Главный свидетель (рассказ)

Здравствуйте, дорогие друзья!
Я редко бываю в последнее время на сайте, на то есть причины, но пишу. Предлагаю к чтению новый рассказ.
Любовь Кононова. «Главный свидетель»

- Дик, да не беги ты, сломя голову, слышишь?
Колёса шикарного внедорожника заменили торопливые шаги ног.
- Вот же чудик!
Лысый мужчина погладил себя по голове, вздохнул разочарованно, огляделся. Он выбежал за школьным другом разгорячённый спиртным и танцами с осмелевшими одноклассницами. Тело дрожало под дорогим белым костюмом от порывистого холодного ветра и поторапливало хозяина вернуться. Школьная дверь захлопнулась громко, сработала тугая пружина, словно поставила точку истории далёкой дружбы.
- Ушёл? Впрочем, как и всегда! Ничего не изменилось.
Полина бросила сигарету в мусорный ящик, что стоял в углу тамбура, и они вместе зашли в фойе школы Полные руки и большая грудь сладко выглядывали из декольте бордового платья, а карие игривые глаза притягивали вседозволенностью.
- Согрей меня, - мужчина приобнял модницу, пытаясь поцеловать.
- Ну,вы вообще, офонарели!
Муж озорницы стоял возле раздевалки, держась за стойку, и грозно наблюдал за прелюдией начальника. Он был старше, но только по возрасту. И, пьяный, не в меру.
Поля порхнула к супругу.
- А в чём, собственно дело?
Лысый прямо по коридору, так, на всякий случай, до классной комнаты, где бывшие «ашники» отмечали встречу. Женщины наводили порядок после весёлого застолья. Мужчины расставляли по местам учебные столы. Два ящика, наполненные пустыми бутылками напомнили об удачных посиделках.
- Вовка, так что, не догнал его? Ну и черт с ним! Дурак!
- Невозможно не согласится с таким научным определением, - школьный «философ» рассмеялся.
- Праздник испортил, это факт! Да, а кто знает, где он работает? – аккуратная невысокая женщина, протерев стёкла специальной салфеткой, надела очки на глаза, вопросительно посмотрела на небольшую компанию.
- Что-то с правительством связано, он не распространяется на этот счёт, - лысый ответил за всех, - я видел его в Белом Доме. Он так же быстро исчез из виду. Министру не понравилось моё любопытство.
Одноклассники, словно, малые дети, каждый на свой лад, передразнивали сбежавшего « его величество»! Эдуард Мстиславович Беспутный, он же Эдик, среди школьных друзей, Дик, - отличник в учёбе и беспощадный в драках, умный и мстительный, с кем связываться себе дороже!
- Ладно, по домам друзья, был рад повидаться, - «Спортсмен» поднял руки, сжимая ладони, - физкульт привет всем! Ольга тебя подвезти?
- Нет, спасибо, Мишутка.

Город погружался в темноту. Дорогу окаймляли фонари вдали, радуя глаза автомобилистов. Мелькали множества ярких вывесок, приглашая к чтению возле очередного светофора. А на душе у Владимира Геннадьевича, как говорят, «кошки скребли». Рядом сидела Ольга, бывшая староста класса и подружка Дика. Она протирала очки, когда нервничала, эта привычка ещё со школы, поэтому он и молчал, наблюдая.
- Как ты думаешь, он будет мне мстить? - вопрос прозвучал шёпотом.
- Я не знаю! Но пощёчину ему залепила правильно!
- Так-то оно так! - её вздох досказал мысль, - я всегда боялась его!
Владимир посмотрел удивлённо на собеседницу.
- Тогда ты умело это скрывала!
- Я любила его, восторгалась, пока …
Она замолчала, опустив голову. Слёзы мешали говорить.
- Это было очень мерзко и жестоко. Школу я закончила в пансионате для душевно больных.
- Оленька, родная, что ты говоришь!
Он хотел обнять, пожалеть подружку юности, но побоялся. Очки и салфетка, атрибуты успокоения для поруганной души вновь были в работе. Невыносимое ощущение забытой любви вспыхнули жарким пламенем в сердце.
- Оленька, родная, прости меня, Курба того!
- Тебя то, за что?
- Я любил тебя, но скрывал, не мог подлость для друга сделать. Какой же, кретин!
Оля помотала головой, улыбка украсила печальные глаза.
- Я тебя прочитала сразу! Не казнись! Мне даже нравилось! Не смотри на меня так!
Если бы не ты, то мне и зацепиться за жизнь не за что бы было, понимаешь?
- Как всё глупо получилось. Твоим именем дочку назвал. Ей, роднуличке, вся моя любовь к тебе досталась.
- Береги своё счастье, Володя, а я теперь и за дочку молиться буду.
Такси подъехало к женскому монастырю. Попутчица перекрестила друга.
- Оставайся с Богом, - и направилась к ограде, где ждала старая монахиня. Недовольный голос слышался за захлопнутой калиткой
- Вот оно как всё получилось! – вздохнул лысый, - кто бы мог подумать!

