"Стелла", роман, третья часть

Третья часть

Любовь! Любовь! И в судорогах, и в гробе
Насторожусь – прельщусь – смущусь - рванусь.
О,милая! Ни в гробовом сугробе,
Ни в облачном с тобою не прощусь.
Марина Цветаева.



* * *

Разговор деда Якова с Альбертом


«ВНИМАНИЕ! СОВЕРШИЛ ПОСАДКУ самолёт из Тель-Авива, рейс 612. Встречающих просим пройти к шестому терминалу. Спасибо!»
- Наш, Альберт Давидович, - сказал шофёр. – Идёмте к шестому терминалу.
Альберт с шофёром подошли к шестому терминалу и стали ждать Якова Исаевича. Через двадцать минут дед Яков вышел из терминала к внуку с дипломатом в правой руке. Они обнялись.
- Как прошёл полёт, дедушка?
- Яков Исаевич, - уточнил дед Яков и добавил, - в Москве я – Яков Исаевич.
- Извините, Яков Исаевич! – улыбнулся Альберт.
- Полёт прошёл незабываемо. А как у тебя дела, Игнат Иванович? Машина в порядке?
- В полном, хозяин! – ответил шофёр.
- Отлично! – похлопал гость по плечу шофёра.
Они вышли из здания аэропорта и направились в сторону стоянки. Через пятнадцать минут шофёр лимузина вёз внука и деда в корпорацию.
- Выпьешь чего-нибудь? – предложил Альберт. – Может, перекусим?
- Спасибо! В самолёте была такая вкусная еда, что я, кажется, перестарался. Налей мне стакан «Боржоми».
Альберт налил в стакан воды. Дед Яков выпил её и спросил:
- Как дела? Медицинский центр?
Яков Исаевич, конечно же, знал обо всех делах в корпорации, ему о них докладывал каждую неделю Семён Александрович Строев, которого он просил присматривать за всем и в случае чего немедленно звонить ему. Поэтому Яков Исаевич был в курсе всего. Семён позвонил пять месяцев назад и сказал, что в правительстве рассматривается вопрос о строительстве современного медицинского центра. Яков Исаевич тут же позвонил «кому надо»… Заказ был очень престижным. За такими заказами охотились многие крупные фирмы и корпорации, и он, дед Яков, решил, что будет неплохо, если его проектированием и строительством займётся корпорация «Мельденсон и Ко». Тем более, у корпорации, возглавляемой в данное время его внуком, отличная репутация. Бывший глава корпорации думал, что успех поможет Альберту упрочить эту репутацию и, само собой, своё имя в деловых кругах.
- Как нельзя лучше, - ответил Альберт. – Акции растут, сдали торговый центр. Строим ещё три объекта…
- Но медицинский центр – серьёзный объект. И вы должны потрудиться на славу, ребята. Я слышал, строительство будет осуществляться в Средней Азии?
- Точно так. Вблизи Ташкента, столицы Узбекистана.
- Не нужно уточнять. Я карту мира знаю отлично… Вернее – на отлично. По географии в университете у меня всегда была пятёрка. Это вы, молодёжь, чуть что – сразу бежите к карте. Вчера смотрел, как торгуются наши акции на Московской бирже. Я доволен.
- Да, выросли ещё на один процент. Это радует.
- Альберт, до меня дошли слухи, что в Кремле хотят принять решение о национализации двух нефтяных компаний – американской и английской. Америка и Англия – две сестры. Имей это в виду.
- Но международные законы запрещают это!
- А! Когда это Россия соблюдала эти законы? Нет, она соблюдает… но что касается денег, а, видимо, в стране что-то пошло не так… Короче, если быть… Словом, это политика. Уже политика. Мой отец рассказывал, как тяжело им пришлось в 2008 году, когда грянул мировой кризис и все биржи за три дня обвалились. Упали «ниже плинтуса». Но они выжили. Второй кризис, если так можно назвать аннексию Крыма, Донбасской и Луганской областей, чуть не потопил корпорацию. Сколько фирм обанкротилось! Банки, туристические агентства!.. Перестали давать кредиты. И…
- Аннексию? Что это за слово? – спросил Альберт.
- В 2014 году на Украине решили сменить власть. Началась революция. И в этот момент Россия, как бы это сказать, вернула свои земли – Крым и Юго-Восток, принадлежащие в то время Украине. Мировое сообщество сильно удивилось. Ведь не средневековье, чтобы, как писали в газетах западные СМИ, присваивать себе чужие земли. Решать свои геополитические вопросы. Если быть кратким, то весь цивилизованный мир был в ярости. Результат – экономические санкции. Даже Советский Союз в такие «ежовые» санкции не попадал. Ну и пошло, и поехало. Словом, еле-еле, как говорил отец, они выстояли. Много потеряли, конечно, но выстояли. Немало фирм и корпораций рухнуло. Вот так! Я тебе уже говорил. Если они национализируют эти две нефтяные компании, Запад снова…
- Я не знал этого. В российских СМИ ничего про это не пишут.
- А тебе и знать не надо. На Западе обеспокоены таким развитием событий. Если вдруг, что-то закрутится, я узнаю о переменах первым и сразу позвоню тебе. И в политику – ни ногой! Сейчас у России с западными странами хорошие отношения. Новое поколение российских политиков, как мне кажется, нашло общий язык с мировым сообществом, и между ними и Западом трений пока не возникает. И помни: «Умом Россию не…»
-«…понять, аршином общим не измерить», - продолжил Альберт отрывок из стихотворения известного русского поэта.
- Вот, вот! Да, о национализации… Всё эти разговоры могут оказаться на поверку просто слухами. Так или иначе, это дело русских. Им виднее.
- Наверняка слухи! – согласился Альберт.
- Слухи – не слухи! Я тебе о чём тут твержу? Будь начеку.
- Яков Исаевич! Ты рассуждаешь по старинке. Времена меняются. Люди – тоже. Все хотят жить дружно. Да и если честно, мировая экономика связала всех. Никаких преград. Анахронизм! – резюмировал внук.
- Что?
- Пережитки прошлого!
- Может, я уже теряю хватку? Старею, старею. Тебе нравится жить в России?
- Нравится. У меня много друзей. Русские – трудолюбивый, гостеприимный народ…
- Хорошо. Если нравится – хорошо. Почему ты не привлекаешь к строительству объектов, которые строишь сам, инвесторов? Это хорошие деньги! И со стороны…
- У нас достаточно денег! Можем строить за свои и продавать… Вообще, есть на примете четыре фирмы, которые давно хотят сотрудничать с нами, вложить свой капитал в нашу корпорацию. Но ведь это дело хлопотное.
- Вот и займись этим. Проведи переговоры, убеди их в том, что их вложения принесут им хороший доход. Больше инвесторов – и ты сможешь с полным правом повысить цены на акции и получить прибыль, о которой даже не мечтал…
- Мало у нас денег?!
- Дело не в том – мало у нас денег или много. Можно повысить оклады и заработную плату работникам корпорации. Молодёжь купит квартиры, хорошие машины – и так далее. Нужно больше проявлять внимания к своим рабочим. Они приносят нам доходы, процветание корпорации. Понимаешь, о чём я? И не нужно забывать об инженерно-техническом персонале.
Альберт кивнул головой. Дед посмотрел на него, правой рукой взвихрил волосы на затылке внука и сказал:
- Масштабней думай, с размахом! Но помни: люди – это главный наш капитал. И кстати, о деньгах на наших счетах должны знать только ты и главный бухгалтер. Это – коммерческая тайна. Промышленный шпионаж ещё никто не отменял!
- Яков Исаевич!
- Анахронизм, да? – улыбнулся дед.
- Что-то в этом роде.
- И пора бы тебе проводить на заслуженный отдых тех, кому за шестьдесят пять, с хорошей пенсией и выходным пособием. Дай дорогу молодым. У них вся жизнь впереди. Пусть начнут её без проблем.
- Старый конь борозды не испортит! – возразил Альберт.
- Это так, но всё же…
- Понял. Займусь этим. Первым провожу на пенсию Семёна Александровича, твоего…
- Ты что? Ни в коем случае! Это мои глаза и уши!
- Вот мы и начнём с твоих «глаз и ушей»! – пошутил Альберт, думая о Стелле и о вчерашнем разговоре с ней.
- Не вздумай начать с него, скрипач!
- Я шучу! Но нужно ведь выполнять приказы…
- Как там Софья Фёдоровна? Ты доволен ей? Она готовит ещё свои фирменные блюда?
- Готовит. Доволен.
- Нет соблазна изысканней, восторга выше, чем еда, которую она, Софья, готовит.
- Ты прям как поэт, дедуш…
- Яков Исаевич!
- Извиняюсь, Яков Исаевич!
- Ладно! О делах насущных поговорили. Теперь о главном. У меня к тебе серьёзный разговор, Альберт! Из-за этого я и прилетел…
- Догадываюсь! Речь, по всей вероятности, пойдёт о моей…
У Альберта зазвонил телефон. Он посмотрел на экран и ответил:
- Да, Стелла! Слушаю… Встретил. Едем вместе в офис… Передам. Готовишься к перелёту в Краснодар? Как прилетишь – позвони. Дарье привет!
- О, легка на помине! Стелла! Тоже мне…
- Что ты говоришь, Яков Исаевич? Стелла моя…
- Не будет твоей! – перебил Альберта раздражённым голосом дед.
- Невеста!
- Почему ты мне не сказал, что она уже приняла католическую веру? Что за тайны? Семён утром, как бы, между прочим, сказал мне об этом. Ты ведь говорил, что она ещё только думает об этом...
- Я ошибся! Да и что в этом такого странного и страшного? – обиженно спросил Альберт.
- Странного и страшного, говоришь? А то, что ты должен жениться на девушке из нашей веры!
- Что плохого в Стелле? Я её люблю…
- А она тебя?
- Вчера, перед твоим предстоящим визитом, мы говорили о свадьбе! И это – серьёзно!
- О свадьбе? Уже? А на мнение старших тебе уже…
- Я сделал ей предложение. Она сказала, что даст ответ на Старый новый год!
- Альберт, ты ей делал уже два предложения. Где твоя гордость? Где твоё самолюбие? Два раза! Видите ли, она соизволила подумать ещё полгода! Снизошла! Вникаешь? Не дала даже своего согласия, а просто обещала… Уже прогресс!
- Даст на Старый…
- А ты уверен в её положительном ответе? И почему через полгода? Что за вздор!
- Ей нужно дописать книгу и написать новую – роман. Это важно для неё…
- Видишь! У неё на первом месте не ты, а романы. Она уже замужем за романами.
- Это важно для неё! Как ты не можешь понять? Ей нужно время, пока она в форме, чтобы написать роман «Глория».
- «Глория»! Вспомнишь мои слова: допишет роман и начнёт новый. Эти творческие люди, они…
- Ненормальные! И это я слышал.
- Напишет книгу – возьмётся за другую. Для них это важно! Им нужно всегда доказывать себе, что они гениальны. Понимаешь? Особенные…
- Но Стелла, она известная писательница. Её работы переведены на…
- Хватит! Я читал пару её рассказов в Интернете. Писательница она хорошая. И красивая к тому же, здесь ты прав. В такую можно влюбиться. Но по её лицу я прочитал, что у неё трудный характер. Почему она? Сколько девушек вокруг тебя… Наших… Почему русская, да ещё католичка? Альберт, ты красив, умён, воспитан – любая пойдёт за тебя замуж. Чем Дора хуже этой…
- Я не люблю Дору. Она хороша собой и тоже умна, но я не люблю её.
- Ты просто ещё не разглядел её как следует. Да и прошло полгода! Неужели ты не…
- Я не люблю её, - отрезал Альберт.
- Это не разговор. И ты, узнав, что я прилетаю, сразу побежал делать этой Стелле третье предложение, прозондировать почву так сказать, чтобы опередить меня. И если твоя затея состоялась бы, сказал мне: «Обратной дороги нет. Мы женимся!» Но ты получил от ворот поворот, так русские говорят, - сказал дед и засмеялся.
- Яков Исаевич, прошу… Не «этой», а моей невесты.
- Она, эта Стелла, твоя невеста, пусть так, знает о Доре?
- Догадалась сразу, как только я сказал, что в корпорации работает… Да что вы, дедушка, с дедом Матфеем зациклились?.. «Наша кровь, наша кровь»…
- Ясно! Приехали. Договорим в офисе. Пусть все женятся, как хотят. Но ты – мой внук…
Они вышли из машины и поднялись на лифте на девятый этаж.
- Яков Исаевич, как долетели? С приездом! Рады видеть вас в корпорации, - вставая с места, поприветствовала гостя Галина, секретарь Альберта.
- Галина, спасибо! Долетел хорошо. Я привёз тебе подарок, роскошная блондинка!
Дед Яков достал из дипломата Библию и вручил её Галине, на что она сказала:
- Библия? Спасибо! Но ведь я неверующая!
- Так стань ей. Что за жизнь без веры? Вера тебя спасёт.
- Как оригинально! – улыбнулась Галина Альберту, подмигнувшему ей, и добавила. – Меня спасёт только любовь!
- Изучай. И принеси мне кофе… нам кофе. Мы… У нас будет серьёзный разговор. Никого не…
- Поняла. Уже делаю вам кофе.
Внук с дедом вошли в офис. Альберт остановился в дверях и сказал:
- Галина, если кто-то придёт по срочному делу, пусть входит.
Галина кивнула головой.
Дед Яков сел на место Альберта, на котором просидел не один десяток лет, положил дипломат на стол и сказал:
- Продолжим.
- Я думал, что мы уже достаточно поговорили обо всём, что касается моей личной жизни.
- Не обо всём. Всё будет тогда, когда ты скажешь «да». Видишь, здесь требуется только твоё согласие и всё. А в твоём случае, наоборот – согласие этой писательницы. Вот в чём разница. Большая разница, Альберт. Скажи «да» - и Дора будет твоей.
- Я не люблю её. Нет, она красивая… Господи, да я уже тебе говорил об этом в машине. Судя по голосу, Альберту стал надоедать этот затянувшийся разговор о его личной жизни.
В дверь постучали. Альберт сказал:
- Войдите! – и подумал: - Слава Богу! Хоть отдохну пару минут от этих нравоучений.
- Разрешите, Альберт Давидович!
- Входите, входите, Юрий Силантьевич. Что там у вас? – спросил глава корпорации.
- Нужно подписать смету работ… Яков Исаевич! Вот так сюрприз!
Яков Исаевич встал из-за стола, и они обнялись.
- Юрий, рад тебя видеть, дружище! Как дети, внук, супруга? Семья – это главное в жизни. Только некоторые не возьмут это в толк, - он посмотрел на внука.
- Тут я с вами соглашусь.
- Жаль, что это понимает не каждый. Внук стал художником? Насколько я припоминаю, он подавал большие надежды. Мы за счёт корпорации выучили его в Академии искусств.
- Стал, Яков Исаевич. Живёт на Сахалине. Пишет, по большей части, портреты. От заказов отбоя нет.
- Рад за тебя, Юрий. Передавай привет семье.
- Альберт Давидович, подпишите смету.
- Давайте.
Альберт взял смету, просмотрел её и спросил:
- Я не вижу в смете уточнений. Мы ведь говорили об этом на совещании. Если вы помните, нам пришлось внести изменения в проект. Я имею в виду третий корпус.
- Ах, да! Я забыл. Извините. Сегодня же всё сделаем.
- Вот и хорошо, - возвращая смету начальнику планового отдела, сказал Альберт.
- Старею, Яков Исаевич, старею. Уже не тот.
- Сколько тебе лет, Юрий? – спросил дед Яков.
- В декабре будет семьдесят! Юбилей. Я пойду. Всего хорошего! Рад был встрече.
Юрий Силантьевич вышел, и дед Яков с грустью сказал:
- Бедняга Юрий. Он сильно сдал за последние пять лет. А ещё десять лет назад ему не было равных. Хорошо помню, как он учил меня всяким премудростям. Он ведь, насколько я помню, пришёл к нам на работу из частного банка. Там всему и выучился. Понимаешь, о чём я? А теперь теряет хватку. Не успевает за ходом времени, не воспринимает нового. Ведь ему только семьдесят, а выглядит старше меня, хоть я и старше его на восемь лет.
- Да, Яков Исаевич, вы выглядите молодо, - сказал Альберт и улыбнулся.
- Вот и отправь его на пенсию. Пусть отдыхает. Наработался. Он много пользы принёс нам. Вот о таких работниках, я и говорил тебе, Альберт. Обнови корпорацию молодыми кадрами. Надеюсь, ты понял? Так на чём мы остановились?
Пока Альберт и Яков Исаевич разговаривали о будущем Альберта, в приёмную вошла Дора.
- Здравствуйте, Галина! Альберт Давидович у себя? К нему можно войти? У меня…
- Дора, - перебила её Галина, - вы уже хорошо говорите по-русски, почти без акцента. Уроки явно идут вам на пользу. Приехал Яков Исаевич, и они с Альбертом Давидовичем о чём-то говорят. Яков Исаевич сказал: никого не пускать…
- Я зайду позже… А «почти без акцента» - это вы…
- Нет, нет! Я думаю, он будет рад вас увидеть. И, по всей видимости, привёз вам подарки от родственников, то есть из дома, из Иерусалима. Так что входите смело.
- Спасибо, - поблагодарила Дора и, постучавшись в дверь, вошла в офис.
Она поздоровалась и направилась с документами, которые хотела подписать, к столу, за которым сидел дед Яков. Яков Исаевич встал, подошёл к Доре, обнял её и поцеловал. Альберт поздоровался тоже, но остался на своём месте. Дед Яков не скрывал радости (говорят на иврите):
- Проходи, дочка, проходи. Ты становишься красивее с каждым днём. А, Альберт? Чего ты молчишь?
Дед Яков посмотрел на внука и сказал:
- А… Думает о своём… - и чуть было не добавил, - о своей писательнице.
Но вовремя остановился.
Дора, конечно, знала о том, что Альберт любит Стеллу, что он делал ей два предложения, что они встречаются уже полтора года и что Стелла – известная в России писательница. «Да, с такой соперницей будет трудно», - думала временами она. Ради справедливости надо заметить, что Дора полюбила Альберта с первого (как бы это банально ни звучало и скорее похоже на литературный штамп) взгляда. И… по-настоящему. Доре нравилось в Альберте всё – и глаза, и улыбка, и его обаяние, тактичность и умение держаться в обществе. Как не влюбиться в такого парня! Но рядом с её возлюбленным незримо находилась тень Стеллы – красивой, независимой, свободной и талантливой…
- Я привёз тебе подарок от твоего деда, - сказал Яков Исаевич и направился к столу. Открыл дипломат, достал из него коробочку и протянул Альберту.
- Я? – удивился от неожиданности Альберт.
- Альберт, открой коробочку и покажи Доре, что в ней находится. Что с тобой?
- Да так, - ответил Альберт и взял коробочку.
Открыв её, он увидел кольцо с большим бриллиантом – точь-в-точь такое же, какое он подарил вчера Стелле в тот момент, когда просил её руки в третий раз. Он подумал: «Это совпадение или нечто большее? Надо же!»
Дед Яков и Дора смотрели на Альберта, мысли которого летали где-то в облаках, и ничего не понимали.
- Альберт, - крикнул дед Яков, - ты с нами? Передай Доре подарок, а лучше надень кольцо ей на палец. Да что с тобой? Ты можешь оторвать свой взгляд от кольца?
- О чём вы, Яков Исаевич? – спросил Альберт.
- Не Яков Исаевич, а дедушка Яков. О чём, о чём? Подойди к Доре и надень ей на палец кольцо, которое купил ей…
- Хорошо, хорошо, - сказал Альберт, явно смущённый таким оборотом дела.
Дора ждала, когда же Альберт наденет ей кольцо на палец, который она уже приготовила. Конечно же, она, ожидая такое событие, улыбалась, робела и смущалась, а душа её трепетала…
Альберт вытащил из коробочки кольцо, подошёл наконец к Доре и надел его ей на палец. Надевая кольцо на палец Доре, он вспомнил, как вчера надел на палец Стелле такое же кольцо. Это было трогательно…
- Вот так лучше! Наконец-то! Это хороший знак, дети мои, хороший знак, - улыбнулся друг Матфея.
Дора засмущалась, посмотрела на кольцо, потом Альберту в глаза и произнесла:
- Спасибо, Альберт Давидович!
- Нет, нет, Дора! Зови его просто Альбертом. Я разрешаю. С сегодняшнего дня будет так. Да, Альберт? – хлопая по плечу внука, спросил дед Яков.
Альберт посмотрел на деда, потом на Дору и ответил:
- Конечно, Дора. Зовите меня просто Альберт!
- Я… как это будет по-русски – с удовольствием согласна? – обрадовалась Дора.
- Вот и договорились. Тебе нравится жить в России, доченька, или вернее, внученька? Как ты хочешь, чтобы я тебя называл? – создавая семейную обстановку, продолжал сближать Дору и Альберта дед Яков, всё также говоря на иврите.
- Зовите, как вам хочется, Яков Исаевич, - ответила «внучка». - Холодно. Даже летом бывает холодно, а так… мне нравится.
- У тебя есть машина? – продолжал интересоваться жизнью внучки друга гость.
- Нет, - подняв брови вверх, ответила Дора.
- Нет? Как нет?! Что значит «нет»?! На чём же ты добираешься до работы? На метро что ли? – глядя на Альберта, словно эти вопросы звучали в его адрес, спрашивал он Дору.
- Я живу рядом и езжу на работу и с работы на такси, - тихо ответила она.
- У тебя есть права? Ты можешь управлять машиной?
- Конечно! В Иерусалиме я ездила на своей машине. Я люблю ездить на машине.
- Альберт, что скажешь? Это надо исправить и немедленно. В корпорации много машин. Пусть начальник гаража покажет завтра нашей девочке все машины, которые стоят без дела. Дора, - обратился он к смущённой и удивлённой таким напором «будущей невесте», - а ты выбери ту, которая тебе понравится. Хорошо? А ты, Альберт, скажи шофёру Игнату Ивановичу, чтобы он принял у Доры, как бы это сказать, экзамен. И подучил её… По Москве трудно ездить. Здесь не Тель-Авив. Я сам ездил и знаю, как здесь гоняют, особенно с мигалками…
- Я всё понял, - ответил Альберт.
- Да ты и сам мог бы, мой любимый внучёк, покатать Дору по Москве. Пусть она сядет за руль. Покажи ей Москву, хорошие рестораны… Альберт, неужели тебе нужно это говорить?! Наш человек в чужой стране, а ты… У нас так не поступают. Забыл наши традиции? Бедная Дора, - сказал дед Яков и, подойдя к ней, поцеловал, - тебе так одиноко в этом большом городе. А Альберт, наш красавчик, бросил тебя на съедение скуке! Ничего, он всё исправит. Исправишь, Альберт?
- Разумеется!
- Вот и поговорили. Ах, молодёжь, молодёжь! Занимаетесь взрослыми делами, а в головах – ветер! У тебя дело какое-то, внучка?
Дора не сразу пришла в себя, точнее, сразу растерялась, от такого внимания к своей персоне, чтобы незамедлительно ответить. Ещё двадцать минут назад Альберт находился для неё вне зоны доступа, а теперь, после сладких речей деда Якова, она почувствовала себя членом семьи Мельденсонов, о чём ещё полгода назад и мечтать не могла, работая в Иерусалиме в одном из магазинчиков, где продавала нижнее бельё. И вера в то, что в один прекрасный день она может стать женой Альберта, росла в её сердце.
- Я хотела, чтобы… Альберт… посмотрел, вернее, подписал решение собрания…
- Какое решение собрания? – спросил дед Яков.
- На собрании мы утвердили кандидатуры художника и фотографа – молодой девушки, чьими картинами и фотографиями мы будем оформлять интерьер медицинского центра. Девушка согласилась сразу, а вот художник сказал, что подумает три дня…
- Подумает? – возмутился дед Яков. – Подумает? Чего там думать? Любой был бы рад… Не говоря уже о том, сколько он заработает на нашем заказе…
- Яков Исаевич! Может, у него срочный заказ или ещё что-нибудь…
- Он хороший художник? Не маляр?
- Профессиональный живописец. Я нашла его картины в Интернете, Яков Исаевич. Он талантливый художник.
- Это меняет дело. Подождём. Подпиши бумаги, Альберт. И пусть Дора…
- Давайте я подпишу. Хорошая работа, Дора, - сказал, подписывая решение, Альберт.
Альберт подписал документы, Дора поблагодарила его, улыбнулась и сказала уже по-русски:
- Всего хорошего! Будьте здоровы!
Нельзя сказать, что Дора не знала о приезде деда Якова. Конечно же, она знала и (ей позвонили из Иерусалима), выбрав удобный для её предприятия момент, а именно план по покорению сердца Альберта, она его осуществила. Дора спускалась по лестнице в свой офис и была довольна тем, что дед Яков хочет, чтобы они с Альбертом стали мужем и женой. В чём она не сомневалась после его пламенных речей и была на седьмом небе. Не будем называть её поступок ни эгоистичным, ни хитроумным, ни некрасивым… Любовь… А Дора действительно полюбила Альберта, и вы об этом уже знаете. И сейчас ей улыбнулась судьба, подарив ей надежду. Она зашла в офис и принялась за работу в хорошем расположении духа.
- Вот, внучёк, теперь я доволен. И как ты мог забыть о наших людях? Оставил бедную девочку одну в большом городе на съедение скуке. Она же в другой стране и уж точно тоскует по дому. Что с твоим сердцем? Повзрослей, Альберт!
Альберт улыбнулся, вспомнив, что так же говорит иногда и Стелла: «Повзрослей, Альберт!»
- Что ты там смеёшься? Ты видишь разницу? Ты её чувствуешь? Стелла и Дора… Дора будет хорошей женой, матерью, другом. Она всё сделает для того, чтобы ты был счастлив в семье. Семья у нас, иудеев, - это главное. Так было всегда.
- Но времена меняются. Нравы, мораль, традиции…
- Прекрати! И главное – она влюблена в тебя (переходит на русский язык), влюблена по уши! Дора, наша Дора будет думать о семье, о детях, о тебе, а не о романах и сказках. И уж точно – ходить по земле, а не летать в облаках и думать о своих персонажах. Ты ведь не простолюдин, не Иван, не помнящий родства. Ты – иудей! И должен гордиться этим.
Альберт слушал деда и, быть может, в глубине души в чём-то был согласен с ним, но любовь… Любовь – сильное чувство, и он думал о Стелле.
Дед Яков, набравший форму и вошедший в образ, продолжал:
- Мы сыграем большую свадьбу в Тель-Авиве по нашим обычаям. Три раза просить руки! Это уже слишком! Ты обрезанный, Дора – иудейка, вы – пара! И забудь про эту писательницу-католичку. Я всё сказал!
- Слов нет. Тебе, Яков Исаевич, работать бы в театре режиссёром. Спектакли, которые ты ставил бы на сцене, проходили бы под крики «браво!» Сколько раз ты повторил слово «будет»…
- Сколько бы ни повторил – я доволен. Надеюсь, ты всё понял? А сейчас, - сказал дед Яков, вставая из-за стола, - поедем к тебе домой. Покажешь свою спальную комнату, дизайном которой, как мне шепнули, занималась Дора.
- Как ты?.. Кто тебе?..
- Опустим это. Тебе не кажется, слишком много совпадений, знаков? Ты надел на палец Доре кольцо, она занималась интерьером твоей спальни, я случайно увидел её в магазине… И есть ещё одно… Вас обручили в детстве. Вот так.
- Мы с Дорой обручены? – удивился Альберт.
- Именно так. При свидетелях. Всё как и положено…
- Это новость! Но…
- Никаких «но»! Если всё пойдёт по-другому, Бог разлучит вас – тебя и Стеллу. У него много на это причин. Он так всё подстроит, что вы разойдётесь врагами.
- Что ты говоришь, дедушка? У Бога своих проблем хватает. Хм! Врагами… Нет, такое невозможно. Только не врагами. Что ты там ещё придумал?..
У Альберта зазвонил телефон, он посмотрел на экран и мягким, вежливым голосом сказал:
- Светлана Юрьевна, слушаю вас.
- Кто это? – спросил дед Яков.
- Жена премьер-министра, - прикрывая ладонью телефон, ответил Альберт. – Спасибо… Нет, Стеллы рядом нет… (Услышав эти слова и имя «Стелла», дед Яков сгустил брови). Хорошо, передам. Она хочет написать роман «Глория»… Да, это большой труд! Будем ждать… Спасибо за приглашение.
- Что она хочет? – спросил дед.
- У неё в декабре юбилей. Насколько я помню, ей исполняется пятьдесят пять лет. Она нас лично пригласила.
- Мило с её стороны. Значит, они подруги? Писательнице нет и двадцати пять, а жене премьера – пятьдесят пять. Во! И что общего может быть между ними? Ну, едем к тебе. Сыграешь мне на своей скрипке Моцарта. Нет соблазна изысканней, восторга выше, чем…
- Фирменные блюда Софьи Фёдоровны, которая уже наверняка всё приготовила и ждёт нас, - громко добавил внук.
Пока они общались, рабочий день уже закончился. Галина ушла домой. Альберт закрыл офис, и они спустились в лифте на первый этаж. В машине Альберт спросил:
- Как там мама?
- В своей Америке. Разве она тебе не звонит?
- Редко, - ответил Альберт с грустью в голосе.
- И мне тоже. Осенью приедет в Тель-Авив. Сказала: может, заеду в Москву к сыну.
- Как поживает дед Тимофей?
- Да что с ним станется! Проповедует. Накануне моего отъезда заходил ко мне. Помянули твою бабушку. Долго говорили о тебе, о нас всех, о жизни, что она не делает остановок и всё так быстро меняется в душах и сердцах людей. Одобряет ваш брак… с Дорой, разумеется. Разное говорит. О наших обычаях, о вере… Что мы должны вступать в брак только со своими девушками… А утром… вдруг заговорил о любви, когда провожал меня в аэропорту. Что любовь – это главное. Любовь от Бога… Потом спросил у меня: «А может, мы неправильно делаем, что хотим Альберта и Стеллу разлучить? У них же любовь. Не будет ли это грехом? Все люди братья…» Начитался ночью, возможно, псалмов. Странный он в последнее время… Мне так кажется. Ладно, хватит на сегодня разговоров. Хочу услышать, как ты играешь на скрипке. В этом ты мастер! И тем, как идут дела в корпорации, я доволен. Молодец! Ты ходишь в синагогу?
- Иногда, - ответил Альберт.
Альберт слушал деда, а думал о Стелле, об их свадьбе и… о Доре, так неожиданно вошедшей в его жизнь усилиями деда Якова, прилетевшего специально для этого.
Яков Исаевич же думал так: «Кажется, получилось. Сам не ожидал такого!»

