Под копытами коня

Городские улицы с большим количеством разъезжающих по ним автомобилей навевали скуку. За свои шестнадцать лет пребывания на этом свете Федор сумел изучить каждую из них вдоль и поперек в центральной части города. Была у него страсть к рисованию и архитектуре, поэтому он часто прогуливался в поисках приятных глазу построек, но не привлекали его более ни золотой блеск куполов церквей, ни холодный отраженный свет камня, что под искусной рукой принял правильные человеческие черты, ни обветшалые от долгих лет капризов природы многоэтажные здания, где на балконных веревках можно было нередко запечатлеть только вывешенное белье, отдающее запахом стирального порошка.

Признаться, именно такой домашний пейзаж был милее всех остальных творений людского разума. Пару лет назад Федор мог прийти в один из таких дворов и часами наблюдать, как женские руки, полные сил, несочетаемых с размерами тонких конечностей, встряхивают простыни, как дети с мячами, куклами, деревянными автоматами, пистолетами, сделанными в гараже у дедушек, выбегают из подъездов, чтобы играть до позднего вечера, как уставшие отцы их тяжело шагали домой, но, подходя к дому, в груди у них разгорались новые силы, которые будут потрачены на семью, а на лицах проступали улыбки, как подкидывали они в воздух своих детишек на пороге дома, расцеловывали их с ног до головы, и уже вместе шли к накрытому мамой столу. Часто Федор брал с собой фотоаппарат, чтобы снять какой-то момент, еще не понимая, почему и зачем это делает.

Юноша прекрасно понимал, что каждая семья отдельная часть необъятного мира, микромир, в котором есть печали и радости, взлеты и падения. Ему всегда нравилось наблюдать эту динамику, ведь она свидетельство жизни.

Сейчас, идя по городу, Федор скучал, не слушал разговоров идущих рядом товарищей, социальные сети, тренды, мода его мало волновали. Глазами он высматривал то, что требовала душа – подлинную жизнь, что так восхищала, умиротворяла, но все казалось пустым.


Практически на каждом углу снимаются короткометражные фильмы. Сюжет их до глупого прост, все от мала до велика кривляются, танцуют или же просто открывают рты под современную музыку, существование которой порой оскверняет само понятие музыки, но при этом никто не видит отрицательного эффекта, а наоборот стремятся подражать тем, чей мозг выдавил безумное творение. Народ пляшет, подпевает на камеры, что затягивается на несколько часов в надежде получить удачный дубль, но при любом исходе позже каждый видеопроект будет преподнесен на обозрение тем, кто стремится быть похожим на них. Каждый человек становится звеном цепи, что соединяет разумов пустоты.


В надежде сбежать от этой напасти, Федор направился в одно из мест, что некогда умиляло его сердце.


Беда уж просочилась везде. На площадках не слышны звонкий смех и визг, песочницы пустуют, лишь скамейки стали пристанищем, как птицам провода, для молодежи, пускающей сигареты, бутылки пива и банки энергетиков по кругу. Заброшенный, поросший мхом и виноградом дом, около которого еще недавно собирались на вечерние посиделки бабушки – теперь локация для видео.


- Слышь, пацаны, погнали тик-ток снимать, смотри, какой дом – радостно проговорил один из товарищей, оторвавшись от телефона и оглянувшись.
- Извините, ребята, я пас, – ответил Федор, который никогда не видел в этом смысла.
- Ну ты и зануда, Федька, – фыркнул другой товарищ.
- Да ну его, без него проще и веселее, пошлите, – вынес вердикт третий.


Федор с минуту молча смотрел в след убегающей компании ребят, которых он прежде считал хорошими друзьями, печально было только ему наблюдать, что веселость их разрослась, как только они отошли от него пару метров. Затем он было решил пойти домой, но быстро осознал, что летом в квартире ему нечем заняться, тогда ему пришла идея, пойти туда, где он еще никогда не был и куда никто из его сверстников точно не сунется – за город, малые размеры населенного пункта позволяли осуществить такого рода прогулку.


