Авантюрист (34)

Начало см.:
http://www.neizvestniy-geniy.ru/cat/literature/romany/1245753.html


(продолжение)



ТРИДЦАТЬ ЧЕТВЁРТАЯ ГЛАВА

Шла Гражданская война. В стране всё бурлило, кипело, сын шёл против отца, брат против брата.

Цветные меньшинства, несмотря на свою естественную отсталость, поняли, что с падением Российской Империи, они получили возможность обрести свободу и независимость от «старшего брата». Стали плодиться всякие ханы, атаманы, шахи, бароны, гетманы, объявлявшие самостийность своих территорий. Но страшнее контрреволюционеров, всяческих там эсеров, меньшевиков, кадетов, октябристов, самостийников и даже немцев был их союзник – голод. Он обращал во врагов советского правительства его бывших сторонников, пролетариев и беднейшее крестьянство.

Отдав приказ Дзержинскому уничтожать вся и всех выступающих против советской власти без каких-либо классовых и сословных различий. Ленин, однако, понимал, что нужно любыми способами добывать хлеб, продовольствие, хотя бы для Москвы и Петрограда.

– Иначе нас сожйут голодные москвичи, даже пайтийные, – по-чёрному пошутил он на заседании Совнаркома. – Им не помешают это сделать и высокие Кйемлёвские стены.

Кое-кто из «министров» с содроганием представил себя в шкуре Кука.

Снова Ленин вызвал к себе Сталина.

– Вот что, товагищ Сталин, хватит тебе таскаться по бабам, поезжай в Цайицын добывать хлеб. Я буду йекомендовать тебя на должность общего гуководителя пйодовольственного дела с чйезвычайными полномочиями на юге Йоссии. Пойаботай на йеволюцию.

Новое назначение Сталин принял без особой охоты. Не было у него желания становиться интендантом пусть и всей республики, в то время как Троцкий, несмотря на свои частые антипартийные высказывания и предательские действия, занял ключевые посты – пост наркома по военным и морским делам и пост председателя Революционно-военного Совета, став хозяином зарождающейся армии.

Отправляясь в Царицын, Сталин забрал с собой и свою стоявшую в торговом подмосковном городке Коломне кавказскую дивизию, получившую название Дикой, так как кавказцы отказались подчиняться Председателю РВС и наркомвоенмору Троцкому, признав единственным своим начальником Сталина.

Коломна радостно вздохнула, освободившись на какое-то время от необузданных в своих страстях чучмеков, хватавших молодых женщин, девушек и даже девочек на улицах и увозивших к себе в казармы. Отцам и мужьям юных и молодых коломнянок оставалось только ждать урожая от семян, посеянных кавказцами в славянские бабьи утробы.

Прибыв в Царицын, Сталин, в пику Троцкому, объявил себя не просто руководителем продовольственного дела на Юге России, оставив эти заботы своим подчинённым, а руководителем обороны Царицына. Он под себя подгрёб и командиров разрозненных отрядов, стоящих в Царицыне и в его окрестностях, и Совет, и даже ЧК, тем самым фактически став местным диктатором.

Он приказал очистить город от классово чуждых элементов, и в доказательство отсутствия революционной бдительности, безалаберности и некомпетентности Председателя РВС Республики и наркомвоенмора Троцкого арестовал многих из его военспецов, направленных для укрепления обороны города, в то время являвшегося важнейшим стратегическим пунктом обороны советской республики.

Сталин всё больше и больше убеждался в истине: есть человек – есть проблема, нет человека – нет проблемы, а также – если враг не сдаётся, его уничтожают. Всех, кто сопротивлялся ему, он приказывал ликвидировать, приговаривая:
– В спорах пуля решает всё. Во время революции нет иных законов, кроме закона насилия, мщения и крови.

Он в "богатырке" и бурке скакал по городу на вороном коне в сопровождении Виктора и тридцати, никогда не меньше, кавказцев, гиканьем разгонявших прохожих, переворачивая повозки и телеги, стегая нагайками зазевавшихся.