* * *

Разговор двух сестёр


ЕДВА САМОЛЁТ ОТОРВАЛ шасси от земли, набрал высоту и взял курс на Краснодар, Стелла достала из сумки портативный компьютер, открыла его и начала работать – набирать текст. Дарья расстегнула ремень безопасности и стала смотреть на сестру.
- Кто эта девушка? – спросила Алсу стюардесса.
- Старшая сестра Стеллы. Их в семье трое. Ещё есть младшая сестра Кира. Дарье около тридцати, по-моему, а Стелле почти двадцать пять, если я не ошибаюсь. Дарья – преподаватель в университете. Преподаёт, короче.
- Она тоже писательница? – разглядывая старшую сестру, спросила Алсу.
- Возможно. Но я не видела её книг и ничего об этом не знаю. Тебе-то что за дело? –спросила Нина.
- Так просто. Что ещё делать? А муж кто?
- Лётчик гражданской авиации. Летает на «боингах», в основном, за границу.
- Наш человек!
- Тише. Услышит ещё. Дарья летит с нами пятый раз за мою карьеру…
- Карьеру? Какая у нас, стюардесс, может быть карьера? Скажешь тоже! – усмехнулась Алсу.
- Ну не так выразилась, - поправляя причёску, сказала Нина. – За время, пока я работаю в корпорации, так устраивает тебя? Они всегда спорят о чём-то. Начинает Дарья, а Стелле это не нравится.
- Две сестры… По всей видимости, и в детстве спорили: доказывали друг другу, кто умней, кто красивей и на кого больше смотрят мальчики. У меня есть сестрёнка, сейчас, конечно, выросла, мы тоже всю дорогу соперничали – спорили, даже дрались. А дети чьи?
- Дарьи. Анна и Игорь. Кстати, как проснутся, предложи им блинчики с красной икрой. А Дарье – шампанское с клубникой…
- О! губа не дура! – удивилась Алсу.
- Да тише ты! Услышат. Идём на место. Расскажешь, как там у тебя с твоим дружком?..
Не проработав и тридцати минут, Стелла убрала компьютер и закрыла глаза. Она вспоминала события последних дней. Думала об Альберте, о его третьем предложении выйти за него замуж, о романтической ночи, о разговоре с женой премьер-министра. Вспомнив о старшем лейтенанте из архива, который пригласил её на ужин, Стелла улыбнулась. «Мне кажется, у Альби кончается терпение, - подумала она. – Да и какой уважающий себя парень станет столько ждать? Значит, любит, без всяких сомнений».
Размышления Стеллы прервала Дарья:
- Ты в самолётах уже работаешь? Или рисуешься передо мной, Стелла? Открой глаза…
- Господи ты, Боже мой! Дарья, я думала, мы это пролетели, но чувствовала, когда ехала на такси в аэропорт, что скатимся к этим… твоим разговорам.
- Нужно выпендриваться передо мной! Мы редко видимся, общаемся по телефону, а ты за работу…
- Я уже не работаю, если ты заметила, - ответила с улыбкой на лице Стелла. – И что это за выражение такое – «выпендриваешься»? От студентов?..
- Не цепляйся к словам…
- Прекрати, Дарья. Ты бываешь невыносима. Неужели ты до сих пор завидуешь моему успеху? Это продолжается с детства. Тебе необходимо показаться маме. И в том, что у тебя не получилось стать даже средненькой писательницей, я не виновата. Здесь нет моей вины.
- Серенькой! Ты хотела сказать: серенькой писательницей…
Стелла вздохнула, но не стала спорить с сестрой.
- Вот можешь ты вывести своими осиными словами человека из равновесия.
- Я этого не говорила, - ответила Стелла, уже начиная раздражаться. Ей не нравились разговоры на тему – кто есть кто.
Но Дарья не успокаивалась:
- Надо же, серенькой! – развела она руками.
- Дарья, откуда у тебя такая зелёная зависть? Повторяю, я не виновата в том, что ты не стала известной писательницей, даже… Несколько рассказов в газете, это ещё… Нужно было больше работать над собой. Зато ты стала отличным преподавателем. Студенты любят тебя. Ты открываешь в них талант. Трое твоих студентов уже издают книги. А это, несомненно, дар!
- Я мечтала не о таком. Дар – это когда твои книги издают, продают в магазинах… Интервью на ТВ, радио, встречи с читателями…
- Это зависть, а не дар! И чтобы книги появлялись на свет, Дарья, необходимо трудиться, не покладая рук.
Дарья обратила внимание на бриллиантовое кольцо на пальце сестры и подумала: «Какое красивое! А какой большой бриллиант! Видимо, Альберт подарил. Почему в этом мире одним всё, а другим…»
- Дарья, - продолжала Стелла, заметив то, с каким интересом сестра разглядывает кольцо, - во-первых, у тебя должна быть «установка на творчество». Во-вторых, ты не обладаешь навыками письменной речи, поэтому, когда ты пишешь, твоё внимание больше направлено на то, чтобы избежать ошибок в тексте и правильно расставить знаки препинания. По большому счёту, ты учитель. Этим и занимайся. А для писателя главное – сюжет, его развитие, место и время действия, персонажи и характеры… Словом, сюжет, который он вытягивает из себя, как паук паутину.
- Умница-разумница ты наша. Можно подумать, я этого не знаю. Читаешь лекцию педагогу.
- В писательском деле много тайн, которые открываются в творческом акте. Ты пишешь, они открываются. Что с тобой, сестра? Жизнь идёт своим чередом, расставляя всё на свои места. А ты никак не успокоишься! Тщеславие, Дарья, так называется твоё психическое заболевание. А это – к маме…
Стелла посмотрела в иллюминатор и закрыла глаза. Дарью это разозлило, и она спросила:
- А ты? Не тщеславная?
- С чего бы это?
- Ты не единственная писательница в стране. Разве тебе не нравятся рассказы и стихи Киры Альтовой, Светы Соколовой или романы Дарины Авдеевой, Анны Огородниковой?
- Я пишу иначе. Кое-что нравится. Но если бы они писали лучше, их произведения, без всякого сомнения, переводили бы на иностранные языки. А мои переводят.
- Вот и тщеславие выглянуло из твоей души…
- Да что с тобой, сестра? Или Эдгар действительно попал в точку, говоря: «Нет спасения вне лона искусства»?
- И что «обратной дороги нет». Я читала романы Эдгара. Я порой не пойму, ты ли говоришь со мной или один их твоих персонажей? Возможно, цитаты Эдгара, Камиллы, Лары… говорят со мной.
- Ты должна радоваться за меня, гордиться мной, как все, и даже – Кира. Ведь я прославляю нашу фамилию – фамилию Демидовых! Или у тебя с благодарностью и радостью проблемы? А твои коллеги по университету… Неужели они не смотрят на тебя, когда ты проходишь по коридору, думая: «Наша Дарья – сестра Стеллы Демидовой!» А студенты не гордятся тем…
- Они определённо думают наоборот!
- Как же? – спросила Стелла.
- «У нашей Дарьи Анатольевны знаменитая сестра. А сама Дарья Анатольевна ничего не смыслит в писанине!..» – так думают они.
- Так думаешь ты, сестра. Ни для кого неинтересны и не представляют никакой ценности посредственные произведения – будь то картины, романы или оперы. Ну не получилось у тебя. И вместо того, чтобы трудиться до первых петухов, ты стала воспитывать в себе чувство то ли отверженной, то ли поверженной, то ли самоотверженной… Как Фрейд сказал: «Художник – болезненный человек, борющийся со своим безумием посредством создания художественных образов». Ты попробовала, но не «заболела». Позволь, я тебе кое-что разъясню: писатель не может написать сильного произведения, руководствуясь шаблонными нормами мышления. Писатель должен сотворить свой мир и жить в нём. Открыть душу читателю – всё красивое и порочное в ней без всякого стеснения, если у него хватит на это духу. Людям интересно, какую страницу своей души ты откроешь им, как далеко зайдёшь в этом… А в твоих произведениях, когда ты их писала, нет точности, всё расплывчато, затуманено, напыщенно, раздуто и, извини меня, не хочу тебя обидеть, но раз ты завела этот бесполезный разговор, всё посредственно. Ты не нашла, к сожалению, нужных слов, которые взволновали бы души людей и заставили биться сердца читателей. И ещё, раз у нас зашёл разговор о талантах и поклонниках, книга – это не просто носитель твоих мыслей, это история жизни…
Стюардессы слушали разговор, и Алсу сказала:
- Ты права. Дарья начала первой. Мне кажется, что она завидует сестре. Но Стелла… какая она умная, а? Как говорит, словно бьёт…
- Была бы глупенькой, на нашем самолёте не летала бы. Тише говори. Стелла идёт к нам.
- Девочки, - отодвинув штору, обратилась к стюардессам писательница, - налейте мне минеральной воды. Если есть вода без газа «Горячий Ключ», то…
- У нас такой воды нет, Стелла, - ответила Алсу.
- Так купите! – сказала она.
- Я передам капитану. «Боржоми» пойдёт?
- Пойдёт? Куда? – улыбнулась Стелла, намекая Алсу на то, что нужно говорить правильно.
Стелла вернулась на место, выпила полстакана воды и обратилась к сестре:
-Дарья, моя любимая сестрёнка, почему мы говорим всё время обо мне, о… Расскажи лучше о том, как вы живёте с Валерием? О моих племянничках. Чем они занимаются? Что любят?.. Это мне больше по душе. У меня сейчас много работы, а тут…
Дарья почувствовала себя виноватой. Стелла продолжала смягчать напряжение, возникшее между ними:
- Хватит уже, а… старшая сестра. Мама нами гордится. У нас замечательная семья. У тебя послушные красивые дети. Всё хорошо, что ты в самом деле? Давай завершим боевые действия и просто отдохнём.
- Извини, Стелла. Не знаю, что на меня нашло. Я так хотела, чтобы Валерий поехал в отпуск с нами… но не получилось. Работа.
- Принимается, - улыбнулась довольная ответом Стелла.
Она откинулась на спинку кресла и заснула. Стелла всегда в самолётах либо спала, либо работала. Дарья тоже закрыла глаза и попыталась уснуть. И ей вдруг вспомнился разговор с сестрой, когда они были ещё юными – Стелле лет четырнадцать, а Дарье восемнадцать.

«Стелла! Хватит уже! Этот дом вот-вот развалится. Идём домой, что ты там всё пишешь? И что это за коробки такие?
- Не мешай мне. Скажи, скоро приду. Мне нужно закончить главу! Иди…
- Мама приехала. Тебе это ни о чём не говорит?
- У меня мало времени. Мне необходимо за лето успеть написать книгу. Поняла? Уже забыла, да?..
- Книгу? Не круто ли ты хватила? Хм! Книгу… Писательница нашлась, Артюр Рембо!
- Рембо – поэт! Вспомни фамилию писателя.
- Не умничай. Мама нас ждёт. Она…
- Отстань! Иди уже! Как старшая сестра ты могла бы мне помочь, прикрыть меня.
- Мы что – на войне? Стелла, все знают, что ты – вундеркинд! Ты хочешь доказать это?
- И ты мне завидуешь? Конечно же, завидуешь?
- С чего ты взяла?
- Я чувствую. Займись чем-нибудь. Своей жизнью, к примеру.
- Мама сказала, чтобы ты пришла. На улице дождь и холодно не по-летнему. Ты простынешь в этом сарае. Она волнуется.
- Это не сарай. Прочь руки от листов! Это - кабинет! Мой кабинет. В коробках рукописи. Мне нужно успеть. Вернутся Глория и Андрей и заберут архив. А тут столько всего для рассказов!
- Глория и Андрей?
- Иди же, Дарья. Не стой за спиной. И скажи, дорогая, что я скоро приду. Мама всё поймёт.
- Поработать! Писательница нашлась! Смотрите на неё!
- Господи ты, Боже мой! Иди уже, няня!
- А это ещё что? Господи…
- Прочитала в рукописях эту фразу и запомнила. Иди, иди…
- Совсем озверела! Теперь ты будешь повторять её на каждом углу, как колумбийский попугай. Да?

- Где Стелла, Дарья? На улице холодно. Ты ей сказала, что я прилетела?
- Чихала она. Работает в этом сарае с какими-то рукописями. Мам, я читала эти листы. Разврат и непристойность… Детям такое читать нельзя. А она прилипла…
- Прилипла! Другого слова в твоём словарном запасе нет? Сколько я тебя учу, учу…
- Ты Стеллу любишь больше.
- Дарья, я вас всех люблю, девочки вы мои. А где Кира? Чем она занимается?
- Прооперировала всех своих кукол и выбросила. Теперь поймала соседскую курицу и выщипывает из неё перья. Хочет до кожи добраться, измерить пульс…
- Выщипывает? Боже мой! Ещё не хватало нам с соседями проблем.
- Они смеются над ней. Кира тоже ходит в этот сарай-кабинет. Мам, она уже пишет целый месяц. Сидит там с утра до вечера.
- Я с этим разберусь. Оставь её. Это тот редкий случай, говорю тебе, как психотерапевт, когда душа человека знает, что от неё хотят.
- Мам, ты всегда её защищаешь и выгораживаешь. Разрешаешь ей делать и читать то, за что меня, а я ведь старше Стеллы, ругаешь. Ты разрешила ей прочитать «Тропик Рака»! Я прочитала две страницы и чуть с ума не сошла! Это же гадость! И правильно делали, что запрещали этот роман много лет…
- Стелла - особенная. Она всё понимает правильно. Ей это пригодится в её будущей творческой жизни.
- Как уверенно ты говоришь, мам, о её будущем. А вдруг всё обернётся иначе? И она не станет писательницей, а я, в которую ты не веришь, стану. Её даже соседи зовут по имени и отчеству, словно ей сто лет!
- «Тропик Рака» - несомненно, не для детей, но Стелле это пригодится. Нужно начинать с самого верха или с самого дна. И то, и другое – литература. Дарья, поправь маму, если я думаю неправильно: мне кажется, что ты, я в этом уверена, завидуешь сестре?
- Нет, нет, мам! С чего ты взяла?!
- Зависть сжигает изнутри. Перестань. Лучше напиши что-нибудь увлекательней, чем то, что ты написала вчера…»
Самолёт приземлился, Стелла, взяв за руки Анну и Игоря, осторожно спустилась с ними вслед за Дарьей. Они вышли из здания аэропорта. К Стелле подошёл таксист из Горячего Ключа, поздоровался, взял багаж, и через час с небольшим они были дома, в посёлке Октябрьском.

* * *

Последний день лета


СТЕЛЛА ПИСАЛА ВСЮ НОЧЬ. Она встала, подошла к окну, открыла его, сделала несколько упражнений, взяла ведро с водой, разделась и вышла на улицу. Вылив на себя холодную воду из ведра, вернулась в кабинет.
«Всё, Эдгар! Я закончила книгу о твоей поэзии и отослала текст по электронной почте в издательство».
Через двадцать минут она оделась и пошла домой, зашла в дом, поздоровалась с домработницей Матрёной, и громко крикнула:
- Мам, я закончила книгу «Анализ поэзии Эдгара Загорского»!
- Стелла, тише. Дети спят… - указывая на кресло, сказала мать. – И… что думаешь?
Стелла упала, в буквальном смысле, в кресло и ответила:
- Я выбрала всё сильное, оригинальное, необычное и присущее только поэзии моего героя.
- Разумеется, в одной книге, на трёхстах пятидесяти страницах, нельзя показать все достоинства поэзии… но поздравляю!
- Отправила текст в издательство, не нарушив договора. Вот так, мамуля!
- У тебя хорошее настроение. Но видно, как ты устала.
- Знаешь, работая над книгой и читая стихи Эдгара, я написала утром стих! Веришь?
- Похвались! Прочти… - улыбнулась мать.
Стелла встала, словно школьница, от которой ждут её первого поэтического шедевра, и стала читать:

В открытое окно в июле,
Без спроса, разрешения – внагляк
Влетают мухи, осы, даже пчёлы
И с наслаждением себе жужжат.
И комната полна, в ней много звуков.
Так и в открытые всем людям души
Влетают боль, безумие, тоска.
И создают в ней музыку страданий,
Порой – трагедию, а чаще звуки драм.
И всё это становится твоим.
И надо будет с этим жить,
И выживать, уж несомненно.

Мать, выслушав «шедевр» дочери, посмотрела на неё и сказала:
- Шестая, седьмая, восьмая, девятая, десятая и одиннадцатая строки, наводят на размышления. И сравнение с открытым окном и душой тоже, но в целом… Если бы ты писала с одиннадцати лет, как твой герой, возможно, у тебя сегодня получилось бы…
- Я знаю, знаю. Я просто попробовала. Если его вытянуть в прозаическую миниатюру…
- Для первого раза, пожалуй, неплохо.
- Работая со стихами, я пришла к выводу: слова в поэзии отличаются от слов, которые мы применяем в прозе. В поэзии они более весомы, несут в себе больше информации и значений. Поэзия относится к тем сферам в искусстве, сущность которых не до конца ясна науке…
- Как шизофрения! – уточнила мать.
- Хм! Гм! Поэтому, делая анализ художественного текста, а именно стихов, приходилось много работать со словарями, брать информацию с творческих сайтов. Проза – явление более позднее, чем поэзия. Но, несмотря на кажущуюся простоту и близость к обычной речи, проза, безусловно, эстетически сложнее поэзии. И главное, её нужно достичь…
- Слушая тебя, я иногда задаю себе вопрос: кто же больше педагог из вас – Дарья или ты? И мне кажется, Дарья проигрывает тебе и здесь. Что дальше? Садись, садись, если, конечно, не собираешься читать стихи своего производства, - сказала мать.
- За «Глорию». Я так хочу, мам, горю желанием написать книгу о ней – другим стилем, новыми формами… и своими словами, опуская все законы жанра, как это делал Эдгар. Почему слова, которые мы пишем для себя, намного лучше тех, что мы пишем для других? Разве это не внутренняя цензура? Что скажут «там»? Что подумают критики? Как воспримет читатель? Внутренняя самоцензура – и только. Вот я и хочу свободы во всю ивановскую!
- И когда собираешься разойтись во всю ивановскую? Через неделю, месяц?
- Шутишь? Вечером и начну, мамуля.
Наклонившись к матери, Стелла обняла её. Мать улыбнулась, положив тёплые ладони на кисти рук дочери. Она почувствовала, что они холодные.
- Стелла, ты много работаешь. И тебе необходимо больше ходить, двигаться. Возможно, бегать, и, конечно же, отдыхать. Перезагрузиться. Ты, моя радость, устала. Это видно по твоему лицу. Последние месяцы для тебя были волнующими, эмоциональными: гибель Глории и Андрея, точнее, весть об их гибели, завершение книги, предложение Альберта…
- Мам, я люблю писать книги. Стоит мне сесть за стол, открыть ноутбук, как я сразу чувствую, что за моей спиной появляется чья-то тень. Обнимает меня, берёт за кисти рук и говорит: «Начинай! И смотри, как это делается. Слушай голос, пиши и не сопротивляйся. И ни о чём не думай…»
- Мистика! Иначе не назовёшь.
- Я всё время чувствую чьё-то дыхание за спиной. Нежное, тёплое дыхание. Порой это меня пугает. Да, да! Однажды, я помню это хорошо, я так устала, что не дописала главу, не помню, из какой книги… Пальцы устали набирать текс. Концовка главы, где-то строк двадцать – двадцать пять, была у меня в голове. Я запомнила все предложения и подумала: выпишу утром. Просыпаюсь, включаю компьютер и… Что ты думаешь? Текст набран… да ещё курсивом! Другим шрифтом, чего я никогда не делаю. Что скажешь? Так и просидела с открытым ртом минут двадцать. Хочу встать, а тело не слушается… И самое интересное то, что текст, набранный курсивом, гораздо лучше, чем тот, который я сохранила в своей памяти. Вот такие, брат, дела…
- Что-то подобное Эдгар писал в романе «Лара», если мне не изменяет память. Думаешь, призрак бродит по кабинету? Вот я, Стелла, никогда и ни за что не осталась бы на ночь в этом доме. Всё равно, что по кладбищу ночью ходить. Да он и построен на отшибе. Как тебе не страшно? Последствия травмы, которая убила в тебе ген страха и чувство меры тоже.
«Я в аду?» - вспомнила мать слова дочери, произнесённые ей в реанимационном отделении, когда Стелла наконец вышла из комы. – И что тебе взбрело в голову? Надо же сказать такое! Мы все рассмеялись… и доктор тоже.
Стелла ушла в себя и уже не слушала мать. Она думала о романе. Мать это заметила и не мешала дочери размышлять. Через несколько минут Стелла пришла в себя:
- Хочу написать роман лёгким, образным; выписать тщательно характеры, обстановку, диалоги… И, несомненно, финал романтической трагедии должен быть сильным…
- Соединишь две романтические трагедии в одну? – поинтересовалась мать, глядя на дочь, смотревшую в одну точку.
- А начну с того, как Глория выходит из дома – жизнерадостная, солнечным утром. И раз… Жизнь меняется в один момент. Какой она мне запомнилась в тринадцать лет, такой её и выпишу. Думаю, дух Глории поможет мне. Присоединиться.
- Одобряю. Ты сможешь. Я всегда верила в тебя. И верю сейчас, когда ты стоишь и смотришь в неведомые тебе дали. В неизвестное. В пустоту. И эту пустоту ты должна наполнить содержанием.
Стелла прошлась по комнате, подошла к окну и спросила:
- Почему в доме такая тишина? Где Дарья? Племяннички мои любимые?
- Племяннички спят. Дарья с Кирой уехали на твоей машине в Горячий Ключ, в зону отдыха. Погуляют в Дантовом ущелье, поднимутся на гору Петушок, пройдутся вдоль набережной, зайдут в часовню и, само собой, - коктейли… Они приедут вечером.
- Когда проснутся Анна и Игорь, я займусь ими. Появилось непреодолимое желание поиграть с детьми.
- Пора иметь своих. Альберт – хороший парень, вежливый с нами, воспитан, образован…
- Я знаю, знаю… Напишу роман и… Мы с ним обсуждали это… Он вначале…
- И начнёшь новый, как всегда.
- Альберт тоже так сказал. Кстати, дед Яков прилетел. Воспитывает, наверное, внука. «Русская! Католичка! Сама себе на уме!» - Стелла рассмеялась.
- Хочет поставить точку… Решить вашу проблему за вас. Стелла, вы не поругались с Дарьей в самолёте? У неё после полёта был невесёлый вид. Словно вы, мои милые…
Стелла повернулась лицом к матери и ответила:
- Всё завидует мне. Не может остановиться.
- Все пробуют себя в литературе. Желают стать знаменитыми, уважаемыми, раздавать автографы… И в кого она у нас такая тщеславная? Ведь она – отличный педагог! Без всякого сомнения. И…
- Она много добилась, мам. Но не ценит этого. Или не хочет видеть. Ей нужно больше. Но, видишь ли, у большинства профессий есть потолок. А в искусстве его нет. Над искусством открытое небо – ясное и большое. Пугающе большое! Покоряй, если сможешь, если есть талант. Места хватит всем. Вот и завидуют, чувствуя, что могут написать не хуже, но не знают как. В этом вся проблема.
- И это не даёт им покоя, - добавила мать.
- Знаешь, мам, как хорошо написал Эдгар в своём стихотворении об этой беде, о зависти? Не знаю, кому адресованы его слова, но послушай:

Слова, слова, слова…
Неправильно
их применяя,
Не зная тайны слов,
Ты создаёшь из них
Сплошную пустоту –
Без образа,
Без смысла,
Без любви…
Ты никогда не мог
Из слов творить стихи.
Куда тебе там вытворять шедевры!

