История моих ошибок. Часть 1. Глава 2

Глава 2. Мой отец

Мой отец был очень противоречивой личностью: одновременно способным на благородные порывы и самые низкие поступки. Он был слаб по своей натуре, поэтому боялся неудач. Может быть, если бы он женился на другой женщине, терпеливой, покладистой,заботливой и просто любящей его, она могла бы окрылить его и сподвигнуть на нечто большое и высокое, так мощная ракета выводит маленький спутник на далекую и, казалось бы, недостижимую орбиту. Однако, он сам сделал свой выбор, проявив сексуальную распущенность и безответственность, - преступление,за которое он понес суровое наказание в виде почти пожизненного проживания с моей мамой. Поскольку силы противника превосходили его возможности, он научился действовать изподтишка, то есть со временем превратился в мелкого пакостника, вроде надоедливого комара, который своим бесконечным писком и постоянной готовностью хотя бы куснуть, если уж не получится напиться кровушки, досаждает всем и вся.
Он был отнюдь не глуп, эрудирован и даже проявлял не дюженную смекалку, если хотел чего-то получить. Вступив в партию еще до войны, он сделал это не из карьерных соображений, так как занятие высоких постов никогда не входило в его планы. Он на протяжении многих лет избирался парторгом школы, но при этом никогда не был догматиком, довольно трезво оценивал политическую ситуацию в стране и мире. Помню, когда Брежнева избрали генсеком, изгнав Хрущева, он воскликнул: «Этого бездаря! Да с ним прекратится всякое развитие страны!». Он понимал, наверное один из очень немногих, каким важным в скором времени станет знание английского языка, поэтому и отправил нас с сестрой учиться в семью Джеймса (сначала с нами занималась его жена).
Казалось, отец мог ответить на любой вопрос, относящийся к природе, не только из своей профессиональной области, но и ботаники, зоологии, истории, экономики. Он очень любил природу и старался и своих, и чужих детей заразить этой любовью. Каждый год в июне он организовывал туристический лагерь на сто учеников старших классов километрах в сорока от города. Место было сказочное: палатки ставились на опушке леса, с одной стороны простирались бесконечные поля, засеянные то гречихой, то рожью, то картофелем, а с противоположной радовали не только глаз, но и желудок изумрудно-зеленые луга с обилием цветов и ягод. То здесь, то там матушка-природа бросала яркие разноцветные мазки в это торжество малахита, и девчонки смело окунались в васильковую синеву, чтобы украсить палатки или кухню букетами, и, казалось, парили на белоснежных облаках, образованных зарослями ромашки, когда задумывали увенчать себя и подруг душистыми диадемами. Ягод было море и в лесу, и на лугу: лесные помельче, продолговатой формы, чуть горьковатые и настолько ароматные, что до сих пор ощущаю их запах, вызывающий легкое головокружение. На лугу росли совсем другие ягоды: круглые, намного крупнее и слаще лесных, литровую банку можно было набрать за несколько минут, а потом всем лагерем пить с ними вкусный и душистый чай. Неподалеку была пасека, которой заведовал добрый дедушка-лесовичок, снабжавший нас медом в благодарность за наши мелкие услуги и за то, что мог столоваться у нас в лагере всю смену.
Минутах в десяти ходу от лагеря протекала небольшая речка с песчаной отмелью на одном берегу и невысоким обрывом с другой стороны. Посреди речки был песчаный островок, который каждое лето изменял свою форму, мы вброд перебирались на него и мыли посуду. На остатки наших трапез собирались целые косяки небольших рыбешек — ершей, пескариков, карасей и красноперок, очень скоро они увеличивались в размерах настолько, что могли уже служить деликатесами для нас. И мы, вероломно приучившие их к своей щедрости и притупившие их бдительность, прямо во время очередного пиршества подводили под них кусок марли и поднимали некое подобие трала из воды. Рыбу, как и раков, которые водились в норах, выкопанных ими в глинистом высоком берегу, мы запекали в золе, как картошку, а потом вечерами, сидя у костра, наслаждались добытыми собственным трудом трофеями.
Мы еще успевали и поработать на прополке колхозного поля, за что нам с фермы привозили парное молоко. Отец умел все так рационально и весело устроить в нашем лагере, что все были счастливы, сыты и здоровы. У нас там даже кукольный кружок был: мы лепили из синей глины головы кукол, потом оклеивали их обрывками бумаги, которая, высыхая, сохраняла форму, ее разрезали, снимали с болванки, потом склеивали и раскрашивали, приделывали волосы из ваты, кукурузных нитей и даже травы или мха. Костюмы шили на руках, а потом просовывали пальцы внутрь и оживляли свои персонажи, разыгрывали целые спектакли.
Не помню, чтобы в лагере были какие-то конфликты, все дружили, помогали друг другу, с удовольствием возились с младшими — нас брали с собой в лагерь работавшие там родители. Не было и никакого разврата, несмотря на то, что молодежь-то была, что называется, в соку. Может, стыдились опозориться, а, скорее всего, не хотели отца подвести или огорчить. Некоторые выпускники продолжали ходить с ним в походы, даже закончив институты.
В школе ученики его просто обожали: он умел так живо и интересно рассказать о какой-нибудь стране или географической зоне, корча страшные физиономии и имитируя походку животных, что дети на уроках сидели, как загипнотизированные, и ловили каждое его слово и жест. Фантазия у него была неисчерпаемая, то есть он всегда готов был додумать, если чего не знал. А знал он, действительно, много: выписывал и проглатывал кучу журналов, перечитал еще в юности всю русскую классику, да и иностранную не обошел вниманием. «Милый друг» Мопассана был его настольной книгой, руководством по жизни. Отец происходил из интеллигентной семьи  : его мать и две сестры были филологами, а его дед был каким-то чиновником от образования при царизме. Конечно,говорить с моей мамой, которая, хоть и была инженером, но никогда не ощущала никакой потребности в чтении художественной литературы, ему было не о чем, а школьная клумба, радующая его глаз своим разноцветьем и манящим ароматом, всегда была под рукой.
Не зря моя мама называла меня «отцовское отродье». Я, действительно, очень многое унаследовала от него  : любовь к детям и животным, филологические способности, привычку читать, умение наблюдать за жизнью животного и растительного мира, подмечая казалось бы мелкие и незначительные изменения и события, происходящие в природе, не вмешиваясь и не нарушая ее гармонии. Именно отцу я должна быть благодарна за то ощущения непреходящего счастья, которое я неизменно испытываю, бродя по лесным дорожкам, или наблюдая за неспешно текущей зеленоватой водой нашей тихой подмосковной речки, или глядя на проклюнувшиеся изумрудные почки у березы за моим окном, или перебирая пушистую и нежную, как шелк, шерстку моих обожаемых кошек, или беседуя со своей гениальной собакой, которая понимала меня гораздо лучше моих собственных детей. Этот мир, созданный Творцом и подаренный нам, неблагодарным и глупым людям, вызывает у меня одновременно и восхищение, и отчаяние от того, что мы его так настойчиво и успешно губим, как неразумное дитя, пытающееся выковырять глазки или оторвать хвостик у крохотного котенка. Если каждый из нас не задумается над этим, человечество ждет печальный финал.