Человек из Прибойа

Человек из Прибойа
(Отрывок из первой книги)

Повествование ведётся от первого лица — человека, живущего через 300 лет после трагического финала нашей с вами цивилизации; цивилизация исчезла не полностью, местами в повествовании её «остаткам» даются вторые названия.


ГЛАВА 1
Прибойа
304-й год Новой эры.

Стиснув зубы от холода, сквозь потоки Белого водопада карабкался по скале человек. Невысокий, жилистый, смуглый, чёрный сальный волос закрывал глаза, такие же чёрные, как и безлунная ночь. Этот упёртый безбородый юнец — я.
Рассказ свой я поведу от начала, начала времени, когда я стал мужчиной. От момента, когда закончилось детство и началась моя настоящая жизнь, началом коей послужил Белый водопад. Описывать происходившее я стану так, как воспринимал его тогда и язык текста изберу под стать мне тогдашнему, ибо желаю, чтобы и ты, просвещённый читатель, погрузился в тот дикий мир, который я считал единственным.


Я взобрался наверх и встал на ноги. Поправил штаны из козьей кожи. Снял обувь, так будет удобнее ходить по земле. Копья, брошенные мною сюда до подъёма, ждали меня, никто их не украл, здесь некому. В этой части леса водятся только звери... и здесь живёт тот самый зверь, за которым я пришёл.
Мне в тот день исполнилось пятнадцать лет, и по обычаю в свой день рождения я должен был пройти испытание. Победив, я стану настоящим мужчиной. Сбегу — быть мне изгоем и жить у Вороньей скалы, как мой дед.
Я неслышно крался в тени густой листвы, крепко держа копьё в правой руке, готовясь метнуть его в любой момент. Ещё два я держал в левой. Стук моего сердца с каждым шагом слышался мне всё громче, мешая слушать слабый ветер. Как только я научился ходить, отец стал учить меня драться, учил охотиться и выживать, и вот теперь испытание. Бурый медведь — вот мой противник. У него прочная шкура и сильные когтистые лапы, на мне лишь старые штаны, есть три копья...

Вот он, гроза наших лесов, свирепый хищник. Спит в тени под скалой противник мой. Осторожно, стараясь не дышать, я приблизился на расстояние, хорошее для броска. Он учуял меня и проснулся. Наши взгляды встретились. Зверь смотрел на меня, пытаясь прочесть мой замысел, но я, как учил отец, выгнал мысль о нападении. Я смотрел на него, будто с любопытством, но глубоко внутри помнил о том, что мне нужно сделать.
То ли зверь был умён, то ли я плохой притворщик, медведь встал на задние лапы и зарычал. Лучшего шанса и быть не может, бросок!
Запустив копьё, я тут же помчался следом, крича во всё горло и размахивая руками. Острый каменный наконечник впился в грудь зверя, а мои крики напугали его.
Я быстро взобрался на скалу, тут он меня не достанет. Зверь повернулся ко мне, теряясь — пытаться достать меня или бежать. Копьё упало на землю, похоже, мой бросок был недостаточно силён.
Я метнул второе копьё в спину ниже рёбер, кажется, оно крепко засело. Схватив камень, я тут же что есть сил запустил его в зверя, прямо в лоб. Бурый пошатнулся, встряхнул головой и бросился бежать. Бегство противника придало мне сил и уверенности, что я могучий охотник, ведь зверь боится меня. Как юн и глуп я был тогда...
Я спрыгнул со скалы, схватил своё копьё и помчался вдогонку, воинственным воплем распугав всех птиц. Да и медведя я напугал до... наследил он, в общем.
Зверь вышел на косогор, это его слабость. Медведь не может бежать поперёк склона. Уйти выше он не мог, подъём слишком крут, да и вниз та же проблема. Я запустил копьё и промахнулся, азарт и уверенность в победе захватили мой ум. Метнул последнее копьё и попал. Медведь споткнулся и покатился вниз к реке. От перекатываний медведя моё орудие вновь оказалось на земле и было тут же мною подобрано. Копьё, что в спине легло вдоль, широкий наконечник с четырьмя гранями крепко засел.
Я съехал вниз по склону, косолапый издал свирепый рёв, дававший мне знать — он будет биться. Я, всё ещё поднятый, подобно парусу рыбацкой лодки, своим начальным успехом, приготовился. Зверь, подобно штормовой волне, нёсся стремительно и грозно. В последний момент я уклонился и ударил его в спину. Медведь неожиданно быстро развернулся, я успел отвести удар его лапы, но он оказался настолько силён, что переломил моё копьё пополам.
В этот момент всё происходящее перестало быть игрой, я почувствовал опасность. Я понял, что простота и успех вначале были обманчивы, боги проверяли мой ум. Я не был дурак, я был горд и уверен в своей силе и отваге. Я знал, что на медведя лучше охотиться, а не биться с ним. Я должен был преследовать его и ждать, пока зверь умрёт от ран. Я не хотел этого, не потому, что охота могла занять до трёх дней, а потому, что пройдя испытание так, я стану охотникам. Я хотел стать воином, для того я должен в этом испытании показать себя таким.
Когти скользнули по моей спине, боль жжёт. Я споткнулся о пень и упал. Быстро перевернувшись на спину, я успел выставить сжатый в кулаке обломок копья навстречу пасти зверя. Палка вклинилась в основание пасти, не давая ей закрыться. Зубы сдавили мою руку, но, благодаря обломку, не прокусили её. Я знал, что медведь сможет сжать пасть сильнее и палка станет щепками. Я лежал под зверем, мой кулак глубоко в его пасти крепко сжимал обломок. Я боялся отпустить этот кусок копья, ведь тогда он мог вылететь, и смертоносные челюсти зверя будут вновь свободны.
Вторым обломком, тем, что с наконечником, я стал бить медведя в шею и глаза. Зверь поднялся, я повис на нём. Нижние зубы зверя впивались в руку всё глубже, вот уже моя кровь капает с локтя. Он стал сжимать челюсти настолько сильно, что ломота стала нестерпимой, уже и верхние зубы вот-вот проткнут кожу. Послышался треск, то ли это мои кости, то ли палка, и я в тот момент больше верил в первое. Медведь был слаб, терял много жизненной силы — крови. Будь он сейчас силён так, как был силён в начале боя, разодрал бы меня лапами как охотничий мешок с припасами. Медведь стал опускаться на передние лапы, он не мог больше так стоять. Я нанёс ещё несколько ударов. Он упал, придавив меня собой. Он был настолько тяжёл, что своим весом сдавил мне грудь так, что я не мог вдохнуть. На мгновение пришла мысль, что я не выберусь из-под него.
Зверь уже не свирепствовал, с каждым мгновением он затихал, челюсти его всё слабее сжимали мою руку, и вот он перестал дышать.


Прошло немного времени, прежде чем я смог успокоиться и восстановить дыхание. Я освободил руку из пасти, но вот дальше выбраться было сложнее, тяжеленная туша меня крепко прижала к мягкой земле.
Обломок с наконечником я вонзил поглубже в землю и стал подтягиваться, помогая себе ногами. Вбивая копьё в землю и шевеля ногами, я таки смог выбраться.
Первым делом я окунулся в реку, дабы чистыми горными водами омыть раны на спине и неглубокие прокусы на руке, да и ледяная вода замедляет кровотечение. Я не мог видеть, насколько серьёзно ранение спины, но, заведя руку назад и ощупав, я понял — это не просто царапины. К счастью, рука не была сломана, но слюна зверя точно попала в кровь, это может стать болезнью и убить меня позже. Многие охотники и воины погибали не в бою, а в шатре шамана, сумев победить врага, но не сумев одолеть болезнь.

Я отправился в деревню. По пути нашёл деревья с белыми стволами (берёзы), снял с нескольких понемногу коры и замотал кровоточащую рану на руке. После этого я залепил сырой землёй места, где снял кору, так деревья не заболеют. Идя по берегу реки, часто окунался в её ледяные воды, после этого раны на спине ненадолго переставали болеть.
Дальше на пути я наложил некоторые травы и закрепил их виноградной лозой в ране на спине. Специально искать хорошие растения не стал, не стал тратить время. Мне точно было известно, в деревне шаман уже приготовил мне оба сбора, один для исцеления, другой — ритуальные цветы и плоды для погребения.
Я шёл. Мысли мои были злы на старейшин, как можно давать такое опасное испытание?! Я всё больше понимал — зверь мог убить меня сегодня и был бы прав. Наверное, старейшины всё ещё в гневе на меня за то дело, за Ветреный пик и Тио... старейшины, наверное, просили богов дать жребий медведя. Никто не видит жребий и как он выпадает, старейшины говорят какой жребий, они не могут врать. Может быть, я в ту ночь разгневал богов? Может, старейшины и не просили моей смерти? Не знаю, но я победил, пусть боги смотрят и удивляются мне, пусть готовят мне великую судьбу!
Я пришёл в деревню уже на закате. Родное поселение на просторной поляне у обрыва, как я скучаю по нему теперь, по его плетённым и обмазанным песком и глиной лачугам! Большой общий зал из брёвен, там мы отмечали праздники, скорбели, заключали браки, грелись особо холодными зимними днями, даже проводили первые брачные ночи.
В тот день я чувствовал себя героем, могучим воином с великой судьбой, хотя и прошёл обычный обряд, который в своё время испытал каждый местный мужчина. Конечно, не все убивали медведя. Задания были разными, но мне выпало это, сложное, но оно выпадало людям и до меня. В испытании с медведем выживали не все. Я шёл по деревне гордо. Глаза людей смотрели на меня, их умы обращались ко мне. Не было слов, были лица и они говорили о радости, радости того, что дитя стал мужем, в деревне стало одним мужчиной больше. Ещё никто не знал, какое места я займу — строитель, земледелец, рыбак, охотник, воин?.. я знал.
Странно, все уже знали о моей победе, это теперь я знаю, что за мной следили, но не для помощи или спасения, а для уверенности, что я не совру. Тогда я шёл, высоко подняв голову, в душе упиваясь аплодисментами и хвалебными взорами, как велик и важен я был тогда в своих мыслях. Все эти полуголые люди вокруг — это наше племя, семья.
Я вошёл в дом шамана. Это был большой шатёр, покрытый шкурами животных. Шаман Мелло требовал именно такое жилище, шкуры хранили дух леса, а он нужен шаману. Мелло сидел в центре шатра у очага, перед ним были разложены ленты коры, листья капусты и ещё некоторые травы, миска со специальной мазью. В очаге горел огонь, хорошо освещая всё вокруг. Сам шаман был облачён в древнее одеяние, чёрное, издающее при каждом движении шелест, (полиэтиленовый дождевик). На шее его висел круглый амулет, отражающий свет, но обратная его сторона была тёмной, с изображением демонов смерти (SD-диск с «тяжёлой» музыкой). Постоянно красные от дыма и трав глаза шамана приветствовали меня. Он жестом велел мне сесть. Мелло стал шаманом когда я ещё не родился, он хорошо справлялся со своей работой. Никто, как и сам Мелло, не помнил сколько ему лет. Морщинистое лицо шамана было цвета высохшей грязи. Нижняя губа, за которую он всё время закладывал шарики из табака, была большой и, казалось, ненастоящей.
Пока шаман накладывал повязку на рану, напевая своё заклинание, я разглядывал подвешенные под потолком травы; рыбьи головы; черепа и крылья летучих мышей, хвосты ящериц и прочие ингредиенты.

В этот день были не положены гулянья, сегодня я отдыхал. Я хотел сам сказать отцу о победе, но он ещё был в саду далеко отсюда, значит, сегодня он будет ночевать там. Тогда я спустился на пляж, лёг на ещё не остывший песок и под шум моря стал смотреть в небо. Лежать в тугой повязке было неудобно, я не привык к таким ощущениям, но понимал, что снимать её нельзя. В этот момент что-то бурлило в моём теле, это была радость. Я был рад произошедшему. Я воин, и боги свидетели тому, никто из старейшин не смеет сказать слова противления богам. Завтра меня признают воином, если не станет так, я поступлю как мой названый брат, Тио.
Мне выпало испытание убить могучего зверя, и я его успешно прошёл, это определило меня как воина. Если бы я смог убить зверя тихо и без драки, я бы стал охотником. Завтра я получу своё оружие. Я тогда не знал, каким оно будет, и это неведение не давало мне уснуть. Я много думал, смотря на звёзды, думал о том, зачем хочу быть воином и о том, какую судьбу уготовили мне боги. Мне казалось, что в небе пролетают большие птицы, одну я видел совсем чётко, она не махала крыльями. Ночь — время мистических существ и духов. Где-то в лесу бродит Гогото, но мне не нужно бояться, сегодня я не ребёнок и теперь не нужен Гогото.


Я проснулся на рассвете. Над поселением поднимался дым. Это готовят костёр, ведь сегодня будет праздник, и нужно жарить много мяса. Медведя уже скоро принесут, или уже принесли.
Я пришёл в деревню. Меня уже ждали вождь Маисей, шаман и ещё двое очень уважаемых людей в нашем поселении — старейшины, мудрые как море, старые как горы. Лица вождя было почти не видно из-за бороды, хранящей остатки пищи, и густых пепельных волос, круглой шапкой лежащих на овальной голове. Тело его было укрыто накидкой из волчьих шкур. Он держал посох, на конец которого была надета голова странного существа — круглая белая голова с огромной улыбкой, нагоняющей тревогу, у существа были большие чёрные круглые уши («игрушечная голова Микки Мауса»), звали это существо — Мимау. Его дух был хранителем нашего вождя. Лиц старейшин видно не было, их скрывали деревянные маски свидетелей, треугольные прорези для глаз и маленькая щель рта с детства нагоняли на меня холод. Эти маски надевали в случаях, когда нужны были свидетели ритуала, но действие ритуала было предназначено для кого-то конкретно. В моём случае ритуал проводился только для меня и по этому в масках были шаман и старейшина. У вождя была другая маска, с большими круглыми прорезями для глаз и кричащим ртом. Пока он её не надевал.
У огня лежал ягнёнок, ноги его были связаны, чтобы не убежал. Шаман быстро сменил мне повязку, я взял ягнёнка на руки, Маисей надел маску и мы отправились в лес, в священную рощу. Вождь не проронил ни слова за всю дорогу, хотя его маска позволяла говорить. Маски были нужны для того, чтобы дух или божество чётко понимало для кого проводится ритуал, чтобы благословение или наказание не пало на свидетелей ритуала.

Перейдя реку, не останавливаясь мы направили свои шаги дальше, священная роща уже близко. На сырой мягкой земле было немало следов, в основном кабанов и коз, встречались и волчьи. Сейчас мне не очень понятно, почему там всегда было столько следов, ведь водопой в другом месте, да и сочные травы и коренья тоже находятся не здесь. Тогда всё объяснялось очень просто — тут живёт дух леса и дарит жизнь и силы всем зверям.
Мы подошли к алтарю — старому пню с толстым и широким обломком дерева, торчащим с краю. Поверхность пня была обработана так, чтобы стать гладкой, а на обломке был вырезан лик лесного божества. С давних пор тут рос огромный дуб, и когда-то давно под тяжестью снегов у него обломилась ветка, и на том месте возник лик. С тех пор тут проводили подношения лесу. Пять лет назад дуб совсем одряхлел и упал, из пня сделали алтарь и для сохранности смазывали его маслом или смолой.
Я положил ягнёнка на алтарь...
Нас догнал мой отец, высокий рослый мужчина в соломенной шляпе, он был земледельцем, о том говорили сильные руки и сгорбленная спина, его тело было почти чёрным от загара. Я уже переживал, что он не успеет, я хотел увидеть его лицо, когда он узнает, что я воин. Традиции нашей деревни были таковы: никто, кроме старейшины и назначенного наблюдателя, не знает, какое испытание выпадет юноше; когда испытание пройдено, наблюдатель бежит в деревню и сообщает об этом, но не говорит, каким было испытание.
Отец, заметив маски свидетелей на лицах остальных, отошёл на пару десятков шагов назад, он забыл свою маску. Конечно, это не спасало от наказания лесного божества, если оно всё же разгневается, отец это знал. Он смотрел на меня, на мою повязку. Похоже, он гадал, что за раны у меня. Я видел на его лице тревогу, даже маленькая рана может быть смертельной. Но его лицо в тот момент было не таким простым, оно говорило ещё что-то...
— Гор, сын Солнцемира, — начал Маисей с важностью. — Вчера ты стал мужчиной, пройдя испытание. Но ты не просто мужчина, убив медведя...
Тут лицо моего отца исказилось, я не мог понять его выражение, восторг ли то или страх, оно содержало в себе неведомую мне эмоцию, редкую в другие дни. Язык отца был очень беден, ему некогда было говорить. Долгими днями в поле или саду рот отца напевал песни без слов или обращался к богам. Люди наших земель знали не очень много слов, со многими годами ушли от нас многие слова. Наши люди хорошо умели говорить лицом и слушать глазами
— ... ты взял большую судьбу. Ты есть воин. Теперь ты есть защитник нашей деревни. Называю тебя девятым воином и будет теперь так!
До меня в деревне было восемь истинных воинов. Они не охотились, не рыбачили, не строили, не занимались скотом, не пахали. Они умели всё это, но статус воина запрещал им чем-либо из этого заниматься. Они защищали деревню от зверя и от человека, путешествовали по диким землям, приводили в деревню новых людей и приносили предметы древних времён, что обронили боги с небес или те, что остались от древних людей, такие как амулет у шамана. Их было восемь, в этот день я стал девятым воином Прибойа.
— Но теперь ты должен успокоить дух леса, — сказал шаман, протягивая мне нож.
Я взял поданный мне ритуальный каменный нож, повернулся к лежащему на алтаре ягнёнку. Глаза его были наполнены страхом, он глубоко и часто дышал. Моё сердце билось быстро от волнения. Это очень важный момент моей жизни: проведя ритуал, я стану воином, пока ещё я могу отказаться. Но отказываться я не собирался, я старался запомнить этот момент и запомнил его.
— Не бойся, — сказал я, подойдя вплотную к алтарю. — Ты был рождён для этого, твоей судьбе позавидуют многие собратья.
Я проверил остроту ножа пальцем, затем нанёс им неглубокий порез на левой ладони. После я разрезал верёвки на ягнёнке, и тот быстро соскочил с алтаря. Я крепко сжал кулак, несколько капель крови упали на алтарь.
— Живи свободно и не возвращайся, — уходя сказал я ягнёнку, стоявшему в кустах поодаль.
Просьба не возвращаться была сказана не просто так. Дело в том, что, если он вернётся в деревню, это будет означать, что лес недоволен, а это, в свою очередь, повлечёт необходимость других ритуалов, да и вообще это к беде.


В деревне шло приготовление к празднику, запекали мясо и овощи, запах их разлетался далеко, дразнил нос каждого. У меня ещё было время, и я решил идти к своему деду, сказать ему о событии. В моём возрасте он не прошёл испытание, он не спустился в железную пещеру и не достал предмет, испугался. За провал испытания его выгнали, ибо трус может предать, а жить с предателем, ожидая его времени, никто не хочет. Но я деда любил, он многое знал и умел. Он не был червём, прячущимся под трухлявым пнём. После изгнания он переродился и стал искателем. Он искал не только вещи, но и слова. Благодаря ему мой язык богаче многих языков нашей деревни. Дед многому учил меня, а я умел учиться. Когда я уходил из жилища деда, мой ум был сыт и долгие дни переваривал свою пищу. Таким был мой дед.

Пройдя по длинной песчаной косе, я пришёл к подножию Вороньей скалы. Из небольшого грота поднимался синий дымок, значит, дед дома. На площадке перед гротом на перекладине сушились две лисьи шкуры. Стояло длинное корыто, выдолбленное в толстом стволе дерева. Изнутри его стенки были ещё мокрыми. Это корыто для мытья тела, дед наполнял его горячей пресной водой, ложился в него, вытягиваясь в полный рост. Он любил откисать в нём по пол дня, пить лёгкий пьянящий настой, смотря на море, считать волны и придумывать земли, что могли бы быть за вечной водой. Дед умел найти время и место чтобы насладиться жизнью.
Я вошёл в его жилище. Наша с отцом лачуга была маленькой, а это место было большим, тут можно было построить три или четыре таких лачуги. Я чувствовал в этом месте тайну, чувствовал высокое, что-то, что выше жителей Прибойа. Это чувство не пугала, оно манило, тут я чувствовал себя хорошо.
У раскалённых углей сидел мужчина, низкого роста, но крепкий. Тёмные с редкой проседью волосы завязаны в хвост. Густая борода была заплетена в маленькую косичку. Его одежда всегда отличалась от нашей, была из неведомого нам материала и имела цвета, которых мы не могли добиться. Сейчас же он сидел в одних коротких штанах (шортах) цвета морского песка. Он сидел, напевая какую-то мелодию, которой я не знал, и вертел над углями несколько рыбин нанизанных на палки.
— О, кто пожаловал! — Возликовал он, вскинув руки. — Внук! Что с тобой, почему перемотан?
Никто в деревне не говорил «пожаловал», это и выделяло деда. В разговоре со мной он специально подбирал редкие слова и говорил сложно чтобы я научился говорить так же.
— Я прошёл, я теперь мужчина, — гордо заявил я.
— А, эти ваши варварские традиции. Что за испытание было?
— А тебе разве никто ещё не сказал? — Удивился я, сев напротив.
— А кто? Твой отец? Он не заходил ко мне уже около двух лет. Эх, надо было его всё же бросить в лесу младенцем, а не нести в деревню.
— Тогда не было бы меня.
— Точно. Ты умён.
Он протянул мне жареную рыбу. У него она всегда получалась будто бы вкуснее.
— Я убил медведя и стал воином.
— Ох ты ж мать моя! Ну ты и впрямь боец, такого зверя победить в бою. Теперь жизнь твоя станет куда интереснее... и опаснее. Значит, скоро пошлют гонца к соседям, жениться пора. Ты не присмотрел себе женщину?
— В Прибойа нет женщин нужных мне лет. Надеюсь, повезёт больше, чем соседу.
— Надейся. Лучше поторопись и найди женщину сам. — Он подгрёб угли к середине очага, положил пару не толстых обломков дерева, что море часто выбрасывало на пляж штормом. — Ваш старейшина приходил пару дней назад, предлагал жить в деревне и стать полноправным членом её общества.
— Наконец-то!
— Я отказался.
Тогда я не понял его решения, да и сейчас не полностью понимаю, ведь можно было жить по-своему, но при этом всегда рассчитывать на помощь.
— Меня выгнали в твоём возрасте, сейчас мне сорок шесть лет. Я привык за эти годы так жить. Оставим этот разговор, — Он подбросил в огонь ещё палку, но не для жара, а показать, что разговор закончен. Выбрал самую тонкую, показывая тем, что разговор о возвращении для него мало значит и не интересен.
Он поставил на угли глиняный чайник.
— Сейчас я угощу тебя кое-чем. Это кофье.
Он ушёл вглубь грота и вернулся со странным сосудом. Он был мягким, но держал форму. Цвет его был голубым, как небо, а форма походила на грушу (клизма со срезанным верхом). Внутри оказалось нечто, похожее на землю.
— В своём пути я встретил человека, он из других земель, из тех, от куда не возвращаются наши путники. Я так много хотел спросить, но не стал донимать его многими вопросами, к тому же он спешил... кое что я смог узнать...
Вода в чайнике закипела, он высыпал туда немного этой земли и размешал палочкой.
— Этот человек указал мне путь через горы, в другие земли, те, что идти на север.
— Он пришёл с севера?! Где ты его встретил?
— В Тёмных землях, я знаю ход туда. Он пришёл из земель к северу от Туманья, там живут люди. Они живут далеко.
— Я слышал что люди из других деревень часто отправлялись искать новые земли. Идя ногами по земле или на лодках по морю на запад они иногда возвращались, говорили о неведомых монстрах и злых людях, их ум был сломан. Но с востока и севера не возвращались.
Дед снял чайник с углей, отставил.
— С севера немногие возвращались. Кто-то не смог перейти горы, кто-то переходил и не находил там людей, пугался и возвращался. Те, кто уходили в пустошь на востоке, никогда не возвращались. Уходящие никогда не приходили, но приходили другие люди...
— Я не слышал об этом.
— Это знают только вожди и старейшины, они не говорят об этом другим людям. Вижу твой вопрос. Те, что приходили с пустоши были будто из других миров. Некоторые говорили на других языках, некоторые приходили зимой в лёгких одеждах, они говорили что пришли от туда, где лето, другое море и травы большие как деревья, где никогда нет снега. Некоторые рассказывали что видели пустые города древних богов, такие, какие не сможет представить ни один ум.
Когда отвар немного остыл, дед отпил сам, а после передал мне. На вкус это было нечто горькое, первый глоток мне не понравился, но после я распробовал, что-то интересное было в этом вкусе.
— Гор, твой ум должен стать ситом, ты должен уметь просеивать все слова которые слышишь. Далеко не всегда люди говорят правду. Об этих чужеземцах никто не знает не потому, что старейшины хранят молчание, а потому что их не было или они были очень давно.
— Камень на дне реки обрастает слизью и водорослью, так истории с течением времени обрастают ложью. Так?
— Сын моего сына, ты хорошо и верно сравнил, крепко скрутил слова. Дно, что держит на себе камень, это старики и старухи, люди без дела, что греются у огня весь день, они помнят то, чего не было. Спроси их о чём-нибудь сегодня и спроси о том же через десяток дней, истории будут разными. Я вот о чём хотел сказать, я собираюсь в поход на север. Путник сказал, что далеко есть Живая гора и в её недрах лежат знания о богах и древних людях, там скрыта истина о нашем мире. Думаю, к этому я шёл всю свою жизнь.
— Когда ты уходишь?
— Этим летом. Пока я буду готовиться.
Я знал, что придёт день, когда он отправится далеко за границы наших родных земель. Я не хотел его отпускать, но и просить не идти я не мог, это дед, свободный дух во плоти. Я почувствовал как волна тоски накрывает меня по ещё не ушедшему деду. Горькое чувство. Я понимал, что в ближайшие дни он не отправится в этот, скорее всего последний путь. Я должен был обдумать его слова и решить, что делать мне.
— А где твой друг? — спросил я, выходя.
— Он высматривает землю за морем.
— Так её ж там нет.
— А он высматривает, глянь вверх.
На вершине скалы на торчащем из неё корне висел скелет в лохмотьях. Рваные тряпки и остатки плоти трепал ветер.
— Три месяца назад он мучился от зубной боли и лихорадки, ничего не помогало, вот и пошёл посмотреть на землю за морем. В этот поход я ходил уже один.
— И как я его не замечал? А ты в прошлый раз ничего и не сказал.
— Так ты и не спрашивал.
Глядя на скелет, я достал из мешочка на поясе маленький кусок смолы, стал жевать. В наших диких землях зубная боль это настоящее испытание для человека, лучше её не пускать.


Собралась вся деревня, земледельцы оставили огороды и сады, пастухи пригнали с пастбищ скот и оставили его в большом загоне. Весь день шли приготовления. Прикатили две синие бочки с брагой. Два года назад бочки подарил нам бог моря (пластиковые двухсот литровые бочки). Пришли старейшины из других деревень, чтобы посмотреть на нового воина. Они были приглашены заранее, некоторые провели в пути четыре дня, а старейшина самого дальнего поселения — семь. Они шли, ещё не зная, на какое событие попадут, праздник или похороны, ведь я мог и не победить в той схватке. У каждого из них были по два спутника, несущих сосуды с вином.
Много людей было. В главном зале пировали старейшины, воины, шаман, почитаемые жители деревни. Теперь там было место и мне. Остальные же пировали на улице. Но это было лишь началом, потом группы смешивались. Раньше подобные события я видел со стороны, дети обычно не допускались в главный зал во время пиров.

