Что за горами Михаила Анищенко?

Слово о друге

Я всё-всё помню!..
Нет, ничего я не помню, ведь 45 лет прошло с той счастливой поры, когда мы встретились…
Мы встретились на площади им. С.М. Кирова, оба спешили по своим делам, но просто разминуться не могли:
- Миша, у меня завал. Скоро свадьба, а свидетеля нет. Так получилось. Выручай!
- Да, конечно! Без вопросов. Обязательно буду готов ко времени…
Молодые люди похожи друг на друга – улыбкой, оптимизмом, романтизмом, подвижностью, красотой и ещё много чем. В моём представлении Михаил был успешным в школе, хорошим коллективистом – настоящим октябрёнком и пионером, хотя и хулиганистым, симпатичным парнем, он легко заводил друзей. И в армии был душой коллектива. Однако к двадцати годам успел впитать в эту душу много народной боли. Так много, что эта боль требовала выплеска, и она превращалась в стихи.
…Мы два года назад познакомились на 24 заводе, у которого было и другое имя – имени М.В. Фрунзе. Завод перебрался из Москвы в Куйбышев в годы Великой Отечественной войны, точнее два московских завода – второй и четвертый объединились на новом месте – на Безымянке (традиционное название большого района нашего города). Объединённый завод стал «Двадцать четвертым», а позднее приобрёл имя человеческое - легендарного полководца времён Гражданской войны.
Наш завод стал трудиться на новом месте сразу, как прибыл на место под открытым небом. «Всё для фронта, всё для Победы!». Стены и крыши цехов возводились вокруг работающих станочников. Завод делал лодочные моторы, лопатки к двигательным турбинам самолётов, военную продукцию и некоторые очень необходимые фронту изделия, о которых мало что знали даже сами заводчане.
Половина Безымянки была связана с нашим заводом, почти все мои знакомые были нашими заводчанами. Михаил и, если я не ошибаюсь, его сестра тоже трудились на 24-ом. Солидарность, созидательный дух, оборонная стойкость – всё это было не пустыми словами для «рабочей косточки» нашего общества, нашей страны и для начинающего поэта из рабочей среды – Михаила Анищенко.
На заводе работала редакция многотиражной газеты «Моторостроитель», название которой точно выражало смысл деятельности завода. Руководил редакцией журналист, детский поэт и прекрасный человек – Александр Альбертович Эйнман (литературный псевдоним – Александр Майский). Коллектив редакции состоял, в основном, из молодых творческих людей - Сергей Морозов, Лёша Васнецов, Гена Гостев, Ольга Егорова. Редакция любила общаться с такими же молодыми и творческими заводчанами, и такими молодёжными организациями, как «Комсомольский прожектор», клуб «Вестник» и литературное объединение.
Литобъединением руководил колоритный мужчина, офицер и поэт – майор-инженер, военпред Леонид Дудин. Сам хороший поэт и умнейший человек, он на правах старшего опекал нас. Мы постигали азбуку стихосложения под его неусыпным вниманием и проникновенным взором. А кто это – мы?
Мы – детский поэт Анатолий Цветков, поэтессы Раиса Жукова, Татьяна Емец, фрезеровщик цеха алюминиевого литья №13 Михаил Анищенко, Паша Еровенков, Александр Малышев и автор этих воспоминаний – начинающий модельщик, а потом и художник-оформитель цеха экспериментального литья №37. Немного позднее прибавился Марк Галесник.
Первая для нашего объединения городская телепередача прошла без меня. Но её следы остались в «Моторостроителе», в других газетах. Участвовали почти все наши молодые литераторы с Л.А. Дудиным, ведущим был поэт Борис Соколов. Во второй подобной встрече участвовали только двое: Михаил Анищенко и автор этих воспоминаний.
Однако Толя Цветков – всех опережал. Он уже имел публикации в детском сборнике «Светлячок» и вскоре выпустил книгу стихов для детей, но раньше всех умер при каких-то странных обстоятельствах. Раиса Жукова печаталась почти в каждой заводской литстранице. Татьяна Емец тоже имела в ту пору частые публикации в «Моторостроителе». И другие авторы печатались. К примеру, Петр Гриднев был уже профессиональным литератором, но в многотиражке публиковался и до нас и после, его стихи заводчане знали.
Стали узнавать и нас, только мы с Мишей шли не очень ровно - отставали от наших друзей (мне так казалось!). Однако на наши первые стихи уже появились пародии. Мы (поэты серьёзные) между собой тоже побаловались раз-другой эти весёлым жанром. И быстро поняли, что это стезя не наша…
Всякие сомнения одолевали нас, недаром Миша писал:
Я уже за порогом –
По дороге иду.
Поднимусь ли на ноги,
Если вдруг упаду,
Когда слов не найдется
Свою песню запеть?..

