Три жизни Гения. Жизнь 3 (часть2)

Глава 5. Бурная деятельность.


Проснулась я, почувствовав терпкий запах крепко заваренного кофе. Открыв глаза, я увидела возвышающуюся надо мной фигуру Фера с подносом на руках.
#- Боже мой! - тихо воскликнула я. - Я чувствую себя, как после первой брачной ночи! Кофе в постель! Как приятно. А знаешь, когда мне Саша впервые принёс завтрак в постель, я сказала ему, что он плохо готовит. Я всегда была бесцеремонна. За что и была наказана. Больше с тех пор никто не приносил мне завтрак в постель.
#- До сегодняшнего дня, - поправил он. - Только насколько я знаю, ты не пьёшь кофе, поэтому тебе я заварил чай. А себе - кофе без сахара. Это заменяет мне сигары. Я ведь знаю, что ты не переносишь запах дыма. Ради тебя я даже бросил курить.
#- Да, это действительно подвиг! - я взяла чашку. Фер тоже взял кружку и прилёг возле меня на постели. - Но было бы гораздо лучше, если бы ты всё делал в первую очередь ради себя. Ведь это твоё тело, и тебе с ним жить. Поверь, оно должно быть здоровым.
#- Ты учишь меня жить. Ты заменила мне и мать, и педагога, и жену. Я безумно счастлив, что встретил тебя. Когда ты обо мне проявляешь заботу, я чувствую себя ребёнком. Моя мама умерла, когда мне не было и двух лет, и я её совершенно не помню. Я никогда не знал материнской ласки, тепла и заботы. Кто бы мог подумать, что я найду их в любимой женщине!
#- Знаешь, а ведь мои дети могут сказать то же самое про материнскую заботу, ласку и любовь. Они лишены этого. А ведь их мать жива. Разница в том, что ты испытываешь благоговение перед образом матери, а они - ненависть. Уж лучше бы я действительно тогда умерла.
#- Перестань! Кроме того, не ты ли всегда твердишь: "лучшее - враг хорошего" и "никогда не оглядывайся назад"?
#- Ты прав, - согласилась я, допив чай. - А сейчас я приведу себя в порядок, закрепим с тобой то, что делали вчера, и потом я съезжу к детям. Ты можешь заниматься, отдыхать, слушать музыку, гулять – в общем делать всё, что пожелаешь.
#- Я хочу поехать с тобой, - серьёзно сказал он, взглянув на меня.
#- Зачем?
#- Я хочу быть рядом с тобой. Думаю, все уже и так знают, что мы любовники – поэтому не вижу смысла прятаться. Я хочу познакомиться с твоими детьми. Только не говори, что стыдишься меня - я в это никогда не поверю, - усмехнулся он.
#- Ты прав: мою репутацию уже не испортишь, и упасть в глазах своих детей мне тоже не грозит - я и так на самом дне, - вздохнула я. - Ну, ладно, поехали, коль хочешь.
После завтрака я немного позанималась с Фером, понимая, что в его случае это надо делать как можно чаще. А ещё через два с половиной часа мы были в некогда нашем с Сашей доме.
Двери я открыла своим ключом (мысленно удивившись, как это мои разлюбезные детки не сменили ещё замки).
В доме было тихо.
#- Какой сегодня день недели? - уточнила я.
#- Суббота, - ответил Фер.
#- Ладно, посиди пока здесь, я скоро, - я усадила его в гостиной и направилась в кабинет.
Там никого не оказалось. Я пошла в спальню. Моя была пуста, кровать была аккуратно застелена. И по всему было видно, что сюда давно никто не заходил. По крайней мере, жилой комната не выглядела, даже не смотря на внешнюю чистоту.
Выйдя из комнаты, я подошла к соседней двери (гостевой спальне). Тихо открыв её, я увидела Ники, спящего в кровати. Почему-то я подумала, что с ним будет женщина, но он был один. На прикроватной тумбочке я увидела баночку снотворного.
Я взглянула на часы - была половина первого - после чего подошла к кровати и села рядом, на пуфик. Я решила дождаться, когда он проснётся.
Пока я размышляла о бытии и вспоминала прошлое, в комнату после короткого стука открылась дверь, и зашла Юля:
- Отец, ты встал? А-а-а.. мамочка! С приездом! - со злостью проговорила она. - Могла бы и предупредить! Мы хоть успели бы куда-нибудь уехать, дабы не мешать тебе с твоим сосунком развлекаться, - и только она собралась уйти, как я резко встала.
- Стоять! - тихо, но весомо проговорила я и подошла к двери. - Не научилась разговаривать - так лучше молчи, - я схватила её за глотку и вытолкала из комнаты, прикрыв дверь. - Твой поганый язычок надо бы прижечь раскалённым железом, что б гадости не молол. Помни всегда: я тебя породила, я же и убить тебя могу. Единственное, на что я пока делаю скидку, так это на малолетний эгоизм и юношеский максимализм. Повзрослеешь, может и ума прибавится. Не хочется думать, что мозгами вы пошли в отца. А теперь - прочь с глаз моих, - я толкнула её, разжав пальцы.
Откашливаясь и хрипя, она быстро зашагала по коридору, в ужасе оглядываясь на меня. Когда за ней закрылась дверь её комнаты, я вернулась в спальню Ники.
- Анна Мария? - он как раз проснулся.
- Доброе утро, - сухо ответила я и села на пуфик.
- Неужели это не сон?
- Должна тебя разочаровать: это суровая реальность!
- Да, счастлив я могу быть только во сне. Только там я молод, и мы вместе.
- И для этого надо пить снотворное, - закончила я. - Давно принимаешь?
- Второй месяц.
- Всё так плохо или лень разбираться с проблемами?
- Наверное, лень. Сама знаешь, я из тех людей, кто предпочитает от них убежать, спрятаться хоть на время. У меня никогда не хватало сил решать их. Особенно сейчас - когда тебя больше нет рядом, и когда я понимаю, что уже никогда и не будет. Я долго думал о нашем разговоре и понял одну вещь: я не в тебе ошибался, я ошибался в себе. Я не знал, как нужно строить отношения, у меня ведь никогда не было полноценной семьи. Должно быть взаимопонимание, а для этого надо чем-то поступаться. Анечка, прости меня, пожалуйста! Я законченный эгоист! Но я люблю тебя! Любил, люблю и всегда буду любить! Мне плохо, когда тебя нет рядом, я тоскую и скучаю. И какой бы ты ни была: жёсткой, грубой, неуравновешенной - я всё равно люблю тебя. Тебя, а не твои образы.
Помолчав немного, я сказала:
- Может быть, в первый раз в жизни я не знаю, что тебе сказать. Безусловно, ты - неотъемлемая часть моей жизни, ты отец двух моих детей, ты моя первая, пусть и выдуманная влюблённость, но... - я осеклась. - Прости, больше я ничего не могу сказать, - я поспешно встала и вышла.
- Мама? - навстречу мне попался Рома, надо полагать, направлявшийся в столовую.
Честно говоря, я немного испугалась от неожиданности, но...
- Здравствуй, сынок, - я внатяжку улыбнулась, обняла его и поцеловала в лоб.
- Я тоже рад тебя видеть, - сухо проговорил он. - Ты надолго?
- Нет. Не переживай, я не буду вам мешать. Ты вниз?
- Да.
- Ну, пошли. Расскажи мне, как ваш отец себя чувствовал последнее время? У него всё нормально на работе?
- Да вроде всё хорошо. Он не жаловался.
- А почему тогда он принимает снотворное? - в лоб спросила я.
- А он его принимает? - удивился вполне искренне сын. - Я не знал. Он перед нами не отчитывается. Если честно, мы мало общаемся.
- Я это уже поняла. Но почему? Он ведь ваш отец! Живёт с вами! В принципе всю вашу жизнь он был рядом.
- Я понимаю. Но всю нашу жизнь, за исключением последнего года /и то, неполного/ у нас был другой отец. Нам непросто перестроиться. И лично я не могу вычеркнуть папу /Сашу/ из жизни и заменить его дядей Колей. Хотя прекрасно всё понимаю. Прости! - он опустил глаза.
- Да, я понимаю. И никто от вас этого и не требует, - вздохнула я, обняв его. - Именно поэтому я и не жду, что вы признаете меня матерью, хоть у вас и не было другой мамы. Кстати, - мы уже успели спуститься, - познакомься с моим учеником. Ференц.
Фер встал, вместе с ним встал и Женя, который сидел рядом. Венгр протянул руку Роме, приветливо улыбаясь.
- Ромео, - сказал мой сын, пожав его руку.
Фер с улыбкой посмотрел на меня.
- Ференц не говорит по-русски, он венгр, - пояснила я Роме. #- А вы, я смотрю, уже познакомились?
#- Да, и у нас оказалось много общего. Ты не говорила, что твой старший сын - продюсер. Я возьму это на заметку, - улыбнулся Фер.
Я никак на это не отреагировала, исключая улыбку. После чего обратилась к сыну:
- Ну, здравствуй, Женечка. Я скучала.
- Мамочка! - он крепко обнял меня. - Я тоже скучал! Уже хотел ехать к тебе, но дядя Коля отговорил.
- И правильно сделал. Ты бы всё равно не смог меня самостоятельно найти, ведь я не сижу на месте. Но я очень рада вас всех видеть.
Когда мы, наконец, выпустили друг друга из объятий, Женя поцеловал мои руки.
- Как я поняла, в этом доме ещё никто не завтракал, - отошла я. - Я предлагаю исправить положение. Ромочка, позови, пожалуйста, сестёр и отца. Я хочу, что бы все были вместе.
- А Анны Марии нет, - ответил он. - Она ушла на занятия.
- В субботу? У неё специальность? - уточнила я.
- Кажется да. Но она уже давно ушла, к десяти.
- Я позвоню ей, - я набрала номер дочери.

- Амачка, привет. Как отзанимались?
- Мам? Привет, - явно удивилась она. - Да не хочу я так больше заниматься. Уж коль я дура и ничего не умею, пусть сами играют!
- Так, подожди. Давай ты приедешь домой и всё по порядку расскажешь. Ты уже едешь?
- Спускаюсь в метро.
- Вернись к Консе, я за тобой сейчас заеду, - твёрдо сказала я.
- Хорошо, я подожду.
- Ну, давай, до скорого.
- Пока.

- А почему вы не ездите с шофёром? - спросила я у детей, отключив телефон.
- Когда как. Иногда ездим. Хотя остался только один, остальных отец уволил, посчитав это лишней статьёй расходов, - признался Рома.
- Ладно, это мы ещё обсудим. Мы скоро, - я вышла из дома.

Я заехала за дочерью, и по дороге домой мы решили все её проблемы. Я убедила её, что на самом деле это вовсе и не проблема, и на этих занятиях свет клином не сошёлся. И более того никто не заставляет её связывать свою жизнь с музыкой, но лишнее кругостороннее образование никому ещё не вредило.
Так что домой мы приехали в лучшем настроении, заехав по дороге в кондитерский и купив огромный торт.
#- Познакомьтесь, - я провела Анну Марию в гостиную, где до сих пор сидели Женя и Фер. - Ференц. Анна Мария.
/по дороге я ей про него уже немного рассказала/
Фер поцеловал руку Анны Марии с очаровательной улыбкой, пристально рассматривая черты её лица. Она же, приподняв правую бровь /как это всегда делал её отец/, улыбнулась или даже ухмыльнулась, одним уголком рта.
Я усмехнулась - ведь в её годы я была такой же. Надо признать, Фер это тоже заметил.
- А где остальные? - удивилась я.
- Должно быть, наверху, - вскользь ответил Женя. И по его отведённым в сторону глазам я поняла, что здесь не так давно если и не буря пронеслась, то тучки пробежали точно.
- Я вас оставлю, - я направилась на лестницу.

- Могу я узнать, что произошло в моё отсутствие? - я зашла в комнату Ники и начала прямо с порога.
- Я не имею права предъявлять тебе претензии - это твой дом, и ты водишь сюда, кого захочешь. Но я прошу тебя об одном: позволь мне при этом не присутствовать и не поддерживать дружеские беседы со всеми твоими любовниками! - он пытался держать себя в руках.
- Так! - я вздохнула и села возле зеркала. - И чем тебе не угодил этот мальчик?
- Вот именно этим и не угодил! Я всё понимаю: это твой выбор, ради Бога! Но я-то тут при чём?! Почему я должен выслушивать его подтрунивания над моим возрастом, издевательства, смешки и сочувствия?! Он смеётся над нашим прошлым и называет наших детей ошибкой! Заявляет, что я - твоя привычка, а наш брак - твоя милостыня! - Ники разошёлся.
- Проницательный мальчик, - вслух подумала я.
- Анечка! Что ты говоришь?! Ты хочешь сказать, что наши отношения, наши чувства, наши дети были ошибкой?
- К сожалению, - вздохнула я. - Может, кроме детей. Они никогда не бывают ошибкой. Скорее уроком…
- И на том спасибо.
- Всегда пожалуйста. Ты знаешь, я предпочитаю говорить правду.
- Да, я заметил, - ехидно проговорил он. - Особенно последние пятнадцать лет!
- И о каком взаимопонимании ты говоришь? Когда мы изъясняемся на разных языках! Не вижу смысла продолжать этот разговор, - я встала. - Спускайся в столовую, - и вышла.
По дороге я зашла к Саше, до которого до сих пор не могла дойти. Успокоив немного сердце, я пошла за близнецами.
- Ромочка, - после короткого стука я открыла дверь его комнаты. - Ты позволишь?
- Мама! - с порога загорелся он. - Зачем он приехал?! Почему он оскорбляет отца?!
- Так, - я прошла, закрыв дверь. - Ты присутствовал при их разговоре?
- И я, и Женя. Юлю папа отослал.
- И то слава Богу! - вздохнула я. - Ромео, ты взрослый парень и должен всё понять. Безусловно, я и не пытаюсь оправдать Ференца, с ним у меня будет серьёзнейший разговор. И поверь, даром ему это не пройдёт. Но сынок, - я смягчила голос и прижала его голову к своей груди. - Пойми. Так получилось, что мы с папой не живём вместе. У меня в общем-то вся жизнь не заладилась. Я делала карьеру, а личная жизнь не сложилась. Может позже, когда ты повзрослеешь и сам переживёшь глубинные чувства любви и страсти, поймёшь их отличия - ты и сможешь меня понять. И простить. А пока... Постарайся хотя бы верить мне. Я знаю, - тут же продолжила я. - Вам трудно это сделать после всего. Но поверь, если бы я тогда не сымитировала свою смерть, меня всё равно убили бы. Больше месяца я бы не прожила. Я всё равно не смогла бы быть рядом с вами. А так, пусть и на расстоянии, но я всё время думала о вас и обеспечила вам стабильную в финансовом отношении жизнь. И теперь, в конце своей жизни, я хоть и недолго, но побуду рядом с вами, - не знаю, для чего я это говорила - скорее для себя, нежели надеясь, что он меня поймёт.
- Почему в конце? Ты ведь ещё молодая! - не понял Рома.
- Да, конечно. Это так... - я тяжело вздохнула и крепче обняла сына. - Я вас всех очень люблю.
- Мама! Как нам тебя не хватает! Не уезжай больше, ты нужна нам!
- Похоже не всем.
- Нет, не правда! - пылко возразил Рома. - Ты не думай, Юлька тебя любит. Может, даже сильнее всех нас. Но она очень переживает. Она ведь девчонка. Ей ты нужна больше всех. Она немного заносчива и высокомерна - но так она просто пытается спрятать свою боль. Она не хочет показывать, как сильно нуждается в тебе. Ей кажется, что ты не любишь нас. Поговори с ней! Я уверен, она всё поймёт.
- Больше всего на свете я хочу именно этого: чтобы вы поняли меня и простили. Я обязательно с ней поговорю, хоть это и будет весьма сложно. Ну, ладно, пойдём обедать, нас уже ждут, наверное, - я встала.
Я решила поговорить с дочерью после обеда. К столу она, конечно, спустилась, но всё время молчала.
Ближе к вечеру я сделала попытку поговорить с ней. Но наткнулась на непробиваемую глухую стену. Однако первый шаг был сделан - я была рада и этому. По крайней мере, я могла надеяться, что она начнёт думать над этим. Я понимала, ей нужно время. Единственное, чего я боялась, что это затянется слишком надолго, и я просто не успею с ней помириться.
На ужин я решила не оставаться. Каждый лишний час, проведённый Ники вблизи с Фером, грозил катастрофой. И не желая дразнить судьбу, мы уехали.
Дома я устроила разгон Феру, дав понять, что при подобных разговорах не просто уважение надо соблюдать, но и элементарную этику - не говорить о таких вещах при детях, к тому же несовершеннолетних и в отсутствии матери. Пригрозив ему отправить его домой в Венгрию, если я ещё хоть раз буду им недовольна, я легла спать одна.
Фер провёл ночь под дверью моей спальни.

