16+
Лайт-версия сайта

"Стелла", роман, вторая часть

Литература / Романы / "Стелла", роман, вторая часть
Просмотр работы:
06 июня ’2015   19:17
Просмотров: 16695



Возник ли мир по Ветхому Завету,
Иль сам собой, без божьего труда, -
Мыслители не вскрыли тайну эту.
И, может быть, не вскроют никогда.
Байрон, «Дон-Жуан»



Вторая часть

***

В доме у Альберта


- ПРОХОДИ, ПОЖАЛУЙСТА, ПРОХОДИ, любовь моя, - пропуская вперед Стеллу, сказал улыбаясь Альберт. - Твоё платье промокло. Сейчас переоденемся, выпьем чего-нибудь и продолжим…
- Продолжим романтический вечер? - уточнила Стелла, надевая тапочки. - Хороший, тёплый, летний дождь.
- Тебе идёт, когда ты не…
- Причёсана? Так мне говорит Кира, наш «доктор».
- Она права. Ну, вот ты и дома. Тебе всё здесь знакомо, так что хозяйничай.
- Пойду приму душ и надену свой любимый белый халат. Не терпится посмотреть на новую спальную комнату. На изысканную белую мебель и всё такое…
- Я тебе всё покажу, но вначале прими тёплый душ, не хватало ещё…
- Чтобы я простыла? Альберт! Я и зимой на улице обливаюсь холодной водой. И в минус десять тоже! Это укрепляет организм и повышает работоспособность.
- Как представлю тебя в купальнике на снегу, так мороз по коже. Ты – сильная женщина.
Стелла посмотрела на Альберта с улыбкой, и он уточнил:
- Девушка.
- Так уже лучше. Я пошла, а ты, пока я буду принимать душ, завари мне зелёный чай, будь любезен.
- Зелёный чай? Даже не знаю, есть ли он у меня. И почему зелёного чая? Есть кофе – пяти сортов, чёрный чай, какао. Ах, да! Вспомнил! Зелёный чай пили Байрон, Эдгар По и Эдгар, забыл его фамилию…
- Загорский, - уточнила Стелла.
- Верно. Почему его назвали Эдгаром? - снимая костюм, спросил хозяин дома. – В честь Эдгара По?
- Не знаю. Нужно спросить у духов, - улыбнулась она.
- Но ведь русские не называют своих детей таким именем. Почему же они… его родители?..
- Он не совсем русский, если так можно выразиться. Русского в нём немного. По матери он поляк, по отцу… в его венах течёт русская, украинская и, совсем немного, молдавской крови. Что-то в этом роде, если я не ошибаюсь…
- Вот это набор?! Я слышал, чем больше разной крови в человеке, тем он талантливее. Я правильно выражаюсь? Каждая кровь в определённый момент заявляет о себе. Или это плохо?
- Мама говорит, а она изучала этот вопрос с точки зрения психоаналитика, что подтверждений этому нет, но примеров достаточно. Всё зависит от природы, от условий, которые заставят эту кровь «проснуться». От воспитания, от окружения и так далее. Лучше всех из философов этот вопрос изучил Шопенгауэр…
- Шопенгауэр? Когда мы вместе, я становлюсь учеником. Иди в душ, а я посмотрю, что там у нас с зелёным чаем? С этим необычным для меня зелёным чаем, - сказал Альберт.
- Это приказ? - засмеялась Стелла.
Стелла пошла принимать душ, а хозяин дома в кухню на поиски зелёного чая. Через двадцать минут она вышла из душа и пошла в кухню. Альберт ждал её. И когда она вошла, он встал и сказал:
- Царица моя, вот зелёный чай, - показывая рукой на чашки.
- Пахнет приятно! Значит, ты и не знал, что у тебя есть зелёный чай?
- С трудом отыскал… но это дело рук Софьи Фёдоровны. Она всё предусмотрела. И она…
- Ты её отпустил? Сколько лет она работает у тебя домохозяйкой?
- Около пяти лет. Ей пятьдесят семь лет. Она чистоплотная, приятная, много не говорит и отлично справляется со своими обязанностями. Мне рекомендовал её мой дедушка. Она работала у него, пока он не передал все дела мне. Вот и зелёный чай…
- Она и мне нравится. А чай действительно превосходный. Самый что ни есть лучший. В супермаркете такой сорт не купишь.
- Да?!
- Зелёный чай вот в таких шариках размером с грецкий орех – самый дорогой и самый ароматный.
- А я подумал: что за шарики, да ещё завёрнутые в бумагу? - удивился Альберт.
- Именно. Это и есть высший сорт. Самый-самый…
- Как тебе приём? О чём вы говорили с супругой премьер-министра?
- Приём мне понравился. Лучшие повара, официанты, еда и всё то, чему положено быть лучшим. Развлекательная программа составлена безупречно. Пригласили даже поэтов, что в таких случаях во времена Эдгара не делали в Кремле.
- Вероятно, не понимали поэзию?
- Поэты читали стихи с выражением. Мне понравился второй поэт. Его стихи были проницательными и мелодичными. Со Светланой Юрьевной мы говорили о моих рассказах. Вернее, я слушала, а она делилась впечатлениями о моём рассказе «Дважды два – четыре». Она не совсем поняла, о чём он, но я не стала её поправлять, и, кроме того, я заметила, что люди, читая какое-нибудь произведение, понимают его по-разному.
- По-разному? - сжал губы Альберт. – С виду схоже, по существу различно?
- Она начитанная, интеллектуальная женщина… Мне приятно общаться с ней. Она училась в Англии, в Оксфорде…
- Ещё бы! Жена второго человека в стране…
- Альберт! Мы же договорились…
- Молчу, молчу! - прижимая пальцами правой руки губы, вспомнил глава корпорации.
Стелла с Альбертом сидели за столом и говорили, но больше Стелла. Она рассуждала о своих планах, интересовалась делами Альберта, который смотрел на неё и думал: «Когда же ты станешь моей женой, Стелла?»
- Альберт! Ты где? - махая правой ладонью у его лица, спросила она.
- Что, любовь моя? - заморгал Альберт.
- Может, прежде всего, покажешь мне спальную комнату? Я намекаю на это уже третий раз, - громко заметила Стелла.
- Задумался, извини. Представил, что мы муж и жена. Сидим после трудового дня и пьём кофе, а рядом бегают наши дети – мальчик и… еще мальчик.
- «Мальчик и ещё мальчик»! Хм! Два сына, так не проще? Хочешь продолжения рода? Мы обсуждали это, забыл? - улыбнулась она.
- Молчу, молчу. Мечтать ведь не вредно? Что говорит об этом наш маленький «доктор»?
- Не вредно. Наш маленький «доктор» ушла с головой в биологию.
Альберт встал, подошёл к Стелле, опустил голову, протянул ладонь, в которую, улыбаясь, вложила свою ладонь девушка его мечты, и повёл её в спальную комнату. Подвёл к двери, приоткрыл её и сказал:
- А теперь, любовь моя, закрой глаза. Подчиняйся будущему мужу.
- Подчиняюсь! Но будущему… - Стелла сжала ладонь Альберта.
Он включил свет, провёл её до середины комнаты и тихо сказал:
- Теперь открой глаза. Свои умные глаза.
Первое, что сделала Стелла увидев новую спальную комнату, был глубокий вдох. Затем, чуть приоткрыв рот, она повернулась к Альберту и с восторгом воскликнула:
- Альберт, это так божественно! Ощущение такое, будто я – Снежная королева. Всё белым-бело! Потолок, стены, мебель, кровать, пол. А это что? Зеркало? О-го! После всего… мы будем лежать и смотреть на себя в зеркало? Слов нет, одни чувства…
Альберт понял, что произвёл на Стеллу впечатление, и это, ему удавалось крайне редко. Стеллу вообще мало чем можно было удивить, если, конечно, это «мало» не касалось мира искусства: глубокое по смыслу стихотворение или интересный, захватывающий рассказ, возможно, красивая картина… Альберт был на седьмом небе. «Наконец она в восторге!» - обрадовался он.
Он подошёл к ней, отодвинул воротник халата, поцеловал в плечо и тихо, почти шёпотом произнёс:
- Я рад, моя звезда, рад твоему восторгу. Тронут, польщён, удовлетворён…
Стелла повернулась к Альберту, он поцеловал её в губы. Они обнялись. Альберт снял халат, Стелла сбросила свой. Поднял её на руки, и, сделав несколько шагов, положил осторожно на кровать. Нажал на кнопку пульта дистанционного управления, и в комнате воцарилась ночь. Через минуту комната осветилась лунным светом, а на потолке появились звёзды.
- У меня нет слов, Альби! (Так Стелла иногда называла Альберта.)
- У писательницы закончились слова?! Это новость…
- Слов не надо. Люби меня. Люби так, чтобы я забыла про всё на свете. И про всех, кто проживает в нём! Я соскучилась… Взлетим вместе к этим звёздам…
И Альберт исполнил её просьбу. Чувствительный по своей натуре и отличный скрипач, он тонко и нежно всё исполнял. Всё, что любила в такие минуты, минуты любви, Стелла. Она ничего не помнила, ей казалось, что она находится в созвездии Льва. Альберт словно играл на скрипке. И чувства Стеллы, будто струны, подчинялись этой божественной игре, этим пальцам. Альберт ревновал Стеллу к Глории и хотел, чтобы она забыла её. Он любил её так, как никогда… У него всё получалось. Душа Стеллы, не ощущая тела, парила в ночном небе. И ей вспомнился, вернее, промелькнул в её памяти, стих Эдгара:

Мои тонкие пальцы тянутся к твоему телу.
Оно передо мной, покрыто «мурашками», слегка
дрожит и пока не расстроенно.
Скрипка! Скрипка, которая ещё не звучала, к струнам
которой ещё не прикасались пальцы мужчины, -
это твоё тело.
Оно замерло и ждёт неизвестного, неповторимого, высокого…
Я впервые медленно и нежно настрою эти девственные
струны – твои чувства (словно Гварнери), прежде чем
извлечь из них первые звуки любви, пение ангела…
Сотворю из этих звуков музыку, и крылья ноты «ми»
и ноты «ля» унесут нас…
В Рождественском небе ты будешь плакать и петь, стонать
и наслаждаться, глубоко дышать и…
Ты закрыла глаза.
Мои руки коснулись…
Не сфальшивить бы, не сфальшивить!

Стелла глубоко дышала, стонала, улыбалась, целовала Альберта. В её сознании рождались новые картины. Ей казалось, что её душа блуждает в ночи, ищет встречи с Луной, а встречается на Млечном Пути с другой одинокой душой. И души парили в ночи в созвездиях Девы и Льва, сливались в большое одно, и в небе рождалась звезда… И перед первым лучом, простившись с последней звездой, на грани весеннего дня душа обвенчалась с душой.
Через двадцать минут их души вернулись в спальную комнату, точнее, очутились в реальном времени. Насладившись друг другом, удовлетворившись, их тела разъединились. Они лежали и смотрели на себя в зеркало, усталые и довольные.
- Альби! Это было… это было… Моя душа, словно парила в ночном небе! Ты меня ввергнул в пучину любви, вознёс моё тело к небесам. И вот эту белую розу (она протянула руку к Альберту, в которой ничего не было, Альберт всё понял) я сорвала для тебя, прогуливаясь по ночным полям Вселенной, держи её! Она – лучшее из всего, что я увидела там. Остальное словами не выразить!
- Стелла! Ты – поэт! – глубоко дыша, сказал Альберт, удивлённый блестящим поэтическим отрывком.
- Ты подарил мне вдохновение. Сама удивляюсь. Слова приходят сами собой, словно кто-то мне их диктует. Альби, я испытала то, что испытывают поэты – вдохновение. Теперь я знаю, что такое поэтическое вдохновение. Это состояние души, в которое приходят образы и перевоплащаются в нём в слова, слова в строфы, строфы в стихи… Вдохновение писателя отличается от вдохновения поэта. И сильно!
- Сильно?! В самом деле? Разве это, не одно и тоже?
- Нет, я ошибалась! Должна это признать, и думала, что…
- Мне кажется, что ты впервые почувствовала силу любви. Ты мне сама говорила: без любви, без секса пишется… Что ты там говорила? Слабо или неглубоко?
- Не хочу ни о чём говорить! Не желаю ни о ком думать. Я стараюсь всё записать в памяти и описать это… в одном из моих новых произведений. Всё уже отпечаталось в моей голове!
- Мать моя женщина! Была такой обычной… и на тебе, за работу. Расслабься. Смотри на звёзды. Наслаждайся и не думай о сюжете…
- Нас тянет после этого… за стол, понимаешь? Нас – творческих людей!
- Ты о чём? Принести вина, твоего любимого аргентинского «Costa Rosa»? Его любила Камилла-художница? Я скоро всех твоих персонажей выучу наизусть… Камиллы – две! Какая из них?
- Альби! Сегодня ты… Такого ещё с нами не происходило, да? - не слушая его, пояснила Стелла.
Стелла вздохнула, повернулась лицом к Альберту, и добавила:
- Жаль, что подобное бывает только раз!
- Почему ты так уверена в этом?
- Раньше ведь так лирично и романтично у нас не получалось! Не получалось! И поверь, такое бывает один раз!
- Хм! Посмотрим! - удивился Альби.
- Неужели? Мои чувства могут не выдержать…
- Ты – сильная! Поцелуй меня…
- Нет, теперь моя очередь, Альби. И посмотрим, кто кого вознесёт выше…
- Мне начинает нравиться. Я готов! О! О-го-го!
Через пятнадцать минут уже Альберт рассказывал Стелле, как высоко она вознесла его тело.
- Ах, Стелла! Я не испытывал ничего подобного. Восторг, восторг! Ты – ангел! Я устал. Отдохну и принесу вино, чай и восточные сладости, которые ты, по неизвестным причинам, так любишь.
- Лежи уже. Мы оба в отличной форме, но я… Я сама всё сделаю. И занимайся спортом, Альби. Сидишь целыми днями в своём офисе и слабеешь. Когда ты в последний раз был в спортзале? – теребя за плечи Альберта, спросила, улыбаясь, она.
Альберт поцеловал Стеллу в плечо и сказал:
- Я люблю тебя. Теперь придётся скосить траву на дорожке, ведущей в спортзал.
Стелла промолчала. В комнату заглянула настоящая луна, и к искусственному свету луны добавился природный. Полночь. Это значит, что прошла половина ночи. У них оставалась ещё одна половина этого божественного времени суток, и она только начиналась…

