Под черным крылом Горюна. Часть 3. Главы 5-6

5
Очнулась Варенька оттого, что ее били по щекам и совали под нос флакон с нюхательной солью. Открыла глаза и увидела, что полулежит на стуле, а вокруг толпятся испуганные гости.
—Эка невидаль – обморок, — говорил громко Савва Лукич, словно оправдывался пред гостями за невольный конфуз. — Переволновалась, такое с невестами часто случается. Моя первая женка, мать Варвары, так та прямо в церкви повалилась. Бабья природа квелая, что тут говорить.
—Корсет всему виною, — вторила мужу Варенькина мачеха. — Говорила дурехе: не затягивайся сильно. Так нет, взяли моду от бар талии перетягивать шнурком.
—Варвара Саввична, вам уже лучше? — поднес стакан воды к бледным губам Вареньки Бронштейн. — Напугали вы нас. Выпейте воды, станет легче.

Варенька сделала несколько судорожных глотков. Закашлялась. Сознание полностью вернулось к ней.
—Где Дмитрий Федорович? — спросила она, оглядывая присутствующих и не находя среди них своего жениха.
—Не беспокойтесь, господин Новицкий пошел распорядиться насчет экипажа. — Бронштейн взял из ее рук стакан. — Вам пора ехать, уже достаточно поздно.
—Я никуда не поеду, — сказала Варенька и выпрямилась на стуле. — Я не хочу никуда ехать!
—Решительно невозможно, вы теперь его жена и должны следовать за своим мужем, куда он прикажет.
Бронштейн взял Вареньку за руку.
—Я провожу вас до экипажа, позволите?
—Где господин Пишкин? — выдернула свою руку из ладоней Бронштейна Варенька. — Желаю видеть господина Пишкина!
—Елизар Велимирович, вы где? — раздалось одновременно в разных концах столовой.
Пишкина в столовой не оказалось.
—Увы, его нигде нет.
Лицо Бронштейна выражало искреннее сожаление. Чего не скажешь про выражение глаз. В них сожаления не было.
—Но я желаю его видеть! — заупрямилась Варенька.
—Господин Пишкин велел всем кланяться, — подал голос один из гостей, видевший, как поэт спешно покинул хлебосольный дом.
—Варвара, твой муж ждет тебя, — подошел к дочери Савва Лукич. — Не реви! — заметив слезы в глазах дочери, прикрикнул купец. — Чай не на край земли уезжаешь. Не в глухую Тьмутараканию, в имение законного супруга. Плохо будет – помни: двери родительского дома всегда открыты для тебя. Но долг твой теперь – быть рядом с мужем. Он отныне для тебя господин. Прикажет – будешь ему ноги мыть и воду пить. Давай, Варвара, прощаться.

Варенька прощалась с гостями, словно не в новую жизнь вступала, а собиралась взойти на эшафот, столько потаенной боли было в ее глазах. Даже подружки, которые втайне завидовали невесте, прослезились, прикладывая к повлажневшим глазам батистовые платочки. Облобызал на прощание дочь Савва Лукич, перекрестил размашисто молодых, сказал только: «Долгое прощание – лишние слезы, нечего сырость разводить». Подтолкнул слегка – мол, пора в дорогу. Столпились гости на крыльце и долго махали вслед отъехавшему экипажу. Когда скрылся он из глаз, стих стук копыт, разом облегченно вздохнули и пошли продолжать праздник. Не все было еще съедено да выпито. И веселый озорной гармонист был в ударе, не расставался с новенькой тальянкой в течение всего дня. Как тут не пойти в пляс под залихвастые переборы, выделывая коленца изрядно уставшими ногами! Праздник продолжался. Только не для молодых, которые всю дорогу ехали молча, даже не взглянув друг на друга.

