Прогулка по вечнозелёному коридору

Прогулка по вечнозелёному коридору
Мирон Мирошник
Статья о творчестве Талбара Шоноева для журнала «Future liberature».
В наши дни растёт интерес к творениям основоположников эумодернизма (эу — от др.-греч. — хороший, благой, добротный).
После всеобщей стагнации в литературе, обвала постмодерна, невнятного карабканья метамодернизма и вялого спуска постметамодерна на самое дно, взрыв «Нового искусства» был более чем предсказуем.
«Новый ренессанс», как называют искусствоведы и культурологи возвращение спроса на качественные артефакты, что обусловило появление авторов их создающих, обязан своему наступлению множеству внешних факторов. Социальные улучшения в обществе, научные достижения, достижения экономические, всё это способствовало пробуждению интеллектуальных потребностей человечества. Выражаясь языком социологов-дюранистов, можно сказать, что на смену ноктюрническому состоянию пришёл активный диурн. Освоение космоса, энергетика, медицина испытали небывалый подъём.
Хорошо это или плохо, судить не нам, а нашим потомкам, которым мы должны оставить лучший мир, но исторический прогресс восстал из пепла «Конца истории». Всё это, разумеется, отразилось и в литературе. Отметим возвращение футурологических мотивов, иными словами, людям снова стало интересно смотреть в будущее.
Обратимся непосредственно к герою нашего очерка.
Талбар Шоноев (монг. Tålbaar Chöno), автор четырёх эумодернистских романов, объединённых в один цикл «Корень бессмертия».
Это первые ласточки, похожие больше на ощипанных куриц, заросшие алюминиевой щетиной седые пьяные пионеры жанра, кондовые и примитивные как брёвна.
«Цитадель утешения» (2030), «Вавилонский Колодец» (2032), «Метагрех» (2033) и финальный роман «Вечнозелёный коридор» (2035). На последнем мы остановимся подробно.
Метафора вечнозелёного коридора (ВК) сводится к вымышленному военному термину. Когда войска окружают город, перед началом боевых действий объявляется, что гражданские лица, а так же военные, сложившие оружие, могут покинуть будущую бойню. (Мы знаем, что реальность гораздо суровей). Это и называется «зелёный коридор». Учитель Шакра (Индра), духовный наставник главного героя романа, говорит ему, что Всевышний оставил людям Путь, идя по которому, они могут покинуть колесо Сансары, перестать страдать, и подняться в миры Бесформенного (Арупалока), и, так же достичь состояния Нирваны.
Несколько слов о стиле произведения:
Mise en abyme, роман в романе, сон во сне; рекурсия, как художественная техника была известна давно, но применить эти термины относительно ВК нельзя из-за подчинённого положения одной из историй относительно главной. Здесь, скорее, два романа, интегрированных друг в друга.
Вкратце говоря, есть два мира: физический, изображённый в стиле псевдоисторической новеллы, и некий надмир, то есть его тонкая составляющая.
Действие первой линии (назовём её физической) происходит на отрезке между 1878-1953-ми годами, и совпадает с годами жизни Иосифа Виссарионовича Сталина, главного антагониста.
В отличие от своих предшественников, высмеивавших сталинизм и даже демонизировавших вождя (возьмите любой постсоветский треш — Сорокин, Пелевин, Масодов, — в трудах которых Иосиф Сталин — кошмарный демон, а СССР — империя ада), Шоноев даёт Джугашвили совсем иной статус. Он выписывает его в виде шамана, прошедшего почти весь путь до совершенства, не добрав самой малости. Именно в результате мистической практики, как уверяет нас в том Шоноев, Сталин и приобрёл полководческие и организаторские способности высокого уровня. Но сначала сверхъестественные. У Шоноева в романе это совпадает с инспирацией вождя духом Вемачитрина — асура, обманутого богами (дэвами) и жаждущего мести. По злой воле асура Джугашвили без разбора уничтожает представителей религиозных конфессий, надеясь тем самым навредить живущим в них богам.
Разберёмся откуда «дует ветер». Из США. Да ладно?
Старший преподаватель Колумбийского колледжа изящной словесности Алекс А. Чейндж (Alex A. Change), член Коммунистической партии США и главный апологет Сталина и его популяризатор, издаёт в 2007 году книгу, названую: «Великий шаман».
Как сталинский биограф доктор Чейндж изрядно дотошен, хотя, по-видимому, его интересуют годы с 1913, когда Джугашвили попал первый раз в ссылку.
Там, по мнению доктора Чейнжа, он вступил в высший союз с женщиной-шаманкой, которая поставила его на путь духовного совершенствования.
