Былины о медведях

…На следы лосихи, кормящейся в болотном ивняке вышел голодный медведь. Он уже вторую неделю шёл на места обычной летней стоянки, перекочёвывая туда после зимы проведённой в берложных местах.
Это был крупный, светло рыжей масти зверь, ещё в тёплой зимней шубе, уже начинающей линять.
Наткнувшись на запах потенциальной жертвы, медведь долго стоял на одном месте, подняв голову нюхал воздух, потом неслышно всплыл на дыбы, балансируя, сохраняя равновесие чуть потряхивал лапами с большими, черными когтями, торчащими из коричнево - рыжей шерсти.
В таком положении, он пошатываясь стоял некоторое время, вертел головой переступая с лапы на лапу и вдруг услышал треск сломанной ивовой ветки впереди.
Мягко опустившись на передние лапы, шумно втягивая ноздрями порывы лёгкого ветерка, зверь стал подкрадываться к чаще, в которой кормилась лосиха. Шерсть на загривке хищника встала дыбом и казалось, он в течении нескольких мгновений стал больше в размерах.
Напрягшись, мягко ставя лапы, медведь двигался неслышно, стараясь зайти под ветер, и уже подобрался к кормящейся матке метров на двадцать, когда под его широкой лапой предательски щёлкнула сухая ветка.
Лосиха, на время перестала кормиться, насторожилась, а медведь замер, вытянувшись во всю свою немалую длину и лишь поводил своими маленькими, злыми глазками...

Ветер внезапно поменял направление и на лосиху нанесло страшный медвежий запах. Она в ужасе, прыгнула с места на несколько метров вперёд, и ломая кустарник помчалась прочь.
Выскочив из чащи, она круто повернула в обратную от островка сторону, где её ждал лосёнок и галопом, глубоко пробивая острыми копытами болотную дернину, в несколько минут скрылась за зарослями молодых сосенок растущих почти у берега болота.
Медведь, услышав треск, стук и чавканье болотной жижи под копытами лосихи раздосадовано рявкнул и тоже на махах пустился вдогонку.
Но лосиха была много быстрее, и к тому же, оголодавший за недели перехода медведь, пробежав несколько сот метров устал, заметно сбавил скорость, перешёл с галопа на валкую рысь, а потом и вовсе на шаг.
Наконец, потеряв следы окончательно, хищник остановился, долго стоял озираясь и потом, обычным "походным" шагом тронулся дальше, двигаясь в сторону далёкого водораздельного хребта, синеющего над тайгой километрах в тридцати от болотины.
Он прошёл всего метрах в ста от островка, на котором лосёнок ждал свою кормилицу - мать. Но ветер дул в сторону лосиного убежища, и медведь прошёл мимо, ничего не учуяв...

Лосиха оторвавшись от медведя - преследователя, сделала большую петлю по болоту и возвратившись к острову осторожно вошла по тропке внутрь и увидев невредимого лосёнка поднявшегося с лёжки к ней навстречу, нежно и осторожно лизнула сынка в влажный горбатый нос...





...Темно-коричневый крупный медведь лежал в нескольких шагах от заброшенной дороги и дремал, убаюкиваемый шумом леса, под несильным ветром ровно дующим с востока на запад.
Солнце, опускалось к горизонту и когда тень от высокой стены леса накрыла медведя, он заворочался, открыл глаза, приподнял голову с когтистых передних лап и осмотрелся.
Золотисто - серебряные лучи солнца, острыми пиками проникали сквозь листву и хвою смешанного крупно-ствольного леса, и рассеяли по траве, по кустам и стволам деревьев, ярко-жёлтые зайчики света, словно накинули на увядающую зелень тайги камуфляжную сетку, под которой пряталась напряжённая жизнь...
Через тропу, которую на старой, заросшей травой дороге уже успел протоптать медведь, ползли один за другим и целыми группами, обеспокоенные муравьи, из рассыпанного почти до основания этим бурым медведем, некогда высокого и большого муравейника.
Муравьишки, теперь, с утра до вечера были заняты восстановлением своего разрушенного жилища, спешили закончить ремонт до первого снега.

Слева от медведя зашуршала трава, и из под низких еловых лап, показалась серая, с белыми продольными полосами мордочка барсука. Он долго стоял неподвижно, наполовину спрятавшись за еловыми ветками, нюхал воздух и когда медведь зашевелился поднимаясь из лёжки, барсук сердито фыркнул и с неожиданным проворством, мелькая среди деревьев скатился в нору и там затаился, уже до темноты...

Белочка, прыгая с ветки на ветку с грациозной гибкостью, минуя встречные ветки и сучки поднялась на вершину ели и скусив одну из спелых еловых шишек, села на задние лапки, столбиком на ветке и зажав её передними лапками, прижав к грудке, принялась лущить, умело добывая вкусные семена одно за другим, так что плоские чешуйки посыпались вниз и одна подхваченная струйкой воздуха спланировала и упала на нос принюхивающемуся медведю.
Зверь фыркнул - не то чихнул не то кашлянул, а потом, после долгого неподвижного лежания встряхнулся и всем телом потянулся.
Ещё раз фыркнув, зверь неторопливо, переваливаясь с боку на бок, подгребая под себя лапы с торчащими веером длинными чёрными когтями, двинулся вперёд.
Медведь пришёл сюда совсем недавно, отъедаясь на муравьях и их личинках, разоряя муравейники во всей округе и пробуя время от времени на спелость кедровые орехи в кедрачах, протянувшихся широкой полосой по вершине водораздельного хребта.
Глубокая рана на левом плече от укуса соперника в одной из драк, ещё беспокоила его, но начала затягиваться тонкой пленкой новой кожи. Комары и мухи уже не так беспокоили его и он перестал расчёсывать рану после их болезненных укусов.
После гона, который каждый год приходился на летние сильные жары, он отощал и сейчас блаженствовал и уже почти не вспоминал сумасшедший месяц, когда инстинкт непреодолимо гнал его на поиски самки...

... А тогда, в начале гона, он уже не в первый раз в своей жизни почувствовал беспокойство, жарким током крови распространявшееся по большому сильному телу. Он перестал есть, пил много воды и бродил днями и ночами по окрестностям отыскивая следы сородичей и главное, вынюхивая запах гонной матки.
На пятый день своих скитаний в тёмном урочище, на стрелке между двумя рукавами широкого ручья он учуял запах медвежьей свадьбы и со всех ног бросился на этот запах, сбиваясь со следа и после суетливых поисков, вновь выскакивая на него.
Уже после жаркого полудня он, воспалёнными от бессонницы и бескормицы глазами, заметил мелькание коричневых пятен среди сосен на склоне холма и опрометью бросился навстречу...
Матка была главным действующим лицом в этом напряжённом и страстном шествии по тайге, из одного её края в другой, ...
Она шла впереди, изредка останавливаясь и огрызаясь на своего преследователя, крупного, почти чёрного старого медведя, следовавшего за ней неотступно, вот уже несколько дней.
За чёрным медведем следовал молодой медведь, вошедший в гонный возраст и, видимо, в первый раз участвовавший в "свадебных" боях.
Он уже был нещадно помят и искусан Чёрным, более крупным и сильным медведем.
Однажды отстав, потерявшись почти на сутки, он вновь, совершенно случайно набежал на ту же медвежью пару и последовал за ними, держась теперь на почтительном расстоянии...
Когда появился Бурый, этот молодой медведишко, на правах "ветерана", не раздумывая, кинулся на пришельца в драку, в надежде напугать и отогнать ещё одного соперника...
Но Бурый был уже опытным, умелым бойцом...
Он встретил молодого лоб в лоб, вздыбился и молотя стоявшего ниже него, почти на голову, молодого зверя, ударил несколько раз лапами, с острыми торчавшими когтями, и разорвал кожу и мышцу на плече противника, а затем, не отпуская соперника, укусил его за шею, повредив воротную вену.
Рык и гулкие удары тяжёлых лап, сопение и треск веток под тяжёлыми телами привлекли внимание полубезумной, от осознания своей власти над кавалерами, медведицы. Она возвратилась назад и присев на задние лапы следила за ходом жестокого поединка...
Гулкое эхо медвежьей драки, нарушило тишину дремучей тайги и от этого свирепого шума, испуганно вздрагивая от пронзительно злобного рявканья обоих медведей, стадо косуль бросилось убегать, мелькая среди зелени, на прыжках, своими белыми подхвостьями - "зеркалами"
...Чёрный "ухажёр" тоже не вмешивался, но старался, пользуясь моментом, как можно ближе подобраться к капризной и раздражительной медведице, на что последняя отвечала свирепым, громовым рявканьем...
Драка, между тем, подходила к роковой развязке. Молодой медведь, весь залитый кровью из порванной вены, отбивался из последних сил и пытался убежать, но разъярившийся от вида и обилия крови Бурый рвал и мял своего соперника.
В этот момент на него нанесло раздражительно едкий запах гонной медведицы и он выпустив из своих когтей полуживого молодого медведя как - то боком, косясь налитым кровью глазом на Чёрного, попробовал приблизиться к вожделенной самке но, та, кокетливо качнув крупной, как мохнатый шар, головой чуть отпрыгнула, словно оробев перед победителем.
А когда тот приблизился на недозволенное расстояние, она рыкнула, ударила его неопасно, лапой с расслабленными когтями, развернулась и пустилась бежать вперёд продолжая свою брачную игру уже с новым кавалером.
Чёрный между тем, возбуждённый запахом крови, кинулся вдогонку медленно уходящему и хромающему от сильных укусов молодому медведю, набросился на него со свежими силами и, вымещая злобу длительного и безнадежного ожидания и страстного животного томления, стал рвать его когтями и зубами. Через какое-то время хрипевший, полузадушенный медведь упал и Чёрный стал волочить его по траве и кустам, обагряя обильной кровью поле выигранного сражения.
Молодой медведь, ещё на какое - то время придя в себя, пытался отбиваться, кусался и даже прокусил Чёрному лапу насквозь...
Но это уже была агония...
Через время он вновь потерял чувствительность и Чёрный, укусив умирающего соперника за голову, попал клыком в глаз и выколол его. Но к тому времени молодой медведь был уже мёртв и его шерсть, залитая липкой кровью, покрылась налипшей сосновой хвоей и лесным мусором.
Старый огромный медведь таскал свою жертву, как большую шерстистую куклу по траве и по кустам, рвал мёртвого, глухо рыкая и ударяя мощной когтистой лапой по безжизненному изувеченному телу...
Наконец, словно что то вспомнив, Чёрный бросил жертву и хромая на прокушенную, повреждённую лапу кинулся вдогонку за своим счастливым соперником и коварной "барышней"
Однако пара "коварных" любовников, уже успела далеко отбежать от места драматической схватки. Медведица бежала по прямой и Бурый, словно привязанный на верёвочке следовал за ней в нескольких метрах позади. Выскочив на берег небольшого таёжного озера, медведица, не раздумывая, вбежала в воду, охлаждая разгорячённое, распалённое страстным ожиданием тело, переплыла озеринку и последовала дальше...
Бурый не отставая держался всё ближе и ближе к своей избраннице...
Чёрный появился на берегу озера уже через полчаса.
Возбуждённые непонятными гонками, любопытные кедровки застрекотали над головой медведя, но тот, не обращая на них никакого внимания, стал торопливо вынюхивать запахи, ища продолжение следа медведицы. Он рысцой принялся бегать с одной стороны берега на другую. Не догадываясь обежать его по кругу и пересечь выходной след.
Солнце садилось на пики огромных елей стоящих на другой стороне озера а Чёрный выбившись из сил, раздраженный неудачей прилег на траву и стал вылизывать кровоточащую лапу, по временам нервно вскакивая, оглядываясь и снова опускаясь на траву...
А медведица и Бурый продолжали свой страстный бег. Теперь медведица начала бегать по кругу и Бурый приблизившись почти на метр, бежал рядом и чуть позади. Наконец возбуждение медведицы достигло вершины, и в какое - то мгновение она остановилась, как вкопанная и даже чуть попятилась навстречу оробевшему, от неожиданности, Бурому...
В наступающих сумерках звери были видны неясно. Бурый наконец обхватил передними сильными лапами туловище избранницы, встал на дыбы и накрыв медведицу своим большим сильным телом, чувствуя свою мгновенную власть над ней возбуждённо рыкнул, даже укусил её чуть за загривок и тут они слились воедино и вся страсть и сила жизни вошла из него в неё и излилась животворной влагой в её потаённое нутро.
От испытываемого напряжения, сопровождавшего чувство запредельного удовольствия, громадные звери дрожали и мгновенно взмокли от пота...
Через какое - то время акт первого, самого страстного и так долгожданного соития закончился, и рассоединившись, звери чуть разошлись по сторонам...
... Ещё несколько дней, Бурый следовал за своей избранницей неотлучно. Через какое-то время медведи повторили акт соития, и вновь повторилась и невольная дрожь, и волнение и жар страстного обладания.
Природа приготовила это, привлекая зверей, как сладость, как приманку, к акту размножения, для продолжения вечного течения жизни не прерывающуюся после смерти отдельных членов вида или рода...
Через неделю медвежьи объятия стали уже менее неистовы и волнующи. В самке начался длительный процесс зарождения новой и могучей жизни, продолжающий род медведей на земле...
Она стала менее игрива, а иногда даже раздражительна, что, конечно, не нравилось медведю...
Несколько недель медведица и Бурый были вместе. Суетливость и неуверенность пропали в Буром и он уже не так торопился за медведицей. Скорее она ходила за ним, чем он за ней.
Иногда, на закате, лежа вместе в укромном углу хвойных лесов, медведи, словно переговариваясь, чуть слышно ворчали и разомлевшая, и благодарная медведица лизала Бурого в нос, а он не убирал морду в сторону, но и не проявлял былого волнения.
Тогда же, на закате они соединялись в акте оплодотворения вновь. И этим, Бурый как бы подтверждал каждый раз своё право называться отцом будущего медвежонка или медвежат...