***


ПРОШЛО ПОЛЧАСА. Они лежали в постели, точнее, полусидели, облокотившись на подушки, и молчали. Альберт мелкими глотками отпивал из фужера своё любимое вино, а Стелла наслаждалась ароматом зелёного чая.
- Почему ты не пьёшь ни вино, ни коньяк, ни шампанское? Чай, чай, чай! Все люди пьют…
- Не люблю, когда у меня голова неясная. Терпеть не могу, не по нраву мне такое, - ответила Стелла и посмотрела на Альберта.
Он улыбнулся. Затем сосредоточился и серьёзно сказал:
- Знаешь, мы получили большой заказ на строительство и проектирование медицинского центра. Большая и ответственная работа для нашей корпорации. Определённо!
- Ты, по всей вероятности, хотел сказать проектирование и строительство…
- Да. Именно так. Я забыл, кто рядом со мной. Порядок слов в предложении - и всё в том же духе…
- Это важно. Продолжай. Ты должен говорить правильно. Ты, Альби, – руководитель.
- Сегодня на банкете премьер-министр сказал мне о заказе…. И строительство медицинского центра – это большая ответственность для нас и, безусловно, проверка всего моего коллектива на прочность. Правда, сам проект находится ещё в стадии завершения и до воплощения его в чертежах и макетах ещё есть время, но наш проект премьеру понравился в общем виде. Медицина – это серьёзно. Полагаю, через три месяца мы закончим работу над чертежами, сделаем макет и представим его на Совете министров. Центр будет отвечать всем требованиям современной медицины.
- Современной медицины? Ты хотел сказать, наверное, современной архитектуры? То есть о…
- Понял, понял. Но сегодня такая ночь! И мы так любили друг друга… могла бы и не уточнять…
- Извиняюсь. Могла бы и сама понять. И где будет этот центр? Кому повезёт? В каком регионе страны?
- Либо в Ташкенте, либо в Бишкеке. Для нас это неважно. Президенты договорятся, и всё будет ясно.
- Узбекистан и Киргизия. Две среднеазиатские республики, - пояснила Стелла.
- Да? Бишкек - это столица…
- Киргизии. А Ташкент – Узбекистана.
- Благодарю. Но я ещё не всё сказал. Пока, как говорят, суд да дело, я бы хотел с тобой посоветоваться.
- Со мной? С чего ради? Написать книгу о том, как вы его строить будете?
- Стелла! Дослушай. После всего, то есть, как мы его выстроим, нужно будет оформить внутренний интерьер. Мне всё равно, будут ли это картины, написанные маслом, или хорошие профессиональные фотографии.
- О! Это большой заказ. Любой художник в Москве или в северной столице, равно как и фотограф, будет рад выполнить такой заказ. Только дайте объявление и…
- Вот я и хотел с тобой посоветоваться по этому поводу. Разумеется, художник или фотограф должен быть настоящим мастером. И надо решить: картины или фотографии. Мы на совете директоров так и не пришли к единому мнению. Да и дизайнерский отдел у нас возглавляет новенькая. Дизайнер она профессиональный, но пока не знакома ни с художниками, ни с фотографами…
- А должна. Она возглавляет отдел по дизайну интерьера. А разработка дизайн проектов - это искусство. Как же ты её на работу принял? - удивилась Стелла, поправляя волосы.
- Ты просветила меня.По рекомендации…
- Ты не смог отказать? По блату? Я думала, эти времена прошли…
- Как видишь… Это – бизнес. Много друзей, знакомых, которым не откажешь. Словом, что скажешь? У тебя есть кто-нибудь на примете? Займёшься нашим дизайном?
- Перестань! Ты хочешь сделать мне подарок? Чтобы те, кого я предложу вам для этой большой работы, а здесь в одиночку не справится ни художник, ни фотограф, а, следовательно, нужны будут как минимум три художника или пара фотографов. Центр-то большой, это уж точно! Картин триста понадобится, если не дольше. Хочешь, чтобы художники или фотографы, которых я вам порекомендую, были обязаны мне по гроб?! Ты этого хочешь?
- Тебя не проведёшь! Угадала. Но ведь у тебя есть кто-нибудь на примете? Здесь, в Москве, или в Петербурге? А в Краснодаре? Или в этом, как там его, Горячем Ключе? Ты сама говорила, что в Горячем Ключе много талантливых художников.
- Ты вторгаешься в мир искусства, Альби! Он не такой, в котором живёшь ты. В нём свои законы, свои правила… Вашей корпорации обойдётся это недёшево. Фотографии, несомненно, будут дешевле. Но полотна маслом…
- Мы за ценой не постоим! Деньги не главное. Ты только порекомендуй нам художников или фотографов, а дальше мы разберёмся сами.
- Но у меня время-то есть? - спросила Стелла.
- Есть. Что-нибудь придумаешь. И уверен, это будет оригинально. Картин триста потребуется – это точно.
- Если бы ты знал, как художники и фотографы мечтают о таких заказах. Всё равно, что Собор Парижской Богоматери расписывать.
- Вот и договорились. Пусть расписывают.
- Преобладать будут, надо полагать, пейзажи, натюрморты, местный колорит. Словом, ничего серьёзного. Так ведь, Альби?
- Пожалуй! Да, ты права. Это же медицинский центр, а не…
- Галерея изобразительных искусств!
- Стелла! - спохватился Альберт. - Я же тебе сюрпириз приготовил! Как же ты забыла?
- Ты забыл, Альби! И я из вежливости не напоминаю тебе о сюрпризе. А ты всё о корпорации и молоденькой девушке, возглавившей дизайнерский отдел, которая ничего пока не понимает, что от неё требуется и что она должна делать. Она красивая?
- Красивая. О, Стелла! Как это не похоже на тебя. Может, ты всё-таки решишь выйти за меня замуж?! И она знает своё дело.
- Сюрприз! Где мой сюрприз? Хочу взглянуть…
- Набрось на себя халат, и пойдём в мой кабинет. Она там! - помогая Стелле, сказал Альби.
- Кто? - расхохоталась Стелла. - Девушка, возглавившая дизайнерский отдел?
Альберт тоже рассмеялся. Он положил руку на плечо Стеллы, и они стали спускаться на первый этаж, на котором находился кабинет Альберта.
- Это забавно, Альби! Ни слова по-русски. Как же она входит в курс дела?
- Я думаю, она выучит русский язык за полгода. Сейчас она ходит к репетитору, а совещания, если это касается её отдела, мы проводим пока на английском языке.
- Как же её зовут? - чуть не споткнувшись, спросила Стелла.
- Дора. Она из Иерусалима. Её порекомендовал мой дед.
- Вот как?! - удивилась Стелла, предположив, конечно, что Дора – это невеста…
- Входи! - открыв дверь, сказал Альберт.
Они вошли в красиво обставленный кабинет Альберта. Рядом со столом из красного дерева, около которого росла в большой вазе пальма, стоял стул, на котором находилась, по всей видимости, картина. Картина была накрыта белой материей. Напротив стола висел портрет деда Альберта Якова.
- Я полагаю, это – картина, и ты хочешь меня удивить. Ты сегодня уже сделал это – удивил меня своей спальной комнатой, в которой мы отлично провели первую часть ночи и, я думаю, проведём остаток этой незабываемой романтической ночи ещё лучше. Разве не так? Хочешь?
- Надеюсь на это. А теперь отойди метра на два-три от картины и закрой глаза. Я знаю, как сильно ты любишь живопись. Но предупреждаю, эта картина необычная! И на ней…
- Какое длинное вступление, Альби. Какой интригующий пролог! Или так ты поднимаешь во мне интерес к картине. Накаляешь мои чувства и будоражишь воображение. Открывай уже, аукционщик!
- То, что нарисовано на ней… Словом, это не намёк…
- Картины пишут, а не рисуют, Альби. Снимай же материю! Или мои глаза «затекут», и изображение будет расплывчатым. Как ты этого не поймёшь?
Альберт аккуратно снял белую материю с картины и сказал:
- Можешь открыть!
Открыв глаза, в которых, конечно же, не сразу воспроизвелось то, что написано на полотне, Стелла не сразу поняла, что написал художник. Поэтому не смогла определить, что на ней изображено. Удивлённый тем, что Стелла не сразу отреагировала на сюжет картины, Альберт спросил её:
- Тебе не нравится?
- Рамка великолепная. А картину, вернее сказать, что на ней… никак не могу… Твоё длинное вступление, Альби… Вот, начинает что-то просматриваться.
Через минуту Стелла громко, не веря своим глазам, вдруг воскликнула и, зажав рот, села на корточки.
Альберт ничего не мог понять. «Вот это реакция! Что с моей любимой? Надо было другую картину купить на аукционе. Стелла, по всей вероятности, обиделась. Я ей несколько раз намекал в сердцах на то, что в ней больше любви к женщинам, нежели к мужчинам. Что я наделал? Перебор!» - думал расстроенный Альберт, стоявший между картиной и Стеллой, теребя в руках белую бархатную ткань.
- О, майн Гот! Альби! - подходя к картине и нежно прикасаясь к ней пальцами, как к чему-то дорогому, наконец, изрекла Стелла. - Не могу в это поверить, как же иначе?..
Альберт уже совсем растерялся и не мог понять, нравится ли ей эта необычная, хорошо выписанная картина или ему долго придётся объяснять Стелле, что картина вовсе не намёк… а сюрприз.
Стелла продолжала нежно, стараясь не повредить полотно, прикасаться к картине. Вот она провела пальцами правой руки по картине, потом опустила их и потрогала рамку, затем левой ладонью провела по обнажённым девушкам, занимающимися любовью, страстной любовью. И было видно, как сильно они любят друг друга в этот момент. У одной были закрыты глаза, и по её лицу можно было прочитать, как высоко вознеслась к небесам её душа. Вторая девушка была написана также голой, лишь белая простынь слегка прикрывала её ноги. Всё было белым, как комната Альби, спальная комната, интерьером которой он так удивил Стеллу, не сказав ей, что именно Дора создала эту красоту. Та Дора, которая приехала из Иерусалима и не говорила по-русски. На картине, внимательный читатель, были изображены две девушки, занимающиеся любовью. И было видно, что они, безусловно, делали это не в первый раз. Любовь! Белые тела девушек, белые простыни, белая кровать, белые стены и белые платья, брошенные рядом с кроватью, два летних платья, были выписаны художником - безупречно. Мы не узнаем, уважаемый читатель, послужила ли Доре вдохновением эта картина, когда она работала над интерьером спальной комнаты Альберта, которую она увидела первой (Альберт показал Доре картину), или Дора сама всё придумала, подключив к этому своё вдохновение. Очевидно только одно: и спальная комната Альберта, и картина произвели на Стеллу глубокое впечатление. Стелла отошла от картины, посмотрела на растрёпанного и непонимающего, в чём на самом деле дело, Альберта и произнесла:
- Альберт! Как тесен мир! Если бы ты знал!
- Тебе понравилась картина, любовь моя? - спросил он. - А то, что мир тесен, я…
- Но ты не представляешь, насколько он тесен! Картина всё изменила. Теперь мир для меня стал ещё теснее и реальнее. И нет никакого провала между прошлым и будущим!
- Ты говоришь загадками. Я иногда не понимаю тебя.
Она подошла к Альберту и так его поцеловала, что у него, как пишут в книгах, «от счастья закружилась голова». Поцелуй Стеллы был похож на затяжной прыжок.
Альберт отошёл в сторону и с широко раскрытыми глазами вымолвил:
- Стелла! За всё время, что мы знакомы с тобой, так… Что это было?!
- Ты заслужил! Это настоящий сюрприз! А когда я тебе расскажу об этой картине, ты поймёшь, насколько она дорога мне. Божественное вмешательство - и только! Волшебство!
- Вот не думал, что картина может так изменить человека! Вы, творческие люди,..
- Чокнутые! Это все знают, Альби!
- Я хотел сказать, странные, - оправдался он.
- Это одно и то же, Альби. Одно и то же…
Альберт глубоко вздохнул и сел на диван. Стелла продолжала внимательно рассматривать картину. Оценивать её. С открытой душой и с радостью в сердце она смотрела на двух девушек, любивших друг друга, – любовниц. Стелла глядела на картину, Альберт с улыбкой на неё. «Ох уж эти творцы! Несомненно, они не такие, как мы. У всех есть какие-нибудь да отклонения от нормы. А сколько среди них гомосексуалистов, лесбиянок, транссексуалов, трансвеститов? Чихали на всех. Живут, как душа того желает. Как внимательно рассматривает девиц! Такое чувство, будь они живыми, она тут же прыгнула бы к ним в постель. И пошло бы дело… А на мои предложения о свадьбе отвечает отказом. Хм! Может, сегодня ещё раз попробовать и сделать ей предложение, пока она в таком возвышенном настроении? Так и поступлю. Вернёмся в постель и…»
Стелла подошла к Альберту и села рядом. Они молча сидели и разглядывали картину. Молчание нарушила Стелла:
- Ты даже представить себе не можешь, Альби, какой сюрприз ты мне сделал! Я такие сильные чувства переживаю к этому великому шедевру!
- Я понял это и, между прочим, рад!
Стелла вздохнула и спросила:
- Ты знаешь, кто художник, написавший эту картину? Где ты её вообще взял? Я догадываюсь…
- Купил её по Интернету, на электронных торгах в Милане. Продавал картину итальянец. Начальная цена была… Впрочем, не будем об этом. Но в конце торгов цена на неё возросла в пять раз! - разглаживая волосы возлюбленной, ответил Альби.
- Представляю!
- Но итальянец, выставивший картину на аукционе, был из Рима. И зовут его Корсо!
- Никогда бы не подумала, что Инна назовёт внука Корсо в честь деда. А может, посоветует, по всей вероятности, старшему сыну назвать внука в честь деда. Его дед Корсо, был женат на русской девушке Инне. Инна родом из России, с Кубани. Она родилась недалеко от бухты Инал. Корсо был коллекционером - страстным коллекционером картин и большим любителем погонять на спортивных автомобилях. Он погиб в автокатастрофе. Инне пришлось нелегко, она воспитывала младшего сына, а старший сын воспитывался в Милане у бабушки, оперной певицы. Сейчас бабушка, надеюсь, в раю.
- Стелла! Откуда? Как ты… Что всё это значит?
- Это значит, мой Альби…
- «Мой Альби»! Это мне нравится, моя звезда! Сегодня необычный день! Столько всего нового. Одни восклицательные знаки. И ты – такая новая! Может, ты всё-таки выйдешь…
- Не перебивай! - отрезала Стелла!
- Молчу, молчу! Продолжай историю.
- Картина называется «Две голых лилиии». И если мне не изменяет память, а об этом написано Эдгаром в романе «Лара», их несколько. Картина принадлежит кисти художницы Камиллы Белоцерковской, которой сделали эвтаназию в Цюрихе в 25 лет. У неё был рак крови. У них в роду эта трагедия унесла немало жизней женского пола. Камилла была единственной любовью поэта и писателя Эдгара Загорского. Так писали в газетах, и…
- Я слышал о ней и знаю эту историю. Ты, по-моему, говорила, что работаешь над книгой, посвящённой творчеству этого поэта.
- Слушай дальше. Когда Лара…
- Кто такая Лара?
- Альберт! У тебя в доме два романа: «Камилла» и «Лара». Скоро будет год... Ты что, до сих пор не прочитал их?
- Не помню… Если честно, не могу найти их. В тот же день Галина, моя секретарша, взяла «Камиллу» и… А потом и «Лару»… И они, как я думаю, до сих пор переходят из рук в руки или по этажам – из кабинета в кабинет. В корпорации много молоденьких мисс, любящих, если мне не изменяет память, романтические трагедии. Словом, она… Нужно спросить у Галины.
- Хорошо, хоть мисс читают. Лара полюбила Эдгара, и они прожили вместе…
- Пока их не разлучила смерть!
- Так и есть. Но Эдгар продолжал любить Камиллу, и Лара это зная, делала вид, что не видит происходящего. Однажды Эдгар и Лара, когда они только познакомились, поехали в Италию, в Рим, встречать Новый год. Там, в жемчужной комнате, среди других шедевров Лара увидела картину Камиллы «Сон поэта, или Призрак…». Корсо, дед внука Корсо, купил картину у венгра и тоже на аукционе в Милане. И так же, как ты, не знал художника, написавшего её. Им, этим художником, и была Камилла Белоцерковская. Как-то на Рождество Эдгару позвонила Инна и сказала, что Корсо купил ещё одну картину на аукционе в Будапеште. Он долго «охотился» за ней. А сейчас внимательно слушай:

Тепло твоего тела…
Я
чувствовал,
как
оно остывает с каждой полночью,
как
ночи рядом с тобой становились
всё длиннее,
но,
не понимая причин,
устраивал разборки внезапным похолоданиям…
А
вчера вечером
случайно увидел, как ты отдавала его подруге…
Вы
не заметили меня две голых лилии,
два белых цветка, вышитых страстью
на белой простыне.
Как твоё тело подвластно ей!
Выбежав из дома,
я побрёл прочь, гонимый стужей
и
ревностью.

Вот, Альберт, и всё. Не знала, что у Корсо в колекции была эта картина. Я прочитала тебе стихотворение по памяти. Такие необычные стихи, как стихотворение Эдгара «Две голых лилии», все стараются заучить. Теперь предстоит выяснить: с натуры Эдгар писал это произведение или выдумал его? Нужно будет посмотреть в архиве, возможно там ответ.
- Что значит с натуры? – удивился Альберт. – Художники пишут с натуры. Но, чтобы поэты…
Пока Стелла читала стихотворение, а Альберт слушал его с открытым ртом, переводя взгляд со Стеллы на картину и наоборот, он думал: «Как точно изобразила художница сюжет стихотворения. И с каким чувством и восхищением прочитала его Стелла», Стелла, которую он так сильно любит и которая не даёт согласия на их брак. Он впервые почувствовал большой мир искусства, впервые прочувствовал сердцем строки стихотворения, впервые увидел всей душой цвета, линии, технику живописи, впервые почувствовал силу искусства. И ему понравилось, что Стелла (а он подумал и о том, что великие творцы передают из уст в уста фалимии тех, чьи работы тронули их сердца и души людей, читают их стихи и рассказывают о картинах) чтит традиции. «Совсем другой мир, - подумал он. - Никакой зависти, никакой ревности, никакой злости. Всё с глубоким уважением и достойно примера. У нас в большом бизнесе всё не так!»
- Стелла!
- Что, Альби? - продолжая рассматривать картину, спросила Стелла.
- Ты бесподобна. А как читаешь стихи. С каким вдохновением, какой нежностью, словно боишься вспугнуть муз и не обидеть этим память тех, кто причастен ко всему тому, что ты сейчас мне поведала. Браво, Стелла!
- Тебе понравилось? - улыбнулась она.
- Как на втором этаже! А стихотворение и воистину красивое и необычное. Не знал, что лесбиянкам посвящают стихи!
- Альберт! Не лесбиянкам, а любви!
- И тем более, я не знал, что на стихи пишут или писали картины.
- Вот и Камиллу вдохновил этот стих. Впрочем, как и его другие, на создание шедевра. Она писала свои работы на стихи Эдгара. Видимо, у Корсо, то сеть у внука Корсо и Инны, дела идут плохо, если он выставил на продажу эту картину. Дед бы её не продал - ни за какие деньги. На всех выставках картин Белоцерковской рядом с каждой картиной висело стихотворение. Такова история, Альби. Я могла бы рассказывать тебе историю об Эдгаре и Камилле всю ночь. И о людях, попавших в их орбиту, - в орбиту большой любви. Даже Глория…
- Твоя единственная любовь!
- Прекрати!
- Порой мне кажется, хотя и стыдно мне говорить об этом как мужчине, что ты старше меня и взрослее. Вот такие моменты, как этот, заставляют меня думать так, Стелла. Чувствую себя, как школьник, ей богу!
- Так говорила и Лара. По всей вероятности, люди говорят одни и те же слова, когда дело касается сильных жизненных моментов. Я изучала эти «совпадения в речи». Альби! Я взрослее тебя! Хоть ты и руководишь одной из крупных или больших корпораций в Европе, я взрослее тебя. И не раз говорила тебе: «Альберт, повзрослей!»
Альберт улыбнулся и, кивнув головой, сказал:
- И за это я люблю тебя сильнее! А ты…
- «Из двух влюблённых, один любит сильнее», - сказала Стелла и уточнила:
- Слова Камиллы-художницы. Я уже порой путаю, где мои слова, а где слова моих персонажей, чьё творчество я изучаю и буду изучать всю жизнь, и оно так вдохновляет меня. Это мой родник, и он никогда не иссякнет! Поверь, мои амбиции безграничны!
- Уже верю! Глубокое стихотворение и красивая, похожая на правду, картина.
- В Интернете ты можешь прочитать стихи Эдгара и посмотреть картины Белоцерковской. А теперь давай посмотрим, подделка это или оригинал?
- Как? Что ты имеешь в виду? Разве она не прошла экспертизу?
- Вот так! На картину Камиллы, вернее, на портрет Эдгара Камилла написала с Эдгара потрясающий портрет в единственном экземпляре, написано пять подделок! Посмотрим, есть ли подпись?
- Да?! А как ты узнаешь, эта картина подделка или нет?
- Идём, - поднимаясь с дивана, сказала Стелла.
Они подошли к картине. Стелла взяла её в руки и перевернула.
- На обратной стороне картины есть название - «Две голых лилии». Ты права. Но подписи автора нет, - удивился и забеспокоился Альби.
- Камилла не ставила подпись на лицевой стороне картин, как это делает большинство художников. Она говорила, что подпись забирает на себя часть внимания человека, смотрящего на полотно. Поэтому, она подписывала картины с обратной стороны. Но так как она не была известной художницей при жизни, а стала ею после смерти, её подписи стирали и говорили: «Картина неизвестного мастера из России», - намекая при этом на то, что автор – мужчина. Да, да! Есть такое предвзятое отношение к женщинам -творцам. Камилла, узнав про это, стала ставить буквы…
- Не знал!
- Смотри, название написано её рукой. Я её почерк знаю. Я купила на аукционе её письмо, прощальное письмо к Эдгару. Длинное и настолько трогательное письмо… Она его написала перед отъездом в Швейцарию, где и… Ты понял?
- Эвтаназия? В переводе с греческого, «хорошая смерть».
- Растёшь на глазах. Взрослеешь. Письмо продавал человек… словом аноним. Мне, как и тебе, пришлось поторговаться. Но кто это был? Родственник Эдгара? Или…
- Письма разве выставляют на аукционах?
- Как и всё в этом мире! Разумеется, если письмо представляет собой литературный шедевр.
- Это новость. Покажешь письмо?
- Так что почерк её я знаю, обязательно покажу. Пришлось брать деньги в долг у отца. «Что? За какое-то письмо столько денег, Стелла?! За такие деньги я напишу тебе тысячу таких же!» - это реакция отца, и она длилась два дня, пока не вмешалась мама.
- Анатолий Максимович, как и я, далёк от живописи… Значит, помогла Марина Владимировна?
- Да. В то время мои книги не приносили дохода. Одни расходы. А именно – выпуск первых двух сборников рассказов за счёт автора. Это уже после того, как я стала читать архив, вернее, материалы из архива Эдгара, и учиться, книги стали содержательнее и глубокими по смыслу. Развитие сюжета, диалоги… Тогда и стали покупать мои книги и…
- Ты разбогатела. А я хотел бы, чтобы ты была бедненькой. Тогда, может быть, ты бы с первого раза сказала «да».
- Альби! Продолжим. Поднесём картину к торшеру.
- И мы увидим эти буквы? А если их нет, тогда эта картина подделка? – забеспокоился новый хозяин картины.
- Классная копия! Так это называется, Альби. Итак, смотрим внимательно. Так… теперь здесь. Чуть-чуть поверни. Так… хорошо. Теперь нужна лупа.
- Мы же в кабинете. Сейчас.
Альберт достал из стола лупу, с помощью которой разглядывал чертежи проектируемых его корпорацией зданий, торговых центров. Словом, те места на чертежах, которые без увеличительного стекла не увидеть и не оценить.
- Вот, пожалуйста!
- Смотрим дальше. Теперь вот тут. А… что-то есть. Вот, смотри две буквы: «К»,,«Б». С двумя запятыми между ними.
- Вижу! Значит, сюрприз удался! - обрадовался Альберт, не на шутку испугавшись, что картина могла оказаться отличной копией. И тогда всё коту…
- Оригинал, Альби! - бросилась обнимать и целовать его от радости Стелла.
Альберт был на седьмом небе, а может, и выше. Он многое узнал от Стеллы, сегодня ночью в своём рабочем кабинете. И он был потрясён знаниями Стеллы и тем, с какой ответственностью она всё рассказывала, объясняла, доказывала. «Как знает она своё дело. Недаром с ней любит говорить и общаться и Светлана Юрьевна – жена премьер-министра. Если Стелла говорит и рассказывает о чём-нибудь, ей так же, как и мне, то это делает мне честь. Моя девушка – подруга жены премьер-министра. Да, Стелла взрослее меня. Нужно, как можно быстрее вырасти, и, прежде всего, в её глазах», решил Альберт.
- Что ты там бубнишь, эксперт? - засмеялась Стелла.
- Я горжусь тем, что люблю такую девушку, как ты, Стелла! Моя девушка – Стелла Демидова - красивая, знаменитая, небедная, независимая…
- Спортсменка и комсомолка! Я это уже слышала. Альберт, можно нескромный вопрос?
- Хоть сто! - целуя ей руку, ответил он.
- Сколько ты заплатил за эту картину? За этот сюрприз? Ты хочешь получить таким способом мою душу и сердце? Сюрпризом?
- Не буду отвечать! Всегда ты так… сразу за живое! - ответил Альберт.
- А как же «Хоть сто»? - спросила Стелла и поставила картину на место.
- Эти вопросы очень трудные! Думай, что хочешь. А точнее, ничего не думай. Тем более, сюрпризом оказалась не сама картина, а твой рассказ и твоё расследование.
- Так или иначе, я благодарна тебе. Повешу её в своём кабинете, в посёлке Октябрьском! Там нет сигнализации…
- Что ты, что ты! Её нужно сдать на хранение в банк! Отнесись к этому серьёзно. Посёлок…
- Идём! Постель уже остыла. Теперь я, пожалуй, догадываюсь, сколько стоит картина.
- Поймала! Умеете вы, творческие люди, в самую душу, в самое…
- Сердце! - продолжила Стелла, поднимаясь по лестнице.
Они вернулись в кровать и лежали, глядя на себя в зеркало, вмонтированное в потолок.
Альберт думал о работе, об оформлении интерьера. В черновом варианте центр был уже спроектирован. Осталось только оформить всё внутри…
Стелла думала о картине: куда бы её повесить? В доме, в посёлке или в доме на Рублёвском шоссе, где она проживала вместе с родителями и младшей сестрой Кирой, будущим доктором, когда приезжала в Москву. Или в своей московской квартире… «Поверить не могу, как мир тесен. Вот и картина Камиллы… Я и мечтать о таком не могла. Это – сюрприз. Сегодня Альберт удивил меня дважды. А может, выйти всё же за него…» - её мысли прервал Альберт:
- Любовь моя, ты довольна? – облокотившись на руку и глядя на Стеллу, спросил он.
- Ещё бы! Сегодня я довольна всем: и спальной комнатой, и тем, что и как в ней происходило и, конечно же, картиной. Стелла лежала и довольная всем происходящим смотрела на себя в зеркало. Альби внимательно рассматривал Стеллу, но его мысли были далеко от неё. Он думал о медицинском центре, о том, как современнее оформить интерьер. О предстоящей втрече с Шухратом, его заместителем и о многом другом, что касается его любимой работы и ответственности перед дедом Яковом, поставившим его (Альберта) во главе могущественной корпорации. Словом, как это бывает после всего прочего, они лежали и думали о самом главном в своей жизни: Стелла о своём призвании, Альберт о работе.
- Строительство новейшего и ультрасовременного медицинского центра, Стелла, большая ответственность для меня. Испытание. Проверка на прочность. Почему мне всегда кажется, что мой дед Яков дышит мне в затылок? Стоит за моей спиной, находится рядом, наблюдает и контролирует…
- Синдром, Альби! - и Стелла засмеялась. - Это похоже на то, что ты мне говорил, помнишь? О моих персонажах, которых ты стал, как ни странно, тоже чувствовать. Что они – Камилла, Глория, Лара, Эдгар находятся рядом со мной.
- Похоже. Значит, мы психически нездоровая пара?
- Вопрос для психоаналитиков, как моя мама. А так мы нормальные-ненормальные люди, думающие больше всего о своём деле и как сделать это самое любимое дело в нашей жизни лучше: «Бог не раздаёт таланты напрасно, и тех, кто ленится, наказывает страшно…»
- Опять цитаты, строчки. Кто же их доказал, эти теоремы жизни?
- Эдгар. В стихотворении «Лень». Так что мы обречены на работу, работу и ещё раз работу, Альби. А что касается твоего синдрома, скажем так: дед Яков действительно приглядывает за тобой и в быту, и на работе, а теперь ещё и…
- В быту - это домохозяйка. В работе - Семён Александрович, а «ещё и»? - спросил Альберт.
- Дора! Она тебе предназначена. И ты что-то от меня скрываешь, мой волшебник, подаривший сегодня мне столько новых чувств и воскресивший во мне…
- Ничего я от тебя не скрываю! - перебил Альберт Стеллу, явно почувствовавшую своей женской интуицией соперницу в лице Доры. - У меня нет тайн от тебя, Стелла.
- Поживём - увидим. А насчёт того, что «мне кажется, дед стоит за моей спиной», так это правильно с его стороны. Он столько сил, энергии, средств вложил в корпорацию и в тебя, а теперь присматривает за всем происходящим в корпорации. Вот прислал и Дору из Иерусалима… - засмеялась Стелла.
- Не ревнуй, не ревнуй! Нет никакой тайны. Я люблю только тебя. И сегодня я доказал тебе это. Я, между прочим, весёлый и счастливый человек.
- Альби! Без благословения деда Якова ты не женишься. Он, прежде всего, человек жёстких нравов и глубоко верующий. И у них – ортодоксов…
- Я не маленький и могу…
- Тогда он лишит тебя наследства и корпорации… Это серьёзно. Поверь мне.
- Оставим это, Стелла. Итак, два маниакальных синдрома лежат в одной постели и вместо того, чтобы спать, как все простые люди, говорят о работе. Так что ты пишешь сейчас? - спросил Альберт.
- Закончила книгу, почти закончила, об Эдгаре. Хочу написать о Глории.
- Святые небеса! О Глории! И назовёшь её «Моя единственная любовь»?
- Ты уже говорил об этом. Я назову её просто, как божий день, «Глория». И это будет роман. Хватит уже рассказов! Пора взяться за настоящее дело…
- За роман! Ты не писала романов. Это будет трудно? - спросил Альберт и вспомнил, что хотел сделать ей предложение выйти за него. Ещё одно предложение.
- Не сомневаюсь. Большая работа, как ваш медицинский центр.
- Да, о центре. Как только в правительстве решат, где его строить, мне нужно будет уехать, чтобы посмотреть всё на месте. Встретиться с врачами, архитекторами, администраторами, министром строительства, министром здравоохранения и… и… и… Внести коррективы, если понадобится, посетить строительную площадку, мэрию, департамент здравоохранения…
- На пять лет уедешь? - перебила его Стелла.
- Нет! Кстати, вернёмся к нашему разговору о художниках и фотографах…
- В постели?! Сколько можно, Альби? На тебя вдохновение нашло что ли? После…
Но Альберт не понял намёка Стеллы и продолжил:
- Самое главное, чтобы картины или фотографии, это ты решишь сама, были не только мастерски выполнены, но и укладывались в концепцию внутренних интерьеров центра…
- Альберт! Милый мой Альберт! Остановись. Мы это уже обсуждали. Такой заказ, Альби, может сделать из художника или фотографа настоящую звезду, принести ему не только славу, но и деньги. Я умываю руки. В Израиле или в Москве, или в Санкт-Петербурге ты обязательно найдёшь их. У тебя большие возможности. И, возможно, я согласилась на твоё предложение найти художника для оформления интерьера, тем самым давая тебе понять, что проявляю участие. Но моё решение написать роман «Глория», решение, принятое мною ещё дома, когда я читала дневники писательницы написавшей безупречную повесть «Троица большой любви», всё изменило. Я начинаю работу над романом так же, как ты начал работу над медицинским центром. И у нас впереди два самых важных испытания в жизни, которые мы должны с честью и любовью выполнить и не напортачить. Нам придётся пройти через это, Альби. Я не писала романы, ты не строил таких больших и дорогостоящих объектов…
- Что тут скажешь? Всё по полочкам. Но после того, как ты напишешь свой роман о своей любви, а я выстрою центр, ты должна будешь выучить, если мы поженимся, роль супруги главы могущественной корпорации.
- Ты снова делаешь мне предложение? Альби, будь реалистом. Твой дед Яков не допустит такого самовольства с твоей стороны. Да и мне кажется, что он уже выбрал тебе жену, а ты, милый мой, скрываешь это от меня. И всё определено понимаешь, а со мной ты просто проводишь время.
- Я пропущу это мимо ушей! И мы познакомились раньше, до… Я люблю тебя, Стелла. И порой мне так хочется, чтобы ты была нормальной, бедной, простой девчонкой, которую я давно бы уже склонил к браку своим напором и роскошью. И суждено же влюбиться мне в такую!
- В делах о наследстве, как обычно, - продолжала невеста, - на первый план выходят деловые отношения, Альби. Дед отберёт у тебя корпорацию, сделай ты что-то не так. Например пойди против его воли… В деловых кругах браки по-любви – редкость. В них царствует любовь по расчёту. И эта любовь коварна. Ты ведь не оставишь компанию, если… Признайся? Давай же!
- У меня много денег, Стелла! Мы поселимся на острове, и пиши свои романы, моя известная, обеспеченная, любимая романистка.
- На острове ты запоёшь по-другому, поверь мне. И ты, повторяю, хотя не люблю этого делать, что-то скрываешь. И ещё одно!
- Что же? Боже мой, Стелла! Как всё ты усложняешь! Разве нельзя…
- Я – католичка! А иудеи и католики… длинная история! Для меня так… А для ортодоксов…
- Так прими православие! В чём проблема?
- В том, что мы творческие люди, делаем то, чего желают наши души, сердца, чувства. Мы свободны! А вы – нет! И ты скоро поймёшь, о чём я тут говорила. Мы – две половины, но не одного целого. И потом, как я приму православную веру, если уже приняла…
- И это я слышал. Но ты сегодня, должен признать, говоришь яснее, серьёзнее и, что мне совсем не нравится, убедительно. Ты внесла в моё сердце смуту. Не знаю, что и думать. Есть в твоих словах взрослая, какая-то - беспощадная правда. И…
- Альби! Успокойся и закрой глазки. Вот так! Я расскажу тебе, сыночек, сказку. И ты заснёшь. Тебе завтра проводить совет директоров, а это дело утомительное.
- Это мне нравится. Я любил, когда мама мне рассказывала сказки на ночь.
- Так слушай. Сказка называется «Тысяча и вторая ночь».
- «Тысяча и первая ночь», любовь моя, - поправил, улыбаясь и проводя ладонью по щеке любимой, так и не давшей ему согласие стать его женой, Альберт. – «Тысяча и одна ночь» - так называется этот шедевр арабской литературы. Я хорошо знаю это произведение.
- Не пе-ре-би-вай! Начнём сначала. Дубль два: «Тысяча и вторая ночь», написана Эдгаром Загорским…
- «Теперь ясно», - подумал Альберт.
И Стелла начала читать сказку. Она читала Альберту сказку, как читала сказки своему маленькому сыну мать Эдгара По, которая была актрисой и очень красивой женщиной, исполнявшей свои роли безупречно, с чувством, достоинством и все роли знала наизусть.
«- Мой повелитель, я расскажу тебе…
- Сказку! Что ты ещё умеешь? Время тянешь. О чём же она?
- О любви.
- В моём гареме её столько!
- О настоящей. О той, которая способна все войны на земле остановить.
- Ха, ха, ха! Любовь?! Способна на такое только Вера! Запомни это. Поняла меня? А войны на земле на все века. Так было раньше и будет так всегда! Начинай.
- Начну я с песни двух сердец, которые любви отдали души и вознесли себя к великим Небесам. И будут помнить люди всех народов о той любви во все века, пока по небу плавает Луна.
- Хорошее начало, продолжай!
- А ты, мой повелитель, слушай и запоминай. Пока я не закончу, вопросов мне не задавай. И так всё будет ясно. Ты всё поймёшь. Поверь мне и внимай. Готов? Так слушай и запоминай.