Стоя на пороге главного дома, Маисей говорил речь. Он упоминал великих героев, их подвиги. На руках его лежал некий предмет, накрытый толстой тканью. Это моё оружие. Тогда время тянулось долго. Я не слушал речь, я гадал, каким оно будет, представлял себя с ним.
«Предмет не длинный. Может, это молот? А может, короткий меч, как у Ратибора?»
Вождь говорил, поглядывая на солнце, скрывающееся за морем, тень ползла по его ногам. Когда тень начала пожирать ткань, скрывавшую оружие в его руках, он наконец окончил речь и велел мне приблизиться.
Я помню каждый свой шаг, помню, как тень поглощала ткань нить за нитью. Шаман сдёрнул накидку с предмета, и я увидел его...
Железный боевой топор лежал в сухих ладонях. Тёмно-серый металл был чист и нов, без трещин и вмятин. Железной была даже рукоять. Последние лучи солнца лежали на оружии. Я решительно взял его в руку, и лучи погасли, солнце село.
Теперь я понимаю, зачем вождь тянул, он хотел добиться именно такого эффекта, Маисей любил и умел делать эффектно. Под хлопанье рук, одобрительные вопли и улюлюкания я поднял топор над головой, чтобы все его видели.
Начался пир. Перед тем, как я вошёл в главный зал, ко мне подошёл отец.
— Сегодня ты взял топор воина, сегодня ты будешь пить брагу. Будь осторожнее с ним сегодня, — сказал он. — Помнишь день Ратибора? Боги помогут тебе, сын.
— Я помню день Ратибора. Это будет ещё одним испытанием для меня.
Сказав это, я вошёл внутрь, отец остался снаружи.

Ратибор — известный в нашей деревне воин. Он знаменит не подвигами или открытиями, просто он всегда был на слуху... полноватый невысокий мужчина, с маленькими лисьими глазками, бросающими быстрые взгляды, русый косматый волос, похожий на медвежью шерсть. Семь лет назад Ратибор тоже стал воином, и тоже был пир. Впервые испив браги, он изменился, впрочем, этот напиток меняет всех. Когда гулянья разгорелись как жаркий костёр, он стал размахивать мечом, будто убивает врагов. Так вышло, что он задел им одного из гостей, и тот получил серьёзную рану. Тогда Ратибора посадили в яму на четырнадцать дней. С тех пор на праздниках он отдаёт меч кому-то из товарищей.
Посреди зала был большой прямоугольный очаг, выложенный из камней и глины. Огненные ящеры ползали между толстых пней и брёвен, сложенных в очаге, медленно пульсирующих жарким углём. Ещё несколько дней назад моей обязанностью было по очереди с другими детьми выносить золу из этого очага. Теперь я воин и не должен этого делать, а должен наслаждаться теплом и слабым светом его огня. По краям очага стояли грубо сколоченные столы с пищей и питьём в деревянной посуде. Крепкое питьё наливалось в рога. Из рогов пили высокие люди деревни, такие как вождь или воины. Рог у каждого был свой и размер был у всех разный. Размер рога говорил о стойкости и здоровье человека, ведь было принято наполнять его полностью и выпивать содержимое рога за один раз. Рог, не кружка, нельзя отпить и поставить, не можешь выпить разом — бери рог меньше. По этой причине у старейшин были самые маленькие рога, они не могли много пить да и долго держать его в руке тоже не могли.
Я занял место среди воинов. В углу сидели музыканты, двое играли на флейтах, двое на барабанах. Один играл на гитаре, это был старый воин, и этот инструмент он принёс из своего последнего похода, в котором и научился играть на нём. Этот воин хорошо знал моего деда и нередко путешествовал с ним, именно после таких путешествий он возвращался с особо ценной добычей. Теперь он стар и не воин, он очень уважаемый в деревне человек. Почему он играет с музыкантами, а не сидит рядом с вождём? Он любит музыку.
Глава сказал несколько слов поздравления, и мы начали пить и есть. Женщина Ратибора, крупная некрасивая баба без половины зубов и неровным от старого перелома носом, взялась в этот день наполнять рога питьём.
Я впервые попробовал вино. «Оно прокисло», — сказал я тогда, это вызвало смех. Чуть позже все повеселели, музыканты заиграли бодрее, разговоры стали громче. Воины оценили мой топор как славное, быстрое и надёжное оружие. Топор прост в бою и хорошо подходит новому воину без умений. Они стали рассказывать истории о своих походах. Я слушал об их подвигах с восторгом. С каждым их словом, с каждым глотком веселящего напитка я всё больше вдохновлялся. Во мне вскипала жажда отправиться в путь прямо сейчас, сразиться с какими-нибудь тварями и вернуться в деревню героем.
Дальше мы вышли на улицу. Начались пляски и песни. Необузданное пламя большого костра задавало ритм. Музыканты прекращали играть, только чтобы осушить по кружке браги. Все пили и веселились. Я не очень хорошо помню, что было дальше...


Гулянья продолжались и на следующий день, вообще такие мероприятия продолжались дня по три, бывало и дольше. Наутро мне было очень плохо, и никакого праздника уже не хотелось. Мне даже приходила мысль, что кто-то из гостей отравил меня, не хотел нового воина для Прибойа. Воины смеялись над моими опасениями. По их совету, я омылся потоками ближайшего водопада и выпил вина через силу. Вскоре я снова повеселел.
Когда солнце было в зените, я и ещё несколько человек из нашей деревни отправились на Светлый холм для подношения. Так было положено — делиться радостью с богом.
Мы поднялись на холм, на вершине его — столб, вырезанный из ствола дерева идол. Он был в виде человека, на одежде его был нарисован знак в виде скрещенных палок (красный крест, спасатель). Легенды говорят, что больше двух сотен лет назад, когда в этих землях обитали дикари, был великий вождь, покорявший мелкие племена и объединявший их в одно. Звали вождя: Кулак, потому что он не пользовался оружием и убивал врагов кулаками. Однажды на этой самой поляне он сражался с огромным, словно дикий бык, волком. Он убил волка, но был смертельно ранен. Тогда с неба спустился бог верхом на летучей рыбе (на вертолёте). Бог вместе с ангелами забрал Кулака в город на небе. Тогда все решили, что вождь умер, но через много дней бог вернул вождя здоровым и даровал ему железные перчатки. Сам вождь позже собрал всех вождей этих земель и сказал, что был в раю, и что теперь знает, как нужно жить.
Мы положили у ног идола кувшин вина, корзину фруктов и немного вяленой рыбы. Обычно на следующий день подношений не было. В тот день в мою голову закралась грешная мысль, и я захотел её осуществить...


Когда светило опустилось за море, я отправился на Светлый холм, чтобы осуществить свой дерзкий план. Это всё брага, она подгоняла меня совершить этот поступок.
Скрылся в лесу, огляделся — никто не смотрит. По пути к холму мне так и хотелось петь, но я помнил о том, что нужно вести себя тихо. Мысленно я напевал балладу о Кулаке. Эта баллада состояла из многих куплетов, тогда я ещё не знал такого числа (108), она описывала всю жизнь великого вождя. Конечно, большинство знало лишь отдельные отрывки из неё.
Наконец я был на месте. Я лёг в корнях кустарника и стал наблюдать за идолом. Лицо идола смотрело в другую сторону, не на меня, это вселяло надежду, что Бог меня не увидит. Я представлял, как с небес падёт свет, и в этом свете спустится верхом на небесной рыбе человекоподобное божество. Будет играть музыка, всё, как в легендах. Тогда мои чувства были смешанными, я не считал себя грешником, я считал, что делаю нечто стоящее, что обо мне сложат песню. Но я всё же сомневался, ведь это считалось оскорблением наших верований.
Прошло немного времени, ночь ещё не покрыла землю, и всё было видно. Со стороны деревни доносились смех и песни. В голову закралась мысль о том, что надо уйти, пока не поздно. Только я собрался подняться и уходить, как заметил в небе странное существо, оно приближалось. Это была не птица, не было крыльев. Оно было похоже на гигантское насекомое. Большое тело, покрытое панцирем, четыре лапы, три глаза — один впереди, другой на брюхе, третий на спине. Но самое странное — это как он летал, у него были ещё четыре конечности с маленькими крылышками на концах, они крутились! (беспилотник).
Существо заметило меня и приблизилось. Я встал, не зная, как себя повести в этой ситуации. Оно приблизилось ко мне, облетело вокруг. Верхний и нижний глаза его вращались в разные стороны. Я усомнился, а не злых ли сил это посланник, уж очень пугающе он выглядит — весь чёрный, страшный и жужжит, как мухи над трупом. Я потянулся за топором, висящим в петле на штанах. Вдруг существо вспыхнуло красными огоньками и стало издавать странные жуткие звуки. Мне хотелось бежать, и я поддался своему желанию.

Пробежав немного, я вспомнил, что я воин. Я тогда решил, что должен защитить подношения от зла. Выхватил топор и побежал обратно.
Проклятое чудовище уже вцепилось одной лапой в кувшин, другой — в связку рыбы, третьей — в корзину, четвёртая была свободна.
Я занёс топор над головой и с криком «верни» бросился на монстра. Я вцепился в корзину, хотел разрубить это существо, но оно послало на меня молнию. Моё тело будто укололо множество шипов. От испуга я отпустил корзину. Чудовище не стало сражаться, испугалось и улетело, забрав подношения.
— Отдай! Это не для тебя! — Закричал я.
— Успокойся, — вдруг раздался незнакомый голос за моей спиной.
Я обернулся, готовясь нанести удар, но там никого, только идол.
— Это мой помощник, он отнесёт дары мне.
Голос исходил из самого идола. Я не знал, как реагировать, не убегу же я, когда со мной говорит ОН. Я упал на колени и приклонил голову к земле.
— Прости, я не хотел тебя оскорбить. Я думал, подношения кто-то ворует, и они не достаются тебе. Я думал...
— Ясно... ты новый воин? Как зовут тебя?
— Гор, сын Солнцемира, земледельца.
— Встань, воин.
Я встал, убрав топор в петлю.
— Твоя храбрость удивляет меня. Приди сюда через одно полнолуние, я награжу тебя. Теперь уходи и веселись.
Я замялся. Идол молчал.
Я вернулся в деревню и, стараясь не выделяться, продолжил веселье, главное не забыть о том, когда нужно прийти.


На следующий день к обеду вождь подозвал меня к себе и повёл к меховому дому. Это была обычная хижина, но в ней занимались выделкой шкур, пошивом и ремонтом одежды, потому это место и звали меховым домом.
— Ты теперь воин, — сказал вождь, когда мы пришли, — а воину нужна защита.
Две женщины положили передо мной мою броню, вождь велел мне надеть.
Это была очень лёгкая кожаная броня, она была собрана из толстых ремней. Согревать она никак не могла, так как имела много открытых мест, зато в ней было легко и удобно двигаться. Руки мои защищали деревянные пластины, покрытые шкурой с лап медведя, даже когти остались. Прочный капюшон переходил в наплечники. На поясном ремне имелось множество креплений для бурдюков, маленьких сумок и оружия.
Женщины поправили на мне броню, объяснили, где, что и как сделать, чтобы затянуть или расслабить ремни. Моя первая броня, она казалась мне сложной и надёжной. Для наших земель это не плохая броня, но далеко не лучшая.
Мы с вождём вернулись к общему дому. Я шагал гордо. Со стороны я не мог себя видеть, но был уверен, что броня мне к лицу. Я снова был в центре внимания, и только Ратибор сказал мысль сомнения, что против большого зверя в такой броне не пойдёшь. На это я уверенно ответил: «Медведя я без брони свалил».
— Время первого похода для нового воина, — объявил Ратибор так, чтобы слышал каждый, кто смотрел. — Гор, я пойду с тобой в этот поход.
Первый поход был традицией, я не знал, куда уходили молодые воины, но обычно они возвращались очень скоро.
— Идём.
Под ободряющие вопли и свист я и Ратибор направились по тропе вглубь леса. Совсем скоро мы дошли до указателя с табличкой, на которой было выцарапано «Прибойа» (название нашей деревни) и нарисована волна.



ГЛАВА 2
Чёрное перо

Мы шли налегке, это значило, что наш путь недалёк. Это не вызывало у меня большого восторга. Я знал все тропинки, помнил каждое дерево в окрестностях нашей деревни да и на некотором расстоянии за чертой наших владений.
— Ратибор, когда ты в последний раз убивал чудовище? — спросил я.
На такой вопрос воин не мог ответить двумя словами, и Ратибор начал свой рассказ. Эту историю про то, как он сражался с огромным волком, я уже слышал, но рассказы путешественников и воинов интересны тем, что, рассказывая одну и ту же историю, они каждый раз приносили её ушам слушателя по-разному.
Мы покинули наши владения, поля и сады были позади. Мы шли не быстро, пробираясь сквозь заросли лопуха и папоротника. Обувь я с собой не брал, как и Ратибор. Сырая земля под ногами дарила лёгкое ощущение прохлады, так необходимое в этой душной чаще. Я шёл, намеренно создавая шум, шурша листьями лопуха, ломая сухие сучья, надеясь, что змеи испугаются и вовремя уйдут с нашего пути.

Наконец мы вышли из чащи к ручью. Впереди возвышался Облачный пик. Это гора с крутыми скалистыми склонами и редкими островками травы. Это место считается запретным, и ходить сюда можно только воинам, старейшинам и шаманам. Я знал, что это место запретное, но почему, и что там наверху, мне тогда было неизвестно.
Однажды я тайком пришёл к этому ручью с другом, то была лунная осенняя ночь. Мой друг, Тио, мечтал стать воином, его всегда вели мысли о больших и опасных делах, мысли о новом. В тот раз он захотел раскрыть тайну Облачного пика, подняться на его вершину. Мы прошли к вратам пика – двум копьям с козлиными черепами на концах, воткнутыми по обе стороны тропы. Я побоялся наказания духов, мне казалось, что они смотрят на меня из глазниц черепов. Я не пошёл. Тио смеялся надо мной, говорил, что мне только в земле копаться да червей для рыбаков собирать. Его слова злили меня, но я всё равно не пошёл. Мой отец, Солнцемир, сильно верил в богов, много им молился, говорил благодарные слова, старался не отвлекать просьбами и, конечно, очень боялся их гнева. Отец и мне передал эти чувства к богам, сколько смог. Тио отправился один. Злой на его слова, я не стал ждать его, выбросил сигнальный рог и отправился в деревню. К вечеру следующего дня его, побитого и высеченного лозой, за ухо приволок шаман. Тио показательно выпороли, будто мало ему досталось от шамана, посадили в яму, хотели совсем выгнать из деревни. В яме он просидел до морозов, всё это время я носил ему еду и воду, а когда стало холодать, носил дрова, чтобы он мог жечь костёр и греться. За помощь ему от отца я получал палки. В то время много чувств было во мне: я чувствовал себя умнее и выше Тио; чувствовал вину перед людьми за то, что мешал Тио терпеть наказание, помогая; чувствовал вину перед Тио за то, что не смог отговорить, что не подождал и не подал сигнал о пришедшем к вратам шамане, потому и помогал. Много мыслей полнили мою голову, многие были злы на меня и вождь грозил привязать меня к дереву, но я всё равно помогал, хотя Тио и не хотел со мной разговаривать. Чуть больше года назад пришёл его день, но ему досталось рыбацкое испытание, он прошёл его и стал рыбаком. Тио злился и не хотел всю жизнь ловить рыбу. Когда вождь вручил ему весло, Тио сказал: «Значит, это будет моим мечом». Только я тогда понял его слова. Той же ночью я проводил его до границы наших владений. Он сказал, что будет воином и докажет, что это его судьба, а в насмешку над нашими порядками будет сражаться веслом. Он сказал, что не держит на меня зла и что оставит мне место для подвига.

Напившись воды из ручья и отдохнув немного, мы продолжили путь.
— Теперь эти врата для тебя открыты, Гор, — сказал Ратибор, остановившись у врат. — Ты можешь пройти в них всегда, когда захочешь.
Мне вновь казалось, будто духи смотрят на меня, но теперь с уважением и одобрением. Я хорошо помню этот шаг, как мои ноги перешли линию, которую не видели глаза, но видел мой дух, как это место поприветствовало меня порывом знойного ветра.
«Духи смотрят на меня, оценивают».
Я выпрямил спину, расправил плечи. Теперь я чувствовал себя частью чего-то важного, одним из избранных, ведь не каждый может сюда пройти, а я могу.
Подъём был крутой, местами приходилось карабкаться по скалам. Солнце село, стало быстро темнеть. Мы взобрались на просторный выступ, покрытый травой. Эта площадка и послужила нам ночлегом. Ратибор сказал, что завтра к рассвету мы уже будем на месте, и лёг спать. Я же сел на край и смотрел, пока совсем не стемнело. Смотрел, как солнечный свет покидает вершины дальних гор, как над ближайшей деревней поднимается дым от костров, как волнуется море. Смотрел на звёзды и думал – как они висят и не падают. Некоторые считают, что небо твёрдое и звёзды закреплены на нём, но дед говорил, что это не так. Своему деду я верил больше, чем кому-либо, хоть он и был изгоем. У деда отношения с богами были дружеские, он не боялся их и потому задавал много вопросов, много думал и наблюдал. Он много и часто путешествовал, много видел и слышал, очень много знал. Он научил меня различать буквы и составлять из них слова, научил понимать числа. В наших диких землях очень мало людей умели писать и читать, да и цифр знали не много. Я часто бывал у деда.
Наконец стемнело, и, кроме звёзд, стало больше ничего не видно. Я лёг спать.

Близился рассвет. Мы со спутником продолжили восхождение. Продлилось оно недолго, вскоре мы достигли вершины. На самом верху находился каменный кулак, выдолбленный из скалы, рядом — каменная чаша с водой. Возле чаши на каменном стуле сидел скелет в лохмотьях, на руках его — железные перчатки, не тронутые временем.
Я стоял разинув рот, ведь это могила Кулака! Я стою пред великим вождём!
Ратибор отвесил мне подзатыльника, велел поклониться вождю и поклонился сам.
— Здесь обрёл покой великий воин, — Говорил Ратибор. — Кулак любил подниматься сюда. Он приказал сделать ему каменный стул здесь, смотри, не трон. Когда он понял, что жизнь его скоро придёт к концу, он поднялся сюда, сел и умер. Он так и хотел, не в земле червей кормить, а быть ближе к летающему богу, который его спас.
— Об этом поётся в балладе?
— И он, со старостью борясь, взбирался день и ночь. Поднявшись, он воссел и ушёл из жизни прочь, — пропел Ратибор. — Помню только это.
Солнце поднималось из-за гор, его лучи покрыли вершину Облачного пика.
— Пора. Опусти свой топор в чашу.
Я погрузил своё оружие в воду в чаше.
— Теперь оставь им след на камне.
Он указал скальный кулак, на котором уже было множество отметин.
— Только не на большом пальце, он для вождей.
Я замахнулся и с силой ударил топором о скалу. Топор со звоном отскочил назад, руки сковала ломота.
— Кулак бы одобрил. Молодец. Здесь оставил след каждый воин из нашей деревни со времён Кулака.
Я был горд собой, вот он — мой первый след в истории.


Мы вернулись в деревню. Вечером того же дня я сидел у костра и рассказывал детям о том, где был, ведь это не запрещено. Мы с Тио не знали, что там, потому что нам никто не рассказывал, боялись вызвать ещё больший интерес. Я не слишком задумывался о возможных последствиях своего рассказа. Мне хотелось поделиться. На следующий день я ходил к деду, но его не застал.
Я не забыл о том, что должен был прийти к идолу на Светлом холме. Пришло то полнолуние, и, дождавшись, когда деревня уснёт, я отправился за наградой.

Оглядевшись, я вышел на холм. Полную луну скрывали облака, но её свет всё же пробивался сквозь них и касался мокрых от росы трав.
— Я ждал тебя, — раздался голос из идола. — Возьми эти дары.
У ног его, куда мы обычно кладём подношения, лежали два предмета. Я взял их, осмотрел. Первый — мешочек с чем-то рассыпчатым внутри, второй — амулет. В темноте я не смог его разглядеть. Похожих амулетов я не видел, его верёвка состояла из железных колец, а сам амулет был маленьким, плоским и красным (в форме трёхконечной звезды), на другой его, белой стороне, была написана буква «А»
— За весь этот песок тебе могут дать многое, шаманы его очень ценят. А этот амулет оставь себе. Возьми его с собой, когда отправишься в большой поход. А теперь ступай.
Я поблагодарил и ушёл
До утра я просидел на берегу, думая о том, что один из богов мне что-то подарил. Боги иногда одаривают шаманов и вождей, но я... мысли о собственном величии стучались в мой череп, но голос деда, обитавший внутри него, не хотел впускать их.

С приходом солнца я отправился к деду. Завидев дымок из его жилища, я был уверен, что он там. У скальной стены в лучах утреннего солнца сушились большой меховой рюкзак и походная одежда деда со множеством карманов, петель и шнуров.
«Хочу такую одежду, пойти в меховой дом и попросить? Мне нечего дать за такую работу».
Дед сидел у очага, дуя на угли и напевая что-то.
— Где ты был? — Я стряхнул песок со стоп перед входом в жилище Свободы.
Он продолжал дуть. Наконец огонь зацепился за палочки, сложенные шалашом, и стал поедать их.
— Я ходил в железную пещеру. Я прошёл до конца. Много там невиданного. Снова убедился, что древние люди были умнее нас и владели магией. Там есть много железа которое можно расплавить, это место подойдёт для твоего похода. Кроме страха там нет врагов, иди смело.
Он ушёл вглубь грота и вернулся с сумкой, стал доставать из неё «добычу». Он достал прозрачный предмет с двумя усиками внутри, (лампа накаливания). Достал нечто похожее на медузу, но твёрдое (толстая линза).
Он вышел с ней на улицу и сделал так, что от неё на высохшие водоросли, разбросанные по пляжу, упал луч света. Водоросли загорелись.
— Колдовство! — Я дал молодому огню высохшей коры. Огонь был обычным, но мне он казался магическим. — Ты их даже не коснулся, — я бережно дул на слабый огонь.
— А ещё она показывает то, что мы не замечаем.
Он дал «медузу» мне. Я посмотрел в неё и смог разглядеть каждую песчинку, крохотных существ, бегающих по гнилому куску дерева. Я и не замечал раньше таких мелочей.
Мы вернулись к костру. Дед подкормил огонь сухими палками без коры.
— Древние люди владели божественными знаниями и умениями. Мы можем их при... как?.. применять, вот, запомни слово. Я хотел бы узнать больше о древних инструментах, но в наших землях никто не владеет такими знаниями. Я пойду к живой горе в тёмные земли и найду такого шамана, который сможет рассказать мне больше о древних.
— Возьми с собой.
— Я-то возьму... а вот старейшина ваш... Маисей... этот упёртый баран, мозг его сохнет. В другие годы он тоже был упёрт, но верные мысли жили под его волосами. Теперь он стар и тупеет с каждым годом, он больше не хочет ничего менять, не хочет нового. Так просто покинуть родные земли тебе не позволят. Ты воин, можешь ходить в походы и жить вольно, но в случае чего должен первым встать на защиту деревни. Ты нужен там, а отпустить тебя в тёмные земли для них всё равно что потерять. Много может быть, что мы не вернёмся.
— А если я оставлю что-то взамен?
— Что ты оставишь? У тебя нет ничего. Ты самый молодой воин, ты не заимел свою землю, ты не заимел женщину и не дал жизнь новому человеку. Сейчас ты должен выплатить долг Прибойа.
— Долг? Я не брал долг.
— Что ты говоришь? — Свобода громко рассмеялся. — Ты это слышал? — он обратился к огню и рассмеялся громче. Огонь заплясал издевательски насмехаясь надо мной.
Я понимал, дед смеётся не с тем чтобы оскорбить мой вопрос, и не потому что так смешно, он указывает мне на мою глупость, но делает это не зло.
— Гор, ты можешь посчитать сколько ты съел за свою жизнь? Сколько дров было отдано огню, чтобы он грел тебя? Хотя бы это посчитай.
— Эти дрова я сам собирал, сам ломал и не только для себя. Я пас стада когда один из пастухов был болен или хотел в тайне идти в Холмовье. Я помогал собирать урожай. Для рыбаков я копал червей, таскал мешки с рыбой. Я ел и грелся не за даром.
— Да-да, последние лет десять ты возвращал часть данного тебе, а до этого? Хорошо, не самый удачный пример, вот тебе удачный, — Свобода постучал ногтем по оружию на моём поясе. — Этот топор, ты за него должен. Этот долг можно закрыть только отняв жизнь и я не о дикой собаке говорю, что залезла ночью в птичий двор.
— Чайка?
— Чайка. Это правило не оглашается. Каждый воин выкупает своё оружие убийством. Войн между владениями уже давно нет, но Чайки есть всегда. Хочешь предскажу будущее? Если до снегов ты не выплатишь этот долг, Маисей пошлёт тебя и... Ратибора отыскать поселение Чаек и убить одного или двух. Так что если встретятся на пути, не жалей их и выплати долг, иначе будешь жопу морозить выискивая их поселение по всем нашим землям. Они хорошо скрываются и всё время меняют место. Так что, сын моего сына, уйти со мной к Живой горе будет испытанием для тебя. У Маисея нет причин тебя отпускать.
— Бог на Светлом холме подарил мне это...
Я дал деду мешочек с таинственным песком. Он открыл его, понюхал, макнул палец, попробовал на вкус.
— Это пепел дракона, кажется... это можно выменять у шаманов на многое.
— Отдам шаману Мелло и куплю себе путь в тёмные земли.
— Нет. Ваш шаман жадный. Нужно идти в другую деревню, там обменять пепел на что-то нужное в Прибойа.
— У нас много рыбы, но мало мяса, к тому же все его запасы были съедены на праздники, а молодняк бить ещё рано.
— В Холмовье большая ферма. К тому же там перекрёсток дорог, и меняют там помногу и выгодно. Нам нужно туда. А ты не дурак, сообразил, что нужно.
— Ратибор собирается пойти в одно из соседних поселений, но не решил, в какое. Я подскажу...
— Он шальной, не сидит на месте, любит выпить и подраться, любит много женщин, эти три вещи есть вся его жизнь. Ему там понравится. Я отправлюсь завтра с рассветом, дойду дня за три. Увидимся там.
— Пусть пепел дракона будет с тобой.


Позже в тот же день я подошёл к Ратибору. Он с Когтем смолил лодку. Коготь — ещё один воин, имя его — Урумар, прозвище ему дали за клинок в форме когтя. Это высокий мужчина двадцати восьми лет с сильными ногами и жилистыми руками, всегда выбривал голову до кожи, оставляя на темени островок волос. Там вырос длинный и крепкий волос, блестящий и чёрный, который он завязывал в хвост.
— Ратибор, ты решил куда пойти? — спросил я
— Не думал сегодня об этом. У шамана заканчивается яд адского змия, думаю плыть на остров мёртвых и изловить гадюку. Яд — шаману, кожу — мне, сделаю обмотку на рукояти ножа.
— А я думал пойти в Холмовье, много людей, и не далеко.
— Женщины красивые, самогон! Хорошее место. Можно идти.
— Там есть то, что мне нужно... думаю, уже можно, — слова Урумара несли много значений, он поглаживал волосы, отросшие ниже лопаток.
— Пойдём сегодня, — предложил я
— А, чёрт с шаманом, ему не нужда. Пошли.
Он бросил кисть в чан с подогреваемой на костре смолой.
— Близится время обмена, — заговорил Урумар. Он всегда говорил так, как жуют костлявую рыбу, медленно и внимательно. — Не вся рыба, что в коптильне, напиталась дымом. Нам велят её отнесть. Велят ждать.
— Пусть Старый идёт с рыбой, — вспенился Ратибор. — Он уже много дней ведёт себя, как рыбак, копает червей и ловит рыбу у острова мёртвых. Любит рыбу, пусть он её и тащит! Старый воин уже совсем не как воин, он как старуха, сидит у костра и жуёт слова. Делает рыбацкие дела и плетёт сети. Пусть займётся делом, пусть несёт рыбу менять.
— Он уважаем, его слово много весит. Всё равно свалит это дело на нас, — сказал я.
— Баба, — буркнул Ратибор и, нервно схватив кисть, продолжил покрывать дно лодки жидкой и дымящейся смолой.

