Разве все уже сказано до меня?! Главы 22-23.

ГЛАВА 22. ЖИЗНЬ – ИНДИЙСКОЕ КИНО.

В то утро меня разбудил не Макс, как обычно, а резкий телефонный звонок. Я сразу поняла, что, подняв трубку, услышу что-нибудь плохое. Во-первых, с хорошими вестями в такую рань, без десяти семь, никто звонить не будет. А во-вторых, уж больно все гладко и замечательно у меня складывалось. Вчера исполнилось ровно полгода со дня открытия лондонского магазина «Кремерз Хаус», набирающего популярность день ото дня.
За это время нашлись компаньоны во Франции и Швейцарии, и к презентации этих салонов мы с Аланом готовили великолепные, на мой взгляд, коллекции. Одна, под названием «Огни Парижа», с использованием камней и тканей всевозможных расцветок, а соответственно, и разнообразной ювелирной техники. А вторая – «Родники Альп». Здесь сверкали чистейшие бриллианты и изумруды, а в одежде превалировали строгость и изысканность стиля. Открытие обоих салонов намечалось в следующем месяце. На днях Макс познакомил меня с одним итальянцем – того заинтересовала идея открыть совместный магазин в Милане. После его ухода Макс настоятельно рекомендовал мне не расстраиваться, если этот вариант отпадет.
– Я свожу тебя туда в любом случае. Ведь надо же восполнять пробелы в твоем образовании и хоть раз в жизни посетить «Ла Скала».
Этими пробелами он вплотную занялся после того, как я категорически запретила ему дарить мне драгоценности. Мне не хотелось разорять его из-за своих психологических проблем, тем более что этого добра (и проблем, и драгоценностей) у меня было более чем достаточно. А вот путешествовать с ним было сплошным удовольствием, жаль только, что из-за массы всевозможных забот наши поездки были, как правило, очень короткими.
Да, забот было много. Мастерская разрасталась, и я решила выкупить все здание, в котором она находилась. Один из трех этажей предложила Алану, что значительно облегчило наше взаимодействие и упрочило творческий союз. Теперь «Кремерз Хаус» с полным правом назывался «ювелирный модный дом».
И вот теперь этот звонок, такой противный и такой тревожный.
– Алло, Катя. Здравствуй. – Это был Павел.
– Привет, Паш! Что случилось? Что-то с Димкой?
– Нет, с ним все в порядке. Твой отец... сегодня ночью... Прими мои соболезнования. Похороны через три дня. Ты прилетишь?
– Да, конечно. А у тебя как дела? Ты все сделал, как мы договаривались?
– Делаю, Катенька, делаю. Тут другая проблема. Твой сын решил стать сионистом и уехать в Израиль.
– Как это уехать? Один? Почему туда, а не ко мне?
– Вот когда приедешь, все у него выяснишь. А у меня больше нет сил на бесконечные разборки.
– Хорошо, хорошо, не волнуйся. Я позвоню тебе, когда буду знать рейс и время. Пока.
Макс все это время лежал рядом, по обрывкам фраз догадываясь о моих проблемах. А когда я положила трубку, привлек меня к себе.
– Уезжаешь? Надолго? – Спросил он меня обреченно-грустным голосом.
– Да. Думаю, на неделю. Отец умер, похороны через три дня. И с сыном что-то не так. Представляешь, решил уехать в Израиль. Один! Как тебе это нравится?! Сионист выискался…
– Ну и что, я тоже уезжал туда, приблизительно в этом возрасте. Погулял годик.
– Ты жил в Израиле? Когда? Ты мне ничего не рассказывал.
– После первого курса Университета. Я тогда познакомился с одним парнем, который действительно был настоящим сионистом и, наслушавшись его пламенных речей о том, что все евреи должны вернуться на свою историческую родину, решил воплотить эту идею в жизнь. Мои родители так же, как и ты, были в отчаянии. Но меня было не остановить.
– И что ты там делал?
– Жил в кибуце, учил иврит. Гулял с девушками. – Про девушек он сказал с такой потаенной улыбкой, что стало ясно: их было много, а все остальное было только приложением к ним. – Вернул меня Самоэль. Он был по делам в Израиле и нашел меня там.
– Как же ему удалось вытащить тебя из этого рая?
– Очень просто. Он доказал, что израильское образование мне мало поможет для карьеры, и если я не вернусь к началу занятий домой, то он прекратит оплачивать мое обучение в Оксфорде. Ты же сама говорила про мой прагматизм и неуемную фантазию. Это только с тобой мне удается их сочетать и в постели, и в бизнесе.
Он тяжело вздохнул и замер, уставившись взглядом в одну точку.
– Максимушка, но ведь это только неделя... – осторожно начала я.
– И ты думаешь, я позволю тебе уехать на больший срок?
– Что с тобой? Ты опять ревнуешь? К Павлу? Не глупи. Ты думаешь, мне оставлять тебя здесь одного менее опасно, чем тебе отпускать меня? Но надо ведь выходить как-то из положения. Давай будем доверять друг другу.
– Нет, Кэтрин, это совсем другое. Если бы ты знала, сколько раз за свою жизнь мне приходилось расставаться, но как только закрывалась дверь, дальнейшее меня уже не интересовало. С тобой все наоборот. За все время, что мы вместе, мы почти никогда не расставались. Даже если я не видел тебя несколько часов, мне важно было знать, где ты и с кем. А сейчас отпускать тебя одну, в другую страну мне страшно.
– Макс, ты же прекрасно понимаешь, я еду по очень печальному поводу. Мне придется провести много времени с родными. Предстоят долгие разговоры с сыном. Не думаю, что это будет хорошая идея – ехать вместе. Тем более что я не могу оставить мастерскую и магазин без присмотра.
– Я сделаю все, что ты хочешь.
– Тогда иди сюда, потому что сейчас я хочу тебя.
– И ты мне скажешь?..
– Что? Что я буду скучать по тебе? Что моя жизнь будет кошмаром без тебя? Что я убью тебя, если ты на это время найдешь мне замену?
Макс не отвечал, словно ожидал еще каких-то слов. Но мне больше говорить не хотелось.
– И это тоже... – Нехотя согласился он.

В Москве меня встречал Павел. Мы не виделись с ним около двух лет, с того самого дня, когда Граната увез меня в Лондон. Пашка раздобрел, стал важным и степенным. Я смотрела на него и думала: времени-то прошло всего ничего, а как много перемен случилось в моей и его жизни.