- Последняя строка мне понравилась, должна это признать. Несомненно, Эдгар оказывает на твоё творчество влияние.
- Есть ещё одно. Хочешь, прочитаю? Называется «Поэтессе». Кому? Неизвестно. Над первой строкой инициалы «К.С.»
- Слушаю!
Стелла начала читать стихотворение.
Как
в детстве
вспомни,
Потрошила куклы ты,
Теперь так потроши свои стихи…
Увидишь, в них не меньше пустоты.

- Да, забавные стихи. И сравнение оригинальное.
- В этом и есть – поэзия. Сравнение, точность, правда.
- Кстати, Стелла, вчера днём, когда ты спала, Дарья ходила в твой кабинет. И…
- Я же никому не разрешаю читать то, что ещё не дописано до конца! И вообще…
- Она не справилась со своим любопытством. Дослушай. Вернулась через три часа…
- Три часа? Что она там делала? Читала рецензии?
- Не перебивай, прошу. И не говори ей о нашем разговоре. Она вернулась. Я ни о чём не спрашиваю. Тихо села и стала пить свой любимый кофе. Минут через пятнадцать она говорит: «Стелла талантливей меня. Это очевидно. Определённо, она не от мира сего, мам. Они все – Эдгар, Камилла, Глория, Стелла – другие! Теперь я это поняла. Она выписывает шутя, играючи такие сложные и содержательные вирши, которым мы обучаем в университете одарённых студентов пять лет! А ведь она плохо училась в школе и в университете. Убегала с уроков и писала, писала… Даже в метро, сидя на скамейке, среди шума и грохота она делала записи. Если бы не папа, её бы исключили из университета за прогулы. Вот этого я не пойму, мам, - сказала Дарья, - как они это делают? Или они пишут под чью-то диктовку?»
- Дарья, Дарья что-то стала понимать. В самолёте мы действительно повздорили. Она опять принялась за старое. Но потом угомонилась. Я всё равно люблю её, мам. Она это чувствует. И мы все любим тебя – нашего организатора и вдохновителя. Кстати, Дарья спрашивала меня: нравятся ли мне рассказы Киры Альтовой, Светы Соколовой, Анны Огородниковой? Я читала их книги – только те, за которые они получили премии, но я не об этом. Меня заинтересовала Кира Альтова. Сколько ей лет? Моего ли возраста. Я посетила её сайт, прочитала о ней, но там информации мало. Мам, какая она красивая! Мне она показалась нежной... У неё, без всякого сомнения – ранимая душа. И мне так захотелось обнять её, прижать к себе, как делала это Глория со своим медвежонком, поцеловать её…
- О, о, о! Стоп, стоп! Глории нет, теперь Кира? Есть в тебе что-то от мальчика в брюках. Ты…
- Чокнутая! Я это уже слышала и не обращаю внимания.
- Нет, определённо, это… тебя беспокоит. Я ещё в детстве заметила, когда ты внимательно смотрела на девочек, как они играют в куклы, словно выбирала ту, которая тебе нравится. Потом подходила к одной из них и целовала в губы. Мне родители некоторых из них жаловались на тебя. Мол, девочка растёт с отклонениями. А вы – родители…
- Да? Что-то не припомню. Я так делала?
- Потом травма и…
- Я хочу написать хорошую рецензию на её новый рассказ. И таким образом познакомиться с ней.
- Подмазываешься к ней? Рассказ хороший?
- Откровенный. Очень даже. Кира не боится своих чувств и признаний… По-моему, она одинока.
- И ты почувствовала, что в эту душу нужно залить любовь.
- Во всех смыслах!
- Ох, Стелла, Стелла! Сколько ко мне на приём приходит девиц с этой любовью. Боятся родителей. А некоторые обеспокоены, что их тянет к девушкам. Требуют прописать таблетки. А что я им пропишу? От этого лекарства нет. Только любовь, партнёрша или любимая подруга… В средневековье таких отправляли в монастыри.
- Мам, а среди этих девиц есть дети наших друзей или чада чиновников? Кто…
- Есть. Если назову их имена, а это касается и парней, то ты откроешь рот от удивления. Но я не имею права разглашать эту информацию. И не мечтай. Профессиональная тайна. Поэтому мы так по-дружески и говорим с тобой об этом. Но, Стелла, прошу тебя, Альберт – хорошая партия. Мы с отцом сразу дадим своё согласие на ваш брак.
- Я знаю, знаю. Но ведь ты не «сдаёшь» их родителям? – продолжала дочь…
- Кого?
- Тех девчат и парней…
- Ты снова о том же… Стелла, ты эксцентрична и непредсказуема.
- Так оно и есть! Вот что значит психолог! Мам, - подсаживаясь к матери, обратилась дочь, - ты не просто нам, твоим детям мать, ты – друг. У тебя к каждой из нас свой подход. И с каждой из нас – тайны. Свои тайны. Вот и племяннички проснулись. Идите к тёте. Я вас накормлю блинчиками с красной икрой, а потом мы пойдём в лес.
- Ура! – обрадовались дети.
- Стелла, ты не утомляй их в лесу. Они сегодня ночью улетают в Москву…
- А в чём дело?
- Как в чём? Послезавтра первое сентября. Первый день осени. Забыла за работой? Хотя для вас…
- Осень! Надо же! Осень! А я и не заметила.


* * *

Начало учебного года


- АННА, ИГОРЁК, НЕ БАЛУЙТЕСЬ. Всё, хватит. Оставь её, Игорь. Лучше поухаживай за сестрёнкой. Учись, тебе это пригодится в жизни, когда женишься и…
- Я никогда не женюсь, - ответил сын.
- Уверен, когда ты встретишь однажды красивую, умную девочку, ты изменишь своё решение, - сказал Валерий, муж Дарьи.
- Где наша мамочка?
- Дарья! Всё остывает. Иди уже…
Дарья вошла в комнату, и все воскликнули: «О!»
Она была в красивом вечернем платье тёмно-синего цвета.
- Я, очевидно, что-то пропустил… - удивился, вставая со стула, Валерий и, решив поухаживать за супругой, отодвинул стул и помог жене сесть за стол. – Может, просветишь нас?
- Мы все пропустили, - сказала Анна.
Валерий сел на место, налил шампанское жене, детям лимонад, а себе водки и сказал:
- За начало нового учебного года. И пусть он… вернее, на твоих лекциях присутствует как можно больше студентов, тем более, они любят твои лекции и с большим вниманием их слушают.
- Спасибо, - кивая головой и улыбаясь, поблагодарила супруга.
Они выпили и приступили к трапезе.
- Ты сегодня выглядишь шикарно! Одела своё любимое вечернее платье. Обычно ты его одеваешь, когда…
- Именно так! Я хочу вам всем сказать, мои дорогие, что оставляю попытки написать лучшую в мире книгу. К писательству я больше не вернусь, и это моё твёрдое решение. Признаюсь, далось оно мне с большим трудом. А причиной, такого поворота в моей судьбе, стал наш разговор в самолёте со Стеллой. Тогда я и поняла, что из меня никогда не получится писательницы. Как ни трудно это признать, но Стелла во много раз талантливее меня. Я прекращаю эти гонки…
- Ушам не верю! И ты спустишься с облаков на грешную землю к нам? И у тебя будет всегда хорошее настроение? И эти попытки создать произведения лучше тех, которые пишет твоя сестра и приносящие тебе лишь одни разочарования, закончились?
- Я вынуждена это признать. Эту страницу своей жизни я перевернула, и весила она сто килограммов. Всё, баста! – ответила Дарья.
- Да, что-то там, видимо, над облаками произошло, если ты приняла такое решение. Не буду скрывать, я доволен, - сказал Валерий.
- И мы тоже, - добавили дети, конечно, не понимая, о чём идёт речь и как трудно далось это решение маме.
- Я знаю тебя: если ты что-то решила, так тому и быть. Решений своих ты не меняешь и не даёшь им задний ход.
- Всё. Вот, собственно говоря, о чём я хотела вам сообщить в этом праздничном платье. Отныне я сосредоточусь на своём призвании, так говорит ваша бабушка, и отдам всю себя работе, а именно – преподавательской деятельности. А она сродни творческой.
Семья продолжила ужинать. Довольный переменами в доме и в душе супруги Валерий спросил детей:
- Как там бабушка?
- Хорошо. Читает и что-то пишет.
- Вся семья что-то пишет! А Кира, ваша сестра?
- Кира делает уколы курам и уткам, - ответил Игорёк и засмеялся. – У нас прикольная сестра!
- Уткам?
- Она перешла на… на… - Анна посмотрела на брата в надежде, что он подскажет ей слова, которые она забыла.
- На домашнюю птицу, - уточнил Игорь. - Никак не можешь запомнить. Ты же старше меня и должна быть, как это, умнее.
- Ясно, - подытожил отец.
- Завтра, второго сентября, у меня лекция в университете. Для меня, по крайней мере, важная лекция…
- Важная? Чем же? – спросил муж и налил себе водки.
- Тем, что этой лекцией я хочу открыть новые темы о литературе, о её истории – как классической, так и современной. Гуляя в лесу, собирая цветы с Кирой, я много думала о своей работе. Как в них, в темы, привнести новые краски, новые тени, новые линии, новый цвет, как говорят художники.
- За важную лекцию! - предложил тост Валерий.


* * *

ДАРЬЯ ВОШЛА В ЗАЛ, в котором читала лекции, с небольшим опозданием. (Москва, пробки). Зал был переполнен, ибо на лекции Дарьи Анатольевны ходили не только студенты университета, в котором она преподавала, но и студенты из других вузов и университетов, начинающие писатели и журналисты.
Дарья поздоровалась и обратилась к присутствующим:
- Сегодня мы поговорим о творчестве и творческих людях. Почему одни остаются в тени, а другие достигают вершин искусства? Об этом мы с вами и поговорим…
Дарья прочитала блестящую лекцию. Но никто из присутствующих в переполненной слушателями аудитории не знал, да и откуда, что в основу лекции она ввела разговор со Стеллой, состоявшийся у них в самолёте, и, разумеется, развила его. Она была, как говорят, в ударе.
Когда Дарья закончила лекцию со словами «Благодарю за внимание. На сегодня всё», все встали и долго аплодировали ей. Когда аплодисменты стихли, один студент встал и сказал: «Дарья Анатольевна, это лучшая ваша лекция из всех, которые мы прослушали в этом зале. Спасибо!»
Девушка в красном свитере с двадцатого ряда подняла руку и задала вопрос: «Дарья Анатольевна, почему вы не пишете книги? Уверена, вы бы писали увлекательные и поучительные книги с захватывающим сюжетом».
Дарья сделала небольшую паузу и ответила: «Моя сестра, Стелла Демидова, пишет книги. У неё дар. Каждый должен делать то, к чему у него есть призвание и…»
Парень в синей толстовке не дал ей договорить и спросил: «Мы любим произведения вашей сестры. Она очень талантлива. Не скажете, над чем она работает сейчас? Что пишет? О чём?»
Дарья окинула взглядом всех присутствующих и ответила:
- Не стану раскрывать вам сюжет, но она решила написать… роман. И называться он будет «Глория». Романтическая трагедия. Вам понравится.
- Роман? Будем ждать его появления на свет. Бесспорно, это будет нечто!
- Будем ждать! - согласилась Дарья Анатольевна.
Она стояла и смотрела на всех пришедших на её лекцию. Студенты стоя аплодировали ей. Кто-то подарил большой букет цветов. Она была тронута. Раньше такого не происходило. Она впервые почувствовала себя удовлетворённой, нужной, востребованной (как это нужно поэтам, художникам, писателям, композиторам – быть востребованными). И чувство гордости за себя, за свою работу переполняло её. «Настоящий триумф, - подумала она про себя, вытирая слезу. – Ты была права, Стелла, когда говорила мне: «Твоё призвание – преподавать и открывать таланты». Теперь я вижу это, сестра, и чувствую. Прости меня за все мои…»
- Браво! Браво! – кричали студенты, среди которых был и её муж Валерий, смотревший внимательно на всё происходящее. И в этот момент он гордился тем, что у него такая умная жена.
- Браво, Дарья! Ты наконец нашла себя! – крикнул он…
Валерий, внимательный и предусмотрительный человек, записал лекцию на видеокамеру. Лекцию, изменившую супругу изнутри и сделавшую её счастливой. Вечерами, когда дети уже спали, а на улице лил дождь или был сильный мороз, они просматривали эту запись. И Дарья то и дело спрашивала мужа: «Неужели это я?!»
Так Дарья Анатольевна, как звали её студенты, любившие её и восхищавшиеся ей, нашла себя, открыла в себе дар, который так долго не проявлялся и наконец проявился после разговора с сестрой, а вместе с ним и душевный покой.


* * *

- КИРА, ДОЧЕНЬКА, ТЫ ГОТОВА? Все вещи собрала?
- Да, мамочка.
- Девять сумок, Матрёна! Зачем так много? Как мы со всем этим управимся в аэропорту? Что в них?
- Тут – яблоки. В этой сумке – сливы. В этой – грибы, а в чёрной – груши, скороспелый сорт, - ответила домработница.
- Груши! Кира, иди ко мне.
- Знаешь, как Стелла получила травму головы?
- Нет.
- Она полезла в детстве на дерево. Ей понравилась груша на самой верхней ветке. Мы поздно это заметили. Она почти добралась до неё, мальчик в юбке, и хотела уже сорвать плод, но ветка, на которой она стояла, сломалась. И она, как подстреленная птица, стала падать вниз, ударяясь о ветки. Боже мой, я уже представила, как мы её отпеваем в церкви. Отец со всех ног бежал к ней, но так и не успел. Она упала и ударилась о землю… о бугор… Потом больница, реанимация… Запомни, на грушу лазить нельзя. Груша – хрупкое дерево. Поняла?
- Да, мамочка! И она стала – другой…
- Так точно! Совсем другой: писательницей. Иди и скажи садовнику, чтобы выносил сумки. Таксист ждёт. А я схожу и попрощаюсь со Стеллой.
- Хорошо, - ответила дочь.
- Хорошего полёта, хозяйка. А фрукты Анатолий Максимович любит. Особенно с вашего сада. Он ведь эти деревья сам сажал.
- Я помню. Всего хорошего тебе, Матрёна. И присматривай, пожалуйста, за Стеллой. Если что – звони. Хорошо? Нужно, чтобы она хоть раз в день ела горячую пищу.
- Я всё поняла, Марина Владимировна.
- Вот деньги за три месяца вперёд. И спасибо за всё. Устали вы, наверное, с нами? В этом году…
- Нет, нет! Что вы! А за деньги спасибо. Завтра заплачу по кредиту или, как там правильно, кредит…
Егор, муж Матрёны, стал выносить сумки. Кира пошла, прощаться с подружками, ждавшими её около такси, мать к Стелле.
Подойдя к кабинету, в котором над планом и главами романа уже восемь дней работала Стелла, она открыла дверь, вошла и сказала:
- Стелла, нам пора. Береги себя. Ты остаёшься одна. Не скучай.
Стелла закрыла ноутбук, встала и обняла мать, указывая ей на диван. Они сели, и мать продолжила:
- Не выключай телефон и хотя бы один раз в день принимай горячую пищу, будь осторожна с газом, не забывай выключать воду и следи за домом…

- Выучила уже наизусть. Насчёт телефона не обещаю. Вдруг заработаюсь… Звоните садовнику, а лучше Матрёне.
- Вчера звонила Дарья, такая радостная. Говорит: первую лекцию прочитала великолепно. А когда закончила читать, студенты аплодировали ей стоя. А некоторые даже кричали: «Браво!»
- Дарья! Я рада за неё. Она сделала выбор, и, по всей видимости, у неё это получилось.
- Ты о чём?
- Так просто.
- Я вчера читала план и несколько глав романа, пока ты ходила по лесу. Мне они понравились. Читатель, поверь на слово, будет сопереживать героям. И характер у…
- Ты вторглась на запретную территорию! И…
- Я твоя мать! Мне так захотелось прочитать начало…
- Так легко мне ещё не писалось, мам. Но эти главы из третьей части. Первых глав ещё нет. Что-то я…
- Не забывай звонить Альберту. Обещаешь?
- Как вспомню, что в декабре, когда я буду писать о главном, нужно ехать на юбилей к Светлане Юрьевне…
- Отдых необходим. И вообще, доченька, ты так нагружаешь себя… Закончив одну книгу, берёшься за другую, словно боишься не успеть в этой жизни… Тебе скоро двадцать пять лет.
- Все так работают. Я уверена, что Кира тоже…
- Кира? – мать удивлённо посмотрела на дочь.
- Двадцать пятого числа! Она родилась на католическое Рождество. По всей видимости, придётся ехать. Заодно заеду в собор на праздник. Пообщаюсь со святым отцом, поговорю с прихожанами – Марысей, Марией, Станиславом, Джоакино… Посмотрим, всё будет зависеть от…
- Книги, сюжета и его развития.
- Возможно. Лишь бы никто не мешал…
- Ты остаёшься одна, Стелла. Идеальные условия для написания книги.
- Обстоятельства, мам. Всегда что-то помешает, остановит работу. Или кто-то… Но насчёт телефона я не шучу. Я полна сил, чувствую вдохновение и никому не позволю отрывать меня от работы своими тревогами. Мои амбиции безграничны!
- Вот и поговорили. Нам с Кирой пора.
- Я провожу вас. Кто за рулём?
- Тимур. Он нас отвезёт.
- Он отличный водитель и никогда не нарушает правил, - заметила Стелла, закрывая кабинет.
Мать с дочерью дошли до машины. Стелла попрощалась с Кирой, сказавшей ей: «Не скучай, сестра. И напиши потрясный роман. Покажи им всем». Стелла ещё раз попрощалась с матерью, с младшей сестрой и они уехали в аэропорт.
Стелла смотрела им вослед, пока машина не выехала на Хадыженскую трассу и не повернула налево, скрывшись за деревьями.
Она ещё постояла минут пять и вернулась в кабинет. Открыла ноутбук, выключила телефон и стала работать.

* * *

Стелла пишет роман


ПРОШЛА НЕДЕЛЯ. СТЕЛЛА не продвинулась в написании книги ни на йоту - ни на главу, ни на строку. Её вдохновение словно остановил сильный встречный ветер. Она набросала концовку, отдельные главы, диалоги, но не могла найти «дверь» в книгу, как говорил Эдгар. И она вспомнила, как долго и мучительно искал эту «дверь» Эдгар, приехавший в бухту Инал, в пансионат Дубрава, чтобы написать свой роман о Камилле и об истории их любви. Вспомнила Олесю, с которой Эдгар познакомился на сайте Стихи.ру. О встрече на пляже, случайной или нет… Их разговор и о том, как в отчаянии от того, что книга не открывает ему «дверь», он, Эдгар, рассказывает Олесе сюжет книги. «Эдгар, ты только что рассказал мне, устно, разумеется, всю книгу! Теперь иди и напиши её», - посоветовала Олеся Эдгару.
«И у Эдгара всё получилось», - подумала Стелла. Вспомнила и о том, с какой любовью писал он свою книгу. Как тщательно выписывал характер героини, её талант, настроение, любовь к живописи. О том, как удивилась Света, работница пансионата, и администратор, когда вошли в номер и увидели Эдгара – исхудавшим, обросшим, с красными глазами и потемневшими «мешками» под ними. «Робинзон Крузо – да и только», - сказала Света. Увидев большое количество исписанных листов, валяющихся повсюду, и множество стержней от авторучек, они широко открыли глаза. Всё это Стелла помнила. Она перечитывала роман «Лара» три раза.
«Да, Эдгар, трудно начинать писать, когда тебя переполняют эмоции и чувства. Это очень мешает. Хочется весь материал выплеснуть из себя разом! Но… Понимаю тебя. Теперь понимаю. Роман, видимо, написать труднее. Но Олеся выручила тебя. Она показала дверь, которую ты искал. Олеся появилась в твоей жизни вовремя. И книга «пошла». Где же тот человек, который подскажет мне?» - сидя на диване, думала Стелла.
Она ходила по комнате, снова садилась на диван, заваривала крепкий кофе, выходила на улицу, но… Утром, сидя за столом и глядя на первые строки, она понимала: «Всё не так!» Она не могла начать, мысли не приходили – не те слова, не те чувства, не та тональность. Утром, в половине четвёртого, она поднималась с дивана, обливалась холодной водой под дубом и приступала к работе. А в полночь, засыпая, с нетерпением ждала, что принесёт ей день грядущий. Но…
На десятый день мучений, когда она сидела на крыльце и её ласкали солнечные осенние лучи, раздался звонок. Она подошла и ответила:
- Мам, что-то случилось?
- Нет. Почему непременно должно что-то случиться? Решила узнать, как пишется роман? Я не звонила десять дней, чтобы не отрывать тебя от работы.
- Я же просила не мешать мне работать… Если честно, я никак не могу начать… Всё не то!
- Так ты ещё ничего не написала? – удивилась мать. - Прошло десять дней! Роман – это не рассказ? Да?
- Сто раз начинала, но дальше шестнадцатой строки дело не идёт. Всё стираю и заново начинаю. Не могу попасть в тональность… Сердце говорит: «Не то, не то! Начни сначала!»
- Ты застряла? Помнишь, как Эдгар мучился, пока не встретил девушку?
- Олесю, помню. Что-то я забыла, про что-то забыла. Я столько раз начинала писать её в голове, и всё получалось. Ах!.. Сколько раз я говорила, приказывала себе: «Записывай!» Ненавижу себя!
- Успокойся. Так ты вообще не начнёшь. Насколько я помню, с твоих слов, ты хотела её начать просто: «Глория тёплым, солнечным днём, в хорошем настроении и приподнятом духе собирается на работу в школу № 2», - помогала мать дочери, застрявшей между строк.
- Глория смотрит на себя в зеркало. Рядом стоит мать и говорит ей: «Какая же ты у меня красивая, доченька! Вот бы твой отец видел это!» Глория отвечает ей: «Увидел бы, если б не сбежал, узнав о том, что ты беременна». Так, так, что-то вырисовывается, - начинала вспоминать Стелла.
- Глория идёт на работу, и её сбивает машина. И жизнь…
- Становится другой… Мам, ты прелесть. Я забыла про машину. Определённо… Теперь всё складывается! Глория выходит из дома, и тут её сбивает лихач, выехавший на тротуар. Что-то про собаку…
- Отлично, продолжай, - одобрила мать. – Роман начинается. А почему он выехал на тротуар?
- Дорогу перекопали и бросили… Грязь, лужи и всё такое, вот он и выехал на тротуар в то самое время, когда Глория вышла из дома…
- Хорошо! Что дальше? Продолжай! – подгоняла мать.
- Он… он… он прислонил её к забору, вызвал «скорую помощь» и дал дёру…
- А Глория? Что с ней? Она ведь прихрамывала иногда…
- Точно. Глория сидит, прислоненная к забору. Она без памяти – болевой шок. Переломы на правой ноге. Приезжает «скорая». Молодые ребята помогают бригаде… Её везут в больницу.
(Пауза.)
– Стелла, где ты? Алло! Алло!
- Мам, я на связи. Не успеваю набирать текст.
- Потом наберёшь. Сейчас запоминай. Что дальше?
- Так… так… По дороге в больницу, в машине «скорой помощи» заканчивается кислород, выходит через трещины в шланге. Так кажется…
- Вспоминай, вспоминай! Не останавливайся! Думай, думай.
- Ей делают операцию… Это я всё художественно выпишу. Вторая глава будет начинаться со слов: «Глория открыла глаза. Первое, что она увидела, был белый потолок. Она закрыла их снова. Через пять минут она снова открыла глаза. Тот же белый потолок. Она повернула голову налево и увидела сидевшую рядом с ней мать. Мать дремала на стуле. Глория посмотрела направо и увидела два больших окна и три кровати, на которых лежали женщины. Глория поняла: она в больнице…» - едва переводя дух, закончила Стелла.
- И…
- Мам, тебя мне послали силы небесные! И надо же как кстати я не выключила телефон. Я забыла про машину. Хотела эту сцену с аварией выписать после того, когда она будет возвращаться с работы домой. Это меня и сбило с тональности. А нужно было начинать с главного. Мам, я тебя люблю! Отключаюсь. Начинаю работать.
- Удачи! – пожелала мать, вспомнив слова Эдгара: «Не иначе, как божественное вмешательство!..» И не натягивая поводья воображения! Отпусти их - и всё пойдёт своим чередом», - добавила мать.
- Папе привет, - сказала Стелла и выключила телефон.
«Удачно я позвонила, - подумала Марина Владимировна, - словно чувствовала! Да и ночью снилось чёрт знает что! - Стас, кто там следующий? Проси».
В кабинет Марины Владимировны вошёл пожилой человек лет шестидесяти на сеанс психотерапии. Он работал в театре.