... Постепенно дни стали короче, и лето повернуло к осени. Кормились медведи совместно, но Бурый во время кормёжки всё дальше и дальше уходил от медведицы.
В один из пасмурных дней, вечером, Бурый попробовал приблизится к медведице, но та раздражительно рявкнула и не в шутку ударила его когтистой лапой по боку. Бурый не ожидавший такого приёма, обиженно рыкнул в ответ, но в драку не вступил.
Назавтра с утра, отойдя далеко от медведицы, не стал к ней возвращаться и побрёл в сторону большой реки, к тому месту, где каждый год, ещё до снега копал себе новую берлогу или находил хорошо сохранившуюся старую, выкопанную когда - то может быть им же самим...
Каждый год, под осень, он жил здесь, на северном склоне речной долины и ожидал созревания кедрового ореха - его главной пищи перед залеганием в берлогу...






...Перед снегопадом, Бурый закончил рыть для зимовки нору - берлогу.
Выбрав место на пологом склоне небольшого распадка, выходящего на северо-запад, Бурый примериваясь, насколько раз копнул землю тяжёлой когтистой лапой, сорвал тонкий слой травы и дернины под густым кустом багульника, на бугорке, пронизанном его корнями.
Земля легко поддалась сильному землекопу - то была супесь, то есть смесь крупного песка и глины.
Углубившись на глубину более метра, и удовлетворившись пробами почвы, медведь принялся неутомимо копать берлогу.
В первый день, он копал по прямой, зарываясь когтями вглубь бугорка. Под вечер, прекратив работу, сходил на соседнюю гриву и покормился кедровыми орешками из шишек - паданок, густо покрывающим траву под деревьями, после сильного недавнего ветра.
Там, Бурый нашёл несколько бурундучьих нор, раскопал их и полакомившись орешками, в одной из норок, поймал и съел маленького хозяина ореховых запасов, бурундука...
Возвратившись к новой берлоге после полуночи, он отдохнул в лёжке и после рассвета, принялся копать вновь.
Теперь он расширял берлогу, углубляя её, выворачивая жёлтый песок, смешанный с глиной в отвал, как бы делая барьер перед входом. Чем больше супеси он выворачивал из берлоги, тем выше становился барьер - вал перед ней, на расстоянии не далее метра...
... Так работал он, не покладая "лап", ещё день, и ещё один...
На четвёртый день, после начала строительства, берлога вчерне была готова. Высокий борт отвала желтел на зелёном фоне и привлекал внимание. Но уже через насколько дней листопад укрыл его и отвал стал малозаметен, на фоне опавших листьев...
Бурый остался доволен своей работой, долго ходил вокруг, присматривался и принюхивался, а потом, запомнив место ушёл на несколько недель на водораздел, где кедрачи в этом году были особенно урожайны...
Там он не только ел подобранные с земли орешки в шишках, но и раскапывая норки бурундуков поедал уже добытые их шишек бурундучьи запасы, иногда закусывая и зазевавшимся бурундуком.
Здесь его и застал первый снегопад, после которого медведь, раскапывал муравейники, широко гуляя по окрестной тайге.
Когда же первый снег стаял, он вновь, наедая жир, питался кедровым орехом, изредка для моциона гоняясь за нахальными и проворными соболюшками и белками, которые его вовсе не боялись, и иногда утаскивали крупные спелые шишки из под самого его носа...
В конце октября по ночам начались сильные морозы и шерсть медведя стала длинной мягкой и плотной, отблескивая под солнцем шоколадно-коричневыми оттенками.
Бурый сделался толстым и гладко неповоротливым, подолгу лежал в лёжках и ждал большого снегопада...
Причуяв приближающуюся непогоду, он спустился с хребта к берлоге, сходил насколько раз на моховое болото, где ел мох и корешки, для полной очистки желудка и созданию "пробки" в толстой кишке.
Очистившись, он уже заселился в берлогу, когда пошёл сухой холодный снег: в начале крупкой, раздуваемой по земле ветром, а потом и хлопьями, лёгшими на промороженную землю уже на всю зиму...
Перед этим, надрав в ближнем сивере мха, Бурый затащил его внутрь берлоги и устроил мягкое и уютное гнездо, в котором с комфортом обосновавшись надолго, стал задрёмывать, иногда просыпаясь в погожие солнечные дни и вылезая наружу, на "заградительный вал", грелся под лучами солнца смежив тяжёлые веки.
С каждым днём, он задрёмывал внутри тёплой и безопасной берлоги всё крепче, и наконец заснул чутким сном, убаюканный холодными пронзительно воющими зимними ветрами...

...Бурого разбудили лучи солнца, проникшие в берлогу через отверстие входа. Он долго не решался открыть глаза, прервать эту тягучую дрёму. Медведь ворочался меняя положение и наконец, услышав жужжание отогревшейся под весенним светом и теплом мухи, вылез на поверхность и долго втягивал напоённый непривычными ароматами воздух, лежал перед берлогой, чувствуя зуд в начинающей линять, тёплой шубе.
На ночь он вновь забрался в берлогу, но следующим утром, пораньше вновь выбрался на поверхность и погулял перед берлогой, кое - где ещё проваливаясь в хрупкий снежный наст по брюхо...
Через неделю, он оставил берлогу и голодный, но лёгкий, направился на юг, в места летних стоянок...
В одном месте, перейдя реку, с влажными пятнами наледи, в прибрежном ельнике, вышел на след лося, и в развалку побежал по следу, опустив лобастую голову к земле и с шумом втягивая свежий запах. Выбираясь из чащи, медведь выпугнул с лёжки голенастого лося.
Заметив в кустах мельканье темно - бурого шерстистого пятна, лось с места перешёл в безудержный скач, и через несколько минут, опередил преследователя, на добрые двести метров...
На всем ходу, рогатый скакун вылетел на берег неширокой, но переполненной талой водой речки и длинным прыжком преодолел её, попав сильными задними ногами в ледяную закраину и подняв фонтаны брызг.
Медведь подбежал к реке, в нерешительности потоптался на берегу, попробовал перебрести, даже зашёл на полметра вглубь, но передумал и после двинулся вверх по течению, недовольно поваркивая и пофыркивая, словно разговаривая сам с собой.
Заметив упавшее поперёк реки бревно, он взобрался на него и печатая на белом снегу лежащем на поверхности соснового ствола абрис крупных лап с отчётливой голой подошвой и веером кончиков отросших за зиму когтей, балансируя, перешел на противоположный берег. А после переправы направился дальше, уже забыв о преследуемом лосе...

...Через неделю, Бурый добрёл до знакомых мест и поднявшись на склоны таёжных холмов, стал выходить на маряны, напитываясь витаминами и белками, содержащимися в появившейся зелени травы и луковицах саранки -яркого сочно - мясистого таёжного цветка появляющегося в начале лета из этих луковиц.
Он по запаху находил луковицу, часто сидевшую в земле, в нескольких сантиметрах от поверхности и острым когтем, как лопаткой извлекал её из земли и чавкая, съедал, уже на ходу, определяя местоположение следующей луковицы...
...Ночуя в вершине речного распадка, в мягком, тенисто - прохладном и ароматном пихтаче, медведь, по утрам спускался вдоль извилистой речки, в основное русло, а там сворачивал, влево и, выйдя на просторную поляну - маряну, на крутом безлесном склоне, кормился до полуденных жаров, после уходя на время в ельник, ограничивающий моряну сверху. За ельником, на гребне холма ещё белел снежный карниз, из которого после полудня начинал струиться ручеёк талой воды...
Иногда, с другой стороны на просторную маряну выходила молодая медведица с маленьким медвежонком. Они паслись на другой стороне склона и когда Бурый случайно приближался к ним, медведица, бросая кормиться начинала сердиться, фыркала и делала угрожающие выпады в его сторону.
Бурый, зная силу и ярость медведиц защищающих своих медвежат, заметив гневающуюся мамашу старался не обострять ситуации и возвращался на свою половину маряны.
...Однажды, Бурый видел, как снизу, на маряну вышел молодой, некрупный медведь и медведица бросилась на него в драку, а пришелец, со всех ног кинулся наутёк!
Возвратившаяся к медвежонку, Барышня, это была она, долго ещё фыркала сердито морща чёрный нос и обнажая клыки торчащих из фиолетового цвета дёсен и сдавленно порыкивала, озираясь и крутя головой, словно объясняя медвежонку, что он должен опасаться "незнакомых дядей"
Бурый уже забыл свои прошлогодние страсти во время гона и не узнал Барышню, да и не хотел узнавать...
Мало ли медведиц с медвежатами ходит по тайге...

...Бурый пришёл на водопой, с другой стороны пруда и услышав непонятные звуки, насторожился, стал красться, аккуратно обходя препятствия, и нюхая воздух...
Лоси стояли почти посередине озерца, и выйдя к берегу Бурый затаился, вглядываясь в темноту. Но его зрение и при солнечном свете не отличающееся остротой, сейчас вовсе не годилось. Другое дело лоси...
Стоило медведю неосторожно переступить с лапы на лапы, треснула веточка под его тяжёлым телом, и лосиха, заметив движение, с места прыгнув, поскакала с громким шумом по воде, в разбитой этими звуками тишине, к противоположному берегу - она, своими большими глазами, даже в темноте увидела шевеление медвежьей туши и бросилась убегать. За ней последовал Сам, тоже на больших прыжках...
Отбежав от озеринки с полкилометра, звери остановились и лосиха долго вслушивалась, в ночную тишину, и убедившись, что погони нет, лоси прошли в густой ельник и легли в знакомом месте...
Такие происшествия однако, были редкостью в их размеренной жизни. Обычно они кормились на озеринке почти до рассвета, а перед утренней зарёй уходили на лёжку, с заметно округлившимся брюхом...
Бурый слышал, как лоси с шумом убегали, выбираясь из озеринки, но он и не собирался на них нападать. Медведь из простого любопытства попробовал скрадывать...
Сытый и растолстевший, он был неуклюж и неповоротлив. Времена постоянного голода и агрессивности прошли, закончились вместе с весной, и сейчас он был миролюбив и не опасен для других зверей. Корма в это время года, в тайге, хватало на всех...

...В самые жары, начался у медведей гон.
Барышня с медвежонком в это время поднялась повыше в горные долины и избегая встреч с гонными медведями, спокойно кормилась короткими тёмными ночами на марянах, утром уходя на обдуваемые ветерком горные гребни или скальные останцы, где и проводили жаркие дни....
Бурый ставший ещё на один год старше, громадный, в "шубе" тёмно - шоколадного цвета, вновь устремился в долину, в поисках самки...
И он нашёл её томящуюся от нежеланного одиночества...
И начались обычные любовные трогательно - наивные игры, когда молодая медведица, отбиваясь от наседающего, нетерпеливо напирающего Бурого, то бросалась бежать, то, клацая клыками в сантиметре от морды ухажёра пыталась сдерживать его неумеренную страсть.
Так они переходили, перебегали с места на место, пока не настал вожделенный миг, и перевозбуждённый, роняющий из пасти клочки тягучей пены, самец, овладел, наконец, дрожащей от страха, проводящей первый свой половозрелый сезон, медведицы...
На какой-то момент, вдруг, из под густых сосен вывернул небольшой, чёрной масти медведь, но Бурый, словно хвастаясь своими размерами и созревавшей годами силой, поднялся на дыбы, зарычал страшно и свирепо и одним этим, без боя, заставил отступить, а потом и позорно бежать незадачливого соперника...
Инстинктом, молодой медведь почувствовал смертельную опасность исходящую от громадного соперника с такими тяжёлыми, длинно - когтистыми лапами, и ретировался, предпочтя искать "счастья" в другой стороне...

