ОДЕРЖИМЫЕ / Мран. Тёмные новеллы:

ОДЕРЖИМЫЕ
                        .#Мран_Тёмные новеллы


Гонгор — придворный эскулап, чьи опыт и знания были бесценны, а имя означало "хранитель", знал тысячи секретов из жизни власть предержащих. Но сегодня он шёл по гулкому мраморному коридору резиденции Верховного Правителя, Волгла, до боли сжимая ручку медицинского саквояжа. В его голове ещё звучал голос, вырвавшийся из гортани властелина Мрана. Голос был чужим. С таким симптомом психического недуга Гонгор сталкивался лишь однажды.

Согласно тайным инструкциям, носитель синдрома должен был изолирован и немедленно устранён — во избежание психической эпидемии и ненужных слухов. Гонгор обязвн был немедленно доложить об этом наверх. На самый верх. Ситуация была крайне деликатной. Разрешить проблему не представлялось возможным.

Мраморные химеры, облепившие стены коридора, казалось, поворачивали головы, встречая и провожая идущего. Их белые глаза вызывали трепет и ужас. Всё было не так, как должно быть. Ласковый поющий голос, услышанный в трапезной, казалось, догонял его, летел по следам, кружился у лица. Он казался противоестественно живым в гулкой холодной тишине. Песня становилась всё отчётливей. Гонгора охватило смятение: то, о чём пелось в песне, было нелепым, непонятным.

"… Зверя лапа золотая руны чертит на песке, страшен блеск змеиной кожи, выше гор его хребет..."

Шаги сзади были почти бесшумны. Гонгор не услышал живого дыхания и не ощутил присутствия человеческого тела, от которого обычно исходило тепло и едва различимый запах. Он даже не успел обернуться — прежде, чем вокруг его шеи обвился нежный шёлковый шнур. Голос сгустился, стал плотным, материальным, разделился внутри себя, расплёлся на сотни тонких, звонких голосов, выстроился в ажурный слаженный хор, звучащий с потолка, со стен — отовсюду, откуда на него глядели невидящие глаза мраморных химер. Каждое слово песни стало ясным и понятным старому лекарю, обнажая забытый смысл всей жизни: "Тише, одуванчик Божий — баю-баю, смерти нет..."

1. Выбор

Арх, верховный жрец Мрана, знал, где находится каждая книга в Великой библиотеке. В этот раз ему пришлось спуститься на третий ярус. Здесь хранились особенные, не предназначенные для случайных глаз, книги. Они были крамольными для всего Мрана, но Арху дозволено было гораздо больше, чем обычному жителю. Строго говоря, ему было дозволено всё. Или почти всё. Содержимое его мыслей было не доступно в Священном Городе никому. Даже Верховному Правителю — Волглу.

Даже вездесущий Мран, тёмный дух и чёрное сердце созданного много лет назад нынешнего мира, для которого не существовало никаких тайн во всём подвластном ему пространстве живых и неживых существ — не имел доступа ни к интеллекту, ни к душе Арха. Так было заведено, и этот порядок был намного древнее Мрана. Такой порядок вещей возник задолго до его воцарения, существовал тайно тысячелетиями, прежде чем воплотиться явно, когда каждый житель подвластной Городу земли стал кровью и плотью Мрана не на словах тайных клятв, а на деле.

Ни одна мысль, ни один даже самый мимолётный помысел городских обитателей не был скрыт для истинного хозяина Священного Города. И лишь Арх, с его аскетичным образом жизни, который он сохранил вопреки всему, был закрыт для невидимых щупалец Мрана. Жреца можно было бы назвать по старинке — праведником, если бы не пройденные ритуальные искушения, от которых порой сходили с ума даже самые циничные представители касты хранителей власти.

Участь безумцев была незавидной, их аннигилировали публично, транслируя казнь во всех уголках Мрана, во всех головах его жителей. Казнь обставлялась пышно, преподносилась как награда за долгие годы служения, как переход на следующий уровень существования, где обитали бессмертные боги.

Каждая казнь была всеобщим праздником, зрелищным и торжественным. Жертве давали особый напиток, лишающий несчастного безумца воли и страха. После этого его обрабатывали стилисты, из рук которых он выходил на публику, будучи преисполненным мрачной красоты, как истинное произведение искусства. Оставшиеся после аннигиляции драгоценные камни демонстрировались всему населению, а затем передавались в сокровищницу Мрана, в распоряжение Главного Ювелира, после чего изделия из камней продавались как украшения, предметы роскоши, столь любимые изнеженным, избалованным народом Мрана.

