Агенты Яломиште (часть 81.1)

В этой главе продолжение рассказа о пребыванию Сиро Синдзиро в Хабаровске. Вороненок гостит у Арсеневых и оказывается в центре некоторых историй.

Сиро долго жил у Арсеневых. В начале плохо помнил – жар, горло болит, мучительный кашель. Первые две недели практически не отложились. Старший Арсенев, уходя на кафедру, гладил по голове: «Ты, сынок, давай держись!». Помнилось только, как мать и сын, Анна и Владимир младший отчаянно дрались за юного тэнгу. Сквозь душный, липкий туман, высасывающий силы, доносился голос Анны:
- Маленький мой, давай ротик открой. Надо почистить. Это не страшно. Неприятно, понимаю. Так надо, малыш! Володя, приподними его – видишь он без сил. Обними за плечи, теперь подставь еще подушку. Так, теперь аккуратно клади. Руки держи, голову зафиксируй – дернется. Возьми его за руку – мальчик боится. Поверь, так ему легче. Уколы – это очень неприятно, но так надо. Он понимает, вот и терпит без стонов и жалоб. Только боль от этого не меньше. Слышишь, как сердечко замирает с испугу. Бедный ребенок! Сейчас спину разотрем. Володя, подай камфорное масло. Все будет хорошо, малыш! Все будет хорошо, маленький мой!
Сиро был несколько смущен. Ему и прежде приходилось болеть. Но никогда и никто не проявлял к нему столько ласки, внимания и заботы. Лекарь при монастыре добросовестно исполнял обязанности. По своему даже любил своего помощника и старался всеми силами вернуть его в нормальное состояние в кратчайшие сроки. Но Сиро был не единственным, кому нужны его забота и лекарское искусство. Малыши плакали, но их не допускали. Еще отец приходил навестить, приласкать, успокоить. Но отец всегда так занят. И случись с ним что, он-то и будет переживать. Один. Отец-то его любит и считает себя виноватым перед юношей. Но вот чтобы мачеха, не говоря уж о двух гейшах, над ним хлопотала – он такого и представить не мог. Все дамы отца, в случае его смерти просто вздохнут с облегчением: одним нахлебником меньше. Брат Джиро просто терпел его рядом, как докучливую собачонку, которую можно пнуть в раздражении. Брату абсолютно плоско и параллельно, жив он или мертв, где у него болит, о чем плачет душа. Он только тогда его и замечал, чтобы отобрать что-то: лакомство, игрушку, приглянувшуюся девушку. Или, в дурном расположении духа, ударить по больному. Забота и ласка Володи ему была в диковинку. Он-то ждал совсем другого. Немного боялся, что сын профессора Арсенева будет его гнобить и обижать. Но и сам Владимир младший и жена профессора Арсенева, ходили за ним, как за своим братом и сыном. Вороненок был сбит этим с толку, не понимая, как к этому относится. Ведь Анна Арсенева с ним ничем не связана (подумаешь, шапочный знакомый мужа) и ни разу не обязана. Тем не менее, забота ее была доброй и бесхитростной. А Владимиру младшему он вообще никто. Юноша увидел в Анне ласковую мать, которую никогда не имел. Юный ворон не мог считать ее чужой, случайным попутчиком. Так же как и профессора Арсенева и братца Владимира. Юноша, будучи помощником монастырского лекаря, прекрасно понимал, что уход за больным –тяжелый монотонный труд. Потому и старался максимально его облегчить. Хотя бы тем, что не докучал друзьям жалобами и капризами по мелочам: на болезненные процедуры, на яркое солнце, на непривычную еду, на отсутствие аппетита и настроения. Благодарил за каждую малость. Понимая, насколько Анне Арсеневой нелегко приходится. Сиро, даже когда было совсем плохо, вымучивал улыбку, чтобы порадовать Анну: «Все хорошо, матушка Анна! Это была страшная ночь, но теперь все хорошо!»
Владимир Арсенев старший был удивлен, с каким терпением его сын ухаживает за названным братом. Выпаивает с ложки, откармливает куриным бульоном и манной кашей, держит дрожащие руки во время неприятных процедур. Профессор видел, как сын утешал юного ворона, после очередной болезненной манипуляции, гладил его взъерошенные волосы:
- Все кончилось, братик! Не надо плакать, уже все кончилось. Больно уже не будет. Представляю, чего ты натерпелся. Доктор говорит, что ты замечательный пациент. Тебе больно, а ты… Ни звука, ни стона. Только руки дрожат и слезы тихо катятся…
- Пойми, братец! Что-то слаб я стал на слезы – раньше за мной такого не водилось. Болезнь всегда неприятна, да и некрасива, кстати. Да и не так больно было, по совести сказать. Просто я испугался. Очень жаль, что тебе приходится видеть меня в таком разобранном виде.
-Какие глупости. Ты же мой брат, а братьев любят всякими.
- Увы, брат. Не любят. И здоровыми-то не любят. А таким…
- Знаешь, малой! Твой брат, не в обиду будь сказано, не очень умен. Пойми, малыш! Отношения взрослых между собой – это их отношения. Он не ценит то, что у него есть брат. А я бы полжизни отдал за то, чтобы мой братик был живой и здоровый. Я бы его холил и лелеял, берег бы и защищал. А он только шпыняет. А что ты заболел – со всеми случается. И поверь, братишка, как правило, в самый неподходящий момент.
- Володя! Если бы твой брат был жив… Я был бы тебе совсем не нужен….
- Вот уж не пойму, чего ты там себе опять нафантазировал. Даже будь у меня не один, а сто один брат, я бы все равно любил тебя, как сто второго. У меня двоюродных братьев двенадцать душ и восемь сестриц, из которых три троюродные. Каждый из них мне дорог. Каждый и каждая. И никого из них никем заменить не возможно. Вообще – каждый человек уникален и неповторим. Ты, малой, это ты. Не за кого-то, не вместо кого-то, а сам вместо себя.
