-- : --
Зарегистрировано — 120 485Зрителей: 63 832
Авторов: 56 653
On-line — 11200Зрителей: 2171
Авторов: 9029
Загружено работ — 2 075 720
СОЦИАЛЬНАЯ СЕТЬ ДЛЯ ТВОРЧЕСКИХ ЛЮДЕЙ
«Неизвестный Гений»
Григорий Борзенко ТВОИ РУКИ
Пред. |
Просмотр работы: |
След. |
02 июня ’2019 
18:54
Григорий Борзенко
ТВОИ РУКИ
Из серии «Мы жили на этой земле»
Читает: Вера Кузнецова
Звукорежиссер: Игорь Набаранчук
Обложка: Любомир Бейгер
Описание: История любви. Красивой и нежной. Мы видим их детьми, подростками, молодыми людьми, красивыми девушкой и парнем, красивой парой. Казалось, этой любви, этой прекрасной сказке не будет ни конца, ни края. Тем неожиданней будет воспринято читателями и слушателями неожиданный ход событий в предпоследней главе, и совсем неожиданной покажется вам трогательная развязка в последней главе этого лирического повествования.
Фейсбук:
Ютуб:
Григорий Борзенко
ТВОИ РУКИ
Из серии «Мы жили на этой земле»
Прикосновение первое
Всем нам известно изречение «Устами младенца глаголет истина». Воистину мудро сказано! Детский возраст – это тот период жизни, когда человек еще не научился лицемерить, юлить, врать и обманывать, скажем так, в «широких масштабах». Как это мы часто наблюдаем у политиков во время предвыборного «парада безумства» и других политических игр, где присутствие лжи, цинизма и обмана столь же привычно, как и присутствие в руке каждого из нас ложки, когда мы собираемся кушать борщ или суп. В детстве светятся искренностью и светом не только ясные детские глаза. Мысли и речи их тоже светлы и искренни. Это вполне можно отнести и к их поступкам, движениям, прикосновениям.
Прикосновения… Привычная и обыденная, казалось бы, вещь! Но какое магически волшебное, сказочное и сладкое значение приобретает сие девство тогда, когда идет речь о прикосновении руки матери к младенцу, когда она нежно гладит его по голове. Прикосновения кончиков пальцев юного парнишки к волосам понравившейся ему девчонки, у которого, что называется» «крыша едет» от преизбытка эмоций и от удивления тому, как такое простое и безвинное, казалось бы, действо, может вызывать столь сладострастные чувства. А что уж говорить о нежном прикосновении, а затем и сладостном «сплетении» обнаженных тел мужчины и женщины во время любовных игр! Тут и объяснять ничего не нужно, ибо нет на земле человека, который не испытал сие самое сладостное чувство, и который мог бы подтвердить, что да, к этому чуду действительно применимо понятие «сладостно», «волшебно», «чувственно», «незабываемо», «непревзойдённо»!
Однако, мы забегаем наперед! Пока же начинаем свой рассказ о совсем ещё мальчишке, ученике начальных классов. Тот, который жил по соседству со своей одноклассницей и больше всего в жизни любил заходить за ней по пути в школу. Точно так же, как и провожать ее домой из школы. Нашему юному герою было еще далеко до того возраста, когда не только парни, а и зрелые мужчины поют своим возлюбленным серенады под балконом. Но ему уже сейчас доставляло неописуемое удовольствие приходить по утрам под ее балкон, кричать: «Ксюха! Соня! Вставай! В школу пора!» Его сердце замирало от удовольствия и непонятного для него волнения, когда она выходила на балкон, с сонными глазами и взъерошенными после сна волосами, отчего выглядела в его понимании еще более красивой, нежной и беззащитной… Она лениво протирала глаза и ворчала: «Вот привязался! Не дал и поспать!!» Он утешал ее: «Опоздаем в школу, Ксюха! Собирайся скорее! Я тебя подожду!» Вот это его ожидание, сначала под балконом, а затем у подъезда ее дома, также приносило ему некое удовольствие. Да! Правда! Обычно долгое ожидание кого-либо и чего-либо у людей вызывает раздражение. Здесь же удивительнейшим образом все было как раз наоборот! Парнишка ловил себя на мысли, что сие действо не только не утомляет его, но и даже приносит некое удовольствие! Его мальчишеское пылкое романтическое воображение рисовало ему в его же сознании, что в это время он являет собою некого часового, который стоит на страже мира и покоя его возлюбленной. Ему очень хотелось быть ей не только другом, но и неким защитником. Он иногда замечал, как папа дома садился на краешек кровати, на которой еще спала мама, левую руку клал ей на плечо, а правой нежно-нежно гладил маму по голове. В этом для мальчонки виделось нечто магическое, что не только умиляло, но и восхищало его. Папа виделся неким благородным защитником мамы. Если сейчас в окно вдруг ворвется нечто нехорошее – ветер, вьюга или снег, то папа своей широкой спиной и крепкими руками непременно заслонит маму от всех невзгод, прислонит ее к себе, обнимет и согреет. В крепких и нежных объятиях папы маме будет очень тепло и уютно, какими бы злыми и холодными не были бы ветер и вьюга, ворвавшиеся в комнату сквозь внезапно распахнувшееся окно. В эти минуты мальчишке безумно хотелось, чтобы и он сам вот так в будущем мог бы заслонять собою эту бесконечно милую ему соню и растеряху, без которой он уже сейчас не мыслил свою жизнь.
Вот наконец-то дверь подъезда отворилась, и подружка шагнула ему навстречу. На милом личике уже не было никакой сонливости: перед ним стояла свежая, бодрая, лучезарно улыбающаяся девчушка с аккуратно заплетенными в косички бантиками. Этого момента он ждал особо. Чтобы выйти на дорожку, нужно было от парадных дверей подъезда спуститься через несколько ступенек. Это был для него отличный повод не только проявить себя мужчиной, подавая ей руку и помогая спуститься по ступенькам, но и прикоснуться к ее руке…
Прикосновение к ее руке было для него отдельной темой, тем, что невозможно выразить словами. Если бы мы сейчас надарили нашего юного героя даром писателя, усадили за соседний стол рядом с ним автора «Камасутры» и устроили между ними некое соревнование: кто более красочно опишет степень своих ощущений, то не будет никакого сомнения, что парнишка однозначно выиграет этот необычный спор. Ибо его описание того, какой кайф ощущает его рука, касающаяся ее руки, будет куда более эмоциональным, нежели писанина автора «Камасутры», сколь бы он, бедолага, не пыхтел бы, проявляя свое красноречие.
Даже потом, во время следования в школу, когда они обходили лужи или иные препятствия, когда можно и нужно было разомкнуть руки, он все равно старался не выпускать ее руку из своей, не желая, чтобы это таинство было прервано. Точно так же они шли и по школьному двору, и по школьному коридору. Ибо давно уже прошло то время, когда самые рьяные шутники-одноклассники попытались применить к ним известную песенку-подковырку «Тили-тесто, жених и невеста!», но, получив от него «по ушам», благоразумно решили приберечь свои вокальные качества для других случаев. Об этой их удивительной дружбе, для столь юного возраста, знали все. И одноклассники, и учителя, и родители. Все воспринимали это только положительно, ибо понимали, что в лице этого мальчика вырастает и крепчает настоящий мужчина, который и сам, как рыцарь, относится к юной представительнице прекрасного пола и подает пример другим. Об этой удивительной дружбе узнал и кинорежиссер, который пригласил их в своем фильме «Осень за окошком» сыграть самих себя! Так как в том фильме речь шла именно о любви, о чистом и светлом чувстве, о супружеской паре, которая пронесла свою любовь от школьной скамьи, до того периода их жизни, когда за окошком их «семейного очага» буйствовал цвет осени. Осени, во всех смыслах этого слова. В том числе и осени жизни. Вот наша юная пара и снялась в фильме как раз в съемках периода «школьной скамьи».
Однажды он решил сделать ей сюрприз. Пришел к ее окну тогда, когда она, по его предположению, не должно была находиться дома. Достал из кармана мел, перед этим незаметно «позаимствованный» с полочки школьной доски, и, положив на зеленую траву портфель, начал старательно выводить на асфальте извечную, «проверенную веками», надпись: «Я тибя любою…» С неизменной, умиляющей всех и вся, ошибкой в слове «тебя». Закончив это и поняв, что он еще не удовлетворил свое желание выразить к ней всю гамму своих чувств, и желание сделать для нее еще что-то продолжает бурлить в нем, он стал рисовать рядом с надписью ее. Понятно, что это была не столько она, сколько всем привычное нам детское изображение человечка. «Точка, точка, запятая – вышла рожица кривая, палка, палка, огуречек – вот и вышел человечек!» Только ради того, чтобы показать, что это не просто человечек, а именно она, он дорисовал внизу треугольник, символизирующий юбчонку, а сверху по краям головы дорисовал закрученные вверх косички, с бантиками на кончиках этих косичек. (Как это он запомнил из иллюстраций к книжке «Пеппи-Длинный-Чулок»).
Именно в это время он, содрогнувшись от неожиданности, услышал сверху до боли знакомый голос:
- Плохой из тебя художник! Одна косичка длиннее другой… Ножки получились кривые… Нет, не умеешь ты рисовать!
Ему бы обратить внимание на интонацию ее голоса, на то, что было сказано это игриво и без зла, но наш герой, удрученный тем, что «попался на горячем», да к тому же и раскритикованный той, от которой ждал восторга и едва ли не признания в любви, даже не подняв головы, чтобы не встретиться с ней взглядом, взял портфель, и, что называется, «волоком» потащил его вслед за собой. Уныло уходя прочь и от ее издевательского смешка, и от первого в своей жизни «портрета», который он посвятил ей…
Прикосновение второе
Сергей вспомнил, как он любил заходить с мамой в это летнее кафе и кушать мороженое. Впрочем, это нельзя назвать просто словом «заходить». Это было нечто иное. На мамину беду это кафе было расположено на полпути между их домом и детским садиком, куда мама по утрам водила маленького Сережу, а вечером заходила за ним, забирала из садика и вела домой. Момент, когда они проходили мимо кафе, служил для мамы неким испытанием на выносливость. Вначале ей нужно было выслушать хныканье маленького сына, который упрашивал ее зайти в кафе и покушать мороженое. Потом помаленьку взрослеющий мальчонка начал проявлять хитрости. Понимая, что просто нудное хныканье маму только раздражает, он начал брать ее «на жалость»: строил ей глазки, изображал страдальческое лицо, из которого было понятно, что если он сейчас не съест хоть ложечку мороженого, то тут же камнем упадет на землю и умрет, бедолага, мученической голодной смертью. Мама только улыбалась в ответ на это, говорила, что в его лице пропадает незаурядный актерский талант, но отказывала не всегда. Весьма часто они заходили в это кафе, и для нашего героя наступали минуты истинного наслаждения.
