Ключи от дома

Этой поездки мы ждали очень долго. Собирали деньги всем классом, планировали, в каком месяце и в какой день недели будет лучше всего осуществить эту нашу "классную" мечту, договаривались с родителями и за микроавтобус. Даже перессорились друг с другом по многу раз, ведь нужно же было решить, например, чем же мы там будем все заниматься в этот знаменательный день, и что нам нужно не забыть туда с собою взять.



А всё началось где-то полгода назад, со знаменитой, но порядком заезженной фразы:
- Как скушно мы живём! - сказала тогда Полина Борисовна, наш классный руководитель, печальным взглядом упираясь в монотонный и неуютно грязный осенний пейзаж за окном.
- Прямо выть хочется - добавила она, повернувшись уже лицом к классу.
Мы с Олькой переглянулись.
- Похоже, наша Жучка вообще с ума сошла! - прошептала мне на ухо Олька.
Жучка - это негласное прозвище нашей классной, Полины Борисовны. Но, на самом деле, это - вовсе не обидное прозвище, как могло бы показаться на первый взгляд, - ведь мы все очень любим нашу Полину Борисовну! Просто у неё есть одно очень смешное выражение, которое звучит приблизительно так: "Сколько раз мне нужно вам повторять одно и то же? Я вам - не жучка!".
Вот мы и прозвали её "Жучкой"!
Впрочем, если такое простое объяснение выглядит недостаточно убедительно, то тогда можете сами придумать что-нибудь поэффектнеее: ну, например, что "жизнь у неё была раньше - собачья", или что-нибудь ещё в этом роде! Но, разумеется, это будет уже - ваша личная точка зрения! И я здесь - ни при чём!
А Полина Борисовна глубоко вздохнула, обвела взглядом класс, и, к всеобщему удивлению, вдруг произнесла:
- Может, нам съездить куда-нибудь? -
От неожиданности в классе мгновенно наступила полнейшая тишина.
Олька, моя соседка по парте, выпучила глаза, и раскрыла рот настолько сильно, что в него спокойно и без проблем могли бы сейчас залететь с десяток мух, несколько пар бабочек, и, как минимум, один, но не очень большой, и не очень трусливый воробей.
- Куда съездить? - не сдержалась Олька.
- Ну, куда, ну вот, на Хортицу, например, всем классом. Это же интересно, правда? И - познавательно! Заповедник, как-никак! -
- И, что, мы правда можем туда все поехать? -
- А почему бы и нет? Всё же от нас зависит! А то живём здесь, как клопы какие-то, ничего не видим, никуда не ходим! Всё, решено! Вот только хорошо подготовимся, и махнём - на целый день! Вы согласны? -
- Конечно! Да, согласны! - посыпалось со всех сторон.
Мы наперебой загалдели. Кто-то, в предвкушении будущей поездки, стал вслух фантазировать и высказывать всяческие идеи, кто-то - просто радовался возможности отвлечься от учебной программы, и поэтому заговорил с соседом о чём-то своём, или же беззаботно хихикал.
Через несколько минут Полина Борисовна опомнилась, и решительно вернулась к уроку, однако планы про поездку с того дня многообещающе поселились в сердцах у многих из нас, словно пельмени в холодильнике: про них мы постоянно думали и мечтали, к ним стремились, и без них уже просто не видели своего дальнейшего существования.



И вот этот день настал!
Ворвавшись в комнату через открытую форточку, ветер разбросал сложенные на столе листки. Ещё не проснувшись полностью, я протянула руку к часам и посмотрела на них: через минуту должен был сработать будильник.
Пора вставать!
Обычно сердитая по утрам, если мне не дают нормально выспаться, в это воскресное утро, к своему удивлению, я легко вскочила с кровати, и достаточно бодро стала приводить себя в порядок, совершая все требуемые "утренние процедуры". Затем, не спеша, позавтракав, я позвонила Ольке, чтобы убедиться в том, что "наша Барыня" не проспала.
Идти мне было недалеко, и всё же, не в силах более сдерживаться, я вынесла свои сумки с вещами в коридор и стала обуваться.
- Ничего не забыла, Анюта? - полусонный, папа вышел из спальни и, щурясь, смотрел на меня.