Наутро я его простила, но напомнила о вчерашнем. Оставив его на этот раз дома, я поехала к детям.
За ночь у меня родилась хорошая идея.
Я приехала довольно рано - около десяти. Однако, не смотря на то, что было воскресенье, спали только Ники и Сашенька. Ромео и Джульетта занимались в рабочем зале, переоборудованном в бальный класс. У них скоро должна была состояться премьера в Большом - они усиленно репетировали. Анна Мария была у них концертмейстером.
Женя сидел в отцовском кабинете и занимался делами фирмы. Ему совсем недавно исполнилось восемнадцать, и он уже принял пост президента фирмы «Анютик» и весьма прилично справлялся со своими обязанностями (не без помощи всё того же Сергея, разумеется). Он действительно был развит и умён не по годам. Как говорится, жизнь заставила.
- Доброе утро, сынок, - я зашла в кабинет. - Хорошо спал?
- Мама! - он встал. - Доброе утро, - подойдя ко мне, он поцеловал мои руки. - Спасибо, я хорошо спал. А как ты? Надеюсь, вы с Ференцем не поссорились?
- Не думай об этом. Его ещё многому надо учить. Он ещё очень молод. Но давай оставим это. У меня к тебе серьёзный разговор.
- Что-то случилось? - он насторожился.
- Нет-нет, не волнуйся, ничего не произошло. Садись, - когда мы сели я продолжила. - Я, конечно, понимаю, что ты пока только начинающий продюсер, но я бы хотела, что б ты занялся моими гастролями.
- Мамочка! Это такая честь для меня! - обрадовался он. - Я всё сделаю в лучшем виде! Давай обсудим детали.
- Я рада, что ты так за это берёшься. В общем так, это будет мировое турне. Мне надо уложиться в год и посетить максимальное количество стран на всех континентах. Да-да, включая Антарктиду. Можно всё это разделить на три части: сольный вокал, сольное фортепиано и дирижирование или игра/пение с оркестром. Я хочу представить все грани своего творчества.
- Ты хочешь уехать на год? - удивился он.
- Да. Практика показывает, такие турне приносят самую большую прибыль. В фортепианной части кроме меня выступит Ференц, а в вокальной может принять участие Альтов (если захочет) и обязательно Моррези. Я с ним договорюсь, он мне не откажет.
Женя усиленно всё записывал.
- На счёт залов всё просто, - продолжала я. - Лучшие концертные для фортепиано, для вокала – либо театры, либо просто залы с хорошей акустикой, и центральные площади для оркестра там, где это возможно, в остальных случаях – вполне подойдут стадионы. Проблемы могут возникнуть с транспортировкой оркестра и инструментов - я хотела бы взять пять-шесть своих роялей. С проживанием оркестра - бронь на целую гостиницу (или даже две) и по возможности загородные дома - для меня. В крупных европейских странах, да и везде, где будет желание съёмки - я бы хотела заключить договора на трансляции и запись. Кроме того, мне нужна охрана, настройщики и прочее. Можно попробовать связаться с моими английскими людьми, если Уильям захочет со мной сотрудничать. В общих чертах это всё. Стоимость билетов в разных странах должна быть различной. Не буду же я драть с африканцев, как с американцев. И хочу сразу заметить, ни о какой благотворительности и речи быть не может.
- Ты позволишь мне сказать? - осторожно спросил сын.
- Конечно, я слушаю.
- Я по поводу благотворительности. Я не говорю о ней, как о жертве. Дело в том, что если ты пожертвуешь определённую часть гонорара, тебя освободят от налогов, на которые ты потратишь гораздо больше денег. Кроме того - имидж, ты будешь лучше принята.
- Вылитый отец и должна заметить - дед тоже, - я улыбнулась. - Молодец! Сделай так, как посчитаешь наиболее выгодным. Я не буду раздавать деньги направо и налево, в то время как у меня самой есть дети. Так ты займёшься этим?
- Считай, уже занимаюсь. Я всё сделаю по высшему разряду. Но мне будут нужны некоторые контакты.
- Об этом не беспокойся: у тебя будет всё, что ты пожелаешь.
- Значит, всё будет сделано лучшим образом, уж я-то постараюсь. Только я очень не хотел бы, что б ты уезжала на целый год. Это так долго! Мы будем очень скучать.
- Но ты ведь можешь сопровождать меня – так проще решать возникающие проблемы.
- Хорошая идея. Придётся отложить универ на год, но это того стоит! – он улыбнулся. Глаза его горели.
- Да, кстати, я забыла про контрамарки. По двадцать в мелких странах и по пятьдесят в крупных, на всякий пожарный, - я взяла его руку в свои. - Этот год пройдёт незаметно. И принесёт вам хороший доход.
- Тебе, - поправил он.
- Нет, вам. С меня уже хватит! И ещё, я бы хотела начать уже с июля, на худой конец с августа - я должна отыграть в Европе, пока тепло (чтобы оркестр на улице не окоченел) и чтобы к осени следующего года вернуться. Общее число концертов - шестьсот шестьдесят шесть. Если не хватит года - можно добавить пару недель. И последний концерт должен пройти в Косицынхолле, также как и первый.
- Я сегодня же начну над этим работать.
- Отлично. Я тоже. Подготовлю репертуарные списки, - я встала.
- Уже уходишь? - удивился Женя. - Не зайдёшь к остальным?
- Не хочу мешать. У них скоро премьера. Постараюсь быть.
- А дядя Коля?
- Лучше нам лишний раз не видеться, - вздохнула я. - Я заеду в Большой и посижу на репетиции. Там и встретимся.
- Я никак не могу привыкнуть к тому, что ты ещё и композитор, - признался он. - Мы все обязательно придём на премьеру.
- Ждать уже недолго. До скорого, - я вышла.

В Большой я поехала прямо из дома. Репетиция была назначена на три часа дня. До этого времени я должна была переговорить с директором (если застану), худруком, главным дирижёром (теперь это были разные должности) и режиссёром.
Начала я с директора.
- Добрый день! - с порога начала я. - Не привычно видеть директора, к тому же Большого театра, на рабочем месте в воскресный день.
- Госпожа Косицына! - он встал, поцеловал мою руку и предложил присесть. - Это утро поистине доброе. Я очень рад Вас видеть! Дела накопились - работаем без выходных. А Вы давно в городе?
- Со вчерашнего дня. Неужели я могу пропустить премьеру своей оперы?! Знаете, последние штрихи в своих творениях я привыкла делать сама.
- Понимаю. Это Вас и привело к нам? Простите, - спохватился он, - может, желаете чего: чай, сок?
- Нет, благодарю. Я хотела узнать у Вас одну вещь...
- Я Вас внимательно слушаю.
- Это касается финансирования театра.
- Я понимаю! - он тяжело вздохнул. - Я в курсе вашего разговора с худруком оперы. Я всё понимаю. Для нас это, конечно, представляет некоторые трудности, но я уверен, всё будет хорошо. Так что на этот счёт не переживайте - останемся друзьями, без обид и претензий.
- Отлично! Я рада, что мы поняли друг друга. А что на счёт финансирования моей оперы? Вся сумма была перечислена в срок?
- Да, абсолютно. Никаких задержек, что и позволяет нам поставить оперу в точно назначенные сроки.
- Отлично, - продолжила я. - Подошли к самому главному. Что нового Вы можете сообщить о художественном руководителе оперы?
- Нам подобрали замену, - после выдоха начал он. - И после премьеры действующий худрук уйдёт в отставку.
- А вот за это спасибо! - с облегчением проговорила я. - Как камень с души свалился. Я хоть и давно отошла от Большого, от России я никогда не отойду, так же как и от оперы. А Большой - символ русской оперы. И я верю: он возродится, вернёт себе былую мощь. "И верь, мой друг, взойдёт она, звезда пленительного счастья".
- "..и на обломках самовластья напишут наши имена", - закончил директор.
- В это уже даже я не верю. Я буду просто счастлива, если моё имя будут помнить хотя бы дети, - вздохнула я. - Но не буду Вас больше задерживать, - я встала, он поднялся за мной. - Мне надо ещё нанести визит вежливости нашему прославленному худруку.
- Желаю успехов. Постараюсь прийти на репетицию, - директор проводил меня до двери.
- Всего доброго, - я вышла и направилась почти в соседний кабинет.
- День добрый! Как служится музам? - с усмешкой спросила я с порога.
- Госпожа Косицына! – худрук, как собачонка, подбежал ко мне и долго целовал мои руки. - Вы озарили это пасмурное небо и затмили солнце.
- Боже мой! Какие речи! - я без приглашения уселась в кресло. Худрук (так называемый) присел на край стола напротив меня.
- Вы достойны ещё не таких слов!
- Ну, это я всегда знала, - сухо проговорила я, глядя в его горящие глаза. - Как опера?
- Гениально! - восторженно начал он, но я перебила:
- Я не спрашиваю про качество материала, меня интересует качество постановки.
- Мы приложили максимальные условия и сделали всё возможное, чтобы качество постановки соответствовало качеству материала! Не глядя на кратчайшие сроки...
- Что? - усмехнулась я. - Четыре месяца - это кратчайшие сроки?! Мальчик мой, я делаю премьеры за месяц! С интернациональным составом солистов и двухтысячным оркестром. И не считаю это пределом!
- Но понимаете, мы ведь всё же госучреждение. Солисты работают в полсилы. Сами понимаете, наши зарплаты...
- Плюс мои деньги, - я улыбнулась и вдруг сменила тему (видимо опять почувствовав неприятную головную боль - речь опять пошла о деньгах). - Слушай, а ты работу себе уже нашёл?
- Вы задели за больное. Это оказалось не так просто сделать, - он опустил глаза.
- Неужели трудней, чем разбазарить такой театр с многовековой историей?
- Зачем Вы так! - "обиделся" он. - Я ведь хотел как лучше. Вы же не знаете, какие у меня были планы!
- Для этого и учатся, сынок. И желательно на чужих ошибках. А тебе доверили национальную гордость. Согласись, не лучшее место для экспериментов.
- Согласен! Ошибался! - он встал и, сделав шаг, опустился на одно колено и взял мою руку в свои. - Готов потом и кровью, позором и бесчестьем искупить свою вину. Но в первую очередь для меня важно услышать прощение из Ваших уст. Вы - мой главный судья, и только Вам принадлежит моя душа. Вы можете убить меня или подарить новый шанс. "Я приговор твой жду, я жду решенья..." - он склонил голову.
- Совет подойдёт? Попробуй себя на актёрском поприще, - я дружески улыбалась.
- Ах, зачем Вы так! - горько воскликнул он. - Вы ведь даже представить себе не можете, что это для меня значит! Если Вы не простите меня, у меня одна дорога - камень на шею и в реку!
- Ну, почему же сразу один? Крыша небоскрёба тебя не устроит? Зато почувствуешь себя птицей. А задыхаться под водой - это не самое приятное, ты уж мне поверь. А ещё можно вскрыть вены. Если хочешь побыстрее, то лучше режь наискосок - так кровь быстрее вытечет. Ну, ещё есть кинжалы и пистолет. Правда, для тебя это должно быть слишком романтично. Душонка у тебя больно низменная. В общем, так, - я встала. - Мне плевать, что ты с собой сделаешь после премьеры, но она должна быть на высоте. До встречи! - с этими словами я вышла.
Далее я направилась к дирижёру. Обсудив общую картину и получив разрешение подменять его у пульта, я зашла к режиссёру.
*- Синьора Косицына, - Бергонци оторвался от доски, висящей на стене, на которой были приколоты какие-то заметки, схемы, таблицы – она очень напоминала мне доску детектива из фильмов про убийства. Он подошёл ко мне и поцеловал мою руку.
*- Рада видеть, - меня заинтересовала эта доска и, подойдя к ней, я внимательно её рассматривала.
*- Здесь я помечаю свои идеи и потом выстраиваю их в общую картину, - пояснил итальянец, немного смутившись, что я вторглась в его «святую святых».
*- Мне ещё не доводилось сталкиваться с таким подходом, - призналась я.
*- А мне ещё не доводилось сталкиваться с таким сложным материалом, - признался в ответ он.
*- Могу помочь, - я улыбнулась. – Если позволите, конечно.
*- Почту за честь. Я хорошо помню наших Нибелунгов. До той постановки я свято верил, что дирижёр – это только про оркестр. Вы смогли перевернуть моё сознание. Буду рад услышать Ваши рассуждения касательно нашей постановки.
*- То есть с автором оперы ты не знаком? – осторожно уточнила я, сдерживая усмешку.
*- С Пьячере? – уточнил Бергонци. – Нет, не доводилось встречаться.
*- Могу познакомить, - хитро заметила я с прищуром.
*- Это было бы очень полезно для нашей работы, - глаза его загорелись, словно я пообещала ему свидание с Вагнером как минимум.
*- Что ж. Давайте знакомиться. Алисандро Пьячере, - я протянула ему руку.
Бергонци смотрел на меня, не понимая, в чём подвох. Я честно ждала, пока он возьмёт мою руку. Видимо, посчитав своё поведение не очень этичным, он несмело взял мою руку, но смотреть продолжал озадаченно.
Я крепко пожала его руку, продолжая улыбаться. Однако, поняв, что пазл в его голове не складывается, мне пришлось объяснить понятнее:
* - Алисандро Пьячере – один из моих псевдонимов. Под ним я пишу музыку. Это мою оперу вы сейчас пытаетесь поставить.
*- Фантастика! Мог ли я желать большей удачи, чем общаться с автором! – на этот раз он уже сам затряс мою руку. – Вы самая удивительная личность, с которой меня сводила жизнь и, боюсь, я ещё пока не могу оценить всю Вашу значимость и величие. Хотя чувствую, что это знакомство – потрясающий опыт и незаслуженное везение.
*- Очень много текста, дорогой Габриелло. Давайте лучше поработаем, - я мягко улыбнулась.
*- Почту за честь!
Я разобрала с ним материал, выслушала его идеи и немного разъяснила сложные моменты. В целом, он не нуждался в моей помощи, разве что для более точного понимания некоторых мест, которые не мог понять в силу другого менталитета. Его природное чутьё позволяло ему жонглировать персонажами и рисовать крупными мазками то, что было очевидно, а также совершенно точно угадывать то, чего он не понимал.
Убедившись, что Бергонци вполне понял, что от него требуется и владеет всеми необходимыми исходными данными, за режиссуру я теперь была спокойна.

