Под черным крылом Горюна. Часть 1. Главы 31-32

31
Спустя пару дней Марианна письменно известила Новицкого, что Лиза Заваруйкина дала согласие на rendes-vous и в пятницу в три часа пополудни ждет его на берегу реки на том самом месте, где неделей раньше собиралась компания. Новицкий с тоской подумал о том, что придется показывать расположение к девушке, к которой не питал ни малейшей симпатии. На первых порах он решил ограничиться дружбой с некрасивой девицей, а там, повинуясь, скорее, обычной привязанности, нежели чувству, сделать ей предложение. Этот факт не внушал ему особого оптимизма, поэтому, собираясь на свидание, он злился и не стеснялся показывать Гордею свое плохое настроение. Досталось и подвернувшейся под горячую руку Аленке, которая, памятуя о пристреленном Воронке, назло барину принесла для бритья не теплую воду, а крутой кипяток. В общем, предстоящий день не обещал ничего хорошего.

Новицкий, с великим трудом удерживаясь в седле после нескольких уроков верховой езды, данной ему Лодыгиным, прибыл на указанное княгиней место. Лиза уже была тут и одиноко прогуливалась по берегу реки. На ней было надето белое платье с розовым пояском, стягивающим узкую талию, отчего она показалась Новицкому похожей на стрекозу. Пышное кружевное жабо украшало плоскую грудь, голову венчала шляпа с большими полями, закрывающими лицо от солнечных лучей. Чуть поодаль стояла низкорослая, степных кровей лошадь, запряженная в коляску. Из коляски за девушкой наблюдала уже знакомая Новицкому по встрече на пикнике толстая нянька. Заметив Новицкого, Заваруйкина решительно направилась в его сторону.
—Дмитрий Федорович, — начала она прямо, безо всяких ужимок, свойственным девицам ее возраста и положения, — с моей стороны было большой смелостью соглашаться на это свидание. Но княгиня Борова сказала, что вы проявили интерес к моей особе. И я подумала, что…