...Однажды по утру, по лесной полузаросшей дороге, на урчащей разогретым мотором большой машине приехали к малиннику люди.
Они повыскакивали из кузова, устроили костерок на поляне, на берегу речки, громко разговаривая наспех позавтракали и в нетерпении отправились за ягодой, разойдясь друг от друга на расстояние слышимости голоса.
Средних лет женщина, в мужских, широких штанах и ситцевом матерчатого платочке кукольно торчащем над головой, увлёкшись поисками самой рясной малины, отошла чуть в сторону и позванивая кружкой о эмалированное ведро присела под густые кусты малины, а рядом, под одинокой ёлкой проснулся сытый, добродушный медведь.
Услышав непонятные звуки он высунул голову из под ели и увидел пухленькое двуногое существо, что - то довольно напевавшую себе под нос и проворно собирающую в кружку малину...
Сухая еловая ветка под лапой медведя хрустнула и двуногое существо в ярком платочке на голове, не оборачиваясь, спросила: "Это ты Маша?".
Не получив ответа она, прервавшись на мгновение обернулась и увидела громадную медвежью голову с маленькими полукруглыми ушками торчащими из густой бурой шерсти - ягодница сдавленно вскрикнула и на мгновение застыла в ужасе...
А потом, протяжно визгливо закричала нечеловеческим голосом и уронив, рассыпав на траву наполовину наполненное малиной ведро, со всех ног кинулась в сторону поляны.
Медведь испуганный неожиданным, громким криком, метнулся со всех ног в противоположную сторону и замелькал по кустам, буро - коричневым пятном сквозь зелёное.
Высунувшись из - за малинника, мужик в кепке, увидев это мельканье насторожённо приподнялся и оглядевшись быстрым шагом, почти побежал к машине.
Лес зашумел, заголосил, перекликаясь и переговариваясь. Ягодники вскоре собрались на поляне у машины и выслушав уже в который раз рассказ растрёпанной бабы о том, что: "Вдруг вижу, как на меня идёт медведь и пасть разинул, а там красный длинный язык болтается!", - засобирались из опасного леса домой...
А мужик авторитетно подтверждал: "Смотрю, а он крадётся по кустам, мелькает бурым!"
Машина завелась, заурчала, ягодники уселись в кузове и грузовик, ломая колёсами кустарник, выехал на дорогу. Водитель долго ещё вглядывался в тёмные придорожные кусты, но когда свернули на знакомый просёлок, вздохнул с облегчением...

Но наш герой - Бурый к этому времени был уже в своих привычно знакомых местах и поселившись в долине небольшой таёжной речки, жил размеренной жизнью, восстанавливая силы после временного, сладострастного сумасшествия!
Ему нравилось быть одному, нравилось полежать на мягкой сухой траве на рассвете, а вечерами выходить кормиться пораньше. Он шёл от места днёвки на знакомые ягодники - малинники на закрайках старых зарастающих гарей, пересекая пологие неширокие распадки, с сенокосными полянами по широким руслам, с одиноко стоящими толстыми берёзами...
В одном из этих распадков он обнаружил странную вещь. Сваренная из толстых металлических пластин большая "коробка", с неширокими щелями повдоль, в которой лежало несколько полуразложившихся рыбин, ароматно пахнущих гниющей плотью.
"Ящичек", имел сварную металлическую дверку, замкнутую на завёрнутый до отказа болт. К ящичку, змеёй извиваясь в траве, был прикреплён кусок железного троса, другим концом обвязанного, за крепкий, берёзовый ствол...
Бурого находка заинтересовала, он перевернул "ящичек" несколько раз, попробовал толстыми лапами достать хотя бы кусочек рыбины, но у него ничего не получилось.
Раздражаясь, он засопел, несколько раз со звоном ударил лапой по ящику и послушал слабый звук, который ему понравился...
...Над тайгой солнце веером выпускало последние дневные лучи и зелень берёзовой листвы чуть трепетала под порывами лёгкого ветра. Внизу, под деревьями уже было сумеречно, но синее небо, отражая заходящее солнце светилось необъятной глубиной. И сквозь сосновые ветки, на гребне распадка, ещё проблескивал золотой краешек солнца.
В вечерней тишине, откуда - то издалека прилетел внезапно зародившийся звук стрекотания мотоциклетного мотора. Он, казалось, то приближался, то удалялся и наконец, продолжая нарастать придвинулся, и стали слышны звуки громкого человеческого голоса, пытающегося на ходу перекричать шум двигателя...
Бурый однако, так увлёкся необычной игрушкой, что не обращал на эти звуки никакого внимания...
Наконец, где - то в устье распадка мотор замолк, и вновь наступила тишина. Бурый возбуждаемый запахом рыбы, становился всё настойчивей, ворочая металлический ящик из стороны в сторону, звенел железом ударяя когтями по металлу и сердито рявкал, когда в очередной раз не удавалось залезть внутрь соблазнительного предмета...

...Два охотника, из деревни находившейся километрах в тридцати от этого места приехали проверить своё "изобретение".
Заглушив мотор, они, разминая ноги походили по травке, переговариваясь и поглядывая на темнеющий сумерками горизонт.
Тишина обступила их со всех сторон и после гула мотора казалась особенно неподвижной. Вдруг старший насторожился, поднял руку и молодой замолчал, прервавшись на полуслове...
Из глубины распадка раздались, какие-то неясные звуки - то ли звон, то ли стук. Старший сдёрнул с плеча двустволку, достал из кармана брюк патроны с картечью и пулями зарядился и стараясь на щёлкать пружиной ружейного замка аккуратно привёл стволы в исходное положение. Молодой, повторяя движения старшего товарища, проделал то же самое со своей одностволкой...
Переложив оставшиеся патроны, в нагрудный карман энцифалитки, старший сделал знак рукой второму охотнику и мягко ступая на носки пошёл вверх по распадку, на звук...
Охотники шли опасливо пригибаясь и, напряжённо вглядываясь в просветы между деревьями, иногда останавливаясь, замирали прислушиваясь.
Наконец старший, идущий впереди, сделал знак рукой младшему и прошептал взволнованным шёпотом: - Вижу медведя! Да какой здоровый! - голос от волнения срывался.
Страх вкрался в сознание охотника. Мысли быстро - быстро, замелькали в голове...
"Далеко ещё! А вдруг увидит нас и бросится?! Лучше стрелять отсюда!".
Старший охотник, не дожидаясь пока приотставший второй охотник разглядит медведя, медленно поднял двустволку, и взволнованно дыша и стараясь унять дрожь напряжённых рук, выцелив неясно мелькающее за кустами багульника, бурое пятно, нажал на курок, что было сил.
Он выцеливал под лопатку, но от сильного нажатия на курок, стволы чуть дёрнулись вверх. Раздался гром выстрела, медведь, после удара пули в загривок, подпрыгнул, рявкнул яростным громовым басом и всплыл на дыбы повернувшись в сторону охотников!
Различив какое - то шевеление за кустами, Бурый громадными прыжками бросился в ту сторону и тут раздался второй и третий выстрелы. После второго выстрела заряд картечи ударил зверя в грудь и заставил крутнуться на месте... Медведь яростно и пронзительно взревел от неожиданной новой боли и вновь вскинулся на дыбы. Испуганные охотники бросились убегать, на ходу теряя патроны, пытаясь перезарядить ружья.
Им казалось, что раненный медведь, вот - вот догонит их и потому, подбежав к мотоциклу, старший стал ударяя ногой по рычагу заводки, на ходу, развернул мотоцикл и когда мотор взревел, оба человека запрыгнули на сиденья и отталкиваясь ногами от земли, набирая скорость, помчались к дороге.
Резко свернув вправо, чуть не упав вместе с мотоциклом они, выехали на дорожную колею и поддав газу понеслись прочь от этого страшного места, где как им казалось, медведь уже почти настигал их...
Бурый был ранен пулей и несколькими картечинами застрявшими в мякоти грудных мышц. Пуля, чуть выше лопаток пробила толстую шкуру загривка и вышла с другой стороны, пробив слой подкожного жира по касательной...
Бурый, чувствуя боль и жжение в местах ранений, начал кататься по траве, пятная зелень красными кровавыми каплями. Кровь с каждой секундой шла всё сильнее и сильнее и постепенно намочила шерсть и пропитала её насквозь на спине, на боках и на груди...
Жжение постепенно утихло, но боль не уходила и Бурый побрёл в сторону реки...
Продравшись напролом через кустарники и молодой березняк, он, войдя в текучую воду, стал окунаться почти с головой, поднимая со дна мягкий чёрный ил. Вода вокруг окрасилась кровью, но жжение и боль, казалось, стали меньше и Бурый ещё долго сидел в воде, ворочаясь всем сильным телом, поднимая на поверхности мелкую волну...
Он сидел в речной холодной воде долго, пока кровь не перестала идти и только сочилась мелкими каплями из крупной раны на загривке...
Почувствовав внезапную жажду медведь долго пил воду, потом выбрался на берег и кровеня траву побрёл вглубь болота и выбрав небольшой островок в чаще тонкоствольного березняка лёг, приминая кусты и траву тяжёлым телом....
... К полуночи, когда половинка серебряной луны выбралась на край тёмного ночного неба, в большом теле Бурого стала подниматься температура, и он тяжело и часто дыша, чувствуя боль в местах ранений стал пытаться когтями вынуть из ран в груди мешающие ему жить, крупные картечины, вновь раздирая раны до крови...
Он вспоминал всё происшедшее и от этих воспоминаний волна ярости, вздымавшаяся в нём, заставляла шерсть на раненном загривке подниматься дыбом.
Он начинал зло рявкать и в ночной тишине этот свирепый рык, пугал всё живое вокруг, предупреждая других животных об опасности встречи с разъяренным, страдающим от ран, свирепым хищником...
Он вспоминал хлёсткие звуки выстрелов, запах человека и пороха, несущих в себе опасность и боль, и визгливо пронзительно ревел...
Прошла долгая мучительная ночь, прошёл и яркий, но тоже мучительный день. Поднявшись и постанывая как человек, медведь по своим следам сходил к реке, долго пил фыркая и рыкая от боли и через время вернулся на старое место...
Под утро следующего дня начался нудный мелкий дождик, который промочив плотный медвежий мех сбивал температуру борющегося со смертью большого сильного тела...
Прошло четыре дня и чувствуя боль и слабость, Бурый заставил себя подняться и побрёл в лес, нюхая траву, стараясь отыскать среди зарослей, лечебные стебли и корешки...
Начался долгий и мучительный период выздоровления...


Продравшись сквозь заснеженный ельник, охотник вдруг услышал впереди нервное буханье - лай старшей собаки Кучума - "На зверя лает» - вдруг забеспокоился охотник.
Он остановился, перезарядил двустволку на пулевые патроны и широко шагая поспешил на лай. Вскоре совсем недалеко в ложбинке к буханью Кучума присоединился, басок потоньше - это залаял Саян.
Обогнув заросли ольховника, охотник увидел собак.
Саян, со вздыбленной на загривке шерстью бегал с место на место, оглядывался словно опасаясь засады и лаял беспорядочно, а Кучум стоял у круглого входа в большую нору и лаял туда стоя на напружиненных ногах.
"Берлогу нашёл! - чуть не вскрикнул охотник.
Чело берлоги было на виду. И невольно, у охотника задрожали от волнения руки. Он не торопясь снял и положил рюкзак на снег, достал из карманов ещё две пули и зажал патроны во рту.
Потом, осторожно ступая, стараясь не скрипеть снегом, пошёл по дуге, укорачивая с каждым шагом расстояние до входа в берлогу.
Теперь он уже не сомневался, что это медвежья нора, но не знал, внутри ли медведь.
Кучум заметив хозяина вздыбил шерсть и приблизившись к челу заглянул внутрь, скаля зубы и угрожающе ворча. Потом собака прыгнула внутрь, через несколько секунд выскочила из берлоги, и бросилась галопом по кругу, пытаясь привычно найти выходной след...
Охотник с облегчением вздохнул. "А где же косолапый? - нервно посмеиваясь, вопросил он сам себя, и, заглянул внутрь берлоги...
Медвежья нора была пуста. Саян, прядая ушами и приседая от напряжения приблизился к пустой берлоге и когда хозяин, воспользовавшись моментом, толкнул собаку внутрь берлоги, молодой кобель с испуганным воем вылетел оттуда, и вздыбив шерсть, басом взлаял несколько раз.
- Не бойся, медведя там уже нет - успокоил собаку посмеивающийся хозяин.
- Но тебе надо привыкать к страшному медвежьему запаху - продолжил он, и Саян виновато завилял хвостом, слыша в голосе хозяина нотки упрёка...
Уже в зимовье, лёжа на нарах и слушая, как в печке потрескивают дрова, Охотник думал о медведе: "Или он ушёл в другую берлогу или его кто - то вспугнул перед залеганием. В любом случае берлога большая, и зверь, наверное, был крупный. Но почему он не залёг в спячку? Что ему помешало?"