- Нет. -
- Когда вернётесь назад, сразу - домой, ясно? -
- Ясно, ясно, куда ж ещё? -
- Знаю я тебя, красавица! И, смотри там, что б без приключений! -
- А вот тут-то, папочка, я с тобою в корне не согласна! Жить без приключений - нам никак нельзя! - улыбнувшись, я обняла папу, и поцеловала его на прощанье.
- Так, иди уже отсюда, чтоб глаза мои тебя не видели, искательница приключений, на мою голову! -
Я засмеялась, и полезла в сумку за ключами.
- Не надо, я сам закрою. -
- Ну, тогда пока! -
- Пока! -



Майский день уже буйствовал в полную силу. Весело щебетали воробьи, пахло цветущей сиренью, а редкие и чахлые лужицы на асфальте с жадностью глотали яркие лучи солнца, чтобы затем вонзить их, не раздумывая, в любого, небрежно глазеющего по сторонам, безалаберного прохожего, вроде меня.
До Бугра было - рукой подать. Бугор - это излюбленное место всех школьников и школьниц нашей гимназии (от первоклашек до выпускников), из разряда бездельников, прогульщиков и лентяев, а также безудержно "влюблённых" или желающих выдать себя за таковых.
Столь популярным этот небольшой кусочек асфальта, между школой (с противоположной от центрального входа стороны) и школьным стадионом, стал по нескольким причинам. Во-первых, сюда было очень легко попасть - через мрачноватую и неуютную из-за вечных сквозняков арку в стене. А во-вторых, из окон здания Бугор был абсолютно невидим, благодаря своему уникальному расположению под кронами многочисленных и густых деревьев, а также благодаря длиннющему, и не очень низкому забору вдоль подъездной дороги, ведущей к арке. И даже зимой, когда вся листва опадала наземь, Бугор всё равно оставался "недосягаем" для учительского надзора, и, естественно, столь желанен для всех нас, учащихся.
Дальше, чтобы попасть на школьный стадион, нужно было преодолевать крутой спуск вниз по лестнице. Отсюда и такое название - Бугор, или "место на возвышенности", гора.
Здесь, на Бугре, у нас и был назначен общий сбор, и именно сюда за нами и должен был скоро приехать наш микроавтобус.
Народ потихонечку собирался. Я подошла к перилам, и сначала осторожно примостила с краешку свои вещи, возле общей кучи. Поглазев немного вниз, на бегающих по стадиону спортсменов - любителей, я затем повернулась лицом к своим одноклассникам. Было непривычно видеть друг друга не в школьной форме и с портфелями, а в обычной одежде, с сумками и пакетами и с "разной дрянью", как, наверное, очень хотелось сейчас сказать Полине Борисовне, но из уважения к нам она этого не делала.
Наконец, приползла и "наша Барыня", моя Олька.
- Ты что, ходить нормально разучилась? Еле плетёшься, как беременная! Опоздать хочешь? -
- Сама ты - беременная! - фыркнула Олька.
Мальчишки зареготали:
- Смотрите, смотрите! Роддом пожаловал! А у нас - кто? Мальчик или девочка? Или, может, сразу двойня? А от кого, если не секрет? -
- Так, пошли вон отсюда! И заткнулись, кому говорю! -
Олька покраснела, надулась, и посмотрела на меня, как гаишник на виновника ДТП в центре города, создавшего, к тому же, ещё и "пробку" на дороге, в самый "час пик".
Разговор не клеился. Все уже были в сборе, но будто экономили силы для дальнейшего и пока не спешили "выкладываться": ведь ещё столько всего предстоит сегодня, в течение дня! Зря ль, что ли, так долго готовились?
А вот - и наш транспорт! Еле слышно, словно крадучись, из-за поворота вывернул наш микроавтобус и стал медленно к нам приближаться.
Все засуетились. Сидячих мест (об этом мы знали заранее), увы, было недостаточно много, поэтому самые "предусмотрительные" и "дальновидные" стали хватать свои вещи, стараясь успеть подскочить к машине, когда она полностью остановится, чтобы в числе первых войти внутрь салона.
