Угол падения равен углу отражения

- Может, не надо об этом писать? Это же у тебя всё настолько личное. Зачем об этом "по секрету всему свету"?

- Надо. Закоренелых "всадников" этим не пробить, конечно, но вдруг попадётся хоть один не закоренелый, - Рыжая (буду дальше называть её так - у неё действительно естественный рыжий цвет волос) смотрит на меня немигающим взглядом своих зелёных глаз, от которого веет неприятным холодком - ощущение, как будто на меня наставили двустволку. По жизни, с друзьями, такое с ней случается крайне редко - она очень добродушный человек, а вот те, кто имел с ней дела по работе, наверное, считают, что это её обычный взгляд. Кто она? Профессиональный журналист с большим опытом, умеющий писать острые и злые статьи так, как это умеют делать немногие. Читатели знают немало её псевдонимов, но только догадываются, наверное, по стилю, что это один и тот же человек, а о том, кто она на самом деле, знают очень и очень немногие люди.

Ещё она достаточно известный (тоже под псевдонимами) в родном городе поэт.

Кто такие "всадники"? Она часто называет так одних из тех, на кого у неё появляется холодная "двустволка" глаз, и я хорошо знаю, что это слово запало ей из какого-то советского фильма - название не помнит ни она сама, ни я. В позднем Древнем Риме всадниками называлось одно из привилегированных сословий, которое стояло ниже только сословия сенаторов. В том советском фильме персонаж называл так тех людей, которые ухитряются всегда оставаться "на коне", умеют "ходить по головам", добиваться своих целей любой ценой, в то же время ухитряясь не вызывать на себя гнев тех, кто занимает более высокое положение. Увы, "всадники" существовали и существуют во все времена и во всех народах.

- Да и остальные люди пусть знают о том, что в жизни иногда бывает как в физике, и угол падения действительно иногда равен углу отражения, - взгляд Рыжей становится грустным и уже совсем не похож на стволы ружья. Да, этот взгляд мне знаком очень много лет. Именно таким он был в тот день, когда мы познакомились, а произошло это ещё в прошлом тысячелетии - в 1992 году. Скажу честно, что поначалу мне с очень большим трудом верилось в то, что яркие и острые, порой жёсткие и даже жестокие тексты композиций местной рок-группы написаны этой тихой, скромной, застенчивой, выглядевшей даже какой-то забитой, рыжеволосой девушкой.

- Может, ты тогда сама напишешь? У тебя лучше получится: ты - профессионал, а я просто графоманствую.

- Не получится, - тихо отвечает Рыжая, а на её лице появляется печальная улыбка. - Интересно, сколько я за свою жизнь взяла интервью? Сколько тысяч? Или десятков тысяч?

- Ты это к чему?

- К тому, что никто никогда не брал интервью у меня. Построй свой рассказ, как интервью со мной.

- Рыжая, ты "с дуба рухнула"? Я не умею брать интервью: это же ты - журналистка, а не я, - у меня кажется даже глаза вылезли на лоб от такого предложения.

- Ты не умеешь брать интервью, а я не умею его давать: глядишь, минус на минус и даст плюс, - Рыжая смотрит на меня уже так, что я точно не могу отказаться...

Видавший виды репортёрский диктофон Рыжей оказался на столе (как мне показалось, по крайней мере) даже раньше, чем она услышала моё согласие на взятие у неё интервью - за долгие годы знакомства она научилась чувствовать моё настроение, наверное, лучше, чем я. Отступать было некуда.

- И с чего мне начинать?

- Сначала надо определиться с целями и задачами интервью, - спокойным и деловым тоном ответила она на мой вопрос. - О чём ты собираешься писать? О том, как я докатилась до того, что произошло вчера, не так ли?

Мне оставалось лишь кивнуть в знак согласия.

- В таком случае надо начинать с раннего детства. Ты знаешь обо мне очень много, но сейчас надо забыть обо всём этом. Надо представить, что ты не знаешь обо мне ровным счётом ничего, как не знают те, кто будут читать это интервью. Сейчас ты работаешь не для себя, а для них, - с этими словами Рыжая включила диктофон и пододвинула его поближе ко мне. Мне пришлось начать брать интервью. Первый раз в жизни.

- Расскажи, пожалуйста, о своём раннем детстве.

- О "розовом" детстве... - Рыжая грустно усмехнулась и продолжила:

- У меня оно было розовым в прямом смысле этого слова: родители придерживались, так сказать, канонических взглядов, поэтому меня, как девочку, в раннем детстве везде окружал розовый цвет: в комнате, в одежде, в игрушках. Жили мы далеко не бедно: отец занимал высоко оплачиваемую по советским меркам должность. Нет, он не был членом Политбюро ЦК КПСС, конечно, - Рыжая вновь печально усмехнулась, - не был и в числе первых лиц города, но его должности в финансовом плане могли позавидовать, наверное, процентов девяносто пять советских людей. Мать, естественно, была домохозяйкой и всё своё время посвящала мне, а затем и моей младшей сестре. Что я помню из того времени? То, как она каждый день, кроме выходных, выводила меня гулять во двор, например.

- То есть, в ясли и детский сад ты не ходила? - ответ на этот вопрос был мне известен, но и слова Рыжей о том, что надо представлять себе, что я не знаю о ней ровным счётом ничего, как не знают те, кто будут читать это интервью, не были забыты.

- Нет, конечно! - Рыжая вновь улыбнулась, но на этот раз не грустно, а даже как-то мрачновато, и вдруг спросила:

- Как ты думаешь, почему мать никогда не водила меня во двор в выходные? - мне захотелось возмутиться тем, что интервьюируемая (какое же сложное слово, а как оно легко выскакивает у неё!) вдруг так себя повела: "Ёлки-палки! Кто кому у нас вопросы должен задавать?", но Рыжая сразу же ответила на свой вопрос сама:

- Тогда я считала, что только из-за того, что мы обычно по выходным куда-нибудь ездили всей семьёй: развлечений для детей любого возраста в те годы было, конечно, намного меньше, чем сейчас, но тоже хватало. При наличии у родителей денег, разумеется, - при этом пояснении она вновь мрачновато улыбнулась.

- А почему же тогда? - вопрос вырвался у меня совершенно искренне.

- Потому что по выходным во дворе гуляло много других детей - тех, которые в рабочие дни были в детсадах, а я могла научиться у них чему-то дурному. Да даже из того узкого круга детей, с которым я сталкивалась до школы, мать тщательно подбирала мне компании: "С этим или этой не водись! Он или она - плохой или плохая!" - эти фразу я слышала от неё чуть ли не каждый день!

- И ты не водилась?

- Не водилась. Я же не могла не верить маме. Да, честно говоря, и со мной не особо рвались водиться, потому что она всегда была рядом: возилась ли я в песочнице или каталась по двору на трёхколёсном велосипеде - она никогда не упускала меня из виду, а детские компании, понятное дело, такое в те годы не любили. И так было до самой школы. Лет в пять, наверное, я начала чувствовать свою исключительность: трёхлетние малыши возились в песочнице без присмотра, а я... Нравилась ли мне эта исключительность? Нет! Но что я могла поделать с тем, что мои родители были именно теми, кого я сейчас называю "всадниками"? Ровным счётом ни-че-го! - Рыжая умолкла.

- А в школе? - мой вопрос прозвучал тихо и после достаточно долгой паузы...

- В школе? - переспросила Рыжая и поведала:

- О школьных годах мне вспоминать хочется меньше всего.

- Ну, давай тогда не будем.

