16+
Лайт-версия сайта

Седьмое дно. Роман. Полная версия

Литература / Романы / Седьмое дно. Роман. Полная версия
Просмотр работы:
04 июня ’2022   14:29
Просмотров: 3410


СЕДЬМОЕ ДНО
ИЛИ
У СКАЛЫ «ЧЁРНАЯ КЛЕШНЯ»

ПРИКЛЮЧЕНИЯ, МИСТИКА



* * *
Лазурных песен голубых глубин
Не каждый слышит.
Там в бирюзовом полусне долин
Волна всё тише.
Цветные рифы сторожат покой
В тиши забвения.
На дне подводный город спит -
Песнь колыбельная…



ЧАСТЬ ПЕРВАЯ.

Морской водой одетая скала
С воротником из нежной белой пены,
Морщины мха – нефритовые вены,
По ним стекает влага как смола,
Чудовищно отвесна и страшна.
Как старая заброшенная башня,
Лишь волн гряда – вокруг морская пашня,
Скала-гигант как чёрная клешня,
Которую не пожирает бездна…
Что на скале за символ – неизвестно:
Огромный осьминог или кальмар,
Он щупальцами держит земной шар…

Здесь не один погиб рыбацкий чёлн,
С тяжелым кашлем выплюнутых волн
(Колючий ветер здесь особо злостен)
Десятки тех, кто здесь сложили кости…
В тумане спрятавшись, их борт нашла «клешня»
И всё - у крабов пир, от судна лишь квашня.
Притягивая судна как магнитом,
Скала своим проклятьем знаменита.
Проходишь мимо – только лёгкий бриз,
Минутный вихрь и все разбито вдрызг.
Заклинит руль, а ты несешься вскоре
К своей судьбе… и всё загладит море.
Её не зря боятся моряки, - кровавый шлейф
За ней, разбитые мечты и мёртвый дрейф…
Обманный плен у тайны незабвенной.
Один в живых, я слышал, дерзновенный,
Кто выжил на обломке корабля,
Всю ночь барахтался… Нашли…Кричал: - Клешня,
Мол, не скала - мертвецкая копилка…
Что ночью светится проклятая могилка
И звуки разные там крики, голоса…
Ему не верят – бредит матросня…

Мертвецкая ловушка пилигримов,
Рыбацких душ, любителей экстримов.
Скала под символом – как надпись на двери,
Всё ж тайна главная сокрыта там, внутри…

В душе скиталец и авантюрист
Я как обломок сгинувшего судна,
Прибьюсь к скале и пережду до утра,
Чтоб миф развеять или подтвердить.
Во-первых, чтоб себе не навредить,
Ведь я не псих, пусть где-то фаталист.
А во-вторых, чтоб не лукавить мудро -
Нуждающийся в средствах журналист…


ЧАСТЬ ВТОРАЯ


(у морской скалы «Черная клешня» происходят таинственные случаи. За дело берется журналист. Он ищет лоцмана и шхуну, которые не побоятся доставить его на место загадочных катастроф)

Спустилась ночи синяя завеса.
Зияющая рана рваных туч
Сочится лунным светом, полонеза
Звучат аккорды, будто тайный ключ,
Тебе вручили под большим секретом,
А твою тень сжирает темнота,
Но ты, пренебрегая всем запретам,
Откроешь дверь – там бездны чернота.

Проснулся я, а клочья сновидений
Поспешно уплывали в царство сна,
На голове причёска - рог олений,
И нездоровая на коже желтизна.
Мой старый «форд», дитя своей эпохи,
Давно весь трусится, уже не конь-огонь,
А старый пес, что так заели блохи…
И бампер задний валится чуть тронь.

У входа в припортовый ресторанчик
Неона свет волнАми перелива
Манит стриптизом пьяный балаганчик,
Там ты поймешь, что жизнь не так тосклива.

Моряк один уже лежит у входа
С улыбкой безмятежного миляги,
А на руке наколка парохода
И вся душа в разорванной тельняге.

Щербатые ступеньки – вход в тартар:
На сцене жар стриптиза, гомон пира
В хмельном разгуле, чадный перегар –
Клиент у стойки жестом просит пива.
Там с кухни запах жаренной колбаски,
Здесь клоун-боцман клеится к туристам,
Он - одноногий персонаж из сказки -
Жлоб с матерщинным попкою волнистым.
Змеёй ползёт на шест неторопливо,
Швырнув бикини нежной бирюзы,
Со сцены дива манит похотливо,
Две чудные медузы на груди.
По липким клавишам (от пива) даёт жару
Тапёр, молотит ритмы как дикарь,
Не вынимая изо рта сигару
Мучительно насилует рояль.

Кабак какой-то странный, в стиле микс,
Хозяин в сером кителе как стражник.
Узнал меня, усатый хитрый лис:
«Ща Лоцман подойдёт». Ищу бумажник.

«К скале мы близко даже ни ногой.
Твой плот резиновый мы высадим за милю, -
Мне шепчет Лоцман, - ты хоть с головой?
Зачем тебе копать себе могилу?
На днях волна прислала письмо смерти:
На пирс труп выброшен в костюме, как в конверте.
(Штормило накануне и гроза)
Склевали птицы мёртвые глаза.
А может выколоты? Был одет прилично.
К руке пристёгнут кейс, из кожи ската,
Замок под кодом, с виду герметичный,
С эмблемой в точь как со скалы содрато.

Приехала полиция, ищейки
Вынюхивали кто таков, как звать?
И всю мою в свидетели семейку,
А что мы видели – и… нечего сказать.
Нас двое было, а с детьми все пять.
Не местный он, так надо понимать.

Примчался катафалк, как лошадь в мыле.
В нём «тараканов» тьма – агенты в чёрном.
Ищейки при их виде отступили,
А те труп с кейсом погрузили, к чёрту,
И подались крутой дорогой в горы.
Там через пять минут, где серпантин на склоне,
(Об этом случае у нас ходили споры)
Раздался мощный взрыв и все исчезли в море.

Возьми ракетницу, жилет, морской фонарь,
Там радиосигнал не пробивает.
Что на скале за чертовщина, что за тварь?
Кто меньше задаёт вопросов – выживает.
У пирса завтра встреча ровно в восемь.
Всю сумму сразу заплати, потом кто знает?
Шанс, что с покойника тут не получишь вовсе,
А передач «оттуда» не бывает.

До встречи, как вас звать - не мое дело,
Не называйтесь - это не крамола,
Когда волной прибьётся ваше тело,
«Не знаю имени», - скажу для протокола».


CЕДЬМОЕ ДНО ИЛИ У СКАЛЫ «ЧЁРНАЯ КЛЕШНЯ» 3

У морской скалы «Чёрная клешня» происходят таинственные случаи. За дело берётся журналист. В припортовом ресторане
он договаривается с лоцманом о корабле, который готов его доставить на место загадочных катастроф. Лоцман назначил встречу в порту. «Кораблём» оказалась шхуна контрабандистов.

Часть 3

Одноглазый маяк как ведьмак,
Бродит призраком в клочьях тумана.
Блеск «чешуек дракона» впотьмах -
Слепит лунная рябь океана.

«Эй, от Лоцмана? - машет рыбак, -
Поживей, бля, на борт, поднимайтесь».
Над заливом какой-то дурак
Вопил резанным криком:
«Покайтесь!!!...»

«Боже мой, что за вонь на корме?»
«В бочках рыбная мелочь пропала,
Что ж, прикормка для крабов, вполне!
Хлебни виски, чтоб не укачало.
Эта шхуна рыбацкая – дрянь,
Деревяшка , обита железом.
Толстый боцман – помоев лохань -
Нет пол мозга - заменен протезом»

Так рыбак мне сказал хохоча:
«Двадцать лет – срок в тюремной больнице,
У него даже справка врача:
Из серийных убийц излечился.
Капитан тоже старый пердун.
Палачом был в тюрьме, то есть катом,
Всё пропил. Нелюдим. Тугодум.
Ща на пенсии. Всех кроет матом.
О себе тоже не умолчу.
То, что в шрамах лицо - не пугайся,
Из наемников в прошлом,
Торчу…
В наркоте… вишь
язык расплескался…
Тебя звать будем просто –
Героем.
Я напомню,
без имени проще.
Нам ведь по хер,
назвись Геморроем…
Что, воняет от рыбы? Не морщись.
Глотни виски – надёжный совет,
Можешь кэпа звать просто – Угрюм.
Боцман толстый, по кличке Лангет.
Я – Игла,
а здесь лестница в трюм.
Мы втроем тут на этой галоше,
Еще Лоцман, но тот прохиндей:
С нами редко – когда есть вопросы,
В основном он нам ищет людей.
Твои вещи прислали на борт.
На корме лежит плот надувной.
В ночь пойдешь до Клешни?
На кой чёрт?
Ты реально здесь самый больной…
Лоцман чалит к нам
дохлой персоной,
От него пахнет как с крайней бочки:
Наркота, с провонявшейся рыбой
Через порт идёт без заморочки».


Ветер поднялся, вонь размешав,
Заскрипели крепежные чалки.
«Эй, засранцы,- Угрюм закричал
На портовых, - грузите,
мочалки!»

Лоцман мне на Иглу указал:
«Много трепется? Это проверка!»
Потом шляпу вонючую снял:
«Убедились, что ты не ищейка.
Плот твой спустим, течением сверху.
Мы в том месте как грыжа в паху.
Ждём до полдня.
Нет – чао, канарейка,
Труп твой сыщется
на берегу».

* * *

Поднявши ворот, лоцман ждал заказ,
Махнув кому-то шляпой в темноту.
Под шелест волн, зачуханный баркас
Причалил с грузом к нашему борту.


«Не нравится команда? Или-или?
Нормальные с тобою б не поплыли.
Ну разве что под дулами…
винтовки…
Здесь страх с дерьмом
в конфетной упаковке,
Лишь эти психи взялись нам помочь.
Контрабандистам равных нет в сноровке,
А ты как проститутка, выйдя в ночь,
К трём отморозкам села на парковке».

«Спасибо, лоцман, успокоил нах…
Уже и так во всю дрожат коленки.
Я б отказался к чёрту, но мой банк
Меня за долг заставит гнить в застенке.
Монета брошена
и cтала на ребро,
Вернее так - застряла
между ребер.
Дорога ведь одна – мне все равно,
Чего хоронишь – я еще не помер?!
Вот ты умеешь, лоцман, поддержать,
Ты детям на ночь сказки-то читаешь?
Я представляю –
я бы хрен заснул,
Ведь ты героев добрых презираешь».


«Да, не люблю и хватит рассуждать!
Я трупы их частенько наблюдаю.
Мерзавцем лучше –
на мораль плевать…
Ну, хватит споров,
скоро отплываем…»


***

К ночИ сгущался контрабандный мрак.
Возьму с собою звёзды –
собирайтесь!
Над заливом всё тот же дурак
Вопил резанным криком:
«Покайтесь!!!..»


(
СЕДЬМОЕ ДНО ИЛИ У СКАЛЫ «ЧЁРНАЯ КЛЕШНЯ» 4


(у скалы Чёрная Клешня происходят таинственные случаи гибели кораблей. За дело берётся журналист. Через Лоцмана он находит судно, которое подбросит его к месту таинственных катастроф.
Судном оказалась шхуна контрабандистов. Капитан Угрюм, толстый боцман Лангет, матрос Игла и с ними Лоцман, взялись довести журналиста до Клешни (по пути) через Долину Смерти. Герой не знал, что его ожидает…

Морские дьяволы опять колотят море
С волненьем палуба уходит из под ног.
Кэп заорал: «На мачте-семафоре
Сигнал просрали… боцман, шоб ты сдох!»
Береговая крутится охрана,
Волну как масло режет высота.
Мы вышли в море, а за нами рьяно
Валы резьбой рыбацкого винта.

Качает борт и выхлопы мотора
Смешались с вонью рыбы бочковой.
В просторах ночи, над волнами споря,
Желудок разговаривал со мной.

Матрос явился. Молча, сунул флягу.
Качнуло так, что виски залил в нос.
Хоть и не сразу всё же полегчало,
Игле зачем-то задал я вопрос:

«Ты в бога веришь?» «Больше по привычке,
В игре молюсь, чтоб был к десятке туз.
Нет, в храмы не хожу, не ставлю свечки.
Лишь надпись на браслете: «Gott mit uns».

Цепь показал: «Немецкая стальная
И заповедей тоже не держусь.
Икона колота по всей спине сплошная;
Два ангела всё ждут, когда загнусь.
Глянь - боцман тащится. Опять жуёт, Лангет.
Ведь морда скоро треснет – без обмана.
Ходячее хранилище котлет…»
«Где банки дымовые для тумана?»
«Там в ящике, под ними «калаши»…
На всякий, знаешь, здесь чудес не мало.
Мы ползаем по лезвию как вши –
Неверный ход и опс – тебя не стало».

Поднялся Лоцман. Скалится стервоза:
«Ну как, Герой? Ты словно снят с креста…
Желудок вывернул? Для жизни не угроза.
Да, ветер разыгрался неспроста.
Но скоро стихнет. Вытрет облака.
Cказал Угрюм: «как грёбанные черти
Пойдём искать свой ад…» Не слушай дурака…
Кэп пошутил. Идем к Долине Смерти.
Там гряда скал: Мертвец, Спина дракона…
А, впрочем, без подробностей. Не надо.
Потом к Клешне, храни тебя мадонна,
Тебе - радушие, нам - должная награда.
Ну как желудок?»
«Словно съел жука…»
«Который с привкусом упревшего навоза?»
«Нет, с привкусом как чёрная икра,
Ты, Лоцман, сам как мусорная роза...»

Смеясь, меня он хлопнул по плечу:
«Ну, если шутишь – значит всё в порядке.
А насчёт розы - прав ты по всему,
Хотя мы все как овощи на грядке».

***
Ночное тление. Небесный ход светил.
Волна солёная спокойно умирала,
Луна писАла, словно на винил,
Дорожкой музыку ночного океана.

Бежала шхуна – резвый конь в копытах,
С моторным эхом в мокрой сутанЕ.
Под бледный свет фонариков-софитов
Пускались в пляску тени на корме.

Долина Смерти скальными когтями
Встречала тех, кто руль не отвернул.
Зубовным скрежетом проклятая веками,
Кто был без лоции здесь, верно затонул.

Над звёздным морем нависают глыбы
Гигантских губ расщелины, зубцы…
Где раскатать в жестянку борт смогли бы
Чудовищные скальные вальцы.

Кривые скалы пристально следят
За каждой шхуной, словно лиходейки.
«За чем пожаловали?» Молча точат взгляд…
Конвой с акулами, те ждут свое, злодейки.

