ИСТОРИИ ВОЙНЫ. ПАРАБЕЛЛУМ И. СТАЛИН.

Парабеллум Иосиф Сталин.

Юрка осторожно сунул руку под подушку отцовской кровати. Стараясь не дышать, достал большущий пистолет и показал мне рукоятку. На щечке, справа внизу, тускло блеснула полоска, на которой была видна вязь гравировки. Юра поднес пистолет ближе к окну, и на полоске отчетливо проступило факсимиле подписи, известное всему миру по книгам и кино.
И. Сталин.
Юркиного отца мы побаивались.
Хотя были мы не ангелы.
Мы, это дружная компашка студентов - заочников, которая частенько собирались во дворе небольшого домика послевоенной постройки, чудом сохранившегося в буйно застраиваемом центре старинного города. А еще у домика был маленький огород, на котором без всякой системы росли петрушка, укроп, зеленый лук.
Закусь.
Так что лучше места для субботних посиделок великовозрастных студиозусов найти было трудно.
Все мои приятели уже давно работали. А посему учились в вечернем либо заочно. Мы - дети конца войны. Поэтому в годы моей юности журналист или техник-инженер *с незаконченным* был абсолютно обыденной личностью. В компании я один после Армии учился очно, так как поступил в мед.
Отцы были только у Юры и у меня. Но мой был далеко, в другом городе.
А Юркин отец …
Стоило нам начать шуметь, как из темного проема двери выдвигалась сухощавая фигура Юриного родителя. Фигура молча и строго осматривала места действия, и если что-то фигуру эту не устраивало, следовала произнесенная уверенным голосом резолюция:- *Раскудахтались!*
Этого было достаточно, чтобы нас утихомирить.
Во всем остальном отец в дела сына не вмешивался и вел простую жизнь отставного военного пенсионера. Вот только я ни разу не видел у него гостей. Он никогда не надевал фронтовые награды. А на День Победы и вовсе не выходил из дома.
У меня создалось впечатление, что этот человек знает что-то такое, о чем вспоминать не хочет никогда.
Мои родители-фронтовики тоже редко говорили о Войне. Когда я получил диплом, отец иногда кое о чем рассказывал. А мать молчала о войне до самой смерти...
Юриному отцу не повезло. Случилось то, что случилось. Болезнь выявили поздно, и попытаться продлить жизнь отставнику в нашем городе не рискнули. Юра потом рассказал мне, что отец позвонил кому-то в Москву и уехал на консультацию к всемирно признанному светиле по данной болячке.
И тут Юрка раскрыл страшную тайну.
Его отец был чекист!!!!
Во времена дела врачей он арестовал у себя в области нескольких знаменитостей с подмоченной пятой графой в паспорте. Но здраво рассудил, что, так как дальнейших распоряжений нет, а биография докторов кристально чиста, *раскручивать* дальше незачем.
И отпустил их через три дня согласно закона.
За недостаточностью улик.
Доктора потом стали известнейшими светилами в своей области. Так что своего спасителя приняли, как положено.
Но, онкология есть онкология.
Зимой Юркиному родителю стало совсем плохо и он попросил дать телеграмму на Камчатку.
Своему армейскому другу.
Камчатка далеко. И когда дружбан приехал, отец Юры скончался.
Похороны штука хлопотная и весьма затратная. Мы старались помочь товарищу, как и чем могли. Когда я пришел к Юре, на крылечке дома сидел гость.
Первое впечатление было страшноватое. Огромная фигура, косолапая медвежья походка с припаданием на левую ногу, скрюченные пальцы на руке и жуткое, все в шрамах, лицо.
Вот только улыбка, когда он разговаривал с нами, пацанами, была как у ребенка.
Ситуация была патовая.
Землю сковал мороз. И бригадир копачей запросил немыслимую прибавку к заранее оговоренной сумме. А денег таких у Юры не было.
Армейский дружбан молча выслушал наши мысли и выражения по поводу сложившейся ситуации. Потом спросил, как добраться до кладбища. И приказал принести на кладбище через пару часов кастрюлю щей.
Девчонки побежали на кухню. Парни принялись вытаскивать кровати из домика и таскать скамейки и табуретки от всех соседей.
И тут я снова увидел парабеллум.
Пришли двое прилично одетых мужчин. Один из них показал Юре какую-то бумагу. Юра вошел в дом и принес парабеллум, который когда-то мне тайком показал.
Мужчины спрятали ствол в портфель, сказали какие-то слова соболезнования и тихо удалились.
Историю этого парабеллума я узнал чуть позже, у могилы.
Щи поспели и мне поручили доставить кастрюлю, упакованную в одеяло, на кладбище.
Найдя нужный квартал, я увидел интригующую картину. На стенке аккуратно вырытой могилы, на телогрейках копачей, сидел приезжий Камчадал. А на дне, в позе просящих, стояли три здоровых мужика. Причем у двоих на лице были четкие знаки прикладывания чьей-то руки.
Мужики заискивающе интересовались, не подрихтовать ли еще правый угол. Камчадал внимательно осмотрел работу, распорядился убрать несколько упавших комочков земли и милостиво разрешил вылезать.
