. Растворился. Был, и нет. Эйлеминхотэ подобный уход оценил одобрительным покачиванием головой:
-- Спецназ. Умеют. Парень с мозгами, чувствуется сразу. Не орал, как некоторые, слюной не брызгал. Наши мозги нам же не стал выносить, умничка. Чего происходит Хабл, мальчик мой, объясни, пожалуйста, старику? – повернулся к подопечному Хотэ.
-- Я не знаю, господин капрал – паренёк пожал плечами. Закончился день суетой. Три раза ниоткуда возникала Царица, и привносила в размеренный ритм подземной жизни нервозность. Люди старались не попадаться ей на глаза. Обошлось, никто не пострадал. Всё это озадачивало, к тому же так и не появился полковник Герсуриналия. Когда Притчел вернулся к своим жёнам, в голове жужжало: «что случилось», а голод терзал желудок до болезненных схваток. Физически он вымотался до предела, но когда Эмилия Войкова его буквально втянула в пещеру, Жаком тут же настроился встретить любого рода новость – плохую ли, или хорошую - задавив жалость к себе, и действовать, если понадобиться. Странный день пока не закончился.
-- Садись, Жакоб.
Эмилия толкнула Притчела на кровать. «Ой» - вскрикнул он, непостижимым образом сумев не повалиться на загипсованную ногу Сесси. Испуганно посмотрел на «главную» жену, но силачка на выходку подруги отреагировала полнейшим равнодушием, а та тараторила одним предложением:
-- Жакобчик, милый, нужно срочно связаться с вашими учёными, мы тебе всё расскажем, но после того, как ты организуешь встречу, ладно, лапушка наша: ты полежи сейчас немножко и пойди, приведи их, или одного, хорошо, надо чтобы до ужина успеть, очень, очень надо, сейчас не спрашивай, всё узнаешь, хорошо?
-- Не могу я – ответил Жакоб – не получится до ужина.
-- Ой?– Войкова приложила ладошку ко рту.
-- Они на выгребных ямах, к ужину только и отмоются. Их заменили ни с того ни с сего, посреди дня. Сержант Малиэттэ привёл. Лёйтенанта Амадеусана снял, а их поставил. Обоих. Странно это.
-- Почему? – подала, наконец, голос Сесси, Войкова, молчала, покусывая нижнюю губу, и пощипывала указательным и большим пальцем шею под подбородком.
-- Никогда не было, чтобы меняли посреди дня. Ещё и одного на двоих? Не понятно, вообще день странный сегодня.
-- А что такое?
--Суета какая-то, Сесси. Я, капрал Хотэ и Хабл строим несуразицу рядом с «гостиницей» угрей. Одних камней столько натаскали, руки-ноги дрожат, всё срочно, естественно, как же по-другому. Хорошо капрал опытный, отговорился, а то бы в ночь заставили пахать. Хозяйка – Жакоб понизил голос – три раза появлялась. Сверху видно. Хорошая диспозиция у «угрей», ничего не скажешь, не спрятаться. Видел, как Полковника увели.
-- Зачем? Куда?– встрепенулась Войкова.
-- Почём я знаю? И куда тоже не знаю, но вёл лейтенант Гори. Мне показалось – Притчел ещё понизил голос, и оглянулся на выход – у него руки связаны за спиной.
-- Да ты что – женщины ахнули.
-- Не уверен, конечно, высоко, но сильно напоминает, как ведут арестованного. Он впереди, позади лейтенант, так что… не, сходить не получится до ужина. А к чему срочность?
-- Надо – резанула Войкова, но Сесси рассердилась:
-- Рассказывай, подруга. Сама кашу заварила, а то ведь я расскажу.