Лишь Лоцман знал протоки и препоны,
Но каждый раз, как жребий он тянул:
«Там резкий поворот к Спине Дракона…
Вот тут, ребята, дважды я тонул».

***

В заливе Мертвеца, стояла шхуна.
Сигнала нет. Молчание ночное.
Тревога накатила, моя шкура
Мурашками зашлась и все такое…

«Да будь я проклят – странно это всё! -
Угрюм уткнулся в цейсовский бинокль, -
Они в дуб пьяные, а может в мертвецов
Решили поиграть, холера в бок им…»

«Мне это странным кажется вдвойне, -
У Лоцмана задвигались жевалки, -
Фонарь не красный – жёлтый на корме,
И свет едва-едва. Совсем не яркий».

Лангет оставил лопать бутерброд:
«И я заметил, тоже ни души…»
Игла, смеётся, в шрамах лоб и рот:
«Там за пожрать их боцман задушил».

«Кончай молоть, - кэп цикнул, – идиот!
Лангет сигналь им код «коты на крыше»,
Да выбрось к чёрту этот бутерброд.
Два раза маякни, залезь повыше».


«А в чем морока? Надо идти ближе.
Да что за страсти, на хрен, господа? -
Я был Герой: - Мы тут не трусы всё же
Или у вас какая-то игра?»

«Команда мертвая там, – булку грыз Лангет, -
Но перед смертью код никто не выдал.
Я дважды промаячил, а в ответ
Хрен через борт – хотя бы кто-то плюнул…»

«Давай на разворот, уходим нах…»
Тут автоматной очередью сбило
Два фонаря на палубу и страх
Запрыгал пулями… Лангета зацепило.

На шхуне той зажглись прожектора
Два катера кусаясь пулеметом
Летели к нам, в динамик крик: «Игла!!!
На якорь стать! Иначе всех утопим!!!»

«Щас, якорь из ширинки обнажу…»
Игла к корме бежал за автоматом -
«Эй, журналист, за бочками ложись!
Лангет, жги дым, - патологоанатом…»

«Что происходит?» - я как очумел.
«Пираты-отморозки «крысы бунта» -
Лангет посеченый осколками стекла,
Катился к банкам с жидким дымом «Юнта».

«Ну, что разнежилися бляди, побыстрей, -
Угрюм орал, умело правя судно,
- Чёрт, Лоцман, буи сбрасывай скорее!!!
Не все из «крыс» сегодня встретят утро…»

И за борт полетели поплавки,
Что были начиненные взрывчаткой.
По ним Игла палил как для затравки
И взрывы понимали столб воды.

Два катера летели над водой,
Как будто птеродактили к добыче.
Буй подорвался, катер над волной
Двойным риттбергером к чертям взлетел повыше.

А на втором плевался пулемет.
Шмели свинцовые сжирали нам обшивку,
Игла смотался – ящик приволок:
«Сейчас дадим весёлую картинку!
Командуй Лоцман! Где твой поворот?
Пираты на хвосте… идут к захвату.
Все приготовились? Господь благоволит,
Мы ж не совсем пропащие ребята».

Игла прицелился в какой-то шутовской
Набор из труб, как флейты крысолова.
Наемник в прошлом, он был заводной
Как механический будильник «terra nova».

«Держитесь, все, крутейший поворот,
Лангет еще две банки дыма дай.
Игла, поддай тем «крысам», сучий кот,
На раз-два-три…- Угрюм кричит, - Давай!!!»

Стволы ракетницы запаяны на залп,
Такое пламя – точно дых дракона.
Прямой наводкой летит красный столб
И светопредставление такое…

А катер с «крысами», петляя по волнам,
Поймав осатаневший град петард,
Влетел как будто бы в котельную к чертям,
Лангет в истерике смеялся, психопат.

Был взрыв такой в заливе Мертвеца,
Что скалы закивали головой,
Лежа за бочками, я видел как луна
Мигнула нам, кэп вытер пот: «Отбой!»


«Мы без потерь. Ну, как тебе прогулка?
Лангет контуженый лишь, ищет, что пожрать...»
Игле ответил я: «Так, ничего рыбалка.
Назад буи не будем собирать?»

«Сегодня нет. Там «крыс» полно на шхуне.
Они из беспредельщиков-пиратов,
Уже давно мечтают снять с нас шкуры,
Угрюм был палачом - казнил их брата.

Он был на службе. Только и всего.
Но ты же знаешь принцип брат за брата.
Их прикрывает кто-то и давно,
Их ненавидят «честные пираты».

«Игла, иди к мотору разберись,
Чихает что-то, может перегрелся, -
И Лоцман улыбнулся мне: – Не жмись!
Идём к Клешне. Ну как, уже согрелся?»



*«Gott mit uns» - Бог с нами! (нем)


СЕДЬМОЕ ДНО ИЛИ У СКАЛЫ ЧЁРНАЯ КЛЕШНЯ - 5

(у скалы Чёрная Клешня происходят таинственные случаи гибели кораблей. За дело берётся журналист. Через Лоцмана он находит судно, которое подбросит его к месту таинственных катастроф.
Судном оказалась шхуна контрабандистов. Капитан Угрюм, толстый боцман Лангет, матрос Игла и с ними лоцман, взялись довести журналиста до Клешни (по пути) через Долину Смерти. Неожиданно там их ждала засада…После короткого боя, чудом избавившись от преследования, они подходили к Клешне…)



Морской болезнью больше не страдал,
Стал тухлой рыбы дух уже роднее,
Четыре пули в бочке насчитал…
«С крещением, Герой, глотни смелее!» -
Игла всё ту же флягу протянул.
Сверкало звёздами ночное покрывало.
Игла: «Смотри, а звезд здесь – караул…
Твоя б душа уже б по ним гуляла…» -
Игла опять на бочку указал:
«А значит, что пока нам карта катит.
Вот в этой бочке всё добро и зло,
А дыры надо нам законопатить.
Что в бочке главное? Не пули, и не кокс,
Тухлятиной присыпанный до края,
В ней самый главный жизненный вопрос:
За чем я здесь, дурак? Скажу – не знаю…»

***
Иглу кэп вызвал, лют как сто чертей…
Луна мне что-то звёздное шептала.
Я после виски чувствовал сильней -
Мне что-то важное она сейчас сказала.

«Вон там «Клешня». По курсу видишь точку?» -
Мне Лоцман указал во тьму куда-то.
Хоть ночь была и светлой, влез на бочку,
Что б увидать ту «точку невозврата».

«Мы ближе подойдём, но не настолько,
Чтоб рисковать. Теченьем плот подхватит.
Мы сбагрим груз и завтра ждём, но только
Тебя до пОлдня, больше нас не хватит».

Я Лоцману ответил: «Помню. В силе
Всё то, о чём с тобою говорили,
Что ждете меня ниже по теченью,
А если нет - свечу за воскрешенье
В ближайшем храме… Впрочем, я шучу,
Пойду всё снаряжение проверю,
Статью в журнал когда-то напишу:
«Есть в каждом человеке чувство зверя»

***

«Клешня» всё ближе к нам на горизонте,
А я помощником смотрителя могил,
Вдруг ощутил себя, как будто на погосте,
Я увидал скопленье тёмных сил.

Спустили плот. Потом аккумулятор.
Мотор хоть слаб, но хватит с головою.
Ракетница, фонарь и навигатор,
И черт те что в двух сумках взял с собою.

Особенности плота – он шатром,
Немного управляем, но не боле…
Когда с тобой играет средний шторм,
Ты в мире хаоса, как перекати-поле.

Прав оказался лоцман, старый пёс, -
Штиль. Я на зеркале ночного океана,
Рукой хотелось зачерпнуть бы звезд.
Но побоялся замочить карманы.


Я отплывал от шхуны сумасбродом,
Кэп покрутил мне пальцем у виска,
Попутного желая «матерка»,
Жуя, Лангет махал мне бутербродом.

Прощанья-встречи Лоцман не любил,
Мне как крылом махнул широкой шляпой.
Игла, под кайфом, ласково: «Дебил,
Иди ты к чёрту и скорей обратно!»

***

Сегодня ночь особая в чистилище,
Что можно слышать песнь погибших в буре.
В скале приют для некого чудовища,
Болтал об этом в местном баре дурень.

А дурень был из тех, кто чудом выжил.
Что на обломках плавал у Клешни,
Стал пьяницей, за пояс прятал ножик,
Его убитым как-то в ночь нашли.

Что правда, а что миф - узнаю вскоре.
Какого чёрта? Мрачная легенда
Мне надоела, я готов поспорить:
Похоже про Кин-Конга кинолента.

***

Клешня по высоте – два Нотр-Дама,
Так показалось ночью, а длина
(тяжёл мой глазомер) как диорама:
Ни дать, ни взять – китайская стена.

Пока теченье предложило дружбу,
Воспользоваться право же не грех,
Я тороплюсь, как будто бы на службу,
И замираю – страшный крик и смех.

Ужасный крик, страх спрятался в живот,
Была бы суша, я б решил - гиена,
А среди скал, ну кто еще живёт?
Ну, разве что здесь прячутся сирены…

А может то кричала Никтилена?
Исчезнувшая царственная дочь,
Которую Афина за измену
В ночную птицу превратила… прочь,

Прочь - всякий бред мне разум сверлит буром.
Сосредоточусь. Нужен репортаж.
Какой-же я смельчак? Так, на смех курам.
Я просто псих, поверивший в кураж.



И снова крик то горестный, то жалкий,
Тяжёлые хлопки и смехо-плач,
Я замер и держу весло как палку,
А сердце прыгает и скачет словно мяч.

Крадусь как вор, веслом едва-едва,
Сегодня штиль иначе б не до смеха.
Мне высветила бухточку луна,
Под скальным сводом здесь ночует эхо.

Настало время мёртвой тишины.
Я снова вдоль Клешни иду без всплеска,
С весла стекают капли на штаны,
А за спиной мотор спит на подвеске.


Внезапный гул, как тысячи тросов,
Вдруг открывают ход из преисподней,
Как молот каменный вдруг лязгает засов,
А может не засов? Пути господни…

Глазами филина смотрю и… ничего.
Вдруг слышу хор печальный замогильный,
Я был психически вчера ещё того…
Нормальный, а сегодня - псих стабильный.


Стоп, не дурак, подумал, ли я сам?
Какой тут хор? Эффект в момент отлива?
Веслом работаю одним, потом двумя.
Что за углом щербатого залива?

Туман спускался сверху по Клешне,
Такого грязно-серого оттенка
И вдруг, как узник выйдя из застенка,
Огромный крейсер шел навстречу мне.

При свете звезд он шёл почти бесшумно,
Загадочным свечением горя,
Как будто надвигается гора
И тени не отбрасывает лунной.

Откуда тут карающий посланник
С нацистскою символикою в круге?
Задравши пушку этот мрачный стражник,
Что охраняет здесь средь скал в округе?

Я в шоке, как герой из киноленты,
Что замер, словно сказочный менгир,
Стою с веслом как царь на постаменте,
А голос внутренний: «Беги!!! - Avec Plaisir!»

Мотор чихнул и сдох: секунда-вечность.
Быстрей на весла, мать твою взашей,
Сто метров до укрытья – бесконечность
Жму, будто на галере сто чертей.

Крюк на верёвке зашвырнул за выступ
И к сумке махом - там аппаратура,
Ночная съёмка, а со мною приступ:
Трясутся руки… Как снимать? Халтура…

Противный гул, пот липкий словно клейстер
И каждой клеткой чувствуешь опасность,
И шелест - за спиной немецкий крейсер,
На смену страха вдруг пришла азартность.

В отсвете лунном чуть названье борта:
Какой то « Браун…берг» и номер «23» -
Пол века с гаком ни войны, ни фронта,
Нацистский крейсер как уберегли?

Он тихо шёл. Во мне червяк-загадка:
Снять бы со светом - сказочный пижон,
В меня охрана стрельнет для порядка,
Чтоб, сука, не вылазил на рожон.

Мне рожу в небе скорчила луна,
Как будто: «Я тебя предупреждала…»
Сижу в укрытье, гребешком волна,
А чёрный стражник плыл в глубь океана.

Крадусь по новой, где-то с полчаса,
Я осмелел. Где у скалы калитка,
Что выпускает чёрта? Чудеса.
Галюцинация? Теперь играет скрипка…

Нет, показалось, то ночная птица.
Поёт протяжно как за упокой.
На горизонте вспышка, Мне не снится?
По-моему, идёт серьезный бой.

Я слышу выстрелы, огни на горизонте…
Бухтит протяжно мощный пулемет.
Одна, вторая вспышка, как на фронте…
Теперь бьёт пушка или миномёт?

Залп - световые падают ракеты,
Треск и секунды нет для тишины,
А ведь не слабо бьются там ребята.
Но, чёрт возьми, не призраки они?

И посреди карминовой той ночи,
Вдруг вижу приближение огня:
На всех парах корабль, между прочим,
Летит в скалу, в то место, где был я.


Всё на меня, проклятье, что за напасть?
Тут судно сильно дало крен по борту,
Летит задравши над водою лопасть,
Я прячусь за уступом, ну вас к чёрту.

На судне слышу паника и крики,
Мерцает свет, на мостике стрельба.
Блаженный вопль раскатом: «Помогите!!!»
Спасаться было поздно. Не судьба.

Под щупальцами монстра-осьминога,
Трясётся жертвой судно, кверху лопасть.
Сжимают кольца дьявола морского,
Корабль на скалу летит как в пропасть.

Гигантские толстенные отростки,
С мясистыми присосками на щупах,
Швырнув на камни судно по-злодейски,
Вдруг исчезают в пенных чёрных водах.

Представил ужас, крики рулевого,
Безумный взгляд - он ждёт неотвратимость,
Команда помешалась: «Кракен!!!...ТОго!!!»*
Сто метров… десять до скалы… свершилось!

Железный борт вдруг бросился на приступ
И раскололся как большой орех,
Безумный взрыв – огромный белый выхлоп:
Зашлась взрывчатка в трюме как на грех.

***
Корабль был не крейсер – как ни странно,
Мой плот свернув ударило волной,
Я прыгал словно в цирке обезьяна,
Солёный душ пролил над головой.

А с неба падали тряпьё и доски сбоку,
И чёрт те что посыпалось кусками.
Мне из воды вдруг кто-то тянет руку,
Она дрожит, скрываясь под волнами.