- Люблю тебя, Луна моя, моя Звезда! – сказал он девушке, закрыв её уста своими тёплыми и нежными губами.
- Я жить без тебя не смогу, - обнимая и разглаживая его волосы, сказала она голосом флейты.
- Ничто не разлучит нас, птица моя! – пропел он от счастья эти слова.
- Смерть! – И она положила голову ему на сердце. Сладкие слёзы упали на сильную грудь.
- И смерть! Мы её опередим. – Он посмотрел на позолоченные чаши, наполненные вином, и спросил: - Что там за шум внизу?
(Пауза.)
- Отец убьёт меня, а мой жених тебя. Время пришло за нами.
- Поверь мне, если нас убьют, на третий день я встану из могилы, найду то кладбище и ту могилу, в которой спать ты будешь, и во сне в любви ты будешь признаваться мне; её я раскопаю и тогда прилягу рядом, разбужу тебя. Сольёмся мы в последнем поцелуе, а потом уснём спокойным, безмятежным сном. Полярная звезда о нас напишет драму, наша мечта ей вдохновенье даст. И станут чтить её, читать и ставить во всех театрах моей страны. Платон поможет ей.
- Кто он?
- Философ, космос… Он воплощал в себе законы движения миров и чтил в них красоту. Его бессмертные, как Солнце, диалоги, свидетельство тому. Платон велик. Теперь ты это знаешь. А пока дверь охраняет нас, она крепка, надёжна, и мы можем любить ещё друг друга и любить…

(Уж это точно, для любящих сердец минуты страсти готовы в годы превратиться и дать влюблённым время друг другом насладиться).
- Так, значит, есть ещё миры? Никто не говорил мне о том, что можем мы попасть в наш общий милый дом и жить в нём, и любить.
- Прижмись ко мне.
- Ломают двери, Александр! Я не боюсь! Пусть будет так, как мы решили. – И, прижавшись к возлюбленному, она спросила: - На шее твоей крестик. Он красивый. Какой-то человек на нём висит. Не стану спрашивать тебя об этом, но верю в то, что души наши охраняет он. Его я поцелую, и тогда…
- Я поцелую полумесяц, красующийся на груди твоей, Лейла, моя богиня. Моя любовь! Мой сон! Я верю, что твой полумесяц и крестик мой откроют Миру Мир! И остановят войны…
- Ах, Александр, это сделает Любовь! Какая же она, страна, родившая тебя? Хочу узнать о ней.
- В ней много света, красок и тепла. Мой город в море погружён, и навсегда. Кругом вода, солёная вода. И улицы, и площади, мой дом - всё отвоёвано у суши злой водой. Не всадники на скакунах по улицам гарцуют, а лодки плавают: и тут, и там – повсюду. Людей развозят по домам. И там страна, родившая меня, и дивный город, в нём и проживаю я. И правят в нём искусства.
- Как странно, что твой город в море погружён. Но я хочу увидеть чудный дом, твоих родителей и братьев, и сестер. Потрогай здесь, горит в моей груди костёр, так хочется увидеть мне твой дом.
- Мы их увидим всех с твоей звезды, которая у полумесяца в ночи всем людям, в чьих сердцах любовь, путь освещает, а грудь твою надеждой согревает.
- Люблю тебя, как море любит чаек в твоей стране! Ещё есть время! Дверь крепка. Не нужно слов! Целуй, люби меня. Минуты эти превратим в часы. Никто не нужен мне сейчас, лишь только ты!

Им показалось, что пятнадцать лет (хоть не прошло и десяти минут) они были во власти той Любви, которая передвигает горы и отнимает жизнь у смерти вопреки…
- Люблю тебя, Лейла!
- Жить не смогу без тебя, Александр! Мой господин! Мой повелитель!
- Душа моя, настало время. Пришёл наш час, благословенный час! Пора…»
- Ну, что ты замолчала? Смахни слезу и продолжай. Чем всё закончилось? Его схватили и казнили?
- Когда сломали дверь и в комнату Лейлы вбежал отец, а с ним и сыновья, и стража, они лежали бездыханными уже на ложе, где любили и мечтали. Как два цветка, успевших распуститься пред бурей грозовой. По обоюдному согласию в вино рукой своею каждый в чашу любимого капнул яд. Смерть опоздала. Там, где царит Любовь, она слаба, нерасторопна, несильна, не так могущественна, не так важна. Любовь опередила смерть.
Прошло время. Отец Александра сидел у окна, смотрел на море и думал: «Гомер был прав». В правой руке он держал цепочку с полумесяцем, которую он снял с шеи единственного сына. Он посмотрел на полумесяц, поцеловал его и, сильно сжав в руке, о сыне вспоминал: «Звезда с Востока манила его ночами, на сердце проливала свет. Лицо её, глаза и губы снились ему, и он страдал и говорил: - Моя возлюбленная там, где Солнце ярче, где соловьи поют и круглый год цветы цветут, среди кустов павлины ходят и важно распускают хвост, растут гранаты, айва… и теплыми ночами ждёт она меня. - И ты уехал, Александр…»
Султан, потерявший дочь и чувствующий себя опозоренным, смотрел на лежащий перед ним крестик с распятием, который он снял с шеи любимой дочери. Он вздохнул и сказал: «Хайям был прав… И если бог един, так почему же мы воюем?»

- Насколько я помню, у сказок счастливый конец. Что ты насочиняла?
- А это не сказка, мой господин.
- Так я и поверил. В моём гареме есть христианки. Мусульманам разрешено брать их в жёны. И так будет всегда. Но чтобы неверный взял в жёны дочь правоверного - такому не бывать! Пошла прочь! Завтра мои воины окружат христиан и всех перебьют. А жён их и детей возьмут в рабство.
Мы их сюда не звали. Вот тебе и сказка».

Альберт слушал и сквозь сон одобрительно кивал головой и говорил: «Неплохо, совсем неплохо». И в конце сказки заснул.
Так закончилось их свидание или встреча. Стеллу тянуло временами к Альберту. Он красив, умён, воспитан. То, что он любит Стеллу, сомнению не подлежит. Это было так. Он звонил ей каждый день из машины, из офиса, выходил из конференцзала, когда там решались вопросы и споры заходили в тупик. Звонил в надежде, что его любовь не отключила телефон, и он скажет ей о своей любви или щегольнёт своими успехами в работе. Он чувствовал в ней потребность, иногда совет. Если подумать, можно прийти к выводу: Альберт был одинок. Мать, с которой он редко общался, проживает в Америке. Дед говорит с ним только о делах и задаёт один и тот же вопрос: «Когда ты бросишь эту ненормальную?» Так что, кроме Стеллы и друга Шухрата Ганиева, заместителя Альберта, у него никого не было. Вернее, у его души и сердца никого не было. Без Стеллы он не мог обойтись, она была ему нужна. Он чувствовал: Стелла сильнее, умнее его. Он гордился ей и собой, когда они были на банкетах и приёмах, на разных конференциях и форумах. Стелла вела себя безупречно, просто и раскованно. И ему нравилось то, что на них всегда смотрели и говорили: «Какая красивая пара. Они созданы друг для друга». Они не общались со своими сверстниками. Им было не интересно с ними. Стелла, в свои годы, была не по возрасту мудра, и, в отличие от своих сверстниц, с которыми она практически не общалась, которые собственно и не знали о жизни пока ничего, и не могли определиться в своём отношении к нашему, под час противоречивому и жестокому миру, Стелла уже выбрала свою роль в большом театре, именуемом миром, и стала тем, кем хотела стать в этой жизни – писательницей. Так и свела их судьба в один из весенних солнечных дней… Но, впрочем, всё по порядку. Вначале утро, потом день, за ним вечер, и ночь… Всё как в природе. Ибо всё в конце концов подчиняется её законам. Единственное, что Стелла никогда не простит человеку, особенно близкому, каким является для неё Альберт, - измену.