Чёрный автомобиль мчится в ночи по дорогам улиц города, не соблюдая правил. Патрульные ДПС разочаровано вздохнули, не остановив нарушителя, "себе дороже будет!" Эдуард Мстиславович Беспутный работал на правительство и не отличался забывчивостью к обидчикам. Известный адвокат всегда выигрывал тяжкие дела россиян, попадавших в различные передряги в странах зарубежья, где оставлял для травщиков неизгладимые ощущения недоумения и страха перед сверхчеловеческими способностями судебного гения.
- Пощёчина! Зачем она это сделала? Почему?
Недопонимание поступка Ольги боролось с расправой над ней. Он мог посмеяться, подумаешь взрыв эмоций, в этом вся она!
- Я доберусь до тебя девочка! Теперь не скроешься от меня, как много лет назад, после суда семейка скрылась без извинений и объяснений.
Автомобиль, сделав круг, вернулся к школе. Стая такси наполнялись весёлыми пассажирами и уезжали.
Владимир и Ольга сели вместе.
Тоска потрескивала жаром от воспоминания единственной ночи восторга и наслаждения и требовала повторения.
Звонок телефона прервал мысли.
- Я слушаю.
Противный голос депутата Янковского пытался убедить вернуться к делам.
- Проблемы никогда не кончатся, а жизнь у меня одна, - усмехнулся, - я взял неделю отпуска, потрудитесь без меня, у вас получится, я в этом уверен.
Телефон выключился при нажатии главной кнопки и уютно расположился в бардачке салона.
- Так-то лучше будет. У меня есть свои незаконченные дела.
Такси остановилось у женского монастыря! Ольга скрылась за калиткой.
Такого преследователь не ожидал. Что она там делает? Не понятно.
Чёрный автомобиль преградил проезд таксисту на дороге. Эдуард Мстиславович ждал одноклассника у машины, наблюдая за его неторопливыми действиями. Владимир расплатился с водителем, подошёл к наглому захватчику.
- Чего тебе неймётся?
- Надо поговорить!
- Кому надо? Мне не надо!
- Что ты знаешь о жизни Ольги?
- Её спроси!
- Спросил бы, - усмехнулся, наблюдая за потугами бывшего одноклассника.
Владимир пытался прикурить. Огонёк тух раньше в зажигалке.
- Сволочь ты залётная! Зачем тебе это понадобилось, дикарь неустрашимый! Уезжай в свою Москву. Не наелся её страданиями, мало тебе, чёрт пахотливый!
- А ты не изменился, - улыбнулся адвокат, - тебе- то я что сделал?
Сигарета не хотела зажигаться в трясущихся руках правдолюбца, он скомкал её и бросил на тротуар.
- Ты сделал меня трусом!
И быстро зашагал прочь, как будто спасался от неожиданной встречи с прошлым. Бежевая семёрка остановилась и забрала голосующего ночного пассажира.

Эдуард Мстиславович вернулся в гостиницу. Привычно пробежал глазами по заголовкам газет, сидя в кресле богатого гостиничного номера.
- Ничего интересного.
Сна не было и после душа.
- Да по ней давно монастырь плачет, там ей и место!
Депутат разглядывал себя в зеркале дверцы от шкафа для одежды.
- Красавчик!
«Аполлон» довольный, повертелся перед зеркалом, достал бутылку коньяка из шкафчика.
Горячительный напиток выпил залпом из красивой рюмки.
Ольге не поверили в жестоком изнасиловании, все знали о неразлучной дружбе влюблённых старшеклассников, а Вовка не пришёл в суд, больным сказался.
- Дружба закадычных школьных друзей закончилась наглым враньём подружки пятнадцать лет назад!
Он проговорил предложение вслух, точно пробуя слова на вкус. Но что-то не соглашалось с ним, что-то не давало покоя. Эдуард Мстиславович выпил ещё рюмку, накинул халат на голое тело. Весёлая толстушка приглашала на ужин, почему бы не сделать женщине приятное, разве время это так важно!

