История моих ошибок. Продолжение

13 «Муж любит жену здоровую, а брат — сестру богатую»

С богатой сестрой моему мужу не повезло: не захотела обслуживать щедро одарившего ее брата — пришлось проситься к больной жене под крыло. Не зря меня предупреждала моя американская мама Марджори, что нельзя так много работать, поскольку организм может не выдержать свехнагрузок и сломаться — так оно и случилось: здоровье начало разваливаться. Может, если бы наша равнодушная к пациентам медицина сразу же поставила правильный диагноз, все обошлось бы удалением забитого камнями желчного пузыря, но на бесплатное УЗИ талонов не было на несколько месяцев вперед, а когда подошла моя очередь, врач эту горсть камней, распиравшую пузырь, почему-то не увидел — впрочем, он в это время весело болтал с медсестрой, отворачиваясь от монитора, так что его промашка была вполне закономерной. Приступы жуткой боли продолжались — мне посоветовали есть каши и пюре, от которых облегчение не наступало, а килограммы стремительно прибывали.
При очередном таком приступе, случившемся ночью, я звала своих родных на помощь, просила вызвать «скорую» - ко мне никто не подошел и я потеряла сознание. На следующий день приступ повторился вечером. Дома были муж и дочь. Меня скрутило от боли так, что я смогла только прошептать: «Вызовите «Скорую»!» Дочь ушла в свою комнату, а муж поднял трубку телефона, что-то в нее буркнул и тут же бросил. Прошло полчаса, принятое мной лекарство начало помогать, а «скорая» все не ехала. Тогда я еле-еле смогла набрать 03 сама и спросила, почему нет машины — услышала кучу грубостей в свой адрес: «Какого черта вы трубку бросили, назвав только адрес?» - им нужно было назвать имя больного, возраст и на что жалуется, а муж просто буркнул адрес и отключился: видимо, так сильно хотел помочь загибающейся жене! Я выдала всю требующуюся информацию, врачи приехали и срочно меня забрали в больницу. Там дежурный врач сразу же поставил правильный диагноз — панкреатит. Утром тот же специалист, который месяц назад не увидел камней в моем желчном пузыре, снова их не заметил! Спасибо принявшему меня вечером врачу: он ткнул своего коллегу носом в монитор и пальцем очертил кучу камней — еще и на печени углядел какое-то пятно размером с пятак, тоже проигнорированное УЗИстом.
И меня наконец-то начали лечить. Операцию решили делать через два месяца, чтобы сначала я немного пришла в себя. Я провела в больнице под капельницей две недели: нельзя было не только есть, но и пить — мне по ночам снились хрустальные водопады, к которым я жадно припадала и никак не могла напиться. Какой же сладкой мне показалась вода, когда запрет сняли! За три дня до выписки мне разрешили немного поесть, но только протертое картофельно-морковное или свекольное пюре без комочков и семян. Я голодала одиннадцать дней — представляете, как я хотела есть! Я сразу позвонила домой, поделилась радостью с детьми, объяснила, какое пюре мне приготовить, и стала с нетерпением ждать, но ко мне никто не спешил. В обед я снова позвонила и спросила детей, почему они не несут мне еду — оба были старшеклассниками, на каникулах, и вполне могли бы и приготовить, и принести еду больной матери. Ответ меня убил: «Вот отец придет с работы и сварит тебе пюре!» Но пока он приготовит, в больнице закончатся часы приема! Я позвонила мужу на работу и объяснила ситуацию — он обещал уйти пораньше и все успеть. Успел — принес пюре из баклажанов, состоящее из мякоти и огромного количества мелких семян — естественно, врач мне его есть не разрешил. Вот так за меня переживали мои самые близкие — те, ради которых я жила и пахала, не щадя своих сил и здоровья.
