Манекеном,
расцвеченным модною ложью,
за стеклом он пылился с
утробой пустой
и казалось: без грима
уже невозможно
отразиться на маске
улыбке живой.
Но однажды
стеклянные стены разбиты
и приходит надежда – и
слёзы ручьём
пробиваются вдруг и
смывают в молитве
весь цветной макияж,
весь игрушечный лом.
И теперь под лучами
нетварного света
он молил,
чтобы грязь убеляющий снег
и его наготу бы прикрыл и,
одетый
в чистоту,
в нём родился
на свет человек.