Прошли годы, и вот теперь Сергей, уже в статусе подростка, серьёзного парня, не с хныкающей миной на лице, а с гордым видом, так называемым «приглашает даму в ресторан», часто предлагал своей, также повзрослевшей, подружке Ксюше зайти в это кафе и покушать мороженое. Не было еще ни единого раза, чтобы она, сославшись на занятость или иные неотложные дела, отказалась бы. Ей в равной степени нравилось и само мороженое, и то, что в кафе ее приглашал парень, к которому она неравнодушна. Нравилось то, как он ухаживал за ней, рассчитывался всегда только сам, хотя она не раз предлагала поделить сумму за съеденное пополам.
Ему же тот факт, что он этим приглашением совершает для нее пусть и мелкий, но все же, в его понятии благородный мужской поступок для своей дамы, приносил еще большее удовольствие. Как мужчинам никогда не понять некоторые душевные сокровенные тайны женщин, так и представительницы прекрасного пола могут, может, догадываться, но уж точно ни в коей мере не испытать «на полную катушку» – какой кайф доставляет «благородным рыцарям Айвенго» ухаживание за своими «дамами сердца». Когда даришь ей какие-то подарки, угощаешь, совершаешь для нее иные добрые дела и млеешь от удовольствия, видя, как она мило улыбается тебе в ответ и невинным «хлопаньем ресничек» как бы беззвучно говорит: «Я тебе так благодарна!» Да, иные подарки и посиделки в кафе денег стоят, но ради того, чтобы увидеть ее благодарный взгляд в ответ и ощутить себя рыцарем, никаких денег не жалко.
Вот и сейчас, они сидели в кафе, ели мороженое, пили фруктовый сок, и он вдруг сказал:
– Я тут начал ходить в художественную школу. Понятно, что я еще «валенок» в этом деле, далеко не Репин, Васнецов или Верне, но очень хочу научиться. Нравится мне рисовать. Можно попрактикуюсь на тебе? Пока ты кушаешь, время у нас есть, мы никуда не спешим, я попробую набросать твой портрет. Не суди строго…
Он достал из сумки планшетку-дощечку, к которой был прикреплен чистый лист бумаги, карандаш, и начал рисовать. Вот тут для нее настало золотое время, чтобы подурачиться. Что она только не вытворяла! И язык ему показывала, и рожицы корчила, и в наигранном стеснении закрывала волосами нижнюю часть лица, словно она укрылась от него воображаемой паранджой, оставляя лишь прорезь для глаз. Он хмурил брови и сердился, мол, ты мешаешь мне рисовать, но чем больше он психовал, тем в больший раж она входила, дразня его пуще прежнего. Ему бы, глупому мальчишке, понять, что она не просто дразнит его, а кокетничает с ним. Что лишняя «правильная» линия на его рисунке не стоит того, что она не застыла как статуя с отмороженным лицом, а вот так играет с ним и светится вся от удовольствия. Но не искушенный в тонкостях привередливого женского характера парнишка сдался:
- Ну, не хочешь, как хочешь! Не буду дальше рисовать, коль ты сама этого не желаешь.
С этими словами, положив планшетку на стол «лицом вниз», наш герой потянулся за сумкой. Именно в этот момент Ксюша поспешно подняла планшетку и взглянула на рисунок. Ту же на ее милом лобике появилась неудовлетворительная морщинка и мимика разочарования на лице:
– Плохой из тебя художник! – разочарованным голосом молвила она. – Кривые губы у меня получились… Глаз один больше, второй меньше… Нет, не умеешь ты рисовать!
Если бы сейчас перед ним посадили на двадцати стульях двадцать лучших психологов мира, которые стали бы уверять его, что глупо обижаться на такую оценку его работы, ибо слепому понятно, что она просто дурачится, что именно за такие «бесинки» в характере женщин их и называют шуточно «Евины дочки», он все равно не внял бы этим утешениям. Выхватив у нее из рук планшетку, он быстро сунул ее в сумку, поднялся и быстрым шагом удалился.
Ксюша и успела крикнуть вдогонку: «Да я же пошутила!», но было поздно, он ушел. Подождав его, но так и не дождавшись, она сначала доела мороженое, а затем разочарованно вздохнула, понимая, что впервые ей придется рассчитываться за их совместные посиделки самой…
Прикосновение третье
Спелые абрикосы, соблазнительно поблескивающие на солнце своими розовыми боками, давали Сергею пищу задуматься о том, как же все-таки летят годы. Это ветвистое дерево абрикоса было неким календарем для него. Сколько раз, подходя к окну, он обращал внимание, как оно меняется. Вот оно стоит с совершенно голыми ветками, на которых нет ни единого листочка. Вот оно, цветущее и белоснежное, умиляет взор и заставляет задуматься над тем, почему все говорят о красоте цветущей сакуры, если цветущий абрикос столь же прекрасен в период цветения?! Сейчас это дерево не менее прекрасное, на котором на фоне буйства зелени листьев еще более классно смотрятся ярко-желтые созревшие плоды этого дерева.
– Ксюха! – громко закричал он. – Хватит спать, соня! Проспишь такую классную погодку! Пойдем на речку!
В окошке балкона тут же «нарисовалось» ее милое личико.
– С чего ты взял, что я сплю?! Я убираю в квартире! Но твое предложение – хороший повод увильнуть от работы. Шучу я! Я как раз закончила! Одеваюсь! Иду! Через пять минут буду!
Поверить женщине, что она оденется и соберется за пять минут, это все равно, что всерьёз воспринимать первоапрельскую газетную публикацию о том, что налажены регулярные рейсы «звездных маршруток» между Нью-Васюками на планете Земля и мегаполисом Центурион, расположенном на одной из планет Созвездия Гончих Псов. Но в данном случае девушка проявила завидную расторопность, и они, взявшись за руки, последовали к берегу речки. Благо дело, она находилась совсем рядом, буквально в 200 метрах от дома. Там же был расположен небольшой пляж, который был таким уютным, что на нем любили отдыхать не только жители данного микрорайона, но и отдыхающие со всего города.
Купание являлось лишь маленькой толикой того, чем занимала себя наша повзрослевшая пара. Некоторые вокруг с умилением наблюдали за ними, молодыми, ослепительно красивыми, крепкими, красиво сложенными. Не один парень и мужчина украдкой косился на нее, на ее «точеную фигурку», не одна девушка со вздохом любовалась крепко сложенным парнем, лет, примерно, восемнадцати. Они играли вдвоем в волейбол, падали прямо на песок, в попытке дотянуться до «уходящего» мяча. На этом же песке сооружали примитивные «футбольные ворота», в виде прозаических веточек, воткнутых в песок, вместо штанг, и по очереди били друг дружке футбольные пенальти. Он (бивший по ее воротам издали) реагировал на свои победы более сдержанно, она, («расстреливавшая» его едва ли не впритык), в случае своей победы, визжала и прыгала от радости, и в это время на нее, светящуюся от счастья, невозможно было смотреть без умиления.
Когда силенок было истрачено немало, они позволяли себе менее активный отдых. Разложив на песке покрывало, играли в карты, кушали прихваченные из дому бутерброды или пили купленные в соседнем ларьке напитки или пиво. Выбрав момент, он, доставая из пакета планшетку, сказал:
– Внимание! Думаю, я не зря ходил в художественную школу! Мастерство свое шлифовал. Хочешь, не хочешь, а я все-таки хочу нарисовать твой портрет!
Она не стала возражать, но ее нынешнее поведение сильно отличалось от того, когда она раньше «узлами вязалась» в летнем кафе. С той лишь разницей, что теперь она уже не дурачилась, а просто вертела головой. На ней была широкополая шляпа, которая до этого момента закрывала ее от солнца. Девушка бралась руками за края шляпы, изображала на лице выражение «ах!», поворачивалась к нему то одним, то другим боком, словно кинодива позировала целой своре фотокорреспондентов.
– Не вертись! – ворчал он. – Ты мешаешь мне сосредоточиться!
Нетрудно догадаться, что это не только не успокаивало ее, а еще больше раззадоривало. У нее было хорошее настроение, и она его должна была как-то выплескивать из себя.
– Вот непоседа! – снова ворчал он, но без злости, а по-доброму. – Если, в итоге, получилась не Мона Лиза, то пеняй сама на себя: это ты меня сбивала.
Он протянул ей планшетку. Если бы в это время рядом был кинооператор, он смог бы заснять кадры, напоминающие тесты актеров для свое портфолио. Когда актриса перед экраном очень быстро меняет выражение своего лица, изображая на нем то горе, то радость, то удивление, то страх. Нечто подобное сейчас являла собой мордашка Ксюши. «Как же так?! – кричал в отчаянии каждый мускул ее лица. – Я такая красивая, а ты изобразил меня такой уродливой!»
Видно было, что она дурачится, ведь нельзя же было всерьёз воспринять то, что в один из моментов она изобразила, что сейчас лишится чувств и свалится на песок. Но в конце этого «парада эмоций» на своем лице с напущенным видом глубочайшего разочарования промолвила:
– Плохой из тебя художник! Третья по счету ресничка на правом веке чуть длиннее, чем все остальные… Одна бровь на сотую долю миллиметра короче, чем вторая… Нет, не умеешь ты рисовать… Нужно тебе как-то искупить свою вину за это…
Она опустила планшетку, прижав ее к груди, закрыла глаза и вытянула губы трубочкой. Он понял, каким должно быть «искупление вины» с его стороны. Сел рядом с ней, обнял и принялся страстно ее целовать. Он упивался этим моментом, ничуть не стесняясь множества людей, находившихся рядом на пляже, прекрасно понимая, что сейчас происходят именно те минуты, те годы, тот период его жизни, о которых обычно говорят, как о «лучших в жизни». Ему казалось, что он, несмотря на юный возраст, уже прожил с этим бесконечно милым и дорогим для него созданием целую жизнь! И в то же время понимал, что совместная для них с Ксюшей жизнь только начинается! Он был уверен, что они будут жить вместе долго и счастливо! Что не будет этой сказке ни конца, ни края!
Прикосновение четвертое
– Все будет хорошо, Сергей! Она обязательно тебе напишет, вы заведете переписку через интернет, сейчас это, в век компьютерных технологий, легко делается.
Отец Ксюши не знал, что еще сказать этому парню, какие слова подобрать, чтобы утешить того. На парня больно было смотреть. Он явно пребывал в состоянии прострации. Его мозг, сознание, сердце, ум, рассудок не могли принимать весть о том, что родители Ксюши переезжают жить в другой город, или даже в другую страну, и увозят дочь с собой. Никакие доводы о том, что отцу Ксюши предложили очень перспективную работу, от которой просто преступно отказываться, не действовали на парня. Его сознание не могло смириться с одной, но разрывающей его душу мыслью, что этой девчонки больше не будет рядом… То, что раньше не могло присниться ему в самом страшном сне, теперь становилось для него жуткой реальностью.