Действо сопровождалось пышным сакрализованным празднеством, во время которого жители Мрана испытывали священный трепет, получали духовный опыт и укрепление в Тёмном Духе. Это было необходимо им, без этого духа они превратились бы в мёртвых, бесчувственных кукол, и вся общественная и индивидуальная жизнь, которую вели избранные в мире Мрана, лишилась бы смысла, да и вряд ли была бы возможна физически столь длительный срок.

Арх боялся безумия больше, чем самого Мрана. Поэтому иногда он открывал древние книги и искал опору там, среди пожелтевших от времени страниц, в запретных для простых смертных словах. Благодаря этому жрец был неуязвимым, у него было ледяное сердце и каменные уста. Мран мирился с таким положением вещей только потому, что ему необходим был объективный взгляд со стороны. Иначе вся система, в которой было воплощено его существование, столь тщательно выверенная и выстроенная кастой правящих обществом, рисковала сама разрушить собственные основы и оказаться погребённой под собственными обломками.

Арх потянулся за книгой. Вот она. Таких книг почти не осталось, они были огромной редкостью. Один из бесценных экземпляров он подарил своему ученику, Тану, которого Арх воспитал, как приёмного сына. Когда-то Арх спас его от уничтожения. Мальчишка был обречён, его семья была уличена в том, что в каждом из них текла кровь чудотворцев. Зачем он сделал это? Арх до сих пор не мог с уверенностью ответить на этот вопрос. Это было совершенно спонтанно, как будто жрец подчинялся чьей-то воле свыше, и потому было неизбежным. Мальчик оказался способным, и можно было бы обучить его магии. Но Арх не сделал этого. Ум ребёнка схлопывался перед магическими книгами, как створки раковины устрицы. В чём дело, Арх понял сразу. Тана хранила сила, не подвластная ни Арху, со всей его могущественной магией, ни Волглу с неограниченной жестокой властью, ни самому Мрану, пронизывающему каждый атом Города.

Когда стало ясно, что Тан не сможет заменить Арха и даже послужить Мрану в качестве помощника Верховного жреца, парню был вынесен негласный приговор. Видя, как вокруг Тана смыкается круг наблюдения, Арх тайно вывез его из Мрана в зону Отчуждения, в земли, где обитали отверженные. И снова жрец не смог бы ответить на вопрос, зачем он это сделал. Даже если бы его допрашивали в пыточной камере Мрана. Он не знал. Единственное, что он знал — это то, что Тану не время умирать. Что лучше быть изгоем, лишённым защищённости и удобной жизни, чем мертвецом.

Он попытался открыть Книгу наугад. Иногда она помогала ему совершить правильный выбор. Книга выскользнула из рук Арха, упала и распахнулась сама по себе. Он поднял её. Перед глазами Арха вздрогнула и поплыла древняя буквенная вязь, текст Книги был подобен вину с терпким, горьковатым оттенком.

"… Если я говорю языками человеческими и ангельскими, а любви не имею, то я — медь звенящая или кимвал звучащий..." *

Это было послание древнего мудреца, обращённое к погибающему, но пока ещё цветущему городу одной из Древних Империй.

"Если имею дар пророчества, и знаю все тайны, и имею всякое познание и всю веру, так что могу и горы переставлять, а не имею любви, — то я ничто. И если я раздам все имение мое и отдам тело моё на сожжение, а любви не имею, нет мне в том никакой пользы..." *

Арх вздохнул. Он чувствовал себя пустым. В нём никогда не было этого таинственного ингредиента, способного превратить внутренний лёд в жаркое пламя. Всё, что он делал до сих пор, было основано на аскетизме, на самоограничении. Арх добровольно принёс в жертву то, чем мог бы наслаждаться, как все в этом прекрасном и безумном Городе, где возможности для наслаждений — безграничны, и не существует ни запретов, ни греха, ни наказания за грех. В мире Мрана нет Закона, одного для всех. Для простых обывателей, подобных несмышлёным детям, не способным даже осознать, что такое Закон, существуют Правила. Но эти Правила столь несущественны, что никто из этих баловней жизни даже не подозревает, что их можно нарушить.

Правилами запрещалось, например, сожалеть о содеянных поступках, спасать другого человека, горевать и плакать, связывать свою жизнь с единственным партнёром, умалчивать о подозрительном поведении сограждан, подвергать сомнению решения высшей власти и установленных ею законов, читать запретные книги, одну из которых Арх сейчас скроет в потайном кармане необъятного жреческого одеяния… Правил было так много, что их невозможно было запомнить. Их вкладывали в головы жителей Мрана ещё при рождении, как готовые, усваиваемые бессознательно, знания о мире — для этого были разработаны особые технологии.

