Пламя. часть 4, глава 5. (фанфик)

Фанфик по мультсериалу "Мыши-рокеры с Марса"

Часть 4. Серебристая Речка

5. Расскажи, дочка...

Модо и Ривер оторопело молчали, ожидая хоть какого-то разумного объяснения происходящему. Откуда легендарный Отчаянный Дед мог знать хоть и не последнего, но всё же и не самого известного мышиного бойца? И ведь по лицу старшего Флейма видно было, что Дед ему не знаком.
Впрочем, ещё несколько раз моргнув, Модо с трудом встал и подошёл к застывшему в мотоциклетном седле безногому инвалиду. Взяв того за искривлённые ранениями плечи, он долго и напряжённо всматривался в черты старикова лица, искажённые страшными шрамами. Сперва брови серого великана сдвинулись, взгляд стал недоверчиво-пристальным, но после минутной паузы, томительно повисшей в сухом и холодном воздухе, вдруг широко распахнулись и застыли в изумлении и будто бы даже неверии.
Что ж он такое увидел в лице Отчаянного Деда? Неужели узнал старого знакомца? Неужто…
- Митч?.. – еле слышно шепнул Модо.
Но Дед ничего не ответил. Взгляд его давно уже был опущен, а губы мелко дрожали.

***
Модо, чувствуя, что ноги отказываются дальше держать его, отшатнулся от старика и вновь привалился к скальной стене, возле которой его усадили несколько минут назад. В ушах и голове по-прежнему звенело и гудело, а теперь ещё и сердце рвалось наружу. Однако мозг по-прежнему не рождал ни одной здравой мысли.
«Митч? Митч! Митч…» - только это и билось кровью в висках.
Прошлое, от которого больно и нет спасения…
А старик меж тем, достав из коляски своего чудо-мотоцикла короткие костыли, кряхтя, спешился и, смотрясь убого и жалко, подполз к Флейму на остатках коленных суставов.
Серебристая мышка продолжала ошарашено взирать на него слезящимися от недавних световых вспышек глазами, но Дед на неё не обращал внимания. Лицо седого байкера было повёрнуто в сторону Модо, но взгляд метался из стороны в сторону, не способный на чём-либо остановиться хоть на миг.
Модо всё ещё плохо понимал происходящее, но подумал, что Ривер стоило бы уйти. Проницательная подруга, поймав его взгляд и сигнал от антенн, разочарованно вздохнула, но поплелась прочь, вглубь холодного и тёмного каменного укрытия. Ривер – Модо слышал – скрипела зубами от досады, видимо, что не может послушать, о чём будут говорить её серый великан и этот удивительный Дед. Но пришлось смириться. Понадеялась, наверное, что Модо потом ей что-нибудь, да расскажет…
Перед нею было неловко. Серебристая Речка давно стала для Модо самым надёжным и верным из товарищей, и совсем не хотелось скрывать от неё хоть что-то, но… тут такое…
Однако Флейм быстро забыл об этом. Он просто сидел и не знал, что делать.
- Помнишь, ты обещался меня прикончить? – когда вокруг стало достаточно тихо, проскрипел старик, несчастно разглядывая красноватую пыль под обрубками собственных ног, - Я затем тебя и искал…
Модо молчал. Сердце всё ещё «плясало» в груди, к горлу подкатывал ком, и на душе с каждым мгновением становилось всё дурнее и дурнее.
***
Серебристая мышка, сгорая от любопытства, попыталась поймать волну того, кого успела узнать как саму себя, с кем была так близка, хотел он этого или нет. Антенны напряглись, накалились и завибрировали. И впервые в жизни она принимала не только эмоции, но и образы его мыслей…
***
Модо пребывал в молчаливом оцепенении, вспоминая того гордого, наглого и самоуверенного Митча, о чей труп когда-то так хотелось вытереть ноги. Как заносчив был тогда несостоявшийся тесть, каким королём себя чувствовал, повелевая двумя запуганными женщинами. Каким пустым местом он был: нулём, раздувшимся до размеров Галактики.