– Сереженька, миленький, все будет хорошо. – Казалось, мама Ксюши сейчас сама заплачет. – Деточки вы мои милые, родненькие вы мои…
Было непонятно, почему родители девушки успокаивали только Сергея, ведь и их дочь находилась в таком состоянии, что ее саму впору было бы утешать. Она стояла, словно парализованная, виновато смотрела на него, не обращая внимание на слезы, которые крупными горошинами катились по ее щекам. Старушки, греющиеся на солнышке недалеко, на скамеечке, рядом с Ксюшиным подъездом, и прекрасно знающие о красивой любви этой юной пары, сейчас тоже не сдерживали слез, наблюдая за происходящим. Возле подъезда стояло такси, груженое большими чемоданами, водитель такси распахнул все дверцы автомобиля и то и дело стучал пальцем по циферблату, тактично прокашливаясь и напоминая, что они опоздают на самолет, а четверо людей, все еще стояли в оцепенении, боясь нарушить таинство того, что сейчас происходило.
Больше других понимал это Сергей. Как бы его не утешали отец и мама Ксюши, внутренне он догадывался, что видит ее в последний раз, поэтому и старался продлить минуту расставания. Он нежно-нежно гладил ее руки, он касался кончиками пальцев ее волос, он прислонял свою ладонь к ее щеке, млел от того, что и она терлась о его ладонь, как бы стараясь побольше впитать в себя тепло его ладони и сохранить подольше это тепло. Он подносил ее руки к своим губам, целовал их, подносил к глазам, как бы стараясь запомнить каждую линию и морщинку на ее руках…
– Мы все понимаем, мы восхищались и раньше, и сейчас восхищаемся вашей светлой любовью… Но мы опоздаем на рейс… Спасибо тебе, Сережа, за все, извини. – Всегда мужественный голос Ксюшиного папы сейчас непривычно дрожал. – Давайте обнимемся все вместе на прощание,
Четверо людей, положив руки на плечи друг друга, застыли, как это делают иногда спортсмены команд в игровых видах спорта, образовывая так называемый «энергетический круг». Как можно было назвать сейчас этот круг, образованный четырьмя людьми, я не знаю…
Последние объятия, рукопожатия, взгляды, слезы, дверцы такси захлопнулись, машина резко сорвалась с места и скрылась за углом дома.
Как долго Сергей вот так простоял в оцепенении, глядя на опустевший двор и на угол дома, за котором уже давно исчез автомобиль, парень не помнит. Лишь свежий ветерок, всколыхнувший листья деревьев и прядь его волос, слегка привел его в чувство и заставил призадуматься: а почему, собственно, я остался здесь, если она там?! Это открытие настолько поразило его, что он со всех ног бросился к находящейся невдалеке дороге, по которой курсировали маршрутки, где было оживленное движение транспорта. Видя, что на привычном месте стоянки для частных такси автомобилей нет, он бросился «тормозить» первую попавшуюся легковушку. Та проехала мимо, никак не отреагировав на его отчаянные взмахи рукой и прикладыванием второй руки к сердцу, мол, прошу от всего сердца, мне очень нужно! Так же отреагировал и водитель второго легкового автомобиля… Понимая, что промедление смерти подобно, увидев следующую приближающуюся легковушку, наш герой не придумал ничего лучшего, как выйти на дорогу и стать на ее пути. Водителю ничего не оставалось другого, как остановиться. Рука водителя уже было потянулась за монтировкой, когда какой-то наглец заскочил в салон его автомобиля и поспешно сел рядом с ним, но, видя, как тот словно в лихорадке повторяет: «Срочно в аэропорт! Пожалуйста! Я не бандит какой-то, извините! Мне просто очень нужно в аэропорт! Я щедро заплачу!», понял, что тот говорит искренне, и надавил на газ. Когда, примчавшись в аэропорт, парнишка выскочил из салона автомобиля, который еще не успел окончательно остановиться, и побежал к зданию аэровокзала. Водитель крикнул вслед:
– А деньги?!
Парень на ходу вытащил из кармана кошелек и бросил его на капот. Водила, пересчитав деньги, крикнул снова:
– Здесь много лишних! Забери сдачу! – Но видя, что парень не реагирует, закричал еще громче ему вслед:
– Я подожду тебя здесь! Слышишь?!
Подбежав к металлическому ограждению, схватившись за толстые прутья и сжимая их до белизны в пальцах, Сергей увидел, как разогнавшийся по взлетной полосе лайнер оторвался от земли, взмыл вверх и вскоре растаял в небесной дали. Он опустился на асфальт, прислонился спиной к металлическим прутьям ограждения и долго-долго сидел, вытянув перед собой ноги, не обращая внимания ни на прохожих, которые искоса и с подозрением поглядывали на него, ни на водителя такси, который устав ждать клиента, пошел искать его и сразу же заметил того, сидевшего у изгороди.
– Слышь, парень, – негромко сказал он, словно боялся нарушить то состояние, в котором сейчас пребывал юноша. – Давай я тебя отвезу назад, домой. Давай? Денег мне не нужно, я тебя и так отвезу. Я ведь все понимаю…
Видя, что тот никак не реагирует, водитель, взглянув на циферблат наручных часов, тяжело вздохнул, потянулся к парню, чтобы вложить ему в руки его кошелек, потом остановился, достал из кармана деньги, которые он перед этим отсчитал из этого же кошелька, высчитал сумму за проезд до аэропорта, сунул ее назад в кошелек, вложил его в руки парню, по-дружески сочувственно постучал его по плечу, поспешил к своему авто, завел двигатель и умчался в город.
За всем происходящим пристально следил местный забулдыга, промышляющий тем, что собирал пустые бутылки, оставленные теми, кто любил «приложиться на прощание». Понимая, что происходит, и какую пользу он может из этого извлечь, забулдыга огляделся вокруг, выбрал момент, когда вокруг никого не было, подошел к парню, осторожно взял у него из рук кошелек и последовал дальше. Юноша продолжал сидеть, смотря прямо перед собой отсутствующим взглядом…
Прикосновение пятое
Шевченковский парк был излюбленным местом отдыха херсонцев. И не только потому, что находился в центре Херсона. Это был самый ухоженный парк города и самый богатый на развлечения, с обилием летних кафе, где можно было посидеть с видом на природу. Тут был и парк аттракционов, и небольшой, но очень симпатичный фонтан, и тир, и теннисные корты, и главная достопримечательность парка, а, может, и всего города – могучий ветвистый столетний дуб! Не только в праздник и выходные дни, но и в будничные здесь всегда было немало народа, с той лишь разницей, что в рабочие дни кроме «праздношатающихся» по тенистым аллеям парка иногда шли и люди с портфелями или барсетками в руках, спешащие по своим делам.
Несмотря на рабочий день, у Ксении Ивановны сегодня был законно и честно заработанный отгул, который она решила посвятить сыну. Дел было столько, что впору было сей перечень записывать на листочке бумаги. Как она иногда это делала, собираясь за покупками. И, чтобы не забыть, писала «в столбик» и по порядку: «Картошка – 3 кг. Ребрышки – 1 кг. Фарш – 2 кг» и т.д. Сегодня они с сыном успели побывать и в больнице, и в гостях у подруги, и в музыкальной школе, и в кассе театра, купив билеты на спектакль. И вот теперь, управившись с делами, Ксения Ивановна решила прогуляться по парку, может, посидеть где-то с сыном, покушать мороженое, а потом уже и домой ехать. Она всецело была увлечена сыном, давая тому ответы на его бесконечные «Почему?», потому и не обратила внимания на солидного мужчину, спешащего по своим делам, на ходу перелистывающего бумаги в открытой папке. Она, проходя мимо него, не могла заметить того, как он вздрогнул всем телом, услышав до боли знакомый голос. Как он, до сего момента шедший торопливым шагом, вдруг застыл на месте, словно вкопанный, и медленно повернулся и взглянул на нее.
– Ксюша? – сдавленным голосом выдавил он из себя.
Сказано это было тихо, но она услышала, что кто-то зовет ее по имени. Она также медленно повернулась и увидела перед собой незнакомого мужчину. В таких случаях понимая, что кто-то обознался и что-то было сказано не так, понимая, что это просто произошла какая-то «непонятка», люди быстро забывают об происшедшем. Она же, видя, что мужчина не уходит, а оторопело смотрит не на кого-нибудь, а именно на нее, и сознавая, что за этим что-то кроется, не спешила уходить. Она понимала, что этот высокий и статный с опрятными усами и бородкой-шотландкой мужчина, сейчас должен что-то сказать. Он и сказал:
– Ксюша?!
От этого голоса у нее все перевернулось внутри. Конечно, она узнала бы этот голос из тысячи. Пусть этот голос и стал более взрослым, не юношеским, а мужским, но все равно спутать его нельзя было ни с кем другим.
– Ты? – только и могла она сказать, зная, что на еще одно слово у нее сейчас не хватит сил.
Оба стояли, словно их подошвы припаялись к асфальту, и не двигались. Порыв предательского ветра вырвал один из листов, которые он держал в руках. Он чисто инстинктивно сжал их, засунул в папку, но при этом продолжал смотреть на нее, забыв, возможно, о трижды важном для него документе, который в это время ветер уносил куда-то вдаль.
Сынишка, видя, что ничего не происходит, и заскучав по этому поводу, дернул маму за руку:
– Мам, пойдем! Ты обещала меня мороженым угостить!
Мужчина наконец-то подал голос:
– Любовь к мороженому это у него от тебя…
Она все еще стояла, приходя в себя, не зная, что сказать. Он подошел к ней и взял ее за руки. Она чувствовала, как дрожали его руки, как нежно и трепетно он поглаживал их. Как все это было ей до боли знакомо. Это прикосновение так сильно «швырнуло» ее в воспоминания о годах юности и так сильно всколыхнуло все там внутри, в душе, что ей сейчас хотелось не просто расплакаться, а волком взвывать, громко и пронзительно, от тоски по юности, от того, что было, и чего не вернуть уже больше никогда!
– Мама! Я побегу, займу место вон за тем столиким. Иди ко мне!
Сынишка освободил свою руку из ее ослабшей руки, подбежал к крайнему столику летнего кафе, которое находилось всего-то в десяти метров от них, и уселся на одном из стульев.
– Пойдем, присядем, – только и смогла она сказать.
Они сели рядом с мальчиком, мужчина заказал мороженое и фруктовые соки. А она, поглядывая на него и слушая этот, такой привычный для нее «джентльменский набор» того, что они всегда любили кушать, когда он обратился к официанту, сейчас снова чуть не расплакалась. Сейчас она мысленно перенеслась во времена своей юности, когда они сидели в таком же летнем кафе, кушали такое же мороженое, он рисовал ее портрет, а она корчила ему рожицы и показывала язык.
– Как ты здесь оказалась? – Его голос вернул ее к действительности. – Вы ведь, вроде, за границу уезжали. Твоего отца там, кажется, ждала потрясающая карьера.
Его голос таил в себе чудодейственную возможность как уносить ее в прошлое, так и возвращать назад. Сейчас он именно вернул ее с небес на землю.
