Твой старый, странный знакомый

Однажды, придя домой, ты обнаруживаешь на кухне его.
Когда-то вы неплохо общались – едва ли он был тебе другом, в лучшем случае - близким знакомым, но теперь ты не сразу вспоминаешь, как его звать. Старый знакомый твой, он всегда был странным парнем – попадал в нелепые ситуации, говорил вздорные речи. Иногда он казался взрослее сверстников, а иногда ужасно инфантильным. Едва ли кто-то мог бы общаться с ним ближе чем ты. И всегда трудно было поверить, что у него есть какая-то квартира, с как-то устроенным бытом, и девушку он, конечно, свою никому не показывал – потому что не было, конечно, у него никакой девушки – придумывал он всё. И когда он пропал из твоей жизни – тактично, незаметно и надолго - тебе доводилось иногда вспоминать о нём, и даже планировать проверить, не остался ли у него старый номер, и даже назначить встречу, которая в последний момент сорвётся, но это всегда оставалось мимолётными и необязательными планами.
А теперь он у тебя на кухне – в строгом, мятом, рваном и испачканном костюме.
Он сидит за столом и пьёт твой кофе, и выглядит настолько уместно, что ты даже не удивляешься – чего-то такого следовало ожидать. И удивляет тебя только то, что ты не удивляешься.
И ты спрашиваешь, как он здесь оказался, а он о ответ лишь неопределённо взмахивает правой рукой, и ты замечаешь, что на левой руке у него нет кисти. Культя заделана чёрте-чем: ты различаешь только скотч и какую-то тряпку явно не первой свежести. К горлу подступает тошнота, но ты садишься напротив него.
И ты спрашиваешь, во что он вляпался, но он говорит что это не так важно, что не стоит обращать внимания, что это всё пустяки. И ты пытаешься подстроиться под его будничный тон, но у тебя не получается – да, если честно, скоро ты замечаешь, что не получается и у него – стоит проявить немного внимания, и становится понятно: он на грани истерики. И ты предлагаешь ему вызвать скорую, но он, перебив тебя, наотрез запрещает это делать.
Он никогда не умел быть убедительным, у него никогда не было того, что называют характером, но сейчас ты легко поддаёшься. Потому что тебе не хочется вызывать ему скорую. Тоска берёт от мысли, что придется как-то объяснять эту абсурдную ситуацию врачам. А они же в полицию передадут. А полиция спросит почему он пришёл к тебе. А ты не знаешь, почему.
И не будешь спрашивать.
Вы долго и неловко молчите, и, наконец, ты предлагаешь ему пищу, и он соглашается.
Когда вы едите, ты замечаешь ещё кое-что. Как можно было сразу не обратить внимания? Что же – твой жизненный опыт совершенно бесполезен сегодня.
На груди у него – на толстой чёрной верёвке висит кисть руки. И ты предполагаешь, что он надеется пришить её на место, но он отвечает, что это не его.
И ты взрываешься. Что он о себе возомнил? Почему он ничего не объясняет – ты даже не гонишь его, и ты не лезешь в его дела, но ты имеешь право знать, какого чёрта здесь происходит, разве нет?
И он говорит долго и сбивчато, и ты то и дело перестаёшь его слушать – тем более, что всё равно ничего не понимаешь. Что-то про старую историю, которая началась ещё в старших классах, какие-то «они», которые, он думал, остались в прошлом, но нет. Что-то про то, что он оказался слишком близко к свету, которого он и вообразить себе не мог. Он сыпет фамилиями, названиями документов, фирм, и ты не успеваешь спрашивать что всё это значит. В конце концов, ты замечаешь, что смотришь на часы и дремлешь, а вовсе не слушаешь. И ты спрашиваешь, как долго он намерен оставаться у тебя, и он отвечает что не вполне уверен, но если мешает, то может уйти прямо сейчас.
Что бы выиграть время – ведь ты хочешь его выгнать, но стесняешься, ты идёшь в туалет.
А когда, собравшись с силами, возвращаешься, он уже не дышит.
Всё-таки ты вызываешь и скорую и полицию – хотя полиция бы и сама приехала. И на работу назавтра ты идёшь в дурном расположении духа – не выспавшись, ничего не понимая – удивляясь собственной чёртсвовсти – честно, ты совершенно не испытываешь к нему жалости. И тебе приходится её разыгрывать – когда ты раз за разом рассказываешь эту историю. Да и себя ты пытаешься в чём-то убедить, и наедине с собой давишь из себя слезу.
Удивительно, как быстро твоя жизнь возвращается в прежнее русло. Эта история почти не влияет на течение твоего быта.
Когда через год у тебя в голове начинает вертеться словосочетание «Отчёт об отгрузке исенографов», ты долго думаешь, что это из какого-то фильма, или книги.
Но однажды ночью ты вспоминаешь – это из его слов.
И, незаметно для себя, ты начинаешь искать – собирать эту мозаику по смутно знакомым названиям подставных фирм и девичьих фамилий.
Постепенно эти поиски замещают твою прежнюю жизнь.
И – спустя несколько месяцев – всего-то несколько месяцев, вместившие в себя и твоё увольнение и косые взгляды соседей, и несколько странных драк, и это высосанное из пальца уголовное дело, которое тебе шьют не пойми за что – как будто просто хотят повесить на тебя любой глухарь, ты сидишь в светлом офисе. Ты уже знаешь, что в подвале, и ты уже знаешь, что не уйдёшь. Стоило быть осторожнее, говорит часть тебя. Мы увидели этот свет, возражает другая часть тебя. Увидели и ослепли. – но увидели. И теперь мы знаем, почему мир таков, каков он есть, разве этого мало? Многое хотелось бы забыть, и многого хотелось бы не знать, и многое хотелось бы остановить. Мы видели мертворожденных детей, и мы видели страдающих детей, и мы видели людей с порванными ртами. И мы видели затворника – голого, держащего в руках шарманку, от которой тянулись в его тело проводки с повреждённой изоляцией – и они то ныряли под его кожу, то выныривали, и весь он был покрыт вязью этих проводов, и когда он играл на шарманке на проводках мерцали лампочки – новым цветом – цветом, которого никто не видел. И мы знаем, что ему было больно это делать, и мы видели кровь на его ранах, но теперь мы знаем, почем он это делал. И мы запускали исенограф, и, если верить его показаниям – если прав автор той странной таблицы, то плохи были наши дела с самого начала. Но мы видели и другие таблицы – более льстивые, поэтому не вызывающие доверия.
В любом случае, после того, через что мы прошли, мы уже никогда не будем прежними.
Ты встречаешь взгляд страшного человека в деловом костюме, и он кивает – кажется, в его глазах ты можешь видеть нотки печали.
Ты закрываешь глаза, прощаешься с собой, и видишь своего старого, странного знакомого