***

Всё догорело здесь и снова тишина.
Лишь рядом плавает со шхуны табуретка,
А голос внутренний: «награда ждёт тебя:
Что не обделался от страха – съешь конфетку»

Прошло еще, наверно, с четверть часа,
И в тёмных водах вспыхнули огни,
Огромными большими светляками
Кружили долго… странные они.

Больших четыре, с мощными лучами,
Подводных лодок? Это невозможно.
Такая скорость… то в кольцо сжимались,
Потом цепочкой плыли осторожно.

А я смотрю, они как будто таят,
Идут ко дну, в глубины океана,
Я был в азарте – съёмкою был занят:
Смотрю в глазок, - как в муть на дне стакана.


Уже светало. Я чумной и мокрый.
Переоделся, в сумке две рубашки.
Усталость валит, голос солнца добрый:
«Давай-ка выпьем, что ли, по рюмашке?»
***

И я заснул. И снилось мне про это…
Как будто я попал на фестиваль,
Насилу добежав до туалета,
А вместо унитаза там рояль.
Что общего в рояле с унитазом?
Есть крышка там и там, чего гадать?
Спустив штаны стою офанаревший:
Не зная нот, ну как на нём играть?

Дурацкий сон. Проснулся, Припекает.
Проплыл и камерой доснял ночное зло.
Обломки, мусор с пеной и, кто знает,
Что ночью этой здесь произошло.

А время шло. Столкнув балласт-канистры,
Мотор включил и, сволочь, - всё в ажуре.
Там, где-то ниже, ждут контрабандисты.
В бинокль вижу их, стоят на карауле.



СЕДЬМОЕ ДНО ИЛИ У СКАЛЫ «ЧЁРНАЯ КЛЕШНЯ» 6

У скалы «Чёрная Клешня» происходят таинственные случаи гибели кораблей. Расследованием занялся журналист. Он нанял судно для путешествия к скале, которое оказалось шхуной контрабандистов. Вечером у них произошла стычка с пиратами. К ночи журналист добрался до Клешни, где и наблюдал таинственный крейсер, загадочные огни и кораблекрушение. Утром его ждала шхуна контрабандистов.




Блестит морщинами безбрежность океана,
С жаровни солнечной просыпались угли,
Как в ритме волн жжёт страстная гитана,
Бежал мой плот, танцуя «Амели».

В ту ночь волной ударившись о камни,
Шатер порвал – тоскливо реют клочья,
Всё тело ныло, я ослабил ремни.
Губа разбита и болит предплечье.

Чем ближе к шхуне – толще червь сомненья:
Вид у неё несчастного созданья,
Как будто девять штОрмов ей колдунья
Наслала, зло и вечный путь скитанья.

Уже подплыл. Свищу: «Я у кормила».
Задержка паузой, потом скрепит лебёдка
И шляпа лоцмана гуляет по перилам,
Под шляпой нос крючком и ёжится бородка.

«Ну, что ты как Джульетта без балкона?
Стоишь застывши, лоцман, спусти чалки» -
Я вижу он какой-то «не все дома»,
А может забрались на борт русалки?

Я сумку на плечо и влез по трапу,
Аппаратуру бережно спустил,
Такое, к чёрту, увидал – куда там…
Меня едва Кондратий не хватил.

Валялись гильзы разного калибра,
Куски обшивки, битое стекло,
Кровь пятнами и слизь от тухлой рыбы…
Часть рубки, взрывом видно разнесло.

Закутан труп в брезент, как в одеяло.
Я приоткрыл, мертвец смотрел: «привет».
Звериною улыбкою, оскалом
Меня приветствовал, о, боже мой, Лангет…

«Что с кэпом, лоцман?» «Там лежит у края.
Без живота. Заряд прошил «корвет».
«Да что случилось? Я не понимаю…»
«Прислали «крысы бунта» нам ответ.

Они в засаде долго ожидали.
Сменили декорацию, а ночью
Не разглядишь, будь трижды она светлой,
Кто за тобою тащится воочью.
Мы их заметили, но было слишком поздно,
У них мотор мощнее - «громобой»
У нас «япошка» старый, без ремонта.
Сдаваться бесполезно, значит - бой.
Мы мини-пушку долго собирали,
Два «калаша», ручной гранатомёт,
Игла из трюма штучку «хали-гали»:
К нам радио-торпеду приволок.
Врагу торпедой руль разворотили,
А «крысы» здесь нам начисто снесли
Часть рубки, борт, такое молотили…
Пожар тушили, лодку вот спасли…

«Крысиный бег» замедлился – руль сломан,
Их лопасть бьёт как старый вентилятор,
Игла прицелился и дал с гранатомёта,
Он называет это «звездюлятор».
Удачный выстрел, всё-таки он профи,
Хоть с виду пьянь – в бою он бомбардир,
Снесли им мачту и «крысиных» трупов
Как отдыхающих на пляже du plaisir
Потом их залп и, нам пришлось не сладко,
Какой-то разрушительный заряд.
Кэп попрощался с животом, однако
Полз по кишкам как раненый гепард.
Потом затих он. Мозг снесло Лангету.
Ты помнишь, он лечился как серийный?
Извилин минимум, а может вовсе нету,
Игла подшучивал, всё звал его «дебильный».
Раненье в голову. Пластина из титана
В извилинах чего-то зацепила.
Потеря речи, рык как будто пьяный,
Была в нем демоническая сила.

Меня он сбил легко, одной рукою
И на Иглу – кадык едва не вырвал.
Игла под ним как будто под горою,
А я едва поднялся, спину выгнул,
И тут же сразу получил ботинком,
Но этого хватило для Иглы
Он вытащил и дважды в сердце финкой
Вонзил Лангету, будто дал взаймы.

Представь себе, в Лангете сил хватило
Бежать по палубе расшвыривая бочки.
Я шел на помощь, но меня штормило,
Тут метким выстрелом Игла поставил точку.

У «крыс» на палубе мы слышим вой сирен.
Пираты в панике. Нам дьявол помогает?
Крысиная посудина дав крен,
От нас каким-то боком убегает.

Задравши винт, летит прямой наводкой
На Чёрную Клешню, как будто в пекло.
Нам показалось, видно, под их лодкой,
Какая-то херня вцепилась крепко.

Потом был взрыв, туда им и дорога
Крысиных выродков прикончила Клешня,
А мы компанией тут: я, моя изжога,
Игла и пара отдыхающих плашмя.

Игла в машинном, возится с мотором,
Еще минут на сорок – шплинт сорвался.
Как у тебя? Хоть рисковал не даром?
Я говорил тебе – я б лично не совался».

Я рассказал ночное приключенье:
Про крейсер, бой и кораблекрушенье,
И лоцман, мой рассказ на удивленье,
Ни разу не поставил под сомненье.

Он сел на корточки спиной к разбитой рубке
Местами палуба под солнцем как жаровня.
Пошарил по карманам – нету трубки,
Лишь рында старая висит у изголовья.

«Послушай, - он сказал, - про бой ты понял:
Мы с «крысами» свое не поделили,
А что они кричали «кракен», «тОго»
Мои сомнения лишь только подтвердили.
,

Про «кракен» здесь писали, типа, монстр,
Размером где-то с дом пятиэтажный.
На щупальцах шипы, как в кусте роз,
С присосками – я думал трёп бумажный.


А «тОго» – тварь морская – ужас местных,
Вот здесь уже реальней, в это верят,
О нем здесь много отзывов нелестных,
Пока сам не увижу – не поверю.

Сейчас уже в сомнении, вот стерва,
Пока мы дрались, рядом всплыло что-то,
А почему не мы, к примеру, жертва?
Оно «жирнее» выбрало кого-то?»

Тут лоцман кровью сплюнул на ладони
И пошатал передние два зуба:
«Последний раз так дрался в «Лиссабоне»,
В том баре, знаешь, что в подвале клуба?»

Ему кивнул я. Он: «Теперь послушай
И постарайся не перебивать.
С тобой вчера был уникальный случай:
Как ты, свидетелей, на свете поискать.

Я про корабль со свастикой, немецкий.
Его встречал я в сумерках и раньше.
По курсу, с расстояния на выстрел
Проходит призраком. Пускай - дела не наши.

По слухам - это был корвет военный,
А позже стал плавучею тюрьмой,
Мне бывший рассказал военнопленный,
Что это правда клялся головой.

Что он один из тех, кто в сорок пятом
Свидетелем по делу проходил,
Потом от мести прятался в психушке,
Туда я часто морфий привозил.


Уверенности мало, я не скрою,
Что это был всё тот же «Браун Берг»
И «двадцать три» под мёртвой головою,
И «молнии» летящие поверх.

Все эти символы и руны - мёртвый храм,
Давал им право первенство отборов:
По концентрационным лагерям
Они искали горняков, шахтёров.

Физически выносливых и крепких,
Две тыщи пленных каждые полгода
Там содержались в хищных лапах цепких,
Секретность высшая – рабов не ждёт свобода.

Что строили там в скалах – я не знаю,
Лишь знает только «ЧЁРНАЯ КЛЕШНЯ»,
Поэтому тебя предупреждал я,
Что это всё опасная игра.

Судьба тюрьмы плавучей – ужас боли,
Всё в том же сорок пятом, оборвалась.
Союзники шифровку «раскололи»
Что прятаться в тех скалах собиралось

Большое кодло – знатные нацисты,
Проекты и архивы – всё с собою,
Главврач концлагерей, специалисты
По массовым смертям и всё такое…
Корабль, что указан был в шифровке
Реально был – плавучая тюрьма,
Туда шесть тысяч узников стоймЯ,
Как шпроты в банки после бланшировки,

Набили камеры и трюмы до отказа,
Пусть тихоходом смерти храм плывет,
Сбежали все эсэсовцы, зараза,
В нем каждый узник молится и ждёт…

Союзники прислали самолёты.
За полчаса бомбёжки – горя мало,
Плавучая тюрьма со всеми вместе
Ушла под воду. Узников не стало.

В живых остались только единицы
И в основном из рядовой обслуги,
А вот второй корабль беглых наци…
Исчез, как испарился, с полдороги.

Скандал замять пытались, но не вышло,
Но что-то засекретили от прессы…
Ну, вот такая хрень, клешня ей в дышло,
Я рассказал, что слышал. Интересно?»

Я слушал лоцмана, глазами не моргая.
Картина ужаса мне множилась сильней,
Как будто свет включая-выключая,
Я видел каждого…Чем дальше – тем cтрашней.

«А как судьба свидетеля… из дурки?»
Спросил я лоцмана, когда тот приподнялся,
«В дыре пансионатной старикует…
Там был проездом, как-то повидался».


Скрипя суставами, тут лоцман потянулся
На рынду плюнул, вытер рукавами,
Всё отраженьем в бронзе любовался:
«Ну чем я не секс-символ временами?»

Нагнувшись лоцман в погреб бросил буй.
«Игла, ты скоро, грёбаные черти?
Жара такая, слышу запах смерти,
Герой вернулся, вылезь оболдуй»

Буй вылетел назад как воробей,
Внизу Игла вдруг начал громко петь:
«Чувак, не гони лебедей,
Им некуда больше лететь….»

Игла поднялся с царственной улыбкой:
«Смотри, весь цел и даже с головой.
Не то, что кое-кто... так скажем гибко…
У нас тут фестиваль был чумовой!
Такая боевая вечеринка…
Без баб, но фееричная картинка.
А после автопати с «хали-гали»…
Коктейли Молотова не употребляли,
Немного скотча после фаершоу,
Потом мне в танце отдавили ногу.
Под рок плясали, знаешь «АС/DC»
На сцене с пушкой? Было зашибися!»

«Ну хватит изгаляться, острослов!» -
Тут лоцман шляпу снял под облаками:
«Хочу я попрощаться с моряками,
И думаю не надо много слов.
Как запряглись – в одной упряжке гнали,
К ногам железо только привяжите,
В последний путь… В бою геройски пали…
А если, что не так, то извините…»

Мы грузы привязали – не вернутся,
А вот Лангет уже успел раздуться.
Когда тащил его, у трупа рот раскрылся.
Вдруг запах смрада… сам чуть не свалился.

Игла смеется: «Вижу с непривычки»
Хрустит под телом битое стекло.
«Я вот что расскажу тебе, дай спички,
Курить бросал, но всё равно тягло…

Я был охранником в одном из ночных клубов
Шпана кололась. Часто было дело.
В сортирах передоз – один-два трупа,
Исколотое счастье улетело…
Для них окончен бал, а может пати,
Зачем проблемы клубу создавать?
Выносим их за мусорные баки
Что будет в протоколе им плевать.

Вот так живем. Вот этих проводили.
На берегу никто ведь не заплачет,
Как волки сами просто жили-были
А шхуна арендованная значит».

Мы по глотку «за царствие» из фляги
И разошлись как в Ниле крокодилы.
Игла ушёл с улыбочкой миляги,
Насвистывая «Highway star» в полсилы.

Ещё минут пятнадцать заводились,
Мотор чихал и что-то тарахтело,
Мне показалось, может мне приснилось,
Что за бортом мелькнуло чьё-то тело.

Я призадумался над сущностью вещей
Судьба одних с другими не похожа,
Но все мы Здесь похожи на червей
И наплевать какого цвета кожа.

Я что философ стал?
Вдруг мысли о червях,
Но что-то там в волнах меня смущало,
Там за бортом проплыл червивый страх:
Что вот ты есть и вот тебя не стало.

Но к чёрту страх – надежда в кулачке,
Особое такое состоянье.
Как мыслит червь, сидящий на крючке:
Не холодно ль сегодня для купанья?

А за бортом волна спешит к волне
И пена нежная как будто райский пух,
Там миллионы лет один, на дне,
Спит древний одинокий морской дух.

Поднять бы волн морское покрывало
И заглянуть в глубины океана…
Боюсь, что безучастна и темна
Таинственная будет глубина.

***
А шхуна режет волн морских скрижали
И буруны, рождённые винтом,
Как отпечаток следа оставляли,
Как будто мы бежали босиком.

И вдруг удар… я чуть не кувырком…
И всё шипит как пенистый бокал.
Корабль в крен, я палубой бегом,
Пытался ухватиться, но упал.

Весь мусор палубный за борт волною смылся,
Я раком полз как раненый шакал,
Что за херня здесь всё-таки творится?
С багром куда-то лоцман побежал.

И тут увидел – щупальце ползёт,
Огромное бутылочного цвета,
И хлад с испуга, будто пал на лёд.
В палящий зной убийственного лета.

Игла бежит, мне машет «калашом».
Я отползаю, Очередь по «щупу».
А пули как иголки в силикон:
Лишь слизь по палубе, стрелять, ну просто глупо.