– Да… Да, мы были за границей. – Она понимала, что должна взять себя в руки, сколь не было бы огромным у нее желание вести себя совершенно по-иному. – Отец действительно сделал большую карьеру, и маму обеспечил, и мне в этом городе и квартиру купил, и фактически он же на крутую работу устроил. Все благодаря его помощи. Хотя они с мамой живут в другом городе. – И, немного помолчав, добавила. – Может, ты спросил про карьеру папы с иронией, обидевшись, что они тогда увезли меня, но не суди его строго. Он и, правда, всю свою жизнь всего себя отдавал нам с мамой. И мы не жалеем, что он тогда такой важный для семьи сделал шаг в жизни.
– И ты не жалеешь?
Он не сводил с нее глаз. Она тяжело вздохнула и отвела глаза в сторону.
– Не тереби ты мне душу… Я и так еле сдерживаюсь, чтобы не разреветься… Давай не будем мучить друг друга. Как ты поживаешь? Какими ветрами занесло в наш город?!
Он повертел в руках ложечку, которая еще ни разу не прикасалась к аппетитной горке мороженого, возвышающейся над краями пиалы.
– Это уж верно, – впервые она увидела улыбку на его лице, пусть и легкую, пусть и горькую. – Если бы мне кто раньше сказал, что я когда-нибудь приеду сюда по каким-то делам, я бы не поверил. Я думал, что на Херсонщину ездят только летом и только на море, в Железный Порт или в Скадовск. Ах, да! У вас тут еще фестивальный край, оказывается! Наслышан, что «Укрфест» и «Спивучий край» у вас тут финалы своих фестивалей летом на берегу моря ярко проводят. Дети всех моих знакомых уже ездили на эти фестивали, нравятся ребятне организаторы. Некто Григорий и Владимир. Любят чуваки свое дело, с любовью все делают. Но это так, к слову. А заехал к вам по делам, буквально на денек. Суета сует, как говорится. А ты как? Семья, дети…
– Да, как видишь, – приветливо улыбнулась она в ответ и погладила по головке сидящего рядом сына, аппетитно уплетающего мороженое, который не обращал абсолютно никакого внимания на болтовню мамы с каким-то мужчиной. – Вот какой чудесный сынишка! Столь же прекрасный и любящий муж, дружная семья! У нас все отлично! А ты как?! Про работу ты сказал, а на личном-то фронте как?! Тоже семья, дети?
Движения ложечки в его руках становились все более замедленными…
Она более пристально посмотрела на него:
– Чего же ты молчишь?! Ведь понятно, что к такому возрасту даже самые лихие гуляки-холостяки давно женятся!
Движение ложечки в его руке совсем замерло. Он положил ее на столик. Она перестала есть мороженное и с удивлением уставилась в него, вскинув брови:
– Ты что, хочешь сказать, что до сих пор холостякуешь?!
Он горько улыбнулся:
– Я тебя жду…
Она положила свои руки на его руки, но он тут же перехватил инициативу, взял ее руки в свои, начал гладить их, поднес ее ладонь к своей щеке и принялся нежно тереться щекой о ее ладонь, лихорадочно приговаривая:
– Не могу я жить без твоих рук! Никто и ничто в этом мире не заменит тебя! Я с ума схожу без тебя! Я…
– Стоп! – Сдавленно вскричала она и выдернула руки из его объятий. – Так нельзя! Давай остановимся! Я не хочу ничего менять в своей жизни! У меня все настолько хорошо, я настолько сильно люблю мужа и сына, что и слышать не хочу о том, чтобы что-то менять в своей жизни! Не думай, что я черствая: мне сейчас хотелось бы вернуть все назад даже больше, чем тебе! Да! Не смотри на меня так! Но я не хочу и тебе надежду давать, и себе душу теребить! Все в прошлом! Ставим точку! Нам пора! Пойдем, проведешь нас на остановку общественного транспорта. Она совсем рядом…
– Вот это место, – сказала она, когда они пришли на остановку, – является в некотором роде моим любимым местом в конце рабочего дня. Как солдат стоит на посту на так называемой «тумбочке», охраняя знамя полка, так и я каждый вечер люблю стоять возле этой рекламной тумбы. Работа у меня заканчивается в 17-00, вот я возле нее и «дежурю» каждый рабочий день, начиная примерно с четверти шестого вечера. Жду, пока придет тридцать пятая или восьмая маршрутка. Я живу в микрорайоне Корабел, именуемом в просторечье «Остров», туда эти две маршрутки от данной остановки ходят. Есть еще шестнадцатый, двадцатый и двадцать девятый маршрут на Остров, но они ходят мимо центрального рынка. А вот это остановка Суворова – самое центральное место в городе. Центральней уж и некуда. Вот я каждый вечер, чтобы как-то убить время до прибытия маршрутки, изучаю что за объявления клеят на этом рекламном носителе. С одной стороны смотреть нечего, там все одно и то же. Какая-то юридическая фирма, видимо, выкупила эту плоскость, повесила на всю площадь тумбы, тут, наверное, метр на полтора размер будет, и вот она, одна большая реклама, и мозолит глаза уже много лет подряд, приелась. А с этой стороны куча бумажек, мелких афиш. Посмотри. «Продам козу» и т.д. Я шучу, конечно. Нормальные объявления здесь, афиши предстоящих концертов звезд, анонсы спектаклей. Вот мы сегодня билеты купили на…
– Зачем ты мне это все рассказываешь? – оборвал на полуслове он, до этого молча слушавший, не отрывая взгляда от ее больших глаз, держа ее руки в своих руках и непрерывно гладя их.
Она, все это время без конца что-то тараторившая, с веселым и непринужденным видом на лице, после этих слов вдруг враз умолкла, лицо ее погрустнело, она как бы вся обмякла.
– Да, – призналась она. – Это я специально. Чтобы отвлечь тебя от грустных мыслей, чтобы как-то занять время… О! А вот и «восьмерка». Нам пора! Спасибо тебе за мороженое…
Оба, как по команде вздрогнули, вспомнив, что это была любимая ее фраза детства и юности после того, как они выходили из кафе.
– Ой, Господи! Кто меня за язык тянул?! Я сейчас не выдержу! Нет! Этому нужно поставить точку! Я не хочу ничего менять в своей жизни. Прощай! Извини за все! Извини, что я тогда уехала. Теперь-то я понимаю, на что обрекла тебя, и что тебе пришлось пережить за это время… Извини… Пожалуйста…
Она освободила свои руки из его рук, которые инстинктивно потянулись за ней, словно он в эту минуту больше всего в жизни не хотел разрывать это прикосновение, схватила за руку сынишку и поспешила к маршрутке. Ей безумно хотелось не только оглянуться, но и броситься назад, но она силой воли заставляла себя не делать этого. Лишь когда маршрутка тронулась, она, приподнявшись на кончики пальцев, выглянув из-за голов стоявших рядом с ней пассажиров, взглянула на удаляющуюся остановку и увидела его, застывшего и неподвижного, с нелепо протянутыми вперед руками, смотрящего вслед уходящему автобусу…
Прошло несколько дней, а может, и недель, а может, и месяцев, и однажды она, выйдя с работы и заняв привычное для себя место возле знакомой ей рекламной плоскости, боковым зрением увидела, что обращенная к ней сторона рекламной тумбы не пестрит разнообразием мелких афиш, типа «Продам козу», как она в шутку тогда говорила. Она еще не успела повернуть голову, чтобы взглянуть, что же там, но уже сейчас не сомневалась, что это, наверное, какая-то фирма выкупила полностью всю сторону этой рекламы. Ведь было понятно, что на всем этом огромном размере тумбы находилось одно, но большое, изображение. Она повернулась, взглянула на рекламную тумбу и обомлела…
Она увидела… себя! Да! Это был огромных размеров портрет! Портрет с крупным изображением ее лица! Какая она была здесь красивая!!! Но ее поразили не только безумно прекрасные и печальные глаза, смотрящие на нее, а надпись внизу портрета: «Не могу я жить без твоих рук»…
Она узнала этот почерк… Она узнала бы его из тысячи. В этот момент она вдруг поймала себя на мысли, что хочет прикоснуться кончиками своих пальцев к этой надписи точно так же, как прикасался он своими руками к ее рукам.
В это время из широко открытого окна квартиры, расположенного на втором этаже близлежащего дома, вдруг громко начала звучать музыка, а затем и послышались слова лирической песни. Она вздрогнула всем телом, услышав до боли знакомый голос. Это потом она оглянется, посмотрит вокруг, и поймет, что музыка звучала из открытого окна. И уж, тем более, она, конечно, не знала, да и не могла знать, что это Сергей заплатил немалые деньги парню, живущему в этой квартире, чтобы тот не только договорился с фирмой, которая должна вывесить этот портрет на указанной рекламной тумбе, но и дежурил каждый вечер, начиная с 17.00 у окна, наблюдая, когда девушка, изображенная на портрете, увидит свой портрет на этой тумбе. В этот момент парень и должен включить запись, которую передал ему Сергей, выставить колонки на окно и развернуть их в сторону автобусной остановки.
Повторяем: обо всем этом Ксения не знала. Но она отчетливо слышала эту проникновенную, раздирающую ее душу песню, в которой певец хотел поведать не только всему миру, что он, как говорилось в словах песни, «не могу я жить без твоих рук». Она явственно слышала его голос, прекрасно понимая, что эту песню он написал и исполняет не «всему миру», а специально для нее. Она, сильная, гордая, верная своему мужу, так долго и мужественно державшая себя в руках во время встречи с Сергеем, сейчас сдалась. Слезы непрерывным потоком катились из её глаз. Нет, она и сейчас не хотела ничего менять в своей жизни. Но в этот миг она, как никогда ранее, явственно поняла, что прошла в своей жизни мимо чего-то великого и светлого, что могло украсить, разнообразить, согреть и превратить в сказку ее жизнь.
Перекресток главной улицы Херсона – Ушакова и пешеходной улицы Суворова – самое людное место в городе. Улица Суворова сама по себе красивая, по ней любят гулять горожане, а начало этой улицы самое людное. Именно здесь находится памятник Суворова, возле которого любят назначать встречи и свидания влюбленные, именно здесь находится едва ли не самая оживлённая остановка общественного транспорта. Иногда здесь играют уличные музыканты, или на суд многочисленных зевак кто-то предлагает другое развлечение. В этот вечер горожане, оказавшиеся здесь, стали свидетелями не совсем обычного зрелища: из окна близлежащего дома вновь и вновь звучала лирическая песня о нежных женских руках, без которых певец «не может жить», а возле рекламной тумбы вот уже едва ли не полчаса стояла девушка, которая с заплаканными глазами смотрела на портрет самой себя и то и дело, не обращая никакого внимания на всех вокруг, прикасалась пальцами и нежно поглаживала нехитрую надпись внизу портрета «Не могу я жить без твоих рук…»
От автора: безумно красивой девчонке, с певучим именем Маричка, которая была самым сильным чувством в моей жизни, посвящаю этот рассказ.
Слушайте на Ютубе:
АУДИОАЛЬБОМЫ автора-исполнителя Григория Борзенка:
АУДИОКНИГИ писателя Григория Борзенка:
Сюда же будут добавляться новые аудио альбомы (половина песен шестого альбома уже записаны), новые аудиокниги (из серии «Мы жили на этой земле», где многое из вас в героях книг узнают себя, услышат свои имена!