Арсенев старший не услышал окончания разговора. Ловил себя на мысли, что гордиться сыном. Все-таки, при выраженном аристократизме лица и юношеской бесшабашности, свойственной дворянским недорослям, главное в жизни мальчик усвоил правильно. Профессор отдавал себе отчет, что это заслуга по большей части его жены. И опосредованно – его тестя Дмитрия Дымовая. Ведь Дмитрий Афанасьевич Дымов воспитывал дочь на таких идеях. Привил ей такие моральные принципы, против которых оказался бессилен дурной пример матери и брата. Анна, как мать, уже привила такое отношение к людям их сыну. Немаловажно еще и то, что Володя, выросший в компании многочисленных двоюродных и троюродных братьев и сестриц, все-таки отчаянно нуждался в младшем брате. Рано умершего братишку он нежно любил и так тяжело переживал утрату. Отец не услышал от отпрыска ни одного упрека: все-таки Володя еще и учился. Но парень после занятий, вместо того, чтобы неспешно прогуливаться с приятелями, торопился домой, к больному Вороненку. Его дама сердца, Светлана Кузьмина, увидела в этом весьма хороший знак. До этого она считала Володьку веселым и беззаботным разгильдяем, профессорским сынком. И даже к его научным достижениям относилась с известной долей скептицизма:
- Хорошо быть сыном Арсенева! Половину зачетов за фамилию, не иначе, поставили!
Однако, увидев, как парень ухаживает за больным юношей, Светлана поняла главное. Что Владимир, при всей легкости характера, умеет, если это нужно, быть, и серьезным, и ответственным. И решила поддержать парня. Женское чутье подсказывало, что заставь она парня выбирать между ней и братом (пусть даже и названным), выбор будет сделан отнюдь не в ее пользу. Девушка, как умела, помогала ухаживать за названным братиком. Владимир и Светлана за это время сблизились. Он понял, что девушка не только хороша собой и умна, но еще верная, терпеливая и заботливая. Как мама. Хотя до этого был уверен, что таких девушек, как его мать, больше не делают. Светлана же поняла, что Володя – этот тот человек, с которого бы она хотела видеть рядом: сильный, терпеливый, надежный. Тот, кто не предаст и не оставит, кто поймет и простит. Тот, с кем хорошо не только веселиться, но и преодолевать сложности. (В том, что жизненный путь не весь усыпан душистыми лепестками роз, девушка как-то и не сомневалась). Это ничего, что Володя красив лицом. С лица, каким бы оно ни было, воду не пить. А вот надежное плечо и верное сердце – это в жизни главное. Парень, видевший в своей матери идеал женщины, сделал своей подруге официальное предложение руки и сердца. Девушка, немного подумав для приличия, согласилась. И стала официальной невестой Владимира Арсенева младшего.
Тем более, что Вороненку стало лучше и его, по протекции полковника Рязанцева, берут на лечение в специальный санаторий. Владимир старший радовался тому, что мальчишкой заинтересовались специалисты медицинского профиля. Как бы то ни было, они худо-бедно подлечили мальчишку. Семья Арсеневых, практический каждый выходной навещали юношу. Пребывание в санатории явно пошел ему на пользу. Бледное, с желтоватым оттенком, личико вскоре приобрело здоровый румянец. Ушла в небытие сильная слабость, когда несколько шагов давались с трудом, а изрядно побитые морозом крылья едва шевелились, сочась гноем. Еще парень подружился и с доктором Рязанцевым Павлом Петровичем, по совместительству заведующим закрытой кафедрой по линии НКВД. Хотя поначалу начальник спецотдела все-таки высказал недовольство. Парень оскорбил до глубины души наблюдающего за ним сотрудника, банально пригласив соглядатая на чашку чая: «Зайдите, уважаемый! Холодно же!». За юного Ворона вступился товарищ полковник, он же доктор Рязанцев:
- Да простите мальчонку! Не со зла же он!
Курамо об этом периоде жизни его, как оказалось, деда по матери, допытывали охочие до сенсаций ушлые журналисты:
- Расскажите, как некий Сиро Синдзиро томился в плену у красных упырей. Поведайте миру эту леденящую душу историю.
- Это вы про англичан? Те так все время под шофе. И морды лица такие красные и опухшие, особенно с утра! А фантазии их, при всей жестокости, весьма убогие и примитивные. Много чего имею «поведать миру»! И охотно поведаю….
-Господин Курамо! Совершенно не смешно! Вы издеваетесь или шутите? Вот не надо изображать дурочка! Вам эта роль совершенно не идет. Мы Вас спрашиваем совсем о другом. О специальном санатории под Хабаровском, под руководством некоего Рязанцева…
- C удовольствием и сам бы там потомился месяц-другой. Среди роскошного реликтового леса. Где бы меня мало, что кормят до отвала и охраняют. Еще и лечат. Только не возьмут, увы и ах, даже за большие деньги! Заведение ведомственное. Вы, господа, знакомьтесь с материалами, коль скоро они попали в ваши нечистые ручонки, тщательно и аккуратно. Не выхватывая куски из текста, не понимая о чем речь. Журналист от базарной кликуши все-таки должен хоть как-то отличатся, в частности, достоверностью предлагаемой информации.
Ни Арсенев старший, ни сам юноша-ворон, не заметили, что парень в санатории уж очень мучился. Профессор Рязанцев вообще отмечал, что юноша был весьма дисциплинированным пациентом. И выполнял все назначения очень аккуратно. Арсенев старший, правда, иногда слышал, как доктор Рязанцев выговаривал юноше:
- Коллега, Вы опять не доели сметану за завтраком. Про залежи сыра, которые вы отдаете санитарке, я молчу. Конечно, благотворительность дело хорошее, но не за счет своего здоровья. Не в Вашем случае…
- Павел Петрович! Меня скоро разнесет в горизонтальной плоскости. Не могу я столько есть в одно лицо. Мы с братом вдвоем эту порцию не осилим….
-Мальчик мой! Пойми. Ты был одной ногой в могиле и уже приоткрыл крышку гроба. И только благодаря самоотверженным усилиям семьи Арсеневых ты, юноша, жив. Твой организм настолько истощен, что нуждается в срочном восстановлении всех ресурсов. На одних уколах и таблетках далеко не уехать. Тот же кальций – можно, конечно и через вену. Но это больно. Сам понимаешь, что насилие над природой долго продолжаться не может. Зачем трудно и мучительно водить то, что можно получить легко и с удовольствием. Я понимаю, что ты молод и тебе хочется выглядеть красиво… Только если ты умрешь, кому нужна будет твоя красота и доблесть… Понимаешь, сынок, ты не имеешь права так разбрасываться своей жизнью. У тебя дочь..
- Какое это имеет значение…
- Решающее, мальчик мой! Решающее! Пойми, питание это не просто так тебе дается, ради забавы – это часть твоего лечения. Не на званном ужине: хочу – ем, не хочу – воздержусь до первой звезды. Физические упражнения могу только приветствовать. Ибо застойные явления в твоем случае весьма опасны. И длительные прогулки в хорошую погоду тебе только на пользу. Если без фанатизма. Летать разрешаю, но только в спортивном зале. Ты уже раз свои крылья чуть не отморозил. Так что, мальчик мой, съедать ты должен, через «не могу». Не торопись смести с тарелки все в пять минут. Никто у тебя еду не отбирает. Ешь спокойно, не спеша… Время трапезы не ограничено.