В свое время мне пришлось для родственников и для него сочинить сказочку о наследстве в три миллиона долларов, которые были поделены между тремя наследниками: мной и двумя моими братьями. Павлу было сказано, что вся полученная мной сумма отдана Гранате в качестве выплаты долга, остальное нашел Мишанин друг. Затем, чтобы мое существование в Лондоне выглядело правдоподобным, я огорчила Павла тривиальной историей о любовнике, на содержании которого нахожусь. Поплакалась, что приходится экономить, чтобы выкроить те суммы, которые каждый месяц посылаю сыну. Видимо, Павел уже был готов к распаду семьи, а может быть, его переживания прошли мимо меня из-за дальности расстояния, но так или иначе, я была огорожена от его советов и попыток контроля в управлении капиталом.
Первые месяцы он жил на деньги, что я перевела ему в качестве его доли от продажи фабрики. Решение вопроса его занятости оказалось не таким уж сложным. Я прекрасно знала, куда направить его знания и энергию.
Павел всегда интересовался недвижимостью. Когда сидел на крючке у Гранаты, сожалел, что ввязался в ювелирку и мечтал после уплаты долгов заняться риелторским бизнесом. Ему хотелось кардинальным образом понять область приложения своих сил. Так как на создание своего дела денег у него не было, он предполагал пойти наемным агентом в какую-нибудь контору. И я ему в этом помогла, предложив после закрытия фабрики, подобрать пару квартир, якобы для моих знакомых. Естественно с хорошей оплатой его услуг. Пашка, не откладывая, приступил к работе. Из десяти предполагаемых квартир мы выбрали только те, какие в дальнейшем можно было выгодно продать. У него действительно оказался на это нюх. Вложив небольшие деньги в ремонт этих запущенных квартирок, он быстро продал их с хорошей прибылью. И у него пошло. Сейчас он был владельцем риелторской фирмы, деньги на которую я ему выделила под видом ссуды.
Мы не переставали поддерживать отношения, и во время телефонных разговоров он обычно подробно делился со мной своими проблемами. По началу я давала ему советы, по привычке наверное. Выслушав мое мнение, он находил его неприемлемым, с констатацией, что я ничего не смыслю в бизнесе. В конечном итоге, я перестала вникать в его сложности, просто охала или поддакивала в маленьких паузах между его монологами. Однажды, после удачно проведенных им нескольких сделок, я поинтересовалась, зная его прижимистость:
– Паш, а себе квартиру купить не хочешь?
– Ты же знаешь, на хорошую денег нет, а хрущевка у меня и так есть.
– Ну, а если бы были деньги? Димка говорит, у тебя кто-то появился, ночевать не приходишь. У нее как, квартирные условия, позволяют?
– Да не очень.
– Паша, скажи мне, только честно. У тебя с ней в постели нормально? Ты же к ней ходишь не потому, что один ночевать боишься. Что молчишь? Я не из ревности или обиды какой спрашиваю. Мне свою теорию подтвердить надо.
– Нормально, Катюша. Даже очень.
– Слава Богу! Знаешь что, ты себе тоже квартиру купи. Я устрою тебе еще одну ссуду на выгодных условиях. Только хорошую купи.

С Димкой все оказалось намного сложнее. Отговорить его от переселения на землю обетованную мне не удалось, так же, как, впрочем, и переехать ко мне в Англию. Хотя по правде, я его особенно и не отговаривала, мне важно было понять, что им движет. Может быть, обида, что родители, решая каждый свои проблемы, бросили его? Или он, в самом деле, таким путем ищет свое место в этой жизни? Если даже так, он должен быть уверен, что мама не бросит его в любой ситуации. Значит, будем дружить с государством Израиль. Ничего другого не остается.

После отъезда Кэтрин Макс хотел переехать к себе, но как представил, что неделю ему придется жить в квартире без следов ее присутствия, понял, этой пытки не выдержит. Ее не было вот уже три дня. Он расположился в гостиной у телевизора, предполагая, что поток информации о терактах, светской хронике, экономике, политике и стихийных бедствиях его как-то отвлекут. Но оказалось, что телевизионные новости и его мысли существуют в разных плоскостях, параллельных друг другу, особенно если рядом стоит бутылка виски с методично убывающим содержимым. Вроде бы и пить не хотел. Но коричневатая жидкость обладала магическим свойством приближать образ той, которая была далека.
Правда, «индийское кино» со вздохами и ахами разлученных героев в его воображении длилось недолго. Очередная порция спиртного, и Максу стало не по себе от этой сентиментальности. «Кэтрин, что же ты сделала со мной?», пьяно сокрушался он.
Еше несколько глотков, и на смену любовным стенаниям пришло умиление: «Никогда не думал, что буду так скучать по женщине. По женщине, которую знаю вдоль и поперек. Чьи мысли, слова, поступки почти всегда просчитываются, а потому предсказуемы».
Но что-то мешало. Мешало отодвинуть бутылку и спокойно закрыть глаза. Необъяснимое чувство тревоги заставило его спросить прямо: «Чего я боюсь? Что она вернется к мужу? Нет, это невозможно. Никакой другой мужчина не даст ей столько, сколько даю я. Она это знает, а в себе я уверен». Довольный таким несокрушимым доводом, Макс влил в себя очередную порцию в надежде, что вернул себе привычную уверенность и спокойствие.
Под воздействием алкоголя в голове все поплыло – мысли и образы стали хитроумно переплетаться, складываясь в сложное кружево, и он с интересом и восхищением, ведь это его мысли, а, следовательно, он и творец этого шедевра, стал рассматривать удивительные связи между получившимися узорами, с нежностью приглаживая выпиравшие шероховатости. И вдруг обнаружил непонятно откуда взявшийся свободно болтающийся кончик нити. Потянул за него, не беспокоясь, что может испортить рисунок. Наверное, потому что знал – вытянутая им нить моментально выложит другой, очень важный для него узор. Так и произошло. Рисунок был простой и звался «Другой мужчина». Но теперь Макс точно знал, о ком идет речь.
«Да, существует другой, способный на все. Тот, кто разыскивал ее. Разыскивал, хотя после той истории с тремя миллионами прошло почти полгода». Макс разодрал ставшее ненужным кружево прежних мыслей и увидел себя, ожидающим Кэтрин в зале банка, в то время как она находилась в хранилище, разбираясь по его подсказке со своим «испанским наследством».