* * *


ПРОШЛИ СЕНТЯБРЬ И ОКТЯБРЬ. Наступили последние дни ноября. Ноябрь выдался холодным, но Стелла так и продолжала по утрам обливаться холодной водой из красного пластмассового ведра. Она уверенно продвигалась вперёд. И то, что она написала, и то, как она это делала, нравилось ей. Она впервые за всё время, которое посвятила творчеству, убрала ноутбук. И со второй части романа стала писать текст шариковой ручкой на листах, чтобы не терять время на исправление ошибок, опечаток, на удаление неудачно подобранных слов и прочего, что, иначе говоря, тормозило её мысли, полёт, работу воображения. Ей это даже понравилось. И она вспоминала, что Эдгар, имея в своём распоряжении ноутбук, не набирал на нём текст, а писал все книги шариковой авторучкой, как говорится, вручную. «И в этом есть своя прелесть, - подумала она, - но нужно будет потом набирать текст заново. А набирая текст, с ним можно будет работать: вносить поправки, уточнять, изменять синтаксис. Может быть, так делать и в будущем?» – решила она.
Безусловно, и без всяких сомнений, наша героиня устала. Она забывала о еде, не ходила в большой дом принимать ванну, выспаться в удобной кровати, привести себя в порядок. Всё это было лишним, лишённым в её случае смысла, не имеющим логики. К тому же, все эти процедуры, так это назовём, только тормозили бы творческий процесс.
И чтобы не мешать этому самому важному в творчестве каждого художника процессу, домохозяйка Матрёна утром, днём и вечером, как и наставляла её мать писательницы, улетая с Кирой в Москву, приносила еду и оставляла её на крыльце, забирая подносы, к блюдам которых Стелла даже не притрагивалась. Иногда, правда, дикие кошки лакомились кашами, супами и блинчиками с творогом. Стелла, когда чувствовала, что пора бы и поесть, выходила на крыльцо, чтобы взять поднос с остывшей едой, и, увидев, что обед почти съеден, с улыбкой забирала то, что оставили ей кошки.
Заметив это, Матрёна стала стучать в дверь, намекая на то, что обед остывает. Но она никогда не входила в кабинет. Таковы были правила, установленные Стеллой.
Как-то в воскресный день, в начале ноября, Матрёна принесла Стелле праздничный обед по случаю дня рождения мужа. Она приготовила своё фирменное блюдо и решила угостить Стеллу.
Подойдя к двери кабинета, она робко постучала. Через минуту дверь открылась, и из неё вышла Стелла или то, что от неё осталось (вы понимаете, уважаемый читатель, о чём я).
Увидев молодую хозяйку, Матрёна выронила из рук поднос с едой. Стелла удивилась. Матрёна, придя в себя, произнесла:
- Девочка ты моя! Что ты с собой сделала? На тебе лица нет! Как ты исхудала, Боже мой! Волосы не мыты и не чёсаны, под глазами «мешки», щёки впалые, глаза красные…
- В самом деле? – поднимая конфету с земли, равнодушно спросила Стелла. – Давненько я не смотрела на себя в зеркало. Я его вообще убрала. Я работаю, Матрёна. Ты привидение увидела? Призрака? – смеялась Стелла, помогая домохозяйке собирать тарелки. – Посуду заберём, а еду оставим диким кошкам.
- Да что же это за работа такая – издеваться так над собой? – Матрёна перекрестилась.
- Всё гениальное – просто, но его простота рождается в муках и большом напряжении.
- И эти муки на твоём лице, девочка ты наша. Что скажет хозяйка, если увидит тебя такой? Подумает, что я уморила тебя голодом. Я сейчас схожу и принесу…
- Нет! – сказала Стелла. – Раз ты меня остановила, а большую часть романа я уже написала, ты права: нужно отдохнуть и привести себя в порядок. Тем более, у Егора день рождения.
- Ты помнишь? Вы, писательницы…
- Чокнутые! Не стесняйся, говори всегда так, как думаешь.
- Прошу прощения, - сконфузилась Матрёна, - но я об этом где-то читала.
- Отлично! Больше читай – и всё будет…
- Я приготовлю ванну с лепестками роз и ромашки.
- А холодно нынче, а? Я приду в шесть. Приведу себя в порядок, а после этого мы отпразднуем день рождения дяди Егора.


* * *


ПОСЛЕ УЖИНА СТЕЛЛА встала из-за стола, ещё раз поздравила именинника, поблагодарила Матрёну за всё, что она делает для неё, и ушла в свою комнату, решив эту ночь переночевать дома в своей комнате.
Стелла лежала на кровати и думала: «Нужно позвонить Альберту и сказать, что я не успею закончить книгу к Старому новому году. Он, по крайней мере, обидится, но… что делать. Перенесём наши планы на восьмое марта».
Так она и сделала:
- Альберт, дорогой! Надеюсь, строительство медицинского центра идёт полным ходом?
- Любовь моя, наконец ты объявилась. Строительство только начинается. Скоро Старый новый год… ты не забыла?
- Поэтому я тебе и звоню. Альберт, я знаю, тебе не понравится, что я скажу, но я не успеваю…
- Что значит «не успеваю»? Ты не закончишь книгу к сроку, не дашь мне ответа?.. Ты ведь обещала. Так уверенна была, - говорил Альберт раздражённым тоном в присутствии Шухрата.
- Думаю, восьмого марта это обязательно произойдёт, Альби. Что ты так… Мне осталось совсем немного. Я задержалась вначале… Не могла никак начать, найти «дверь» в книгу.
- Надеюсь, дверь в мою спальню ты найдёшь? – пошутил Альберт, глядя на Шухрата.
- И ещё одно…
- Продолжай, раз уж начала.
- Нужно будет набрать текст…
- Набрать текст? Разве ты не набрала его на компьютере? Что случилось? Не сохранила? Это же катастрофа!
- Дослушай же ты. Я писала текст шариковой ручкой, исписала пятьдесят стержней. Мне понравилось писать книгу ручкой, а не набирать его на компьютере. И в этом, есть своя прелесть…
- Как динозавры? – рассмеялся Альберт. – Извини.
- Вот такие дела, Альби. Поэтому я не успеваю к сроку, определённо и без всяких сомнений. Восьмого марта, дорогой. И я тебе дам свой ответ. Целую, соскучилась, жду встречи. Так надолго мы с тобой ещё не расставались.
- Ах, Стелла, Стелла, ты режешь меня без ножа.
- Не говори штампами.
- Что я скажу друзьям? Какими штампами буду оправдываться? Конечно, они подумают: не бросила ли ты меня? Будут шушукаться. А я этого не люблю.
- Мне пора, Альби. Работа не ждёт. А то ещё и к восьмому числу не успею. Каждая минута на…
- Не говори штампами! Я чуть-чуть обижен на тебя, Стелла, - вздохнул Альберт.
- «Чуть-чуть». Ты либо обижен, либо нет! Нельзя быть «чуть-чуть» беременной. Я шучу.
Стелла попрощалась, ещё раз извинилась и отключила телефон.
Альберт ходил по кабинету и что-то говорил. Шухрат сидел молча и делал вид, что личные дела его друга-босса не касаются. Он поднял брови, покачал головой и стал рассматривать фотографии, принесённые Дорой двадцать минут назад.
Разговор со Стеллой Альберту не понравился, и он был в состоянии, близком к ярости.
«Как мы будем жить вместе, если она такая непредсказуемая?» - вслух спросил сам себя руководитель корпорации «Мельденсон и К».
Стелла положила телефон на стол и подумала: «Обиделся!»
Немного остыв, Альберт перезвонил Стелле. На этот раз он разговаривал с ней, как обычно, вежливо, но чувствуя при этом вину, что впервые позволил себе разговаривать со Стеллой повышенным тоном. Он жаловался на судьбу, на обстоятельства, мешающие им быть вместе, и сказал, что сильно скучает.
- Стелла, извини, но и ты меня пойми. Я же не скрипка, которую можно перенастраивать на свой лад, когда тебе вздумается.
- Я всё понимаю, Альби, но дел невпроворот. Поэтому прошу извинить меня. Я должна дописать книгу, не прекращая творческий процесс. Мне жаль, что всё так получается… Я тоже скучаю, поверь мне.
- Может быть, мне прилететь к тебе? Проведём два-три дня вместе. Ты мне покажешь Горячий Ключ, зону отдыха, часовню, скалу Петушок… Что там ещё? Какие достопримечательности…
- Нет, Альби! Я буду тебе звонить. Позвонила же сегодня, как только появилось время. Я молодец! Выполняю наш устный контракт…
- Любишь ты себя! У тебя всегда хорошее настроение, когда ты приближаешься к финалу очередного шедевра. Я это заметил. Но когда ты в процессе, ты, извини, бываешь…
- Невыносимой! – засмеялась Стелла.
- Что тут сделаешь? Заканчивай свой роман, но не выпадай из моей жизни. И помни: восьмого марта я жду и…
- Я дам ответ, не сомневайся, - серьёзно ответила Стелла.
- Звони, я буду ждать заключительной части нашего контракта.


* * *


СТЕЛЛА И АЛЬБЕРТ ДЕЙСТВИТЕЛЬНО не встречались почти три месяца, и Альберта это злило. Но каждый раз, вспоминая в такие минуты, что его невеста – писательница, улыбался и говорил себе: «Ничего не поделаешь, буду ждать, пока она не закончит свой роман…»
Стелла работала над книгой, как говорят критики, в творческом угаре. Испытывая трудности в написании первых глав и преодолев их с помощью матери, вовремя позвонившей ей и напомнившей начало, она быстро вошла в сюжет и развивала его каждый день. «Глорию перевели в Краевую больницу…», «Глории сделали третью операцию», «Свадьба Глории и Андрея…», «Глория вышла из церкви и встретила подруг…»
«Так легко мне ещё не работалось, - говорила она матери. – Книга словно пишется сама…»
Сюжет развивался, воображение работало, а это – главное. Она хорошо подготовилась к работе: собрала много материала, благодаря, в первую очередь, Борису Юрьевичу и его рассказам об истории жизни её героев, а также своему безграничному воображению и работоспособности. Она дописывала книгу, точнее, её финал. И финал, главное в любом романе, в нашем случае - романтической трагедии, ей нравился. Теперь нужно было его написать так, как она его видела в своём воображении. Потом набрать текст на компьютере, перечитать его, внести изменения, добавления, уточнения и отослать по электронной почте в издательство, чтобы там начали с ним работать: редактировать, корректировать, верстать…
Она сидела в кабинете (доме Эдгара) в окружении словарей, справочников, пособий, текстов…
Альберт в эти месяцы вынужденной разлуки два раза ходил с Дорой в ресторан (Стелла этого не знала). Точнее, это Дора приглашала Альберта после разговора с дедом Яковом.
Но сегодня, двадцать первого ноября, он решил пригласить Дору на ужин в ресторан (это было до звонка Стеллы), в ресторан японской кухни, ибо подумал: «Так некрасиво! Не по-мужски, когда тебя приглашает в ресторан девушка, которой нельзя отказать. Подумает, что я…» (Он вспомнил разговор с дедом Яковом).
Он позвонил Доре и предложил ей поужинать с ним в ресторане. Дора, вне себя от радости, думая про себя: наконец-то «лёд тронулся», не раздумывая, дала согласие. «Я согласна, Альберт! В семь часов буду готова», - тут же отчеканила Дора радостным голоском, и не дожидаясь окончания работы, поехала в парикмахерскую к своему волшебнику.
Понятно! Дора полюбила Альберта душой и сердцем. Стелла, ушедшая с головой в работу, само собой, ни о чём таком не догадывалась. Она доверяла Альберту всем сердцем и душой, и была бы крайне удивлена, увидев их вместе. Ради всего святого, а сердечные дела, как говорил Джон Китс, английский поэт, «святы», нужно уточнить, что Дора никогда не встречала Стеллу. Но увидев однажды её лицо на обложке одной из её книг, подумала: «Красивая соперница!»
Стелла тоже не видела Дору, она слышала о ней от Альберта. Иначе говоря, их судьбы не пересекались. В отличие от Доры Стелла не считала её своей соперницей. Она была уверена в том, что в их с Альбертом сердечных делах всё развивается, как в настоящих романах. И, разумеется, безгранично доверяла Альберту и верила в преданность будущего мужа будущей жене.
Альберт, когда встречался с Дорой, чувствовал себя неловко. Ему казалось, что он поступает неправильно, и совесть его только усиливала это чувство, а воображение писало мрачными красками удивлённые глаза Стеллы, которые смотрели на него и спрашивали: «Что я вижу, Альби?! Дора!» И Доре частенько приходилось возвращать Альберта из заоблачных далей к столу, на котором стояли изысканные блюда, а также отвечать по два-три раза на его вопросы: «Альберт, ты меня спрашивал об этом две минуты назад!»
Но, возвращая Альберта с небес на землю, она не догадывалась, что человек, которого она полюбила с первого взгляда, с которым была обручена ещё в детстве, думал, на самом деле, не о строительстве медицинского центра, как ей казалось, а о Стелле, её сопернице. Альберт же, получив ответ на свой вопрос и поняв его с третьего раза, снова устремлялся мыслями к Стелле: «Когда же она закончит писать книгу? Три месяца! По всей видимости, выход книги примут в литературных кругах как сенсацию года. Или, как они говорят, «бомбой»! Самому уже интересно, превзойдёт ли Стелла саму себя? И хочется им, писателям, сидеть в одиночестве и писать, писать…»
«А ты помнишь Иерусалим?» - продолжала задавать вопросы Дора, пробуя салат из брюссельской капусты, который так любил Уинстон Черчилль, премьер–министр Англии и художник. «О чём ты спросила, Дора?» - переспросил Альберт, вспомнив слова Стеллы: «Альби, чтобы написать роман, знаешь, какой разбег нужно взять? Выпасть из реальности минимум на полгода! И помни, я всё тебя прощу, кроме измены. Измена – это грязь. Изменишь мне – значит, обольёшь меня грязью, унизишь. Что касается меня… в этом можешь быть абсолютно спокойным».
Дора повторила вопрос, Альберт ответил: «Иерусалим? Помню, но смутно. В основном, синагоги, католические соборы, православные церкви, мечети. Иерусалим – особый город, как Нью-Йорк. О детстве помню… Я ведь больше времени проводил не с друзьями, а с репетиторами. Но тебя помню худенькой девчонкой, с чёрными глазами и длинными волосами. И, конечно, цветы. Ты всегда ходила с цветами в руках. Тебе дарили их поклонники или ты собирала их за городом?» - «Я собирала цветы за городом, а потом, принеся их домой, делала из них композиции. Вот из меня и получился…» - «Начальник дизайнерского отдела», - закончил её слова Альберт. «Видишь, Альберт, сколько у нас общего…» - улыбаясь и глядя Альберту в глаза, уточнила Дора. Но она не сказала вслух то, о чём подумала: «А ты влюбился в какую-то русскую, которая вьёт из тебя верёвки…»
Когда Альберт и Дора оказывались наедине, в офисе, или в ресторане, они всегда разговаривали на родном языке, на иврите.


* * *


СТЕЛЛА ХОРОШО ВЫСПАЛАСЬ, оделась, привела себя в порядок и спустилась вниз. Увидев её, Матрёна сказала:
- Вот, Стелла, на тебя сегодня и посмотреть любо.
- Спасибо, Матрёна, приготовь мне три бутерброда с сыром, я пойду работать.
- Опять?! – удивилась домохозяйка. – Я думала, что ты отдохнёшь дня два-три… Значит, продолжение следует…
- Иначе говоря, да! Нужно работать. Это для меня важно, нужно и интересно. Так что кофе я выпью в кабинете. Не возражаешь?
- Как можно! Только оденься потеплее. На улице мороз минус десять градусов. Конец ноября выдался холодным. Егор говорит, что ожидается снегопад. Тучи-то какие со стороны моря идут.
- Ветер гонит тучи с моря… - пропела Стелла.
- Поняла. Мы люди простые и университетов не оканчивали.
- В университетах не учились… Не обращай внимания, у меня хорошее настроение. Я дурачусь.
- Я и не обижаюсь, - сказала, улыбаясь, Матрёна, обрадованная тем, что молодая хозяйка находится в хорошем расположении духа и не похожа уже на привидение, как это было вчера.
- Я помню прошлогодний снегопад. Но он был в конце февраля. Как мы с Егором с лопатами пробирались друг другу навстречу, убирая снег. Устали мы тогда…
- Вот бутерброды. Обед я принесу…
- Я пошла, - сказала Стелла, одевая оранжевый пуховик с капюшоном.
Стелла зашла в кабинет и почувствовала холод. Прибавила на котле температуру до восьмидесяти градусов, заварила кофе, позавтракала и села за рабочий стол. Но работать ей явно не хотелось. И она встала и подошла к окну. Она о чём-то думала. Затем заговорила вслух сама с собой, как это делают люди, оказавшись в одиночестве не по своей воле или как отшельники, ушедшие от людей, от их глупостей в тишину по своей воле, или как творческие люди (кому повезёт), которых манят тишина и уединение, создавая им обстановку для осуществления их планов.
«Да, а работать-то и не хочется. Нужен, пожалуй, перерыв – смена обстановки. Определённо. Но куда податься? К кому? В Москву не хочется. Ах, нужен свежий воздух… А что, если вам, знаменитая писательница, слетать в Калининград к другой знаменитой писательнице? Посмотреть город, а заодно познакомиться и с Кирой Альтовой, тем более, она мне понравилась на фото. А это идея!» - обрадовалась Стелла, решившая сделать перерыв в работе перед заключительной частью, которая уже была набросана как черновой вариант. Открыв ноутбук и подключившись к Интернету, она нашла сайт Киры Альтовой и стала читать её стихи.
«Похожи, без всякого преувеличения, на стихи Эдгара. Его творчество, конечно же, оказало влияние на её поэзию. Но, определённо, чувствуется и свежесть, и индивидуальность, глубина строф. Отлично, отлично! Не думала…» Прочитав ещё пятнадцать стихотворений и три новых рассказа, Стелла добавила: «Класс!» Она долго рассматривала фотографии Киры. И чем больше она смотрела на них, тем сильнее её тянуло к ней. Ей стало уже казаться, что она влюбляется в Киру. «Боже мой!» – бросив взгляд в окно и чувствуя, что её сердце наполняется странным чувством к этой молодой девушке, слегка испуганно произнесла Стелла.
«Да что со мной происходит? Её красота притягивает, манит меня, её губы зовут, белая, как снег, кожа, печаль в глазах – в её больших синих глазах, словно они молят о помощи, взывают…» - разговаривала Стелла с фотографией Киры на экране ноутбука, которую она увеличила.
Просидев за столом минут двадцать и тщательно всё обдумав, Стелла решает написать Кире письмо и отправить его по электронной почте. Она нажимает курсором на слова «написать письмо», открывается рамка, и Стелла пишет письмо следующего содержания: «Здравствуйте, Кира. Скорее всего, Вам покажется это странным, но я бы хотела с Вами познакомиться. Мне нравятся Ваши стихи и рассказы. Если такое возможно, позвоните по этому номеру: 8-961-121-333-42. Жду Вашего звонка.
P.S. Если хотите, можете ответить по электронной почте.
Стелла Демидова».

Через десять минут Кира позвонила:
- Стелла, здравствуйте! Конечно же, приезжайте. Я покажу Вам город, познакомлю Вас с творческими людьми. Номер в гостинице заказывать не нужно. Остановитесь у меня. Мы хорошо проведём время. В моей квартире пять комнат. Думаю, нам хватит места. У Вас будет свой кабинет, в котором Вы сможете работать. Я и сама хотела связаться с Вами, но… стеснялась.
Не ожидая такого поворота, Стелла чуть-чуть растерялась. Она хотела ведь только познакомиться, а тут: «Приезжайте!..» Кира так быстро говорила, что Стелла не могла вставить ни слова. Теперь, когда Кира всё сказала, она ответила:
- Здравствуйте, Кира! Вы, по всей вероятности, быстро находите с людьми контакт. Очень мило с Вашей стороны, но может, всё же я остановлюсь…
- Даже и не думайте! Заказывайте билет и вылетайте. Я уже Вас жду. Сообщите время и дату прибытия, - сказала тихо, но приятным мелодичным голосом Кира.
- И правда, что тянуть. Я пишу новую книгу, и мне необходимо передохнуть…
- Понимаю, о чём Вы. И мне не помешает… Закажите билет прямо сейчас. Время летит быстро. Жду Вашего звонка. У нас стоит хорошая погода – плюс двадцать градусов.
- Отлично! А у нас в этом году холодно как никогда. Ждите моего звонка. Я сейчас позвоню в кассу и…
- Жду! – ответила Кира. – Я уже больше года жду, вернее… мечтаю с Вами познакомиться… но сама… я такая стеснительная в таких делах. А вот Вы позвонили. Вы – смелая! Жду звонка.
- Обязательно позвоню, Кира.
Стелла позвонила в кассу аэропорта и спросила:
- Девушка, скажите, пожалуйста, на какое число можно купить билет до Калининграда?
- Вам срочно?
- На ближайший рейс, - ответила Стелла, слегка взволнованная быстро развивающимися событиями.
- Подождите.
(Пауза.)
- На послезавтра. В одиннадцать часов утра. Будете заказывать?
- Послезавтра… Это второе декабря. А на завтра?
- К сожалению, нет, девушка.
- Забронируйте, пожалуйста, один билет.
- Каким классом полетите?
- Первым.
- Ваши фамилия, имя, отчество, место проживания…
Стелла ответила на все вопросы и, поблагодарив девушку, отключила связь. Она тут же позвонила Кире и обо всём сказала ей.
- Буду ждать Вас в здании аэропорта. Рейс 6013?
- Совершенно верно. До встречи!
Стелла села на диван и начала думать: «Чем же занять эти два дня?»
Она продолжила читать стихи Киры, думала о ней…
Наступил первый день зимы. Зима.


***


Зима - это три долгих зимних месяца: снежный декабрь, морозный солнечный январь и сердитый метелями февраль. Зимняя природа погружена в сладкий сон, надежно укрывшись под белым покрывалом пушистого снега. В одни дни мороз, тишина и благодать, изредка нарушаемая лишь хрустом ветки в лесу, а в другие снежная вьюга с холодным завыванием ветра.
Как художник описывает природу красками, композитор и музыкант описывает природу музыкой. От Великих композиторов прошлых веков, нам достались целые сборники произведений из цикла "Времен года". Времена года в музыке, такие же разные по цветам и звукам, как различны произведения в творчестве музыкантов разного времени, разных стран и разного стиля. Вместе они образуют музыку природы. Это цикл времена года итальянского композитора эпохи барокко А. Вивальди. Трогательное до глубины пьесы на фортепиано П. И. Чайковского. И ещё, обязательно попробуйте на вкус неожиданное танго времен года А. Пьяццоллы. Итак, наступила зима. Весь день Стелла перечитывала главы романов Эдгара «Камилла» и « Лара». Она подумала: было бы неплохо, ввести в роман героев этих книг. Тогда у читателей, полюбивших персонажи первой и второй книг, возникнет ощущение присутствия их рядом, что, безусловно, вызовет эффект продолжения истории. «Так и сделаю», - одобрила свой план Стелла.
«Нужно позвонить маме и сказать, что я завтра улетаю в Калининград».
Она так и сделала. Мать удивилась, но подумав: раз надо – значит, надо, спросила у дочери:
- Стелла, и сколько дней ты собираешься пробыть у Киры?
- Три-четыре дня. Жить буду у Киры. Она мне покажет город, познакомит со своими друзьями. Она так сказала. Мне нужен отдых, мам.
- Раз нужен, тогда… Альберту звонила?
- Нет. Я вообще хочу обо всём забыть. Мне нужно сменить обстановку и подышать вдоволь свежим воздухом. Если он позвонит, скажи ему сама, хорошо. Не позвонит… значит, моя поездка останется в тайне.
- В тайне? Очень смешно. Он и так уже озабочен переносом даты… Понимаешь?
- Восьмого марта! В этот день он получит ответ. И моя поездка больше похожа на девичник, который устраивают девушки перед свадьбой. Кстати, и мальчики тоже устраивают мальчишники. Видела, как это делают в фильмах?
- Ох, Стелла! Надеюсь, вы с Кирой…
- «Вы с Кирой…» Мам, что за пауза? Что в этом молчании? Как его трактовать?
- Сама всё понимаешь.
- Чтобы мы с Кирой не влюбились?..
- Это из паузы, из тишины… Хочешь новых чувств, ощущений, эмоций? Наставлять тебя, разумеется, нет смысла, и в этом смысле нет логики, а у этой логики…
- Пошло и поехало, мам. Я вылетаю завтра в одиннадцать часов первым классом.
- Желаю тебе провести с Кирой незабываемые дни… В чём я ни на секунду не сомневаюсь… Сердце матери не обманешь. Звони и не пропадай. Счастливого пути!
- Спасибо, мам.
Мать положила телефон на стол, села в кресло и задумалась.