- Будем. Если уж решили писать "Исповедь на заданную тему" (автобиографическая книга Б.Н. Ельцина), так будем, - Рыжая вздохнула, собираясь с силами, и даже закрыла глаза:

- Частных или каких-то других элитных школ для детей "всадников" в советские времена, конечно, не было, и подавляющее большинство училось в тех школах, которые были ближе к дому. Моим родителям повезло... хотя, я иногда сомневаюсь в том, что в их жизни вообще бывали случайности... ближайшей к нашему дому была "девятка" - школа не рядовая, а с углубленным изучением английского языка... Ну вот (Рыжая мрачно усмехнулась), я уже и заговорила на "всадническом" языке: так школа называлась официально, а в разговорах - "школа с английским уклоном". Впрочем, английский мне по жизни очень пригодился: я ведь, как журналист, не только "всадников" и их холуёв "к ногтю прижимаю", а и у гостей нашего города иногда интервью беру. Без переводчика. Кроме этого, был у меня полный и весь тогдашний "джентльменский набор", о выборе которого меня никто не спросил: музыкальная школа... хотя, ты-то прекрасно знаешь, что музыкального слуха у меня ноль целых, ноль десятых (Рыжая вновь усмехнулась), но бумкать на фортепиано научилась с горем пополам... и секция художественной гимнастики - очень престижный вид спорта считался тогда и было просто невообразимо, чтобы дочь "всадников" не могла "сесть на шпагат"...

- Трудно было всё это сочетать?

- Самое противное было в том, что мать сопровождала меня везде, - сообщила Рыжая, не став отвечать на мой риторический, пожалуй, вопрос. Затем иронично рассмеялась:

- Можешь себе представить: в те годы семиклассницу мама везде водит за ручку, провожает в школу, встречает из школы, затем в музыкалку, на гимнастику... Везде за ручку... В те времена первоклашки сами в школу и из школы, в кружки и секции и из них домой ходили... Позорище себе такое можешь представить?

- В школе гнобили за такое, наверное? - у меня непроизвольно вырвался вопрос в ответ на вопрос, потому что мне на самом деле было очень трудно представить себе то, о чём говорила Рыжая.

- Да нет... Гнобить не гнобили в общем-то... Наверное, потому что привыкли, да и списать у меня всегда можно было: я же школу с золотой медалью в конце концов окончила, а своих тетрадей ни от кого из одноклассников никогда не прятала... Чужим в обиду не давали, но и не дружили со мной особо... - сказав это, Рыжая вдруг заступилась за своих одноклассников:

- А как со мной было дружить?! Если мать, ну только за партой рядом со мной не сидела! - с этой фразой не согласиться мне было невозможно, поэтому вопрос выскочил спонтанно:

- Бунтовать против этого пробовала?! Ну, например, "Не пойду с тобой за ручку в школу!"

- Нет, не пробовала. Трусила поначалу, а потом уже и привыкла ко всему этому.

- Ремня боялась?

- Ещё как боялась! - Рыжая усмехнулась и добавила:

- Только меня за все дошкольные и школьные годы родители так ни разу и не выпороли.

- ??? - мой растерянный взгляд был пожалуй красноречивее любого вопроса.

- Тебя в детстве ремнём пороли? А в угол ставили? - моими ответами на эти вопросы Рыжей послужили два утвердительных кивка, а она продолжила:

- А меня мать за какие-либо провинности лет с пяти ставила в угол, в который предварительно на вбитый в стену гвоздь вешала ремень - он оказывался перед самым моим носом, сама садилась на диван за моей спиной и начинала рассказывать о том, какая я плохая девочка; о том, что если бы она в детстве себя так плохо вела, то её бы точно выпороли; о том, что она меня жалеет, но рано или поздно я "доиграюсь до порки"...

- "Угроза сильнее исполнения", - вспомнилась мне знаменитая фраза второго Чемпиона Мира по шахматам Эммануила Ласкера. Прозвучала она из моих уст совсем невесело.

- Вот именно... Чем я взрослее становилась, тем это реже случалось, конечно, но росло из меня весьма и весьма трусоватое, бесхарактерное и нерешительное существо... - в тон мне ответила Рыжая.

- Десять лет беспросветной жизни... - констатация факта о школьной жизни Рыжей (тогда было десять классов) вновь вырвалась у меня непроизвольно.

- Один просвет всё же был. Но недолго, - поведала Рыжая. - В третьем классе я начала писать стихи. Просто для себя. Иногда показывала своим одноклассникам или тем, с кем занималась музыкой и гимнастикой, - им нравилось без всякого подхалимажа ко мне, и это меня вдохновляло. До тех пор, пока родители как-то не пронюхали о моих стихах...

- Поставили в угол с ремнём? - моё предположение было, согласитесь, логичным.

- Нет. Устроили сюрприз - пристроили мои стихи в местные газеты. Дважды даже во всесоюзной "Пионерской правде" печатали. Другая на моём месте, наверное, усикалась бы от счастья, но у меня это тогда совершенно никаких эмоций не вызывало. Наверное, догадываешься, почему? Я не считала это своей заслугой. Тогда я и научилась писать одни стихи для родителей, а другие - для себя: общую тетрадь со вторыми прятала на книжной полке за полным собранием сочинений Ленина, которое стояло на самом видном месте, но тома эти никогда оттуда не доставались - мать только снаружи, по "корешкам", с них пыль протирала.

- А после школы? - мой вопрос прозвучал тихо и после большой паузы...

- После школы? После школы я, с моей-то золотой медалью, могла, наверное, без проблем поступить в почти любой ВУЗ, но поступила туда, куда велели родители, - Рыжая грустно улыбнулась. - В Институт марксизма-ленинизма - "кузницу" будущих управленцев и их будущих жён - домохозяек. Нет, в институт мать меня за ручку уже не водила, и там мне было полегче, несмотря на то, что марксизм-ленинизм, да и политика вообще, меня тогда совершенно не интересовали. Там я познакомилась с парнем - однокурсником, резко выделявшимся на фоне будущих "всадников": мало того, что он оказался рок-музыкантом одной из местных рок-групп (шёл уже восемьдесят девятый и рок почти вышел из-под запретов), так ещё и сыном главного редактора одной из газет, в которой несколько раз под моими подлинными именем и фамилией публиковались мои стихи, которые ему очень нравились. Он и предложил мне писать тексты для их группы. О, это был мой новый просвет! Стихи в духе тогдашнего русского рока: резкие, злые, честные! Писала я, конечно, под псевдонимом, но я-то знала, что меня слушают, что мной восхищаются те, кому я всю свою осознанную жизнь втайне завидовала - те, у кого были настоящие детство и юность! Именно меня саму и мной самой, ничего не зная обо мне - о том, какое я на самом деле ничтожество.

В остальном же моя жизнь не изменилась... В девяносто первом родителями мне уже даже был подобран жених. На год старше меня, "из хорошей семьи". Пожениться мы должны были после того, как он "встанет на ноги": то есть, окончит тот же институт, в котором училась я (он учился курсом старше), и его устроят на работу на "тёпленькое местечко", а пока мы были "помолвлены". События девяносто первого мало повлияли на положение моих родителей: отец был подлинным "всадником" и в августе вовремя ушёл на больничный, чтобы никак не выразить своё мнение о происходящих событиях, а затем громкими овациями поддержать победивших, кто бы ими не оказался. Это у него получилось. Получилось это и у родителей моего жениха...

- О том, что ты пишешь для рок-группы, родители и жених не знали?

- Конечно, нет. Об этом вообще знали только я и музыканты группы. Можно ли сказать, что я вела двойную жизнь? Наверное. Только одна из этих жизней была всего лишь крошечным просветом в другой...

- И когда всё изменилось?

