Октябрь 1941

Было время - место рождения считалось предметом особой гордости... Приятно этак с вызовом
продекламировать: нам целый мир чужбина, Отечество нам Царское Село... А ныне все равно,
где человек родился: в Москве, в деревне Пупово, в Саратове, в поселке Погорелуша... Был бы
лишь, как говаривал Ильич, человек хороший...

Хотел поведать о путешествии в октябре 1941 года из Детского Села в Торопец, ссылаясь только
на рассказы матери - Валентины Алексеевны. Было искушение заглянуть в интернет... И узнал
много интересного на сайте "Царское Село". Война: день за днем, цифры, факты, описания боев,
быта, документы, множество воспоминаний очень разных людей.

Мне еще не исполнилось два года, ничего не вспоминается... И оказался среди них. Прятался в
щель при бомбежках, бежал с мамой в подвал Екатеринского дворца, там больше всего спасалось
жителей города, наш дом недалеко - на другом берегу канавы сразу за оградой парка... И в любой
день жизнь могла круто измениться или исчезнуть совсем...

С первых дней войны начались эвакуации детей с матерями и без. Беспорядочные. В городе было
8 детских домов и 19 садов. С детдомами понятно, а из садиков отвозили на станцию и без ведома
родителей, матери в это время на работе или роют рвы противотанковые... Эшелоны застревали
в пробках, порой приближались к местам боевых действий. И возвращались, пробирались в Пушкин.

А тут новое постановление об эвакуации. Основной маршрут через Ладожское озеро. Тетя Лида с
4 ребятишками - от 2до 11 лет - плыла на барже. Налетели самолеты. В бортах дыры, судно медленно
начало погружаться. Мать обхватила ребятишек, они прильнули к ней... На счастье, до берега было
уже недалеко, как только самолеты повернули, люди с берега бросились спасать тонущих...

Постановлений до 17 сентября, до сдачи города, об эвакуации множество... Легко можно было
сгинуть 17-го. Не знаю почему, но Валентину Алексеевну волна паники не захватила. Через город
катилась техника, бежали красноармейцы. К ним, прихватив самое нелепое, присоединялись
штатские. Пушкин был окружен с трех сторон, для бегства оставался узкий коридор в сторону Шушар,
насквозь простреливаемый. Выжившие рассказывают ужасы - совхозные поля забиты техникой,
усеяны трупами...Видел это и Даниил Гранин.

Хочется остановиться на воспоминаниях Лидии Осиповой. Очень она напоминает блогеров, которые
от пяти звуков "Путин" теряют рассудок... Вероятно, имела отношение к литературе, по крайней мере,
с Ивановым-Разумником любила поговорить о стихах, о писателях, которых не издают.

22 июня 1941 года. Неужели же приближается наше освобождение?.. У всех такое самочувствие...
наконец-то то, чего так долго ждали и не смели надеяться... Мы все, вся Россия страстно желаем
победы врагу. Этот проклятый строй украл у нас все, в том числе и чувство патриотизма.

Свобода приближается. Минск заняли немцы, Псков, бои под Лугой. Свобода у порога, возвещает
о своем приближении - бомбы падают на Пушкин.
Осипова: Последние часы выхода из тюрьмы всегда самые тяжелые.

Подруга рассказывает об антисемитских разговорах в городе. Лида: какой антисемитизм? Есть только
антикоммунизм. Все страдаем от одного.
В Пушкине до войны проживало более 3000 евреев.
Не будь войны, я бы никогда не посмела показать кукиш. Даже в кармане.

Разговоры с Ивановым-Разумником о литературе, акмеизме, серебряном веке... Скольких замечательных
авторов не печатают при большевиках?! Можно теперь говорить обо всем.
Публика места не находит. С одной стороны - радость, скоро немцы придут. С другой - страх...
Звонкие вести освобождения: бомбы падают - окна вылетают, битое стекло.

Подобрали листовки. Немцы предупреждают о бомбардировке вокзала, советуют, что делать
жителям. Впечатления Осиповой: убожество, глупость и подлость. Главное, бездарность. "Морда
просит кирпича. Бей жида-политрука!" У интеллигенции кошмарное впечатление. Неужели ошиблись?
Разумник предположил, что так большевики компрометируют немцев, их работа с листовками.
С облегчением вздохнули.

