Вспоминая, усмехнусь

Ни о чём не хочу я мечтать,
и никто мне сегодня не нужен.
Подо мной раскладушка-кровать,
и на ней я лежу кверху пузом.
Положенье могу поменять -
и кого под собою увижу?...
Что вы там ни говорите,
а соседка - Нефертити.
Птички весело поют -
на душе покой, уют.
Окна ширше я открою,
поздороваюсь с Кузьмою.
Или лучше - поширее,
чтобы было веселее.
Он под лестницей живёт:
там и ест, и спит, и с...т.
Ароматов полон дом,
как и пьяный управдом.
Он с Кузьмой напополам
строят истинный бедлам.
То об стенку головою,
то дуэтом запоют,
то сморозят вдруг такое -
мухи слушают и мрут.
Куда делся мой стояк?
Он ведь грел - да ещё как.
Догадался - подпилили,
а металл потом пропили.
Ну, зверюги, погодите –
я устрою вам бедлам:
водкой вы опохмелитесь,
что с касторкой пополам...

...Ой, опять Хосе орёт -
он Изауру зовёт.
40 серий так подряд -
будто заступил в наряд.
Всех замучил идиот:
ведь народ не ест, не пьёт.
Лучше б он её нашёл,
да в сторонку отошёл...

...А сосед мой - тот, что справа
в стенку мне стучит, отрава;
я в ответ кувалдой стукнул,
а потом еще и пукнул.
“Сам ты, паразит, вонючка
со своей женою-сучкой“....
Та в квартиру всех впускает,
но потом не выпускает.
Приглашает даже муху,
чтоб устроить групповуху.
И не брезгует Кузьмой -
лишь бы заплатил собой.
Управдома сторонится -
вдруг придется обратиться.
Но тому все до балды -
ни туды и не сюды.
И меня пыталась тоже
групповухою стреножить.
Вот тогда я чем-то стукнул,
а потом ещё и пукнул… Вот так!
Понастроили дома -
всё видна, и всё слышна.
Даже в милом туалете
тишина вам не ответит...

...Слева дива, так уж дива:
пусть немного некрасива.
Но уж если запоёт -
сам Хосе с ума сойдёт.
И ведь что творит зараза:
держит ручку унитаза -
он шипит, пыхтит, икает -
вроде как оркестр играет.
Но и этого ей мало -
вытащит свиное сало,
им мурло своё натрёт -
ублажать Кузьму пойдёт...
Что у них там происходит
нету слов, чтоб рассказать:
половина дома ходит,
чтоб другую разыскать.
Утром - та ещё картинка:
оба - пестик и тычинка -
новый аромат рожают -
''Смерть шпионам '' называют.
Те пронюхали про это
и давай писать в газеты:
мол, у русских без сомненья
новое вооруженье.
Где теперь шпионов взять?
Разбежались – не поймать...

Вроде всех обматерил...
Да, чуть было не забыл:
надо мной - артиллерист,
подо мной - вроде артист.
Артиллерист - активный малый,
увивается за Клавой.
Но артисту Клава тоже
ндравится своею рожей.
Цельный год до опупенья
выясняют отношенья:
кто кого, когда и с кем,
сколько раз, куда и чем.
А от клавкиных смещений
у меня одни смущенья:
подо мной она с артистом,
надо мной - с артиллеристом.
Видно в центр хочет сместиться -
в моей хазе поселиться.
Только зря она мечтает -
мой её не понимает...