Последние перед премьерой репетиции я решила взять в свои руки.
В начале репетиции с речью к коллективу обратился худрук:
- Уважаемые коллеги. У нас большая радость. С сегодняшнего дня и до самой премьеры с нами будет сотрудничать в непосредственном контакте автор оперы. В прошлом - солистка нашего театра и просто гениальнейшая женщина двадцать первого века в мире. Итак, поприветствуем, Анна Мария Косицына, - он торжественно начал аплодировать.
Я встала со своего места в зале и подошла к сцене. Успокоив знаком руки аплодисменты, я начала:
- Не вижу поводов для радости. Кроме того, иначе и быть не могло - ведь я автор. Что ж, начнём без лишних слов. Добрый день. С этого момента и до последней паузы на премьере всё будет делаться под моим строгим руководством. Никакой отсебятины и своего мнения. Вы будете делать только то, что Вам скажу я. Никаких пререканий и уж тем более возгласов "я не могу" или "это нереально!". Всё остальное - по ходу работы. Распорядок сегодняшней репетиции: вы исполняете оперу целиком, дабы я послушала, в каком она сейчас виде. Оговорю сразу: пойте, как на премьере. Засученные рукава и работу в полсилы я не приемлю. После небольшого перерыва приступим к непосредственной работе над теми местами, которые я посчитаю наиболее провальными. Если нет вопросов - прошу за работу, - я оглядела коллектив.
- А если есть? - выкрикнул кто-то.
- Задавайте, - спокойно ответила я. - Только учтите - вы теряете время. Мои репетиции временем не ограничены. Я работаю столько, сколько считаю нужным. Кроме того, ответы на свои вопросы вы получите соответствующие. Итак?
- Можно уточнить рабочий график? Как часто будут теперь репетиции, по сколько часов, как часто перерывы?
- Всё будет зависеть от того, на каком этапе у вас находится работа на данный момент. Более точно я скажу вам, прослушав материал.
- А вы за пульт встанете? - спросил кто-то ещё.
- Да, - коротко ответила я. - Ещё вопросы.
- А на премьере?
- Возможно. Я думаю, всё остальное мы выясним по ходу работы. Маэстро, можем начинать, - обратилась я к дирижёру и заняла своё место в зале с партитурой и карандашом в руках.
Пели без костюмов и декораций как таковых, практически на голой сцене. Конечно же, это отвлекало. Но гораздо больше отвлекало полное несоответствие с моим представлением.
Мне было очень трудно отмечать всё в нотах. К концу оперы в партитуре не осталось ни одного миллиметра чистой бумаги. Ноты были расписаны вдоль и поперёк и даже между нотных строк.
Опера была большая - четыре часа чистого звучания без перерывов на антракт.
Поблагодарив коллектив и отпустив их до восьми часов вечера, я села обсудить картину с дирижёром и худруком.

- Что скажете, коллеги? Ваше мнение, - начала я. Все молчали. - Начните Вы, - я обратилась к худруку с усмешкой в глазах.
- Неплохо. В целом. Но до совершенства, безусловно, далеко. Сделано, конечно же, не всё возможное. Много недоработок, плоховатый ансамбль, мало эмоций...
- Ясно, - я поняла, что он так и будет лить воду, пока его не заткнёшь. - Ваше мнение? - я посмотрела на дирижёра.
- Я думаю, здесь излишне говорить о сложности музыкального материала. Скажу честно: многие солисты, оркестранты и даже отчасти я сам - не всё понимаем в музыке. И соответственно у нас возникают проблемы с её реализацией. Но даже то, что очевидно, лично меня устраивает мало. Должен официально заявить: мне не хватает людей! - почти крикнул он, посмотрев на худрука. - Как в оркестре, так и в хоре.
- Эту проблему мы решим, - спокойно ответила я. - В общем, насколько я понимаю, всё поддаётся работе, и ничего невозможного нет. Что ж, можно немного отдохнуть, но в восемь все должны быть в зале. За работу берусь я! Маэстро, - я тут же обратилась к дирижёру. - Прошу прощения, не могли бы Вы на минутку задержаться.
- Конечно, - он махнул коллегам, чтоб его не ждали, и сел возле меня. - Я Вас слушаю.
- Вы можете сейчас точно сказать мне, сколько Вам нужно людей, с какими инструментами и какие голоса хора?
- Прямо сейчас? - удивился он.
- Да, если Вы хотите увидеть их уже завтра, - спокойно ответила я и протянула ему партитуру.
Через несколько минут он вернул её мне, написав на странице с составом цифры возле каждого инструмента.
Я внимательно изучила написанное:
- А Вы уверены, что сможете разместить их в оркестровой яме?
- Нет, - честно ответил он. - Разобьем на два состава и посадим второй на сцене. Ведь насколько я понимаю, и опера не рассчитана на наш театр.
- На других условиях я была не согласна спонсировать ваш театр, - ответила я. - И мне искренне жаль, что козлом отпущения стало искусство. Безусловно, я хотела поставить эту оперу в своём Косицынграде. Я хотела открыть ею свой оперный театр.
- Косицын-opera? - усмехнулся дирижёр.
- Почти, - я тоже улыбнулась. - Но это не важно. Я уже почти закончила новую оперу, не уступающую по размаху этой. Но вернёмся в Большой. Я пришлю Вам этих людей уже завтра.
- Из своего оркестра?
- Именно. Так что на них можно положиться.
- А может, Вы ещё и пару дирижёров вызовете? - осторожно поинтересовался он. - А то я один не справляюсь.
- Вы дирижируете один?! - я чуть не упала.
- Простите, но, ознакомившись с партитурой, все остальные отказались иметь дело с этой оперой.
- Я поняла, можете не извиняться. Я вызову своих дирижёров.
- Правда, за две недели освоить такую музыку!..
- Можем с Вами пари заключить, - предложила я. - Они освоят её за четыре дня. А через неделю смогут дирижировать без партитуры.
- Да. Вы умеете работать с людьми. Позвольте, я пойду покурю, - он встал.
- Конечно, только возвращайтесь, - я улыбнулась, провожая его взглядом.

Через минуту я набрала номер Антонио.
*- Buona serra, - поздоровалась я. - Это Анна Мария. Как вы там? Работаете?
*- Наконец-то ты позвонила! Здравствуй, cara, - радостно ответил он. - У нас всё нормально. Разучиваем репертуар. И жутко скучаем...
*- Приятно слышать, что я ещё не забыта. Послушай Антонио, возьми лист бумаги и пиши, только не перебивай, я всё объясню, - я продиктовала ему цифры и инструменты. - Записал?
*- Да, но я не понимаю.
*- Объясняю: завтра ты и соответственное количество оркестрантов должны быть в Москве. Я думаю, ты понял, что из камерного состава.
*- То есть ты хочешь, что бы я отобрал из камерного оркестра эти пятьдесят пять человек и завтра утром был с ними в Москве? - не поверил он.
*- Совершенно верно. И по возможности захвати Саймона или Николоса.
*- Саймон в больнице - что-то с печенью.
*- Я же просила! - почти простонала я. - Не покупайте у местных самогон! Ваш организм его не воспримет! Пейте виски, в крайнем случае - вино! Вот только проблем со здоровьем мне не хватало! Ладно, значит, бери Николоса.
*- Можно один вопрос? - осторожно спросил он.
*- Конечно, давай.
*- А почему ты хочешь камерный состав? Основной сейчас тоже без работы.
*- Недолго ещё, поверь. С августа я открываю мировое турне. Огромный репертуар. У оркестра будет двести двадцать два выступления.
*- Ничего себе! - он даже не пытался скрыть удивления. - И на какой промежуток времени ты рассчитываешь?
*- На год, - просто ответила я. - Так что для основного состава работы хватит, ты уж мне поверь.
*- А Себастьян в курсе?
*- Ещё нет. Я обрадую его завтра, пусть хорошенько отоспится.
*- Да уж! Могу себе представить его реакцию. А кстати, что мы должны будем играть? Нам ноты какие-нибудь брать? И почему так мало людей?
*- Да, точно, - я вспомнила, что суть ещё не рассказала. - Вы нужны мне для постановки моей оперы. Дело в том, что в Большом не хватает людей. Нот у вас нет, и я надеюсь, мы решим эту проблему здесь. Только сразу хочу предупредить - сроки минимальные. Трудней всех будет тебе: ты должен будешь выучить партитуру за неделю.
*- Постановка через неделю?!
*- Нет, через две. Но партитура должна быть выучена за неделю. Но ты не пугайся, я тебе помогу, я всё время буду рядом. Я всё объясню - я ведь автор. Так что, - я смягчила голос, - жду вас завтра утром. С размещением я всё улажу и сообщу.
*- Хорошо. Тогда я прямо сейчас займусь отбором. Не буду больше тебя отвлекать. До встречи.
*- Ciao, - я отключила телефон. И тут же хотела набрать Себастьяна, но передумала, решив в самом деле дать ему поспать.
Я взяла партитуру и наметила план работы, коей был непочатый край. Закончила я как раз к восьми. Обговорив с дирижёром мой план, я встала за пульт.
В два часа ночи я отпустила коллектив... на перерыв.
- Анна Мария! - воскликнул худрук. - Что Вы делаете?! Все же с ног просто валятся!
- Особенно Вы, - усмехнулась я. - Больше всех всегда устаёт дирижёр, уж Вы мне поверьте, я на собственной шкуре испытала. Так что до тех пор, пока может работать дирижёр, может работать и коллектив. А Вас здесь никто не держит. Вы уже сделали всё, что могли. Можете идти домой и даже не возвращаться. В этом спектакле мы обойдёмся и без Вас, а других у Вас просто не будет, - грубо сказала я. - И дайте мне отдохнуть.
- И до скольки Вы намерены работать? - поинтересовался он перед уходом.
- До восьми. Я не сторонник утренних репетиций - наши вокалисты утром не звучат. А с пяти мы начнём новую репетицию.
- Никто на неё не придёт.
- Посмотрим, - я улыбнулась. - У меня есть аргумент, против которого никто не может устоять. Доброй ночи, - я закрыла глаза, усевшись в кресле и закинув ноги на переднее сиденье (годы хождения на высокой шпильке не прошли даром для моих вен).
- Всего доброго! - он развернулся и направился к выходу.