Аленка боялась пропустить самый торжественный момент, поэтому не отходила от окна. Даже когда стало темнеть, продолжала всматриваться в стремительно сгущающиеся сумерки. Хорошо, думала Аленка, теребя кисею занавеси, что войдет в дом новая хозяйка. Она наконец-то найдет кухарку и освободит ее, Аленку, от обязанностей стряпухи. После ухода Галины обязанностей у девочки прибавилось. И платить хозяин не платит. Считает, что за еду и кров должна она нести непосильное бремя. Плохо живется Аленке в барском доме. Слышала от Лодыгина, что есть в уезде приют для сирот. Девочек там ремеслу учат. Грамоте. Вот бы попасть в тот приют. Только как узнаешь, где он находится? Надо еще раз у Лодыгина обо всем расспросить.

Гордей сосредоточенно ковылял по дому, ругал больную ногу, как на грех разболевшуюся в неурочный час. В который уже раз проверил, все ли в порядке в хозяйской спальне, взбил пуховые подушки. Пахнет морозной свежестью атласное белье. Такое белье только для торжественных случаев стелется на постель. Еще от матушки хозяина досталось. Не на такой постели Юлия Модестовна любила его, Гордея. Да и любила ли вообще? Так, дарила скупые ласки украдкой. Вспомнил былое старик и погрустнел.
Наконец, Аленка крикнула:
—Приехали!
И стремглав бросилась встречать молодых, попутно захватив поднос с караваем и солонкой для придания торжественности моменту.
Но торжества не получилось. Хозяин даже не взглянул на хлеб-соль, отстранил девочку в сторону и прошел прямо в столовую, где вынул из буфета штоф с водкой.
— Что смотришь, словно я слизень? — сказал он хрипло изумленному поведением хозяина Гордею.
—Так я, Митрий Федорович, не понимаю ничего, — пролепетал Гордей недоуменно.
Не такой встречи с молодыми ожидал старый солдат.
—И не должен ничего понимать в жизни слизня.
Новицкий провел рукой по лицу.
—Заметь, Гордей Ермолаевич, слизня. Господи, напиться бы и забыться.
—Митрий Федорович! — ужаснулся Гордей, — что вы такое городите? Какой вы слизень? Человек вы, как есть человек – и сутью, и обликом.
—Вот именно, только обликом. А суть слизня. Как, однако, все мерзко.
—Молодая где? — встрепенулся Гордей.
—Там, на пороге, может, где в другом месте, не знаю.
—Что же с вами происходит? — покачал головой Гордей и отправился на поиски Вареньки.

Между тем невеста, сидя на табурете в кухне, растерянно мяла в руках снятую фату. Рядом с ней стояла Аленка и молча разглядывала кружевные оборки на свадебном платье. Когда она, Аленка, вырастет, у нее будет точно такое же платье, когда замуж пойдет. Может, даже и лучше!
—Вот вы где! — как можно более дружелюбно сказал Гордей, обнаружив Вареньку. — Отчего же на кухне среди кастрюль? Негожее вы место себе выбрали. Кухня–вотчина Аленки. А ваше место в комнатах. На правах законной хозяйки.
—Где Дмитрий Федорович? — тихо спросила Варенька, не поднимая низко опущенной головы.
—Так где ему быть, — почесал затылок Гордей, — в столовой. С буфетом чокается.
—Проводите меня к нему. И прошу, побудьте рядом. Так мне будет спокойнее.
—Знамо дело, — вздохнул Гордей. — Начинать новую жизнь всегда тяжело. Только, дочка, не тушуйся. Испокон веков жена в мужнин дом входила. Не все бывало сразу ладно да гладко. Моя матушка рассказывала, что целую неделю опосля венчания ревела. Батюшка-то мой аж на целых двадцать лет был старше ее. А ей только-только шестнадцать стукнуло. Еще в куклы играла и вдруг, поди ж ты, вошла в большой дом, где куча народа и ни слова сочувствия. Слезы лила день и ночь. Больной сказывалась. Бабка подумывать стала, что порченую в дом взяли. Ничего, не вы первая, не вы последняя. Все образуется, поверьте мне, старику.

