Тузик

Прибывающие для прохождения службы на Курильские острова офицеры, живут в квартирах тех, кого они приехали заменить. Вместе с ними. Пока, сдав дела, заменяемые не уедут на материк. Гостиниц на многих точках нет. Поэтому, когда я прилетел на Итуруп, я разместился в одной из двух комнат квартиры, где жил со своей женой Володя Клименков, который должен был сдать мне дела и должность.
У Клименковых был пес. Некрупная, симпатичная дворняга по кличке Тузик. Белого с черными пятнами окраса. В первый же по прилету день, мы с Клименковым пошли на рыбалку. Ловить форель. И с нами вместе отправился Тузик. Несмотря на грубую, с толстой леской снасть, рыба клевала отлично. На материке такой рыбалки я не видел. Пес сидел с нами рядом и смотрел как мы, одну за другой вытаскиваем из воды форель. За два часа и Клименков и я наловили приличное количество рыбы, и пошли домой.
Дома Володя в ванной вымыл перепачканную землей собаку. Пес спокойно перенес процесс мойки. Каждый день, после службы, мы ловили рыбу, и каждый раз Клименков мыл собаку. Ел Тузик на кухне из миски. Ел аккуратно. И очень любил жареную форель.
Однажды, придя со службы домой, я увидел, что пес по-хозяйски лежит на стоявшем в моей комнате кресле. Мне это не очень понравилось, и я спросил жену Клименкова:
- Алла! Тузик обычно в кресле отдыхает?
- Нет! Никогда в кресло не залезал.
Я пришел в свою комнату и сказал вольготно лежащей в кресле собаке:
- А ну слезай от сюда!
Тузик внимательно посмотрел мне в глаза и спрыгнул с кресла. И больше никогда в него не залезал. Позже я понял, что собака уже тогда чувствовала, что прежние хозяева его бросят и навсегда уйдут из его жизни. А новым хозяином стану я. И старалась меня приучить к новым порядкам.
Когда Клименков, сдав дела, купил билеты на теплоход, его жена подошла ко мне и с улыбкой сказала:
- Ты только Тузика не выгоняй из квартиры, он здесь уже привык!
Меня тогда неприятно и удивило и покоробило то, что Клименковы с такой легкостью, с улыбкой на губах и спокойным сердцем, бросают собаку, которая росла вместе с ними с малого щенка.

Они уехали, и мы остались вдвоем с Тузиком. В первый же вечер, после рыбалки, я поставил пса на дно ванной и включил душ. Он негромко, как бы предупреждая, что процесс мытья ему не слишком нравится, зарычал. Легонько стукнув его ладошкой по заду, я сказал:
- Прекращай Туз! Видели мы, как тебя до этого мыли!
И уже без проблем вымыл спокойно стоящую собаку.
Вечером, сев ужинать, я положил Тузику в миску жареную форель. Он подошел к миске, взял зубами рыбу и отнес в угол. Я встал из-за стола, забрал рыбу и положил ее обратно в миску. Пес демонстративно отнес ее назад и приготовился есть. Три раза я клал рыбу в миску и каждый раз Туз относил ее в угол. Когда я в очередной раз положил рыбу в миску, Туз остался сидеть на месте. К миске он не шел. И тогда я сказал:
- Тузик! Не надо так делать! Старых хозяев больше не будет! Они тебя бросили! Нам же теперь жить вместе, а ты с первого дня пытаешься хулиганить!
Пес опять посмотрел мне в глаза, медленно подошел к миске и очень аккуратно, не уронив на пол ни единой косточки, съел свой ужин. Возникло ощущение, что собака понимает, что ей говорят. Понимает буквально каждое слово.

Через неделю меня послали с подчиненным личным составом на полигон, который проходил на берегу озера. Километрах в пяти от жилого городка. Тузика я взял с собой. На полигоне он быстро ко мне привык и ходил за мной по окрестностям как привязанный. А еще через неделю прилетели моя жена и ребенок.
- Свет! Кроме нас в этой квартире еще один квартирант живет! – сказал я жене, отдавая ей ключи от квартиры.
- Кто? – с неприятным удивлением спросила она.
- Пес Тузик. Он сейчас на полигоне. После окончания полигона привезу его с собой.
- Ладно, вези!