Она смутилась. Усыпанное крапинками веснушек лицо залил розовый румянец. Новицкий спешился.
—Милая Елизавета Павловна, — он взял ее тонкую руку в белой перчатке и поднес к своим губам. — Вам ничего не надо объяснять. Ваше совершенство не нуждается в оправданиях. Да, я сказал княгине, что желал бы с вами встретиться. Разве мое желание предосудительно?
Лиза поспешно освободила руку из его руки, посмотрела на него со смешанным чувством страха и симпатии, улыбнулась.
—Второго дня мы говорили с княгиней Боровой о вас. Их сиятельство особа чуткая, добрая. Даже сейчас, когда все ее внимание занято предстоящим замужеством, она не забывает о нуждах своих друзей.
—Позвольте спросить, что же она говорила вам обо мне?
Новицкий несколько бесцеремонно взял Заваруйкину под руку. Она вздрогнула, хотела было отстраниться, но не сделала этого, а покорно пошла рядом с ним.
—Княгиня очень тепло отзывалась о вашей особе. Сказала, что вы нуждаетесь в женской заботе и любви. Вы когда-нибудь любили по-настоящему?
Лиза, победив смущение, повернула к нему узкое лицо с тонкими ярко-красными губами. В этот момент Новицкий подумал, что не зря Марианна прозвала девушку Крыской. И отметил про себя, что густая помада делает ее лицо неестественным, похожим на лица фарфоровых кукол.
—Нет, но очень надеюсь, что у меня все еще впереди, как в романе: они полюбили друг друга, были счастливы и умерли в один день.
—Скажите, Дмитрий Федорович, вас увлекают романы?
—Елизавета Павловна, скажу откровенно: я не люблю читать. Чтение – довольно скучное занятие, которое придумано исключительно для того, чтобы убить излишки времени.
—Что вы! — воскликнула Заваруйкина. — Чтение весьма полезно для развития ума.
Новицкий заметил, что девушка погрустнела. Плечи ее опустились.
—Знаете, Дмитрий Федорович, книги долгое время были моими единственными друзьями. Впрочем, нет, не единственными, еще были куры, коровы, собаки и кошки в нашем имении. Вы любите кошек?
—Терпеть их не могу, — поморщился Новицкий.
—А я всех люблю. Моя нянечка Полечка, та, что с такой ревностью наблюдает за нами, говорит, что надо любить и врагов своих. Но у меня их нет, поэтому я не знаю, как это – любить своих врагов. Наверное, очень трудно!
—Елизавета Павловна, вы удивительная девушка!
Новицкий с интересом посмотрел на нее. Что-то доселе незнакомое шевельнулось в его душе. И Заваруйкина уже не казалась ему отталкивающе некрасивой. Девушка была немного наивная, без тени кокетства, свойственного девицам на выданье, чистая и светлая.
—Знаете, — Лиза вдруг вспыхнула, — моя мама, узнав, что я еду на свидание, выразила желание познакомиться с вами. Она совершенно не помнит вас на ужине у князя Тропова. К великому стыду я тоже была невнимательна, ведь мы пришли поздно, когда гости уже сидели за столами. Папа имел деловую встречу, и мы опоздали. Папа был расстроен тем, что полиция стреляла в демонстрантов. Очень страшно, когда стреляют в людей. Я не люблю полицейских, когда узнала, что они делали обыск в вашем доме, ужасно возмутилась.
—Елизавета Павловна, но ведь демонстранты сами напросились на пули. Бунт черни будет пострашнее полицейской нагайки.
— Не знаю, — задумалась девушка. Между золотистых бровей ее пролегла глубокая складка. — Вы говорите: бунт черни. Я недавно читала про Пугачева. Вот где был бунт! А в чем причина? Бог создал людей равными, это люди поделили друг друга на благородных и подлых. Моя нянечка Полечка говорит, что многое знает про крепостное право. Не хвалит те порядки, нельзя, говорит, владеть человеком как вещью. Во времена Пугачева людей продавали, словно скот. Проигрывали в карты, могли даже безнаказанно забить насмерть. Я читала роман, где крепостная девушка в свадебную ночь была отдана помещику, разве это справедливо? И вообще, разве можно доводить людей до отчаянья?
Новицкий усмехнулся.
—Какие, право, думы посещают вашу головку. Вам бы думать о нарядах, выездах, женихах, вы же рассуждаете как обличитель государственных порядков из оппозиционной газетенки.
—Наверное, вы правы, но я выросла среди тишины и, может, более чем того требовало приличие, уединялась в укромном уголке парка и думала, много размышляла по поводу прочитанного. У нас большая библиотека, и поверьте, в ней есть не только дамские и рыцарские романы. Недавно я прочитала Конта (1), но, признаюсь честно, мало что поняла. Спросила у папы, он ответил, что думать о таких вещах вовсе не женское дело. Не так давно я разговаривала с доктором Назаровым. Он мне рассказал, что есть целое женское движение, которое борется за равные с мужчинами права.
—Помилуй вас бог, Елизавета Павловна, выбросьте эти мысли из головы! — с поддельным ужасом воскликнул Новицкий. — Оставайтесь в святом неведении об этих ужасных женщинах. Иные из них уже примеряются к мужскому платью.
—Это правда? — Лиза заразительно рассмеялась. — Как должно быть потешно выглядит женщина, надевшая мужские брюки.
— Вот поэтому, милая моя куколка, выбросьте ненужный хлам из головы и думайте о том, о чем должна думать девушка в вашем возрасте.
—Лизанька, вам пора домой! — подала голос служанка.
—Иду, Полечка!
— Мне надо идти, — с глубоким вздохом сожаления произнесла Лиза. — Но я надеюсь, что завтра к обеду вы посетите наше имение.
—Вам бы этого хотелось, или того требует приличие?
Новицкий посмотрел ей в глаза. Девушка опустила ресницы. Новицкий отметил про себя, что они довольно густые и длинные.
—Мне бы этого хотелось, — сказала она тихо. — Прощайте, Дмитрий Федорович. Не забудьте, завтра к трем часам мы будем ждать вас у себя. Не придете – я обижусь!
В ее взгляде Новицкий уловил еле заметную лукавинку. В этот момент ему показалось, что у девушки очень красивые золотистые глаза.

Примечания

1. Конт – Огюст (1798-1857), французский философ и социолог, основоположник позитивизма, учения, считающего, что философия как наука не должна выходить за пределы «позитивного», то есть положительного знания, основанного не на надуманных, а на опытных данных, даваемых наукой. Конт считал, что прогресс общества – это развитие духовных способностей человечества.