На следующее утро мы отправились в путь. За спиной рюкзак-мешок с плащом, едой и обувью для хождения по острым камням, циновка, свёрнутая и привязанная поверх мешка. Справа на штанах — оружие в петле, слева — бурдюк с водой. В маленькой сумке сзади на штанах — предметы для перевязки да немного измельчённых сушёных грибов для обезболивания и бодрости. Это минимум для походов.
Вождь Маисей велел нам отнести в Холмовье товар на обмен, два короба копчёной рыбы. Привязав короба к палке, мы с Ратибором взяли её на плечо. Коготь шёл впереди. Его оружием было копьё, он нёс только свои вещи и маленький подарок в рюкзаке от нашего вождя вождю Холмовья, Перею. Путь выдался без приключений, через два дня вечером мы пришли.


Окружённое зелёными холмами, в низине стояло большое поселение, в которое, будто ручьи, стекались четыре дороги, сливаясь в перекрёсток — главное место для торговли в наших землях. Тут было много домов, красивых, с окнами, совсем не то, что наши лачуги. Немного поодаль от центра возвышался великий дом вождей, весь из железа, некоторые окна были защищены некогда прозрачным барьером. Этот дом был настолько велик, что в нём могли бы жить все жители нашей деревни. Урумар сказал, что личный воин старейшины поведал ему о том что внутри, одна комната находится над другой, и так несколько раз, что под домом — огромные подземелья, в которых хранится всё добро, что есть в Холмовье, что всё внутри сделано из железа и других невиданных материалов.
В поселении было несколько мест, где из земли росли железные деревья (во время великой битвы сюда выбросило военный корабль, теперь видна лишь малая его часть).
Отдав рыбу на склад, мы шли к большому гостевому дому, в котором живут и отдыхают все путники, что проходят мимо.
— В гостевом доме появилось новое правило, — говорил Ратибор, бывавший в этом месте очень часто, — каждому путнику наливают одну кружку браги просто так, ничего взамен. Только наливают нечастым гостям. Так Перей решил показать как богато его поселение и как хорошо он ведёт дела.
Я смотрел по сторонам, как много людей, как много огня повсюду. Дома с углами и ровными крышами, а не кучей соломы.
Мы вошли в гостевой дом — большое деревянное строение, сложенное из брёвен. Внутри горел большой очаг, вокруг которого стояли столы. Стояло ещё несколько больших столов. Свечи и чаши с огнём освещали тёмный зал. В углу возле бочек сидели трое крепких мужей, они наливали гостям, кормили. Не успели мы расположиться, как двое из них встали, взяв дубины, и направились к кричавшему и размахивающему топором воину. Обезоружив перебравшего, его, словно испорченную тушу, выбросили на улицу.
Ратибор пошёл к бочкам. Было видно, что он хорошо знаком с этими троими. Пошутив о чём-то, он отдал им меч и вернулся за стол, неся еду и питьё — бочонок крепкого и разящего напитка, от которого даже мухи, опьянев, падают; на большом срезе дерева — овощи и вяленая свинина. Тут же нам принесли по кружке браги.

Осушив кружку, я оставил рюкзак и вышел. Нужно было узнать, не пришёл ли дед. Я шёл, внимательно смотря по сторонам. Пришёл в центр. Судя по сильно вытоптанной земле, множеству испорченных овощей и фруктов, это был тот самый знаменитый базар. Сейчас тут никто ничего не менял. Я решил, что дед может быть или на базаре, или в гостевом доме, ведь почти стемнело, где ему быть? Он мог ещё не дойти — с этой мыслью я направился обратно.
Я проходил перекрёсток, как меня чуть не сшибли. Это была девчонка примерно моего возраста, в простой льняной одёже, перепачканной землёй. Милое лицо было загорелым, в тёмных волосах запутались несколько соломин. За спиной её был плетёный короб. От столкновения она упала. Испуганно она посмотрела на меня снизу вверх, но испуг её быстро сменился любопытством.
— Ты новый воин? Из Прибойа?
К ней быстро подошёл мужчина, воняющий скотом, схватил за руку и рывком поднял.
— Вот же шельма! Говорил же, не носись. Прости её, занозу.
Он быстро ушёл, подгоняя её. Я даже не успел ничего сказать.


В гостевом доме было шумно, ведь, кроме нас, в поселение пришли люди из дальних деревень, принесли товары на обмен или пришли с новостями. Среди них были воины, Ратибор и Урумар уже сидели в их компании. Я сел за стол воинов, товарищи сразу сказали слова обо мне. Мы пили и ели, я с большим интересом слушал рассказы о походах и охоте. Они говорили не только о боевых похождениях...
Захмелев, я решил поведать о Светлом холме. Свою вылазку я выставил как подвиг, а не дерзкий помысел и попытку усомниться в одном из богов. В доказательство я показал амулет. Моя история подняла шум, краткий её пересказ потёк из уст в уста и быстро облетел весь гостевой дом. Шаманы часто говорят с богами и духами, но простым смертным такая честь выпадает крайне редко. Никто не станет выдумывать подобное, боясь, что боги покарают за ложь или расскажут о ней шаманам. Я же не боялся, ведь в моих словах не было лжи. Я утаил лишь замысел, с которым отправился понаблюдать за идолом.
Вскоре я был в центре внимания, сидел у огня, а вокруг — люди, внимательно слушающие мой рассказ, заглядывавших в мой рот, просящих мельчайших подробностей, делящиеся со мной едой и выпивкой, чтобы сесть поближе. Сидеть рядом с рассказчиком в наших землях считалось хорошо, люди охотнее принимали пересказ из уст тех, кто сидели ближе к первому рассказчику. Я чувствовал себя хорошо как никогда, меня слушали, я являл собой интерес. Пусть всё это — лишь до тех пор, пока не произойдёт новое событие, но всё же я был счастлив. Вспомнились слова Тио: «Дерзкие помыслы и отвага есть путь к славе», — так он говорил в последнюю ночь. Я согласен с ним, наблюдать за ручьём крадущимся между камней не так интересно, как за ревущим потоком, что ворочает эти камни и уносит деревья, что десятки лет корнями держали берег.

Я проснулся на соломе в дальнем краю гостевого дома, это общее спальное место. Зачерпнув ладонями воды из бочки, я утолил жажду, умылся. Ратибор и Коготь сонно сидели за столом, доедая вчерашние яства. В полумрак зала сквозь щели меж досок проникал свет с улицы, доносились голоса. Внутри дома стоял храп спящих гостей да неторопливая болтовня тех, кто уже проснулся. Широкие двери открылись, вошли двое костровых, один нёс вязанку хвороста, другой — сосуд с жиром для чаш с огнём.
Следом вбежал человек, весь взъерошенный, мокрый от пота, с ужасом на лице.
— Птица вернулась! — Крикнул он, разбудив спящих. Его слова отразились болезненным звоном в моей голове. — Огромный ворон унёс моего осла!
Поднялся галдёж. Все из гостевого дома поспешили к дому великих вождей.
Шум толпы вмиг стих, когда вышел вождь Холмовья Перей, в броне из черепашьих панцирей, окрашенных в белый цвет.. Этот вождь был моложе нашего, розовощёкий, толстый как боров, глаза на потной лысой голове пьяно блестят. Вид этого человека показывал его мирное существо, для вождя в меру ленивое. По вождю, да и по местным жителям можно было судить о большом достатке земель Холмовья. Ещё, за спиной Перея был длинный изогнутый лук, украшенный стрелами и всякими мелочами, но колчана со стрелами у него не было. Это говорило о любви вождя к сильному и красивому оружию, но нежелании воевать, ведь стрел при нём не было.
В наших землях луки были лишь у особо умелых и удачливых охотников, и то были простые короткие луки для охоты. Это оружие в наших землях редкое не только из-за сложности изготовления в сравнении с копьём. Лук убивает на расстоянии большем чем копьё, из него можно стрелять много раз, а копий много с собой не унесёшь. С помощью лука можно убивать цель на большом расстоянии, находясь в укрытии. За это луки во всех владениях наших земель были запрещены около сотни лет назад. Получить лук мог только охотник и только для охоты. Но не каждый охотник мог получить это право, только самый умелый и при этом сдержанный в эмоциях. При получении этого оружия, его владелец давал клятву перед богами никогда не использовать его против человека. Конечно, луки имели ещё несколько человек, таких как Перей или особо уважаемых, не относящихся к воинам.
— Этот монстр уже нападал на нас. Пришло время убить монстра. Пусть десять воинов отправятся в гнездо ворона и убьют его. Воины, что хотят сразиться, выйдите вперёд.
Из толпы вышли все воины. После вчерашних гуляний многие не то что сражаться не могли, они едва стояли на ногах, но старались это скрывать. Вождь окинул нас внимательным взглядом, затем стал указывать пальцем на тех, кто пойдёт. В отряд попали и я с товарищами. С Холмовья были выбраны шесть воинов, ещё один из далёкой деревушки на границе наших земель с пустошью (мёртвой зоной), это была воительница — крупная мощная баба, вооружённая копьём. По шрамам и кривой челюсти было ясно, что она много билась.
Наш отряд, геройски шагая, отправился к логову ворона, собирая восторженные взгляды. Я надеялся увидеть в толпе ту девушку, что столкнулась со мною вчера, но её не было.


Место, где живёт птица, было известно, оно находилось недалеко. Вскоре мы пришли. На возвышенности неподалёку от озера, среди камней и скал, лежало огромное гнездо. Старший воин из Холмовья, седеющий длиннорукий муж, жестом велел нам растянуться в цепь.
Мы тихо пробирались меж сочных трав, покрывавших склон. Наверху послышался шум. Над скалами поднялся в небо огромный чёрный ворон. Тело его размерами было похоже на тело коровы. Огромные крылья при каждом взмахе делали шум, и ветер от них волновал травы. Ворон устремился вдаль, затем развернулся и полетел прямо на нас. Урумар метнул копьё, но оно пролетело над головой птицы. Ворон схватил одного из воинов и унёс к облакам. Вскоре воин падал вниз, крича и размахивая руками. Глухой удар о землю прервал его крик.
Ворон вернулся, к тому моменту Коготь уже вернул своё копьё и был готов ко второму броску. Птица села на вершине холма, раскрыв клюв и растопырив крылья, пошла на нас. Лишь копья были пущены, как одним взмахом крыльев ворон поднял себя над землёй. Снова промах.
Клюв щёлкнул у лица Ратибора, но его меч всё же оставил на нём трещину. Ворон стал бить крыльями, поднимая пыль и обрывки травы, раскидывая в стороны набегавших воинов. Удар крыла оказался крепок, меня отбросило на несколько шагов. Подобрав топор, я обошёл врага сзади. Выбрав момент, вскочил ему на спину. Удержаться было сложнее, чем я думал, и единственное, что я мог, — покрепче вцепиться в перья. В голову птицы ударил камень, брошенный воительницей. Карканье чуть было не оглушило меня. Ворон взмыл вверх. Испугавшись, я выронил топор. Выдрав перья, я свалился. В последний миг схватился за хвост, но и это мне не помогло. Хвостовое перо не выдержало мой вес, и я сорвался. Приземлился я на склон и покатился с него вниз, ударяясь о кустарники и стволы карликовых деревьев. Не успел я остановиться, как катящийся следом труп ворона с двумя торчащими копьями настиг меня и увлёк за собой.
Неожиданно удары о землю сменились свободным падением. Мы слетели с невысокого утёса. Ворон рухнул на каменистый берег озера, а я сверху упал на него. Преодолевая сильную ломоту во всём теле, я поднялся. Я с восторгом заметил, что стою между двух копий на груди поверженного ворона! Жаль, никто не видит.


Мы вернулись в поселение с трофеями — когтями и перьями. Я оставил себе только одно перо, то, что вырвал при падении. К счастью, скатившись со склона, я себе ничего не сломал, а ссадины и ушибы пройдут. В поселении нас ждали и с радостью приняли весть о победе. Шаман со своим учеником тут же поспешили разбирать павшего гиганта на ингредиенты для своих настоев.
Ратибор предложил праздновать, никто не отказался, и мы направились в гостевой дом. Поев немного, я пошёл на поиски деда. Долго искать не пришлось, я встретил его на базаре.
— Гор! — окликнул он меня и поспешил навстречу.
Я поведал о нашем с воинами подвиге.
— Очень хорошо, теперь у скотоводов можно выменять немного больше. Их спокойствие это частично и твоя заслуга и они за неё заплатят, верь.
Дед отлично разбирался в торговле, и в тот день я стал тому свидетелем. Он знал, к кому, когда и с каким предложением подойти.
— Шаман ушёл, ты обменял пепел дракона?
— Ещё нет. Хозяин скота может не знать, что это, и его цену, не обменяет. Идём к вождю, он сейчас должен быть в настроении.
— Но у самого вождя нет скота, на что мы выменяем пепел?
— Гор... многое предстоит тебе узнать о торговле...

Я ходил у Дома великих вождей, ожидая деда. Жизнь в этом поселении казалась мне интересной, стремительной, будто горный ручей. Это место часто посещали путешественники, торговцы, вожди собирались на совет, играли свадьбы уважаемые и великие люди, чествовали героев. Даже сам Кулак собирал совет в Доме великих вождей. Это место знает много историй, видело много достойных мужей и подлых шакалов. Мне не хотелось возвращаться в Прибойа, к тем лачугам, медленной и тягучей, словно смола, жизни рыбацкой деревушки. Я ходил и представлял, как построю тут себе дом, после долгих походов буду возвращаться в него, украшать трофеями, после рассказывать у очага в гостевом доме о путешествиях.
Дед вышел ко мне, держа что-то в кулаке, по его лицу я понял — обмен вышел удачным. Я спросил, на что он обменял пепел дракона. Он показал гальку, окрашенную в яркий зелёно-жёлтый цвет, с белым пятном.
— Это мэньи. На них в Холмовье можно менять всё. Вот бывает, что тебе нужно обменять овцу на барана, к примеру. Ты приходишь к человеку, который хочет выменять барана, но овца ему не нужна. У тебя, кроме овцы, нечего дать, что тогда?
— Нужно узнать, что он хочет взамен, найти человека, у которого это есть, поменяться с ним и...
— А тому человеку тоже овца не нужна. Всё это бывает очень сложно и долго. В Холмовье меняют много и часто, Местный вождь, что был до этого вождя, молился богам, просил помочь навсегда решить споры с обменом, и однажды ночью ему во сне явились мэньи. Их можно менять только в этом поселении, что-то похожее есть в поселении Туманья. За весь пепел и твою помощь в победе над вороном вождь дал нам два десятка мэньий. Пойдём и купим свиней, а по пути покажу тебе одно место.


Мы поднялись на один из холмов, я увидел то, о чём зимними вечерами в главном доме моего поселения рассказывали легенды рыбаки. Огромный кит — сын бога моря (выброшенная цунами на берег во время Великой битвы атомная подводная лодка). Кит, чей бок был виден из земли, спал, ожидая времени, когда настанет его черёд править морем. По легенде, морской бог вновь поднимет бескрайние воды и приведёт их сюда, воды накроют кита, он проснётся и вместе сними уйдёт. Вокруг кита на холмах расстелились поля и пастбища с конюшней, птичьими дворами и загонами для животных, а немного выше — стройные ряды садов.
Мы пришли к загонам для скота.
— Вольный! — С радостью на лице к нам вышел седой человек в соломенной накидке. — Рад видеть тебя! Что это ты пришёл ко мне днём? Есть что на обмен?
— Ах ты, старый скотник... неужели я не могу к своему другу просто так зайти, а не ждать его в гостевом доме? Но да, я к тебе по делу. Нам нужны свиньи.
Сказав это, дед показал мэньи. Человек разочаровано посмотрел на предлагаемое за его животных и сказал, что бывалый путешественник мог бы предложить что-то поинтереснее. Разговор деда и скотовода вошёл в русло воспоминаний, каких-то шуток, понятных только им двоим, суждений о делах, казалось, не имеющих отношения к этому обмену.

Мне по голове попал мелкий камень, я в злости обернулся. Там стояла та девушка, что столкнулась со мной вчера, такая же грязная и с соломой в волосах.
— Только день прошёл, а ты уже заявил о себе. Как тебя зовут? — Речь людей Холмовья отличалась от речи людей Прибойа, в ней было больше слов и говорили они сложнее нас, отцу было бы сложно с ними общаться. Оно и понятно, Холмовье есть центр торговли всех наших земель, тут живёт много людей и много людей ходит сюда.
— Гор, сын Солнцемира.
— Хорошее имя для воина. Моё имя Эйа. Я земледелец, так определено.
— А кем ты хотела бы стать?
— Не знаю. Я хотела бы посмотреть другие земли, не только Холмовье. Хочу мужа из другой деревни, чтобы уехать.
— Была бы ты воином...
— Была бы, как та воительница из пустоши. Отец собирается выдать меня за ученика шамана, потому что он через несколько лет сменит его. А я не хочу, он худой и бледный, как мертвец, да и смердит от него смертью. Он всё время проводит с наставником или в подземельях Дома вождей или в Пещере мёртвых.
— Пещере мёртвых?
— Там мы оставляем тела усопших, вот дедушку моего полгода назад отнесли.
— А, у нас, в Прибойа, для этого остров есть.
— Хотела бы я побывать в Прибойа. А эта история про тебя и идола Светлого холма правда?
— Конечно. Я собираюсь в большой путь, открывать новые земли.
— Ты эти открой, — засмеялась она, — дальше, чем на три дня пути от своей деревни, и не уходил?
— Не смейся, я иду с дедом, он много знает.
— Так Свобода — твой дед?!
— Свобода? Ты знаешь его имя?
— Так его зовут, Свобода, или Вольный, он сам так назвался много лет назад. О Солнцемире я не слышала, а вот его знают все. Хотела бы и я с вами...
— Эй! — окликнул меня дед. — Ты бы хоть поучился, как торговать надо, а не болтал. Я выменял целую поросячую семью — свинью, кабана и двух поросят.


Мы шли обратно, солнце опускалось за холмы, вершины гор окутывали тучи, сползая по зелёным склонам. Будет гроза.
— Дед, а разве мы сами не можем сделать мэньи?
— Ты хочешь обмануть этих людей? Хороший опыт торговли даст тебе больше того, чего ты хочешь, и не отнимет жизнь.
— А вдруг кто-то захочет обмануть.
— Мэньи не покидают Холмовье, они переходят из рук в руки, возвращаются к вождю. Вождь знает, сколько всего есть мэньий, и если их станет больше... обманщика быстро найдут даже в других деревнях. Если обманом он получил слишком много, его убьют. Не обманывай никого, нам ещё в большую дорогу. Завтра с рассветом пойдёшь обратно, животных повезут в телеге.
— А ты?
— Я буду ждать тебя в Холмовье 12 дней, потом уйду, так что поторопись. Пока не пришла зима, нам в Тёмных землях нужно найти поселение и договориться о зимовке.
— Тебя зовут Свобода? Ты не говорил.
— Ты и не спрашивал. Когда меня изгнали, я стал скитаться по лесам. Позже я понял, что это не наказание для меня, я понял, что свободен. Я сумел выжить и решил не быть отшельником. Выбрал себе имя Вольный, но для многих людей из других деревень это слово было непонятным, сложным, и они просто звали меня, как понимали — Свобода. А слово Вольный я услышал от воина из Тёмных земель. Это было тридцать лет назад.
— Тёмные земли на севере, путники не находили там поселений и следов людей, но много раз от туда приходили люди... не понятно.
— Нечего тут понимать, там живут люди, просто мы не знаем пути к их поселениям. Ты же не думаешь, что эти земли одни, где есть люди, а все остальные пусты от людей. Интересно, сколько всего есть земель?..
— Интересно, чем заканчивается море?..




ГЛАВА 3
Ночь совета
За стенами гостевого дома бушевала гроза, ветер бил о стены тяжёлыми каплями дождя, вспышки молний просачивались сквозь щели, раскаты грома прерывали разговоры. У очага ютились люди. Гостевой дом был полон, в непогоду люди старались держаться вместе, среди них я нашёл Эйа, мы долго говорили, делились историями. Она рассказала, что в Холмовье почти год назад приходил человек с веслом, он пробыл тут недолго и ушёл к северной границе. Я понял, что это был Тио. В голове поселилась тревожная мысль — Тио пошёл в тёмные земли. Не знаю что больше тревожило меня, что Тио может там погибнуть, или первым найти поселение, тыкать в меня пальцем и говорить что он путешественник лучше меня.
— Давай выйдем на улицу, дождь почти закончился. Я хочу поближе подойти к большому киту, — предложил я.
— Ты что, нельзя сейчас выходить. Многие духи пользуются дождём, чтобы творить свои дела. Если выйти в такой дождь ещё и вечером, можно случайно попасть в мир духов и не вернуться.
— Вот мне и интересно на них посмотреть, мы осторожно.
— Ладно, но далеко не пойдём.


Мы вышли на улицу, кругом никого, только дождь стучит по земле и шелестит в соломенных крышах. Небо над головою тёмное, зловещее, вершины гор скрылись в тучах. Сейчас никакому человеку там лучше не появляться, — думал я тогда. На западе тучи были слабее, и садящееся солнце просвечивало их, покрывая верхушки вековых деревьев тусклым жёлтым светом. Мы же внизу были покрыты таинственной тенью. Слабый туман поднимался от земли. Из гостевого дома следом за нами вышел человек, гость из очень маленькой деревни, спрятанной в горах. Он всё время носил на плече корзину с маленьким круглым отверстием, а на шее его висел большой амулет в виде глаза. Этот человек постоянно попадался мне на пути. Вчера вечером я много говорил с ним в гостевом доме, он много спрашивал обо мне и Прибойа. Запомнились его ровные белые зубы, ни у кого таких не видел.
Человек с корзиной не пошёл за нами, он направился прочь из деревни в сторону Прибойа. Мы быстро шли к выходу из поселения в сторону полей. Покинутые улицы наполнял лишь ветер.
Вдруг я услышал шаги, шлёпанье ног по лужам, обернулся. По улице медленно двигалось нечто. Оно было похоже на человека, только чёрного. За спиной его были два чёрных крыла. Мы спрятались за углом дома, стали наблюдать.
— Я говорила, — испуганно шептала Эйа, вцепившись мне в руку. — Это, наверное, сам бог смерти. Не надо было нам выходить.
Оно медленно шло к дому вождей.
— Оно хочет войти в железный дом вождей, — я вынул топор из петли.
Не знаю, смог бы я тогда напасть на него, руки мои дрожали, хотелось бежать. Не было бы рядом её, я бы так и сделал. К счастью, всё стало понятно до того, как я принял решение. Дверь железного дома открылась, из неё выбежал помощник шамана — бледный, как мертвец, в чёрных одеждах. Он взял крылья и занёс их внутрь. Шаман нёс крылья поверженного нами ворона, вот и казался человеком с крыльями.
— А я догадывался, что это просто человек, — слукавил я тогда, но Эйа поверила.
Мы вышли за пределы поселения, поднялись на холм. Над лугами и холмами, залитыми лучами садящегося солнца, растянулась радуга, на фоне почти чёрных туч она казалась очень яркой. Ветер доносил запах сырой земли и сена, мелкие, но частые капли дождя едва слышно стучали по листве кустарников. Пораженные красотой, мы замерли, свет солнца был не таким, как всегда, и он предавал всему вокруг другие цвета.
Наконец я взглянул в сторону большого кита и тут же пригнулся, дёрнув девушку за руку. Мы легли в траву, стали наблюдать.
Невиданные существа были похожи на людей, но с белой, как снег, толстой морщинистой кожей. У них были страшные морды без ртов (люди в защитных костюмах и респираторах). Они ходили по лугам, между загонов для скота, огородов и складов. У каждого в руках были разные предметы, некоторые втыкали в землю. Они делали нечто странное, я тогда даже не мог предполагать, что они делают, тогда я не мог представить таких технологий и инструментов, да и в то, что это — люди, я тогда не верил. Для нас с Эйа это были духи, неведомые божества, и вопрос у нас был один — злые они или добрые?
Мы наблюдали за ними, лёжа в мокрой траве. Дождь стал усиливаться, солнце село за лес, цвета вокруг изменились. Страх стал окутывать нас. В сумерках эти существа стали казаться зловещими.
— Надо уходить, — прошептала Эйа.
Было нужно, но эти существа были достаточно близко, чтобы заметить нас. Мы стали медленно отползать назад...
Позади раздалась речь, невнятная, но громкая. Мы обернулись и с криком вскочили. Хоть и воин, но я тоже вскрикнул от страха, за что тут же стало стыдно. Прямо позади нас оказался один из духов, мы не заметили его, наблюдая за остальными, а он, похоже, не замечал нас, пока мы не стали отступать.
Странное существо примирительно подняло руки, что-то говорило невнятно. Я понял тогда — это не рожа такая, оно в маске. Человеческие глаза смотрели на меня, в них не было злобы, лишь лёгкая растерянность. Остальные подбежали к нам. Я выхватил топор, Эйа схватила камень с земли и с силой бросила его в одно из существ, затем подняла палку. Мы стояли спина к спине, оскалившись, сжимая оружие мокрыми от дождя и пота руками.
Существа нас не окружали, они стояли полукругом в нескольких шагах от нас, всего их было больше десятка. Они говорили меж собой, но из-за масок я не мог понять их речь, иногда я всё же улавливал отдельные слова, но этого языка я не знал. Наконец один из них указал рукой на поселение, видимое с холма и произнёс: «Го». Мы не поняли, что он хочет. Он указал на нас, затем на поселение и повторил: «Го».
— Что такое «го»? — тихо спросила Эйа, прижавшись ко мне спиной ещё сильнее.
— Я не знаю.
— Гоу! — Он показал пальцами идущего человечка, на нас, затем на поселение.
— Я понял, они просят нас уйти обратно, похоже, они не хотят нападать.
— Пошли...
Мы пятились назад, не выпуская их из виду, держа оружие наготове. Они смотрели на нас с вершины холма. В сумерках их белые фигуры выглядели жутко. Наконец они развернулись и скрылись за той стороной холма.
До самого поселения мы так и дошли спиной, не отрывая взгляд от вершины холма, спотыкались, наступали босыми ногами на острые камни, но всё смотрели на место, где были они. Наконец, очутившись среди жилищ, мы почувствовали себя в безопасности, я убрал топор, она бросила палку. Мы поспешили к гостевому дому. Дождь усиливался, стало почти совсем темно.
— Пошли быстрее, кто знает, какие ещё ужасы бродят в темноте в такую погоду,


Мы с Эйа сидели на соломе в темноте дальнего угла гостевого дома. В помещении единственным источником света и тепла был очаг в центре. Дрова горели плохо, дым не хотел выходить в отверстия потолка и окутывал людей. За окном шумел дождь. По домам никто расходиться не стал, все остались. Старухи рассказывали истории о духах да старые легенды. Воины меж собой говорили о том, кто кому когда морду бил, и кто с какими женщинами бывал. В гостевом доме был и вождь Холмовья со старейшинами, в их компании сидел и мой дед, что-то говорил. Видя своего деда в компании высоких людей, я ловил в своей голове мысль, что и я достойный человек, ведь отец моего отца такой. Эту мысль я выкидывал, ведь она лгала мне, но мысль стучалась и требовала впустить её.
Мы с Эйа тихо говорили об увиденном, следя за тем, чтобы никто не подслушивал.
— На них была одежда, — говорил я. — Ещё маски.
— Мне тоже показалось, что это не их лица, но одежда... непонятная она. Из чего? Хлопок? Лён? Материал даже на кожу не похож.
— Я видел их глаза, они очень похожи на людей.
— Думаешь, это люди? — Усмехнулась она.
— Нет. Многие духи и божества ведь очень похожи на людей, вот и они.
— Хорошо, что они не напали и не забрали в свой мир.
— Скажу честно, мне интересен мир духов, я хотел бы его увидеть.
— Ты что?! Людям, мир людей, духам, мир духов. Ты ещё многого не сделал, не иди в мир духов.
— Я не иду в него, я сказал, что интересно было бы на него посмотреть.