Макс хорошо помнил тот день, потому что накануне решил отметить полгода их знакомства, и объясниться с Кэтрин. Ну, чтобы она поняла, как он счастлив, что судьба свела их, что благодаря ей, его жизнь полностью изменилась, что в ней, наконец-то, появился смысл. И этот смысл – она, Кэтрин. Хотел сказать, что любит ее. «Нет, Макс, не обманывай себя, тогда ты еще не понимал, насколько это серьезно», скорректировал он свою память, закрепив этот момент глотком спиртного. Тогда была просто радость от того, что рядом есть она, такая умная и красивая, такая трогательная, беззащитная и такая сильная женщина, и такая влекущая его. И ради нее он сумел прекратить свою скандальную жизнь, выставленную на показ праздному обывателю, с жадностью или ухмылкой смакующему светскую хронику. Хотя нет, о своей прошлой жизни он совсем не хотел рассказывать Кэтрин, боясь оттолкнуть ее. Но эта его прошлая жизнь сама напомнила о себе, испортив их праздник: на глазах у Кэтрин к нему привязалась эта идиотка Мэрион Пирс. Он побыстрее увел Кэтрин, но она захотела домой. «Решила, что я тороплюсь отделаться от нее и продолжить вечер с этой дурой. А мне никто, никто кроме нее не нужен».
Через несколько дней, когда Макс дожидался Кэтрин в банке, неожиданно позвонил он.
– Алло, мистер Ландвер? Это Гранаткин Виталий Николаевич. Помните такого?
– Конечно, помню. У меня профессиональная память. Добрый день.
– А вы помните ту женщину, с которой я приезжал?
– Помню.
– Вы не знаете, что с ней стало?
– Почему вы ей интересуетесь, у вас остались к ней претензии?
– Нет, претензий никаких. – Голос изменился, став доверительным. – Просто я хочу ее разыскать. Мы с ней нужно объясниться. Ну, вы понимаете меня, как мужчина мужчину.
Еще бы не понимать. И как он прижимал ее перед стеклянной витриной, и как хотел отдохнуть с ней в гостинице до отлета. Наверное, тогда впервые Макс почувствовал ревность, но очень слабо, так, слегка зацепило что-то. Но не ревность к этому человеку, как считала Кэтрин, похожему на змею, а отвращение и желание сделать ему что-то обидное, досадное, заставили сказать:
– Она вышла замуж.
– За кого? – Видимо, такая развязка ситуации была для него неожиданной.
– За меня, мистер Гранаткин. – Максу показалось, что он зримо ощущает, как эта информация медленно просачивается сквозь сознание собеседника, пытаясь попасть в нужную ей ячейку его логики, но ее оттуда отчаянно выталкивают из-за несуразности. Наконец, она пробила защиту, заняв свое место, и пауза закончилась.
– Поздравляю. Вы сделали правильный выбор. Всего хорошего.
Почему он так сказал? Потому что уже тогда любил по-настоящему, потому что думал только о ней и хотел защитить? Но почему именно так? Разве не мог придумать тысячи других отговорок?
А сейчас она там, одна, и если что-то случиться, он не сможет быть рядом... Да нет же, все будет хорошо. Вот только зачем?.. Кэтрин, как это по-русски? Зачем я так нажрался?..

Утром, сквозь сон, привычным движением он обнял ее и притянул к себе, провел рукой по бедру, на которой был знаком каждый бугорок. Но привычных ощущений не получил. Сон как рукой сняло.
Кто это? Ведь Кэтрин в Москве. Я, конечно, вчера выпил лишнего, но не до чертиков же. Или я настолько ее хочу?..
Он резко откинул одеяло. Рядом, свернувшись калачиком, спиной к нему лежала женщина, обнаженная, застывшая в напряженном ожидании. Он не сразу понял, что это Мэри. Когда в голове все встало на свои места, и пришла привычная ясность мысли, откинулся на подушку, размышляя о том, что все в этой жизни повторяется, как бы предлагая человеку еще раз сделать выбор. Наверное, потому, что в первой попытке был заступ за красную черту.
– Что тебе здесь нужно? – Спросил он, одновременно сообразив, что более глупого вопроса в своей жизни еще не задавал. Свой ответ она моментально обозначила конкретными действиями. Он молчал, соображая, как бы потактичнее от нее отделаться, но она, расценив его молчание совсем по-другому, страстно зашептала:
– Я знаю, как вам нравится. Я знаю, вы хотите этого по утрам...
– Откуда? – В изумлении выдавил он из себя.
– Я подсматриваю за вами.
– И давно?
– Да…
Я бужу Кэтрин в семь, а эта любительница эротики приходит в половине седьмого, или остается на ночь, пробирается в спальню и прячется за шторами. Хорошо устроилась! Сколько раз я предлагал Кэтрин убрать безобразную хламиду над кроватью. Но ее почему-то забавляли эти драпировки; она отговаривалась тем, что раньше у нее таких никогда не было, а очень хотелось. Выходит, она напрасно огораживала наши любовные утехи.
– Ну и как, нравится? – Он вложил в вопрос весь сарказм, на какой был способен в данный момент, но Мэри этого не поняла.
– Очень.
– И что же ты видела?
– Все. Я видела все, я знаю все, я так давно мечтала об этом... – запричитала она в любовном экстазе, лаская и целуя его.
Господи, когда же это закончится? Когда они все от меня отстанут? Как в молодости я был счастлив и горд, что имел любую, какую хотел. Потом привык к тому, что сами вешались или прыгали в постель, как эта, потому что было все равно, с кем. И, наконец, устал от этой бесконечной пустой суеты. А сейчас мне нужна только она, моя Кэтрин. А эта… действительно все знает, каждую мелочь, каждое движение. Но почему, почему?! Я же не давал никакого повода… Начиталась, должно быть, идиотских статей… Кэтрин, конечно, о чем-то догадывается. И хотя я делаю все возможное, чтобы огородить ее от этих журналюг, кто-нибудь да подскочит со своими мерзкими вопросами. Хорошо, что ей не приходит в голову залезть в интернет и почитать о моих похождениях… в подробностях… Неужели это был я?! Неужели это было со мной?! Неужели мне это когда-то нравилось?! Ну, ладно, хватит…
Он схватил Мэри за волосы, и буквально отодрал ее от себя.
– Знаешь, почему у тебя не получается? Я хочу только ее. У меня на нее само встает. И если она что-то и делает, то это нужно ей, не мне. А теперь одевайся и уходи. Ключи оставишь на кухне. Расчет получишь по почте.
Щелчок дверного замка отозвался в голове вопросом: «что же я теперь скажу Кэтрин?» И сам себе ответил: «Правду. А если это то, чего я так боялся? Вдруг она мне не поверит? Нет, Кэтрин умная, она все поймет».
Он повернулся на бок и сразу же уснул.

Неделя в Москве пролетела как один день. И хотя наполнена она была скорбными событиями и неизвестностью, связанной с решением сына, я жила в сладком ожидании встречи. Мне не хотелось мучить себя переживаниями от разлуки с Максом. И хотя все уже сказано до меня: «Разлука – это смерть на время», «Разлука – смерть в миниатюре», я только смеялась над этими умными жизненными наблюдениями. Умирать мне не хотелось даже на время.