Правда миленький домишко?
Хорошо хоть рынок близко...
Там играет на гармошке
старый пьяница Ерошка.
Громко и визжа немножко
ему вторят бабки-ёшки...
".Не спеша идет гусыня,
у неё не гузка - вымя.
Позади неё - гусак,
ну, законченный мудак:
лишь гусыня отвернётся,
на другую заберётся...”, -
слушает хмельной народ,
как и я, разинув рот.
И совсем мы охренели,
когда вдруг они запели:
"Виноградовка - село,
там жить веселО,
там сад, огород,
полоумный народ"...
Ничего себе народ!
И чего им там смешно? -
ведь в селе одно г...но:
чем вот так вот веселиться -
лучше сразу утопиться.
Правда, речки нету рядом,
что воняла за оградой:
самогонку когда пили,
ею взяли и запили...
Полоумных развели
эти виноградари:
на пиру и на вокзале,
в Думе тоже их видали,
на дороге, в психбольнице,
даже в ширпотреб-столице...

...Что бы там ни говорили,
а Петрухе зря налили:
Сухова не попросил -
сам себя в гарем внедрил.
Абдулла весь в непонятках:
“кто тут шастает в заплатках?
Чем довольны так рабыни,
как под гусаком гусыни?
И совсем уж не поймёт:
с Гюльчетай ли он живёт?
Стоит с ней любовь попить -
начинает материть.
Почему спит в сапогах
с самокруткою в зубах?
Почему любви нектар
превратила в перегар?
И куда девались старцы -
сексуальные засранцы?
Ведь смотрели во все щели -
всех глазами поимели.
Видно помнят свой экстаз
извращенцы-тюбетейки.
Надо бы пописать в таз,
да полить на них из лейки”...
И пока он размышлял -
весь гарем петрухин стал...

...Машке дали депутата:
"будешь нравственность блюсти.
И не вздумай с нашим братом
шуры-муры завести".
"Ой, зачем вы мне такое
щас изволили сказать:
я их быстро успокою -
будут в тряпочку молчать".
Подыскали помещенье
для бесед и угощенья.
Никому отказа нет -
все забыли про обед.
Только кто-то начинает
огороды городить -
Машка пальцем подзывает -
мол, пойдем - буду лечить.
До того всех долечила -
мёртвым сном вот-вот заснут:
на трибуну приглашают -
трое одного несут.
Нашу Машку привечают -
нравственность на высоте,
но никто не замечает,
что вся нравственность в ...Где?

...Поезд мерно по рельсам стучал,
освещая себя желтым светом.
Гул людской как-то вдруг замолчал,
в разговоре лишь конюх с поэтом.
"Сублимация порока, -
в конюха поэт метал, -
квинтэссенция урока,
что мой рок мне преподал.
Что Вы скажете, коллега? -
вижу Ваш души оскал:
Вас либидоносной негой
кто-то сверху обласкал".
Конюх, услыхав такое,
аж до копчика вспотел:
"По каковски он со мною
только что,подлюка, пел?
Как же напугал, зараза, -
будто взяли за кадык:
повылазили два глаза,
даже высунул язык".
Мысленно перекрестяся,
даже дыхать перестал -
он таких слов отродяся
в своей жизни не слыхал.
"Это надо же так ляпнуть -
сам Господь не разберёт.
Надо бы немного тяпнуть,
ну, а там как масть попрёт.
Что-то слышал про “коллегу” -
мерин так меня назвал.
Я тогда свою телегу
сам толкал - он ускакал...
Негу приписал, придурок, -
вроде с ней у нас любовь.
Да она же как окурок -
вся ебидная насквозь.
И кого-то сверху видел, -
вроде как меня ласкал.
Ну, дурак, ведь это Сидор -
мерин мой – на мне скакал."
Сильно нервно беспокоясь,
конюх встал на чём сидел,
и немного успокоясь,
на свой член обратно сел:
"Сублимации-то можно
обломать рога, но как?
на уроке невозможно -
всё ж учеба как ни как.
Лучше прямо на пороге.
Как зайдет - я ей в торец.
Сразу обломаю роги,
без рогов-то ей....конец.
Опосля, конечно, можно
и исенцию принять,
да с либедушкой колхозной
в стогу нежно ворковать"...
"Интересная трактовка, -
поэт нервно закурил, -
мне б такую подготовку -
я б такое натворил"...