32
Новицкий, который с трудом в первый раз переступил порог дома своих соседей, вскоре зачастил в усадьбу Заваруйкиных. С каждым новым посещением он находил в Лизе все новые и новые черты. И они ему очень нравились. Девушка, чтобы доставить гостю удовольствие, старалась в разговорах не касаться тем, ему заведомо неприятных. Иногда они пели дуэтом, при этом Лиза хорошо играла на рояле, поражая Новицкого тонким музыкальным слухом. Заваруйкины тепло принимали кавалера своей дочери. Ее мать, Маргарита Власьевна, была женщиной умной, современных взглядов, особенно по части того, что касается взаимоотношения полов. Не чуждалась и политики, рассуждая со знанием дела о различных способах управления государством. Но в последнее время, наслушавшись разговоров о грядущем земельном переделе, нервничала и все больше склонялась к мысли о необходимости введения в охваченной революцией стране более жестких порядков. Ее супруг, напротив, являл собой образец европейского образа мысли. Иными словами, среди соседей он слыл либералом. Заваруйкин Павел Игнатьевич принимал активное участие в работе «Попечительства о народной трезвости», но при этом сам не брезговал рюмочкой крепкого коньяка. Частым гостем у Заваруйкиных бывал предводитель уездного дворянства Завьялов, которого с главой дома связывали общие политические убеждения.

Именно здесь, в этом гостеприимном доме, Новицкий впервые задумался о будущем страны. И удивился тому, что раньше совершенно не уделял внимания многим, казалось бы, очевидным фактам противоречивой российской действительности.
Теплыми летними вечерами семейство Заваруйкиных собиралось в саду пить чай. Если шел дождь, чаепития проходили на веранде. Съезжались гости, и начинались обычные разговоры о цене на зерно, о лошадях и скачках, о том, какие блюда следует предпочесть в пост, и отчего возникают желудочные колики после обильной еды. Постепенно скучные разговоры незаметно переходили на дела текущей политики – а уж тут только держись! Кислые лица озарялись, забывались разногласия соседские, но появлялись расхождения в строе мыслей, кипели споры, иногда доходившие до громкой ругани. Местные крестьяне, прослышав о странной барской забаве, приходили послушать эти дебаты, качали головами над мудреными словами, пытались проникнуть в их темный смысл. Не всё понимали, но уяснили главное: не все баре, оказывается, бывают за царя, иные выступают против законного миропомазанника и желают, чтобы правил страной мужик по имени Парламент, который должен дать справедливое государственное устройство.