- В девяносто втором. Мы с тобой уже немного знакомы были, - Рыжая подмигнула мне и продолжила свои откровения:

- У меня тогда ещё один просвет в моей беспросветной жизни появился. "Небесный канал студии Интерпост" назывался. Помнишь такой? Наш, местный. Включался после завершения работы первого телеканала - он тогда вроде "Останкино" назывался? Вот "Останкино" это не круглосуточно вещало, как сейчас "Первый", а примерно до часа или двух ночи - когда как программу "Взгляд" (была такая замечательная музыкально-информационная молодёжная программа с замечательными ведущими) заканчивали, а затем - "Небесный" до шести утра. Только фильмы и крутили, у них даже телеведущих не было. Ребята просто через спутниковую антенну записывали фильмы с иностранных каналов на кассеты, делали переводы на русский язык и крутили. Всё же тогда для меня, как и для большинства российских зрителей, ещё в новинку было: боевики, ужастики, фантастика, порнуха, - видика дома у нас не было, хоть и вполне могли себе материально позволить. Но, понятное дело, мои "правильные" родители "западную мерзость" смотреть не собирались. По той же причине и о существовании видеосалонов я знала только от немногих "неправильных" однокурсников и однокурсниц, а сама пойти боялась - вдруг родители узнают. Институт марксизма-ленинизма уже по-другому стал называться - Академия государственной службы, но по сути-то мало что изменилось: та же "кузница" будущих управленцев и их жён. Вот я и дорвалась до "Небесного канала": в моей комнате был маленький телевизор, к которому можно было подключить наушники, а родители и сестра (она аж на двенадцать лет младше меня) в это время, понятное дело, "седьмой сон смотрели" и по-моему даже не догадывались о существования ни "Взгляда", ни, тем более, "Небесного канала". Как это Ленин о Декабристах писал? "Страшно далеки они от народа"? Так вот Декабристы, если их сравнить со "всадниками", на самом деле страшно близки к народу были, - Рыжая улыбнулась, но глаза её, хоть и не "сверкали двустволкой", остались серьёзными. - Хроническое недосыпание у меня, конечно, тогда было из-за "Небесного канала", но никто этого почему-то не замечал: может, потому что я и до "Небесного канала" по жизни свои эмоции редко когда показывала.

Рассказанное Рыжей не то чтобы меня очень уж сильно удивило, но мне приходилось изображать то, что я знаю о ней не больше, чем возможные читатели:

- Хочешь сказать, что тебя "Небесный канал" изменил?

- В какой-то степени, - серьёзно ответила она. По крайней мере, если бы я его не смотрела, то вряд ли произошло бы то, что произошло тем летом, когда я успешно перешла уже на четвёртый курс, а мой "жених", соответственно, на пятый - заключительный.

- И что произошло?

- В ту пятницу я засиделась, как говорится, по полной программе: до шести утра, но мать подняла меня в девять, несмотря на каникулы: я должна была идти к "жениху", чтобы сходить с ним в парикмахерскую, - Рыжая откровенно рассмеялась:

- Можно подумать, что он туда без меня не мог сходить, а стригся он - аккуратист, педант и чистюля, - строго раз в месяц! Но надо же ведь всем постоянно демонстрировать, что у него есть невеста, с которой он ходит под ручку, а то, не дай бог, окружающие забудут об этом. Позавтракала я и начала собираться к нему. Улучила момент и сунула в сумочку свою тетрадь. Ту, которую за полным собранием сочинений Ленина прятала. Решила на обратном пути зайти к тому парню, который в рок-группе играл (недалеко было), и показать ему новый текст, не опасаясь вопросов "Где ты была?" со стороны матери.

Пришла я к "жениху", он начал переодеваться "на выход": любителем классических рубашек и галстуков был - удивительно ещё, как только он в деловой костюм не влезал при летней-то жаре; и не знаю, как это получилось - сквозняком потянуло наверное, но дверь в его комнату вдруг открылась, и я увидела его в одних трусах. В первый раз в жизни! Трусы он, разумеется, не какие-нибудь дешёвые "семейные" носил, а такие, что сквозь них чётко обозначался "узелок" спереди. Не такой крупный, конечно, как в кино, которое я ночью смотрела, но всё же.

Что со мной тогда случилось, я даже не успела понять... Хотя, что здесь понимать-то? "Зов природы"! Мне же двадцать первый год шёл уже, а я всё ещё оставалась девственницей: с "женихом" мы только за ручки держались, под ручку ходили и иногда достаточно невинно (по-детски, как я сейчас понимаю, но тогда не понимала, потому что в детстве я с мальчиками не дружила так, как обычно дружат девочки с мальчиками) целовались... В общем, как в кино, я, на ходу сбрасывая с себя одежду, набросилась на него. Он, кажется, даже толком ничего понять не успел, как мы оказались на его аккуратно заправленной кровати... Слышала рассказы о том, что обычно девственности девушке лишаться больно - не знаю, я тогда, видимо, была в таком состоянии, что не ощутила абсолютно никакой боли, когда "натянулась на его пенис"... Увы, потом я тоже почти ничего не успела почувствовать: то ли от неожиданности, то ли от неопытности (сильно подозреваю, что он тоже до этого сексом не занимался), то ли и от того, и от другого вместе взятого, "выстрелил" он в меня очень быстро... Была ли я тогда разочарована тем, что "кина"у нас не получилось? Конечно, была. Но гораздо большее разочарование наступило чуть позже...

- ??? - вопроса в открытую от меня не последовало, но мне действительно не было известно, что же это было за разочарование.

- Представляешь, он чуть пришёл в себя и эдаким жалобным голоском говорит мне:

- Ты только родителям не рассказывай, что у нас с тобой был коитус, - я и слова-то такого не знала: в фильмах это называлось либо сексом, либо трахом - в зависимости от контекста и перевода, а от родителей я вообще никогда ни слова об этом не слышала: если бы я не видела собственными глазами мать с животом, когда она сестрой была беременна, то, наверное, считала бы, что у них с отцом всё как у "добропорядочных людей" - "в СССР секса нет!", поэтому изумилась совершенно искренне:

- Кто был?

- Ну, секс... - промямлил он, произнеся это слово так, как оно пишется - через "е", а не через "э", что вызывало и вызывает до сих пор у меня отвращение. Я даже не стала переспрашивать о том, чьих родителей он имел в виду: моих или его, а сделала какое-то дурацкое лицо, отдала рукой пионерский салют и искренне произнесла:

- Честное пионерское! - да, пионеркой я побывала в детстве, разумеется.

- Спасибо, - пробормотал он, совершенно не оценив моего салюта, и начал приводить в порядок смятую постель.

"Почему он так испугался? Мы же с ним помолвлены ведь! Неужели он так боится родителей? Неужели он тоже выслушивал родительские нотации, стоя в углу с висящим перед носом ремнём? Может, даже чаще, чем я? Неужели мне придётся жить всю жизнь с этим человеком? Неужели я стану такой, как моя мать? Может, даже хуже?" - все эти мысли роились в моей голове, пока я одевалась, чтобы вести за ручку моего "жениха" в парикмахерскую, а он, как назло, обнаружил на простыне кровавое пятнышко, и растерянно смотрел на него, по всей видимости, думая о том, как будет объяснять его своим родителям. В общем, не дождалась я его. Ушла одна. Не в мужскую парикмахерскую, разумеется...

- А куда? - мой вопрос прозвучал, конечно, нелепо. Даже по-дурацки. Но прозвучал. Каким-то странным, как будто не моим, голосом...

- Да поначалу никуда. Лишь бы подальше от него. Пошла в сторону противоположную от парикмахерской, набрела на небольшой сквер, где нашла тенёчек (солнце уже прижаривало прилично - помню, как ни удивительно) и опустила себя на скамейку. Сколько я там просидела, путаясь в собственных мыслях? Не знаю - мобильников в те времена ещё не было даже у "всадников", поэтому звонками меня достать не мог ни "жених", ни родители. Затем вспомнила о том, что после похода в парикмахерскую планировала отнести новый текст (сумочку я, к счастью, у "жениха" не забыла), и отправилась к тому однокурснику, который был рок-музыкантом. Это недалеко было. Ему текст понравился. Впрочем, мои тексты у него, да и у всей группы, почти всегда, что называется, "на ура проходили". Он тогда и сказал, взглянув на часы, что через час они планируют выбраться не репетицию в "Морятник". Он часто меня приглашал на их репетиции - вся группа считала меня, как автора текстов, своим человеком. Но я всегда отказывалась под каким-нибудь надуманным предлогом. Почему? Да, я боялась, что о столь "дурном обществе"... ох, как же был прав Короленко насчёт "дурного общества" всё-таки... узнают родители или "жених". А тут вдруг взяла и согласилась! Почему? Потому что мне откровенно не хотелось идти домой - "жених" ведь мне "честное пионерское" не давал, что не позвонит родителям и не расскажет им о том, что я ушла неизвестно куда, вместо похода в парикмахерскую. Что такое "Морятник"? - Рыжая увлеклась и продолжала говорить так, как будто я не знаю о том, что это такое. - Сейчас многие считают, что это название появилось из-за собиравшихся там толкиенистов! "Квак бы не твак!" (фраза гениального Георгия Милляра из роли Квака - придворной лягушки подводного царя в фильме "Марья-искусница") Его прозвали так ещё в восьмидесятых, когда в СССР о Мории никто и не слышал! Затеяно это строительство было в самом конце семидесятых. Причём, изначально планировалось перевести в это здание Клуб Юных Моряков. Именно оттуда и появилось название! Но получился обычный советский долгострой. "Морятник" и до сих пор недостроенный стоит, и до сравнительно недавнего времени был своеобразной зоной мира у всех неформалов. Там даже антифа и скины друг друга не трогали, а мирно сосуществовали на разных этажах, не говоря уж об остальных. Там в девяностых и нулевых и рок-музыканты репетировали: какое-то помещение снимать дорого, а у кого-то дома - соседи бучу поднимут!