Всё время, которое Джугашвили провёл в северных ссылках, доктор Чейндж считает временем его обучения в качестве шамана.
Успехи Сталина в политике, хозяйственной деятельности, строительстве, войне, духовном воспитании населения СССР, доктор Чейндж считает результатом достижений в мистической практике.
Кузнечное дело (которым на самом деле интересовался Сталин), ритаульное убийство, трубка шамана, по Чейнджу — суть мистические атрибуты.
Не будем ругать Шоноева, за то, что не он придумал столь оригинальную трактовку, как говорится: талантливый человек заимствует — гений ворует.
Противоборствующий Сталину-шаману лагерь, это буддийские монахи-цивилизаторы, пытающиеся освободить население Монголии от обскурантистских аминистических верований. Их Шоноев наделяет божественными качествами, через них действуют боги (дэвы), в отличие от сталинистов, инспирированных асурами.
Шаманоборческие мотивы возникают в творчестве Шоноева достаточно рано. Ещё задолго до тетралогии он пишет рассказ «Духи», где молодой ламаистский священник посещает шаманские «места силы» и вмешивается в камлание, так же оскверняет реквизит. «И тогда нога Саяна, обутая в войлочный кутул, продавила протухшую баранью шкуру, натянутую обратной стороной на котёл. Ширетор, испустив страшный крик, бросился к Саяну и получил палкой по голове».
Первый мир, материальный, предоставлен под личиной псевдоисторической новеллы, и повествует о головокружительной карьере лекаря тибетской медицины, родившегося в 1881 году в Улан-Баторе и к 53-ему году оказавшегося в ближайшем окружении Сталина.
Второй мир великолепен и причудлив. На первый взгляд это смесь буддийской космологии с ведическими мифами. Но при более пристальном изучении мы обнаруживаем, что Шоноев пытается вернуть буддизм в его изначальный, индийский вид, когда был жив его создатель, сам Будда, ещё до обретения буддизмом социальных и нравственно-моральных функций. Буддизм Шоноева это не одна из самых многочисленных мировых религий с серьёзной философской базой, с мощным институтом обучения неофитов, со сложной иерархией, а тайная практика.
Основной задачей для ученика, говорит Шоноев, была не праведная жизнь, а духовная практика, в результате которой архат должен был подняться в тонкие миры и встретить там светящееся существо —Дэва, которое и поведёт его ещё выше.
У Шоноева буддийская космология не особенно отличается от ведической. Он объясняет это тем, что мироздание одно, просто описано мистиками различного религиозного воспитания.
В качестве источника взят эпос, где повествуется о битве асуров с богами (дэвами), которые хитростью побеждают первых.
Космический сверхдемон Вемачитрин, жаждущий справедливости, понимает, что в высших сферах его борьба проиграна и переносит её в физический мир. Найдя подходящее тело, способное вынести его, он начинает в нём развиваться.
Растущая кровожадность Вемачитрина заставляет Джугашвили устраивать террор и репрессии, но больше всего асур жаждет уничтожения богов, носителями которых являются буддийские монахи, коллективизируемые в юной МНР.
Шоноев почти документально выписывает акты репрессий, они представлены в виде коротких историй, стилизованных под производственные рассказы, но с мистическим уклоном.
Бодрые НКВД-шники почти без сопротивления пачками вяжут монахов и сажают их в кутузки. Но, подождите, не всё так просто.
В одном из рассказов, действие которого происходит в 1937-ом году, группа задержанных монахов помещается под замок в подвал жилого дома. Через некоторое время оттуда начинают раздаваться страшные крики (будто ревут сто слонов), и, хотя обкраденный доктор Чейндж возразил бы, что сталинисты ничего не боялись, потому что «смотрелись» в Сталина-шамана, а он, если медитировать на него (смотреться в Сталина), может снимать не только страх, но и физическую боль (См. «Анестезия Молодой Гвардии» (Anesthesia for the Young Guard. Аlex A. Change, 2008, D.C), трусливые шоноевские комиссары (видимо, шарлатаны) скрипят кожанками и не решаются спуститься.
Они хватают рабочего с улицы, и велят ему идти в подвал. Крики затихают. Вернувшийся рабочий не похож на прежнего себя. Он выше ростом, осанист, и ведёт себя как большой начальник. Позволим себе привести цитату:
«Его величественный лик, обрамлённый голубым нимбом, заставил лейтенанта Петрова пасть ниц и горько заплакать, поняв, сколько он сотворил миру зла. Ему живо представились казнённые им люди, которых он перед смертью ещё и изощрённо пытал. Женщины, дети; их глаза, стекленевшие после мучительной смерти, горели теперь страшным огнём, Нет. Они пришли не отомстить Петрову, а только лишь затем, чтобы простить его. Осознав это, Петров захотел разбить голову об бетонный пол».