В один из таких вечеров на веранде под тихий и нудный шепот моросящего дождя возник разговор о дальнейшей судьбе России, о ее двухсотлетней растерзанности на две половины. Началось все с того, что Завьялов, наливая себе уже второй стакан чаю, вдруг произнес:
— Господа, представляете, сегодня я услышал некий экспромт. Презабавный, должен вам доложить. «Россия – это не Европа, ее задок, по-русски ….». Пардон, при дамах я воздержусь от концовки, ибо звучит она довольно грубо, по-мужицки.
—Безобразие, — произнес Заваруйкин, с аппетитом откусывая мятный пряник. — Кто сочиняет подобные вирши, не понимает главного: без Европы мы бы так и оставались в плену московских дворов да боярских родов. Ибо из Европы пришло к нам просвещение, науки, культура, наконец. Россия имеет честь быть частью Европы еще с петровских времен, а не как это вы сказали – ее задком. Да, судари мои, именно частью, и отнюдь не филейной.
—Вы как считаете, господин Новицкий? — обратился к Новицкому Завьялов.
—Что? — встрепенулся Новицкий, которого больше интересовали топорщащиеся усы уездного предводителя дворянства, нежели сказанное им.
—Я спросил: как вы считаете, Россия есть равноценная часть Европы, или ее, пардон, задворки?
—Право, я несколько далек от всего этого, но, если вы меня спросили, отвечу. Россия никогда не была и не будет частью Европы. Это особый географический, культурный, психологический тип. Подчас пугающий, подчас манящий. И вследствие этого фактора всегда будет плохо понята и принята Европой. Вспомните подзабытого Данилевского (1), его мысли о своеобразии русской цивилизации. В этом отношении мои взгляды близки взглядам Данилевского, а также почвенников (2). Ведь, в конце концов, никому не придет в голову называть Европой Индию, хотя ее трансформация благодаря Англии идет полным ходом.
—Ну, вы хватили! Индия – восточная колония, традиционалистская страна со всеми вытекающими отсюда последствиями, к тому же географически она удалена от Европы, в отличие от России, — отпарировал Завьялов.
—Вы считаете географию решающим фактором? — спросил его Новицкий. — Конечно, можно и должно согласиться с тем, что Польша, Финляндия, онемеченные земли остзейцев (3) действительно географически являются частью Европы. И не только географически. Весь строй мысли их отмечен печатью принадлежности к Европе. Но, помилуй бог, как быть с остальной Россией? Ведь, следуя вашему представлению, европейской по определению будет и ее азиатская часть? Ямал и Камчатка – тоже Европа? Сибирь – Европа? Кавказ? Или Туркестан? (4) Если все же назвать оное Евразией, получается половинчатая какая-то Европа, с привкусом Азии. Мы путаем сами себя, господа.
—Действительно, папочка, — вставила слово Лиза, — Дмитрий Федорович абсолютно прав. Разве можно, например, считать европейцем самоеда? (5)
—Спасибо за поддержку, Елизавета Павловна, — улыбнулся Новицкий. — Видите, даже ваша дочь, Павел Игнатьевич, понимает всю абсурдность подобных утверждений.
—Я с вами решительно не согласен, — Заваруйкин посмотрел на Завьялова, словно искал у того поддержки. — Россия, несмотря на ее размеры, которые действительно охватывают азиатскую часть материка, все же европейская страна, весь строй ее мысли европейский, культура также питается от западных корней. Я говорю о культуре, что пришла к нам благодаря петровским и екатерининским преобразованиям. Кои, заметьте, проходили по западным образцам. И дальнейшее развитие страны должно осуществляться по европейскому пути. Только так мы сможем покончить с извечными болезнями и отсталостью России.
—Папочка, даже ты не будешь отрицать, что строй мысли горцев или жителей степей, например, весьма далек от нашего. Зачем же им идти по европейскому пути, ломая свои традиции? — вставила Лиза.
—Детка, — Марго приложила салфетку к губам, — папа имел в виду не народы, живущие своими традициями, он имел в виду русский народ.
—Но ведь и у нас имеются свои традиции, — возразила Лиза и испытующе посмотрела на отца.
—Лизанька, — Заваруйкин нервно заерзал на стуле, — я просто убежден, и в этом Георгий Васильевич меня поддержит: для русского народа существует только один путь, и этот путь уже пройден Европой. Чего бы ради нам паровозы-то изобретать?
—Отлично! — воскликнул Новицкий. — Даже костюмы шьют по индивидуальным меркам, а вы предлагаете наложить на страну чужие лекала и скроить нечто удобоносимое. Дудки! Вы, не ведая того, выступаете в роли Прокруста (6). Там убавим, тут подтянем, глядишь, из этого что-нибудь, да и выйдет. Не выйдет, любезный Павел Игнатьевич. Никогда узкие европейские панталоны не налезут на широкую российскую задницу. Да простят меня дамы за грубость.
—Вы не горячитесь, Дмитрий Федорович, — Завьялов потянулся за пряником. — К сожалению, многовековая российская государственность не придумала ничего иного, кроме дикого абсолютизма, помноженного на произвол. Ведь не будете же вы спорить, что ненормальность нынешнего государственного устройства тянет страну назад? Это самое устройство отжило свой век, вошло в стадию регресса. Запад нам предлагает более прогрессивные формы: конституцию, двухпалатный парламент. Да и наше общинное земледелие есть безусловное зло. Нигде на Западе подобного давно нет. Мы же держимся за старое, не понимая, что постоянно отстаем от прогресса.
—Почему мы считаем, что должны постоянно кого-то догонять? – Новицкий посмотрел на Лизу. Девушка с нескрываемым восхищением наблюдала за ним. – У каждого народа своя поступь. Запад суетлив, тороплив, бежит впереди всех, ну, да и бог с ним, пускай бежит. Мы же неторопливы, раскачиваемся медленно, но упорно, ускоряя шаг, идем своим путем. Нас же постоянно подгоняют, обвиняют в неторопливости. А если побежим по чужой указке, глядишь, и дыхания не хватит. Околеем, как загнанная лошадь на дороге так называемого прогресса.
—Вас послушать, надо все оставить как есть и не стремиться к развитию, — вставил Заваруйкин. — Только боюсь, упустим шанс стать более цивилизованными, покончить с произволом абсолютизма, и смоет нас волна народного возмущения. И то, что творится сейчас, покажется ягодками по сравнению с тем, что будет.
—Я не считаю, что не следует менять государственного порядка, наоборот, изменения нужны, иначе вы окажитесь правы, и огромная недовольная масса сметет нас всех к чертовой матери. Но изменять надо сообразно со своими национальными представлениями, без рабоподражательного снятия копий, не так, как это где-то заведено. Черт побери! Не пора ли нам осознать силу в самих себе! Я не думаю, что европейская конституция и парламент есть то, что необходимо России. Ее духу ближе всесословный земский собор, широкие права земств и крепкая государственная власть с ответственным перед подданными монархом. К тому же, бездумно снимая чужие копии, мы постоянно оказываемся в дураках. А дурака кто не бьет?
— Папочка, — Лиза посмотрела на отца, — Дмитрий Федорович правильно говорит, нам вовсе ни к чему слепое заимствование чужих порядков, а то действительно получается, как пишут некоторые господа, что Россия донашивает старомодные, выкинутые Европой шляпы.
— Ну вот, молодежь, ополчилась дружно против меня, старика! — воскликнул Заваруйкин.
— Господа, — подала голос молчавшая до этого хозяйка дома. — Мы все как-то забываем, что уваровскую (7) триаду никто не отменял. Россия стояла, стоит и стоять будет на трех китах: самодержавии, православии и народности. Ибо только такая Россия угодна богу.
— Вряд ли мы когда-либо сойдемся во мнениях, любезная Маргарита Власьевна, — недовольно скривился Завьялов и посмотрел на Заваруйкина.
Хозяин дома только руками развел: мол, каждый имеет право на собственное суждение
— Поздно уже, — Завьялов встал из-за стола. — Спасибо за чай и разрешите откланяться.
— Я тоже пойду, — поднялся Новицкий.
— Дмитрий Федорович, — Лиза поднялась следом, — я вас провожу. Только возьму зонт.
— Лизанька, недолго. – Заваруйкин проводил тоскливым взглядом удаляющуюся об руку с гостем дочь и обратился к жене: – Ты заметила, Марго, что Лизанька влюбилась? Бедная девочка…
Маргарита Власьевна только горестно вздохнула на замечание мужа.