А щупальце ещё одно ползёт.
И я ору: «Там справа, осторожно!...»
Игла кричит: «Сюда бы огнемёт…»
А лоцман бьёт багром: «От чёрта рожки!»

«По нервным окончаниям рубите…
По двигательным…красные - то нервы…
Там на щите топор, его тащите…-
Орал нам лоцман, – сколько их тут, стервы!»

Вновь шхуну в бок со скрипом потянуло
Всё в липкой слизи, сам Игла в желе,
Взмах топора и щупальце как сдуло,
И тут же лезут новые ко мне.

Я ломом бил с усердием пропойцы,
Никак по нерву я не попаду,
А руки - паркинсон молотобойца,
Сейчас я от бессилья упаду.


«Куда нас тащит, грёбаные черти?
Эй, лоцман, - винт воды не достаёт…»
«Нас на Клешню несет. Спасенье в смерти.
Живьём мозги высасывать начнёт».

Всё повторилось: толстые отростки,
С присосками, обвились как лиана,
Швырнув на камни шхуну зло и жёстко,
Вдруг исчезают в водах океана.

***
Последнее, что помню – пена вздулась,
Я вылетел за борт в водоворот.
Над головой волна кружась замкнулась,
Как будто надо мной раскрылся зонт.

Затем волна - безумный крик отчаянья.
Вдаль покатилась в свет за горизонт
И мысль дурацкая, когда терял сознанье,
Что шхуна не вернётся на ремонт.


(продолжение следует)


СЕДЬМОЕ ДНО ИЛИ У СКАЛЫ «ЧЁРНАЯ КЛЕШНЯ» 7
У скалы «ЧЁРНАЯ КЛЕШНЯ» происходят таинственные случаи гибели кораблей. За дело берется журналист, по прозвищу Герой. Он нанимает судно, которое оказывается шхуной контрабандистов. После стычки с пиратами, он высаживается у скалы «ЧЁРНАЯ КЛЕШНЯ», где наблюдает ряд таинственных событий. После возвращения на шхуну контрабандистов, корабль подвергается нападению гигантского осьминога. Шхуна разбивается о скалу, а журналист попадает в водоворот…

Тишина в бирюзовой долине,
Под солёною толщью морской,
Океанского дивного мира,
Город древний нашел свой покой.
Спят давно в очертаньях упрямых
Шпили башен и купол большой
Усыпальницы, статуи храмов
Над мозаикой площадной.
Изваянья из глыбы единой
Спят, расписаны тонкой резьбой,
У пилонов застыли химеры,
Охраняя чертог храмовой.
И гуляют по храму мурены,
СкАты правят здесь рыбьи балы,
Спрут глазастый ложится степенно
На мозаичные полы.

Есть понятье седьмого неба,
А понятье седьмого дна,
Где в глубинах спрятаны тайны
Сокровенного бытия?

***
Возвращалось медленно сознание,
Сон ли, грёзы - быстро исчезали.
Я лежал в каком-то мрачном зале,
А в груди душевное терзание.

Тут не геометрический уют -
Просторный зал базальтовой пещеры,
Под куполом, как будто завис спрут,
Такое, я скажу, щекочет нервы.
Всевидящее око там в углу,
Ну явно, что не кисти Ботичелли ,
Я в кресле, что похоже на качели,
Лежу как клееный – подняться не могу.
А рядом тут же слышу голоса,
Знакомые до боли – живы стервы!
От счастья сейчас выпрыгнет душа:
«Эй, Лоцман и Игла скажите, где мы?

«Проснулся, пресса? Я уже скучал, -
Игла запел зачем-то, - «Аллилуйя»,
Три мушкетера вместе, а я знал,
Что выживу, коль если не помру я».

«Мы не в приёмной райской у Петра,
Не в чреве у засранца осьминога, -
Тут Лоцман тихо, - Чёрная Клешня…
Та самая, секретная берлога…»

«Сюда нас притащили из подвала,
Пока ты в коме был, - Игла тут не шутил, -
Нас уложили в кресла два «шакала»,
Охранник с черепом в петлице приходил.

Потом вошли два ангела без крыльев,
Вкололи нам какую-то заразу,
Я думал, что-то против нас замыслив
И вышли молча, но, хотя, не сразу,

Мне руки смазали каким-то смрадным жиром,
Они в ожогах – щупальцем прощался
Со мною монстр, ещё на шхуне, с миром:
Пожал, потряс и весь в слезах умчался.

Потом согнули Лоцману колено
И оба покачали головой,
Оно ведь красное, как на костре полено,
Достали пистолет такой чудной,
Я думал, Лоцману пора путевку в небо
Подписывать, ан, нет, - ещё помучат,
А у него лицо, как корку хлеба
Голодный просит, в общем, чистый случай,
Что вместо пули – мазь туда набита…
Потом кивнули, вижу - не подохнет,
Как минимум до завтрака копытом
Еще потрусит или на пол грохнет.
А на тебя взглянув, рукой махнули.
Так, знаешь, вроде, как в конце парада,
Лишь лоб пощупали, как будто пыль стряхнули,
Жить будешь или нет – оно им надо?
У нас два санитара было помню,
Я в легионе жарился в песках,
Те тоже – молчуны и пофигисты,
А звали их я помню: Пох и Нах…
Уходят эти, я кричу: «Комрады,
Скажите кто вы: ангелы иль эльфы?»
Ну, в общем, необщительные гады.
Зачем мы им, как из колоды трефы?
Тебя зовём, подняться-то не можем,
А ты лежишь как мумия Рамзеса,
Без признаков… фаянсовая рожа
И никакого к жизни интереса».

Я шевелюсь, но тело будто в путах,
В глазах всё время прыгают картинки,
То щупальца огромнейшего спрута,
Подводный город, Лоцмана ботинки
Воняют, точно вспомнил – этой… дохлой рыбой.
Клешня в два Нотер-Дама, и пираты,
Аппаратуру жалко утопил я, тот бой
Ночной и труп Лангета смрадный…

«Я встать могу?»
Игла: «Теперь возможно.
Тут в этих креслах долбаная сила,
Спускай-ка задницу, но только осторожно.
Жмёт как магнитом… только отпустило.

Сейчас придёт гадалка – загадает:
ТОго на завтрак, а кого в обед…»

«Игла, заткнись! – тут Лоцман выползает,
А, кстати, где тут, к чёрту, туалет?»

При слове «туалет» сработал зуммер
И мягкий звон, как будто лифт подъехал,
Стена отодвигается – я замер,
И точно - туалет на зов приехал.

В том лифте умывальник с зеркалами,
А в лампах пузырьки бегут наверх.
Трон туалетный с рыбьими глазами,
Здесь посидеть, наверное, не грех.

«Кто вспомнить может, что с ним приключилось, -
Тут Лоцман щупает кровавую ноздрю, -
Когда та сволочь, что к нам прицепилась
Нас зашвырнула в Чёрную Клешню?»
Игла: «Я – первый».
Боже, а кто спорит?
Отважности ему не занимать,
Но если случай выпал поболтать,
Свое геройство от всегда утроит.

«Очнулся в плену темного подвала
И слышу хруст - тяжёлые шаги.
Я сам охотник, только роль шакала,
Что загнан в угол, не моя, пойми.
Я тихо в нишу, шаг за шагом вспять,
Не из-за страха – чтобы дать оценку.
В какой капкан я сунул нос опять?
В какую вляпался «по счастью» переделку?

Во тьме подвала замурован день,
Вокруг бетон весь в трещинах как в птицах,
На выходе - воинственная тень
С фосфорицидным черепом в петлице.
Палач, охранник – два в одном – он зверь,
Всевластный господин своей темницы.
Стоит с кастетом. Лампа. Под ней дверь,
Массивная как будто вход в гробницу.

Жуёт и смотрит как гиппопотам,
Мне закрывает тушей перспективу.
Но я себя за «просто» не отдам,
Я из своих жил натяну тетиву.
У ног играют сквозняки змеясь
И прячутся под мусором, я слышу,
А может злые ангелы шепчась,
Уже мою распиливают душу?
А я всё жмусь в проклятом тупике,
Хрустит под пятой битое стекло
И чувство, что в разбитом пузырьке
Когда-то было спрятанное зло.

Как с холодом, когда открывши дверь,
Не приглашая в гости странный ветер,
Вдруг чувствуешь, что входит смрад и зверь,
И на тебя…
какой-то жуткий вечер…
Огромным скатом реет его тень,
Сквозь щели бьёт уныло дохлым светом,
Пустая банка катит: «дин- дилень…»
А я уже меж тем и этим светом.

Я без горячки - два шага назад,
Свою «пружину» завожу в обрат…
И опускаясь, будто на колени,
Вдруг делаю рывок вперед,
С ударом головой
в живот
(хоть в голове и не ночует гений).
Мой лоб в ударе –
это бревнолёт,
Такими врата замка разбивали…
Пусть треснет лоб,
но дьявола собьёт,
Да что там дьявол –
врата б ада пали…

А дальше смутно…
Был удар и
вспышка…
Очнулся, как в постели у врага.
Башка гудит, там режутся рога?
А всё банальней –
оказалось шишка.

Ты Лоцман сам, каким проклятьем здесь?
Ты за фальшборт летел как самолёт,
С багром в руках, такой геройский весь,
Я за тобою в след как идиот.

Что с носом у тебя? Не сломан «румпель»?
Висит как флаг в безветренную пору, -
Игла у Лоцмана ощупывая шнобель, -
Ну вылетел, что дальше, к разговору?»

«Вот так с багром влетел бакланом в воду,
Такой бы снимок, слышь Герой, в газету,
Таких полётов я не делал сроду…
И дьяволы-собаки тащат к свету…
Меня везли в тележке по тоннелю,
Мелькали аварийные огни.
Хотел сбежать, но по башке огрели,
Вполне гостеприимные они!»

«И я о том же. Мы для них, что мясо…
Зачем спасать? Лечить? Мне не понять!
Игла завелся: - Может пидорасы,
Хотят гаремы нами пополнять?
Чего смеётесь? В каждой шутке доля,
Вы все тут умные, а я один дурак,
А может церемония такая -
Без жертвоприношения никак».

Я влез под стол. Привинченный он к полу
И восемь странных кресел - та же песня.
Ни проводов, ни пультов – это к слову,
То крутятся, то нет - как интересно.

«В одном Игла здесь прав и я согласен.
Наш статус может не определён,
Что пленники мы - это перец ясен,
А может это всё-таки дурдом?»
Я ляпнул, не подумав о бедняге,
Вдруг лоцман вздрогнул, будто кипятком…
Я почему-то вспомнил: врач… концлагерь…
Его предупреждения о том…

А стол внутри светился очень плавно
Как северным сиянием экран.
Изображения не видно никакого,
Быть может непонятно оно нам?

Прозрачный стол похожий на медузу,
Зеленых кресел кожа вся в присосках
Их восемь кресел – просто дань капризу?
Полы из камня в чёрную полоску.

В куске стены вмурована змея,
Морская, видимо, хоть я не спец по гадам.
Орнаменты из ленточных червей.
Ежи морские строятся парадом…

Еще раз обернулся, как в кино,
И понял, что настенная поделка,
Похоже это карта, но чего?
Смеюсь – эвакуации с застенка.

Вверху висит сферический пузырь,
Его предназначенье не понятно,
Мне кажется дизайнер, - мутный хмырь,
Был сам в себе – не очень адекватный.

Игла психует: «Нам дадут пожрать?
Эй, хочу ланч! И с соусом котлеты…
И снова лифт на «ланч» пришел опять,
Коктейли разные и серые галеты.
Галеты вкусом из морской травы,
Коктейли в пластике по цвету вроде «оранж»,
Игла попробовал и сплюнул: «Вот козлы!
Тут молоко с горчицей – что за сволочь?»

А Лоцман челюсти пустил как жернова,
Галеты лишь трещат и летят крошки
И льет в себя как с мельницы вода
(Напитки с рыбным привкусом немножко).

Игла смотрел как Лоцман влил опять
И мне мигнул: «А знаешь в чём проблема?
То не коктейль, а осьминога сперма».
Тот выпучив глаза хотел сблевать.
«Тут понимаешь, Лоцман, в чем секрет,
Что на тебе испытывают средство.
Пойдешь, к примеру, скоро в туалет
И вдруг найдешь не член, а что-то вместо.
Такая щупальца на метр с половинкой,
Об этом можно только лишь мечтать.
Скажу тебе - весёлая картинка,
Опять жену чем будет попугать…»

Тут Лоцман вытер губы и поднялся:
«Ты был шутом Игла – шутом остался.
Но постарайся главное понять,
Что женщину, родившую не пять –
Шесть босяков, с рыбацкого квартала, -
Её уже ничем не напугать».

«Да ладно, старый чёрт, не обижайся, -
Игла заржал, – куражусь перед смертью.
Эх, музыки сейчас бы не мешало.
Включите что-нибудь, такое, с жестью!»

И тут же Вагнера мелодия вплывает,
«Полёт Валькирий», он кричит: «Погромче!»
И громче звук всё тут же нарастает,
«Эй Лоцман, это в честь тебя, наш кормчий!

«Полёт Валькирии» – с багром пришлось летать?
А значит вместе вы теперь пилоты.
«Кольцо от Нибелунгов» - знаешь ноты?»
«Кольцо от унитаза – мне плевать!»

Пока Игла «летал» задрав рубашку,
Всё это быстро стало раздражать,
«Достаточно, - прервал аккорды Лоцман,-
Давай дневник - сдал лётные «на пять».

И снова тишина. «Хочу свободы!!!» -
Я заорал, на всякий, что случится?
Вдруг нас отпустят – дуйте нищеброды…
Такое может лишь во сне присниться.

Вновь зуммер щелкнул –
движется стена
И боже мой, египетская сила, -
Такая незабвенная картина,
Открылась океанская могила,
Скелетов корабельная гряда,
Подобного не видел никогда.

Иллюминатор мощный, сто чертей,
Нам показал картину всей «свободы»,
Их сколько затонувших за все годы?
Здесь кладбище погибших кораблей!

Чуть выше затонувший древний город,
А ниже впадины и трещины повсюду,
Лишь газы пузырьками на свободу
Бегут отсюда, есть на это повод.

Я вспомнил как едва не утонул,
В глубинах видел этот спящий город,
Водоворот меня как чёрт тянул,
А сердце колотилось словно молот.
Вокруг обломки сгинувшего судна
Вниз опускались, я что было сил
Подальше плыл, без воздуха так трудно
И тут меня как кто-то подхватил…

Очнулся я в том самом странном кресле.
Рисованное око осьминога
Смотрело на меня с укором строго,
А я был рад, что жив и все мы вместе.