Когда я увидела Макса в аэропорту, сразу поняла, его что-то беспокоит. При встрече он, как и полагается, был сдержан – что поделаешь, мы все заложники хорошего воспитания и правил приличия. Только еле слышный шепот: «я очень соскучился». Я, надеюсь, дорогой, ты догадываешься, что я тоже. А вот, наконец, и машина, маленький островок огромного счастья.
Макс не стал отпирать дверь квартиры ключом, а позвонил, значит, заказал Мэри обед. Но отворила незнакомая немолодая женщина, обратившаяся ко мне с заметным испанским акцентом:
– Добрый день, сеньора!
– Знакомься, это Долорес. Она колумбийка. – Я даже не успела перевести на него удивленный взгляд, как он добавил. – Мэри уволилась.
– Давно?
– Через несколько дней после твоего отъезда.
Мы пообедали. Долорес оказалась неплохой кухаркой, было очень вкусно. Макс подробно и с присущей ему живостью рассказывал о текущих делах, о свежих новостях, о предстоящих мне встречах и звонках, но для меня все это было не важно. Я знала, что о самом главном он молчит. После обеда мы перебрались в кабинет.
– Ну, а теперь рассказывай!
– О чем?
– О Мэри. – Он молчал. Тогда я продолжила. – Макс, я знаю тебя два года, из них скоро год, как мы вместе проводим двадцать четыре часа в сутки. Как ты думаешь, я научилась отличать, когда ты что-то от меня скрываешь?
– Я не хотел тебя расстраивать.
– И все же!
– Она залезла ко мне в постель.
Вот это да! Я вылезла, а она залезла. Всего навсего.
– Сама залезла или ты позвал? Или так, случайно получилось?
Он, молча, встал с кресла, стоящего напротив стола, за которым сидела я, и подошел к окну. Глядя в него, медленно произнес:
– У меня с ней ничего не было. Поверь.
– Знаешь, одна моя подруга никак не могла уличить мужа в неверности, но кожей чувствовала, что этот подлец ей изменяет. Она пошла к гадалке. А та, желая, видимо, ее утешить, сказала: «он тебе физически изменяет, а душой он только твой». Это верно и в моем случае?
Перед глазами встала та грязная сцена, какую он мне однажды описывал.
– Утром залезла или вечером?
– Утром.
– Все ясно: ты меня любишь, но не можешь без женщины по утрам. Ну, физиология у тебя такая!
Дура, дура! Оставила мужика одного. В доверие решила поиграть. Доигралась! Что мне в Москве на ум приходило – «разлука – смерть в миниатюре»? Нет. Если я сейчас не пересилю себя, то будет уже не миниатюра, а целое батальное полотно. Я больше года его к себе не подпускала, мучилась, страдала, умирала по нему, а эта, как кошка, в одно мгновенье вскочила. Нагадила и убежала. Но ведь убежала же!!! А я осталась.
– Кэтрин. – Тихо сказал он, все также глядя в окно. – Если ты меня прогонишь, я, как пес, лягу у твоих дверей и никуда не уйду.
Конечно, пес! Верный и преданный. Ведь мы же столько раз смеялись над этим: пес, которого можно тискать, гладить, целовать и класть с собой спать.
Я подошла к нему и крепко прижалась к его спине.
– Ты понимаешь, что теперь я посажу тебя вот на такую цепь? – И я с удовольствием показала ему кулак, подразумевая, какой ширины цепь ему грозит. – Буду выводить на коротком поводке и кормить только из своих рук. Но тебе повезло, я слишком люблю тебя, чтобы мучить так всю жизнь. Ты в любой момент можешь освободиться. Нужно только сказать: «Катя, я устал!» И можешь уходить.
– Не дождешься!

ГЛАВА 23. «ГРАНАТА» ЗАМЕДЛЕННОГО ДЕЙСТВИЯ.

Виталий Николаевич Гранаткин, в простонародье Граната, собственно бандитом, уголовником или уголовным авторитетом не был. Но свой срок отмотал. Правда, давно, в андроповские времена, будучи заместителем директора одного из районных продовольственных торгов Москвы. Свою стремительную по тем временам карьеру он, простой советский паренек, вчерашний студент, сделал благодаря женитьбе на своей однокурснице, дочери высокопоставленного партийного бонзы. И если бы не скоропостижная смерть оного вслед за своим партийным руководителем, дорогим Леонидом Ильичом, то движение этого танка по головам и телам коллег-конкурентов ничего бы не остановило. Это понимали и те самые конкуренты, которые быстренько оценив ситуацию, помогли контролирующим органам сфабриковать против него дело.
Но судьба дала ему еще один шанс в смутные времена приватизации. И вот тут пригодились и знание экономики, и связи, и, безусловно, имевшая место отсидка. И опять взлет был фантастическим. Начав с нескольких магазинов, быстро определил свою нишу – сбыт и реализация алкогольной продукции. На Руси, при любых социальных строях и любой политической власти -- вариант беспроигрышный. Ну, разве что убить могут. И даже пытались. Но конкурентов Граната, как правило, опережал. Поэтому сейчас он был всеми признанный водочный король, имеющий крупные доли акций в производстве водки и разветвленную сеть оптовой ее продажи.
Насколько Виталий Николаевич был везуч в делах, карьере, бизнесе, настолько же у него не складывалась личная жизнь. Жена, та самая однокурсница, умерла очень рано, прожив чуть более тридцати лет. Как он говорил, умерла по- глупому, не понимая, что глупых смертей не бывает. Она редко жаловалась на здоровье и на операционный стол попала с банальным приступом аппендицита. Вот тут и выяснилось, что аппендицит уже гангренозный, с осложнением в виде разлитого перитонита. Не помог даже тот высокий уровень медицины, на каком ее лечили. Виталий Николаевич в то время отбывал срок в колонии, поэтому смерть жены воспринял несколько отстраненно. Сын до этого печального события воспитывавшийся бабушкой, да так у нее и остался. Второй брак оказался вовсе неудачным, и быстро распался.
Женщины в его жизни вообще занимали мало места. И хотя первая жена расценивалась им, как, впрочем, и ею самою, как средство карьерного роста, все же их объединяла студенческая юность, общие знакомые, теплые воспоминания. Во втором случае не было ничего.
Любой женщине, даже самой стервозной, а может быть, как раз ей и в первую очередь, требуются мужское внимание и забота, как проявление хоть каких-нибудь светлых чувств к ней. А вот с этим у Виталия Николаевича были большие проблемы. В его жизни не случилось ни большой, ни маленькой любви, была только рациональность. Поэтому, посчитав после развода, что жениться в третий раз не рационально, стал иметь при себе подруг, как правило, молодых и красивых, чтобы было, что показать в тусовочных и присутственных местах.