После выписки я еще две недели провела дома на больничном — то есть, по закону, мой отпуск должны были продлить на этот месяц, однако, когда я приехала в МИФИ, чтобы сдать больничные и спросила, писать ли мне заявление или отпуск продлят автоматически, на кафедре мне заявили: «Никакое продление отпуска не положено — у нас идет учебный процесс!» Пришлось мне вместо подготовки к операции выйти на работу. Если учесть, что у меня на дорогу в один конец уходило два с половиной часа и никакой диетической еды я себе в столовой позволить не могла, а брала из дома пирожки или бутерброды, то через три недели с очередным приступом снова оказалась в больнице. История повторилась еще три раза — врачи не оперировали: не хотели делать полостную операцию, а лапароскопическая операция была платной — стоила 300 долларов, которых у меня не было: МИФИческой зарплаты хватало только на проездной сыну и оплату ЖКХ, остальное я оплачивала благодаря репетиторству. Но ведь я половину времени лежала в больнице и отменяла уроки — денег хватало только на скудное питание. Собрать необходимую сумму я смогла только в декабре — меня прооперировали перед Новым годом. Одно отверстие воспалилось и меня весь январь зав. хирургическим отделением поликлиники продержал на больничном дома.
В начале весеннего семестра я вышла на работу, - еле живая. Пока я лежала в больнице, моего сына отчислили из института: он прогуливал занятия и даже не взял необходимые учебники из библиотеки. Наплевав на все мои титанические усилия: бесконечные унижения практически на всех кафедрах, от Общей физики до Физкультуры, где я умоляла преподавателей и заведующих дать сыну возможность пересдать зачеты, чтобы быть допущенным к экзаменам — и люди шли навстречу, причем бесплатно, поскольку у меня просто не было денег, сын бросил вуз. Да, к сожалению, находились преподаватели, откровенно вымогавшие взятки — их фамилии знали все студенты МИФИ, но ведь подавляющее большинство людей шло навстречу из желания помочь своему собрату-преподавателю! И декану я очень благодарна за понимание и помощь: он, видимо, почувствовал безвыходность моего положения из-за болезни и порядочности: я никогда копейки не взяла ни с одного студента — бесплатно объясняла и своим, и чужим темы, которые они не понимали, вытягивала на балл повыше на госэкзаменах, помогая наводящими вопросами.
Мало того, каждую сессию мне приходилось платить в кассу института по двести долларов за дополнительные занятия для допуска сына к экзаменам и по триста долларов за каждый семестр, поскольку сын не добрал балл на вступительных (это делалось специально, чтобы стричь купюры с толковых ребят, приняв их на бюджетные места, но с доплатой). Когда сын поехал с отцом забирать документы из МИФИ из-за недостающего балла, их в приемной комиссии полтора часа уговаривали остаться, пообещав, что нам придется заплатить только за один семестр — ведь парень умный и сдаст сессию без проблем. Эта был обман, практиковавшийся в те годы, но он был, наверное, необходим: у института совсем не было денег — у нас одну зиму в корпусах не работало отопление: нечем было оплатить.
К моменту поступления сына в вуз, мне удалось накопить тысячу долларов — сумасшедшие деньги после дефолта, но я планировала потратить их на подготовку дочери к поступлению и на свое лечение — у меня уже тогда начались приступы. Я все это объяснила сыну — ведь он поступил в три хороших столичных вуза на бюджет, и мы решили, что он будет учиться в МИРЭА — семейном институте их арийского клана, получившего там корочки на заочном отделении. Но сын уперся: «Хочу учиться в МИФИ — обещаю, что первую сессию сдам успешно!» И я уступила...
Когда я зашла в деканат после операции, сразив всех худобой — а я потеряла больще 20 кг за полгода, мне объяснили, что сына восстановят с потерей курса и только на платной основе. Если бы не эта надежда на восстановление, я бы уволилась и стала бы дома зарабатывать репетиторством, но чтобы иметь гарантию возвращения блудного сына на студенческую стезю, я решила остаться на работе. Увы — в середине марта бегущий по лестнице к буфету голодный студент толкнул меня плечом и я, свалившись с верхней ступени, пропахала целый пролет, сломав ногу, расколов локоть и потеряв сознание. На этом моя МИФИческая эпопея закончилась навсегда.