…Костёр прогорел и холод струйками студёного воздуха пробирался под одежду. Ноги тоже немного подмёрзли и Охотник, войдя в зимовье, переобулся в разношенные валенки, засветил лампу - керосинку и подогрев остывшую кашу, покормил собак.
Сам он есть не захотел и выпив чаю забрался в спальник и уже засыпая, сквозь дрёму, вспоминая добытого с Васильичем первого медведя...
Дело было уже после армии...
Как - то по снегу, проходя по верху водораздельного склона заросшего смешанным лесом, Охотник, далеко впереди, в пологом распадке заросшем ольховником и молодым ельником, услышал глухой, басистый лай Кучума.
Не торопясь, он свернул в сторону лая и вскоре, в чаще на белом, снежном фоне увидел, что Кучум лает куда - то под выворотень.
Подойдя поближе, Охотник внезапно понял, что Кучум, его умная чуткая собака лает в чело берлоги. Он обрадовался, но дело было уже к вечеру и сумерки опускались на тайгу, к тому же начинался небольшой редкий снежок...

"Если сейчас пробовать добыть медведя, это может мне дорогого стоить. Во - первых, видимость плохая, а во - вторых, я знаю, как стрелять медведя только из рассказов старых охотников. Стоит ли рисковать?
Если честно, то молодой Охотник побаивался в одиночку добывать медведя, хотя был одним из лучших стрелков в промхозе и даже участвовал в соревнованиях по стрельбе на траншейном стенде, где выполнил норму первого разряда. Но одно дело стрелять по тарелочкам и другое в сумерках пойти на медведя в тёмной берлоге.
"А зверь из берлоги меня будет видеть очень хорошо" - подытожил размышления охотник и отозвав упорствующего Кучума, ушел в деревню, сделав затесь на большой лиственнице, стоящей метрах в восьмидесяти от входа в берлогу...

... Через несколько дней, молодой охотник и известный в деревне медвежатник Васильич пришли к берлоге с собаками. Привязав их подальше, они вырубили осиновую слегу метра в три длинной и в руку толщиной и крадучись пошли к медвежьей норе.
С утра было уже привычно холодно, и на лесной гривке трещали промороженные деревья. Но Охотник не замечал холода, ему даже было жарко.
Подойдя к берлоге и взяв ружья на изготовку, они почти вплотную подкрались к заметённому снегом челу и Васильич, махнув рукой показал место сверху берлоги: - "Заламывай!"

Оставив ружье за спиной, Охотник перехватил слегу двумя руками и воткнул заострённый конец сверху, по диагонали в нижний край чела!
Медведь внутри заворочался и схватив зубами слегу пытался втащить её внутрь берлоги.
Приложив ружьё к плечу, Васильич у которого было около двадцати удачных охот на медведя, зорко вглядывался в темноту берлоги и вдруг спокойным голосом проговорил: "Вижу голову! - и помолчав, спросил сквозь зубы: - Ну что? Стрелять!?".
- Давайте! - громко подтвердил Охотник, крепко держа дёргающуюся в руках слегу. Грянул выстрел и Васильич через несколько секунд, уже опуская ружьё от плеча сдержанно проговорил: - Кажется готов!
Стали вытаскивать медведя из берлоги.

Охотник спустился в нору вниз головой и с верёвкой в руках. В двадцати сантиметрах от его лица, мёртвый медведь скалил пасть с длинными желтыми клыками.
И в какой-то момент Охотнику даже показалось, что медведь шевельнулся. "А ведь будь медведь жив, он бы мне голову так бы и откусил» - вдруг подумал Охотник и неприятное предчувствие кольнуло под сердце...
Но он взял себя в руки, надел на голову медведя верёвочную петлю и вылез из берлоги с помощью Васильича, который тянул его вверх за ноги.
Уже после того, как охотники разделали жирного медведя с толстым, студенистым слоем сала под шкурой, толщиной почти с ладонь поставленную на ребро, они развели костёр и стали пить чай...

Васильич вспомнил случай произошедший в тайге лет десять назад...
Прихлёбывая горячий, сладкий чай, он, глядя в темнеющий впереди заснеженный распадок, рассказывал.
- На местного охотоведа, который выслеживал не залегшего в берлогу медведя - шатуна, зверь, сделав засаду, напал неожиданно.
Охотовед был бедовый парень, ничего в тайге не боялся и стрелок был хороший. Но бывают в тайге случаи, когда кажется, что всё против тебя.
Васильич вздохнул, сглотнул чай и сделал длинную паузу, вспоминая что то своё...
- Тогда у него, наверное, винтовку заклинило - продолжил рассказчик - и охотовед растерялся...
Васильич, снова отхлебнул чай из кружки и грустно вздохнул: - Но домой он не вернулся.
Пошли его искать и нашли полусъеденные медведем останки, засыпанные снежком...

Старый охотник допил чай, и выплеснул холодные капли из кружки на снег...
Сумерки опускались на тайгу. Цвет огня стал оранжево, красным и дым начал крутить над костром, в разные стороны.
- И что? - спросил Охотник, ожидавший продолжения рассказа...
Васильич, поднялся с заснеженной валежины, потёр озябшие руки и завершил рассказ:
- Медведя того выследили и убили, но охотовед погиб и никто не знает, как это было на самом деле. Можно только предполагать – он вновь тяжело вздохнул...

Долго молчали, грея вытянутые руки над костром, вглядываясь невольно в тёмные силуэты, окружавшего костёр, леса.
У Охотника на душе вдруг стало тоскливо...
«Вот был медведь и умер, и это мы его убили...» - думал он собирая рюкзак, а старый охотник, почувствовав грустное настроение своего молодого друга подбодрил его:
- Ты не переживай. Ведь это большая удача, найти берлогу и добыть в ней медведя!
Тут тебе и медвежья желчь, которая раньше использовалась как лекарство и была буквально на вес золота. И нутряной медвежий жир, который тоже используют в лечебных целях. И потом, у медведей же мясо целебное - они корешки полезные едят, да орешки кедровые...
Так что, можно сказать, что тебе очень повезло!

Перед уходом, Васильич, словно забыв, что уже говорил об этом, произнёс:
- И потом сало нутряное в медведе очень полезно для лёгочников. Оно и бодрость, и силу даёт. А медвежья желчь и вовсе на вес золота...
А то, что убили, так это может быть и к лучшему - не он нас, а мы его... На охоте, ведь всякое бывает.
- Своей судьбы то никто не знает - со вздохом закончил он....
Васильич помолчал, ещё раз тяжело вздохнул, огладил бородку и закончил...
- Все рано или поздно умирать будем - никто ещё, дольше своего срока не проживал!

За мясом решили на машине подъехать поближе, чтобы не надрываться и мясо на себе не таскать, и налегке ушли в деревню...

Так закончилась его первая берложная охота. Потом было много других и казалось, что он уже начал привыкать к опасным встречам с Хозяином тайги. Однако каждый раз после таких охот, в его душе оставалось ощущение чего - то незаконченного и таинственно - тревожного.
И это несмотря на то, что в удачно завершённых охотах, он уже в одиночку несколько раз добывал медведей в берлоге с собаками, а иногда и без них.
Раз Охотник застрелил медведя в берлоге уже ближе к весне, когда выходил со своего охотничьего участка. Тогда, у него уже не осталось ружейных пуль и он застрелил медведя из пистолета "Макарова", который тайком брал с собой на зимнюю охоту.
В тот раз, заломив предварительно чело слегой, которую Охотник привязал к кустам над берлогой верёвкой, стрелял по видимому медведю и попав в голову убил того наповал!

...И всё - таки, каждый раз, когда он думал о медведях, на душе у него становилось неспокойно...
Вот и в этот раз, охотник долго не мог заснуть, слушая, как ветер воет за стенами домика, изредка порывом залетая в печную трубу...




А наш герой - медведь Бурый - был к этому времени уже в своих привычно знакомых местах - поселившись в долине небольшой таёжной речки он жил размеренной жизнью, восстанавливая силы после месячного сладострастного, временного сумасшествия.
Ему нравилось быть одному, нравилось полежать на мягкой сухой траве на рассвете и наоборот, вечером выходить кормиться пораньше. Он шёл от места днёвки на знакомые ягодники - малинники на закрайках старых зарастающих гарей, пересекая пологие неширокие распадки, с сенокосными полянами по широким руслам, с одиноко стоящими толстыми берёзами.
В одном из этих распадков он обнаружил странную вещь. Сваренная из толстых металлических пластин большая "коробка", с неширокими щелями повдоль, в которой лежало несколько полуразложившихся рыбин, ароматно пахнущих гниющей плотью.
"Ящичек", имел сварную металлическую дверку, замкнутую на завёрнутый до отказа болт. К ящичку, змеёй извиваясь в траве, был прикреплён кусок железного троса, другим концом обвязанного, за крепкий, берёзовый ствол.
Бурого находка заинтересовала, он перевернул "ящичек" несколько раз, попробовал толстыми лапами достать хотя бы кусочек рыбины, но у него ничего не получилось.
Раздражаясь, он засопел, несколько раз со звоном ударил лапой по ящику и послушал слабый звук, который ему понравился.

...Над тайгой солнце веером выпускало последние дневные лучи и зелень берёзовой листвы чуть трепетала под порывами лёгкого ветра. Внизу, под деревьями уже было сумеречно, но синее небо, отражая заходящее солнце, светилось необъятной глубиной.
Вскоре на тайгу опустились лёгкие сумерки, и только на дальнем гребне распадка, ещё висел золотой краешек солнца.
В вечерней тишине, откуда - то издалека прилетел внезапно зародившийся звук стрекотания мотоциклетного мотора. Он, казалось, то приближался, то удалялся и наконец, продолжая нарастать придвинулся, и стали слышны звуки громкого человеческого голоса, пытающегося на ходу перекричать шум двигателя...
Бурый однако, так увлёкся необычной игрушкой, что не обращал на эти звуки никакого внимания.
Наконец, где - то в устье распадка мотор замолк, и вновь наступила тишина. Бурый возбуждаемый запахом рыбы, становился всё настойчивей, ворочая металлический ящик из стороны в сторону, звенел железом ударяя когтями по металлу и сердито рявкал, когда в очередной раз не удавалось залезть внутрь соблазнительного предмета...


...Два охотника, из деревни, находившейся километрах в тридцати от этого места, приехали проверить своё "изобретение".
Заглушив мотор, они, разминая ноги походили по травке, переговариваясь и поглядывая на темнеющий сумерками горизонт.
Тишина обступила их со всех сторон и после гула мотора казалась особенно неподвижной. Вдруг старший насторожился, поднял руку и молодой замолчал, прервавшись на полуслове.
Из глубины распадка раздались, какие-то неясные звуки - то ли звон, то ли стук. Старший сдёрнул с плеча двустволку, достал из кармана брюк патроны с картечью и пулями зарядился и стараясь на щёлкать пружиной ружейного замка аккуратно привёл стволы в исходное положение. Молодой, повторяя движения старшего товарища, проделал то же самое со своей одностволкой.
Переложив оставшиеся патроны, в нагрудный карман энцифалитки, старший сделал знак рукой второму охотнику и мягко ступая на носки пошёл вверх по распадку, на звук.