Если от женщины красота требует жертв, то от мужчины – денег. И он с этим соглашался, но в границах разумного. Когда же очередная пассия переступала заранее определенную черту, она заменялась следующей по тому же рациональному принципу.
Правда, встретилась ему однажды женщина, которая чуть было не перевернула его жизнь, о которой он до сих пор вспоминал с глубоко потаенной тоской и, как напоминание о встречи с ней, носил ее перстень с чистейшим бриллиантом. В свои пятьдесят пять Виталий Николаевич вдруг отчетливо понял, что со своей рациональностью что-то напутал. Захотелось, чтобы рядом была умная, добрая, все понимающая женщина, которой был бы нужен он сам, а не его деньги или положение. Ему надоело покупать чужие чувства. Он, наконец, созрел для любви. Может быть, такому настроению способствовала бурная и яркая весна, какая выдалась в этом 2007 году, и оттого хотелось обновления, свежести, чистоты не только в природе, но и на душе?
Когда, водитель выбравшись из московских пробок, наконец-то его довез до дома на Николиной горе, первым, что он увидел за воротами, был брошенный посреди площадки для машин красный «Мерс» кабриолет, принадлежащий Светкиной подруге, такой же содержанке, как и она. Значит, сегодня будет чего-нибудь клянчить. Он обнаружил их на застекленной веранде второго этажа, где они, склонившись над столом, заваленным разными журналами, что-то оживленно обсуждали, не заметив его приближения.
Тряпки, косметика, операции по увеличению груди или оттяжке жира? Что еще этим дурам взбредет в голову, ради чего сегодня будет стоять трах-перетрах? Ничего себе! Золото-бриллианты! Подожди! Так ведь это же Мишкины работы! А это кто?!
– Откуда это у вас? – Не здороваясь, Виталий Николаевич ткнул палец в журнальную фотографию.
– Ой, Витенька, а мы тебя не заметили... – Подскочила со стула Светка, длинноногая крашенная блондинка. – Это Маринка из Лондона привезла, ты же не захотел туда ехать. А они на показах моды были. Ей Петюня такие прикиды купил.
– Здравствуйте, Виталий Николаевич! – Скромно вступила в разговор Марина.
– Привет. Меня не интересует, что купил этот идиот. Я спрашиваю, кто это? – И он снова ткнул пальцем на разворот страницы, где в углу была помещена фотография Кати.
– Откуда я знаю? Ты посмотри сюда! Видишь, какая красота? Костюм, а к нему гарнитур с аметистами и бриллиантами, вот такой Петюня подарил ... Маринка говорит, что сейчас вся Европа от этого тащится...
Но Граната, не слушая ее, быстро перелистывал журнал.
– Вас интересуют ювелирные работы? Здесь есть отдельный буклет, – услужливо подсказала Марина, длинноногая дива, видимо, из другого украинского села, где была хорошая школа и больше уделялось внимания воспитанию детей.
Он выхватил из ее рук журнал и, молча, вышел из комнаты.
– Светка, по-моему, тебе надо другого папика искать.
– Ты чего, рехнулась? – Светка постучала пальцем по фотографии Катерины. – Ей же лет тридцать-тридцать пять, старуха. Моему папику молоденькие нравятся. Да и иностранка к тому же...
– Светка, ты разве не видела, как у него лицо изменилось, когда он фотографию увидел? Он ее наверняка знает. – Она пробежала глазами по английскому тексту, пытаясь выделить какие-нибудь понятные слова. – Ее зовут Кэтрин Кремер и вполне возможно, что она такая же иностранка, как и мы с тобой.

Сомнений нет, что это Катерина Михайловна Кремер. Катенька. А работы – Михаила Файнберга, уж его-то руку я хорошо знаю, принялся размышлять Граната. Вот только откуда у нее столько денег, чтобы вложиться в такой затратный бизнес, да еще так быстро раскрутиться? Неужели этот адвокатишка такой богатый? Почему тогда «Кремерз Хаус», а мистером Ландвером тут и не пахнет? Надо будет Тимофея попытать.
– Алло, Тима, здравствуй! Как дела, дорогой?
– Здравствуй, Витя! Твоими молитвами. Что нового слышно? Когда ко мне в гости пожалуешь? Давно наш туманный Альбион не посещал.
– Может быть, очень скоро. Все теперь от тебя зависит.
– Опять три лимона пристроить нужно?
– Нет. Сейчас дело личного характера. Журнал тут мне один попался, с фотографией некой Кэтрин Кремер. Можешь мне ее в Лондоне разыскать?
– А чего ее разыскивать-то? Наследница полумиллиардного состояния.
– Что?!
– Витя, да сейчас про нее и про ее волшебное превращение в Бриллиантовую королеву где угодно прочитать можно. Грамотная идет раскрутка, по всем правилам. А чем тебя вдруг она заинтересовала?
– Тима, ты можешь мне встречу с ней устроить? У тебя есть на нее выходы?
– Нет. Леди Кэтрин ни с кем из русской колонии не общается. Но встретиться с ней можно. Тебе срочно?
– Да. Я к тебе завтра вылетаю.
Ай да, Катенька, ай да умница. Значит, ты со мной своими деньгами расплачивалась, а от меня все скрыла, комедию разыграла. Боялась, глупая. А меня не надо бояться, потому что я... Я докажу тебе ...

В Лондон Граната прилетел вечером следующего дня. В аэропорту его встречал Тимофей Петрович Симаков. Знакомы они были с юности, в институте учились в параллельных группах, но друзьями в то время не были. Жизнь их свела значительно позже, в бурлящем потоке перестройки. Тимофей период первичного накопления капитала прошел быстрее, и к тому времени, как Граната набирал обороты, был уже владельцем банка. Правда, и погорел раньше, банк пришлось «хлопнуть», а самому осесть в Лондоне. Случилось это за год до дефолта, чему Тимофей был несказанно рад. Здесь он открыл небольшую фирмочку и оказывал разного рода посреднические услуги.
– Ну, рассказывай, что узнал. – Без всяких предысторий начал Граната, когда они сели в машину. – Откуда наследство такое взялось? – На самом деле интересовало его совсем другое, но начинать с расспросов о личной жизни женщины посчитал для себя не солидным.
– Витя, я надеюсь, тебе имя де Бирс о чем-нибудь говорит?
– Ты меня за идиота-то не держи! Лучше скажи, какое отношение к нему имеет Катя.
– К де Бирсу никакого. Она стала наследницей Самоэля Штокмана, который в свое время вот этому самому де Бирсу ни в чем не уступал и на пару с ним контролировал весь алмазный рынок.
– Как же ей это удалось?