- Спасибо, я понял. Постараюсь выполнить.
- Будьте так любезны, коллега.
Профессор Рязанцев и раньше знал особенности жителей соседних островов. Поэтому не особенно удивлялся тому, что юноша-тэнгу со всеми подчеркнуто сдержан. Не вступает с немногочисленными постояльцами в задушевные беседы и споры, не участвует в попойках. Он не хамил, не огрызался. Просто вежливо самоустранялся из беседы. С персоналом вежлив и приветлив, но не более того. У парня даже было любимое место. В укромном уголке были собрана целая коллекция экзотических деревьев в кадушках. Юноша даже соорудил импровизированную лежанку из списанной кушетки. Полковник Рязанцев подозревал, что юноша среди экзотической растительности прятался от навязчивых доброхотов, которые лезли к нему в душу. Видимо, столько раз туда плевали, столько раз ее топтали, что мальчишка элементарно боялся кого-то лишнего подпустить к себе. Там он мог спокойно почитать книги из библиотеки санатория. Или же просто поразмышлять на досуге. Кроме того, из этого закутка хорошо просматривался вход: юноша всегда ждал гостей и волновался, что никто не придет.
Бывалые служаки и молодые ребята пытались его разговорить. Но вороненок почему-то избегал сближения. Про него так и говорили: «Чужая душа – потемки! Вроде и улыбается, товарищ профессор, а крылышки-то подрагивают. Как будто он готовится в любую минуту рвануть куда подальше. То ли не доверят, то ли побаивается. Вот Карен говорил что-то за заносчивость. Это не про нашего Вороненка! Хоть убейся, мы для него не совсем свои!». Взрослые, которые были более или менее знакомы с обычаями дальневосточных островов, не видели ничего особенного. А вот молодому и горячему аспиранту-медику Ване Силаеву, профессор Рязанцев вынужден был на пальцах объяснять:
- Поймите, коллега! Это не холодность и заносчивость. Понимаете, Иван Михайлович, Вы на меня только не обижайтесь. По-стариковски, на правах Вашего научного руководителя, могу себе позволить небольшую критику. Вы – рубаха парень, душа на распашку. Вы готовы открыть свое сердце первому встречному. И от других, тем более от лиц, близких Вам по возрасту, ожидаете того же. Но пойми, юный ворон жил в другой культуре. У них даже в языке это четко структурировано. Одни слова для близкого круга, другие для соседей и коллег по работе или учебе, и третьи –для посторонних, для случайного собеседника. Пойми, Ваня, это не тот случай, когда можно взять нахрапом. Ты со своими вопросами полез напролом. Вперся в его израненную душу грязными сапогами, прошу прощения за мой французский… Вот мальчик и закрылся с перепугу. Прежде чем ломиться к нему в ближний круг, ты должен доказать парнишке, что тебе можно доверять. А так он думает, что ты из праздного любопытства ковыряешься немытыми пальцами в его переживаниях.
-Павел Петрович! Не могу в Вами согласиться. Но ведь Вас же он не шарахается. Наоборот, доверительно секретничает, делится своими мыслями и переживаниями. Даже жалуется на что-то…
-Иван Михайлович, поверьте, жалуется мальчишка не на Вас! А так – на ситуацию в целом, в которую умудрился попасть. Что хотелось как лучше, а вышло – как всегда! Здесь особый случай! Я вел этого паренька едва не с первых дней болезни. Меня привел сын Арсенева Володя –человек, которому юный ворон доверяет. Я для него свой.
- И что, Вы хотите сказать, что я его напугал своей заботой?
- Иван Михайлович! Я совсем не хотел Вас обидеть. Поймите, человек существо не совсем познанное. Тем более, такие существа, с которыми мы имеем дело. Потому, коллега, Вам нужно научиться, не только формально понимать слова. Не только, кто и что Вам говорит. Но и как говорит, почему говорит именно так , а не иначе. Вы учите языки – это прекрасно. Но дополнительно я бы рекомендовал прочитать хотя бы выдержки из монографии «Особенности этнопсихологии народов Дальнего Востока». Было бы идеально не просто прочитать монографию по диагонали, а внимательно проштудировать и законспектировать в плане подготовки Вашей летней экспедиции с профессорами Арсеневым и Апраксиным.
- Да как же его понять. Если он не говорит ничего. Только дежурные приветствия и дежурная холодно-вежливая улыбка.
- А ты понаблюдай за ним, когда он с теми, кого считает за своих. И все поймешь, мой юный друг! Все увидишь сам и все поймешь!
В кругу семьи Арсеневых парнишка, действительно, преображался. Юноша сердечно приветствовал профессора Арсенева и его супругу – словно спадала маска равнодушного спокойствия. Глаза светились теплом и искренней радостью. С младшим Арсеневым и его девушкой эмоционально о чем-то спорили, просто делились радостями и огорчениями прошедшей недели. Рязанцев, сумел досконально изучить анатомию и физиологию. Наблюдая за Вороненком в кругу тех, кого тот считал своими, понял. Это всего лишь обычный юноша. Правда физиологические особенности познавались большей частью вынуждено и часто экстренно. Ладно, легкие кости были видны еще на рентгене. Иной раз процедуры давали не совсем тот или совсем не тот ответ. Например, добавленные в аэрозоль для ингаляции частицы серебра дали такой спазм, что мальчишка чуть не задохнулся. Профессор удивленно выговаривал:
- Что же ты молчал, сынок? Ты мучился, но терпел. Зачем хотя бы Марии Ивановне не сказал?
- Я думал, что так положено… Можно присяду – голова кружиться…
- Господи! Малой, пойми! Наша задача – поставить тебя на ноги, вылечить твои застуженные бронхи. А не добить тебя окончательно. Давай договоримся: если больно или плохо – сразу даешь знать. Не дожидаясь общего посинения.
Вспоминают так же недоумение рентгенолога, который просил «Прекратите баловаться! Это не смешно! Уберите эти крылья! Взрослые же люди». И как вытянулась физиономия специалиста, когда он увидел пациента, испуганно лепетавшего: «Куда же я их дену?».