И сколь жалко смотрелся теперь, когда судьба дала столько жестоких уроков. Как кротко и униженно звучал его голос, теперь, когда боевые заслуги давали право высоко вздёрнуть подбородок…
Флейм в полном безмолвии поражался этим невероятным переменам, а тот, кого успели прозвать Отчаянным Дедом, продолжил, силясь исповедать всю боль своего кровоточащего сердца.
- Знаешь, Флейм, я столько всего пережил за эти годы, столько всего сделал, желая спастись от самого себя… Но ничего не исправил и не смогу исправить. Никогда. Флейм, ты меня выслушаешь?
Модо, чувствуя, что глаза начинает жечь как от самой яркой из световых вспышек, стиснул зубы и резко кивнул. Он хорошо представлял, каким адом станет для него всё то, о чём поведает дальше Митч, но ни одного достойного повода для отказа у него не имелось.
- Флейм, я всегда думал, что поступаю правильно… Понимаешь, это такое заблуждение. Заблуждение полного дурака, который мнит себя умником из умников… Это страшно, Флейм. Представь себе: каково это – жить с таким идиотом!
Дед сморщился, будто что-то кольнуло его в сердце, сел и отбросил в сторону костыли. Модо ловил эмоции старика, и дыхание его прерывалось всё чаще и чаще.
- А они жили. В постоянном, в беспросветном страхе перед… - Митч на миг умолк, а потом словно выплюнул, - перед ничтожеством… Я не желал им зла, но… не считал их личностями. Я полагал, что залог их счастья и благополучия – это беспрекословное подчинение мне… умному. И этому «умному» ни разу не пришло в голову заглянуть в их души, потому что этот «умный» не видел их, не знал, что они существуют…
Митч кривыми обрубками пальцев теребил ткань одежды на груди, время от времени крепко сжимая. Сердце, видать, пошаливало, но он продолжал свою исповедь.
- Ты был моложе её на четыре года, Флейм, а смотрелся старше. В свой двадцать один год она не имела хоть сколько-то сформированной личности, потому что я не дал ей сформироваться…
Голос Митча становился всё более дрожащим и сиплым. Казалось, он вот-вот захлебнётся своим откровением.
- Я до сих пор так и не могу вообразить себе, ЧТО она пережила тогда… Самый близкий мужчина должен был с самого детства стать лучшим из друзей, а стал каким-то чудовищным, лютым врагом… Когда я… когда ползал между кусками её тела… разбросанными во все стороны… я… я думал о том… о том, что за всю жизнь ни разу не присел рядом, не взял за плечи и… не сказал: расскажи, дочка, о чём думаешь?.. Чего такая печальная?.. Не хочешь ли поделиться чем-то?.. Не влюбилась ли?..
Дед затрясся в бессильных рыданиях, от которых не может стать легче, но вопли неизбывного сожаления всё продолжали изливаться из его перехваченной спазмом глотки.
- Она ждала этого от меня… всю жизнь… а я шпынял только… Она искала тепла… простого тепла… и понимания… а нашла их лишь у тебя… Но я и это у неё отнял… Я, родной отец! Изверг!..
Последние слова Митча Модо почти не слышал, они доносились до слуха точно сквозь толстый слой ваты. Из жестоко вскрытого сердца кровавой струёй били воспоминания:
- Привет, Флейм! С днём рождения!
Лёгкий взмах руки и неловкость, спрятанная за улыбкой. Ей семнадцать. Ему – четырнадцать.
- Лес как будто живой, и смотрит на нас…
Ей двадцать один, но она, как всегда, чего-то боится. Бедная мышка-трусишка.
- Я не для того снимала одежду, Флейм, чтобы ты отворачивался…
Она украдкой нарушила все запреты. Как будто в омут с головой – будь, что будет!
- Я не позволю ему, слышишь, любимый, не позволю убить нашего малыша!
Её последние перед смертью слова… Она ничего и никого уже не боится!

«Терри… Терри. Терри! Моя любимая девочка…»
Модо зарычал, чтоб не застонать ненароком, но вдруг услышал женский плач из непроглядной глубины убежища.

