Шла собака по роялю

из записей, сделанных в тетради от Наташи Цабур

- Дай мне сигарету.
- Засунь её себе в задницу!

Я вечером проходил мимо воровского логова; на пороге стоял пьяный Сергей Генчу с вонючей цигаркой во рту.
- Дай и мне десять тысяч, - сказал я, - из тех ста тысяч, которые ты у меня украл.
По двору прошёл старый Паниковский, с небритым подбородком и хромая.
- Дай миллиончик! Дай миллиончик! – сказал он и скрылся за поворотом.
- У меня ничего нет! – соврал Генчу.
- Серёжа! – крикнула из кухни его воровская маруха (Таня Генчу).
- Чего тебе? – огрызнулся пьяный Генчу.
- Заходи! – крикнула маруха, - чёрная икра – на столе!
- Опять ты мне эту чёрную икру подаёшь! – сказал недовольный Верещагин (фильм «Белое солнце пустыни»). – Хоть бы картошку купила!
- Картошку едят только плебеи! – сказала маруха Генчу.
- Шампанское по утрам, - сказал Лёлик (фильм «Бриллиантовая рука»), - пьют только аристократы или дегенераты!
- Всё что ни делается, - сказал кардинал Ришелье (фильм «Три мушкетёра»), - делается к лучшему.
Несколько лет назад я был так наивен, что хотел жениться на Ирине Оренштейн. Мой дядя Георгий Чебану из Пятигорска, приезжавший несколько лет назад, изрёк, бог, скорее всего, есть. И вот этот бог сделал мне доброе дело, отправил дьявола к молодёжи Екатериновки: не дайте Васе жениться – от женитьбы ему будет хорошо. Даже я думал, что женившись, сразу стану королём. Прислали к Ирине молодого плейбоя Ивана Вакарчука; он показал ей свой… таксистский кошелёк, и она ушла к нему. Районный доктор О. Огурцова под предлогом, что я расстроился от женской измены, засунула меня за решётку на месяц, покормить усиленной дозой наркоты.
Через короткий срок я заметил, Вакарчук стал бить Ирину ногами в живот. «Вот, подумал я, какой он изверг! А я бы лелеял её!» Чушь! Лев Толстой объяснил, так, что кушающие 40 лет отупляющие нейролептики поняли. Но многие «умные, не любящие» читать Толстого, не поняли его. А он сказал, кто бы ни женился, через месяц начнут друг друга душить. Вакарчук через месяц совместной жизни бил Ирину ногами, а я, может быть, через месяц стал с неё кожу сдирать перочинным ножиком.