- Дорогая, ты хочешь настроить против себя коллектив? - рядом сел Ники /напомню, он пел главную партию/.
- А он никогда и не был на моей стороне, - ответила я, не открывая глаз. - Но поверь, не в этот раз. Хотя так устроен человек - он в первую очередь действует в своих интересах. А я работаю для искусства. И живу тоже. Со временем я нашла подход к людям, когда хочу, чтоб они делали то, что нужно мне. И он действует безотказно.
- Ну-ну. Только петь по пятнадцать часов - это слишком.
- Нет, не слишком. Петь можно и по двадцать часов на протяжении месяца как минимум. Проверено на себе. Я никогда не ставлю нереальных целей. Кстати, а ты никогда не задумывался, как я со своим оркестром делаю такие программы в кратчайшие сроки?
- Честно говоря, для меня это всегда была загадка. Может, ты действительно собрала всех гениев мира?
- И это не исключено, - согласилась я, улыбнувшись. - Но дело в другом: они хотят работать.
- Боюсь, как раз с этим у нас проблема.
- Ничего невозможного нет. И через час ты это увидишь. А теперь позволь мне отдохнуть, - я замолчала.
- Конечно, дорогая. Прости, - он встал и вышел из зала.
Через час коллектив собрался, но, судя по всему, только для того, чтобы высказать мне всё, что обо мне думает.
- Прежде чем вы скажете мне, что хотели, - я начала сразу. - Хотела бы кое-что оговорить. Я надеюсь, что уже тот факт, что с вами работаю я лично, говорит вам о том, что вы имеете дело не с государством. У меня нет нормированного рабочего дня, точно так же, как и устойчивой заработной ставки. Каждый получает то, что заработал. Каждый час оплачивается отдельно и после десяти часов работы ставка возрастает. Кроме того, я никого не держу и не заставляю работать. Но если мне дано согласие работать на моих условиях, вы теряете все личные права и беспрекословно подчиняетесь мне. А теперь все, кто хочет, могут покинуть театр. У вас пять минут, - я выжидающе смотрела на коллектив.
- А когда мы подпишем с Вами контракт? - спросил молодой тенорочек.
- Браво! На этот счёт не волнуйтесь. Я всегда держу слово, иначе со мной никто бы не работал. А формальности я не люблю. Ну, что ж, коль все "за" - продолжим, - я подошла к пульту.
В восемь утра все в прямом смысле слова валились с ног. Правда, когда я сказала им, сколько они уже заработали, они были готовы прийти не в пять вечера, а в три часа дня на следующую репетицию. Я заверила, что в этом нет никакой необходимости.
Домой я поехала вместе с Ники.
- Хороший у тебя подход, - согласился он.
- Я тоже так думаю. Главное - действует наверняка.
- А ты не разоришься, если будешь так разбрасываться деньгами?
- А теперь ты поймёшь, почему у меня такие цены на билеты, - я улыбнулась. - Я никогда не взялась бы за дело, заранее для меня убыточное.
- Да, ты умеешь жить, - согласился он и замолчал.
Дома мы перекусили и легли спать к удивлению обитателей дома.
Я проснулась ровно в три часа дня по будильнику. Ники уже ел. Поговорив с детьми, пришедшими со школы и объяснив им ситуацию, мы уехали в театр.
Где-то в семь вечера туда приехали мои Косицынградские мальчики. А я ещё не успела заняться гостиницей!
Оставив их на попечение маэстро Большого и попросив их вникать в суть дела, я начала обзванивать гостиницы. Набралось только десять двухместных номеров и то в разных частях города.
Меня это не устраивало, я не хотела их разбивать и пускать в "свободное плавание".
"Так, в моём доме... двадцать три спальни с двуспальными кроватями, а в Сашином - пятнадцать, из них пять заняты. Итого, двадцать три плюс десять - тридцать три". Что меня вполне устраивало.
Обговорив всё с Ники, мы решили, что в Сашин дом поедет пятнадцать человек, а остальных я взяла на себя.
Конечно, я побаивалась, что дети не примут такой табун, особенно Юля, с которой я так и не смогла наладить отношения. Но как раз она и была в восторге от пятнадцати безупречных во всех смыслах мужчин.
Но я не послала их сразу отдыхать (не такой уж и большой путь они проделали). Напротив, я усадила их в яму (правильней сказать - впихнула), доверила пульт театральному дирижёру, а сама села на первый ряд с Антонио и Николасом, объясняя им всё по ходу и тут же поправляя дирижёра.
Для начала я провела сама первый акт, после чего приступили к работе.
В два ночи снова сделали перерыв. Я осталась в зале со своими "мальчиками".
*- Чумовая вещь! - сразу начал Антонио. - Я пока слабо соображаю, как этим можно дирижировать, и уж тем более - исполнять.
#- Ничего невозможного нет, - заметила я. - Пожалуйста, говори на английском. Надеюсь, вам всё понятно? - я обратилась к оркестрантам.
#- А можно привезти пульты из града? - спросил фаготист.
#- К сожалению, нет, - я поняла его. - Придётся вам по-старинке - смотреть на дирижёра. Здесь негде разместить всё наше оборудование. Но я полагаю, для вас это не станет препятствием?
#- Нет, конечно. Главное - чтобы Вы стояли за пультом. А то этот мистер точно плывёт в открытом море.
- "Я тучи разведу руками", - почему-то вспомнилась мне песня. #- Понимаю, вы привыкли к моему жесту. А как быть местным музыкантам? Вы вспомните свою реакцию, когда я впервые применила дифференциацию пальцев? Вы же больше месяца привыкали. А у нас только две недели.
#- Две недели? - переспросил кто-то.
#- Да. Так что вам предстоит потрудиться. А за дирижёра не бойтесь. Иногда буду вставать я, иногда Антонио или Николас, ну и местный тоже. Поверьте, это не самое страшное. Если возникнут трудности в разборе материала - Антонио разберёт с вами по партиям. Но всё надо делать быстро.
#- А где мы будем жить?
#- У меня, - коротко ответила я и улыбнулась.
*- Все? - удивился Антонио.
*- Все. У меня два больших дома. Так что поместятся все. # А теперь, - я снова обратилась ко всем, - прошу простить, но мне нужен отдых.
Оркестр медленно разбрёлся по театру. Рядом со мной остался лишь Антонио.
*- А в котором доме живёшь ты? - спросил он.
*- В загородном. Но можешь не переживать, я тебя не брошу, - я сидела с закрытыми глазами и закинутыми на переднее сиденье ногами.
*- Приятно слышать, - он сел вперёд и начал массировать мне ступни. - Кстати, ты позвонила Себастьяну?
*- А что, уже прошёл день? - искренне удивилась я.
*- Представь себе.
*- О, Боже! Как быстро летит время, - я открыла глаза и достала мобильник.
*- Но сейчас два часа ночи!
*- И что? - не поняла я.
*- Да нет, - он тут же всё понял. - Это я так.
*- Ты думаешь, он спит?
*- Думаю, да, - он ответил с улыбкой.
*- Скажи честно, а тебе не обидно, что он сейчас спит, может быть и не один, а ты и я здесь пашем по пятнадцать часов? - я выжидающе посмотрела на него.
*- Звони! - твёрдо ответил он. - Хотя у меня и есть огромное преимущество перед ним – ведь ты сейчас со мной, а не с ним.
Я улыбнулась и набрала номер Себастьяна.
#- Да, - довольно раздражённо, но далеко не сонным голосом ответил он.
^- Добрый вечер, дорогой, горячо любимый, но, к сожалению, не единственный, - поздоровалась я.
^- Агата? То есть Анна Мария?
^- Не стесняйся, можешь называть меня Агатой. Всё нормально. Я прошу прощения, что оторвала тебя от очень важного дела.
^- Нет, ничего, - извинялся он. - Здесь становится скучновато. А зачем ты вызвала Антонио с пятьюдесятью пятью оркестрантами?
^- Я не обязана тебе докладывать, - заметила я. - Тем более они не из твоего оркестра, а из его.
^- Ты неправильно меня поняла. Мне действительно обидно, и я ревную. Но в чисто профессиональном плане. Мы тоже хотим работать!
^- И получать за это деньги, - закончила я. За простой оркестр получал минимальную сумму, а за концерты раз в пятнадцать больше.
^- Да причём тут деньги?! Мы реально хотим играть!
^- Отлично. Тогда готовьтесь, у вас есть ещё немного времени. С августа начинается мировое турне основного состава. Двести двадцать два концерта по всему миру. Устраивает?
^- Надеюсь, это была шутка? - осторожно спросил он.
^- Ты сам сказал, что хочешь работать.
^- Да, ты умеешь ловить на слове. Надеюсь, с одной программой?
^- Сейчас! Не дождётесь! Минимум десять программ по три часа каждая! - воскликнула я.
^- Тридцать часов музыки? - переспросил он. - Люди пол жизни тратят, чтобы сделать это. А ты хочешь за два месяца! Это нереально! Честное слово, мне легче уволиться!
^- А кто тебя отпустит? - усмехнулась я. - Если уйдёшь до окончания контракта - вернёшь все полученные деньги плюс двести процентов компенсации. Ты этого хочешь?
^- Теперь я понимаю, почему у тебя в гостинице на окнах решётки.
^- Правильно - чтобы исключить случайные выпадения и избавить ваших родственников от уплаты штрафов. Если ты или кто-либо другой из оркестра покончит с собой, все компенсации будут выплачивать родственники плюс ваши похороны. Это было оговорено в контракте. Запомни, я денег на ветер не бросаю. Если я плачу большие гонорары, то вы их полностью отрабатываете. Итак, через три дня ты пришлёшь на мою электронную почту программы десяти концертов. Ясно?
^- Боюсь, утром мне этот разговор будет казаться ночным кошмаром, - признался он.
^- Верю, - я отпустила тон и вздохнула. - Мне порой вся жизнь кажется кошмаром, который никогда не закончится.
Немного помолчав, он сказал:
^- Простите, я не подумал. Я никак не могу привыкнуть, что Вы совсем другая личность.
^- Проехали. И не переходи на официальный тон, а то я себя каргой древней чувствую. Ну, я думаю, мы поняли друг друга?
^- Конечно. Я всё сделаю. Доброй ночи!
^- Доброй, - с ухмылкой ответила я.
Через полчаса с перерыва вернулся коллектив.
Репетицию я закончила в семь утра по настоянию Антонио. Я себя очень плохо чувствовала, и это заметили все.
Я сомневалась, что смогу сидеть за рулём. Пришлось доверить это Антонио. Я же ограничилась указаниями маршрута. Для остальных мы вызвали такси. Если мой городской дом таксисты ещё и могли найти, то загородный – с проблемами. Пришлось попросить их ехать за моей машиной.
Я позвонила знакомому полицейскому, и он выделил мне две машины сопровождения /чтобы быстрее доехали/. Так что к моему дому мы подъехали с мигалками.
На звук сирены из дома выбежал Фер. Он остановился в нескольких шагах от моей машины. /сопровождение не стало заезжать во двор/
Из-за руля вышел Антонио и, обойдя машину, открыл мне дверцу. Едва завидев меня, Фер подошёл и, оттолкнув Антонио, крепко обнял меня.
#- Дорогая! Как я испугался, когда услышал сирены! Я подумал, что что-то произошло. Два дня и две ночи я тебе ни слуху, ни духу, телефон выключен. Я так за тебя переживал, - он начал целовать моё лицо. - Я же не переживу, если с тобой что-то произойдёт.
Антонио покашлял:
*- Может, познакомишь? Или нам самим?
#- Фер, это Антонио, главный дирижёр моего камерного оркестра. Антонио, это Ференц, мой ученик, - сухо проговорила я, высвободившись из объятий.
#- Простите, - Фер пожал руку Антонио, - я принял Вас за шофёра. Дорогая, а остальные тоже к нам?
#- Да, они из моего оркестра. Они будут жить здесь две недели. А теперь прошу вас меня простить, мне надо лечь, - я пошла к дому.
#- Ты очень плохо выглядишь. Позволь, - Фер взял меня на руки раньше, чем Антонио до этого додумался.

Прежде, чем оставить меня в комнате одну, я попросила Фера разместить оркестр.
#- Ты уверена, что на всех хватит места?
#- Пусть размещаются по двое. И да, Антонио будет спать у меня, - сразу оговорила я.
#- А где спать мне?
#- Я могу предложить тебе свою квартиру. Пойми, они все должны быть у меня на глазах. Не обижайся, это только до премьеры.
#- А я могу спать в гостиной?
#- Если тебя устроит диван, - я пожала плечами.
#- Устроит, - с горячностью ответил он. - Меня устроит и пол у твоих ног. Только не гони меня!
#- Ладно-ладно. Спи, где хочешь. Никто тебя не гонит. Только дай мне отдохнуть.
Через час меня забрала скорая...

Лёжа в клинике Фридельмана без сознания, я снова "встретилась" с Сашей.
- Дорогая, ты перегибаешь. По-моему, стоит тебе напомнить о твоём возрасте и состоянии здоровья. Ты можешь умереть раньше времени.
- И что тогда? - не поняла я.
- Ты не попадёшь к нам. Тебе придётся ждать очереди, чтобы родиться вновь и дожить этот год с небольшим. И это может растянуться надолго. Учти.
- Я не хочу заново рождаться! - капризно возразила я. - Что я должна делать?
- Жить! С учётом своих проблем со здоровьем. Скажу сразу: сейчас для тебя главная цель - дожить до своего сорокапятилетия. И поверь, это тебе будет непросто сделать. Твоё сердце не выдержит больше ни одного приступа, твоя психика не выдержит больше ни одного нервного срыва, твой организм не выдержит больше ни одной беременности...
- На счёт этого можешь не беспокоиться - Фридельман сказал, что у меня не будет больше детей, - спокойно возразила я.
- Фридельман не Бог, - заметил Саша.
- Что ты хочешь этим сказать? - испугалась я.
- Только то, что за рождение и смерть он не отвечает. Он может чем-то помочь, что-то откорректировать, но не решать судьбу.
- Не пугай меня! Я ведь просто не смогу выносить ребёнка!
- Я тебе про это и говорю. Подумай об этом. И не верь слепо во всём Фридельману.
- Боже! За что?! - простонала я, но тут же взяла себя в руки. - Можешь не отвечать, я знаю за что. Снимаю этот вопрос. Скажи, а вот это моё турне - я осилю его?
- Ты меня опередила. Я как раз и хотел спросить: зачем тебе это? И почему такая цифра?
- Всё просто: двести двадцать два концерта как у пианиста, столько же - как у певицы и столько же как у дирижёра. А зачем... Понимаешь, я не смогла найти себе места в этом мире и этом обществе. И решила красиво проститься с миром, - пояснила я.
- И заработать напоследок денег, так?
- Не стану отрицать. Но ты ведь понимаешь, что это уже не для меня, а для моих детей.
- Ну, что ж. Я знаю, что тебя не переубедишь. Попробуй. Только помни: твоё здоровье под серьёзной угрозой. Береги его.
- Спасибо, я учту.
- А теперь отдыхай. Я буду рядом, - он поцеловал меня в лоб, и я погрузилась в бессознательное состояние.

Когда я пришла в себя, в палате сидел Фер.
#- Тебе лучше? - он сразу подошёл и сел на кровать.
#- Да, спасибо. Который час?
#- Восемь вечера.
#- Репетицию отменили? - осторожно спросила я.
#- Нет. Антонио и ребята уехали. Он просил передать тебе это, - Фер протянул мне листок бумаги.
Я его развернула:
"*Madonna! Cara, как я за тебя испугался! Тебе надо беречь себя. Не стоит так себя изматывать. Отдыхай. Я всё возьму в свои руки - можешь на меня положиться. Я тебя не подведу. Я не смогу жить, если с тобой что-то случится на репетиции. Сейчас тебе надо отдохнуть и поправить здоровье. А когда ты выйдешь - мы уже всё сделаем. Поправляйся. Мы все тебя очень любим и дорожим тобой. Bacio. Con amore grande, Antonio".
#- И что он пишет? - спросил Фер. - Что очень испугался, жить без тебя не может, и готов мир уложить у твоих ног?
#- Зря ты так. Он хороший человек.
#- А я и не спорю. Уж получше, чем Себастьян, я думаю.
#- Ты знаешь Себастьяна? - удивилась я.
#- Он звонил, пока ты была без сознания.
#- И? Что ты ему сказал?
#- Сказал, что ты в больнице с сердечным приступом. На что он заметил, что ты уже сдала и стала старой для такой работы. Правда, он сказал это по-немецки. Он же не знал, что я пойму!
- Ублюдок! - по-русски выругалась я. Это стало последней каплей. # Фер, дай мне телефон.
Я набрала Моррези:
*- Caro, buona serra! Non dormi?
*- Cara! Как я рад тебя слышать! Конечно, не сплю. Как у тебя дела, здоровье? Всё хорошо или что-то случилось?
*- Ты меня знаешь достаточно хорошо. Праздные разговоры по телефону я не выношу. В общем-то, случилось, но пока ничего страшного. Ты не мог бы приехать? - в лоб спросила я.
*- О чём речь! Первым же рейсом! Но расскажи, что произошло? Ты в порядке?
*- Да, со мной всё хорошо. Мне просто нужна твоя помощь. Извини, я не могу говорить, - в палату вошёл Фридельман. - Я жду тебя. Bacio.
*- Скоро буду. Держись. Bacio.
- Я не перестану Вами восхищаться: не успели прийти в себя, а уже решаете какие-то проблемы, - Фридельман улыбнулся. - Как Ваше самочувствие?
- Спасибо, весьма приемлемо. Вы с Ференцем уже знакомы?
- Да, когда он Вас привёз, мы познакомились. Вы бы его отпустили. А то весь день парень сидит. Пусть хоть поест.
- Непременно. Скажите, а ко мне больше никто не приходил?
- Как же, был Женя. Я сообщил им сразу. Заходил Николай.
- Иосиф Абрамович, - я стала совершенно серьёзной. - Скажите честно: это серьёзно?
- Не буду Вас обманывать, - он глубоко вздохнул и на мгновение отвёл глаза. - Это очень серьёзно. Боюсь, что Ваше сердце не выдержит больше ни одного приступа.
Я вспомнила Сашины слова: "...ни одного приступа, ни одного срыва...".
- А что с моей психикой? - тут же спросила я.
- Вы как в воду смотрите. Больше ни одного нервного срыва.
- В общем, жить мне надо под колпаком, - заключила я. - Но мы ведь оба знаем, что это нереально, - я выжидающе взглянула на него. Правда, когда он открыл рот, чтобы ответить, я опередила. - Да-да, я знаю. Ваше дело - мне сообщить, моё - решать, что с этим делать. Спасибо Вам за всё.
- Это моя работа и просто человеческий долг. Вам надо отдыхать.
- Да, конечно. Ещё раз спасибо.
- Отдыхайте, - он вышел.
#- Тебе, наверное, нужно отдыхать. Я пойду, - Фер встал.
#- Я постараюсь поспать.
#- Приятных снов, - он нежно поцеловал меня и вышел.