* * *

СТЕЛЛА ПРОСНУЛАСЬ В ПОЛДЕНЬ. Встала, надела халат, взяла со стола записку, оставленную Альбертом, прочитала её и спустилась вниз.
В записке Альберт писал:
«Любовь моя, извини, я не стал будить тебя. Уезжаю на совет директоров. Рад, что мне, по видимому, удалось тебя удивить. Водитель отвезёт тебя домой. Не забудь картину. Софья Фёдоровна сделает тебе завтрак. Спасибо за ночь!
Твой Альберт».
- Здравствуйте, Стелла. Как выспались? Что вам приготовить на завтрак?
- Доброе утро, Софья Фёдоровна. Уже полдень?! А мне нужно в архив заехать. Зелёного чаю, пожалуйста, и сыра.
Стелла приняла душ, оделась, позавтракала, поблагодарила Софью Фёдоровну, взяла сумочку, картину и вышла на улицу, где её уже ждал водитель Альберта. Водитель помог ей с картиной, и они поехали в архив.
- Игнат, вы не ждите меня. Я не знаю, сколько пробуду в архиве. Можете ехать и передавайте привет своим милым близняшкам.
- Спасибо! Тогда я поеду в корпорацию. Но как вы с этой картиной?..
- Управлюсь? Отдам пока на хранение в банк.
Водитель уехал, а Стелла, показав паспорт охраннику архива, вошла в здание, в котором её ждал молодой офицер, которому позвонил Борис Юрьевич и попросил его дать девушке-писательнице все необходимые документы по поводу трагической гибели Глории и Андрея, в виду того, что молодая писательница использует необходимый ей материал для написания книги.
- Вы Стелла? - спросил старший лейтенант, смущённый её красотой, её роскошным видом, и чёрными, смотрящими в глубину его души, глазами. И голос его слегка задрожал. Так бывает обычно с неженатыми молодыми людьми. По всей видимости, Стелла понравилась ему с первого взгляда.
- Да. Я Стелла Демидова. Здравствуйте. А вы?
- Старший лейтенант Серов Анатолий Григорьевич.
- Очень приятно, Анатолий. Могу я вас так называть? - пожимая ему руку, спросила писательница.
- Конечно. Прошу вас, идите за мной.
Нетрудно догадаться, дорогой читатель, что здание, в которое вошла Стелла, являлось большим архивом, принадлежащим Управлению по борьбе с коррупцией, в котором, если вы помните, и работал Андрей Оксаков, компьютерный гений, принесший управлению немало пользы своей работой.
Анатолий и Стелла стали спускаться по лестнице в подвал, где и располагался архив… Здесь и оставим их, на время, на лестнице, ведущей вниз, как это делаем мы, просматривая очередной фильм в Интернете, и нажмём курсором на «паузу». А затем, как кое-что уточним по поводу родственников Альберта и истории создания корпорации, руководимой им, нажмём курсором на слово «пуск» и вновь продолжим смотреть (читать) историю…
Корпорацию, которую возглавлял Альберт, основал его прадед Иса Мельденсон, как только в СССР началась перестройка. Иса вместе со своим другом открыл в Москве небольшую фирму – проектную фирму. Они проектировали дома, усадьбы, школы, рынки, развлекательные комплексы. (В Советском Союзе большинство зданий проектировались на один манер и были типовыми. Пример этому фильм - «Ирония судьбы, или С лёгким паром», который так полюбился зрителям СССР, а впоследствии и зрителям СНГ, что его показывают до сих пор в канун каждого Нового года). В начале девяностых годов прошлого столетия в Россию устремились как честные на руку предприниматели, так и те, которые хотели по-быстрому заработать капитал и уехать... Прадед Альберта был не из таких. Он знал, что приехал делать свой бизнес в Россию надолго. Тем более рынок жилья и строительный бизнес процветали, и работы было много. Перспектива большая. Поэтому он общался с подчинёнными вежливо и, по сути, благодаря только ему коллектив из работников по найму быстро превратился в одну большую семью. Дела у прадеда и его компаньона пошли быстро вверх. Через пару лет, в 1995 году фирма открыла филиалы в Санкт-Петербурге и в Саратове… Всё шло успешно, пока компаньон не решил прибрать всё к своим липким рукам. Они поругались. Друг предпринял попытку рейдорского захвата главного офиса, но безуспешно. Началось длительное судебное разбирательство, в результате которого прадед Альберта выкупил у компаньона все акции, заплатив за них в три раза больше, чем они стоили на момент договора. Компаньон, Иуда, как называл его прадед, был доволен таким поворотом дела и, подписав все необходимые документы, уехал богатым в Израиль, в Тель-Авив. В город, в котором они выросли, дружили и женились на сёстрах своего друга по школе. Он открыл стоматологический центр на деньги, которые фирма хотела пустить на развитие бизнеса, и зажил без забот и хлопот, а Мельденсон стал единственным руководителем фирмы.
Время шло, фирма превратилась в большую корпорацию, насчитывающую 30 тысяч служащих. Большинство филиалов находилось в Европе, две в Америке, но основная работа велась в России. Необходимо добавить, что прадед в своё время учился в Москве, с отличием окончил МГУ (Московский государственный университет) и хорошо знал русский язык. Так как он был ортодоксальным иудеем и, следовательно, глубоко верующим человеком, он открыл в Саратове синагогу, был её почётным членом и, само собой, содержал её. Пришло время, когда нужно было выбирать себе замену. Выбор пал на единственного сына Якова. Яков в то время рос с матерью и бабушкой, изучал медицину и так же, как отец, был верующим человеком. Отец иногда брал его в Россию и, если так можно выразиться, в турне по филиалам корпорации. Учил его, рассказывал, чем занимается корпорация, знакомил с людьми. Когда Якову исполнилось тридцать лет, видя то, что в медицине сын так и не преуспел, а ушёл с головой в догматы религиозных писаний, подумал: «Пора передавать дела…»
Настал день, когда это случилось. Отец убедил сына в том, что корпорация – дело всей его жизни. Что сын должен возглавить её, и впоследствии, передать дела своему старшему сыну Симону. Сын долго не сопротивлялся, а стал сразу учить азы строительного дела. С этого дня они стали одним целым. Отец обучил Якова всему. Пришёл тот долгожданный для старшего Мельденсона день, когда он мог с радостью и уверенностью передать бразды управления корпорацией из своих трудолюбивых рук в руки сына. И он это сделал на совете директоров. Так как последние годы они были вместе, служащие успели привыкнуть к высокому, черноглазому и вежливому, но строгому наследнику престола могущественной империи, которую создал его отец. Якова ввели в совет директоров, и он стал управлять фирмой…
Яков своим усердием и талантом руководителя утроил доход корпорации. И империя «Мельденсон и К» стала одной из уважаемых и богатейших корпораций в России. Яков был знаком со всеми влиятельными людьми, как в России, так и за её пределами. Он также, как его отец занимался благотворительностью. На деньги корпорации в одном из городков России, в Центральном округе, он финансировал строительство православного храма.
Время шло быстро, и пришёл день, когда нужно было позаботиться и о приемнике. О том, кто заменит его на этом поприще. И он вспомнил слова отца, который всё же, пока был жив, следил за тем, как идут дела у Якова: «А потом передашь все дела Симону».
К тому времени Симон закончил архитектурно-строительный институт в Свердловске. Он управлял одной из фирм корпорации в Томске. Так что Якову долго думать не пришлось. Как-то задержавшись в кабинете, он подумал: «Через три года можно будет передать корпорацию старшему сыну». Утром он вылетел в Берлин по случаю сдачи в этом красивом немецком городе развлекательного центра. И на борту самолёта ещё раз одобрил своё решение. «Сообщу сыну на Новый год. И выполню волу отца. Тем более, Симон скоро женится. И будущая его жена, нам очень нравится. Она умна, послушна, немногословна и из нашей веры, - вздохнув, подумал он и продолжил строить планы, когда самолёт после того, как его бросило воздушным потоком в яму, выровнял полёт. - Вот Альберт! Он беспокоит меня. Его увлечение скрипкой… Концерты… Синагогу не посещает… Не верит в наши… что из него получится? Про таких, как мой внучёк, говорят: «Сам себе на уме». Нет, только Симон. Он уже готов возглавить начатое моим отцом дело. Через три года я введу его в совет директоров, а сам…» Самолёт после этих слов так бросило в сторону, что Яков стал молиться и не на шутку испугался. В самолёт попала молния. Но всё обошлось. Лётчики, набрав высоту, облетели грозовой фронт, и самолёт больше не бросало из стороны в сторону. «Ах, уж эти самолёты! Не люблю я летать», - и он начал читать молитву…
Яков очень любил музыку Моцарта (странно для ортодоксального верующего, учитывая, какую бурную жизнь вёл Моцарт) и посещал оперы в Москве, в Нью-Йорке, в Санкт-Петербурге, в Вене, где исполняли музыку великого композитора. Музыка была страстью Якова с детства. У Якова Мельденсона были сын Симон и дочь Сара. Сара была моложе Симона на два года и никак не могла найти своё место в мире. Её ничего не интересовало - ни музыка, ни искусство, ни медицина, ни чтение. Она вышла замуж за богатого издателя и уехала с ним в Колорадо, оставив сына Альберта на попечение деда. Якову это не нравилось. И воспитанием Альберта занялась бабушка, жена Якова. Кроме игры на скрипке, Альберта ничего не интересовало. «Кого может воспитать женщина?» - думал он, глядя на внука, когда прилетал в Тель-Авив.
Но жизнь любого человека, как вы знаете, состоит из белых и чёрных дней. И этот «чёрный день» наступил. Белые дни все похожи, - в них много света, радости, надежды, любви. Чёрные – все разные. Они, как вороны, кружат над нами, а мы их не замечаем. И вот один из таких «чёрных воронов» прилетел к Якову. Его сын, на которого он возлагал большие надежды, погибает. Нелепая смерть. Случай, да и только. Он погиб на остановке от осколка ракеты «Хасан», которыми нет-нет да и обстреливают территорию Израиля радикальные исламисты из террористической организации «Хамаз». В тот злосчастный день по Тель-Авиву было выпущено со стороны Палестины пятнадцать «хасанов». И одна упала прямо на остановку, на которой стоял и ждал автобус Симон. Отец долго думал: почему сын не поехал, как всегда, на своей машине, а решил ехать на свадьбу друга на общественном транспорте? Но не находил ответа…
Яков заболел. Перестал интересоваться делами корпорации. Думал: смерть сына – божья кара. Искал подтверждение своим мыслям, словам. Он ни с кем не общался, не принимал докторов. Единственным человеком, который мог войти в тёмную комнату Якова, был его старый друг, раввин из Иерусалима, который так же потерял внука, как и Яков любимого сына, на войне, на этой непрекращающейся войне. («Пусть бог покарает того, кто её начал», - всегда говорил Яков в таких случаях.)
Этот священник из Иерусалима и вывел из длительной депрессии Якова, своего друга. И Яков дал клятву: «Если я встану на ноги, посвящу себя служению тебе, господи!» Прошло несколько лет. Яков вернулся в корпорацию. Поправив дела, стал искать себе замену. Тут он и подумал о внуке, «который сам себе на уме». «Делать нечего! Других наследников нет! Буду учить Альберта», - размышлял он, сидя в московской синагоге…
Время шло. Альберт на удивление всем окончил Оксфордский университет в Англии. Выучил три языка («Кто бы мог подумать?» - удивлялся дед.) - русский, испанский и немецкий. Быстро вошёл в курс дела. И когда ему исполнилось двадцать четыре года, дед Яков торжественно вручил ключ от корпорации внуку. Все полюбили Альберта. Так Альберт стал во главе империи, которую основал его прадед. Дед Яков уехал в Израиль, чтобы выполнить данную им богу клятву: отдать всего себя вере.
Но за Альбертом и за тем, как идут дела в корпорации, всё-таки приглядывал. И два раза в год, несмотря на свой возраст, летал в Москву, чтобы лично убедиться в том, что дела империи идут правильным путём, а личная жизнь Альберта – согласно канонам веры.
Тут мы и вернёмся к нашим героям, которые спускались, как вы помните, в архив, и нажмём курсором на слово «пуск»…

- Значит, вы начальник архива? - спросила Стелла.
- Шестого отдела. Так вы писательница? Будете писать книгу? Мне это сказал Борис, то есть полковник в отставке Борис Юрьевич.
- Романтическую трагедию, - пояснила Стелла.
- Жаль времени нет на чтение. Всё работа, работа. Даже жениться нет времени.
Стелла посмотрела на старшего лейтенанта, засмеялась и сказала:
- Что-то новенькое. Обычно всё наоборот.
- Мы пришли. Вера Ивановна, помогите этой красивой писательнице. Дайте ей те документы, которые она попросит. Хорошо?
- И с грифом «секретно»? - спросила Вера Ивановна.
- Нет! Документы с грифом «секретно» только с моего разрешения. Но я уверен, что Стелле этого не понадобится. Все интересующие её документы находятся в ячейке №13. Борис мне сказал, что нужно будет… - улыбнувшись Стелле, сказал начальник.
- Очень любезно! - сказала Стелла.
- А как книгу назовёте? Выбрали уже название?
- «Глория», - ответила писательница.
- Будем ждать её выхода!
- Вы ведь не читаете книг! - напомнила Стелла.
- Эта будет первой, - сказал старший лейтенант и, попрощавшись, ушёл.
- Итак, - спросила Вера Ивановна, - с чего начнём, Стелла?
Через пять часов Стелла вышла из здания архива, остановила такси, сказала водителю: «На Рублёвку», - и машина поехала в сторону Рублёвского шоссе. Через пять минут она изменила своё решение и сказала таксисту, чтобы он довёз её до «Издательского дома». Стелла подумала, что будет правильно, если она заедет к своему издателю и сообщит, что она решила написать роман…


***

Израиль, Тель-Авив,
дом Якова Исаевича.
Десять часов вечера.

В БОЛЬШОЙ КОМНАТЕ, в которой не было ни одного лишнего предмета, относящегося к мебели, за столом, большим дубовым столом, сидел дед Альберта и молча смотрел на фотографию своей жены. Он то вытирал слёзы платком, то закуривал новую сигарету, то перебирал фотографии, лежащие на столе. Листал альбомы, семейные альбомы, которых набралось за его долгую и насыщенную событиями жизнь немало. На столе, на подоконнике, на комоде, на тумбочке - всюду горели свечи. И комната выглядела, скорее празднично, совсем не так, как были настроены его чувства. Он внимательно разглядывал каждую фотографию. Вглядывался в них. Вот он взял в руки пожелтевшую фотографию, на которой была запечатлена его супруга Мария. Он улыбнулся. Наверное, что-то вспомнил приятное, связанное с тем временем, когда он ухаживал за ней, добивался её руки и сердца. Он улыбнулся и бережно положил фото рядом с собой. Взяв в руки другую фотографию и рассматривая её, пустил слезу. На фото была вся его семья: жена Мария, ещё молодая, он – Яков, сидящий рядом с ней, и дети - Симон и Сара. Совсем ещё дети. Он вытер слезу, прикурил новую сигарету, встал и подошёл к окну. Раздался стук в дверь. Яков подумал: «Кто это может быть? Уже поздно». Он открыл дверь. Вошёл человек и от удивления замер.
(Разговаривают на иврите.)
- Яков, ты что, встречаешь католическое Рождество? Рановато вроде… Должен признать, здесь красиво.
- Скажешь ещё…
Яков помог гостю снять плащ и повесил его на вешалку. У деда Якова был большой двухэтажный дом. Но дом был так просто обставлен внутри, что никто бы, вошедший в него, не смог даже и представить себе, что когда-то хозяин этого дома был главой могущественной корпорации. Да он и сейчас (Яков Исаевич) хранит солидную сумму на своём счету в одном из больших частных банков в Нью-Йорке.
- Проходи, Матфей! Рад тебе! Садись к столу. Света до сих пор нет, вот я и зажёг свечи.
- Да, после вчерашней бури, будь она неладна, столько деревьев повалило на провода. До сих пор устраняют обрывы. Сколько живу, не припомню что-нибудь подобное. Видимо, правду говорят эти учёные…
- Ты о чём? - спросил Яков.
- Климат на Земле меняется. Учёные говорят, малый ледниковый период начинается.
- Ледниковый период? Слушай их больше. Ты же священнослужитель! Всё создал Бог, а не учёные…
- Так что ты тут, язычник, свечей столько запалил? - спросил священник, усаживаясь за стол, на котором, кроме фотографий, стоял кофейник с крепким кофе. - Одобряю! - наливая в чашечку кофе, добавил раввин.
- Вспоминаю Марию, любовь свою. Сегодня у неё день рождения.
- И смотришь фотографии. По глазам вижу, всем сердцем вспоминаешь. Они, наши жёны, стоят наших слёз. Дай-ка я тоже взгляну.
- Сегодня ты, Матфей, отслужил, как мне кажется, лучшую свою службу. Настолько понятно и глубоко ты говорил с верующими, что слова, сказанные тобой, минуя уши, проникали прямо в сердце. И от этих слов вера наша стала сильней…
- Вот Симон… А как погиб… Войны, войны… Порой мне кажется, что люди воюют со времён Адама и Евы. И мы, священники всех конфессий, не можем здесь сделать ничего. Религиозные войны – самые страшные и коварные…
- Эх, Матфей, я тебе по-дружески, ведь на одной улице родились. Сколько лет бок о бок прожили. Вместе праздники справляли, детей хоронили… Я так тебе скажу: нефть и деньги - вот что правит миром. Они правят людьми. Они сильнее нас всех. И, что самое печальное, – сильнее веры!
- Но ведь не все! Не у всех есть нефть и деньги. У небольшой кучки людей, да?!
- Верь мне, я знаю этот мир, жил в нём и работал. Изучал его изнутри. Внутри он прогнил. Могильные черви в животах этих людей, поверь мне. И если нужно, начнут войну в любом уголке земли. Хочешь правду? - спросил Яков друга.
Матфей кивнул головой, и Яков сказал:
- Они Бога не боятся! А ты говоришь…
- Как это, Бога не боятся?! Что ты говоришь, Яков? Побойся Бога! Когда ты болел, помнишь, слёг после гибели сына Симона, все думали ты… Но молитвы, которые мы читали каждый день с тобой подняли тебя. Я тебе напомню твои слова: «Если выживу, отдам жизнь служению Богу», - Матфей поднял руку вверх.
- Да, я так говорил. Но я знаю этот мир и сильных мира сего. Они очень коварны, - волки, лисы, шакалы, львы…
- И ты был одним из них. Укрепляй веру, брат Яков. Нет-нет, да и проснётся в тебе этот волк… Укрепляй! Ты слово дал. И вспомни слова из писания «К римлянам», глава 12-я: «Итак, умоляю вас, братия, представьте тела ваши в жертву живую, святую, благоугодную Богу, для разумного служения вашего», - Матфей остановился, словно вспомнил, что написано в писании далее, и продолжил: «И не собразуйтесь с веком сим, но преобразуйтесь обновлениям ума вашего, что (есть) воля Божия, благая, угодная и совершенная».
Матфей читал стихи из писания наизусть и не заметил, как Яков, опустив глаза, повторял за Матфеем всё слово в слово.
- Полгода ты мне читал эти священные строки, пока я не встал на ноги… Они же из Библии?!
Раввин взял фото супруги Якова и стал смотреть на него.
- Из Библии… Какая разница? И тут, и там – евреи. А красивой была Мария, красивой и доброй.
- И верующей. Не чета мне. В нашей жизни, Матфей, всё было и…
- Я знаю. Она приходила ко мне в трудные для вас времена, которые вы переживали. И всё, конечно, рассказывала…
- Всё?! - подняв голову, удивился Яков.
- А как же! К кому же ещё прикажешь идти со своим горем, как ни к нам! Священники знают всё. И должны знать всё, что происходит вокруг…
- Она мне не говорила, что ходила к тебе за…
- Оставим. Поговорим о мирских делах. Ты сказал в сенагоге, что собираешься в Москву. Ты ведь недавно был у внука. Сказал, что дела идут хорошо. Альберт оказался… Как это слово?.. компетентным в делах. И дела идут в вашей империи ладно. Мир прадеду его, начинателю и создателю сего предприятия. Что же тебя тревожит, друг? Что в сердце твоём, какие сомнения гложут душу твою? Сообщай, не держи в себе. Не ровен час, колики в печени начнутся, - засмеялся Матфей.
Яков встал, прошёлся по комнате, закурил сигарету и сказал:
- Альберт! Меня беспокоит Альберт!
- Что же с ним? И брось ты курить, нам нельзя…
- Вернее, его выбор! – вздохнул дед Альберта.
- Выбор? – переспросил Матфей.
- Да. Влюбился он в русскую. Нет, она из хорошей, уважаемой в Москве семьи. Семья богатая. Мать – психотерапевт или психоаналитик… Отец работает заместителем управляющего Московским метрополитеном. Имеют трёх детей – все девочки. Так сказал мне Альберт.
- В чём же дело? Она замужем? Или не вашего круга человек? Что в ней не так, кроме того, что она – русская? Чем она занимается? Охотница за богатыми женихами? Имеет вредные привычки? Может, уже беременна? Исповедуется? Смотри сколько вопросов ты из меня…
- Мы не в синагоге, Матфей. Она… она… Словом, она писательница - независимая, свободная, богатая, красивая и знаменитая. Альберт, как мне кажется, влюбился в неё. Постоянно звонит ей. Она живёт на Кубани большую часть года, в лесу, в посёлке. Там пишет книги. А он высылает за ней самолёт, чтобы она прилетала к нему и они сходили куда-нибудь… Ну, не знаю… поужинать, в театр, на банкет… куда ещё?
- Судя по твоей характеристике, она уверенно идёт по пути, который ей указывает…
- Матфей! Если она станет его женой, мне кажется, Альберт забросит дела корпорации. Если бы ты видел, как он с ней щебечет по телефону: «Моя любовь, моя жизнь!»
- У вас, Мельденсонов, все женщины были и есть еврейки, сплошь и рядом. На другой крови не…
- Так уже не первый век. И первым может нарушить наш закон Альберт, он не далёк от этого. Русские девушки - они другие. Их по-другому воспитывают, обучают. Их не готовят к браку. У них всё по-другому. Я в России жил, работал и скажу: евреи, родившиеся в России, по большей части женятся на еврейках, - российских еврейках. На нашей крови. Но есть и такие, их тоже немало, которые женятся на русских, на украинках, на полячках…
- Российские евреи тоже другие, они не такие как мы. Я знаком с несколькими еврейскими семьями, приехавшими в Израиль на постоянное место жительства из России. Даже евреи, приехавшие из Франции, не такие как мы. Видимо, происходит ассимиляция что ли? Это много значит, в какой стране ты родился, рос и воспитывался. История народа, его традиции… Они хорошие люди. Среди них много учителей, врачей, стамотологов, хирургов, писателей, музыкантов… Но они – другие…
- Я всё понимаю лучше, чем ты, Матфей. Я там жил, работал. Русские - добрые люди. Среди них много талантливых людей, образованных. Ответственные работники, трудолюбивые. Но они не такие как мы. И дело касается даже не работы, а моей семьи. Альберт тоже становится другим.
- Ах, эта молодёжь! Моя внучка живёт в Чикаго и хочет выйти за… ирландца! Понимаешь, за ирландца! Родители против. И с его стороны, и с её. Моя дочь не даёт согласия на их брак. Так они уехали в Одессу, есть в Америке такой город, и живут вместе на окраине города.
- И у тебя тоже такая проблема?! Мир перевернулся! Что делается? Где уважение к старшим? Почему они не слушают нас, Матфей?
- А может, мы…
- Что мы, Матфей? Замахнулся, бей!
- Во всех писаниях слово «любовь» повторяется чаще остальных. Любовь это Бог! А Бог – это любовь! В Ветхом Завете, в Библии, в Коране…
- Как это понимать? – спросил, наливая себе остывший кофе, Яков.
- Любовь правит миром, Яков. А ты про деньги, про нефть…
- В роду Мендельсонов нет другой крови…
- И в роду Беркнеров – тоже. Если она, как ты говоришь, красивая, богатая, знаменитая писательница, почему русский парень не покорит её сердце? У неё, будь уверен, поклонников хоть отбавляй!
- В том то и дело, друг ты мой!
- Объясни, - Матфей встал и зажёг потухшую свечу.
- Она не хочет замуж. Ни за кого!
- Ничего не пойму. А наш Альберт?
- Они встречаются уже полтора года, так мне сказал Семён…
- Семён? А это кто ещё? - удивился раввин.
- Семён оставлен мною на хозяйстве. И всё мне докладывает обо всех делах в корпорации и о жизни Альберта. Он – моё всевидящее око!
- Так ты, Яков, одной ногой в синагоге, а другой в корпорации? Никак не можешь отдаться вере целиком.
- Я стараюсь. Но дело-то о наследнике! Уже пора Альберту иметь детей, а Семён говорит, что внук влюблён в Стеллу! И она…
- Стелла! Редкое имя. Разве не еврейское? Так почему же ты разволновался? Она не хочет замуж, ни за кого. Я таких женщин знаю. Они замужем за работой, он ей сделает предложение, и она откажет ему. И он вернётся на путь истинный. Вопрос решён…
- Какой ещё путь истинный? Он ей делал предложение дважды! И она отказала! Всё сомневается. Ей сейчас, видите ли, не до свадьбы…
- Дважды?! Отказала? Да что она себе позволяет?!! Нашему Альберту! Красавцу, умнице, президенту могущественной корпорации!
- Вот и я говорю.
- Что-то мы не туда заехали! Нам сейчас за Альберта обидно, что она его отвергает, или мы хотим, чтобы он понял, что…
- Матфей, мы запутались. Дела сердечные священны, ты сам говорил это в синагоге. Тут надо действовать тонко. Что мы имеем? Какие у нас козыри? Она не хочет замуж вообще!
- Это плюс! - одобрительно кивнул головой Матфей.
- Я просил полгода назад, как только узнал об этом, Альберта, чтобы он нашёл работу Доре у себя в корпорации. И убедил его в том, что она может возглавить дизайнерский отдел.
- Какой? - переспросил друг.
- Дизайнерский, - повторил Яков.
- Она же…
- Не знает русского языка. Выучит. Свободно говорит по-английски и очень красивая девушка. Из наших кровей. Думаю, он её полюбит.
- Дора, Дора! Это не внучка напарника, с которым твой дед начинал в России дело?
- Компаньона! Его правнучка - красивая, образованная, вежливая и ходит в синагогу. Лучше не найти, поверь мне.
- Молодёжь уже так не верит, как мы. Время меняет их. Поверить не могу. Ну и дела! Вы простили его, Яков?
- Ты же учишь нас прощать.
- Но в данном случае прощение какое-то выгодное… тебе не кажется? Не от чистого сердца, вроде как…
- Пути господни неисповедимы, - ответил Яков.
- Тут особое дело.
- Они же живут в Иерусалиме, так?
- Да. Я как-то зашёл в Иерусалиме в магазин и увидел её. Познакомился. Предложил работу. Она согласилась, потому что ей её работа не нравилась. Продавала в магазине женское бельё. «Нужно, чтобы отец дал согласие», - ответила она. Пошли к её отцу. Пришли к большому дому. Вошли, и тут… выходит сын Иуды, с которым мой отец в России судился двадцать пять раз и который чуть не пустил нас по миру со своей… Прости господи! Он увидел меня и сказал: «Вот видишь, Яков, мир тесен. А сейчас он стал ещё теснее!»
- Воистину так! - удивился раввин рассказанному Яковом. - Воистину так…
- Мы поговорили, словно ничего между нашими семьями не было.
- Остановись! Припоминается мне, что вы с ним были друзьями со школьной скамьи.
- Не разлей вода! Все нам завидовали. Нашей дружбе. Друг за друга в огонь и воду. И наши родители дружили между собой. Поэтому отец и взял его отца в компаньоны, чтобы не шатался без дела по Иерусалиму. А мы так и дружили. Мы были…
- И?
- У него родилась внучка Дора. Но она почему-то называет его отцом. У меня – внук Альберт. Родились они в одном родильном доме и в один день. Мы решили, что это знак божий и дали клятву, что они будут мужем и женой. И в тот день, когда обрезали Альберта, обвенчали их. Моего внука и внучку этого…
- Дела! Я этого не знал. Хорошо, что зашёл к тебе. Мы, слуги Бога, оказывается, многого не знаем, смотри…
- Он, разумеется, дал своё согласие. Мы ударили по рукам, и она улетела в Москву.
- Дора красивая?
- Очень. Я тебе уже говорил. Что с тобой?
- А Стелла? – глядя в глаза другу, спросил Матфей.
- Тоже. Они почти ровесницы.
- Дора и Альберт знают о том, что они помолвлены? Или как ты сказал?..
- Откуда? Они были маленькими, совсем дети, и не понимали, что мы делаем. Забыли. Во всяком случае, ни Альберт, ни Дора ничего не помнят.
- Дед скажет внучке. Увидишь…
- Уже, наверняка, рассказал. Дело-то выгодное! Дора станет, если всё пойдёт так как мы задумали, женой управляющего корпорацией. Войдет в свет… Всюду будет с Альбертом, словом…
- Вот тебе и дела божьи? Божий промысел.
- На днях позвонил Семён и сказал, что Альберт со своей любовью поехал в гости к жене премьер-министра.
- Премьер-министра! Вот как высоко взлетел твой внук!
- Да. И супруга премьера – большая поклонница творчества Стеллы. Все её книги читает. Они, несмотря на различие в возрасте, подруги. И, как говорит Альберт, только они войдут с ней в зал, супруга премьера сразу зовёт её к себе. Они долго и мирно беседуют о литературе. Такие, брат, дела. Вот тебе и русская писательница. В светских делах так всё запутано… Ты ведь знаешь литературу. И знаешь биографии великих писателей, художников, композиторов. Сам как-то мне говорил, что читаешь запоем. Слово-то какое! И как там, в мире искусства, хватает нашего брата? Евреи женились на не еврейках? Женились на других?
- Женились, что уж греха таить.
- Послезавтра вылетаю.
- Вернёшься - поговорим. Вот тебе и сюжет для книги. Как я хотел стать писателем! Но…
- И ещё одно, Матфей. Альберт сказал по телефону, что она хочет принять католичество.
- Католичество?! - удивился раввин. - Она же русская! Значит, православная. С чего ради? С какой стати?
- Видишь, сама себе на уме. Такой невесты нам ещё не хватало.
- Странные они – русские. А почему вы внука назвали Альбертом?
- Не знаю. Сара с Давидом дали имя… А что? В этом что-то не так? Я даже не думал об этом, - ответил Яков.
- В католичестве известное имя. Альберт Великий, в средние века был такой философ и богослов, учитель Фомы Аквинского, был большой фигурой в католичестве. Фома Аквинский в 1323 году был причислен католической церковью к лику святых. Искал гармонию веры и разума. Очень много написал. Альберт Великий - один из первых теологических комментаторов и интерпретаторов аристотелевской философии…
- Аристотелевской? - переспросил Яков. – Аристотель! Вот великий грек!
- Хотел приспособить идеи Аристотеля к католической вере. Вот тебе и Альберт.
- Совсем запутал меня! Альберт – католическое имя?
- Да не бывает католических имён! Просто его так звали…
- Стелла - тоже нерусское имя. Но…
- Мы, иудеи, должны показывать пример веротерпимости. Понимаешь, Яков?
- Мы и показываем. И Иерусалим – доказательство этому. «Умом Россию не понять, аршином общим не измерить» - слышал такую пословицу? - спросил Яков.
- Нет. Но ты там повежливее, повежливее.
- Повежливее? Да я всё сделаю для того, чтобы Альберт и Дора стали мужем и женой. Если понадобится, я посажу их рядом, в кабинете, и расскажу им всю правду.
- Что они уже…
- Да. Именно так, Матфей, я тебе как другу всё рассказал. Ты понимаешь? Как на исповеди. Коротко, конечно, но…
- Мне пора, - вставая, сказал друг Якова. - Вот и поговорили. Следуй нашим традициям. И помни: мы – богоизбранный народ.
- И мне стало легче. Вовремя ты зашёл. Голова кругом идёт от всего этого…
- На всё воля господа! На всё! Вот он и послал меня к тебе. Будь здоров. Приедешь - непременно зайду. Самому стало интересно, как Бог всё расставит…
Яков кивнул головой и закрыл за гостем дверь. Подошёл к столу и продолжил рассматривать фотографии.
Раввин вышел из дома Якова и пошёл в синагогу, думая: «Надо всё записать. Сколько же тайн у людей! Сколько загадок! И сколько работы у Бога! Завтра почитаю Иудейское право, раздел «нашим» (Жёны), о семейно-правовой проблематике».




