Удобная правда

Горькая правда лучше сладкой лжи… Но всегда ли мы готовы выдержать испытание этой самой правдой и не укрыться под крылышко оправдывающей всё кривды?..
Дед мой, Тишин Михаил Иванович из репрессированных. «Враг народа», хотя родом из того же народа. Начинал трудовую карьеру молотобойцем в кузне при Луганском сахарном заводе. Лугань - бывшее уездное село до 1782 года на землях знаменитой в нашей истории по Смуте начала 17 века Комарицкой волости. К 1937 году он – первый секретарь Новозыбковского райкома партии Орловской области (с 1944 г. – Брянской). Город Новозыбков примечателен тем, что оттуда родом матрос Дыбенко, спасший октябрьские завоевания власти большевиками от казаков генерала Краснова. Подробнее об этом в книге Джона Рида «Десять дней, которые потрясли мир». Ещё Новозыбков знаменит как центр старообрядчества…
Арестовали деда не сразу. «Сняли» с работы, дали вернуться на родину и даже получить багаж по железной дороге. А потом зашли в ж/д столовую, где дед с женой обедали перед дорогой в родное село, и пригласили Михаила Ивановича выйти «на пару слов». Так и не дав попрощаться с женой и детьми, увезли в Орёл, где и расстреляли в начале 1938 года. Бабке Клаве «шили дело» о «контрреволюционном заговоре» вместе с женой другого «врага народа» Ковтюха. В книге писателя Серафимовича «Железный поток» он послужил прототипом главного героя событий гражданской войны на Тамани. Жили Тишины с Ковтюхами как-то по соседству в Ярцево в казенном доме для советских чиновников, вот и присовокупили ретивые следователи-чекисты к делу это подозрительную близость. Допрос бабке Клаве стоил передних зубов, остальные она потеряла позже, в партизанском отряде от цинги, хотя и при хорошей должности кашевара. Свекровь (моя прабабка, Елена Ермолаевна) в аресте сына Михаила обвинила… невестку и с четырьмя несовершеннолетними детьми выгнала из хаты. До родного села бабке Клаве было тридцать километров. Да и неизвестно: не так ли встретят её родные? Пришлось поселиться в заброшенной халупе и питаться и жить чем придётся и как придётся. Раз в неделю с моей матерью Верой, как старшей в семье ходили за 26 км в райцентр Комаричи за хлебом. Хлебопекарня в селе была, но заведующий пекарни, двоюродный брат деда Михаила, отказался продавать хлеб семье «врага народа». Брата, Михаила Ивановича, студента Андрея, исключили техникума. Он так был потрясён арестом и обвинением Михаилу, что повторял только одну фразу: «Миша не враг народа!» С психическим расстройством его направили на лечение в Орёл, где он и пропал в безвестности. Мать и тётку исключили из комсомола, опять-таки, за отказ отречься от отца – «врага народа». В партизанах в комсомоле их восстановили и даже наградили орденами и медалями, как подрывниц на железной дороге. Но это было позже, как и неоднократное опухание от голода, тиф и малярия – проза партизанской жизни. До 1956 года на них было клеймо: семья «врага народа»…
«Не мы такие – жизнь такая!», сказала мне одна из учениц по поводу моей проповеди о вреде приобщения к куреву и выпивке. «Понять и простить» можно, только вот где-то глубоко в душе обида остаётся… Думаешь, может и сам так поступил не по-родственному, не дай бог, случись подобное. Не знаю, не знаю…
Нечто сходное судьба подкинула мне, когда я работал в милиции на ВДНХ СССР и до сих пор не могу дать однозначной оценки своему поступку…