- Без электричества? А как же аппаратура будет работать? - мне вновь пришлось подыграть в роли несведущего читателя.

- О, голь на выдумку хитра, как известно! Один из парней в группе был по профессии автомехаником, за бесценок выкупил в таксопарке списанную маршрутку - "Нысу"... "Газелей" (в смысле автомобилей, а не животных, конечно) тогда ещё "в природе не существовало", и маршрутками были польские "Нысы" и латвийские "Рафы"... Вот только не слушайте сказки о том, что при СССР не было маршрутных такси! Ещё как были! Стоил проезд, правда, заметно дороже, чем в трамвае, троллейбусе или автобусе, - 20 копеек, но зато быстро и останавливаться им можно было не обязательно на остановках, а везде, где не запрещено обычным автомобилям... Так вот, выкупил он эту "Нысу", перебрал её всю - профессионал же, а в задней части установил какой-то генератор на 220 Вольт - "золотые руки" у него не только, как у музыканта, но и как у автослесаря, и как у электрика. Да ещё и места для аппаратуры и музыкантов хватало в салоне. Вот на ней они в "Морятник" и ездили, и аппаратуру к этому генератору подключали...

Мне пришлось кивком выразить удовлетворение ответом, хотя всё это было мне хорошо известно. Но, если уж играть в несведущего читателя, значит - играть!

- В общем, в тот день я в первый раз в жизни видела и слышала рок-группу не по телику, а в живую. Пусть, не концерт, а репетицию, но какую репетицию! Репетицию на мои слова! Ошарашенная таким эффектом, я не стала отказываться и, когда музыканты (за исключением владельца микроавтобуса) в коротких перерывах между работой, прямо там же, "на ходу", выпивали и закусывали. Ну, если учесть то, что алкоголь в тот день я тоже в первый раз в жизни пила, да ещё и то, что у меня было хроническое недосыпание, то, наверное, никто не удивится, если я скажу, что я не помню, как завершилась репетиция...

- Вырубилась? - мой вопрос вновь был очень коротким, и задан был только для поддержания вида интервью...

- Вырубилась, - подтвердила Рыжая и продолжила свою "Исповедь на заданную тему":

- Открыла глаза, не пойму где я нахожусь, голова жутко болит, а во рту, как будто кошки накакали...

- Неужели они тебя в "Морятнике" оставили? - мне пришлось изобразить удивление "неосведомлённого читателя".

- Нет, конечно. Я лежала на какой-то очень старой кровати - такие уже тогда редкостью были. Высокая, с металлической сеткой и металлическими же грядушками - панцирными эти кровати назывались. Не прямо на этой сетке, конечно, лежала, а на старом матрасе и даже на простыне и подушке в наволочке. Встать сил не было, и я, наверное, застонала. Сама я этого не поняла, а вот то, что я проснулась, было замечено, потому что рядом с кроватью, как ниоткуда (так мне показалось) появилась высокая и крепко сложенная девушка в вылинявшей и поэтому казавшейся какой-то бесцветной футболке и трусах. Больше на ней ничего не было. Будешь смеяться, наверное, но я никогда не видела ни мать, ни отца, ни кого-то другого, кроме маленькой сестры, конечно, не одетыми дома, - Рыжая коротко рассмеялась и поведала:

- Отец, так даже к завтраку никогда без галстука не выходил! Ну, вчера, правда, "жениха" в одних трусах, а затем и без оных, узрела, но в тот момент я не была уверена в том, что мне это не приснилось. Скорее даже, наверное, наоборот, была уверена, что такой сон - последствия того, что я смотрела "Небесный канал"! Такова защитная реакция мозга. Даже "отравленного алкоголем"! - Рыжая снова рассмеялась - чуть дольше.

- Ты её узнала?

- Как ни удивительно, но узнала! Вчера я видела и слышала её великолепную гитару и вокал на мои слова. Она была тогда в гораздо более приличной футболке и шортах из грубовато обрезанных джинсов: лето, жара, и репетировали музыканты, конечно, не в сценической одежде, а в том, в чём ходили по улице. Впрочем, я бы никогда до этого не рискнула выйти на улицу в таких... да и вообще ни в каких... шортах и футболке - мои родители, наверное, в обморок упали бы от "такого бесстыдства", - Рыжая снова коротко, но на этот раз и довольно-таки зло, рассмеялась.

- Доброе утро, сеньорита. Едва дотащили тебя вчера сначала до "Нюськи" (так они между собой "Нысу" частенько называли), а потом из неё до моей "берлоги"! - говорит она мне, а я только что-то невразумительное мычу.

- Ууууууууу, тяжёлый случай... Никакой пирамидон Вам не поможет. Следуйте старому мудрому правилу - лечить подобное подобным. Единственно, что вернет Вас к жизни, это две стопки водки с острой и горячей закуской... - Булгакова я, конечно, не читала: он в школьную программу тогда не входил, поэтому только в ужасе промычала:

- Не надо...

- Надо! - берёт она меня и эдак легко поднимает и сажает на кровать (я, конечно, невысокая и не тяжёлая, но всё равно!), затем чуть ли не насильно вливает в меня что-то вонючее (вчера я и не заметила запах водки почему-то!) и скармливает мне горячую сосиску с тарелки. Мне как-то сразу и получше стало. А она в меня вторую рюмку и вторую сосиску. После этого я даже вспомнила, как её зовут, а она и говорит:

- А теперича, это не давеча - пошли в душ! - так же легко поднимает меня и ведёт. Здесь я уже почти настолько пришла в себя, что заметила, что на мне из одежды одни только трусики, взвизгнула от ужаса и руками грудь закрыла, а она так запросто:

- А то я никогда сисек не видела! - я и перестала упираться. В общем, дотащила она меня до душа, стянула с меня трусы... я уже и не сопротивлялась... и под душ... Сама вышла... Не знаю, сколько минут я "отмокала", но в конце концов завернула краны, натянула трусики и вернулась обратно. Мои лифчик и платье она мне подала молча. Я так же молча оделась.

- Ты в порядке? До дома - до хаты дотянешь? Или ещё по "несколько капель" надо? Мне сегодня не на работу, суббота - можно тоже, - девушка показала на стоявшие на тумбочке бутылку, две разнотипные рюмки и тарелку с сосисками... Вот только не верьте тем, кто говорит, что в девяносто втором всё ещё "пустые полки" в магазинах были! Не знаю, как в других городах, а у нас летом уже всё можно было купить - были бы деньги.

Мне оставалось только искренне согласно кивнуть Рыжей, подтверждая её слова, и переспросить:

- Ещё выпили?

- Ну, не сразу... Сначала мне было страшно неудобно за то, что случилось вчера. Неудобно и перед ней, и перед остальными, за то, что им пришлось обращаться со мной, как с чемоданом: грузить и выгружать. Перед ней - ещё и за то, что она меня раздела и уложила в кровать. А уж о том, что я провела ночь вне своего дома, да ещё и у почти незнакомой девушки, мне было даже страшно думать! И вот вам - на-те! Провела-таки! Мне хотелось побыстрее попрощаться и уйти, но мысли о том, что я провела ночь вне своего дома, напомнили мне о том, что родители этим очень недовольны. Это очень мягко говоря. Если о "коитусе" с "женихом" (если, конечно, он был на самом деле, а не во сне, - я всё ещё сомневалась) они могли и не знать - рассказывать об этом было, как я прекрасно понимала, не в его интересах, то того, что я не ночевала дома, они уж точно не заметить никак не могли. Мне сразу же вспомнился угол с висящим на гвозде ремнём и читаемыми из за моей спины нотациями матери, хотя это уже и достаточно давно осталось в прошлом.