Чем дальше от центра и ближе к окраине, тем чаще появлялись частные дома, а затем и вовсе заменили многоэтажные постройки. Уже здесь на начале пригорода была другая жизнь, отличная от той, в которой родился и жил Федор. Почти в каждом доме кипела работа, люди трудились, с головой уйдя в работу. Женщины копошились в клумбах, мужчины шумели инструментами в гаражах и сараях, а их дети поливали огороды.


Федору подумалось, что это может быть не предел, и он пошел дальше. Теперь начинали редеть частные дома, между ними появлялись промежутки, заполненные высокой травой и полевыми цветами близ старых домов, у жилых и ухоженных лежали зеленые кучки, чувствовался насыщенный, дурманящий разум не хуже алкоголя запах скошенной травы.


Сколько красок таит в себе жизнь за пределами кирпичных многоэтажек, глаз не оторвать от этой палитры. Федору казалась, что так выглядит деревенская жизнь, она ему нравилась, но также он понимал, что не знает ничего о ней, что ничего не умеет и что не смог бы жить так же.


Вдруг до слуха юноши донесся звук, который ему доводилось слышать разве что в фильмах. То было ржание. Любопытство захватило его в тиски, не давая идти в другом направлении, и повело в сторону, откуда распространялось будоражащий нутро и подхлестывающий интерес звук. Чем ближе Федор подходил к источнику, тем чаще слышалось ржание, тем быстрее он перебирал ногами.


И вот перед взором его предстала большая конюшня на несколько десятков голов с несколькими загонами, в которых упражнялись наездники верхом на гнедой и рыжей лошадях. Впервые вживую Федору довелось увидеть этих животных, поэтому он решил рассмотреть их поближе.


Подойдя к загону с темной лошадью, он буквально повис на заборе, любуясь красотой кобылы, как поднимаются и опускаются ее ноги, как колышется грива и подрагивает хвост, как играет солнце лучами на остриженной шерсти, покрывая ее блеском. Когда всадник подводил ближе своего друга, то Федор заглядывал в большие темные глаза, полные разума, будто вот-вот она заговорит с ним.


- Нравится?


Так неожиданно прозвучал этот вопрос, что юноша, подпрыгнув, упал бы на траву, если бы не ухватился левой рукой за верхнюю планку забора и не повис на ней. Оказалось, что рядом стоял мужчина лет шестидесяти, носивший пышные усы, в толстом фартуке странной формы с прорезью между ног и держал под уздечку огромного вороного коня.


- Простите, я вас не заметил. Да, очень нравится.


Во второй руке, на массивном предплечье которой вздувались вены, человек держал сумку, очевидно с инструментами, что было понятно по звону металла в ней.


- Что привело тебя сюда? – грозно прозвучал его вопрос.
- Любопытство. Понимаете, я … никогда их не видел, лошадей… только в кино, – запинаясь, пролепетал Федор.
- Городской, значит, понятно, – с этими словами он поставил сумку на стол у стены, как оказалось кузни, и привязал коня.
- А можно узнать, что вы будете делать?
- Я-то? Я кузнец, буду подковывать коня, люблю поработать на свежем воздухе в ясную погоду, обычно я это делаю внутри, – старый богатырь указал на здание, около которого они стояли, - каким ветром тебя сюда занесло, парень?
- Просто гулял, хотел посмотреть, что есть за городскими улицами, на окраине, – как на духу ответил Федор.
- Так далеко зашел? Славная выдалась у тебя прогулка, – улыбаясь в усы, отвечал старый кузнец.
- Очень красивый у вас конь.
- Да, красив богатырь, но не мой он, Громом зовут, невероятно силен, бес, погляди на его ноги и шею.