«Я не хочу быть завтраком для спрута,
Вы как хотите – я готов сражаться!»
«Ты поостынь, Игла, бросаться глупо,
Тут Лоцман сплюнул, - стоит разобраться».

И снова зуммер где-то за спиной:
Тревожный тон, похоже – время вышло
И Лоцман бледный: «Да какой тут бой?
Глянь кто пришел за нами, хрен им в дышло…»



СЕДЬМОЕ ДНО ИЛИ У СКАЛЫ «ЧЁРНАЯ КЛЕШНЯ» 8

У скалы «ЧЁРНАЯ КЛЕШНЯ» происходят таинственные случаи гибели кораблей. За дело берется журналист, по прозвищу Герой. Он нанимает судно, которое оказывается шхуной контрабандистов. После стычки с пиратами, он высаживается у скалы «ЧЁРНАЯ КЛЕШНЯ», где наблюдает ряд таинственных событий. После возвращения на шхуну контрабандистов, корабль подвергается нападению гигантского осьминога. Шхуна разбивается о скалу, а журналист и попадает в водоворот… Он оказался в плену вместе с контрабандистами Иглой и Лоцманом. Внутри скалы оказался лабиринт тайной организации.


Вошёл охранник с черепом в петлице,
Глаза колючие и телом как громила.
Игла сквозь зубы: «Чтоб мне застрелиться,
За свой кастет ответишь мне, горилла…»

«Остынь, Игла, иначе всех погубишь, -
Ему шепчу я, – мы без козырей.
Погибнуть зря, поверь, – большая роскошь,
Ты лучше бы мозги включил скорей».

Охранник ввёл с собой две мерзких твари.
На лапах перепонки, хвост большой,
И каждая похожа на варана,
Но только вот с собачьей головой.

«Такие челюсти, что рельсу перекусят, -
И Лоцман закивал вдруг головой, -
Да, уж своё такие не упустят,
Когтями цокают, как шпорами ковбой.
Что на земле, что в море – им до сраки,
Они таскают трупы с кораблей,
Скорей всего – подводные собаки,
Они и нас тащили как трофей».

Тут Лоцман ищет шляпу по привычке,
Над головой - хвать, - нету талисмана,
И получилось будто ловит птичку
Или за спину бросил таракана.

Весь в белом, гордо, к нам вошёл блондин,
Как будто Юлий Цезарь в зал сената,
Меня ждёт некто тайный господин…
Я обернулся: «Ждите здесь, ребята».

Мы шли каким-то странным переходом,
Сквозь галерею каменных уродцев
И я спросил блондина мимоходом:
«Кто изваял всех этих чужеродцев?»

«Наследие чужих цивилизаций,
Из морских храмов и всего такого…
Что жили, в общем, на Земле немного…
Не та среда - погибли от мутаций…»

У скальных стен (фантазия больная)
Два человека-кактуса стояли…
Галлюцинации от перевозбужденья?
Еще раз посмотрел – они пропали.
В огромном зале вновь рисунок спрута.
Да это схема! Щупальца – тоннели,
У каждого отдела свой как будто,
Мы подошли к стене, не вижу двери.

«А где же дверь?»
«Идите просто прямо.
Представьте – перед вами нет стенЫ,
Ваш мозг даст импульсы – включается программа.
Расслабьтесь – просто вы утомлены».

Я сделал шаг – и будто тень слетела,
А я уже в огромном кабинете,
Прозрачный пол, как линза на прицеле
И видно дно в каком-то лунном свете.
Морской травы нечёсаные космы
Лежат в тиши извечных запустений,
У морских звёзд, ежей – свой донный космос,
Коньки морские ищут развлечений.
Пугливой стайкой в тысячу неонов
Рыбинок черноглазых вереница
Перетекает в поисках планктона,
А краб-отшельник ждёт чем поживиться.

За мраморным столом был тип в халате,
Лицо в морщинах, жилистая маска,
На голове какой-то пух, как вата,
И ногти желтые, а на руке повязка.

Мне сесть напротив жестом предложил,
Мы выдержали паузу как в пьесе.
Глазами как рентгеном просветил,
Я вновь подумал: «Чем им интересен?»

Он пальцем постучал по черепушке,
Которая на столике стояла:
«Цераптор маленький, – он щелкнул по макушке, -
В конце концов, всегда придем к НАЧАЛУ.
Ну, что сказать, веселый будет час,
Давайте без лукавства и обмана,
Мы знаем, что зовут вас Виктор Рас,
Следим за вами мы от ресторана.
О вас мы знаем многое, поверьте,
Мы тщательно всегда всё проверяем,
Вы как гнездо болтаетесь по ветру,
А удержаться сможете – не знаем.
Вели в газете рубрику сенсаций,
Там всякой чуши много сочиняли,
Все знали, что вы мастер провокаций,
«Скандалы» ваши скуку нагоняли.
Вас сократил издатель из-за дочки,
Влюбилась в вас капризная девица.
К ней мэр подкатывал, всё целовал ей ручки,
Вас попросили срочно удалиться.
Но вы злопамятны, я это одобряю…
Вам честь дороже, чем капризы дочки.
Неделя слежки - тайно всё снимали…
Про мэра с юношей скандал дошел до точки.
Вы проигрались крупно на бильярде,
Кредиты в банках, дом взят на торги,
И вы решились на «Клешню» по фарту,
Ну не в тюрьме же чахнуть за долги».

Я лишь кивнул в согласье – пусть болтает,
А червь-радикалист мне точит мозг,
Откуда этот чёрт про меня знает?
Весьма проинформирован, прохвост.


«Хочу задать вопрос вам …»
«Доктор Браун,
Зовите меня так – не столь нам важно,
Лишь звуковые символы – не боле…
Не я ль наследник Брауна постарше,
С чьим именем корабль, что вы в море
Увидели той ночью, шёл на марше?
Я правильно построил ваш вопрос?
Считайте, что попали в страну Оз
Читали в детстве?
Автор Лаймон Баум?

Тут – все «наследники»,
лишь только потому,
Что Центр Наследия,
здесь создан Третьим Рейхом.
Нелепостью мы кончили войну,
Эвакуировались все
в порядке спешном…

Подводный город в прошлом именитый,
Один из богатейших, врать не стану,
Землетрясенье этот град элитный,
Преподнесло в подарок океану.
А артефакты те, что тут искали,
Царь Соломон здесь будто бы хранил.
На поиски отряд, в конце тридцатых,
К Клешне сам Гимлер лично снарядил.


«Нашли чего-нибудь?» - вот тут я оживился.
Сокровища царя всегда искали
Авантюристы многие, веками,
И ничего никто так не добился.

«Они нашли тоннель, что вел в пещеру.
Он оказался ложным – там ловушка.
Никто не вышел, пол отряда к херу:
Камнями всех, - такая заварушка.
Еще попытка – снова смерть в финале,
Теперь был гидравлический удар.
Еще троих достойных потеряли,
Пять выплыло с тоннеля – был кошмар.
Решили бить тоннель, чтоб параллельно.
В концлагере набрали заключённых,
В Клешне пещер до сотни, натурально,
Три крупных штольни проложили новых.
А в сорок третьем круто изменилась
Политика на фронте, а в Клешне
Лаборатории секретные открылись:
«Оккультное в мистической среде».
Про массовый гипноз, секреты мозга,
Биохимический отдел, возможность йогов,
Перемещенье в пространстве – переброска,
Магнитные поля, жизнь осьминогов…
Да, кстати, монстр тут обитал и раньше,
Доставил нам проблемы с субмариной…
Мы научились управлять скотиной,
Теперь сосуществуем с ним и дальше…»

«Вот здесь подробней - я поёрзал в кресле, -
Как можно управлять такой «скотиной?»
Его зовут ведь ТОго – ужас местных?
Глубинный хищник – страшная махина».

«Мы спрута именуем «Т-4»
«Четвёртый значит, где же остальные?
Как танк назвали. Шуточный вопрос:
Так как им управляете – гипноз?»

Тут доктор взял со шкафа осьминожку,
Сушеную, как будто она к пиву,
Журнал достал и показал обложку:
«Спрут нападает – каковы мотивы?»

«Мы подаем сигнал как раздражитель,
Спрут покидает в пятом дне ущелье
И выплывает в поисках объекта,
Чтобы покончить с этой канителью.
Сигнал мы направляем на корабль,
Он отражается, фиксируется спрутом…
Корабль из металла - он не дрябл,
Когда же разбивается – доступен.
Когда всё кончено - даем сигнал «тревога»,
Такой, похоже, есть у кашалотов,
Спрут прячется и ждет трофеев много:
В его семье два молодых проглота.
Привыкли человечиной питаться,
Но это позже, а собаки тут же
Вылавливают трупы утонувших -
Есть, чем ученым нашим заниматься».

«Каким ученым? Браун – не смешите!
Сброд палачей, ваш Менгеле* – каратель!
Убийство это! Бога не гневите.
За это покарает вас Создатель».

«Оставьте пафосный запал для желтой прессы,
У нас моральный кодекс не в почёте.
У каждого свои ведь интересы, -
Тут Браун предложил, - хотите кофе?
До Бога далеко. Он вечно занят.
Мы прокляты? Так молния б убила.
Вы любите иронию, я знаю,
Берите кофе, чтобы не остыло.
Не все законы до сих пор открыты,
Поэтому копайте – вам воздастся,
Коль для науки в мрак уйдут когорты,
То, всё равно, всё будет не напрасно».

«Вы так и в печь колонны отправляли,
Что скАжите? Опять все для науки?
В концлагерях несчастных истребляли.
Какие лицемерные вы с-суки…»

«Не путайте политику с наукой,
Концепция была совсем другая,
Старуха-смерть она, конечно, злюка,
Списалось все – война была такая.
Ошибки были – признаю отчАсти,
Идей нацизма все же не унять,
А почему фашизм добрался к власти
Вы не пытались это разобрать?
Ведь миллионы правильных людей,
Порядочные немцы, итальянцы…
Позволили поставить над собой
Авантюриста, дав ему все шансы?
Есть «три кита» под почвою нацизма:
ИДЕЯ, ДИСЦИПЛИНА И ПОРЯДОК,
Всё государство в виде организма -
Единого и сильного вдобавок!»

Органной музыкой прервался диалог
И фуга Баха громом – дрожь по коже.
Прозрачный пол… под ним движенье все же…
Неужто оживился осьминог?

Под толщею стекла проплыли тени,
Вернее, тёмные в два метра силуэты.
Я чувствую, мои дрожат колени,
То были чёрные хвостатые «атлеты».

Заметив мой испуг, ответил Браун:
«Пошли в работу водные собаки,
Опять крушенье –
злобствует «тайфун» -
Ну, «Т-4» топит «железяки».
Кто в этот раз?
Так, мелочь, конкуренты…
Искатели сокровищ,
недотёпы.
Как раз заказ на органы…
фрагменты…
Сегодня и отправим вертолётом.
У нас здесь лётная площадка
тоже есть,
Сокрытая от разных идиотов
И субмарина в тайной
бухте «Бес»
«Бес» потому,
что цвет там терракотов.
Тут океан съел как-то целый остров…
В атаку, видели,
собаки шли как гвозди?
То наша разработка геномагов,
Зверей тут дивных,
как на ветках грозди».

«Вы Бога не боитесь, мне понятно,
А ваши подчиненные без веры?
Ответьте, Браун, что б я понял внятно,
Они такие же и в жизни лицемеры?»

«Богов придумал страх, - заметил Стаций*.
За тыщи лет ничто не изменилось.
У нас всё по-другому, без нотаций,
Им не нужна божественная милость.
Проблемы и тревоги мы снимаем.
Поверьте, столько лет работы с мозгом…
Скажу вам скромно: что-то понимаем, -
Они живут в своём пространстве плоском…
Нет страха, нет греха и нет морали,
Поверьте, что они счастливей всех,
Ничто от цели их не отвлекает,
И максимальная работа на успех.
Особая программа релаксации
У нас своя, чего тут лицемерить?
И музыка особая в коллекции,
Свой дивный сад, есть в зоопарке звери…»

«Сад ужасов и зоопарк уродов? -
Я не сдержался, - монстров-пауков?
Мутантов трехголовые приплоды
И скачущий как конь змееголов?»

Старинные часы, как великан,
Играют бой.
Из них выходит рыцарь
В крестах и золоте,
тевтонский истукан
Нам поклонившись,
тотчас удалится.

«Семнацтый век. Люблю я старину. -
Достал таблетки Браун. Запивает. -
Текучесть времени когда-нибудь сомну.
Если успею. Всякое бывает.
Жизнь на полвека стали продлевать,
Секретом мозга надо заниматься,
Нейронов в нем как звезд – давай считать:
Мильярдов сто – не склонен ошибаться.
Сравненье, кстати, очень символично.
Мы рвемся в космос, космос уже в нас,
Мысль, не быстрее ль света в бесконечность
Летит к своей туманности подчас?
Из коры мозга строим корабли,
Энергия нужна совсем другая -
Не термо-плазма чёрт те там какая…
Магические б силы помогли.

Тут над столом зажегся свет неоном,
Как будто паутина в ширь растёт,
Из маленького лучика с уклоном
Экран тончайший в воздухе плывёт.

«Докладываю, доктор, псы вернулись.
Нашли одиннадцать, один еще живой.
Те десять «брёвен» просто захлебнулись,
Одинадцтый с разбитой головой.
Он в коме без сознания, но дышит…»
Охранник как рыбак считал улов.
«В расход поставить, пусть отдел распишет, -
Тут Браун приказал, – возьмите кровь».

Экран исчез. Пропала паутина.
А я смотрел на Брауна в упор.
Хотелось крикнуть: «грязная скотина»,
Тем самым подписав нам приговор.

«Но вы жестоки!» - я сидел набычась.
«Так мир устроен – нет добра и зла!
Враги есть, конкуренты и добыча» -
Улыбка Брауна напомнила козла.

«Я принцип понял. Вы - спрут многорукий.
Какой расчёт был в том, чтоб нас спасать?
Ещё бы три «бревна» в огонь науки…
И было б «Т-4» что пожрать?»


«Не торопитесь сразу всё узнать,
Для вашей безопасности полезно.
Поэтому, когда вопрос не к месту,
Его я буду просто отклонять.
Сейчас о важном, – что и почему:
Той ночью крейсер - не галлюцинация,
Реально видели плавучую тюрьму,
Вернее так: проект телепортации».

«Так значит это правда про тюрьму?
Шесть тысяч узников, бог душу их помилуй,
Каким же образом всю эту кутерьму…
Со дна подняли братскую могилу?»

