Перемена

XXXII ГЛАВА
Пришло жаркое лето, вот и послы засобирались в пути-дорогу обратно домой; Елизавета Андреевна в дорожном платье и шляпе, держа в руках зелёный ридикюль, грустным взором окидывала густой сад, стоя на веранде в ожидании экипажа. Чемоданы были готовы, слуги, суетясь вокруг синьоров, складывали их вещи у входной двери. Она вспоминала, глядя на поросший виноградник, прошлое своё счастливое лето; и кто бы мог сказать ей тогда, что те события изменят её жизнь навсегда? Елизавета Андреевна спустилась в сад, побродила по его мощённым гравием тропинкам; сердце то замирало, то неистово колотилось в груди, а душа разрывалась на части - что она потеряла, а что приобрела?
Когда солнечный зной одолел её, она вновь поднялась на веранду, желая вернуться в дом. В дверях она столкнулась с Александром, он глядел на неё сверху вниз, но такого взгляда - грустного, зовущего, ей ещё не приходилось видеть.
- Елизавета, - тихо позвал он её по имени впервые в жизни, его рука легла на её руку, держащую дверь, добавил, - Елизавета, если однажды он захочет оставить тебя, то знай, что я окажусь рядом и воздвигну золотой дворец на месте руин порушенных надежд.
Услышав его слова, сеньорита Вишевская-Велез чуть было не вскрикнула, но сдержала себя, горло её сдавил комок рыданий и в этот миг ей почудилось, что всё происходящее вокруг лишь сон и вот, стоит открыть глаза и ты уже находишься дома, в подмосковном дачном доме, окружённой со всех сторон сосновым лесом, но глаза открыты, а вокруг лишь тихий сад южной страны. Они ничего не проронила в ответ, да и Александр, осознав происходящее, хранил глубокое молчание.

Они стояли у причала Генуи. Волны с шумом ударялись о средиземный берег, разнося в воздухе капли морской воды. Над тёмно-синей гладью с белыми барашками кружились, издавая пронзительные крики, огромные чайки - эти вездесущные спутники кораблей; пассажиры в нетерпении ожидали, когда их пригласят на теплоход, и тут на сходни поднялся большой грузный человек, пригласив всех на борт. Пассажиры, радостно переговариваясь, стали поочерёдно подниматься по сходням.
Елизавета Андреевна дрожала, сердце её сжималось от тоски, ибо она понимала, что покидает привычную землю-материк на век и что отныне она навсегда будет потеряна для неё; она колебалась, боясь поднять ногу на сходни, вот один шаг - и родная земля осталась позади; на глаза навернулись слёзы, первое желание бросить всё и воротиться обратно сменилось вполне благоразумным объяснением - несколько месяцев до этого она только и мечтала о том, а ныне что с ней случилось? Колебания Вишевской-Велез развеял Иммануил - именно он протянул к ней руку и Елизавета Андреевна, улыбнувшись, вложила свою руку в его сильную ладонь.
Раздался гул, чайки, всё ещё пронзительно издавая звуки, закружились над теплоходом и итальянский берег остался где-то позади, удаляясь всё дальше и дальше, унося с собой прежнюю жизнь.
Путешествие по морям и Атлантическому океану, что то бывал тихим и приветливым, то грозным, недружелюбным, с сильным порывом обрушивая волны о борт теплохода. Елизавета Андреевна ни разу в жизни не путешествовала по морю - только по земле, и уже на борту с ней приключилась морская болезнь; всё время она находилась в каюте, её постоянно мутило, а Иммануил неотлучно находился рядом у её изголовья, утешая и помогая, чем возможно. К счастью, среди пассажиров оказался врач - пожилой немец, безупречно знающий своё дело: иногда он заглядывал в каюту Велезов, давал советы, приносил лекарства и лишь благодаря его помощи и благодетельной поддержки мужа Елизавета Андреевна пошла на поправку.
А в это время в одиночной каюте сидел, опустив голову, Александр Хернандес; руки в бессилии покоились на коленях, а в душе сквозила давящая пустота. Сколько надежд и тайных грёз вынашивал он всё это время в сердце своём, чтобы потом так сразу упасть с небес на землю? Он понимал, каково ему теперь и что прошлое не воротить, а ведь и он сам мог оказаться на месте Иммануила, если бы не его природная нерешительность, помноженная страхом перед неизведанным. Большой выдержки стоило ему присутствие на венчании, а после, скрывая гневный порыв за натянутой улыбкой, желать новобрачным счастья. Именно тогда холодный лёд отчуждённости пронёсся между ним и Иммануилом, а тот, не ведая истинную причину перемены в друге, старался не замечать ничего, с головой погрузившись в новую семейную жизнь.
Устав от тяжких дум, Александр достал припрятанный в укромном месте револьвер: оружие грузом сдавливало руки, но он всё крепче сжимал его в ладонях, держась словно за спасательный круг. если, думал он, направить дуло на Иммануила и нажать на курок - великая преграда рухнет и вот тогда... А что тогда? - вновь пронеслось в голове. Неужто убийство, пусть даже за сердце женщины, сойдёт ему с рук? Александр вздрогнул, осознавая, какая участь ожидает его тогда: каторга, забвение, от него отвернутся друзья и родные, его станет проклинать и ненавидеть Елизавета - та, ради которой он прольёт невинную кровь - так стоят ли его чаяния такого? Нет, мысленно ответил он, лучше уж пустить самому себе пулю в висок, чтобы оборвать те мучения, что испытывает он по безответной любви. Александр долго рассматривал револьвер - чёрное дуло пугающей бездной олицетворяло смерть - чего уж проще; он приставил его к виску, ощущая холодеющий до дрожи ужас, но палец не нажал на курок, а рука, держащая оружие, бессильно опустилась на колено. Нет, не мог он лишить себя жизни - сие слишком большая цена и он как истинный христианин ведал, какая участь ожидает его душу после свершения смертного греха.
- Пусть всё идёт как и должно быть, ибо пути Господа неисповедимы, а судьбы людские в Длани Божьей, - прошептал Александр, в тишине вознося молитвы.

Ранним утром на палубу высыпали пассажиры, подле них стояли чемоданы. Все страстным-ожидающим взором уставились на запад, где в предрассветных лучах обозначились зелёные горы благословенной мексиканской земли. Иммануил, Григори, Александр, Мигель, Виктор, Леонидос, Оскар, Себастьян, Альберт и Иван осенили себя крестным знаменем - душа радовалась, что после затяжного путешествия последовало возвращение домой. Лицо Александра Хернандеса просветлело: скоро он ступит в родное гнездо, а там его ждут- не дождутся верная супруга Изольда Хернандес, сын и дочь, и мысли о встречи с любимыми, до боли близкими накрыла сердце его неизъяснимой радостью, а образ Елизаветы Андреевны померк, растворившись в тумане.
Елизавета Андреевна стояла подле мужа, восторженно, с интересом глядя на приближающийся берег её новой страны, чей воздух был наполнен сладким ароматом ванили и жгучими, терпкими пряностями.