Юна

Как же долго я ждал этот сон. Уже начал забывать, как она выглядела. Сколько лет, как ее не было. Она умерла быстро. Будто собрала вещички, погасила в будке свет и уехала в свой собачий рай. За пару часов до того она положила голову мне в ладони, затем мы вышли погулять. Вернувшись, она поужинала, зашла в будку, уснула. Спустя какое-то время стало ясно, что она не дышит.
Во сне я ее частенько видел еще долгие годы. Потом все реже. Иногда вместо нее могла прийти другая собака, как правило, кто-нибудь из ее предшественников.
На этот раз это была она. Жесткая шерсть, висящие уши, темный, почти черный окрас с симметричными желтыми подпалинами и хвост.
Да – свернутый баранкой на спине. Его купировали на третий день, как она появилась на свет, но, почему-то мне всегда казалось, что хвоста не хватает.
«Юна… ты…» - подумал я.
«Я», - прозвучало у меня в ушах. Она, всего лишь продолжала пристально на меня смотреть. Блеск в черных глазах, которые сверлили меня насквозь, и влажный блик на черной мочке носа.
- Как же я по тебе скучаю, Юна, - и понял, что мой рот также не шевелился. Я не дышал и не нуждался в дыхательных усилиях, чтобы произнести следующее слово.
- Я знаю. И дня не проходит, чтобы ты обо мне не подумал.
- Потому что у меня никогда прежде еще не было такой собаки. О тебе не осталось ничего плохого в воспоминаниях. Только лучшее.
- И ты был лучшим хозяином.
- Откуда ты знаешь? Может, у кого-нибудь еще тебе было бы лучше? До сих пор осознаю, что не все еще знаю о собаках.
- У меня не было шанса это проверить. Ведь ты со мной был от начала и до конца.
- А ты бы хотела?
- Что хотела?
- Проверить?
- Нет.
- Хозяев не выбирают.
- Выбирают. Ты пришел, там были еще девять щенков. У тебя из рук выпали ключи, это было громко, но я подумала и подошла обнюхать распластавшуюся веером на полу связку.
- О чем ты подумала?
- О том, что давно тебя жду.
- И я поднял тебя на руки вместе с ключами.
- Да. Ты посадил меня в сумку, отсчитал деньги, и мы поехали на мотоцикле. Я в первые в жизни ехала на мотоцикле.
- Ты любила мотоцикл.
- Да. Ты все время брал меня с собой на работу и на чай в гости к друзьям.
- Чтобы ты не скучала одна дома.
- Пока я была щенком, ты возил меня в сумке.
- Эта сумка долго была твоей комнатой. Ты в ней спала, ездила в ней со мной повсюду.
- Но она становилась все меньше и меньше, и в какой-то момент я перестала в ней помещаться.
- Конечно, я купил тебе будку, которая затем заняла угол в гостиной, специальный мотошлем для собак и еще многое другое.
- Не всегда в нем было удобно, но прокатиться с ветерком… это я любила…
- Ты клала мне лапы на плечи, и я понимал, что ты держишься крепко, пока мы куда-нибудь летим.
- Особенно я любила ездить с тобой на море.
- Я как раз не любил. Меня всю жизнь раздражал яркий свет и жаркое солнце. Но ради тебя был готов терпеть что угодно.
- А я любила смотреть на набегающую волну, играть с ней в догонялки, а потом заходить в воду и плавать… плавать… Насколько помню, без меня ты не купался в море.
- Не умею плавать. Не научился в детстве. Родители водили меня в бассейн, но, вместо того, чтобы просто научить плавать, отдали меня тренеру, воспитывающему олимпийских чемпионов. Он меня отсеял, как неперспективного. А я все время наблюдал за прыжками в воду – завораживало.
- Может, это то, что было бы для тебя?
- Может быть, Юна. Можешь вообразить меня олимпийским чемпионом по прыжкам в воду?
- Про чемпиона не знаю, но плавать ты бы точно научился.