Олька тоже рванулась в общую кучу, словно в бой. Полина Борисовна громким и звонким голосом всех успокаивала, безуспешно пытаясь прекратить толкотню или, по крайней мере, хоть как-то её уменьшить.
- "Наша Барыня" своего не упустит! - подумала я, заметив, что Олька уже забралась в самую "гущу".
- Кто посмел? - слышала я её возмущённый голос.
- ... что за гадина ... разве так можно? ... мои вещи ... -
Когда толпа немного расступилась, я увидела, что Олька вычищает свою сумку, которую кто-то опрокинул, из-за чего она была вся в пыли. Затем "наша Барыня" со злостью схватила одну из моих сумок, почему-то оказавшуюся рядом с ней, и резко толкнула её в сторону.
Сумка проехала около метра по пыльному асфальту в направлении спуска, затем у самого края опрокинулась, и все мои вещи высыпались из неё, и начали, к моему ужасу, хаотично катиться вниз со склона.
- Ты что делаешь, дура! - с негодованием крикнула я Ольке.
Олька с удивлением посмотрела на меня, но, быстро догадавшись обо всём по выражению моего лица, тут же стала оправдываться:
- А зачем ты бросила свою сумку на мою? Это тебе, что, - подстилка? -
- Ничего я не кидала! И я ведь вообще пришла раньше тебя! Как же я могла тогда положить сумку сверху твоей, сама подумай, своей тупой башкой, если ты ещё совсем не разучилась это делать! -
Всё, что я с таким трепетом готовила в течение нескольких недель и бережно укладывала, проверяя, чтобы ничего не забыть, теперь летело, кувыркаясь, со склона в разные стороны, вымазываясь и теряясь в траве, как какой-то беспорядочный и никому не нужный хлам, сваленный с грузовика - мусорщика в яму для отходов.
Но я уже ничего этого не видела. Словно огромная туча проглотила весь солнечный свет - это мои слёзы, брызнувшие из глаз, полностью лишили меня на какое-то время зрения.
Некоторые мальчишки бросили на землю свои вещи и полезли по склону собирать рассыпавшееся, другие - старались привести в порядок, насколько это было возможно, всё то, что им передавали снизу. Все остальные - молча окружили меня и стояли, не зная, что же им теперь делать дальше.
А я - захлёбывалась от обиды и растерянности, негодования и беспомощности, лютой злости и стыда.
Разве ж я в чём-то виновата? Ну почему, когда ты сильно о чём-нибудь мечтаешь, то обязательно найдётся тот, кто одним махом перечеркнёт это всё, замарает, унизит или растопчет? И почему этот удар всегда наносится сзади, - оттуда, откуда ты его совсем не ждёшь? Почему те, кому ты больше всего доверяешь, с такой бессердечной лёгкостью в "один прекрасный день" тебя предают, не раздумывая ни секунды, и не испытывая при этом ни угрызений совести, ни сожаления о том, что ими сделано, ни даже хоть какого-то сострадания к своей "жертве"?
Я не знаю, сколько времени прошло, - несколько секунд или же три - четыре минуты, пока я была в этом забытьи. Но, когда я стала потихоньку приходить в себя, то первым делом обнаружила, что сижу на грязном асфальте, прямо в своих новеньких колготах и юбке, специально тщательно выглаженной с вечера для сегодняшней поездки.
Поднявшись, я огляделась по сторонам. Полина Борисовна отвела Ольку в сторону и тихо, почти шёпотом, что-то ей говорила. Девчонки, которые так рвались первыми забраться в микроавтобус, повылазили на улицу поглазеть на происходящее, как на какое-то зрелище, но оставив, тем ни менее, на сиденьях что-нибудь своё, - мол, "место занято".
Я же подошла к рассыпавшейся сумке и куче из собранных вещей, и стала проверять, всё ли на месте. Придуманные мною "сюрпризы" для конкурсов теперь потеряли всякий смысл, поскольку их преждевременно увидел весь класс, и я стала складывать в сумку всё подряд, почти без разбора.