К началу следующего учебного года я подлечилась, набрала новых учеников, переформатировала оставшиеся группы и начала зарабатывать репетиторством в десять раз больше, чем была моя ставка в МИФИ — наконец-то мы вылезли из нищеты: стали хорошо питаться, постепенно сделали отличный ремонт, превратив квартиру в игрушку: заменили все, что можно, и купили самое современное оборудование, бытовую технику и новую мебель. Конечно, мне приходилось пахать, ведь вернувшийся в лоно семьи муж, получал копейки — себя прокормить весьма скромно, а сын не хотел ни учиться, ни работать — перебивался случайными подачками за ремонт ноутбука или другой компьютерной техники: нам денег не отдавал, тратил на себя: пиво, сигареты, шашлыки на дачах, поездки на море, покупка дорогих телефонов и ноутбуков. Он хвастался тем, что вот-вот купит себе автомобиль — но, слава Богу, только оформил кредит на мощный ноутбук. Платить ему было нечем — за ним начали охотиться нанятые банком бандиты-коллекторы. Они звонили нам на домашний телефон каждые полчаса, оскорбляли и запугивали меня, обещая изуродовать или убить сына. Что я пережила за эти дни — пером не описать! Наконец я собрала все деньги, что удалось заработать и отправила мужа с сыном погасить долг. Сын не хотел ехать с отцом, но я боялась, что, если доверить деньги ему, он не вернет долг банку, а истратит все, что мы оторвали от себя, ведь он потерял очередную работу и его выперли из арендованной им квартиры, за которую он тоже задолжал.
В конторах, куда его поначалу устраивали друзья, сын надолго не задерживался — увольняли за бесконечные опоздания, прогулы и грубость. У меня складывалось такое ощущение, что у парня поехала крыша — это подтвердили на медкомиссии в военкомате: правда, психиатр назвал сына симулянтом. Однако, к службе его признали годным! Но я его в армию не отдала: зная его агрессивную реакцию на любое замечание и патологическую неспособность выполнять приказы, поддерживать дисциплину и соблюдать режим, я побоялась, что в ответ на дедовщину, с которой он непременно столкнется из-за своего характера, он просто перестреляет обидчиков — как это уже неоднократно случалось в разных воинских частях нашей страны. Сколько хамских слов я наслушалась от работников военкомата и по телефону, и в лицо, когда к нам домой посреди ночи врывались патрули, разыскивающие уклонистов! Нервотрепка закончилась лишь, когда у сына закончился призывной возраст. К тому времени он уже познакомился со своей женой и стал приходить в себя: начал работать и подрабатывать, купил с помощью тестя однокомнатную квартиру в ипотеку — все у него стало налаживаться.
А мне пришлось собирать горький урожай серьезных заболеваний сердца, ЖКТ, почек и легких. Самое страшное — это не боль, а невозможность дышать: когда ловишь ртом воздух, а он не проходит в легкие. Пока я могла зарабатывать репетиторством — имела возможность оплачивать отдельную палату в хорошей ведомственной больнице, где меня за пару недель приводили в порядок раз в год, но потом наступила реформа здравоохранения, мне отказывали в направлении на госпитализацию: старики якобы занимали много мест в стационарах. Сейчас наоборот — все время посылают в больницу, но у меня нет денег на отдельную палату, а при закрытом окне в общих палатах мне просто нечем дышать: я теряю сознание. К тому же я с трудом передвигаюсь по квартире — у меня нет сил и не хватает воздуха: ХОБЛ — очень тяжелое заболевание, а приезжающие на вызов врачи «скорой» ставят мне каждый раз диагноз «астма», который поликлиника не желает признавать. Восемь лет тому назад у меня обнаружили диабет второго типа — он тоже подтачивает организм, но в нашей поликлинике мне отказывают и в инвалидности, и в бесплатных лекарствах. Пять лет тому назад у меня обнаружили лимфолейкоз, но диагноз должен подтвердить онколог-гематолог, а такие специалисты есть только в центрах Москвы, куда мне просто не доехать, даже на такси, на которое у меня и средств нет. Впрочем в нашей муниципальной поликлинике нет ни просто гематолога, ни пульмонолога, ни многих других специалистов — а ведь мы считаемся столичной территорией! Когда я слушаю бодрые доклады министра здравоохранения Президенту и его оптимистические прогнозы и планы, меня начинает тошнить, потому что это всё — ложь! А болезнь и смерть мужа — неопровержимое доказательство этой лжи.
Продолжение следует