Есть лагеря в корнях моей живучести Капля неба
но, так молчать умели старики,
что, через век терновой русской участи,
убитые - числом, невелики,
а, у рулей, все те же наркоматы
нас заверяют с пеной белены,
что не сидело там не виноватых
и, что, война, полезна для страны,
как «всяка власть», подвинувшая бога...
и «ворошить не следует делов»,
тем более что «потерялось» много
от беспорядков ельцинских годов...
Я одолел тома «Архипелага»,
но, только вот, на «Курской», у реки
меня качнули в копии барака
живых имен лиловые листки,
где не было ни нар, ни табурета,
и я, впервые, сердце обнажив,
сбежал нетвердо в равнодушность лета,
где до сих пор несправедливо жив...
И всё бы так катилось, до забвенья,
где, за бедою, новая беда,
но, кто-то, сильный разрывает звенья
привычного негласного стыда
и обещает, как кусочек хлеба,
без ладанов, салютов и знамен,
замученным, замёрзшим - каплю неба
осенним выдыханием имён...
и обещает павшим-обелиски,
и крайние находит адреса,
но, сверху запрещают наши списки,
как «Самиздата» вражьи голоса...
Всё приурочат, ВОХР-овски, замшело,
мол, "для людёв", закончены дела,
а псарня до того похорошела,
что до Лубянки очередь дошла.