Вскоре от человека к человеку поползли слова: «Свобода идёт в Тёмные земли». Воинов эта новость оживила, они стали гадать, какое оружие у тамошних воителей, какие там водятся звери, и вскоре снова вернулись к женщинам, представляя, какие они в тех землях. Народ же говорил о всякой мистике или плодах и ценностях неизведанных земель. Появились даже те, кто точно знал о великих богатствах тёмных земель, хотя всю свою жизнь провёл среди свиней.
Спали все в куче. С рассветом люди стали уходить, в первую очередь скотоводы шли проверить свои загоны. Эйа тоже ушла, не став будить меня. Нас с Ратибором и Когтем ждала обратная дорога, нужно было привезти купленных свиней в Прибойа. Дед решил остаться и ждать меня в Холмовье, Ратибора и Урумара он тоже был согласен взять, точнее, он не был против.


Старая кляча, облепленная мухами, шлёпала копытами по лужам и тащила клетку. Колёса у клетки были просты — примерно одинаковые срезы ствола большого дерева. Две чёрные некрупные свиньи и двое подрощенных поросят, сытые, дремали в клетке. Наши рюкзаки были привязаны к прутьям клетки, и мы шли налегке.
Урумар на ходу отрабатывал умение пользоваться своей необычной обновкой. Теперь его волосы были заплетены в косу, а на конце её был вплетён специальный маленький клинок, способный не убить, но нанести серьёзные порезы при умелом использовании. По пути он шёл, пытаясь своей косой срезать ближайшие ветви.
— Большой поход это хорошо, — говорил Ратибор, — это интересно. Как к этому вождь подойдёт? Он не захочет отпускать молодого воина.
— Я для этого свиней и купил. Теперь их смогут разводить быстрее, у нас же их осталось всего пять.
— Я не знаю цифр, — отмахнулся Ратибор.
— Выучил бы хоть до десяти, — строго посоветовал Коготь. — А то даже описать, скольких врагов убил, не сможешь.
— На пальцах покажу. Я тоже хочу в поход, скучно мне, хочу новые земли посмотреть, новые красоты познать...
Коготь согласно кивнул.
— А нас троих-то вождь отпустит? — сомневался я.
— Будем на совете просить, я уже обдумал, что буду говорить, — начал Коготь, было видно, дух его поднят. — Давно не делались подвигов, давно не было великих событий, и Кулак на небесах ругает нас за нашу лень. Мы пойдём завоёвывать новые земли, принесём в Прибойа новые знания, инструменты, может быть, материалы и славу. В своих землях в нас нет смысла, последняя война между племенами закончилась ещё до моего рождения. Воины только иногда бьются с Чайками. Нужно убедить вождя. Поход может занять целый год, но говорить о нем будут ещё много лет.

На следующий день мы шли по большой зелёной равнине, солнце сильно пекло, а тёплый ветер подгонял в спину, так, что, казалось, собьёт с ног.
— Смотрите, — указал я на группу людей, быстро идущих по пояс в траве. Они шли к нам.
— Это Чайки! — Заметил Ратибор, остановив лошадь. — Гор, готовься биться, руби их, не жалей!
Я выхватил топор, встал в боевую стойку, смотря на бегущих на нас и кричащих во всё горло людей. Худые, как скелет, чёрные от загара, в набедренных повязках и обрывках одежды, вооружённые палками и деревянными штыками, — Чайки. Их так называли за шум, за то, что они держались кучей и постоянно дрались за добычу. Это небольшое племя изгоев, молодые парни, не прошедшие испытание или просто сбежавшие из своих деревень, изгнанные. Они жили воровством и грабежами путников на дороге от деревни к деревне, иногда угоняли скот и даже воровали из поселений девушек. У них нет конкретного места для стоянки, они всегда перемещались.
«Вот он, мой первый смертельный бой с человеком». Так я думал, но бросаться в драку я не спешил. Должен признать, страх был. Я не знал, как дерётся человек в смертном бою. Их было восемь, и я не был уверен — справлюсь ли?

Они бежали на нас, воинственно подняв вверх палки, в их криках можно было разобрать требования оставить телегу и бежать. Я взглянул на товарищей, в их руках не было оружия, они его не собирались вынимать.
Когда плотная толпа врагов достаточно приблизилась, Ратибор и Урумар неожиданно похватали камни из-под ног и метнули их во врагов, ошеломив их на мгновение. Этого хватило воинам, чтобы выхватить оружие и броситься в бой. Я замялся, и опомнился, когда клетка тронулась с места. Мелкий худой парнишка, явно младше меня, уводил лошадь, его не было с нападавшими, он прятался в траве с другой стороны дороги.
Я занёс топор и бросился на него, тот ловко увернулся и с криком стал бегать вокруг телеги, я за ним. Он резко остановился и метнул камень. Я присел, и камень пролетел над головой, но мальчишка тут же ударил меня в грудь, свалив на спину, и помчался к лошади. Из груди моей торчала острая рыбья кость, она застряла в броне и не нанесла мне вреда. Я вскочил и, догнав мальчишку, ударил обухом топора в плечо, тот в испуге убежал, лишь макушка торчала из травы. Точно не знаю, что заставило меня поступить так, руки сами не хотели бить. Не стану врать, не убил я его не потому, что он ещё ребёнок, он Чайка, а потому, что боялся убить человека, что-то помешало расколоть его череп.
Я бросился помогать товарищам. На пыльной дороге уже лежал внутренностями наружу один из врагов, сразу стало ясно — пал от клинка Урумара.
Бой продлился совсем недолго; получив увечья и поняв, что не победить, противник бросился врассыпную, двое не бежали, а ковыляли, с большим усилием держась на ногах, им никто не помогал. Коготь потянулся за копьём за спину, но передумал, не стал убивать бежавших. Я же в бою успел получить несколько крепких ударов, до следующего полудня ходил с опухшим лицом, но мой топор теперь был окроплён кровью и мог называться боевым. Хоть ярость боя мне была знакома, но бой с человеком — это другое. Те же жар и лёгкое дрожание во всём теле, но чувство другое.
— Одного? — спросил я, пытаясь восстановить дыхание.
— Да, — ответил Урумар. — Это я его.
— А вон тех двоих, я. До вечера не дотянут, скорее всего. Надо вождю сказать, что Чайки вернулись. Ты, Гор, никого не убил, плохо, но твой топор всё же испил крови, хорошо.
— Остался бы раненый, дали бы тебе убить его, не нужно заставлять человека мучиться. Но они уходят. Убьёшь в следующий раз.
Мы стояли и смотрели на отступавших. Тем двоим всё же помогли, взяв их под руки. Неожиданно один из тех, кто шли нормально, упал в траву, товарищи остановились, постояли недолго и продолжили путь. Упавший так и не встал.


Дальнейший путь наш был спокоен. После полудня третьего дня мы пришли в Прибойа. Первым делом мы остановились на скотном дворе. Уставшую клячу оставили у корыта жадно пить мутную воду. Свиней выпустили в загон. Скотовод был рад пополнению и послал младшего сынишку лет четырёх-пяти в деревню сообщить эту новость вождю. Я с воинами, взяв свои рюкзаки, тоже отправился в поселение. Медлить я не стал и первым делом зашёл к вождю и сообщил о желании исследовать Тёмные земли, вождь рассмеялся. Ратибор и Урумар поддержали меня. Услышав слова поддержки, Маисей нахмурился.
— Считаешь себя смелым, считаешь себя храбрым? — Он шёл ко мне, с каждым шагом ударяя посохом о землю. — Не прошёл месяц, как ты стал воином, и ты хочешь идти в тёмные земли? Таракан!
Он наклонился к моему лицу, громко дыша. Вокруг стали собираться люди, в основном это дети и женщины, те, кто были в деревне в тот момент.
— Я хочу открывать, хочу поставить на доске новые места.
Доска — глиняная плита, что-то вроде карты наших земель. Конечно, картографией как таковой никто в диких землях не владел, на доске были отмечены деревни и знаковые места. По ней можно было узнать очень приблизительное расположение мест относительно друг друга, но расстояние и конкретных маршрутов на ней указано не было.
— Дерзкий ты, да? Посмотрим, что об этом скажут духи предков.
Он криком позвал шамана Мелло. Тот, шелестя своим одеянием, вышел из своей лачуги, щурясь от света.
— Зови «ворон», пусть отвезут дерзкого воина на Остров мёртвых и оставят его там до утра.
Шаман ворча заковылял вниз к берегу. Спустившись немного, он стал трубить в траурную раковину. Её гулкий звук обычно оповещал о чьей-то смерти или смертельном ранении. Так шаман призывал своих помощников.
— Я соберу совет, и мы обсудим поход, но без тебя. Ты плывёшь на остров. Проверим, так ли ты смел, или ты просто брешущий пёс.
Подобные выражения считались крайне оскорбительными. Мой читатель, ты наверняка задаёшься вопросом, почему вождь так серьёзно воспринял слова юнца? Ведь в этом возрасте подросток максималист. Я скажу почему. В наших краях слово было сильным инструментом и владение им требовало ответственности, проще говоря, в диких землях, а в Прибойа особенно, было принято отвечать за свои слова. К тому же у меня был дед, всем известный Свобода, меня поддержали воины, а ещё Маисей никогда не забудет тот случай с Тио.


Я стоял по пояс в воде, на лёгких волнах качались водоросли, принесённые недавним штормом. Навстречу мне плыла длинная лодка, шлёпанье вёсел по воде слышалось всё чётче. В лодке стояли двое гребцов с двух концов. Одеты они были в длинные чёрные одежды. Кисти рук, ноги и лица — всё, что видно из под одежд, было вымазано голубой глиной. Это были «вороны».
Лодка остановилась рядом со мной. Шаман, стоявший на берегу, передал им указ вождя — отвезти меня на остров и бросить там. Те молча кивнули и протянули мне руки. Я взобрался в лодку, едва не перевернув её.

Маленький холмик на морском горизонте, что с берега не было видно при более сильных волнах, медленно превращался в покрытый лесом остров. Спокойная морская гладь, небо без облаков, ласковое не жгучее солнце, лёгкий солёный ветерок, — всё создавало какой-то загробный покой. Это меня тогда и пугало, мне казалось, что смерть заманивает меня в загробный мир. А остров всё приближался...
«Вороны» — помощники шамана. Они занимаются мёртвыми: приносят умерших или погибших в бою в лачугу шамана; помогают ему подготовить тело; отвозят тело на Остров мёртвых; на острове тела закапывают, сжигают, вешают высоко на деревьях, бальзамируют и устанавливают в святилище — в зависимости от статуса и пожеланий усопшего. В обязанности «ворон» входит всё, что связано с мёртвыми, в том числе и уход за Островом мёртвых. Лодка, в которой меня везли, называлась «морра» и предназначалась в основном для перевозки тел. Всего «ворон» было двое, и они были мужем и женой. Ребёнком я их боялся.
Они перестали грести, до берега оставалось совсем немного. Они попросили меня отдать им топор на время, на остров с оружием нельзя. Ещё мне велели закончить за них уборку острова до сумерек, собрать сухие палки и расчистить дорожку к святилищу, зажечь в нём свечу после заката. Ещё велели не справлять нужду на острове, нельзя.


Я доплыл до берега острова, ступил на тёплый чистый песок. Вороны даже песок на пляже чистили, сгребая листья и мусор, принесённый морем во время прилива. Мы верили, что после смерти душа ещё некоторое время находится рядом с телом и чувствует себя, как живой человек, поэтому мы хотели, чтобы души умерших гуляли по чистому райскому острову в ожидании суда богов.
Солнце уже клонилось к горизонту, я поспешил собрать сухие ветки, ведь это мои дрова на ночь. На этом острове я бывал пару раз во время погребальных церемоний, оба раза выпали на зиму. Тогда это место казалось мрачным — чёрные стволы деревьев без листьев, мокрый грубый снег, тёмные морские воды выбрасываются на мокрый серый песок, и небо затянуто тучами. Оба раза добраться до острова было не просто из-за больших волн, однажды на обратном пути одна из трёх лодок и вовсе перевернулась. Благодаря воле богов никто не утонул и не погиб от болезни тогда.
Теперь это чистый, светлый островок. Зелёные травы, ягодники, нижние ветви деревьев аккуратно обрезаны. Чисто и светло, вот только... мёртвые.
Как только я вошёл в рощу, я увидел висящий на ветке мешок, ткань была старой, через дыры в мешке были видны жёлтые кости. На соседнем дереве был сооружён домик, в нём тоже находились тела. Чуть дальше — пятно выжженной земли, останков и угля не было, но было ясно, что тут жгли погребальный костёр. Остров был совсем не большой, так что мёртвые были на каждом шагу. Старые кости грудами лежали то тут, то там, каждую груду венчал покрытый тонким мхом череп. Так делали когда не хватало места для нового захоронения — старые кости выкапывали и на их место клали свежее тело.

Я закончил уборку, вынес все собранные ветки на пляж и принялся разводить костёр. На пляже из камней был сложен круг, в котором «вороны» разводили огонь в случае необходимости, рядом лежали куски кремния. Я принялся вызывать огонь. Сквозь стук кремния и шум волн я услышал звуки вёсел. Это был отец, он плыл на рыбацкой лодке. Он сошёл на берег, оставив лодку на мели. За спиной его были сумка и свёрнутая циновка. Он сел рядом.
— Вся деревня уже говорит? — Я продолжил высекать искру на ворох сухой травы.
— Все люди собрались у Большого дома, спорят — отпускать вас или нет.
Очередная искра, упавшая между сухих стеблей травы и тонких полосок бересты, породила струйку дыма, ровно убегавшую к небу, не тревожимую ветром, его не было. Я осторожно подложил тонких ломких веточек, тонкие пальцы едва родившегося огня жадно сжались в кулак, и вот огонь стал набирать силу.
— А ты почему не там? — спросил я, подкладывая в огонь хворост.
— А что мне там говорить, что нужно вас отпустить? Я не думаю так. Говорить речь за то, что я хочу, значит говорить против тебя, а говорить то, что я не хочу, не буду.
— Почему ты не хочешь, чтобы мы шли?
— Ты мой старший сын. Я хочу увидеть твоих детей, слышать о твоих делах. Я не говорил, но я горд за тебя, горд, что мой сын — воин. Но тёмные земли — это большая высота для молодого и неопытного воина, да и для любого другого. Вы не вернётесь. С Небесного ножа видно, что за ущельем на многие дни пути нет поселений, и что дальше — стена гор, на её переход уйдут многие, многие дни, может, месяцы.
(Небесный клинок — самая высокая вершина в наших землях, находится у северной границы. Взбиравшиеся на неё даже в самую прозрачную погоду ночью не видели ни одного огонька, как бы ни высматривали).
— Значит, там никто не живёт, и нам не придётся драться с людьми.
— Да, но кто знает что там за звери? Даже если вы не погибнете, то вернётесь обратно не раньше года. Свобода упёрт будто бык, он долго не пойдёт обратно, будет искать. Урумар и Ратибор сильные воины, они могут жить в лесах и горах, они тоже не пойдут назад, пока не найдут что-то... большое.
— Воины должны открывать новые земли, а чем мы заняты? Спим, едим, ходим от деревни к деревне.
— Да, так и есть. Это судьба воина, и я должен её уважать. Знай, всё больше людей говорят, что в каждом владении стало слишком много воинов, а им нечем заняться, они только пьют брагу, и ничего не делают. Я не буду отговаривать. Боги, они дают нам судьбу. Всё, что мы делаем, всё это судьба, так решено. Судьбу дают боги и если ты решил идти в этот путь, я не могу спорить с богами.
— Мне кажется, в этот раз боги правда подвели меня к этому решению. Железный жук на Светлом холме говорил о большом походе, он знал.
— А ты не верил? Боги, — он поднял глаза к небу, — великие боги... ты ещё узнаешь об их силе и всё поймёшь, у тебя будет вера, крепкая, как моя.
Поднялся лёгкий ветерок. Я подложил дров побольше, взглянул на закат. Солнце уже село.
— Солнце село, ты не плывёшь обратно?
— Я ждал, пока твой костёр хорошо разгорится, чтобы стало светло.
Он положил циновку рядом со мной, достал из сумки тряпичный мешочек.
— Поешь. Духи тебя не тронут, это же наши предки, — сказав это, он пошёл к лодке.
Люди боялись находиться в этом месте ночью. Кто бы как ни относился к мёртвым, но даже «вороны» не ночевали на этом острове.


Лодка отца отдалялась. Стало быстро холодать, и от тёплой морской воды стал подниматься туман. Я вспомнил, что должен зажечь свечу в святилище. Обернулся, тёмной стеной позади меня стоял лес. Идти туда совсем не хотелось, но тогда я верил, что, если свечу не зажечь, произойдёт нечто страшное, и эта вера заставляла меня выполнить поручение.
Я выбрал палку посуше, зажёг. Вне костра она горела очень слабо и гасла. Я взял вторую, зажёг обе. Если держать их вплотную друг с другом, то обе они хоть немного горели, по отдельности гасли сразу.
Нерешительно я ступил в темноту леса. Дорожку из плоских камней было видно, остальное же разглядеть стало сложно. Остров маленький, и путь к святилищу был близок. Торопливым шагом я быстро дошёл. Святилищем было место под большим скальным навесом. В центре стоял камень, на нём — свеча из жира в деревянной миске. Мой импровизированный факел горел совсем слабо. Я зажёг свечу, света она почти не давала. Накрыв её деревянным колпачком с дыркой сверху, чтобы свеча горела и ветер её не гасил, я почти лишил себя и без того слабого света.
Несколько резких взмахов палками выдавили из тлеющего угля слабый огонёк. В неровном свете огня стало немного видно вокруг. Впереди в ряд были усажены на большие камни двенадцать мумий — вожди. Сейчас были видны их тощие силуэты, но я бывал тут днём и видел, как тут всё выглядит. За мумиями у стены были кучей сложены человеческие кости — туда раньше складывали кости, чтобы освободить места на деревьях или для погребения свежих тел. Их стало много и теперь кости не приносят сюда, их складывают рядом с тем местом где выкопали.
Ветер колыхнул огонь, и его мерцание на мгновение погружало всё во тьму. Воображение и дёргающиеся тени меня тогда сильно напугали, мне показалось, будто мумии разом встали и направились ко мне. Я попятился назад, поспешил обратно. Палки только дымили, но не горели, да мне это было неважно. Впереди, расплывшийся в густом тумане, виднелся свет костра.
Я почти вышел из леса, как вдруг мой взгляд коснулся чего-то в стороне. Я остановился, пригляделся. Слабое зелёное свечение зависло в тумане над землёй. Мой костёр был близко, и это давало мне немного смелости. Я осторожно сделал пару шагов к свечению и разглядел его источник. Земля обнажила тело, часть черепа и рёбра виднелись из земли, и они светились зелёным светом. Я бросился к костру.
— Духи предков, — говорил я вслух, сев у костра и подкладывая хворост, — я не потревожу ваш покой. Я на вашем острове по велению вождя и утром уйду. Я проведу ночь у огня и не побеспокою вас.
Туман вокруг стоял густой. Стон старых деревьев, раскачиваемых ветром, казался мне стоном мёртвых. В шелесте воды мне слышались чьи-то шаги.

Казалось, что прошло много времени до того, как туман рассеялся, но когда он исчез, по взошедшему месяцу я понял — времени прошло немного. Старый месяц, бывший недавно полной луной, поднялся над горой, покрыв море и землю тонким холодным светом.
Мой костёр бодро горел, дарил тепло и свет, а я взамен кормил его хворостом. Тепло от огня и тихая ночь дали мне покой, я не чувствовал страх. Зелёному свечению над останками, что напугало меня, я уже нашёл объяснение: трухлявые гнилые пни тоже иногда светятся по ночам зелёным светом, наверное, гниющая плоть, как и гниющее дерево, даёт такой свет.
Расстелил циновку на песке, я удобно сел, принялся за еду, принесённую отцом. Это были жареная рыба и свежие овощи. Я ел и смотрел на противоположный берег, на мерцающий, будто звезда, огонёк.
«Там решается моя судьба. Что я стану делать, если вождь не отпустит? Дед уйдёт без меня, я его, наверное, больше не увижу. С самого детства я хотел отправиться с ним в путь. Но если вождь не пустит? Сбегу? Что скажет отец? Сбегу и вернуться не смогу, стану изгоем. Если сбегу, но путешествия не выйдет, нужно будет вернуться, но нельзя». Я уже не помню, как именно размышлял тогда, только в общих чертах, но думал я долго, даже огонёк на противоположном берегу погас.
Спать в ту ночь я не решался, хоть я и был спокоен, и мертвецы не плясали вокруг, ничего необычного не творилось, всё же я предпочёл держать глаза открытыми. Это позже я стал относиться к мертвецам безо всякого страха и без колебаний мог лечь спать прямо на поле боя, конечно, после самого боя и если в том была необходимость. В ту ночь я отдался мыслям, разговорам с собой, да иногда оглядывался. Ночь казалась длинной, много тем я затронул в голове: думал о богах, могу ли я сбежать из деревни, что будет в новых землях. Думал я и об Эйа, думал взять её своей женщиной, если останусь. В тех краях и при той жизни мои помыслы не были поспешны. По обычаям моих родных земель, мужчина должен взять себе женщину не позже года после дня его испытания. Если этого не произойдёт, ему найдут женщину, обычно это некрасивые, которых никто не взял в жёны, или старые вдовы.


Утром, когда солнце только поднималось над горизонтом, я стоял по пояс в прохладной воде, сонными глазами смотря на приближающуюся морра. «Вороны» гребли неспеша. Я уже принял решение и держал его в голове: не отпустят — я сам уйду, как Тио, это есть моя судьба.
За спиной моей дымились угли, все собранные ветки я сжёг. Объедки я забрал с собой. Забравшись в лодку, я спросил: «Что решил вождь?»
— Вождь принял решение и не изменит его, — было отвечено мне.
«Ясно, как это утро, значит, уйду сам со следующим рассветом», — подумал я и выбросил объедки в море.

Морра задела песчаное дно, мы сошли в воду. Я помог вытянуть лодку на берег и направился прочь, но «вороны» окликнули меня и жестом приказали идти с ними. Я занервничал — вождь решил меня посадить в яму, чтобы наказать? За что?!
С этими тревожными мыслями я пошёл следом. В деревне меня ждал отец.
— Не оставайтесь долго здесь, вождь и старейшины не хотят ждать, — сказав это, вороны покинули пустое поселение.
— Мы вас догоним, — сказал отец.
У его ног лежали вещи для походов и мой топор. В деревне не было никого, только мы. Мысли толкались в моей голове, пытались перекричать друг друга.
— Где все?
— Вождь дал вам дорогу, вы уходите сейчас.
— Так быстро?
— Да. Все ждут у указателя. Собирайся, — лицо отца было смиренным, как и всегда. Читалась тоска по ещё не ушедшему мне. Наверное, не так он представлял дальнейшую мою жизнь, думал, я, как и остальные воины, буду ходить от деревни к деревне, пить и веселиться, время от времени убивать Чаек да расплодившихся хищников. Но зла, обиды и разочарования в его лице не было, ведь я иду с одним из самых опытным путешественником наших земель и с двумя настоящими воинами, что не боятся биться, но и не ищут драки. В конце концов, как верил мой отец, что бы не происходило — на всё воля божья. Так что даже если я стану бандитом и меня за то казнят — так решили боги, Гор не виноват сам по себе, судьба.
Я собрался быстро. Большой меховой рюкзак был полон, в нём были: сушёные мясо и фрукты; обувь для хождения по острым скалам; обмотка на стопы для долгого пути; лёгкий спальный мешок из плотной ткани; лоскуты ткани, немного нитей и некоторые инструменты для починки одежды; сосуд с жиром для факела. Снаружи к рюкзаку крепилась сумка с целебными кореньями, измельчёнными травами и грибами, жгутом; крепился большой бурдюк с водой; большой кожаный плащ, из которого можно было строить палатку на одного; один готовый факел; моток кожаного шнура и моток конопляной верёвки. К ремню на поясе крепились боевой топор, маленький бурдюк, каменный нож для заготовки кольев, мешочек с каменными наконечниками для стрел.

Мы с отцом поспешили к указателю. Всё моё снаряжение оказалось тяжёлым, и я начал беспокоится о внезапном нападении в пути, с таким грузом я не смогу отбиться.
— Если боги того пожелали, я не могу тебя отговаривать, — говорил отец, — на всё воля богов. Хорошо, что ты идёшь с воинами, вместе вы сможете выжить.
— С нами ещё дед, он всю жизнь путешествует.
— Да-да, дед... я верю, что вы вернётесь со славой, буду просить богов помогать тебе в пути. Чуть не забыл.
Он дал мне оберег из волчьих клыков. Я надел его на шею.
— Он поможет тебе, если останешься один. Надеюсь, твой брат не станет воином.
— Почему?
— Ты не нашёл женщину и уходишь в опасный путь, род может прекратиться, понимаешь?
— Судьба не сделает Рота воином, сжалится.
— Не говори так о брате, он не толстый, а крепкий. Вон Ратибор, и ничего, воин же.
— Я не о том. Он мирный очень, всё время где-то прячется, почти не говорит.
— Значит охотник.

Мы пришли к указателю. Тут собралась вся деревня и некоторые люди из других поселений, что есть во владении Прибойа. Люди толпились на земле, дети сидели на деревьях.
— Гор, ты долго, — строго произнёс вождь.
Я, Ратибор и Урумар стояли вместе, слушали речь вождя. Рюкзаки у моих товарищей были, как и у меня, но броня другая. Это и бронёй назвать нельзя — что-то вроде юбки из шкур до колен, да перекрестье из двух ремней на груди, у Когтя ещё наплечники из одного слоя толстой кожи, вот и вся защита. В таком облачении воин хоть и не был защищён, но он мог свободно двигаться, а это тоже очень важно.
Когда вождь закончил речь, мы стали прощаться. Это был просто лёгкий хлопок по плечу, у нас не принято было показывать чувства и эмоции при всех, поэтому прощание проходило скупо. Ратибор и Урумар попрощались с жёнами и детьми, сказав по нескольку слов, у них была почти вся ночь, чтобы попрощаться.
Я крепко хлопнул отца по плечу, он в ответ лишь добавил: «Кулак с тобой, сын».
Я подошёл к младшему брату, Роту, тогда ему было тринадцать — крупный смуглый мальчишка с каменным лицом, никогда не знал, что у него на уме. Он всегда без лени выполнял любые поручения отца, но почти не говорил; несмотря на своё большое тело, всегда подходил незаметно. Мы с ним мало общались. Он ни с кем не общался, в свободное время где-то пропадал, занимался своими странными делами, вроде непонятных рисунков на песке или поиска муравейников чтобы разрушить их.
—Пусть тебя не коснутся болезни и голод, — произнёс он. Я хотел поблагодарить за слова, но он продолжил: «Умри в бою, Кулак примет твой дух».
Он с силой хлопнул меня по плечу и быстро скрылся в толпе.
— На этом хватит, — раздался голос вождя. — Теперь идите. Уже середина лета, каждый день дорог.
Мы втроём под свист и одобрительный гомон переступили невидимую черту. Я ещё какое-то время шёл оглядываясь, махал провожавшим соплеменникам, а товарищи шли гордо, не оборачиваясь. Наконец гомон стих, толпа провожающих исчезла в листве.
Я достал из кармана амулет, дарованный мне идолом на Светлом холме, надел его. Вот и начался мой великий поход...



ГЛАВА 4
Рассвет над тёмными землями

Мы шли в Холмовье, чтобы там встретиться с дедом и продолжить путь вместе. Старая кляча, с которой мы пришли в Прибойа, оставалась в загоне, на ней должны были вести шерсть после того как подстригут овец, так что рюкзаки пришлось нести на себе. Ночь на острове я не спал, путь начался сразу, идти было тяжело. Я переживал только об одном — нападении Чаек, но этого не произошло. Тело одного из них так и лежало с объеденными кистями и щеками на дороге.
Ратибор рассказывал, как прошёл совет. Сначала вождь выслушал мнения людей в деревне, многие боялись, что с уходом трёх воинов, Чайки станут совершать набеги. Часть людей всё же голосовала за нас, люди хотели новых историй и хотели узнать о тёмных землях. Выслушав людей, вождь собрал старейшин, воинов и шамана на совет. Ратибору и Урумару пришлось много говорить, чтобы вождь дал добро. Наконец было сказано — войны нет, устоялись мир и торговля между племенами, не нужно столько воинов, по обычаям, они не могут ничего делать, только воевать, но сейчас нет войны. Если собрать воинов с трёх деревень, с Чайками можно разобраться.