Вороненок за это время много узнал о стране, куда его занесло. И людей, с кем свела жизнь. Что эти рыжие айну (они, к слову, не все рыжие) вовсе не страшные. Да, они крупнее габаритами. И среди них, как и везде, встречаются люди не достойные, трусоватые, не чистые на руку, подлые и завистливые. Только в основной массе – это обычные люди: приветливые, доброжелательные, готовые потесниться и разделить далеко не лишний каравай душистого хлеба. Сиро поразило то, насколько они настоящие. Да, они не будут улыбаться фальшивым оскалом на тридцать два зуба, угодливо прогибая спину, но для друга не пожалеют ни ласкового слова, ни доброго дела. Да, они страшны в гневе, особенно защищая свою землю, свою семью. Ну, так не лезьте на их земли с мечом, не обманывай и не жульничай. Не нарывайся! И цел будешь! Доброму гостю они всегда рады. Хорошие отношения у юного тэнгу сложились практически со всеми. Даже с разбитной хохотушкой Марфой, дочкой соседа Арсеневых Семена Кондратьева, которая подшучивала над парнем. Отец же ее одергивал:
- Уймись, ты попрыгунья-стрекоза шестипудовая! Эка невидаль – крылья у мальчонки. Нечего его хватать, он же в твоей косе не копается.
- А пусть бы и покопался, мне, что жалко, что ли! Чай не убудет..
- То-то и оно, что не убудет! Это же благородие ихнее, дай Бог памяти, как там его называют. Ну, благородие, короче. Не хватай руками, не про твою честь… Не лезь к парню, ему и без тебя тошно.
-Да ладно, дядя Семен! Никакой я не самурай: так бастард никому не нужный. И ничего мне не светит особо. Да не обижайте девушку. Она же не со зла! Марфа просто веселая! Ну что, ее утопить, что ли за это? Или на рее повесть? Она юная девушка, не больная старушка. Вот каким местом ее должны волновать мои переживания. Ну не может она спокойно смотреть на мою унылую физиономию. Пытается растормошить, как умеет. И потом, она мне ни в жены, ни в наложницы не навязывается. Нужен я ей! У нее жених есть.
- Ой, парень! Где только тебя воспитывали? Неужели при монастыре…
- Это так заметно?
- Слишком ты добрый и наивный для благородия..
- Молодой, исправлюсь!
Сиро за это время получил столько родительской и братской любви, сколько не видел за всю жизнь. Анна и не пыталась заменить собой мать, просто по-матерински ласкала обоих парней. Владимир не шпынял и не издевался, хотя у Ворона не все получалось идеально. Просто по-братски, сочувствовал гостю и, случалось, помогал и выручал. Сиро тянулся к нему, и отвечал братской любовью и привязанностью на ласку и заботу. И старался быть хоть в чем-то полезным. Хоть переводом статей. Сиро, чтобы не сидеть на шее у Арсеневых нахлебником, брался за переводы, подрабатывал санитаром в городской больнице.
У юного тэнгу завертелся роман с казанской татарочкой Камиллой. Живой, черноглазой красавицей, острой на язычок. Первая встреча была скорее комичной, нежели романтичной. Любопытная девчоночка сама вызвалась отвезти банку меда папиному другу дяде Володе, чтобы поглядеть на юношу-ворона, о котором судачит весь город. И все под страхом расстрела. Девчоночка вошла в незапертую дверь. И, споткнувшись, едва не уронила гостинец. Ее подхватили неожиданно сильные руки незнакомого парня. Который, смутившись, аккуратно поставил незнакомку:
-Вы в порядке, девушка? Давайте банку, она же тяжелая.
Камилла недоуменно разглядывала парня.
- Так вот ты, какой, братец Ворон!
- Какой?
- Обычный. Мальчишка с соседней улицы. Только с крыльями. Хотя и симпатичный.
- Чего не могу сказать о Вас.
- Я что не красивая?
- Вы… Вы необычная девушка, и к тому же редкая красавца. Простите, если невольно обидел…
- Прощаю. А предложить девушке чаю не зазорно для самурая?
- Отнюдь..
Камилла, к неудовольствию своей богомольной матери Хадичи, недавно выпросила у подружки книжку про разных существ – ничего общего с тэнгу, которые там прорисованы. Парень был чуть ниже Володи Арсенева. Имел стройную, можно сказать, худощавую фигуру. От чего смотрелся подростком, хотя ему уже почти двадцать. Волосы были почему-то белыми. Со слов Володи Арсенева, она знала, что юноша поседел в плену. Это что нужно делать с ребенком, чтобы он в восемь лет поседел, как лунь. Да и нос – ничего особенного. И вообще мордашка вполне симпатичная. Не красавец писаный, но вполне даже милый. Особенно, когда так смущенно улыбается. Не самая распрекрасная внешность (не великий изъян для мужчины) сторицей возмещалась деликатностью обращения.
Вернувшаяся Анна была удивлена. Стеснительный Сиро весело и непринужденно болтает с Камиллой, дочкой друга семьи Ибрагима. Изящно ухаживает за девушкой и совсем не стесняется. Как будто они сто лет знакомы. Простодушно улыбается в ответ на ее колкости (а девушка весьма остра на язычок). Анна даже не удержалась процитировать недавно прочитанную книжку:
- Вот что крест животворящий, любовь то есть, делает!
От этого негромкого восклицания дети вздрогнули, как будто их застали за чем-то нехорошим. И отодвинулись друг от друга, невинно хлопая глазками. Хозяйка ободряюще улыбнулась. Сиро, как мужчина, решил вызвать огонь праведного гнева на себя:
- Матушка, знакомьтесь. Камилла Ибрагимовна Нигматуллина. Она не виновата, я сам предложил ей чаю с блинчиками…
- Да знаю, мальчик мой, я эту девочку. На моих глазах выросла. Уверяю тебя, ничего дурного в том, чтобы угостит девушку чаем, не содержится. Если конечно..
- Уверяю Вас, честное благородное слово! Только чай. И блинчики с медом. И говорили мы исключительно на благопристойные темы.
Язвительная Камилла как-то нарочито невинно хлопала глазками, порой невинно опуская их долу. У Анны закралось подозрение, что говорили молодые люди отнюдь не только о погоде и редких диковинках дальневосточной природы. Мать Камиллы устроила дочери форменный разнос:
- Камилла! Ты катишься по наклонной!
- А что такого я сделала, мама?! Мы просто пили чай и немного поболтали…
- Дочь моя! Ты пришла в дом к холостому парню, в тот момент, когда он был дома один… Мне даже страшно спросить, девица ли еще…
- Конечно, мамочка, лучше было заявится к женатому….
- Ты мусульманка, и должна выйти замуж невинной. Тебе всего семнадцать лет. А ты ведешь себя, как гулящая девка. Сегодня чай с пряниками…
- С блинами мама!