Не считалось преступлением ни воровство, ни насилие, такие проступки были редкостью и совершались скорее по капризу, нежели из реальной нужды — у горожан всего было вдоволь. Даже убийство сходило здесь с рук, если не было связано с нарушением кастовых границ. Но кому пришло бы в голову поднять руку на представителей высшей касты? Чтобы докатиться до этого, нужно было нарушить столько правил, что нарушитель не успел бы дожить до такого неслыханного проступка. К счастью, этого не происходило уже много лет. Жители Священного Города были счастливы и самодостаточны. У них было всё, что полагалось для полного удовлетворения всех потребностей — и физических, и духовных. Тёмный дух Города устраивал для них такие зрелища на площадях, что у всех, кто был причастен к ним — а причастны были все! — перехватывало дыхание от счастья.

Арх закрыл книгу, погладив кожаный переплёт, спрятал её в складках балахона и поднялся из подземелья наверх на бесшумном лифте, вмурованном в каменную стену. У входа в хранилище его поджидал служебный человек, посланник Волгла. Арх вздохнул: ему не хотелось разговора с Волглом сегодня. Вся его жизнь состояла из того, чего он не хотел. Это была его добровольная дань миру, частью которого был Мран. Добровольная жертва. Иначе — и Арх убеждался в этом не раз, глядя на обломки судеб легкомысленных и самоуверенных людей высшей касты — Мран становился не частью мира, а всем миром, подменяя собой само бытие человека. Мран был щедр, одаривая каждого из тех, кто был его частью, изобилием. Но отнимал — всё.

2. Голоса

"...Любовь долготерпит, милосердствует, любовь не завидует, любовь не превозносится, не гордится, не бесчинствует, не ищет своего, не раздражается, не мыслит зла, не радуется неправде, а сорадуется истине; все покрывает, всему верит, всего надеется, все переносит..."* - фраза из древней Книги кружилась в голове Арха, как тонкая золотая сеть из говорящих знаков, улавливая душу жреца, идущего по мраморным коридорам на встречу с Волглом, Правителем Мрана.

Впереди размеренно шагал посланник Волгла, служебный человек. Эти существа не имели права находиться за спиной Арха, подобное могло произойти только в исключительном случае. Значит, ничего из ряда вон выходящего не произошло.

Арх не задал ему ни одного вопроса. Это было бесполезно. Служебные люди были преданы хозяевам безусловно и намертво. Они были неподкупны и точны, надёжны и непоколебимы. Их невозможно было завербовать в своих интересах. Они всегда говорили только то, что должны были сказать. Ни словом меньше. Ни словом больше. Они не были подвержены никаким соблазнам: их психограмма не предусматривала срывов, сбоев и слабостей. В случае противостояния внутри власти Мрана такие шли на смерть не раздумывая, не сомневаясь ни в чём, не задавая вопросов. Они просто исполняли программу.

У Арха тоже были такие. Безгрешные. Надёжные. Предательство для них было невозможным - в случае попытки перепрограммирования эти существа просто умирали. Но, в сущности, они уже не являлись людьми... Они, конечно, зависели от Мрана, и были связаны с ним, как и всё в Священном Городе, и живое, и мёртвое, и то, что находится посередке - нежить, сочетающая в себе живое и мёртвое в равных пропорциях.
Но зависели ровно настолько, насколько от Мрана зависел их прямой хозяин.

Проходя сквозь мраморные арки бесконечных коридоров Великой Библиотеки, Арх подумал: насколько зависим от Мрана сам Правитель? И насколько зависим он, Арх? Что известно Мрану, а значит - и Волглу?
Каста правящих была связана друг с другом интерактивной сетью общих представлений и знаний. И лишь немногие могли усилием воли создать непроницаемый экран между собой и остальными участниками правящего сообщества.

Зачем Волгл позвал его? Что он знает о бегстве ученика, Тана, и о степени участия жреца в его побеге? Пространство молчало. Волгл был закрытым для Арха. Всегда что-то было скрытым для каждого из правящих. Но сегодня это была глухая защита. Так намертво закрыть информацию от проницательного Арха мог только сам Мран.