Ближе к полудню следующего дня Моррези уже был у меня.
*- Buon giorno, cara, - он улыбнулся нежной улыбкой /не вижу необходимости подчёркивать, что он пришёл не с пустыми руками/. - Как самочувствие?
*- Спасибо, чудесно. Как я рада, что ты приехал! - я обняла его, когда он сел возле меня.
*- Приятно слышать. А вот я, честно говоря, не очень рад лицезреть тебя вновь в больнице с сердечным приступом. Жаль, что только это в последнее время служит поводом для моего приезда.
*- Прости, - я виновато улыбнулась. - Хотя мне тоже очень жаль, что для того, чтобы ты приехал, мне приходится тебя упрашивать, в то время как раньше ты сам искал меня и ходил по пятам. Опережу твоё возражение, даже когда у нас был ребёнок. Так что не делай его отговоркой и козлом отпущения.
*- Дорогая, - он улыбнулся и поцеловал мою руку. - Ты ярчайшее подтверждение изречения "лучшая защита - это нападение"! Ты всегда умела атаковать, даже будучи прижатой к стенке.
*- Да! Я, даже будучи старой и больной, буду себя защищать до последнего. Кто ещё это сделает? - гордо ответила я.
*- Ты права, впрочем, как и всегда, - вздохнул Андри.
*- Послушай, Андри, - через минуту начала я. - У тебя нет, случайно, знакомого молодого и неженатого дирижёра?
*- Позволь тебе напомнить: ты уже замужем. И у тебя теперь не пять имён.
*- Я серьёзно! - чуть не обиделась я. - Ты не так меня понял. Мне в оркестр надо.
*- Ты, наконец, поняла, что для такой оравы пять человек мало и решила разориться на ещё одного? - удивился он.
*- Нет. Я намерена уволить одного.
*- И кого? - всерьёз заинтересовался он. - Только не говори, что этого итальянца!
*- Нет, Антонио - добрый малый. Я хочу избавиться от Себастьяна.
*- Даже так?! - ещё больше удивился он.
*- Именно.
*- И чем же он тебе не угодил? Он гениальный дирижёр!
*- Может быть, я не спорю. Но он регулярно нарушает внутренний распорядок и оскорбляет меня. Так что пусть расточает свою гениальность в другом месте.
*- Серьёзные аргументы, - согласился Моррези. - А проучить для начала не хочешь? Или только уволить?
*- Уже пыталась: и говорить, и делать предостережения. Без толку! Он отбился от рук. Я с ним не справляюсь - я для него не авторитет.
*- Ну, в это я никогда не поверю. А вот во всё остальное - охотно. Знаешь, вообще-то у меня есть знакомый парень. Делает потрясающие успехи, всё схватывает налету. Но заменить Себастьяна он вряд ли сможет.
*- Его заменит Антонио, того - Саймон. И так вся цепочка поднимется в должности. А твой парень начнёт с азов. Сколько ему лет? Что закончил?
*- Вердиевскую консерваторию. Но этом году ему будет только двадцать семь.
*- Маловато, - согласилась я. - Как я поняла, он итальянец?
*- Да.
*- Я рассмотрю этот вариант. Но для начала я хочу поставить свою оперу. А уж потом и займусь всем остальным. Тем более, пока Антонио здесь, я не могу уволить Себастьяна. Он готовит оркестр к гастролям.
*- Ты собираешься вывезти их на гастроли? - удивился Моррези.
*- Ты ведь ничего ещё не знаешь! - вспомнила я и рассказала ему про идею концертного прощального мирового тура в трёх ипостасях.
Думаю, это понятно, что он пришёл в восторг /правда усомнился в моём здоровье/.
*- Что ж, - вздохнул он. - Более амбициозных планов у тебя ещё никогда не было. И я желаю тебе успехов.
*- Спасибо. Я сама себе их желаю. Кстати, ты тоже будешь участвовать во всех моих вокальных концертах - так что не расслабляйся. Ты же хочешь спеть с моим оркестром?
*- Ты умеешь делать предложения, от которых невозможно отказаться. Кто же этого не хочет?! - заметил с улыбкой он. - Тем более я сам давно подумываю об уходе. Тяжело мне всё это стало, хочу посвятить себя сыну. А твой оркестр поможет сделать мой уход красочным и эффектным.
*- Не буду с тобой спорить. Возможно, ты и прав. В таком случае мы сделаем это по высшему разряду. Сколько ты хочешь программ и концертов?
*- Две программы и двадцать концертов - думаю, достаточно.
*- Нет, Андри! - обиделась я. - Их двухсот двадцати двух ты хочешь взять двадцать? Давай пополам: сто одиннадцать - тебе и сто одиннадцать - мне. Идёт?
*- Я не спою сто одиннадцать сольных концертов. Прости, но я уже староват для этого. Давай тридцать.
*- Ладно, остановимся на семидесяти. Ни тебе, ни мне. Тем более оркестру будет легче играть оперные аккомпанементы, нежели симфоническую музыку. И тогда можно сделать три программы?
*- Мне действительно будет трудно. Но... если ты так хочешь...
*- Очень хочу, - перебила я. - И очень прошу!
*- Хорошо, - он улыбнулся. - Я сделаю это для тебя.
*- Отлично. Тогда не теряя времени, начинай придумывать программы. У тебя два дня, после чего я передам их Себастьяну, чтобы начинал работать, - уже по-деловому сказала я.
*- Ты умеешь вести дела, - вздохнул Моррези. - Я, пожалуй, пойду, пока Фридельман меня не прогнал. Отдыхай. Я попозже заеду, - он поцеловал меня и встал.
*- Надеюсь, ты привёз Федю? – напоследок спросила я.
*- Конечно, cara, - он улыбнулся. – Придём к тебе вместе
*- Спасибо, amore! Буду ждать!
*- Ciao.

Я вышла из больницы через два дня и тут же включилась в работу, правда по щадящему графику (семь часов с перерывом). В перерывах между репетициями я занималась с Фером, прямо в театре. Услышав это первый раз, Моррези очень удивился:
*- Что у вас здесь происходит? – он зашёл в класс, где мы распевались, видимо, услышав странные звуки из коридора. – Ты зачем так над ним издеваешься? Чем он провинился?
Ференц, понимая, как неблагозвучно он звучал, отошёл к окну и отвернулся, словно желая спрятаться.
*- Как ты кстати! – я встала навстречу Андрелло. – Ты должен научить его петь. У тебя это точно получится лучше.
Андрелло покосился на Ференца и снова посмотрел на меня, пытаясь оценить степень моего юмора.
*- Это была шутка? У него же нет голоса, - уже тише добавил он. Хотя Фер и не понимал по-итальянски.
*- Нет, это не шутка. Мне не надо делать из него ни Карузо, ни Шаляпина. Мне нужно, чтобы он освоил дыхание, фразировку, звуковедение да и вообще ознакомился с возможностями голоса.
*- Позволь спросить: зачем? – не понимал итальянец.
*- Услышишь, - я подошла к нему вплотную. – Пожалуйста, я очень прошу, caro, - я положила руку ему на грудь и нежно улыбнулась.
*- Хорошо, cara, - он поцеловал мою руку. – Сделаю всё, на что способен. Но певца не гарантирую.
Фер косился на нас взглядом, полным ревности.
*- Договорились, - я победно улыбнулась. – А теперь я попрошу тебя немного попеть. Что из этого помнишь? – я подвела его к инструменту и разложила лежавшие там ноты.
Он выбрал романсы Рахманинова. Выбрав подходящий, он поставил ноты на пульт.
#- Ференц, - позвала я. – У тебя появилась возможность реабилитироваться.
Фер всё так же, не говоря ни слова, сел за инструмент и, просмотрев беглым взглядом ноты, резко начал играть.
Моррези с трудом успел вступить (вступления там было пару нот). Но хватило его от силы на одну страницу.
*- Basta! – почти закричал он. – Стоп! Хватит!
Ференц снял руки с клавиатуры и с непониманием смотрел на меня.
*- Что это было? – итальянец был в шоке. – Кто его этому научил?
*- В том и беда, что никто. Поэтому мне и важно, чтобы он научился петь. Понимаешь?
#- Да хватит уже обсуждать меня у меня же на глазах! – не сдержался уже Фер. – Говорите на английском!
#- Уступи, - я попросила освободить место за инструментом. – Caro? – я посмотрела на Андрелло.
Он улыбнулся, в секунду успокоившись. Ещё через несколько мгновений он кивнул мне, и я начала играть. Мы исполнили романс целиком.
*- Ты великолепен! – призналась я итальянцу, когда он закончил. – Я без ума от твоего голоса!
Но он не успел ничего ответить – его опередил Ференц:
#- Но как?! – воскликнул он, уставившись в ноты. – Там ведь ничего нет! Откуда ты всё это берёшь?!
#- Отсюда, - я показала на голову, - отсюда, - на уши, - и отсюда, - я показала на сердце и пояснила. – Думаю, слышу, чувствую.
#- Это какое-то волшебство! – признался Фер. – Научи!
#- Научу, только не спеши, - я улыбнулась. – Для начала научись петь – после этого будешь уметь уже почти всё.
Андрелло взялся за Ференца. Параллельно с этим я решила познакомить венгра с азами дирижирования, понимая, что в жизни это может очень ему пригодиться.
Репетиции в театре шли полным ходом. Работа, как обычно, захватила меня – значит, результат должен был меня порадовать. Меня окружали талантливые, любящие меня мужчины (Фер, Андри, Антонио) – и я была счастлива. Чего не могу сказать про Ники, который, в отличие от меня, ещё помнил, что мы муж и жена. Уж и не знаю, кем он себя чувствовал. Ему сочувствовал весь коллектив Большого.
А жить я переехала в городской дом. Во-первых, чтобы проследить за теми, кто жил здесь; а во-вторых, чтобы не выбирать между Антонио и Фером.
Но спать в одной постели с Ники я не стала бы даже под страхом смерти. Удивительно, наверное, но он стал мне жутко неприятен. И частично эта неприязнь ложилась и на Ромео и Джульетту, которые внешне были гораздо больше похоже на отца, нежели на меня. Меня это бесило. Отвлекалась я только работой.

Качество моей оперы улучшалось прямо на глазах. Коллектив начал понимать материал и сжился с образами – режиссура Бергонци быстро и точно расставила всё по своим местам. Работа шла по возрастающей. Мы решили так: премьеру проведу я, вторую постановку - Антонио, а все последующие - местный дирижёр.
Премьера (двадцатого мая) прошла с шумным успехом. Ажиотаж был дичайший. Уже то, что это была моя опера, у пульта стояла я сама и часть оркестрантов - музыканты Косицынграда, - говорило о многом. Естественно, стоимость билетов /впрочем, как и всегда/ была выше баснословной. Но только на первые спектакли, где играли мои мальчики. После их отъезда цена упала до просто баснословной. Но я осталась верна своим принципам - несколько рядов были розданы бесплатно студентам и педагогам.
В целом я осталась довольна: и поставили хорошо, и я не оказалась в убытке.

Разобравшись с Большим и проводив оркестрантов в град, я попросила Андрелло с сыном переехать в мой загородный дом – хотелось видеть их как можно чаще. Да и заниматься с Фером ему так было проще.
Фер начал обижаться - я уделяла ему всё меньше и меньше времени. Мне пришлось нагрузить его работой, надавав кучу заданий для самостоятельной работы.
Я понимала, что времени, чтобы научить молодого венгра всему, чему я могла, у меня просто нет – поэтому пришлось работать в экспресс варианте. Но у Фера было много козырей: он был поистине талантлив и музыкален, обладал фантастической памятью. Но главным было его желание учиться: он поглощал знания, как изголодавшийся хищник свою добычу. Надо было только начать, определить направление и снабдить его ресурсами. Дальше он сможет осваивать всё сам, мне надо только научить его учиться.
Памятуя проблему с Себастьяном, я попросила Моррези пригласить его знакомого дирижёра в Москву. Он выполнил мою просьбу в рекордные сроки. Через три дня тот был в Москве.