ТВОИ РУКИ
Из серии «Мы жили на этой земле»
Читает: Вера Кузнецова
Звукорежиссер: Игорь Набаранчук
Обложка: Любомир Бейгер
Описание: История любви. Красивой и нежной. Мы видим их детьми, подростками, молодыми людьми, красивыми девушкой и парнем, красивой парой. Казалось, этой любви, этой прекрасной сказке не будет ни конца, ни края. Тем неожиданней будет воспринято читателями и слушателями неожиданный ход событий в предпоследней главе, и совсем неожиданной покажется вам трогательная развязка в последней главе этого лирического повествования.
Фейсбук:
Ютуб:
Григорий Борзенко
ТВОИ РУКИ
Из серии «Мы жили на этой земле»
Прикосновение первое
Всем нам известно изречение «Устами младенца глаголет истина». Воистину мудро сказано! Детский возраст – это тот период жизни, когда человек еще не научился лицемерить, юлить, врать и обманывать, скажем так, в «широких масштабах». Как это мы часто наблюдаем у политиков во время предвыборного «парада безумства» и других политических игр, где присутствие лжи, цинизма и обмана столь же привычно, как и присутствие в руке каждого из нас ложки, когда мы собираемся кушать борщ или суп. В детстве светятся искренностью и светом не только ясные детские глаза. Мысли и речи их тоже светлы и искренни. Это вполне можно отнести и к их поступкам, движениям, прикосновениям.
Прикосновения… Привычная и обыденная, казалось бы, вещь! Но какое магически волшебное, сказочное и сладкое значение приобретает сие девство тогда, когда идет речь о прикосновении руки матери к младенцу, когда она нежно гладит его по голове. Прикосновения кончиков пальцев юного парнишки к волосам понравившейся ему девчонки, у которого, что называется» «крыша едет» от преизбытка эмоций и от удивления тому, как такое простое и безвинное, казалось бы, действо, может вызывать столь сладострастные чувства. А что уж говорить о нежном прикосновении, а затем и сладостном «сплетении» обнаженных тел мужчины и женщины во время любовных игр! Тут и объяснять ничего не нужно, ибо нет на земле человека, который не испытал сие самое сладостное чувство, и который мог бы подтвердить, что да, к этому чуду действительно применимо понятие «сладостно», «волшебно», «чувственно», «незабываемо», «непревзойдённо»!
Однако, мы забегаем наперед! Пока же начинаем свой рассказ о совсем ещё мальчишке, ученике начальных классов. Тот, который жил по соседству со своей одноклассницей и больше всего в жизни любил заходить за ней по пути в школу. Точно так же, как и провожать ее домой из школы. Нашему юному герою было еще далеко до того возраста, когда не только парни, а и зрелые мужчины поют своим возлюбленным серенады под балконом. Но ему уже сейчас доставляло неописуемое удовольствие приходить по утрам под ее балкон, кричать: «Ксюха! Соня! Вставай! В школу пора!» Его сердце замирало от удовольствия и непонятного для него волнения, когда она выходила на балкон, с сонными глазами и взъерошенными после сна волосами, отчего выглядела в его понимании еще более красивой, нежной и беззащитной… Она лениво протирала глаза и ворчала: «Вот привязался! Не дал и поспать!!» Он утешал ее: «Опоздаем в школу, Ксюха! Собирайся скорее! Я тебя подожду!» Вот это его ожидание, сначала под балконом, а затем у подъезда ее дома, также приносило ему некое удовольствие. Да! Правда! Обычно долгое ожидание кого-либо и чего-либо у людей вызывает раздражение. Здесь же удивительнейшим образом все было как раз наоборот! Парнишка ловил себя на мысли, что сие действо не только не утомляет его, но и даже приносит некое удовольствие! Его мальчишеское пылкое романтическое воображение рисовало ему в его же сознании, что в это время он являет собою некого часового, который стоит на страже мира и покоя его возлюбленной. Ему очень хотелось быть ей не только другом, но и неким защитником. Он иногда замечал, как папа дома садился на краешек кровати, на которой еще спала мама, левую руку клал ей на плечо, а правой нежно-нежно гладил маму по голове. В этом для мальчонки виделось нечто магическое, что не только умиляло, но и восхищало его. Папа виделся неким благородным защитником мамы. Если сейчас в окно вдруг ворвется нечто нехорошее – ветер, вьюга или снег, то папа своей широкой спиной и крепкими руками непременно заслонит маму от всех невзгод, прислонит ее к себе, обнимет и согреет. В крепких и нежных объятиях папы маме будет очень тепло и уютно, какими бы злыми и холодными не были бы ветер и вьюга, ворвавшиеся в комнату сквозь внезапно распахнувшееся окно. В эти минуты мальчишке безумно хотелось, чтобы и он сам вот так в будущем мог бы заслонять собою эту бесконечно милую ему соню и растеряху, без которой он уже сейчас не мыслил свою жизнь.
Вот наконец-то дверь подъезда отворилась, и подружка шагнула ему навстречу. На милом личике уже не было никакой сонливости: перед ним стояла свежая, бодрая, лучезарно улыбающаяся девчушка с аккуратно заплетенными в косички бантиками. Этого момента он ждал особо. Чтобы выйти на дорожку, нужно было от парадных дверей подъезда спуститься через несколько ступенек. Это был для него отличный повод не только проявить себя мужчиной, подавая ей руку и помогая спуститься по ступенькам, но и прикоснуться к ее руке…
Прикосновение к ее руке было для него отдельной темой, тем, что невозможно выразить словами. Если бы мы сейчас надарили нашего юного героя даром писателя, усадили за соседний стол рядом с ним автора «Камасутры» и устроили между ними некое соревнование: кто более красочно опишет степень своих ощущений, то не будет никакого сомнения, что парнишка однозначно выиграет этот необычный спор. Ибо его описание того, какой кайф ощущает его рука, касающаяся ее руки, будет куда более эмоциональным, нежели писанина автора «Камасутры», сколь бы он, бедолага, не пыхтел бы, проявляя свое красноречие.
Даже потом, во время следования в школу, когда они обходили лужи или иные препятствия, когда можно и нужно было разомкнуть руки, он все равно старался не выпускать ее руку из своей, не желая, чтобы это таинство было прервано. Точно так же они шли и по школьному двору, и по школьному коридору. Ибо давно уже прошло то время, когда самые рьяные шутники-одноклассники попытались применить к ним известную песенку-подковырку «Тили-тесто, жених и невеста!», но, получив от него «по ушам», благоразумно решили приберечь свои вокальные качества для других случаев. Об этой их удивительной дружбе, для столь юного возраста, знали все. И одноклассники, и учителя, и родители. Все воспринимали это только положительно, ибо понимали, что в лице этого мальчика вырастает и крепчает настоящий мужчина, который и сам, как рыцарь, относится к юной представительнице прекрасного пола и подает пример другим. Об этой удивительной дружбе узнал и кинорежиссер, который пригласил их в своем фильме «Осень за окошком» сыграть самих себя! Так как в том фильме речь шла именно о любви, о чистом и светлом чувстве, о супружеской паре, которая пронесла свою любовь от школьной скамьи, до того периода их жизни, когда за окошком их «семейного очага» буйствовал цвет осени. Осени, во всех смыслах этого слова. В том числе и осени жизни. Вот наша юная пара и снялась в фильме как раз в съемках периода «школьной скамьи».
Однажды он решил сделать ей сюрприз. Пришел к ее окну тогда, когда она, по его предположению, не должно была находиться дома. Достал из кармана мел, перед этим незаметно «позаимствованный» с полочки школьной доски, и, положив на зеленую траву портфель, начал старательно выводить на асфальте извечную, «проверенную веками», надпись: «Я тибя любою…» С неизменной, умиляющей всех и вся, ошибкой в слове «тебя». Закончив это и поняв, что он еще не удовлетворил свое желание выразить к ней всю гамму своих чувств, и желание сделать для нее еще что-то продолжает бурлить в нем, он стал рисовать рядом с надписью ее. Понятно, что это была не столько она, сколько всем привычное нам детское изображение человечка. «Точка, точка, запятая – вышла рожица кривая, палка, палка, огуречек – вот и вышел человечек!» Только ради того, чтобы показать, что это не просто человечек, а именно она, он дорисовал внизу треугольник, символизирующий юбчонку, а сверху по краям головы дорисовал закрученные вверх косички, с бантиками на кончиках этих косичек. (Как это он запомнил из иллюстраций к книжке «Пеппи-Длинный-Чулок»).
Именно в это время он, содрогнувшись от неожиданности, услышал сверху до боли знакомый голос:
- Плохой из тебя художник! Одна косичка длиннее другой… Ножки получились кривые… Нет, не умеешь ты рисовать!
Ему бы обратить внимание на интонацию ее голоса, на то, что было сказано это игриво и без зла, но наш герой, удрученный тем, что «попался на горячем», да к тому же и раскритикованный той, от которой ждал восторга и едва ли не признания в любви, даже не подняв головы, чтобы не встретиться с ней взглядом, взял портфель, и, что называется, «волоком» потащил его вслед за собой. Уныло уходя прочь и от ее издевательского смешка, и от первого в своей жизни «портрета», который он посвятил ей…
Прикосновение второе
Сергей вспомнил, как он любил заходить с мамой в это летнее кафе и кушать мороженое. Впрочем, это нельзя назвать просто словом «заходить». Это было нечто иное. На мамину беду это кафе было расположено на полпути между их домом и детским садиком, куда мама по утрам водила маленького Сережу, а вечером заходила за ним, забирала из садика и вела домой. Момент, когда они проходили мимо кафе, служил для мамы неким испытанием на выносливость. Вначале ей нужно было выслушать хныканье маленького сына, который упрашивал ее зайти в кафе и покушать мороженое. Потом помаленьку взрослеющий мальчонка начал проявлять хитрости. Понимая, что просто нудное хныканье маму только раздражает, он начал брать ее «на жалость»: строил ей глазки, изображал страдальческое лицо, из которого было понятно, что если он сейчас не съест хоть ложечку мороженого, то тут же камнем упадет на землю и умрет, бедолага, мученической голодной смертью. Мама только улыбалась в ответ на это, говорила, что в его лице пропадает незаурядный актерский талант, но отказывала не всегда. Весьма часто они заходили в это кафе, и для нашего героя наступали минуты истинного наслаждения.
Прошли годы, и вот теперь Сергей, уже в статусе подростка, серьёзного парня, не с хныкающей миной на лице, а с гордым видом, так называемым «приглашает даму в ресторан», часто предлагал своей, также повзрослевшей, подружке Ксюше зайти в это кафе и покушать мороженое. Не было еще ни единого раза, чтобы она, сославшись на занятость или иные неотложные дела, отказалась бы. Ей в равной степени нравилось и само мороженое, и то, что в кафе ее приглашал парень, к которому она неравнодушна. Нравилось то, как он ухаживал за ней, рассчитывался всегда только сам, хотя она не раз предлагала поделить сумму за съеденное пополам.
