Филимон

В городском зоопарке, в отдельной клетке, со всеми удобствами
защиты от жара и холода, жил медведь по кличке Филимон.
Десять лет верой и правдой трудился в цирке, доставлял радость
зрителям, особенно детям. В антракте с ним можно было
сфотографироваться и даже покормить с руки. Любили дети мишку.
Но годы и нелегкий труд сделали свое. Стал ленив. Плохо
команды понимал. Злился беспричинно. Впрочем, каждый день зверя
в цирке, - повод для злости.
Однажды все злополучные факторы совпали, и решил дрессировщик
проучить медведя. Загнал в тесную клетку, где не повернуться, и стал
электрошокером воспитывать. От одного воспоминания об этом лапы
холодели. Сплошная боль. Сколько раз обделался, пока мучителю не
надоело. Увлекся. Больше с детьми фотографироваться и есть из рук
не доводилось. Стал пуглив. Сломался. Вот и попал в зоопарк.
Долго отходил. Привыкал получать еду не за работу, а присутствие.
Кормили гораздо хуже, не иначе, воровали мясо. Посетители выручали.
Поднимешь лапу, конфетка прилетит. Один сезон, зимой отопление
отключили. Еле выжил. Трясло. Дети жалели, плакали. Жалость чужая
сил придавала. Грела.
А весной, внезапно, заговорил. Еле разборчиво, сквозь легкое рычание.
Словно, накопившееся понимание жизни потребовало выхода наружу.
Первым узнал об этом Михалыч, сторож-смотритель за хищниками.
- Где мя-со, у-род, - донеслись знакомые звуки. Испугался. Решил,
с ума сходит, от пьянства. Никому не сказал, дорожил работой.
- Тварь, вор, - встретил его Филимон на следующий день.
- Прости, Филя, бес попутал, - испуганно зашептал сторож.
Мясо в меню вернулось. Слов с каждым днем становилось больше.
Матерные часто попадались. Михалыч, понемногу, со зверем общаться
стал. Изливал обиды на жизнь. Медведь понимающе кивал, вставляя
слова редко, да метко.
«Хрень. Жуть», а потом «Друг. Доб-ро». Сторож о таких заветных
делах с Филимоном говорил, ни одному человеку бы не открылся.
Медведь к вниманию привык, давно с ним по-человечески не общались.
Однажды, осенью, в сентябре, посетили директора зоопарка
люди из администрации края. От губернатора. Гость заморский приезжает.
Видный и значительный. С самого верха указание пришло, во всем
угождать. Очень любит он охоту и непременно, на медведя. Они там
думают, что здесь медведи чуть ли не по улицам бродят. А в лесах
серьезного зверя давно нет. Белки с бурундуками, ежи с зайцами.
Кому это интересно.
Намекнули, сколько перепадет зоопарку и директору лично за оказание
помощи. Много предложили. Согласился.
Приехали за Филимоном. Михалыч к директору кинулся.
Нельзя, говорит, его туда.
Почему, удивляется директор, старый, еле живой, через пол года сам
помрет.
Тут сторож не сдержался и о способности Филимона проговорился.
Директор испугался и обрадовался одновременно. Сколько же за зверьми
сумасшедший смотрел? Чудо, что вскрылось. В тот же день уволили.
Дрессировщик знакомый в клетку пригласил. Пошел. Попробуй, не
пойди. Закрыли в фургоне, поехали, остановились, открыли.
Лес. Осенний, радостный, сытный. Дрессировщик из клетки вывел
и исчез. Невдалеке показались двое. Зрители. Сейчас выступим.
Встал на задние лапы и угрожающе поднял передние. Номер
«дрессировщик в опасности».
Как не предупреждали гостя, а встреча со зверем вышла неожиданной.
Но бывалый охотник не растерялся. Вскинул к плечу дорогущее ружье,
с золотым курком, и влепил с двадцати метров заряд картечи.
Боль в груди была столь резкой, дикой и внезапной, что Филимон
громко выложил запас всех матерных слов, которые знал. После,
завалился на бок, быстро слабея и угасая. Злости и обиды не было.
Наоборот, из неведомых глубин поднялось чувство гордости за
гибель в сражении за свободу. Пусть это только казалось. Любой зверь в
клетке зоопарка или цирка о таком конце жизни мог лишь мечтать.
С этим и потух свет.
Охотник, в ужасе, бросил ружье и тряс за грудки сопровождающего,
требуя объяснений увиденному и услышанному. Решил, что зверь
ненастоящий, и погиб человек. Никого и ничего не слушая, он немедленно
покинул край и страну. Оружия в руки больше не брал.
Скандал вышел большой. Директор зоопарка ничего не мог
объяснить, пока не вспомнил о странных словах бывшего сторожа
Михалыча. Но тот ушел в глубокий запой, а оттуда, в психиатрическую
лечебницу.
За пол года пребывания там, пока не умер, на окружающих лишь рычал.
От него не слышали ни одного человеческого слова.