Но со временем, с каждым новым стихотворением Михаил упорно набирал свою высоту. Появились публикации не только в «Моторостроителе», но и в «Волжском комсомольце» - это «Снег да снег на полях», «Строитель».
Нас всех задели его строчки:
«…Жизнь моя, ты уж тем хороша,
Что в песочнице светятся счастьем
Голубые глаза малыша…».

Мне тогда казалось, вот написать что-то подобное и всё – счастье! Но нет предела совершенству. Большая часть нашего творчества была ещё слабой, подражательной.
Не могу удержаться от цитаты из «Моторостроителя» того времени. В одной подборке со мною Миша напечатал эти стихи:
Деревенские дали мне снятся…
Ночь окно затуманила: спи!
Я хотел бы один затеряться
Белым парусом в белой степи.
Закружившись от ветра шального,
Задохнувшись от хмеля цветов,
Я хотел бы не помнить былого
И спокойных разгаданных снов.
Мне бы видеть, как падает небо
Дальним ливнем в ковыльную седь,
И почувствовать запахи хлеба,
И про русское поле запеть!
Ну, а если вдруг станет ненастно
И повеет вдруг снова тоской,
Я поверю, что нет, не напрасно
Мне вдали кто-то машет рукой.

Это стихотворение очень хорошо демонстрирует начальный уровень поэта Михаила Анищенко. Темы, очень знакомые интонации известных поэтов проходят через всё раннее творчество, но прорезается и свой голос, который со временем окрепнет и наберёт полную силу.
Быстро повзрослев, мы стали спорить с руководителем лито, а иногда и критиковать его стихи за неудачи. Дело кончилось тем, что мы однажды перебрались в районное литературное объединение при Дворце культуры им. С.М. Кирова, которым посменно руководили профессиональные поэты и писатели. Борис Соколов, Евгений Лазарев, Валентин Беспалов и, наконец, Андрей Павлов. Мы с охотой посещали новую «школу острословья».
Собирала всех почтовыми открытками уже почти выжившая из ума еврейская девушка-старушка. Миниатюрная и подвижная! Не зная нот и музыкальной грамоты, до начала занятий она развлекала присутствующих игрой на фортепьяно. Похожая на внезапно состарившихся героинь художника Иссака Бродского, она гениально создавала музыкальный образ какого-то неведомого и невероятного произведения. Улыбалась нам… И никогда ни о ком не забывала.
Куйбышевская литература в то время считала себя самой-самой в России. Шутейно рассуждая по формуле: у нас в истории – Максим Горький, гр. Алексей Толстой, Виктор Багров, живём в самом большом городе на самой главной реке Волге, имеем самую большую писательскую организацию в стране: мы - самые талантливые и так далее. Однако в этой шутке была весомая доля правды. И мы верили в это. Ведь в Куйбышеве жил и работал в то время известный критик Лев Финк, а он из года в год создавал достоверный слепок текущей куйбышевской литературы.
Были талантливые современники – Анатолий Леднёв, Владимир Удалов, Михаил Клипиницер, Владимир Шостко, Борис Сиротин, Владилен Кожемякин, Олег Маслов, Владимир Евсеичев.
Из руководителей Дворцового лито нам более всех глянулся Валентин Беспалов. Но он больше говорил о детской поэзии и поруководил недолго. Ещё более заинтересовал Андрей Евгеньевич Павлов своими рассказами о секретах писательского мастерства. Но он был прозаик, а мы, в основном, поэты. Поэтому мы вскоре опять сменили прописку своих встреч. И стали собираться на занятиях известного областного литературного объединения «Молодая Волга», которым руководил талантливый поэт и мужественный человек Анатолий Григорьевич Ардатов. А ядрышко наших единомышленников увеличивалось – Илья Фролов, Коля Никонов чудесно дополнили наш цех молодых поэтов.