Монахиня, посматривала на крестницу, молча стелила пастель на диване возле входа в трапезную. Ольга молилась на коленях перед иконой Богородицы. Одинокий тихий шёпот, среди потрескивания множества свечей перед ликами святых, печалью и состраданием отзывались в добрых глазах старой женщины. Она подошла к любимице, встала на колени рядом, отодвинув лавку у длинного стола.
Солнечные лучи заглянули в открытые окошки, озаряя монашек. Одна, что по моложе, обняла и увела Ольгу из столовой. Остальные остались готовить стол для завтрака большой сестринской семьи.
- Гляжу, не оправилась ещё, бедняжка. Ангела ей Хранителя! - проговорила сестра Аграфена, посмотрев вслед ушедшим.
- Справляется, с Божьей помощью, Аграфенушка, силой духа Господь её не обидел.
- На всё Божья милость!
Перекрестились.
Монахини шумно рассаживались к столу. Молитвы прочитаны, приступили к утрешней трапезе. Ольга не вернулась, даже тогда, когда помытая посуда заняла своё место и лишь одна тарелка с кашей и стакан компота на чистом столе ждали задержавшуюся гостью. Людмила переглянулась с подружкой, сняла фартук и поторопилась в церковь, но и там крестницу не нашла.
- Богородица, дева, радуйся, Господь с тобой, … - зашептала молитву у иконы.
- «Аминь», - услышала знакомый голос и облегчённо вздохнула.
- Ты где была? Мы тебя потеряли!
- Матушка, что-то живот подвело после застолья с одноклассниками, обрыгалась вся, - рассмеялась Ольга, - прости, что напугала, и на исповедь не сходила, стыдно то как!
- И вовсе тебе не стыдно, голубушка, - облегчённо проговорила крёстная, нарочито хмуря брови.
Ольга обняла любимую толстушку.
- Пора мне, самолёт не будет ждать.
Они вышли на улицу.
- Я могу опоздать, не скучай.
- Береги себя для Господа и меня! – перекрестила, - иди с Богом!
Крёстная провожала взглядом хрупкую фигурку. Слёзы стояли в глазах. Купюры трубочкой зажаты в морщинистых руках, милостыня для церкви.
- Хорошая она.
Аграфена бесшумно подошла, обняла подружку за плечи, вдыхая утреннюю свежесть.
- Осень нынче тёплая.
Листья легли на землю жёлтым покрывалом среди полуголых подбелённых деревьев, которые переплелись вверху над очищенной дорожкой, уходящей к монастырским постройкам. Кусты зелёной стеной защищали «бегунью». Розы понуро преклонили красивые головки к ним. Голубое небо притягивало взгляд чистотой голубизны, безграничной свободы и Божьей благодатью.
Подружки медленно шли, присматриваясь к запоздалой гостье, предвестнице зимы. Ветерок трепал чёрную одежду, мешая передвигаться двум пожилым монашкам.
- Ничего не рассказала, а что-то стряслось, я почувствовала.
- Богу рассказала, он её не оставит, - уверенно проговорила проповедница.
- Родители грешат, дети расплачиваются, - слова вырвались исподволь, - Аграфенушка, молись за неё, ты у нас святая!
- Не надо так говорить, сестра, как, Бог даст, так значит и надо, он один знает зачем! Молись за неё!
- Твоя, правда, сестра.

