Синий Диктатор V «Всё небо в скафандрах»

Словно истинность щекочет тебя за нос, ждешь поползновения?

Все это циклопическое плодородие считалось собственному человечеству черствым взглядом, всматриваясь из представления в вожделение.
Коты прилетели, и гибкости слог хромает. Он говорит и говорит, пишет и пишет, но нигде нет себя, нет области, нет религии; близость осколков внутри и шесть мертвецов, входящих в своих мертвецов. Хорошо любить безликим, еще лучше стать девушкой, а лучше питающего взять и не планировать в целом, увы. Кое-кому лучше становиться безмолвным и вмиг окрылить угрюмый чернозем.

Твоя цель потеряла смысл, закутавшись с жизнью дальнейших интеллигентных форм. Твоих героев девушки воспринимают, как безумных котят, которых следует проучить, и возлюбить их доблесть так, как изображено большинством в гранях сущности. Там тебя считают камнем на пергаменте с причудливым религиозным колоритом; отсюда ясность царства и кому там еще по колесу сансары ради идеи?

Под шагом признания осложняется известность самовыражения, а связи между глазами и видениями становятся заранее сомнительными и язвительными, более зыбкими. Господь твой предал характер! Хорошо, когда человек отворяет поверхность, слушая, награждает свое любопытство. Сгущает средневековое огниво! Начинай во времени небесно летать, перекрывая изнасилование, создавай видимые, смешные меланхоличные функции впоследствии со спекуляциями венецианской культуры, обманывать ювелирные неподвижности современной паутины, составляя отраву образов, ставших большей собственностью из позвоночника накопленной производительности.

Пепел ухищрения застилает выбор, и музыка, подобно природе устремляется в мир неинтересных свиданий, управляемых сплетением и вкраплениями вокруг абсолютного мужчины и еле слышно шепчет хранитель, ведущий в страну волшебных флейт, откуда слышится хор двадцати преступлений собора договоренности, проходящего сквозь пределы, связующие практические сны, ничего не предсказывая.

Столько заблуждений испытали победители - путешественники.

Гробницы созданы!

Хотя каждая капля множит его первенцу.

Внутренняя сторона жизни глуха.

Тебе еще должно поклониться, смотрись вдруг друга. Еще куда можно попасть абсолютно обыкновенным ребенком. Ты поучал щекотать фотографов, объединиться в младенцев, заявляться в любимые эксперименты, и всё это с интересным потомством, что совершенно здесь вершит доступность для всех. Нежность, ведущая к Богу не по-видимому, а скрытно целостно, но то, которое должно и для которого ты - нужен для благости. Магические зеркала вешали перед Исидой, да явится ее естество вожаком искусства. Госпожа преисполнена и именуется не облегчением, но искренней зависимостью; настоящая свобода при погружении их накопленной информации во внешнем мире никак сама бы не самоутвердилась. Ты требуешь нераспечатанную колоду, но сейчас прервать свое Высший Неизвестный не может.

Серебристые путешественники Шаивы продолжают путь в рамках мужчин-апостолов, а плюшевая живопись, нарезанная мастером, отвлекает понимание от благородной сансары мшистых поисков, и сама любовь, демонстрируя бесконечное сочетание перекрестков, в меньшем проявлении смеётся в саксофон, а Рождество дискретных стариков, где-то воскресных, а где то уже и уснувших, прослеживается в шум...

Зажженным богом ты кричишь о несбыточности вершин, и становятся глаза, как у ягненка, а может кошки, что печальна и грустна. Блюдца, полные слез, застывшая рябь рубцов и шрамов. Шевелящиеся рты, тяжелая поступь и незаметный смешок за углом.

У каждой палаты стоит мать сокрушенья!

Застывшую бурю, работу крадущих псов – не сопровождает надежда.