В Холмовье мы пришли утром четвёртого дня пути. Дед сидел на бревне у дороги, ждал нас.
— Вождь дал добро! — не дойдя до него, крикнул я.
— Вижу. Значит, с чистой совестью пойдём. Я только свои вещи возьму.
— Свобода, подожди. Мы только с дороги, отдохнём сегодня да запасы пополним, — остановил Ратибор.
— Ладно. Но так задерживаться не стоит, не известно, когда придут холода в этом году. Отдыхайте.
Он встал и пошёл в сторону леса.
— Ты куда? — спросил я.
— Накопаю червей да опарышей, может, выменяю на что-нибудь.
Он ушёл, а мы направились к гостевому дому.
— Что, Ратибор, устал уже, — попытался я задеть его и тут же получил подзатыльник.
— Мысль неплохая, полдня ничего не решат, — поддержал его Коготь.
— Да я не для того остаться хочу, — он продолжил тихо, — есть тут одна баба... я с ней бываю всегда, когда прихожу сюда. Гор, я тебя познакомлю.
— Не, у меня другие дела.
— К этой девке? Она же худая, не за что браться, а вот моя... вот то женщина!
— А жена? — не понимал я.
Оба только улыбнулись, глядя на меня, как на глупого ребёнка, таким я и был тогда.

Оставив вещи в гостевом доме, мы разошлись. Я решил пройтись, найти Эйа. Сегодня было шумно, в центре деревни много людей. Все что-то меняли или покупали. Пахло свежим хлебом и травами. В толпе я заметил её. Она несла корзину зелени. Я подошёл, когда она отдавала корзину одному из торговцев.
— Ты уже вернулся? Идёте в большой поход?
— Да. Мы сегодня будем здесь, а с рассветом уйдём.
— Хорошо тебе, увидишь новые земли, новых людей.
— Дед хочет узнать о технологиях и инструментах древних людей. Он показывал мне один. Тот инструмент может превращать свет солнца в огонь! Там, наверное, много интересных вещей, поэтому мы идём туда, чтобы узнать о них.
— Интересно, во что оно превратит свет луны?
— Я об этом не думал... может, в лёд?
— А зачем лёд?
— Можно его топить, и будет чистая вода.
— Точно. Мне нужно на поле, вечером увидимся. А... мне можно с вами в тёмные земли?
— Не знаю, это опасно...
— Я просто спросила. Увидимся.
Она ушла. Её вопрос зажёг во мне фантазию, что если взять её с собой? Женщина в походе была бы полезна, слежку за огнём и готовку еды можно переложить на неё. Этими мыслями я лишь оправдывал зарождающееся желание взять её с собой. Не успел я развить фантазию, как строгий голос Урумара пришёл в мою голову и сказал своё резкое нет.
Я походил по базару, посмотрел, кто и что предлагает. В конце концов я выменял перо ворона на соль и нити. Я решил, что мне оно не нужно, а человек, которому я его дал, очень хотел получить несколько таких перьев, чтобы украсить ими одежду и хорошо её продать. Я был рад такому удачному обмену, и в тот момент во мне загорелся интерес к торговле, мне хотелось учиться у деда торговать.

Внимание людей что-то привлекло, они стали уходить с базара к гостевому дому. Некоторые торговцы залезали на деревья, стараясь не терять из виду свой товар. Я со всеми пошёл смотреть, что происходит.
У гостевого дома люди собрались в круг. В центре круга дрались двое — Урумар и воин из Холмовья. Противник Урумара был невысок, но плечист и крепок. Дрались без оружия. Я сначала не знал, что делать, помочь Когтю или нет, все смотрят и не вмешиваются. Я быстро понял, что в противниках нет зла друг к другу, они выясняют, кто лучший воин.
Удары были крепкими, выбивающими брызги пота, оставлявшими красные пятна. Урумар любил размяться, и в Прибойа, бывало, тоже давал бой воинам. Я знал, чем закончится бой...
— Урумар точно победит, — сказал я человеку, стоявшему рядом.
— Думаешь, ваш воин так хорош? Тойо его побьёт, он очень сильный.
— Не побьёт.
— Ты не разбираешься в боях. Давай, если воин Холмовья победит, ты отдашь свою защиту с рук, эту, с когтями. Будет тебе урок.
— Если победит Урумар, ты дашь мне мэньи, шесть.
— Это много, дам три.
— Шесть.
— Четыре, больше не дам.
— Ладно.
Бой продолжался. Удары Когтя были не очень быстрые, длинные, размашистые. Тойо уворачивался от многих ударов, прыгал, пытался бить быстро и много. Вот его дыхание перестало быть спокойным, чуть позже он перестал прыгать. Наконец Урумар решил окончить бой.
Сильные, длинные ноги Урумара были его смертоносным оружием. Удар пяткой в голову свалил противника с ног. Тот лежал, в растерянности смотря в небо, пока хлещущая кровь не стала мешать дыханию. Он перевернулся на бок, отплёвываясь. Кровь лилась из расплющенного носа и рта, лишённого двух верхних зубов, что лежали на земле.
— В настоящем бою я ударил бы сильнее и убил бы тебя.
Урумар ушёл в гостевой дом, а побеждённому помогли встать, он всё ещё не мог понять, что произошло.
— Давай мэньи.
— За что это? Я тебе не должен.
Я положил руку на топор.
— Давай мне, что обещал. Хочешь обмануть меня? За обман я могу тебя бить.
— Может, это ты врёшь?
— Я слышала ваш спор, — раздался за моей спиной голос Эйа. — Ты должен этому воину четыре мэньи.
Человек сплюнул со злобой и, бросив мыньи на землю, пошёл прочь. Люди, ещё не успевшие разойтись, зашептались и с интересом стали наблюдать.
Я вынул топор, что сразу развеяло у людей ощущение развлечения, они стали просить прекратить.
— Вернись и подними.
— У тебя спина больная, наклониться не можешь?
— Ты оскорбил воина из чужой деревни, ты будто плюнул в моё лицо. Подними и отдай их мне. Не сделаешь — я заберу с ними твои пальцы.
Он поднял мыньи и передал их мне.
— Забирай, — прошипел он сквозь кривые жёлтые зубы. — Это всё, что я заработал за десять дней.
— Будет тебе урок.


Вечером этого же дня я лежал на соломе в гостевом доме, слушал, что говорят люди. Ничего интересного они не обсуждали: у одного корова принесла телёнка; у другого на охоте кабан подрал пса; у третьего сломался деревянный плуг, и нужно просить у мастера новый, а дать взамен нечего. Побитый Урумаром воин сидел с ним рядом, смеялся и говорил о бое. Его изуродованный нос сразу привлекал внимание, таким он будет теперь всегда.
В дыму плавал слабый свет от огня в чашах с маслом, неторопливые разговоры, всё это клонило в сон. Только я устроился удобно и собрался спать, как вошёл дед. Он сказал что-то Ратибору и Когтю, те неодобрительно закивали головами, стали спорить. Я подошёл к ним. Краем глаза я успел заметить тень, метнувшуюся к дверям и как те самые двери распахнулись, услышал на улице шлёпанье по лужам босых убегающих ног.
— Не нужно сейчас идти, темно, — говорил Урумар. — Пути не видно, нечистая сила бродит. Нельзя ходить.
— Нет там нечистой, — уверял дед, — я много ходил ночью, и всё хорошо. Надо идти сейчас, так мы дойдём до Туманья к полудню четвёртого дня, успеем отдохнуть и пополнить запасы еды, а следующим утром перейдём ущелье и будем в Тёмных землях. Так мы экономим целый день.
— Экономим? — не понял Ратибор.
— Это значит... не могу объяснить словами, но это хорошо.
— Не говори с нами словами, которые мы не понимаем, — попросил Урумар.
— Хорошо, собирайтесь и уходим.
— Сейчас даже не полная луна, дорогу плохо видно, — сказал Урумар, допив молоко, что больше было похоже на кашу.
— Все дороги в этих землях я знаю так хорошо, что могу без глаз добраться до любой деревни.
Спорить с дедом было бесполезно, и мы, поддавшись его словам, стали собираться. Люди спрашивали и не одобряли нашего решения, но дед сказал несколько слов, и вопросов не было. О том, как и где ходить, со Свободой никто не спорил в наших землях.

Мы вышли из деревни и поднялись на холм. Рюкзаки воинов и мой были тяжелы, дед шёл налегке, будто собрался на рыбалку к ближней реке. Его походная одежда — со множеством карманов и петель, старый железный нож на поясе, бурдюк и маленькая сумка с едой. Ратибор всё шутил над ним, говорил, что известный торговец и путешественник не так уж умён, что, когда пойдёт дождь, он не даст ему свой плащ. Дед только посмеивался таинственно, но ничего не говорил. Урумар говорил, что нужно зажечь факел, но Свобода велел беречь факел, велел немного подождать.
Крохотные огоньки мерцали внизу в тёмном пятне домов деревни, это горели свечи у дверей окраинных строений. Делалось это, чтобы заплутавший в ночи человек, увидя их, пришёл в деревню, ещё — чтобы приманивать добрых духов. Огоньки не зажигали только в полнолуние.
Старый месяц со всеми звёздами дарил слабый свет, чтобы мы видели дорогу, лежащую между зелёных холмов. Травы качались на ветру, делая волны, как в море. Погода была хорошая, чистая, и, когда глаза привыкли к сумраку ночи, можно было видеть горы и далёкие леса.
Тогда я верил, что под каждым кустом прячется маленький дух, что пытается скрыть от нас свой свет, это мог быть светлячок, мышь или маленький дедушка, что носит свою бороду в мешке за спиной. Сказки и рассказы старух формировали такое наше воображение и виденье мира с детства, и мне оно нравилось.
— Подождите! — послышалось позади.
Снизу кто-то бежал к нам. Я не видел, кто это, но понял — Эйа.
— Я пойду с вами, — заявила она, тяжело дыша.
— Куда? — сдерживал смех Ратибор.
— В большую дорогу, к Живой горе.
В слабом свете луны было видно, что к походу Эйа не готова: та же простецкая льняная одежда, небольшой плетёный короб за спиной с привязанным к нему плащом из козьих шкур.
— Ты будешь нас тормозить, — говорил Урумар, — и бежать тебе из деревни не надо.
— Я сама решаю свою судьбу. Гор, возьми меня с собой.
— Свобода, скажи своё слово, — злился Коготь. — Эта девка нас задержит. У неё нет оружия и нет брони. Путешествия по нашим землям опасны, а в чужих краях...
— Пусть идёт, бабе оружие не надо, — ответил дед, и мы пошли за ним.
— Свобода, — обратился Ратибор, — я уважаю тебя, но это плохое решение, мы не гулять идём.
Дед подозвал их. Он что-то говорил им так, что мы с Эйа, идя позади, не слышали.
— Ты сбежала? — спросил я.
— Да. Я изменила свою судьбу. Я хочу увидеть другие земли и других людей, не хочу смотреть всю жизнь на одни поля и овец.
Тогда я не стал её допрашивать или отговаривать, я был рад и желал того, что так будет, готов был говорить за неё перед дедом и воинами, чтобы она шла с нами. Говорить было не нужно, дед что-то сказал воинам, и они больше не были против.
Уже точно не помню, как выглядела и звучала та ночь, помню лишь то чувство, что владело мной, то ощущение безграничной воли, свежести и чистоты новой жизни. Конечно, ароматный привкус лёгкой мистики ночного леса, что жила в сердце с детства, был подарен мне той ночью. Загадочное и таинственное, но в то же время по-домашнему тёплое, ощущение обитало только там — в моих родных диких землях. То чувство не было бы полным без Эйа. Что мне, мужу тех лет, не знававшему женщин, ещё не забывшему детство было нужно? Той ночью я был счастлив.


Восьмой день похода.
Уставшие от жары, иссушающей луга, мы к полудню добрались до деревни Туманья — крайнего поселения наших земель. Лежало оно между двух скальных «клыков», много огромных старых деревьев, родник прямо в деревне. Внизу под травянистым склоном, откуда мы пришли, было большое озеро с чистой и всегда горячей водой с запахом тухлых яиц. Впереди — пологий спуск, ущелье с бурной рекой, а дальше — неизведанные тёмные земли.
Мы, сняв рюкзаки, сидели у маленького, обложенного камнями пруда, в который втекала вода родника. Он находился в самом сердце деревни и был главным летним развлечением младших детей, голышом плескавшихся в этой луже под присмотром болтливых старух.
Я сидел на камне, слушал журчание воды и шелест ветра в листве, смотрел на небо над землями за ущельем, его было видно между грязно-белыми домами и стволами вековых деревьев. До этого моё воображение рисовало небо полным грозовых туч, и то, как над чёрными горами кружат в блеске молний грозовые драконы. Но я ошибался, небо было таким же, как и над родными землями — знойная синева, а далёкие горы тёмных земель были скрыты в дымке, будто их нет.
— Почему эти дома такие белые? — спросил Ратибор. — Откуда столько краски?
— Возле нашей деревни много белой земли, — ответила одна из старых женщин. — Мы мешаем её с водой и мажем стены, так в них не заводятся жуки и муравьи.
— Двадцать лет назад я добывал эту землю здесь, — говорил дед. — Добывал целый год, чтобы получить хорошие вещи для путешествий.
— Ты говорил, что давно приходил воин из тёмных земель. Как он перешёл ущелье? — спросил я.
— Это я вам завтра покажу, а сегодня покажу тебе веревку.
— Какую верёвку?
— Пойдём.

Отойдя от деревни совсем немного, мы спустились к ущелью. У края ущелья, этой глубокой и тёмной трещины, стоял деревянный столб, от него тянулась прочная верёвка к столбу на той стороне. Верёвка огибала оба столба в прорезях, так, что её можно было подтягивать. У столба с нашей стороны стояли лачуга и каменный стол. За столом, сидя, дремал воин.
— Иногда на той стороне появляется человек, — начал дед, — он приносит разные необычные вещи, которых в тех землях много. Он складывает их в корзину и вешает на верёвку, люди на этой стороне взамен вешают корзину с едой, дурманящим питьём, или что он попросит. Верёвку тянут, и его товар приходит сюда, а наш уходит туда. Потом корзины возвращают. Однажды он попросил самую красивую женщину в деревне в обмен на пепел дракона, много пепла.
— И что, отдали? — обеспокоилась Эйа.
— Сразу же. Воин сказал, что хочет забрать её в свой мир и обучить великим знаниям древних. Вождь был рад пеплу, его обменяли на коров в Холмовье, а потом пепел там кто-то украл.
Посмотрев ещё немного на густой лес за ущельем, мы пошли обратно в деревню.
— Гор, ты набери в свои бурдюки свежую воду, ты эту с Холмовья уже долго несёшь, — посоветовал Ратибор.
— И не пьёшь, воду у меня всю дорогу брал, — продолжил Урумар.
— А это не вода. В маленьком бурдюке — брага, а в большом — зелье огня, там его называют бувьза. Я купил это за три мэньи, а мясо на ваш стол — за один.
— Хохо! Это ты правильно сделал, — одобрили воины и дед. — Какой поход без браги?! А зелье огня хорошо заживляет раны снаружи и греет дух внутри. Вот он, потомок старого Свободы!
Тогда мы не знали о измерении алкоголя в градусах, но помню, что бувьза был очень крепкий напиток и мог гореть. Могу предположить, что не меньше шестидесяти градусов в нём было. Он бывал прозрачным и нет. Почти всегда его у себя имели шаманы, обеззараживали им раны, но обычный люд его пил. Всего один средних размеров рог бувьзы мог свалить с ног.
Новость о том, что у меня есть, развеселила воинов, и они ещё долго шутили о том, что бувьза может исцелять не только раны на теле, или о том, что этот напиток сначала становится причиной ранений, а потом лекарством от них.
Мы остановились в гостевом доме, легли отдыхать и пережидать полуденную жару. Наблюдая за мухами, кружащими над сальными деревянными мисками, я уснул.


Я сидел почти на вершине самого высокого дерева, которое смог найти в деревне. Куда бы я ни смотрел, вид тревожил мой дух, но тревога эта была приятной. Позади — родные края, покрытые травами склоны в жёлтом свете заходящего солнца и длинные чёрные тени от лесов, серые скалы и свежесть вечернего небосвода над ними. Впереди — тёмные земли, которые я стану познавать с новым солнцем, земли, покрытые лесом, лежащие сейчас в тени, не видящие заката, но смотрящие на молодые звёзды, что боги зажигают первыми. Я — будто клетка, а душа — будто птица, бьётся и рвётся в небо, чтобы с ветром кружить над всей землёй, и родной и чужой.
Последний луч того дикого солнца, я не уверен, таков ли он был или это моё воображение спустя столько времени нарисовало его — ярко-красным, вспыхнувшим и тут же угасшим, будто простившимся со мной. Сколько же лет прошло... не уверен, смотрел ли я тогда на него, незнакомый край притягивал мой взор.

Я спустился вниз, когда уже было темно. Все люди были в центре деревни, все говорили о походе в тёмные земли. Дед сидел, сложив ноги под себя на плоском камне у пруда, Урумар и Ратибор сидели по обе стороны от него. Люди угощали их, особенно добр был хозяин гостевого дома. Я прошёл в центр и сел рядом с Ратибором, дед сразу представил меня. Тут же хозяин гостевого дома протянул мне жареную баранью ногу и чашу с питьём. Это был приятный на вкус горячий отвар, он хорошо восстанавливал силы. В тот вечер Урумар советовал не пить пьянящих зелий, мы не стали.
Значительно позже, когда я научился читать людей, я понял, почему эти люди так себя вели. Они хотели нам понравиться, достойно проводить в великий путь, но в глубине души каждый желал стать ближе к каждому из нас. Человек, приближённый к герою, великому путешественнику или знатному человеку, сам приобретал немалый вес. Вот и они надеялись, что, когда мы вернёмся, вспомним их. К тому же была велика вероятность того, что в родные земли мы будем возвращаться через Туманья и большую часть богатого груза решим обменять тут же, а если и нет, то поделимся всеми историями, что для наших земель очень важно.

К нам вышел человек примерно моего возраста.
— Ты девятый воин Прибойа? — уточнил он.
— Что ты хочешь? — встав, спросил я.
— Один человек хочет знать, какой ты хороший воин, чтобы идти в тёмные земли.
Из толпы вышел человек в кожаном плаще и меховом капюшоне. Он сбросил плащ и капюшон. Лицо человека скрывалось за маской из толстой коры дерева с прорезями для глаз. Короткие кожаные штаны имели петлю под оружие. Через плечо был перекинут толстый ремень с ещё одной большой петлёй под оружие за спиной, под пику или молот. Его смуглое тело, много смуглее моего, имело длинный свежий шрам на груди. Левая рука была покрыта татуировкой, в узорах рассказывающей жизнь человека. Я не разглядывал тогда рисунок. Было ясно — он воин.
Прямого вызова к бою не было, я задумался. В толпе я увидел сонное лицо Эйа, я захотел, чтобы она увидела меня в бою. Я вынул топор и отдал его Ратибору, сидевшему на земле и с любопытством разглядывавшему незнакомца.

… Я бился с незнакомцем на кулаках и всё пытался сбить маску. Азарт завладел нами. Я хотел биться красиво для Эйа, чего хотел он, я не знаю. Было видно, бой ему нравился. После каждого хорошего удара или броска он пританцовывал или хлопал в ладони, дразня меня. Уверен, его лицо под маской в те моменты принимало разные гримасы. За весь бой он не проронил ни слова, лишь дразнил меня. Мне хватало крепости тела, чтобы выносить удары с достоинством, и хватало сил одним ударом сбивать ухмылку, которая наверняка скрывалась под маской. Он был силён в борьбе. Он владел всего двумя бросками и каждый раз с успехом использовал их. Ноги крепко держали его на земле, но однажды я смог свалить его толчком в грудь и подставив ногу.
Бой веселил людей, они с интересом наблюдали за зрелищем, спорили о том, кто победит. Наконец сильным резким ударом я сорвал маску, расколотая пополам, она упала на вытоптанную пыльную землю в свете костра.
Под маской скрывалось лицо... лицо, которое я сразу узнал, точнее, я узнал волосы — множество маленьких косичек (дреды), ставших за год ещё длиннее.
— Тио!
— Раскрыл ты меня, брат!
Мы крепко хлопнули друг друга по плечам в знак дружеского приветствия. Человек, говоривший за него, принёс весло, то самое, что Тио назвал своим мечом в последний день в Прибойа. Ещё он принёс второе оружие — небольшой каменный молот: к прочной палке бычьей жилой был накрепко привязан камень, плоский с одной стороны и заточенный с другой. Заточенной стороной можно было раскалывать пни, и не только их...
— Так я ответил на твой вопрос, хорошо я бьюсь?
— А я не спрашивал, как ты бьёшься, — улыбнулся он.
Дед рассмеялся, некоторые люди в толпе подхватили его смех, но не потому, что поняли, о чём речь, а потому что смеялся Свобода.
— Хороший воин не будет слепо идти в бой, — сказал он.
— Это так, Свобода, но я хотел услышать это от тебя, Гор. Я не предлагал тебе драку, ты сам её выбрал.
Я тогда удивился такой мудрости от человека лишь на год старше меня. Немного позже за едой Тио признался мне, что такой же проверке его подвергли воины Пустошья, и его это впечатлило.

Мы всё так же сидели у пруда, дед говорил с охотниками, чьи тела были выкрашены в зелёный цвет с бурыми пятнами. Я говорил с Тио. Оказалось, что он виделся с дедом, пока я был на дереве. Он напросился с нами, потому что узнал, что я иду. Дед не был против, он сказал, что большим отрядом безопаснее идти, хоть проблем с пропитанием может прибавиться.
— Ты ему ещё не рассказывал про дождь? — сев рядом, спросила Эйа.
— Эйа, вот ты где, — обратился дед. — Давай отойдём.
— Без меня не рассказывай.
Они отошли в сторону, дед начал что-то ей говорить.
— Что за дождь? — спросил меня Тио.
— Потом расскажу.
— Она твоя женщина?
— Не знаю. Наверное...
—Что такое не знаю? Ты воин и берёшь всё, что тебе хочется! Строишь хижину и тащишь туда всё, что взял или завоевал, в первую очередь тащишь туда женщину.
— Ты сам так делаешь?
— А я рыбак, сожри их слепни! Я выжидать должен, — со злобой произнёс он и достал из петли за спиной весло, всё в царапинах.
Я заметил на нём две ровные линии в начале, там они не могли появиться в бою.
— Что это?
— Это зарубки, они говорят, сколько я убил людей этим веслом в бою, один человек — одна зарубка.
— А татуировка?
— Она рассказывает историю моей жизни, главные моменты.
— А ты сам не можешь запомнить?
Он посмеялся, но ничего не ответил.
— А ты, Гор, стал смелым теперь.
— Ты про тот случай у облачного пика? Не говори о нём.
— А я стану. Я стану говорить о нём всегда, когда захочу, и даже когда буду умирать, мои слова тебе будут про облачный пик.

Мы посидели ещё немного и отправились спать, нужно было хорошо выспаться перед уходом. Все устроились на соломе в гостевом доме. Вошёл дед.
— Придёт, — ответил он на мой немой вопрос об Эйа.
Мне не спалось, не помогали голоса ночных птиц и шелест листвы, не нагонял сон танец света от костра за открытой дверью. Эйа всё не было.
Я вышел на улицу, стараясь не потревожить спящих. Боги уже зажгли все звёзды на небе. Земля отдавала тепло в прохладный воздух ночи. Я прошёлся немного, высматривая Эйа. Наконец, нашёл.
Она стояла на тропе, ведущей к ущелью, смотрела на тёмные земли, что лежали в свете звёзд. Её силуэт был неподвижен, как и далёкие горы. Я подошёл к ней.
— Ты иди, я сейчас приду.
— Всё хорошо? Я тоже постою.
— Всё хорошо, иди.
Я вернулся на место. Вскоре она пришла и легла рядом, близко, так что я чувствовал тепло её тела. Я не решался придвинуться вплотную, хотя и думал об этом. Уверен, Тио не задумывался бы, никто не задумывался бы.


Я проснулся от того, что кто-то тряс меня за руку. Это был Тио.
— Идём, быстро, — прошептал он и выбежал на улицу. Тот самый Тио... сколько раз я так просыпался раньше...
Я огляделся, не понимая спешки, все вокруг ещё спали, кроме Эйа, её не было. Вышел на улицу, ясное небо между кронами деревьев уже окрашивалось цветом нового дня.
— Быстрее давай! — шёпотом торопил Тио.
Мы пробежали через деревню и свернули с тропы. Войдя в высокую и мокрую от росы траву на склоне, мы стали тихо спускаться к озеру. Облака тумана над водой почти скрывали её.
— Всё, пригнись и смотри, — сказал он.
Мы затаились в траве подальше от озера, вглядываясь в пар над водой. Слышались всплески, но я никого не видел. Наконец, в синем тумане появился силуэт, стройная фигура, такая, какую из самого мягкого дерева не вырежет ни один мастер, если он не бог ремесленников. Это была Эйа. Она вышла из тумана на каменистый берег, отжимая волосы, теперь они не были жёсткие и спутанные, они, будто потоки водопада, растеклись по её плечам. Я увидел, что одежды её скрывали под собой кожу, белую, как день, а то, что я видел раньше, был сильный загар земледельца. Вода бежала по плавным изгибам тела от плеч до самих камней, словно желая задержаться подольше. Эйа стала одеваться.
— Пошли, пока не заметила, — поторопил я Тио, который застыл, словно дикий кот перед броском.
Мы быстро поднимались по склону на полусогнутых, стараясь меньше шуршать травой.
— Как и два года назад, — говорил я.
— Много мы за это получали по ушам.
— Да и не только за это.
— Гор, я показал тебе Эйа, какая она, это твоя женщина, а будешь мяться — заберу её у тебя. Такое красивое тело не будет иметь неуверенный воин, его отнимут, пусть это буду я.
Мокрые от росы, мы вышли на тропу и пошли спокойно, отряхиваясь.


Дед, воины, я и Тио стояли у пруда в центре деревни.
— Свобода, скажи, сколько пальцев, что мы не придём домой? — спросил Урумар.
Дед показал пять пальцев правой руки, подумал немного и поднял большой палец левой.
— Плохое пророчество. Кто-то должен открывать новые земли, и этими людьми будем мы.
Эйа подошла к нам.
— Идём? — спросила она.
Ратибор и Урумар посмотрели на деда с осуждением.
—Идём, — негромко ответил он не глядя ни на кого.
Мы спустились к ущелью и торопливо пошли по пояс в мокрой траве. Я отстегнул свой капюшон и дал его Эйа, чьи волосы были мокрыми.

Небо быстро светлело, солнце готовилось подняться над горами. На дне ущелья стелился густой туман. Просыпались луговые цветы, пастухи вывели коров пастись.
— Эйа, что в твоём коробе? — спросил я.
— Одежды и еда. Я принесла с собой несколько железных палок и немного всякой мелочи и выменяла её здесь на еду и обмотку для ног.
— Откуда ты взяла железо? Найти в лесах железные нити или камни очень сложно, наверное, уже все собрали.
— Не спрашивай. В Холмовье.

