Синий Диктатор VI « Недосказанное »

1.

Наконец!
Вселенная, смешливость завтрака,
утром Кофе.
А затем на метро:
Поэтому, как сверху – трудности,
под ногами – синий лед;
ускоряешь бег,
с единственной у рта,
за причиной открытой,
протыкаешь ты тихо
плоть!

2.

Тут и российские подробности западников,
и настоящее смешение пребывания
на районе своего островного направления,
и у юноши реальность – красоваться
от всего на свете и отметить, прикоснувшись,
йогурт на подальше сказанное,
театральное и Брачное –
безмятежность даже Единой;
переживания лесов до состояния
бесконечных наркотиков.

3.

Уста!
И пел признаком высоко,
на особенно великих устах,
его голос отрывался,
но это его не вещало…
Путаясь, тревожишь собственными
ощущениями и ощущениями,
не впиваясь с чужими
игрушками поп-группы.

4.

Мнимая безмятежность,
неторопливый слог мыслей…
Так неловко с трусливой нежностью
дрожишь на троих и без дна.
Не было важно либо так хорошо
его обаяние; и свои радары
не лечат, но где-то внутри –
пока не Диктатор.

5.

Он хотел иметь
собственными ртами слово так,
где положение дел…
Но в телевидении психоделического,
нерешительного времени
все пользуют красоту
в сухой дреме.

6.

Но при этом интересно:
сладковато-падкий штрих –
и сразу стал культовым.
Сотни игл появились увеселять
барабанную плоть…
Каждый туманен.

7.

Ах, эта невинность
от принятого – сияющей Франции!
Своему позволялось
выделывать свои рты,
любимые рты?

8.

Тут еще год учился
в своем загородном домике,
без следов Первовкусия,
кроме того – своей
несмываемой помадой.

9.

Глаза – действия денег,
они уезжают в машину,
тонкую поддержку на всех,
с щекоткой из-за тишины;
время соображений на троих
и высушенной психиатрической вони
на всю квартиру.

10.

Сегодня, в розовой ванили,
он пел слишком высоко –
и на особенно высоких нотах
своего обаяния; и лишь в открытой улыбке –
лишь смена фразы.
Мармелад, вновь привнося новое,
в сладких устах тает…
Таю и я, не открыв нарождённое Слово,
что кажется тебе приятным…
Остановись!

11.

Сгоревшая пустота
считает белым время,
отращивает в землю
и душит тебя, когда ты спишь.

12.

Желание твое
накладывает макияж.
Кто фотографировал – быть им
тяжелыми, в платьях смешливых следов,
чтоб прыгать им бесконечно распятыми,
как сотни тысяч моурин…
Птичка, бабушкин сундук,
бабочки, шум населения и пот
на окружении – не придумали ничего;
и петлю называют трезубцами
без единой слезинки в углу ока,
без оков восточных танцев,
с почерневшими невестами
и достаточно подобными глазницами.

13.

Одиночество постоянства,
пустившее корни желаний –
это младенцы…
Распинающий своего бога
на мосту – не ты.

14.

Миллиарды грудин,
производство которых
открывалось в глубинах утробы,
воскрешали для распятия…
Давай облизывай
и не возвращай их
на каждом пути –
ступай поступью
Лицемера.

15.

Западный шедевр
главного Никогда!
Вместе!
Слепок забвения,
что-то занятное,
весьма экстремальное
для него, учителя музыки…
Нотный стан
в психиатрической клинике
прикинулся Санитаром.

16.

Стрелки в себе,
каменные желания в ручках.
Удивительно написана звезда Любви.
Догонят асфальтированные в красном,
безбрачные и елочные
замысловатые друзья,
сминающие взгляд в привязанность.
Мне смешнее, и снова осознаешь себя
спицей жизни, нарисованной русским
организмом вдоль карлиц.
Острожное. Хоботки на страже.
И печальные гробницы
в солнечной пустоте.

17.

Слепые забвения, ах!
Эти ласкающие рты:
там шут хочет танцевать
в черную ночь –
если приблизит он
жаждущий взор к тихой лампаде,
жаждущей спать.

18.

Не накрывает
потаенных, сладких
млекопитающих –
с глухой целью Дирижера.

19.

Кажется, хочешь на ветру,
а на безумном портале этого тлена –
россиянка. Без победителей
скучно же потрогать того,
что кажется тебе
замечательным.

20.

А в вышине – скрежет костей
на устах динамичных прогалин…
Кто мне к стопам стрелок –
за титул нового чемпиона мира по утру?..
В ручках – нотный стан.
В 1947 году американцы – наконец –
придумали машину,
обрамляющую розовость щек.

21.

Ускорение – разорви.
Время для всех – все быстрее…
За окном вникают убийцы:
жаждущие, нежные
и непременно красивые.

22.

Пепельные младенцы,
британцы,
границы,
карапузы,
американцы –
пусть и связанные в России.

23.

Не удивительно,
что они еще и глухие.
Взял, с готовностью отдыхая,
свою же безмятежность.
Все свои аплодисменты
россияне создают с плетью
американской программы Microsoft…

24.

Лейка принтеров
пригвоздила в усладе мироздания,
дорожками устраивала свои же
капусты в тропиках,
в параде страстных состояний.

25.

Заповедь уборную
дал нам Господь:
идут две похоти: единственная – плоть.
Вкуси!

26.

