16+
Лайт-версия сайта

Святость над пропастью

Литература / Романы / Святость над пропастью
Просмотр работы:
19 декабря ’2021   21:50
Просмотров: 4381

XI глава
"В конце 1918 года закончилась первая мировая война полным поражением Германии и подписанием Компьенского перемирия. После окончания войны образовалось несколько новых суверенных государств: Литва, Польша, Латвия, Чехословакия, Австрия, Венгрия, Финляндия, государство словенцев-сербов и хорватов. Сама война оказалась катастрофической для большинства стран; военные потери превысили золотой запас европейских стран, треть национального богатства Европы была уничтожена. Лишь два государства увеличили богатства, обогатились на всеобщем бедствии - то были США и Япония. И если Штаны окончательно утвердились в роли мирового лидера, то Япония установила монополию в Юго-Восточной Азии.
Но что золото, богатство? Война унесла около десяти миллионов военнослужащих, еще миллион пропавших без вести, до двадцати миллионов было ранено. Самые большие потери понесли Германия, Российская Империя, Франция и Австро-Венгрия. На парижской конференции решались основные проблемы переустройства мира, были подписаны договоры с Австрией, Германией, Венгрией, Османской империей и Болгарией.
Зимой 1918 года, перед Новым годом отец Дионисий был приглашен во Львов на прием к архиепископу Жозефу Теофилу Теодоровичу. Архиепископ при большом стечении народа на Синоде поздравил его с успешной обороной церкви, высказал за всех почтение и благодарность, и как героя и патриота наградил Дионисия саном почетного каноника - за подвиг во время военных действий. Дионисий с присущей ему скромностью смущался, когда ему раздавали похвалу, однако в глубине души был горд собой - а именно тем, что в роковую минуту не опешил, не растерялся, а как истинный главнокомандующий взял оборону обители в свои руки.
После священного Синода, после всех велеречивых разговоров и благе веры и церкви архиепископ вызвал отца Дионисия в свой кабинет - для тайной беседы не для посторонних ушей. В кабинете было тепло и уютно, в камине потрескивали, обугливаясь, поленья, за окном кружилась вьюга. Дионисий редко здесь бывал, но всякий раз ощущал себя умиротворенным и счастливым; глазами он разглядывал покрашенные белой краской стены, примечал высокую полку с книгами - много-много книг: Жозеф Теофил Теодорович любил читать, а потому много знал и понимал. Святые отцы разместились на стульях друг напротив друга, на какое-то время в воздухе повисло молчание. Архиепископ вдруг встал: высокий, широкоплечий, с благородным светлым лицом - невольно этот человек одним своим видом вызывал уважение, подошел к окну - на улице белым-бело от падающего снега, проговорил ровным спокойным голосом:
- Я, признаться, горжусь вами, отец Дионисий, что вам удалось спасти людей от погибели, а церковь от разрушения.
- То мой долг пред Господом и паствой. Люди вверили в мои руки свои жизни и я не смел обмануть их надежды, в противном случае мне стало бы стыдно даже перед самим собой и тогда я сложил бы свои полномочия, и удалился бы куда-нибудь, где меня никто не знает.
- Но вы проявили небывалую смелость и военную стратегию. Скажите честно: вам когда-нибудь приходилось служить в армии?
Отец Дионисий усмехнулся, он точно знал, что архиепископ не хуже него осведомлен о его жизни, но все же ответил, сохраняя ровное выражение лица:
- Я никогда не служил в армии, более того, даже в отрочестве не задумывался об этом. А что на счет обороны собора: иного выхода не было, мы сделали все, что могли.
Жозеф Теодорович сел напротив Дионисия, пристально взглянул ему в глаза: Дионисий научился за столько лет угадывать даже мысли архиепископа по одному только выражению лица, сейчас он чувствовал, что тот хочет сказать ему нечто важное, приготовился выслушать.
- Я понимаю, что вы устали за последнее время, - начал архиепископ, - но также знаю, что вы способны на многое,ибо являетесь весьма благоразумным человеком. Я не силен в философии так как вы и потому хочу, чтобы вы, отец Дионисий, служили здесь, во Львове, всегда были бы моей правой рукой, ведь я доверяю вам как никому другому и сделаю все возможное, дабы вы поднялись выше. Хватит прозябать в маленьких приходах; в вас сидит огромный потенциал, не губите его, прошу вас.
Это была не просьба, а приказ, хоть и завуалированный в поток мягких слов. Отец Дионисий согласился, нов душе боялся:он не любил шумные собрания, никогда не стремился находиться в центре внимания, предпочитая оставаться в тени, также в душе для него любо и дорого предпочесть тихую малолюдную обитель заместо величественно-прекрасных роскошных соборов, устланных персидскими коврами и изукрашенные золотом, где слышатся громкие речи-проповеди, где толкуют о делах духовных мудрейшие, где проводятся пышные венчания и не менее дорогие отпевания усопших: все то до сих пор оставалось чуждо скромному сердцу Дионисия, отчего-то закралось сомнение в собственных силах, он опасался за шаткость положения и пьедестал, на который взобрался и с которого так больно падать. Но он верил архиепископу как самому себе и ровно через месяц уже разместился во Львове, изображая радость и подобие улыбки, и скрывая истинные чувства.
Ночами спал плохо, в голову то и дело лезли неприятные, тревожные мысли. Эти мысли закрадывались днем - глубоко под сердцем, но лишь в ночи раскрывались во всей красе, проносясь страшными картинами сновидений. Виделось ему одно и то же: как он бредет по мокрой земле босой, пробирается через голые ветви деревьев куда-то вперед, но не находит выхода, а серый густой туман закрывает видимый взор, и в конце пути он срывается в пропасть,в которой не было дна. Пробуждался в холодном поту, зубы стучали от озноба, руки дрожали. Постепенно он засыпал вновь, но без сновидений. Утро начиналось с молитвы, день продолжался насыщенной деятельностью, в блеске золота и почестей.