Ольга сидела в маршрутке. Её утомил город. Уродливые думы вернулись и сверлили воспоминаниями до самых потаённых ячеек души. Молитва лишь притупила боль памяти далёкого вечера. Пустые слёзы слизнула с губ. Рука потянулась за таблеткой, а тело уже сползало с кресла. Темнота принесла забытье.
Белый круг света медленно превращался в живое очертание человеческого лица.
- Вы слышите меня, Ольга?
Незнакомый голос сердился и торопил с ответом.
- Я здесь!
Два слова дались нелегко. Комарик ужалил в венку, веки отяжелели
… крёстная улыбалась ей, маленькой девочке, бегущей с распростёртыми руками. Сладость наполнило сердечко! Она смеялась от восторга, пока та кружила её на поляне, усеянной спелой лесной ягодой. Деревья кружились вместе с ней, и небо, и солнце! Но вдруг налетел ветер. Ягоды превратились в кровавые пятна. Всё остановилось. Она стала вырываться из цепких и холодных рук, хохочущего Эдуарда.
- Мама, - как будто это не она кричит, а ей кричат в уши.
Молитва многих голосов заставляет обидчика бежать, словно от разгорячённых пчёл, девочка падает на землю на скорости. Кто-то ласково гладит волосы. Присмотрелась. Мама улыбалась и причёсывала её деревянным гребешком. Крёстная смазывала ушибы отваром, приговаривая.
- До свадьбы заживёт!
- Нет, нет, не уходите, - просила больная, и не понятно было доктору, кого она просила.
- Я посижу ещё, не переживайте.
Оля открыла глаза и благодарно улыбнулась ему.
- Крёстной позвоните, в телефоне есть.
- Очень хорошо, я уже посмотрел, он разряжен. Сестричка по палатам ищет зарядник для старой модели.
- Спасибо!
- А вот и она, вроде как нашла, я оставлю вас с ней.
- Что со мной было?
- Сердечный приступ. Мы поговорим в следующий раз, а сейчас мне надо идти.
Глаза ясные, добрые у полноватого доктора, ровесник, наверное. Теплота в голосе проникла ясным солнышком в сердце, теребя давно забытое чувство веры людям.
Ольга задержала этот приятный образ в мыслях и улыбнулась нахлынувшему облегчению.
- Я положила телефон на тумбочку, заряжается. Если понадоблюсь, нажмите кнопку на стене, только руку протянуть.
- Как зовут доктора?
- Вячеслав Николаевич Стрельник, - гордо проговорила девушка, - лучший доктор на свете!
Сестричка ушла. Ольга взяла в руки маленький аппарат, просмотрела карту вызовов. Крёстная усеяла его звонками волнений и тревоги.
- Ну, Слава Богу, а ответить не пробовала бедной старушке … - ворчунья отчитывала её, как священник непослушную заблудшую овцу.
- Я тебя тоже люблю!
Голос в трубке затих, но только на миг. Счастливые слёзы играли в ручейки на щеках. Голова устало примкнула к подушке.
- Я в больнице.Что значит опять? Здесь такой классный доктор!
Она зевнула, привычно подоткнув под голову ладошку с одеялом. Телефон повис на проводе зарядного устройства.

Доктор посмотрел на монахиню, что он может ей сказать про пациентку, его тревожил этот пристальный, всё понимающий взгляд.
- Много надо? – спросила монахиня, доставая конверт, - а это точно поможет?
- Такие операции делают в Израиле.
Виноватый тон сказал Людмиле многое про доктора.
- Оля хвалила Вас, - сказала она, сама не зная зачем.
Доктор резко поднялся, подошёл к окну.
- На всё воля Божья, не мучь себя, сердечный, - тихо проговорила монахиня уже на выходе из кабинета.