На бедрах буграми ложились, как мазки густой краски на холст, мышечные волокна, играющие при любом движении животного. Напряжение мышц походило на быструю игру на фортепиано, где все клавиши черного цвета, а под лучами солнца казалось, что конь моментально меняет свой окрас с черного на белоснежный. Шея колоссальной толщины, Федор был уверен, что ему не хватит длины рук, чтобы обхватить ее, а поверх мускулов бугрились молнии вен с палец лощиной.


- Вам не страшно с ним работать? Мне кажется, что он и затоптать может, – поинтересовался юноша, не отрывая широко раскрытых глаз от коня.
- Страшновато, почему нет, но я уважаю его и помогаю ему, Гром умный конь, все понимает, черт, поэтому не трогает. Много повидал на своем веку, как худо заканчивались знакомства людей с лошадьми, если те думали, что они умнее, и относились к животным, как к мусору. Кстати, в людской жизни такое тоже часто можно наблюдать. Человек думает, что он лучше, умнее остальных, самолюбие у него до небес, а люди не чета ему, так жизнь его быстро вернет с тех небес на землю, как копытом зарядит, так шелковым становится, если, конечно, не добьет, затоптав. Бумеранг метал когда-нибудь? Во, такой же эффект – отвечал силач подстать коню.
- Можно вопрос задать вам?
- Валяй, малец, – задорно и громко сказал кузнец, приступая к работе, наклонившись у передних копыт.
- Как вы выбрали себе такую профессию? Полагаю, она ведь сейчас не востребована, - от нетерпения и любопытства его всего трясло.
- Как звать тебя?
- Федором.
- Я тебе так скажу, Федя. Еще где-то с твоих лет восхищался ими, все нутро трепетало при виде любой лошади, да и сейчас такое тоже бывает, но сам понимаешь, из-за работы попривык. Для меня, сынок, они символ свободы, – повествовал старый силач.
- Какая же это свобода, когда они заперты в стойлах, – возмутился Федор.
- Ты только представь, как эти горы мышц, – кузнец кивнул на задние ноги, - давным-давно, когда они еще оставались дикими, носили его предков по бескрайним зеленым лугам под лучами летнего заката, представь, как на полном скаку ветер колыхал их пышные гривы. Разве это не похоже на свободу, сынок? Тебе пока трудно это понять, вот сам когда прокатишься верхом, все сразу поймешь.
- Но ведь вам наверняка мало платят, как вы так живете? – не переставал юноша.
- Прежде, чем я тебе отвечу, скажи мне и ты, а кем хочешь стать ты? – задал встречный вопрос коваль.
- Ну, я не определился еще. Все мои друзья хотят стать блогерами, певцами, чтобы зарабатывать большие деньги, при этом мало трудиться, немногие думают о других профессиях, да они уже сейчас снимают разные видео и выкладывают в сеть.
- Славы хотят, известности?
- Да, думаю, и это тоже, – медленно, задумчиво ответил Федор.
- Хоть и стар я уже, живу на опушке леса, да, дружище, живу я далековато отсюда, но все же интернет меня стороной не обошел. Видел я, чем занимается нынешняя молодежь, так тебе скажу, все пустое это. Не принесет богатство им никакого счастья, его купить нельзя, а лишь кратковременное удовольствие, которое со временем пройдет, когда желудки их переполнятся, печени напьются, а разумы потеряются, и будут они мечтать о снах забвенных, но и тут человечество нашло решение, только не из лучших, которое их окончательно добьет. Да кривляния и танцы похотливые надоедят не только их зрителям, но и им сами, мы все-таки не молодеем, тела дрябнут. Всю жизнь ведут напоказ, а благо посетит их дома лишь тогда, когда поймут они, что жизнь их принадлежит только им и никому другому. Каждая пара слышащих ушей и читающих глаз будет додумывать жизнь рассказчика по своему усмотрению, впоследствии указывая ему, потакая и всячески мешая, чтобы все сложилось по их выбранной линии, а как ты понимаешь, выгода от этого только у ушей да глаз, когда в случае удачи на них льется бальзам – встал и перешел к задним ногам кузнец,- чем ты увлекаешься, Федя?
- Рисовать люблю, хорошо получается, фотографировать, архитектура привлекает, но я унываю, когда вижу, что все меняется, – с грустью в голосе отвечал Федор, - уже не вижу я в городе… не знаю, как сказать, все такое… застывшее.
- Жизни не видишь, – подсказал старый коваль.
-Да, вы правы! – взвизгнул Федя, что наконец узнал, что его всегда тревожило, - именно ее, жизни!
Закончив чистить последнее копыто, кузнец поднялся:
- Не встречал я еще таких смышленых детей. Пойдем со мной.
- А как же Гром?
- Ничего, подождет немного, ему тоже надо отдохнуть.