Сижу в нерабочее время и слушаю у товарища по милицейской общаге группу «ди Пёпл» и вдруг вижу: в раскрытом окне промелькнула знакомая физиономия бывшего одноклассника Виктора К. Сначала подумал, что пригрезилось от ненормально громкой и кричащей музыки. Потом пришел дежурный-милиционер по общежитию и позвал к выходу, где ждал меня чумазый с ног до головы….одноклассник, который сел недавно «на нары»! Сел по дурости и во второй раз и, за одно и тоже преступление с одинаковой мотивацией – неразделённая любовь. Перед армией он рассорился со своей любимой – одноклассницей Надей. Путь домой ближе к полуночи лежал мимо столовой общепита. Захотелось с «горя» выпить. Выставил стекольную шибину в окне, залез и забрал из витрины буфета бутылку коньяка (в советское время выпивохи почему-то им «гребовали», считая, что он «пахнет клопами») и шоколадку. На утро милиция взяла его «тепленьким» в постели. Рядом на тумбочке стоял «вещдок» – недопитый коньяк. Из трёх лет заключения он отсидел два, да и то на «химии», т.е. колонии поселения при вредном производстве. Заплакал, увидев нас с другим одноклассником после демобилизации из армии: «Вы – из армии, а я из тюрьмы…» После отсидки роковая его любовь отвергла Виктора по новой. И он вновь, назло ли ей или в доказательство своей отчаянной любви, залезает в эту же самую столовую, «традиционно» берёт коньяк и такую же «закусь» к нему. И опять поутру за ним пришли и «повязали с поличным». Опять три года и колония поселения. И вот он передо мной. Попытался «темнить» вначале, но потом выложил, что бежал с «химии» аж с Урала и добирался до Москвы товарняками. На метро (что там 5 коп на билет по тем временам!) доехал до главного входа ВДНХ. Спросил у милиционера «как найти Вовку-друга». На его удачу постовой знал меня по фамилии и направил в общежитие. И домой, сбежавшему с «химии» однокласснику надо было всего лишь затем, чтобы повидать свою ненаглядную Надю, которая успела выйти замуж за другого, поговорить с ней «по душам» и… вернуться назад! Авось простят за добровольное возвращение ему эту отлучку! Первым желанием моим было послать школьного друга ко всем чертям с его дурацкой затеей. Но внешний вид его не внушил бы доверия не только у постового милиционера, но и у первого встречного! Не без колебаний провел такую «напасть на мою голову» в умывальник, затем накормил, дал свою чистую рубашку и повёз на Киевский вокзал. Купил за 7 рублей билет до Брянска и дал ещё 10 рублей на дальнейшую дорогу…
Потом мне родные в письме сообщили, что приехав домой и, повидавши свою Надю, Виктор получил окончательный «поворот от ворот». Дома за ужином, сорвал злость на матери, плеснув ей в лицо супом. Отец вступился за мать. Сынуля, схватив кухонный нож, устроил за папой догонялки вокруг дома. Вовремя подоспевшая милиция не дала случиться непоправимому. В милиции Виктор чистосердечно признался как «Вовка-друг» помог ему добраться до дома из мест весьма отдалённых. Скрыли этот факт моего содействия бежавшему преступнику местные милиционеры или всё же доложили по месту моей работы и уже здесь «спустили дело на тормозах», неизвестно. Время было брежневское, когда к людям «относились помягче, а на вопросы смотрели поширше»…
А вот в сталинские времена за такое содействие преступнику и сокрытие правды об этом дали бы всем «по полной программе». Лет двенадцать спустя после этого случая приехал учительствовать в одну из отдалённых деревень своего родного района. Директор повел знакомить с жильём – щитовым домиком для холостых учителей. Из соседнего дома вышла полюбопытствовать женщина лет за пятьдесят с добродушным выражением лица. Поздоровалась, как принято в деревне, с незнакомым человеком и скрылась в дверях своего дома. На мой немой вопрос, словоохотливый директор пояснил: «Машка «Барабаниха». До войны посадили на 10 лет. На истории, в учебнике - Сталину бороду подрисовала». Соседка по парте доложила об этом учителю. Тот, не решаясь «замять дело» – директору. Скрыть сей факт, от бдительных органов директор тоже не отважился. Вот и пошла девочка Маша со школьной скамьи по этапу в долгосрочный «курорт» на 10 лет «от звонка до звонка». Мучила ли совесть педагогов за такое не сокрытие правды? Неизвестно. «Своя рубашка ближе к телу», в конце концов. А "люби ближнего своего, как самого себя" - это удел немногих, кто в "момент истины" не побоится и не прогнётся перед обстоятельствами, которые ему грозят сломать "хребет" в прямом или переносном смысле. Для многих же главная христианская заповедь, хороша для применения лишь в пасхальный день.