Эдуард подошёл к знакомой двери квартиры, позвонил.
- Чего звонишь, их дома нет, - по ступенькам поднималась пожилая женщина, когда дошла до незнакомца, остановилась, - рано ещё, - проговорила, пристально всматриваясь в лицо соседского гостя, - я тебя где-то видела?
- Здравствуйте тётя Клава, не узнаёте?
- Век бы тебя не знать, ирода! - и громче закричала, - ходят здесь разные сволочи!
Эдуард не дослушал, он сбежал по ступенькам, опомнился в сквере.
- Ну и молодец, бабка, быстро в чувства привела, - усмехнулся, присев на поломанную скамейку.
- Без пузыря не обойтись!
Бородатый мужик, похожий по одежде на бомжа, сказал с достоинством и смотрел пристально на реакцию будущего напарника.
- Я тебя знаю? – спросил дипломат.
- Знаешь! Подумай и вспомнишь.
Манера разговора напомнила, - Пашка, ты что ли? – неуверенно спросил.
Мужик улыбнулся, показывая неухоженные зубы.
- От тебя пузырь, закуска. От меня ответы на вопросы. Лады? В ресторан не приглашай, не пойду я с тобой в ресторан.
- Почему?
- А ты сам подумай, - сказал, как прокурор в суде, - ну так как, Эдуард Мстиславович Беспутный?
Взгляды встретились, как у петухов с разных подворий, но бородачу очень хотелось выпить, а дипломату узнать о жизни Ольги после суда с первых рук.
Бородач начал рассказ после того, как содержимое в третий раз наполнило разовый стаканчик, и он довольный, закусывал, чем "Бог послал".
- Трудно жилось сестрёнке, заболела она. Родители отдали её в психушку. Родители сказали нам с братом, чтобы помалкивали о ней в разговорах. Отцы у нас разные. Её отец был военным, погиб, когда ей лет семь было. Мама вышла второй раз за нашего отца. Крёстная о ней заботилась больше, она в монахини подалась после того случая.
- Что произошло с тобой?
- Примерно, то же самое, что и с сестрёнкой, - усмехнулся бородач, - после института Торговых Отношений я работал в фирме, где отец работал товароведом.
Он замолчал, разглядывая пустую бутылку, затем посмотрел на собутыльника.
- Вроде как пустая? – невинно спросил, - а ты куда пошёл? – встревожился доносчик.
Обиженные нотки рассмешили трезвого Эдуарда. Он узнал больше, чем ожидал, остальное не трудно узнать, если знаешь в каком направлении копать.
- Уймись, - советовал внутренний голос.
Дверца автомобиля прихлопнула пальцы увлёкшегося думами человека, аж, слёзы выступили на глазах от невыносимой боли и скрежет зубов, и тугая повязка, сделанная наспех, мало чем помогли. Он летел, в ближайшую больницу уже не думая ни о чём!
Две монахиня сидели на лавочке в скверике больницы, удивлённо посмотрели вслед бегущему человеку, который прижимал руку, закутанную в полотенце.
- Вот сердечный, - посочувствовали, поднимаясь.
- Аграфенушка, как же я матери-то скажу!
- Как есть, так скажешь. Люд, ты чего?
- Брат любил своих девочек. Я обещала ему присмотреть. Да только поторопилась невестка со вторым замужеством.
- Брата не вернёшь, Людмилочка. На то его выбор воина, погиб, спасая командира.
- Будь они не ладны войны эти! Кому нужны сироты!
- Не богохульствуй, подружка. На всё Божья воля! Пошли уже.
Людмила опустила голову. Слёзы застилали видимость. Она вздрогнула, когда громкий лязг шин автомобиля затормозили рядом и голос смешливый, молодой закричал
- Куда прёте, Божьи создания?
Людмила заплакала навзрыд, с прихлёбами и не было возможности остановить этот горький плач.
- Ты чего, бабуль? – парень подбежал к монахине, - а давай я тебя увезу, куда тебе?
Он говорил, усаживая в машину на переднее сиденье. Аграфена сама открыла заднюю дверцу.
_ Куда везти?
Паренёк ждал. Людмила успокоилась и назвала адрес невестки.
- Ты с работы, сынок? – спросила Аграфена, - машина у тебя хорошая.
- Это папина машина, катаюсь, я недавно с армии вернулся, - довольно ответил водитель и лучезарно улыбнулся, показывая крепкие зубы.
- Где служил? – поддержала разговор монахиня.
- Я остался на сверхсрочную службу, сейчас в отпуске. ВВС, матушка.
Людмила посмотрела на говоруна.
- Как и мой брат!
Печаль в голосе старушки не требовала объяснений. Парень шумно вздохнул.
- Он погиб, когда Олюшке седьмой год пошёл. Тяжело живётся сиротам. Каждый обидеть норовит. Отец-то нашёл бы деньги для операции.
- Как Бог решит, так и будет, - строго проговорила Аграфена
Тишина стала ответом, да нахмуренное лицо водителя, который осторожно вел машину по проулочным ухабам, мимо места помойки, к подъезду обшарпанного многоэтажного дома.