По пути дед поднимал с земли и отламывал с деревьев сухие тонкие палки. Деревьев вокруг нас становилось больше, и скоро мы остановились в лесу у скалы. Дед положил на землю комок сухой травы, достал из рюкзака кремень и стал высекать искру.
— Рано для привала, — сказал Ратибор. — Даже старику рано отдыхать.
— Это не привал. Нужно зажечь факел.
— Тень ночи отступает, всё видно. Скоро встает солнце, — говорил Ратибор, осматриваясь вокруг.
Дед положил на дымящееся сено тонкие ветки.
— Гор, зажигай факел, — сказал он.
Эйа отвязала от моего рюкзака факел и дала его мне. В объятьях бойкого трескучего пламени тёмная жирная ткань нехотя загорелась, закоптила. Лишний жир зашипел и искрами отскочил на землю.
— Это последние шаги родной земли, — заговорил дед, разбирая молодой костёр. — Может, мы вернёмся через месяцы пути, а может, не вернёмся никогда. Все вы сами решили идти в туда, — он перевёл взгляд на Эйа.— Я вас не просил, об опасности предупредил.
Он встал и подошёл к земляному склону, с которого свисало множество корней и трав.
— Не знаю, приведёт нас путь к славе или нет, но знаю, что начнётся он здесь — в Воющей норе.
За травами и корнями оказался лаз. Дыра вела под землю и будто вдыхала воздух.
Люди в моих краях с большим страхом относились к подземельям, к пещерам и впадинам. Путники на дороге от Холмовья к деревне Туманья обходили крюк длиной в целый день вместо того, чтобы оказаться на том же месте, за час пройдя через расщелину.
Дед взял мой факел и собирался пролезть в «нору», как вдруг детский голос остановил нас: «Не ходите туда!»
Мы обернулись. Дети из деревни стояли неподалёку плотной толпой.
— Мужчина из нашей деревни почти год назад ходил туда, — говорил один из них. — Так и не вернулся. Шаман говорит, там живут собаки злого бога Умъо.
— Спускайтесь! — послышалось из норы, дед уже был там.
Я решил отправиться первым. Меня будто что-то затягивало внутрь, оно будто хотело меня вдохнуть вместе с ветром. Одной рукой я придерживался за земляной свод, такой низкий, что приходилось идти на согнутых ногах, а вторую руку я положил на топор. Рюкзак цеплял свод, и сырая земля с мелкими камнями сыпалась мне на голову. Наконец пространство расширилось, и это оказалась просторная пещера. Её наполняли звуки. Злой рокот и вой доносились из её тёмных глубин. Мы с дедом дождались остальных. Находиться там было неприятно, страшно. Стены пещеры не были скальными, они будто были выложены большими плоскими камнями. Местами в щелях между ними торчали корни деревьев. Под ногами была ровная поверхность, сухая земля напоминала мелкий песок.

Только мы отошли немного, как Тио заметил, что дети пытаются заглядывать в нору, но боятся. Он быстро, но бесшумно вернулся.
— Умъооо! — крикнул он, сложив ладони у рта.
Снаружи раздался громкий детский визг. Тио рассмеялся, да и всем нам шутка понравилась. Уверен, снаружи это звучало очень зловеще.
Мы шли вглубь незнакомой пещеры. Ветер в ней был силён, наверное, по этому в ней не было сыро. С каждым шагом шум, доносящийся из недр, становился сильнее. Дед шёл впереди, освещая путь, мы осторожно следовали за ним. Он то шёл по центру, то отходил к стене. Всё потому, что многие камни почти не держались на своих местах и могли упасть.
— Посмотрите, — сказал дед, остановившись у одного из упавших камней. — Его форма, его точно обрабатывали люди, древние. Их знания были лучше наших. Я работал в каменоломне и знаю, ни один каменщик не сделает камень таким ровным.
— Из него растёт дерево? — спросила Эйа, пытаясь выдернуть торчащий из камня стебель, очень крепкий стебель.
— Нет, это тоже делали древние. Оно внутри камня, гибкое, как молодое дерево, но крепче железа.
Все разглядывали толстую каменную пластину, слегка изогнутую (бетонный тюбинг), ни один мастер наших земель не смог бы так обработать камень. Я заметил на земле тёмную полосу, это что-то скрывалось под лёгким слоем земли и пыли. Я разгрёб ногой землю, ковырнул топором, не смог достать.
— Это железо, длинная полоса железа, — объяснил дед. — В шаге есть вторая. Их не получится достать, я пробовал. Идём дальше.

Через несколько шагов мы нашли кости человека. Они были разбросаны по сторонам вместе с обрывками одежды. На одних ещё были остатки мяса и жил, другие обглоданы начисто. Среди костей лежали догоревший факел и глиняная бутыль. Урумар поднял бутыль, понюхал.
— Брага, — сказал он. — В нём была брага.
— Наверное, это и есть тот человек, — забеспокоилась Эйа. — Почему он умер? Псы Умъо? Вон следы от зубов на костях.
Она схватила меня за руку. Ратибор достал меч, да и Урумар взял в руку клинок. Тем временем свет факела отдалился.
— Не бойтесь, — сказал дед, на что мы все обернулись в его сторону. — оно не живое.
Кровь застыла в жилах при взгляде на то, что стояло за спиной деда, огромное и до слёз страшное. Эйа с трудом сдерживала крик. Квадратная морда существа занимала почти весь проход. Пустые квадратные глазницы будто держали на себе мой взгляд, будто против моей воли тянули меня в себя. Длинные тонкие зубы с большими чёрными промежутками вросли в землю. В слабом свете факела виднелся рог наверху. Цвет его был похож на цвет заплесневелой земли. Оно стояло неподвижно. Грозный шум воды вдали и вой ветра рвались через уши в голову, но не могли заглушить стук сердца и шум несущейся по артериям крови. Несмотря на спокойную улыбку деда, я выхватил топор и сжал его двумя руками, а Тио достал молот. Мы все отступили назад.
— Оно не принесёт вреда, — убеждал дед, хлопая чудовище по морде. — Посмотрите на его ноги, и всё поймёте.
Мы осторожно приблизились, не убирая оружие. Дед присел, подсвечивая факелом его снизу. Меня всё не отпускали пустые чёрные глаза, настолько большие, что я мог легко пролезть в них.
— Это не ноги, — сказал Урумар, присмотревшись.
— Это колёса, — кивнул дед. — Их у него очень много, и стоят они на железных полосах, которые время засыпало землёй. Это построили древние.
(Голова грузового поезда).
— Мы можем войти внутрь.
Он залез в «ухо» существа. Я, поборов свой страх, сделал то же. Внутри «черепа» пахло старым железом. Перед глазницами стояли два странных стула из железных палок. Дед сел на один из них, я сел на второй.
— Люди смотрели сквозь его глаза, когда сидели на этих неудобных стульях?
— Может быть, когда-то они были удобными, смотри, — сказал дед, легко оторвав от стула обрывок материала, похожего на кожу. — У этого есть железные колёса, оно могло ездить. Наверное, это дом. Древние люди жили в таких домах, а когда заканчивалась дичь, они уезжали всей деревней в другое место. Древние хорошо знали суть железа и камня. Я заработал много мений, после того, как нашёл это здесь.
— Как? Рассказывал истории об этом.
— Рассказывая истории можно поесть в гостевом доме и выпить, но не заработать меньи, — смеялся дед. — Ты видишь? Это железо, это всё есть железо. Я брал из этого маленькие куски которые лежали или их можно было отломать, набивал ими рюкзак и нёс в Холмовье и в другие деревни. Я говорил, что нашёл их далеко в лесах или горах, в разных пещерах. Запомни Гор, даже если ты найдёшь много ценного в одном месте, не выноси и не продавай всё разом, меняй и продавай понемногу в разных поселениях и у разных торговцев, жди два-три месяца и снова меняй.
— Почему так? Можно сразу обменять всё.
— И что ты ответишь на вопросы? — Он крутил между пальцев ржавый железный прутик. — Вожди велят своим воинам тебя поймать и выбить из тебя знания о месте, где ты всё это нашёл и они выбьют.
— А если продать эти знания кому-нибудь? Не нужно будет носить полный рюкзак железа и ждать месяцы...
— Вы псы базарные, — хлопнул ладонью по железному черепу Урумар. — Это наследие древних, больше никто не может сделать такое, а вы хотите разломать и продать.
— Разломать это сможет только тот, кто это построил, — дед не постыдился от слов воина, — Я меняю только мелкие обломки. Если бы я мог разобрать это всё и продать, не сделал бы этого.
— Угу, торгаши, — воин ушёл.
— Гор, я позже расскажу тебе, идём.

Мы долго осматривали это. Факел прогорел наполовину, и мы решили выходить. За железной головой тянулся длинный хвост из пустых железных коробов на колёсах. Я всё думал — может, и в моём черепе сидит нечто на стуле, смотрит сквозь мои глаза и управляет мной, может, это и есть настоящий я, а тело — только дом для меня?
Наконец за поворотом показался свет. Выход из пещеры вывел к самому ущелью. Быстрые воды с грохотом бились о перегородившие им путь скалы и утекали в трещины камней. Пройдя завал, вода белыми пенными струями вырывалась с другой его стороны. Сверху завала лежало много гладких камней и железных брёвен.
— Я тут переходил раньше. Переходим осторожно, по одному, — велел дед, пытаясь перекричать шум воды.
Он пошёл первым. Пока он переходил, я накрыл факел деревянной крышкой. Погасив, я привязал факел к рюкзаку.
Переход через завал не занял много времени и не был сложен, лишь железные деревья рассыпались в рыжую мокрую пыль от прикосновений.
Наконец все мы перешли. Тёмные земли встретили нас ярко-красным рассветом и жёлтыми, как морской песок, кучевыми облаками.



ГЛАВА 5
Костры
По ту сторону ущелья стояли все люди деревни Туманья. Они махали нам руками, улыбались, что-то кричали. Рёв яростного потока, несущегося по дну ущелья, забирал их слова и не давал нам их услышать. Мы помахали в ответ и ушли в чащу леса.
Пройдя немного, мы остановились. Дед стал откидывать в стороны сухие ветки, кучей лежащие в густой траве. Мы молча наблюдали. Под ветвями, которых хватило бы всю ночь жечь костёр, оказалась плетённая дверь, закрывающая яму в земле.
— Ратибор, ты смеялся над моей одеждой? Смеялся... — говорил он, переодеваясь. — А будешь ты смеяться над этим?...
В тайнике были спрятаны вещи и оружие деда: прочная высокая обувь из кожи и тканей с надёжной шнуровкой, не сравнимая с нашими истёртыми обмотками; поверх его штанов теперь был ремень с жёсткими кожаными пластинами, накрывающими друг друга наполовину (как черепица), закрывающие бёдра; плотные кожаные накладки на предплечья и голень; жёсткий капюшон, защищающий от порезов голову и шею; большой удобный рюкзак; хороший изогнутый лук и колчан со стрелами; железный двусторонний топор, одна сторона — как обычный топор, другая — кирка. Топор был новым, как и мой. Не знаю, на что можно было выменять такой.
— Если я разом потяну эти два шнура, — объяснял дед, — крепления на ремнях развяжутся, и рюкзак упадёт с моей спины. Так, если мне будет нужно, я быстро сниму его в бою или для бегства.
Носить такое могли себе позволить только очень уважаемые мужи, великие мастера-ремесленники и вожди, конечно. Урумар одобрительно закивал, приговаривая: «сильно». Ратибор нахмурился и ничего не сказал, а вот чёрные глаза Тио загорелись живым интересом, он точно представлял себя во всём этом. Вот так Свобода превратился из бродяги во рванье в путника, готового идти на край земли.


Обходя особо густые участки леса, мы всё больше отдалялись от ущелья. Детская радость открытий — вот что я чувствовал в тот день. Новую землю, всё вокруг я видел впервые. Лес по эту сторону ущелья был значительно гуще и ниже наших лесов, стали появляться деревья с иглами вместо листьев. Здесь не было жарко из-за густой тени, но воздух был сырым, в нём летало много мелких кровопийц. Сырая тёмная земля хранила много следов животных, особенно диких кабанов. На этом прелести новых земель в первый день закончились, не появились они и во второй. Ничего, только густой дикий лес и кровососы, никаких следов древних людей, вообще следов того, что когда-то тут жили люди, мы не видели. Похоже, что местный зверь тоже не был знаком с человеком, мы несколько раз натыкались на гурты диких свиней, лежащих в сырой тени кустарников или пьющих воду из ручья. Дикие козы не бросались в бегство при виде нас, но и подходить совсем близко не давали.

Солнце уже село за лес. Мы сидели на крутом берегу небольшого круглого озера. Вода в озере была чистой и холодной, хотя обычно в небольших озёрах это была тёплая зловонная жижа. Всё потому что в это озеро впадала вода из родника. Дым от костра плыл над спокойной водой, прогоняя насекомых, поднимался над деревьями и светился красным в лучах садящегося солнца.
На дымящих углях стоял закрытый глиняный горшок, в котором тушилось мясо с луком. Рядом мы построили укрытие, напоминающее пустой пень, из длинных кольев и моего плаща. На дне укрытия тлели и сильно дымили трухлявые куски дерева и сырые листья, над ними висело на верёвке мясо, коптилось.
Мы сидели у другого огня, разведённого для тепла и света. Все были густо вымазаны грязью. Делалось это для защиты от насекомых. На той стороне озера, в овраге, слышалась грызня падальщиков, дерущихся за брошенные нами остатки туши кабана.
— Свобода, а мы идём по каким-то ориентирам? — задал вопрос Урумар.
Дед, сидя у самой воды, ответил: «Ориентиров нет. Сказано, что Живая гора на севере. Север — это не точка, он не точный ориентир. Будем спрашивать у людей, так и дойдём к следующему... лету, может быть. Пока мы идём в поселение людей, завтра будем там».
Эта весть всех потрясла, ведь мы думали, что людей нет на многие дни пути вокруг, а тут точно известно место, и оно близко.
Сняв обувь (дед ходил обутым, так как места для неё в рюкзаке не было), он опустил ноги в воду, с облегчением выдохнул и продолжил: «Я бывал у них, они говорят, что пришли из другого мира. Они приходят каждый год в середине лета на несколько дней и уходят, и так двадцать лет. Если мы не опоздали, то завтра встретим их. У них есть легенда об этом озере...»
Все мы сели ближе к рассказчику.
— Сотни лет назад, ещё до нашей эры, была цивили... цеи... как же её?... жили другие люди. Они владели таким сильным оружием, что один воин мог убивать одним его ударом всех жителей большой деревни. Такого оружия было много, и владели им многие. Люди прошлой эры всегда воевали, всегда убивали людей из соседних земель. Однажды на землю пришёл враг, — как человек, но другой. Началась страшная война. Она шла не годы, не сотни лет... она шла один день и забрала жизни почти всех воюющих. Так и закончилась эра древних людей.
— Так а откуда взялось озеро? — спросила Эйа.
— В это место упало копьё одного из древних людей, а бросил он его от воооон тех гор. Приходящие люди говорят, что когда оно ударило в землю, стал большой огонь и сжёг город, который тут был. Город — так древние называли свои поселения. Вот так и появилось это озеро сотни лет назад.
— Но это всё только легенда, — сказал Урумар, смотря на своё копьё, воткнутое в землю у коптильни.
— Да, воин, это легенда и, наверное, такого сильного оружия у людей не было, только в каждой легенде есть большая часть настоящей истории... — он потянул носом воздух. — Еда готова.

Моя очередь смотреть, чтобы не пришёл враг (дежурить), была в конце ночи. Я подогревал мясо над догорающими углями, а другому огню давал хворост, и он светил ярче. Все мои товарищи, спящие на траве, вымазанные грязью, были похожи на камни. Время перед рассветом было тёмным, луна уже ушла, а солнце ещё не просыпалось. Темнота вокруг была полна звуков — то ветка хрустнет, то шорох в траве, то ночная птица пропоёт.
Я сидел и думал о людях, которых мы увидим, когда придёт свет дня. Я гадал, какие они — люди из другого мира?... вспомнились те белые духи, что мы видели с Эйа.
— Они тоже из другого мира... — думал я, — из мира духов и похожи на людей. Дед видел их? Может, они и были люди, а не духи? Если так, то мир тех людей совсем не похож на наш мир. Очень не похож, какой же он?
Как я ни старался представить другой мир, ничего не выходило. Моё воображение тогда не могло нарисовать его, оно пыталось исказить наш мир и выдать его за другой. Я представлял летающих зверей, многоруких людей в сияющих одеждах, и всё это под зелёным небом. Это был предел моей фантазии.
Начало светать. Как только деревья начали выходить из ночной темноты, я сразу же стал будить всех сильным рывком за ногу.

Поев перед дорогой, мы отправились к поселению других людей, осторожно пробираясь в лесном предрассветном мраке.
Солнце поднялось, делая влажный воздух тяжёлым. Вдруг мы услышали звук. Я никогда раньше его не слышал. Будто глухие хлопки, очень частые хлопки. Звук доносился спереди и сверху. Это нечто явно находилось в воздухе. Эйа схватила меня за руку.
— Это дракон? — неуверенно спросила она.
— Нет, это они! Быстрее! — торопил дед.

Мы изо всех сил бежали за дедом, сбросившим рюкзак и взметавшим листья на бегу. Хлопки усиливались. Никто из нас не побежал бы на этот звук, наоборот пытался бы скрыться. Но дед был свободен от страха, он и был — Свобода.
Мы выбежали на поляну из лесной чащи, на свет из тени. Я прикрыл глаза ладонью от слепящего света солнца. Тот самый звук, ставший сильнее, заставил меня убрать руку. Щурясь, я заметил в белом мареве знойного неба что-то большое, оно зависло в воздухе. Большая тёмная фигура, она и была источником звука. Немного привыкнув к свету, я разглядел. Оно было похоже на птицу, но без перьев; на концах крыльев, которые не двигались, были ещё крылья, быстрые, как у шмеля; живот существа был цветом неба, а спина — травы (грузовой военный вертолёт). Шумное и страшное, оно висело над деревьями, смотрело на нас огромными глазами.
Дед стал махать руками и кричать, мы же отступили назад, пригнувшись и взяв в руки оружие. Эйа скрылась в тени леса.
Существо наклонилось и полетело к нам. Ветер от него раздвигал траву и трепал ветви деревьев. Урумар занёс над собой копьё и выбежал вперёд, готовясь бросить его. Дед схватил Урумара за руку и одёрнул, тот бросил копьё мимо цели. Существо с оглушительным шумом пролетало над нами, почти касаясь верхушек деревьев.
Я, Ратибор и Тио стали воинственно вопить, потрясая над головой оружием. Мы хотели испугать чудовище, хотя и сами боялись его до смерти. Урумар вновь замахнулся копьём, бросок... чудовище набирало высоту и копьё его не достало, упав, оно осталось в ветвях дерева.
«Птица» поднялась ввысь и улетела в сторону гор. Мы ликовали, радуясь победе, и только дед в печали сел на землю.
— Это я его прогнал! Моё копьё! — прыгая на месте, кричал Урумар.
— Мы, мы... мы все прогнали его!
Эйа с копьём спрыгнула с дерева и отдала его Урумару.
— Тяжёлое. И как ты его бросаешь так далеко? — удивлялась она.
— Вот так!
Он снова забросил копьё на дерево.
Раздался разгневанный крик деда. Он шёл к нам, указывая пальцем на нас всех.
— Вы... вы тупой скот! Вы дикари, которые машут топорами и больше ничего не знают.
— Свобода, оно могло напасть и убить нас, — стал говорить Урумар. — Зачем ты его звал? Это зло.
— Оно убило бы вас, если бы хотело. Ты думаешь, напугал его? Нет! Умные люди не захотели говорить с баранами!
— Тут же не было людей, — сказал я.
— Они были внутри, Гор! Нет, оно их не съело, оно никого не ест! Это... как же вам объяснить, оно не живое, люди управляют им, они построили его. Это как то, что мы видели в пещере, но другое.
— Свобода, ты меня совсем запутал, — бросил меч Ратибор. — Я не понимаю твоих слов, что ты хочешь сказать?
— Ничего вы не понимаете. Они улетели. Сейчас они уже там, куда мы дойдём только завтра к вечеру. Они уже сегодня перелетят горы, а мы перейдём их только к зиме, а может, и не успеем перейти и встанем там на всю зиму. Учитесь не бросаться на всё, что движется! Не всё незнакомое есть зло, Урумар, запомни.
Он посмотрел на солнце, что клонилось к закату.
— Останемся тут на ночь. Пойду забирать рюкзак.
— А ещё рядом люди есть? — спросила Эйа.
— Нет! Теперь на многие очень-очень многие дни пути вокруг людей нет, только если идти обратно.
Он ушёл, ломая ветки.
— Злой старик! — злился Ратибор и от злости воткнул меч в землю.
— Мы не могли знать, что там люди были, — поддержал Тио. — Я думаю, там не было людей, и этот монстр хотел нас сожрать.
— Может, там были духи? Гор, вспомни тех белых духов в дождь, может, это они?
— Может...
Слова деда вызвали злость у Тио и Ратибора, обиду у меня и Эйа, а вот Урумар, кажется, испытывал чувство стыда.
— Может, старик и прав, — сказал он. — Мы не знаем того, что он знает. Давайте сделаем стоянку. Эйа, собери тонкие ветки и съедобные коренья, если найдёшь. Тио и Ратибор, соберите укрытие от дождя для всех. Я и Гор пойдём сломаем много дров. Свобода пусть отдыхает.

Та поляна служила стоянкой другим людям, тем — из другого мира, тем, что улетели. Мы не нашли ничего необычного, только много отверстий в земле, будто туда втыкали копья. Вытоптанная короткая трава. Место, где трава была совсем короткой и жёлтой, а на ней небольшие чёрные масляные пятна, и пахло там странно. Этого запаха я тогда не знал (запах дизельного топлива. На том месте ранее стоял генератор). Было ясно, что тут были люди, но ничего необычного мы так и не нашли.
Вечером мы сидели у костра и пили брагу, что была ещё тёплой от дневной жары. Опьянённый напитком, дед перестал злиться и стал рассказывать...
Эти люди тоже делали здесь свой лагерь. Их дома были совсем не такими, как привыкли видеть мы, их дома были похожи на панцири черепах или половину скорлупы от яйца, но были эти дома из тканей. Столы и стулья этих людей были не из дерева и не из камня, они были легки и выглядели одинаково, будто это один и тот же предмет. Свет у этих людей был другим, его дарил не огонь. Люди были очень похожи на нас, но светлее и выше, красивее. И одежды их были красивы и прочны. Дед приходил к ним несколько лет подряд, набирался знаний. Он о многом рассказывал, а мы слушали с интересом, кажется, даже не моргая.
— Да, воины, вот такие они, те люди. И то, что я видел, это только песчинка их мира, это так они отправляются в походы, а в домах у них всё ещё необычнее... а вы — тупые дикари!


Путь наш шёл через многие леса и холмы. Путь был неинтересен, и иногда я думал, что зря мы пошли в тёмные земли, скучно. Единственным развлечением была охота, а охотились мы примерно раз в три-четыре дня. Гоня дичь на стрелка, деда, я развлекался. Каждый раз мы с воинами выясняли, кто лучше, Ратибор и вовсе пытался запрыгнуть на кабана и зарезать его. Урумар и дед всегда осуждали его, а мы с Тио хотели посмотреть, как он это сделает, верили что сделает.
Охота и разделка занимали у нас день. Расставлять лагерь и собирать дрова мы начинали до захода солнца. Нести на себе вещи и еду было тяжело. Всё это задерживало нас. Вечерами дед учил Эйа стрелять из сделанного им простого короткого лука, учились мы все. Несколько раз, тайно, Ратибор звал меня отойти от лагеря чтобы выпить немного бувьзы и рассказать о том, как быть с женщинами. Как Свобода разбирался в торговле, Так Ратибор разбирался в женщинах.

Леса стали выше и реже, между стволов стало видно небо. Земля под ногами почти всегда шла вверх. Воздух становился холоднее, а комары исчезли.
— Если подняться выше, то в хорошую погоду в темноте ночи, может быть, увидим костры в Туманья, — говорил дед. — А может, и нет.
Мы потратили день на большую петлю. Стоя вечером на краю скальной стены, мы отчётливо видели место, где свернули ещё на рассвете. Тогда было решено со следующего дня взбираться на невысокие стены скал, а не обходить их.
Охота в скалистых горах стала труднее. Горные козы — не та дичь, за которой можно бегать. Нам пришлось забирать всё мясо, а нести его тяжело.


Мы поднялись на большую высоту, там мы дышали по-другому. Солнце там стало ярче. Мы нашли большой выступ, на котором рос лес и где брал начало водопад, что много раз давал нам утолять жажду по пути. Выступ был большой. Этот лес принадлежал животным. Мы охотились в нём, как в охотничьем раю, да и с погодой повезло.
Солнце садилось за синие силуэты гор наших родных земель. Долина внизу уже лежала в тени, там уже была ночь. Место нашей стоянки всё ещё слабо грели жёлтые лучи заката. Холодное вечернее небо казалось близким и в то же время глубоким, как воды моря. Да, оно было похоже на море, как если бы я смотрел на него, стоя на скале над ним, оно было бы близким и в то же время глубоким. Немногие облака плыли в нём, будто медузы, красные, жёлтые, фиолетовые... медузы.
Тио и Ратибор принесли тушу козла, привязанную к веслу.
— Старик, зачем нам столько мяса? — спросил Ратибор. — Мы столько не сможем нести.
— Мы останемся здесь на три дня, — ответил дед, чистивший сырую козью шкуру. — Эта высота опасна, и дух в каждом из нас должен привыкнуть держаться в теле на такой высоте. Будем есть и отдыхать.
— Так и скажи, что устал.
— Это не я пыхтел, как пёс, пока взбирался. Тио, ты почувствовал лёгкость сегодня?
— Да.
— Так вот, это дух хотел оставить тело и лететь. Ты есть дух, ты не есть мясо, понимаешь?
— Кажется, да, — пожал плечами Тио и небрежно бросил весло с тушей.

Я молча радовался такой долгой стоянке, тому, что наконец снял броню с рук и корпуса и теперь чувствовал себя легко. Обвёл взглядом красоты вокруг и остановил его на Эйа. Она легко и умело ломала босой ногой толстые ветки, что я недавно принёс для костра.
Тио остановился рядом с ней и с силой вбил весло между камней, что выступали из короткой сочной травы. Он посмотрел на меня. Его рот молчал, говорили его чёрные глаза. Я понял что они говорят.
— Это моя женщина, — думал я, провожая его оскалом. — Моя, и я возьму её. Возьму сегодня.
Я сделал решительный шаг, но остановился.
— Возьму, — мысленно повторял я. — Солнце сядет, будет холодно. Сначала возьму плащ, а потом Эйа.
Я свернул свой плащ, взял под руку. Подошёл к Эйа.
— Иди со мной, — велел я, взяв её за руку.
Она оставила работу и пошла за мной. Тио улыбался смотря нам вослед, его наполняла радость, которую я тогда не понял.
— Чш, — погрозил я ему пальцем.
Тень чащи скрыла остальных из виду.
— Эй, давайте выпьем зелье огня, — послышалось предложение Тио. Воины завопили одобрительно.
— Нет! — рявкнул дед, будто старый пёс. — Сегодня нельзя. Завтра.

Мы поднялись на просторную скальную площадку. Верхушки деревьев остались внизу. Весь путь моё сердце билось, как в день первой охоты, дыхание было неровным. Поднимаясь, я думал, что и как сказать, а может, вообще ничего не говорить?
Слабый тёплый ветер дул снизу, с долины. Красное солнце опускалось между двумя скалистыми клыками, там, где была Туманья. Я бросил плащ, он с глухим шорохом упал на короткую выжженную солнцем траву. Эйа прошла немного вперёд.
— Там, куда уходит солнце, деревня Туманья, — начал я. — Я буду помнить то место.
— Почему?
— В последнее утро там я видел тебя всю. На озере.
Я говорил уверенно, хоть сердце и билось быстрее, чем всегда. Я не боялся того, что она уйдёт или ударит меня. Она — моя женщина, это говорили остальные в нашем отряде, и она не противилась этим словам.
— Ты смотрел на меня на озере?
— Да, я смотрел на тебя. Сейчас я хочу ещё видеть тебя такой.
Эйа стояла ко мне спиной. Она быстро сняла с себя всю одежду и осталась стоять ко мне спиной. Она заслоняла солнце, чьи красные лучи путались в тонком прозрачном волосе на теле и рисовали её контур... будто лёгкое сияние. Я обошёл её, не отрывая взгляд, наслаждался.
— Моё, — должен признать, именно такая мысль пробежала тогда в моей голове.
Эйа стояла, закрыв глаза. Она не знала, как быть, и просто стояла. Я же как воин не мог просто стоять и думать. Я провёл ладонью по её белой груди, тёплая, гладкая.
Я отстегнул ремень с ножом и топором, отбросил его в сторону. Оружие с холодным лязгом упало на тёплую каменистую землю.
Я вел ладонями обеих рук от её шеи до бёдер.
— Я хочу знать, не врут ли мне мои глаза, такая ты, как они говорят? — говорил я. — Красиво... красиво...
Она хотела коснуться меня, но её ладонь остановилась, не коснувшись. Эйа будто спрашивала дозволения. Я обхватил её кисть руками, прижал к себе.
— Не бойся, ты моя женщина, я не сделаю тебе плохо.
Мы опустились на плащ. Она проводила пальцами, рассматривала полосы от ремней брони на моём торсе.
— Это броня так делает?
— Да, это она оставляет такие следы.
Робкие касания, скольжения пальцев по изгибам тел друг друга... солнце село, позволив холодному воздуху с вершин спускаться вниз. Всё лишнее было отброшено, и только тепло тел друг друга грело нас. Касания становились смелее, а мы ближе. Мы были подобно молодому костру — то располялись сплетаясь, то затухали. Мы уже не стыдились себя перед богами, что смотрят с небес.
Что ж, тут я прекращу описание той важной и прекрасной ночи. Ну а тебе, любопытный, фантазия дана...
Скажу, что тогда я понял: она — не вещь, не как мой топор и не как мой рюкзак, моя, но не так. Тогда я чувствовал себя полным — я воин, здоров и у меня есть оружие; у меня есть большой путь; есть надёжные люди со мной; есть женщина; а ещё небеса говорили со мной.