* * *


ВТОРОГО ДЕКАБРЯ СТЕЛЛА проснулась в восемь часов утра. И, как ни странно, она выспалась. Ей даже не снились сны, что бывает довольно редко. Она не ворочалась, не просыпалась среди ночи, не ходила по комнате, как это делает большинство из нас перед дорогой.
Она подошла к окну и воскликнула:
- Что такое? Не может быть! Как же я доберусь до аэропорта? Снега-то сколько!
Она быстро спустилась вниз и, увидев Матрёну, спросила:
- Что мне делать?
- Да, восемьдесят сантиметров снега. Как повалил в одиннадцать часов и только в шесть перестал. Егор уже расчищает дорожку.
- Боже ты мой! Нужно позвонить Тимуру.
Она нажала на слово «Тимур» и стала ждать ответа. Тимур, водитель такси, не отвечал. Она повторила вызов:
- Ну, Тимур, возьми же трубку! Где ты, дорогой?
- Алло! Стелла? Слушаю вас.
- Тимур, мне нужно ехать в аэропорт.
- Во сколько рейс? – спросил он.
- В одиннадцать часов утра. Уже скоро…
- Да! Что же нам делать? Стелла, у вас дорогу расчистили до трассы?
- Какое там! Расчистят, через неделю!
Немного подумав, Тимур предложил:
- Сделаем так: я подъеду к вашей дороге и буду ждать вас на Хадыженской трассе. Вам нужно будет выйти с вещами к трассе. Что касается федеральной трассы «Дон», её уже расчистили от снега. Артём ездил сегодня в аэропорт и сказал, что дорога чистая. Он отвозил дочь. Она улетает в Саратов. Итак, в половине десятого я подъеду. А вы с Егором постарайтесь к этому времени пробиться или выйти на трассу.
- Всё поняла. Начинаю пробираться, - пошутила Стелла. – И почему я не позвонила Тимуру вечером? – подумала она про себя.
«Вечером ты думала о Кире», - ответил ей внутренний голос.
- Стелла, ты опоздаешь. Иди собирайся. Я всё слышала. Уже девять часов, - подгоняла её Матрёна.
Стелла быстро поднялась в свою комнату и начала одеваться.
Через пятнадцать минут она вернулась с двумя сумками в руках. Зашёл Егор и сказал:
- Расчищать дорожку бесполезно. Не успеем. Я пойду с сумками впереди, а ты, Стелла, за мной. Вот сапоги. Снега по пояс. Так что… А в машине переобуешься, и я их заберу.
- Выходим, - сказала Стелла.
- А присесть на дорожку…
- Нет времени, Матрёна.
- Тогда с Богом! Стелла, на улице минус десять!
- Я наброшу на голову капюшон. Кира сказала, в Калининграде плюс пятнадцать.
- Кира? Наш «доктор»? Что она там делает?
Стелла махнула рукой, и они вышли с Егором на улицу. Егор, держа сумки в руках, пробивался к трассе медленно, Стелла в сапогах и с сумочкой – следом за ним. Со стороны они были похожи на партизан, получивших задание, во что бы то ни стало пустить вражеский эшелон под откос.
- Не отставай, Стелла! - кричал Егор.
- Я ничего не слышу! Сильный ветер!
Когда подъехал Тимур, они были на полпути к трассе. Поняв, что им нужна помощь, он поспешил в резиновых сапогах им навстречу. Добравшись до них, он взял одну сумку у Егора и возглавил шествие…
- Ух! Всё, - стряхивая снег с одежды, устало сказала путешественница.
- Стелла, поторопитесь, - подгонял Тимур. – Садитесь в машину, в ней тепло. В машине снимите сапоги и оденете свои.
- А где второй сапог? – спросил Егор.
- Ещё этого не хватало! Я, вероятно, обронила его, где-то в снегу.
- Садитесь, садитесь в машину, Стелла. Ветер холодный.
Стелла села в машину, сняла резиновые сапоги и стала греть руки.
«Если не найдётся, придётся по дороге в аэропорт покупать новые сапоги», - подумала она.
Через три минуты в машину сел Тимур. Он отдал Стелле найденный сапог, она одела его и сказала:
- В Калининград, Тимур!
- Стелла, в термосе кофе. Откройте «бардачок», возьмите разовый стаканчик с крышкой и налейте кофе в стакан.
Стелла так и сделала…


* * *

В Калининграде у Киры


СТЕЛЛА ВЫШЛА ИЗ ТЕРМИНАЛА, прошла контроль, получила багаж – две сумки и стала искать глазами Киру. Встречающих было много. Она старалась среди них узнать Киру. Стелла отошла в сторону и встала рядом с киоском, в котором помимо газет продавали книги. Посмотрев на ассортимент, она увидела свою книгу и рядом с ней книгу Киры «До востребования». «Что это? Случайность или знак?» - удивилась Стелла.
- Здравствуйте! Вы Стелла?
Стелла повернулась и застыла.
Перед ней стояла не девушка, а божественное создание, похожее скорее не на человека, а на ангела. Вьющиеся пепельного цвета волосы рассыпались по её плечам. Голубые глаза, в которых было столько любви, смотрели на неё. Белая, как снег, кожа, к которой хотелось прикоснуться губами, проглядывалась сквозь лёгкое, тонкое платье. На плечи ангела была накинута курточка белого цвета. Стелла смотрела на неё и не могла отвести глаз. В ней проснулись сильные чувства, от которых у неё, сильной натуры, слегка закружилась голова. Кира смутилась и опустила глаза.
Наконец Стелла пришла в себя и ответила:
- Да, я Стелла!
- А я Кира!
- Святые угодники! Какая же Вы нежная и красивая! Теперь я понимаю, почему у Вас столько читателей.
- Вы тоже красивая и… сильная. У Вас больше читателей…
- Оставим это, - сказала Стелла, протягивая руку. Кира тоже протянула ей свою руку. Их ладони соединились, нежные ладони с длинными красивыми пальцами, как у большинства людей, занимающихся творчеством. От этого лёгкого прикосновения их сердца почувствовали тепло – тепло, которое раньше они никогда не испытывали, а души… души говорили… точнее будет сказано – хотели стать одной большой душой. Глаза смотрели в глаза. Сильный взгляд Стеллы заставил лицо Киры покраснеть. Так когда-то смотрела на Стеллу Глория, и Стелла сейчас вспомнила ту далёкую и волнующую минуту. Девушка, продававшая газеты, смотрела на них с улыбкой и не могла понять – сёстры они или подружки, не видавшие друг друга много лет. Они стояли, смотрели друг на друга, и ни одна из них не хотела прерывать это затянувшееся, без всякого сомнения, рукопожатие. Молчание нарушила Стелла:
- Вы ангел, Кира! Я…
Девушка вышла из киоска. Подошла к ним и, внимательно приглядевшись, с восторгом спросила:
- Вы Кира Альтова?! А Вы – Стелла Демидова?! Глазам не верю. Девчата, я же все ваши книги прочитала. Времени-то много, вот и прочитала. Стелла и Кира так и продолжали стоять, глядя друг другу в глаза. Девушка забежала в киоск, взяла две книги, ручку и подошла к ним. Посмотрела на них и робко попросила:
- Девчата, подпишите книги, пожалуйста!
Кира посмотрела на Стеллу. Стелла – на Киру. И они рассмеялись.
- И здесь тоже, - произнесла Стелла. – Давайте!
Они подписали книги, вышли на площадь и сели в машину, на которой приехала Кира.
- Кира, поправь меня, если…
- Это так…
- Не могу поверить! – вытянув губы от удивления, сказала гостья.
- Да, да! Мне рисунки тоже понравились.
- И я их…
- С одной стороны – восход солнца, с другой – закат.
- Всё, как у Камиллы Белоцерковской. Хорошо, что Эдгар не пропустил это в своём романе. Уверена, и не только я, но и, к великой радости, я думаю, нашлись среди читателей фанаты, которым понравился сюжет рисунков.
- Понимаю! И машина у тебя цвета вишни, - сказала Стелла и хотела извиниться, но Кира опередила её:
- Перейдём на «ты»! Сама хотела предложить тебе это, Стелла.
- Мы понимаем друг друга с полуслова. А знакомы – всего ничего. Куда мы едем?
- На выставку картин Фреда. Он хороший художник. Если я не приду – обидится. Но, если хочешь, Стелла, мы можем поехать ко мне домой. Может, ты устала с дороги? Я живу одна… Я уже говорила…
- На выставку. Разумеется, на выставку. Не искусство ли наша жизнь? – внесла ясность Стелла.
Машина подъехала к зданию, на котором висела табличка: «Большой выставочный зал изобразительных искусств». А рядом реклама: «Выставка работ художника Фреда Грекова».
Кира взяла Стеллу за руку и подвела к молодому человеку, рассказывающему двум девушкам о картине. Увидев Киру, он извинился перед посетительницами выставки, подошёл к ней и нежно поцеловал в губы.
- Красавица наша, любимица наша, вдохновительница моя!
- Фред, это Стелла! Стелла, это Фред! – познакомила их Кира.
- Очень, очень приятно! – целуя руку Стелле, сказал Фред. – Читал Ваши рассказы. Впечатляет. Да, да!
Он посмотрел на Киру и спросил:
- Так это та самая девушка, к визиту которой ты так тревожно готовилась?
- Та самая! – Кира смутилась. – Зачем выдавать секреты, Фред?
- Прости. Ну, раз мы все творческие люди – полусумасшедшие, полубоги… какие могут быть секреты. Я напишу Ваш портрет, Стелла. И выпишу Вас такой, какая Вы на самом деле…
- А какая я на самом деле? Интересно, - спросила Стелла и улыбнулась Кире.
- Мужественная, сильная, непредсказуемая. Такая…
- Довольно уже, Фред! – хлопая его по плечу, сказала Кира.
- Идем, я покажу тебе…
- Да, да! Посмотри на себя. Потом скажешь, понравился тебе твой образ или нет, - обратился Фред к Кире.
Кира повела Стеллу к картине, пробиваясь между посетителями.
Стелла была взволнована. Она не могла поверить в то, что происходит с ней. Кира, такая раскрепощённая, внимательная, нежная и ласковая, возбуждала в ней странное чувство. Чувство, похожее на любовь с первого взгляда. И это чувство спрашивало её: «Стелла, что происходит?»
Наконец Кира увидела картину, которую искала, и подвела к ней Стеллу. С картины на Стеллу смотрела Кира. Она стояла в воде по колено. Видно было, что это река: за спиной Киры росли камыши. Она стояла непринуждённо. В левом углу картины была видна белая луна. Цвет луны был таким же, как и обнажённое тело Киры. Рассвет. На заднем плане картины летели какие-то птицы. Кира руками поправляла волосы. Справа, сантиметрах в двух от соска левой груди, виднелась родинка. Картина называлась «Две луны на восходе». Стелла от удивления и неожиданности, она ведь думала о портрете, широко раскрыла глаза и отошла на два шага назад. Посмотрела с большим удивлением на Киру и сказала:
- Это же не портрет!
- Это ню – изображение обнажённого тела. Так сказал Фред.
- Ты не испытываешь чувство стыда, Кира? Смотри, сколько народа на выставке, и большинство, насколько я понимаю, знает тебя.
- Когда Фред писал картину, а он уговаривал меня почти год, первые два дня я ужасно стеснялась. Заливалась краской. Внутри шла борьба. Появлялись голоса, они спорили между собой, но самый громкий из них сумел, так скажем, уговорить мою совесть и затушить мой стыд. Это было нечто… На третий день я уже позировала без всякой внутренней борьбы и голосов. И, разумеется, испытала новую гамму чувств, похожую на букет из диких полевых цветов. Кстати, в студии у Фреда мы находились не одни. Фред пригласил всех своих учеников, а их у него немало. И один, как ни странно, сразу влюбился в меня. Не подумай, Стелла…
- Да кто же не влюбится в тебя, Кира? – улыбаясь, сказала Стелла и продолжила смотреть на картину.
- А после того, когда я испытала эти новые и сильные чувства, сразу написала двадцать новых стихов. Понимаешь, о чём я? Новые чувства – новые стихи, необычные формы, словом, свобода…
- Когда я прочитала их в Интернете на твоём сайте, была несколько шокирована. Они мне напомнили стиль Эдгара. Так вот в чём причина? В воспитании чувств.
- Стелла, ты должна знать: в конце тридцатых годов прошлого столетия, перед Второй мировой войной, в Париже стало модой позировать обнажёнными, да ещё перед людьми, специально приходившими посмотреть на знаменитостей – поэтесс, писательниц… Иначе говоря, всё происходило в творческой среде…
- Но не каждому это было под силу. Да и деньги нужны были. Произведения-то не продавались. Вот они и бедствовали. Я об этом знаю. И ты решила попробовать? Продолжить почин…
- В сущности, да! – ответила Кира.
- Поверь на слово, Кира, я бы так не смогла. У меня просто бы не хватило духу, о котором ты ничего не сказала. Ты удивляешь меня с каждой минутой, будь уверена.
Они пробыли на выставке около двух часов. Стелла ходила по многолюдному залу и смотрела на картины. Кира сидела с Фредом и что-то говорила ему. Фред кивал головой и улыбался.
«Вообще, да. Фред – профессионал. В его картинах есть сюжеты, перспектива, объём, линии, цвет, - размышляла Стелла, глядя на полотна Фреда. - Но… всё же чего-то в них не хватает. Картины Камиллы Белоцерковской производят на человека больше впечатлений. В них глубина, сила… По всей вероятности, Фреду нужно найти главное – свою тему, как когда-то сделала это Камилла, поняв, что ей нужно подняться на новый уровень. И она нашла вдохновение в стихах Эдгара. И всё получилось. Картины растут в цене с каждым годом. Может быть, подсказать или намекнуть Фреду на то, чтобы он попробовал писать картины на сюжеты стихов Киры. А у неё есть образные стихи. Я думаю, получится… Проблема Фреда – отсутствие индивидуальности, - продолжала размышлять Стелла, глядя на картину, на которой художник изобразил двух обнажённых мужчин, сидящих на берегу всё той же реки. Фред лучше художника, которого нашла Дора для оформления интерьера медицинского центра. Двух мнений быть не может!»
- Ты не скучаешь? Извини, я разговаривала с Фредом. Он продал почти все картины. Идёт торг за мою…
- Не продавай! Ни за какие деньги! – посоветовала гостья.
- У меня нет картин в доме. А Фред торгуется с голландцем. Я буду рада, если он её купит и выставит, как он говорит, в своей галерее. И Фреду польза, о нём узнают и, если честно, у него много заказов из Европы. Он работает сутками. Поразительная выносливость и работоспособность! Ну что? Едем ко мне. Отдохнёшь с дороги.
- Согласна. Едем, - ответила гостья, решившая развеяться перед финальной частью своего первого романа.


* * *

В квартире у Киры


КИРА ПРИПАРКОВАЛА МАШИНУ на стоянке у дома. Они зашли в подъезд, вошли в лифт и вышли на седьмом этаже. Кира открыла дверь. Стелла вошла первой. Прошла несколько шагов и остановилась. Поставила сумки на пол и сказала:
- Мне нравится. Ничего лишнего. Даже стены, как ты говорила, не утруждают себя… картинами. Мило!
- Я помогу. Снимай куртку.
Кира взяла сумку и понесла её в комнату для гостей. Стелла, сняв пуховик, проследовала за ней, держа в руке вторую сумку.
- Ставь сюда. Вот комод, можешь вещи разложить по ящикам. Пойдём, я покажу тебе квартиру… Это гостиная комната. Вот эта – моя спальная комната. Твои вещи в комнате для гостей, которых почти не бывает…
Кира опустила глаза, выдержала паузу и продолжила:
- Там кухня, а тут ванная комната и…
- Туалет… Мне нравится, - сказала гостья.
- Хочешь принять душ? Приготовить тебе что-нибудь?
- Нет. У Фреда мы, мне кажется, хорошо… Ты понимаешь меня.
- Итак, это и есть мой дом. А кабинет, в котором я работаю, когда ты примешь душ и мы выпьем по чашке зелёного, если я не ошибаюсь, чая, ибо так написано в резюме на твоём сайте в Интернете, я с большим удовольствием тебе покажу. Вот и всё! Осталось добавить, что сейчас восемь часов вечера. Долго же мы катались по городу.
- Бесподобно! (Стелла чуть было не сказала, «любовь моя».)
- Я пошла в кухню…



* * *


- ОТДОХНУЛА? – СПРОСИЛА хозяйка.
Стелла кивнула головой. Они сидели рядом на диване. Стелла в халате жёлтого цвета, Кира в длинной белой рубашке. Рубашка просвечивала, и снежного цвета тело Киры манило Стеллу, соблазняло, притягивало. И с этим притяжением Стелла еле-еле справлялась.
- Идём, я покажу свой кабинет…
- Святая святых всех писателей и поэтов. Сгораю от нетерпения посмотреть, где ты работаешь и создаёшь свои шедевры, за один из которых ты получила «Национальную премию».
Кира смутилась и после небольшой паузы сказала:
- Я тоже хотела бы увидеть твой кабинет, в котором ты создаёшь свои шедевры, за два из которых ты получила две премии…
- И во что бы то ни стало, ты увидишь, - кивнула головой гостья.
Они рассмеялись. Кира коснулась своей рукой руки Стеллы. Их руки соединились. Глаза смотрели в глаза, сердца наполнялись теплом, похожим на начинающуюся любовь, на завязывающиеся отношения, на близость. Они вошли в кабинет. Кира отошла от Стеллы и спросила:
- Как тебе? Странновато, да?
- Оригинально! Это слово точней и выражает всё, что я вижу. Так и должно быть. Кабинет, по моему убеждению, или комната, названная кабинетом, должна быть маленькой. А вот эти… Я ещё такого не видела.
На столе лежали рукописи, а в центре стола чистые листы, готовые в любой момент быть заполненными словами, текстом… Стол был установлен так, что узкой стороной он касался белой стены, а широкой – голубой. И на нём стояли, как бы точнее выразиться, донести до вас, уважаемый читатель, то «оригинальное», чтобы вы представили себе место, на котором хозяйка дома создавала свои поэтические и прозаические шедевры. Словом, Кира разрезала картонные коробки и боковины от них прислонила к стенам, в которые упирался стол. И к этим картонным квадратам высотой в метр были прикреплены английскими булавками листы, вырезки из газет, журналов, части рассказов, главы. Другие листы, прикреплённые справа, были исписаны вводными словами, вводными предложениями, наречиями, фразами, заметками, трудно запоминающимися словами, именами существительными, именами прилагательными и всем тем, что, без всякого сомнения, помогало ей в работе, в создании произведений. И, конечно же, разгружало память и сокращало время…
Шкаф, телевизор, DVD-плеер, магнитофон и двухспальная кровать дополняли интерьер кабинета. Стоит упомянуть и о шести стоящих друг на друге полках, на которых были аккуратно расставлены книги.
Стелла прошлась по кабинету, посмотрела на книги, на их названия и, кивнув головой, сказала:
- Но я не вижу здесь ноутбука.
- Я не набираю текст на компьютере. Я пишу шариковой ручкой на чистых листах. А после этого набираю текст на компьютере. Мне так легче.
- Но… это же двойная работа! – удивилась Стелла.
- Понимаешь, когда я пишу текст ручкой, я делаю это быстро, и если я что-то забываю или мне нужна информация, я не вхожу в программу, чтобы получить информацию, потому что могу потерять связь между предложениями, и, как следствие, мысль, которую нужно будет ещё постараться вспомнить. Исходя из этого, я просто подчёркиваю слово или предложение, а потом, при наборе текста уже на компьютере, работаю с ними…
- В этом есть логика. Эдгар так писал – вручную…
- Ты права, порой, пока найдёшь информацию, забудешь, что и как хотела написать. И вспоминаешь… И конечно, в текст попадают другие слова… Одобряю. И с вводными предложениями я согласна: они должны быть «под рукой», это сокращает время. Словом, Кира, ты меня приятно удивила. Я свою новую книгу тоже пишу ручкой. Но ты опередила меня. Я хочу оборудовать свой кабинет таким же образом. Ты не против?
- Нет! Я рада, - нежно произнесла Кира. – Я вообще всему рада, что с нами происходит, и… что произойдёт.
От последних слов Киры у Стеллы забилось сердце. В глубине души она хотела, чтобы это «произойдёт», которое Кира так уверенно сказала, на самом деле произошло. Её тянуло к телу Киры: соски, проглядывающие из-под тонкой ткани рубашки, её кожа, упругие груди, красивые глаза, роскошные волосы и сладкие губы, желавшие любви, казалось, говорили Стелле: «Мы готовы! Почему ты тянешь?.. Ты разве не видишь? Не чувствуешь, как мы изголодались по любви? К ним ведь ещё никто не прикасался!..»
- На сколько дней ты прилетела?
- Дня на три-четыре.
- Этого мало…
Стелла смотрела на Киру, Кира смотрела на Стеллу. Воцарилось неловкое молчание. Они думали, но больше Стелла… Их разделяла постель, накрытая розовым покрывалом, на которой лежала одна подушка. И Стелла поняла, что на этой кровати ещё не спали два человека. И эта постель не знает ни человеческих страстей, ни вздохов, ни слов любви…
Кира подошла первой. Она расстегнула свою рубашку и сбросила её. Стелла задышала быстрей и глубже. Кира взяла ладони Стеллы и приставила их к своим грудям. Она смущалась, стеснялась, но… сделала это первой. Она любила Стеллу. Она полюбила её, прочитав её рассказы, в которых было столько желаний, откровений, правды и любви. И она с тех пор, уже два года, думала о ней. И вот сейчас она, её любовь, стоит перед ней в её кабинете… Сколько раз она представляла этот момент в своём воображении. Ждала этой минуты.
Кира медленно опустила ладонь Стеллы ниже своего живота. Стелла почувствовала тепло. Кира развязала пояс и сняла со Стеллы халат, Стелла не сопротивлялась. Желание обнять и поцеловать Киру росло в ней с каждым движением. Страсть говорила: «Чего ты медлишь? Перед тобой ангел…»
Они стояли голые друг перед другом – одна красивее другой, две знаменитых писательницы, чьими работами зачитываются читатели, поклонники и фанаты. Две голых лилии, два белых цветка раскрыли друг другу души – бутоны любви, набухшие бутоны любви, вот-вот…
И Стелла не выдержала. Она обняла Киру и страстно поцеловала. И этот поцелуй был таким нежным и горячим, что у Киры от напряжения слегка закружилась голова. Стелла опустилась на колени и стала целовать живот Киры – нежный живот, как у птенца птицы. Кира закрыла глаза. Она возносилась к небесам. Её руки ласкали волосы Стеллы. Кира села на край постели. Давая понять Стелле, что главное должно произойти здесь, на белых простынях. Она одним движением стащила покрывало и легла вдоль кровати. Стелла стояла и смотрела на красивое тело Киры. Они пока флиртовали, это расслабляло их и сближало (ничто и никто так не сближает людей, как постель).
Стелла легла рядом на бок и стала целовать Киру в шею, в губы, облизывать её соски, гладить её между ног. Кира возбуждалась и начинала издавать стоны – стоны любви, наслаждения, желания и страсти.
- О, Боже, ты прекрасна, Кира!
Кира раздвинула ноги, Стелла наклонилась и стала ласкать её языком. Кира, обхватив руками голову Стеллы, ритмично двигала бёдрами и постанывала. Стелла проникая кончиком языка внутрь… постепенно приводила её в неистовство…
Не станем обсуждать, а тем более, осуждать их действий. Это любовь! А любовь священна. И кто бы, и чтобы там ни говорил из нас о такой любви, мы все будем неправы. Оценить, понять и прочувствовать эти чувства могут только те из нас, в ком вспыхнула любовь к себе подобному, в нашем случае – одной девушки к другой. «Однополая любовь…», - скажут одни. «Лесбиянки чёртовы! Им не хватает мужиков?» - добавят другие. Не осуждайте и не обсуждайте. Любовь – она повсюду и во всей красоте… И нет ничего (мы уже говорили об этом) выше любви. Ни-че-го!
Да, в этой любви есть свои особенности, помимо того, что ей занимаются две девушки, и им это нравится, есть особенности в движениях, в позах и в достижении главного… В этой любви больше задействуются или применяются, или… языки, пальцы, губы, руки. Но больше всего – языки. Поэтому в этой любви нет слов – только вздохи, звуки и стоны. Она без слов и словосочетаний… Она – безмолвна.
(Кто из вас, уважаемый читатель, не видел фильмов, в которых рассказывают и подробно показывают про такую любовь: как всё в ней происходит, развивается, начинается и… заканчивается. Вот и включите своё воображение и память. И вы представите, как всё происходит сейчас в кабинете, на кровати у Киры). Трудно это художественно описать. Кинематографу в этом нет равных.


* * *


ОНИ ГУЛЯЛИ ПО ГОРОДУ, особенно вечерами. Кира была желанной гостьей, куда бы они ни заходили. Её встречали улыбки, поцелуи. Видно было, что она была в этом городе, в творческой среде всеобщей любимицей. Они посещали галереи, студии художников, заходили к местным, ещё не сыскавшим известности писателям и поэтам. Просмотрели в кинотеатре два фильма, в театре – пьесу Шекспира «Леди Макбет». И Стелле нравилось быть вместе с Кирой. Они уже не стеснялись и появлялись всюду в обнимку. Шутили, смеялись, вышагивали по тротуару, словно по подиуму, как известные модели (они и вправду были хороши собой, а шарм, который они перенимали друг у друга, только усиливал красоту и раскованность их движений и ходьбы). И мужчины, видя таких молодых и счастливых девушек, оглядывались. Да и женщины, глядя на них, вспоминали свою молодость.
Они любили друг друга, наслаждались временем, предоставленным им судьбой, и, само собой, хотели, чтобы оно никогда не кончалось…
…Прошло пять дней – в царстве любви и наслаждений.


