Нечто смутное

«… любившей час, когда дрова в камине становятся золой…»

У Марины, кажется так, да? А у меня – что, иначе? И разве тебе не нравится смотреть на серый бархат пепла, который ещё тлеет, и порой на головёшке даже вспыхивают пятна красного жара – кажется: вот, снова огонь оживёт, и запляшет, и расцветёт красный цветок…
Дрова становятся золой.
Огонь сжигает зданья и мосты.
Жар охватывает тело изнутри. И это неистовое пламя не загасит холодное и равнодушное: «Ты мне больше не нужен».
(Ты усмехнёшься, конечно, потому что найдёшь в этом предложении стилистическую ошибку. Но её – нет! Иногда трудно понять, что причина, а что следствие, что главное, а что – второстепенное. Но, впрочем, тот, кого любишь, всегда прав!)
Моё тело выжжено.
Но почему осталась от него не зола?
Я бы развеял её по ветру, - и она удобрила землю, и, ах, какие б выросли цветы – высокие стебли, пышные соцветья, как розаны на юбках цыганок! Помнишь, они нагадали нам безоблачное счастье и любовь навсегда?
Зола остаётся в костре, в человеке – воспоминание.
Но сначала был огонь.
«… дрова становятся золой…»
А цветок расцветает жёлтый. Ни хризантема, ни роза и даже не нарцисс. Одуванчик! И мне весело смотреть на него, а потом – придёт срок – сдуну белый шарик НЛО. И все НЛОнавты катапультируются на парашютиках.
Такой беззаботный был одуванчик.
Он тоже стал воспоминанием. Как и я?