Тонкий и сложный механизм добровольного и принудительного обмена информацией был Архом давно изучен и осознан. Степень открытости определялась во Мране степенью растления человека. Мран знал все нечистые желания каждого из обитателей. Чем растленнее был человек - тем прозрачнее он становился не только для Мрана, но и для всех, кто был причастен к управлению миром Мрана. Но ни тем, кто находился в касте правящих, ни самому Мрану не были были подвластны мысли аскетов. Таких было немного. Арх был одним из них.

Независимость и неуязвимость, хотя бы относительная, требовала овладения искусством самоотказа, жёстких самоограничений и умения не давать согласия на многие вещи. Например, на то, чтобы искушения, ряд которых проходили все представители касты, стали обязательными, вошли в привычку и стали бы неотъемлемой частью образа жизни.

Несогласие требовало преодоления желаний, страхов, лени, отказа от стремления к конкуренции, а также - от чувства неловкости от того, что ты - белая ворона, а значит, общество никогда не будет тебе доверять, и никогда не признает тебя равным. Зависть культивировалась в жителях Мрана с детства, поэтому и терпеть чьё-то превосходство общество было не в силах.

Много чего нужно было преодолеть в себе, чтобы не дать согласия быть заодно с большинством. Во время отказа от согласия рушились связи, всеобщая радостная гармония становилась недоступной, и надо было выстраивать свой мир обитания заново - но уже в одиночку, в личной пустыне, где не было никаких готовых элементов. Всё нужно было создавать с нуля. Для Арха элементами построения мира вокруг себя были знания, а средой обитания стала Великая Библиотека, бесконечные хранилища и подземелья которой он не променял бы сейчас ни на одно из зрелищ и удовольствий, на которые Мран был так щедр.

Согласиться же стать частью целого, отказаться от собственной самости в обмен на изобилие и зависимость от воли Мрана, было легко. Мран предлагал безграничные возможности для наслаждений и безнаказанность за любые, порой страшные, поступки. Само понятие греха отменялось для человека, давшего согласие на приятие даров Мрана.

Нет, не было никакой бюрократической волокиты. Согласие совершалось само по себе, созревало внутри каждого, охватывало сознание постепенно, убаюкивало его, погружая в грёзы и счастливую блажь. Для подавляющего большинства представителей касты правящих процесс инициации свершался почти безболезненно. Растление происходило с детства, и согласие принадлежать Мрану совершалось в несколько этапов. Каждый этап сопровождался ритуалом посвящения, во время которого посвящаемый чувствовал себя причастным к тёмному Духу Мрана, громадному, мощному и сильному. Причастность была заслуженной, как награда за осуществление предварительных шагов, поступков, цепочки согласий. От человека требовалось принять то, что еще вчера казалось непредставимым, или совершить то, что раньше казалось неприемлемым. Даже противоестественным. То, что вызывало раньше отвращение, постепенно воспринималось как норма, входило в привычку, становилось для многих сладким, вожделенным. Так работал механизм, извращающий человека изнутри.

Арх подумал, что возможность выбирать между свободой, какова бы ни была её степень, и рабской зависимостью от Мрана - досталась правящим в наследство от Того, о чьём существовании было запрещено даже упоминать. Но Арх помнил о Нём, хотя и был отлучён от Него. Отрезан навсегда - и необратимыми шагами в результате цепочки посвящений, и благодаря поступкам, вынужденно совершённых во время обязательных ритуалов, и знаниями, которые требовали самоотдачи и нередко нарушали границы, обозначенные в запретных древних книгах. Но у Арха был сильный козырь: годы одиночества и труда внутри сознания сделали его бесстрастным.

Интересно, помнит ли о Нём Волгл? Или всепожирающие страсти сожгли его волю и память бесповоротно? Но ведь Волгл знает, кто такие чудотворцы. И ненавидит их с предельной силой священной ненависти. Значит, всё же - помнит?
Недаром из-за неприятных инцидентов с чудотворцами с Волглом случается нечто ужасное, подобное эпилептическому припадку. Его лицо становится белым, как алебастровая маска, а на губах пенится грязно-розовая пена, ядовитая слюна пополам с кровью. В такие минуты только Арх способен помочь Правителю - прикосновением и Словом, целебные свойства которого известны Арху более, чем кому-либо во Мране. Впрочем, облегчить страдания Волгла удаётся не всегда. В последнее время припадки у Волгла стали тяжелее и продолжительнее, и принести ему облегчение становится всё труднее. После таких обострений Арху кажется, что болезнь Волгла высасывает из самого Арха все жизненные соки и силы. И тогда Арху приходится отрезать себя от мира полностью, проводя много дней в полном одиночестве, наедине с книгами, природой и зияющей внутренней пустотой. Только так Арху удаётся восстановить собственную энергию.