«Да успокойтесь, там она лежит.
Где и затоплена весною в сорок пятом.
Там в Поле Памяти энергия кипит,
А рыбаки считают «дно проклятым»
Вы кажется писали, должны знать,
Такой отдел был «Кенигсберг 13»
Ну как я мог такое забывать?
Тут Браун оценил мою реакцию.

Я как ошпаренный на месте подскочил,
Мне за него чуть шею не сломали
И я еще тогда предположил,
За этим силы властные стояли.
Всё началось с обычного звонка,
Купить мне документы предлагали,
Я думал так - фуфло наверняка,
Пока вдруг не увидел, что мне дали.

Тот человек похитил из архива
Три документа с грифом «хранить вечно».
Он был из тех кому важна нажива,
Хотел уехать, чтобы жить беспечно.
Окультное у немцев вел Рой Ист,
Отдел секретный «Кенигсберг 13»
При нем особо тайный «Раradies»
Всё в схемах, терминах, всего страниц семнадцать.
Я занял деньги под процент в расчёте,
Отбить с лихвой за серию сенсаций
(Отбили только почки при налёте
Предупредили на счёт публикаций).
Я Брауну сказал, что я дебил…
Что документы у меня изъяли,
Свидетель под машину угодил,
А мне авансом лишь бока намяли.

«Да знаю всё, ведь это были мы, -
Гримасу скорчил Браун – улыбнулся, -
У вас способность к чёрту влезть в штаны,
Лишь бы сенсацией поступок обернулся…»


СЕДЬМОЕ ДНО ИЛИ У СКАЛЫ «ЧЁРНАЯ КЛЕШНЯ» 9

У скалы «ЧЁРНАЯ КЛЕШНЯ» происходят таинственные случаи гибели кораблей. За дело берется журналист, по прозвищу Герой. Он нанимает судно, которое оказывается шхуной контрабандистов. После стычки с пиратами, он высаживается у скалы «ЧЁРНАЯ КЛЕШНЯ», где наблюдает ряд таинственных событий. После возвращения на шхуну контрабандистов, корабль подвергается нападению гигантского осьминога. Шхуна разбивается о скалу, а журналист попадает в водоворот…и оказывается в плену. В подводной пещере. Одна тайная организация, созданная ещё во времена Третьего Рейха, во главе с доктором Брауном, давно за ними следила.

«Я стал догадываться, Браун, по тому
Значку в петлице, - носит ваш охранник.
Мне нос расквасил видно ваш посланник,
Значок такой же, судя по всему».

Отдел тот «Кенигсберг…», короче, «К-13»
Отмечен Гитлером (прочёл в документации)
Нашел возможность для телепортации,
Был награжден мечом «Надежда нации».
Прочёл - не понял – что за «коридор»?
Про ломку тонких сфер и трансформации…
Что деформирует континуум прибор,
Какие-то круги мистификации…

Я Брауну задал больной вопрос:
«Зачем тогда, в июне сорок пятого,
Ведь Кенигсберг разрушен был всерьёз
И город восстанавливать пришлось,
В руках не автомат – кирка с лопатою,
Был нужен тот спектакль? Дрожь до слез…

И вроде уже месяц без войны,
А тут такое… просто чёрт возьми…
Чтоб испытать такое нужны силы…
А на висках от ужаса седины…



Глазам не верь – видение, мираж?
Картина ужаса, что ни в какие рамки,
Приказы шлют, а в городе мандраж…
«Всё засекретить» - пишут в телеграммке.

Напомню, в Кенигсберге журналисты,
Один из «Times», другого звали Оззи,
Маститые, совсем не скандалисты,
Писали хронику, всегда в официозе…
Шли к коменданту, чтоб задать вопросы,
Там то, да сё – достали папиросы
И только закурили, слышат маты,
И крики ужаса – «немецкие солдаты…»
И папироса, как слюна младенца,
Повисла на губе – дай полотенце…
Что перегрелись головой на солнце?
Ну, что за паника? Откуда всплеск эмоций?
Под крики ужаса бежит толпа в испуге,
Спешат и падают, толкутся друг на друге.

По центру города идёт колонна немцев
И лица темные, как будто перед штурмом.
Как будто не проиграна война
И все начнётся снова этим утром.
Шли огнемётчики – на спинах с газом ранцы,
Тяжелых мотоциклов слышен треск,
Шли с автоматами отнюдь не новобранцы,
Отборная элита войск СС.

Сам комендант едва в окно не выпал,
Подняли срочно местный гарнизон,
По улице бежали кто без формы,
Сверкая только белизной кальсон.

Стянули к центру все войска поближе,
Колонна немцев вдруг остановилась,
Им предложили сдаться или – или…
Но в этот миг колонна… растворилась.

Лишь пыль осела, тишина – ни звука…
Что это было на хрен? Чёрт возьми,
Сплошная мистика, куда девались, с-сука,
Вот эти только что… откуда они шли???»


Тут Браун: «Знаю, - и давай смеяться, -
Зачем спектакль? Тут несколько причин:
Во-первых, что не надо расслабляться,
Но главная – доктрина из доктрин…
Чтоб вывезти из тайных подземелий
Всё то, о чем мы с вами говорим:
Архивы и приборы первым делом,
А что не в силах - то мы «растворим».
Во время паники мы вывезли приборы,
Под видом помощи на них был красный крест,
А часть архива, все же не сумели -
В НКВД он вызвал интерес.
Хотя, что делать с этим всем не знали:
Крутили, думали о чем-то колдовском,
Потом американцам часть продали,
А часть пропала, сгинула с концом.

Ещё вопросы есть?»
- он допил кофе.

«Их столько – разрывается балда,
Что эти все несчастья, катастрофы
Не привлекли внимание сюда?
Что тут в скале Наследие учёных
Ну, скажем так: секретный институт,
Ведь Третий Рейх давно средь побеждённых,
Какие демоны вас нынче берегут?
Под кем вы, Браун? Или всё секретно?»

«Любая Власть готова нас принять
Под тайное крыло, что б не заметно,
Чтобы морально им не пострадать».


«А что там, Браун, с этим кораблем,
Что по ночам выходит тенью в море?
Какой-то путь свой ищите? Совсем
Не тот обычный… ваш какой-то чёрен…
Те узники скалы, что в сорок пятом,
Затоплены с плавучею тюрьмой,
В чём они были, скажем, виноваты?
За что все поплатились головой?»

«Свидетелей, увы, никто не любит,
Так мы ведь «отпускали их домой»…
Что их потопят - не было сомненья:
Свои своих отправят на покой.
Об этом не сейчас. Там будет тема.
Мы бьемся над одной метаморфозой:
Нашли возможность – огибаем время,
Чтоб в параллельный мир парабиозом…
Мы много раз корабль в «оболочке»
Перемещать пытались – непонятно,
Проходит сотню миль до «альфа-точки»
И растворяется, - уже не жди обратно.
Но есть идея - миссия секретна,
Я с вами здесь душевно, деликатно
Лишь потому, что выбор ваш конкретно:
Работать с нами или в морг обратно.
Вы, в сущности, уже давно мертвы,
Вы - жертва шторма (чтоб официально),
А то, что вы пока среди живых,
От вас зависит это персонально.
Поэтому решайтесь понемногу,
Широкий выбор – надо понимать,
А может к «Т-4», в гости к ТОго?
Давно не виделись – хотите побывать?
Сейчас пойдёте вы к друзьям по шхуне,
Передадите этот ультиматум,
И объясните, что за ваши шкуры
Обёртки здесь никто не даст помятой».

«Вы правы - с «Т-4» мы знакомы,
Игла особо с ним общался долго,
А я без памяти валялся, будто в коме,
Всех впечатлений было слишком много.
Нам лучше бы гадалку, бюст четвёртый,
Пускай на картах или по рукам,
Для нас прикинет, что же делать «мертвым»,
Ну, что «воскресли» - то есть лично нам.
Я пошутил. Ваш ясен ультиматум.
Возьму ответственность - отвечу за друзей:
Нам лучше здесь смотреть в иллюминатор,
Чем пищей быть для спрута и червей.
Что вам от нас? Какая наша роль?
Мы как шары на дорогом бильярде.
Во что играем? Снукер? Карамболь?
А ставка - жизнь? А может миллиарды?»


Тут Браун, чёрный из базальта шар,
Взял с полки в руку и сказал: «Тут грани.
Кто видит их – у тех особый дар,
В психиатрии – вид заболеваний.
Вернемся к теме – ваша роль проста:
Напишите статью, что с вами стало.
А именно – крушенье, тра-та-та…
Что шансов выжить было очень мало.
Мол, на Клешню попал во время шторма,
В расщелину забился - там пещера.
Фотопарат подводный - чудом в норме,
Там бочки ржавые в них что-то… с виду сера.
На бочках Wermacht, символ - два зигзага.
Галлюци…гены надпись… что-то вроде…
Идет реакция, когда прольется влага,
Газ поднимается как будто в дымоходе.
Когда жара и солнце жарит камни,
Тяжелый газ выходит из пещеры,
Туманом серым стелет панорамно,
Гуляет над водой как гондольеры,
Встречает корабли на легкой зыби,
Команда вдруг теряет орентир,
Летит на скалы и находит гибель,
Акулам праздник – ждёт кровавый пир.
Сам выжил чудом, там противогаз
Нашел в пещере, мины и растяжки -
Всё ржавое, споткнулся - чуть без глаз
Вдруг не остался, по спине мурашки…
Достали мы ваш фотоаппарат,
Все фото нужные уже давно отсняли…
Ведь вы король сенсаций, говорят,
Хороший гонорар дадут в журнале.
Те двое, по легенде, были в лодке.
Где вас нашли? – Пел голым на скале.
Там бредил и орал, бросая шмотки.
Короче, был от стресса «не в себе».
Читатель любит что-нибудь с перчинкой,
Дай повод сплетням, всяким разговорам…
Не мне учить с какой подать начинкой
Дать «пищу» дуракам и фантазёрам.
Зачем всё это надо? Я отвечу:
Нужна причина многих катастроф,
Официальная - ее нашел газетчик
И вы – герой для наших простаков.
А, что касается, как будем рубить «брёвна»?
Поверьте, что тут их с лихвой хватает,
Пираты разные и прочий люд греховный,
Запрет любой их вовсе не пугает.

Тут Браун пальцем почесал затылок
И что-то вспомнил важное сказать,
Как будто мысль за складки заскочила,
На шее старческой, и выскочит опять.

«У вас у каждого в затылке будет чип,
Он только поискОвый, без «прослушки»,
Нет смысла слушать ваш кроватный скрип
И вопли проститутки на подушке.
Особый чип, имеет хвостик-ножку,
В ней нервный яд одной глубинной твари.
При извлечении чуть тронешь, хоть немножко,
И твой конец мучительно-кошмарен.
Когда понадобитесь – вас найдем у чёрта
И даже в заднице в его от нас не скрыться,
Опасность будет вам грозить - нажмёте
Три раза пальцем в чип - и помощь уже мчится.
Но главное – вы бойтесь свою глупость,
КорЫсть пусть не затащит в свои чары.
Узнаем об измене – ваши трупы
Без глаз найдут, как без клешней омары…
Вы помните, тот случай был на пляже?
Труп найден был без глаз и с черным кейсом,
Пристегнутый наручниками, скажем,
Тот кейс был для кого-то интересен.
Мы в этот кейс взрывчатку… средней силы…
Нам было важно - кто за ним придёт?
Забрали люди в черном… моросило…
Кровавым дождиком с обрыва как польёт…
Тот, что стал трупом – вёл свою игру.
Тройной агент – ему мы доверяли
Он кроме нас брал деньги с тех и тех…
Однажды «те» других перестреляли.
Был очень умный и такой же жадный,
Смог доктором наук стать в тридцать лет.
Здесь вёл отдел секретный «бесконтактный»,
Любил, Иуда, звонкий дождь монет.
Как три проверки выдержал – не знаю,
Мозги ему промыть мы не решались,
Нам гении нужны, я намекаю,
Но в этот раз конкретно облажались.
В отдел был доступ по сетчатке глаза,
Пароль он вывел только на себя
И заминировал по контуру всё сразу,
Неверный код и всё сгорает, бля…
Когда его мы взяли - принял яду.
Мы к сканеру его глаза – без толку,
Лаборатория четвёртый месяц кряду…
А мы все доступ ищем как иголку.
Взорвать нельзя и сбоку не засверлишь,
Пока прикидывают наши инженеры.
Глаза законсервировали, веришь?
Но кое-что нашли мои пантеры:
Он заказал в одной лихой конторе,
Контактных линз с особенным вкрапленьем,
Они там колдовали на приборе,
Где спрятаны – нет даже представленья.
Их два комплекта было – без сомненья,
Мы ищем, но пока безрезультатно.
Поэтому вам будет порученье,
Его родных прощупать аккуратно».

Я Брауну сказал, что этот случай
Известен мне (по лоцмана рассказу)
Я не сыскарь, к тому же невезучий,
А тут работы столько… и всё сразу.

«Вы больше чем сыскарь – вы журналист,
Поэтому не верю – не торгуйтесь!
К тому же вы большой авантюрист,
Мы всё оплатим, так что не волнуйтесь.
Друзья пускай болтают, что хотят:
Про ТОго и русалок, и крушенья…
Когда статья про газ пойдет в печать -
Поверить можно в светопредставленье.

Знакомьтесь, ваш связной-эквилибрист.
Входите, ждём вас – это Лена Дрого.
В том ресторане помните стриптиз?
И в цирке бегает по проволке немного…»

Она вошла как Клеопатра в Рим,
Так показалось – внешность ослепила.
Без драгоценностей и золотых пластин,
В ней что-то демоническое было.
В ажурной блузке – тайный грот любви,
Там пряталась серебряная змейка,
На узких шортах – голова совы
И туфли с месяцем – ну просто чародейка.
Глаза во цвет тропических морей,
Я чувствую, как вздулись мои вены,
Улыбка светлая как тысячи огней
И голос сладкий, словно песнь сирены.
Я помню её танец на шесте
И на груди прозрачные медузы,
Такая женщина приходит лишь в мечте,
«Сherchez la femme», как говорят французы.

Тут Браун нам назвал в официозе
Места и встречи, времена и даты,
Но я еще был как в анабиозе,
И только лыбился, как здорово поддатый.

Она ушла с изюминкой во взгляде
И кудри нежные с оттенком абрикоса
Рассыпанные на ее наряде -
Всё растворилось, как мечта матроса.