Охотники шли опасливо пригибаясь и, напряжённо вглядываясь в просветы между деревьями, иногда останавливаясь, замирали прислушиваясь.
Наконец старший, идущий впереди, сделал знак рукой и прошептал взволнованным шёпотом: - Вижу медведя! Да какой здоровый! - голос от волнения срывался.
Страх вкрался в сознание охотника. Мысли быстро - быстро, замелькали в голове.
"Далеко ещё! А вдруг увидит нас и бросится?! Лучше стрелять отсюда!".
Старший охотник, не дожидаясь пока приотставший второй охотник разглядит медведя, медленно поднял двустволку, и взволнованно дыша, стараясь унять дрожь напряжённых рук, выцелив неясно мелькающее за кустами багульника бурое пятно, и что было сил нажал на курок!
Он выцеливал под лопатку, но от сильного нажатия на курок, стволы чуть дёрнулись вверх, раздался гром выстрела, медведь, после удара пули в загривок, подпрыгнул, рявкнул яростным громовым басом и всплыл на дыбы, повернувшись в сторону охотников!
Различив какое - то шевеление за кустами, Бурый громадными прыжками бросился в ту сторону и тут раздался второй и третий выстрелы. После второго выстрела заряд картечи ударил зверя в грудь и заставил крутнуться на месте. Медведь яростно и пронзительно взревел от неожиданной новой боли, и вновь вскинулся на дыбы. Испуганные охотники бросились убегать, на ходу теряя патроны, пытаясь перезарядить ружья.

Им казалось, что раненный медведь, вот - вот догонит их и потому, подбежав к мотоциклу, старший ударяя ногой по рычагу заводки, на ходу, развернул мотоцикл и когда мотор взревел, оба человека запрыгнули на сиденья и отталкиваясь ногами от земли, набирая скорость помчались к дороге.
Резко свернув вправо, чуть не упав вместе с мотоциклом они, выехали на дорожную колею и наддав газу, понеслись прочь от этого страшного места, где как им казалось, медведь уже почти настигал их.

Бурый был ранен пулей и несколькими картечинами застрявшими в мякоти грудных мышц. Пуля, чуть выше лопаток пробила толстую шкуру загривка и вышла с другой стороны, пробив слой подкожного жира по касательной, а Бурый, чувствуя боль и жжение в местах ранений, начал кататься по траве, пятная зелень красными, кровавыми каплями. Кровь с каждой секундой шла всё сильнее и постепенно намочила шерсть и пропитала её насквозь на спине, на боках и на груди.
Жжение постепенно утихло, но боль не уходила и Бурый побрёл в сторону реки.
Продравшись напролом через кустарники и молодой березняк, медведь, войдя в текучую воду стал окунаться почти с головой, поднимая со дна мягкий чёрный ил. Вода вокруг окрасилась кровью, но жжение и боль, казалось, стали меньше и Бурый ещё долго сидел в воде, ворочаясь всем сильным телом, поднимая на поверхности мелкую волну.

Он сидел в речной холодной воде долго, пока кровь не перестала идти и только сочилась мелкими каплями из крупной раны на загривке...
Почувствовав внезапную жажду медведь долго пил воду, потом выбрался на берег и кровеня траву побрёл вглубь болота и выбрав небольшой островок в чаще тонкоствольного березняка лёг, приминая кусты и траву тяжёлым телом.

... К полуночи, когда половинка серебряной луны выбралась на край тёмного ночного неба, в большом теле Бурого начал подниматься жар и он, тяжело и часто дыша, чувствуя боль в местах ранений, попытался когтями вынуть из ран в груди, мешающие ему жить крупные картечины, вновь раздирая раны до крови!
Он вспоминал всё происшедшее и от этих воспоминаний волна ярости, вздымавшаяся в нём, заставляла шерсть на загривке подниматься дыбом.
Он начинал зло рявкать и в ночной тишине, этот свирепый рык пугал всё живое вокруг, предупреждая других животных об опасности встречи с разъяренным, страдающим от ран, свирепым хищником!
Он вспоминал хлёсткие звуки выстрелов, запах человека и пороха, несущих в себе опасность и боль, и визгливо, пронзительно ревел, тем самым утоляя ярость, волнами охватывающую его тело!

Прошла долгая ночь, прошёл и яркий, но тоже мучительный день. Поднявшись и постанывая как человек, медведь по своим следам сходил к реке, долго пил фыркая и рыкая от боли и через время вернулся на старое место.
Под утро следующего дня начался нудный мелкий дождик, который промочив плотный медвежий мех сбивал температуру борющегося со смертью большого, сильного зверя.
Прошло четыре дня и чувствуя боль и слабость, Бурый заставил себя подняться и побрёл в лес, нюхая траву, стараясь отыскать среди зарослей, лечебные стебли и корешки...
Начался долгий и мучительный период выздоровления...






…Бурый выжил после тяжёлых ранений, но похудел, отощал и бродил по тайге в поисках пищи. Кедровые орехи в тот год не уродились и потому Бурый не брезговал падалью. Как-то раз, набредя на останки лосихи, погибшей в петле, он обглодал все косточки и объел даже голову: разломав череп, полакомился мозгом и сгрыз даже мягкие части рёбер.
Но в берлогу медведь таким отощавшим не мог и не хотел ложиться, потому что без жира под кожей, который медленно питает его всю зиму, он не мог бы пережить сильных долгих морозов в середине зимы. Вот и бродил хищник по замёрзшей тайге в надежде найти себе достаточно еды, чтобы растолстеть и тогда уже залечь в берлогу.

Раны его почти заросли, но несколько пробоин на груди ещё чесались и Бурый, пытаясь унять зуд, расчёсывал их до крови когтистыми лапами снова и снова. Медведь даже выкопал себе берлогу ещё по теплу, но не очистив себе желудок, не мог ложиться в зимнюю спячку, а чиститься не мог потому, что постоянно боролся с голодом.
От голода и боли в ранах, Бурый был всегда в плохом настроении и иногда ревел пронзительно и свирепо, оповещая окружающую тайгу о том, как ему плохо.
Так, переходя с места на место в поисках пищи, он постепенно приближался к той таёжной местности, в которой Охотник начал промышлять соболя.

… Осенний лес словно съежился от наступивших морозов. Серые тучи громоздились на горизонте непроходимыми завалами и голые озябшие осины выделялись светло – зелёным на фоне ельника темнеющего в излучине реки …
Вскоре толстые, похожие на рваные подушки облака, подгоняемые ветром, закрыли всё небо и пошёл первый большой снег, упавший уже на мёрзлую землю.
Снежная метель, начавшись под вечер, со скрипом раскачивала кривоствольные сосны на мысах горных холмов, укутывала непродувемые ельники в снежные одеяния. Здесь, в чаще, спасался от пронзительного, режущего морозом свирепого ветра одинокий медведь.
Голод и холод заставляли его постоянно двигаться в поисках тепла и пищи. Догнать оленей или лосей он не мог, но и подкрасться к ним тоже было сложно. Заледеневшая высокая трава шумела, шуршала под тяжёлыми лапами, а затаиваться на тропах и ждать, у Бурого уже не хватало терпения.
Несколько раз он видел мелькающего по лесу чёрного на белом снежном фоне молодого лося, но каждый раз, услышав или даже увидев большого страшного зверя, которому трудно было спрятаться в прозрачности белого окружающего пространства, сохатый прыжками срывался с места и убегал на много километров от места неожиданной встречи…

…От голода и постоянных недосыпов по утрам, когда бывало особенно холодно, Бурый сильно отощал и озлился. Однажды, на берегу большой парящей морозным туманом наледи, медведь натолкнулся на остатки лося, убитого стаей волков.
Полусьеденная туша зверя почти полностью вмёрзла в наступающую, «натекающую» на берега наледь и потому, Бурому пришлось выгрызать кусочки мяса, шкуры и костей изо льда. Здесь он задержался на несколько дней и однажды даже вступил в драку с волчьей стаей, проходившей, как обычно, по своему охотничьему маршруту, раз в пять – шесть дней. Но медведь в таком состоянии был похож на лесного демона и волки благоразумно отступили, не ввязываясь в большую драку - они были сыты после того, как поймали на переходе молодую оленуху отставшую от стада. Схватка была короткой и погоня молниеносной - мяса хватило на несколько дней.
В тот день, волки выстроившись цепью, спускались с водораздельного гребня, когда обезумевшая от страха оленуха, увидев мельканье серых теней между кустами, с треском ломая молодой ольшаник, вырвалась на просторы залитого крепким скользким льдом болота, но поскользнулась, пытаясь круто свернуть от набегающей на неё сбоку, волчицы. И тут подоспевший молодой волк-переярок вцепился клыками ей в шею, а подскочившие взрослые волки в несколько секунд задушили, убили её.
При встрече с медведем у остатков лося, желудки волков ещё были полны непереваренного мяса и потому, они даже и не пытались атаковать Бурого, а трусливо отбегали поджав хвосты, хотя будь они голодны, ещё неясно было бы, кто выйдет из схватки за лосиные остатки победителем - когда надо, стая действовала бесстрашно и слаженно…

… Прожив несколько дней около чужой добычи, Бурый вскоре съел всё, включая кожу от большого желудка, и даже обгрыз копыта. И вновь надо было искать новую пищу, а зимняя тайга не была гостеприимна к медведю вовремя не залегшему в берлогу.
Начались его последние мучительные шатания по тайге в поисках еды…

Холода становились всё сильнее, а дни, когда хотя бы немного светило солнце, становились всё короче. Ночи, казалось, длились бесконечно и в лесу стояла мёртвая тишина. Изредка это ледяное безмолвие прерывалось треском разрывающейся от мороза коры промёрзших до основания древесных стволов и диким волчьим воем с ближнего хребта.
Жизнь одинокого зверя становилась невыносимой!



Убийство охотника

… Бурый искал встречи с ненавистным для него двуногим существом, но был осторожен - злоба на всё живое клокотала внутри измождённого, но ещё сильного тела, и хищник проснувшийся в нем едва удерживал в себе визгливый, яростный рёв.
Он ещё утром, зашёл к тропе ведущей к зимовью с тыла, из чащи, чтобы не давать следов и учуяв свежий запах человека и собак - его помощниц, сдавленно зарычал и ощерил желтоватые зубы и острые клыки.
Выбрав место между двумя густыми заснеженными ёлками, зверь лёг головой к тропе, навстречу холодному ветру и чутко задремал, изредка, неслышно поднимая голову прислушивался к вою ветра в вершинах деревьев, приглядываясь сквозь хвою еловых тонких веточек на прогал человеческой тропы, ведущей к зимовью.

Чёрная, мелькающая в снежной круговерти фигура человека показалась неожиданно!
Перед этим, вздыбив шерсть на загривке, Бурый молча пропустил мимо себя двух собак, не учуявших зверя лежавшего за ветром. Человек тоже шёл не глядя по сторонам, закрываясь от метели одной рукой в рукавице, а его ноги привычно ступали по знакомым неровностям тропы.
За спиной болталось незаряженное ружьё - обычно осторожный и предусмотрительный, он не перезарядил его после недавнего выстрела по белочке, да и собаки бежали впереди, а им Охотник доверял как себе.

…Он думал о своём доме в деревне, о том, как будет весело и приятно после возвращения с охоты, ходить с бутылкой водки по родне в деревне и выпив под крепкую мясную закуску, отвечать на расспросы об охотничьих приключениях. Человек в воображении уже видел просторные комнаты в своём доме, ровные деревянные полы укрытые самосвязанными цветными дорожками, жену у пылающей жаром печки, детей просящих его в следующий год взять с собой в тайгу…
А вокруг свистела и гудела вьюга и на отросшей у Охотника бороде и усах, намёрзли от тёплого дыхания льдинки.
Всё пространство неба и земли было белого цвета и снег сыпал сверху, не переставая и подхваченный ветром, кружился в безумном хороводе природного движения...