- Научился чему-то другому, например, кататься на лыжах.
- Ты любил лыжи. Буки рассказывал.
- Ты знаешь Буки?
- Я знаю всех твоих собак.
- Кого ты еще знаешь?
- Фобоса и Геллу.
- Они все тебя любили, каждый по-своему. Фобос каялся, что относился к тебе так же, как и твоя сестра. Ведь, она была его хозяином, а не ты. Здесь также выбор за собакой.
- Да, мы с сестрой не жаловали друг друга. Когда она родилась, родители «задвинули» меня куда подальше, что впоследствии сказалось на наших с сестрой взаимоотношениях. А мать каждый раз меня за это наказывала.
- За что?
- За то, что мы «любили» друг друга. Разве можно полюбить того, кого ненавидишь?
- Но ты ведь ее простил?
- Давно простил. И она делает вид, что все в порядке, но ее пес относится ко мне хуже, чем любая чужая, даже самая свирепая псина. Фобос меня ни во что не ставил – точно, как она.
- Это факт. Мы ведь хорошо знаем, что прячется в глубине души хозяина.
- И об этом вы часто «говорите в слух».
- Для нас не секрет все хозяйские повадки, повторяем походку, ужимки.
- Наблюдал со стороны. Другие собаки и их хозяева. Да и мне порой об этом напоминали – в шутку. Я прихрамывал. Перелом когда-то в детстве. Ты также осторожно становилась на лапу – на правую заднюю.
- Я лишь все время наблюдала за тобой. Мы это делаем непроизвольно.
- И еще ты всегда пробовала то, что ел я. Даже если это тебе не могло быть по вкусу.
- Тем не менее я обожала манную кашу и фаршированные перцы.
- Фаршированные перцы…
- Скажи, кому могли не понравиться фаршированные перцы твоей матери? А еще она готовила для меня суп из остатков мяса и овощных очистков. Тоже было неплохо. И вообще я любила все, что любил ты. Твою работу – запах древесины, опилок, шум столярных машин.
- Я каждый раз находил тебя в куче опилок, вытряхивал, очищал. Все всегда смеялись. А еще ты могла взять обрезок доски и таскать его с собой повсюду. Для тебя это была забава. А затем грызла как кость. Однажды на меня напал коллега. Ты «покоцала» зубами его заготовку.
- Да, я это любила, как и все, к чему прикасался ты. И теннисный мячик, который ты все время бросал в стенку и ловил.
- Ты все время стремилась у меня его отобрать, и отбирала мячики у других собак. Постоянно кто-нибудь приходил вечером к нам домой и требовал обратно. Не могу забыть ту бабушку с доберманом. Она так серьезно это воспринимала.
- Кстати, она мне нравилась. Душевная старушка, и она безумно любила своего пса – многим в пример… Я знала, что она обязательно придет за мячиком. А как я любила снег… В нем можно было валяться сколько угодно, не запачкавшись. И свежий зимний воздух. Ничто с этим не сравнится. Ты брал меня в заснеженный лес, где мы часами бродили, и я видела, как тебе там хорошо.
- Это точно. Но затем мы уехали в другую страну.
- До сих пор не могу понять – зачем? Ты ведь этого не хотел.
- Так получилось. Родители настояли. Им понравилось, как там устроилась сестра. Когда оба побывали у нее в гостях, они не оставляли меня в покое. Последовало множество манипуляций, чтобы вырвать меня из моей жизни. Без меня они туда ехать не хотели. Как потом стало ясно – нужен раб, который затем «отбатрачил» их старость. Сколько лжи я от них о себе слышал. Они, наверное, думали, что во все это поверю. Интересно, они сами в это верили? Я приходил с работы в хорошем настроении, а, значит, в «подпитие». А в компании родителей настроение у меня частенько давало сбой. Я не сразу осознал цену их цинизму.
- Ваши взаимоотношения были на лицо. Я не вмешивалась. Это ничего бы не изменило.