Это не могло не вызвать недовольство местных властей, кое-кто готов был пустить сам пулю в самозваного диктатора, но его спину прикрывал помощник Виктор Репьёв.

Он с опережающей быстротой пускал в ход любимый наган, негромкий браунинг или совсем тихий стилет. Мёртвые не потеют. Чужая смерть животворна. Она отшибает чувство пустоты. Наполняет освежёнными впечатлениями, теплотой и радостью тому, что ты жив и тебе светит тёплое солнышко. Недаром чужое мясо называется говядиной.

Страхом и ужасом Сталин подчинил себе Царицын. На приказы и распоряжения Троцкого он чихал. Ленину, попытавшемуся было умерить пыл своего продовольственного комиссара, Сталин телеграфировал:

«НАМ НА МЕСТЕ ВИДНЕЙ ЗПТ ЧТО НУЖНО ДЕЛАТЬ ТЧК ПРОШУ ОГРАДИТЬ МЕНЯ ОТ ДУРАКА ЖИДА ТЧК».

Под «дураком жидом» Сталин имел в виду Льва Давидовича.

После прибытия из Донецка отрядов под командованием Ворошилова, Сталин создал Х армию и своей волей назначил её командующим Климента Ефремовича. Троцкий пытался оспорить это назначение, сделанное помимо РВС, но Сталин телеграфировал ему:

«В РОТ Я ТЕБЯ *** ТЧК».

Ворошилов, весёлый, разбитной, ну, рубаха парень, играющий на гармошке, умеющий хорошо выпить и отбарать подвернувшуюся ему под руку бабёнку, пришёлся по душе Сталину, понявшему, что этого малообразованного, недалёкого человека можно подчинить себе, а значит, и целую армию.

Вечерами, когда наступала передышка в работе, Сталин шёл к себе в вагон личного поезда, окружённого вооружённой охраной. В вагоне два купе были разобраны, и получилось нечто вроде салона, где диктатор жил со своей любовницей пишбарышней Клавой, изъятой Сталиным из приёмной председателя городского Совета.

У светленькой двадцатилетней Клавы были очаровательно округлые формы и изумительной чистоты голубые глаза.

В салоне стояла широкая кровать. По ночам, когда Сталин занимался любовью с Клавой, кровать глухо билась спинкой о стенку купе Виктора.

На обоих входах в вагон стояла вооружённая охрана. Помимо общей охраны Сталинского эшелона, вдоль личного вагона диктатора ходил парный караул.

***
В один из жарких дней начала июля, когда с выцветшего белесовато-голубого неба солнце безжалостно опаляло сухую землю и в горячем воздухе стояло мутное знойное марево, Виктора вызвали в телеграфную. Испуганный телеграфист подал ему узкую ленту. Виктор начал читать, пропуская её между пальцев. Уже после первых слов у него перехватило дыхание.

«ЛЕВЫЕ ЭСЕРЫ ВО ГЛАВЕ СО СПИРИДОНОВОЙ ПОДНЯЛИ МЯТЕЖ ТЧК МОСКОВСКИЙ ГАРНИЗОН ПЕРЕШЁЛ НА ИХ СТОРОНУ ЗПТ АТАКУЕТ КРЕМЛЬ ТЧК МЫ ДЕРЖИМ ОБОРОНУ СИЛАМИ ОТРЯДА ЛАТЫШЕЙ И ЧЕКИСТОВ ТЧК ПРИКАЗЫВАЕМ НЕЗАМЕДЛИТЕЛЬНО ДЕСЯТУЮ АРМИЮ ДВИНУТЬ НА МОСКВУ ЗПТ ПОДАВИТЬ МЯТЕЖ И АРЕСТОВАТЬ МЯТЕЖНИКОВ ТЧК ЛЕНИН ЗПТ СВЕРДЛОВ ЗПТ ТРОЦКИЙ ТЧК».

Прочитав прыгающие буквы на ленте, Виктор скатал её в ролик и поспешил к Сталину.