Главное – заместить тональность,
главное – ощутить еще что-то,
кроме того, что поступает;
поэтому мать – это что-то тусклое,
такое чуткое, человеческое, болезненное…
Скука, сгоревшая от бесконечных желаний.

27.

Надевай растяжимое,
смотри на неизвестность
объединённых наркотиков.
Однако, влюблённым недолго
суждено быть прозрачной колбой.
Но даже у тебя нос – как сосиска.
А йогурт – появился по ту сторону паха…
Ах, эти скобочки – упоротые птицы –
все дальше улетали,
и на параде их клювы
блестели бриолином.

28.

Познавший бурю,
остроту вещих снов –
верховодил в узде мироздания,
нагайками забивая свои рты,
и щекотал до сладкой сущности.

29.

Косметический ремонт Витрины,
кем – не важно.
Только страстные и долгие
занятия любовью
имеют схожую силу.
Сотни игл появились перечислять
собственную плоть…
Каждый – Иван.

30.

Россиянин завязывается взором –
и вещает, надрываясь.
Лихорадка предела целит выяснить,
каковы ощущения.
Конец похоти от бесконечных
звездных повреждений
и расстройство
своего желания и образования страстности…
Найти оконное пространство –
и очнуться просто на холодной Анне.

31.

Суть в том,
что каждый трахает
труп своей Судьбы.

32.

Они прожили в браке –
и уже больше не нуждаются
в партнерах по сексу.
Патриархи потрясли ребенка,
чтобы скучать по соседству –
и уже не будет праздника.
Исподлобья втыкающие взгляд
в состав небольшой экспедиции,
целью которой было изображение:
пылающий Христос среди скопища
черных Демонов.

33.

Во что ты хочешь перекричать?
Где этот Диктатор уродливых через ласковых?
Он не величественно появляется
о своей подробности
в аквариумах беременной тоски,
поэтому не хватает, что многие горизонты
злоупотребляют подобными проектами,
действительными в качелях Программы.

34.

Другие сварены,
чтобы ты родился на берегу,
брызжа в бесконечность.
Этот визг Вселенной
ускоряет грандиозную Стимуляцию.

35.

Я чувствовал звуки
как правильное музыкальное течение.
Оно верховодило в Сегодня, и я пел.
Притесненный Диктатор, я видел:
вы умирали вдоль дна…
Бессмысленная.

36.

При таком – не наполнишь
прелых цветов с пробуждением
излишества, проклятого на что-нибудь,
проклятого и приставленного в качелях болезни:
слеза обстоятельств,
ее изваяния – и млекопитающих цветов
похоронного газа.

37.

А там уже забавно
тусят глотки: они предпочитают
по-детски смеяться
над вашими игрушками.

38.

Праздник в собственных поцелуях…
Ты являлся духом на заре увядания,
ты ласкал в печали забвения,
ты открывался маскам,
сцепляясь в смешные позы
из посвященной дрожи,
ты совокуплял в бытовые приборы,
ты был сексом для радуги
в низинах единственной.

39.

Сдобренная рок-н-рольная пускающая печаль…
Застывшая бабочка,
созданное ожидание,
дребезжание;
перепачканный в бесконечности
чуток познания
в руках бессвязных россиянин
кривляется, довольный собой,
который нарисовал надежды –
проблеск однажды.

40.

Нанял к тебе Он –
проникаясь, придет.
Этим ищущим лампада мигнет.

41.

Ласковые и скромные.
Молчащие.
Речь о школе для распятия.

42.

Сексуально пожирающий стыд.
Единая лампада в виске габарит.
Из шляпы волшебника было уже 14 газовых плит…
Паутина.

43.

Все пустое – и чеканит чертой,
ибо есть, наконец.
Чуткое в танце – не все тлен…

44.

Сдобренная – бурная – застывающая капель…
Замысловатая игрушка,
болезненное загнивание,
желание.
Созданный в древности
поток рисования,
округлые переживания,
в глубинах бессвязных копошение;
злоупотребляют колокольным сбоем,
который нарисованный однажды.

45.

Все эти придуманные голоса
бесконечно говорят тебе, в тебя,
оголяют своим шепотанием.
Все тускло и смущало,
все несколько и только,
и серьезный привкус правды,
сказочной правды.
Может, положишь ее в колыбель
опровержений, сладкой продолжительности,
наклонности, нежно целуя ей стопы?

46.

ТАю, ТАю.
Я видел небо в скафандрах.
Растаю, как насмешка,
выблевав всю радугу
к твоим ногам.
Штоль лучей твоей пустоты,
везденосящий святой
с надломленным взором.

47.

Сумрак небесный,
певец и степень почтения,
но до дверей, а разум – красивый меч.
Человеческое уже на заводах Магдалины.
Еще меньше Бродского вожделения.
За его пределами жаловалась
огромная мятущаяся лягушка.
Ты родился в этот час – и проскальзываешь,
проклиная, обретя материальное
существование.

48.

Ты смеялся трупом на земляничных полях,
старательно пел, как дряхлая старуха,
и с ней – ее возлюбленный
с высохшими дорожками слез
по электронной почте.

49.

Не делец окружающих мест,
не мертвец, а какой-то праздник,
совершенно один,
ты различаешь в себе рассудок,
сгусток мельтешащих идей:
остался, схватил, повернулся…
Распяв губы в ледяной усмешке.



Изображение - Tanellia - Радуга - http://www.neizvestniy-geniy.ru/cat/design/holst/1183974.html?author