* * *


СТЕЛЛА И КИРА ЛЕЖАЛИ В постели. Они много гуляли днём и устали. Кира лежала на животе, Стелла, облокотившись на свою руку, лежала рядом с ней и водила пальцами по бёдрам Киры, и она, то и дело говорила, вздыхая:
- Как хорошо! Как я счастлива, моя милая Стелла. Ты внесла в мою чёрно-белую жизнь новые краски, новые мысли, новые чувства. Я благодарна тебе! Тебе не кажется… с точки зрения морали наша любо…
- У каждого поколения своя мораль, - поцеловав Киру в плечо, ответила Стелла. – А к словам – « с точки» и «морали», мы добавим ещё две точки, получится – многоточие. А у любви многоточия стоят в конце каждого предложения. Словом – действие продолжается, - добавила гостья.
- Как точно ты сказала! Я могу вставить это в один из своих рассказов? Ты не против?
- Нет!
- Хочешь?
- Да! Мы будем дополнять друг друга… Ты не против?
- Нет!
- Хочешь?
- Да!
Они обнялись, рассмеялись и прослезились…
Зазвонил телефон Стеллы. Она сказала:
- Надо ответить.
Кира перевернулась на спину, взяла Стеллу за руку и сказала:
- Не хочу тебя терять. Не хочу, чтобы ты уезжала, - словно знала тему разговора и то, что он может разлучить их.
- Надо ответить, - повторила Стелла. – Я никому не звонила с тех пор, как прилетела к тебе.
Стелла соскочила с кровати и голой прошла через всю комнату. Достала из сумочки телефон и ответила:
- Слушаю, мам!
- Ты что, решила остаться там навсегда? Забыла о книге?
- Нет, мам. Но теперь я кое-что переделаю в ней. Мне здесь так хорошо. Кира такая… божественная, нежная, хрупкая… Мы гуляем по ночному городу, она знакомит меня со своими друзьями. Мы вместе обедаем, ужинаем. Вместе…
- Вместе, вместе… Это не то, о чём я подумала? У тебя голос…
- Какой, мам? – спросила дочь.
- Как у влюблённой девчонки. Девчонки, встретившей любовь всей своей жизни, о которой она мечтала бессонными ночами…
- Да, я счастлива. Сейчас я счастлива…
- Звонил Альберт. Я сказала ему, что ты уехала в Калининград в гости к писательнице, а заодно и развеяться. Отдохнуть от работы. А также, что ты близка к завершению книги. Он удивился, что ты не предупредила его. Вы приглашены на банкет по случаю…
- Мне надоели эти банкеты…
- Дослушай. Он беспокоится по поводу книги. Боится, что ты не закончишь её в срок, к восьмому марта, а, следовательно, и…
- Возможно, и не закончу. Ничего страшного. Он звонил мне вчера.
- Ты меня пугаешь. Твоя непредсказуемость…
- Мам, всё будет хорошо.
- Когда ты прилетишь? Ты уже в гостях у Киры неделю. Пора и честь знать.
- Думаю, послезавтра.
Кира вздохнула. Она всё слышала. У них не было секретов друг от друга.
- Вот и хорошо. У меня много работы. Пришёл пациент. Отключаюсь.
Стелла положила телефон в сумочку, подошла к окну и стала смотреть на улицу. Автобусы, маршрутные такси, спешащие люди… Она повернулась, посмотрела на Киру и вернулась в постель.
- Мама обо всём догадывается, - тихо прошептала Кира. – Мамы чувствуют всё сердцем.
- Кира, как ты решилась позировать обнажённой? Повтори ещё раз.
- Это было нечто! Я чуть со стыда не сгорела. Даже дома, позируя перед зеркалом, я стеснялась.
- Я подумала: если пройду через это, стану более смелой…
- Читая твои произведения, не скажешь, что ты стеснительная или застенчивая. Всё так откровенно, подробно, смело и без всяких там намёков.
- Герои моих книг – смелые люди, без комплексов. Это то, чего мне не хватает в жизни. В книгах я смелая, а в жизни…
- Отражение!
- Точно сказано. Можешь себе представить? Ты стоишь голая, а на тебя смотрят десять учеников да ещё Фред. Я столько чувств пережила…
- Я бы точно не смогла, определённо, - сказала Стелла.
- Ты и так смелая и… Мы говорили об этом на выставке.
Стелла приподнялась. Посмотрела на груди Киры и, смеясь, сказала:
- Кира! У тебя родинка рядом с правым соском, а на картине – рядом с левым. Как такое может быть? Или это…
- Что?! (Пауза.) А ведь ты права! О, Боже мой! Позвоню Фреду…
- Фред, это ты?
- Это ты, наша богиня? Как вы провели ночь? Стелла хороша в постели?
- Как ты догадался? – удивилась Кира.
- Достаточно было взглянуть на вас в галерее, и всё… Ты понимаешь? Вы как две влюблённые не отрывали глаз друг от друга. Неделя прошла, герцогиня.
- Фред догадался, - тихо сказала Кира Стелле. – Фред, ты написал мой портрет… но родинку нарисовал, или как там у вас, с левой стороны. А она у меня с правой!
- Да? Эту деталь заметила твоя Сафо? После того, как целовала твоё ангельское тело? Картину дописывал ученик, возможно, он и…
- Так исправь. Не то все будут думать, что…
- Невозможно, ангел наш. Картина продана.
- Кто же купил? – спросила натурщица.
- Городской богач, в частную коллекцию. Я не могу назвать его имени, понимаешь? Он заплатил больше голландца. Половина суммы – твоя.
- Деньги оставь себе, Фред!
- Кстати, он большой поклонник твоей поэзии, - добавил Фред. – Учился вместе с тобой в Академии, и влюблён в тебя до сих пор. Так что, не волнуйся. Сделаю копию для тебя и всё исправлю. Тебе ведь нужна картина?
- Буду рада, - ответила Кира.
Стелла слушала разговор. Кира говорила с художником по громкой связи.
- И кстати, я добавлю несколько деталей в картину.
- Каких?
- После того, что с вами, писательницами, произошло, я нарисую на ветке белого голубя. Он будет напоминать тебе о Стелле. Она красивая и сильная девушка. Это видно. Поражаюсь, вам ещё по двадцать пять лет, а вы уже такие продвинутые, необычные и феноменальные. Отключаюсь.
- Ты всё слышала, любовь моя? – спросила Кира.
- Любовь трудно скрыть. Рано или поздно, поверь мне, о нас будут говорить, как о любовницах и добавлять… - они рассмеялись.
- Вчера звонил Альберт, когда ты принимала ванну. Он тоже встревожен и удивлён не меньше Фреда, - с грустью в голосе сказала Стелла. – А где твои родители? Расскажи, расскажи, - перебирая пальчики Киры, спросила загостившаяся невеста. – Как мне нравится твоя родинка, Кира. Она словно утренняя звезда… Итак, твои родители …
- Развелись. Папа, его зовут Герасим, проживает в данное время в Германии. А мама умерла три года назад. Она похоронена на городском кладбище, здесь, в Калининграде. Был ещё старший брат… Но он утонул в реке. В том месте… Ты видела картину и теперь понимаешь, почему я стою голая в реке… Это то самое место, где Антон утонул, когда ему было два годика. Меня ещё не было в этом мире, когда он… Родители отдыхали с друзьями и упустили его из виду…
- Кира, хорошая моя, извини, я не знала, да и представить себе такое не могла, - обнимая Киру, сказала подруга.
- Я одна. У меня нет ни братьев, ни сестёр. Я в этом мире совсем одна. Только друзья. Я боюсь жить, Стелла. Ночью мне лучше. Страх проходит. Тяжело осознавать, что ты одна на белом свете. Чувство тревоги мешает мне жить. Я прихожу в себя ночью или когда кто-то рядом. Тогда я забываю обо всём. Но ты, Стелла… Рядом с тобой я оживаю, чувствую ритм жизни, становлюсь сильнее. Одна мысль о том, что ты рядом, вселяет в меня уверенность. Стелла, ты – моё лекарство. Есть ещё тётя, но она живёт в Америке. Она присылает мне четыре-пять тысяч долларов в квартал - это большие деньги. Да у меня самой хватает их. Она любит мои рассказы и всегда ждёт выхода новой книги. Поэтому я отдаю её деньги в церковь. Там им рады. Благодарят меня…
- Ещё бы, такие деньги! – удивилась Стелла. Я тоже жертвую, но я…
- Католичка! А я православная! Не стану спрашивать тебя о твоём выборе, судя по всему, были причины, но мы должны помогать людям – те, кто с божью помощью добились в этом мире признания и успеха. Ты уедешь послезавтра… Что я буду делать? Всё вернётся…
- Не вернётся! Я буду звонить. Вспоминай обо мне, о нас. Хорошо? Ну, что ты плачешь?
- Так и буду делать. Обещаю.
Стелла засмеялась. Она хотела прогнать тоску, вернувшуюся к Кире. Кира вытерла слёзы и спросила:
- Чем вызван твой смех, любовь моя?
- Хорошо, что мы - писательницы, а не пигалицы. И у нас нет длинных ногтей – ни своих, ни нарощенных. Иначе бы мы в постели исполосовали ими наши тела – красивые и молодые тела, этими «саблями» в кровь – вдоль и поперёк… тут… и там…
Кира тоже рассмеялась.
- Ты живёшь в городе, в котором жил, творил и учил Эммануил Кант!
- Я хожу по тому же маршруту, которым ходил Кант много лет. Он, как и Бах, Бетховен и Марина Цветаева, много ходил.
- А ты была с парнем? Понимаешь меня?
- Нет! – ответила, смутившись, Кира.
Стелла сидела на кровати и с удивлением смотрела на неё.
- Вот откуда кровь… Я думала, что ты потеряла счёт своим «критическим дням»! Так это у тебя впервые?!
- Впервые. Мне не нравятся мужчины. Я брезглива. Под мышками не бреют, щетина, запах табака, усы… Словом, грубые, невежественные создания с небритой шеей…
- Значит, я лишила тебя девственности? – удивилась Стелла, заодно и улыбнулась.
- Получается, так.
- Поверить не могу! – она обняла Киру. – Это, по всей вероятности, первый случай в мировой практике. Одна девушка лишает девственности другую. Хорошая ты моя, чудо ты моё, - целуя спину Кире, говорила шёпотом Стелла.
- Такое возможно только по любви. Если бы я тебя не полюбила – сначала платонической любовью, а теперь - реальной, ничего бы…
- Ты ангел! Но всё равно идём в ванную комнату и я посмотрю, что там у тебя. Вставай, это необходимо.
Они, взявшись за руки, пошли в ванную комнату. Через двадцать минут они лежали в постели и Кира сказала:
- Мне нравятся Света, Галя, Ася… Они хотят со мной близости, но они такие грубые, шумные и невежественные… Им нужно одно – секс! А мне – любовь. И я почувствовала её в твоих рассказах. Хотела познакомиться с тобой, но когда узнала, что ты – невеста и у тебя есть парень, оставила эту затею. Но когда увидела тебя вживую, ты отвечала на вопросы по НТВ-плюс, во мне… Я хочу одного, Стелла, без которого моё счастье в этом мире невозможно – не просто жить, а любить и быть любимой. И я сейчас близка к этому, как никогда. Ты ведь…
- Кира! Кира! Кира! Почему судьба не свела нас раньше? Возможно, мы много работали, чтобы заявить о себе в полный голос: «Я есть!» Вот и…
- Стелла, я люблю тебя! Ты ведь не бросишь меня?
- Кира, девочка моя! Всё так непросто, запутанно, неопределённо, сложно…
- Если не усложнять… будет проще. Всё гениальное - просто! Ты должна это знать, ты – писательница. Вспомни свой рассказ «Слушайте только сердце». Я буду любить тебя днём и ночью. Я могу купить квартиру в Москве, и она станет нашим домом. Я чувствую: разлука заполняет наши сердца. Всем сердцем, каждой клеткой… Банально, да?
«Господи! Как она на меня влияет… Такое чувство, что я оставляю на произвол судьбы ангела. А за это будет наказание, - думала Стелла. – Нужно сменить разговор».
Она вспомнила о двух листах, которые привезла с собой, чтобы прочитать написанный на них текст Кире и бодрым голосом произнесла:
- Знаешь, Кира, когда я летела к тебе, то есть ещё собиралась, думала о встрече, представляла себе… Я о чём-то таком думала, а теперь это произошло с нами. Меня влекло к тебе. В два часа ночи я решила сделать перерыв в работе и, подойдя к коробке № 1, в которой хранятся ранние главы автобиографической повести Эдгара, произвольно достала из неё листов пять. Легла на диван и стала читать. И то, что я читала, ввело меня…
- В шок! Расскажи, давай! Не томи!
Стелла встала с постели, подошла к сумочке и, достав из неё два листа, вернулась в постель.
- Вот послушай! Я прочитаю тебе вслух. Очень интересно.
«Когда я подошёл к двери, она была приоткрыта. Я подумал, что мать, уходя на работу, забыла закрыть дверь на замок. Я толкнул дверь, она открылась. В прихожей я увидел сапоги Марины и плащ, висящий на вешалке. Я разделся и крикнул: «Марина, где ты?» Никто не ответил. Прошёл в зал, на столе стояла открытая бутылка шампанского и два фужера. Бутылка была почти пуста. Рядом с ней валялись обёртки от конфет. Я удивился! Куда пропала Марина, и что вообще происходит? Вдруг я услышал звуки, доносящиеся из спальной комнаты. Я подошёл к двери и тихо открыл её. То, что я увидел, шокировало меня и удивило. На постели, в которой обычно спят родители, занимались любовью Марина и Света. Они так были увлечены страстью, вспыхнувшей в них, что не заметили меня. Они лизали друг друга, словно ванильное мороженое. Гладили и целовали друг друга. Света лежала на спине, а Марина левой рукой, точнее двумя пальцами левой руки делала то, что обычно делают мужчины, но не пальцами. Света извивалась, стонала, издавала звуки и держала руку Марины своими руками. Судя по тому, что через несколько минут она издала такой крик, - она «приехала». Я знаю, что означает этот крик. Я сидел в углу, как мышка, и улыбался. Потом Марина перевернулась на спину. И Света повторила, как под копирку, всё то, что делала с ней Марина. Марина тяжело задышала и сказала: «Уф!» И это мне знакомо. Последняя нота её «песни»… Света поцеловала соски Марины и вытащила пальцы».
- Стелла, вот это да! У Эдгара жизнь была интересной, насыщенной и волнующей. И представить себе такое не могла. Эдгар…
- Читаю дальше:
«Девчата отдохнули, и первой засмеялась Марина. Тут я кашлянул, они приподнялись и увидели меня. «Эдгар! Как ты?..» - спросила Марина. «Вошёл? – ответил я. – Дверь надо закрывать, милые мои. Ни стыда, ни совести! Но мне понравилось. Особенно ваши длинные языки… Вы ведь это делаете впервые, но… красиво. Вот что значит инстинкты! «Извини», - сказала Света. «И не извиняйся, - ответил я. – Мне понравилось то и как...»
Они встали и без всякого стеснения, так как «приговорили» бутылку шампанского и были навеселе, пошли в обнимку голыми в зал. Я следом за ними. Открыв им вторую бутылку шампанского, ибо и Света, и Марина любили его, я их спросил: «А теперь расскажите, милые мои, как вам это удалось? Любовь с первого взгляда, да?»
Они засмеялись, и Марина ответила: «Я пришла, как всегда, если ты не забыл, Эдгар, в наш день и в наш час. Я прихожу по средам. А Света, как теперь выяснилось, перепутала день. Ты же на нас, родной, график посещений завёл. Мы как-то с тобой говорили об этом в твоей машине, помнишь? Вот мы и встретились. Я сказала Светлане, что ничего особенного, дождёмся Эдгара и, как всегда, он превратит всё в шутку. Он должен скоро приехать. Наверное, испытывал или принимал, насколько я знаю, передние ноги к самолётам…»
Я прервал её и поправил: «Передние шасси к самолётам ИЛ-76 и ИЛ-76М».
«Мы выпили по бокалу за знакомство… уже язык заплетается, и познакомились. Света сказала, что ей нравится моё ретро-платье, которое ты мне подарил, а я, в свою очередь, сказала, что мне нравятся её серёжки, которые, без сомнения, ты ей и подарил. Ну, слово за слово… Комплименты, и я сбросила платье… Я влюбилась в Свету, а она в меня. Она сняла костюм, и мы пошли, целуя друг друга, в спальную комнату, раздевая на ходу наши тела. Потом…» - «Что было потом, я видел. Что вы испытали? И что я должен чувствовать после этого и о чём думать? Вы обе наставили мне рога? Это смешно! Хотели… это ещё смешнее. Расскажите, девчата, о чувствах, которые вы испытали в постели. Они отличаются от тех, которые вы испытываете со мной?» - спросил я.
«Абсолютно, Эдгар, - ответила, выпив бокал воды, Марина. – Совсем другие чувства. Более глубокие, чистые, нежные и неземные…» - «Это так, Эдгар», - подтвердила Света.
«Значит, вам понравилось? И вы по-тихому теперь будете заниматься этим в подворотнях или в отелях? Нет, девочки, это не Запад, вас распнут, будут показывать на вас пальцем, но мне, чёрт возьми, понравилось…»
Кира с большим интересом и вниманием слушала Стеллу. На её лице улыбка сменялась удивлением, удивление – любопытством…
Стелла же продолжала:
«Ты ведь никому не расскажешь, да, Эдгар? Тебе можно доверять. Между нами возникло чувство, и мы не удержались», - сказала, стесняясь произошедшего, Света. «Я же не трепач. Я напишу, пожалуй, стихотворение и назову его «Две голых лилии».
- Так вот как родилось это стихотворение, на сюжет которого Камилла написала такое прекрасное произведение – картину, - удивилась Кира.
- И эта картина – оригинал, висит на стене в моей квартире в Москве, в моей спальне.
- И мы, Стелла, теперь знаем, что одну девушку звали Светой, а другую Мариной. Вот что значит архив, рукописи…
- Света и Марина. А ведь Эдгар так и не сказал, о ком это стихотворение. И не назвал Камилле их имён. Сдержал слово. Можно же было назвать стихотворение «Света и Марина», но нет…

- Читаю продолжение, осталось всего ничего:
«И почему все эти странности происходят именно со мной? Понять не могу». - «Потому что ты – особенный», - ответила Света. «А я особенный?» - «Да, - подтвердила Марина. – Эдгар, может, займёмся этим втроём?» - «Нет! Вы знаете, я не терплю, как её там называют такую любовь, групповуху. Я другой. Но если вы хотите, можете продолжить, а я, тем временем, вздремну». Они переглянулись и ушли в спальню. Когда я проснулся, стол был чистым, посуда вымыта. Кровать аккуратно застелена, а дверь захлопнута на замок. Я улыбнулся, закрыл окно, которое они открыли, без сомнения, для того, чтобы освежить воздух, и на столе нашёл записку следующего содержания:
«Эдгар, ты лучше всех. За это мы тебя и любим. Твоя седьмая сестра Марина.
Пишу, не исправляя ошибок и не обращая внимания на синтаксис».
- Седьмая сестра? Он спал со своими сёстрами? – удивлённо спросила Кира.
- Нет. У него не было сестёр. Я расскажу тебе о них – «сёстрах» позже. Но ты заметила, Кира…
- Разумеется! Готовый рассказ – лаконичный, сюжетная линия выстроена безупречно и захватывает, что тут скажешь?
- И между нами произошло то же, что и между Светой и Мариной. Встречались они тайком от Эдгара или нет, я не нашла в рукописях, не встречала. Он жил на Востоке, а Восток – дело тонкое: другой образ мысли, жизни… Это видно в стихах.
- Он же обещал… Вот и сдержал слово. Ни строки, ни постскриптума, поэтому ты и не нашла…
- А Фред? Он разве не…
- У Фреда есть друг…
- Понятно, - удивилась Стелла.
- Какая она, Глория?
- О-о-о! Тебе она понравится, когда ты прочитаешь роман. Осталась доработать концовку. Я её дописала, но финальная часть мне не нравится. Взяла ноутбук, думала, поработаю у тебя, но… - Кира, ты видела фильм «Сафо» 2008-го года?
- Почти сто лет назад! Нет. Фильм о древнегреческой поэтессе Сафо?
- Не совсем. Фабула такая: на греческий остров Лесбос, на котором жила и творила поэтесса Сафо, создавая свои шедевры, первый из которых - «Поэму о любви» сожгли первые христиане, потому что поэма была написана о любви женщины к женщине. Кстати, от названия острова Лесбос образовалось слово «лесбиянка», что-то в этом роде, приезжает молодая пара из Америки, чтобы провести на нём свой медовый месяц. Они живут на вилле Байрона, которую построил поэт – безрассудный, талантливый гений, любивший мальчиков и свою сестру.
Сафо – так звали молодую жену, - взбалмошная и странная девушка – желает перемен. Внутренних перемен. Она встречает Хелену, дочь археолога. Они с отцом из России и не могут вернуться домой из-за революции. Хелена знакомит её с островом и с произведениями Сафо. Неожиданно она целует её, молодую американку. Та отстраняется и говорит, что это неправильно. Между ними начинается дружба, которая быстро перерастает в любовь, и они становятся лесбиянками. Сафо влюбляется в Хелену по-настоящему. Затем они решают завлечь в свою любовь и мужа Сафо. Он, человек твёрдых моральных устоев, шокирован этим.
(Пауза.)
Знаешь, Кира, я только сейчас поняла, почему Эдгар называл своих девушек сёстрами. Возможно, потому, что у него была женская душа. Он, кстати, так и писал об этом в автобиографической повести. И они его любили особенной любовью – не как парня или охотника, а как родственную душу. Поэтому и прощали ему…
- Я – Сафо, ты – Сафо и Эдгар – тоже Сафо! Оригинально! – сказала Кира. – Расскажи, что было дальше? – нежно проводя по грудям Стеллы, попросила Кира. – О жизни Сафо, поэтессы, я знаю. О Сафо – героине фильма, которая, насколько я поняла, вначале сопротивлялась, а потом влюбилась…
- Она пошла до конца. Она полюбила Хелену всем сердцем и душой. Хелена же полюбила её мужа-художника и сказала Сафо: «Я тебя больше не люблю. Я хочу нормальной жизни – мужа, дом, детей». Сафо была потрясена тем, что Хелена оставляет её после всего, что с ними произошло. И поняв, что Хелена говорит правду, бросается с утёса, с которого, по легенде, бросилась в море Сафо от неразделённой любви в пучину моря. Вот и фильму конец. Романтическая трагедия. Игра актёров безупречна, сценарий потрясающий, пейзажи древней Греции ослепительны, - добавила Стелла. – Советую посмотреть. Создатели фильма – Украина и Америка. Греки тоже помогли. Подбор актёров – безупречен…
Воцарилось молчание. Девушки лежали и смотрели в потолок. Голые, красивые, знаменитые и влюблённые…
- Она пошла до конца, - нарушила молчание Кира, - и не предала своей любви. Стелла, если ты меня оставишь… я… прыгну с седьмого этажа… Моим утёсом будет мой балкон, а бушующим морем – проспект.
Стелла подумала о Кире, об Альберте и о том, что Кира может остаться одна. А она, Стелла, выйдет замуж за Альберта. «Боже мой! Сюжет нашей любви развивается в том же направлении, как и сюжет фильма. Почему Кира так сказала? Что она чувствует?» - спрашивала она себя. И чувство ответственности за Киру начало расти в ней.
- Ах, Кира! О чём ты говоришь, милая моя! Но твоё сравнение так поэтично. Можете же вы, поэты, выразить суть в нескольких словах. И ещё, милый мой ангел, когда я уеду, закрой дверь на балкон. И вообще, забей эту дверь гвоздями и не открывай, пока…
- Что «пока»? Можешь не отвечать, я всё понимаю. Обещаю тебе, обещаю.
Они рассказывали друг другу о своём детстве, об учёбе в университете, о том, как мечтали стать писательницами... Стелла подробно рассказала о своей семье, о сёстрах, о своей жизни, об Альберте, который всё ждёт и ждёт, когда же Стелла ответит наконец ему «да» и станет его женой. О дедушке Якове, о своей травме, после которой её жизнь изменилась, и о многом другом. Кира молча, не перебивая, слушала её рассказ…
Они снова гуляли, наслаждались тёплыми не по-зимнему днями, солнцем (в Москве было минус 20 градусов) и, разумеется, друг другом. А вечером, последним вечером, любили друг друга…
Так наступило «послезавтра» - день отъезда Стеллы.
Стелла ещё раз осмотрела квартиру Киры, в которой она провела незабываемые дни, и они поехали в аэропорт.


* * *

Прощание в аэропорту


- СТЕЛЛА! ЛЕТИ ДОМОЙ, к своей жизни, в своё родовое гнездо, как делают это птицы, но знай: я люблю тебя и буду ждать. Сделай правильный выбор, не ошибись. Тот, который сделает тебя счастливой, если я не могу сделать тебя такой. Я не принуждаю тебя ни к чему.
Кира расплакалась. Она была подавлена. После десяти дней абсолютного счастья мысль о том, что она теряет любовь своей жизни, а вместе с ней и надежду на счастье, которую она так долго ждала бессонными ночами в холодной постели, в полном одиночестве, опустошала её, покрывая её сердце печалью, чувством, которое она испытала, несмотря на свои годы, сполна.
- Душа моя, я не знаю, что нас ждёт впереди. Не могу предугадать то, что произойдёт в Москве с моей жизнью, но…
Стелла тоже расплакалась (всё же чувствительные эти натуры – творческие люди). Она не сказала тех слов, которых так ждала Кира. Они стояли, обняв друг друга, у того самого газетного киоска и, слившись в поцелуе, не хотели его прекращать.
Молодые парни, проходившие мимо, с улыбкой посмотрели на них, и один сказал: «Лесбиянки! Ставлю сто баксов!» - «Сёстры, - сказал другой. – Принимаю». Первый подошёл к ним и спросил: «Девчата, вы сёстры или у вас любовь?» - «Отвяжись!» - ответила Стелла. «Гони сто баксов, умник!» - «Я вычту их из твоего долга, игрок!» - ответил высокий.
- До свидания, любовь моя, - вытирая платком глаза, сказала Кира.
Стелла ничего не ответила – ни прощай, ни до свидания, ни до встречи. Её сковало чувство, чувство того, что она сейчас теряет, возможно, самое главное, самое ценное в своей жизни – Киру. И теряет её навсегда. Ком, большой ком сдавил ей горло, и она не могла сказать в ответ ни слова.
Стелла взяла сумки, ещё раз посмотрела на Киру и пошла на регистрацию. Кира смотрела на неё. Стелла показала билет, контролёр оторвал талончик и сказал: «Можете проходить».
Пройдя контроль, она взяла сумки и со слезами на глазах, и с комом в горле, который не дал ей сказать слова – слова, которые ждала Кира, пошла на посадку, как вдруг услышала: «Я люблю, люблю тебя. Я буду ждать тебя всю жизнь…»
Стелла остановилась, закрыла глаза, сделала глубокий вздох и пошла дальше.
Кира простояла на месте ещё минут десять в надежде, что Стелла вот-вот покажется снова, подойдёт к ней, обнимет и скажет: «Я не могу без тебя!» И они поедут либо к Фреду в студию, либо в ресторан… Стелла не вернулась, и Кира поехала домой.
Когда Стелла шла по коридору, зазвонил телефон. Она достала его из сумочки и ответила:
- Слушаю, мам. Я хотела позвонить, но...
- Перехотела? Стелла, когда ты вылетаешь? – спросила мать.
- Через полчаса, - тихо ответила дочь.
- У тебя странный голос. Ты плачешь? Что случилось, девочка моя?
Стелла промолчала. Мать слышала, как она всхлипывала, глотая слёзы. И мать сказала:
- Боже мой, Стелла, неужели случилось то, чего я так боялась?
- Мам, дома поговорим, хорошо? Я сейчас не в состоянии…
- Конечно. Ты куда поедешь, когда прилетишь? К себе или к нам? У нас гости. Августа приготовила вкусные блюда. Приезжай, доченька. Я не стану задавать тебе никаких вопросов. Обещаю тебе. Это твоя жизнь. И я надеюсь, ты сделаешь правильный выбор, который подскажет тебе только твоё сердце. Я люблю тебя.
- Я тоже, мам. До встречи.
Весь полёт Стелла смотрела в иллюминатор на облака, на реки, озёра… и, как она любила говорить, «само собой разумеется», думала о Кире. Стелла вытерла слёзы и вспомнила стихотворение Эдгара «Разлука»:

Доедаю кусочек хлеба
За два дня уже зачерствел.
В красной пепельнице окурок
Твоих любимых сигарет.
В недопитой бутылке вода,
Горячеключевская – без газа,
Я запью этот чёрствый хлеб,
В ней осталось ещё полстакана.
А затем докурю твой окурок,
Это всё, что оставила ты.
И совсем уж завяли на кресле
Полевые цветы без воды.
Но в душе осел чёрный осадок
От того, что сказала ты мне:
- Вы, поэты, - придурки и психи,
В доме нет ни еды, ни воды,
И вселенский тупой беспорядок
Во всех комнатах вечно царит.
А вы строчите, пишите в муках
Сотворяя поэмы, стихи: «Все
шедевры рождаются в муках!» -
Орёте от злости вы.
Все хотите великими стать
И весь мир изменить писаниной!
Ну, а в доме хозяйкой – разлука,
Всё вокруг прибрала уж к рукам.
Вот и вещи мои затолкала
В мой коричневый чемодан…
Это значит, чтоб я убиралась,
Хоть мне некуда и идти,
Но она на своём настояла:
«Забирай всё шмотьё, уходи!»
- Оставайтесь, вы победили:
С меня хватит этой войны!
Чтоб ты сдохла, слепая разлука!
Оставайся с поэзией, ты…
Вот такую записку нашёл я
Во вселенском своём бардаке.
И как хочется всю писанину
Мне поджарить в лесу на костре.
Трое суток звоню всем подругам,..
В голове марафет навожу!..
Ну, а в доме хозяйка – разлука…
Придушил бы её! – не могу!