Монахи, управляемые богами (дэвами) с астрального плана, вытворяют поразительные чудеса. С вечера запертые в застенках, они оказываются ночью на свободе, но не убегают, а сидят в позах лотоса. Их не берут пули, но зато они, по просьбе палачей сами совершают тайную практику и разлагают себя на атомы, дабы не подводить под гнев начальства несчастных милиционеров.
Боги проигрывают асурам только физически и астрально, в тонких телах они поднимаются на континенте Джамбудвипа в недосягаемые сферы ждать реабилитации репрессированного монгольского духовенства и возвращения традиционного буддизма.
Вот континент поднимется всё выше и выше, оставляя разбушевавшихся кшатриев-пассионариев биться между собой, тем более что на горизонте событий появляются такие интересные в этом отношении персонажи как Савитара-Гитлер, Пахарада-Муссолини, Сурья-Черчилль, Раху-Рузвельт.
Пока Индра наблюдает сверху за начавшимся пахтаньем Молочного океана, мы простим господина Шоноева за литературное допущение. На деле пахтали океан асуры с одной стороны, и боги с другой, как то описано в Пуранах, но господин Шоноев решил, что сгодится и так. Какая разница?
Итак, асуры пытаются разделить между собой мировые блага, которые выдаёт гора Мандара — волшебная мутовка, обмотанная змеем Васуки. Его за разные концы тянут туда-сюда стяжатели, и в один момент появляется сосуд со столь смертельным ядом, что он может разрушить мироздание (ядерное оружие).
Война закончилась, Савитара и Пахарада пали, Раху почему-то обиделся на Вемачитрина, доселе будучи ему союзником, и обещает последнего залить ядом. В материальном мире начинается гонка вооружений и Холодная война, но в целом, идиллия достигнута.
Однако это ещё не конец. Индра меняет правила игры, и принимает решение устранить Вемачитрина-Сталина, для чего отправляет свою «мясную капсулу» — тибетского медика испортить усатую оболочку, чтобы Вемачитрин не смог спрятаться среди грубых вибраций физической сферы.
Из-за ошибки Индры агент проваливается ниже уровня Земли, и попадает в инфра-животный мир Тирагьёни-лока, где приобретает дурные кармы и непобедимую страсть к агрессии. Оказываясь снова на земле, несчастный попаданец опять «промахивается». Инерция агрессии заносит его в тело маньяка Чикатило. Делать нечего, результат самоубийства непредсказуем, ибо всякий, попавший в мир физический обязан прожить в теле весь срок. Искусственное прерывание может завести дух агента в такие дебри, что даже Индра его оттуда не достанет. Как может, Индра помогает Андрею Романовичу, дарит ему «суганд», аромат, против которого не могут устоять жертвы, и который абсолютно маскирует Чикатило от правоохранительных органов. В 1982 году по земному летоисчислению Индра отвлекается на какие-то свои проблемы, и агента лишают тела. Искупив в страшных адах все не прожитые в теле кармы, а так же ответив за убийство 65 жертв (это очень детально описывает Шоноев), агент на сей раз попадает правильно, и рождается в Монголии в конце ХIХ века.
Многие современные историки любят сакрализировать занятия Сталина, приписывая ему несуществующие интересы и увлечения. Например, Ф. Склянкин говорит, что Сталин был связан с ведической мифологией через Г. Гурджиева.
Шоноев, с присущей его творчеству наивностью, так же пытается убедить читателя, что Сталину всё-таки буддизм нравился, и что при вожде на самом деле состоял тибетский медик, которого опасающийся за своё здоровье тиран выписал из Монгольской Народной Республики. Этот-то медик и был наш агент, который по внутреннему приказу Индры сначала втёрся в доверие, а потом отравил Джугашвили органическим ядом, полностью разложившимся в его теле за три часа.
Что касаемо языка повествования, то он очень разнообразен, и меняется в зависимости от поставленной задачи. В линии «материального мира» он очень напоминает стиль соцреалистических романов, местами опускаясь до советского канцелярита, когда действие перетекает в мир горний, в высшие сферы, язык становится чрезмерно выспренним и сложным, наполненным эпитетами и прилагательными.
Личность протагониста тоже подвергается изменениям. Внутрення божественная работа Индры лишает его человеческой семантики. Ему приходится избыточно объяснять свои же сосбвенные слова, когда объяснять ничего не нужно. Оказываясь среди незнакомых людей, там, где обычный человек за пять минут бы разобрался в ситуации, герой впадает в ступор. Он читает тексты, понимает слова, понимает смысл слов, но не стоящей за ними семиотической глубины.