19 сентября. Выглянули на улицу. Увидели немцев. "Свершилось, ПРИШЛИ немцы... КРАСНЫХ НЕТ!
СВОБОДА!"

23 сентября. Лида беседует с двумя молодыми офицерами - соотечественниками Гете и Шиллера.
Об Евангелие. Офицер безапелляционно заявил: "Мое Евангелие - труды фюрера и фюрер мой Бог!"
У них то же, что и у нас... Идиллия кончилась.
(Но она еще не замечает, что начинается ловля евреев, собирают мужчин трудоспособного возраста,
отправляют в сторону Гатчины, распределяют по лагерям военнопленных. Обьявляются, под угрозой
расстрела,. сборы, эвакуации тех или иных групп населения. На мероприятия приходят не все, их
повторяют, ловят людей на улице. Приказ армейского командования: мирное население не кормить.
В городе создается гражданская администрация)

Осипову назначают квартальноуполномоченной. Следить за порядком в квартале, не пускать людей
в пустые дома. Оплата - суп с горячей водой и горошинкой.

14 октября. Жадны и падки на барахло. Вот тебе и богатая Европа! За меховое пальто 2 буханки и
пачку табаку,.. Мздоимство и взяточничество. Первейшие среди них переводчики... К требованиям
немцев прибавляет свою долю... Сказочные богатства наживают повара.

26 ноября. Продали золотые зубы. Зубопротезный врач, чтобы вынуть, взял один хлеб. Получила
два, пачку маргарина, пачку леденцов и полпачки табаку.
29 ноября. Продавать обручальное кольцо - плохая примета.... Но что делать? За 15 граммов
чистого золота повар предлагает хлеб и полпачки табаку. Лучше помереть, чем потакать такому
мародерству...
Знакомый предлагает обратиться к молодому, только что прибывшему служить повару. Тот,
увидев кольцо, начал высыпать в рюкзак остатки муки, добавил килограмма два сахара, три хлеба
и кусок мяса.

17 декабря. Перевели в баню. Полагается на неделю 1 кг муки, один хлеб, 36 граммов жира,
36 граммов сахара, стакан крупы.

19 декабря. Сильный бой. Придут большевики - отравлюсь.
20 декабря. Разумник не хочет работать на немцев. Уважаю, но последовать не могу. Умрем, а кто
будет работать против большевиков? (Натрудилась с кукишом, спрятанным неизвестно где)

31 января 1942 года. Опрос в кружке. Чтобы выбрали: советский тыл, белый хлеб или настоящее.
Нет, лучше так, как сейчас.

15 февраля. Очарована священником, который сидел при Советской власти. Освободили перед
войной. Из Ленинграда перебрался в Пушкин, к матери. Наговорились о духовных ценностях.
Вот таких нам надо!

28 февраля. Отец Василий разочаровал. Немцы разрешили ему перебраться в Гатчину, дали
машину. До предела нагрузил барахлом. Был предупрежден - больше в Пушкин не являться.
Явился, попросил еще машину, на первой не свез всё. Отказали, убирайся.
Зашел к Осиповым. Жаловался... Наивно рассказывал о трупах вдоль всей дороги до Гатчины,
о полуживых, бредущих мимо... Почему не подвез? Страшно удивился. А мы бы выбросили часть
барахла, чтобы кого-то подвезти. Так бы поступил протестантский или католический священник.
Ушел обиженный...

Несчастные барахольщики... Немцы хапают, отправляют в Германию вещи,которые не всякая
советская хозяйка купила бы в мирное время... И как они одеты? Снимают валенки у прохожих.
Говорят, война, но обмундирование готовили до войны. Покорили Европу... Вся Европа такая?
Скучно становится жить, как подумаешь обо всем этом вплотную.

Болеет тифом.

28 апреля. Молодая крапива. Сытно и очень вкусно... В городе осталось около 2 с половиной
тысяч человек. Остальные вымерли.
1 мая. По случаю Пасхи большевики угостили очень горячей стрельбой.
5 мая. Надоело бояться, надоело голодать, надоело ждать чего-то...
И следы Лидии Осиповой в Хронике исчезают.