…Бурого замело, завалило снегом и когда с яростным, долго сдерживаемым рёвом, стряхнув с себя снежные сугробы он вскочил на дыбы, вид его был страшен!
Оскаленная, широко раскрытая клыкастая пасть, высокая лохматая, более двух метров ростом фигура медведя, визгливо-свирепый громогласный рёв, всё это на мгновение парализовали человека, так неожиданно возвращённого, из своих сладких мечтательных грёз в реальность дикого мира природы!
Бурый скакнул вперёд как тяжёлая лошадь вставшая на дыбы, ураганом налетел на человека, ударил его когтистой лапой по туловищу. Потом, уже потерявшего сознание, падающего Охотника схватил клыками за плечо, рванул на себя и вырвал плечевую кость из сустава! Затем, долго рвал безвольное, бесчувственное тело, в ярости вымещая на человеке свою боль и страдания за все эти бесконечные дни и ночи замерзания, голода и боли от обмороженной, но не потерявшей ещё жизненной силы плоти…

Медведь Бурый, убил человека за несколько секунд, но потом ещё долго терзал окровавленное тело, на мгновение отстраняясь, глухо, с ненавистью, ворча разбрызгивая из пасти кровавую слюну, а потом, возбуждаемый демоном ненависти и мести, вновь набрасывался на темнеющее на белом снегу изломанное, мёртвое человеческое тело!
Прибежали собаки, загавкали, заголосили, пытаясь отогнать остервеневшего хищника от хозяина, но медведь бросался на них норовя схватить, и собаки отскакивали на почтительное расстояние и безостановочно лаяли, лаяли!
В какой то момент Кучум, изловчившись, прыгнул на Бурого и вцепившись в загривок, с яростными воплями рвал изворачивающегося медведя, пытающегося достать собаку лапами!
Чтобы сбросить собаку, Бурый, встряхнулся всем телом, встал на передние лапы и достал, куснул Кучума сбоку, прокусив ему низ живота…
Через мгновение, Бурый, дотянувшись схватил когтистой лапой, пораненную, повисшую на нём собаку, и ударил другой. Кучум, отброшенный мощным ударом медведя, с воем отлетел в сторону.
С трудом поднявшись, подволакивая сломанную лапу и повизгивая от боли, собака похромала в сторону зимовья.
Напуганный всем происходящим Саян перебегал с места на место напружинившись и вздыбив шерсть, однако не решаясь напасть на разъярённого хищника, безостановочно лаял. Бурый погнался за ним и Саян изворачиваясь, убежал вперед к «дому», к зимовью.

А на тропе осталось распростёртое окровавленное тело Охотника, с неестественно заломленными руками и изогнутыми в разные стороны ногами, а стволы отброшенного медведем ружья, торчали из сугроба неподалёку!
Трагическая картина - убитая зверем черная, уже остывающая неподвижная фигура человека лежащего на белом снегу, в круговерти неперестающей метели!
Медведь гнался за собаками до зимовья, а потом, учуяв запах тёплого жилья и еды вышиб, вырвал дверь и принялся поедать всё съестное, что было припасено охотником на длинный охотничий сезон.
Встав на дыбы, он смёл мешки с крупами и мукой на пол с полок под потолком, и стал пожирать всё без разбору, разорвав и рассыпав содержимое мешков и кульков по полу. Потом, выскочив из зимовья, под крышей нашарил мешок с пельменями и чавкая съел их. Затем, выудив длинной лапой оттуда же, из под крыши, куски мороженой лосятины съел и часть мяса.

Только набив брюхо медведь немного успокоился, вновь забрался в зимовье и впервые за всю зиму, устроившись в тепле, сытый и довольный кровавой местью этому двуногому существу задремал, вздрагивая и рыкая во сне, переживая уже в воображении схватку с ненавистным человеком и его собаками…

… Саян и раненный Кучум, оторвавшись от Бурого, сделав большой круг по тайге возвратились к мёртвому хозяину и увидев, что он неподвижен и уже остывает, завыли подняв головы к равнодушному, невидимому среди белых, снежных вихрей, небу. Они долго ещё ждали и надеялись, что хозяин очнётся и вновь как обычно поведёт их в зимовье…
Ночью метель постепенно затихла, и ударил, как обычно бывает после снега, сильный мороз…

Пролежав рядом с телом хозяина, уже закоченевшего и полузанесённого снегом, всю ночь, Саян утром вдруг обнаружил, что раненный медведем Кучум тоже умер, ночью - в последнем усилии подполз к хозяину и положив голову к нему на грудь затих навсегда.
Осиротевший Саян, терзаемый одиночеством, страхом, голодом и морозом, уже при свете дня поднялся из лёжки, прощаясь с хозяином и Кучумом завыл скорбно и безнадежно, а потом мерной рысью, огибая лесом страшное теперь зимовье с заснувшим в нём медведем, побежал вдоль реки вниз по течению.
Вскоре он нашёл засыпанную снегом конную тропу и по ней, уже никуда не сворачивая затрусил в сторону деревни!

…Тайга стояла вокруг притихшая, скованная морозом и только изредка с треском рвалась натянутая от холода на деревьях кора и шурша, осыпался подмороженный тяжёлый кристаллический снег, с еловых лап, прижимающихся к стволу поближе, словно сохраняя последнее тепло в заледеневших деревьях…


…Саян вернулся в деревню на третий день. По пути он ночевал у знакомого зимовья и чтобы утолить голод пытался ловить мышей, что ему не очень удавалось. И всё - таки несколько пойманных маленьких мышек помогли ему преодолеть эти длинные тоскливые километры возвращения и спасали от изнуряющего голода…
Жена охотника увидев отощавшего Саяна всплеснула руками и тут же заплакала. Саян, виляя хвостом, ластился к хозяйке, а потом вдруг начал выть, словно пытаясь рассказать ей что - то печальное и страшное произошедшее в его жизни…
Встревоженная женщина, накинув платок на голову, пошла к младшему брату своего мужа, который работал учителем в начальной деревенской школе. Рассказывая о том, какой Саян вернулся тощий и испуганный, она вновь заплакала, а брат Охотника пошёл в поссовет и рассказал всё секретарю деревенского совета.
Уже вечером в школе собрались молодые и старые охотники и услышав его рассказ, засобирались в тайгу, спасать старшего брата учителя – Охотника. Многие предполагали, что Охотник уже мёртв, или замёрз, где-то провалившись в воду, или медведь напал, но молчали надеясь на лучшее.
Предположение о нападении медведя считалось наиболее достоверным, потому что Кучум тоже в деревню не возвратился…

Выехали на колёсном вездеходе, который на время попросили в лесничестве. Взяли с собой медвежатницу, лайку – Пестрю. Это был крупный кобель с многочисленными шрамами на седеющей морде – следы собачьих драк во время течки деревенских собак. Он был первый и самый свирепый драчун и даже задушил несколько молодых кобелей, рискнувших вступить с ним в драку.
Вся деревня знала, что Пестря на берложьей охоте, ничего не боялся и свирепо лаял на медведя, буквально нос к носу уткнувшись в чело. Хозяин этой лайки рассказывал, что между носом медведя и носом Пестри в какой-то момент было не больше спичечного коробка.
Эту историю знала вся деревня и Пестря был всеобщим любимцем и гордостью деревенских детей и молодых охотников…

Расстояние до зимовья охотника преодолели за один день и уже в сумерках подъехали к занесённой снегом избушке.
Издали увидев, что двери зимовья открыты настежь и кругом царит разгром, охотники, держа Пестрю на поводке, высадились из вездехода и когда увидели, что шерсть на загривке кобеля встала дыбом и он глухо заворчал нюхая воздух поводя головой то влево то вправо, неотрывно глядя в сторону зимовья, поняли, что медведь засел в зимовье. Такие случаи и до того бывали на охоте.

Шёпотом посоветовались и младший брат погибшего – Учитель, известный на всю округу медвежатник, спустил собаку с поводка. Пестря, взяв с места в карьер, понёсся к зимовью и вскочил внутрь – через мгновение оттуда раздалось его яростный лай и вскоре, взревел рассерженный, разбуженный медведь.
Охотники, подбежав к домику т приготовив карабины встали полукругом ожидая появления медведя. Было уже полутемно и охотники, которых было четверо, нервничали.
«Уйти может – тихо предположил один из них, самый молодой, но Учитель промолчал и с напряжением ждал продолжения схватки собаки и медведя.
В зимовье начались громкий шум и возня. Лай Пестри превратился в какие- то яростные вопли и наконец, из домика вывалился Бурый и следом, вцепившийся в него Пестря…

«Стрелять осторожно – собаку не убейте! – уже не таясь, выкрикнул Учитель, и тут же сам выстрелил, целя в грудь громадного, рассвирепевшего от нападения собаки, медведя. Затрещали выстрелы. Бурый поднялся на дыбы, хотел броситься на ближнего охотника, который был от него метров в десяти, но Пестря вцепился ему в заднюю лапу и медведю пришлось отмахиваться, отгонять смелого пса - всё вокруг вновь завертелось и закрутилось!
Грохот выстрелов смешался с рявканьем злого медведя и яростным лаем Пестри. Охотники уже каждый выстрел раз по несколько раз, но Бурый по прежнему был на ногах и то вскидывался на дыбы, пытаясь атаковать людей, то вновь, на четырёх лапах старался догнать Пестрю, уворачивающегося, ускользающего от когтей разъярённого медведя!
Наконец заметив, что зверь начал двигаться как - то неуверенно и неловко, учитель с карабином на изготовку подскочил к Бурому на несколько шагов и когда тот, в очередной раз всплыл на дыбы, вскинув винтовку дважды выстрелил в голову медведя…

И Бурый, словно сонный, повернулся вокруг своей оси опадая громадным телом вниз и упал наконец на белый снег, забрызганный кровью и клочками шерсти!
Люди ещё долго не решались прикоснуться к медведю, а осатаневший от злости Пестря вцепился медведю в заднюю лапу и пытался вырвать кусок мяса из неподвижного, уже мёртвого Бурого!
Наконец Учитель осторожно, по дуге подошел к лежащему медведю и держа карабин наизготовку, тронул его кончиком сапога – туша медведя по-прежнему лежала неподвижно – шатун был мёртв…

И уже после подошли остальные охотники, возбуждённо и невнятно обмениваясь впечатлениями.
- Я стрелил первый раз и думал попал! – восклицал один.
- А я выцелил в голову и только хотел нажать на курок, а он как броситься на Пестрю!
Только Учитель молчал и думал про себя, что этот медведь заломал брата, и от этого на душе становилось тоскливо, хотелось яростно двигаться и стрелять раз за разом в безжизненное, неподвижно распластанное, громадное тело зверя!


...Барышня - медведица с двумя медвежатами сеголетками, вернулась в берложные места уже по первому снегу. Они долго шли, из мест летнего обитания, по холмам, переваливая водораздельные хребты и переправляясь через ещё незамерзшие реки.
Медвежата подросли, но по-прежнему держались поблизости от мамаши - медведицы. Родившись совсем крошечными, они за прошедшие месяцы, стали во много раз крупнее, почти в половину роста Барышни...
Оставляя цепочку следов, на склонах пологих холмов, они спустились в долину Олхи и перейдя её остановились здесь на несколько дней...
Тут, на северо-восточном склоне заросшем густым старым ельником, Барышня в течении нескольких дней выкопала в корнях одиноко стоящей среди ёлок, высокой с обломанной вершиной лиственницы, просторную берлогу. Медвежата - сеголетки, старались помочь мамаше, но больше мешали. Медведица, рассердившись шлёпнула несколько раз тяжёлой лапой по заду одного из них, самого неугомонного, отогнав от "строительства", заставляя дожидаться её в сторонке...
... После окончания выкапывания берлоги, Барышня, довольная работой, поднялась с медвежатами на ближний водораздельный гребень и кормилась там кедровыми орехами, накапливая к длинной зиме толстый подкожный слой жира, спасающий бурых медведей во время спячки от сильных, зимних морозов...
К берлоге, Барышня и медвежата возвращались уже перед большим снегом. Морозы, к тому времени, сковали землю и реки льдом, но вдруг, на несколько дней, наступила оттепель, снег начал таять на полянах и на деревьях и неожиданно с елей талая вода.
Речной лёд, поддавленный снизу прибывающей водой лопнул в нескольких местах и кое - где образовались полыньи, бурлящие прозрачно - холодной водой, пузырями выпирая в пространства открытого течения...
На шумливом речном перекате, образовались ледяные торосы и Барышня, зная, что тут неглубоко, осторожно перешла реку в сопровождении одного медвежонка. Второй, упрямый и сильный, чуть отстал разрывая небольшой муравейник, рядом со стволом сухой ели, пытаясь добраться до ушедших вглубь своего жилища, муравьёв...
Уже переправившись, медведица, заметив отсутствие второго медвежонка, громко и зло рявкнула и отставший услышав категорический приказ матери бросить всё и догонять её, быстро переставляя косолапые, когтистые ступни, покатился к ней напрямик, через лёд небольшой заводи и не рассчитав сил, стараясь перепрыгнуть неожиданную полынью - попал в воду.
Сильное течение подхватило его и взвизгивая как собака, медвежонок, цепляясь когтями за скользкий лёд пытался выбраться наверх, ещё какое-то время бил лапами по воде, пытаясь выплыть, но вскоре, шумливым течением его занесло под лёд и он, захлёбываясь, жалобно повизгивая, не смог удержаться на поверхности, выбраться на льдину, и вскоре исчез в тёмной стремнине подо льдом...
Целый день, до ночи, Барышня ходила кругами вокруг полыньи ревела и звала пропавшего медвежонка.
Она сама несколько раз проваливалась в воду, но глубина реки была не больше метра и потому, ей удавалось выпрыгивать на береговой припай, отталкиваясь от твёрдого каменистого, заледенелого дна...
Вечером, уже в темноте пошёл снег и медведица в сопровождении, только одного детёныша, ушла в сторону берлоги.
Назавтра, всё так же продолжал сыпать снег и медведица, придя на место только с одним медвежонком, забралась в сухую берлогу, согрелась, обсохла и задремала, чувствуя тепло малыша у себя под боком...
Продолжающийся и на завтра снег, а потом разыгравшаяся вьюга, засыпал, заровнял следы медвежьей парочки так, что их совсем стало не видно, как не виден, стал и вход в берлогу, прикрытый провисшими под тяжестью снега еловыми хвойными лапами...