Я уже почти успокоилась, как, вдруг, неожиданно вспомнила про маленький, не закрывающийся кармашек внутри сумки. Заглянув, на всякий случай, и в него, я обомлела:
- Ключи! Здесь были ключи! Мои ключи от дома! Теперь их - нет! Родители меня убьют! А если их потом найдёт кто-нибудь чужой? Наверняка они где-то закатились, или зацепились за что-то! Как же я теперь домой вернусь - без ключей? -
Чувство тревоги с новой силой набросилось на меня, и я, как измученный усталостью солдат на фронте, должна была, несмотря ни на что, отражать эту "атаку". Вместе с тем, я уже начинала чувствовать себя неловко и из-за того, что весь наш класс стоял сейчас здесь, и не мог ехать на Хортицу. Теперь уже не Олька была виновницей задержки, а - я, и мои потерявшиеся ключи.
Это - из-за меня терялось драгоценное время отдыха, ломались планы, рушились чужие надежды и ожидания! Думать об этом было выше моих сил, и я позвала нашу "классную".
Полина Борисовна оставила Ольку и подошла ко мне. Я собралась с силами, и внутренне настроилась, что больше не буду выказывать свою слабость и плакать при всех, чего бы мне это ни стоило, и спокойным голосом сказала:
- У меня потерялись ключи. Может быть, понадобится несколько часов, чтобы теперь их найти, поэтому не нужно меня ждать. Езжайте, да, езжайте, и за меня не переживайте, я уже в порядке. -
Полина Борисовна серьёзно посмотрела на меня своим пронизывающим взглядом.
- Ты хорошо подумала, Анюта? Может, нам ещё немножко подождать и поискать всем вместе? -
- Нет, правда не нужно. Семеро одного не ждут. Я не хочу, чтобы из-за меня срывался или откладывался наш праздник. Езжайте, а я тут уж как-нибудь сама выкарабкаюсь! Всё будет нормально, не волнуйтесь за меня! -
Полина Борисовна поколебалась немного, раздумывая, как же ей поступить. Потом, где-то внутри себя приняв решение, обняла меня, и тихо-тихо прошептала мне на ухо - настолько тихо, чтоб услышать это не смог никто другой, кроме меня:
- Ты - молодец, хорошо держишься! Я всегда считала тебя своей лучшей ученицей, несмотря даже на твои оценки по математике! Оставайся такой всегда! -
И, уже обычным "учительским" голосом, громко добавила:
- Так, быстро все - в автобус! Через две минуты - едем! -
Олька, похоже, хотела подойти ко мне, но услышав команду "классной", с облегчением вздохнула и направилась прямо в автобус.
- Триста лет мне нужны твои извинения! - промелькнуло у меня в голове.
Некоторые девчонки, всё же, подошли сначала ко мне. Было видно, что им действительно жаль, что я не смогу поехать вместе со всеми. Я улыбнулась им на прощанье, и, не дожидаясь отъезда микроавтобуса, подняла свои сумки и направилась к лестнице, чтобы не видеть, как они будут уезжать.
Спустившись настолько, чтобы окончательно выйти из их поля зрения, я присела на ступеньку. Здесь, в тени, лестница была ещё мокрой после утреннего дождя.
- И зачем я, только, вчера целый вечер корпела над этой юбкой? Лучше б спать пораньше легла! И нужно же мне было вообще столько лет дружить с этой Олькой? Разве ж я и раньше не видела, что она из себя представляет, со всеми её бесконечными "барскими замашками", ... зараза такая! ... Да, не зря её ещё в первом классе так прозвали - "наша Барыня"! Ну, когда ж они уже уедут? Сколько можно тут стоять? -
Шум, доносящийся сверху, постепенно утих, и я услышала, как заурчал двигатель, и микроавтобус, не спеша, уехал прочь.
Уехал - без меня ...



Теперь, когда я уже никого не задерживала, и не была объектом "театрального зрелища", можно было дать волю своим чувствам. Мне стало очень обидно за происшедшее, и немного страшно за то, что ещё могло произойти.
Как же я теперь вернусь домой без ключей? Что я смогу сказать в своё оправдание? Да и есть ли они у меня, эти "оправдания"?
И я очень отчётливо представила, что мне скажут родители, когда всё узнают, и какая у них будет реакция.