-- Фу на тебя – Эмилия села рядом с Притчелом – предупреждала ведь, чтобы никому, значит так, Жакоб…

Лион задумался: «интересно, в каком срезе он оказался». Когда с Макси крали Правителя, друзья находились в своём времени и реалии. Но произошёл сдвиг - временной и пространственный, реальность словно нарезалась на плоскости, соединяющиеся друг с другом порталами, и на Острове сложилась ситуация: жёсткая, напряжённая. «Именно, нарезка –размышлял Лион – вовсе не факт, что я сейчас в своём времени и пространстве, сижу на троне, понимаешь. Откуда тут змеюка взялась? Судя по размерам, ей лет двести, хотя столько не живут. Где не живут, однако – невесело усмехнулся Лион – в прошлой жизни, возможно. А на Острове, где возможно всё? Здесь и Бездна возможна с белыми своими хлопьями. Капитан Грейк с крейсером. А пространственные слои? Всё возможно. Со мной что случилось? В упор не застрелить. Так что вот. Может, гадина проникла через какой-нибудь портал, или сама она местная, а я попал к ней, хрен разберёшь, но пещера та самая, точно. Надо осмотреться. Выяснить, здесь ли Поли, ещё одна, кстати, невозможная в другом месте реалия, противник этот посерьёзней змея станет». По сердцу остро полыхнуло, что с Генриэттой? Собственно, Лион не сомневался, Верховная Жрица мертва, но вся сущность его сопротивлялась признанию печальной объективности. Неужели ничего нельзя было сделать для спасения Матери? Мог бы нести на плечах, но Лион одёргивал себя: как бы он забросил матушку в люк, да и сумел, успел бы отыскать его с ношей? Вместо одного трупа было бы два, зашибись. Верховная Жрица оказалась, да что оказалась, она всегда была настоящим мудрецом и бесстрашной женщиной. Ему не забыть каркающего старческого хрипа. А что не послушался мудрейшую, не издал вовремя закона разрешающего выходить замуж по любви для жриц и жениться Правителям, есть офигенная его глупость. Эх, знать бы, кабы да абы. Гертруда была бы с ним… Лион соскочил с трона, принялся расхаживать около: нельзя расслабляться, вдруг приползёт группа поддержки, а то ещё хуже, заявится настоящий противник, Поли… Лион не догадывался, что заклятый враг долгое время наблюдает за ним из лёгкого тумана пространственного перехода. Поли видела схватку со змеем от начала до конца, и Лион поразил её бесстрашием и проворностью. В последнее время в голове Поли царил полнейший кавардак: лица мужчин, которых стало так много вокруг, перепутались, она не узнавала среди них Хабила. Кажется, вовсе забыла, как он выглядит. Наблюдая за Лионом, Поли пыталась привести мысли в относительный порядок: этот золотой Бог, победитель огромной твари, безусловно, мог бы быть им. Физически совершенен, нравится ей, но он не Хабил. Где ты, настоящий милый, где? Мне одиноко. Вспомнился привязанный к дыбе красавчик, который тоже мог бы быть Хабилом, может и на самом деле он… Лион насторожился, он ничего не слышал, не видел, но чувствовал, что не один. Напряжённо оглядывая стену с левой от себя стороны, в последний момент увидел размытый слабый контур. Мгновенно выставил защитный экран, но облегчённо выдохнул, ни к чему: беглянка находится в другом пространстве, к тому же уходит. Он долго смотрел на точку, где растворился призрак. Надо возвращаться как можно скорей, а для этого нужно искать другой выход, не известно, сколько простоит смертельный туман в подземке. Уйдёт ли вообще? Одно хорошее во всей этой истории нашлось, пищей он обеспечен. Мясо убитой змеи есть придётся сырым, но это не беда, приноровится. Вода есть. А вот Поли? Здесь она его достанет запросто: дождётся, когда уснёт. Лион не сомневался, основной путь есть, не может главная дорога быть настолько сложной. Долгая и запутанная, закрытое пространство, верёвочные лестницы, оба входа - выхода блокированы помещениями: один в Храме, другой в Доме Правителя. Нет, надо искать другой выход. Для начала крепко подумать, где может находиться главная дорога. Лион вновь уселся на трон…

Конец десятой главы.