...Садик наш цветёт лишь раз,
во сказал - не в бровь, а в глаз!
Ладно, галстук развяжу,
да про свадьбу расскажу.
Молодые, как цветочки:
он - скелет, она, как бочка.
Пинджачок на нём ушит,
а на ней и там трещит.
Трижды прокричали “Горько!”,
“Молодцы!”, “Давай-давай”
и хмелели потихоньку -
наливать лишь успевай.
Чинно пить мы не привыкли, -
вскоре пьянка началась.
Гармонист басами рыкнул,
чтобы в кнопочки попасть.
И вприсядку, и вприглядку,
сверху-вниз и поперёк.
Бабы делали украдкой
мужичкам чужим намёк.
И невеста, кстати, тоже -
у неё, как и у всех:
одна честная часть рожи,
а другая - для утех.
И чего жених боится?
Сгрёб бы, да в кусты унёс.
Но боится надломиться -
оттого и не понёс.
Это сделали другие -
половчей и посильней:
груди тискали тугие,
да елозили на ней.
И жених не удержался:
бабу чью-то подхватил
и куда-то с ней умчался
несмотря на то, что хил.
И невеста, как из теста:
9 месяцев прошло -
родила десяток вместо
ну, хотя бы одного.
Кто отцы - она не знает,
да и незачем их знать:
об Иване лишь мечтает,
только где Ивана взять?

...Анекдотом рассмешили:
Петьку всё же напоили.
С Анкою наперевес
он рванул в ближайший лес.
Но Чапай не лыком шит -
головастый был мужик:
Анку приучил лежать,
петькин приручил стоять.
Лишь команды проорал -
петькин с Петькой тут же встал.
Анка в травы улеглась,
и лишь только собралась...
Фурманов, икнув с испугу,
расстегнул коню подпругу:
вот, мол, я - это не я,
да и лошадь не моя.
Взяли наших голубков
очень чинно, без силков.
На “губу” их посадили,
пожурили и простили.
Ох, и мудрый был Чапай:
мог свой командирский пай
разделить с кем только хошь,
если водочки нальешь.

...Наши вновь забить не могут,
всех замучили, ей-богу.
То судью мячом собьют,
то соперника побьют.
Или в центре соберутся,
нежно за руки возьмутся,
а потом её-етить
как начнут всех материть:
и ворота, и судью,
и какую-то свинью,
что соперник подложил,
а назад забрать забыл.
Она бегает по полю
и орёт: "Всех отфутболю".
Вместо нас за нас играет,
всё по-свински понимает:
возле штанги носом роет -
хочет штанги завалить.
Наш соперник воем воет:
нет ворот - в них не забить.
Хоть и так забили много -
постеснялись бы, ей-богу...
Капитан наш за судьёй
с трехлитровою бадьёй
ходит, чтоб его споить,
пораженье отменить:
"Правила нужны другие -
эти надо заменить:
каждый должен не в чужие,
а в свои ворота бить".
От такого предложенья
у соперника смятенье:
"Ничего себе заявки -
видно, обкурились травки.
По своим мы бить не будем,
а про ваши не забудем:
били, бьём и будем бить,
вам поможем в них забить".
Наши сразу погрустнели
и "Шумел камыш" запели:
там деревья все погнулись,
а мы с вами улыбнулись.

...Мне навстречу по дороге
прет какой-то членоногий:
Что за вид или подвид?
Анатомия молчит...
На Кузьму он непохож
и на управдома тож...
Возвращаюсь я домой -
там Хосе как заводной:
он Изауру нашёл
и с ума совсем сошёл.
И Кузьма стоит босой.
"Да подавись ты колбасой.
Что ты там бубнишь под нос? -
раздери тебя понос".
Управдом сопит в тетрадку -
ей бутылку обернул.
Вроде смотрит за порядком -
красноносый обалдуй...

Не судите меня строго.
я лишь срифмовал немного
то, что слышал и видал,
и немножечко...приврал!...