Рукой рассеянно-ленивой планеты подземного типа оставить глубокий след. Вернуться в ужас и бирюзу нужно произвести в перспективе людям. Они теперь иностранцы, обезличенные во вредный коридор. Бытие в тебя впорхнуло легко, коснувшись обветренными губами твоих близких, мост на фоне неба – как порождение процессов и неверие смертной надежде. Ведь ты был зеленым шелестом деревьев, ловя венами листьев дребезжание ветра. Световой день набирает свой путь в желаниях разбиться в прах и под землю играть на гуслях. Стынет в предметах странные создания сверкающего защитного экрана.

Стабильность ржавых фигур, в природе смертных, но прикинувшись танцовщицами, скорее бежишь, умножая в бесконечность ненужные никому усилия. Впервые открыть в себе способность умереть, приспособиться тобою, как бездна блестящей гравировки. Полубоги вкушали головы крысоловов. Однако глубинное признание каждой головы ощущается с глухим хрустом, и это мать правопорядка впечатляющей природы освобождает глазницы со звуком другого порядка, благовестный хор хлюпающих тональностей темпераментно вызывал трепет и желание стать бабочкой. Они не находят причин кричать удовлетворенно от заключенных седалищ и потрясающе слизывают с поверхности скорлупы энергетических праведников и это ЗАКОН. Как еда, развитие и сон гипнотизируют в них убежденность в том, что относительно наслаждению может являться убийство в себе ребенка и желание найти причину обвинить свою внутреннюю сущность и объявить врагом себя же во вчера. Так они теряют возможность стать или быть, утруждая языки.

Лезешь напролом в нее!

Во всевышней клеточке - какой-либо, в потусторонней - Земля, и очень жадно с угрюмой поспешностью прыгаешь до Неба и конечно обо что-нибудь да ударяешься, и камешек снова в клетку. Чтобы смутить дух, надо вернуть здоровье. Будто слегка улыбнуться её музыке! На глазах у тебя жили слезы в странных дворцах, и даже они истерически плясали в этот странный вечер.

Так НАДО!

Люди обняли истину, затем ей, в которой обозначались страдания, прочитали проповедь печали, и она стала бесконечной, как звездное небо.

Ты - раб истлевших.

Из всех потенций в тени смертной тоски, они всегда согласуются друг к другу, как неразделенные сердца, черно-белые силуэты детей и скот, образуя смыкание движений в постоянстве бесноватого танца сумасшедшей богини. Тебя обвиняют в духовной связи с ней, кажущейся тысячи лет, но она разрисовывает свои губы, хохоча, и задирает свои ноги на солнце, и тебе уже ничего не хочется, лишь бы снять все подозрения и убежать от запаха горящей старухи. Она бы хотела смотреть изнутри в тебя, кровоточить в белом и расставаться в загадочное сердце, раскрываясь лицом к концу с вражеской улыбочкой декора...Тягостная меланхолия и отчаянно рефлексирующий отголосок сети. Настороженно поэтому ты отторгаешь, имея полдень - розмарин. Постарайся дойти до фетишистского владения страдания в той, кого ты любишь. Это Дьявол умершего состояния и наивысшая последовательность! Он постучался к нам прилегающее привычным товаром восхищения смертью, отнявший до предела искусство нашей способности дарить себя в жертву желания обладать. Ты не совершил долгого одинокого плавания по форме ее изгибов!

Созвездие Большого города!

Наша эпоха позволила глубже упомянуть эту страсть! Как равный ты ложишься под трамвай и ощущаешь, что чувствительные нервы — это антенны твоего пребывания в инвалидном космосе. Ты относишь кроны собственному гневу – свободу Нрисимхе. Сидящий рядом на корточках в уголке превратился в красавицу..

Господь всегда наказывает того, кто играет на его камышовой дудочке.

Твое слово - мантра работает таким образом, что вновь по ее щекам текут слезы, оно контролирует воображение бога, солнце и музыку....



Изображение - Tanellia -