– По воле Бога и по условиям завещания. У этого Штокмана вся семья в одночасье погибла в авиакатастрофе. Никого не осталось. Посчитал он, что это перст Божий, и завещал все свое богатство потомкам своей невесты, которую когда-то сильно любил и которую оставил аж в октябре семнадцатого. Наследницу разыскивали много лет и, как видишь, нашли.
– Помнишь, года три назад я просил тебя подробнее разузнать об одном адвокате, Максимилиане Ландвере? – Граната перевел разговор на более интересующую его тему. – Он как-то с этим связан?
Ответ Симакова лишил его всяких надежд.
– Так он ее и нашел! Он эти годы управлял всем состоянием.
– Управлял бы и дальше. С какой вдруг радости ему настоящая наследница понадобилась? Честный, что ли, такой?
– Опять же, по условию завещания. Ему на розыски пятнадцать лет отводилось. Если никто за это время не отыщется, весь капитал переходит в разные благотворительные фонды.
– Да, а тут наследница. Ничего не знает, ничего не понимает. Он ее в оборот и берет. Хорош гусь!
– Кстати, это он из нее леди Кэтрин сделал. Ввел в самые элитные круги. Я ее только один раз видел, и то мельком. Не женщина, а сказка. А что касается его честности, так на этом вся раскрутка построена. Сейчас про него много всякого пишут. Очень интересный мужик. Эдакий светский лев. Раньше ни одной юбки не пропускал. Говорят, всех ледей и блядей перетрахал. А потом пропал, год про него ничего слышно не было. И вдруг, здрасте, появился, да не один, а с наследницей Бриллиантового короля!
Граната молчал, с трудом усваивая услышанное, а Тимофей продолжал:
– У него не только это место хорошо работает. Голова тоже неплохо варит. Имя себе сделал на громких бракоразводных процессах весьма состоятельных и влиятельных людей. Но клиентура в основном была по поводу наследственных дел. Уж больно его молодые вдовы любили. Или он их. Когда стал управляющим наследства, от адвокатской практики отказался и стал поигрывать на бирже, причем весьма успешно. Поэтому наследница получила сумму значительно большую, чем, если бы имела одну только прибыль от банковских процентов.
– Зачем ему это было нужно? Ведь деньги-то чужие, а наследник неизвестно кто и где. – По угрюмому тону Гранаты можно было понять, что такое развитие сюжета нравится ему все меньше и меньше.
– Во-первых, я думаю, он с этого хорошие дивиденды имел. Суммы-то о-го-го какие! А потом, Витюша, есть такое понятие – азарт. Ты ставишь – и тебе прет. Снова ставишь – и опять прет. Но это в рулетку. А на бирже плюс к тому же головой работать надо, соображать быстро, анализировать, ситуацию просчитывать как компьютер. Иногда себя гением ощущаешь. И мощный нюх на деньги, интуиция…
– И все-таки странно, как он это наследство не прикарманил? Сбежал бы, имя себе поменял...
– Ну да, пол, возраст, страну проживания. Ради чего, Витя? Ради лишнего миллиона? Он себе за эти пятнадцать лет нечто значительно более важное нажил – честнейшую репутацию, а ее можно сравнить разве что с тем огромным состоянием, которое он же и помог леди Кэтрин получить. У тебя, Витенька, денег тоже немерено. А только как к тебе здесь относятся? Через лупу рассматривают. Каждый твой доллар пощупать хотят. Чем он, извините, пахнет, интересуются. Нет, ему сбегать никакого резона не было. Да и Штокман ему не просто так свои миллионы доверил.
– А ты откуда все знаешь? – Не вытерпел Виталий Николаевич.
– Так я же тебе об этом еще вчера сказал. Сейчас какой мужской или женский журнал ни возьми, везде статью о «Кремерз Хаус» и его владелице найдешь. Четыре салона в европейских столицах, в самых престижных местах. Феерический успех на показах Высокой моды в Париже, Лондоне и Нью-Йорке. Бриллиантовые дефиле для самой избранной публики. Покупаешь только эксклюзив, второй такой модели больше ни у кого не будет. Очередей, конечно, нет, но залы полные. Раскупается моментально. Поговаривают, что даже королевские дворы Европы собираются размещать заказы. И это на фирме, которая только два года на рынке, и возглавляет которую русская! Только не такая, как мы с тобой. Вот она, репутация!
– Это все хорошо, Тима. Ты мне одно скажи, они женаты?
– Кто? – Не сразу переключился Тимофей с высоких материй на прозу жизни.
– Катя и этот адвокат.
– Врать не буду, нигде об этом ни слова не говорится. Показываются везде вместе.
– Значит, кинул адвокатишка. – Зло прошептал Граната.
– Ты о чем, Витя?
– О личном. Я же тебе сказал, что у меня к ней личный интерес.

За накрытый уже стол, ожидающий их дома у Тимофея, Виталий Николаевич садился в мрачном расположении духа. Еще бы, его, Гранату, обвели вокруг пальца, как мальчишку. Но если Катеньку он еще мог как-то понять и простить, то обман мистера Ландвера расценивал как личное оскорбление. Первые две рюмки выпили молча, после третьей Тимофей не выдержал и спросил:
– Вить, а ты откуда леди Кэтрин знаешь?
– Это для тебя она леди... Кэтрин... – Произнес он, передразнивая приятеля. – А для меня Катерина Михайловна. Нет, просто Катенька. А познакомился я с ней через ее мужа Павла Кремера, в году так девяносто третьем или четвертом. Я тогда уже прилично раскрутился, деньги свободные появились, захотелось их пристроить в какое-нибудь надежное дело. Свели меня с двумя мужиками, владельцами ювелирной фабрики, которые брали под хорошие проценты, а заодно и отбеливали. Один из них и был Катин муж. Начал-то я с небольшой суммы, а потом смотрю, ребята надежные, проблем с выплатой процентов никаких. И стал я в них постепенно вкладывать, то стошечку, то двести тысяч, а то и пол-лимона. Обычно я сам на фабрику приезжал, а тут как-то так получилось, что Павел ко мне домой приехал, да не один, а с семьей, в гости они какие-то спешили. Я еще так для интереса глянул, баба как баба, ничего особенного, мимо пройдешь – не заметишь. А в девяносто восьмом у нас дефолт случился. Ты-то уже здесь, в Лондоне обосновался. А я тогда ой как дерьма нахлебался. Одни денег отдавать не хотят, другие с меня требуют. Там разборка, здесь стрелка. В общем, Тима, не дай нам Бог жить во времена дефолта. И пока я там и сям деньги выколачивал, вдруг осознал, что у меня завис лимон баксов у этих самых ребят. Давай-ка мы с тобой еще по одной накатим.
После выпитой рюмки и закуски разговор покатился живее.