Вместе они вышли за ограду конюшни и взобрались на небольшой холм неподалеку, поросший луговым клевером. С него открывала панорама на поле желтой пшеницы, колосья которой колышутся под легкими теплыми потоками ветра. По бокам оно было огорожено лесополосами из красавиц-берез, что защищают урожай от суховеев, за полем до самого горизонта простерся сосновый лес, и все это под лазурным куполом небосвода.
- Вот, Федька, жизнь, не придумать более красивой архитектуры, природа сама ее создала, конечно, без человека тут не обошлось, но приглядись, все детально, но нет здесь и ничего лишнего, каждая часть этого пейзажа находится в гармонии не только с окружающими компонентами, но и с самим собой. Селяне от того больше люди, чем городские, что их быт непосредственно связан с настоящей жизнью, вот с этой безграничной силой, она пропитывает их, потому они открыты. Горожане закрыли себя небоскребами, не видят ничего, только стекло, бетон, кирпич. Пойдем обратно, Гром будет волноваться, – закончил коваль и направился к кузне.


Федор остался, чтобы еще немного полюбовался открывшимся ему живым видом, ведь здесь не организмы, маленькие и большие, не застывают, а живут постоянно, вот она сила.


У кузни умелец вернулся к своей работе:
- Не заглядывайся на друзей, сынок, что не хотят работать, трудись не покладая рук, только тогда ты получишь удовлетворение. Мы сотни лет пахали как лошади, теперь это у нас в крови и растет на молоке матери. Только работая до седьмого пота, ты будешь себя чувствовать полноценным человеком, а те, кто не работает, уже погибли, ведь жизнь их наполнена только бренным существование без доброй цели и здравого смысла. Работай, Федя, там, где ты будешь знать, что хочешь вернуться следующим днем и продолжить начатое, иначе станешь как те, кто ничего не делает, только в этом случае будешь впустую тратить силы.


Федор внимательно слушал старого кузнеца, наблюдая за его работой.


- Теперь отвечу на твой вопрос. Конечно, у меня в свое время было множество вариантов, на кого учиться, но я выбрал то, что любил всегда, что приносит удовольствие мне по сей день, не трудно догадаться, о чем я говорю, верно? – утвердительным ржание ответил Гром. - Стремись, бросать жизни вызов, сынок, это будет для тебя целью и мотивацией одновременно, да не гонись за деньгами на том свете, они еще никому не пригодились, - продолжал повествовать кузнец.
- Вы тоже бросили вызов? – удивленно спросил Федор.
- Конечно. Это было очень давно, был я тогда немногим старше тебя. Выжить и жить там, откуда мало кому удается выбраться целым, – увидев недоумение на лице юноши, коваль с улыбкой пояснил, – под копытами коня.


После этой встречи еще много разговоров велось, Федор часто заглядывал к своему новому другу побеседовать. Ходили они и в лес, что за золотым полем, и обучал старый богатырь юношу конным дисциплинам. С тех пор уж десять лет прошло. Федор живет в уединенном тихом месте на опушке леса, разводит лошадей, с которыми в летнюю жару плавает в озере неподалеку, стал архитектором, трудится не покладая рук, как и завещал кузнец, а любовь к живым картинам у него так и осталась, но теперь он знает, почему везде носит с собой фотоаппарат.