Моррези сам встретил дирижёра и привёз его в мой загородный дом. Я встретила их на пороге.
*- Позволь представить, - Андри обратился ко мне. - Джакомо.
*- Я бесконечно счастлив, - он с трепетом взял мою руку и медленно поцеловал её. - Я до сих пор не могу поверить, что это не сон, и сейчас стою здесь, перед Вами.
*- Мне тоже очень приятно познакомиться, - я улыбнулась. - Я думаю, Вы в курсе, что я не люблю пустые разговоры. Кроме того, не думайте, что можете сказать что-то такое, чего я ещё не слышала. А теперь, если Вы не против, приступим к работе. Прошу, - я пригласила их в дом.
Парень оглянулся на Моррези. Тот его подтолкнул, подбадривая. Мы прошли в мой кабинет.
*- Присаживайтесь, - я указала им на диван, а сама села за стол. - Итак, Джакомо, Андрелло Вам объяснил, почему Вы здесь?
*- Не совсем. Он сказал, что у Вас есть для меня предложение и сказал, что Вы сами всё объясните.
- Спасибо, Андри, - я обратилась к Моррези на русском. - Ты читаешь мои мысли.
Он улыбнулся.
*- Что ж, начну с главного. Безусловно, Вы знаете о моём оркестре Косицынхолла. Хотели бы Вы стать одним из его дирижёров? - в лоб спросила я.
*- Об этом можно только мечтать! Ведь это нереально!
*- В этом мире всё возможно, - серьёзно заметила я. - Итак, хватит ли у Вас амбиций, чтобы за это взяться? Знаете ли вы условия работы у меня?
*- Да, я знаю их, - твёрдо ответил парень.
*- Вы могли бы решиться? - я выжидающе смотрела на него.
*- Да, - он держал мой взгляд.
*- Вы скорпион? - вдруг спросила я. - По гороскопу.
*- Да, пятое ноября.
Эта дата болью отозвалась в моём сердце.
*- Отлично, посмотрим, на что Вы способны. Какая у Вас первая специальность?
*- Фортепиано.
*- Вы не могли бы сесть поближе, - попросила я. Он молча пересел за стол. - Дайте мне Ваши руки.
Я рассматривала их довольно долго: форму ладони, пальцев, ногтей и все линии. У Джакомо была "удачливая" рука и огромные способности к искусствам. Кроме того - великолепнейшие пальцы.
*- Вы слышали о моей системе пальцевой дифференциации? - я снова посмотрела в его глаза.
*- Конечно. И я просто мечтаю увидеть это вблизи собственными глазами. Вы ведь почти не появляетесь перед камерами. Мне кажется, я смог бы это освоить.
*- Даже так? - я приподняла правую бровь. - Вы знаете, что даже мой первый заместитель оказался не способен на это?
*- Вероятно, он не пианист. И не очень достоин быть первым заместителем, - Джакомо улыбнулся.
- Он мне нравится! - я снова перешла на русский. *- Сколько партитур ты знаешь?
*- Пока немного – пару десятков и работаю ещё над двумя.
*- За сколько в среднем ты выучиваешь партитуру?
*- Месяца два-три.
*- Многовато. Сколько можешь работать без перерыва?
*- Часов шесть. А с перерывами, - тут же продолжил он, - думаю, до двенадцати.
*- Маловато Количество человек в самом большом оркестре? - я продолжала блиц.
*- Сто пятьдесят.
*- Личная жизнь?
*- Пока не до неё, - ответил он, немного смутясь и отведя глаза.
*- Хорошо. На чьих записях учился?
*- На Ваших, - он усмехнулся. - И старых мастеров. Как-то из современных мне мало что нравится.
*- Мравинский, Караян, Светланов? - уточнила я примерный список.
*- Да, это поколение.
*- Слепое подражание?
*- Ни в коем случае! Лишь ориентир! - обиделся он. - Коль пошла речь, должен сказать, что я не со всем и не всегда согласен!
*- Если у тебя пока не достаточно знаний и практики, это не значит, что другие не правы. Например, что тебя не устраивает в моих записях?
*- В Ваших - всё. Когда дирижируете Вы, а не Ваши заместители, - добавил он.
*- И ты знаешь, на каких записях дирижировали мои заместители? - удивилась я.
*- Конечно! Это ведь очевидно. У них оркестр играет нарочито запутанно и вычурно. В то время как у Вас - естественно, просто и свободно.
*- Ладно, - на такую лесть я уже сдалась. - Закончим с теорией и перейдём к практике. - Что ты сейчас можешь вспомнить?
Джакомо ненадолго задумался и ответил:
*- Третью и пятую Бетховена.
*- Это слишком сложно, - возразила я. - Я остановлю тебя на первой же фразе. Может, "Прощальная"?
*- Вряд ли, - честно сказал он.
*- Сорок первая?
Он помотал головой.
*- Ну, сороковую-то сможешь? - не выдержала я.
*- Конечно! Сороковую смогу!
*- Отлично, - я подошла к шкафу с дисками и нашла запись сороковой. - А теперь я попрошу тебя продирижировать воображаемым оркестром. Как будто ты пришёл на готовое и делаешь ознакомительный прогон, - я поставила диск. - И главное условие - глаза. Ведь ты не будешь их видеть. Я надену повязку.
Он молча поддался. Я поставила его по центру, лицом к дивану, на который сама и села, взяв блокнот, чтобы записывать основные замечания.
*- Готов? - я выждала несколько секунд и нажала play. - Поехали!
Я внимательно следила за каждым его жестом.
Я решила ограничиться первой частью.
*- Достаточно, спасибо, - я выключила центр. - Можешь снять повязку и сесть.
Он выполнил всё и выжидающе смотрел на меня.
*- Что ж, - заключила я, пролистав с десяток исписанных листов. – В общем, неплохо для начала. Как ощущения?
*- Потрясающе! У Вас такая шикарная квадрофония! Такое ощущение, что стоишь в середине оркестра - звук просто супер! Если бы хоть один оркестр так меня слушался! - вздохнул он.
*- Э-э, не заносись! Тормозни. Ты и трети не показывал того, что делал оркестр. На этой записи дирижировала я.
*- Да, я обратил на это внимание.
- Послушай, Анна Мария. - Моррези обратился ко мне на русском. - Покажи ему кусочек своими руками. Заодно посмотрим, как у него с реакцией и вниманием.
- Хорошая идея. Спасибо, Андри, - я встала. *- А теперь посмотришь ты. Я ограничусь экспозицией. И ещё. В моём оркестре нет палочки /он дирижировал карандашом/ - на будущее. Андри, включи, пожалуйста, - я надела повязку.
Несколько секунд - и я чувствовала себя в Косицынграде, как на концерте /повязка во многом мне была помощницей/. Я приготовила руки и тихо сказала "начали". Андри включил центр, и я точно взяла ауфтакт.
Ближе к концу экспозиции Моррези понял, что я не закончу, так как я живу "внутри музыки", и решил дать мне всю часть. В конце он остановил. Я уже подняла руки ко второй части, как услышала голос Джакомо:
*- Brava! Bravissima! Гениально! - и много-много всего подобного.
Я сняла повязку и улыбнулась.
*- Простите, я увлеклась.
*- Это грандиозно! - почти в изнеможении проговорил он. - И как Вы это делаете? - он попытался повторить один из моих жестов. И надо заметить, довольно точно.
*- А ну, повтори, - попросила я. - Ещё, ещё!
И разу к шестому /после моего показа, конечно/ он таки повторил мой жест правильно.
- Потрясающе! - призналась я. - Ты это видел? - спросила я Моррези.
- Здорово, - согласился тот. - Я бы не смог.
*- Я беру тебя! - закончила я. - Встретишься с моими юристами, ознакомишься более точно с уставом и подпишешь контракт. И всё! Счастливое детство закончилось. Начинается жестокая взрослая жизнь. Кстати, с августа начинаются наши гастроли - двести двадцать два симфонических концерта и около сотни – в качестве сопровождения. Это и будет твоим боевым крещением.
*- Так сразу? - похоже, он ещё не до конца поверил и уж тем более осмыслил произошедшее.
*- А у меня по-другому не бывает. И учти, если ты подпишешь контракт - считай, что продал мне себя: и тело, и душу. В оркестре /да и во всём городе/ всё решаю я, все остальные - лишь подчиняются. Итак, ты хочешь у меня работать?
*- Да! - не задумываясь, ответил он.
*- Отлично. Завтра едем в Косицынград. А пока - располагайся, чувствуй себя как дома. Горничная покажет твою комнату. Наслаждайся последним днём свободы! Отдыхай, - я улыбнулась.
*- Спасибо! - он сиял. - Я могу идти?
*- Да, конечно. За ужином обсудим завтрашний день. А сейчас - иди.
Поклонившись лёгким кивком головы, он вышел.
*- Откуда ты его выкопал? - искренне удивилась я.
*- Только не обижайся. Но ты так глубоко ушла в свои проблемы, что совершенно забыла о том, что вокруг существует реальность, и в ней, как не удивительно, живут люди, и их больше шести миллиардов, и среди них иногда встречаются Гении.
*- Стоп! - перебила я. - Гении так часто не рождаются.
*- А девятнадцатый век?
*- Исключение.
*- Ты не хочешь ни с кем делить этот титул, - заметил Андри.
*- Это не титул, это клеймо, - не согласилась я, вздохнув. - И не говори мне, что в мире есть кто-то лучше меня - ты знаешь, я этого не переживу. И ещё - если человек великолепно делает одно дело - это талант. А Гений всегда многогранен.
*- Согласен. И вынужден признать, что пока у Джакомо никаких больше талантов не проявилось. Что ж, признаю свою ошибку и раскаиваюсь, - он улыбнулся и тут же сменил тему. - Значит, ты уезжаешь завтра?
*- Ненадолго, дня на три. Улажу всё с дирижёрами, разведаю обстановку, дам новые указания - и обратно. У меня ещё есть здесь дела, - я прищурилась.
*- А именно?
*- Во-первых, Фер. Здесь без комментариев. Во-вторых, надо уточнить детали с Женей. А в-третьих, Славин.
*- То есть? - не понял Моррези. - Чего ты от него хочешь?
*- Для начала - поговорить, а там - решу. Всё зависит от его сознательности.
*- И чего ты хочешь добиться?
*- Либо раскаяния, либо... - я развела руками.
*- Скажи, что я не о том подумал! - взмолился он, догадавшись.
*- Мне очень жаль, дорогой, но ты всегда понимал меня без слов. И не говори, что это безумие. Я вполне отдаю себе отчёт.
*- Но почему?! - воскликнул он. - Почему ты это делаешь?
*- Потому что я мстительна. Но заметь - я оставляю выбор за ним. Можешь оценить моё великодушие.
*- Я-то могу, да боюсь, он не сможет. Твоё дело. Поступай, как знаешь, - Моррези тяжело вздохнул.
- Усё будзе добра! - я ударила его по плечу. *- Я и пальцем его не трону, обещаю.
Он недоверчиво посмотрел на меня и обнял, не говоря ни слова.

На следующий день в десять утра мы с Джакомо улетели в Косицынград.
В гостинице уже ждали юристы. Предоставив им конференц-зал и Джакомо, я отправилась в Холл на поиски Себастьяна.
Как я и предполагала, он был на репетиции. Дождавшись перерыва и одновременно ознакомившись с состоянием работы /через звукорежиссёра/, я зашла в дирижёрский кабинет.
Себастьян пил кофе.
^- Агата? - он искренне удивился и встал, отставив чашку в сторону. - Ты снова без предупреждения.
^- Остаюсь верна себе, - ответила я, когда он поцеловал мою руку, и села. - У меня к тебе весьма серьёзный разговор. Но для начала скажи, как у вас обстоят дела?
^- В целом - неплохо. И я уверен, мы уложимся. Так о чём пойдёт речь?
^- Ты бы так не спешил, если б знал, - заметила я. - Ну, ладно, сам захотел. С завтрашнего дня ты перестаёшь быть дирижёром моего оркестра.
^- То есть? - он ещё не понял, но предчувствия уже были.
^- Я расторгаю контракт. Предвосхищу твои вопросы: условия нарушил ты. И неоднократно. Чем? Да хоть разговорами. В уставе ясно сказано, что вы не имеет права отзываться обо мне недоброжелательно и оскорблять, даже обсуждать меня или мои действия. Как я узнала? Не забывай, это мой город, моя гостиница и мой оркестр. И я могу делать здесь всё, что пожелаю: подслушивать и подсматривать. Так что не думай, что тебя кто-то сдал. Всё прозаичнее: ты сам выкопал себе могилу. А как ты знаешь, за нарушение устава - расторжение контракта плюс выплата штрафов и неустоек, - я улыбнулась.
На какое-то время он потерял дар речи. Я прилежно ждала, пока он заговорит.
^- Я много раз слышал, как тебя называли чудовищем, - наконец он немного отошёл. - Но я никому не верил. Ты подарила мне новую жизнь, очень похожую на сказку. И я поверил тебе и пошёл за тобой. Но ты оказалась коварной и мелочной. Я разочарован!
^- Боже мой! Я сейчас заплачу! Вот видишь: ты знал, к кому идёшь на работу. Тебе говорили про меня, ты был верно информирован. А верить или нет - твоё дело. И запомни, мой мальчик, бесплатно бывает только сыр в мышеловке, а за всё остальное в этой жизни надо платить. И поверь мне, деньги - это самое лёгкое, с чем можно расстаться. И надеюсь, тебе это послужит уроком, впрочем, как и мне в своё время: не клюй на готовую красивую жизнь. Всего надо добиваться своими силами, а не быть марионеткой, когда вся твоя жизнь и Судьба находятся в руках у кого-то. Поверь, ты приобрёл хороший опыт. Кроме того, ты заработал имя. За карьеру не беспокойся - она у тебя устроится, ты шикарный специалист. И отнесись к этому проще. Я отпускаю тебя, и ты платишь именно за свободу. Ведь это самое дорогое, что есть у человека. Теперь ты волен делать всё, что захочешь: выбирать приемлемую для тебя работу, обзавестись семьёй, детьми. Я бы не хотела, чтобы мы расстались как враги.
^- Враги равноправны, а я прав не имею, - заметил он.
^- Сегодня не имеешь. А уже завтра - волен делать и говорить, что вздумается. В этом и есть прелесть свободы. Но сегодня ты ещё обязан закончить репетицию, в конце которой я всем объявлю своё решение.
^- Хочешь казнить прилюдно? - он косо посмотрел на меня.
^- Я не собираюсь никого казнить. Вот увидишь, всё будет хорошо, ты останешься для них героем.
^- Слабо верится, - признался он. - И кто меня заменит?
^- Антонио.
^- Ещё бы! - не удержался он. - Так вот в чём дело! Он подговорил тебя выкинуть меня?
^- Ну и дурак же ты! - усмехнулась, не обидевшись, я. - Во-первых, на мои решения никто и никогда не имел влияния - я всё решаю сама. А во-вторых, он сам ещё не знает об этом.
^- Допустим, а кто заменит его?
^- Николас, того - Саймон, его - Йоган, а дальше - пока секрет. Ты всё узнаешь вечером. А теперь отдыхай. Впереди ещё пять часов. И я прошу тебя работать добросовестно. У тебя будут лучшие рекомендации. Так что всё в твоих руках. И помни: если мы останемся друзьями - я буду тебе покровительствовать, и у тебя будет всё; а если пойдёшь против меня - я тебе не завидую. Ты будешь уничтожен. Подумай над этим, - я улыбнулась и вышла.
Он смог собраться, и репетицию закончил просто шикарно.
#- Секундочку внимания! - я прервала заключительные аплодисменты и вышла к центральной камере. - Я бы попросила вас задержаться на несколько минут...
Мне не дали договорить - оркестр радостно меня приветствовал.
#- Спасибо, - искренне поблагодарила я. - Я тоже очень рада. Но позвольте мне продолжить. Начну издалека. Все вы знаете, что "пенсионный" возраст в моём оркестре равен сорока трём годам. Но не все вы знаете, что одному члену нашей дружной семьи через месяц исполнится сорок три. В силу этого обстоятельства, а также внимая многочисленным мольбам о свободе, с болью в сердце я вынуждена была принять тяжёлое для всех нас решение. Я вырываю из самого сердца нашего коллектива человека, которого любят и уважают абсолютно все. Мне этот человек особенно дорог, возможно, именно поэтому я и пошла ему навстречу. Сегодняшняя репетиция стала для него прощальной. Он уходит из оркестра, но навсегда останется нашим другом. И я обещаю: сотрудничество с ним будет продолжаться, мы никогда не потерям друг друга. Вырвав его из коллектива, мы оставим его в своих сердцах. Итак, я приглашаю его, чтобы сказать своё последнее слово в качестве нашего коллеги и первое слово в качестве свободного музыканта.
Я отошла от камер. Когда моё место занял Себастьян, весь оркестр ахнул.
#- Да, - он внатяжку улыбнулся. - Кому-то будет трудно в это поверить, но я оказался самым старшим из всего коллектива. Прежде всего, я бы хотел поблагодарить нашу горячо любимую маму! Именно маму. Ведь она нас породила и воспитывает по сей день. Низкий поклон Вам, мадам Камю, - он театрально поклонился. - Мне очень дороги те тёплые слова, которые Вы сейчас сказали. Рано или поздно все родители отпускают своих птенцов из гнезда в самостоятельную жизнь. И я стал первым. Я глубоко и искренне благодарен Агате за всё, что я получил здесь, за всё, что узнал. Я уверен, никто и нигде не смог бы мне всё это дать и за всю жизнь. Здесь с вами я вырос в зрелого музыканта. Я счастлив и горжусь этим. Я рад, что стоял у истоков, был одним из первых, кто принял участие в становлении этого грандиозного проекта. И я прошу простить меня, что покидаю вас немного раньше срока. Так сложились обстоятельства. И в конце я хотел бы ещё раз поблагодарить нашего руководителя и всех вас за эти незабываемые годы сотрудничества. Желаю всем дальнейшего роста и успехов. Благослови вас Бог! - он низко поклонился.
Оркестр оглушительно прощался с ним.
#- Я хочу внести предложение, - снова вступила я. - Давайте проводим Себастьяна его любимым произведением, - я быстро запрограммировала компьютер - на всех пультах появилась "Франческа" Чайковского.
У Себастьяна на глаза навернулись слёзы.