В 1905 году протагонист поучаствовал в создании вертикальной письменности Вагиндра, разработанной бурятским ламой Агваном Доржиевым на основе старомонгольского письма. Письменность эта на уровне лингвопсихологии должна была изменить мировоззрение монгольского общества, находящегося на тот момент в стадии позднего феодализма. И привить ему так же социалистические идеи, так как монархии приходил конец, и Доржиев не мог этого не знать. Однако эксперимент провалился, зажиточные араты во времена коллективизации были раскулачены.
Родоначальник эумодернизма Талбар Шоноев, проживающий в 20-хх годах нашего столетия в монгольском городе Чойр, отнюдь не знаменит. Его не печатают, о нём никто не знает, и он вынужден пробавляться случайными заработками. Молодой человек не падает духом, и верит в свою счастливую звезду. Верит, что потенциальный читатель, объевшийся до оскомины кислятиной жанров, ассортимент которых чудовищно-огромен и крайне низок в энергетическом отношении, что его можно сравнить, пожалуй, с детритом — трупным дождём — которым питаются подводные существа нижайшей ступени эволюции, обратится к богатой и насыщенной кухне. Что духовный и интеллектуальный голод вернёт на книжные полки серьёзную литературу, с оригинальной архитектурой, с многослойностью, с парадом смыслов, и вытеснит дешёвый палп-фикшн.
В заключение ещё немного о хороших тенденциях в искусстве.
Профессор литературы Мичиганского университета М. Деметриос часто показывает своим студентам нарисованный им график.
Слева появляется уныло и горизонтально ползущая линия романтизма и начинает медленно вздыматься в горку модерна, таща над собой, вероятно, главное своё изобретение в области литературы — поток сознания. Докатывается до определённого места и проваливается почти вертикально в обрыв постмодерна. Ирония, смерть писателя, разрушение и карикатуризм. Читателю предоставляется конструировать из материала повествование самому. Пастиш. Кризис идей. Конец истории. Если последний рассматривать как конец фильма, то постмодерн это уборщица в кинозале, засыпающая мусором уснувшего зрителя, которому кино так и не показали. Если с концом жизни, — группа безумных учёных расчленяют эксгумированный труп и заставляют прохожего при помощи элетрошока шевелить обрубками.
Метамодернизм, мета (с греч. «между, после, через») обобщённость, промежуточность, следование за чем-либо, лавирование между двумя предыдущими состояниями. Взаимоисключающие параграфы. Ироничная серьёзность, серьёзная ироничность. Фанатическое высмеивание фанатичности.
Постирония. Постирония — грубый неологизм, при озвучивании которого в голове возникает страна, созданная для отмывания денег. Сверфизический мыльный поток размывает границы между иронией и искренностью, просвещённостью и наивностью, прагматикой и идеализмом.
Объектно-ориентированная онтология. Отнятие у человека главной роли в нарративе, министерство вещей, которые могут быть связаны между собой миллионом способов помимо человеческого внимания к ним.
Метамодерн ещё более уныло, чем модерн тащится в горку, везя над собой поток коллективного бессознательного. Нет, в пропасть постметамодерна он уже не обрушивается, как его безумный братец — постмодерн, а скатывается, печальные уроки прививают осторожность, и вот… Барабанная дробь…
С загибом назад взлетает прямая эумодернизма!
Питер Витгенштейн, мой товарищ и коллега, закончивший в прошлом технический колледж, постеснялся спросить профессора, что имеется в виду под этими зигзагами. Куда ползёт модерн, обрушивается постмодерн, это что, количество проданных произведений искусства? Как это посчитали?
Но, заметив на графике букву «t», которой была маркирована ось абсцисс, совсем не выдержал и сказал, что на таких изображениях, где абсцисса означает изменение предмета во времени, сам график не может поворачиваться вспять. Время, дескать, необратимо.
Тогда задира-профессор, зачастую эпатирующий публику непристойными выходками или скабрёзными высказываниями, ответил студенту, что, мол, у тех, кто занимается онанизмом — руки волосатые.
Аудитория грохнула смехом, а покрасневший Петя с ужасом разглядывал свои руки, вспоминая, как в плимутской школе, а потом в колледже, над ним смеялись приятели, порицая его чрезмерную скромность и застенчивость в отношении представительниц слабого пола. Эти вещи с той поры почти не претерпели изменений.
Профессор тут же пояснил серьёзневшей на глазах аудитории, что, согласно современным философским доктринам, время в меньшей степени относится к старению и разрушению материи, а так же к росту и развитию автономных органических систем, в большей — к психологическому состоянию, тем более, если речь идёт о психологическом состоянии человечества как потребителя продуктов искусства.