Тот, кто хорошо знаком с ранним армейским циклом стихов Михаила Анищенко, конечно же, понял, что автор – настоящий солдат нашей армии – умелый, сильный, готовый выполнить любую боевую задачу, и в то же время – с широким характером, чуткой душою и предельным вниманием к сослуживцам и миру. Этот заряд здорового духа долгое время помогал Михаилу преодолеть любые невзгоды…
Бывало, мы с Мишей пели песни вдвоём – «В траве сидел кузнечик», «То не ветер ветку клонит»... Пели на ходу, на улицах Безымянки, не смущаясь встречных горожан. Вроде дурачились, а на самом деле давали выход застоявшимся душевным движениям. И действительно, стыдиться надо плохого, но не родных песен.
Обсуждения творчества начинающих проходили живо, заинтересованно, в демократической обстановке. Иногда нам приходилось защищать друг друга от самых ярых оппонентов. У нас был старичок, который мог вымотать душу любому творцу бесконечными уточняющими вопросами. Сладу с ним не было – он ни разу не признал чью-то правоту, лишь замолкал от усталости… Впрочем, и в этом явлении была своя польза – мы учились защищать свою позицию от недоброжелателей.
Ардатов – был близок нам по возрасту, писал привлекательные стихи, вёл полноценную литературную жизнь, водил личный «Запорожец», хотя без автомобиля, в быту, передвигался только с помощью костылей и друзей. В «Молодой Волге» мы ближе познакомились и сдружились с Наташей Бусыгиной, Евгением Чепурных, печатавшими стихи в нашем «Моторостроителе», и с другими начинающими литераторами.
Как-то раз я рассказал Мише о своей маме, которая в годы войны была сельской почтальонкой, ещё девчонкой. Война забрала у неё отца (погиб в бою под Ржевом), а потом и мать (после получения похоронки). Война вынудила её повзрослеть до поры, ведь на попечении были младшие – сестра и два брата.
Маму мою звали Клавдией. Несколько километров она в любую погоду ходила на железнодорожную станцию за корреспонденцией. На холме перед селом просматривала письма и, досыта наревевшись, разносила их по дворам. Само получение письма с фронта – уже радость: родной человек ещё жив, но даже одна-единственная похоронка могла истерзать сердце непоправимым горем. А их было много…
Спустя некоторое время Миша прочитал мне стихотворение «Тётя Поля» - оно о моей маме. Тем самым удивил и озадачил: ведь я-то к тому времени главного о своей маме не сказал, а Миша схватил самую суть моего рассказа и довольно талантливо создал своё стихотворение. Позднее оно стало одним из лучших в первом сборнике стихов «Что за горами»(1981 год).
Да, Миша преодолел ближайший хребет Поэзии, но за горами – новые горы, а что за горами? И где этот самый Парнас, кто подскажет? Старшие литераторы относились к нам с мотивированной строгостью и большой любовью: хвалили, поругивали и для вступления в Союз писателей требовали, чтобы молодые издали не менее двух книг и представили три рекомендации от профессионалов, причём одна из них должна быть от московского поэта или писателя.
Через некоторое время в статье областной газеты «Молодая Волга»: Кто на стрежень?» Анатолий Ардатов, говоря о молодых литераторах, перспективно перечислил наши фамилии: Бусыгина, Чепурных, Анищенко, Филатов…