***

О душах наших


МАТФЕЙ, ДРУГ ЯКОВА, СИДЕЛ в синагоге и читал Иудейское право. Но прежде он всё записал, то есть, весь разговор в доме у Якова. Прочитав раздел «Нашим», он заменил свечу, ибо, когда он читал религиозные тексты, он читал их при свете свечи, так текст и его суть проникали глубоко в душу. «Любовь, любовь… - сказал он вслух и подумал, - надо прочитать о ней в Библии, освежить память, а в четверг начать службу со слов о любви».
Он достал Библию, открыл «Первое послание к Коринфянам Святого Апостола Павла» и начал читать тринадцатую главу.
«Если я говорю языками человеческими и ангельскими, а любви не имею, то я – медь звенящая или кимвал звучащий.
Если имею дар пророчества и знаю все тайны, и имею всякое познание и всю веру так, что могу и горы переставлять, а не имею любви – то я ничто.
И если я раздам всё имение моё и отдам тело моё на сожжение, а любви не имею – нет мне в этом никакой пользы.
Любовь долготерпит, милосердствует, любовь не завидует, любовь не превозносится, не гордится. Не бесчинствует, не ищет своего, не раздражается, не мыслит зла.
Не радуется неправде, а сорадуется истине. Всё покрывает, всему верит, всего надеется, всё переносит. Любовь никогда не перестаёт, хотя и пророчества прекратятся, и языки умолкнут, и знание упразднится».
«Сильно и глубоко написано, - сказал о прочтённом Матфей. – Человеку так не написать. Воистину – божественное писание. В наших душах должна быть любовь. Без любви мы – ничто. И Яков хочет убить в Альберте это божественное чувство. По его словам выходит, что Альберт уж очень сильно любит эту русскую девушку, как её… Стеллу. Наверное, это – грех? Делал ей предложение, а это серьёзное доказательство того, что он её любит. Любовь зарождается в душе. В наших душах. У Якова сильная душа, сильный дух. Вот веры маловато. Но он, Яков, всегда добивается того, чего хочет, и если он задумал их разлучить, то, прости господи, совершит грех. Буду молиться за него, чтобы Бог помог ему в этом нелегком деле. Без божьей помощи тут не разобраться. Только господь способен на такое. У него большая душа. И весь мир со своими страстями найдёт убежище в ней. Не наломал бы Яков дров, как говорят в России - стране, в которой он жил и работал. А то может получиться так, что Стелла примет решение стать женой Альберта и придёт неожиданно сказать ему, но дела Якова всё испортят. Надо почитать Коран, что сказано в нём о любви, освежить память. Да, раньше я читал все священные писания. Забывать стал…»

***


ОСТАВИМ, УВАЖАЕМЫЙ ЧИТАТЕЛЬ, наших героев в покое. Пусть занимаются своими делами: Матфей – размышлениями о душе; Стелла – поиском материала для книги; Альберт – изучением чертежей медицинского центра; Яков – осуществлением своего плана, а именно – поженить Альберта и Дору; мать Стеллы – воспитанием младшей дочери Киры и своей работой… Оставим их, пусть каждый делает то, ради чего он рождён. А мы в это время посмотрим, заглянем в справочники и словари и прочитаем в них о душе. О душах, наших душах, ибо у каждого героя книги есть душа. «Чужая душа – потёмки!» - так говорят в народе. И всё же! Что о душе думают психологи, философы, религиозные деятели, медиумы…
Итак, начнём с двух противоположных и старых, как мир, мнений: религиозного и научного.
Религиозное: «Душа, по религиозному представлению, духовная сущность человека, особое начало, противопоставленное телесному и определяющее жизнь, способности и личность человека. Душа дарована человеку богом при его рождении, и отторгается от тела после смерти. Душа бессмертна и вечно существует в потустороннем мире после смерти тела. Душа спасётся в «Царствии небесном».
Из прочитанного понятно: наши души – бессмертны.
Психология: «Душа – понятие, отражающее исторически изменявшиеся воззрения на психику человека.
Душа – это нематериальное, независимое от тела животворящее и познающее начало. Возникновение понятия «Душа» связано с анимистическими представлениями первобытного человека. Сновидения воспринимались ими (первобытными) и воспринимаются большинством людей до сих пор, как впечатление души, покидающей тело и обретающей независимое от него существование («Душа возвратилась с небес, устало присела у спящего тела…» - автор). Уже в период античности было известно, что органом души является головной мозг (Алкмеон), сама же душа представлялась одним из видов вещества: Душа, как огонь (Гераклит, Демокрит), воздух (Анаксимен), смещение четырёх элементов (Эмпедокл) и др.».
Впервые положение о неотделимости души от тела выдвинул Аристотель. В научной литературе термин «душа» не употребляется или используется очень редко – как синоним слова «психика».
Посмотрим, что о душах наших говорят философы.
Философский словарь. «Душа – термин, употребляемый иногда в качестве синонима термина «психика». Этим понятием в философии выражается воззрение на внутренний мир человека. Душа рассматривается, как нечто материальное (кровь, дыхание, вес и т. д.). В философии душа отождествляется с тем или иным элементом сознания. У Платона – это вечная идея, у Гегеля – низшее, чувственное проявление духа, в его связи с материей.
Душа понималась философами (да и сейчас некоторые и, прежде всего, медики, стоят на этом…) как производное, вторичное, зависимое от тела. Некоторые философы-материалисты допускали всеобщую одушевлённость мира (гелозоизм)».
Что скажут медиумы?
Книга «Жизнь вечная», первый том.
«Душа – это небольшое энергетическое поле, которое может вмещать в себя другие похожие энергетические поля, может развиваться автономно. Это поле не может самовосстанавливаться, самообучаться, но имеет для развития очень большой потенциал: эмоциональный, рациональный, энергетический и потому воспринимает информацию не только душ, но и Духов разных направлений, оставляя всё в своём опыте.
Свет души – это такое количество души, когда человек может направить себя на реализацию других людей и будет это делать не так, как делают благодетели, объявляя о себе, а будет делать так, как будто осуществляет другой человек сам по себе, естественно, без помощи этой души. Свет души – это абсолютное бескорыстие.
Главное, чтобы душа не набрала в этом воплощении отрицательного опыта, тогда в следующем воплощении может осуществиться большая, интересная и насыщенная жизнь.
Есть души, которые работают для того, чтобы Земля стала светлей и легче, чтобы люди научились понимать души других людей. А жизнь человека – это опыт души, набранный ею в предыдущих воплощениях. Такие души и посылают на Землю…»
Уже теплее. Не находите?
Душа и духовность, что же это?
Словарь по этике.
«Духовность – специфическое человеческое качество, характеризующее мотивацию и смысл поведения личности, не доступное ни животному, ни моделирующим действия человека машинам.
…Однако подлинная природа духа человека (вспомните, читатель, слова Матфея Якову: «Укрепляй дух, Яков!») и его духовности не религиозная: дух порождён потребностями социального бытия. Духовность человека характеризуется бескорыстностью, свободой, эмоциональностью, оторвавшейся от физиологических переживаний.
…Только нравственные стимулы поведения: стремление к добру, к справедливости, к помощи - чисто духовны и полностью бескорыстны: так, совесть и долг являются прямыми «инструментами» духовности. Так и формируется душа человека».
Да, казалось бы, душа… И мы все знаем о ней, а вот… Что тут скажешь? Можно только посоветовать, чтобы Вы были добрее друг к другу. Ценили и уважали ближних, делали добрые дела. И чтобы на Небе были нами довольны (когда настанет час) и не роптали на нас, как вот в этом стихотворении.

Гнев
На
небе только и говорят
о
душах, поставляемых Землёй:
об их пустоте и алчности.

В писании сказано: «Кто бережёт свои уста, тот бережёт и душу». Значит, «молчание – золото». А мне ближе люди с открытою душой. Те, кто не боятся сказать о ней всю правду. И впустить в неё другую душу, как этот человек:

«Моя поэзия – врата. На них написано: «Неизлечимая душа». Входи смелей – не бойся, с моей душою познакомься, сравненье сделай со своей. Врата - на них нет ни замка, звонка, и нет кольца во рту у Льва, чтоб не нарушить, не вспугнуть в ней птиц, поющих на ветвях, в садах, где есть деревья, цветущие – как по весне, и есть деревья высохшие, с которых буря жизни большие ветки обломала до стволов. А где и целые деревья лежат – повержены внезапным ураганом… Прохожий, не бойся в них войти! Открой калитку ржавую со скрипом. Зайди и по тропинке вглубь иди, иди, иди… Увидишь сад - в нем соловьи божественные трели исполняют, а вороны над ними всё летают… Увидишь ты не только там цветы. Увидишь бесов и чертей, червей, что пожирают мою душу. Увидишь в ней немало и пороков, среди которых зависть, ложь и лесть: они за садом сорняком растут. Конечно, скажешь ты: «Ну и душа! Коль в ней такие, брат, дела. Больна неизлечимо и скверна!» Ты будешь прав!
Когда увидишь водопад страстей, ты не пугайся мрачных, злобных лиц, а искупайся в озере, что сразу за аллеей разлилось. В нём чистая вода, она – живая. Я к ней чертей, злых духов не пускаю. Всё отняли они: у тела - силу, радость - у души; и еле-еле моя душа порхает в моём теле, но вода даёт мне силы и надежду, как всегда. Цветущий сад и озеро святое мне душу наполняют верой и покоем. Смелей! Ведь у меня душа – большая. Ходи, смотри. Сравненье сделай со своей душой и мыслями своими. А какими? По чёрным коридорам походи. Зайди в те комнаты, в которых сладким, безмятежным сном все тайны спят, что скрыл я от людей. Может, одна из тайн проснётся да всё расскажет о душе – моей душе. О моём «Я»…
Не бойся заблудиться в ней, но если забредёшь ты далеко и не услышишь звуков водопада иль трели птиц, иль крики воронья, шакалов вой, ведь в наши души нанесло всего немало; всему есть место: и дьяволу, и сатане, и Богу, и наваждению, и наслажденьям тоже. Ты не заблудишься! В душе живёт Сова. И поселилась в ней надолго … Печальный чей-то голос - сам не знаю, чей - он выведет тебя к вратам. Не опускай очей! Взбодрись! Не придавай суду всё, что увидишь в ней. Сравненье сделай со своей. И всё.
Пусть страх тебя не пронимает, когда в пещеру ты войдёшь, в которой тёмные мои мыслишки поживают. Увидишь ты, какими чёрными они бывают! Над ними силы зла летают. Прошу тебя, не осуждай! Там - в глубине - живёт Сова, она им путь на волю преграждает, и, словно змеи, они в большой клубок сплелись. И ту, которая наружу захочет выползти, Сова одним ударом убивает и заживо чудовище съедает. Да, если б не Сова, то мысли превратились бы в дела и окончательно добили бы меня. А так, Сова – защита мне.
Душа – без края и конца. Она – венец Творца! Броди, увидишь всё: колодец есть в душе моей, в него не раз плевали и друзья мои. Почти он полон, но Сова пьёт из него. Ты, кстати, тоже можешь плюнуть. Вспомни: ведь не раз плевали мы от злости в свою душу, говоря: «Мне наплевать на жизнь мою и душу, коль счастья и любви нет у меня!»
Когда насмотришься и наплюёшься, увидев все пороки (предупреждали же пророки…) свет и тьму. Прочтёшь все тёмные мыслишки и покачаешь головой, ты закричи: «Всё! Всё! Хочу на волю, здесь душно, страшно и темно, и много гадкого всего живёт в больной чужой душе, довольно, мне не по себе. Куда идти? Где выход? Где та калитка, в которую зайти решился я по своей воле, чтоб душу незнакомую узнать?» Печальный голос нежно скажет, где она - калитка ржавая, и те врата…
Но помни, и запомни навсегда: когда из той калитки выйдешь, что не в моей душе ты побывал, что не мою ты душу осуждал. Ты изнутри увидел свою душу. И ты не первый, не последний, кто мимо не прошёл, а, посмотрев по сторонам, чуть-чуть подумал, и всё- таки вошёл…»

Такие вот бывают души. Пора мне за работу браться. Отвлёкся я, виной всему – душа. О ней ведь мы узнать хотели, да?
Душа, душа, душа. Всё о тебе - и Библия, и песни, и стихи! Но не становишься ты чище и мудрей. Не выздоравливаешь, не поёшь, как соловей.
Итак, посмотрим, что же происходит в уютном кабинете Альберта. Чем он занят?


