4. Два пуделя: Джой и Маркиз

(прозаическая миниатюра)
После распада Советского Союза Всесоюзный Пудель-клуб, членом которого я была с моей Викторией Фаворит, недолгое время назывался «Всероссийским», позже его преобразовали в Союз пудель-клубов, но пуделей тогда было ещё много, а я, благодаря моей Вике, пуделей понимала с полуслова. Так случилось, что обе эти истории произошли в середине 90-х, осенью, с разницей в два года, и героями в них были два потерявшихся пуделя.
Породистые собаки и даже метисы оказываются на улице реже, чем беспородные, и пристроить их «в добрые руки» несколько легче. Оба пуделя пробыли у меня недолго, мобильных телефонов тогда не было, поэтому фотографий мы не делали (картинки к этим историям взяты из Интернета); обоих пуделей я подобрала в метро по дороге с работы домой, а работала я тогда уборщицей в организации и возвращалась домой днём. Народу в московском метро всегда много, но днём всё-таки меньше, чем в «часы-пик».
Первого пуделя я увидела в переходе с Пушкинской на Тверскую, когда сама шла по этому переходу. Обратила внимание на то, что с ним никого нет, он явно нервничает: добежал до эскалатора, повернул обратно, вышел на платформу станции Пушкинской, подошёл к стоящему поезду и опять – в переход. Я походила за ним, потом с ним заговорила, посочувствовала ему, взяла его на поводок. Два молодых милиционера, дежуривших на Пушкинской, с удивлением спросили, каким образом я сумела поймать этого кобеля, и я объяснила, что не ловила его, а просто с ним поговорила. Они были рады, что на одну проблему у них стало меньше.
В те времена я была ещё и членом Московского общества защиты животных, руководимого Юлией Ивановной Шведовой. На лекциях, которые организовала Юлия Ивановна, уделялось внимание, в том числе, и устройству животных «в добрые руки». Нам настоятельно советовали прежде, чем отдать питомца, посмотреть паспорт предполагаемого владельца и взять у него номер телефона, чтобы проследить дальнейшую судьбу животного. Это, конечно, сильно уменьшало количество желающих взять питомца, но давало хоть какую-то гарантию, что новый владелец ответственно отнесётся к своей миссии. Объявление о найдёныше я отнесла в газету «Из рук в руки». У пуделя гноился глаз и болело ушко, поэтому пришлось сразу приступить к лечению. Я не стала придумывать пуделю имя, а как обратилась к нему на станции метро «дружок», так и продолжала его звать «дружком», надеясь, что либо откликнется старый хозяин, либо новый подберёт ему подходящее имя.
Тогда у меня сложилось вот такое стихотворение:

Находка.

Душная станция, тысячи ног,
Гул поездов, равнодушные лица –
Не мудрено было здесь заблудиться,
Не мудрено потеряться, дружок.

Хватит напрасно встречать поезда,
С Пушкинской снова бежать на Тверскую.
Видишь, все поиски эти впустую.
Ну, подойди, подойди же сюда!

Боже, как дышишь! Пойдем-ка со мной.
Я не обижу, дружочек, не бойся.
Мы объявленье дадим, успокойся,
Ушки полечим и глазик больной.

Брошен нарочно, когда занемог,
Или беспечным владельцем потерян?
Всем нам, дружок, этой жизнью отмерен
Боли и горя несладкий кусок.

Если потерян, то будут искать,
Ну, а не будут, так, значит, – не люди.
Ты проживёшь, ты талантливый пудель,
Новый хозяин найдётся под стать…

По моему объявлению вскоре позвонила Ирина, у которой уже были животные: кот и волнистый попугайчик. Я отдала Ирине глазные и ушные капли, чтобы она продолжила лечение, и некоторое время следила за судьбой моего «дружка». Ирина дала пуделю красивое имя «Джой», глаза и уши полностью вылечила, но, к сожалению, была и грустная новость: пёс и кот, играя, убили попугайчика, которого хозяйка выпускала полетать, чтобы размять крылышки. Джой принёс птичку в зубах и положил к ногам хозяйки.
– Такой умный был Кеша, – сокрушалась Ирина, – так хорошо говорил: «Кеша – хороший».