- Да какая разница! С блинами или с засохшими сухарями! Сегодня чай, кофе! Потом вино и водка. А потом что? Незаконнорожденное дитя неизвестно от кого в подоле и позор на всю семью. Думаешь, это так весело: устанавливать отцовство через суд и клянчить алименты? Поверь мне на слово – ничего веселого. Это горько, стыдно и очень унизительно!
- Мама, ты ничего не понимаешь! Сиро не такой! – уже оскорбилась Камилла.
- Милая моя! Все они «не такие», до поры до времени. А твой Сиро – это отдельный разговор! Язык у него хорошо подвешен – так тебя заморочил! Он, к тому же, иностранец – ускачет к себе на острова: я не я, и кобыла не моя! Конечно, может поступить, как истинный самурай – извиниться за доставленные неудобства! Бросить тебе мелочь на подушку! Он похоть свою потешил – дальше, хоть трава не расти! Что лицо скривила – у них такое в порядке вещей! А ты как хотела! Он отчалит на острова и забудет о тебе, как будто ничего не и было. А ты останешься одна с ребенком на руках, навеки опозоренная… И каждый, кому не лень, будет показывать на тебя пальцем. Имя твое будут трепать на улицах… А он – он даже не вспомнит о «великой любви»! У него своя жизнь! Вот она «така любовь»! У парней дети не родятся! В марте они все обещают! Вот посмотри на нее, Ибрагим! Бесстыдница!
- Ладно тебе, Хадича! Я сам попросил ее занести банку меда к Арсеневым. Она же не знала, что Анна отлучится! В конце концов, ничего страшного не случилось! Ну, поболтали немного парень с девушкой. Они же еще дети! А ты как та впечатлительная дама: он с наслажденьем на нее взглянул впервые, а у нее уж схватки родовые.
- Ибрагим! Да от таких «детей» уже дети родятся! Ты знал, что у этого недорезанного самурая есть незаконнорожденная дочь? Дитятко невинное! В шестнадцать лет сумел девчонку обрюхатить! Сейчас ему скоро двадцать – чай поднаторел девиц доверчивых охмурять! А ты «поболтали немного»! Так что или уйми свою дочь! Или готовься стать дедом!
- Хадича! Ты же ничего не знаешь! Да, мальчик совершил ошибку. И горько в ней раскаивается. Не его вина, что девушку отдали его брату. До сих пор рана ноет…
- Ибрагим! Конечно: «Все виновны, кроме я!». Еще скажи, что та девчонка на него сама верхом залезла! У тебя есть лишние дочери?! Те, которых не жалко! Ими и жертвуй ради приблудного щенка. А моих дочерей для этого не позволю…
Несмотря на все строгости, роман Сиро и Камиллы стремительно набирал обороты. Даже то, что у парня есть дочь, в чем Сиро признался любимой в первый же вечер, почему-то не стало препятствием. Братцу Владимиру так объяснил: «Все равно она это узнает. А то получиться, что мы с ней еще и жить-то не начали, а я ее уже обманываю. И не в пустяке каком-то, а в таком серьезном вопросе. В России все секрет и ничего не тайна! Уж лучше от меня, чем от всяких разных «доброжелателей»! Желающие «открыть глаза» всяко найдутся! И так преподнесут – зашатаешься!» Это придавало ему еще больше очарования.
Юноша встречал Камиллу из школы, провожал ее до дому, по пути заходили в чайную и угощались блинами и оладьями. Беззаботно щебетали обо всем и ни о чем. Володя и его отец профессор Арсенев даже несколько раз отпрашивал у строгой Хадичи дочь для похода в театр (где были, естественно и Володя со своей девушкой Светланой).
В доме Арсеневых часто собиралась шумная студенческая компания. Володины друзья детства собирались в хлебосольном доме профессора Арсенева. И говорили, обсуждали книги, спектакли, новые фильмы. Спорили, пели песни под гитару. Юного ворона воспринимали как младшего брата Володи. Светлана вообще опекала братца Ворона на правах будущей невестки. Камила «совершенно случайно» забегала на студенческие посиделки. Даже участвовала как-то вечере музыкальной импровизации. Говорят, что один из участников ввел музыкальную перепалку в свою оперетту. Светлана пристала к юноше с гитарой, предложило что-нибудь такое неожиданное изобразить. Парень сначала застеснялся. Но вдруг, встретившись взглядом с Камилой, которая нарядилась испанской сеньоритой, неожиданно запел:
- У Вас на платье белые горошины,
Их сразу невозможно сосчитать…
У Вас глаза веселые хорошие,
И по глазам нетрудно все узнать.
Неожиданно Камила сама взяла гитару у Коли Сафронова, и выдала следующее:
- Огорошили порядком,
Вы любезностью своей.
Заливаете так сладко,
Словно в мае соловей.
Собравшиеся взорвались аплодисментами, уж очень голоса ребят подходили друг другу. Юный Ворон взял гитару и продолжил:
- Признаюсь было грустно мне,
Ведь я и дома, как в стране чужой…
Но вот увидел Вас и вмиг почувствовал,..
- Что?
- Что город Ваш хороший и простой…
Камила в долгу не осталась:
- Я скажу Вам без утайки,
Знаю, что у Вас просить:
Мне способность передайте
так красиво говорить!
И вот надо же было именно в это день Василию Прянишникову оседлать своего любимого конька. Пристать именно к юному Ворону. К нему и раньше приставали, допытывая про его отношение к новой власти. Юноша всякий раз изящно выворачивался. Чаще всего аргументируя это тем, что он гость. А гостю обсуждать порядки, заведенные в доме приютивших его хозяев – признак дурного воспитания. Еще юный Тэнгу пугал, великовозрастных юнцов в «поисках себя» довольно жесткими выпадами. Он так говорил распалившимся в пылу спора юношам:
- Принимать блага надо с благодарностью. Вы в этой стране хозяева и вам дозволено обсуждать, и даже осуждать. Это ваш дом и вам решать, как в нем жить. А я… Я гость. Некрасиво и недостойно мужчины, принимать хлеб, крышу над головой, ласку, лечение (полагаю, не самое дешевое). И за глаза обсуждать хозяев. Это то же самое, что испортить суп людям, которые с тобой разделили далеко не лишний каравай хлеба. Свинство. Так что, ребята, извините. Это без меня!