* * *

В православной церкви


НА ВТОРОЙ ДЕНЬ ПОСЛЕ отъезда Стеллы в Москву Кира поехала в православную церковь исповедоваться. Она припарковала машину возле церкви, повязала на голову платок, перекрестилась и вошла в церковь.
Служба только закончилась, и верующие люди стали расходиться по домам. Был воскресный зимний день. Увидев отца Серафима, которому на вид можно было дать лет шестьдесят-шестьдесят пять, она подошла к нему и поздоровалась:
- Здравствуйте, отец Серафим!
- Кира, рад тебя видеть. Как твои мирские дела? Как пишется? Скоро выйдет твоя новая книга?
- Надеюсь, отец Серафим.
- Ты помолиться или как?.. Пожертвование принесла?.. Месяца ещё не прошло, как ты передала мне деньги. Мы благодарны тебе за это. Господь отблагодарит тебя за помощь церкви. На эти деньги мы кормим бедных и бездомных обедами, покупаем им одежду. Закупаем строительный материал. Если ты видела, мы делаем пристройку. Людей нынче всё прибавляется и прибавляется. Слава Господу!
- Нет, отец Серафим. Я пришла к вам на исповедь.
- Ты? Поверь мне, а кто знает лучше своих прихожан, чем мы – священнослужители, кому-кому, а тебе меньше всех это надо. Ты хорошая. Вы, творческие люди, на виду у горожан. И мы знаем о вас, если не всё, то… Надеюсь, ты понимаешь, о чём я? Жизнь творческих людей, как бы это сказать, полна соблазнов. И что греха таить, порой они грешат. Я ведь прежде, чем стать священником, был журналистом и, поверь мне, жизнь богемы знаю. Значит, ты пришла на исповедь? Хорошо! Иди следом за мной.
Отец Серафим шёл впереди, Кира за ним. Он дошёл до двери, чёрной двери, и, открыв её, предложил ей войти. Кира зашла в комнату, мебель которой составляли стол и два стула. Отец Серафим указал ей на один из стульев и сказал:
- Садись, Кира.
Кира села, положив сумочку на стол. Напротив сел отец Серафим. Пауза затянулась, и он спросил:
- О чём ты хотела исповедоваться, Кира? В чём исповедоваться? Неужели ты согрешила?
Кира взглядом осмотрела комнату, опустила глаза и сказала:
- Отец Серафим, я видела в кино, как исповедуются верующие в католических церквях. Там… такая завешанная занавесками кабина, в которой сидит священник, а за перегородкой сидит на стуле… Вы понимаете? Обряд таинства называется…
- Да, у католиков это происходит так. Но у нас, православных, всё открыто. И мы видим лицо человека, пришедшего на исповедь. Его глаза, черты лица…
- Вы хотите сказать, что по глазам можно определить, правду говорит человек или нет?
- Точно, Кира. Но…
- А если я стесняюсь смотреть вам в глаза, это меня смущает…
- Господи, Кира! Да что ты могла сделать такого, что… Хорошо, ты говори, а я буду тихо ходить по комнате, чтобы не смущать тебя. Согласна?
Священник встал и стал тихо и медленно, держа крест в руках, ходить по комнате. После небольшой паузы Кира, собравшись с духом, сказала:
- Отец Серафим… я… полюбила!
- Рад за тебя, Кира! А я уж было начал думать о… Бог знает о чём. Поздравляю! Любовь нам дана свыше. Она священна. Бог наш всемилостивый награждает нас любовью за нашу праведную жизнь. Поздравляю тебя! Это, безусловно, знак внимания к тебе нашего Господа!
Отец Серафим, обрадованный тем, что Кира наконец-то нашла спутника жизни, стал читать ей отрывок из Первого послания святого апостола Павла, главу тринадцатую. Он читал наизусть и медленно:
«Если имею дар пророчества и знаю все тайны, и имею всякое познание и всю веру так, что могу и горы переставлять, а не имею любви – то я ничто.
И если я раздам всё имение моё и отдам тело моё на сожжение, а любви не имею – нет мне в том никакой пользы.
Любовь долго терпит, милосердствует, любовь не завидует, любовь не превозносится, не гордится…»
Отец Серафим прочитал всю тринадцатую главу о любви и остановился.
Кира слушала внимательно. Отец Серафим добавил:
- Какая сила в словах! Сколько в них правды!
- Отец Серафим, я полюбила девушку. Девушку своих лет. Я так сильно люблю её, что… Она уехала два дня назад, и я потеряла покой и сон. Что мне делать? И если вы так хорошо и с большим усердием прочитали о том, что нет выше любви на земле ничего, я могу думать, что не совершила греха!
Наступила пауза. Отец Серафим, шокированный таким признанием, не знал, что ответить. Он ходил по комнате и думал. Через пять минут он спросил Киру:
- Ты полюбила девушку? И вы с ней уже…
- Да, святой отец. Это произошло.
- А что она?
- Мне кажется… что она меня тоже полюбила.
- Вот задачу ты мне задала. Извини, что я на «ты», Кира. Ты для нас как дочь. И душа твоя одинока и чиста, но…
- Ничего, это ничего. Так грех это или нет? – спросила Кира.
Святой отец вздохнул и сел напротив Киры. Он смотрел на неё и не мог найти нужных слов. Через минуту он ответил:
- Кира, то, что вы сделали… хоть и нет об этом в писании… но церковью признаётся как непристойность и осуждается православными людьми. Да ты и сама знаешь об этом, дитя моё. Хм! В моей практике этот случай первый.
- Но вы так хорошо говорили о любви: «…а если любви не имею – нет мне в том пользы…» - процитировала слова из Библии Кира. – Я полюбила. Полюбила впервые. И какая разница – мужчина это или женщина? Это – любовь! И я нахожусь в её власти. Я испытываю настоящее чувство любви, неподдельное. Нам так хорошо вместе…
- Кира, ты сама знаешь, как называется ваша любовь. И твой друг Фред, художник, он тоже знает, как называется его любовь к другу…
- Вы знаете об этом?
- К сожалению, да. Вы – творческие люди, у всех на виду. Что тебе сказать, что ответить? Если в сердце твоём родилась любовь…
- А она «никогда не перестаёт», - перебила Кира.
- Это… это… хорошо. Но… есть же в нашем городе молодые ребята, уверен, которые хотят познакомиться с тобой, создать семью. Господь сказал: главное – семья.
- Мы о любви, отец Серафим. Так грех это или… просто непристойное…
- Ох, Кира! Как дать тебе прямой ответ? Что сказать, как сказать, чтоб не обидеть тебя? И должно же было такое случиться с тобой!
- «Должно же было» - звучит осуждающе.
- Кира. Любить и быть любимой, без всякого сомнения, хорошо. Но… Как много «но» в нашем разговоре… Не могу назвать тебя грешницей, ибо знаю твою чистую душу. И не могу одобрить… Поступим так, дитя моё. Может, это не любовь, а только кажется… поэтому пусть пройдёт какое-то время, и, возможно, всё решится само собой.
- В других странах разрешают даже вступать в брак таким, как мы…
- Господи, Кира! Господи, прости! – перекрестился священник. – У католиков такая любовь… Словом, в некоторых странах разрешают. Но не во всех. Сделаем, как я говорю. Возможно, что девушка, которую ты полюбила, не заслуживает твоей любви. Пройдёт время, и она выйдет замуж.
- Кто же она такая? – поинтересовался отец Серафим.
- Я полюбила Стеллу Демидову!
- Писательницу? Известную писательницу? – удивился священник. – Насколько я знаю…
- У неё есть парень. Он её любит и она его невеста! – пояснила Кира.
- Господи, помилуй! Две писательницы! Начинаю уже думать, что…
- На это – воля Божья?
- Я так не сказал, - вытирая платком пот со лба, поправил Киру священник. – Ох, и задала ты мне задачу! Как вас угораздило?..
- Простите, святой отец. Но я полюбила и…
- Ты и впрямь – особенная. Если честно, в нашем городе есть, скажем так, такая любовь. Да и в других городах. Но это грех! Они встречаются. Летают в Москву в специальные бары или ещё куда… Но чтобы прийти с исповедью к священнику… Ты, наверное, одна такая на всём белом свете. Я одобряю твоё решение и не сомневаюсь, что вера подскажет тебе, что делать. Только верующий человек способен на такое откровение. Встретимся через месяц. Укрепляй веру, Кира…


* * *

Москва, собор Непорочного Зачатия Пресвятой Девы Марии


В ЭТОТ ЖЕ ДЕНЬ и в то же время Стелла решила сходить на исповедь в католический собор в Москве к своему духовному отцу Георгию. Она зашла в собор, перекрестилась и направилась к кабинке, у которой всегда, когда, конечно же, было время, исповедовалась. Присев на стул, Стелла поздоровалась.
Священник, услышав знакомый голос, ответил:
- Стелла, рад, что ты пришла. Как поживаешь? Что сейчас пишешь? Давно тебя не было.
- Я живу большую часть года на Кубани. Мне там пишется хорошо. А пишу я романтическую трагедию. Приближаюсь к завершению.
- Романтическую трагедию?! Стелла, в мире так много трагедий… Написала бы что-нибудь светлое. И мы бы порадовались. Не буду тебя наставлять в этом деле. Для вас, творческих людей, главное – свобода творчества! Слушаю тебя, дочь моя!
- Святой отец, я полюбила. Я, кажется, влюбилась!
- Отлично! Давно пора. И хоть Альберт – иудей, но парень хороший. И, насколько я понял на твоих исповедях, любит тебя и дважды предлагал тебе стать его женой. Одобряю! Любовь! Что может быть сильнее! Когда свадьба? Старина Яков, храни его Бог, сдался наконец…
- Святой отец (пауза), я полюбила девушку… и мы с ней…
Возникла длительная пауза. Наконец Стелла спросила:
- Святой отец, вы там?
Она услышала глубокий вздох, следом за которым последовал ответ:
- Я думаю, Стелла. Я в замешательстве. Ты… наша любимица и… полюбила девушку? Поверить не могу. Ты действительно её любишь? Или думаешь, что любишь? Если думаешь… Надо положиться на время. А что же с Альбертом? Как с его чувствами? И кто же она такая?
- Она живёт в Калининграде, там это и произошло между нами. Но я туда поехала с определёнными…
- Чувствами? Ещё не созревшими? Ах, Стелла, Стелла. Что скажут твои читатели, когда узнают?
- Её зовут Кира Альтова…
- Писательница? Известная писательница? Я читал её рассказы. И один – о верующем человеке – мне понравился. В нём она точно описала чувства верующих людей и о «непротивлении злу насилием». Хороший рассказ. Господи, Стелла! Господи, помилуй, - священник перекрестился в кабинке. – Как вас угораздило? Две известные писательницы: одна – православная, другая – католичка.
- Так это грех или нет? – спросила прихожанка.
- Католическая церковь относится к такой любви терпимо: «Любовь не радуется неправде, а сорадуется истине; всё покрывает, всему верит…» Ты сама знаешь об этом, что я тебе цитирую… вся тринадцатая глава есть в одном из твоих рассказов. Твоим знаниям Священного писания позавидует любой католик. Вы хотите венчаться? Вам нужно будет уехать. Россия – православная и…
- Я знаю. Но мы об этом ещё не думали. Всё только началось, и, возможно, я…
- Всему начало. Ты сделала первый шаг? И…
- Признаюсь святой отец. Мой поступок будет рассматриваться церковью как измена в отношении Альберта?
- А вы уже…
- Вынуждена признать, святой отец, да.
- О! Я думаю, если вы ещё не муж и жена, то грехом это не назовёшь. Скорее…
- Временным помешательством… - улыбнулась Стелла.
- Ах, Стелла! Трудно с вами – богемными… Порой вы оказываетесь в таких дебрях, словно сатана искушает вас. Такая любовь на земле не новость. Но то, что ты пришла и исповедуешься – большой тебе плюс. Думаешь, среди прихожан нет такой любви? Я же вижу, кто с кем приходит. Кто на кого смотрит с вожделением. А ведь до исповеди у них дело не доходит. А ты… Только верующий человек способен на такое откровение. Иди с Богом, Стелла. Встретимся через месяц. А пока пусть время сделает свой ход. Ничего в своей жизни пока не меняй. Через месяц придёшь и расскажешь о своих чувствах. Если не придёшь, я буду думать, что ты встала на правильный путь и любовь к Альберту победила. Я с тобой разговариваю разговорной речью. Извини.
- Всего хорошего, святой отец, - одевая чёрные очки, попрощалась с озадаченным священником Стелла.
- Храни тебя Бог! Буду молиться за тебя и за Альберта.
- Хорошо, святой отец. До встречи.
- Такое в моей практике впервые. Стелла, задержись. Ты знаешь наверняка и видела, возможно, по телевизору, как мамы соблазняют своих пятнадцатилетних сыновей, а отцы четырнадцатилетних дочерей. Вот это – грех! Теперь ступай с Богом.
Стелла вышла из собора и поняла, что ничего не поняла, кроме одного: греха в этом нет. А может, она поняла неправильно. Пойми их – эти любовные… «неисповедимы». Им судья, помощник или враг – только время. И оно начало отсчитывать свои минуты – минуты неопределённости, разлуки, желаний и… и… и…


* * *


УТРО. РОДИТЕЛИ СТЕЛЛЫ, Дарьи и Киры сидели за столом в кухне и завтракали. Выпив какао, свой любимый напиток, Анатолий Максимович взял газету «Московские новости» и, прочитав несколько статей, спросил супругу:
- Марина, где вчера была Стелла? Куда она ходила?
- На исповедь, - ответила жена.
- На исповедь? Тебе не кажется, что после приезда из Калининграда наша католичка стала…
- Больше молчать? Я это заметила. Возможно, есть причины…
- Что с ней происходит? Трагически выглядит. Она там, часом, не влюбилась в кого-нибудь? Ты бы поговорила с ней как мать, как женщина. Она уже взрослая, несмотря на то, что ей ещё нет двадцати пяти лет. Узнай, что…
- Творится в её душе? Вечером собираюсь поговорить с ней по душам, - ответила супруга.
Марина Владимировна, конечно же, чувствовала перемены в душе Стеллы и понимала их природу.
- Поверишь, - продолжал супруг, - мне неловко смотреть в глаза Альберту. Не стыдно пока ещё. Когда мы встречаемся с ним в мэрии у премьер-министра, я словно чувствую какую-то вину перед ним. И всё из-за Стеллы. Она ведь из него верёвки вьёт!
- Ничего не скажешь. Ты прав. Время, обстоятельства меняют нас.
- Снова перенесла дату, которую Альберт так ждал на Старый новый год. Говорит, из-за книги, а сама развлекается в Калининграде. Что с ней там произошло?
- Мне тоже жаль Альберта. Три раза делал ей предложение, но она… Такова наша дочь, Анатолий, - свободная и непредсказуемая.
- Непредсказуемая! Как они будут жить вместе, если она всё время живёт в Горячем Ключе, а он в Москве?..
- Будем надеяться, что всё наладится, утрясётся.
- Это же надо столько писать! У неё, как говорят, «шарики за ролики не заходят»?
- Сама удивляюсь. Но Кира Альтова тоже много пишет. И весьма плодотворно. Результат налицо…
- Кто она, Кира Альтова?
- Как и Стелла, известная писательница. Она ездила к ней в Калининград.
- Вот как? Я снова что-то пропустил?
- Не бери в голову, дорогой. Я разберусь. Это – моя территория.
- У Альберта много работы, а тут… ещё наша дочь со своими капризами. Они начали строить медицинский центр…
- Он мне говорил. Где-то в Средней Азии.
- В Узбекистане… Где-то там… Поговори с ней, Марина. Если она ходила на исповедь, значит, жди какого-нибудь фокуса, или сюрприза.
- Вечером поговорю. Уже забыл? О работе думаешь?
- И мне доложишь! – твёрдо сказал муж.
- Это приказ? Слушаюсь, товарищ адмирал!
Оба рассмеялись. Муж поцеловал супругу и сказал:
- Мне пора. Водитель уже сигналит. Сегодня много дел.
Анатолий Максимович уехал на работу. Марина Владимировна сидела за столом и пила кофе. Она думала: «С чего начать разговор со Стеллой? Она опять будет спать до вечера. Когда не пишет – спит», - усмехнулась мать.


* * *

Разговор матери с дочерью


НАСТУПИЛ ВЕЧЕР. МАРИНА Владимировна думала о нём весь день. «С каких слов начать разговор? Как его выстроить?» - гадала она, поднимаясь на второй этаж. Она подошла к двери комнаты Стеллы и остановилась. Прислушалась. Тишина. «Может, спит? Прийти попозже? Нет, необходимо поговорить. Сейчас это важно. Стелла приехала из Калининграда другой, это сразу видно. И чем раньше я узнаю, что, на самом деле, там произошло, тем лучше будет для нас всех».
Она постучала в дверь. Стелла ответила:
- Войдите!
Мать вошла в комнату и закрыла за собой дверь. Подошла к окну, посмотрела на пролетающие мимо окна снежинки и спросила:
- Хорошо выспалась?
- Ох! Давно так не высыпалась. Уже вечер?
- Да. Снег идёт. На улице минус двадцать пять. Холодно.
- Когда я улетала в Калининград, Горячий Ключ и, конечно же, посёлок Октябрьский засыпало снегом. Пришлось пробиваться…
- Я смотрела прогноз погоды в Интернете. Сегодня в районе Горячего Ключа плюс пятнадцать.
- Отлично! Там и отогреюсь. Всё-таки странная погода на Кубани: то минус пятнадцать, а через неделю уже плюс пятнадцать. Я думаю, ты хочешь о чём-то поговорить со мной? А может, не надо… Сама разберусь.
- Нет, Стелла! И не раздражайся так. Но прежде, чем мы его… или я начну, хочу рассказать тебе кое-что. Вдруг тебе понадобится… для работы, для книги.
- Я слушаю, - вставая с постели и одевая на себя тёплый халат, сказала дочь.
- Ко мне на приём приходит грек – Сократ Апокулус…
- Сократ? Не иначе как в нём поселилась душа или воплотилась того – настоящего Сократа.
- Можно без сарказма? Дослушай. У него проблемы в семье, и связаны они с тем, что он пьёт. Лечиться не хочет. Считает это позором… Так вот, он в настоящее время живёт в Москве, у него в нашем городе бизнес. Родом он с острова Лесбос, там проживают его семья и родственники. Он коллекционер картин.
- Лесбос! Воистину, это не мир тесен, а уже Вселенная! – вспомнив о Кире, о Сафо и обо всём происходившем в далёком прошлом на острове, сказала дочь.
- Ты о чём? – спросила мать.
- Желаешь, чтобы я рассказала?.. Обо всём?
- Расскажешь потом, выслушай. Мы разговорились, и он сказал: «Мы, греки, гордимся тем, что создали современную цивилизацию и, кажется, затерялись в прошлом…»
- И мне так кажется, - усмехнулась Стелла. – Если его слова подвергнуть психоанализу, то это так. И я уверена, что те древние греки, создавшие столько всего, начиная от философии, медицины, поэзии, математики,.. израсходовали весь генофонд нации. Если грек говорит «да», значит, это – «нет»! И наоборот. Само собой разумеется, приходят на память слова Байрона: «Все лгут на свете – без надобности греки».
- И это тоже он сказал. Слушай дальше. У него на острове выставочная галерея. После того, как я закончила сеанс… он встал и воскликнул что-то по-гречески. Подошёл к картинам, точнее, к фотографиям с картин Камиллы Белоцерковской, которыми ты наполнила мой кабинет, и сказал по-русски: «Камилла! У меня есть две её картины – «Моё чёрное "Я"» и «Бухта Инал». Он спросил у меня: «Где находятся оригиналы?» Я ответила, что большая часть - в частных коллекциях. А картина «Две голых лилии» - у моей дочери, и она, конечно, не продаст её ни за какие деньги. Он сказал: «Портрет её любимого Эдгара мечтает заполучить в свою коллекцию любой коллекционер. Но никто не знает, где он. В Интернете портрет есть, - продолжил он, - а где сама картина, никто не знает». Я ему сказала, что портрет висит на стене в одной из квартир в городе Горячий Ключ… «Как его купить?» - спросил он. Я ему объяснила, и он ушёл.
- И в чём же «мораль сей басни такова»? – спросила дочь, присаживаясь рядом с матерью для серьёзного разговора, по поводу которого и находилась мать в комнате дочери.
- Думала, тебе это неинтересно… или хотела начать с этого разговор.
- Во-первых, картины, которые он купил, наверняка подделки. Никакой картины «Бухта Инал» Камилла не писала. Во-вторых, если мне не изменяет память, то у грека восьмая картина «Моё чёрное Я», а их всего три… По-моему, три. Во всяком случае, не восемь. У меня архив, мамуля, ты забыла? Ты ему не говори об этом. Пусть наслаждается живописью. Что касаемо портрета, я написала письмо матери Андрея, Борис Юрьевич позвонил мне как-то вечером и сообщил её адрес в Америке. Но забыла отправить. Вернусь в посёлок и сразу отправлю. В письме я ей сообщаю, что дописываю книгу о Глории и Андрее, и хочу, если это возможно, купить у неё портрет её отца и поставить дом на сигнализацию…
- Ты говорила об этом. Ей, вероятно, сейчас за восемьдесят… Поговорим о тебе и…
- Итак, - задала тон разговору Стелла.
- Хорошо. Что между вами – тобой и Кирой? Что произошло и произошло ли вообще что-то?
Стелла промолчала.
- Сделаем так… Я буду говорить, и если то, о чём я буду говорить, окажется правдой, ты будешь молчать. Если нет, останови меня. Поговорим как взрослые люди, и только о правде. Мне нужно знать правду и больше ничего. Это важно для нас всех: для меня и отца, для Дарьи и Киры, которые ни о чём таком даже и не догадываются. Потому, что одна ещё маленькая, а другая… и представить не может себе, что… Я начинаю! Вы с Кирой переспали? (Пауза.) Пойдём дальше. Вы полюбили друг друга, и этим объясняется твоё долгое отсутствие? (Пауза.) Безусловно, ты не знаешь, что теперь делать. И тебе предстоит нелёгкий выбор? (Пауза.) Теперь ты больше думаешь о Кире, чем об Альберте? (Пауза.) Ты в своём уме? – повысила голос мать, обычно не позволяя себе разговаривать со Стеллой в таком тоне.
- В своём… не в своём… Я испытала с Кирой… новые чувства. Намного глубже тех, которые я испытываю с Альбертом. И мне кажется…
- Что скажет Альберт, если всё узнает? Ты подумала про это?
Мать встала и начала ходить по комнате.
- Как же мы, творческие люди, напишем потрясающие произведения для читателей, не испытав новые чувства, эмоции, страсть? Как мы сделаем это? Нам нужны перемены в жизни. Мы – первопроходцы… первооткрыватели новых чувств. И читатель, читая книгу, почувствует нечто новое. Желаю, чтобы люди, прочитав «Глорию» и отдавая книгу подруге или другу, говорили так: «Прочти! Жаль, что я её прочитала и не смогу больше испытать эти чувства так, как в первый раз!»
- Так это всё лишь для того, чтобы испытать… Провести эксперимент – и всё?
- Мам, я тоже так думала, но.. Мы полюбили друг друга. Особенно она…
- «Из двух влюблённых один любит больше…» - процитировала мать слова Камиллы-художницы. Дочь вздрогнула и промолчала.
Воцарилась пятиминутная пауза. Мать и дочь «переваривали» разговор.
Стелла первая нарушила молчание:
- Мам, с Кирой всё по-другому. Она – ангел! Сказала мне, что влюбилась в меня, как только прочитала мои книги и увидела моё фото. Но не решалась позвонить… Долго не решалась.
- Позвонила ты, как только увидела её фото. Инициатива исходила от тебя, Стелла, мальчик в брюках… Стелла, это грех и измена! У меня…
- Мам, я же не с парнем… Всё так быстро произошло, словно это была не я, а та девчонка из моего детства… Нас накрыло волной. Да такой большой!
- Ты любишь Альберта? Скажи правду.
- Нельзя, пойми, вот так, в лоб, задавать вопросы о любви. Не знаю. Возможно…
- Не знаю? Ты дала ему слово! И если ваши отношения станут известны, а в Калининграде, я уверена, в творческой среде, они уже идут: «Вот это да! Две известные писательницы стали лесбиянками!» - громко сказала обеспокоенная судьбой дочери мать.
- Полюбили друг друга. В творческой среде так не выражёвываются.
- Не «выражёвываются»! Что скажут твои читатели? Её читатели? Ты потеряешь половину своих почитателей! Ты думала об этом? Россия – православная страна, и то, что вы сделали, - грех! Но ты-то – католичка! У вас всё иначе. В некоторых странах разрешены даже однополые браки… А Кира? Она ведь верующая, и к тому же – православная. Что скажут в церкви ей? – возмущалась мать. – Как вас угораздило?!
- Что поделаешь, мам? Я, возможно, так и не узнала бы, что такое любовь! Если бы не Кира. С ней я испытала это чувство сполна. Её тело, шея, волосы, глаза…
- Ты расскажи мне ещё про то, как вы занимались любовью… - с сарказмом сказала мать.
Стелла не сказала матери, что лишила Киру девственности. Она не стала этого делать. Видя мать впервые в таком состоянии, она решила слегка смягчить разговор:
- Мам…
- А с Альбертом ты не испытывала?..
- Альберт – хороший человек, мам. Он любит меня и хочет, чтобы я стала его женой, и…
- Что ты об одном и том же заладила! Ты любишь Альберта? – повысила голос мать, всё больше раздражаясь.
- Что ты, мам, об одном и том же… Я не уверена…
- Не уверена? И думать забудь об этом. Подумай, что люди скажут…
- Неважно, что говорят люди. Важно, что они не говорят!
- Прекрати! Ты понимаешь, о чём я. Прекрасно понимаешь. Отец – известный в Москве человек. Мать… Сестра – лучший педагог. Кира… Жених тоже…
– Известный в стране человек! Я всё понимаю.
- Послушай, как мы будем смотреть Альберту в глаза? Что подумают на работе у отца? Что будут думать студенты, слушая лекции Дарьи и зная, что её знаменитая сестра любит, заглянем в будущее, и живёт в Калининграде или в посёлке Октябрьском со своей любовницей…
- Что да как! Мам, я поступлю правильно. Не сомневайся. Я сделаю выбор. Я дам ответ Альберту восьмого числа. Если…
(Вот это слово «если», вернее, простой союз, он такое… влияние оказывает на судьбы людей, порой круто меняя их жизнь. И это слово-союз мать не услышала, или не придала ему значения…)
- Это правильно, Стелла. Ты всегда знала, где нужно поставить точку, а не многоточие. Одобряю! Даже отец спросил меня: «Стелла странная стала, не похожая на себя. Она в Калининграде, часом, не влюбилась?»
- Ради благополучия нашей семьи – Демидовых, я поступлю так, как ты говоришь – «Правильно».
- Вот и славненько, доченька, - обнимая Стеллу, обрадовалась мать. – От имени всех членов нашей семьи, которые ни о чём не догадываются, выражаю тебе признательность.
- Признательность? Мне нужно лететь в Октябрьский и дописывать книгу. Не ровен час, я и к восьмому марта не успею.
- Лети, доченька, лети. За работой всё забудешь. Когда улетаешь? – обрадовалась мать.
- Сразу же после католического Рождества.
- Отпразднуешь его со своими подругами-католичками? В ресторане?
- Да. У нас традиция…
Мать встала и направилась к двери, но, открыв дверь, остановилась, посмотрела на дочь серьёзным взглядом, в котором улавливались нотки вины – вины, возможно, за то (её вины – матери), что она, обычно всегда и во всём поддерживающая поступки и дела Стеллы, на этот раз не поддержала её и, поняв это, сказала:
- Стелла (пауза), сделай правильный выбор. Тот, который подскажет тебе твоё сердце. И не слушай меня. Прислушайся к своему сердцу. Тебе в Октябрьском предстоит сделать самый важный и трудный выбор в своей жизни. Забудь, что я тебе говорила.
Стелла всегда понимала чувства матери, её слова, взгляд… И она подумала: «Мама пришла в себя. Такой я её люблю!»
- Спасибо, мам! Я всё поняла.
Они крепко обнялись, и Марина Владимировна вышла из комнаты дочери. И, с облегчением вздохнув, спустилась вниз, где за столом её ждал супруг. Увидев жену, он убрал в сторону газету и спросил:
- Всё хорошо?
- Да, родной! Иначе и быть не может…
Так закончился разговор, которого ждала весь день Марина Владимировна и, безусловно, боялась его.
Стелла стояла у окна и смотрела на снежинки. Через пятнадцать минут она спустилась в кухню, и семья вчетвером стала ужинать.
- Я начала изучать английский язык, - сказала Кира.
Все рассмеялись.
- Нет, вы только посмотрите на них! Что-то не так? – обиженно спросила Кира.
- Нет, нет! Изучай. Вне всякого сомнения, английский тебе пригодится, - ответила за всех мать.
- То-то же! – сказала младшая дочь. – Смотрите у меня…
Все переглянулись и снова рассмеялись. И Кира тоже.