Полигон закончился. Я привез Туза домой. Моя жена устроилась работать заведующей полковой аптекой. Большую часть времени я пропадал на службе. И Тузик стал ходить как привязанный за моей женой и ребенком. И проводил с ней и сыном весь день. Уже через месяц многие жители городка звали ее не иначе как «Дама с собачкой».
Время шло, и мы узнавали о собаке все больше. Пес по характеру оказался спокойным, серьезным, умным и очень преданным. Если мы всей семьей шли в кинотеатр на фильм, Тузик, проводив нас до входа, садился и ждал, когда мы выйдем обратно. Выходя через полтора часа, мы видели сидящего на сильном, пронизывающем до костей ветру Туза. Его от холода била крупная дрожь, иногда собака была вся в мокром, липком снегу, но он не уходил. Он ждал нас. И шел с нами домой. В любую погоду пес всегда был рядом с моей женой и ребенком. Или со всей нашей семьей, когда у меня был выходной. Через год верная псина была полноправным членом нашей семьи.
- Ни за что его здесь не брошу! – часто говорила жена. – С нами на материк поедет! Обязательно!
И тогда я вспоминал Клименкова и его жену. И ее улыбку. Когда она решила бросить собаку.

Но человек предполагает, а Бог располагает. Однажды меня послали в командировку. На неделю. А вернулся я только через полтора месяца. Я длительное время не мог уехать назад. Не на чем было добираться. Из-за штормов не было попутного корабля. Корабль при шторме не мог зайти в узкую бухту острова, на котором я находился.
Идя через полтора месяца по жилому городку к дому, я увидел свою семью. Сразу всю: жену, сына и собаку. Они гуляли.
Подойдя со спины к ним вплотную, я сказал:
- Привет! Я вернулся!
Жена и сын кинулись меня обнимать, а обычно серьезный и скупой на эмоции Туз тыкался носом мне в ноги и предано вилял хвостом.
Когда первая радость встречи прошла, жена с какой-то тоской и болью посмотрела на меня, и я сразу понял, что в мое отсутствие произошло что-то нехорошее. А она сказала:
- Тузик заболел! Чумкой!
Пока мы молча шли к дому, я заметил, что задние ноги Туз переставляет с трудом.

С каждым днем собаке становилось все хуже. Жена каждый вечер колола ему антибиотики. А он, ощутив боль от укола, скуля, полз ко мне, перебирая по полу передними лапами, и тыкался носом в мои ладони. Жаловался. Выйти на улицу Туз уже не мог. У него полностью отказали задние лапы. Он гадил прямо в комнате и смотрел после этого такими виноватыми глазами, будто умолял нас простить его за это. Жена шла за тряпкой и убирала за больным псом.
Антибиотики не помогали. Через некоторое время Туз уже не мог сунуть морду в миску с едой. Он уже и на передних лапах не мог передвигаться.
И тогда жена сказала:
- Невозможно смотреть, как он мучается. Надо его застрелить.
Я тоже понимал, что собака уже не поправится. Что он доживает последние дни, а может быть даже часы. И доживает их в сильных муках. Но как можно выстрелить в члена своей семьи?! В родное и близкое тебе существо? Я кругами ходил по квартире и тоже мучился. Сердце разрывалось от того, что мне предстояло сделать.
Я зарядил оба ствола своего ружья патронами с мелкой картечью. Жена укутала Тузика в одеяло и взяла на руки. Пес понимал, что домой он уже не вернется. Из его глаз разве что слезы не капали. Мы вышли на улицу и отнесли Туза метров на пятьдесят от жилого городка. Жена положила его в чистый, белый снег и я выстрелил. В упор. Из обоих стволов.
Потом засыпал его снегом. И мы вернулись домой. Жена белугой ревела в комнате, а я на кухне пил спирт. Пил и не пьянел. Утром мы сказали сыну, что Тузик убежал.
Много лет после этого мы оба сильно мучились. И мне и жене стало казаться, что не застрели мы тогда собаку, Туз непременно бы поправился. И мы бы взяли его с собой на материк….