– Мужики начали отнекиваться, мол, нет ни копья, что тоже на этом самом сбое банковском погорели, так кто же им просто так поверит. Ребята мои над ними поработали – результат тот же. Ну, что в таких случаях делать? Бабу давай. Одну так и не нашли. А Пашка долго крепился, пока ее сотовый из него не выбили. Когда она вошла, я ее и не узнал сразу. Поверишь, другая женщина! Сколько жить буду, никогда не смогу забыть... На ней полушубок был с белым воротником, а по нему рыжие волосы рассыпались. Огромные как вишни карие глаза. Испуганные, конечно. Сына, мальчишку лет восьми, к себе прижимает. И вся такая светлая, яркая, чистая. А кругом все черно от моих кабанов, и кровь на полу. Помнишь, в школе про луч света в темном царстве учили? Вот я тогда впервые в своей жизни этот луч увидел... Стоит и разговаривает со мной так спокойно, просто, как будто не боится ничего, хотя я сам ее страх каждой своей клеточкой ощущаю. Позавидовал я тогда ее мужу. Мне с бабами не то, что не везло. Не падкий я на них, что ли? Я и на Ритке женился только потому, что она меня выбрала. А тут чувствую, нравится мне эта женщина, безумно нравится. Вдобавок она как-то так обернулась, полушубок на ней распахнулся, а под ним тугая грудь, белым свитерком обтянутая. Все, понял, хочу я ее. Не нужны мне никакие баксы, лишь бы она моей была, со мной осталась. Я возьми и брякни, по глупости, Тима, по глупости, мол, если нету денег, так ведь можно и по-другому с такой интересной женщины расчет получить. Но только плохо я это сказал, противно. Простить себе не могу. Потому что когда до меня дошло, что наделал, у самого внутри все упало. Сразу тихо стало, а потом пацаны мои, все как один, резко оживились и встали вокруг нее плотным кольцом, с рожами погаными. Слышно только, как портки у них затрещали. А самое главное, понял, еще одно мгновение, и я их не удержу, разорвут ее. Все, уже представил, как она сейчас заверещит, в ноги повалится, и начнется... А она стоит, смотрит на меня во все глаза и говорит спокойно так: спасибо, мол, что в миллион долларов оценили, только деньги от этого не появятся. Что, на самом деле, они вон там, в углу лежат. И показывает на мужа и его друга. И стала так складно, так сладко петь про горы золота, про бриллианты, про кучи денег, про то, каких ювелиров, чудо-мастеров я покалечил, а они могут все отработать и все долги вернуть. Смотрю, у пацанов моих откатило. Я их по-быстрому на улицу погнал. Ну, думаю, умна, ах как умна! Не женщина, а... королева. А потом в глаза ей глянул, а там не страх, там ненависть ко мне. Ну что, еще по одной?
– А потом? – Тихо спросил Тимофей после выпитой рюмки.
– А потом эти гаврики на меня шесть лет отпахали.
– А с ней как?
– Да никак. Пока с делами разобрался, пока порядок навел. Да и не видел ее с тех пор. Спросил как-то у мужа, что с ней, как поживает. Нормально, говорит, только крыша поехала. Я в подробности вдаваться не стал, подумал, женщина шок пережила. Всю силу в ту ситуацию вложила, а потом сломалась, бывает. И забыл про нее. Вот только перстень ее ношу и всегда, как только проблемы какие возникнут, посмотрю на него, в руках покручу, и решение приходит. А года три назад опять встретились. Позвонил мне тогда этот самый адвокат, Максимилиан Ландвер, с интересным предложением. Якобы обратились к нему некие люди, чтобы он от их лица вел переговоры по поводу выплаты долга Павла Кремера и Михаила Файнберга. Стал я разбираться и узнал, что переговоры в Лондоне вела Катерина. Встретился с ней, и тут выяснилось, что никакая крыша у нее не поехала, просто стала она заниматься модными нынче штучками, эзотерикой, программированием сознания, подсознания и прочей ерундой. И понял, что сейчас у меня есть шанс ее получить. Адвокат предлагал деньги на счет перевести, а я решил по-другому, потребовал наличку. Он согласился, только приезжать в Москву отказался. И тогда я рискнул, взял Катеньку и сам в Лондон полетел. Времени специально очень мало дал, думал, если не успеет собрать нужную сумму или вся эта история с выплатой блефом окажется, тогда скажу ей, что готов простить весь долг, если она за меня замуж выйдет. Да, Тима, я жениться на ней хотел. А если все же деньги будут, я бы их ей в ноги бросил и предложение бы сделал. Но не получилось. Чего сидишь, давай наливай!
– Так это те самые деньги, около двух миллионов евро, которые ты мне в чемоданах привез? – Спросил Тимофей, разливая водку по рюмкам.
– Те самые. – И Граната выпил стопку, показавшуюся ему и вправду горькой. – Только Катерина отказалась со мной в Москву возвращаться. Мне и в голову тогда не могло придти, что она своими деньгами расплачивается. А главное, что потом ее потеряю.
– А ты, Витя, думаешь, она тебя простила бы?
– Не знаю. Я бы у нее каждый день прощение вымаливал. Тима, ведь я ее всю дорогу в Лондон из рук не выпускал, мечтал, что когда обратно полетим, уже вместе будем. А она в последний момент вывернулась. Когда в Москву вернулся, разыскивал ее долго. Пацанов своих посылал, за домом и сыном следить. Думал, если с Павлом разошлась, то с сыном-то видеться должна. А через полгода после этого нашел у себя визитку этого адвоката и позвонил. И вот тут он меня сделал, как мальчишку, как лоха последнего.
– Как сделал-то?
Но Граната отвечать не стал, только сам налил себе рюмку и выпил без закуски.
– Как я могу с ней встретиться?
– Есть у меня одна мыслишка. У нее же в центре города магазин, в котором она регулярно должна бывать. Войти туда и пообщаться с хозяйкой может любой посетитель. Сегодня мой паренек там дежурил, говорит, не появлялась. Посмотрим, что завтра будет.
– Я отсюда не уеду, пока с ней не увижусь.

Когда через несколько дней Виталий Николаевич вошел, в помещение «Кремерз Хаус», миновав внушительную охрану, тут же оказался в поле внимания служащей магазина. Та вежливо, но весьма настойчиво стала уточнять цель его визита.
– Да купить я хочу, купить, только по-английски не понимаю. – На свое незнание английского Граната делал упор специально, в надежде, что сама хозяйка выйдет заняться посетителем, своим соотечественником. Девица рукой указала ему на одно из кресел и, сказав «just a moment», отошла от него. Он огляделся по сторонам.
«Да, Катенька, со вкусом у тебя все в порядке».