***

Офис главы корпорации
«Мельденсон и К». Полдень

- РАЗРЕШИТЕ, БОСС?! - спросил молодой человек, вошедший без стука в офис Альберта.
Альберт сидел на диване, кожаном коричневом диване, и пил кофе. После того, как он поцеловал Стеллу, которая ещё спала, он оделся и поехал в корпорацию. Нужно было ещё раз просмотреть все чертежи, по которым будет строиться медицинский центр, и посоветоваться со своим заместителем.
- Входи, Шухрат! И не называй меня «Босс»! Я просил тебя…
- Понял! Дубль два: разрешите, Альберт… - Шухрат хотел назвать Альберта по имени и отчеству, но Альберт перебил его и указал рукой на место рядом с собой.
- Шухрат, мы ведь учились вместе в Оксфорде. Знаем друг друга не первый год. Я понимаю, ты хочешь соблюдать субординацию, но это ни к чему. Присядь, присядь.
Шухрат сел рядом со своим «старым» другом, секретарь принесла ему крепкий кофе и хотела выйти, но Альберт остановил её и напомнил, что Шухрат пьёт зелёный чай. Она извинилась, поправила блузку и вышла с чашкой кофе.
- Шухрат, извини, что не пришли со Стеллой на день рождения твоей супруги. Если честно, мы провели ночь у меня дома. Неслыханная дерзость с моей стороны…
- Спасибо за подарок и цветы, Альберт. Их принёс рассыльный в тот момент, когда мы садились за стол. Я понял, что вас не будет. Райхон довольна. Альберт… такой подарок…
- Супруге, чей муж является моим заместителем, пашет сутками на корпорацию и умножает её доход! Это то малое, что я мог сделать. И ещё раз извини. Подарок от меня и Стеллы.
- Принимается. Значит, вы со Стеллой провели…
- Незабываемую ночь, Шухрат, это было… Это было…
- Ты говоришь, как все влюблённые. Когда, кстати, вы поженитесь? Пора бы!
- Стелла, Стелла…
Вошла секретарь. Она принесла чайник с заваренным зелёным чаем и чашку. Налила в неё чай и вышла.
- Спасибо! – поблагодарил Шухрат. – Да, Стелла красивая, известная и своенравная девушка. И, подчёркиваю, знает себе цену. Она что-нибудь пишет сейчас? Над чем работает? – спросил Шухрат Ганиев, посмотрев на кучу документов, лежащих на столе босса.
- Пишет. Мне кажется, что она все время пишет. Вчера я её удивил!
- Стеллу! Я думал, что твою невесту невозможно чем-нибудь удивить.
- Удивил! Во-первых, новой спальной комнатой, - сказал Альберт другу, от которого у него не было секретов, - и… картиной.
- Картиной? – удивился друг.
- Точно! Я купил на аукционе картину, чтобы сделать ей сюрприз. Но картина оказалась больше, чем сюрприз, понимаешь? Сам не ожидал, что так выйдет. Хотел удивить её, а получилось наоборот.
- Как это? – глотнув из чашки чай, поинтересовался друг.
- Картина оказалась… Словом, её написала художница Камилла Белоцерковская. Она называется «Две голых лилии», и написана ею со стихотворения Эдгара… По стихотворению… Или, как там у них?..
- Загорского. Я помню. Читал его романы. А роман «Камилла» супруга так любит, что перечитывает его каждый год. Камилла писала картины на стихи Эдгара и тем прославилась. Она нашла свою тему.
- Да ты больше меня знаешь, Шухрат! Стелла подарила мне два романа «Камилла» и «Лара», но я до сих пор не прочитал их. Так, пролистал и всё…
- Так прочти. Возможно, книги тебе помогут понять душу Стеллы. Творческие люди… они похожи…
- Когда я снял ткань с картины, она закрыла руками рот и опустилась на корточки. Я думал, что она…
- Не может быть, Альберт. Эта картина находится в коллекции Корсо, коллекционера из Рима. У него жена русская. Неужели он её…
- Не он. Видимо, выставил её на торги его внук или ещё кто-то из их семьи.
- Корсо, он не бедный. Судя по роману, который написал Эдгар, после смерти Лары, то есть жены, Корсо был фабрикантом и имел в нескольких городах заводы. Что же произошло? Вот только не помню, Эдгар с Ларой состояли в браке?
- Слушай, видимо, я один не в курсе того, что происходит за стенами этого офиса.
- Тебе больше нужно уделять внимания своему самообразованию. Ты много работаешь. И, в сущности, и в действительности, не я работаю сутками на корпорацию, а ты, Альберт.
Альберт вздохнул, налил себе кофе и сказал:
- Возможно, это так.
- Скажу тебе, как другу, Альберт: кроме работы в мире есть вещи, достойные нашего внимания. И главное среди них – искусство. Поверь, искусство учит, вдохновляет, отвлекает.
- Я помню, как в Оксфорде ты просиживал порой целыми днями в библиотеке, читая на английском языке поэтов, писателей, философов Англии. Тогда я всё думал: к чему такая трата времени? Теперь признаюсь, был неправ.
- Вот! И бог послал тебе Стеллу. А она как раз и относится к тем людям, создающим это искусство. И у неё получается. А они, творческие люди, очень сложные и своенравные натуры. Это я понял, читая о судьбах великих людей. Тебе это, несомненно, пригодилось бы сейчас. Прочти книги. И, к твоему сведению, творческие люди очень ревнивы.
Альберт слушал Шухрата и кивал головой.
- Она мне рассказала о картине и обо всём, что с ней связано. А Корсо любил гонять, как она сказала, на спортивных авто и… погиб в автокатастрофе.
- Это новость. Жаль. Он таким был весёлым, жизнерадостным.
- Слушаю тебя и чувствую себя одним из её персонажей.
- Так как у вас со Стеллой? Скоро…
- Два раза предлагал, Шухрат, не хочет и всё.
- Но она ведь чувствует, что ты её любишь.
- Надеюсь.
- А ты?
- Что касается меня, то я иногда чувствую, что она где-то далеко-далеко. А вот вчера… всё было так натурально. И я почувствовал, будто мы уже муж и жена.
- Здорово!
- И ещё я почувствовал, стыдно сказать, что она взрослее меня. Есть в ней какой-то стержень внутри, на котором она вся держится. Я вчера почувствовал, что слабее её… Понимаешь, о чём я?
- Стелла - начитанная, образованная, талантливая девушка и взрослая не по годам. Для них мы, как открытая книга, которую они листают и читают. И если им надоест, они тут же её закроют. Имей это в виду.
- Как хорошо ты сейчас сказал, Шухрат! Так вчера и было!
- Что произошло? - спросил Шухрат.
- Я предложил ей найти художника или фотографа, который занялся бы оформлением интерьера медицинского центра. Рассказал о серьёзности такого предприятия. Она промолчала. Но после того, как мы вернулись в спальную комнату, посмотрев картину, она сказала: «Альберт, ты хочешь мне сделать хорошо законспирированный подарок? Чтобы художники или фотографы, которых я предложу, были обязаны мне до конца жизни? По гроб?» Так примерно. Порядок слов я не запомнил.
- Она тебя расшифровала. Видишь, такие они – творцы. Только и делают, что изучают человеческие души, наши мысли, поступки, желания. И, безусловно, знают, говорим мы правду или…
- Так оно и есть. Расшифровала, как лёгкий кроссворд. И сказала: «Я умываю руки. У меня много работы. А художника или фотографа найдёшь сам. В Израиле, в Москве или…» Ты прав. Теперь будем искать сами и художника, и…
- Дора найдёт. В Иерусалиме, в Тель-Авиве, но найдёт.
- Я бы хотел, чтобы интерьером занялись художники из России. Понимаешь? А Дора, она по-русски ещё говорит плохо. На работе мы с ней разговариваем по-английски – ты и я. Когда она выезжает на объект, приходится приклеивать к ней переводчика.
- Дора. Её ведь твой дед Яков порекомендовал.
- Да, - как-то отвлечённо ответил Альберт.
- Она красивая, образованная, умная…
- Как Стелла? - улыбнулся Альберт.
- Альберт, друг мой, мы после того, как проводили гостей, сели за стол и до утра разговаривали с женой. И о вас с Дорой.
- О нас с Дорой?! - удивился Альберт.
Да. О тебе и Доре. И, как думает моя жена Райхон, дед Яков прислал Дору не просто так. Он хочет, чтобы вы…
- Продолжай.
- Поженились. Извини, если я обидел твои чувства к Стелле, но…
- Я не думал об этом с этой стороны. Но сейчас припоминаю, как Стелла рассмеялась, когда я сказал ей, что начальник дизайнерского отдела не говорит по-русски. И добавил, что она из Иерусалима и её прислал мой дед. И зовут её Дора. Она посмотрела на меня и сказала, вот тогда я и не понял значение её слов, а сейчас понимаю – «Невеста». Шухрат, - вставая с дивана, обратился Альберт, слегка встревоженный таким поворотом дела, - а ведь это, по всей вероятности, именно так! Как же я раньше об этом не догадался, когда дед сказал мне, позвонив из Тель-Авива: «Альберт, послезавтра прилетит девушка. Найди ей работу. Её зовут Дора. Она внучка моего друга. Она – дизайнер, очень милая и образованная. И, пожалуйста, встреть её лично». Так он сказал. Я ему ответил, что у меня много работы. Чтобы он не волновался. Её, мол, встретят, отвезут и устроят в лучший отель. Но он и слышать не хотел. Настоял, чтобы я лично съездил в аэропорт и встретил её. И… пригляделся к ней. Должен признать, я не придал никакого значения ни её прилёту, ни его словам. Иначе говоря…
- Теперь ты всё знаешь. А Стелла расшифровала всё за пять секунд, - улыбнулся друг.
Альберт сел в своё кресло и задумался. Через пару минут он встал, прошёлся по офису, посмотрел на Шухрата, и сказал:
- Чёрт побери! Теперь это всё усложнит! Раз Стелла догадалась, она, будь уверен, сделает из этого выводы. Ах, дед, дед!
- Время всё расставит по местам, друг. Ты любишь Стеллу, это знают все. Стелла… Думаю, пройдёт какое-то время и…
- Скажет: «Да, Альби, я согласна стать твоей женой!»
- Думаю, она уже близка к этому, особенно после вашей вчерашней романтической ночи, так понравившейся тебе. Любовь – это терпение. Я пять лет добивался руки Райхон. Пять лет! И в один прекрасный день, Аллахом посланный мне день, она сказала «Да». В кинотеатре, Альберт. Видишь, они тоже думают… Сказала в кинотеатре, неожиданно и вдруг… Кто бы мог подумать?
- «Пять лет»? - повторил слова Шухрата Альберт.
- Целых пять лет! И, быть может, Стелла тоже скажет тебе «Да» неожиданно и в странном месте. Кто их поймёт, женщин?
- Неожиданно и без предупреждения? – сказал Альберт.
Зазвонил телефон, но Альберт не подошёл к нему. Секретарь открыла дверь и сказала, что звонит Яков Исаевич.
Альберт подошёл и взял трубку.
- Слушаю, Яков Исаевич! Как здоровье, дедушка? Как дела у деда Матфея? (Пауза.) Понял. Встречу сам. По какому вопросу? (Пауза.) Не по работе? До встречи.
Альберт положил трубку, почесал затылок и сказал:
- Дед Яков прилетает. Послезавтра. Говорит, нужно серьёзно поговорить, но не только о работе…
- Но и о Доре! - пояснил Шухрат.
- Ты так думаешь? Ладно, Шухрат. Время всё расставит, как ты говоришь. Займёмся делами.
- А как мать поживает, Альберт?
- Она в Америке. Вчера с ней разговаривал. Спрашивала, когда я уже женюсь и подарю ей внука, а деду Якову – наследника? Всё сходится. Ты мне открыл глаза, Шухрат… Наследника…
- Это только предположение, Альберт, и всё.
- Теперь взгляни на то, что тут творится!
Альберт показал пальцем на свой стол, на котором были разложены папки, планшеты, чертежи, сметы, буклеты, факсы, компьютерные распечатки. Там столько всего лежало, что всему отделу Шухрата не хватило бы и года, чтобы разобраться со всем этим… Так говорили глаза.
- Это медицинский центр? - спросил Шухрат.
- Он самый. Это уже не черновой вариант, но ещё и не чистовой. Вот мы и разберемся с этим. Собственно говоря, всё уже спроектированно. Через неделю изготовят по чертежам макет центра. Остался только интерьер. Что же нам с этим интерьером делать-то?
Альберт, сказав эти слова, подумал о Стелле и Доре.
- И где мы будем его строить? - спросил Шухрат.
- В Узбекистане или в Киргизии. Как решит правительство. Мне кажется, в Узбекистане, вблизи Ташкента. Он там необходим.
- Здорово! - воскликнул Шухрат.
- Ты ведь родом из Узбекистана? – спросил Альберт.
- Да. Мы с супругой из Андижана.
- Андижан. Где-то я уже слышал об этом городе. Вот ты и будешь курировать строительство и отвечать за него. Через два дня копии будут у тебя на столе. Объясни всему отделу, что дело серьёзное и ответственное.
- Мы месяц назад сдали торговый центр. И вот…
- Через два месяца всё должно быть готово. И мы с тобой и с Екатериной Петровной, нашим главным бухгалтером, поедем в Министерство здравоохранения защищать проект. А потом и у премьер-министра. А сейчас засучим рукава и займёмся делом, - сказал глава корпорации.
Склонившись над чертежами, они стали изучать их…
В одиннадцать часов ночи уехал Шухрат. Альберт остался ночевать в офисе. Он лежал на диване, укрывшись пледом, и думал о разговоре с Шухратом. В полночь позвонила Стелла, она знала, что Альберт ещё на работе. Он всегда ночевал в офисе, когда решал важные дела - дела, которые выведут корпорацию на новый уровень. Она поинтересовалась, как идут дела, и ещё раз поблагодарила его за сюрприз.
Альберт, успокоенный звонком Стеллы, придавшим ему уверенности в том, что пройдёт время, и она скажет ему неожиданно и вдруг «Да», выпил полфужера красного вина, разбавленного водой, и заснул.


***


ПРОСНУВШИСЬ В СВОЁМ ОФИСЕ, Альберт выпил кофе, приготовленный ему Галиной, и до часу дня занимался изучением чертежей медицинского центра.
Стелла целый день провела в архиве. За два дня она собрала необходимый материал для романа, который она решила написать в память о Глории.
Она поблагодарила Веру Ивановну за помощь, за участие и пошла выразить слова благодарности старшему лейтенанту. Подойдя к кабинету, на двери которого была табличка «Начальник шестого отдела. Серов Валентин Фёдорович», Стелла постучала в дверь. Раздался голос: «Входите». Она приоткрыла дверь и спросила:
- Можно войти?
Увидев молодую красивую писательницу, старший лейтенант встал из-за стола и направился к ней.
- Проходите, не стесняйтесь. Присаживайтесь вот на этот стул.
- Спасибо, - улыбнувшись, поблагодарила Стелла.
Зазвонил телефон. Старший лейтенант снял трубку и ответил. Сказав несколько слов: «Я тебе перезвоню», он положил трубку и сел рядом со Стеллой.
- Как продвигается работа? Сбор материала? Всё нашли, что искали?
- Даже больше, чем я надеялась извлечь из вашей лавочки!
- Лавочки?! Это архив и…
- Я пошутила. Большое спасибо, - сказал Стелла. Она была в хорошем расположении духа, и поэтому шутила.
- Понимаю. Чай, кофе? - предложил Валентин, немного смущаясь присутствием в своём кабинете такой молодой красавицы. - Вы… вы…
- «Вы… замужем? Есть ли у вас жених?» Это вы хотели спросить, Валентин Фёдорович? - помогла она старшему лейтенанту, поняв, что смущает его.
- Вы, писатели, проницательны. Так могу я пригласить вас…
- У меня есть парень. Мы встречаемся…
- Жаль.
Стелла улыбнулась и сказала:
- Вы опоздали. Сожалею. Вы найдёте свою любовь. Сколько красивых девушек работает в вашем архиве. Я это заметила за два дня, пока собирала материал для работы.
- Они, узнав, что вы известная писательница и находитесь в здании архива, делали вид, что им тоже нужны документы в комнате № 13. На самом же деле, они приходили, чтобы посмотреть на вас. Возможно, некоторые из них – ваши поклонницы.
- Вот как?! Ну, это дело не меняет. Поверьте, здесь есть из кого выбирать. Я бы даже сказала – большой выбор. Одна, в синем облегающем платье, понравилась даже мне.
Старший лейтенант поднял от удивления брови. Стелла, заметив это, пояснила:
- Всё красивое и прекрасное нужно, несомненно, замечать.
- Теперь ясно. А то я подумал…
- Понимаю, о чём вы…
- И название вашей книги «Глория» - необыкновенное и редкое женское имя. Ну, раз так, - сказал, вставая, старший лейтенант, - желаю вам творческих успехов.
Поблагодарив начальника шестого отдела, Стелла поехала на своей машине домой. Вечерело. Точнее, было пять часов вечера. Большинство москвичей закончили свою работу и ехали домой. Стелла терпеть не могла ездить по Москве. Пробки, пробки… Сколько времени они отнимают - драгоценного времени, которого уже не вернуть…