- А где ты работаешь? - зачем я задала этот вопрос, не ответив на вопросы музыкантки? Наверное, чтобы просто потянуть время.

- Сегодня - нигде: по субботам я выходной себе делаю; по воскресеньям и праздникам мы с ребятами подрабатываем в кабаке, а остальные пять дней в неделю я работаю на заводе "Сувенир", - охотно ответила она.

- Кем?

- Директором! - спокойно ответила девушка и сама же рассмеялась над своей шуткой:

- Радиомонтажница - я, недавно выучилась прямо там - на рабочем месте - и сдала экзамены, а до этого просто разнорабочей на "Сувенире" была!

Я, конечно, не имела никакого представления о том, что именно делает радиомонтажница, но продукция завода "Сувенир" (сейчас уже давно не существующего) в городе в те годы была очень известна. Возник завод не на ровном месте, конечно, а на основе завода МПИ (металло-пластмассовой игрушки) в конце восьмидесятых, когда коллектив, пользуясь Перестройкой, сначала перешёл на хозрасчёт, а затем и приватизировал завод, и начал выпускать не только обычные игрушки и сувениры, а и внедрять в жизнь самые новые технологии - были там молодые и талантливые инженеры, которые хотели и хорошо зарабатывать, и радовать людей тем, что они делают. И им это удавалось. Одна только их ёлочная верхушка-звезда чего стоила! Лампочка-подсветка в ней включалась автоматически, если в комнате выключали свет, и выключалась при свете. Мало того, к ней можно было подключить и обычную электрогирлянду, которая начинала работать так же! Представляете эффект для конца восьмидесятых: справляют люди новый год, выключают свет, а гирлянда и звезда на ёлке при этом сами включаются?! Были и очень оригинальные радиоприёмники, выглядевшие как совершенно другие предметы. Обычная вроде бы настольная лампа с вмонтированным в неё приёмником, например! Или плюшевая собачка, которой на нос нажмёшь, а от этого приёмник включается, хвост ей покрутишь вниз-вверх - настройка на станции работает! У меня у самой в комнате была прикроватная "Волшебная лампа Аладдина", выполненная в сказочном стиле и включавшаяся и выключавшаяся от прикосновения к ней - очень удобно в темноте, кроме всего прочего, - не надо выключатель на ощупь искать! Стоило всё это недёшево, конечно, но ведь хорошая вещь не может быть дешёвой - с этим не поспоришь! Выпускалось это в сравнительно небольших количествах - покупательная способность у людей в нашей стране никогда высокой не была, а остальная продукция была вполне обычной, массовой и дешёвой. В общем, завод этот в те годы не бедствовал - его позже обанкротили... Таааак, ушла я куда-то далеко-далеко в сторону от "Исповеди"... - улыбнулась Рыжая и продолжила:

- В общем, я тогда растерялась: не знала, что и сказать в ответ рабочему человеку с большим музыкальным талантом. Казалась она мне тогда немного (года на два-три) старше меня, а что я в свои двадцать лет умела? Только неплохие стихи писать. Ну, может быть, даже и не просто неплохие, а хорошие. И всё! Академию госслужбы свою я всерьёз не воспринимала, потому что мне с малолетства было внушено и словами, и примером матери, что дело женщины - не работать, а быть домохозяйкой.

- Ну, так тебе "плеснуть на посошок"? - повторила вопрос девушка.

"На посошок" напомнило мне о том, что рано или поздно всё-таки придётся идти домой.

- Кажется, я всё-таки "доиграюсь до порки"... - подумала я вслух, но совсем тихо, - мне вновь вспомнились много раз слышанные когда-то в углу слова матери, хотя я и не думала всерьёз, что сейчас, в мои двадцать лет, она решит исполнить эти угрозы...



Мой вопрос прозвучал, наверное, так же тихо:

- Она очень удивилась?

- Представь себе, нет! Знаешь, что она ответила? Спокойным таким тоном, - Рыжая сделала "страшное лицо" и поведала:

- Ну, тогда тебе точно несколько лишних капель "анестезии" не повредят, если родичи дома и сразу "разбор полётов" устроят, - с этими словами музыкантка налила рюмки по полной и спросила у меня:

- В первый раз так нахрюкалась? - я только кивнула в ответ и неуверенно взяла рюмку.

- Повезло, что имеешь возможность похмелиться. Я в пятнадцать лет до дома доспотыкалась кое-как вечером, так отец ничего не стал говорить, дал проспаться, а с утра пораньше сразу во двор на скамейку и повёл меня в одних трусах да футболке - как сейчас перед тобой сижу - летом дело было тоже. Только в туалет и дал сходить. Самочувствие, сама теперь представляешь, какое... А там, смотрю, уже и прутья приготовлены... В общем, "похмеляться" мне тогда пришлось лёжа на скамейке на животе и со спущенными трусами и подвёрнутой на спину футболкой...

- На какую скамейку? Какие прутья? - не поняла я.

- Ну, я же не здешняя по рождения, а из маленького городка, который больше на деревню похож, чем на город: почти у всех свои дома. А во дворе скамейка, на которой я в тёплую погоду обычно по заднице и получала. Когда ремнём, а когда и прутьями.

- Он тебя выпорол прутьями на скамейке во дворе? - у меня, кажется, даже глаза на лоб вылезли.

- Ну да, это вам, городским, всё ремень да ремень перепадает, а моя задница и с розгами знакома была.

- Тебя пороли розгами? - я всё ещё не могла поверить в это.

- Ну да, случалось, что и розгами, а что? - меня одну, что ли?

- Да ничего... - я смутилась, опустошила рюмку, закусила сосиской (ох, и вкусными они тогда были - даже мои родители-"всадники" ими не брезговали, - не то, что сейчас: названия приходится запоминать, чтобы не налететь на какую-нибудь полную дрянь!) и, набравшись храбрости, призналась:

- Меня никогда не пороли. Вообще никогда и ничем.

Музыкантка чуть не поперхнулась сосиской (она тоже уже успела выпить):

- Вообще? А почему ты тогда решила, что "доигралась до порки"?

Я присела на кровать и откровенно рассказала ей о своей жизни - сама не знаю, почему почувствовала к ней вдруг такое доверие, какого не чувствовала никогда и ни к кому. Если кто-то посчитает, что из-за алкоголя, то я не буду спорить. Хотя, не вполне соглашусь.

- Нда, тяжёлый случай... - только и смогла проворчать она, оценив воспитательные методы моей матери, после чего спросила:

- Даже по малолетству ладошкой по попке не шлёпали, а только пугали?

Я не помнила и случаев "с ладошкой", в чём и призналась.

- А почему же ты думаешь, что сейчас выпорют? Тебе сколько уже? Четырнадцать? Пятнадцать? Шестнадцать?

Я только сейчас поняла, что она считает меня ещё школьницей - выглядела я тогда действительно заметно младше своего возраста.

- Двадцать. Я на четвёртый курс академии уже перешла, - призналась я, постыдившись (да-да - постыдившись!) назвать ВУЗ, потому что все знали, каких именно "специалисток" он готовит.

- Ё-моё! Мне только восемнадцать в июне стукнуло! - вырвалось у музыкантки, ошалело посмотревшей на меня.

- Молодо выгляжу... - грустно сыронизировала я в ответ.

- И ты всерьёз думаешь, что тебя в двадцать лет будут пороть, как нашкодившую школьницу? Ты же взрослый человек уже!

Ответа на этот вопрос у меня не было: я сама не понимала, почему, но ремень, висящий на гвоздике перед моим носом, под нотации матери продолжал пугать меня.

- Я не думаю... но всё равно боюсь... - призналась я и вдруг проявила наглость, которую никак от себя не ожидала:

- Давай, ещё по рюмке, и я пойду. Мне не так страшно будет...