- Да, ладно, Вороненок! Никто же не услышит…
- Знаешь, друг Вася, можешь считать меня трусом и лицемером. Толька я Арсеневым дважды жизнью обязан. Пойми, даже праздные разговоры на эту тему в любой стране мира ничем хорошим не кончаются. Платить скотством за добро я не приучен. Они меня с того света на своем горбу вытянули, а я, вместо заслуженной благодарности, втравлю их в нехорошую историю и создам и проблемы с властями. Нормальные люди так не поступают…
- По-моему, братишка, ты либо превратно толкуешь Кодекс Чести. К тому же совершенно необоснованно переносишь его..
- Василий, в чем «необоснованность переноса»? – Невозмутимый Сиро слегка повысил голос (чем поверг собеседника в недоумение). – Не надо кривить рот и кивать в сторону чекистов. Люди свою работу работают. Вот для сравнения… Если бы я вознамерился публично не просто критиковать, а так же грязно поносить императора и его службу безопасности. Знаешь, тут два варианта. Меня или найдут в ближайшей канаве. Или официально предложат «уйти с честью» через определенный ритуал. Весьма неприятный, с летальным исходом. И все, кто имел ко мне хоть какое-то отношение, поимеют разной степени неприятности. Все мое окружение – родственников, друзей, подруг, гейш к которым пару раз забегал, хозяйку съемной квартиры трясти будут не год и не два. Да так, что чекисты рядом не стояли..
- Вот не надо мне про харакири…
-Почему не надо. Надо! Чтобы было с что и с чем сравнивать. Может, тогда наступит просветление в уму. Я бы просил, в доме моих друзей впредь с подобными воззваниями не выступать. И моего названного брата в подобные мероприятия не вовлекать. И самому бы уже пора остепениться, чай не мальчик! И научиться смотреть на вещи трезво и реально. Делом каким-нибудь заняться. Пойми, дурень! Хорошо, только там, где нас нет… Скоро тридцать лет, а в голове ветер, как у пятнадцатилетнего подростка…
- А ты, ангелочек белокрылый, стариком родился. Только сидишь и бухтишь… Ты, мальчик из Шаолиня, птенчик с горы Курама! Что ты можешь знать о том, что произошло…
- Начну с того, что монастырь Шаолинь и гора Курама находятся в разных странах. Так, к сведению, для повышения твоей, Василий, общей образованности. Если вдруг где козырять захочешь! А то ведь осрамишься!
- Васька, да отстань ты от парня. Прилепился. Свежие уши нашел!
- Володя, большое спасибо. Но, похоже, это тот случай, когда человек одержим идеей. И говорить с ним, как с нормальным бесполезно….
- Вот кто бы говорил за одержимость… Ушибленный пропагандой безмозглый мальчишка, бастрад, подобранный сердобольным папашей с помойки уродец с крыльями….
- Васенька! – глаза Сиро нехорошо сощурились. – Да я тебе сейчас на пальцах объясню, что у вас произошло. По моему недалекому разумению. Произошло некое событие, в результате которого все стали именоваться людьми. Даже такие, как я – бастарды, подобранные с помойки, кухаркины дочки и сыновья прачки, внуки свинарки и дети унтер офицерской вдовы. Естественно люди с богатыми родословными и прекрасными аристократичными лицами, были, очень мягко говоря, таким положением дел очень недовольны. Как так! Чернь, быдло – и вдруг: равные права! Они сорганизовались в Белую Армию (видимо, намекая на свою исключительную чистоту и непогрешимость), и пошли усмирять восставших, дабы уничтожить всех, кто может оказать сопротивление. А остальных – вернуть на подобающее им место. О методах, какими пользовались это «благороднейшие люди» белые генералы и адмиралы, при дамах и, особенно при девицах, я бы не упоминал. Они же сами и хвастались, какой ад они устраивали на подконтрольных территориях. Почитая сие за великую доблесть. Люди, большей частью, не с такими блестящими родословными и лицами чуть попроще, умирать по воле бывших господ не захотели, также им не нравилось, что их близких убивают и насилуют. И тоже сбились в свою, Красную армию. И дали всей «благородной» и не очень сволочи по сусалам и вышвырнули взашей за пределы страны. Вот только-только люди начали хоть как-то обустраивать мирную жизнь….
- Вот это миленько! Аплодирую чекистам стоя! Вот это работа! Джзержинский, браво! Бис! Падший ангел, японский княжич проникся коммунистическими идеалами! Тебе, милый мальчик, должно быть стыдно!
-Знаешь ли, мой высокодуховный друг! Чего мне стыдиться? Я действительно считаю, что идеи эти не так уж плохи. Не вижу ничего предосудительного в том, чтобы каждый человек был сыт, одет, обучен, имел крышу над головой, защищен от болезней, имел возможность заниматься делом по душе. А то, что ты мне говорил про Днепрогэс и Магнитку…. Васенька! Магия на этой планете действует в ограниченном объеме и не повсеместно. Разрушенное войной хозяйство нужно восстанавливать, нужно строить новые фабрики и заводы. Практически с нуля. Распахивать и обрабатывать много лет пустующие земли. Ничего само по себе ниоткуда и из ничего не появиться. Ты всерьез думаешь, что это очень легко? Что все грандиозные планы могут воплотиться одними лишь хотелками? Или одним красивым пением мантр и аффирмаций? Без усилий и жертв со стороны желающего: «Дал бы кто взаймы до будущей зимы, да позабыл об этом!». Так не бывает, милый Вася. И порядок на улицах городов и весей надо наводить. И границы свои нужно защищать. Даже если судить по монастырю, где я вырос…
- Хорошо же тебя, сиротку, там воспитали!
- Уж что выросло, то выросло. Обратно не вернешь. Повторю, даже если судить по монастырю горы Курама! Чтобы каждому было по потребностям – каждый должен пахать в поте лица по способностям. За себя и за того парня. А то, как было бы хорошо! Прочитал заклинание или молитву (кто чему обучен)! Махнул волшебным посохом направо – вместо заросших бурьяном пашен – ухоженные нивы, тучные стада, роскошные сады и огороды. Продукты сами собой готовятся и раскладываются по тарелочкам. Указал налево: шумят заводы и фабрики, умные машины сами собой делают нужные вещи: от ложек и булавок до роскошных туалетов для дам и кавалеров. Показал прямо – все больные разом исцелились, печальные развеселились. И все разом просветлились, преступники раскаялись в своих злодеяниях и вознеслись в недосягаемые выси духовности…
- Ах, если, ах, если бы! Не жизнь была б, а песня бы…
- Так и я о том. В сказке-то все быстро и легко. А в жизни, Вася! Работать надо. Чтобы построить хоть что-то. Кричишь: «Долой!». Визжишь, как гейша, которой не заплатили! Бросать фекалии на вентилятор, прошу прощения за мой французский – на это ума много не надо. Предложи! Покажи, как правильно! Если сам знаешь…
- Между прочим, Александру Васильевичу Колчаку не хватило совсем не много…
- Мозгов… Сообразить, сложить два и два.