***


АЛЬБЕРТ ПРИЕХАЛ ДОМОЙ. Принял душ, лёг на диван и стал думать о приезде деда Якова. Вдруг ему захотелось поиграть на скрипке. Он встал, подошёл к шкафу, открыл дверцу, достал футляр, в котором находилась его любимая скрипка, достал её и стал гладить струны, словно любимую девушку. Он вспомнил, как впервые услышал звуки скрипки, которые тут же овладели им, и он стал брать уроки игры на скрипке. Отец, видя то, с какой страстью и любовью сын полюбил звуки скрипки, пригласил для его обучения лучшего учителя из Иерусалима. Альберт делал поразительные успехи. Сам учитель удивлялся тому, как быстро учится и познаёт секреты одного из древнейших музыкальных инструментов его ученик. Через год Альберт выступал уже на первом в своей жизни конкурсе. И победил. Следом за первым успехом последовали конкурсы в Париже, в Леоне, в Страсбурге, в которых он так же был первым. Отец стал думать о сыне, как о музыканте, начинающем карьеру великого скрипача. И который, несомненно, завоюет своей игрой весь музыкальный мир. «Но судьба распорядилась иначе» - так говорят о несостоявшихся музыкантах, поэтах, художниках. Альберт стоял посреди комнаты и играл на скрипке. Он играл произведения известных композиторов, а также и свои. Он играл с чувством и с большим вдохновением, извлекая из скрипки поистине божественные звуки. Его игра была настолько приятной слуху, будто музы собрались в его комнате и помогали ему.
Стелла не раз слушала игру Альберта и при каждом удобном случае просила его сыграть на этом божественном инструменте. Она всегда слушала игру Альберта, закрыв глаза. И, слушая скрипку, в её воображении рождались то дремлющее море, то белые облака, то снежные вершины неприступных гор. Альберт играл с большим удовольствоием, когда Стелла просила его об этом. Исполняя произведения великих мастеров, он часто, как делал это Ференц Лист, играя на фортепиано, импровизировал. И такие моменты Стелле нравились больше всего. «Браво! Браво, Альби!» - восхищалась она, когда он заканчивал играть.
Вот и сейчас, не видя того, как Софья Фёдоровна замерла на пороге, держа чашку с кофе в руках, наслаждаясь игрой хозяина дома, Альберт играл и думал о Стелле. И ему вдруг так захотелось увидеть Стеллу, что он остановился. Софья Фёдоровна, поняв, что концерт закончен, крикнула: «Браво! Браво!» Альберт оглянулся и, улыбнувшись, сказал:
- Спасибо!
Зазвонил телефон. Альберт ответил:
- Слушаю, Шухрат!
- Альберт, ты дома или?..
- Дома. Играл на скрипке.
- Жаль, что я этого не слышу. Давненько ты не играл для друзей. Последний раз это было на корпоративной вечеринке. Помнишь?
- Год назад. Ты по делу, Шухрат? Что-то срочное?
- Хотел обсудить с тобой… вернее, показать картины и фотографии, которые Дора передала мне. Она в Интернете нашла художника из Венеции и говорит, что его картины могут нам подойти для оформления интерьера медицинского центра.
- Шухрат, я на совещании ведь ясно выразился: художник или фотограф должен быть из России. Это важно!
- Дора и об этом позаботилась. Она просматривала сайты российских художников и нашла на одном из сайтов художника из Белгорода и фотографа из Нижнего Новгорода.
- Другое дело, Шухрат.
- Если у тебя есть время, я покажу тебе их. Она скачала из Интернета картины и фотографии. Они в моей машине. Я могу заехать к тебе? Я рядом.
- Заезжай, посмотрим вместе и, наконец, решим эту проблему. Софья Фёдоровна тебе откроет.
- Через пятнадцать минут буду. Я еду по проспекту Мира. Жди, Босс!
Альберт улыбнулся, услышав слово «босс», поцеловал скрипку, положил её в футляр и убрал в шкаф. Он сидел на диване, пил остывший кофе и думал о Стелле. Он хотел увидеть её и поговорить с ней прежде, чем поговорит с дедом Яковом, чтобы знать, что и как отвечать деду Якову, когда он будет задавать вопросы о Стелле. И, само собой, о Доре.
В комнату с большой и толстой папкой вошёл Шухрат.
- Проходи. Показывай, что предлагает нам Дора.
- Минуту, - ответил Шухрат.
Шухрат разложил цветные фотографии и картины художников, размноженные на ксероксе, на белом большом ковре. Встал и сел рядом с Альбертом.
- Вот те, в первом ряду, картины художника из Венеции? – показывая рукой на картины, спросил Альберт.
- Как ты догадался? - удивился Шухрат.
- Венецианская школа. Сразу видно. Надеюсь, это не её ухажёр или знакомый? Вообще-то, всё равно, кто он… Картины красивые, но он не из России.
Альберт встал и осторожно начал ходить между «картин» и «фотографий», боясь не наступить на них.
- Вот этот художник, к удивлению, хорош. Смотри, как выписаны пальцы, глаза, цветы. Из какого он города? – рассматривая фотографии картин, поинтересовался хозяин дома
- Из Белгорода. Отлично, Дора! Молодец! Надеюсь, на совещании работы этого художника одобрят все. После этого, Дора свяжется с ним, и мы сделаем ему предложение…
- От которого он не сможет отказаться!
- Точно!
- Фотографии, Шухрат! Они… тоже профессионально выполнены. Смотри, вот это серия «Ночной Красноярск», впечатляет! И эти три, - указывая на лежащие в стороне три чёрно-белых фотографии, - удивился Альберт. - Хм, что же лучше? Картины или фотографии? Мне нравятся фотографии. Из Нижнего Новгорода, говоришь?
- Да. Молодая девушка. Лет двадцати пяти. Так сказала Дора.
- Тебе не кажется, мой друг, что Дора делает успехи? И они – налицо!
- Кажется, Босс!
Альберт вздохнул, посмотрел на друга, и улыбнулся. Позвал Софью Фёдоровну и сказал ей, чтобы принесла две чашки с кофе.
- Что будем делать? Что ты выбрал? Картины или фотографии? – спросил Шухрат.
Глава корпорации подумал минут пять и ответил:
- Картины тоже хороши. Но фотографии мне нравятся больше.
- Картины будут стоить дороже, они написаны маслом, не акварелью, - пояснил Шухрат.
- Деньги - не проблема. Ты же знаешь. Дела в корпорации идут хорошо. Это значит, мы можем себе позволить купить их.
- Тебе видней.
- Мы поступим следующим образом. Закажем картины и фотографии. Пусть будет так.
- Соломоново решение, Альберт. Я тоже думал так, но хотел, чтобы ты предложил это первым.
- Вот и предлагаю: на одном этаже будут висеть картины, на других – фотографии. Будем их чередовать для разнообразия.
- Фотографии сейчас в большой моде, - пояснил Шухрат.
- Такие как эти! У девушки, несомненно, большой талант. Значит, решили. Послезавтра, на совете директоров, сообщим всем о нашем решении. Думаю, они одобрят. И пусть Дора представит их и расскажет о художнике и о фотографе. После того, как совет утвердит их, а я уверен, они людям понравятся, пусть Дора свяжется с ними.
- Хорошо. Ещё, чуть не забыл.
- Что?
- Пришёл правительственный факс. Место строительства медицинского центра определено.
- Узбекистан?
- Место находится недалеко от Ташкента.
- Твоя родина. Через десять дней нужно будет слетать туда, и посмотреть всё на месте. Если я буду свободен, слетаем вместе. Если нет, тогда полетишь с кем-нибудь из своего отдела.
- С Еленой Александровной. И, если ты не возражаешь, я хотел бы взять с собой жену. Пусть пообщается с родственниками…
- Не возражаю! Шухрат, ты ведь на Рублёвке живёшь?
- Чуть дальше. А что?
- Подвезёшь меня до Стеллы? До её дома. Моя машина на техобслуживании, а вызывать…
- А она у родителей?
- Мать на Кубани. Кира тоже. Анатолий Максимович в Петербурге. Она одна дома.
- На чём вернёшься домой? Может, возьмёшь машину моей жены. Заедем и…
- Нет. Думаю, останусь у неё. Хочу поговорить с ней перед приездом деда Якова.
- Ах, да! Яков Исаевич прилетает завтра в одиннадцать. Ты его встретишь?
- Разумеется! Лично. Наш шофёр заберёт меня утром от Стеллы, и я поеду его встречать.
- Я жду в машине, - собирая с ковра листы, сказал Шухрат. Затем взял папку и вышел. Альберт стал одеваться.


***


ОНИ ДОЕХАЛИ ДО ДОМА, в котором Стелла проживала иногда с родителями, когда приезжала в Москву (в Москве у неё была своя трёхкомнатная квартира), довольно быстро по московским меркам. Они сами удивились. Ни пробок, ни аварий…
Альберт вышел из машины и, поблагодарив Шухрата, направился к дому, но Шухрат окликнул его:
- Альберт! Забыл тебе сказать, звонил Бенджамин из Лондона, наш друг по Оксфорду.
- Как он? Чем занимается?
- Преподаёт в одной из лондонских школ физику. У него родилась четвёртая дочь!
- Четвёртая?! Всё не угомонится. Хочет наследника. Бедная Холли! Она, вероятно, устала рожать… Вспомни, как английские монархи ждали наследника. Но рождались девочки-королевы. Что с Англией?!
- По всей вероятности, не Бенджамин страстно хочет мальчика для продолжения рода, а его отец. Иначе, кто возглавит его фабрики по изготовлению знаменитых английских шерстяных тканей после его смерти? А Бенджамин… Ты его знаешь! Кроме физики и футбола, его ничего не интересует. Тебе это ничего не напоминает?
- Деда Якова и его…
- Я поехал. Желаю хорошо провести время.
- Спасибо. Нам есть о чём сегодня поговорить.


***


КОГДА СТЕЛЛА ПОДЪЕХАЛА К ДОМУ, уже темнело. Она закрыла машину и направилась в дом. На пороге её встретила домработница:
- Добрый вечер, госпожа! - помогая Стелле, взяв у неё из рук сумочку и папку с бумагами, поздоровалась она.
- Августа! Сколько раз я вас просила не называть меня госпожой! Я не дворянка, а вы – не крепостная… Если уж не можете без… Говорите мне просто «мисс».
- Хорошо, мисс Стелла. К вам гость.
- Гость? И кто же он?
- Альберт, - ответила Августа.
- Альберт? И как же он попал к нам? Пришёл пешком? Приехал на такси? Прилетел? Я не заметила на лужайке у дома ни машины, ни самолёта, ни вертолёта, ни танка…
- Его привезли Шухрат. А потом они уехали.
- Привёз Шухрат, так правильно, и уехал, так точнее. Теперь всё понятно. А вы знаете, Августа, в Узбекистане был такой поэт Шухрат Ганиев? И довольно известный поэт. Он дружил с Эдгаром.
- С Эдгаром? - спросила Августа.
- Ещё один поэт. Понимаете? Два поэта – два друга. И Эдгар, друг Шухрата, продвигал в России его творчество. Публиковал его стихи в альманахе, который редактировал. Прочту вам несколько строк из поэзии Шухрата Ганиева, чтоб не нагружать вас. Послушайте: «Кто он, сука? Шутник, пророк? Завещавший мне стать поэтом!» Сильно сказано, да?
Августа махнула рукой, дав понять Стелле, что не понимает стихов, и, сказав, что гость ждёт её на втором этаже, в комнате для гостей, пошла по своим делам.
Когда Стелла поднималась в комнату для гостей, Альберт дочитывал письмо Камиллы Белоцерковской к Эдгару, которое она написала перед отлётом в Швейцарию на лечение. Письмо, которое Эдгар нашёл на столике в мастерской Камиллы после того, как вернулся из Волгограда, куда ездил на юбилей поэта Геннадия Дементьева. Письмо, всколыхнувшее душу поэта, письмо, которое Стелла купила на аукционе.
Вот его содержание:

«Любимый Эдгар. Пишу тебе быстро и коротко. Меня ждут. Иван Сергеевич, врач, дал мне 20 минут, чтобы я написала одно письмо - самому близкому человеку, ибо время не ждёт. Поэтому за неимением времени пишу пространно, но ты сумеешь отделить главное. Помнишь, когда ты был ещё в городе, мы гуляли вечером около часовни в зоне отдыха, и у меня закружилась голова? Ты сказал, что так бывает от свежего воздуха или от усталости. Ты заметил также на моей выставке в Краснодаре, что я побледнела. Так вот, Эдгар, пришло время тебе всё узнать. Я больна. У меня белокровие. Тебе не нужно объяснять, что это такое. Ты три года учился в мединституте и знаешь, какой щадящий образ жизни надо вести при этом заболевании. Но когда я приехала в ваш город, мне стало лучше. Я стала больше работать, ходить и не уставать. Могла писать до первых петухов. Началось всё ещё в Магадане. Когда от рака крови умерла тётя Аня, тогда мне было 17 лет, а ей 45 лет. Тётя Аня – двоюродная сестра мамы. По материнской линии в нашем роду семь женщин, я – восьмая. Но я тогда не поняла, почему мои родители так взволновались. Ведь они должны были быть готовы к этому, ибо тётя Аня долго болела и лечилась. А в последние недели она уже не вставала с кровати, и сиделка в больнице делала ей каждые два часа укол. Когда мы к ней приходили, она была похожа на тоненькую, высохшую хворостинку, ожидающую сильного порыва ветра, который избавит её от мук. А раньше тётя Аня была красивой, цветущей женщиной. В нашем роду по линии матери все женщины красивые. Она так мучилась… Ей не помогал даже морфий, который ей вводили через капельницу с каким-то лекарством. Она стонала и никого не узнавала. Позже я узнала (забегая вперёд), что мама, тётя Даша и тётя Алла дали разрешение на то, чтобы тётю Аню отключить от системы. Вернее, я это нечаянно подслушала. На следующее утро из больницы позвонили маме и сказали, что тётя Аня умерла в 4 часа ночи. То есть, надо понимать, что они её отключили в 4 часа ночи и ввели большую дозу наркотического препарата или ещё что-то… Тогда отец подошёл и сильно прижал меня к своей груди, странно глядя на маму, словно она в чём-то виновата. После похорон, на десятый день, мы с папой полетели в Москву, в какую-то клинику. Я ничего не понимала. Отец долго разговаривал с профессором в кабинете, я же играла с девочкой в коридоре, которая была без волос, без бровей. Я хотела её развеселить, но она была такая белая и худая… Наконец вышли отец и профессор. У отца было хорошее настроение, и мы поехали в хороший японский ресторан. Поели. Я спросила отца, почему меня обследовали? Ведь я чувствую себя хорошо. Он ответил шуткой: «Береги здоровье смолоду!» Поехали к нему домой. Он был весёлым. Вечером он позвонил маме в Магадан и сказал, что все анализы хорошие и что мы завтра вечером улетаем. Мы прилетели домой, и жизнь пошла по-прежнему. Но родители часто ругались и наконец, развелись. Я осталась в Магадане. Мне было уже 20 лет. Вдруг заболела тётя Алла, ей было 43 года. И она умерла тоже от рака крови. И также мучилась. Тогда отец так перепугался, что на нём не было лица. Я пошла к подруге, но её не оказалось дома. Был сильный мороз, и я пошла домой. Дверь была приоткрыта. Я тихонько вошла в дом. Мама с папой (мама ещё была у нас после похорон и хотела улететь в Санкт-Петербург после девяти дней) сильно ругались. Я невольно слушала их разговор. Папа говорил о том, что меня нужно постоянно возить в Москву на обследование. Так рекомендовал доктор. Мама же говорила, что не все женщины из их рода, достигнув 45-летнего возраста, умирают от рака крови. Что умерли девять женщин и лишь одна в 25 лет. Это Лена. Врачи говорят, что так бывает. В каком-то поколении болезнь уносит одну из молодых. «А что, если ей окажется наша дочь? – кричал отец. – Ты думала об этом? Или ты думаешь только о своей новой жизни, банкетах, приёмах, отдыхе за границей…» На что мама сказала, что если боишься, свози её ещё раз на обследование в Москву. Прошло уже 2 года, как её обследовали. Иван Сергеевич показывает на время. Словом, однажды, когда мы справляли мой 21 год рождения, мне стало плохо. И меня увезли в больницу. Отца в городе не было, он был в Москве на выборах мэра Москвы и возглавлял штаб одного из кандидатов в мэры. Он тут же прилетел на своём самолёте и сразу приехал ко мне. На следующий день прилетела мама. Доктор долго разговаривал с папой, который рассказал ему о плохой нашей наследственности по женской линии мамы. Доктор порекомендовал ему отвезти меня в Москву к профессору, который меня наблюдал, но лишь тогда, когда я окрепну. Через десять дней мы были уже в Москве, в привычной для меня обстановке. Только после обследования меня оставили в клинике в хорошей одноместной палате. И делали переливание крови. Вводили какие-то препараты через вену и давали лекарства. Тогда, любимый Эдгар, я и поняла, что попала в тот маленький процент наших женщин, которые могут умереть молодыми. Вспомнилась песня Виктора Цоя «А кому умирать молодым…» И мне стало страшно. Но больше всего меня беспокоило то, что я не смогу писать картины. Заниматься живописью. В палате я сделала много эскизов карандашом для будущих картин. Впоследствии ты их все видел. Курс лечения закончился. Мы вернулись в Магадан. И всё шло, как прежде. Я писала картины. Мы гуляли с подругами. Я читала литературу об искусстве, живописи. Когда приезжал папа, мне становилось спокойнее. Мы были вдвоём. Время поджимает... Короче, мне позвонила Дильнара из вашего города, куда они переехали из Магадана, и спросила: что ты там делаешь в Магадане одна? Приезжай в гости. Здесь море, не такая, как на Севере, зима, дубравы, тепло. Город-курорт, можешь наблюдаться круглый год. Я съездила, и мне понравилось. Тогда я уговорила папу купить мне дом в вашем городе. И вот я здесь. Дальше ты знаешь всё. Но когда ты уехал в Волгоград, на следующий день я почувствовала себя плохо. Я не обратила на это внимания, думала, от вина. Звонила тебе, но у тебя всегда был телефон занят или отключен. Я посылала СМС-ки, но ты их не читаешь, я знаю. На следующий день, когда я писала картину на заказ, вдруг потеряла сознание. Хорошо, что Дильнара решила меня навестить. Она-то меня и привела в чувство холодной водой и нашатырным спиртом. Уложила в постель, дала успокоительного и позвонила папе. Через час к дому подъехала машина, и мужчина, приехавший на ней, представился доктором онкологической больницы. Он сказал, чтобы я быстро собиралась, и дал время на то, чтобы я написала тебе письмо. Через три часа я уже проходила обследование (как они мне надоели, если бы ты знал, любимый!) Прилетел отец. Они с доктором говорили около часа. После разговора, меня одели, и папа сказал: «Всё будет хорошо! Через два часа мы вылетаем в Цюрих, в Швейцарию, в специализированную клинику. Друзья уже купили нам билеты на рейс швейцарских авиалиний, который выполняет полёт по маршруту Краснодар - Москва - Цюрих». - «Вот бы в Париж вместо Цюриха», - подумала я. (Дописываю письмо уже в аэропорту. Дильнара со мной, она и положит письмо на стол, где ты его найдёшь.) Через 30 минут регистрация, Эдгар. Я боюсь, ты же знаешь, какая я трусиха, но держусь. Чему быть, того не миновать. Что будет с нами, Эдгар? Но что бы ни случилось, знай: ты – моя единственная любовь, а это сильнее смерти, к которой, мне кажется, я начала готовить себя с того момента, когда услышала разговор отца с матерью в Магадане. Меня никогда не обманывали мои чувства и предчувствия. Там, на втором этаже (пишу, а сама плачу, и буквы сливаются), в комоде, ты найдёшь свёрток. Это деньги, которые я заработала, продавая свои полотна на выставках, и деньги от заказов. Четыре заказа я не выполнила. Верни авансы заказчикам, их телефоны написаны на бумаге, в которой они завёрнуты.
Машину оставь себе. Картины заберёт отец. Да, за шкафом ты найдёшь две самые любимые картины, написанные на твои стихи «Два ангела» (как она сейчас напоминает нас) и «Поэт, или Призрак». Я продала хорошие копии, а оригиналы оставила, хотела подарить тебе их на Рождество. Теперь они твои. Повесь их на самом видном месте, и пусть они напоминают тебе о нашей настоящей и верной любви, в которой всё же я любила больше… Не обижайся, любимый, но так всегда - один из двух влюблённых любит больше. Всё! Пора. Прощай или до свидания… Буду звонить сама, туда звонки не проходят, там, где буду я. Вот и Дильнара расплакалась. Сидим и ревём.
С любовью, твоя Камилла.

Р.S. Не открывай картину на мольберте, пока я не разрешу! В машине на сидении водителя ты найдёшь дарственную на машину. Милый, твоя машина опасна. На ней нельзя ездить. Прошу тебя. И жди письма. Обещаю звонить при первой возможности. Милый Эдгар, я так хотела родить от тебя девочку. И тогда бы у нас была настоящая семья».