Диктатор отдыхал в своём купе после бессонной ночи, проведённой с Клавкой. Виктор постучал в дверь и услышал недовольный Клавкин голос:
– Сосо спит. Придите позднее.
– Это я, Репьёв, – зло крикнул Виктор. – Открывай дверь. Срочная депеша от Ленина.
– Зачем так громко кричать, – послышалось из-за двери. Это был уже голос Сталина. – Открой, Клавка.

Клавка отодвинула дверь. Она была голая и розовая, распаренная от стоявшей в купе жары и духоты. Сталин, тоже голый, лежал на кровати. Он прикрыл низ живота газетой «Правда», спросил:
– Что за спешка? Белые начали штурм города?
– Хуже – сказал Виктор и протянул Сталину телеграфную ленту.

Сталин медленно, будто по слогам прошёлся по ней от начала до конца и выругался:
– Ё* твою мать! Где у Дзержинского были глаза? Мудак, прозевал заговор. Зови Клима.

Ворошилов был у себя в вагоне. Тоже разморенный жарой и парой стаканов самогона он валялся на кровати с сестрой милосердия белокурой полячкой Брошневицкой, фразистобёдрой давалкой с разъезжающимися к пышным бокам кисельными сиськами.

– Товарищ командарм, – обратился к нему Виктор, – вас срочно вызывает товарищ Сталин.
– Слышь, Репьёв, может, отложим до вечера? – спросил его Ворошилов, глядя на вошедшего одним мутным глазом, на второй набегало тяжело веко.
– Вечером товарищ Сталин прикажет мне вас расстрелять, товарищ командарм, – ответил командарму Виктор, кидая ему поднятые с пола бриджи.

***
…Пылающее солнце по малиновому небосклону скатилось за край степи. День отцветал сиреневыми сумерками. В этот час на Москву отправилась Х армия и Дикая дивизия.

В первом составе из трёх вагонов следовал коммунистический батальон под командованием Виктора. В его задачу входило расчищать путь для главных сил, идущих за ним, обеспечивать их паровозами и топливом, а если требовалось, то производить незамедлительный ремонт путей и расстрел саботажников.

Не жалея ни сил, ни патронов на железнодорожников, Виктор шёл, не сбиваясь с графика, данного ему Сталиным.

Связи с Кремлём больше не было. Это и беспокоило Сталина и обнадёживало.

– Не исключено, что латыши и чекисты ещё удерживают Кремль, – сказал он Виктору. – А телеграфные провода оборвали мятежники, чтобы лишить осаждённых и Ленина связи с внешним миром.

На третий день, рано утром, армия достигла пригородов Москвы. Здесь дорогу Виктору перерезал отряд левых анархистов.

– Вашему Ленину конец, – сказал громким голосом командир отряда, молодой широкоплечий молодой человек в гимнастёрке. – Сдавайтесь и присоединяйтесь к нам. Мы гарантируем вам жизнь и свободу.
– А ху-ху не хо-хо? – ответил Виктор. – За мной идёт Десятая армия и Дикая дивизия. Вам нечего жрать, а у нас эшелон с хлебом. Если не перейдёте на нашу сторону и не повернёте штыки против мятежников, не видать вам хлеба. Подыхайте.

Хлеб… В восемнадцатом голодном году не могло быть более веского аргумента, чем хлеб. Командир московского отряда сглотнул комок слюны, ответил:
– Я переговорю с бойцами.

Через полчаса он вернулся в сопровождении комиссара и двух бойцов.

– Мы ничего не имеем против Ленина и большевицкого Совнаркома, – сказал комиссар, пожилой мужчина в поношенном пиджаке. – Отряд имени товарища Бакунина присоединяется к вам. Спиридонова нас сбила с толка, заявив, что Ленин и Троцкий продали англичанам Балтийский флот, а ныне продаёт хлеб немцам и вместе со своими приспешниками собирается бежать в Германию.

Вскоре подошли эшелоны с основными силами.