—Добрый вы, — посмотрела на Гордея с благодарностью Варенька. — Мой отец меня только Варварой именует, никогда дочкой не назвал, слова ласкового я от него за всю жизнь ни разу не слышала. А вы другой. Называйте меня впредь просто дочкой, ладно?
—Дочка – так дочка. Как вам нравится, так оно и будет.
—Дедушка Гордей, ужин подавать? — спросила Аленка Гордея, искоса поглядывая на Вареньку.
— Чего ты у меня спрашиваешь? — ответил Гордей. — У нас с тобой хозяюшка появилась, вот к ней и обращайся.
—Я ужинать не буду, — решительно пресекла попытки Аленки заняться тарелками Варенька.
Аленка теребила косу в ожидании дальнейших распоряжений. Они не последовали, и тогда Аленка решила, что будет лучше вообще спрятаться куда-нибудь подальше, чтобы остаток вечера провести за разглядыванием картинок из толстой книги о жизни животных.
Новицкий уже допивал вторую рюмку, когда в столовой появились Гордей с Варенькой. Белоснежное платье невесты было испачкано сажей, отчего девушка чувствовала неловкость и смущение; молодой муж подумает еще, что она неряха. Хотя измазалась она совершенно случайно. Но Новицкий даже не глянул на вошедших.
—Митрий Федорович! — Гордей взял из рук хозяина штоф и убрал его в буфет. — Побойтесь бога. Что вы делаете?
—Что я делаю?
—Сегодня день вашей свадьбы, в ваш дом вошла молодая жена, а вы напиваетесь до чертиков.
—Ну и что с того? Я решительно хочу напиться. Именно до чертиков.
—Напьетесь, дальше что? — не вытерпела Варенька и бессильно оперлась ладонями о край стола.
Как себя вести дальше, она не знала. Поведение Новицкого пугало ее.
—Что? Действительно – что? — Новицкий причмокнул губами. — А ничего!
—Я не знала, что вы пьяница, — Варенька от отчаянья готова была разрыдаться. — Если бы знала, никогда не пошла за вас замуж.
—Увольте меня только от подобных сентенций, — скривился Новицкий. — Дело сделано. Все довольны. Ваш папенька, заполучивший зятя аристократа, хоть с плохоньким, но именьицем, реденькими, но связями. Кто же у нас в уезде не уважит сына георгиевского кавалера? Гордей вот доволен. Имение не уйдет с молотка. Что, Гордей Ермолаевич, доволен? Привел я в дом жену богатую, как ты и мечтал. А вы, уважаемая супруга, довольны? Ведь вы получили мужа, о котором даже не смели мечтать. Вы торжествовали в убогом кругу своих незамужних подружек, которые умирали от зависти к вашей удаче.
—То, что вы говорите, чудовищно, — дрожащими, побледневшими губами пролепетала Варенька.
—Возможно, но, c’ est la vie (11), как говорят французы. Все довольны, все при своих интересах. А коль скоро довольны, отчего же такие кислые рожи? Веселитесь! Или правда пугает своей наготой?
—Вы безобразно пьяны, — заплакала Варенька. — Но это не оправдывает жестокости и несправедливости ваших слов.
—Митрий Федорович, так нельзя. Что вы городите, побойтесь бога. Каждое обидное слово на высшем суде зачтется. Будете на том свете раскаленную сковородку лизать, сзади встанет черт с кнутом – и ну хлестать вас по причинным местам.
Гордей округлил глаза, словно реально увидел адские муки хозяина.
—Опять ты за свое, — поморщился Новицкий. — Нет ада, и Бога нет! Ничего нет, одна пустота.
—Есть! — решительно заявил Гордей. — Просто не всякому человеку Бога лицезреть дано. Далеко не всякому. Только чистому делами и помыслами. А от чистых помыслов до Бога всего несколько ступеней лестница. Остальные человеки – легкая добыча сатаны и его воинства. Потому люди не могут зреть Бога, что в нечистых сетях барахтаются. И, барахтаясь, от бессилия рассуждают, как вы сейчас.
—Довольно! — пресек рассуждения Гордея Новицкий. — Устал я от твоих назиданий.
— Вы слушайте старика, чай много на своем веку повидал. Не говорил вам раньше, сейчас скажу: дурью вы маетесь, сами не знаете, чего хотите. Дурью!
—Коли и так, что с того? — произнес Новицкий заплетающимся языком и посмотрел в сторону Вареньки.
Долго, почти не мигая, смотрел на нее, а видел перед собой Лизаньку. Тряхнул головой, отгоняя наваждение.
—Спать пора, — сказал глухо.
Заметив, что Варенька колеблется, протянул ей руку.
—Давно бы так, с добром да согласием, — говорил Гордей, провожая молодых до дверей спальни.