В этот миг, почему-то, я даже обрадовалась, что осталась здесь одна, в тишине. Только где-то там, вдалеке, на школьном стадионе ещё мелькали маленькие фигурки, но они сейчас воспринимались мною, скорее, не как люди, а просто - как часть пейзажа, как деревья или солнце, как облака, плывущие по небу, как птицы или мурашки какие-нибудь.
Я закрыла лицо ладошками и беззвучно заплакала. Слёзы текли сами собой, не спрашивая у меня разрешения, но я уже не думала - ни про Ольку, ни про несправедливость, - я просто сидела и плакала.
Я была абсолютно уверена, что сижу здесь в полном одиночестве, поэтому от лёгкого прикосновения к моему плечу я - нет, не вздрогнула, - я прямо шарахнулась в сторону! Это было огромной неожиданностью, и я перепугалась - почти что насмерть! Было ощущение, что на меня залпом опрокинули кастрюлю с кипятком, хотя, на самом деле кто-то, всего лишь, очень осторожно и с нежностью дотронулся до моего плеча, - дотронулся так, чтобы я, почувствовав это, оглянулась.
Открыв глаза и резко обернувшись назад, я увидела Витьку.
- А ты что здесь делаешь? Я же своими ушами слышала, как вы уехали? - с недоумением и вопросительно вытаращилась я на Витьку.
- Ты правильно слышала. Все действительно уехали, только ... я, вот, никуда не поехал, такие дела. Ничего, если я здесь посижу немножко возле тебя, ты не будешь возражать? -
Я перестала плакать, и вытерла с лица слёзы.
Сначала я, честно говоря, хотела отправить Витьку "куда-нибудь подальше", но, в отличие от девчонок, подходивших ко мне, Витька смотрел на меня не с жалостью или с сочувствием, нет! В его взгляде не было даже и намёка на то, что, мол, "какая же ты - бедная и несчастная"!
Он смотрел на меня своим обычным взглядом, как всегда, смотрел "на равных", смотрел так, как будто ничего и не произошло, и как будто мы просто случайно встретились с ним после школы, направляясь каждый по своим делам.
Не знаю, почему, но только сейчас, в эту минуту, благодаря вот такому его естественному взгляду, мне действительно по-настоящему стало легче. Да, я прямо-таки ощутила, что комок в горле - отступил, а все мои "чёрные мысли" куда-то вмиг улетучились, и стали уже неинтересными и ненужными, даже какими-то бледными и скучными.
- Садись, конечно, только ступенька ещё - мокрая! -
- Это - не страшно! А вот ты - не простудишься? -
- Не простужусь. -
- Знаешь, Анюта, давай-ка, всё-таки ... -
Витька полез в свою сумку, висевшую у него на плече, и достал из неё небольшую подстилку.
- Встань, пожалуйста, на секундочку! -
Ни один мальчишка на свете никогда ещё за меня так не переживал! И, к тому же, делал он это - не напоказ, и не ради какой-либо выгоды. Он делал это, как свою будничную обязанность, как работу, к которой он уже давно привык, и, значит, в его действиях не было и намёка на какой-либо тайный смысл или иной подвох.
Мы сели рядом, но не очень близко друг к другу.
Я ещё не знала, как же мне относиться к такому "повороту событий". Витька был не из тех мальчишек, кто липнет к девчонкам по поводу и без повода. Он вообще всегда держался в тени, и я даже неделями могла не видеть его в школе, не замечая его присутствия на уроках, хотя, конечно же, он их никогда не пропускал, без уважительной на то причины. Даже когда его вызывали к доске, он выполнял задания или отвечал на вопросы настолько спокойно, и не привлекая к себе внимания, что уже через пять минут об этом никто даже и вспомнить не мог!
Витьку я знала ещё с первого класса. Полина Борисовна хотела тогда посадить нас за одну парту, но вмешалась "наша Барыня": она устроила настоящую истерику, и наотрез отказалась сидеть рядом с мальчиком. Причём, не с каким-либо конкретным мальчиком, а - вообще, "в принципе" отказалась. И это - первого сентября, в первый же учебный день в жизни! Ну, чем не "барыня", а?
Вот тогда-то я сама и вызвалась, и добровольно согласилась сесть рядом с ней, Олькой, раз уж у неё такая острая "аллергия" на всех мальчиков!