Попрощавшись таким образом с Себастьяном, оркестр уже был готов разойтись, но...
#- Ещё одну минуту. У меня есть ещё одна новость, - я их остановила. - По уставу ни один человек из оркестра не может быть отпущен /я нарочито избегала слова "уволен"/, прежде чем ему будет найдена соответствующая замена. Но в случае ухода моего первого заместителя /как произошло сейчас/ есть дополнение. Новичок не может занять место первого заместителя. Поэтому исполняющим обязанности первого заместителя я назначаю Антонио. А вот и наш новый дирижёр - Джакомо.
Парень несмело подошёл к камере, бегая зрачками и не зная, куда смотреть.
#- Добрый день, господа. Я ещё не до конца поверил в свалившееся на меня счастье, но уже почувствовал всю ответственность. Я рад работать здесь, с вами, и сделаю всё, чтобы оправдать оказанное мне доверие. Спасибо.
Оркестр поприветствовал и его.
#- На этом мы сегодня закончим. Благодарю всех за внимание. Если у кого-либо возникли вопросы - вы можете задать их мне лично. Ближайшие три дня я буду в городе. Мой номер вы знаете. Приятного отдыха, - я попрощалась с оркестром и выключила камеру.
Сев на диван, спустя какое-то время я сказала:
^- Поздравляю, Себастьян, отличная речь! Но очень хотелось бы верить, что враньё - это не всё, чему ты научился под моим чутким руководством. И надеюсь, ты понял, что со мной лучше дружить, чем воевать, - я внимательно смотрела в его глаза.
^- Если бы у меня был выбор, я бы предпочёл не знать тебя вообще, - честно признался он. - Но так как у меня нет такой возможности, я постараюсь сделать всё, чтобы наши пути больше не пересеклись. Но за "Франческу" спасибо.
^- Всегда пожалуйста, - я улыбнулась. - Не смею тебя задерживать, - я указала на дверь. - Buenos noches, amigo!
- Прощай, - по-русски ответил он и вышел.
Я перевела взгляд на Джакомо.
*- Ты хочешь что-то спросить? - он слишком пристально смотрел на меня.
*- Нет, это не моё дело, - он отвёл глаза.
*- Теперь - твоё. Причём единственное. Спрашивай.
*- Только простите меня сразу, если скажу что-то не то, - сразу оговорил он. - Я не понимаю немецкий, но мне показалось, вы плохо расстались. Хотя и говорили друг о друге очень тепло.
*- Ты наблюдательный, - согласилась я. - Тебе это полезно знать. На самом деле Себастьяну сорок лет. И я уволила его за нарушение устава - он многократно оскорблял меня и смел критиковать то, что его не касалось. Он остался должен мне крупную сумму неустоек. И как ты думаешь, как мы должны были расстаться?
*- А зачем тогда Вы разыграли этот спектакль? - не понял он.
Я усмехнулась:
*- Мне стало его жалко, вот и всё. Я думаю, ты слышал его работу - он отличный дирижёр. А если бы я выгнала его из оркестра с позором, его бы никто не взял на работу. И, кроме того, как бы это ни было цинично, я хочу, чтобы у моего оркестра была хорошая репутация. Пусть хотя бы и первое только время. А про то, что мои личные взаимоотношения с кем-либо из коллектива не касаются никого, кроме нас двоих, я и говорить не хочу. У меня всё просто: работаешь и выполняешь все условия контракта - получаешь сногсшибательные деньги; нарушаешь - эти же деньги плюс проценты получаю я. Ещё вопросы?
*- Где я буду жить? - через минуту спросил он, поняв, что эта тема закрыта для обсуждения.
*- В номере Себастьяна. У всех дирижёров одинаковые условия. Да, кстати, не удивляйся - в гостинице нет замков на дверях. Во-первых, у нас не воруют; а во-вторых, свободно перемещаются. Ещё что-то? Можешь спрашивать абсолютно всё. Со мной можно, да и нужно говорить на все темы. И самое главное: всегда честно и сразу отвечать на мои вопросы.
*- Как Вас лучше называть?
*- Да как хочешь! Мне уже всё равно. Так, как просит твоё сердце. Ты должен знать - церемонии я на дух не переношу, тем более в своей семье. А оркестр - это моя семья.
*- Ясно. А что мне сейчас делать?
*- Можешь идти в гостиницу и отдохнуть. Завтра придёшь на репетицию - Антонио тебе всё объяснит.
*- Спасибо, - он наклонился к моей руке. В этот момент дверь распахнулась, и в кабинет влетел Антонио.
*- Агата! Что это значит?! - с порога выпалил он, но, заметив Джакомо, поутих. - Прошу прощения, я думал, ты одна.
*- Я тоже очень рада, - я улыбнулась с сарказмом. - Здравствуй, Антонио. Кстати, познакомьтесь. Теперь вам предстоит долгое сотрудничество. Антонио, это Джакомо, наш новый дирижёр. Ты будешь его учить абсолютно всему. И начнёшь прямо завтра /они пожали друг другу руки/. Общий язык вам искать не надо, - ухмыльнулась я. - А сейчас, дорогой Джакомо, не смею тебя задерживать, доброй ночи, - я не дала ни одному из них и слова вставить.
*- Всего доброго. Приятно было познакомиться, - он поклонился и вышел, аккуратно прикрыв за собой дверь.
Я жестом предложила Антонио сесть. Он молча опустился в кресло напротив меня.
*- Сколько ему лет? - первое, что сказал Антонио.
*- Двадцать семь.
*- Счастливчик! Для него аргумент "пенсия" не грозит.
*- Не надо юлить. Говори прямо, что думаешь.
*- Ты же знаешь, что Себастьяну только сорок! У него ещё три года есть!..
*- Было, - поправила я. - И то формально. А ты бы предпочёл, чтоб я назвала истинные причины и факты! Оркестру не за чем это знать. Я так решила. И мы с Себастьяном всё оговорили. Это наше с ним дело.
*- Так ты его уволила?! - не поверил он.
*- Ты не хуже меня знаешь, что из моего оркестра добровольно не уходят. Есть только три способа его покинуть: пенсия, увольнение и ... ногами вперёд.
*- Я думаю, многие предпочли бы третий способ, если б не твои сумасшедшие неустойки, которые ложатся на родственников.
*- Вот видите: я держу вас от самой страшной ошибки. Поверь, после сорока трёх жизнь только начинается. Я же даю вам школу, в том числе и жизненную. Пока вы будете видеть во мне только чудовище, я буду им и оставаться. Смотрите на всё проще, - я улыбнулась.
Какое-то время он молча смотрел мне в глаза, а затем тихо сказал, словно в пространство:
*- Как же я тебя любил! А в итоге Себастьян оказался прав...
*- Я тебя умоляю! Давай обойдёмся без меланхолии! - попросила я. - Я даже не буду спрашивать, в чём он мог быть прав. Я и так знаю, сколько гадостей он обо мне говорил. Только помни: правда у каждого своя. Так же, как и голова. Чего я тебе и желаю: найти свою, а не слушать всех подряд.
*- Но почему? - снова после паузы спросил он. - Почему ты такая? Почему ты так поступаешь?
*- Вот за это спасибо, - вздохнула я. - Ты один из немногих, кто хотя бы захотел попытаться понять меня и найти объяснение моего поведения. Не знаю, поймёшь ли ты. И не знаю, что обо мне ты знаешь, о моей жизни, прошлой и настоящей.
*- Да почти ничего. Особенно теперь, когда я понял, что всё, что я знал - это была лишь твоя выдумка. В последнее время я очень много читал о Косицыной. Мне до сих пор не верится, что это ты и что ты так жила и так … умерла... Это словно другая реальность.
*- Вот именно. Все пытаются оторвать меня от прошлого. Но оно у меня было. И я его прожила. И главное, что я поняла: хочешь жить - добивайся всего вам; хочешь жить хорошо - иди по головам, думай только о себе, не оборачивайся, забудь про совесть, сострадание и жалость. И ... никакой любви. Как видишь, я добилась своего.
*- А может, ты не те цели перед собой ставила? - осторожно спросил он.
*- А вот этого я знать не хочу. Я привыкла жалеть о том, что сделано, а не о том, что могло бы быть. И я не хочу на закате своей жизни понять, что жила напрасно. Я ни о чём не жалею.
*- Ты действительно даёшь потрясающую школу жизни, - заметил Антонио. - Глядя на тебя, многое понимаешь и многому учишься. Ты знаешь ответ на любой вопрос. Как тебе это удаётся? Как тебе удаётся не ломаться?
*- Никогда не смотри в прошлое, живи реальностью, но так, словно каждый день - последний. Цени и люби жизнь такой, какая она есть, принимай всё, как должное. Вот и весь мой секрет. А ценности у каждого свои. Главное - ни о чём не жалеть, - я замолчала и закрыла глаза.
Верила ли я сама в то, что сказала? Вероятно не очень... Мне хотелось бы, чтобы это было правдой, той, по которой я бы в действительности жила. Но это было лишь тем образом, который я создала для окружающих.
Антонио тихо пересел ко мне на диван, взял мою руку и нежно поцеловал.
По моей щеке пробежала скупая слеза.
Он крепко обнял меня:
*- Прости меня, cara, прости нас всех.



Глава 6. Финал.


Утром /вопреки своим обещаниям/ я улетела на рассвете, оставив всем дирижёрам подробнейшие указания.
Сразу же, не раздумывая, я направилась в загородный дом.
Почему-то в дом заходить не хотелось. Я обошла его, направляясь к беседке за садом водопадов и камней. Возле беседки няня играла с Федей, а самого Моррези я нашла на берегу пруда - он стоял, облокотившись спиной о дерево.
Минут через пять такого созерцания я поняла, что он "в астрале", и решила вернуть его на землю.
*- Ты похож на эльфа, - я нежно положила свои руки на его плечи.
Он улыбнулся мягкой улыбкой и тихо обнял меня. Помолчав ещё какое-то время, он заговорил:
*- В детстве я очень любил сказки про эльфов. А потом они забылись, стёрлись из памяти. Много хорошего мы забываем в детстве.
Снова помолчав, он продолжил:
*- У тебя чудесная природа! Я и не догадывался. Пока тебя не было, я успел её оценить. Слушая лишь звуки природы, я многое понял и узнал. Словно некое откровение снизошло на меня. Ты меня понимаешь? - он посмотрел на меня со страхом быть осмеянным. Но я вздохнула и ответила так же серьёзно:
*- Как никто другой. Я часто стояла на грани этого открытия, но всегда сбегала, пряталась из страха осознать никчёмность собственной жизни. Саша помог мне принять это откровение. Безусловно, все жизненные ориентиры изменились.
*- Я не замечал, - мы начали возвращаться в мир материи. Волшебство растаяло.
*- Естественно! Ведь я столько усилий приложила, чтобы внешне сохранить прежний облик.
*- Но зачем?! Это же самообман!
*- Нет, - я мягко улыбнулась. - Себе я верна. А это - всего лишь очередная роль. Пойми, мы обязаны подстраиваться под интересы публики. Им наплевать, что творится в наших душах, им нужны внешние эффекты.
*- Может ты и права, - через какое-то время отозвался он.
Я закрыла глаза. Спустя пару минут я сказала:
*- Ты себе не представляешь, как мне хочется порой проводить дни вот так, в тишине, без людей, постигать секреты природы и самой себя, очистить свою душу от хлама. Но время нещадно ко мне. Я должна работать, - я открыла глаза и отошла в сторону. - Это мой крест. Прости, что помешала тебе. Пойду поговорю с Фером, - я тихо отошла, оставив Моррези одного.

