Последний архиепископ

Глава 48
До зари,еще на грани ночи и утра, 4 декабря 1938 года тихо ушел из жизни великий архиепископ и почетный гражданин Польши Жозеф Теофил Теодорович. Какова бурная была его деятельность в делах церковных, как величественно-громко звучали его речи на собраниях депутатов Сейма и среди святых отцов в Ватикане, как приветливо встречала его приезд во Львов толпа верующего народа, какой поддержкой он одаривал всех страждущих, живущих в лишениях, и с - с другой стороны, вопреки всему и вся, львовский архиепископ католического армянского собора скончался в мирной обители, под кровом родного очага, окруженный лучшим другом и верными слугами.
После омовения тела, после облачения в похоронные одеяния, кардинал краковский Адам Сапега долго глядел в застывшее лицо того, которого всегда считал лучшим из людей и дружбу с которым пронес через всю жизнь, ныне за спиной оставались легкие воспоминания да расстилающаяся за гранью мира вечность.
- Он давно мечтал о безмятежном покое, ибо устал бороться со злом. На пороге смерти он обрел желаемое и отныне будет спать, блаженствуя, в вечности, - тихо молвил Сапега, сидящие в траурных сутанах святые отцы с замиранием сердца внимали его голосу.
- Отец Жозеф оказался одним из немногих, кто не побоялся пойти против врагов веры, кто не любил лжи и всю жизнь стоял за правду. Не будучи поляком по крови, он, тем не менее, являлся яростным защитником Польши, всем сердцем преданный ее интересам. Поистине, Господь Бог раньше забирает к Себе лучших из рабов Своих, - кардинал поднял черные глаза к сводчатому высокому потолку, по его щекам текли слезы, он осенил себя крестным знаменем, борясь с тугим комком рыданий, сдавившего его горло.

Похороны архиепископа 10 декабря стали последним великим событием польского Львова. Толпа верующих армян и просто соболезнующих хлынули в Польшу со всего мира. Правительство по просьбе епархии объявила трехдневный национальный траур - единственный во Второй Польской республике, последующего за смертью пана Пилсудского. Мессы и службы совершались по трем католическим обрядам, а кардинал Адам Сапега лично читал заупокойную молитву над гробом друга - может статься, единственного в потоке прожитых лет.
Среди собравшейся плачущей толпы затерялся невысокий юноша - не старше шестнадцати лет; маленький, ловкий, он то и дело норовил подойти-приблизиться к несущем гроб с телом архиепископа, еще раз, хоть мельком, взглянуть в родное, знакомое лицо, ставшее просто безжизненной маской. То был Влад. Он упорно пробирался вперед, его не заботили ни толчки со всех сторон, ни тревожный-раздражительный возглас то тут, то там.
- Куда лезешь, юноша? - восклицал некий благообразный пан, толкая его назад.
- Несносный мальчишка! Смотри, куда наступаешь, - шипела в гневе пожилая ухоженная дама.
- Молодой человек, вам сюда нельзя, - не давал ему протиснуться в первые ряды какой-то молодой ксендз.
"Святой отец, Жозеф - мой дядя, он лично крестил меня!" - хотел было прокричать в толпу Влад, но осекся, сохранив невысказанные слова глубоко под сердцем.
С трудом ему удалось выбраться на безлюдную улицу, слезы пеленой застилали ему глаза, жгли щеки. И вдруг, словно из глубокой пещеры-коридора эхом донесся глас и кто-то позвал его по имени. Влад начал озираться по сторонам, но никого кругом не оказалось - ни своих, ни чужих. И тогда он понял, почувствовал каким-то собственным чутьем, что рядом с ним находится тот, кого он так жаждал увидеть. Легкая, несколько вымученная улыбка озарила его лицо.