***
Ривер долго не могли успокоить. И Модо никак не мог понять, что же с ней приключилось.
Дед, впрочем, догадывался. Вот уже восемь лет, как чуткость его превышала все известные науке пределы. Он заставил хмурого Модо немного отстраниться от серебристой мышки, а сам обнял её и долго с нею о чём-то шептался.
«Нда, Митч, ты это или не ты?»
Но, несмотря на всю подозрительность Флейма, в объятьях Деда Ривер всё-таки успокоилась.
- Куда вы держали путь, Модо? – спросил Митч, баюкая на изуродованных руках женщину, которая рядом с ним будто вдруг превратилась в маленькую девочку. В малышку, которой нужно спрятаться и согреться в сильных мужских руках.
- Знать бы!, - прошептал серый великан, чтобы не будить притихшую Ривер, - Мы ищем следы песчаных рейдеров, которые месяца три назад увели мою мать и ещё нескольких мышей, - Ты много где ездишь, Дед. Не видал?
Старик как будто остался доволен тем, что Модо назвал его Дедом, а не Митчем. Флейму подумалось, что незачем уже поминать прошлое, которое всё равно безвозвратно ушло, и ни к чему бередить старые раны, которые и без того никогда уже не заживут. Никогда. К тому же, бесстрашный и добрый Отчаянный Дед был куда симпатичней того, кто всё равно давно уже умер. Умер, ползая меж кровавых обрывков плоти, когда-то звавшихся его единственной дочкой Терри…
- Нет, не видал, - с сожалением покачал седовласой головой старик, которому, впрочем, вряд ли было больше пятидесяти пяти лет, - Но я, действительно, много здесь барханов исколесил. Многие пёсьи и крысиные логовища знаю, а ещё знаю, что ближе к Олимпу один толковый мышь под своё знамя самых лучших бойцов собирает. Я, собственно, туда и направлялся. Думал, может, и я там на что сгожусь.
Модо оживился.
- Что за парень? – спросил он чуть громче, нежели хотел, учитывая, что Ривер продолжала сопеть на руках у Деда. Та встрепенулась и, смутившись, чуть отстранилась от калеки-байкера, но тоже с интересом воззрилась на него.
- Не знаю толком. Стокером звать. Но, говорят, он реальные дела делает, а не ту дребедень, на которую правительство живую силу и ресурсы без толку бросает. И тебе туда бы, Флейм. Тебе там рады будут, это точно. Да и матушку помогут найти, я уверен.
- То, что ты говоришь, Дед… - задумчиво проговорил Модо, в глазах которого уже разгоралось знаменитое пламя Флеймов, - это… более чем интересно, вот только у меня тут неподалёку племянники в одном поселении. И товарищ контуженный. Проведать их надо, решить, что дальше делать, если мы к Стокеру этому подадимся. Кто знает, может, и другие мыши за нами потянутся… Ехать, правда, совсем не на чем, но вдруг Стокер этот твой согласится за ними транспорт послать?
- Хорошо, - кивнул Отчаянный Дед, - давай сперва в это твоё поселение, а потом к Борцам за Свободу. Так, говорят, армия Стокера называется.
Модо бросил вопросительный взгляд на Ривер. Та смотрела одобрительно, подхватив от кроваво-красных радужек своего Великана огонь их первобытной ярости. Впрочем, она всегда одобряла его решения, безропотно следуя за ним. То ли из своего безбрежного обожания, то ли просто потому, что ещё ни разу её собственное мнение кардинальным образом не разошлось с мнением Модо.
Вздохнув и, стараясь не думать о том, сколь непроста сложившаяся в их отношениях ситуация, старший мужчина из рода Флеймов встал и решительно пошёл к уже заждавшемуся синему чопперу.

***

Дед и впрямь знал все опасные места Лабиринта Ночи и окрестных пустынь, как свои пять искривлённых обрубков, и потому путь к сокрытому в горах мышиному убежищу оказался хоть и довольно долгим, но зато обошёлся без хоть сколько-то серьёзных происшествий. Даже наоборот, удалось найти и разорить довольно богатый крысиный схрон. Как известно, кто встретил Отчаянного Деда, тому довелось созерцать улыбку самой Фортуны.
И вот, у входа в кое-как обжитые пещеры их встречают два худеньких, но счастливых мышонка. Дядя Модо и тётя Ривер вернулись. И привели с собой самого Отчаянного Деда!..