Убранство интерьера весьма внушительного по размерам помещения было построено на игре различных оттенков зеленого, с золотой и серебряной отделками. От этого все казалось легким и воздушным, при этом весьма величественным. Через мгновение к нему подошла симпатичная девушка и спросила по-русски:
– Чем могу помочь?
«Ай да, Катюша, ты и это предусмотрела. Как же мне до тебя добраться?»
Только сейчас он понял, что находится как бы в небольшой кабинке, рядом с его креслом стоит столик, за который подсела подошедшая к нему служащая.
– Мне нужно колье, дорогое, очень дорогое.
– Давайте сначала выберем. – И девушка положила перед ним прекрасно выполненные каталоги. Во многих работах он узнавал Мишкин почерк, но были совершенно от них отличные, приковывающие к себе внимание строгостью и изысканностью линий. Он выбрал именно такое с крупными изумрудами.
– Я могу посмотреть сразу два? – Получив разрешение, попросил. – Тогда и вот это. – И он указал на аметисты с бриллиантами, которые так понравились Светке.
Служащая сделала заказ, назвав номера моделей. Только сейчас он обратил внимание, что на воротнике ее блузки прикреплен маленький микрофончик.
– Я хочу обратить ваше внимание, что «Кремерз Хаус» продает только эксклюзивные модели, и ваша будет отличаться от той, что вы выбрали по каталогу.
Когда она разложила перед ним на бархатных подушечках украшения, над столом вспыхнул яркий свет.
«Красиво работаешь, Катенька!»
-- Очень изысканные вещи. И та хороша и эта. – Похвалил он, вглядываясь то в одну, то в другую. Девушка стала что-то плести ему про чистоту камней, размеры, свежесть и оригинальность идеи. Он перебил ее. – А на ваш взгляд? Что вам больше нравится?
– Не знаю. Это дело вкуса.
– Я полагаю, у вашей хозяйки вкус отменный. Она может мне помочь?
– Катерина Михайловна? Сейчас узнаю.
– Да, и скажите, что имя нерешительного покупателя -- Гранаткин Виталий Николаевич. Может быть, вспомнит такого.
Его проводили в кабинет. Она стояла у окна, вполоборота к двери, не шелохнувшись при его появлении. Последнее время он думал об этой женщине дни и ночи, представляя эту встречу, как бросится к ней, как станет вымаливать прощение, как будет долго и страстно говорить о своей любви. Но в жизни все получилось просто и буднично:
– Здравствуй, Катенька.
– Здравствуйте, Виталий Николаевич! – Она, наконец, обернулась к нему, и в ее глазах он увидел только настороженность и удивление. Не дав ему опомниться и, видимо, не желая отвечать на вопросы, вроде того, как поживаешь, и как ты тут без меня, она обратилась к нему так, словно между ними не было ее ненависти к нему и многих лет неопределенности:
– Я поняла, у вас проблемы с выбором? – И указав ему на кресло, сама села за стол.
– Хочу любимой женщине подарок сделать.
– Это прекрасно, когда женщине делаются такие подарки. – Она раскрыла лежащие перед ней коробочки. – Мне трудно что-то вам советовать. Обе вещицы равнозначны и по качеству камней и их ценности. Все зависит от цветовой гаммы, которую предпочитает ваша женщина.
– А тебе лично, Катенька, что больше нравится? На тебе вообще никакого украшения нет.
– Да уж, я с определенных пор не люблю их носить. Но если вас интересует мое личное мнение, то я предпочитаю изумруды.
– Мне они тоже больше понравились. Я их возьму.
– Расплачиваться как будете, наличными, карточкой, чеком? – Катерина вызвала помощницу.
– Карточкой. – Он протянул служащей кредитку. Когда та вышла оформить покупку, посчитал возможным начать разговор. -- Катя, зря ты со мной так.
– Как, так?
– Не сказала, что наследство получила, что свои деньги отдаешь. Мне ведь от тебя ничего не нужно было.
– Что?! Вы хотите сказать, Виталий Николаевич, что Павла и Мишаню вы за просто так чуть не убили? Слава Богу, инвалидами не сделали. Значит, все те шесть лет мы сами по доброй воле и по своему собственному желанию вам последнее отдавали, каждую копейку считали, лишнюю вещь, я не говорю о себе, ребенку не могли купить? Я представляю, что для вас это были крохи, но это были наши крохи.
– Ты меня не поняла. Я... – Он осекся при появлении помощницы, принесшей красиво упакованную покупку.
– Это тебе. Ты и есть моя любимая женщина. Катя, я ведь все эти годы любил тебя. Сам того не понимал...
– Вы в своем уме? – Она в негодовании вскочила со стула. Но презрение к нему сменилось ужасом, заставившим ее отбежать в дальний угол комнаты, как будто увидела перед собой ядовитого гада, вползшего в дом. Ему же показалось, что настал решительный момент: сейчас или никогда. Приблизился к ней и попытался взять за руку.
– Катенька, ты помнишь, когда я тебя вот так держал? Там, в твоей квартире. Думал, если получу эти деньги, тебе их верну, лишь бы согласилась со мной быть. Какие три миллиона? Все бы отдал.
– Вы с ума сошли! – Она с силой отпихнула его.
– Знаю, что виноват перед тобой. Что ненавидишь меня. Если бы не этот гнусный адвокатишка, я бы тебе все эти годы доказывал, как я люблю тебя ...
– При чем здесь Макс? Я сама не захотела с вами возвращаться.
– При чем? Да он мне, можно сказать, всю жизнь покалечил, меня с тобой разлучил. Я ведь искал тебя, Катенька, долго искал, а потом ему позвонил. И он мне поведал, что ты замуж вышла. За него замуж вышла. А оказывается, нет, обманул подлец. А я поверил, как последний дурак, поверил.
– Что?!! Когда это было?
– Через полгода после нашей поездки сюда. Катенька, но ведь можно все поправить, дай мне возможность доказать тебе, как я тебя люблю.
– Прекратите, Виталий Николаевич! У меня к вам ничего нет, кроме отвращения. Я вас очень прошу, оставьте меня в покое. Мне стоило большого труда и много времени забыть весь тот кошмар, что я пережила благодаря вам. Поэтому нет у вас никакого шанса.
– Катя ...
– Вы сами уйдете или мне вызвать охрану?
– Сам.

Ничего себе, шекспировские страсти! А вы, уважаемый мастер Шекспир, немного не доработали, развивая свои сюжеты в Италии и Дании. Вам бы поинтересоваться, что есть такая страна, Россия, где сюжетов еще бы на сотню трагедий и комедий хватило! А что касается вас, гражданин Граната, то кино уже кончилось: славянский шкаф продан, удав Каа подавился бандерлогами, радистка Кэт спасена, Джеймс Бонд вышел на пенсию, Вальмон ... Неужели Вальмон женится?!