– Мы покажем вам, где размещается штаб левых эсеров, – сказал командир анархистов. – Они не ждут вас. Их можно будет захватить тёпленькими.

Сталин и Ворошилов повели полки к Кремлю, а на захват штаба мятежников отправился Виктор со своим коммунистическим батальоном, отрядом анархистов и двумя броневиками.

Они без помех добрались до здания штаба левых эсеров, разместившегося в Трёхсвятительском переулке.

Виктор с двумя бойцами беспрепятственно вошёл в штаб, пройдя мимо часовых, играющих в карты. По коридору слонялись вооружённые до зубов люди. Было много пьяных.

Спиридонова занимала кабинет на втором этаже. В приёмной сидел матрос, перекрещенный пулемётными лентами. Он лениво цыкнул слюной сквозь зубы на пол и, поигрывая маузером, зыкнул Виктору:
– Куда прёшь, рохля?! К Марье щас нельзя. Она занята.

Виктор сунул руку в карман кожанки и нажал на курок браунинга. Матрос удивлённо распахнул рот, согнулся и, стукнувшись головой об пол, пару раз дёрнул ногами в лакированных сапогах и затих.

Виктор перешагнул через труп и вошёл в кабинет. Он увидел спину в чёрном бушлата, голую задницу и ноги – одни мужские, волосатые со спущенными клёшами, другие, женские, – перекрещенные на спине матроса. На одной женской ноге болтались панталоны.

Оба, и матрос, и Спиридонова не видели вошедших. Они хрипели и стонали от наслаждения.

Виктор дождался, пока они кончат. Матрос откинулся в заключительных содроганиях, Спиридонова издала громкий крик-стон. Виктор, дав матросу возможность последний раз получить наслаждение, выстрелил ему в затылок под обрез бескозырки. Только после этого Спиридонова заметила посторонних и возмутилась:
– Какого чёрта ты лезешь в кабинет?! Кто тебя пустил?
– Госпожа Спиридонова? – спокойно спросил Виктор поднимающуюся с дивана женщину, не обращая на её оголённые прелести.
– Я, – ответила Спиридонова, опуская юбку.
– Именем революции вы арестованы. Сопротивление бесполезно. Вы окружены. Город занят доблестной Десятой армией.
– Это мы посмотрим, кто кого арестует. У нас сила, – воскликнула Спиридонова.
– Ваши бандиты у Кремля окружены доблестными бойцами Десятой армии под командованием товарищей Сталина и Ворошилова, – сказал Виктор. – Здание вашего штаба окружено моим коммунистическим батальоном.

Виктор блефовал.

– Вы идёте с нами. Пикнете хоть слово в коридоре, пристрелю на месте, – приказал он Спиридоновой. – И наденьте панталоны или скиньте их с ноги.

Спиридонова пинком отшвырнула панталоны.

– А если я с вами не пойду? – спросила она.
– Значит, мы уйдём без вас, а здесь останется ваш труп.
– Я слабая женщина, – простонала Спиридонова. – Вы убьёте слабую женщину?
– Убью.

Спиридонова поднялась.

Десятая армия вовремя подоспела на помощь осаждённым в Кремле. Те защищались уже из последних сил. У них закончилось продовольствие, и мятежники отключили водопровод. Без еды и воды долго не повоюешь. Латыши начали роптать. Командир их Лацис выдвинул ультиматум Ленину:
– Или полный паёк и по два литра воды на человека, либо они открывают ворота Кремля мятежникам.

Рядовые чекисты, которыми командовал Дзержинский, поддержали латышей, хотя сам Феликс Эдмундович пригрозил взбунтовавшимся бойцам расстрелять их. Он залёг у пулемёта, беря на прицел столпившихся латышей и чекистов. Те бросились на брусчатку, кто-то сиганул со склона под горку, кто-то полез на колокольню имени Ивана Великого. В этот момент раздалось громовое «ура». Наблюдатели с кремлёвской стены сообщили:
– Какие-то войска ударили в спину мятежникам, и те разбегаются.