Затем распорядился есть пайку и через два часа трезвыми и при параде быть у могилки.
А не то…
Камчадал спросил меня, как дела.
Я в сердцах брякнул, мол, труп еще не остыл, а именной пистолет уже изъяли. А венок принести не удосужились.
И тут я услышал удивительную историю, которую мне поведал бывший уголовник, а ныне добропорядочный начальник снабжения рыбацкой артели.
Передаю вам так, как я её запомнил.
Сорок первый год.
Летчик, который летал на разведку, наших войск не обнаружил. Зато немецкую мотопехоту, которая устроили привал в поселке прямо на пустом подмосковном шоссе, нашел.
Летчика обвинили в паникерстве и посадили в допросную. Но, на всякий случай, решили послать другого. Данные воздушной разведки свидетельствовали, что немцы прорвали оборону и Москву спасло лишь то, что ночью командир немцев решил дать солдатам отдохнуть.
Похолодало, однако.
У наших в резерве на данном направлении имелась только рота курсантов с учебными пушками. Но пушкарей, без пехотного прикрытия, запросто обойдут и просто вырежут. Или перестреляют.
А пехоты нет. Вообще вблизи нет. На подход резервов нужны сутки. А пушкари без прикрытия и часа не продержатся.
На путях подмосковной станции застрял эшелон. То ли Литерный дорогу перешел, то ли в эвакуационной неразберихе про состав просто забыли. Но состав тот был не обычный.
Дело в том, что в теплушках везли зека. И не просто обычную шпану, а самых настоящих уголовников с расстрельными статьями. Убийц, налетчиков и тому подобный элемент. На месте их расстрелять не успели. Оставлять врагу столь необычный контингент разумно не решились. Решили вывести в тыл, а там посмотрим…
Но, война есть война. Эшелон застрял, и комендант эшелона, молоденький лейтенант НКВД, вскрыл секретный пакет и думал, что же делать. В пакете был приказ. В случае непредвиденных обстоятельств конвоируемый контингент приказано было расстрелять. Соответствующие подписи и печати наличествовали.
Конвой выполнить приказ при таким количестве зека не мог, поэтому лейтенантик побрел в воинский штаб, который приметил в вокзальном домике.
Тут то кто-то из командиров и предложил бросить на охрану курсантских батарей заключенных.
Лейтенант понял, что его за невыполнение приказа расстреляют. А выполнить приказ некому. Немцы придут, и его, как чекиста, все равно расстреляют.
И тогда лейтенант НКВД произнес речь.
Он сказал зека, что он их всех расстрелял бы не дрогнувшей рукой. Но на нас лезут чужие. И мы, как люди русские, обязаны чужакам дать по…
Понятно, куда.
Зеки пошумели малость, посовещались и сказали, что идет война с ссученными гадами. А на это время разборки надо прекратить. Одна у них просьба, они не хотят умирать с тузами на спине, поэтому просят сменить одежонку.
Но когда узнали, что на станции амуниции нет, скинули робу и остались в белых рубахах и кальсонах.
Если умирать, то в белом. Как в Библии писано.
Оружия тоже не было. С трудом отыскали на путях вагон с златоустовскими штыкножами для симоновских многозарядок. Но зека обрадовались. С ножичками как-то сподручнее.
Так и встали на пути немцев три курсантские батареи и несколько сотен Зе Ка.
С ножами.
В бешеной схватке уцелело только несколько десятков человек. Но свою задачу они выполнили.
Камчадал принес командиру горсть глаз лично убитых им немцев. Традиция такая у него была. Глаза — под отчет. И чтоб на том свете не опознали.
Оставшихся в живых зеков простили. Лейтенант сделал Камчадала своим ординарцем и тот прошел с ним всю Войну. А после Войны ординарец уехал подальше ото всех. На Камчатку. В рыбацкий колхоз.
После того боя лейтенанту было велено о зеках забыть.
А через пару месяцев его вызвал большой чин и вручил именной парабеллум, на котором не было никакого посвящения. Просто факсимиле.
И. Сталин.

PS: - После похорон прошло несколько месяцев. Юра кончил свой заочный вуз. А через пару дней обмывания диплома, когда я с ним сидел в огородной беседке и закусывал прямо с грядки петрушкой, во двор зашел молодой человек с таким же портфелем с пряжкой, в котором в свое время исчез парабеллум. Молодой человек достал из портфеля прошнурованную книгу и вручил Юре пакет под роспись.
В пакете была официальная бумага и маленькая записка. В записке сказано, что некий очень большой начальник в свое время служил под началом Юриного отца. А посему приказал зачислить Юру в кадры МВД на должность соответственно его образования.
Я думаю, что начальник поступил по совести.
А историю с парабеллумом я больше ни от кого не слышал.
Про доблесть курсантов читал.
Вечная им память.
А вот про Зе Ка под Москвой иногда какие-то глухие упоминания.
Вскользь.
Вот я и решил написать так, как мне когда-то рассказал человек, грудью, как в песне, защитивший Страну. В буквальном смысле этого слова.
Зе Ка.