Впереди сверкнули драгоценные камни на арке, ведущей в резиденцию Правителя. Арх подумал о себе. Выходит, только праведный образ жизни может оградить человека от вмешательства всемогущих сил, сконцентрированных в Священном Городе, сердцем и духом которого был Мран?

"Любовь никогда не перестает, хотя и пророчества прекратятся, и языки умолкнут, и знание упразднится..." - прошелестели в голове Арха страницы Книги, которая сейчас оттягивала внутренний, секретный карман его балахона. Арх не понимал, что такое любовь. Он был человеком знания. Логос был для него способом существования, образом жизни, естественным, как дыхание. Источником смысла бытия. Благодаря таким, как он, знание не должно было упраздняться никогда. Это был вопрос жизни и смерти для таких, как Арх. Но быть хранителями этой истинной драгоценности было под силу только аскетам.

Арх подумал о тех, чей разум был погружён в невежество. Они были похожи на животных, ими руководили лишь желания и чувства. В мыслях об этих обделённых существах у Арха не было ни жалости, ни презрения. Он допускал, что они, быть может, счастливее тех, кто отказался от удовольствий. Но знание для Арха были тем тонким наслаждением, которое не смогли бы заменить ни развлечения, ни привязанности, ни безмятежность, свойственная большинству. как будто в ответ на лёгкое мысленное высокомерие, в сознании зашевелились змеи голосов, обитавших в глубине естества жреца всегда. Он научился с ними не спорить, на это уходили силы. Но и не соглашался - а это требовало напряжения.

- Твой аскетизм - фикция... - прислушивался он к их шипению, кишащему в облаках эха от шагов по гулкому зданию огромного, пустынного каменного коридора. - Ты ведь помнишь все свои пороки. Гордость. Зависть. Чревоугодие. Блуд и похоть. Гнев. Корыстолюбие. И уныние, Арх. Самый страшный твой порок. Тоска, которая пронзает порой всё твоё существо...

Арх не стал спорить ни с одним из голосов. Ему всё равно придётся разбираться с каждым из них - отдельно. Но сейчас на это нет времени.
Он мысленно ответил сам себе: "Да. Я состою из того же теста, из которого состоят все люди. Если они - люди. И я знаю, что каждый из этих ингредиентов - ведёт меня к смерти. А жизнь держится во мне во многом благодаря Мрану, которому я служу в обмен на возможность жить. Это, наверное, несправедливый обмен. Но этот мир принадлежит Мрану, он несправедлив, но я в нём живу, и другого мира у меня нет. Мне не приходится выбирать, кому служить. Здесь не работают древние заповеди, и на каждом шагу приходится их нарушать. Вот и сейчас я нарушу то, чего нельзя нарушать. Я буду лгать, глядя в глаза другу, которого всю жизнь считаю врагом, и буду лицемерить изо всех сил. Я буду нарушать древние заповеди Того, о Ком запрещено говорить, чтобы совершить преступление против законов Мрана: спасти несколько жизней. Это жизни Тана, его женщины, того, чья крошечная жизнь зреет у этой женщины внутри. И свою жизнь - тоже. Потому что дорожу своей жизнью и боюсь умереть раньше времени. Я не праведник. Ибо нарушаю законы с обеих сторон древней стены между Мраном и Тем, другим, о Котором запрещено даже думать. Я преступник. Всего лишь преступник. С какой стороны на это ни смотри..."

Ещё раз внимательно взглянув в спину служебному человеку Волгла, Арх замедлил шаг, переступая порог дворца. Ему необходимо было признать то, что все эти змеиные голоса внутри были правы. И установить равновесие в душе и тишину в голове. Ему предстоял опасный и трудный разговор. И не с Волглом. Ему предстоял разговор с самим Мраном. И кто знает, сколько грехов ему придётся совершить сейчас, чтобы укрыть правду о побеге Тана. Покрыть его путь собственной ложью.
Это было опасно для Арха, мудреца, мага и аскета, который, находясь между двумя жерновами, боялся нарушить правила или совершить зло. Но сегодня был особый случай. Это шло вразрез со всеми его жизненными принципами и скрытыми убеждениями. Арх знал, что делает, как знал и то, почему Книга открылась ему именно на этой странице.
"...Любовь покрывает всё..."*

3. Чёрное вино

— Наконец-то, дорогой друг. Я с нетерпением ждал тебя!
Волгл сидит не на троне, как при официальных встречах, а в удобном кресле перед уставленным фруктами и снедью столом, в затенённом углу зала. Перед ним — ваза из тонкого фарфора с букетом только что сорванных, уже поседевших, одуванчиков, две изящные серебряные чаши, бутыль из прозрачного золотистого стекла с тяжёлой тёмной жидкостью внутри и пустая спиралевидная раковина, в которой когда-то жил морской моллюск. Пустая раковина — добрый знак. Она говорит о том, что хозяин резиденции покинул защитную скорлупу и открыт для гостя. А букет одуванчиков должен намекать на то, что любые ошибки исчерпываются и забываются легко, не оставляя сожалений.