- Знаешь, ты, падший ангел! Долг любого уважающего себя русского резать проклятых коммунистов и их приспешников! С Анны Дмитриевны спрос невелик – дура баба, что с нее взять?! А таких предателей, как профессор Арсенев, будь моя воля, резал бы, как шелудивых собак!
- Ты, Василий, тут опять за гражданскую войну агитируешь! У тебя мозги есть?! Да и вообще! Знаю, откуда ноги растут у твоего «патриотизма». Работать простым инженером на заводе великому боярину Василию Прянишникову невместно – самурайская гордость не дозволяет. А в министры почему-то не зовут. Ах, какая досада!
- Между прочим, я еще и писатель. Только тупое быдло, интеллигенты от сохи не способные понять всю глубину…
-Сам придумал, сам поверил! Твоя похабная пьеска, комедия о голодающих Поволжья «Пир во время чумы» – это вообще за пределами координат. То, что директор театра дал тебе по прекрасному личику за такое, с позволения сказать, творчество и вышвырнул из театра пинком под зад – это вполне ожидаемо и предсказуемо. Я не христианин, основы православной культуры знаю весьма поверхностно. Только я в отличие от некоторых знаю, что такое голод, боль и смерть. Поверь мне на слово – ни разу не смешно! Но, вот чисто по человечески. Похабно глумиться над горем множества людей, к слову – твоих же соотечественников, гаденько хихикать над смертью и болью – это не признак «свободного творчества», а всего лишь низкопробное излияние мелкой, опаскудевшей душонки!!!
- Чудны дела твои, Господи! Падший ангел учит чести и порядочности! От кого-кого, но от японца, еще от самурая такое слышать… Это не укладывается в моей голове! Ты вообще….
- Что вообще…. В чем я не прав? В том, что не позволяю втравливать названного брата в сомнительные, дурно пахнущие истории с непредсказуемым финалом? Не восхищаюсь разной гнусной похабенью?
- Да ты же самурай, да еще и монастырского воспитания..
- Как же тебя, Вася, мотает из стороны в сторону. То я «самурай монастырского воспитания», то « бастрад, подобранный на по мойке»! Очаровательно: меня с интервалом в полторы минуты то пытаются унизить, то подольститься! Да кто бы я ни был. Это сути не меняет! Я , в отличие от некоторых, работаю. И продолжу учебу, как только смогу. Володя помимо того, что учится, еще и занимается научной работой. Серьезной научной работой. Да, до профессорского кресла ему, конечно, ой, как далеко. Только каждый именитый ученый с чего-то начинал. Путь от студенческой скамьи до академического звания долог и тернист. Но Володя идет к нему упорно и целенаправленно. Ему подобного рода неприятности и даром не нужны. А ты чем занят? Ну кроме того, что слоняешься по приятелям и болтаешь , что попало. Жена тебя такого красивого бросила. И правильно сделала – зачем хорошей девчоночке такой чемодан без ручки: тащить тяжко, бросить жалко. Ни уму, ни сердцу.
- Знаешь, птенчик! Я в отличие от некоторых, предпринимаю реальные действия по свержению этой проклятой Богом и людьми властью. И если для этого мне придется воспользоваться помощью из-за границы… За границей немало тех, что готов помочь истиной русской интеллигенции восстановить закон и порядок…
- За небольшую плату: Приморский край, Архангельск и все Поморье, Соединенные штаты Сибири, и так по мелочи, типа Кемской Волости…
- Я готов принести эту жертву во имя торжества справедливости….
- Рискну предположить, что справедливость заключается в возврате крепостного права. Даже стесняюсь спросить, а люди, населяющие эти земли…
- Те, кто подобно русскому быдлу и приблудившемуся к нему сброду, не пожелает признать новый, справедливый миропорядок…
- Понял: спишут на боевые потери. А ты спросил, эти люди согласны, чтобы их продавали, как скотину? Стесняюсь, спросить, а кто ты по национальности и по сословью? Английский лорд? Австрийский граф?
- Я русский интеллигент, потомок древнего боярского рода Скуратовых!
- Какой же ты русский, если большинство русских для тебя «быдло»? Ты кто угодно, только не интеллигент. А на счет Скуратовых – не удивлюсь, если Малюта Скуратов восстанет из мертвых и не погнушается лично и наглядно объяснить недостойному потомку, как надо правильно любить Родину – мать его! И твою тоже! А если не бросишь это паскудство, то будешь иметь вдумчивую беседу с коллегами твоего предка. Возможно, что и не одну. Пойми, во что ты ввязался, идиота кусок! Ты призываешь к свержению существующего государственного строя. И при этом наивно удивляешься, что в лицо прилетело. Полчаса расписывал, как ты исстрадался. А чего ты ждал? Что умиленно: «Ах, какой забавник!» по головке погладят и конфетами угостят? Дадут вина красного, бабу рыжую? Радуйся, что еще жив и на своих ногах. Призываешь к гражданской войне. А ведь еще не все раны затянулись. Еще не все могилы травой поросли. Зовешь в свой дом разнообразную нелюдь и нечисть, которая будет в твоей стране хозяйничать: грабить, убивать, насиловать. Думаешь, лично тебя это никаким боком не коснется и ничем не заденет? Глубоко заблуждаешься. Только поздно потом плакать. Понимаешь Вася! Взрослый человек, тем и отличается от избалованного малолетнего дебила, что способен предвидеть последствия своих хотелок. И отдавать в том себе отчет, прослеживая причинно-следственные связи.
- Ты, сам нечисть. Грязный недочеловек. Раскаркался, Ворон! Да я за границу..
