Привычной горечью томим,
живу в печальном промежутке
строки холодного рассудка
между тернистым и пустым.
Кому знакомо наслажденье,
уже в началах дня и тьмы,
не примет книжного смятенья
без фейерверка иль сумы
и, потому, на бранном поле
поэта путь необратим,
одолевать границы боли
и возвращаться… с ней… к живым,
где Горе - выше пьедестала
и, до последнего «Прости»,
мое перо не принимало
и пяди плоского пути.