Волгл сдержанно улыбается, его слова елейны, голос пропитан приторной сладостью. Но глаза правителя кажутся ледяными, стрекозьими, как у слепца.
Он делает знак рукой, приглашая Арха.
— Присоединяйся, позавтракай со мной, выпей чёрного вина. Сколько лет ты к нему не прикасался? А между тем, я пью его каждый день. Без него жизнь кажется пресной, а еда — безвкусной.

Чёрное мранское вино. Ритуальный напиток. Арх пробовал его много лет назад. Это особенный напиток. В нём сочетаются элементы всех стихий, сок виноградных лоз перемешан с кровью. Оно зреет в тайных подвалах, впитывая в себя голоса, полные ужаса и страданий тех, на кого пал выбор Мрана. Их привозят из Зоны Отчуждения, где в поселениях безымянных живут изгои.
Волгл прекрасно знает, что Арх избегает вина и увеселений, насколько это возможно при публичном образе жизни и допустимо Законами. К тому же Арх всегда принимает пищу в уединении. Это правило нерушимо соблюдается много лет.
— Я не хочу вина, правитель. Мне следует беречь энергию, мне предстоят сегодня важные исследования. Я должен сохранять своё духовное поле чистым… — произнёс Арх, усаживаясь напротив Волгла.
— Это вино особенное. Оно хранилось у меня много лет. У этого вина есть тайное имя. Ты не должен сегодня отказывать мне в удовольствии выпить с тобой этот напиток. В память о несчастной сестре твоего ученика, Арх. Это чёрное вино носит её имя, оно наполнено ею — и поверь, имеет превосходный вкус. Скажу прямо: это мой приказ. Иначе я могу усомниться в нашем братстве.

Лицо Арха оставалось бледным и бесстрастным. Ему не потребовалось даже усилий для сохранения равновесия — жрец был готов к разговору, а состав чёрного вина не был секретом для высшего звена чиновников из касты правящих.
— Арх… — Волгл впился взглядом в лоб Арха, как огромная водянистая пиявка — таким был сейчас образ Волгла в сознании Арха. — Я хочу, чтобы ты рассказал мне о своём ученике. Его зовут Тан, не так ли? Тан — это "дар", "подарок". Ты ведь тогда ловко украл у Мрана подарок, который предназначался ему.
— У него было тайное имя, брат мой… Имя не простое… — осторожно сказал Арх. — Кто знает, какие последствия это могло принести всем нам.
— Какое?
— Танат. Я счёл его тайное имя смертоносным для нас. Ты же знаешь, из какой семьи происходит этот выродок. Иначе у нас с тобой не было бы этого разговора. Выродка с таким тайным именем лучше придержать в изоляции. Ибо неизвестно, что опаснее — убить такого или оставить в живых. Но одно я могу сказать точно: его смерть качнула бы проклятый маятник возмездия, приблизив конец мира на лишний век, а кровь могла бы стать отравой для всех нас. Зачем рисковать и делать из таких, как этот подкидыш чудотворцев — мучеников? Ты ведь знаешь это и сам. Их кровь разрушительна и ядовита, хоть и необычайно сладка на вкус. С кровью мучеников не шутят. Имя этого щенка не сулило нам ничего хорошего. лучше бы таких не привозили вообще никогда!

Волгл приподнял чашу с вином, приглашая Арха присоединиться.
— Это вино развяжет нам языки… Мы давно уже не говорили с тобой откровенно, искренне. Прежде чем позвать тебя, я пил это вино всю ночь. Смаковал. По капле. Оно — настоящий нектар. Невозможно отказаться от такого наслаждения.

