Бедолаги

Унылый февральский день никак не хотел заканчиваться. Простуженный внезапной оттепелью, он погрузил город в густой туман. Автобусная остановка. Сыро и зябко. Наконец, словно пузатая рыба с большими жёлтыми глазами, из тумана выныривает автобус и неспешно подплывает к остановке.
Устало опускаюсь на переднее сидение, что за водителем. Автобус трогается с места. Он двигается сквозь сонную, февральскую непрозрачность, подпрыгивая на каждой кочке.
Внезапно тишина в салоне взрывается живой речью. Беседа, начавшаяся у меня за спиной, напоминает пение частушек на два голоса. Один голос - ещё не оформившийся басок - нет-нет да сфальшивит. Второй - чисто колокольчик. Двухголосие щедро сыплет отборной матерщиной, которая звонко рассыпается по салону автобуса словно мелочь, выпавшая из кошелька.
Начинаю закипать подобно самовару. Ещё немного, и вступлю в битву за нравственность. Но в следующую минуту басок прекращает материться и говорит колокольчику:
- Бабушку мою зовут Нина Капитоновна. Ты смотри, при ней не матерись и не ври. Она у меня похлеще КГБ, всё «на раз» видит. Лучше молчи, я сам говорить с ней буду. Ты не гляди, что она сердитая: не боись, не прогонит.
И моё раздражение сдувается как воздушный шарик. Тем временем автобус подъезжает к остановке «Железнодорожный вокзал», и мои попутчики двигаются к выходу.
Старшему на вид лет пятнадцать: высокий, нескладный подросток. Сутулится, стесняясь своей нескладности. Младшему от силы лет восемь-девять. Одежда его сильно поношена: явно с чужого плеча и великовата новому хозяину. Соломенного цвета волосы, густые и непослушные, к тому же давно не мытые, торчат во все стороны, делая его похожим на домовёнка. На этой остановке никто кроме них не выходит. Они же, добравшись до двери, поворачиваются к пассажирам и добродушно улыбаясь говорят:
-До свидания,- и выходят из автобуса.
Туман рассеялся. Город вновь приобрёл свои очертания. Пассажиры оживились, заговорили. Автобус неохотно тронулся с места, понемногу набирая скорость. Друзья направились в сторону вокзала, младший что-то доказывал старшему, размахивая руками, тот внимательно слушал. Мир привокзальной площади натружено гудел, словно уставший шмель. Изредка воздух подрагивал от стука колёс проходящего поезда.
А где-то в обветшалом домишке на крохотной кухне с цветущей на окне геранью, хлопотала у плиты немолодая женщина. По дому плыл пряный запах борща, на стареньком диване кошка вылизывала котят. Перед образами горела свеча. Блики от её пламени скользили по запотевшим оконным стёклам. Двое медленно двигались на свет, рассеивающий тьму…