И руководитель секции поэзии Куйбышевской областной организации Союза писателей СССР Б.С. Соколов в статье «Жажда доброго дела (Заметки о творчестве молодых куйбышевских поэтов) – «Волжский комсомолец» (Куйбышев) 26.03.1976 г. опять вспоминает нашу троицу – Чепурных, Анищенко, Филатов. Да, мы вызвали своим творчеством наибольший интерес читателей и профессиональных литераторов. Наталья Бусыгина к этому времени уже стала студенткой Литературного института им. М.Горького СП СССР.
В то вдохновенное время мы зачитывались стихами Андрея Вознесенского и Евгения Евтушенко. «Нас мало, нас, может быть, четверо…». И мы подумали, что нас тоже не очень-то много в Куйбышеве. Подтвердилась, на мой взгляд, и мысль о том, что поэты рождаются, как звёзды, - плеядами, созвездиями. Упоминаемый мною ряд молодых литераторов долгое время шёл рука об руку и по жизни, и в литературе.
Однако Миша Анищенко уже набрал поэтическую силу, и потом был всегда на шаг впереди. Он первым напечатал запоминающиеся стихи в «Волжском комсомольце». Первым появился со стихами в Куйбышевском Дне поэзии (1974 г.). Он представил объёмистую рукопись на Всесоюзный конкурс имени Николая Островского, и в 1980 году стал его лауреатом…
Однако я отвлёкся. Моя свадьба состоялась, и Миша был на ней свидетелем. Рано утром 29 апреля 1972 года я сел в арендованное такси, заехал к Мише, и мы отправились к дому моей невесты.
По дороге купили цветы, молоко и разменяли последние деньги на кругляши с профилем В.И. Ленина. С гладиолусами всё понятно. А зачем молоко? Оно у нас было на тот случай, если продавцы невесты традиционно потребуют «бутылку белой», ну и денежные знаки с Лениным. Рассчитали верно – пригодилось всё! На свадьбе Миша шутя попытался отбить у меня невесту, но этот номер не прошёл – любовь и бдительность были на своём посту.
Весь 1974 год ушёл у меня на решение острых семейных проблем. Пришлось уехать на малую родину – в Оренбуржье. Год без стихов, без заметных публикаций, без литературного и дружеского общения. Однако уже в начале 1975 года я вернулся в Куйбышев.
Волга была на месте и «Молодая Волга» тоже. Восстановились старые связи. Познакомились с новым интересным автором Виктором Володиным. Он был старостой литобъединения.
Выяснилось однако, что Михаилу Анищенко официально закрыт путь в областной Дом печати, где собиралась «Молодая Волга». Что-то он там такое натворил. Я знал, что Миша мог нахулиганить, но только без вреда для окружающих. Позднее этот запрет отменили.
Однажды нас пригласили на областной литературный семинар. Проводился он в зелёной зоне пионерских лагерей на берегу Волги. Главными командирами и вершителями наших судеб попытались стать чиновники и комсомольские активисты. По возрасту, они были нам равны, а некоторые и моложе, но почему-то «разбирались» в литературе гораздо увереннее, чем сами литераторы. Они точно знали: что нам надо и чего нам не надо.
Нам - Михаилу, Евгению и мне - это очень не понравилось. Поэтому мы пешком немедленно отправились в город, по пути зашли ко мне домой, чтобы отметить нашу встречу. Пока я бегал в магазин, мои друзья поспорили, повздорили и … Кое-как разнял их, остановил. А далее беседа «прошла в хорошей дружеской обстановке» и на всю жизнь запомнилась.
В эти дни (1976 год) мы с Михаилом окончательно решили поступать в Литературный институт им. А.М. Горького Союза писателей СССР. Вдвоём. Описание событий, связанных с освоением Москвы, потребует новых страниц. Поэтому приведу их в следующей статье о Михаиле Анищенко.
Прошлое уже как бы в тумане: тут помню, тут ничего не помню. Остался след, как от сгоревшей спички в темноте, - яркая вспышка, её образ, впечатление - в памяти, а в руке – корявый уголёк…