Мне наконец-то удалось вставить вопрос к интервьюируемой Рыжей:

- И как она отреагировала?

- Как она отреагировала? - переспросила Рыжая. - Посмотрела на меня так внимательно и говорит:

- Мне не жалко, конечно, но чуть позже шандарахнем с тобой ещё по одной, а пока "ты не обижайся, но я тебе один умный вещь скажу", - при этом она довольно-таки неплохо спародировала персонажа Фрунзика Мкртчяна из "Мимино". Я, кажется, даже рот раскрыла: как и за что я могла на неё обижаться - она ведь, практически не зная меня, притащила пьяную к себе домой и привела в порядок - чувствовала я себя гораздо лучше, чем когда проснулась. Я даже не пыталась примерять на себя, смогла бы ли я поступить на её месте так же, даже если бы жила не с родителями и младшей сестрой, а одна.

- Ты не читала книгу про то, как неожиданно подружились два мальчика: один был каким-то господским, а другой из простолюдин? Не помню ни автора, ни названия, ни в какие времена это было: то ли в Великую Смуту, то ли даже раньше когда-то, но господский чуть ли не польским панёнком был и звали его Даниилом, а простонародный Данилой по-простецки называл.

Я в ответ отрицательно помотала головой, а она продолжила:

- Ну, слишком мала я была, когда читала это, - в первом классе, наверное, - истории тогда ещё не проходила, потому и не помню толком... Ты не смотри на меня так: я хоть и "почти деревенская", а читать года в четыре выучилась. Сама по кубикам в детсаду поняла и запомнила как-то случайно, что если арбуз нарисован, то это буква "А", барабан - буква "Б"...

"Ничего себе!" - подумала я, непроизвольно вспомнив, с какими муками мать учила меня читать и писать, когда готовила к школе - мне ведь уже шесть-семь лет тогда было, а затем я школу с золотой медалью закончила - то есть, тупицей себя никак считать не могла, но говорить ничего не стала. А она продолжила:

- Вот был в той книге момент такой - точняком помню: господский мальчишка всё боялся, что его за что-нибудь розгами накажут, а простолюдинский ему и сказал: "Ты так боишься розог, потому что никогда их не получал!" Вот и у тебя та же идея фикс! Моя задница знакома и с ремнём, и с розгами, и разок даже скакалкой получила, и я тебе скажу, что это очень больно, но ничего страшного по сути - меня одну, что ли, в детстве пороли?

- И что же мне делать? - пролепетала я.

- Да ничего тебе не надо делать! Я в первый раз ремня получила в семь лет - летом перед первым классом как раз - точняком помню, заранее поняла, что это наверняка случится - натворили мы "маленькой такой компанией" (фраза из популярной детской песенки из советского мультфильма) кое-что, но почти не боялась. Знаешь, почему?

Мультфильм и песенку я, конечно, помнила, но в ответ на вопрос вновь смогла только отрицательно помотать головой.

- Во-первых, я хорошо знала, что большинство из тех детей, кто постарше меня, да и многих из моих ровесников, пороли - в нашем городке такое было не утаить, и ничего с ними страшного не случалось: да, орали благим матом, но на следующий же день, а то и в этот же, как ни в чём не бывало, гуляли на улице и, ничуть не стесняясь, делились с остальными тем, за что и как им влетело.

- А во-вторых? - тихо спросила я, мгновенно осознав и то, что никогда не слышала "благого мата" наказываемых детей, и то, что ни с кем из одноклассников и одноклассниц никогда не была в настолько дружеских отношениях, чтобы со мной делились таким, хотя и догадывалась иногда, что кого-либо из них за что-либо выпороли.

- А во-вторых... Ты только не обижайся "на умная вещь", потому что если обидишься, ребята и девчата из нашей группы меня "живьём сожрут" за то, что испортила отношения с таким прекрасным автором текстов...

- Да не обижусь я, - искренне ответила я.

- А во-вторых, все мы ремня получали по голому месту, но не на голом месте! - музыкантка невольно улыбнулась собственному каламбуру и продолжила:

- Всех до этого шлёпали по попам ладошкой. Вот так! - с этими словами она оказалась на кровати рядом со мной и так же легко, как поднимала утром, - она заметно выше меня ростом и сильнее физически, опрокинула животом к себе на колени, задрала моё платье и отвесила увесистый шлепок по заднице через трусы.

- Ай! - вырвалось у меня, и я непроизвольно попыталась прикрыть зад рукой.

- Нет, руками не закрываемся. Я только один раз получила по руке ремнём и больше так никогда не делала - гораздо больнее, чем по заду, - удивительно спокойно отреагировала она и совсем уж неожиданно для меня спросила:

- Хорошая у тебя попа, хоть и не поротая, - крепкая. Каким-нибудь спортом занимаешься?

- Гимнастикой занималась, когда в школе училась, - растерянно, но честно пробормотала я.

- Заметно, - так же спокойно ответила она и, держа меня одной рукой, другой шлёпнула ещё. Затем ещё и ещё. Шлепки сыпались один за одним, после каждого из них я айкала и ойкала, чувствовала, что моей попе под трусиками становится всё горячее и горячее, из глаз покатились слёзы, а ноги начали позорно дрыгаться.



- Очень больно было? - вопрос был задан мной чисто для проформы интервью, конечно, потому что мне, в отличие от Рыжей, эта процедура в детстве была хорошо знакома.

- Советский мультик "Маугли" помнишь? - даже не дав мне ответить на риторический вопрос, Рыжая продолжила:

- "Железная лапа"! Вот и мне тогда казалось, что меня медведь шлёпает - рука у неё хоть и рука музыканта, но в то же время рука "почти деревенской" - привыкшей к труду с малолетства - тяжёлая рука. Отшлёпала она меня, как следует, и говорит как-то странно:

- Никогда не думала, что буду шлёпать девушку старше себя, а не только младшего брата, - сказала и осторожно так меня отпускает, не зная, видимо, что от меня теперь ожидать. Что со мной тогда случилось, я опять не поняла, но, как только почувствовала свободу, я поднялась с её коленей и, напрочь забыв о "горящей" заднице и слезах, обняла её и поцеловала в шею, затем в щёку. Она ответила поцелуем тоже, а затем... Затем уже точно получилось "как в кино", в отличии от "коитуса" с "женихом": мы целовались, ласкали друг друга, помогая сбрасывать одежду. Такого блаженства я ещё никогда не ощущала, и оно нарастало до тех пор, пока я не закричала от счастья, за мгновенье до этого услышав её крик... Да, мы "кончили" практически одновременно...



- Она была опытной лесбиянкой? - вырвался вопрос у "интервьюера" - то есть, у меня.

- Да нет, что ты! До этого дня она была "натуралкой" с опытом не на много большим, чем у меня и, придя в себя, обалдело уставилась на меня и спросила:

- Что это было?

- Мы с тобой занимались сексом. Как в кино. Это "лесбийская любовь" называется, - проявила я познания, почерпнутые с "Небесного канала", и испуганно спросила:

- Мы - извращенки? Да?

- Может быть, - пробормотала она в ответ и сразу же уверенно добавила:

- Лично мне плевать на это: я встречалась с парнем, но мне с ним никогда не было так хорошо, как с тобой!

- Мне тоже, - мой голос прозвучал так же уверенно.

Не одеваясь мы выпили ещё по рюмке, закусили и минут через десять-пятнадцать вновь оказались в кровати и наслаждались друг другом...

Время летело незаметно, и я наконец поняла, что уже давно не утро, а дело идёт к вечеру. Уходить из этой жалкой, по моим прежним понятиям, однокомнатной квартирки с плохенькой мебелью в нашу роскошь совсем не хотелось. О чём я ей и сказала. Она в ответ вздохнула:

- Надо...

- Зачем? - переспросила я.

- Затем, что у твоих родичей, наверное, уже полная паника - они наверняка уже милицию (тогда ещё милиция была, а не полиция, конечно) "на уши" подняли, все больницы и морги обзвонили: дочь пропала. Какие бы они ни были, но они всё-таки твои родители, и так поступать с ними нельзя, - спокойно произнесла она.