Проводил, перекрестил и поплелся в свою комнату, втайне завидуя молодому хозяину и ругая себя за эту невольную зависть. Чтобы отогнать греховные мысли, нацепил на нос очки, открыл Писание. Как раз на «Послании к колоссянам». Начал читать: «Итак, умертвите земные члены ваши: блуд, нечистоту, страсть, злую похоть и любостяжание, которое есть идолослужение». Глаза бегали по строчкам, а память не хотела втискиваться в строгие рамки запретов, настойчиво возвращала в прошлое, где было то самое идолослужение: страсть и сладость вкушения запретного плода. И как не пытался сосредоточиться на священном тексте, не смог. Отложил Писание в сторону, задул лампу и, лежа в темноте, протяжно вздыхал о былом.

6
Утро следующего дня наградило Новицкого нестерпимой головной болью. Было так плохо, что даже Гордей, осуждающе качая головой, принес ему лафитник, чтобы опохмелился. Не ровен час, вдруг помрет, такие случаи знавал старый солдат, поэтому, хотя и ругал нещадно неразумность хозяина, все же жалел его. Варенька поднялась ни свет ни заря, еще еле-еле теплился за окнами сизый зимний рассвет. Гордей встретил ее в столовой, где она, опустившись на колени перед образами, неистово молилась. Услышав шаги Гордея, Варенька вздрогнула и быстро поднялась с колен.
—Усердная молитва – облегчение для страдающих сердец, — подойдя ближе, произнес Гордей. — Вы вроде как смутились? Или мне почудилось?
—Нет, я испугалась, думала – муж, — пролепетала смущенно Варенька, застегивая на пуговицу распахнутый ворот блузки.
—А чего его бояться? Думаете, коли он атеист, так и вам молитву творить запретит? Я ему запрещу! Над жениной душой мужниной власти нет, так-то! И если телом вы ему принадлежите, то душой – только Богу! Запомните это. Пущай назидание мое будет вам первым уроком. Ни при каких обстоятельствах душу свою в чужие руки не отдавайте. Она ваша. Ей и суд высший.
И уже более мягко спросил:
—Ну как, не обижал он вас?
—Нет, — Варенька густо покраснела. — Не обижал.
—И хорошо, — произнес Гордей, пощипывая усы. — Хорошо, что не обижал. А то ведь по- всякому бывает.
— Все нормально.