Опять плывет экраном паутинка,
Докладывает лётная площадка,
Что вертолёт заправлен и картинка:
Из холодильника в контейнер перекладка…

Другое сообщение тревожно:
Явились «гости» из шестого дна
И движутся пугливо осторожно,
Цепочкой хаотичного огня.

Я Брауна спросил, что это значит?
Он долго думал, но решил сказать:
«Вы видели в ночи огни маячат,
На глубине их десять, может пять?»

«Да, видел, - я признался, - в ночь крушенья.
Что минисубмарин пришло штук пять.
Их было очень странно поведенье…
Движенья резкие - пытался их заснять…»

«Мы думали вначале - кто шпионит? -
Тут Браун пальцы сделал как в замок, -
Чья техника, что нас легко обгонит?
И какой чёрт сюда их приволок?
Всё это оказалось НЕЖИВОЕ.
Текучие как ртутные шары.
Они легко меняют свет и форму,
Пролезут в щель любую, но хитры.
Они читают мысли – мы пытались
Их заманить хотя бы к диалогу,
Нельзя же воевать с чем непонятно,
Но лишь подумаешь - они уже в дорогу…
Потом мы разобрались, что им надо:
Другая форма жизни на земле.
Из гнилостных материй и распада,
Бескислородная в отравленной среде,
Здесь зарождается другая форма жизни,
Угроза нашей жизни на земле.
Все «чёрные курильщики» капризны:
Там сероводородное суфле.

«Курильщик» – струйки ядовитых газов
На дне, среда для гнилостных червей,
Альтернативный мир средь диабазов,
Там черви множатся, растут среди камней.
Их много в Чёрном море, на Курилах,
Теперь и здесь червей наприбывало,
Они боятся только кислорода,
А в Чёрном море кислорода мало».

«Ну, что сказать? Готовьте летом лыжи, -
Я тут с иронией (проблем – не сосчитать), -
Что неужели высшей формой жизни -
Гниенье однажды может стать?»

«Всем место есть, есть место даже злости,
За завтра поручиться не могу,
Вот эти неземные наши «гости»,
Зачем им гниль? - я это не пойму».
Тут Браун встал: «Ну, всё - сеанс окончен.
Друзьям вам будет что порассказать.
Отказа не приму – не полномочен,
Утешу вас – не сложно умирать…»

Вошли блондин и точно его брат,
(Их папа делал видно через кальку)
Зеркально выглядят, все в белом аккурат,
И в лицах преданность – я б каждому медальку…

Смеется Браун: «Звать его Орфей»
«Ну, а второго, в смысле, его брата?»
«Так нет же никого - взгляни скорей,
Орф за спиной стоит как гладиатор»

Я глаз скосил - стоит, без дураков,
Вперед смотрю, а первых два пропали…
«Пространственный эффект из двойников, -
Сказал мне Браун, - а то скучно стало».

Я Брауну: «Хочу спросить одно,
Что значит пятое дно или там шестое?
Зависит только от глубин оно
Или под номером секрет, и всё такое…»

«Простое дно условно – ноль нолей,
Подводный город - тут уже второе,
На третьем - кладбище погибших кораблей.
Четвёртое дно наше – тут не скроем,
На пятом – спрут, «курильщики» в шестом,
Не в глубине суть, дело вот какое:
Поймите своим серым веществом,
Седьмое – измерение другое…»

Опять прошли свозь стену, как сквозь тень,
И снова к свету, вышли в зал просторный,
В подводном снаряженье манекен
Стоял в тоске, как мальчик беспризорный.

Мы шли с Орфеем, я сходил с ума,
Я так устал, щас полдень или полночь?
И чувство, будто будят ото сна,
Сказав: «приятных сновидений, сволочь».

Мои обрадовались, что их не забыл.
Был лоцман босый – он сушил ботинки.
«Ты что нассал в них?» – я так пошутил.
«Игла случайно сок пролил с бутылки».

Игла сухого разобрав ежа,
Играл с собой в какой-то странный «дартс»,
Бросая дротики, кричал для куража:
«Опять промазал, что за пидораст…»

Я рассказал друзьям про ультиматум,
Стараясь «не пылить» по мелочам,
Что выбор ограничен, сыпал матом,
Желал «здоровья» этим сволочам.


Игла спросил меня: «Он доктор? Что за птица?»
«Наверно психиатр… не говорил,
Конечно, я могу и ошибиться,
Но дел конкретных он здесь натворил…»

«У нас был психиатр один в штате, -
Игла вдруг вспомнил, – редкостный придурок,
Ходил всё в накрахмаленном халате.
Его мамаша - снайпер, папа - турок.
У нас такие типы не в фаворе,
Какой он доктор – клоун и трепач.
У нас там в легионе, как в дурдоме:
Кто первый нацепил халат – тот врач!»

Игла опухший палец показал:
«Ты знаешь, у ежей тут яд в иголках…
Сухой, а действует…» « А ты бы отсосал…» -
Смеется Лцман, - «Сам соси… а толку?»

Взял слово Лоцман: «Надо нам бежать,
Пока нам чипы в бошки не ввинтили,
Они за неземлянами следят,
А мы тем временем отсюда – жопа в мыле…
Пароль мы знаем – лифт нас довезёт,
А дальше вертолётная площадка.
Игла, ты, кажется, болтал про вертолёт?»

«Да я на нем вообще, как на лошадке…
По вертолётам – я специалист, -
Игла моргнул мне, - надо собираться.
Не выйдет – просто скажешь, журналист,
Хотел простором местным любоваться»

«Решаемся, - я Лоцману дал пять, -
Раскинь мозгами, грёбаный чудило,
Нас не оставят – это как пить дать,
Используют, а после всех на мыло…»

Лифт выплюнул нас где-то наверху,
Подуло свежестью, прохладою свободы,
Игла: «Быстрей!!!» А Лоцман: «Не психуй»
Там вдоль тоннеля шли трубопроводы…
Охранник с черепом наперерез идет,
Но без собак, сам по себе горилла.
Раскинув руки, он закрыл проход,
Игла был прав – ну, конченый громила.

Игла ему бросает дротик в лоб,
Нерв, видно, ядом крепко зацепило,
Тот валится, как пьяный бегемот,
Игла кричит: «Не нравится, бацилла?!»
А мы бежим, уж виден вертолёт,
Еще немного – сердце просто скачет…
Вдруг за углом удар, лечу в пролёт
И головой об стенку, словно мячик.
Последнее, что помню - Лоцман падал.
Как сбитый летчик рухнул семеня.
Игла же уважать себя заставил,
Упал, двоих сбив, с криком «западня».

Тут мысль моя сознание покинет:
Опять не повезло, что за фигня?
Игла охраннику в паденье в челюсть двинет…
Значок, что с черепом упал возле меня…


*Менгеле – немецкий врач, проводивший преступные опыты над заключёнными в концлагере (Ангел Смерти из Освенциума)
*Стаций – древнеримский поэт и драматург (ок.40 - 90г. н.э.)
.



СЕДЬМОЕ ДНО ИЛИ У СКАЛЫ «ЧЁРНАЯ КЛЕШНЯ» 10

У скалы «ЧЁРНАЯ КЛЕШНЯ» происходят загадочные случаи крушения кораблей. За дело берётся журналист. Ему помогают контрабандисты Игла и Лоцман. Вместе с журналистом они были атакованы морским спрутом. После кораблекрушения все попадают в плен к членам одной тайной организации. Попытка вырваться из плена казалось окончилась неудачей.

Я проснулся первый, ранним утром,
Солнце поднималось медным блеском,
Берег словно россыпь перламутра,
Улыбался океанским всплескам.
Светлых волн белёсые гонцы,
Пенной свежестью бежали будто мимо,
Разбивались эти беглецы
О песчаный пляж неудержимо.
И песок шипел от наслажденья,
На песчинках светлых пузырьки,
Задержавшись только на мгновенье,
Исчезали словно мотыльки.
А в дали плывет огромной лентой,
Из зелёных водорослей змей,
И казалось это всё легендой -
Долгим одиночеством морей.

Трое уцелевших от забвенья,
В лодке на безлюдном берегу,
Ощущали волн прикосновенье,
Словно кровь пульсирует в мозгу.

Два сиденья выброшены с лодки,
Борт погрызен – где-то тёрли скалы.
В трещинах корма, перегородки,
Весла жалкие с уключин вниз свисали.

В лодке хаос – рваные пакеты,
Кружка металлическая смята,
Влажные от сырости галеты,
Нож и сумка для фотопарата.

Я Лоцмана будил – Игла проснулся.
Вопрос был: «Где мы?» - «Точно не в борделе».
Игла сказал, что страшный сон прервался,
Что были мы в клиническом туннеле.

«Мне только что приснились воды Стикса,
На берегу паромщик, гад, лукаво,
Нам улыбался нагло жёлтой фиксой,
А рожа вся – поляна бородавок.
Не перевёз нас – нет у нас монеток,*
А баксы, сволочь, взять он отказался,
Он мотивировал, что там – говно портреты,
А после сел на вёсла и смотался».

Я в тон Игле: «Суть вовсе не в портретах,
Я лично их люблю и даже очень,
Но у паромщика, поверь, свои обеты,
Как говорят: «на баксы не заточен».

«Эй, острословы, - хватит упражняться, -
Сказал нам Лоцман, - чёртово колено…
А ну, ребята, помоги подняться…
Опять болит, акула б его съела…»

За Лоцманом коробка покатилась.
Противогазная, клеймо - год сорок третий.
Три пачки «зелени» в ней сложены на милость
(Сон про паромщика я вспомнил – верь примете).

Пересчитали – с голоду не сдохнем.
Кто нам подбросил – можно догадаться.
Разулись, на камнях ботинки сохли,
Игла всё в памяти пытался ковыряться.

«Кто помнит, как мы вырвались из плена?
Куда девался чёртов вертолетчик?
Второй охранник, сука, тяжеленный…
Ногой по челюсти ему – думал проскочим…»

«Да мы не вырвались, – тут Лоцман тянет ногу, -
Затылок свой пощупай аккуратно,
Там чипы ввинчены, припухло чуть немного,
Всё как обещано и главное бесплатно.
Мы в вечном рабстве. Вам теперь понятно?
Клеймо раба и чип одно и тоже,
Различие, что этот на затылке,
Тем за побег, калёным жгли на роже…»

Дослушав лоцмана, я в спор опять вмешался:
«Реально не убили и спасибо.
Я к «Т-4» в грот не собирался,
Давайте, чтобы дальше без ошибок.
Запомните – вокруг не рай цветочный,
Встречаться будем только раз в неделю.
Связная в ресторане, если срочно,
Ещё бармен ушастый тоже в деле.
Всё телефоны, рации в прослушках, -
Нас проверять возможно будет кто-то,
Не Брауна, так «чёрная разведка»,
«Косите» просто, как под идиота.
Болтайте, что угодно не по сути:
Чудовищные спруты и мурены,
Русалки большегрудые напали,
Вон лоцмана куснули за колено…
Что город затонувший - виртуален,
И так искателей погибших там хватает,
Все прочее я опишу в журнале,
Дорога наша - скользкая кривая…»

«А что такое «чёрная разведка»? -
Тут Лоцман ойкнул, выпрямив колено. -
Те типы в чёрном? Да, была заметка,
Что труп без глаз взорвался – было дело».

«Промышленный и прочий шпионаж, -
И тут я вспомнил Брауна ухмылку, -
Не любит их за подкуп и шантаж,
Да пусть их чёрт уложит ВСЕХ в могилку».

«Ты что-то про клеймо там говорил?» -
Игла мне показал тату, - обычный
Рисунок щупальца, как будто кожу вскрыл,
Не броско, но на вид реалистично.

У нас у всех на локте был такой же,
Но щупальца у каждого иная…
Когда соединяешь локоть к локтю,
То кажется, что спрут сейчас всплывает.

Нас чем-то усыпили? Были в коме?
Нам щупальца на память набивали?
В концлагерях у каждого свой номер.
Скорее нет, нас этим запугали.

К нам детвора по берегу бежала,
Смотритель маяка шёл, полицейский,
И я сказал, когда нам помахали:
«Что ж не с цветами? Как-то по-плебейски».


***

Прошла неделя. Я – король сенсаций.
Самой Клешне, рискуя, бросил вызов…
Желанный гость различных презентаций,
Просили рассказать о том, как выжил.
Я журналист, красиво врать умею,
И каждый раз придумывал такое…
Одна другой подробности глупее,
Особенно, когда в крови спиртное.
Как полз по трещине, скользя едва-едва,
Чуть не сорвался в бездну – застрял раком,
Как ремень с сумки вытащить пришлось
И, закрепившись, слезть с «фотопаратом».
С рассветом луч пробился в глубь пещеры,
На фото видно: в кровь счесал коленки.
Там склад химический – огромные размеры,
Две мумии солдат лежат у стенки.
Вода попала в трещину и газ
Стал подниматься, я нашел коробку
С противогазом, тот был в самый раз -
Размер был мой, с немецкою нашлёпкой.
Хоть фильтр был старый и держался долго,
Я всё-таки немного отравился,
И полз по трещине, мне кажется, сверхдолго,
А после голым на скале бесился.
Друзья нашли, а дальше было просто:
Нас потрепало, шторм пережидали,
Мы на маяк шли, там, где ржавый остов,
Гребли по очереди, до смерти устали.

Я получил хороший гонорар
И оплатил свои долги, кредиты,
Был в лучах славы, словно SUPERSTAR,
Вчера – никто, сегодня – знаменитый.

Общественность решала, как тут быть
Склад уничтожить? Там ведь мин фугасных…
Решили бУями пространство оградить
И написать: «Здесь плаванье опасно!»

***

Прошло ещё совсем немного дней
(Будь я поэт, сказал бы девять лун)
Мне всё казалось будто мир теней
За мною ходит будто Карачун.

Кошмарят сны с плавучею тюрьмой
(корабль призраком опять уходит в море)
Отряд эсэсовкий элитно-штурмовой,
Глазницы чёрные, как смоль, идёт в дозоре.

Я спать ложусь, всегда включая свет,
Меня зовёт, пугая темнота.
Во мраке появляется скелет,
Садится в кресло, смотрит на меня.

На нём гнилая узника одежда,
Тут в мозг врезается гул тысяч голосов,
Мне кажется я слышал их и прежде -
Шесть тысяч обречённых мертвецов.

Я просыпаюсь весь в поту холодном,
Как выплюнут на берег океаном,
И в состоянии каком-то переходном,
Из транса будто выведен шаманом.

У Лоцмана знакомый оказался,
Один из узников оставшийся в живых,
В психической лечебнице скрывался,
С плавучею тюрьмой был связан псих.