- Ты меня выгоняешь? - я почувствовала, что у меня потекли слёзы.

- Нет, что ты! Мои двери для тебя открыты всегда, когда я дома! Если тебе дома совсем невтерпёж станет... - она вздохнула, - я знаю, как это бывает... можешь и вообще у меня жить... Хозяйке пофиг будет: я ей плачу за квартиру, да ещё и наливаю частенько, и ладно... Она в соседнем доме живёт: с каким-то мужчиной сошлась - оба бухают изрядно... Только родичи твои всё равно должны знать, что с тобой ничего плохого не случилось...

- Какой хозяйке?

- Думаешь, это моя квартира? Снимаю я её, - и она рассказала мне свою историю, смысла приводить которую здесь нет. Скажу только о том, что её мамы не стало, когда ей не было и пятнадцати, после этого разладились отношения с отцом, и после окончания школы она попросту сбежала из родного городка. Но при этом не забывает время от времени звонить туда и кратко сообщать, что она жива и здорова. В общем, убедила она меня в том, что я должна показаться дома, а там - видно будет.



- И ты вернулась домой? - вставил наконец своё слово "интервьюер" - я, то есть.

- Вернулась. Даже такси поймала (тогда его ещё "ловили" на улице, а не вызывали по телефону) - деньги у меня в сумочке были, и ни она, ни кто-нибудь другой из музыкантов на них не позарился, пока я в отключке была. Перед этим оделась, конечно, - Рыжая коротко рассмеялась. - И пока одевалась, задумчиво спросила:

- А если всё-таки "доигралась до порки"? - спросила, скорее, у самой себя, чем у неё, но она ответила:

- Если даже и "доигралась", то теперь тебе так страшно не будет, потому что: первое - ты уже не только знаешь, что моя задница, как и миллиарды других задниц на Земле, была знакома и с ремнём, и с розгами, и даже со скакалкой, но и собственными глазами видела и собственными руками исследовала мою задницу - ничего с ней от этого не случилось. Один шрамик там обнаружила, наверное? - я молча кивнула. - Не подумай, что это от ремня или от розги - это я в три годика на стеклянную ёлочную игрушку села случайно: родители новогоднюю ёлку наряжали и игрушки на диван положили; второе - твоя собственная задница уже была хорошенько отшлёпана и морально готова к ремню. Всё как у меня в семь лет! - после этого она полушутя рассказала о том, в каких позах её саму наказывали, и дала мне несколько советов, которыми они делились в детстве, - это вновь придало мне уверенности в себе, но заветную тетрадь со стихами я всё же решила оставить у неё: вдруг мне по приходу обыск устроят. На наличие алкоголя, например, - то, что от меня алкоголем пахнет, я прекрасно осознавала.



- И как тебя дома встретили?

- Едва только дверь за собой закрыла, как на меня мать налетела:

- Ты где была?! Мы все здесь уже с ума сходим! Все больницы и морги обзвонили, в милицию сообщили! - если честно, мне даже стыдно стало, но я ответила ей честно:

- Водку пила и девственности лишалась, - под вторым я имела в виду не с "женихом" - "честное пионерское" дала ведь, а то, что было потом. Не знаю, что было бы с матерью, если бы она тогда услышала о том, что девственности я лишалась не с "женихом", и вообще не с мужчиной, - Рыжая мрачно улыбнулась. - Но матери и этого уже было достаточно: увидела, что отец тоже вышел из комнаты, и говорит ему жалобным голосом: "Отец (не знаю, как она называла его в постели, а при нас с сестрой только так, как и он её - "мать", а если у нас бывали гости или хоть кто-нибудь посторонний, включая сантехника или почтальна, они обращались друг к другу только по имени-отчеству), слышишь, что она говорит?" Ну, думаю, что-то сейчас будет, а отец ей в ответ брезгливым таким тоном, как будто сам никогда алкоголя и не пробовал: "Мать, ты не видишь, что она пьяная? Что с ней сейчас разговаривать? Пусть проспится, а утром у нас с ней будет серьёзный разговор!" Сестрёнка нос из её комнаты высунула (ей восемь тогда было) - обрадовалась, наверное, что я вернулась, а мать на неё как прицыкнула, она и обратно спряталась. Ну, я и ушла в свою комнату. Нет, вопреки тому, что сказал отец, пьяной я себя тогда не ощущала, хоть и опохмелились мы по три рюмашки, - он, наверное, просто на запах алкоголя так среагировал. Проспаться мне никакой необходимости не было, и телевизор я в тот вечер не включала, а просто лежала и думала. Обо всём: и о том, что подобранный мне родителями "жених из хорошей семьи" - полное ничтожество, и о том, как хорошо мне было в постели (и не только в постели) с той "почти деревенской" девушкой-музыканткой, и о том, что она рассказывала о себе. Вспомнились и такие её слова: "Я в пятнадцать лет до дома доспотыкалась кое-как вечером, так отец ничего не стал говорить, дал проспаться, а с утра пораньше сразу во двор на скамейку и повёл меня в одних трусах да футболке - как сейчас перед тобой сижу - летом дело было тоже. Только в туалет и дал сходить. Самочувствие, сама теперь представляешь, какое..." Тогда я и подумала о том, что отец "серьёзный разговор" на утро перенёс именно по той же причине. Утешало, что я была почему-то уверена в том, что завтра утром не буду в таком же состоянии, в каком была сегодня утром, и в каком была тогда пятнадцатилетняя музыкантка. С такими мыслями я в конце концов и заснула...



- И как проснулась? - мне наконец удалось ввернуть несколько своих слов в рассказ интервьюируемой.

- Как я проснулась? От слов матери "Вставай, приводи себя в порядок и марш в кабинет к отцу - он тебя уже ждёт!" - комнаты у нас не запирались: ни у меня, ни у сестры, ни у родителей - они не опасались, что я или сестра войдём, когда они сексом занимаются или просто неодетые. Наверное, потому что нам с сестрой и в головы никогда не приходило заходить туда без приглашения, и тем более - без стука. А мать ко мне и сестре врывалась всегда даже без стука. "Ну, вот мой час "Ч" и наступил!" - подумала я и подчинилась: надела лифчик, домашнюю блузу и лёгкие брюки, в которых обычно ходила дома, отправилась в туалет, затем умылась, причесалась (мой отец - не отец музыкантки, который растрёпанную по утру дочь в футболке и трусах к скамейке пороть водил!), а затем отправилась в "кабинет". Да, квартира у нас была четырёхкомнатной, и одна из комнат называлась "кабинетом" отца - бывала я в ней очень редко. Вхожу: отец сидит за канцелярским столом, в костюме, молча показывает мне на стул. Я села. И началось длинное нравоучение на тему, что "девушки из хороший семей так себя не ведут" - я даже мысленно представила себя стоящей в углу и смотрящей на висящий перед носом ремень, пока мать читает мне нотации, но страха уже не было. Честное слово, не было! Молчала я только потому, что действительно считала себя виноватой в том, что заставила родителей и сестру переживать. А затем он и говорит: "Не понимаешь слов, будем внушать по-другому. Снимай с себя всё, что ниже пояса, и ложись на ту скамейку!" И показывает куда-то за мою спину. Я обернулась, а там действительно стоит деревянная скамейка, которую я почему-то не заметила, когда вошла. Скамейка, конечно, не деревенская, как музыкантка мне рассказывала, а из какого-то дорогого дерева, лакированная и с узорами на ножках, - дешёвой вещи в нашей квартире быть не могло. Я тогда даже не подумала о том, откуда она могла взяться - я никогда её раньше не видела, а по ночам магазины в те времена даже для "всадников" не работали. Поворачиваю голову дальше и вижу, что у стены, рядом со стулом, на котором я сижу, стоят две (!) деревянные бадьи, металлические ободья (потом я узнала, что они "обручами" называются, а до этого и бадей-то никогда не видела, кроме как на картинках и в фильмах) на которых чуть ли не позолотой отблёскивают. А в бадьях этих - прутья! Штук двадцать, если не больше, наверное! "Неужели это всё для меня?!" - со страхом подумала я - о том, что прутья могут ломаться во время порки я, конечно, догадывалась, но не в таком же количестве! Услышала язвительное: "Как пьянствовать и жениху изменять, так смелая, а как отвечать за это, так и душа в пятки ушла?!" Ох, какая же меня тогда злость взяла: ладно бы только в пьянстве обвинил или в том, что ночевать не пришла домой, но вот напоминание о "женихе" меня просто взбесило. Я поднялась со стула и молча выполнила распоряжение отца: сняла домашние туфли без каблуков (шлёпанцы или, тем более, хождение босиком дома были не допустимы!), брюки, аккуратно положила их на стул, затем туда же последовали и трусики. Только прикрылась спереди руками после этого - не маленькая всё-таки уже, повернулась, чтобы идти к скамейке, сама думаю только о том, чтобы отец не подумал, что я испугалась, и вижу, что возле скамейки с розгой в руке стоит... "жених"... Я просто оцепенела от такого, а из-за спины голос отца: "Жених твой не меньше нашего из-за твоей пропажи переживал! Вот пусть он тебя и высечет! Чтобы тебе не только больно, но ещё и стыдно перед ним было с голой задницей лежать!" - вот эти слова и вывели меня из ступора. Я чуть не рассмеялась и не сказала о том, что он уже видел (и не только видел) не только мою голую задницу, но и то, что у меня спереди. Пошла к скамейке легко, на ходу вспоминая рассказанные мне "секреты" Рыжей и её друзей детства: "Если на скамейке, то руками в края скамейки надо вцепиться покрепче, чтобы не дёргались зад закрывать; всё тело постараться расслабить - по напряжённым мышцам гораздо больнее; дыхание не задерживать и орать "от всей души". Просто не сдерживаться и орать: во-первых - хоть не на много, но не так больно будет, а во-вторых - родители-то тоже понимают, что если орёт, значит больно, и, может быть, немного меньше попадёт! Просто орать, но не переигрывать, чтобы не посчитали, что делаешь это для того, чтобы поменьше попало!" Набравшись храбрости, я даже окинула "жениха" презрительным взглядом и подумала о том, что вцепиться руками в края скамейки, я вцеплюсь, конечно, расслабиться попытаюсь тоже, а вот насчёт орать - буду терпеть порку без криков, сколько смогу, а "жених" совсем уж неожиданно произнёс голосом моей матери: "Вставай, приводи себя в порядок и марш в кабинет к отцу - он тебя уже ждёт!"