Ему же тот факт, что он этим приглашением совершает для нее пусть и мелкий, но все же, в его понятии благородный мужской поступок для своей дамы, приносил еще большее удовольствие. Как мужчинам никогда не понять некоторые душевные сокровенные тайны женщин, так и представительницы прекрасного пола могут, может, догадываться, но уж точно ни в коей мере не испытать «на полную катушку» – какой кайф доставляет «благородным рыцарям Айвенго» ухаживание за своими «дамами сердца». Когда даришь ей какие-то подарки, угощаешь, совершаешь для нее иные добрые дела и млеешь от удовольствия, видя, как она мило улыбается тебе в ответ и невинным «хлопаньем ресничек» как бы беззвучно говорит: «Я тебе так благодарна!» Да, иные подарки и посиделки в кафе денег стоят, но ради того, чтобы увидеть ее благодарный взгляд в ответ и ощутить себя рыцарем, никаких денег не жалко.
Вот и сейчас, они сидели в кафе, ели мороженое, пили фруктовый сок, и он вдруг сказал:
– Я тут начал ходить в художественную школу. Понятно, что я еще «валенок» в этом деле, далеко не Репин, Васнецов или Верне, но очень хочу научиться. Нравится мне рисовать. Можно попрактикуюсь на тебе? Пока ты кушаешь, время у нас есть, мы никуда не спешим, я попробую набросать твой портрет. Не суди строго…
Он достал из сумки планшетку-дощечку, к которой был прикреплен чистый лист бумаги, карандаш, и начал рисовать. Вот тут для нее настало золотое время, чтобы подурачиться. Что она только не вытворяла! И язык ему показывала, и рожицы корчила, и в наигранном стеснении закрывала волосами нижнюю часть лица, словно она укрылась от него воображаемой паранджой, оставляя лишь прорезь для глаз. Он хмурил брови и сердился, мол, ты мешаешь мне рисовать, но чем больше он психовал, тем в больший раж она входила, дразня его пуще прежнего. Ему бы, глупому мальчишке, понять, что она не просто дразнит его, а кокетничает с ним. Что лишняя «правильная» линия на его рисунке не стоит того, что она не застыла как статуя с отмороженным лицом, а вот так играет с ним и светится вся от удовольствия. Но не искушенный в тонкостях привередливого женского характера парнишка сдался:
- Ну, не хочешь, как хочешь! Не буду дальше рисовать, коль ты сама этого не желаешь.
С этими словами, положив планшетку на стол «лицом вниз», наш герой потянулся за сумкой. Именно в этот момент Ксюша поспешно подняла планшетку и взглянула на рисунок. Ту же на ее милом лобике появилась неудовлетворительная морщинка и мимика разочарования на лице:
– Плохой из тебя художник! – разочарованным голосом молвила она. – Кривые губы у меня получились… Глаз один больше, второй меньше… Нет, не умеешь ты рисовать!
Если бы сейчас перед ним посадили на двадцати стульях двадцать лучших психологов мира, которые стали бы уверять его, что глупо обижаться на такую оценку его работы, ибо слепому понятно, что она просто дурачится, что именно за такие «бесинки» в характере женщин их и называют шуточно «Евины дочки», он все равно не внял бы этим утешениям. Выхватив у нее из рук планшетку, он быстро сунул ее в сумку, поднялся и быстрым шагом удалился.
Ксюша и успела крикнуть вдогонку: «Да я же пошутила!», но было поздно, он ушел. Подождав его, но так и не дождавшись, она сначала доела мороженое, а затем разочарованно вздохнула, понимая, что впервые ей придется рассчитываться за их совместные посиделки самой…
Прикосновение третье
Спелые абрикосы, соблазнительно поблескивающие на солнце своими розовыми боками, давали Сергею пищу задуматься о том, как же все-таки летят годы. Это ветвистое дерево абрикоса было неким календарем для него. Сколько раз, подходя к окну, он обращал внимание, как оно меняется. Вот оно стоит с совершенно голыми ветками, на которых нет ни единого листочка. Вот оно, цветущее и белоснежное, умиляет взор и заставляет задуматься над тем, почему все говорят о красоте цветущей сакуры, если цветущий абрикос столь же прекрасен в период цветения?! Сейчас это дерево не менее прекрасное, на котором на фоне буйства зелени листьев еще более классно смотрятся ярко-желтые созревшие плоды этого дерева.
– Ксюха! – громко закричал он. – Хватит спать, соня! Проспишь такую классную погодку! Пойдем на речку!
В окошке балкона тут же «нарисовалось» ее милое личико.
– С чего ты взял, что я сплю?! Я убираю в квартире! Но твое предложение – хороший повод увильнуть от работы. Шучу я! Я как раз закончила! Одеваюсь! Иду! Через пять минут буду!
Поверить женщине, что она оденется и соберется за пять минут, это все равно, что всерьёз воспринимать первоапрельскую газетную публикацию о том, что налажены регулярные рейсы «звездных маршруток» между Нью-Васюками на планете Земля и мегаполисом Центурион, расположенном на одной из планет Созвездия Гончих Псов. Но в данном случае девушка проявила завидную расторопность, и они, взявшись за руки, последовали к берегу речки. Благо дело, она находилась совсем рядом, буквально в 200 метрах от дома. Там же был расположен небольшой пляж, который был таким уютным, что на нем любили отдыхать не только жители данного микрорайона, но и отдыхающие со всего города.
Купание являлось лишь маленькой толикой того, чем занимала себя наша повзрослевшая пара. Некоторые вокруг с умилением наблюдали за ними, молодыми, ослепительно красивыми, крепкими, красиво сложенными. Не один парень и мужчина украдкой косился на нее, на ее «точеную фигурку», не одна девушка со вздохом любовалась крепко сложенным парнем, лет, примерно, восемнадцати. Они играли вдвоем в волейбол, падали прямо на песок, в попытке дотянуться до «уходящего» мяча. На этом же песке сооружали примитивные «футбольные ворота», в виде прозаических веточек, воткнутых в песок, вместо штанг, и по очереди били друг дружке футбольные пенальти. Он (бивший по ее воротам издали) реагировал на свои победы более сдержанно, она, («расстреливавшая» его едва ли не впритык), в случае своей победы, визжала и прыгала от радости, и в это время на нее, светящуюся от счастья, невозможно было смотреть без умиления.
Когда силенок было истрачено немало, они позволяли себе менее активный отдых. Разложив на песке покрывало, играли в карты, кушали прихваченные из дому бутерброды или пили купленные в соседнем ларьке напитки или пиво. Выбрав момент, он, доставая из пакета планшетку, сказал:
– Внимание! Думаю, я не зря ходил в художественную школу! Мастерство свое шлифовал. Хочешь, не хочешь, а я все-таки хочу нарисовать твой портрет!
Она не стала возражать, но ее нынешнее поведение сильно отличалось от того, когда она раньше «узлами вязалась» в летнем кафе. С той лишь разницей, что теперь она уже не дурачилась, а просто вертела головой. На ней была широкополая шляпа, которая до этого момента закрывала ее от солнца. Девушка бралась руками за края шляпы, изображала на лице выражение «ах!», поворачивалась к нему то одним, то другим боком, словно кинодива позировала целой своре фотокорреспондентов.
– Не вертись! – ворчал он. – Ты мешаешь мне сосредоточиться!
Нетрудно догадаться, что это не только не успокаивало ее, а еще больше раззадоривало. У нее было хорошее настроение, и она его должна была как-то выплескивать из себя.
– Вот непоседа! – снова ворчал он, но без злости, а по-доброму. – Если, в итоге, получилась не Мона Лиза, то пеняй сама на себя: это ты меня сбивала.
Он протянул ей планшетку. Если бы в это время рядом был кинооператор, он смог бы заснять кадры, напоминающие тесты актеров для свое портфолио. Когда актриса перед экраном очень быстро меняет выражение своего лица, изображая на нем то горе, то радость, то удивление, то страх. Нечто подобное сейчас являла собой мордашка Ксюши. «Как же так?! – кричал в отчаянии каждый мускул ее лица. – Я такая красивая, а ты изобразил меня такой уродливой!»
Видно было, что она дурачится, ведь нельзя же было всерьёз воспринять то, что в один из моментов она изобразила, что сейчас лишится чувств и свалится на песок. Но в конце этого «парада эмоций» на своем лице с напущенным видом глубочайшего разочарования промолвила:
– Плохой из тебя художник! Третья по счету ресничка на правом веке чуть длиннее, чем все остальные… Одна бровь на сотую долю миллиметра короче, чем вторая… Нет, не умеешь ты рисовать… Нужно тебе как-то искупить свою вину за это…
Она опустила планшетку, прижав ее к груди, закрыла глаза и вытянула губы трубочкой. Он понял, каким должно быть «искупление вины» с его стороны. Сел рядом с ней, обнял и принялся страстно ее целовать. Он упивался этим моментом, ничуть не стесняясь множества людей, находившихся рядом на пляже, прекрасно понимая, что сейчас происходят именно те минуты, те годы, тот период его жизни, о которых обычно говорят, как о «лучших в жизни». Ему казалось, что он, несмотря на юный возраст, уже прожил с этим бесконечно милым и дорогим для него созданием целую жизнь! И в то же время понимал, что совместная для них с Ксюшей жизнь только начинается! Он был уверен, что они будут жить вместе долго и счастливо! Что не будет этой сказке ни конца, ни края!
Прикосновение четвертое
– Все будет хорошо, Сергей! Она обязательно тебе напишет, вы заведете переписку через интернет, сейчас это, в век компьютерных технологий, легко делается.
Отец Ксюши не знал, что еще сказать этому парню, какие слова подобрать, чтобы утешить того. На парня больно было смотреть. Он явно пребывал в состоянии прострации. Его мозг, сознание, сердце, ум, рассудок не могли принимать весть о том, что родители Ксюши переезжают жить в другой город, или даже в другую страну, и увозят дочь с собой. Никакие доводы о том, что отцу Ксюши предложили очень перспективную работу, от которой просто преступно отказываться, не действовали на парня. Его сознание не могло смириться с одной, но разрывающей его душу мыслью, что этой девчонки больше не будет рядом… То, что раньше не могло присниться ему в самом страшном сне, теперь становилось для него жуткой реальностью.
– Сереженька, миленький, все будет хорошо. – Казалось, мама Ксюши сейчас сама заплачет. – Деточки вы мои милые, родненькие вы мои…
Было непонятно, почему родители девушки успокаивали только Сергея, ведь и их дочь находилась в таком состоянии, что ее саму впору было бы утешать. Она стояла, словно парализованная, виновато смотрела на него, не обращая внимание на слезы, которые крупными горошинами катились по ее щекам. Старушки, греющиеся на солнышке недалеко, на скамеечке, рядом с Ксюшиным подъездом, и прекрасно знающие о красивой любви этой юной пары, сейчас тоже не сдерживали слез, наблюдая за происходящим. Возле подъезда стояло такси, груженое большими чемоданами, водитель такси распахнул все дверцы автомобиля и то и дело стучал пальцем по циферблату, тактично прокашливаясь и напоминая, что они опоздают на самолет, а четверо людей, все еще стояли в оцепенении, боясь нарушить таинство того, что сейчас происходило.