Арх сделал глоток. Вино обожгло гортань и отдалось во рту полынной горечью.
— Нравится? — Волгл взглянул на Арха из-под прикрытых тяжёлых век, и Верховный Жрец понял: это сам Мран смотрел на Арха глазами Волгла, с холодным любопытством и жестокой снисходительностью властелина мира.
— Мне оно показалось недостаточно сладким, брат… — тихо ответил Арх.
— Где твой ученик, несмышлёныш Тан, а? Куда дел мальчишку? Куда он исчез? Неужели ты его всё-таки убил, брат Арх?
— Нет, я не убивал его. Этот неблагодарный крысёныш сбежал от меня. Давно я так не ошибался.
— Это опасность, угроза для нас всех… Ты дал ему знания.
— Нет… — усмехнулся Арх. — Мальчишка не смог усвоить их. В нём не достаточно холода и ума — что присуще неудачникам, не способным добиться успеха. Тан всего лишь кожаный мешок, набитый костями и случайными знаниями, которые вне системы — лишь бесполезный набор случайной информации.
— Ты учил его магии?
— Нет, я пытался, но он оказался бездарным в этой области. И я оставил эту мысль.
— Ты не пытался его найти?
— Зачем?
— Чтобы убить.
Губы Волгла расползлись в гадкой улыбке. Арх улыбнулся в ответ.

— Он и так пропадёт ни за грош.
— А ты не думал, что если ему повезёт, он добредёт до селения безымянных?
— Я думал — вряд ли он найдёт общий язык с местными. В худшем случае его пришибёт какой-нибудь лавочник, у которого он в попытается украсть еду. А в лучшем — прибьётся к какому-нибудь нищему поселению в качестве местного дурачка.
— А почему к нищему?
— В зажиточных поселениях люди более приземлённые. Они недолюбливают нищебродов, наивных глупцов и никчемных идеалистов. И не любят делиться с такими своим куском хлеба.
— А что с ним теперь? Ты больше о нём ничего не слышал?

Арх взглянул в глаза Правителю и холодно сообщил:
— Я нашел его. Он больше не представляет никакой опасности для нас.
— Почему?
— Он осквернил себя связью с обычной девкой, простолюдинкой из селения безымянных, дочкой торговца по имени Ратус. Ратус когда-то пытался поставлять детей для нужд Мрана. Но не успел довести сделку до конца, так как был убит каким-то изгоем на дороге.

— Ты встретился с ним?

— Я видел его и даже говорил с ним. Тан способен вызвать брезгливость самим образом жизни. Он жалок и зависим от этой самки, как дворовой пёс на цепи. Животное начало взяло в нём верх. Путь знаний для него закрыт навсегда.

Волгл удовлетворённо закрыл глаза, затих с чашей в руках — неподвижно, как восковая кукла. Арху показалось, что он пьян. Но спустя несколько минут Верховный Правитель открыл глаза снова и задумчиво произнёс:
— Значит, он потерян. Мало того, он раздавлен, как червяк. Его место среди человеческих отбросов, среди хаоса и грязи в селениях безымянных. А ведь он привык к комфорту, не правда ли? Откуда такая жестокость, Арх? Нет худшей жестокости, чем то, что в старину называлось добродетелью. Лучше бы ты отдал его мне.
— Он бестолков и вряд ли сгодился бы для утех. Его нрав робок, скучен и пресен. Я знаю, что говорю.

Арх внимательно вгляделся в расслабленное, рыхлое лицо Волгла. В словах жреца не было ни слова неправды. И в то же время всё, что он говорил — было ложью от первого до последнего слова.

Арх вспомнил свою поездку к Тану в селение. Испуганную, глупую Айну с несчастным лицом, стоящую возле курятника, пропахшего сухим птичьим помётом. Согласно натальным картам, составленным магом, она должна была зачать в наступающую ночь. Вспомнил затравленный, убитый взгляд Тана, сидящего на широкой постели в нелепой длинной ночной рубашке, натянутой им впопыхах, смятенного от ощущения своей ничтожности, никчемности, слабого от стыда. В словах Арха, предназначенных для Мрана, не было ни капли того, чего бы не произошло на самом деле.

Нет, Волгл не усомнился в его правдивости. В глазах собрата таял лёд. Белки глаз порозовели от расширенных сосудов. Вино давало о себе знать. Значит, Мран получил то, что хотел и покинул тело Волгла.

Правитель задумчиво отхлебнул вина. Его взгляд стал блуждающим, неясным.
— Арх… Ты слышишь в своей голове голоса? Не скрывай от меня ничего. Я тоже их слышу. Проклятое отродье, нечисть! — речь Волгла становилась спутанной, язык заплетался.
— Не буду лукавить… Да, голоса в голове иногда мешают мне работать и спать по ночам.
— Это прекрасно… А я уже было подумал, что со мной что-то не так. Каждый раз, выпив чёрного вина, я слышу эти голоса, а вино кажется мне живым.
— Что они говорят тебе?
— Ничего того, что я бы понимал. Иногда они кричат, плачут. А вот это вино… Вино с именем сестры твоего ученика. Оно тоже имеет свой голос. Её голос! Я запомнил его, хотя тогда вместе с ней привезли ещё несколько мучеников. Я слышал его вчера, и вынужден был слушать всю ночь. Я боялся заснуть, Арх, брат мой!