От встреч со мной псих напрочь отказался,
Год сорок пятый помнит, как вчера,
Считался буйным. На врачей бросался.
Хитёр. Но Лоцману шепнул за крейсера…

Как оказалось, что ли перед смертью,
Решился приоткрыть завесу тайны:
Он не был узником тюремной круговерти,
Событья того дня чрезвычайны.

Он сам стал жертвою преступного обмана.
Там выполнял приказ, лишь потому…
Военным летчиком он был тогда, тем САМЫМ,
Что потопил плавучую тюрьму.

Он раскопал, - их гибель не случайна,
Приказ топить плавучую тюрьму
Не немцы, а союзники отдали…
Приказ из штаба - лично чтоб ему.

Когда узнал, то маялся, спивался…
Через друзей, расследованье вёл.
Ему советовали, чтоб он не совался,
Но всё ж границу тайны перешёл…

В конце войны, где «Черная Клешня»,
Нашли нацисты клады Соломона,
Но вывозить не стали, сохраня
На месте, спрятав под стеной бетона.

Свидетелей «оставили» в туннеле,
Но мало ли, могли и ошибиться,
Ведь операция шла не одну неделю,
Средь заключённых слух мог просочиться.


Об этом «сверху» знали только трое,
Дешифровальщик вскоре был убит.
Был Браун прав – свидетелей под корень…
Война все спишет – нужных наградит.

Не думали, что лётчик, как ком в горле,
Им станет всем помехой на процессе,
За ним охотились, потом его упёрли
В дурдом, подальше от «друзей» и прессы.

***

Сегодня Лоцману с Иглой назначил встречу.
«Четыре краба» - бар совсем не тихий.
Дурная слава шла о нём, замечу,
Да и сейчас, здесь пьяницы и психи.

Игла сказал, здесь затеряться легче
И чужака здесь видно за версту,
Есть женщины доступные, короче,
Он любит этот бар за простоту.

Меня там встретил гул толпы линялой,
Матрос кричал, что весь пропили флот
И три товарища в присядку исполняли
Какой-то танец маленьких сирот.

Ждал Лоцман за столом, Иглы не видно.
Он опоздает - это как пить дать.
Нам Лоцман заказал два тёмных пива,
Копчёные два пива – благодать!

«Пока Иглы нет, тут такое дело, -
Мне Лоцман шепчет, сдвинув стул по полу, -
Когда без глаз нашли на пирсе тело,
Я был свидетелем с семьёй по протоколу.

Когда тащили тело, потерялась
Одна вещица… Вроде бы пустяк,
Ну, пуговица, просто оторвалась,
А младший подобрал. Ну, не дурак?»

Тут Лоцман выложил на стол саму находку.
Большая, с кителя, рисунок спрута в центре,
Ну, симпатичная, таких в обмундировку
Для персонала шьют или в оркестры…

«Прижми за низ, а сверху покрути
Там крышка на резьбе. Нашел случайно.
Сынок от любопытства мой свинтил,
А там тайник: две линзы скрыты тайно».

Не эти линзы Браун столько ищет?
На них я вижу странные вкрапленья.
Если вернуть, отпустят нас иль нет?
Или пристрелят тут же от волненья?

Я чувствовал, что ключ к разгадке здесь.
Рука дрожала, мысли хаотичны.
Не будем отдавать – ведь козырь есть,
Ведём себя по-прежнему прилично.

Игла явился. Как-то он не духе.
Бармен «Jack Daniels» плеснул ему в стакан.
А рядом клеились две пьяных потаскухи:
«Хотите, мальчики…?» Игла икнул: «Отстань».

Нам Лоцман заказал ещё три пива,
И в «music box» «Вlack Sabbath» разыскал,
Их песня «параноик» справедлива,
Потом Игле про зеркало сказал:
«Лицо в царапинах, на шее след укуса.
Ты выглядишь, как беглый арестант.
Любимая змея не дала спуска?
Пей виски – лучший атидепрессант»

На пятачок танцпола вышли трое:
Два страуса и потный бегемот,
В углу кикиморы безумно хохотали,
В бокалах был «заряженный компот»

Иглу спросил я: «Новости какие?»
«Да никаких – три дня не просыхал,
В порту подрался – рожи бил свиные,
Потом с подругой тоже был скандал…
Бармен связной сказал, чтоб ты явился
В гримерку к Лене с видом ухажера,
Часа в три ночи, но чтоб «не резвился»,
Там всё в прослушках, лыбится, умора».

Игла бармену крикнул: «Где «хайгитлер»?
А тот зевая: «Жди, щас позову».
Пришел худой глазастый с виду шулер,
Пугливый больно – точно к шельмовству.
Ну, что, «хайгитлер», ты принес мне «правду»?
«Два грамма чистых, как договорились.
С моими ценами - товар такой оправдан:
Эффект и качество - вы никогда не злились».

Торгаш исчез, а я спросил Иглу.
Откуда прозвище такое идиота?
«Я расскажу историю одну, -
Игла смеется, - вроде анекдота.

Наш шеф полиции всегда любил собак.
Была овчарка у него такая,
Когда он заходил сюда, в кабак,
Нам хвастался чему, мол. обучаю.
Когда командовал «хайгитлер», тут же псу,
Порода-то немецкая крутая,
Пёс лапу вскидывал и замирал, «дрессур»
Железный был – все тут же реготали.
Когда была облава с наркотой,
Дурак наш, от погони убегая,
Забыл в заборе за какой доской,
Был лаз… собака, в общем, догоняла.
Он обернулся, пес к прыжку готов,
А он «хайгитлер» заорал с испуга,
Собака лапу поднялА, за пять шагов
И села тут же – он сквозь лаз, хитрюга».

Мы посмеялись, Лоцман чипсы взял,
Игла смотался и вернулся вскоре:
Пакетик сунул, жестом показал
Мне спрятать, дальше в разговоре
Он объяснил, мол, Лоцман в курсе дела,
И нужно мне узнать, какие планы,
Замыслил Браун (явно знает Лена)
Готовит нам сюрприз вполне нежданный?

«Ты ей с пакетика в бокал, так аккуратно…
Я с наркотою дружен, ты же знаешь,
И смесь готовил очень деликатно…
Безвредно, но без умолку болтаешь…»

Мы распрощались. Скоро ехать к Лене.
Мне показался странным тип у стойки,
Все время пьяный падал на колени,
На нас посмотрит – встанет, парень стойкий.

В два ночи был у Лены в ресторане.
Любимый «форд» оставил в старой арке,
А в зале публика в божественном дурмане,
Вкушала с наслажденьем танец яркий.
С шеста на проволку змеёй взбиралась Лена,
Покачиваясь, в танце обнажалась.
И эта феерическая сцена
«Волшебной ночью феи» называлась.

Она была легка и вдохновенна,
То мотыльком летала, то как котик,
Гуляла мягкой поступью, блаженна,
Под музыку классических мелодик.
И нежно розовеющее тело,
Нагое, как природа первозданна,
Вдруг колесом, как солнце пролетело,
Над изумлённым залом ресторана.

Толстяк за столиком, открыв свой нежный ротик,
От изумленья, сунул в нос петрушку.
Он был знаток эротик и экзотик,
Но ничего подобного на пушку…


А танец тихо таял в полумраке,
Как капли вниз, горящие лампады
Спускались медленно, а звёзды в зодиаке
Прощались с феей в звуках серенады.


Оваций всплеск. За сценой дверь. Гримёрка.
Представился. Охрана пропустила.
Сказала Лена: «Жди». Отпад фигурка.
Была в ней демоническая сила.

***

Мы мчались в ночь к знакомому мотелю.
Хозяин в сейфе держит документы.
В них компромат и фото из борделя
На «друзей» Брауна. Они же конкуренты.

Я взял шампанское и лунную дорожку.
Я думал лишь о Лене, к чёрту Браун.
Хотя бы не сейчас… Смотрю на ножку,
А голос внутренний: «смотри дорогу, даун…»

Нас номер ждал под номером тринадцать,
Интриги Брауна мне просто надоели.
Я попросил, что б дали восемнадцать
(сегодня я немного суеверен)

В бокал с шампанским «правду» я насыпал,
(Когда богиня пела мне из душа)
Я сомневался. Червь сомненья выпал:
На замке сумочки эмблема – спрут как груша.

Мне показалось как-то на мгновенье,
Меня ей поручили соблазнить.
Как Джеймс Бонд – не брошу наслажденье:
Пусть будет так - грешить так уж грешить.

Нас закружили вихри наслажденья
И страсти дрожь, полёт над водопадом…
Любви слов не было, но было восхищенье
Друг другом, чувство счастья, что мы рядом.

***

Я сварил кофе. Лена щебетала.
И пела что-то в духе Донны Саммер,
Я понял «правда» действует. Сначала
Сказал: «Богиня, я чуть-чуть не помер…»

Потом спросил, конечно, деликатно,
Зачем мы Брауну? Все эти компроматы
Любой писака мог, не за бесплатно,
В скандальчик тиснуть незамысловато.

Здесь что-то связано с тем, то чего не знаем?
Есть связь какая-то с тем самым кораблем?
Ответ её был молнией сверкаем
И мне в глаза серьёзно – пропадём…

«Вы все рождённые уже после войны,
Пусть с разницей во времени – не важно,
Корабль-призрак должен взять «своих»,
Но я б не согласилась –это страшно.
В день гибели вы шли на корабле,
Так показала Брауна проверка,
Вас «просветили» как-то по «шкале».
Тюрьма плавучая, увы, вас не отвергла.
Ваш Лоцман был в команде корабля,
Не рядовым – помощник капитана,
На мостике сгорел, когда скуля,
Полтонны с неба жизни оборвала…
Игла был надзиратель, из СС,
Как он погиб? Я это не узнала,
Был он лоялен иль головорез?
В нём что-то есть от профессионала.
Кто ты там был? Загадка для меня.
Есть версия, что возглавлял подполье,
Но я не верю, думаю «шкала»
Всё врет – проверь? Фантазиям раздолье.


Зачем «плавучий гроб» тащить за сотню миль?
Я к Брауну с вопросом приставала,
В туман там превратится или в пыль.
Не проще ль здесь «набросить покрывало»?
Он мне заумно, мол, представь, стена,
Ее пробить возможно, но затратно,
А там, к примеру, дальше чуть – дыра,
Спиральный вихрь и что-то там невнятно…
Что в параллельный мир есть переход,
Но крейсер никогда не возвращался.
Вас трансформировать, чтоб был «свой мореход»,
А лучше три, чтоб «экскремент» удался.

Что крейсер с вами в плаванье уйдёт,
За ту черту запретную и с вами
Потом вернётся, если повезёт,
Весь этот бред я слышала ушами.
Про соломонов клад хотел узнать,
Где остальное? Вот была б награда.
Свидетелей в том мире поискать,
Что ценно здесь, там, может и не надо.
Ведь Браун псих, но он не идиот.
Весь мир идёт тропинкой сумасшедших.
Кто знает, повезёт - не повезёт?
Лишь скрип двери ушедших и пришедших».

Вдруг за окном писк слышен тормозов
И Лена подошла, чуть тронув шторку.
Кого увидела? Бродячих мертвецов?
В постель бы снова эту фантазёрку…

«Нам надо ехать – свет не выключай,
По коридору чёрный ход – налево,
И громче музыку, Мирей поёт «прощай»,
Ты помнишь эти строчки из припева?
За руль я сяду, нет я не пьяна.
Я ничего не пила из бокала,
Пока я в дУше ты мог подмешать
Любую гадость – чтоб чего сболтала?!»

Я рассмеялся: «Провела за грош.
Зачем же рассказала – проверяла?
А как же секс и страсть в безумстве, - ложь?
Вполне не плохо для профессионала».

Она достала сигарету, помолчала,
И щелкнув «ZIPPO», вплыл дымок с ментолом,
Захлопнув сумочку, с ухмылкою сказала,
Как будто в интервью для протокола.

«С малознакомыми не пью на брудершафт,
А секс, поверь, не повод раскрыть душу,
Я не хочу в духовный свой ландшафт
Пускать того, кто б мог его разрушить.

Зачем болтала? Чтобы отомстить.
Я все же женщина и месть моя слепая,
Мой друг один деньжат решил скопить,
Секреты Брауна по-тихому сливая.
Мечтали мы о яхте, дом свой… остров…
И парус багрянить в огне заката,
А слуги Брауна достали скальпель острый…
Глазные яблоки с живого были взяты.
Трепаться Брауну не станете, я знаю,
Вам рассказала вашу перспективу,
Мы здесь союзники, хотя и по неволе,
«Седьмое дно» вам – не аккредетивы».


Машина с «чёрными агентами» торчит.
Она заметила, - следят за поворотом.
«Там за хозблоком есть хозяйский джип,
Я могу пользоваться им когда угодно».

Мы быстро съехали и «хвост» свой потеряли.
Разведчик хренов – у неё увидел
Тату на локте, – как в оригинале,
От спрута щупальце – рисунок благовиден.

Я мало говорил – всё больше слушал,
Что правда – вымысел, а может вновь проверка?
Что с головой? Уже дымятся уши,
И сердце прыгает, как чёрт из табакерки.
В кармане линзы – ключ к какой-то тайне,
А в голове всё Брауна проекты,
Колонна немцев шла в свой путь бескрайний
И исчезала, словно тух прожектор.
Пиратов гибель, водные пришельцы,
«Проклятый крейсер» - братская могила,
Подводный город, древние умельцы
И мысль – за чем всё это надо было?

Восход был странный – дым висит иль смог?
А может туч столь странное скопленье?
И вдруг я вижу - в небе осьминог…
Над городом,
в моём воображеньи.


(конец)


*по одной из версий, монеты на глаза покойнику кладут для паромщика или перевозчика через реку мёртвых.

Жижа Череповский (Чёрный Поэт) Харьков.
2018 (фото инета)















Голосование:

Суммарный балл: 0
Проголосовало пользователей: 0

Балл суточного голосования: 0
Проголосовало пользователей: 0

Голосовать могут только зарегистрированные пользователи

Вас также могут заинтересовать работы:



Отзывы:



Нет отзывов

Оставлять отзывы могут только зарегистрированные пользователи
Логин
Пароль

Регистрация
Забыли пароль?


Трибуна сайта

Сказочный лес

Присоединяйтесь 




Наш рупор





© 2009 - 2024 www.neizvestniy-geniy.ru         Карта сайта

Яндекс.Метрика
Реклама на нашем сайте

Мы в соц. сетях —  ВКонтакте Одноклассники Livejournal

Разработка web-сайта — Веб-студия BondSoft