Вторая история произошла поздней осенью 1997-го года. В вагоне метро было много народу, поэтому часть людей стояла, а в углу сидения лежал с равнодушным видом пудель, видимо, смирившийся со своей участью. Но люди не смирились:
– Почему собака на сидении? Где хозяин?
– Нет хозяина.
Две пожилые женщины чем-то покормили бедолагу – и вышли. Делать нечего, пришлось брать на поводок и везти домой. Он так обрадовался, когда мы вышли из метро «Каширская» на улицу, стал хватать ртом пушистый ноябрьский снег в сугробах… Дальше надо было сесть в автобус и ехать от Каширки до Братеево не менее получаса.
У меня уже были три собаки к тому времени, девочки, нестерилизованные, так что оставить я его никак не могла, а мы с ним очень подружились. Имя я дала ему – Маркиз, он на него откликнулся. Всех моих девчонок-собачонок он разогнал по углам: не трогал, не кусал, а только делал выпад и пасть открывал. Везде за мной ходил: я на кухню – и он на кухню, я на диван – и он на диван. Молоденький был, грыз всё. Гуляли мы отдельно с ним и с девчонками. Мы так же, как и с Джоем, дали объявление в газете, но пробыл Маркиз у нас дольше первого пуделя. По объявлению люди звонили разные: кто-то искал свою собаку и по приметам это был не Маркиз, кто-то не желал показывать документы…
Наконец, откликнулись муж и жена из Нальчика: они работали на рынке в Москве, товар распродали, собрались домой, там дочка-первоклассница с бабушкой ждут их возвращения, вот они как раз хотят привезти им пуделя. Мы договорились о встрече.
–Таня и Дима, – представились симпатичные молодые люди зайдя в квартиру.
Сразу познакомились с Маркизом. Выслушав мой рассказ, Дима обратился к пуделю:
– Маркизка, значит. Хочешь быть Киской? – и я поняла по реакции пуделя: есть контакт.
Но когда стали одевать пуделю ошейник и поводок, он тоже понял, что его отдают, и взглянул на меня так, что сердце сжалось: в его взгляде я прочитала упрёк. Таня тоже увидела этот взгляд:
– А говорят, что они ничего не понимают, – заметила она.
Таня и Дима ехали домой на своей машине, сказали мне, какого числа они будут дома и пообещали позвонить, как только приедут. Тут снова пришлось поволноваться. В указанный день никто не позвонил, а на следующий я уже звонила бабушке, Елене Сергеевне. Она поговорила со мной очень любезно, объяснила, что в дороге произошла задержка и заверила, что мне непременно сообщат, когда приедут.
Так всё и случилось: приехали, позвонили, позвали к телефону девочку, Катюшу, она поблагодарила за пуделя, сказала, что понравился.
Вот такое стихотворение написалось у меня тогда:

Письмо в Нальчик пуделю Маркизу

Ну, как ты там,
Маркиз мой дорогой?
Знать, не судьба
в российской жить столице.
Опять метро.
Я рада очутиться
В воспоминаньях,
связанных с тобой…
В вагоне было
людно и тепло,
И ты лежал
спокойно на сиденье,
Кто молча
отходил в недоуменье,
А кто ворчал
досадливо и зло.
Пытались все
хозяина найти,
Но потерялся,
видимо, хозяин.
Старушки покормили,
но не взяли,
А мне так
оказалось по пути.
Мы вместе
выходили из метро,
Когда ноябрь
стремглав ворвался в зиму…
Тоскую по тебе
невыносимо!
Как будто
наказуемо добро.
Прощальный взгляд твой,

маленький Маркиз,
Мне не забыть…
Но жить мы продолжаем
Хозяева
тебя не обижают?
Ты в новом доме
тоже всё изгрыз?
Там девочка –
надеюсь на неё:
Я говорила
с ней по телефону.
Пусть будет тёплым
новое жильё
По всем собачьим
и людским канонам.

Когда в следующий раз я позвонила в Нальчик, чтобы узнать, как там поживает Маркиз, Катюша мне пожаловалась, что Маркиз не слушается: не лежит на коврике, а прыгает к ней в кровать.