Перед Спасской башней вышел Сталин в кипельно белом кителе, в тёмно-серых брюках, заправленных в мягкие сапоги и с трубкой в правой руке. Наблюдатели на стене его узнали, закричали:
– Это Сталин! Сталин пришёл! Ура Сталину!

Когда открыли ворота Спасской башни, Сталин не спеша прошёл в них, за ним проследовали Ворошилов и Виктор. Осаждённые подхватили их на руки и понесли к Кремлёвскому дворцу. Там, на крыльце его освободителей ждали Ленин, Свердлов, Троцкий и Дзержинский. Когда Сталина опустили с рук, он подошёл к Ленину.


– Мятежники разгромлены, товарищ Ленин, – доложил он Вождю. – Доставлен эшелон с хлебом. Остальные два будут доставлены чуть позднее.
– Я в вас не сомневался, товагищ Сталин, – весело сказал Ленин. – Вы пйекйасно пйовели опейацию. Благодайю вас и товагища Вогошилова от имени Совнайкома.

Ранним утром 10 июля на Красной площади начались казни наиболее опасных бунтовщиков. Спиридоновой, командующему вооружёнными силами восставших Попову и их приближённым из штаба левых эсеров, всего двенадцати человекам, отрубили головы и, вздели на колья, воткнутые у Кремлёвской стены. Остальных бунтовщиков, запихав в баржи, дотянули пароходом до Оки, и там баржи утопили вместе с запертыми в них арестованными.

Мятеж левых эсеров и левых коммунистов вызвал в Ленине сильный шок и не прошёл для него бесследно. Владимир Ильич сделался крайне подозрительным и недоверчивым. Он стал бояться даже самых верных своих сподвижников. Страх слизнул с его лица улыбку. Хотя он и оставил Дзержинского на посту председателя ЧК, но не мог простить Феликсу Эдмундовичу того, что тот проспал мятеж и сам угодил было в плен к анархистам, и к тому же согласился вернуться к осаждённым, чтобы передать Ленину похабный ультиматум: немедленно открыть ворота Кремля и сдаться мятежникам.

– И что будет нам, если мы не сдадимся? – спросил Ленин вернувшегося Дзержинского.
– Они повесят вас за яйца, – ответил тот.
– А если сдадимся?
– Тогда они повесят вас за шею, Владимир Ильич.
– Мне всё равно за что они меня повесят, – сказал Ленин. – Я предпочёл бы вернуться в Париж.
– Спиридонова вас не отпустит, – сказал Дзержинский.
– Об ультиматуме молчите, – приказал ему Ленин. – Никому ни слова.

Ленин оставил Дзержинского на посту главного чекиста, ибо остальным членам Совнаркома и Политбюро он доверял ещё меньше.
Напуганные мятежниками, засыпавшими с аэроплана территорию Кремля пугающими листовками, они были готовы сдать своего вождя на милость победителя и сдали бы, если бы не подоспел Сталин с Десятой армией и Дикой дивизией. Спасти от мучительной казни их могла только выдача Ленина и Троцкого.

Троцкий тоже остался на своих постах.

Ленин понимал, что он обязан отблагодарить Сталина, избавившего его от неминуемой виселицы, но он понимал, что тот, разгромив мятежников, наверняка, почувствовал свою силу и одновременно увидел его слабость, слабость вождя. Она могла возбудить в грузине, не лишённом властных амбиций, желание, спихнув его, самому занять единственное место на Олимпе власти.

Владимир Ильич, поразмышляв, засунул свою благодарность к спасителю в задницу и назначил Сталина секретарём ЦК партии заниматься бумажной работой и дышать архивной пылью. ЦК для Владимира Ильича стало кладовкой, куда он сбрасывал тех своих соратников, которые могли ему ещё пригодиться. Прочих он сдавал на утилизацию Дзержинскому.

(продолжение следует)

http://www.neizvestniy-geniy.ru/cat/literature/romany/1251847.html