- Вот она – «истинная русская интеллигенция». Во всей красе в полный рост! Картина маслом! Нагадить и сбежать – это деяние достойное истинного рыцаря чести! Развалить все до нуля – вот на это как раз много ума и не нужно. Ломать – не строить: душа не болит. Вот не надо на меня смотреть, как на посланца ада! Видел таких вот «рыцарей» и «патриотов», «достойных и просвещенных»! Чтобы ты знал, вовсе не большевики свергли Вашего императора! А высшая военная аристократия, которым мало было денег и власти. Те самые, которые обжирались деликатесами до несварения желудка и напивались дорогими коньяками до цирроза печени и белой горячки! В то самое время, когда люди элементарно умирали с голода. Которые, едва получив власть в свои руки, первым делом, знаешь, чем занялись? Озаботились проблемами разоренной ими страны? Освобождением страны от интервентов? Ликвидацией голода и болезней? Восстановлением разрушенного хозяйства? Два раза! Дележом имущества еще живого императора! И свалили с наворованным за границу: «Возьмите нас, мы хорошие!». Прокутив все «честно наворованное», бегают и плачут о «России, которую потеряли». Особо «многомудрые» даже долгов наделать сумели. А когда ребята очередного клана Якудзы, глава которого наивно понадеялся на их, если не порядочность, то хотя бы платежеспособность, начали возить аристократичными лицами по асфальту, тут на некоторых и снисходило озарение и просветление. Да и то не на всех. Думали, что их, дармоедов, кто-то будет тащить на своем горбу. Не тут-то было! Нужен ты там кому за границей – как в Римской бане пассатижи!
- Я презираю профессора Арсенева! Как он мог! Боевой офицер и служит этому быдлу! Всегда говорил, что разночинцы, в отличие от истинных потомственных аристократов…
- Да твои проблемы! Хоть запрезирайся! Чтобы ты знал! Профессор Арсенев служит России (как бы она не называлась) и людям, которые в ней живут! Трудится, не жалея сил, на их благо! Да, ему пришлось нелегко. Но он страну не продавал, над людьми не издевался. И убегать в одних подштанниках, обрекая семью на голодные скитания по чужбине, ему не пришлось.
- Да чтобы ты не говорил, самурай недорезанный! Я все равно презираю этого Ивана, родства не помнящего…
-Я в восхищении! Что ты такое великое собой представляешь? Понимаю, профессор Филипп Ягужинский – этот хоть имеет реальные научные достижения. Да, некоторые его высказывания и поступки не делают ему чести. Но все-таки – он признанный авторитет в своей области. Величина мирового значения. А ты, прошу прощения, кто такой? Что ты можешь предъявить? Какие такие славные подвиги и выдающиеся заслуги?
- Тебе, птенчик? Я благородный человек свободного мира, что-то должен предъявлять какому-то япошке?
- Вася! Зачем мне?! Мне-то до тебя как раз глубоко фиолетово! Товарищам своим, например! Ты же требуешь к себе особого отношения! Так обоснуй!
- Может, ее попросишь извиниться перед этими вырожденцами Арсеневыми?!
- Не попрошу! Ты что девушка, просить у тебя! Я требую, чтобы ты немедленно извинился, с искренним раскаянием и осознанием содеянного. И взял назад свои гнусные оскорбления в адрес Владимира Клавдиевича Арсенева, Анны Дмитриевны Арсеневвой и их сына Володи Арсенева. Повторю для особо одаренных в танке. Я Арсеневым дважды жизнью обязан. И если ты думаешь, что можешь безнаказанно говорить о них гадости в моем присутствии, то глубоко заблуждаешься..
- И что ты мне сделаешь?
- Если не умеришь свое словесное недержание, то пробкой вылетишь, паскуда! Если твой разум закрыт для аргументов – постучусь в печень. Там всегда открывают!
- Да у тебя кишка тонка! Ты не посмеешь!
- Дитятко ты великовозрастное! Ты всерьез веришь, я не посмею дать подлецу по сусалам….
- Давай, бей! Ты только разговоры разговаривать горазд! Струсил желторотый! – Василий гоголем прошелся перед Вороненком, уверенный в своей безнаказанности. Вороненок все-таки колебался. С одной стороны – очень не хотелось устраивать безобразную драку в доме друзей, да еще в присутствии особ женского пола. Омрачать веселый карнавал мордобоем. Сиро, как любой тэнгу, драться умел качественно. Но вот удовольствия от драки не испытывал никакого и никакой прелести в том не находил. С другой стороны – оскорбления в свой адрес он бы проглотил, но вот позволить какому-то ничтожеству уничижительно отзываться о его друзьях.
И вдруг, вовремя очередного прохода, Вася Прянишников согнулся буквой «зю» и глухо застонал, наглая ухмылка сменилась гримасой боли и недоумения. Еще через мгновение он кубарем выкатился из гостиной, пересчитав ребрами все ступеньки крыльца. Однако, побитый «боярич» все-таки появился в доме – «изрядно ощипанный, но не побежденный».
- Вот, друзья, последствия общения с разночинцами – поборник «справедливости» сокрушенно качал головой. Собравшиеся молодые люди и девушки отпрянули от Василия, как от заразного. Светлана еле удерживала Волою, который уже давно сжал кулаки и рвался ими заткнуть рот этого похабника, который так неосторожно раскрыл свою сущность.
- Знаете, уважаемый Василий Эрастович! – Сиро вдруг перешел на казенно-официальный тон, давая понять, что Вася Прянишников отныне в круг «своих» не всходит. – Я на Вашу детскую непосредственность умиляюсь и восхищаюсь. Про морально-этическую сторону просто умолчу. Очаровательно! Я не касаюсь вопросов внешней и внутренней политики. Это не в моей компенеции. Я Вами просто восхищен и очарован! Вы презираете моих друзей, моего названного брата. Говорите об этом во всеуслышание. Мало того – призываете к их физическому устранению. Что же Вы тогда к ним ходите, день через день, и угощаетесь за счет?! И что самое удивительное и умилительное – ни разу не поперхнулись! Ни разу кусок поперек гора не встал! Вы уж определитесь как-нибудь с приоритетами, уважаемый! Или крест снимите или брюки наденьте. А то прямо по стиху, извините, автора не помню:
« Коварен жид, хотя и слеп....
Кичливый лях похуже б..ди,
А Вася съест с тобою хлеб,
и тут же весь твой дом изгадит…» еще раз прошу прощения у дам за мой французский.
Не только Володя был ошарашен неожиданной метаморфозой юного Тэнгу, которого привык считать маленьким, болезненным, стеснительным, запуганным братиком. Которого надо опекать и защищать. Все-таки он Ворон. Не безобидный воробушек. Василий, думавший, снискать у товарищей и особенно у девушек сострадание и сочувствие, взглянув в потемневшие лица бывших друзей, понял, что наговорил много лишнего. Их уважение и дружбу он потерял окончательно. И сейчас его будут бить, вполне возможно, что не только руками. Он, хватив шапку и пальто, счет за лучшее поспешно ретироваться. Юная Камилла смотрела на Сиро, который оказывается, может за себя постоять, с неподдельным восхищением. И не только она! *