Больше других понимал это Сергей. Как бы его не утешали отец и мама Ксюши, внутренне он догадывался, что видит ее в последний раз, поэтому и старался продлить минуту расставания. Он нежно-нежно гладил ее руки, он касался кончиками пальцев ее волос, он прислонял свою ладонь к ее щеке, млел от того, что и она терлась о его ладонь, как бы стараясь побольше впитать в себя тепло его ладони и сохранить подольше это тепло. Он подносил ее руки к своим губам, целовал их, подносил к глазам, как бы стараясь запомнить каждую линию и морщинку на ее руках…
– Мы все понимаем, мы восхищались и раньше, и сейчас восхищаемся вашей светлой любовью… Но мы опоздаем на рейс… Спасибо тебе, Сережа, за все, извини. – Всегда мужественный голос Ксюшиного папы сейчас непривычно дрожал. – Давайте обнимемся все вместе на прощание,
Четверо людей, положив руки на плечи друг друга, застыли, как это делают иногда спортсмены команд в игровых видах спорта, образовывая так называемый «энергетический круг». Как можно было назвать сейчас этот круг, образованный четырьмя людьми, я не знаю…
Последние объятия, рукопожатия, взгляды, слезы, дверцы такси захлопнулись, машина резко сорвалась с места и скрылась за углом дома.
Как долго Сергей вот так простоял в оцепенении, глядя на опустевший двор и на угол дома, за котором уже давно исчез автомобиль, парень не помнит. Лишь свежий ветерок, всколыхнувший листья деревьев и прядь его волос, слегка привел его в чувство и заставил призадуматься: а почему, собственно, я остался здесь, если она там?! Это открытие настолько поразило его, что он со всех ног бросился к находящейся невдалеке дороге, по которой курсировали маршрутки, где было оживленное движение транспорта. Видя, что на привычном месте стоянки для частных такси автомобилей нет, он бросился «тормозить» первую попавшуюся легковушку. Та проехала мимо, никак не отреагировав на его отчаянные взмахи рукой и прикладыванием второй руки к сердцу, мол, прошу от всего сердца, мне очень нужно! Так же отреагировал и водитель второго легкового автомобиля… Понимая, что промедление смерти подобно, увидев следующую приближающуюся легковушку, наш герой не придумал ничего лучшего, как выйти на дорогу и стать на ее пути. Водителю ничего не оставалось другого, как остановиться. Рука водителя уже было потянулась за монтировкой, когда какой-то наглец заскочил в салон его автомобиля и поспешно сел рядом с ним, но, видя, как тот словно в лихорадке повторяет: «Срочно в аэропорт! Пожалуйста! Я не бандит какой-то, извините! Мне просто очень нужно в аэропорт! Я щедро заплачу!», понял, что тот говорит искренне, и надавил на газ. Когда, примчавшись в аэропорт, парнишка выскочил из салона автомобиля, который еще не успел окончательно остановиться, и побежал к зданию аэровокзала. Водитель крикнул вслед:
– А деньги?!
Парень на ходу вытащил из кармана кошелек и бросил его на капот. Водила, пересчитав деньги, крикнул снова:
– Здесь много лишних! Забери сдачу! – Но видя, что парень не реагирует, закричал еще громче ему вслед:
– Я подожду тебя здесь! Слышишь?!
Подбежав к металлическому ограждению, схватившись за толстые прутья и сжимая их до белизны в пальцах, Сергей увидел, как разогнавшийся по взлетной полосе лайнер оторвался от земли, взмыл вверх и вскоре растаял в небесной дали. Он опустился на асфальт, прислонился спиной к металлическим прутьям ограждения и долго-долго сидел, вытянув перед собой ноги, не обращая внимания ни на прохожих, которые искоса и с подозрением поглядывали на него, ни на водителя такси, который устав ждать клиента, пошел искать его и сразу же заметил того, сидевшего у изгороди.
– Слышь, парень, – негромко сказал он, словно боялся нарушить то состояние, в котором сейчас пребывал юноша. – Давай я тебя отвезу назад, домой. Давай? Денег мне не нужно, я тебя и так отвезу. Я ведь все понимаю…
Видя, что тот никак не реагирует, водитель, взглянув на циферблат наручных часов, тяжело вздохнул, потянулся к парню, чтобы вложить ему в руки его кошелек, потом остановился, достал из кармана деньги, которые он перед этим отсчитал из этого же кошелька, высчитал сумму за проезд до аэропорта, сунул ее назад в кошелек, вложил его в руки парню, по-дружески сочувственно постучал его по плечу, поспешил к своему авто, завел двигатель и умчался в город.
За всем происходящим пристально следил местный забулдыга, промышляющий тем, что собирал пустые бутылки, оставленные теми, кто любил «приложиться на прощание». Понимая, что происходит, и какую пользу он может из этого извлечь, забулдыга огляделся вокруг, выбрал момент, когда вокруг никого не было, подошел к парню, осторожно взял у него из рук кошелек и последовал дальше. Юноша продолжал сидеть, смотря прямо перед собой отсутствующим взглядом…
Прикосновение пятое
Шевченковский парк был излюбленным местом отдыха херсонцев. И не только потому, что находился в центре Херсона. Это был самый ухоженный парк города и самый богатый на развлечения, с обилием летних кафе, где можно было посидеть с видом на природу. Тут был и парк аттракционов, и небольшой, но очень симпатичный фонтан, и тир, и теннисные корты, и главная достопримечательность парка, а, может, и всего города – могучий ветвистый столетний дуб! Не только в праздник и выходные дни, но и в будничные здесь всегда было немало народа, с той лишь разницей, что в рабочие дни кроме «праздношатающихся» по тенистым аллеям парка иногда шли и люди с портфелями или барсетками в руках, спешащие по своим делам.
Несмотря на рабочий день, у Ксении Ивановны сегодня был законно и честно заработанный отгул, который она решила посвятить сыну. Дел было столько, что впору было сей перечень записывать на листочке бумаги. Как она иногда это делала, собираясь за покупками. И, чтобы не забыть, писала «в столбик» и по порядку: «Картошка – 3 кг. Ребрышки – 1 кг. Фарш – 2 кг» и т.д. Сегодня они с сыном успели побывать и в больнице, и в гостях у подруги, и в музыкальной школе, и в кассе театра, купив билеты на спектакль. И вот теперь, управившись с делами, Ксения Ивановна решила прогуляться по парку, может, посидеть где-то с сыном, покушать мороженое, а потом уже и домой ехать. Она всецело была увлечена сыном, давая тому ответы на его бесконечные «Почему?», потому и не обратила внимания на солидного мужчину, спешащего по своим делам, на ходу перелистывающего бумаги в открытой папке. Она, проходя мимо него, не могла заметить того, как он вздрогнул всем телом, услышав до боли знакомый голос. Как он, до сего момента шедший торопливым шагом, вдруг застыл на месте, словно вкопанный, и медленно повернулся и взглянул на нее.
– Ксюша? – сдавленным голосом выдавил он из себя.
Сказано это было тихо, но она услышала, что кто-то зовет ее по имени. Она также медленно повернулась и увидела перед собой незнакомого мужчину. В таких случаях понимая, что кто-то обознался и что-то было сказано не так, понимая, что это просто произошла какая-то «непонятка», люди быстро забывают об происшедшем. Она же, видя, что мужчина не уходит, а оторопело смотрит не на кого-нибудь, а именно на нее, и сознавая, что за этим что-то кроется, не спешила уходить. Она понимала, что этот высокий и статный с опрятными усами и бородкой-шотландкой мужчина, сейчас должен что-то сказать. Он и сказал:
– Ксюша?!
От этого голоса у нее все перевернулось внутри. Конечно, она узнала бы этот голос из тысячи. Пусть этот голос и стал более взрослым, не юношеским, а мужским, но все равно спутать его нельзя было ни с кем другим.
– Ты? – только и могла она сказать, зная, что на еще одно слово у нее сейчас не хватит сил.
Оба стояли, словно их подошвы припаялись к асфальту, и не двигались. Порыв предательского ветра вырвал один из листов, которые он держал в руках. Он чисто инстинктивно сжал их, засунул в папку, но при этом продолжал смотреть на нее, забыв, возможно, о трижды важном для него документе, который в это время ветер уносил куда-то вдаль.
Сынишка, видя, что ничего не происходит, и заскучав по этому поводу, дернул маму за руку:
– Мам, пойдем! Ты обещала меня мороженым угостить!
Мужчина наконец-то подал голос:
– Любовь к мороженому это у него от тебя…
Она все еще стояла, приходя в себя, не зная, что сказать. Он подошел к ней и взял ее за руки. Она чувствовала, как дрожали его руки, как нежно и трепетно он поглаживал их. Как все это было ей до боли знакомо. Это прикосновение так сильно «швырнуло» ее в воспоминания о годах юности и так сильно всколыхнуло все там внутри, в душе, что ей сейчас хотелось не просто расплакаться, а волком взвывать, громко и пронзительно, от тоски по юности, от того, что было, и чего не вернуть уже больше никогда!
– Мама! Я побегу, займу место вон за тем столиким. Иди ко мне!
Сынишка освободил свою руку из ее ослабшей руки, подбежал к крайнему столику летнего кафе, которое находилось всего-то в десяти метров от них, и уселся на одном из стульев.
– Пойдем, присядем, – только и смогла она сказать.
Они сели рядом с мальчиком, мужчина заказал мороженое и фруктовые соки. А она, поглядывая на него и слушая этот, такой привычный для нее «джентльменский набор» того, что они всегда любили кушать, когда он обратился к официанту, сейчас снова чуть не расплакалась. Сейчас она мысленно перенеслась во времена своей юности, когда они сидели в таком же летнем кафе, кушали такое же мороженое, он рисовал ее портрет, а она корчила ему рожицы и показывала язык.
– Как ты здесь оказалась? – Его голос вернул ее к действительности. – Вы ведь, вроде, за границу уезжали. Твоего отца там, кажется, ждала потрясающая карьера.
Его голос таил в себе чудодейственную возможность как уносить ее в прошлое, так и возвращать назад. Сейчас он именно вернул ее с небес на землю.
– Да… Да, мы были за границей. – Она понимала, что должна взять себя в руки, сколь не было бы огромным у нее желание вести себя совершенно по-иному. – Отец действительно сделал большую карьеру, и маму обеспечил, и мне в этом городе и квартиру купил, и фактически он же на крутую работу устроил. Все благодаря его помощи. Хотя они с мамой живут в другом городе. – И, немного помолчав, добавила. – Может, ты спросил про карьеру папы с иронией, обидевшись, что они тогда увезли меня, но не суди его строго. Он и, правда, всю свою жизнь всего себя отдавал нам с мамой. И мы не жалеем, что он тогда такой важный для семьи сделал шаг в жизни.
– И ты не жалеешь?
Он не сводил с нее глаз. Она тяжело вздохнула и отвела глаза в сторону.