P.S.: Для самого молодого поколения даю справку: Город Куйбышев на Волге – это нынешняя Самара, возвращение исторического имени произошло в 1991 году.

1976 год. Мы с Михаилом договорились о совместном поступлении в Литинститут. Волновались: времени на подготовку мало, а после окончания средней школы прошло почти десять лет, школьные знания поистрепались. Однако – вперед!
Вместе поехали на вокзал за железнодорожными билетами. И всё дальнейшее вдруг стало похожим на мистику…
Два прямых поезда шли на Москву. И в каждый было только по одному билету. Скучно ехать врозь, но мы решили не отступать. Миша пообещал встретить меня в столице, а там мы должны были пожить в свободной на отпускное время квартире его дяди.
В дороге наш поезд остановился вдруг где-то между станциями, в поле, и лишь после некоторой паузы мы продолжили путь. Приехали почти вовремя. Но на Казанском вокзале меня никто не встретил. Я подумал, что это, видимо, из-за опоздания поезда. Присел на скамейку и призадумался: в Москве я никогда не бывал. Что делать?
И когда я уже собрался что-то предпринять, вдруг вижу - ко мне бежит Миша. Оказывается, его поезд тоже остановился из-за повреждения железнодорожного пути, только раньше. А потом состав направили в объезд, по другому пути. Вот и получилось, что наши транспорты сменили очередность. Его поезд прибыл на Казанский часом позже моего… Однако мы были очень рады, что вопреки обстоятельствам не потеряли друг друга в самом начале нашего предприятия.
Сдали документы в приёмную комиссию института, и отправились на квартиру к дяде. Тут и продолжилась мистика…
Дядя познакомил нас с собакой (шотландский колли по имени Крез); с особенностями квартиры, вручил Мише связку ключей и ушёл. А мы отправились в ближайший магазин. После куйбышевской диеты – сало вместо мяса, колбаска рубленая единственная в своем роде по 3.80 и прочее – мы набрали всего-всего! Ответственно прогуляли собаку. Сели за стол и начали пировать. И тут под бутылочку останкинского пива завязался роковой разговор.
Миша заявил: - Не делал бы я ошибок в юности, сейчас всё было бы значительно лучше…
Я ответил: - Если бы ты их в своё время не сделал, ты был бы сейчас совершено другим…
Беседа пошла по теме причинно-следственных связей в природе. И кончилась тем, что мы разругались вдрызг. Миша пригрозил: - Напишу письмо в Академию Наук СССР, пусть скажут, кто из нас прав.
Я вышел за дверь, во двор, прошёлся вокруг дома, присел на скамью – решил поостыть и обдумать ситуацию. Фамилию дяди я не знал, номера квартиры не помнил, ключа от квартиры не имел…
Через некоторое время ко мне вдруг подбегает Крез – один, с поводком. Я понял, что это неспроста, и мы с собакой пошли искать Михаила. Он нашёлся быстро, ведь умный пёс всё знал. Миша спал, уютно свернувшись калачиком под деревцем рядом с парком. Он так занавесился ветвями, что обнаружить его было сложно.
Поднялся, и мы обнявшись пошли домой.
А следующее доброе утро уже ничего плохого вроде бы не предвещало. Мы шли по тротуару, Миша расхваливал Креза и демонстрировал его возможности по выполнению команды «Апорт!». Кинул связку ключей на травку – Крез принёс, кинул ещё раз – пес ключи вернул, кинул в третий раз и – тут произошла осечка. Мистика!
Крез пробежался и вернулся ни с чем. Мы заволновались, стали искать – ничего! Дошло до методичного выщипывания травки. Ничего! Всё – мы пропали!
И тут в самый отчаянный момент появляется дядя Миши. Он выяснил причину наших изысканий. Показал нам свою связку ключей, а Крез после некоторых манипуляций хозяина тут же нашёл нашу… Испытание закончилось.
А потом наши дорожки стали расходиться в разные стороны. Я перебрался в общежитие. Экзамены сдал, но не прошёл в институт по баллам. Через год повысил эти самые оценки, каждую на один балл, и в институт меня приняли. Но с Мишей мы разбрелись по разным курсам.
Были совместные походы по Москве, ходили в кино, в зоопарк. Как правило, Михаил шёл впереди, пересекая улицы по диагонали, не обращая внимания на светофоры. И как-то умудрялся обходиться без ДТП – мистика!
Михаил быстро обрастал знакомыми и друзьями. Из интересных запомнились Сергей Чевгун, Владимир Денисов, москвич Виктор Чувахин.
Однажды пришлось спасать друга от депрессии. Михаил никак не хотел идти на ответственный экзамен, а жил он в то время тоже в общежитии. Пришлось его ободрить, приподнять, привести в форму. Он быстро всё понял. На такси приехали в институт, успели ко времени. Я сдал экзамен, заготовил Мише экзаменационный билет. Вышел из аудитории, а его – след простыл. Ребята мне сказали, что он в группе знакомых отправился по направлению к «Аистам». Не оказалось его там…
Предсказать что-либо в поведении Михаила было невозможно.