- То есть, тебе это приснилось, что ли? - вырвалась у меня догадка.
- Угу, - подтвердила Рыжая и продолжила:

- Смотрю я спросонья на мать "как некое животное на некие ворота" и ничего понять не могу, а она истолковала, видимо, по-своему и надменно так спрашивает:

- Голова небось болит?

Отвечать я ничего не стала, хоть и подумала о том, что голова-то у меня не болит, а вот задница скоро очень даже может заболеть - всё ещё под впечатлением своего сна была, встаю с кровати, надеваю всё, как положено: лифчик, брючки, блузку, а у самой в голове "Зеркало для героя" промелькнуло... Был такое очень сильный советский фильм конца восьмидесятых годов: идея та же, что и в более, наверное, известном штатовском "Дне сурка" с великолепным Биллом Мюрреем - "охотником за приведениями"... "День сурка" был снят, кстати, позже, но в "Зеркале для героя" персонажи не только застревают в одном дне, чтобы исправить его, но ещё и вместо современности попадают в послевоенное, сталинское ещё, время, да и сам фильм гораздо серьёзнее - Мюррей всё-таки ярко выраженный комедийный актёр...

Интервьюеру (мне, то есть) оставалось только кивнуть в знак полного согласия, а Рыжая продолжила:

- Ну, думаю, что же я не так "в прошлый раз" (во сне, то есть) сделала, что меня раздели, но не высекли? Смешно, наверное, со стороны?

- Да нет, не очень, - а что ещё можно было сказать в ответ?

- Поначалу всё было, как и во сне: "привела в порядок" я себя, явилась в "кабинет", села на стульчик и чуть ли не слово в слово с тем, что было во сне, выслушивала о том, что "девушки из хороших семей себя так не ведут". Я уж даже подумала, что, может... не поверишь, до чего "обнаглела"... мне "огрызнуться" надо, чтобы что-то изменить, но вспомнила о том, что я действительно виновата в том, что заставила родителей и сестру переживать, и вновь промолчала. Чем закончилось? Будешь смеяться, но отец меня, как нашкодившую школьницу, на неделю под домашний арест посадил: в Академию не надо ходить - каникулы, а он, видимо, думал, что серьёзным наказанием для меня будет отсутствие возможности видеться с "женихом", с которым я лишилась девственности. Ну, а с кем же ещё-то? - Рыжая откровенно рассмеялась.

- И ты "отсидела" эту неделю?

- "Отсидела", как миленькая... Но уже не потому, что ремня боялась, а потому, что действительно чувствовала себя виноватой. Чем заняться было: втихомолку пару новых текстов для группы написала, а по ночам так же втихую "Небесным каналом" развлекалась. По "жениху", конечно, не скучала, а вот по той музыкантке... Дело даже не только в сексе... Я впервые в жизни обрела человека, которому могла доверять во всём и на все сто - очень хотелось выговориться ей... - Рыжая умолкла достаточно надолго.

"Не пора ли вопрос подкидывать?!" - подумалось было мне, но она опередила меня:

- Спросишь, что через неделю произошло? Это воскресенье уже было, я сделала вид, что собираюсь на свидание к "жениху", а сама прихватила с собой только паспорт, студенческий билет, и в последнюю минуту перед уходом написала родителям записку о том, что я ухожу совсем, но буду время от времени звонить и сообщать, что жива и здорова. И обещание своё сдерживала - звонила с телефона-автомата, конечно. К кому я ушла, наверное, понятно без объяснений? Вот так вот мы с ней вместе уже двадцать восемь лет - время незаметно летит. Изредка, бывает, ругаемся, конечно, но ненадолго... Максимум - на полчаса... - Рыжая усмехнулась. На этот раз не грустно и не мрачно, а по-настоящему - весело.

- И что? Родители тебя не искали?

- Искали, наверное... Но я из Академии документы быстренько забрала, сначала на работу на тот же завод, где и музыкантка работала, устроилась, потом тот парень-музыкант, у которого отец главным редактором одной из газет был, уговорил его меня журналистом-стажёром взять... Да особо уговаривать-то и не пришлось - отец его с моими стихами, которые печатал когда-то, тоже был знаком... Поднатаскали меня там, и получился из меня неплохой журналист - писала и даже до сих пор пишу только под псевдонимами, конечно, и о том, что сейчас уже с десяток разных имён в разных СМИ это - я, знают только в редакциях... - Рыжая искренне улыбнулась и продолжила:

- Жизнь постепенно наладилась: через несколько лет мы с музыканткой заработали на собственную квартиру - работали "как лошади". Завод наш обанкротили, правда, но она быстро прошла курсы и устроилась водителем троллейбуса плюс неплохие музыкантские заработки были, а у меня - журналистские, а в отпуск "челночили": на Черкизон нашу рыбу и чёрную икру (москвичи до неё охочи!), а оттуда - канцтовары. Затем она вообще только на музыку переключилась - группа достаточно всерьёз по местным меркам "раскрутилась" - заработки стали больше, а времени для другой работы - меньше... Сейчас, вот, с пандемией этой чёртовой, конечно, на мели, оказалась, но на мои журналистские заработки коронавирус, к счастью, не повлиял, так что - держимся... - Рыжая вновь умолкла, но потом сама же добавила:

- Теперь не надо объяснять то, что вчера произошло? То, почему я не испытала совершенно никаких эмоций, когда узнала, что умерла моя мать? Точно так же было и восемь лет назад, когда умер отец. Это ещё что... Знаешь, что мне вчера сестра сказала? "Теперь я наконец-то смогу развестись!" Ей не повезло в жизни встретить такого человека, как музыкантка... неважно, какого пола: мужского или женского... не повезло перестать бояться ремня на гвоздике, и она до сих пор замужем за тем, кого ей подобрали родители...