Да, знала б я тогда, какие "номера" будет впоследствии выкидывать эта Олька, и чем ещё для меня обернётся её "соседство"!
И вот теперь, спустя годы, всё стало именно так, как могло бы быть и с самого начала: Витька сидел рядом со мной, а "наша Барыня", даже не извинившись, укатила со всеми на Хортицу. Подруга, называется!
- Слушай, Витька, а Жучка не будет там переживать, куда же это ты, вдруг, делся? И остальные тоже! -
- Не будет, я сказал ей, что ... мне нездоровится, и что я пойду домой лучше. Да и не заметит никто, какие там "остальные", не смеши меня! Они и моего присутствия никогда не замечают, а ты хочешь, чтоб они заметили моё отсутствие? -
Меня очень удивило то, что Витька вслух говорит о таких, в общем-то, не совсем приятных вещах. Я считала, что мальчишки всегда хотят выглядеть сильными, популярными и "продвинутыми", и поэтому не любят, если кто-то, в особенности девчонки, замечают в них какие-то их слабые стороны или недостатки.
Но я ошибалась. Витька был - не такой. Он не считал слабостью - говорить о том, что в нашем классе его не любят. Скорее, наоборот! В этих словах, - когда он говорил, что его отсутствия никто из одноклассников не заметит, - я, вдруг, почувствовала невероятную силу его неистребимого характера, а также всю ширину и бездонность его души, - всё то, что делает человека по-настоящему свободным и подлинно красивым, даже несмотря на любые неблагоприятные "внешние" обстоятельства.
- Да, а я и не знала, что ты - такой! -
- Какой? - Витька улыбнулся.
- Ну, не знаю, как это объяснить. Непростой, что ли? -
- Самый обыкновенный, как все... -
- Ничего подобного! Я с этим не согласна! Нет, не "как все", и даже ... самый ... необыкновенный! -
Только после того, как эти слова уже были произнесены мною вслух, я, наконец-то, и сама поняла, ЧТО же я сказала! В ту же секунду мне стало ужасно неловко и стыдно, и я почувствовала, что краснею: мои щёки стали гореть, а на лбу выступил холодный пот.
Не хватало мне "до полного счастья", чтобы Витька подумал, что я - дура какая-то, и, к тому же ещё, и влюблённая!
Но, похоже, что Витька не обратил внимания на мои последние слова, или же, он просто сделал вид, что не заметил такой моей оплошности.
- Знаешь, ты пока тут посиди, а я пойду и попробую, всё-таки, найти твои ключи. Хорошо? -
- Хорошо. - Я обрадовалась, что Витька нашёл такой простой выход из неловкой ситуации, возникшей по моей вине.
- Ты только там - поосторожней, ладно? -
- Ладно, ладно, не переживай! Я уже тут лазил сегодня. -
- Когда? -
- Ну, когда? Когда "наша Барыня" в баскетбол поиграла, твоей сумкой! -
- А, ну да, я забыла. -
Витька поднялся по лестнице, а потом пролез под перилами почти у самого верха, и стал тщательно всё обыскивать. Травы здесь было ещё немного, но весь склон был щедро завален камнями, и, чтобы найти ключи, приходилось заглядывать чуть ли не под каждый камешек, во все трещинки, ощупывая метр за метром весь этот склон, спускаясь по нему всё ниже и ниже.
Через какое-то время меня стала мучить совесть: Витька, получается, лазит там, один, а я сижу тут себе спокойненько, на солнышке греюсь и птичек слушаю? А ведь ключи-то, собственно, потерялись чьи? Не Витькины же?
Я поднялась с места, намереваясь присоединиться к нему, однако, заметив это, Витька посмотрел на меня строгим взглядом, и показал пальцем на подстилку:
- Сиди! А то потом ещё и тебя придётся отсюда доставать! Знаешь, я уж лучше как-нибудь сам справлюсь! Ты только не обижайся! - и Витька улыбнулся.
-Ну, ладно, как скажешь! Тем более, что мне в моих колготах и в юбке - только по склонам лазить! -
- Вот и сиди там, не дёргайся. Тут и осталось-то, в принципе, не так уж и много. -
Я вернулась к подстилке, и снова села.