Варенька пыталась уйти от неприятной для себя темы. Все оказалось хуже самых мрачных ее ожиданий. Но даже стыд, страх, боль не шли ни в какое сравнение с той холодностью, поспешностью и равнодушием, которыми одарил ее новоиспеченный супруг. Гордей заметил это и не стал лезть в ее душу. Мало ли какие дела творятся в супружеских альковах? Выносить их на всеобщее обозрение – бесчестием дом свой пятнать. И за то, что не уронила достоинства, проникся уважением к молодой хозяйке.
—Гордей Ермолаевич, — спросила Варенька смущенно, — можно задать вам один вопрос?
—Конечно, можно!
—Скажите, только честно, вы в курсе того, чей портрет был заказан Дмитрием Федоровичем?
—Какой тут секрет? До знакомства с вами хозяин встречался с одной девушкой, дочерью соседнего помещика. Ее портрет он и заказал.
—Она знает об этом портрете?
—Что вы, милая! — ужаснулся Гордей. — Девушка та еще по осени умерла. Портрет сей – дань памяти усопшей.
—Он любил ее? — через застрявший ком в горле еле выдавила из себя Варенька.
—Пес его знает, думаю, что нет, наезжал иногда в усадьбу к соседям от нечего делать. Девица та страшненькая была, не то что вы, красавица. К тому же смертельно больная. Нет, насчет любви я сомневаюсь. Может, кровь молодая в нем играла, может, еще что, не ведаю. Да не думайте вы о той девушке, она вам не соперница.
—Можно мне увидеть портрет?
—Отчего же нельзя? — негромко произнес Гордей, — в гостиной завернутый в холстину стоит.
Я наотрез отказался его лицезреть. Так и сказал Митрию Федоровичу: или я, или покойница. Ругался он сильно, но портрет не повесил. Куды теперь его девать будет, про то мне не ведомо. И вы халактер проявите. Пусть убирает мазню с глаз долой. Нечего в прошлом копаться. Из глубин памяти одни грехи мутью поднимаются. Жить надо настоящим. Это вам второй урок. Только в настоящем еще можно не совершить дурного поступка, о котором потом жалеть будете. Эту истину я всей своей жизнью подтверждал.

Гордей был рад, что нашел благодарную слушательницу, которой можно опыт свой передать. Другого-то наследства у него не было. Впрочем, жизненный опыт он считал наследством более надежным, чем золото. Уж на что, а на это наследство ни один вор не позарится. Молодому поколению от подобных знаний – великий прок. Впрочем, Гордей был не столь наивен и знал, что молодое поколение предпочитает чужому опыту свой собственный, который приходит через синяки. Но молодая неопытная девушка в пока чужом для себя доме нуждалась в мудром наставнике. И Гордей испытал к ней прямо-таки отеческие чувства.

В этот момент Новицкий звоном колокольчика вызвал Гордея к себе в спальню. Варенька, оставшись одна, поспешила в гостиную, где, сгорая от нетерпения, отыскала задвинутый за диван портрет. Вытащила его, освободила от холстины и замерла на месте. На нее с портрета смотрели живые глаза той, которую Варенька уже однажды встретила в этом доме. Затворница – вспомнила она странное имя девушки. Варенька растерянно опустилась на диван. Ей стало окончательно ясно, что ее муж обманывает всех. Девушка, вопреки сказанному Гордеем, не умерла. И тайно посещает усадьбу. Только для чего любовница ее мужа открылась ей, Вареньке было непонятно. Она еще раз внимательно посмотрела на портрет. Некрасивое лицо, живой взгляд пронзительных глаз.
—Только появись здесь еще раз, — сказала Варенька девушке на портрете и погрозила ей пальцем. — Все космы повыдергиваю. Узнаешь еще меня. Не посмотрю, что благородного сословия. Мой муж, никому его не отдам! Даже тебе, уродина!
И плюнула на портрет, решив при первой же возможности избавиться от него. Здесь, в гостиной, рядом с портретом нашла ее Аленка.