- Жаркий климат еще сильней охладил наши отношения. Особенно я начинал их «любить», когда они рассказывали о том, как хорошо они поступили – спасли меня от моей жизни, и как мне теперь хорошо. Оторвали от друзей, любимых мест. После всего окунуться во весь этот климатический ад лишь потому что, моя сестра тут хорошо устроилась, и отцу понравилось жаркое тропическое лето.
- Да уж, променять такую зиму, лес и озеро на жару, пески, раскаленный асфальт… как было по нему ходить?
- Я видел и понимал. Днем выводил тебя лишь на несколько минут.
- Зато вечером, после работы мы могли бродить часами.
- Я подолгу болтал с кем-нибудь, а ты играла с другими собаками.
- Мы оба не жалели друг для друга ни времени, ни внимания.
- Но иногда бывало непросто. Уже в этой стране я пошел служить в армию – всего на несколько месяцев, призыв для «стареньких». Я оставил тебя родителям, ты не хотела с ними выходить на улицу. Я звонил, и они давали тебе трубку, чтобы ты слышала мой голос.
- Это было испытание. Я тебя ждала, все время думала, как ты там. Выходить с кем-то из твоих родителей – это, как с чужими людьми. Ты говорил со мною по телефону, уговаривал.
- И я о тебе все время думал. Хотя, знаешь, в армии мне было неплохо. Чем-то напоминало детство, когда с мальчишками играли в «войнушку». Вот только оружие было настоящим – автомат и шесть магазинов с патронами. Да и все житейские передряги оставались дома. По родителям точно не скучал. Тем не менее, раз в неделю я приезжал домой.
- Сразу брал поводок, и мы выходили на улицу. Ты даже не переодевался. Твои пыльные ботинки и зеленая униформа. А потом, годы спустя, ты на неделю-другую уходил на резервистскую службу, и даже, иногда мы ехали туда вдвоем – на мотоцикле.
- Иногда это было возможно, а иногда нет. Бывало, я попадал на вражескую территорию. Там опасно.
- Я чувствовала и знала, когда ты в опасности, особенно, когда ты попал в аварию.
- На рабочей машине. Передо мной резко затормозила дама с маленькой собачкой, а сзади придавил газ грузовик. Пикап выдержал удар, однако, на утро у меня болела шея и спина.
- Но со мной ты всегда был осторожен за рулем.
- По правде, для меня никого ближе не было. Мне всегда казалось, что ты мой ангел-хранитель. И я берег тебя, как мог. А с людьми мои отношения были не то, что хуже. Люди не представляли такой ценности, как ты.
- Я видела, что к родителям ты относился с прохладцей. Они, вероятно, это заслуживали.
- Сколько себя помню, мне с ними было нелегко. Они оба относились ко мне с высока. Оба не понимали, что мне нужно иногда жить своей жизнью. Мать распоряжалась, как неодушевленным предметом, и не прощала многого присущего детям. У самой детства не было. Отец видел не меня, а кого-то другого в моем теле, а реальный я, по правде, его не устраивал никогда. Ему не нравился мой почерк. Он думал, что ленюсь, не стараюсь. На самом деле учить меня надо было писать левой рукой, а не правой. Дислекция. Трудно было говорить, а он думал, что кривляюсь. И вообще, у него я был хуже всех. Он постоянно кого-нибудь ставил мне в пример: «Вот, посмотри, какой почерк у Джека», - или – «Билл – он так хорошо владеет мячом…» - а я не любил футбол, и все. Или, когда я поступал в колледж, он постоянно меня сопровождал по дороге на вступительные экзамены – чтобы не сбежал, наверное. А мне со всеми теми людьми предстояло учиться несколько лет. Мне иногда напоминали, что без папочки я никто.
- Родственники – не собаки. Их не выбирают. И с ними иногда может не повезти.
- Как и собакам с хозяевами.
- Не наш случай. Мы друг для друга были всем.
- Один мой приятель с работы как-то откровенно сказал: «Мне везет с собаками». Я ответил ему: «Это собакам с тобой везет». Он не отрицал. Помню его горе, когда у него умерла Скай. Он долго не приходил в себя.