Регистраторша разговаривала по телефону. Эдуард «закипал», но произнесённая фамилия, насторожила.
- Ольга Воронцова, да, да, красивых женщин не портит даже болезнь, умирает, бедняжка, а сама, как ангел, ласковая, приветливая, у нас весь мед. персонал ревёт, а доктор уже переругался с начальством, всех послал, куда, куда, далеко, очень! Я сам, говорит, сделаю операцию, найдите спонсора, сердце! Ой, не могу больше говорить, я что звоню, мы здесь скидываемся, кто сколько может. Монахини принесли внушительную сумму, может ваше отделение что подкинет! Всё!
Женщина посмотрела на мужчину извиняющим взглядом.
- Спасибо, что подождали.
- Вы говорили об Ольге Воронцовой, тридцати двух лет?
- Да, о ней родимой!
Эдуарду стало нехорошо. Он не понимал дальнейших действий с ним, как он оказался в белоснежной комнате с больничными запахами. Медсестра заполняла за столом историю болезни, задавала вопросы. Он отвечал спокойно, обстоятельно. Доктор осматривал ушибленные пальцы, приговаривая.
- Всё не так уж и плохо
- Можно мне к ней? Ольге Воронцовой. Мы одноклассники.
- Она в коме, - сказал доктор, пристально осмотрев пациента заинтересованным взглядом, ей нужно сердце, деньги на операцию … и время успеть!
- Всё будет! Где я могу позвонить?
- Звони! – доктор взволнованно заметался по кабинету.
Глаза сестрички замерли на странном больном со «связями», вскрикнула от радостной новости и выскочила из комнаты.
Эдуард вышел из поликлиники и направился в больницу. Его ждали. Мужчины жали руку, женщины обнимали, плакали. Невозмутимый дипломат даже растерялся от наплыва чувств, подаренных благодарными людьми, которые сидели, стояли рядом с ним, разделяя боль и надежду. Он чувствовал себя не достойным такой чести, но был благодарен толпе за поддержку, а там пусть как будет!
Известие ошеломило всех! Ольга умерла, не приходя в сознание.
Врачи бежали по коридору со странными ящиками, а подбежав к дипломату, остановились.
- Надо же не успели, Эдуард Мстиславович, мы же сразу, как позвонили, сразу, куда их теперь!
- Людям! Кого можно ещё спасти!
Такого удара судьбы никто не ожидает. Как жить со всем этим, кто объяснит? Чем же он обидел свою единственную любовь, что было с ним не так? Душа, словно в адском огне пребывала.

Эдуард дождался, пока последние родственники и знакомые оставили кладбище. Он вышел из машины, взял из багажника венок с надписью «Прости», бутылку коньяка, две рюмки и направился к могилке Ольги. Ветер срывал последние листья с деревьев, располагая их по земле. За спиной зашуршали торопливые шаги. Владимир подошёл, протянул деловую папку Дику.
- Отец сохранил заключение жестокого изнасилования, то, что подменили на суде.
Дипломат углубился в изучение материала. Владимир наблюдал.
- Я просто её всю разорвал? Несовместимость половых…. Вовка, я же ничего не понимал. Я думал, она кричит от удовольствия.
- Твои родители заплатили хорошую сумму на операцию Ольги, - Владимир был шокирован, - Ты не знал!
Эдуард замотал головой.
- Я думал, мне так сказала мама, что суд затеяли, чтобы развести нас на деньги.
Он налил коньяк в рюмки и, не дожидаясь друга выпил. Тяжёлая жизнь любимой прошла перед глазами, собранная по крупицам, мимолётными разговорами и встречами.
Предательство родных людей, тяжкой болью безысходности перешёл в дикий плач, который всколыхнул стаи могильных птиц, и замораживал страхом сердца услыхавших вой страдания, зовущий и просящий. Владимир пытался налить коньяк в рюмку, но бутылка выпала из дрожащих рук. Он закрыл уши, пока не затих жуткий крик.
Красивая женщина смотрела с фотографии, подарив добрую улыбку миру. Букеты цветов и венки с надписями украшали могилку. Эдуард лежал на земле.
- Дик, ты живой?
- Оставь меня, уходи, - глухой голос приказывал, - и не спорь со мной!
- И не думал, - прошептал главный свидетель.
Он окинул прощальным взглядом дорогое лицо на фотографии, Дика, раздавленного правдой. Владимир ушёл, не оглядываясь.
(Любовь Кононова, 2020)