Архиепископ Жозеф Теофил Теодорович как и обещал сделал Дионисия своей правой рукой - в 1918 году почетный каноник, а с 1922 - настоятель и декан Львовского армяно-католического прихода, открытый Жозефом Теодоровичем много лет назад; остальные отцы церкви с уважением глядели на отца Дионисия - каждый из них желал бы оказаться на его месте.
Дионисий Каетанович с верой в душе служил пастве, оказывал неоценимую помощь архиепископу в управлении разрастающимся влиянием. Жозеф Теофил Теодорович месяцами отсутствовал во Львове, заседая в лице депутата на Сейме в Кракове либо отправляясь с поручениями в Ватикан, где успешно добивался от Папы покровительства всех армян-католиков - что подчинялись священному Престолу, но стояли особняком от остальных христиан. Обязанности по ведению дел во львовском соборе легли на Дионисия: это льстило ему - если признаться честно, но сего нужно было жертвовать мирным покоем и сном, отчего глубокие тени усталости залегли у его больших красивых глаз.
В мае вернулся из Кракова архиепископ; эта радостная весть облетела Львов, жители которого вышли из своих домов приветствовать Жозефа Теофила Теодоровича. Но больше всех был счастлив Дионисий: за то время службы он успел привыкнуть-узнать отца Жозефа, понять ход его мыслей и те тайные желания, что носил тот в своем сердце. Дионисий безмерно уважал архиепископа как наставника и мудрого учителя, и любил его как старшего брата, ибо хотя его родной брат являлся тёзкой Его Высокопреосвященства, на деле же оказался не способен на более высокие поступки, оттого и жил в нужде, увешанный долгами. Отца Дионисий помнил смутно - как видение, оставленное далеко позади в детстве, вот почему во взрослой жизни, все еще чувствуя горькую утрату, он тянулся к тем, кто много старше него,кто мудрее и опытнее, кто может дать разумный совет и направить на путь истинный.
Пообщаться-поговорить с архиепископом удалось лишь на следующий день вечером. Этот погожий майский вечер, ознаменованный теплым ветерком и вспыхнувшим алым закатом на небосклоне, последние лучи, позолотив землю, мелькнули яркими вспышками среди зеленой листвы, остался в памяти отца Дионисия на всю жизнь- как то бывает, когда не столь важное на первый взгляд событие отпечатывается золотым следом навсегда. Святые отцы уселись в тени ясени, взоры их устремились к длинному ряду белых колонн, уходивших к воротам неким подобием аллеи. Архиепископ победоносно зажмурился на закате, довольно гордился про себя своим детищем - так называл он старинный собор, что удалось реконструировать не смотря ни на что благодаря десяткам рук добровольцев и зодчих, прибывших в Польшу из Ближнего Востока. Ныне в сказочно-прекрасном саду, под оранжево-розоватым небом Жозеф долго рассказывал Дионисию о деяниях и новостях из Кракова, поведал ему о своих длительных-затяжных путешествиях по Европе - преимущественно в Вену и Рим, так и паломничестве своем в Святой град Иерусалим - место, изменившее историю всего человечества и соединившее его с небесами и Вечностью.
- Нигде еще мне не дышалось так легко и свободно, как на краю белой пустыни - у старинных ворот. Если бы я мог, то остался бы там навсегда; отрекся бы от земных почестей, тленного богатства, уединился бы где-нибудь под Иерусалимом, дабы на заре и на закате, творя молитвы, вглядываться в очертания этого великого святого места.
Дионисий слушал его рассказ, ловя каждое сказанное слово. В душе он завидовал Жозефу белой завистью и в то же время восхищался им, в тайне ото всех желая тоже когда-нибудь вырваться из привычного-привыкшего мира, пуститься в путешествие, узреть собственными глазами другие земли, иные страны. А Жозеф продолжал свой сказ о чуждых государствах, с упоением описывал их исторические памятники - наследие человеческой культуры давно исчезнувших империй, не заботясь или не задумываясь о чувствах сидящего подле человека, ибо не мог заглядывать глубоко в души, читать в них потаенные мысли, он был счастлив от того, что видел сам и стремился поделиться этим счастьем с другими.
- Я много путешествую, многое вижу, еще больше слышу, и страшно мне порой становится в груди. Сколько лет я заседал депутатом в венской Палате - до войны, сколько говорил с трибуны на Сейме о немецкой угрозе, нависшей над Европой. Меня никто не слушал, только посмеивались, наивно полагая, что мое сопротивление немцам лишь вопрос веры католиков и лютеран. Но ныне на Сейме не смеются над моими страхами, прислушиваются, однако, никаких попыток не предпринимают. Они не знают немцев как знаю я и говорю точно: немцы - народ воинственный, народ поработителей, который даже проиграв, восстанет из пепла и вновь направит оружие против восточных народов. Мне горько и обидно взирать на противостояние славянских народов, ненавидящих друг друга за право первенства и вероисповедания. Как могут одной крови враждебно относиться к себе подобным, если на горизонте маячит враг - враг сильный, жестокий, желающий победы и мировое господство?
- Среди славян есть католики, есть православные - вот сий камень раздора, - пожав плечами, молвил отец Дионисий, удивляясь тому, что мысли архиепископа сходи с его собственными.
- Разве то причина? Среди нас, армян, тоже есть как те, так и другие, однако мы всегда сплочены и не делим своих на друзей и врагов. Твоя почившая матушка была крещена в православном приходе, отец в католической церкви, но, тем не менее, они счастливо жили вместе.
- Да, мои родители искренне любили друг друга; отец делал все возможное для семьи и до его быстрой кончины мы жили, ни в чем не нуждаясь, и матушка была прекрасна в новых платьях и нарядах.
Так они сидели еще какое-то время - две черные фигуры на фоне темного сада. Тихая, спокойно-глубокая пустота аллеи, мягкий шелест листвы под дуновением слабого ветерка, приятная мелодия глуши, из которой доносились песни сверчков - все это видимое-ощутимое пространство входило через каждую клеточку под кожу, обволакивало душу, сердце безмятежностью, упоительным чувством, что будущее станет много лучше настоящего, что никакие беды более не обрушатся на спокойное течение человеческой жизни".