—Барыня, — спросила девочка, с интересом поглядывая на портрет, — чего изволите на завтрак подавать?
—Не знаю, — растерялась Варенька. — Что обычно подают?
—Хозяин любит перловку с маслом. Или яичницу.
—Перловку? — скривилась Варенька. — Какая гадость. — А манную кашу можно подать с черничным вареньем?
—Как прикажете. Только нет черничного варенья. Клюквенное есть, брусничное, малиничное, вишневое. Какое подавать?
—Давай манку с вишневым вареньем.
—Барин не любит манку.
—Сделай ему яичницу.
—Барыня, вы кухарку новую брать будете? — осторожно поинтересовалась Аленка. — Я плохо готовлю. Барин все время ругается, что не вкусно.
—Разве в доме нет кухарки?
—Была, но ушла. Я сейчас за кухарку. Так будете брать или нет?
—Тебя ведь Аленкой зовут? — спросила Варенька девочку. Та утвердительно кивнула головой. — Вот что, Аленка. Кухарку нам придется нанять. Немного погодя. На первых порах я помогу тебе с готовкой. Ведь долг жены – угождать своему супругу. Верно? Я очень хочу быть доброй и заботливой женой. Поэтому мы с тобой сегодня испечем пироги и приготовим для Дмитрия Федоровича вкусный обед.
—Здорово! — радостно воскликнула Аленка.
—Пойдем на кухню, — Варенька поднялась с дивана, закрыла холстиной портрет, поставила его на место – туда, где он и стоял.

Она твердо решила стать желанной своему мужу, несмотря на все обиды, что он ей причинил. Отбить у него всякое желание думать о других женщинах. Но как это сделать, не знала. И решила положиться на извечное женское чутье. И это чутье, вкупе с вековым опытом человечества, подсказывало ей, что вкусная еда – первый шаг к успеху.
Гордей случайно зашел на кухню воды попить и с изумлением замер на месте. Молодая хозяйка, перепачкавшись в муке, старательно месила тесто.
—Святый боже, что же это такое? — воскликнул старик, за всю жизнь свою ни разу не видевший прежней хозяйки на кухне.
—У нас сегодня будут пироги, — поправляя выбившийся из прически локон, сказала Варенька.
—Чудеса, да и только, — покачал головой Гордей. — Вот это хозяюшка! Не то что томные барыньки, за всю жизнь ручки свои не испачкавшие черной работой. Вот это по-нашему!
— Я, Гордей Ермолаевич, не чураюсь работы, нашей кухарке часто помогала на кухне. — Варенька накрыла тесто салфеткой и поставила его к печке для подхода. — Аленка, ты капусту нашинковала?
—Все сделала, — отрапортовала Аленка с горящими от азарта глазами. — Дедушка Гордей, у нас пироги с капустой будут.
—Совсем как при Лукерье, — вздохнул Гордей, с горечью вспомнив бывшую кухарку.
Потоптался на месте, потоптался и ушел, чтобы не мешать.
Закончив с тестом, Варенька выложила на стол кусок принесенного Аленкой из ледника куска баранины и задумалась: что можно из него приготовить?
—Аленка, у нас новая кухарка? — услышала Варенька за спиной голос с хрипотцой.
Обернулась и столкнулась взглядом с Лодыгиным.

—Дядечка Иван, — бросилась к Лодыгину Аленка, — у нас сегодня будут пироги с капустой!
—Что ж, с капустой – так с капустой, — обескуражено произнес Лодыгин, впившись взглядом в Вареньку.
Защемило, заныло в груди. Краше не встречал. Но что делает на кухне в первое супружеское утро? Он, Лодыгин, ее от себя на шаг бы не отпустил, только и любовался ладой своей. Бог с ней и с кухней, и со всем миром. Она была бы ему целым миром. Альфой и омегой его существования.
—Варвара Саввична, — вытирая руки о полотенце, представилась Варенька.
—Наша хозяйка, — добавила Аленка, выглядывая из-за спины барыни.
—Простите, — произнес Лодыгин смущенно и без объяснений спешно покинул кухню.
—Я так понимаю, что это управляющий моего мужа Иван Лодыгин? Видела его однажды. Смутился отчего-то, — удивилась вслух Варенька и перевела взгляд на мясо.— Как думаешь, Аленка, что если нам из него котлеты приготовить? Или лучше узбекский плов? Ты знаешь, что это такое? Нет? Значит, будем готовить плов.