Наш отряд оставался на месте несколько дней из-за сильных дождей. Девять дней дождь поливал скалы и лес с позднего утра до раннего вечера. В такую погоду нельзя идти, это понимал каждый. Мы укрылись в небольшом гроте, он немного защищал от дождя, но ветер всё равно приносил его капли. Из ветвей и шкур мы выстроили ограждение от ветра и дождя. Мы ели, спали, понемногу пили слабые дурманящее зелье, что готовили дед и Урумар из грибов и мхов, чтобы было веселее, рассказывали истории, пели, танцевали у огня. Ратибор и Тио много шутили о моей первой ночи с женщиной, всё спрашивали. Дед и Урумар шутили на эту тему мало, но остро. Эйа смущалась, а я грозился всех зарубить за такие шутки, но скоро стал смеяться и подшучивать в ответ.
Наконец пришёл день без дождя, солнце и ветер сушили землю. Наутро после тёплого дня наш отряд продолжил путь. Через пару дней упорного подъёма по скалам мы достигли вершины. К тому времени обмотки на моих стопах совсем истёрлись и их пришлось выбросить. Обувь для хождения по острым камням я отдал Эйа ещё далеко внизу, дальнейший путь мы носили эту обувь по очереди.
Ночь мы провели на вершине, что была покрыта снегом. Мы сидели близко к слабо горящему костру, закутавшись в плащи, пряча собой огонь от ледяного ветра. За всю ночь никто не смог хорошо спать. К рассвету дрова закончились, и утра мы ждали, грея руки над остывающими углями.
Вершина горы была спрятана в облака, тогда я понял, что облака и тучи — это туман, по ним нельзя ходить и их нельзя набрать в руки. Мы поднимались на вершину в облаках, ночевали в облаках, и спускались в облаках. Мы так и не увидели долину и родные земли с этой высоты.
Спустившись ниже, мы увидели редкий сосновый лес, на крутых склонах то тут, то там торчали тёмные высокие сосны. Просторы далеко внизу лежали в густой серой дымке, и разглядеть их было нельзя. Свет солнца проходил к нам сквозь лёгкий сырой туман, будто сквозь толщу мутной морской воды.


Я преследовал дикую свинью, на бегу замахиваясь прямой заточенной палкой. Я не должен был убить дичь, моё дело было выгнать её на деда, а тот убил бы её стрелой из лука. Свинья забегала в заросли молодых деревьев или завалы из старых, я пробирался следом. Азарт, как на всякой охоте, владел моим разумом. Я хотел сам убить зверя или хотя бы ранить его, хотел немного славы и уважения от остальных людей в отряде. Всё же я выполнял свою задачу и пытался выгнать зверя на стрелка.
Вот и фигура Тио мелькнула в тени ельника, с другой стороны Урумар бежал, занося копьё над головой.
— Не добежит до деда, — крикнул Урумар, — бьём!
Тио выскочил на пути зверя и ударил того веслом по морде, но могучее животное выдержало удар и продолжило бегство. Копьё Урумара пролетело над его спиной, не задев. Зверь ушёл в балку, туда, где журчал ручей и росла высокая трава. Мы остановились, Коготь пошёл к балке забрать копьё.
— Туда идти опасно, — с сожалением произнёс Тио. — Там мы не найдём зверя.
Вдруг из низины послышался шелест травы, что-то поднималось. Урумар наклонился, вглядываясь.
— Бегите!
Урумар не забрал копью и быстро побежал во тьму леса. Из балки вышел на нас огромный секач. Крупный сильный кабан с острыми длинными клыками, он был в ярости. Пару лет назад в наших краях был такой, убил трёх собак и одного охотника. Тогда Маисей собрал всех воинов и охотников владения Прибойа и три десятка мужчин убили зверя, загнав его в яму.
Тио бросил весло и, не жалея своих рук и лица, стал взбираться на густую ель. Свиное рыло с шумом выпустило две струи пара, и эта живая гора мяса, подобно штормовой волне, пошла на меня. Я бросился бежать что есть сил. Каменный молот, брошенный Тио, попал в моего преследователя и сделал расстояние между нами больше.
Кабан быстро нагонял. Я бежал, постоянно смотря себе за спину, с ужасом понимая — догонит. Взглянул вперёд и тут же получил удар густыми еловыми ветвями в лицо... яркий свет, на миг земля пропала из-под ног...
Убегая, я не заметил, как выбежал к обрыву, я не видел его за молодыми елями и поэтому упал в него.

Кувыркаясь, я катился по насыпи земли и мелких камней, я уже не мог остановиться. Было не видно, куда я качусь, только пасмурное небо и камни мелькали перед глазами всё быстрее и быстрее. Вдруг удар, хруст и звук, как будто что-то рвётся. Я ещё несколько раз перекатился и с небольшого уступа упал на макушку невысокого дерева, повис вниз головой. Броня съехала и, развалившись, упала. Ремни, из которых она состояла, были вспороты. Я попытался подтянуться, но острая боль во всём правом боку не дала этого сделать. Шевеля ногами, я смог выпутать их из ветвей и... падение на землю с высоты моего бедра показалось мне ещё больнее всего моего спуска по склону, шея пугающе хрустнула. Преодолевая сильную боль, скрипя зубами, я смог приподняться на локтях. По выпачканному песком и пылью торсу бежали кровавые ручьи. Длинная рваная рана тянулась от правой ключицы до поясного ремня. Я разглядел сквозь обрывки кожи и мелкие кусочки древесной коры собственные рёбра. Ниже рёбер рана была не такой широкой и казалась неглубокой.
Я перевернулся, поднялся на колени, встал. Правая половина моего тела была вся в крови, быстро остывавшей на холоде. Картина вокруг меня была нечёткой, стали мелькать белые точки. Я разглядел свой топор в нескольких шагах от меня. Поднимая оружие, я с трудом сдерживал крик, рана расходилась при движениях. Сейчас я боялся, что придёт секач и добьёт меня. Белых точек стало больше, это был тяжёлый мокрый снег.
Наверху послышались звуки распрямляющейся тетивы лука. Чей-то возглас... и вот Урумар едет на заднице вниз по насыпи, пытаясь ногами замедлить спуск. Он ехал примерно по моему следу и остановился у лежащего поперёк склона длинного соснового бревна с обломанными сучьями, похоже, на один из них я и напоролся.
Урумар стал спускаться ко мне. Поняв, что теперь я не один, я сел на траву, уже обильно перепачканную моей кровью. Из мешочка на поясе я достал щепотку молотых сушёных кореньев и, положив под язык, лёг. Это средство делало кровь не такой быстрой и текучей (способствовало быстрой свёртываемости, как я узнал значительно позже). Так я терял кровь медленнее, но к тому времени уже начал терять сознание. Немеющими руками я вложил остатки кореньев в рану.
Дальше воспоминания мои нечётки и обрывочны. Я приходил в себя от боли, когда дед лил в уже очищенную и промытую рану зелье огня (остатки которого днём и ночью оберегал от Ратибора, будто знал, что пригодится), хорошо, что перед этим кто-то вставил мне палку в зубы. Приходил в себя, когда закладывали в рану мох и смесь из пережёванных Эйа трав и коры. Плохо помню, прошло много лет, да и что было наяву, а что нет, я не знаю.


Сон мой прервала музыка. Я полулежал на еловых ветвях, накрытый своим плащом. Под большим скальным навесом был разбит наш лагерь.
Бодро трещал и метал искры в скальный потолок молодой костёр. Возле огня сидела Эйа, играла на дудочке медленную сонную мелодию. Треск костра и музыка Эйа делались одним целым. Вне нашего укрытия шёл снег. Лёгкие большие снежинки медленно падали с белого неба. Снег уже укрыл землю. Небольшую площадку перед убежищем окружал лес из сосен и елей, много накрытых снегом, ставших стеной из белых и зелёных полос.
Музыку оборвал упавший снег откуда-то выше навеса. Раздался громкий оклик.
— Ещё! — отозвалась Эйа.
Что-то с шорохом спускалось по скале снаружи.
— Оу! — раздалось снова.
— Ещё! — повторила Эйа.
С края навеса спустилась большая связка мяса.
— Хватит!
Связка сырого мяса осталась висеть высоко, там зверь не сможет его достать, а холод не даст испортиться.
Эйа накинула плащ и вышла посмотреть, как хорошо идет верёвка.
— Сдвинь туда, — указала она сторону. — Верёвка тереть об острый камень.
Она иногда так говорила слова. Я хотел подняться, но было больно. Хотел убрать плащ, но двигать правой рукой тоже было больно. Убрав плащ левой, я увидел, как тело моё было перемотано лентами коры, а в ране много мха. Он забирал выходящую кровь и гной, злых духов, что селятся в раненых телах.
Эйа подошла ко мне, приложилась тёплыми губами к моему лбу.
— Ты ещё горячий, но уже не такой, как был вчера.
— Много я спал?
— Три дня. Сейчас четвёртый день. Свобода поил тебя отварами, чтобы ты спал, я зашила твою рану на животе, как одежду. Сломала два ребра, пока зашивала.
Можно представить моё лицо тогда.
— Как два ребра сломала?!
Она рассмеялась. Смеясь, она ушла в угол, где стояли все рюкзаки.
— Вот, вот такие рёбра.
Она показала тонкое рыбье ребро, такие служили иглами для сшивания тканей.
— Хорошо протыкать твою кожу я смогла этим, — тонкая игла акации.
Из леса вышли двое в плащах и капюшонах, шли почти по колено в снегу. Они несли много длинных кольев. Бросив их в снег, они подошли к костру. Это были Урумар и Ратибор. Сразу пришёл Тио, принёс дрова.
— Эйа, принеси колючие листья, мы оставили их там, где рубили колья для ограды, — попросил Урумар. — Мы станем ложить их на землю здесь, чтобы было теплее ходить и сидеть.
Эйа ушла, Тио глянул ей вслед и заговорил со мной: «Что, ты не можешь встать ещё? Пусть злые духи скорее оставят твоё тело, брат».
Его чёрные глаза, смотревшие из-под длинных растрёпанных ветром волос, будто говорили о чём-то другом, мне так казалось. Я сразу подумал об Эйа. Что если Тио заберёт мою женщину, пока я болен?! Он здоров, силён и красив. Я со злостью бросил в него небольшой камень, забыв о том, что правая рука болит, если ей двигать так. Бросок получился слабым, и Тио смеялся. Я хотел бросить левой, но под рукой камня не было. Тогда Тио ногой подтолкнул ко мне камень, который я уже бросал. Это меня ещё больше разозлило, и я бросил его левой рукой. Тио увернулся, посмеялся и сел у огня, взял с горячих камней кабанье ребро, стал объедать мясо с него.
— Что ты, Гор, к нам не идёшь? — с улыбкой спросил он, чавкая. — Встань, подойди к огню.
Ратибор посмеялся, а Урумар взял своей большой ладонью голову Тио и оттолкнул его с силой, сказал: «Злая шутка, так не говори».
Он оторвал кусок от жареной кабаньей ноги и принёс мне.
— Эти ноги загнали тебя в яму, — сказал он, отдав мне горячее мясо, — они и выведут тебя из неё.
— Все уйдите под гору! — раздался крик деда откуда-то сверху.
Чуть позже в снег упал большой камень, потом ещё один плоский. Немного позже спустился дед. Плаща на нём не было, красное лицо покрыто потом. Он сел подальше от жаркого огня.
— Свобода, где ты был всё утро сегодня? — спросил Урумар. — Мы делали много дел, ты не помогал.
— Я принёс камни, из них я сделаю чашу чтобы готовить в ней много еды, и она всегда была горячей.
— Почему ты нам не сказал, что уходишь и куда идёшь? — продолжал Урумар.
— А вы и не спрашивали, —ответил дед. Так он всегда отвечал на похожие вопросы.
— Мы отряд, мы, как семья. Нужно, чтобы каждый знал, где находится другой.
— Хорошо. Буду говорить тебе о том, когда и под какой куст я собираюсь наложить кучу.
— Говори. Вдруг какой медведь не спит, так и съест тебя... вместе с кучей.
— Не говори так, как будто ты умнее меня. Я много ходил один, и медведь меня не съел.
— Теперь ты не один. Мы будем помогать себе и другим людям в отряде. Никто не поможет тебе, если не будет знать, где ты.
Дед сделал взмах руками, взмах, который значил многое, и ушёл в лес.

Эйа принесла много веток с колючими листьями. Тио встретил её и взял их, Эйа ушла ещё за такими ветвями. Я смотрел за каждым шагом Тио, думал, что знаю его мысли.
Тио сел рядом со мной.
— Прости меня за злую шутку. Ты злишься, я вижу.
— Да, я злюсь.
— Шутка? Она не такая злая. На что злишься?
— Эйа моя женщина, ты думаешь о ней.
Воины, сидя у костра, замолкли, стали слушать наш разговор.
— Да. Как ты узнал? Это не важно. Думать я могу что захочу и о ком захочу.
— Но не про Эйа.
— Что захочу и о ком захочу. Я понял, ты думаешь, что я отниму её? — он заулыбался, но не злобно, а довольно. — Твои страхи на это, твоё наказание за ту ночь у Облачного пика. Я никогда не заберу твою женщину, я накажу тебя за тот случай по-другому. Не заберёт её Урумар, не заберёт Ратибор, и Свобода не возьмёт. Это твоё, а в отряде никто не берёт чужое. Я смотрел за Эйа эти дни и буду смотреть пока ты лежишь, смотреть чтобы не стало плохого.
— Я хочу, чтобы было так, как ты сказал.
— Так будет, брат.
Он хлопнул меня по здоровому плечу и, взяв камень, пошёл к принесённым ранее воинами кольям. Он стал забивать их в землю под снегом так, чтобы верхние их концы смотрели в лес.
— Зачем он это делает? — спросил я.
— Нужно поставить много кольев и сделать их острыми, — объяснил Ратибор, — тогда зверь из леса не сможет к нам легко подойти. Мы останемся тут зимовать, так Свобода сказал, для этого нужно хорошо сделать стоянку.
Я догадывался, но слова Ратибора забрали все надежды на скорое продолжение похода и унесли их далеко, улетели с дымом костра. Я понимал — из-за раны не смогу далеко ходить ещё много дней, а когда смогу, ночи станут длинными, вода будет становиться льдом быстрее, нельзя будет идти. Впереди ждали долгие скучные дни.


День и ночь меняли друг друга. Я много спал, помогали зелья, которые варил дед. Иногда я вставал, чтобы отойти по нужде или просто дать отдохнуть спине. Ходить и стоять я мог легко, но встать, лечь, сесть или хоть немного повернуться было настоящей мукой. Вскоре я приловчился подниматься так, чтобы меньше тревожить рану. Ходил прямой как палка и поворачивался всем телом или поворачивал только голову, но корпус старался не тревожить.
Место шва продолжало немного гноиться, оно было горячее остального тела. Мороз, приготавливаемые дедом припарки и зелья и, конечно, крепость моего духа помогли поправиться. Когда прошли многие дни, когда пришли долгие ночи, я стал, как и все, ходить, разделывать дичь, стоять на страже ночью. Я старался не делать движений, на которые почти зажившая рана всё ещё отзывалась болью.


Я ходил кругами по площадке перед убежищем. Вокруг была тишина, только ветер выл в скрипучих верхушках сосен. Яркие звёзды висели высоко в темноте над головой. Огонь сонно обнимал две толстые ветки, он горел уже на большой куче золы, ведь за все эти дни мы не гасили огонь.
Полукругом впереди скального навеса торчали из снега острые колья. Они были близко друг к другу и торчали в сторону темноты леса. Там, в темноте, поблёскивали красным светом глаза волков. Почти каждую ночь они молчаливо наблюдали за нами, каждый раз подходя всё ближе. Они снова подобрались настолько близко к ограде, что из её тени в свет костра попадали спины хищников. Я снял с плеча дедовский лук, достал стрелу из колчана на спине... Наконечник стрелы смотрел между двух красных огоньков в темноте. В последний момент я прицелился выше и выстрелил. Я не видел, но знал, — стрела пролетела над ушами волка. С глухим стуком она вошла в ствол дерева. За оградой послышались торопливый шорох и скрип снега, мелькнули тени. Волки ушли. Я не стал забирать стрелу и решил подождать до утра.


Опухшие руки Ратибора держали бурдюк. Ратибор часто пил из него. В бурдюке было пьянящее зелье, сваренное из мёда диких пчёл и кое-чего ещё.
Ратибор много дней раньше заметил улей, каждый день ходил на него смотреть. Скука, нет свободной женщины, и многие дни стоянки, что ещё нужно переждать, пересилили чувство страха перед злыми дикими пчёлами.
— Я воин, я возьму всё,что захочу, — так говорил он, заматывая голову тканью и вымазывая руки глиной.
Он смог добыть мёд. Всю ночь его терзали духи, трясли его тело. Руки Ратибора стали большими и не могли сжиматься в кулак. Накрытый плащом, стуча зубами, он выглядывал и спрашивал у деда: «Готово? Вы мне оставьте, это же я принёс».
Мы пили и ели мясо: после нескольких дней неудачной охоты и голода оно казалось как никогда сочным и вкусным. Сочным оно было, потому что недожарено, недожарено — очень хотелось есть. Мясо, жаркий огонь и крепкое зелье — тот вечер был совсем не так плох, как многие другие до него. Мы рассказывали выдуманные нами истории. Настоящие истории к тому вечеру закончились даже у деда. Свобода лучше нас всех придумывал, иногда мы даже верили в его придуманные рассказы, так хорошо он говорил.
Смех над концом очередной истории стих и, отпив из бурдюка, Ратибор предложил: «Давайте завтра бросим лагерь и пойдём дальше. Я видел, как снег превращался в воду на колючих листьях. Зима закончилась».
— Сон Виты (богини весны и плодородия) стал не так крепок, но её время не пришло пока, — ответил Урумар. — Я, как и ты, устал быть тут, и я хочу пути, хочу в дорогу. Мы не можем сейчас идти, умрём. Так, Свобода?
Дед кивнул согласно. Его лицо было красным от жара костра снаружи и зелья внутри.
— Мы что, будем ждать, когда растает весь снег? — спросил я.
Я был согласен с Ратибором. Моя рана уже зажила и не мешала дороге, я желал пути.
— Нет, — ответил дед. — Мы подождём, когда на склонах станет меньше снега, чтобы мы смогли спуститься вниз. Те люди говорили, что внизу весна приходит раньше.
— Мы и сейчас можем пройти, — сказал Тио. — У нас есть снегоступы.
— Там они не помогут тебе. Нужно ждать, — уверял дед.
— Ты, старик, может быть, не сможешь пройти, — зло говорил Ратибор, —но мы с воинами сможем. Где нужно Гор понесёт Эйа, а я, будет так, понесу тебя. Больше сидеть в этой норе я не хочу. Воин я, я должен брать и завоёвывать, а не сидеть под камнем, как змея!
— Ты назвал меня змеёй, бесовский ты мальчишка?!
— Что, побьёшь меня?
Ратибор встал и поднял кулаки.
— Свобода прав, нельзя идти, — вступился Урумар.
— Нет, я согласен с Ратибором, идём утром, — влез Тио.
Тио и Ратибор дрались с Урумаром. Я не желал Эйа, не желал охоты и крепких зелий, я желал идти. Я, не особо раздумывая, бросился в бой против Урумара. Дед расселся, пил крепкий мёд и с интересом смотрел на бой. Эйа что-то крикнула, бросила в нас олений череп и ушла.
Ратибор получил крепкий удар от Урумара и в ярости выхватил меч. Тио и я разума не теряли и сразу сменили сторону. Тио взял в руки весло, я вынул из огня головню, ногой обломал тлеющий конец. Втроём мы побили Ратибора, успевшего полоснуть мечом Урумара по спине, плащ его спас. Успокоив буйного товарища многими ударами, мы продолжили вечер за песнями и разговорами. Ратибор не обижался, воин не должен обижаться. После драки мы чувствовали себя хорошо, будто что-то тяжёлое ушло из нас. Такие ссоры в последние дни происходили много раз, боль от прошлых побоев сменялась болью от новых, только в те разы Ратибор не брал меча.


Прошло ещё немного дней. Солнечным утром дед велел Эйа помочь ему собирать рюкзаки, а нас отправил на охоту добыть мяса в дорогу. Следующим утром мы долго думали и спорили — идти или нет, погода испортилась. Всё же мы решили идти.
Путь в долину занял у нас ещё почти месяц, много холодных и голодных дней, полных тяжёлых переходов и долгих стоянок. День идём, три стоим — примерно так продвигались мы. Переменчивая горная погода, глубокий мокрый снег, ветреные замёрзшие склоны. За этот путь нам всего два раза попалось хорошее место для стоянки, остальные разы это были: или маленький пятачок на склоне, обдуваемом ледяным ветром; или узкий проход между скальными стенами, куда в любой момент мог сойти снег; или пологий склон совсем без деревьев, где не из чего разжечь огонь. С каждым днём спуска воздух становился теплее, а снег под ногами — плотнее и тяжелее. В пути Эйа настигла болезнь от холода, и мы были вынуждены на несколько дней оставаться на месте, пока она не поправилась. Наконец мы спустились в серые леса, где снега уже не было, а между сухих листьев на земле пробивалась молодая зелень... мы спустились туда, где весна!



ГЛАВА 6
Деревня железных людей
Переночевав в лесу, мы продолжили путь поздним утром. Идти было тяжело, хоть снега тут уже не было. Каждый из нас нёс, кроме своих вещей, ещё и шкуры, что мы собирали всю зиму, нёс сделанные из этих шкур одежды. Каждый был похож на ходячую кучу тряпок и меха, вот только их тепло нам уже не было нужно. Всего через несколько часов мы вышли на большую тропу, это была дорога. Земля вытоптана многими ногами и копытами, много следов от колёс повозок. Все мы притаились в сухой траве у дороги, слушали. В моменты, когда ветер стихал, был слышен шум реки, а за ним другой шум. Стало ясно — люди совсем близко. Хотя каждый из нас желал встретиться с другими людьми, мы всё же не спешили идти к ним.
Мы отошли дальше от дороги, стали обговаривать то, как себя вести и что говорить. Дед много раз просил Ратибора не бросаться в драку и вообще молчать.
— Прячьтесь, — прошипела Эйа, смотревшая за дорогой.
Все мы залегли у корней деревьев в прошлогодней листве. По дороге шли люди, примерно два десятка мужчин. Они вели за собой двух ослов, нагруженных мешками и свёртками. Все мужчины были в железной броне: плечи, бёдра и грудь защищены грубыми железными пластинами; кожаная шапка с железными полосами (шлем); высокие сапоги с железными пластинами, защищающими голень. У каждого были мечи на поясах. Они прошли дальше по дороге.
— Вот это мужи! — говорил Тио. — В наших землях я не видел ни у кого такой брони. Наверное, они великие воины.
— Старик, таких людей ты видел? — спросил Ратибор. — Такие люди построили то, что летало, то, что мы видели давно на поляне?
— Нет, совсем не такие. Они не ходили в железной защите. Те люди не похожи на этих и нас.

Когда солнце опустилось на верхушки деревьев, и ветер говорил о приближении холодной ночи, мы решили продолжить путь, узнать, что есть за рекой.
Шли по дороге мы недолго, совсем скоро она закончилась, упёрлась в узкую, но быструю реку. Прямо за ней стояла высокая стена из брёвен. Очищенные от коры брёвна были заточены и острыми концами смотрели в небо. Из стены торчало большое деревянное колесо. Оно крутилось, но никуда не ехало, вода в реке крутила его. За стеной что-то сильно дымило, с дороги не было видно, что это.
— Стойте! — велел нам грубый голос из-за стены, хотя мы и так стояли. — Кто такие, чего надо?
— Мы путешествуем, — ответил дед. — Хотим отдохнуть и обменять шкуры и одежду за вашей стеной.
— Откуда вы пришли?
— Наш дом за этими горами и лесом. Мы шли очень много дней и хотим отдохнуть. Мы не принесём вред.
— Ждите!
Мы ждали, стоя на крутом каменистом обрыве, которым заканчивалась дорога. Солнце уже село. За стеной горели огни, слышались голоса. Вдруг часть стены стала падать, падать прямо на нас! Мы отскочили в сторону, стена никого не задела. Она стала продолжением дороги, ведущей в деревню.
Это был первый мост, который я видел. В моих родных землях мостов не было, они были не нужны, узкие мелкие речки мы переходили вброд.
Мы прошли за стену. К нам подошёл человек в броне. Кроме той, что мы видели на воинах в лесу, на нём была одежда из железных колец с капюшоном (кольчуга), железная шапка. Это был один из стражей.
— Можете отдыхать сколько хотите, но если на нас нападут, вы должны защищать это место в бою.
— А если мы не станем воевать за вас? — спросил Ратибор.
— Вас казнят как предателей.

Мы прошлись по деревне, осматриваясь. Домов тут было не очень много. Они были длинные, сложенные из брёвен, крыши сложены из тёмных пластин (скорее всего, пластины были из дерева, покрытые толстым слоем специального состава). Окна всех домов были закрыты чем-то, что мы раньше не видели, оно пропускало сквозь себя свет, но не давало видеть, что внутри дома. Но эти дома не так сильно удивляли нас, как большой дом в центре...
Я избавлю вас от своего смутного первобытного восприятия в тот день и расскажу понятно. В центре поселения находилась плавильня, она и была источником дыма и пара. Большая печь из глины и земли круглые сутки кормилась углём и кусками старого железа, что сыпали сверху. Женщины, по десять человек, не переставая раздували большие мехи, стоя по пять друг напротив друга и ногами опуская и поднимая деревянную пластину в полу, связанную с мехами. Расплавленное железо вытекало снизу печи, текло по жёлобу в подставляемые формы и, остыв, становилось железными слитками.
Стражи ходили по мосткам, пристроенным к стене изнутри, смотрели, не идёт ли враг. За спинами тех, что на стене, были простые арбалеты, колчаны с болтами, то есть стрелами для арбалета, расставлены во многих местах. У стражей внизу из оружия был меч или топор на поясе, за спиной — лёгкий деревянный круглый щит, выкрашенный в жёлтый цвет. У стоек с оружием стояли железные щиты, больше и прочнее. Никто из нас никогда не видел ни щитов, ни арбалетов, да и плавильню видел только дед — совсем маленькую, лишь однажды.

Мы продали шкуры и сшитые за зиму тёплые одежды. За всё нам дали восемь десятков медных монет и шесть железных монеток. Мелкие неровные круги из железа или меди с отчеканенным профилем какого-то лысого мужчины — это и были монеты. В гостевом доме, у них он назывался трактиром, спальные места были наверху под самой крышей, и за них нужно было давать монеты. Этого мы не могли понять — платить за место на соломе на потолке (чердаке)?! Пришлось отдать железные монеты.
Спать мы легли с чувством, будто нас обманули, хотя глава стражи прошёл с нами и велел всем торговать честно. Биться за это место мне не хотелось с первой же ночи. Таким было первое впечатление о деревне железных людей.