...Барышня, с медвежонком выйдя из берлоги, какое - то время бродили по округе ещё по толстому слою снежного наста.
Однако ни травы, ни мучнистых луковиц таёжной саранки, не удавалось раскопать и потому, они голодали, теряя вес. Началась весенняя линька и на хребте Барышни, образовались проплешины, длинный зимний мех стал вылезать клочками. Вид у отощавших медведей был разбойничий, да они и на самом деле стали злы и раздражительны...
Запах туши гниющего лося, первым почуял молодой Песочный, когда они бродили по округе, в поисках пищи...
Он поднялся на задние лапы и вытянувшись, задрав голову, крутил носом, то влево, то вправо, пытаясь уловить направление, откуда долетел запах гниющего мяса. Но тут же, этот сладкий для медведей запах, почувствовала и Барышня. Она перешла на галоп, сделала полукруг, подняв голову, с храпом втягивая воздух и определившись, напрямик побежала к останкам лося.
Набежав на мёртвое тело, чернеющее большой меховой кучей на проталине с серой прошлогодней травой, она остановилась, рыкнула на Песочного, осторожно обошла окровавленное полу разодранную тушу по кругу.
Чёрные, блестящие мухи облепили почерневшее мясо, и при приближении медведей поднялись в воздух...
Учуяв волчий запах, Барышня вздыбила шерсть и какое - то время озиралась и лишь чуть погодя, успокоившись, принялась аккуратно есть.
Песочный вскоре присоединился к мамаше и принялся с аппетитом, рвать и глотать, почти не прожёвывая мягкое, вонючее мясо.
Но для медведей этот запах скорее напоминает запах свежести. Медведи очень любят полуразложившуюся плоть, так как она уже готова к переработке их сильным желудком...
Волк пришёл к своей добыче в сумерках, но подбежав к мёртвому лосю, он, в свою очередь уловил резкий медвежий запах и только успел оглядеться, как на него из кустов с громовым рыком бросилась медведица, а за нею и годовалый, уже крупный медвежонок.
Волк легко отпрыгнул, уклонился от наскочившей медведицы и оскалив острые белые клыки, остановился в трёх шагах от неё вздыбив шерсть и изготовившись к бою. Но драться с двумя медведями, для него было опасно и он прижав уши и сморщив верхнюю губу, показывая острые белые клыки, утробно ворча, отступил. И потом, повернувшись, понурясь неспешной рысью скрылся в кустах...
Барышня ещё долго щетинила шерсть на загривке, крутила мохнатой крупной головой с злыми маленькими глазками, всплывая на дыбы, нюхала воздух и всхрапывала, втягивая запах.
Но, успокоившись она легла теперь в нескольких метрах от туши лося и стала сторожить её и днём и ночью, отъедаясь, день за днём восстанавливая силы, и отлучалась, только для того, чтобы попить воды...
А Одиночке пришлось искать новую добычу. Но он был необычайно силён и быстр и потому волчица, за которой он так трогательно ухаживал, недостатка в пище не испытывала.
... Песочный за эти дни отъелся потолстел и стал почти как взрослый медведь. Он всё чаще отходил от Барышни и однажды даже не пришёл ночевать рядом с ней, а появившись на другой день после полудня, через какое - то время вновь исчез.
На крутом склоне лесного холма, он обнаружил небольшую уютную маряну, прогретую солнцем и укрытую от ветра, высокой стеной крупного сосняка.
На этой маряне он нашёл зелёную уже, высокую травку и стал поедать её приспосабливаясь, приучая желудок к растительной пище, после длительного зимнего "поста".
Иногда, во время кормёжки на маряне, Песочный выглядел очень забавно и безобидно, с зубастой пастью набитой зелёной травой...

Перелинял он быстро и вскоре, его новая шерстка сыто лоснилась.
О матери - медведице он постепенно стал забывать и жить одному ему даже нравилось - никто не следил за его действиями, никто не рыкал на него напоминая, что можно, а что нельзя есть или делать...
В самостоятельной жизни, особенно в начале молодым нравиться многое.
И главное свобода. Можно лечь дремать среди бела дня, а можно и ночью. Всё теперь зависит только от тебя самого...
И всё - таки главное здесь - это исполнение извечного закона природы - рано или поздно приходиться уходить от родителей и начинать самостоятельную жизнь...

...Доев сохатого, Барышня побрела по тайге дальше и вскоре, найдя хорошее прогретое солнцем место на склоне между двух таёжных ущелий, стала выходить на маряну и тоже есть траву и выкопанные из земли сладкие целебные корешки.
Дневала медведица, за кулисой скалистого склона, в тени крутого ущелья, поднимающегося к вершине горного хребта. Солнце попадало в этот каньон только после полудня, и дремать там было прохладно и спокойно. Другим зверям там нечего было делать...
Кругом уступами громоздились скалы, на которых изредка, то тут, то там торчали стройные кедры и ели, снизу, из долины похожие на игрушечные украшения.
Внизу, по дну ущелья с весёлым шумом скакал белопенный холодный ручей, который достигнув долины, превращался в небольшую речку.
В ваннах её невысоких водопадов, плескались крупные черноспинные хариусы.
... Постепенно лето набирало силу, и жар после полудня разливался по речной долине. Солнце с каждым днём поднималось над горизонтом всё выше и выше и появлялось в ущелье всё раньше. Вместе с жарой, пришла пора обилия кровососущих насекомых...


Старый отъевшись в этом травяном изобилии подолгу лежал по утрам на открытом пространстве, на невысокой скале и спокойно дремал там, нисколько не опасаясь врагов. Волки сейчас выращивали потомство, а кроме волков у лося, казалось в тайге не было больше противников.
Вот разве что медведи? Но они были ленивы и неповоротливы и потому лоси убегали от них, не особенно пугаясь...

Барышня, покормившись на рассвете, как всегда в солнечный день, искала себе продуваемое ветерком место. И случайно набрела на скалу, на вершине которой дневал Старый.
Заметив лежащего лося, медведица, возбудившись близостью и доступностью, этой груды мяса.
Прячась за высокими зарослями травы, она подкралась к лосю метров на двадцать, когда он вдруг вскочил учуяв опасный едкий запах медведя.
Но Барышня уже зашла со стороны неширокого входа на скальную площадку и отрезала ему путь к отступления.
Лось изготовился к бою. Опустив тяжёлую голову с ещё не очистившимися от бархатистой кожицы рогами, он захрапел поводя налившимися кровью чёрными, блестящими глазами и стал рыть землю, большими острыми копытами...
Медведица, утратив неповоротливость запыхтела, засопела, стала плеваться слюной показывая длинные желтые у основания клыки и вздыбив плотную шерсть, прыгала почти на месте коротко рявкая в ритме прыжков.
Барышня сердилась, потому что лось не уступил ей это уютное и удобное место на вершине, не испугался и тем самым, как бы принимая вызов, попробовал оспаривать право медведицы быть хозяйкой этих мест, единоличной и полноправной.
Барышня уже давно привыкла, что при её появлении, все звери в тайге вскакивали и бросались убегать. Старый этого не сделал во время, и медведица решила его наказать за это...
Старый же, был так силён и велик, что ему казалось не было равных ни в долине ни здесь на горах и он, никому не хотел уступать дорогу или своё место...
Распаляя себя, лось стучал копытами по камню, скалил длинные челюсти с истёртыми крупными зубами и, наконец, решившись, бросился на Барышню, выставив рога вперёд...
Поддев почти трёхсоткилограммовую тушу, медведицы на рога, он вдруг почувствовал всю неожиданную тяжесть и силу мощного тела. Но было поздно...
Медведица, приподнятая рогами над землёй, рявкнула и ударила широкой, тяжелой когтистой лапой по основанию шеи лося и прорубила своими когтями, словно ножами и толстую кожу, и тугие крупные мышцы.
Лось, потрясённый этими мощными ударами, упал на мгновение на колени и Барышня, коснувшись земли отпрыгнула назад и в сторону.
Но лось заливаемый кровью из раны на загривке вскочил, взметнулся на дыбы и передними ногами, вооружёнными твёрдыми острыми копытами, нанёс несколько молниеносных, ударов по боку медведица.
Острые копыта просекли длинную шерсть, рассекли толстую жёсткую кожу и сломав несколько рёбер, пробили бок Барышни почти до хребтины, разорвав брюшину и повредив печень.
Медведица от боли и ярости, взревела тонко и металлически пронзительно и бросилась на Старого!
Обхватив быка передними длинными лапами за мощную шею, Барышня, разинув громадную пасть, с фиолетово пятнистым языком внутри, куснула лося несколько раз за основание головы и шеи и повредила тугие, крепчайшие сухожилия, и уже после, зацепив правой когтистой лапой за тяжелый, похожий на большую лопату рог дёрнула мощно на себя.
Повреждённые сухожилия не позволили Старому сохранить равновесие и он снова упал на колени, а шея изогнутая в обратную сторону, от напряжения хрустнула.
Лось обмяк и медведица, уже перехватившись, ударила несколько раз лося лапами по боку и пробила шкуру до лопаток.
Потоки крови хлынули из ран и Старый, дрогнув всем своим огромным телом повалился на бок.
Уже умирая, огромный лось несколько раз лягнул воздух и один удар попал в кость передней расслабленной лапы медведицы и с громким хрустом перебил её.
Обезумевшая от боли и ярости Барышня, набросилась на умирающего лося, рвала, била и терзала его тело, пока глаза мёртвого зверя не закрылись и после короткой волны мелкой дрожи, зверь вытянулся и замер навсегда!
Медведица, рыкая и постанывая, хромая, отошла от побеждённого лося, легла неподалёку на траву и стала лизать глубокую рану в боку из которой пульсируя, струйками выливалась тёмно - алая кровь!

Солнце поднялось над горизонтом, и жара разлилась по окрестностям. Прилетевшие откуда-то вороны, каркая и перелетая с ветки на ветку, расселись, вокруг этого кровавого побоища, привлекая своим криком из окрестностей хищников - крылатых и когтистых.
Барышня, изнемогая от боли и от жары, почти с человеческими стонами поднялась и хромая, оставляя за собой на зелёной траве кровавую дорожку, перешла чуть ниже по склону и забилась в тенистую, глубокую расселину заросшую высокой травой...
Здесь, уже ночью она и умерла, а к утру её туша окоченела...

Первой на месте кровавого боя появилась привлечённая возбуждённым вороньим карканьем хвостатая, приземистая когтистая росомаха.
Учуяв мертвечину, она, двигаясь зигзагами на неспешной валкой рыси, сделала полукруг и увидев тушу убитого медведицей лося, озираясь подкралась к убитому, изорванному медвежьими клыками и когтями лосю, и вцепившись мощными челюстями в разбухший от вытекшей внутрь крови брюхо, разорвала его и стала лакомится внутренностями, а наевшись, вырвала изнутри туши печень, оттащили подальше и закопала в каменистую осыпь...

... Следующим у туши лося появился Песочный. Он обнюхал окровавленную тушу и принялся рвать мясо наедаясь впрок, изредка пугая прыжками - бросками, обнаглевших, ничего не боящихся ворон, мародерствующих в нескольких шагах от молодого медведя.
Когда наевшись, Песочный удалился на отдых, с наполненным мясом животом, к туше из зарослей карликовой берёзки, выскочила семейка соболюшек: мать и три молоденьких щенка. Они тоже полакомились свежим мясом, нисколько не смущаясь шумом, который вокруг туши подняли вороны, слетевшиеся со всей округи...
Песочный прошел всего в нескольких сотнях метров от погибшей от ран Барышни, своей матери, но ничего не почуял, потому что поднявшийся ветерок, дул от молодого медведя в сторону умершей в расселине медведицы.
И потом, запах живой Барышни, был вовсе не похож на запах её мёртвого тела и если бы Песочный учуял его, неизвестно, напомнило бы это ему о недалёком детстве?