Перед войной в Пушкине проживало 56 тысяч человек. 24 января 1944 года город освободили.
По разным оценкам, оставалось от 50 до 250 жителей. Юрий Никулин вспоминает, что в городе
никого не было. На третий день стали появляться из деревень и землянок местные жители...
К маю возвратились 670 человек.
За оккупацию погибли 18368 человек (от бомб - 285, от голода - 9514, расстреляно - 6267,
50 детей, повешено - 1105, умерли после истязаний - 1214). Угнано в рабство 17968. Часть жителей
эвакуировали до 17 сентября 1941 года. многие разбрелись, кто куда.

Мать со мной отправилась из Пушкина 9 октября. Она поверила слухам, что из Вырицы ходят поезда.
Признавалась, что иначе не тронулась бы в дальнюю дорогу. Остались бы, пожалуй, на верную
гибель. И не в ее воле выбор. Порядки суровые. Много запретных зон в самом городе, а тем строже
на выходах из него. В Павловске (в трех километрах) работала барахолка. Пушкинских, если попались
по дороге туда или обратно, расстреливали.

Немцы избавлялись от бесполезного населения, от тех, кто не устроился на службу к немцам, не
входил в категорию военнопленных (мужчины трудоспособного возраста) или евреев. Время от
времени открывался коридор для выхода в Павловск и соседние деревни - побираться, менять вещи
на продукты, подбирать на полях капустные листья... Поблажки ввели для местных немцев, латышей
и эстонцев. Им давали пайку, сходную с ленинградской, блокадной. Позднее предложили выезд
в эти страны. Но с какими-то условиями. Например, Осиповы попытались выехать в Германию, но
им отказали.

В начале октября армейское командование еще раз подтвердило отказ кормить местное население,
предложило открыть 8-10 октября выход в сторону Выры...
Вот в это окно мы и попали. Валентина Алексеевна рассказывала, что я старался идти сам. Возможности
двухлетнего я проверял на своей дочери в зимней одежде на зимней дороге. Три-четыре километра
без проблем...

И морозы ранние, и снег выпал до Покрова. Немцев мать не боялась (до их поражения под Москвой,
потом они, по ее впечатлениям, стали другими). На станциях подходила к ним, просила хлеб. Давали.
Люди в деревнях пускали на ночлег. В Вырице выяснилось, что никаких поездов нет, но можно,мол,
уехать с Сиверской. Пошли туда. Увы... И тогда оторвались от железной дороги, добрались до Выры,
на шоссе к Луге.

Вспоминая Выру, Рождествено, мама всякий раз повторяла, какие там красивые места, река.
дворец на горке... И меня тянуло на них взглянуть... Рождествено, Рождествено... И потом интерес
дополнительный, симпатии к Набокову... В первый раз увидел дворец из кабины грузовика летом
1963 года... Мелькнул, как из сказки, легкий, голубоватый, на вершине, на фоне облаков...
А когда прочитал стихи Набокова, связанные с детством и юностью, то некоторые из них можно
приставить к моему беспамятному путешествию.

Люди попадались хорошие из местных жителей и попутчиков. Пускали ночевать, подкармливали.
Порядочно подвез мужик на возу сена. Положил меня наверху, привязал, чтобы я не скатился.
С Валентиной Алексеевной шли рядом с возом. Время от времени крестьянин волновался:
что-то никакого голоса не подает, что он там? Останавливал лошадь, становился на оглоблю,
заглядывал наверх. Ничего, лежит, глаза открыты, смотрит в небо, молчун...

В одной деревне дали тачку. Можно катить меня и пожитки.

Попутчиком оказался парень из Пскова. Он хотел служить в Красной Армии. Пробирался к линии
фронта. Перейти ее, попасть к своим. На его плечах я преодолел часть пути.

Добрались до станции Дно. Отсюда железные дороги действовали. И народ собирался. На ночлег
пустили в баню хозяева, жившие напротив вокзала. Из ночевавших мать вспоминала беременную
женщину с тремя детьми... И всегда вздыхала: дошли ли, выжили, интересно узнать... Им нужно
было пробираться в Вологодскую область, через линию фронта... Им нужно к Старой Руссе...

Примерно две недели ушло на дорогу до Дно. Отсюда было проще. Провезли и немцы на
дрезине. Немцы играли со мной. Подбрасывали и гоготали: "Сталин киндер! Сталин киндер!"

... У матери опухли ноги, у меня болели уши... 21 января 1942 года из Торопца выгнали немцев.
В марте родилась моя сестра...