Ну а потом мне пришлось опять покинуть Куйбышев. В начале 1980 года я уехал в Оренбуржье. До меня доходили только новости и слухи – переписки с Михаилом не было.
Как-то при мимолётной встрече в институте Миша подарил мне свою первую долгожданную книжечку «Что за горами». Буднично, с печальною улыбкой. Действительно, чему радоваться? Нам было за 30 лет, а мы всё ещё доучивались; только-только вышли на рубеж появления первых поэтических тоненьких сборников, а первая половина жизни прошла… «Жизнь получается – только не та», - говорил Михаил в ту пору. А что за горами – не ровен час?
Михаил стал работать в областной газете. Он стал помощником депутата. Он уехал из Куйбышева, чтобы поселиться в Сызрани, но не в городе, а в селе рядом.
Вот сейчас держу в руках листок бумаги с одним из оригиналов стихотворения:

Кормушка
Саше
от меня с пожеланием
всего самого хорошего.

Снег да снег –
на полях и в лесу…
А у нас на посту
кормушка.
Я из части сюда принесу
Еще теплой ржаную
горбушку.
Я увижу, как птицы
летят
Из таежной задумчивой
сини,
Как в руках боевой автомат
В этот миг
зачехляется в иней…
1973 -?
г. Куйбышев.

Вариантов этого стихотворения у Миши было много. Долгое время он переделывал и переделывал эту живописную картинку, добиваясь яркой выразительности. Но только ли подлинность изображения волновала поэта? На первом месте здесь, я думаю, добрая душа русского солдата, способная пожалеть любую малую пичугу, хотя и самому жить не просто. Получился хороший штрих к циклу стихов об армии. Однако Михаил не вставил это стихотворение в первую книгу – он тщательно работал над каждой строкой, над каждым словом, и в книгу отбирал только лучшие стихи. К себе лично у него были самые большие претензии.

Самая последняя новость чуть не сразила меня наповал: Михаил ушёл из жизни. Она пришла ко мне спустя два года после его кончины.
Очень теперь сожалею, что не делал памятных записей и фотографий. Мы жили, как все, нормально, не воздвигая себе памятников – некогда было. И мистика - закончилась.

5-13 мая 2017 года,
Тоцкое-2.