... В синем жарком небе, высоко, серой крылатой точкой, делал широкие круги белохвостый орлан. Когда вороны насытились и гвалт вокруг останков лося стих, крупный крылатый хищник снизился и сделав плавный спуск - полукруг приземлился на рог лося а потом спрыгнув на окровавленную полу разодранную тушу стал клевать, вырывая из тела куски мяса, и озираясь вокруг свирепыми холодно - равнодушными глазами.
Вечером, привлечённая шумом и криками воронья, приблизилась к лосю ещё одна медведица с тремя медвежатами. Медведица, рыкнув на медвежат, заставила их ждать поодаль, подошла к остаткам лося, обнюхала его тушу, с уже подсохшей и почерневшей кровью, и только потом разрешила медвежатам подойти к мясу и принять участие в пиршестве...

Так закончились жизненные пути медведицы Барышни, и долго жившего крупного лося Старого - безжалостная судьба свела их на этой безымянной скале, и оба умерли прожив долгую и яростно неумолимую жизнь в глухой сибирской тайге - праздник жизни в природе, всегда сопровождается торжеством смерти!
И как бы не был силён хищник, как бы не была быстра жертва, рано или поздно, смерть настигает и первых и вторых.
Но жизнь торжествует всё в новых и новых поколениях, сменяющихся одно другим, возобновляя праздник рождения, вырастания, возмужания, а потом медленного или трагически быстрого и неожиданного страшного конца.
Но над прекрасной и вечной землёй всё так же светит солнце, и всё так же радуются жизни и деревья, и птицы, и звери, потому что жизнь самой природы бесконечна и неостановима!


... Молодой медведь, в разгаре лета поднялся по склону водораздельного хребта в предгорья и какое-то время, пережидая дневную жару в пушистых, прохладных затенённых пихтачах, ночами выходил на крутые склоны и ворочая камни, раскапывал норки запасливых бурундуков, приготовивших ещё с прошлой осени запасы кедровых орешков.
Несмотря на небольшой рост, молодой медведь, переворачивал камни по несколько сотен килограммов весом, и будучи с виду неуклюжим толстяком, когда надо умел мгновенно прыгнуть и схватить шустрого и юркого полосатого бурундука, что было для него вкусным лакомством...
Чуть позже, Песочный перешёл в соседнюю долину и по ночам проходя по заросшей, старой лесной дороге, разваливал, рассыпал на травку крупные муравейники, лакомясь муравьиными яйцами, хранящимися внутри и в центре муравейников.
А потом, высунув язык поедал суетящихся тысячами встревоженных муравьёв. Забавно, что такой большой и сильный зверь питался такими маленькими насекомыми.
Но за время кормёжки Песочный съедал их каждый день по несколько тысяч и потому, чувствовал себя сытым и довольным.
Он рос быстро, а тут подошло время созревания ягод, может быть самая приятная пора для медведей. Теперь он выходил кормиться на восходе и только к полудню, наполнив желудок сладкой и вкусной пищей, не уходя далеко ложился в тень под ёлку и сладко дремал до вечера, до солнце-заката.
... Проснувшись, медведь, потягиваясь и зевая, раскрывая пасть с острыми зубами и длинными клыками по краям, встряхивался приводя в порядок свою обновлённую после летней линьки бурую меховую шубу, с песочными отметинами по хребту.
Размявшись таким образом, он не торопясь следовал на ягодники, где и кормился до глубокой ночи.
На ягодниках он разъелся, раздобрел и под шкурой накопил слой белого сала в несколько сантиметров толщиной.
Ягодный сезон продолжался больше месяца.
Вначале созрела ароматная лесная малина, а потом по очереди вызревали смородина, черника, голубика, жимолость, черёмуха и брусника ...
Как - то раз, проходя по лесу, он вдруг учуял запах разлагающегося на жаре мяса.
Подняв голову вверх, поводя чёрным влажным носом из стороны в сторону, он пошел в направлении источника этого запаха и вдруг, увидел большую тушу лося, лежащую на краю лесной поляны.
Приблизившись, медведь осторожно обошёл мёртвого лося кругом и только после этого, стал выедать внутренности, с трудом разодрав толстую кожу на вздувшемся брюхе.
Запах тления не только не отпугивал Песочного, но казался ему приятным ароматом - так нравились ему полуразложившиеся потроха...
Наевшись, медведь ушел в прибрежный ельник и там залёг, вслушиваясь сквозь сон - не пытается ли кто-нибудь подойти незамеченным к его добыче, мёртвому лосю...
На третий день, к трупу лося пожаловали гости...
Одиночка, теперь охотившийся с волчицей, оставляя повзрослевших волчат у норы, пробегал неподалёку и учуяв запах падали, резко свернув, напрямик прибежал к остаткам лося. Вскоре к нему присоединилась волчица.
Только-только они с Молодой принялись рвать острыми зубами жирные стёгна, как из кустов на них бросился молодой медведь, с серыми пятнами на коричнево - блестящей шерсти загривка.
Волки отпрыгнули от добычи, ощетинились и, показывая в грозном оскале острые, длинные клыки, разошлись в стороны, угрожающе ворча и распушив хвосты.
Медведь хотел напугать волков, но Одиночка был так велик и силён, что уже не боялся в тайге никого и даже медведя. Волк был всего на треть меньше Песочного, и потому, решил принять вызов и драться с небольшим молодым медведем.
Молодая тоже была сильна и опытна, но впервые дралась с медведем и потому была осторожна.
Одиночка на прямых ногах подошёл к Песочному и держа расстояние не более двух метров, медленно стал кружить перед медведем, выбирая момент для нападения.
Но Песочный решился первым - он неожиданно с громким рыканьем прыгнул вперёд и Одиночка, сохраняя дистанцию в те же два метра, отпрыгнул несколько раз назад, избегая ударов медвежьих лап. Удары медвежьих когтей, прошли мимо цели.
В это время, волчица бросилась сзади на Песочного и клацнув клыками, состригла клок шерсти с толстого медвежьего зада. Мгновенно развернувшись Песочный кинулся на Молодую, которая тоже легко уклонилась от его ударов и отступила...
Воспользовавшись тем, что медведь повернулся к нему задом, Одиночка прыгнул и укусил Песочного за правую заднюю ногу, за лохматое стегно. Медведь, рявкнув от боли мгновенно развернулся, но Одиночка уже отскочил на те же два метра и стоял в напряженном ожидании.
На какое - то время звери остановились, оценивая ситуацию, и на траву из раны на ноге медведя, закапала красная кровь...

Над деревьями, по краю поляны пронёсся порыв ветра, и вершины сосен зашумели, загудели тревожно. Но порыв ветра улетел дальше и шум на время утих.
В это время, Песочный вновь бросился на Одиночку, но уже менее решительно и тут уже, Молодая длинным броском настигла незащищённый зад и куснула за голую, черную подошву, на мгновение мелькнувшую перед ней.
Песочный вновь рявкнул от боли и уже не заботясь о последствиях, кинулся догонять Одиночку, который легко отпрыгивая, уклонялся от ударов медвежьих лап и укусов длинных клыков...
В это время Молодая, настигнув медведя сзади, вцепилась на миг за гачи на задней лапе и прокусила кожу...
Звери закрутилась в схватке, но было ясно, что вдвоём, крупные волки могут серьёзно изранить толстого, отъевшегося молодого медведя...
И Песочный отступил.
Он, опустив голову галопом поскакал в сторону леса, а волки скакали сзади, пытаясь достать его и укусить за зад.
Наконец Одиночка и Молодая, изгнав медведя от добычи, вернулись к останкам лося и фыркая, возбуждённо озираясь продолжили пир, а Песочный, так неудачно воевавший с волками, зло и обиженно порыкивая побрёл в глубину леса...


...Уже в середине осени, бродя по тайге, Песочный нашел удобное место для берлоги...
Он хорошо помнил, как его мать - Барышня, копала общую для всей семьи нору. И помимо прочего, его инстинкт, подсказывал ему то, о чём он мог и не помнить, не имея личного опыта. Но опыт предков как всегда выручил - покопавшись в склоне под ёлочкой, он, бросив это место перешёл на другое, где земля, а точнее цвет земли - жёлтый и состав земли - немного глины соединяющей крупные песчинки, подсказали, что место выбрано хорошее.
Закопавшись глубже, Песочный наткнулся на корни осины, растущей неподалеку от будущего чела. Здесь Медведь передохнул, заночевав на траве подле будущей норы, а утром, при первом свете вновь принялся копать. На сей раз он копал вглубь, однако не закончив работу и в этот день.
Вечером, разворошив муравейник неподалёку, Песочный напитался полусонными муравьями и вернувшись к берлоге заночевал, чтобы наутро продолжить копать...
Нора получилась удачной. Внутри было тихо и уютно и надрав травы и мха Песочный устлал ими дно берлоги, а потом, проверяя, несколько минут полежал внутри.
Его глаза находились несколько ниже уровня входа-чела, но стоило ему чуть подтянуться кверху и он видел и деревья на склоне распадка напротив, и рассыпанную жёлтую глину с песком перед норой, и часть голубого неба с лёгкой тающей тучкой над горизонтом...
Закончив берлогу, молодой медведь ещё ночевал одну ночь рядом с входом, на траве, а назавтра ушёл на гриву, в сухие кедрачи, где под тонкими кедрушками, лежали пожелтевшие подсохшие шишки, с крупными жирными орехами внутри. В тот год был хороший урожай кедровых орехов...
Ложился в берлогу Песочный, вновь по указанию инстинкта, дремлющего в нём до поры до времени.
Эта коллективная память тысяч и тысяч поколений, хранится в укромном уголке памяти и когда надо управляет волей медведей к действию, подсказывая им дни, состояние погоды и даже направление склона по отношению к солнцу, на котором бывает, вырыта берлога, где и когда залегать а берлогу!
Так и в этот раз.
Предчувствуя длительную непогоду, уже по начавшемуся вокруг мокрому снегу, Песочный спустился с хребта в свой распадок, нашёл нору, с полузасыпанным, сухими листьями осины входом, вытолкал из берлоги, занесённый осенними ветрами мусор и ветошь, а потом, устроившись поудобнее на мягкой пахучей подстилке, задремал...
За два дня до этого, он съел знакомые каждому взрослому самостоятельному медведю слабительные корешки, прочистил желудок и залёг уже чистый и лёгкий на долгие зимние месяцы, которые вне норы он не смог бы пережить. Так мудро и обстоятельно распорядилась жизнью медведей наша общая мать - природа.
Прошедший снег завалил медвежьи следы, заровнял все ямки в лесу, намёл небольшой сугроб перед входом, наполовину скрывшим круглое чело.

Берлога, за те осенние дни, что она простояла пустой просохла внутри и потому, облежавшись, Песочный крепко задремал, изредка меняя положение лап и головы. Глаза его, чёрно блестящие и полузакрытые, затуманились плёнкой глубокой дрёмы, кровь бежала по телу медленно, а сердце стучало через раз по сравнению с обычным ритмом.
Сквозь эту тёплую дрёму, медведь слышал и вой свирепого морозного ветра, сбивающего с сосен слежавшийся снег, и треск рвущейся промороженной коры на деревьях при сильных холодах.
Круглое пространство берлоги хорошо сохраняло ровную температуру, чуть понижавшуюся в морозы и наоборот повышавшуюся, но тоже ненамного, в оттепели.
Пятисантиметровый слой жира под шкурой, хорошо предохранял медведя от переохлаждения, а тепловой удар в тридцатиградусные морозы никак не грозил предусмотрительному зверю...

Зима в тайге шла своим чередом...
Трещали морозы...
Сыпались белые снега...
Солнце ходило по небу, вначале всё больше укорачивая небесную дорожку, а потом, после Рождества и Нового года постепенно стало увеличивать дугу небесного хождения...
Медведи уже давно дремали в тёплой берлоге, а волки, лоси, олени, косули и прочая живность, как могли выживали в эти суровые месяцы, но об этом будет рассказано уже в новой книге...

(Эпизоды о жизни медведей в тайге, выбраны мною из давней книги - «Сифония дикой природы»)


2022 год. Лондон. Владимир Кабаков



Остальные произведения Владимира Кабакова можно прочитать на сайте «Русский Альбион»: http://www.russian-albion.com/ru/vladimir-kabakov или в литературно-историческом журнале "Что есть Истина?"¬