— Что говорил тебе её голос?
Волгл сначала улыбается, осклабившись, потом лицо его искажает страх:
— Она не говорила… Она — пела.
— Что она… делала?
— Пела!
— Что она пела, Волгл? — растерянно спрашивает Арх, забывая о субординации и называя Верховного Правителя по имени, которое знает с детства.
— Арх… — взгляд Волгла почти безумен, а голос вдруг становится дребезжащим, жалобным, в уголках губ вскипает розовая слюна, и Арх понимает, что у Волгла вот-вот начнётся припадок. — Она пела мне какую-то древнюю колыбельную, и моя голова разрывалась от муки. Она пела её мне всю ночь...

***

Личный врач Волгла, целитель и хранитель секретов касты правящих, Гонгор, суетился у обмякшего тела, робко отчитываясь, какие именно препараты он колол Правителю.
— Это мягкое успокоительное… Более серьёзное лечение следует назначать после обследования. Я не имею права на ошибку.

Сидя на полу, Арх прижимал голову лежащего Волгла к себе. Целительные слова сделали своё дело. Волгл вытянулся, затих и открыл водянистые глаза.
— Она не оставит меня в покое...
— Кто?
— Лусия. Её имя означало "лёгкая". У неё были белые волосы, лёгкие и тонкие, как пух. Из-за этого в семье её называли Одуванчиком.
— Ты бредишь… Всё пройдёт, тебе уже лучше.
— Брат мой, Арх, мне никогда не избавиться от неё! Эта девчонка сведёт меня с ума! — Волгл вдруг заплакал.
— Здесь никого нет, Волгл. Никаких девчонок, никаких голосов. Её не существует...
— А где же она?
— Умерла...
— Нет! Она поёт, Арх!
— Кому, как не тебе знать, что смерть — это навсегда… — заговорил Арх и осёкся. Глаза Правителя закатились, заледенели. Посиневшие губы шевельнулись, а из чёрной, зияющей впадины рта раздался тихий, измученный, но чистый, почти детский девичий голос.

— Баю-баю, зверь бессонный, что вращает колесо, спят леса, холмы и склоны, дверь закрыта на засов. Одуванчик, баю-баю, спит на тонком стебельке. Зверя лапа золотая руны чертит на песке.

Арх не верил своим ушам. Голос лился из Волгла, как родник, плескался в воздухе, будто прозрачная птица, отдаваясь эхом в пустынном зале резиденции.

— Баю-баю, под ракитой спит волшебная вода, к небу чёрному прибита чудотворная звезда. Засыпаю, баю-баю, крошки хлебные кроша, с ветром жёлтым отлетаю, одуванчика душа...

Лицо Волгла потемнело, погасло, будто кто-то выключил внутри него свет. Арх медленно поднял глаза на эскулапа, замершего со шприцом в руке и смертельно побледневшего.
— Вы тоже слышали? — шёпотом спросил Арх. Глаза врача были исполнены ужаса.
— Это… одержимость. Самое худшее, что могло случиться.
— Идите, — глухо произнёс Арх. — Мы сами разберёмся.

Гонгор обречённо собрал инструменты в саквояж, поклонился и пошёл к выходу. Глядя в спину сгорбившемуся лекарю, не виноватому в том, что Мран неумолим, Арх нажал кнопку на браслете. Негромко и твёрдо отдал своему доверенному служебному человеку приказ о ликвидации. Смерть доктора должна быть быстрой и безболезненной, а тело немедленно уничтоженным. Доктору просто не повезло. Он увидел то, чего видеть было не положено никому. С этого мгновения дальнейшая жизнь для него была невозможна. А смерть была неизбежной. Иначе Мран обрушится ещё скорее, чем предполагали самые отпетые пессимисты в касте посвящённых в вопросы гибели существующего мира. Об этом не должен был знать ни один человек во Мране, кроме Арха, ближайшего друга Волгла. Верховный Правитель Мрана был одержимым.



Примечание:
* Цитата из Библии, Новый Завет: Первое послание апостола Павла к Коринфянам. Глава 13

П. Фрагорийский
из кн. Мран. Тёмные новеллы