Прочитав письмо, Альберт глубоко вздохнул и положил его на большой белый стол. В это время и вошла Стелла.
Альберт встал, она подошла к нему, они поцеловались и сели на диван.
- Рад тебя видеть, любовь моя!
- Я тоже, Альберт.
- Так хотелось увидеть тебя. Ты все дела сделала в архиве? Как, кстати, тебя впустили в архив спецслужб?
- Выдали пропуск, Борис Юрьевич помог – офицер в отставке. Начальник Андрея, мужа Глории.
- Понятно. Скоро я их всех буду знать наизусть. Тебе не кажется, Медея, что ты проживаешь чужие жизни, к тому же, уже прожитые?
- Нет, не кажется. И лучше прожить или прочувствовать чужие жизни – насыщенные событиями, интересные, полные счастья, а порой и трагедий, чем свою – никчёмную…
- Но… ты не тянешь на «никчёмную», поверь мне. Скорее, ты одна из тех - «лучше прожить чужие жизни…» Так про твою жизнь скажут потом твои биографы.
- Что скажешь? Вижу, ты прочитал письмо. Хочу включить содержание письма в роман. Оно стоит того, и, несомненно, усилит лирическую составляющую книги.
- Впечатляет. Я почувствовал тяжесть в душе, читая эти чувственные и полные, как драматизма, так и любви, строки. И, без всякого сомнения, письмо стоит таких денег. Теперь имею представление, что содержится в письмах, выставляемых на продажу на аукционах. Оно написано душой…
- Наконец! Браво! Так оно и есть. Только душа может так трогательно написать. Итак, ты приехал... Я приму душ, и мы поужинаем.
- Хорошо, - согласился гость.
- Останешься на ночь? Я одна, - спускаясь вниз, спросила Стелла.
- Я согласен, любовь моя.
Стелла принимала душ. Альберт сидел и смотрел на пульт управления телевизором. Августа, домработница, готовила им ужин. Прошло двадцать минут.
Когда Стелла вышла из ванной комнаты, набросив на себя синий атласный халат с вышитыми на нём маленькими жёлтыми птичками, она улышала такие… слова, рассыпающиеся по всему дому и занимающие всё его пространство, словно в доме начался камнепад, от которого она пришла в ужас.
Вот эти слова:
«О, о, о! Уф, уф, уф! А, а, а! Трахни меня! Чпокни меня! Вставь мне, как следует. Сделай это ради меня, моё чудовище, мой урод! А, а, а! Мать моя была девушкой! Вздрючь меня, кобелина. Преврати меня в грязь и влезь в неё по уши…»
- Альберт! Какую дрянь ты смотришь? – стараясь перекричать молодую девушку, сидящую на пожилом мужике и орущую во весь рот, кричала Стелла, вбежав в комнату.
Альберт судорожно нажимал на кнопки пульта, стараясь остановить фильм или хотя бы уменьшить звук. Но у него не получалось. И он с растерянным видом смотрел то на происходившее на экране, то на Стеллу, застывшую от удивления. Тем временем девушка продолжала орать: «Воткни мне, чтобы у меня мозги задымились! Отхлестай своим шлангом моё тело. Насилуй меня, насилуй!..»
Стелла подбежала к Альберту, взяла из его рук пульт и нажала на красную кнопку.
Воцарилась тишина.
Минут пять они сидели и старались понять то, что услышали. Первой пришла в себя от всего услышанного Стелла и сказала:
- Ух! Вот это да!
- Вот это – секс! - добавил Альберт. - С ума сойти можно. А слова… как заводят…
И они расхохотались до слёз. Смеялись и смеялись…
Августа после всего услышанного стала креститься.
- Да, Альби, в сексе не должно быть цензуры.
- Хорошо сказано. И мы это - «не должно быть» только что увидели и услышали. Круто!
- Что это тебе пришло в голову…
- Я не хотел! Думал, пока ты принимаешь душ, посмотрю выпуск новостей. Но нажав на кнопку…
- Попал на кабельное телевидение!
- После всего увиденного и услышанного, можно сказать – на кОбельное.
Они снова рассмеялись.
- А ты знаешь, Альберт, слова впечатляют, да? Всего два-три простых предложения, связанных между собой смыслом и интонацией, сливаются в единое целое, а результат!.. И называется оно - односложным предложением. Это я на слух… Понимаешь? Пара предложений, а сколько страсти, напора, желаний! Вот преимущество нецензурной речи перед той, на которой мы говорим и общаемся. Скажу тебе откровенно: иногда мне так хочется перейти на эту дрянь. Выругаться девятиэтажным матом и выпустить из души пар. Да так, чтобы стены потрескались и посыпалась штукатурка с потолка, и всё превратилось в руины. И не дай бог кому-нибудь в это время оказаться рядом!
- Стелла! Что тут скажешь? Копия верна! Не перестаёшь меня удивлять.
- Вот чего порой не хватает нам, писателям, в своих работах. Определённо. Всё боимся, что скажут…
- Нецензурщины? Мата? - удивился Альби.
- Впечатлений, страсти, напора, откровений…
- О! Кажется, я понимаю аналогию…
- Именно! Да и чего тут стесняться? Многие пары, занимаясь любовью или сексом, применяют такие слова. Заучивают их, посмотрев фильм или прочитав книгу. Это держит их в тонусе. А на людях они цивилизованные, культурные, вежливые члены нашего общества. Вот так, милый. Всё просто, Альберт! Нажми на красную кнопку и… конец фильма. Это я тебе так, на будущее, если ты окажешься в другом доме… У тебя серьёзный разговор ко мне? - неожиданно сменила тему Стелла.
- Как ты догадалась? - удивился Альберт.
- По твоим глазам. И ты… немного взволнован.
- Завтра дед Яков прилетает…
- А я подумала, что ты уже соскучился по мне, - улыбнулась Стелла.
- Конечно же, соскучился! - целуя ладонь любимой, ответил он.
- И каким будет предмет нашего разговора?- спросила Стелла.
В это время Августа вошла в комнату и сказала:
- Ужин готов. Прошу к столу.
- Пойдём, Альберт, за столом и поговорим.
Спустившись в большую кухню, они сели за стол напротив друг друга. Альберт разлил вино по фужерам и сказал:
- За нас, любовь моя! За нас! Выпьем стоя, Стелла!
- Альберт! Не узнаю тебя. У тебя такой вид, словно ты на совещании и тебе предстоит сделать выбор, от которого зависит дальнейшая судьба корпорации. Ну… хорошо, - подчинилась Стелла.
Они выпили и сели. Альберт посмотрел на стол и сказал:
- Безупречная сервировка!
- Да, Августа – профессионал в своём деле. Ей, правда, сейчас помогает племянница Анастасия.
- Та красавица, ростом с метр девяносто, которая открыла мне дверь? Я её прежде в вашем доме не встречал. Стало быть, она племянница Августы? Очень красивая. И ходит так, будто…
- Её обучали! Ты угадал. Она училась в Ростове на модель. Но в этом бизнесе или шоу-бизнесе трудно найти работу. Вот мы её и взяли на полгода. Пусть поработает, пока не найдёт работу по специальности.
Альберт слушал Стеллу, но думал о том, с чего бы ему начать. И Стелла, заметив это, посоветовала:
- Альберт, начни с главного. Я слушаю.
- От тебя ничего не ускользнёт. Итак, Стелла… Только прошу тебя, не перебивай. Это как в танце…
- И ты ведёшь! - кивнув головой, согласилась она.
- Это кто?..
- Лара говорила так Эдгару, пригласив его к себе на ужин… Ваши чувства схожи… Продолжай.
- Порой я чувствую себя…
- Итак…
- Стелла, - начал Альберт, собрав всю свою волю и, если так можно выразиться в подобной ситуации, смелость, - мы знакомы уже полтора года. Когда мы познакомились, тебе было двадцать три. Скоро будет двадцать пять, а мне двадцать восемь. Я вчера провёл весь вечер и всю ночь в своём офисе, правда, я в нём и заночевал, - Альберт говорил стоя, то и дело, жестикулируя руками, - и думал о нас. О наших взаимоотношениях, которым пора бы уже…
Он остановился, засунул руку в карман, потом вынул её, посмотрел на Стеллу и продолжил:
- Нет, начну с этого, - пояснил он.
Стелла покачала головой и улыбнулась. Она еле-еле сдерживала смех, потому что не видела Альберта, всегда уверенного в себе и знающего, что сказать, таким робким и застенчивым. Но в душе она понимала, к чему он клонит и, разумеется, что хочет сказать.
Альберт начал читать стихотворение, что сильно удивило Стеллу.

А
если спросишь ты меня:
«Откуда это –
такая горечь и тоска
в
душе поэта?
Откуда слёзы и печаль,
досада, беды? –
Как будто вороны кричат в сердцах поэтов».
Отвечу
сердцем я тебе,
душой поэта: за все страданья на земле
Поэт в ответе.

Прочитав стихотворение, он сделал паузу, и Стелла воскликнула:
- Браво, Альберт! Ты прочитал наизусть стих Эдгара «Ответ». Хороший выбор! Прочитал его с большим чувством и искренностью. Он написал его в 1999 году.
Альберт раскланялся и, достав из кармана коробочку, продолжил:
- Рад, что тебе понравилось. Я готовился. Перед зеркалом. Уф! Как вы читаете на публике?
- И это видно. Я – удивлена! Итак, танцуем дальше!
- Стелла, - обратился он к невесте, открывая коробочку, в которой находилось кольцо с бриллиантом, - стань моей женой. Я буду счастлив, если ты на этот раз согласишься.
Он протянул коробочку с кольцом Стелле. Она взяла её, вытащила кольцо из коробочки и…
- Нет, нет! Я сам надену его на твой пальчик. Он подошёл к ней, взял у неё из рук кольцо и надел его ей на палец. Поцеловав её в губы, он сел на место.
- Альберт! Я же тебя просила, не делать мне таких дорогих подарков! Картина. Теперь вот кольцо.
- Я хочу выразить этим кольцом свои чувства к тебе!
- «Этим кольцом»! Хочешь купить меня?
- Любовь моя, давай поженимся осенью, а? Что нам мешает?
- Альберт! Я тебе уже говорила, что…
- Хочешь свободных отношений. Я помню. Но я хочу полноценную семью, понимаешь? Жить вместе, спать вместе, есть вместе, проводить вместе с нашими детьми вечера. Смотреть, как они растут. Помогать им… Разве это не ясно? Это третье моё предложение и… ты не даёшь мне даже надежды, - обиженным голосом произнёс жених.
- Альби! Мне кажется, что ты не говоришь мне настоящей, истинной причины таким переменам… Мы были вместе несколько дней тому назад. И ты даже не обмолвился словом…
- Время идёт, любовь моя.
- Ты ведь не знаешь моего характера…
- Я тебя люблю! И этого достаточно.
- Ладно. Поговорим серьёзно. Мы взрослые люди. Вот, что я тебе скажу о себе, о своём характере, с которым ты будешь жить вместе, спать вместе, растить детей вместе… Я очень разборчива, подозрительна, иррациональна, вспыльчива и чудовищно ревнива. Мало того, я с трудом прощаю людей. В мужчинах я ценю превыше всего верность, искренность, самообладание, выдержку, мужество и смелость.
- Как эти качества присущи тебе. Мужские качества. За это я и полюбил тебя.
Стелла сделала глоток вина и продолжила:
- Я не терплю в человеке гордыни, самолюбия, тщеславия, зазнайства и чванства. Этот список можно продолжить, само собой. И… я знаю, Альберт, что чувства, как и произведение искусства, в частности живопись, можно подделать, как это делали и делают художники, копируя шедевры.
- Что ты этим хочешь сказать? - удивился Альберт.
- То, что любое чувство можно подделать, то есть скопировать. И великие артисты, к твоему удивлению, - это не те, которые играют в кино, в театрах свои роли по сценарию. Великие артисты – они среди нас. Они живут рядом. Это – мошенники. И у них нет права на второй дубль. Поэтому они играют вживую и без дублей. Они без особого труда подделают любое чувство – ревность, дружбу, доброту, жалость, верность и, конечно же, любовь.
- Просветила, Стелла! Я читал об этом в одном из твоих рассказов.
Стелла, вошедшая в роль, улыбнулась. Альберт спросил:
- И что? Как с нашими чувствами? Вернее, с моими чувствами к тебе?
Стелла посмотрела на Альберта и сказала:
- Копия верна! Шучу, Альби! Без всякого сомнения, безусловно, само собой разумеется, несомненно, очевидно, что твои чувства – подлинники. И, к нашей радости, вводные слова, произнесённые мной, подтверждают это.
- Уже хорошо. Продвигаемся. Мне кажется, что ты слегка наговариваешь на себя.
- Ты о чём? - удивилась она.
- О вышеперечисленных тобой чувствах, которых я не замечал за тобой раньше, как то: «вспыльчива, разборчива, чудовищно ревнива, с трудом прощаю людей…» Ты пугаешь меня?
- Я такая, Альби! Верность в браке для меня – религия! Измена…
- Я не замечал за тобой ревности. Если бы ты была ревнива, звонила бы мне по пять раз на дню. Так, для контроля. Но звоню обычно я!
Стелла рассмеялась и спросила:
- Ты таким образом меня контролируешь? И не думала об этом… Боишься, что меня уведут… или полюбит другой и… Вот не думала! А говоришь, знаешь меня! Выучил. Альберт, когда мы с тобой первый раз легли в постель, я была девственницей! Чистой, как снег, лёгкой, как птица! Помнишь? Ты у меня…
- Помню, мужчинам приятно, когда их…
- А теперь знай, я тебе не изменю. Расслабься и не переживай.
- Приятно слышать, моя католичка. Вам вера не позволяет изменять? Шучу! – улыбнулся Альберт.
- Я не сомневаюсь в искренности и правде твоих слов, Альберт. Напротив, я чувствую их силу. Твои желания…
- Рядом с тобой, Стелла, я становлюсь лучше, чем есть на самом деле. Я учусь у тебя. Ты меня вдохновляешь, подаёшь пример, как нужно работать и жить. Вселяешь в меня уверенность.
- Значит, в процветании твоей корпорации есть и моя заслуга?! - пошутила Стелла и добавила:
- Альберт, давай я угадаю, почему ты форсируешь события, то есть наши отношения, и хочешь, чтобы я прямо сейчас за этим столом дала тебе ответ в такой прекрасный летний вечер.
Альберт слегка заёрзал на стуле и, взяв бокал, выпил оставшееся в нём вино.
Стелла, заметив это, продолжила:
- Приезжает дед Яков. И он настроен на этот раз, решительно. Иначе говоря, речь пойдёт о Доре! Да и пора уже с этим всем разобраться. С невестами…
- Как ты догадалась?! Ты права. Это так. Этим и объясняется моё решение…
- Когда ты почувствовал, что Дора отряжена тебе дедом Яковом в качестве невесты? После того, как я тебе намекнула?
- Шухрат открыл мне глаза. Подсказал. Ведь я люблю тебя. А любовь – слепа. Вот со стороны и виднее! Я не хочу тебя терять.
- Возможно, Дора хорошая девушка! И…
- Невероятно! О чём ты, Стелла?! Я словно между двух огней: с одной стороны ты, не дающая мне даже надежды на брак, с другой стороны дед Яков со своими принципами, традициями, и… Дора, действительно красивая, современная девушка. Она решила нашу проблему с оформлением интерьера медицинского центра. Нашла подходящего художника и отличного фотографа. Она воспитана… Но я её не люблю! Я люблю тебя! Как ты, такая умная, проницательная, талантливая, понимающая души и сердца людей, не понимаешь таких простых вещей. Ей богу, Стелла!
Альберт встал из-за стола и подошёл к окну.
В это время в кухню вошла Августа и спросила: «Можно подавать чай?» Стелла ответила «Пожалуйста, Августа. Мне чай, а синьору Альберто кофе».
Анастасия убрала со стола, а Августа принесла чай и кофе.
Стелла вздохнула. И вздох этот, глубокий вздох, был впервые… Словом, она почувствовала от слов Альберта на душе тяжесть. Она задумалась. Она, возможно, впервые испытала чувство ревности. Вероятно, она поняла в этот момент, что Альберт, тот самый человек, с кем можно идти по жизни, соединив две судьбы в одну. Может быть, причиной ревности стала Дора, и Стелла начала понимать, что может потерять Альберта. «Не будет же Альби ждать меня всю жизнь…» - подумала она. Приезд деда Якова, Дора, третье предложение Альберта - всё это только возбуждало её чувства; она не понимала этих странных новых чувств, нахлынувших на неё, и не могла подобрать слов к своим внутренним переменам. «Да что со мной?» - удивлялась она. Так прошло двадцать минут. Альберт смотрел на ночное небо. Чай и кофе остыли. И это затянувшееся молчание, начало которому положила Стелла, она же и нарушила:
- Альберт! Я дам своё согласие...
Альберт, не веря тому, что услышал, резко повернулся, подошёл к столу, сел и спросил:
- Когда? И почему "дам", любовь моя? Где?
- В неожиданное время, в неожиданный момент!
- Так делают сюрпризы! Но… Я согласен!
- Пусть будет так.
- Назови хотя бы примерную дату!
- На Старый новый год!
- Что?! Сейчас лето, Стелла! Лето! Как, на Старый новый год?! - широко открыв глаза, спросил Альберт.
- Во-первых, мне нужно закончить книгу о поэзии Эдгара. Во-вторых, начать писать и закончить роман - первый в моей жизни большой труд. А роман – проверка моего таланта на прочность. Это для меня важно, нужно и интересно.
- Больше полугода ждать! «Глория» первая! Я – второй!
- Дело всей моей жизни, Альберт! И то, и другое!
- Творчество и свадьба! Ясно. Не это ли – гордыня и эгоизм? Ты сильная, ты справишься. Но разве мы не найдём между строк в твоём плане свободного места, которое заполним свадьбой?
- Это моё твёрдое решение, Альберт. Ещё чуть-чуть и…
- Полгода! А если ты не успеешь? И твоё «в неожиданное время, в неожиданный момент» снова нужно будет переносить? А жизнь не даёт никаких гарантий, и это я понял находясь рядом с тобой…
- Альберт! Я сейчас в хорошей творческой форме и… Я не могу тратить время… Мне нужны три месяца на то, чтобы написать роман, и три – на корректировку, редактирование, выпуск книги. Итого – полгода. И книга к нашей свадьбе должна, разумеется, стоять на полках магазинов. Я так думаю. А твоё терпение будет мне свадебным подарком. А, хороший мой! Терпеливый мой!
- Полгода! Ещё полгода! Надеюсь, роман «Глория» стоит моего терпения. Но ведь ты не написала ещё ни одной строки? Твоя уверенность подкупает, но…
- Спасибо, Альби! Как благородно с твоей стороны. И ещё, Альби, ты хоть представляешь, сколько времени уйдёт на подготовку к свадьбе? Минимум три месяца. За это время я закончу свои дела и буду свободна. Мне необходимо выписать роман из головы. Он уже написан. Подготовка к свадьбе, а это серьёзное мероприятие, остановит меня. Сколько будет приглашённых! Всех надо будет оповестить, пригласить. Подвенечное платье, репетиции… Это же будет не просто свадьба, а свадебное шоу. Только с твоей стороны придёт человек двести: родственники, бизнес-элита, друзья, в том числе из-за границы. С моей стороны издатели, писатели…
- В этом ты права. Я и не думал об этом! А ведь… Что верно, то верно. Подготовка займёт много времени. Это будет не просто свадьба… а…
- Вот именно! Нам и сейчас хорошо. Это главное! Жизнь не проходит впустую, чувствуешь?
Альберт улыбнулся и сказал:
- Теперь у меня есть надежда! Хоть так.
- А она умирает последней, - добавила Стелла.
- Альби, нам, девушкам-невестам, необходимо время. Ну, чтобы мы разобрались с нашим будущим! Проститься с прежней жизнью.
- Ты красивая, известная, современная, умная…
- Я это знаю. Останешься до утра? Зачем тебе ехать на ночь глядя? На неё и так многие глядят… Оставайся, а утром…
- Позвоню в корпорацию и скажу, чтобы в десять прислали машину, и поеду встречать Якова Исаевича! И что мне предстоит?..
- Но, Альберт, раз уж мы договорились, и я уже вроде как невеста, хочу, чтобы ты знал, милый: я всё прощу, кроме измены! Помни об этом! Не забывай, хорошо? Мой…
- Будущий жених! Почему ты всегда не договариваешь главные слова? Конечно, я понял. Да и с какой стати мне изменять тебе?!
- С этой минуты всё будет у нас по-другому, Альби. И наш устный брачный контракт, назовём это так, соединит наши сердца.
- Навсегда! – добавил Альберт.
Они поднялись в спальную комнату. Альберт взял с собой недопитое вино и два фужера. Стелла открыла дверь, и они вошли в неё.
- Ты купила кровать? А я уже подумал, что мы как в прошлый раз будем…
- Слетать на пол! Нет!
- Красивая кровать. Вот мы её на прочность и испытаем…
Они повторили всё, будто под копирку, что они делали в доме у Альберта той романтической ночью, когда Альберт подарил Стелле картину. Каждое движение, каждое чувство, каждое слово…
И, само собой, к своему удивлению, они занимались любовью, в которой теперь стало больше страсти, каждый сам про себя вспоминал слова из фильма (не станем их повторять). И эти слова, их напор, откровения и непристойность придавали их любви новые яркие краски.
Ничто человеческое нам не чуждо!
Утром Стелла проводила Альберта до машины и спросила:
- Альберт, моя, так сказать, развлекательная командировка подошла к концу…
- Ах, да. Когда ты хочешь вернуться в Краснодар?
- Завтра, часов в пять. Вместе со мной полетят Дарья и мои племянники. Ты не против?
- Конечно, нет! Я позвоню Владимиру Ивановичу и скажу, чтобы он готовил самолёт.
- Спасибо! Звони.
Альберт уехал в аэропорт встречать деда Якова, а Стелла пошла работать. Альберт и Стелла весь день думали только об одном: о вчерашнем разговоре, который, наконец, внёс ясность в их отношения, продолжавшиеся уже полтора года, и который превратил эти взаимоотношения в устный брачный контракт.



Конец второй части






Голосование:

Суммарный балл: 0
Проголосовало пользователей: 0

Балл суточного голосования: 0
Проголосовало пользователей: 0

Голосовать могут только зарегистрированные пользователи

Вас также могут заинтересовать работы:



Отзывы:



Нет отзывов

Оставлять отзывы могут только зарегистрированные пользователи
Логин
Пароль

Регистрация
Забыли пароль?


Трибуна сайта

Я МОГУ БЕЗ ТЕБЯ. ПРЕМЬЕРА ПЕСНИ!

Присоединяйтесь 




Наш рупор

 
Оставьте своё объявление, воспользовавшись услугой "Наш рупор"

Присоединяйтесь 





© 2009 - 2024 www.neizvestniy-geniy.ru         Карта сайта

Яндекс.Метрика
Реклама на нашем сайте

Мы в соц. сетях —  ВКонтакте Одноклассники Livejournal

Разработка web-сайта — Веб-студия BondSoft