* * *

Католическое Рождество


Религиозное таинство в светском государстве XXI века – католическое рождество. Какого числа отмечают рождество католики мира? Католическое рождество празднуют 25 декабря. В этот день рождение Христа отмечают не только католики, но и протестанты, и лютеране. Все европейские страны преображаются, украшаются не только квартиры, но и фасады домов, прилежащие участки. В Европе этот религиозный праздник отмечают более пышно, чем наступление Нового Года. В канун рождества, 24 декабря, все учебные заведения и организации закрываются на двухнедельные рождественские каникулы. За месяц до этого начинают работать рождественские ярмарки, парки обустраивают рождественскими аттракционами, украшают катки. Обычно традиции этого праздника разделяются на традиционные религиозные приготовления и ритуалы и на светские традиции празднования. В церквях и у религиозных католиков подготовка начинается с периода Адвента – усиленного покаяния. За три-четыре недели до рождества в знак покаяния духовенство облачается в фиолетовые одежды. Это время для исповедей. За четыре недели каждое воскресенье проводятся богослужения на определенную тематику: пришествие Христа в конце времён, переход от ветхого Завета к Новому Завету, служение Иоанна Крестителя. Самое последнее служение в конце четвертой недели посвящается самому Рождеству и событиям, предшествующим ему. Накануне Рождества проводится особенная месса – Месса Навечерия Рождества. В полночь проходят торжественные пышные литургические песнопения. В ходе служения священник возлагает в вертеп фигурку младенца. Всего 25 декабря проходит три литургии: ночью, с приходом солнца и днем (В лоне Отца, во чреве Богоматери и в душе Верующих). Во время литургии все духовенство облачается в белые одежды.

- ИДИ КО МНЕ, ДОЧЕНЬКА. Поздравляю тебя с Рождеством. Как там у вас, католиков, принято проводить этот праздник, я не знаю, - сказал отец, целуя дочь, - но праздничный торт по такому случаю я заказал. Так сказать: католикам – от православных. Его доставят к семи часам вечера. Надеюсь, твоя праздничная программа к этому времени закончится?
- Спасибо, пап, - поцеловала отца дочь.
- Не поверите, но мне кажется, что сегодня седьмое января, раз мы о Рождестве. Я поехал на работу. До встречи. Удачного дня.
- С Рождеством, доченька! Вот тебе подарок, откроешь, когда вернёшься с праздничной мессы. Или как там у вас?.. Всё привыкнуть не могу к тому, что моя дочь…
- Католичка, - дополнила Стелла.
- Ты одна из всего нашего рода выбрала себе веру… И что…
- Мам…
- Какая у вас программа? – спросила мать.
- После мессы мы с подругами поедем в ресторан. Пообедаем, отпразднуем. Потом я вернусь домой.
- Как их?.. Марыся – полячка, Лукреция – итальянка. Правильно? Так зовут твоих одноверцев?
- Ты запомнила, - ответила дочь, посмотрев на часы. – Я готова. Девчата будут ждать меня в соборе. Они живут рядом. Они домохозяйки, а у мужей бизнес в России. Инвестируют…
- Марысю я как-то видела. Красивая особа. А вот итальянку нет.
- Тоже красивая, как ты говоришь, особа. Мне пора.
- Подожди, писательница, - спускаясь по лестнице, крикнула Кира. – Вот тебе подарок. Я перевязала его ленточкой, как это делают на Рождество в американских фильмах.
- Ох, Кирочка! Спасибо! Вернусь и открою его.
- Поздравляю тебя и желаю провести хорошо время, - добавила младшая сестра…


* * *

СТЕЛЛА, МАРЫСЯ И ЛУКРЕЦИЯ вышли после праздничной мессы из Римско-католического кафедрального собора Непорочного Зачатия Пресвятой Девы Марии на Малой Грузинской улице.
- Холод какой, а? – заметила Марыся. – А мы одеты по-весеннему.
- Идёмте скорее в машину. Я припарковала её в квартале от собора.
Они, взявшись за руки, чтобы не поскользнуться, пошли за Стеллой.
- Стелла! Где ты припарковала машину? На окраине Москвы что ли? – спросила Лукреция. – Я начинаю замерзать. – Ещё немного, и мы… Да где же она? – возмутилась Стелла.
- Ты не помнишь? Не помнишь, где припарковалась? Вот дела!
- Дайте сосредоточиться, - сказала Стелла. – Вон она. Идёмте быстрее.
Они подошли к машине. Стелла открыла её, включила печку и…
- Здравствуйте! Старший лейтенант ГИБДД Михаил Деев…
Стелла села в машину, не стала дожидаться всех формальностей, приоткрыла стекло и сказала:
- Продолжайте.
- Вы владелец машины? – спросил автоинспектор.
- Да. Вот мои документы, - Стелла вытащила документы из сумочки и подала их инспектору.
Старший лейтенант взял документы, посмотрел их и сказал:
- Вы припарковались в неположенном месте. Знаете об этом? Я выпишу вам штраф.
Лукреция опустила стекло и сказала:
- Какой красивый генерал! У нас сегодня праздник. Может, вы отпустите нас? Сделаете предупреждение. Мы так замёрзли, что зуб на зуб не попадает. Знаете об этом?
- Я не генерал. И какой же сегодня праздник, интересно?
- Рождество! – ответили все разом и засмеялись.
- Разыгрываете меня, красавицы. Сегодня же не седьмое января, - улыбнулся инспектор Деев.
- Католическое Рождество! Мы едем в ресторан отметить рождение…
- Католическое Рождество? Вы католички?
- Да, - ответила Стелла. – А что, в этом что-то не так?
- Вы похожи на русскую… – удивился инспектор.
- Я и есть русская, а мои подруги: одна из Кракова, другая из Рима.
- Разве бывают русские католики? – спросил, глядя на Стеллу, полицейский.
- Как видите, бывают.
- Значит, вы…
- Начинающие замерзать католички, - пояснила Марыся.
«Генерал» посмотрел на девушек, вздохнул, улыбнулся и, вернув документы Стелле, сказал:
- Раз такое дело… С праздником вас, девушки. Езжайте, но будьте осторожны. Гололёд…
- Спасибо! Удачи, товарищ генерал! – крикнула Марыся.
Стелла выехала на дорогу, и повела машину в сторону ресторана, в котором по традиции они праздновали Рождество.
Старший лейтенант улыбнулся и сказал вслух: «Я ещё не генерал!»


* * *

ОНИ СИДЕЛА ЗА СТОЛИКОМ, который заказала Марыся за два дня до Рождества, и смеялись. (Лукреция рассказала анекдот).
- Хватит, Лукреция! Сегодня Рождество и…
- Я вот всё думаю, девчата, - выпив водки, спросила Марыся, - почему христиане празднуют праздники в разные дни? У католиков Рождество 25 декабря, у православных – 7 января, у католиков Пасха в одно время, у православных – в другое. Католики носят обручальные кольца на левой руке, православные – на правой, католики крестятся слева направо, православные – наоборот. И так далее. В чём причина? И у нас, католиков, один папа. А у православных – пятнадцать патриархов. Так, да? Нет единого патриарха?
- Кто их знает? Возможно, причина в политике или в разногласиях, - ответила Стелла и добавила:
- А вы знаете, девчата, что в соборе Святого Петра в Риме покоятся мощи трёх женщин? Папы, епископы, святые – все мужчины. И среди них – три женщины. В другом месте, но в соборе. Это большая честь для женщин. И больше такими почестями не удостаивали ни одну из верующих женщин, что бы она ни сделала для веры.
- Кто же они? И что сделали? – спросила Марыся.
- Первая – итальянка, вторая – внучка польского короля и третья – шведка, королева Швеции Кристина.
- Интересно с тобой, Стелла. Всегда узнаешь что-то новое. Просвещаешь нас и посвящаешь в искусство, - сказала Лукреция. – Что пишешь сейчас? Когда ждать очередного шедевра? Мой муж любит твои рассказы.
- Любит? – улыбнулась Стелла.
- Ну, они ему нравятся. Я не русская, и только учусь, - пояснила Лукреция.
- Извини, я не подумала. «Глория», - так будет называться мой роман.
- Роман? О! будем ждать… - похлопала в ладоши Марыся.
- Вернее, романтическая тра…
(Пауза.)
- Что с тобой, Стелла? Ты побледнела.
Стелла увидела Альберта. Он с букетом цветов шёл к столику, за которым они сидели. Они не виделись с того самого дня, когда Стелла вернулась из Калининграда. Не ожидая его увидеть, она слегка растерялась. Вот и побледнела.
Альберт подошёл к столику, поцеловал Стеллу и сказал:
- Поздравляю вас, девушки, с Рождеством, - и вручил букет Стелле.
- Как ты узнал, Альберт, что мы…
- У вас традиция – праздновать Рождество в этом ресторане, который принадлежит моему другу. Он позвонил мне и сказал, что ты с подругами в ресторане. Я вспомнил, что сегодня у вас праздник. Моего друга зовут Якомода.
- Альберт, сколько раз мы с тобой ужинали в этом ресторане, и ты ни разу не сказал, что директор… твой друг. Спасибо за цветы. Очень милые, - прижимая цветы к груди, сказала невеста.
Марыся и Лукреция сидели и молча слушали. Альберт посмотрел на них и подумал: «Как я не догадался… Нужно было купить три букета». Он хотел крикнуть официанта, но в это время подошёл Якомода. Они обнялись. Альберт что-то шепнул на ухо другу, и через пять минут Марыся и Лукреция держали в руках по большому букету цветов.
- Очень красивые. Спасибо, Альберт, - вдыхая аромат цветов, поблагодарила Марыся.
Якомода подозвал управляющего залом и сказал ему: «Всё, что закажут эти красавицы, за счёт заведения».
Альберт улыбнулся и кивнул головой.
- Мне пора, любовь моя! Заскочил поздравить вас с праздником. Улетаю после юбилея Светланы Юрьевны в Петербург. Вернусь через неделю. А ты, солнце моё, не хочешь пойти и поздравить супругу премьер-министра?
(Лукреция и Марыся слушали их и улыбались).
- Я улетаю завтра… Извинись перед Светланой Юрьевной за меня. Придумай что-нибудь.
- Значит, «Дан приказ ему на запад, ей в другую сторону», - процитировал слова из песни Альберт. Оттого, что он наконец увидел Стеллу, у него поднялось настроение. – Увидимся восьмого марта, - поцеловав Стеллу в губы, уточнил Альберт. Скажем так, напомнил.
- Постараюсь, Альберт. Думаю, к этому времени закончу… и мы… - Стелла сделал паузу.
- «И мы»… - повторил он.
- Я дам тебе ответ, - держа жениха под руку и провожая его до двери, ответила Стелла.
- Осталось дописать концовку, а потом весь текст набрать на компьютере. Одним словом…
- Много работы! Буду ждать твоего «да». Хотя порой мне кажется, что я жду его от Рождества Христова. Возвращайся к подругам. И допиши, допиши книгу, раз это так важно, теперь, я думаю, для нас обоих.
Альберт поцеловал Стеллу, и она вернулась к подругам.
- Какой внимательный и элегантный у тебя жених, Стелла, - заметила полячка.
- И когда наконец вы уже поженитесь? – спросила итальянка.
- Восьмого марта я должна буду дать ему ответ, - ответила русская.
- Надеюсь, мы будем в списке приглашённых гостей?
- Разумеется, Марыся! – ответила невеста.
- Альберт, он ведь иудей?
- Марыся, что за вопрос в наше время? Мы живём не в средневековье…
Стелла, вспомнив деда Якова, вздохнула.
- Любовь, перед ней все религии снимают свои красивые и модные шляпы, - продолжила свою мысль Лукреция. – Нам в следующем году на Рождество нужно съездить в Ватикан, - предложила итальянка.
- Ах, Стелла! Как я сразу не заметила этого чуда? Сними его, я посмотрю, - с восторгом и удивлением воскликнула Марыся.
- Кольцо, надетое женихом невесте, снимать нельзя, Марыся, - пояснила Лукреция.
Стелла, улыбаясь, протянула руку, чтобы Марыся могла хорошенько разглядеть кольцо.
- Какая красота! Бриллиант больше моего. Это знак большой любви к тебе, Стелла. Ты хоть понимаешь это? В кольце, как это по-русски, чувства Альберта.
- Думаю, да! – посмотрев с улыбкой на Лукрецию, ответила Стелла.
- Тогда почему ты его мучаешь? – продолжала Марыся. – Сегодня ты какая-то странная. Обычно ты весёлая, заводная… Что случилось, Стелла? Ты случайно не влюбилась в этом, как его, в Кёнигсберге, в кого-нибудь?
- Что ты говоришь, Марыся, о чём спрашиваешь? – покачивая головой, сказала итальянка.
- Альберт – джентльмен! Взгляни на свой букет… Кто может соперничать с ним? И если пораскинуть мозгами, как говорят русские…
- Раскинуть, - поправила в рамках приличия Стелла Лукрецию, чтобы та не обиделась – А соперничают только люди друг с другом, но не букеты. Извини, я тебя перебила.
- Вот я и говорю: пораскинув мозгами… Что я хотела сказать? Забыла… Ах, да! Если Стелла ещё не замужем за Альбертом, а встречаются они уже почти два года и временами живут как муж и жена… Мысли после водки путаются… значит, они доверяют друг другу. А доверие между женихом и невестой – это главное!
- Я пошутила, девочки. Сегодня праздник! Выпьем за Стеллу, которая, конечно же, допишет свой шедевр в срок, и за Альберта, который наконец услышит «да»! Я правильно это сейчас всё сказала? – спросила Марыся.
- Всё это ты сейчас сказала… хорошо сказала. За тебя и Альберта, Стелла, - добавила Лукреция.
- И всех нас с Рождеством! – подымая свой бокал, сказала невеста.
Стелла развезла подруг по домам и поехала к родителям, где её ждал праздничный торт «Православные – католикам». Такое название дал отец этому кулинарному шедевру.


* * *

Возвращение в посёлок Октябрьский


На Руси традиция празднования Рождества появилась в X веке, после принятия христианства. Христианские праздники тесно переплетались с языческими, и Рождество не стало исключением. Вместе с 27 тысячами приходов Русской Православной Церкви Рождество в ночь с 6 на 7 января встречают Иерусалимская, Сербская и Грузинская Православная Церкви, а также афонские монастыри, многие католики восточного обряда (в частности, Украинская Греко-Католическая Церковь) и часть российских протестантов. Из истории... На Руси традиция празднования Рождества появилась в X веке, после принятия христианства. Христианские праздники тесно переплетались с языческими, и Рождество не стало исключением, впитав в себя традиции зимнего древнеславянского праздника в честь духов-предков. Православное Рождество "отстаёт" от католического на 13 дней. Это произошло из-за путаницы календарей: в 1582 году в Европе появился новый григорианский календарь, тогда как в России продолжали пользоваться юлианским. Когда в начале ХХ века советские власти ввели григорианский календарь и в России, церковь такого решения не одобрила. Рождеству предшествует Сочельник. По монастырскому уставу в этот день полагалось на трапезе вкушать только сочиво - вареную пшеницу (или рис) с медом. От этого блюда и происходит название праздника. Пищу и питье нельзя было употреблять до первой звезды. Как только звезда появлялась на небе, ужинали сочивом. Именно в эту ночь перед Рождеством, по народным поверьям, господствовали две силы: добра и зла. К какой человек примыкал, та и творила с ним чудеса. Одна зазывала колядовать и прославлять рождение Христа за праздничным столом, а другая собирала на шабаш ведьм. В рождественский вечер было принято разжигать костры. Эта традиция у славян, как и у других народов, связывалась с представлениями о возрождении Солнца, начале нового солнечного года, победе света над тьмой, и с культом усопших предков. Сами крестьяне объяснили этот обычай так: «На дворах зажигают огни, полагая, что усопшие родители приходят обогреться, и что от этого огня пшеница народится ярая». Среди каждого двора клался воз соломы, которая после службы в церкви поджигалась. «Делается это для того, чтобы умершим родственникам не было холодно лежать в мерзлой земле в рождественские морозы». При этом обряде "возжигания" огня все старались оставаться безмолвными. Очень большое значение в рождественский сочельник придавалось ужину. Избу при этом убирали с особой тщательностью, стол застилали чистой скатертью, ели в торжественном и строгом молчании. На Рождество в России было издавна принято устраивать праздничный стол, на котором должно быть непременно 12 блюд. Во время Святок мясо, по правилам православной церкви, можно есть каждый день. Праздничное меню всегда было обильно и разнообразно. Обязательными блюдами были: сочиво, кутья, блины, студень, заливная рыба, окорок, буженина, бараний бок с кашей, домашняя колбаса, жареный поросенок, поросенок, фаршированный гречневой кашей, гусь или утка с антоновскими яблоками, утка с капустой.

САМОЛЁТ ИЗ МОСКВЫ СОВЕРШИЛ посадку в аэропорту Краснодара со второго захода. Стелла вышла из здания аэропорта и, увидев Тимура, направилась в его сторону. Тимур помог ей с багажом, и они поехали в Горячий Ключ.
Стелла попросила Тимура поехать не через станицу Саратовскую, как обычно он ездит, а заехать в город через проспект Революции и остановиться возле Нового рынка.
Через полтора часа они подъехали к Новому рынку. Солнце клонилось к закату. День был солнечным и тёплым. Стелла посмотрела на заходящее солнце и, улыбнувшись, вспомнила о московских морозах.
Она купила четыре подарка, новогодних подарка (до Нового года оставалось три дня, и она знала, что уже не выберется в город до конца февраля), для Матрёны, Егора и их внуков, которые жили в начале улицы со своими родителями, но часто приходили к ним в дом, когда в доме никого не было.
На Развилке она попросила Тимура остановить машину. Выйдя из машины, она перешла дорогу и зашла в магазин «Цветы». Купила два больших букета - один для Матрёны, другой для себя. (Стелла иногда покупала себе цветы. Как бы дарила их сама себе. У нас у каждого свои странности, и мне кажется, что многие одинокие женщины делают так. Но Стелла не была одинока, поэтому отнесём её поступок именно к странностям, не вдаваясь в подробности.)
В семь часов вечера такси подъехало к дому. Стелла вышла из машины с букетами в руках и вошла во двор. Она осмотрела всё вокруг и сказала: «Наконец я дома!»
Тимур отнёс сумки в дом, Стелла поблагодарила его и рассчиталась с ним. Тимур начал возражать: «Стелла, это много! Хватит и половины. Мы ведь с вами…» - «И слушать не хочу, Тимур. И за всё вам спасибо. Вспомните: холодный, сильный ветер, снег по пояс и меня, опаздывающую в аэропорт. Вы тогда так помогли мне. А поездка в Калининград была для меня очень-очень необходимой. Купите подарки Алёне, дочке». – «Ну что с вами делать?! Спасибо».
Вышла Матрёна, поздоровалась с молодой хозяйкой и спросила, как она провела время в Калининграде, отдохнула ли, набралась ли сил?..
Ужин был готов. Стелла приняла с дороги душ, поужинала, почитала газету «Горячий Ключ» (в ней ей понравились стихи молодой девушки, начинающей поэтессы) и, отложив её в сторону, пошла к себе в комнату.
Вместе с Матрёной, Егором и их внуками – Иваном и Настей Стелла встретила Новый год, затем и православное Рождество. Перед Рождеством она заказала по Интернету большой торт, на этот раз под названием «Католики – православным», как сделал её отец. Торт доставили по адресу в срок, чему удивились родители и обрадовалась Кира. Торт оказался настолько красивым и вкусным, что Киру пришлось в буквальном смысле оттаскивать от этого рождественского чуда пять раза. (Ну хорошо, два раза).
Перед Новым годом Стелла отправила через Егора, ехавшего в Горячий Ключ по делам, письмо в Америку матери Андрея Камилле Оксаковой.
Утром, в день православного Рождества, она решила позвонить Кире - они не разговаривали с того дня, когда Стелла улетела в Москву. Перед тем, как позвонить Кире, Стелла ходила по кабинету и думала, что же сказать Кире, с чего начать разговор? Несомненно, трудный для Стеллы, решившей дать наконец Альберту ответ и тем самым сделать самый важный в своей жизни выбор, и для Киры, которая не знала и, разумеется, не догадывалась об этом выборе, что он вообще есть и от этого выбора зависит её любовь, судьба…
Стелла дважды хотела нажать на номер Киры, но, так и не решившись, снова клала телефон на стол.
Она ходила и думала, думала и ходила, но не могла найти тех слов, которые нужны были ей в данный момент. Она заварила кофе. Села на диван и стала мелкими глотками пить кофе, думая о Кире и вспоминая всё, что произошло между ними. Её выбор стать невестой Альберта, а затем и его женой причинит Кире боль. И она чувствовала себя виноватой перед этим божественным созданием. Она думала: как сделать так, чтобы эта боль была как можно меньше и Кира не впала в депрессию. Стелла вдруг вспомнила слова Киры: «Если ты бросишь меня, то моим утёсом будет балкон, а бурлящим морем – проспект». Вспомнив эти слова, у Стеллы забилось сердце. «Я ведь по-прежнему её люблю! Что же мне делать?» - спрашивала она своё сердце. В это время зазвонил телефон. Стелла не хотела ни с кем разговаривать. Телефон замолчал. Через минуту он снова зазвонил, и Стелла, подумав о том, что, возможно, что-то случилось, ответила:
- Алло!
- Стелла, любовь моя! Я отрываю тебя от работы? Извини, но я…
- Кира! Как я рада, что ты позвонила. Молодец! Я хотела тебе позвонить, но ты опередила меня. Поздравляю тебя с Рождеством Христовым, - оправдываясь, сказала Стелла.
- Спасибо! Как ты? Как книга? – тихо спросила Кира.
- Всё нормально, продвигается…
- Ты не звонила больше месяца. Мне показались эти дни вечностью.
- Кира, давай договоримся, пока я не забыла: если я тебе не звоню, это не значит, что я забыла или… Это значит – я работаю. Договорились?
- Понимаю! Но так долго…
- И работа – моё оправдание в этом случае. Если всё будет продвигаться так, как сейчас, я имею в виду книгу, то в конце февраля я её закончу и начну набирать текст на компьютере, заодно делая поправки и изменения. А… - Стелла вздохнула, - к седьмому числу я должна роман отправить по электронной почте в издательство. А там…
- Что «там»? – спросила Кира.
- Я позвоню тебе, и мы серьёзно поговорим.
- С нетерпением буду ждать твоего звонка, любовь моя. Надеюсь, ты не прекратишь наши отношения? Я не смогу... Уже не смогу. Ты можешь жить у меня, и мы будем вместе. Или мы купим тебе квартиру в нашем городе. А если хочешь – переедем в другой город, где нас никто не знает. Я могу приехать к тебе… Выбирай… Я приму и буду рада любому твоему выбору. Как скажешь, так и будет. Главное для нас – это быть вместе, - тихо сказала Кира. – Люди будут, конечно, говорить… Но наша любовь…
- Кира, не будем пока говорить о кольцах. Дадим нашим отношениям время – время, которое расставит всё по своим местам в наших душах, в
- Метаморфические? – переспросила Кира. – Надеюсь, внутри одной из нас не произойдёт никакой метаморфозы. Я понимаю, о чём ты, понимаю.
- Где будете отмечать Рождество? С кем?
- У меня. Придёт Фред с друзьями и две поэтессы. Вместе и отметим. Стелла, не буду отвлекать тебя. Успешной тебе концовки. Люблю тебя. И рада была увидеть тебя. Ты такая же красивая и сильная.
- Счастливого Рождества! И передавай привет Фреду и его друзьям. Они милые люди. И ты прекрасна!
Разговор закончился. Стелла положила телефон на стол. Ей приятно было видеть Киру (они разговаривали по видео-вызову и видели друг друга в лицо).
«Кира всё так же манит меня. Не знаю и почему. Так хочется обнять её, прижать к груди…» - думала она.
Но Стелла, в отличие от Киры, сказавшей «Люблю тебя», не ответила ей теми же словами.
Перед ней стоял выбор. Трудный выбор. И она подумала: будет лучше, если она позвонит Кире и сообщит о своём решении после того, как скажет Альберту «да». И Стелла вспомнила слова Марины, которая сказала Эдгару: «Вот увидишь, Эдгар, Бог накажет тебя такой любовью, от которой тебе мало не покажется…»
«И этой любовью стала Камилла. Вот так, Эдгар. Я сейчас чувствую то, что ты чувствовал в те далёкие дни. И за что меня Бог так?.. Да ещё двумя сразу! Посмотрим, что из этого всего получится. Как силы небесные всё разрешат? Вот, Эдгар, всё повторяется: «Троица большой любви»! Только на этот раз троица – это я, Альберт и Кира. Мистика! Не правда ли? Будем ждать финальной сцены, - думала не без иронии Стелла, разговаривая с духом Эдгара. – Кира любит меня, сомнений нет. И пока я изводила себя, и убивала миллионы своих нервных клеток, она позвонила первой. А должна была позвонить я! Теперь, когда я сделала выбор, мне предстоит проверить свои чувства на детекторе лжи, а сердце выдаст заключение…»



Конец третьей части