Странное дело! Я знаю Витьку не первый год, но только сегодня заметила, какая у него красивая улыбка! Или он раньше никогда не улыбался? Нет, это - врядли. Улыбался, конечно. Но тогда - куда же я смотрела всё это время? Как я могла не заметить эти озорные огоньки в его глазах, когда он смеётся?
А, впрочем, куда это меня понесло? О чём это я сейчас думаю? Нет, ну точно - "дура влюблённая", не иначе! Размечталась тут о принце на белом коне! Хорошо, что хоть не вслух, а только мысленно!
Но время шло. Витька с поразительным упорством обыскивал склон, и чем ниже он спускался, тем лучше нам обоим становилось ясно, что ключи мы уже не найдём.
Куда же они могли деться?
Не могли же они сделать себе крылья и улететь?
- Знаешь, Вить, бесполезно это всё, я и сама уже вижу. Вылазь оттуда, хватит. Не найдём мы, видно, ничего тут. Глянь, сколько ты уже облазил! И уже больше часа прошло! Слышишь меня? Правда, хватит! Пусть они провалятся, эти ключи! -
Витька ещё несколько минут продолжал шарить руками в траве, но потом, мысленно согласившись со мной, выбрался на лестницу и сел на подстилку возле меня.
- Жаль! Я, всё-таки, думал, что смогу их найти! А у нас есть вода? - Витька вопросительно глянул на меня.
- Конечно, есть! Я брала на Хортицу, сейчас я достану. Кстати, а хочешь, у меня тут есть и покушать что! Давай, прямо здесь, да? Ну, вместо Хортицы, так сказать, чтоб не так обидно было, что мы не поехали, а? Между прочим, у меня тут много вкусненького есть, всякого всего! -
Витька опять улыбнулся.
Мне тоже стало смешно, что я уговариваю его, как какого-то ребёночка маленького: "ну, съешь кусочек! Ну, ещё ложечку!"
- Ну и как это будет называться? Завтрак туриста?- Витька, еле сдерживаясь, чтобы не засмеяться, посмотрел на меня.
- Почему "туриста"? Пусть лучше будет "альпиниста"! И сейчас у нас - привал! Так что, будешь ты у меня здесь есть, как миленький! Не тащить же мне это всё обратно домой? -
Признаться, про ключи я в эту минуту уже начала забывать.
- Так, а где у нас будет стол? - я выбрала самую гладкую ступеньку, которая казалась шире остальных, застелила её какими-то тряпками, из тех, что я готовила на Хортицу для конкурсов, затем сверху - чистым полотенцем.
Через пару минут наш "стол" был заставлен "кушаньями". В довершение всего, я достала две бутылки с водой, одну из которых сразу же открыла, и протянула Витьке.
- Извини, чашки должна была взять Олька, так что ... -
- Я понял, из горлышка, как алкоголики! -
- Вот именно! Завтрак алкашиста! -
Мы одновременно засмеялись.



Через час мы с Витькой, не спеша, шли в сторону моего дома. Возвращаться было ещё рано, но и сидеть весь день на лестнице, ведущей к школьному стадиону, тоже было не совсем уместно: мимо нас уже начинали ходить люди. Зачем привлекать к себе внимание и давать ненужный повод для разговоров и сплетен?
Оказалось, что Витька - очень интересный собеседник. С ним можно было говорить на любую тему, не переживая о том, что "тебя не так поймут". Я и не думала, что у нас, столь разных на первый взгляд, - есть так много общего! Расставаться - не хотелось, тем более, что по возвращении домой меня ожидало объяснение с родителями.
Мы долго бродили по тротуарам - то туда, то сюда, садились на лавочку, и вновь поднимались. И, тем ни менее, когда я узнала, сколько времени, то - сильно удивилась.
- Как, "начало третьего"? Не может быть! -
- Да, и мне тоже жаль расставаться! Но ты уже, наверное, устала, и тебе надо домой, отдыхать! И, потом, завтра ведь снова увидимся, на уроках! -
Мы, наконец, попрощались, возле моего подъезда. И мне, и Витьке было ясно, что что-то изменилось, что произошло что-то необычное и важное в нашей жизни, западающее в душу, и оставляющее глубокий и трепещущий след в сознании, - если и не на всю жизнь, то, по - крайней мере, на долгие годы - это точно!