– Не тереби ты мне душу… Я и так еле сдерживаюсь, чтобы не разреветься… Давай не будем мучить друг друга. Как ты поживаешь? Какими ветрами занесло в наш город?!
Он повертел в руках ложечку, которая еще ни разу не прикасалась к аппетитной горке мороженого, возвышающейся над краями пиалы.
– Это уж верно, – впервые она увидела улыбку на его лице, пусть и легкую, пусть и горькую. – Если бы мне кто раньше сказал, что я когда-нибудь приеду сюда по каким-то делам, я бы не поверил. Я думал, что на Херсонщину ездят только летом и только на море, в Железный Порт или в Скадовск. Ах, да! У вас тут еще фестивальный край, оказывается! Наслышан, что «Укрфест» и «Спивучий край» у вас тут финалы своих фестивалей летом на берегу моря ярко проводят. Дети всех моих знакомых уже ездили на эти фестивали, нравятся ребятне организаторы. Некто Григорий и Владимир. Любят чуваки свое дело, с любовью все делают. Но это так, к слову. А заехал к вам по делам, буквально на денек. Суета сует, как говорится. А ты как? Семья, дети…
– Да, как видишь, – приветливо улыбнулась она в ответ и погладила по головке сидящего рядом сына, аппетитно уплетающего мороженое, который не обращал абсолютно никакого внимания на болтовню мамы с каким-то мужчиной. – Вот какой чудесный сынишка! Столь же прекрасный и любящий муж, дружная семья! У нас все отлично! А ты как?! Про работу ты сказал, а на личном-то фронте как?! Тоже семья, дети?
Движения ложечки в его руках становились все более замедленными…
Она более пристально посмотрела на него:
– Чего же ты молчишь?! Ведь понятно, что к такому возрасту даже самые лихие гуляки-холостяки давно женятся!
Движение ложечки в его руке совсем замерло. Он положил ее на столик. Она перестала есть мороженное и с удивлением уставилась в него, вскинув брови:
– Ты что, хочешь сказать, что до сих пор холостякуешь?!
Он горько улыбнулся:
– Я тебя жду…
Она положила свои руки на его руки, но он тут же перехватил инициативу, взял ее руки в свои, начал гладить их, поднес ее ладонь к своей щеке и принялся нежно тереться щекой о ее ладонь, лихорадочно приговаривая:
– Не могу я жить без твоих рук! Никто и ничто в этом мире не заменит тебя! Я с ума схожу без тебя! Я…
– Стоп! – Сдавленно вскричала она и выдернула руки из его объятий. – Так нельзя! Давай остановимся! Я не хочу ничего менять в своей жизни! У меня все настолько хорошо, я настолько сильно люблю мужа и сына, что и слышать не хочу о том, чтобы что-то менять в своей жизни! Не думай, что я черствая: мне сейчас хотелось бы вернуть все назад даже больше, чем тебе! Да! Не смотри на меня так! Но я не хочу и тебе надежду давать, и себе душу теребить! Все в прошлом! Ставим точку! Нам пора! Пойдем, проведешь нас на остановку общественного транспорта. Она совсем рядом…
– Вот это место, – сказала она, когда они пришли на остановку, – является в некотором роде моим любимым местом в конце рабочего дня. Как солдат стоит на посту на так называемой «тумбочке», охраняя знамя полка, так и я каждый вечер люблю стоять возле этой рекламной тумбы. Работа у меня заканчивается в 17-00, вот я возле нее и «дежурю» каждый рабочий день, начиная примерно с четверти шестого вечера. Жду, пока придет тридцать пятая или восьмая маршрутка. Я живу в микрорайоне Корабел, именуемом в просторечье «Остров», туда эти две маршрутки от данной остановки ходят. Есть еще шестнадцатый, двадцатый и двадцать девятый маршрут на Остров, но они ходят мимо центрального рынка. А вот это остановка Суворова – самое центральное место в городе. Центральней уж и некуда. Вот я каждый вечер, чтобы как-то убить время до прибытия маршрутки, изучаю что за объявления клеят на этом рекламном носителе. С одной стороны смотреть нечего, там все одно и то же. Какая-то юридическая фирма, видимо, выкупила эту плоскость, повесила на всю площадь тумбы, тут, наверное, метр на полтора размер будет, и вот она, одна большая реклама, и мозолит глаза уже много лет подряд, приелась. А с этой стороны куча бумажек, мелких афиш. Посмотри. «Продам козу» и т.д. Я шучу, конечно. Нормальные объявления здесь, афиши предстоящих концертов звезд, анонсы спектаклей. Вот мы сегодня билеты купили на…
– Зачем ты мне это все рассказываешь? – оборвал на полуслове он, до этого молча слушавший, не отрывая взгляда от ее больших глаз, держа ее руки в своих руках и непрерывно гладя их.
Она, все это время без конца что-то тараторившая, с веселым и непринужденным видом на лице, после этих слов вдруг враз умолкла, лицо ее погрустнело, она как бы вся обмякла.
– Да, – призналась она. – Это я специально. Чтобы отвлечь тебя от грустных мыслей, чтобы как-то занять время… О! А вот и «восьмерка». Нам пора! Спасибо тебе за мороженое…
Оба, как по команде вздрогнули, вспомнив, что это была любимая ее фраза детства и юности после того, как они выходили из кафе.
– Ой, Господи! Кто меня за язык тянул?! Я сейчас не выдержу! Нет! Этому нужно поставить точку! Я не хочу ничего менять в своей жизни. Прощай! Извини за все! Извини, что я тогда уехала. Теперь-то я понимаю, на что обрекла тебя, и что тебе пришлось пережить за это время… Извини… Пожалуйста…
Она освободила свои руки из его рук, которые инстинктивно потянулись за ней, словно он в эту минуту больше всего в жизни не хотел разрывать это прикосновение, схватила за руку сынишку и поспешила к маршрутке. Ей безумно хотелось не только оглянуться, но и броситься назад, но она силой воли заставляла себя не делать этого. Лишь когда маршрутка тронулась, она, приподнявшись на кончики пальцев, выглянув из-за голов стоявших рядом с ней пассажиров, взглянула на удаляющуюся остановку и увидела его, застывшего и неподвижного, с нелепо протянутыми вперед руками, смотрящего вслед уходящему автобусу…
Прошло несколько дней, а может, и недель, а может, и месяцев, и однажды она, выйдя с работы и заняв привычное для себя место возле знакомой ей рекламной плоскости, боковым зрением увидела, что обращенная к ней сторона рекламной тумбы не пестрит разнообразием мелких афиш, типа «Продам козу», как она в шутку тогда говорила. Она еще не успела повернуть голову, чтобы взглянуть, что же там, но уже сейчас не сомневалась, что это, наверное, какая-то фирма выкупила полностью всю сторону этой рекламы. Ведь было понятно, что на всем этом огромном размере тумбы находилось одно, но большое, изображение. Она повернулась, взглянула на рекламную тумбу и обомлела…
Она увидела… себя! Да! Это был огромных размеров портрет! Портрет с крупным изображением ее лица! Какая она была здесь красивая!!! Но ее поразили не только безумно прекрасные и печальные глаза, смотрящие на нее, а надпись внизу портрета: «Не могу я жить без твоих рук»…
Она узнала этот почерк… Она узнала бы его из тысячи. В этот момент она вдруг поймала себя на мысли, что хочет прикоснуться кончиками своих пальцев к этой надписи точно так же, как прикасался он своими руками к ее рукам.
В это время из широко открытого окна квартиры, расположенного на втором этаже близлежащего дома, вдруг громко начала звучать музыка, а затем и послышались слова лирической песни. Она вздрогнула всем телом, услышав до боли знакомый голос. Это потом она оглянется, посмотрит вокруг, и поймет, что музыка звучала из открытого окна. И уж, тем более, она, конечно, не знала, да и не могла знать, что это Сергей заплатил немалые деньги парню, живущему в этой квартире, чтобы тот не только договорился с фирмой, которая должна вывесить этот портрет на указанной рекламной тумбе, но и дежурил каждый вечер, начиная с 17.00 у окна, наблюдая, когда девушка, изображенная на портрете, увидит свой портрет на этой тумбе. В этот момент парень и должен включить запись, которую передал ему Сергей, выставить колонки на окно и развернуть их в сторону автобусной остановки.
Повторяем: обо всем этом Ксения не знала. Но она отчетливо слышала эту проникновенную, раздирающую ее душу песню, в которой певец хотел поведать не только всему миру, что он, как говорилось в словах песни, «не могу я жить без твоих рук». Она явственно слышала его голос, прекрасно понимая, что эту песню он написал и исполняет не «всему миру», а специально для нее. Она, сильная, гордая, верная своему мужу, так долго и мужественно державшая себя в руках во время встречи с Сергеем, сейчас сдалась. Слезы непрерывным потоком катились из её глаз. Нет, она и сейчас не хотела ничего менять в своей жизни. Но в этот миг она, как никогда ранее, явственно поняла, что прошла в своей жизни мимо чего-то великого и светлого, что могло украсить, разнообразить, согреть и превратить в сказку ее жизнь.
Перекресток главной улицы Херсона – Ушакова и пешеходной улицы Суворова – самое людное место в городе. Улица Суворова сама по себе красивая, по ней любят гулять горожане, а начало этой улицы самое людное. Именно здесь находится памятник Суворова, возле которого любят назначать встречи и свидания влюбленные, именно здесь находится едва ли не самая оживлённая остановка общественного транспорта. Иногда здесь играют уличные музыканты, или на суд многочисленных зевак кто-то предлагает другое развлечение. В этот вечер горожане, оказавшиеся здесь, стали свидетелями не совсем обычного зрелища: из окна близлежащего дома вновь и вновь звучала лирическая песня о нежных женских руках, без которых певец «не может жить», а возле рекламной тумбы вот уже едва ли не полчаса стояла девушка, которая с заплаканными глазами смотрела на портрет самой себя и то и дело, не обращая никакого внимания на всех вокруг, прикасалась пальцами и нежно поглаживала нехитрую надпись внизу портрета «Не могу я жить без твоих рук…»
От автора: безумно красивой девчонке, с певучим именем Маричка, которая была самым сильным чувством в моей жизни, посвящаю этот рассказ.
Слушайте на Ютубе:
АУДИОАЛЬБОМЫ автора-исполнителя Григория Борзенка:
АУДИОКНИГИ писателя Григория Борзенка:
Сюда же будут добавляться новые аудио альбомы (половина песен шестого альбома уже записаны), новые аудиокниги (из серии «Мы жили на этой земле», где многое из вас в героях книг узнают себя, услышат свои имена!
Голосование:
Суммарный балл: 0
Проголосовало пользователей: 0
Балл суточного голосования: 0
Проголосовало пользователей: 0
Проголосовало пользователей: 0
Балл суточного голосования: 0
Проголосовало пользователей: 0
Голосовать могут только зарегистрированные пользователи
Вас также могут заинтересовать работы:
Отзывы:
Нет отзывов
Оставлять отзывы могут только зарегистрированные пользователи
Трибуна сайта
Наш рупор