И вот поздними вечерами, поеживаясь на жесткой неудобной скамье камеры, ставшей на определенный период единственным мирным убежищем, отец Дионисий широко раскрытыми глазами глядел на высокое - под потолком решетчатое оконце, сквозь клети маячило в вышине темное спокойное небо и в такие мгновения в памяти всплывали приятные беседы с архиепископом - тогда было также темно и тихо, стояла весна, только теплая-приятная. От этих нахлынувших воспоминаний об утраченном счастье хотелось горько плакать, но он сдерживал свои душевные порывы, когда к горлу подкатывал тяжелый комок, а пальцы лихорадочно дрожали на ослабевших руках.







Голосование:

Суммарный балл: 0
Проголосовало пользователей: 0

Балл суточного голосования: 0
Проголосовало пользователей: 0

Голосовать могут только зарегистрированные пользователи

Вас также могут заинтересовать работы:



Отзывы:



Нет отзывов

Оставлять отзывы могут только зарегистрированные пользователи
Логин
Пароль

Регистрация
Забыли пароль?


Трибуна сайта

Сказочный лес

Присоединяйтесь 




Наш рупор

 
Из одних и тех же слов✨ Саша Майский🎶


https://www.neizvestniy-geniy.ru/cat/playcasts/playcast1/2541117.html?author

🌹

927

Присоединяйтесь 







© 2009 - 2024 www.neizvestniy-geniy.ru         Карта сайта

Яндекс.Метрика
Реклама на нашем сайте

Мы в соц. сетях —  ВКонтакте Одноклассники Livejournal

Разработка web-сайта — Веб-студия BondSoft