***
- ОТЧАЯННЫЙ ДЕД!!! – ребячий писк Огонька оглушительней шумовых гранат драл барабанные перепонки всех присутствующих, включая и того самого Деда, которому мышонок так радовался.
Он без умолку верещал и прыгал вокруг живой легенды, не дожидаясь ответов, один за другим задавал вопросы, и, точно самая яркая из галактик, сиял своими чёрными глазёнками из-под огненно-рыжей чёлки.
Праймер молчала, лишь удивлённо и как будто в немом предвкушении загадочно поглядывала на удивительного старика-калеку. Ей, должно быть, снова хотелось сказок. Впрочем, кому их здесь не хотелось-то?..
Ещё несколько мышей обступили Деда и один из них, вполне удостоверившись в личности неожиданного гостя, пригласил его внутрь убежища.
Трясущегося в диком восторге Римфайра оттащить от него не удалось, да Дед и не возражал против того, чтобы прямо сейчас взять и ответить на все его вопросы, которые могли интересовать и взрослых обитателей поселения.
Модо и Ривер, согласившись с этим, уселись вместе с остальными мышами, окружившими седого байкера. Даже Мрак, едва державшийся на ногах и сжимавший руками голову, приплёлся на звуки общего воодушевления.
Дед говорил долго и был терпелив, как никто, наверное, на всём Марсе. Огонёк вытряс из него едва ли не всё, что старый мышь успел узнать за восемь лет своих злоключений. Тут и впрямь было, что послушать. Ведь для бойцов и мирных мышей, застрявших в отрезанном от прочего мира участке горно-пустынной местности, вся эта информация была на вес целого амбара зерновых и склада горюче-смазочных материалов.
Плутаркийцы, по словам Деда, и впрямь развели тихую деятельность по добыче и переправке на свою планету полезных ископаемых из недр Марса, а мышиное правительство, зная обо всём, боролось с этим из рук вон плохо, скорее лишь делая вид, что борется. Продажность и подлость была кругом! Дед, за много лет исколесивший чуть ли не половину южного полушария, уже много раз докладывал военным о местах, где заметил преступную деятельность плутариков и их марсианских прихвостней, но, несмотря на все обещания и заверения, всё оставалось по-прежнему, что, естественно, наводило на определённые, не слишком-то обнадёживающие мысли.
Старый байкер имел много информации о вражеских тайных базах и в этих краях, но, отчаявшись получить помощь от официальных вооружённых сил, решил отправиться к Стокеру, о котором услышал недавно.
Мыши, которые во всё время его рассказов внимательно слушали, задумались, оживились. Были, конечно, и те, кто сомневался, но в основном речи были самые решительные. Многие были согласны с Дедом. Он дело говорил, да и репутация свою роль сыграла.
Обитатели пещер вскоре разошлись – обсуждать всё услышанное – и Отчаянный Дед остался лишь в окружении Флеймов, с миской дрянной мясной похлёбки, помимо которой попотчевать даже самого дорогого гостя тут было просто нечем. Огоньку, чтоб хоть немного отвлечь его и успокоить, пришлось подарить бластер из того самого крысиного схрона, который Дед, Модо и Ривер обнаружили по дороге сюда.
- Крысиный! – брезгливо поморщился парнишка, безошибочно определив происхождение оружия.
- Зато исправный, качественный и с полным зарядом, - ничуть не смутившись, отозвался старик, - а на войне именно это главное.
- И как раз по твоей руке, Малокалиберный. Не то, что мой гранатомёт, - усмехнувшись, добавил Модо, дабы поддержать старого знакомого, в тождество которого с тем, кого Флейм знал прежде, с каждым часом верилось всё меньше и меньше.
Услыхав авторитетное мнение, воинственный мышонок тут же изменил своё отношение к бластеру и, поиграв им, выдал:
- Да, классный пестик! Ух, мы с ним кучу крысятин уложим! Будут знать Римфайра Флейма, который убьёт их из собственного же оружия! И псы поганые поплатятся за то, что бабушку и тётю Марту увели! Спасибо, Дед! Подарок суперский!
И Огонёк, наконец, отвлёкшись от овеянной легендами личности, убежал хвастаться своим первым личным оружием.
- Эй, Огонёк, осторожнее только! – закричал ему вслед Модо, а Ривер, чтобы никто не тревожился, пошла вслед за непоседливым мышонком – присмотреть за ним и пресечь возможные опасные выкрутасы.
Праймер, всё это время сидевшая на коленях у дяди и умильно прижимавшаяся к нему, вдруг встала и несмело подошла к страшноватому на вид, но добродушно и грустновато глядевшему на неё байкеру.
- Дед, а вы, когда по пустыням ездили… вы не видели?.. – девочка запнулась, не зная, как продолжить мысль.
- Кого, детка? Я много кого видал, - Отчаянный Дед ласково потрепал маленькую мышку по белокурой макушке.
- Нууу… - вновь с трудом продолжила Праймер, - мышонка одного. Сильного, смелого и красивого, как мой дядя Модо, и умного как его друг дядя Кэвин, - выдала она всё же, в конце концов.
Услыхав это, старший Флейм чуть не подавился последней ложкой мясной похлёбки, и едва успел спрятать улыбку от обернувшейся на звук его кашля племянницы.
А Дед, посмотрев на неё совершенно серьёзно, вдруг достал из нагрудного кармана своей истрёпанной камуфляжной жилетки нечто небольшое, обёрнутое в красивый глянцевый фантик. Праймер не помнила вкуса сладостей – слишком уж мало довелось ей пожить в мирное время – и смотрела теперь на стариков подарок, протянутый ей, в немом изумлении.
- Не поверишь, милая, но подошёл ко мне как-то один мальчишка и велел передать этот батончик самой красивой девочке на Марсе.
От изумления раскрыв рот и не моргая, девчушка взяла из покалеченной ладони Деда конфетку, будто и не принадлежащую этому миру. То, к чему привык её взгляд, было тусклым и, как правило, сломанным, покарябанным, рваным и не слишком чистым. Всё: её голубое платьице, которое неумолимо становилось ей мало, но которое она так любила и заносила уже до дыр; старые игрушки Огонька – битые-перебитые, исцарапанные и давно потерявшие всякий намёк на какой-то конкретный цвет; одеяла и утварь, оружие и старый дядин чоппер – всё носило на себе отпечаток убогости. Отметины жизни в страшной и нескончаемой войне.
А подарок незнакомого ей, но уже обожаемого мышонка поблёскивал чем-то нездешним, и потому манил и пугал одновременно.
Праймер, сгорая от любопытства и не желая показаться робкой (она ведь Флейм!), осторожно развернула обёртку и извлекла из-под неё цилиндрический, похожий на патрон довольно большого калибра, злаковый батончик, залитый чем-то тягуче-блестящим, склеивавшим между собой очень аппетитные на вид зёрнышки трёх разных культур.
Глянув на Деда, потом на дядю, и получив от обоих одобрительные кивки, она поднесла батончик ко рту и откусила крохотный кусочек.
Большие, красивые глазки девочки закрылись сами собой, потому что она никогда не ела ничего вкуснее. Это тебе не мясо в противном, безвкусном бульоне и не резко пахнущая жареная рыба. Это настоящая мышиная еда – будто осколок прошлой счастливой жизни, которой она не помнила.
Дядя Модо помнил. Он наверняка тоже хочет попробовать. Он сидит на прежнем месте и смотрит на Праймер. Отчего-то так грустно.
Дед… Почему у него глаза заблестели? Странные такие, фиолетовые глаза…
Праймер со всеми поделится этим чудом! Ей не жалко, совсем не жалко! Только фантик оставит себе, чтоб мышонок – ЕЁ МЫШОНОК! – смог узнать однажды «самую красивую мышку на Марсе», взглянув на знакомую обёртку…