Примечания

1. Данилевский – Николай Яковлевич (1822-1885), русский социолог и публицист, идеолог панславизма. В своей работе «Россия и Европа» дал теорию «культурно-исторических типов».

2. Почвенники – представители течения русской общественной мысли 1860-х. годов, родственные славянофилам. Не принимали теорию прогресса, социализма, политического радикализма.

3. Остзейцы – жители остзейского края, включающего в себя Лифляндскую, Курляндскую, Эстляндскую губернии. В широком смысле – жители Прибалтики, соотв. совр. Литве, Латвии, Эстонии.

4. Туркестан – историко-географический регион Центральной Евразии и Центральной Азии. Современные земли Казахстана, Киргизии, Узбекистана, Таджикистана, Туркмении. Термин широко применялся в конце 19-начале 20 вв.

5. Самоеды – широкое обозначение целой группы народностей, живущих как на северо-западе (лопари), так и в Сибири, по низовьям Оби и Енисея. Прежнее название ненцев и др. северных народов.

6. Прокруст – персонаж мифов Древней Греции, разбойник, орудующий между Афинами и Мегарой. По преданию имел два ложа, малое и большое, на которые укладывал пойманных им путников. В зависимости от ложа либо растягивал тела людей, либо отсекал не помещающиеся части тел. Отсюда пошло выражение «прокрустово ложе». Был побежден Тесеем.

7. Уваровская триада – Уваров Сергей Семенович (1786-1855), русский государственный деятель, министр народного просвещения (1833-1849), действительный тайный советник. Разработчик идеологии официальной народности. Автор известной триады «Православие, Самодержавие, Народность».