Но, что же произошло? Мне трудно ответить на этот вопрос.
Быть может, я бы и ответила на него, но мне по-прежнему не хочется, чтобы меня посчитали "дурой влюблённой" или ещё кем-нибудь вроде этого. Поэтому можете сами придумать любое логическое объяснение таким переменам! Но, конечно же, это будет - сугубо ваша личная точка зрения! И, - напоминаю, - я здесь - ни при чём!



Я стояла перед входной дверью, никак не решаясь позвонить. Мысленно я уже не один десяток раз "прокручивала" диалог, который должен был сейчас у меня состояться. Скрыть утерю ключей - было абсолютно нереально, да и не люблю я обманывать: после вранья на душе всегда остаётся очень неприятный осадок.
- Уж лучше правда! Причём, сразу с порога, и, как можно раньше, чтобы не затягивать!
Дверь открыл папа:
- Что-то ты рановато! Я думал, вы позже вернётесь! - сказав эти слова, он вернулся в свою комнату, а я осталась в коридоре одна, так ничего и не успев сказать.
Разувшись, я, с поникшей головой, прошла к себе.
Это была - незапланированная "отсрочка", но она лишь увеличивала напряжение.
Скорей бы уже всё разрешилось, - хоть как! Иначе - меня сейчас до такой степени растелепает, что ...
Да, нужно самой сейчас пойти в родительскую комнату, и всё им рассказать. Рассказать, так как есть.
Постояв немного у окна, я собралась с мыслями, несколько раз повторив про себя вступительные слова, с которых будет лучше всего начать.
- Всё, надо идти! - сказала я себе. Повернувшись, я сделала один шаг в сторону комнаты родителей, попутно зацепившись взглядом за свой письменный стол.
На столе в беспорядке лежали чистые листы бумаги, - те самые листы, которые утром от порыва ветра разлетелись по всей комнате. Подняв с пола, я тогда не стала их никуда прятать, а просто небрежно бросила обратно на стол.
Мне очень не хотелось идти "выяснять отношения", ведь за этим, скорее всего, обязательно последует какое-то наказание. Я поняла, что просто тяну время, лишь бы отсрочить эту неприятную минуту.
- Надо куда-нибудь убрать эту бумагу, а то начнут с ключей, а закончат - беспорядком в комнате, и не видать мне тогда никаких удовольствий и поощрений со стороны родителей! Припомнят всё, что только можно! -
Я подошла к столу, и стала сгребать хаотично разбросанные листы в одну стопку. Подняв один из этих листов, я увидела на столе свои ключи.
Они лежали, даже не догадываясь о том, сколько же всего случилось сегодня из-за них. Обессиленная, я села на кровать, и закрыла глаза.
Ну как же так? Я же очень хорошо помню, что ложила их в свою сумку! Или это было не сегодня? И я ведь, уходя утром из дома, дверь сама не закрывала, - её закрывал папа ...
Выходит, я зря на Хортицу не поехала? И Витька - тоже зря из-за меня никуда не поехал?
А, с другой стороны, разве ж это плохо, что Витька ИЗ-ЗА МЕНЯ не поехал на Хортицу?
Да, тут есть, над чем подумать.



А с Олькой мы ещё помиримся! Куда ж она, без меня, денется, "наша Барыня"! Я ведь и раньше знала, что она за "подарочек"! Просто, привыкла я уже к ней, что ли?
Да и не умею я долго обижаться! Вот, позвоню ей вечером, и - помиримся! А заодно и узнаю, как там наш долгожданный праздник!
Наверное, было очень интересно? И весело?



Жаль, конечно, что я на праздник не попала! Так хотелось съездить со всеми на Хортицу!
Но зато - теперь у меня есть Витька!
А у Витьки - есть я!



Ну, и как тут не сказать: "Вот, дура влюблённая!"? ...





Написано для "Пчёлки",
28 февраля -14 марта 2009 г.

г. Запорожье, Украина


© Copyright: Аня Воскресная, 2009
Свидетельство о публикации №1903140958