Невесомо-лучистым,
серебряно-белым
одуванчиком мнил я жизнь,
пусть и горы вставали,
пусть и море шумело,
когда я над землёй кружил.
И доныне кружу… Вот бы с ветром за скалы!..
Но всеведущ у Духа слуга –
лишь смеётся да солнечным крутит штурвалом,
чтобы – в грязь!
в ураган!
в облака!
Лечь в траву бы,.. но шара
«подъёмная сила»
не даёт ни прилечь, ни упасть.
Мне взлететь бы, да тяжестью вниз придавила
нераскаянных лютых власть.
…
А коса прозвенит; и песок заструится
из-под жара дневного стекла
и обрежутся «стропы», и в сон обратится
сенокосная эта мгла.
И когда мне припасть
срок наступит к подножью
Древа Вечности – входа в Храм,
я скажу:
«Одуванчик я нёс только, Боже,
а не груз по своим грехам.
Каюсь: падал мой дух.
Каюсь: праведен не был.
Но воздушный Твой, Отче, шар
и меня к Тебе нёс
как возносит на небо
одуванчиков взлётный дар.»