Утром все мы разошлись по деревне. Дед стал обходить ремесленников, особенно его интересовала кузница. Ратибор и Урумар отправились к плавильне помогать женщинам качать мехи, хотя их цель, конечно, была другой. Тио ушёл с ними, а я не мог, Эйа была рядом. Мы с ней обходили деревню, смотрели, как живут эти люди, знакомились, расспрашивали об этих землях.
Оказалось, что если бы мы прошли пару дней на северо-запад по вершинам гор, то наткнулись бы на железные пещеры, там люди из других земель огнём режут металл, которого там очень много, а люди из этой деревни привозят сюда этот металл плавить (военный командный центр, законсервированный почти сто лет назад. Что это такое и как выглядит, я тогда не представлял), со сменой рабочих по дороге мы могли спуститься и не зимовать в горах. Ещё мы узнали, что на многие дни пути вокруг нет деревень железных людей, только поселения варваров, на которых, как нам сказали, мы очень похожи. Варвары один раз в тридцать дней приходили за железом, иногда нападали на деревню, но железные люди всегда побеждали, они были сильнее, их оружие и броня крепки. Некоторые люди говорили, что если варвары нападут снова, то много стражей пойдут и сожгут несколько поселений варваров, а всех их жителей убьют. Мне удалось выспросить о Живой горе и землях, далёких от этого места. Люди рассказывали разное, некоторые даже говорили о богах, что живут на земле. О Живой горе тут знали не много, а лишь слухи, принесённые путниками, говорили, что те места тёмные и запах железа там уходит.
Помню, что тогда язык людей этих земель мне долго был непривычен, они говорили с другим акцентом (слово «акцент» я тогда не знал), имена некоторых людей казались мне длинными и непонятными, многие слова и названия были мне неведомы и потому я не понимал почти половину того, что слышал.


Мы с Эйа в удивлении смотрели, как жернова мельницы превращают зерно в муку, у нас в Прибойа это делалось вручную. Я тогда решил запомнить это и принести знание в Прибойа быть открывателем в своём доме и пусть все заговорят обо мне и принесённом мной знании, вот только разобраться как и почему мельница работает я и не подумал.
— Эй, Гор! — окликнул меня Тио. Умытый, волосы заплетены во многие косы (дрэды), как вылизанный кот. — Идём в гостевой дом, Ратибор и Урумар ждут.
Он крепко держал за руку полную женщину, явно старше его, но Тио был доволен.
Все мы сидели за столом в трактире. Толстую женщину Тио посадил на колени, с довольной улыбкой принюхивался к запаху её спутанных рыжих волос. Между Урумаром и Ратибором сидела высокая темноволосая женщина, с интересом слушавшая воинов. Дед, насладившийся за день общением, качался на деревянном стуле, обгладывая жареную гусиную ногу.
Дым от свечей плавал в тяжёлом густом воздухе трактира. Смех и хмельные разговоры в тёмных деревянных стенах звучали громко. Музыканты играли бодрую, весёлую музыку. Человек за длинным столом наливал из больших бочек крепкий дурманящий напиток всем, кто попросит, но за это брал монеты. Кружка зелья огня менялась на две медные или на пять железных монет. Вечером в трактире отдыхали все, отдавали почти все монеты, что заработали за день. Так и ходили монеты кругами по деревне, из рук в руки.
— Будь сегодня моей женщиной, — уверенно сказал Тио той, что сидела на его ногах, набрав полные ладони её рыхлой плоти.
— Я не знаю...
Дед постучал костью по деревянной кружке с дурманящим напитком. Тио, не поняв, взглянул на свою кружку, выпил зелье: «Будь». Женщина засмеялась.
— Ты дурак, — бросил дед кость в Тио. — Ты щенок!
— Эй, — окликнул Тио человека у бочек, — принеси красной воды и овощей, я дам тебе монеты!
Люди вокруг смеялись, конечно, так эти люди не говорили. Человек принёс кувшин вина и деревянный круг с овощами, просил у Тио пять медных монет. Дед, хранивший все монеты, заплатил человеку.
— Ты такой интересный, — говорила женщина Тио. — Может быть, сегодня я буду твоей женщиной, — она рассмеялась, взглянув на серьёзное лицо Тио, смех был красивее и тоньше её самой. Её влекли наши странные для этих людей речи и поведение.
— Пойдём на крышу, — с жаром сказал Тио встав, и подняв на руках свою женщину. Он не подал виду, но я, сидя рядом, слышал как в нём что-то хрустнуло.
Он поставил её на пол и, взяв за руку, повёл за собой. Они ушли на спальные места. Стражи в железной броне свистели и хлопали им вслед.


Прошло ещё немного времени, воины стали спорить из-за высокой женщины, которая к тому времени ушла. Их спор прервал грозный звук снаружи, трубили в рог.
— На нас напали? — слышалось из разных углов.
Все выбежали на улицу, стражи брали мечи и топоры у оружейной стойки. В свете факелов на улице собрались все жители. Только женщины в плавильне продолжали работу, печь не должна была остывать, иначе её пришлось бы ломать и строить заново.
На мостках у северной стены стоял железный воин.
— Что вам нужно?!
— Мы пришли за железом! — ответили за стеной.
— Вы брали железо десять дней назад! Хватит вам.
— Не дадите — мы заберём его у вас!
Мимо нас быстро прошагал глава стражи с каким-то невысоким мужчиной.
— Заряжай в пушку гарпун, — велел он, — варвары не получат больше железо, нисколько и никогда. Хватит.
— Мы будем штурмовать ваши стены, — за забором послышался боевой вопль.
На мостках, пригнувшись, уже ждали стражи с арбалетами наготове.
— Штурмуйте, скоты, — ответил говоривший от железных людей и выстрелил в темноту за стеной...

Снаружи в деревню прилетали стрелы врагов. Женщины, дети и старики укрылись в домах. Несколько стражей оберегали женщин в плавильне.
Один из воинов предупредил нас, чтобы мы в бою не ходили к воротам избы с железными слитками и углём, они называли это место главным складом.
От стрел мы укрывались за стенами домов, стражи закрывали себя щитами. Вдруг часть восточной стены завалилась наружу, вражеские воины с помощью больших крюков и верёвок смогли её свалить. Десятки воинов, почти без брони, с боевыми топорами и кирками в руках ворвались в деревню. Стрелы прекратили падать с ночного неба. Стражи на стенах стреляли во врагов из арбалетов. Арбалет сильное оружие, их болты сбивали людей с ног, легко пробивали головы и груди.
Я, Тио и воины бились вместе с остальными против варваров. Несколько раз я чуть было не перепутал врага со своими товарищами, уж очень мы были похожи. Тио умело обращался с веслом, обезоруживал врага, а после убивал. Несколько раз я заметил деда, он скрывался в тени и стрелял из лука.
Всё, что я знал о бое, всё, что показывали воины, — ничего этого я не использовал. Я размахивал топором, рубил налево и направо, однажды смог убить врага одним ударом. Один раз я заметил непонимающие глаза одного из поверженных мной врагов — он не знал, что я против них, он принял меня за своего и не был готов к нападению.
В дыму и слабом свете факелов мужи рубили друг друга. Жёлтые плащи и щиты мелькали повсюду. Кирки варваров разбивали лёгкие щиты в щепки. Полуголые люди в броне из ремней плотных тканей с яростным криком взбирались на мостки, пытались прорваться к складу. Они были ростом ниже железных людей. Почти все были очень молоды, но многие уже имели страшные шрамы и увечья.
Я устал махать топором, устал биться, чужая кровь покрывала моё лицо и руки. К тому времени враг уже понял, что я с железными людьми, и мне пришлось биться дальше. Ратибор и Урумар с боевым азартом бросались вглубь толпы, особенно люто бился Ратибор, он упивался боем. Мы с Тио держались подальше, но и нам врагов хватало. Это был мой первый настоящий бой, против чужих врагов, за чужих людей и металл. Я не Ратибор, я устал и бился из страха быть убитым.

Протрубил рог, глава стражи во всё горло велел отступать. Железные люди стал уходить к стене, не мешали врагам пройти к складу и плавильне. На тот момент я подумал, что железные люди побиты и решили отдать врагу всё, что он хочет. Признаю, мне не было жалко железных людей, я их не знал. Признаю, я думал что бой окончен и радовался тому, я был рад тому, что выжил и не получил серьёзных увечий. Разбитое лицо, несколько порезов и избитое тело — ничто для воина, только украшение, так думал я.
Большой шумной толпой варвары рвались к большим закрытым дверям склада, победно подняв вверх топоры и копья. Ратибор и Урумар заметили, что никто больше не бьётся, и отступили, не стали гнать врага. Вовремя...
Деревянные двери склада распахнулись, в темноте за ними сверкнул огонь, громыхнул гром и вылетела большая стрела, длинная, как Урумар. Пронзив толпу врага насквозь, сбив нескольких воинов с ног, она упала в траву. К хвосту стрелы была привязана толстая верёвка (трос). Не успел враг понять, что произошло, как в плавильне что-то с грохотом упало, и в этот момент наконечник стрелы превратился во много железных палок с длинными шипами (раскрылся, как зонт). Стрела умчалась обратно, собрав оставшихся воинов в свои когти. Не попавшие в ловушку пытались сбежать, но стражи на стенах перестреляли их из арбалетов. Никто не ушёл.
Стражи отправились добивать раненого врага. С каждым глухим ударом стонов и криков вокруг становилось меньше. На тот момент были слабо видны следы боя — силуэты убитых, жёлтые пятна плащей стражей, обломки щитов и копий.
— Тела утром соберём, — послышался с другой стороны деревни голос главы стражи. — Сестрёнки, бегом!
Несколько баб забрали воинов железных людей, которые не могли подняться, таких было немного. Четверо мужиков пошли к упавшей стене, чинить.

Все воины ушли в трактир. Там те, кто не получили серьёзных ран, продолжили веселье. Музыка заиграла громче, пожелания (тосты) стали длиннее и чаще. Человек у бочек налил каждому воину по полной кружке красной воды и не взял за неё монет.
Тио умылся и уволок свою женщину наверх, та визжала и смеялась от радости. Урумар и Ратибор, смывшие с себя кровь врагов, сидели с железными воинами.
Эйа омывала водой и перематывала тканью порезы на моём теле, пока я ел и говорил с дедом. Её холодные руки дрожали от страха, она никогда не видела боя, я же, обманывая её, делал вид совсем спокойный. Её переживания меня не заботили, я был горд, я чувствовал себя крепким воином.
— Железные люди хитрые, — сказал я, отпив красной воды. — У них можно учиться.
— Да, — ответил дед. — Я думал, отдадут железо. Давно я не был в бою.
— Да ты и не бился.
— Я стрелял. На меня напал один в темноте, но я его зарезал.
Он показал каменный нож со следами свежей крови.
— Эй, Гор, Старик, идите сюда! — позвал Ратибор.
— Когда этот мальчишка перестанет звать меня стариком? — стукнул кулаком по столу дед и пошёл.
— Хватит, само заживёт, — сказал я Эйа. — Я пойду и буду говорить с теми мужами. Хочу послушать, как кто дрался. Иди, моя женщина, отдыхай.
— Я буду ждать тебя наверху, воин...

На своё боевое весло Тио нанёс ещё семь зарубок. Он показывал их нам, положив немытое от крови весло на стол.
— Сколько душ забрал ты, Гор? — спросил он.
— Я забрал шесть душ прямо там, но ещё больше ранил, так что они не встретили бы солнца.
— Никому не интересно, сколько ты ранил, — учил Урумар. — Всегда говори число только тех, кого точно убил, и никогда не обманывай в этом воинов за столом. Лучше назвать самое маленькое число из всех, но назвать его честно. Честь, Гор, это то, что никто не может отнять у воина, но то, что очень легко может потерять воин.
— Пьём за честь! — Ратибор начал понимать суть тостов.
Никто не отказался и все выпили. Железные воины сказали, что мы растём и им приятно это видеть, они говорили о новом умении Ратибора, малом умении говорить тост.
— Я убил больше тебя, брат. У меня семь, а у тебя шесть. У меня же больше, Свобода?... да, я знаю, больше. Я хочу оставить эту историю на своём теле в рисунке.
Мы ещё долго сидели вместе со стражами, спорили, кто больше убил сегодня и кто лучше дрался, Ратибор показывал свои шрамы и пил больше всех.
Через время я оставил компанию воинов и пошёл к своей женщине. Я не стеснялся соседства Тио, да и он почти сразу ушёл со своей женщиной вниз. Я снова почувствовал себя счастливым, я — настоящий воин из Прибойа!


В той ночи я не рассмотрел боя, я пытался попасть по смутным силуэтам врагов, скачущим в полумраке, пытался не умереть. После боя разглядеть что-либо тоже не успел.
Я проснулся ранним утром с криками петухов. Действие красной воды стало обратным, вместо веселья я чувствовал грусть и тоску, которую не мог объяснить, жалел о чём-то, сам не зная, о чём, чувствовал себя маленьким и раздавленным. Такое иногда бывало после дурманящих зелий и снадобий.
В щели и дыры в крыше дул холод, было видно — на улице туман. Эйа спала, укрывшись плащом. Я не стал её будить. Накинув свой плащ, я спустился вниз. Старуха собирала с пола в миску кости и объедки, чтобы вынести их свиньям в загоне за трактиром. Свечи за ночь догорели, и теперь кучерявый мальчишка лет десяти собирал не сгоревший воск, чтобы к вечеру сделать из него новые свечи. Я умылся мутной водой из бочки у двери, в ней все умывались и мыли руки, вышел.

Воздух был нечист: холодный туман, густой, как гороховая похлёбка; запах догорающей ткани с жиром в чашах у трактира; запах ран и смерти. В синем предрассветном тумане на чёрной земле то тут, то там виднелись жёлтые пятна плащей и щитов стражи. С каждым шагом из тумана появлялись лежащие на земле тела. Много оружия с пятнами застывшей крови было разбросано по всей деревне. Стрелы, я не знал тогда числа, чтобы сказать, сколько их, торчало из земли, щитов, тел, стен и крыш домов, как ни одна из них не попала в меня?!
Я увидел ребёнка, мальчика лет семи, он поднимал сломанное копьё на железном наконечнике которого висел обрывок чьей-то одежды и... ещё что-то. Мать схватила сына за руку и загнала в дом, говорила ему не смотреть, не брать.
Пригнали две повозки. Чёрные худые лошади стоя дремали, им было всё равно, что произошло этой ночью. Тела врагов сваливали в одну повозку, тела своих воинов клали в другую. Кузнец с помощником собирали оружие, словно хворост в лесу. Я и Урумар помогали грузить в повозку павших железных людей. Тошноту от красной воды делал сильнее вид ужасных рваных ран на телах убитых и запах этих ран. Дед стал помогать кузнецу, он хотел посмотреть позже, как сломанное оружие получит новую жизнь, как это делают железные люди. Ещё он хотел научиться создавать арбалеты.

Когда все тела были в повозках, их повезли за стену, я и Урумар решили пойти следом и увидеть, как здесь воинов провожают к богам.
На поляне недалеко от деревни были сложены дрова для двух костров. Для одного костра были сложены не толстые брёвна и много сухих ветвей (помост с сеном наверху). Для другого костра были свалены кучей полусырые ветки и коряги.
Ветер разогнал туман и трепал жёлтые ткани на длинных палках (флаги), которые держали двое молодых воинов железных людей. Человек с длинными седыми волосами и бородой, в длинных чёрных одеждах напевал какую-то странную песню (читал молитву), стоя у первого не горящего костра, держал в руке зажжённый факел. Допев свою странную скучную песню с непонятными словами, он поднёс огонь к хворосту под брёвнами, и костёр стал быстро забирать дрова и лежащих на них воинов. Человек в чёрных одеждах пошёл к большой куче веток со сваленными на них телами варваров. Он взглядом поругал главу стражи и опять запел песню. Он стоял один и пел, никто из железных людей не подходил, они скорбели по своим. Закончив, человек пересадил огонь с факела на дрова, тому они не нравились, огонь шипел и дымил, ленился гореть.
— Даже огонь их брать не хочет, плюётся, — шутил один из воинов железных людей, ещё хмельной с ночи.
— Железные люди плохо провожают воинов, — негромко сказал Урумар.
— Почему? В Прибойа тоже отдавали умерших огню.
— Да, но мы уважаем всех умерших, человек то или зверь, друг или враг. Посмотри, Гор, для своих воинов железные люди сложили хороший жаркий костёр, в нём и огню нравится гореть, и воины с его жаром быстро улетают к богам. Посмотри, как они отправляют воинов врага. Огонь горит плохо, а тела воинов лежат, как морская трава, которую море выбросило на берег. Так нельзя. Они враги на земле, но после смерти все воины не враги. Они празднуют с богами, все за одним столом, развлекаются все вместе. Смотри, души всех воинов вместе идут к богам.
Два столба дыма сливались в один и уходили в хмурое небо.
— Там нет врагов, — говорил Урумар.
Когда костры почти догорели, а человек в чёрных одеждах стал сгребать длинной палкой в кучу не догоревшие останки и угли, мы вернулись в деревню, куда почти не доходил запах горелой плоти. На земле было много следов инструментов — граблей и лопат, убирали следы боя. Пятна крови были щедро залиты водой, чтобы позже не смердели.
Ратибор и Тио сидели на соломе у загона для свиней, пили из деревянных кружек горячую воду с травами, пересказывали друг другу подробности вчерашнего боя и ночи после него. Дед увлечённо наблюдал за работой кузнеца, снимая и чистя наконечники со сломанных стрел. Я пошёл будить Эйа, рассказывать что видел.


Через три дня, когда мы починили свои одежды и рюкзаки, купили еды, мы решили идти дальше. Стражи говорили нам, что дальше живёт орда варваров.
Холодным ясным утром мы вышли из деревни и продолжили путь. Мы не пошли по дороге, зная, что там на нас могут напасть. Дед решил так: мы обойдём по чащам и невысоким холмам земли железных людей и попадём в земли варваров, скажем им, что мы пришли из-за гор и деревню по пути не встречали. Варвары были похожи на нас, и дед надеялся, что они примут нас, как своих, и мы сможем пройти через их земли.
— Почему мы не остались там ждать тёплых дней? — спросила Эйа.
— Там опасно, — ответил дед. — На них могут опять напасть. Они не наши люди, мы не должны драться за них.
— Свобода, ты испугался битвы? — Тио высоко (надменно) улыбался.
— Старик слишком дряхлый, — ответил Ратибор, за что получил крепкий удар от Урумара, который погрозил и Тио ударить.
— Свобода правильно говорит, — поддержал он, — эти люди не сказали бы даже слово за нас, зачем нам драться за них? Хотите новые шрамы и боль, тогда спрыгните со скалы или деритесь с деревьями голыми кулаками.
— Стареешь, Урумар, хоть и бьёшь крепко, — сказал Ратибор. — Славная жизнь воина, это бои и полная фляга. Только менялы да изгои прячутся в лесах, как пугливые олени. Что ты думаешь, Гор?
— Мне нравится бой, я хочу уметь драться лучше. Ещё я хочу лошадь, пусть она возит всё, что я возьму, а брать я буду много, — я крепко сжал руку Эйа.
Зачем тебе лошадь? Возьми бабу, — продолжал Ратибор. — Она пусть мешки тащит. Жрёт она меньше. Это хорошая мысль, да?
— Одна лошадь тащит груза как десяток крепких баб, — вступил в спор Урумар. — Да и ссоры в отряде из-за баб начнутся.
— Когда баб много, они начинают много себе разрешать, я такое уже видел, — влез Тио. — Десяток крепких баб набьют тебе морду и заставят таскать мешки тебя. Виде-видел такое в деревне Чистый ручей, там мужей мало и женщины стали владеть.
— Не спорьте. Лошадь нужна, её всегда можно продать или в голод можно съесть, — остановил спор Свобода.
На самом деле я хотел быстрого скакуна не для перевозки завоёванного добра, а для того чтобы быстро ездить на нём, привлекая к себе внимание молодых женщин.
Поход и слова Ратибора меняли тогда меня. Той весной я был уже совсем не таким, каким выходил из Прибойа.
— Вы тупы, как овцы, — смеялся дед. — Я умён и могу правильно говорить, поэтому я жив и здоров в свои сорок шесть... не... сорок семь лет. Я иду великий путь, я могу по нему пройти и не сижу, как все старейшины, в старом доме и не грею у огня руки. Каждый воин доживёт до моих больших лет и сможет ходить в большой путь, а? Менялы трусы...

Мы переплыли реку в том месте, где течение было меньше. Холодные горные воды замораживали ноги. Дрожа от холода, мы поднялись на вершину холма, туда, где было больше солнца. Разведя небольшой костерок, мы сели греться и сушить вещи. Солнце уже согревало, трава зеленела между чёрными и серыми стволами деревьев.
— Смотрите, там варвары! — указывала пальцем Эйа на поле за рекой внизу.
— Тушите! — велел дед и стал топтать босыми ногами слабый огонь.
Мы растоптали костёр, залили его водой и, притаившись в траве, стали наблюдать.
Сотни воинов в лёгкой броне из ремней и шкур быстро шли, поднимая над головой топоры и копья. Впереди всех шёл высокий сильный мужчина в юбке из волчьих шкур; на шее его висел тяжёлый железный амулет (ржавый навесной амбарный замок) на железной цепи; в петлях на поясном ремне — два топора. Его длинные чёрные волосы были спутаны, короткая чёрная борода и глаза зверя — вид этого воина будил страх и уважение.
Воины прошли через лес и вышли на поляну у деревни железных людей. Они не подходили близко. С нашего холма было уже плохо видно всё, что там происходило. Перед боем из толпы нападавших в деревню пролетели несколько ярких точек, и в деревне начался пожар. Из-за расстояния и дыма увидеть бой мы не могли.
— Хорошо, что мы успели уйти, — сказал Урумар. — Ты, Свобода, угадал, когда нужно уйти.
— Я знал, — слова деда всех сильно удивили, Тио даже решил, что дед предсказывает будущее. — Я знал и решил продолжить путь. Мне кузнец сказал, что к полудню на деревню нападут. Он — один из тех людей.
— Предатель? — спросила Эйа. — его же могут убить в бою. А дети и женщины?! Свобода, нужно было сказать людям, ты что?!
— Он ушёл ещё до нас. Баб и детей не убьют, их заберут с собой как трофеи. Это не наши люди, мы не должны драться там.
— Почему ты нам не сказал, — спросил я.
— А вы не спрашивали...



ГЛАВА 7
Свободный народ
Ещё два хмурых дня мы медленно шли по серому лесу, вслушиваясь в шорох ветра на верхушках деревьев, всматриваясь в чёрно-серую стену молодого леса вокруг, держались в стороне от дорог. Место для ночлега выбирали скрытное — овраг или густые чащи. Костры разводили небольшие, говорили тихо. Делать так велел дед, он хотел сначала понаблюдать за теми, кого железные люди звали варварами.
Наше наблюдение ничего не дало. За эти два дня мы видели семь деревень: четыре маленькие, как Прибойа; две большие, как Холмовье; одна... я таких никогда не видел...
Мы остановились на ночлег неподалёку от самой большой, на поросшем травами и кустарником холме. Огонь не вызывали. С холма чужая деревня была видна нам: высокие серые дома из каменных плит (несколько полуразрушенных временем панельных пятиэтажек); широкие каменные дороги; деревянные хижины на длинных ногах (сторожевые башни); много огней в чашах. Деревня была огорожена стеной из брёвен, как и деревня железных людей (все деревни в этих землях были огорожены стенами). По всем дорогам этой деревни ходили люди, похожие на нас. Они громко говорили, смеялись, некоторые дрались по-дружески.
— Вот это место мне нравится, — сказал Ратибор и встал. — Идём туда.
— Стой, — велел дед. — Нельзя. Мы не знаем, как они нас примут.
— Так пойдём и узнаем, зачем прятаться тут?
— Свобода, я согласен с Ратибором, — негромко заговорил Урумар. — Если их воины найдут нас здесь, будут задавать много вопросов, или не будут и попытаются убить нас. Давай пойдём в эту деревню сейчас так, как если бы мы были ими.
— Ты, Коготь, становишься умным, я могу просить твоего совета. Идём. Если спросят, деревню железных людей мы не видели.


Мы вышли на хорошо вытоптанную дорогу и стали идти к раскрытым деревянным воротам. Привязанные к перекладине лошади дремали и не обращали на нас внимания. Двое мужей-воинов сидели на земле и говорили друг с другом. По их голосам и разговору было понятно — они пили много красной воды или другого дурманящего зелья.
— Мы пришли с миром, — начал дед, подходя. Мы были готовы в любой момент пойти в бой. — Мы хотим войти в эту деревню. Мы...
— Старик, — не дал договорить один из мужей. — Не ори и проходи. Мне не интересно, зачем вы пришли.
Такой ответ был нам не понятен, дед велел нам стоять и не идти.
— Вы охраняете это место? — спросил он.
— Да. Смотрим на дорогу, чтобы сказать всем, когда враг придёт.
— Вы всех так пропускаете?
Один из них встал, качаясь, взял с земли старый кривой меч: «Ты меня злишь, старый. Ещё одно слово — и я тебя убью, и вас всех тоже убью. Хотите пройти — проходите, нет — уходите».
Мы поторопились пройти, хотя я был готов биться, пьяного воина я смог бы убить и сравнять счёт с Тио.

Мы шли по дороге из камня и песка, обходя кучи лошадиного навоза и лужи грязной воды. Вокруг было много людей, в основном мужчины. Если присмотреться, то были и женщины: одни были похожи на мужей и носили броню, другие женщины скрывались в тени домов.
Один из мужей хотел поднять одежду Эйа и заглянуть под неё, я вступился за свою женщину и ударил его. Это был молодой муж, наверное, моих лет. Оружия у него не было. На нём не было брони, а из одежды — только штаны и ремень с тяжёлой железной пряжкой.
— Не трогай, это моя женщина!
Тот улыбался, скалясь, как зверь, но не нападал.
— Я убью тебя, если не уйдёшь, — я вынул топор, желая драться.
В моих родных землях за такое оскорбление моей женщины я мог убить этого человека, что ведёт себя будто он животное. Никто не вступился бы за него, не взял бы его грязь на себя. Я хотел убить его, хотел скорее числом убитых догнать Тио, будто мы играем в какую-то игру. Битва в деревне железных людей дала мне почувствовать вкус крови, будто я дикий зверь, я узнал свою силу. Хоть сила моя была невелика, в те юные годы я считал себя сильным и хотел, чтобы это знали все. Ещё я не хотел уступать Тио, он никогда не давал уснуть во мне духу соперничества.
Человек засмеялся, огонь от факелов блестел в его глазах. Он выдернул ремень из своих штанов и вынул топор из петли на поясе стоящего рядом воина. Он, будто змея, прошипел: «Нападай, сучонок». Я оттолкнул Эйа с дороги и пошёл в бой.
Звуки ударов друг о друга боевых топоров звонко отдавались в ушах. Собравшаяся вокруг толпа шумела и свистела. Тио громко спросил: «Кто победит?» Одни кричали — Борра, другие — чужой. Люди разошлись в разные стороны, чтобы было ясно, сколько за кого отдаёт голоса. За чужого (меня) было меньше. Мы бились крепко, били не только топорами, но и ногами и свободной рукой. Противник отвлекал меня размашистым ударом топора, который я отражал, чтобы сразу нанести хлёсткий удар ремнём с тяжёлой пряжкой на конце. Моя броня держала удары ржавого топора, но удары всё равно отдавались сильной болью. Борра не слабо тогда побил меня, сорвал с рук защиту, да и вообще чуть не убил. Я смог увернуться от его удара, полоснул топором его ноги. Он упал, и я зарубил его. Вокруг поднялся шум, кто-то ударил меня по спине палкой, и я уже не смог держаться на ногах. Я пытался встать, но люди вокруг стали биться друг с другом, наступая на меня. Что было дальше, сам я не помню...




Весь роман доступен в Интернет-магазинах ЛитРес и Amazon, также в группе в ВК "Остров писателя", в последней значительно дешевле.