- Надо полагать, ты его понял.
- Мы все ему сочувствовали – вся фабрика. Даже щенка ему предлагали. Он поначалу отказался.
- Да и ты больше не заводил собаку.
- Нет, не заводил. Работа меня не отпускала, а со щенком нужно было проводить много времени, и некому оставить под присмотр. Родители уже сами нуждались в таковом. А не хватало родственной души. Кстати, как ты?
- Тут всем ни хорошо, ни плохо – ни у кого ничего не болит, никто не ест и не чувствует голода. Тут ни жарко и ни холодно. Тут нет тел – только души.
- И вот мы разговариваем по душам.
- Да, разговариваем. Тут это намного проще.
- Тут… это где?
- Тут, это куда мы все в дальнейшем уходим. Отсюда не возвращаются, или очень немногие. Ты, например.
- Подожди… это рай, ад, чистилище?
- Это следующий этап, после жизни.
- Но что я делаю тут?
- Осторожней нужно, когда едешь на мотоцикле.
- Ты права, Юна. Каждый день один и тот же путь: на работу и обратно. Рутина. О дороге даже не думаешь. Возвращаешься в реалии, когда кто-нибудь тебя подсек или резко затормозил прямо перед тобой.
- Надо держать дистанцию. Мотоцикл – не машина. Лишь два колеса.
- Да уж – два… Слушай, если я тут, почему ты пришла одна? Я ведь скучаю и по Фобосу, и по Гелле. А Буки… мой первый пес… комок белой шерсти…
- Ты когда-нибудь их всех увидишь – не сейчас.
- Почему не сейчас? Что мешает?
- Не время. Ты их встретишь, но не в этот раз.
- Как? Почему? Не в этот раз…
- Ты заведешь еще одну собаку, купишь новый мотоцикл, познакомишься с замечательной женщиной. Возвращайся назад.
- Куда?
- Туда.
- А, может, мне не нужно возвращаться. Не хватает мне тебя, Юна. С тобой все шло по-другому. Я знал, зачем возвращаюсь домой. Ведь это ты меня однажды остановила, когда в кармане у меня лежал острый нож, веревочка, обезболивающее.
- Я видела, как ты старательно складывал все это в небольшой пакет, аккуратно сворачивал веревочку. Я знала, что если уйдешь без меня, то не вернешься.
- И ты начала тыкаться носом мне в карман, а затем схватила поводок и перегородила собою дверь. Ты на самом деле все знала.
- Я видела, как в первые годы после переезда в эту страну твоя жизнь не клеилась. Родители не оставляли тебя в покое. Уж точно добивались, чтобы ты был не собой, а тем, кого бы они хотели вместо тебя видеть, и ты сломался.
- Спасибо, Юна, за то, что меня тогда остановила. Ты – мой ангел-хранитель. Поговорим еще немного. Не уходи…
Я вдруг понял, что остался один, и больше ее не видел. Ничего не видел. Она исчезла, как и не бывала.
Черный туман, будто на негативной пленке…
Сплошной туман…
И под ногами ничего…
Но я не падаю…
Будто гравитации не существует…
Мы не попрощались. Боже, как хочется ее видеть, ощущать рядом, разговаривать, даже не дыша и не открывая рот, глядя друг другу в глаза. Когда еще такое приснится…
Я все реже и реже вижу ее во сне…
Может, не во сне…
И отсюда не возвращаются…
Что это…
Где это…
Мой мотоцикл вдребезги…
Кто-то в моем шлеме…
И лужа крови…
Скорая…
Люди в белом…
Укладывают тело на носилки…
Загружают в машину…
Сверкающие красные огни…
Они отъезжают…
И я…
Как я попал внутрь...
Кто это...
Еще один я…
Они хлопочут…
Над еще одним мной…
Провода и приборы…
Нет, это я…
Трудно дышать…
Всё болит…
Кричит от боли…
Я кричу.