Фер сидел в рабочем зале за роялем. Не играл. По крайней мере, когда я зашла. Так и не дождавшись, когда он начнёт, я прошла вовнутрь.
#- Интересно ты работаешь, - заметила я. - Над чем задумался?
#- Ты уже вернулась? - он встал и поцеловал меня. - Всё уладила?
#- Вообще-то я задала тебе вопрос.
#- Конечно, прости, - его энергия вернула меня к земным проблемам. - Я играл Чайковского. И половины не понимаю!
#- Умом Россию не понять, - вздохнула я. - Ладно, после завтрака покажу и расскажу, что смогу. Ты уже ел?
#- Да, но могу составить тебе компанию. Заодно расскажешь, как дела и что нового.
#- Слушай! - вдруг в моих глазах блеснул огонёк. - Не зарывайся! Я никогда и ни перед кем не отчитывалась, не отчитываюсь и не буду этого делать. И никто не будет мне указывать, что делать и что говорить. Я сама решаю, с кем и когда делиться своими делами! Надеюсь, я доходчиво объяснила?
#- Прости, я не заметил, что у тебя плохое настроение, - он косо улыбнулся.
Я молча подошла к нему и, резко схватив за горло, притянула его голову к себе поближе. Я смотрела в его глаза, не моргая, минут пять, не меньше. Мои, ставшие ледяными, пальцы сильно сдавливали его горло. Фера словно парализовало, он не мог даже пошевелиться. Да и сама я словно в бездну провалилась, потеряв ощущение реальности.
- Дорогая, так ты его точно задушишь, - подсознательно я услышала мягкий голос, до боли родной, Сашин. - А он даже не успеет понять, за что.
И вдруг я почувствовала его рядом. Не то, чтобы с какой-то стороны от себя или за спиной, нет. Он словно вошёл в моё тело, наполнив его каким-то неземным теплом, выходящим за пределы моего тела.
Абсолютно не осознавая происходящее и не отдавая отчёта движениям своего тела, я наблюдала за ним, словно со стороны.
Мои пальцы медленно разжались, и рука опустилась. Я видела перед собой мертвенно бледное, смертельно напуганное лицо Фера. Проведя по его лицу рукой, я закрыла его глаза и поцеловала в лоб. Только после этого он выпрямился.
Ещё через мгновение я почувствовала, как из меня словно начали что-то высасывать. Когда тепло вышло из моего тела, я вернулась в реальность. Через секунду Фер открыл глаза. В них не было удивления и, тем более, прежнего ужаса. Я поняла, что он всё забыл.
#- Прости, я должен извиниться за свои слова. Я был не прав и действительно забыл о субординации. Это больше не повторится, - он наклонился к моей руке, поцеловал её и улыбнулся.
#- Ладно, прощаю. Но наказание ты получишь. Ты не составишь мне компанию за завтраком. Ты будешь заниматься, - я улыбнулась и вышла из зала.

В столовой меня уже ждал завтрак. И только сев за стол, я заметила в другом его конце Моррези, сидящего за чашкой чая. Я сделала вид, что мне это безразлично.
*- Почему ты это делаешь? - вдруг спросил он через пару минут гробовой тишины.
*- Ну, наверное, потому, что всем /практически/ людям необходимо есть для поддержания жизненной силы, - ответила я, "не поняв" его вопроса.
*- Ты ведь могла его задушить! - продолжал он, не реагируя на мой сарказм.
*- Кого? О чём ты? - я продолжала играть в неведение. - Какой-то ты странный сегодня.
*- Basta! - он резко встал. Мне он показался чересчур могучим. Я невольно поёжилась, почуяв свою слабость рядом с ним. - Это не шутки! - он подошёл и сел рядом со мной. - Ты, конечно, можешь делать вид, что ничего не произошло. И Ференц, я уверен, ничего никогда не вспомнит - это у тебя хорошо получается. Я не сомневаюсь, руку ты убрала не по своей воле. Я не знаю, что это был за свет, но именно он остановил тебя. Но однажды может произойти непоправимое. И что самое ужасное - ты этого не будешь чувствовать, - на какое-то время он замолчал. - Когда ты последний раз принимала лекарство?
*- Ты хочешь снова посадить меня на таблетки? - взъерошилась я.
*- Это единственный способ обезопасить тебя от себя самой. И ты это знаешь.
*- Я слишком много знаю. Поэтому и плохо сплю, - я встала, не закончив есть. - Ты умеешь портить аппетит.
*- Прости, - он подошёл. - Но я просто хочу помочь тебе.
Андри обнял меня, но мне оказалось неуютно в его объятиях, и я отстранилась. Окатив его ледяным взглядом, я вышла из столовой.
С Фером я занималась до обеда, а вечером поехала к детям.

Когда я зашла, в доме было тихо, но не безлюдно. В нём чувствовалась жизнь, молодая энергия. Я тихо подошла к рабочей гостиной. Как я и предположила, здесь занимались Рома, Юля и Анна Мария. Не желая им мешать, я аккуратно прикрыла дверь и направилась в кабинет.
- Мамочка! Как же я рад, что ты вернулась! - Женя обнял меня, едва я переступила порог.
- Я тоже очень рада! - мы сели на диван. - Но, по-моему, я не так долго отсутствовала.
- Достаточно, чтобы я успел соскучиться.
Какое-то время мы проболтали на праздные темы, после чего я свернула на работу:
- Ну, а теперь расскажи, как обстоят дела с моим туром.
- Всё замечательно, - Женя явно был доволен своей работой. - Первый концерт в Косицынхолле одиннадцатого августа.
- Да, - вздохнула я. - Ты явно не страдаешь предрассудками.
- Ты про одиннадцатое число? И к тому же август? - уточнил он. - Но ведь ты родилась в одиннадцатом месяце да ещё и второго числа. Для тебя это самое лучшее число. Я специально всё подбирал.
- Спасибо, сынок. Честно говоря, не думала, что ты приплетёшь к работе оккультизм.
- А как же?! - удивился он. - Для максимального результата я должен учитывать все мелочи.
- Молодец. Удивительно чуткое и профессиональное отношение к работе. Мы можем тобой гордиться. В таком случае, - я улыбнулась. - Я больше не буду у тебя ничего спрашивать. Я полагаюсь на тебя целиком и полностью. Как только составишь график - дашь его мне.
- Он уже готов, на первые три месяца, - он протянул мне листы бумаги.
Приподняв правую бровь, я взяла их из его рук и окинула беглым взглядом.
- Я поражена! - призналась я. - Шикарно! Мне даже обидно, что я не могу повысить тебе зарплату.
- Мамочка! - он поцеловал мои руки. - Деньги для меня ничто в сравнении с твоей улыбкой! Для меня лучшая награда, когда ты мной довольна. И я рад, что могу решить хоть малую часть твоих проблем.
- А я рада, что хоть что-то в своей жизни я сделала правильно. А кстати, - я вдруг свернула в другую степь. - У тебя девушка-то есть? А то что я всё о своих проблемах да о работе. Вы же мне не безразличны.
- Нет. Я считаю, что в данный момент у меня другие, более важные проблемы. Я должен состояться как мужчина, встать на свои ноги и стать хозяином своей жизни. И только после этого я думаю заняться личной жизнью.
- Потрясающе! Как бы тебя не перехвалить. Но ты на верном пути. Главное - ты знаешь, чего хочешь, - я встала. - Что ж, теперь я совершенно спокойна за твою судьбу. А теперь я пойду поздороваюсь с остальными.
- Ты останешься на ночь? - участливо спросил он.
- Нет, и не предлагай. Я зайду к тебе перед уходом, - я вышла.
- Анна Мария? - на лестнице я столкнулась с Ники.
- Я уже привыкла, что ты, числясь где бы то ни было и получая зарплату, предпочитаешь сидеть дома и ничего не делать. Ты никогда не умел работать. И прав был Саша, царствие ему небесное, ты всю жизнь привык жить, как паразит, за чужой счёт. И любишь ты только себя! - бросила я и продолжила подниматься.
- Я тоже рад тебя видеть, - вздохнул он.
Посидев с Сашенькой, после чего поговорив с Ромой и попытавшись поговорить с Юлей, я зашла к Жене. Обговорив кое-какие детали, я уехала.
Но поехала я не домой. Я решила навестить "старого друга"...

Я давила на звонок раз в сотый. Никто не открывал. Но я знала, чувствовала, что он дома.
Наконец, дверь распахнулась. Передо мной стоял молодой высокий мужчина крепкого телосложения. Он был в домашних брюках, с обнажённым торсом, на его шее, словно шарф, лежало белое махровое полотенце, а волосы на голове были взъерошенными и мокрыми. Причина, по которой я так долго простояла, мучая звонок, стала ясна.
Когда я почувствовала, что первый шок у него уже прошёл, я заговорила:
- Ну, здравствуй, мой "самый любимый ученик". Как вижу, неплохо поживаешь. Позволишь войти? Благодарю, - не дождавшись /впрочем, и не ждав вовсе/ никакой реакции, я прошла в его квартиру.
- Неплохой интерьерчик, - продолжала я. - Я смотрю, ты не бедствуешь. Шикарно! - я подошла к включённому центру и долго его рассматривала, одновременно вслушиваясь в музыку. - Я рада за тебя. Хорошо живёшь. И мне приятно, что ты наконец смог оценить величие этой эпохи, любителем коей ты никогда не слыл. И, кроме того, у тебя великолепная запись, - я улыбнулась. Мы оба знали, что это была моя запись (сделанная ещё во Франции в качестве Камю).
- И чем я обязан такой чести? – наконец, заговорил и он.
- Да, - вздохнула я. - Это в твоём репертуаре: ни «здрасьте» вам, ни «пожалуйста»! Хотя, чего я ждала? Ну, да ладно. Есть у нас с тобой одно нерешённое дело.
- А именно?
- Ты же знаешь - я обид не прощаю, - я пристально посмотрела на него.
- Я не понимаю...
- Да всё ты понимаешь. Не прикидывайся дурачком. Мои люди всё раскопали. А в полицию я не пошла, так как привыкла сама разбираться со своими делами.
Он тяжело сглотнул и сел.
- Встать! - резко и грубо крикнула я. Он судорожно встал.
Я мягко улыбнулась:
- Я не люблю, когда мужчины сидят в моём присутствии.
Я села в кресло и выжидающе смотрела в его запуганное лицо.
- Можешь присесть, - наконец, я сжалилась над ним. Он медленно опустился на диван.
- Если ты думаешь, что я получаю от всего этого хоть какое-нибудь удовольствие, ты крупно ошибаешься. Я просто не люблю оставлять дела незавершёнными. Но хватит пустой болтовни. Скажи мне, это была твоя идея или Шнайдера?
Он молчал.
- Я надеюсь, ты понимаешь, что способов разговорить я знаю великое множество. Но не хочется прибегать к насилию, - я снова улыбнулась. - И не заставляй меня тратить на тебя бесценные минуты своего времени. Итак? Я жду. И не бойся, я человек честный - всё останется между нами. Если б я хотела тебя засадить - давно бы уже это сделала.
Славин сидел как воды в рот набравши, лишь хлопая глазами.
- Ну, не молчи же! Чья это была идея?
- Шнайдера, - наконец, тихо начал он. - Он сказал, что это лёгкое снотворное и в сильной дозе максимум вызовёт недомогание. А нам, то есть мне, только и надо было отсрочить выступление, получить реванш и переиграть. Я и не думал, что могут быть такие последствия.
- Судя по тому, что я тебе не верю - это правда, - я вздохнула. - Да, со Шнайдером мне доводилось иметь дело. Но почему ты пошёл у него на поводу?
- Я не видел другого выхода.
- А поговорить со мной? - предложила я. - Просто поговорить! Попросить прощения за свою глупую выходку и всё объяснить. Ты же знаешь, в таких случаях я не просто прощаю, я забываю обиду. Мы остались бы лучшими друзьями, я бы даже помогла тебе! Зачем надо было всаживать мне нож в спину?!
- Но я же не знал, что Бах - это Вы! - взмолился он. - Про неё, то есть Вас, чего только не говорили: и что она хладнокровна, жестока, непроницаема, бессердечна...
- Можешь не продолжать, - перебила я. - Однако должна заметить, что всё это выдумали вы сами. Я не создавала её образ таким. Он просто был обособлен. И всё равно, это не оправдания. Подлость - не выход. Кстати, коль заговорили о моих образах. Теперь ты, наверное, знаешь, что Камю - тоже моё "творение".
- Да, - вздохнул он. - Теперь я понимаю, почему и как Вы настроили оркестр против меня.
- А я не про это. Так поступил бы каждый дирижёр, здесь нет ничего особенного. Я про другое. Из-за этого "снотворного" у меня был выкидыш, и вдобавок я потеряла зрение. Это реально было, а вовсе не рекламный пиар. Я два месяца пролежала в коме. И ответь мне честно: такое можно забыть?
- Нет, - прошептал он спустя минуту и опустил голову. - И простить ... тоже.
- Ну, это ты перегибаешь. Простить можно всё - смотря как просят, - я хитро смотрела на него.
Вдруг, как-то съехав с дивана, он соскользнул на пол и встал на колени.
- Вы святая! - прошептал он. - Вы милосердны и справедливы! Изберите для меня подходящую кару, и я приму её с упоением. Я готов на всё, чтобы искупить это преступление.
- Хорошо говоришь, - я улыбнулась (в общем-то, за этим я и пришла).
Какое-то время мы молчали.
- Божественная музыка! - заметила я. - Мне не нужны твои муки. Я повторюсь - я не сторонник насилия. Мне вполне достаточно твоего раскаяния.
Я поднялась и подошла к нему:
- Встань.
Он поднялся, но глаза его были устремлены в пол.
- Ты прощён, - я поцеловала его в лоб. - И пусть это послужит тебе уроком. Успехов тебе. Прощай, - я тихо вышла.
Не знаю, что творилось в его душе, когда я ушла; как на него повлиял соль-минорный концерт Корелли, но... Утром я прочла в газете о том, что "известный пианист Николай Славин выпрыгнул из окна своей квартиры, оставив записку: "Прошу никого не винить в моей смерти. Мой грех оказался слишком тяжек - я не могу больше с ним жить!"".

*- Что это значит?! - ко мне подлетел Моррези с газетой в руках. - Что ты с ним сделала?
*- Не кричи, - попросила я, поморщившись. - Не надо во всех бедах винить меня. Да, я была вчера у него. Мы мирно поговорили, он попросил у меня прощения. Я, естественно, его простила, и мы расстались лучшими друзьями. А что было потом - я знать не могу, уж прости, не телепат! И вообще, почему ты заставляешь меня оправдываться? Кто ты такой?!
*- Ты права, - тихо ответил он, спокойно держа мой взгляд. - Я никто. Я лишь жалкий раб при своей хозяйке. Я собачонка, которой позволено давать голос только по команде. И я не должен иметь своего мнения. Пусть я жалок, но я Человек. А вот ты этим похвастать не можешь, - он направился к выходу.
*- А ну стоять! - приказала я, но он не остановился, даже не обернулся.
Я аж онемела.
- Не ожидала, правда? - на другом конце стола я увидела Сашу.
- А в чём он меня упрекает? В том, что кто-то покончил с собой?!
- Не обманывай себя. Ты всегда очень хорошо умела вызывать в человеке чувство вины. Славин не выдержал, он сломался. Ты ведь этого и хотела, сознайся.
- Не совсем, - сдалась я. - Я не хотела его смерти, я хотела его мучений.
- Это ещё хуже.
- Пусть так! Но он виноват передо мной!
- Был, - заметил Саша. - Но скажи честно, что ты сейчас чувствуешь?
- Ничего!
- Ты не хочешь об этом говорить. Ты можешь не отвечать - я и так знаю. Я просто хочу, чтобы ты задумалась над этим. Ну, что ж, приятного аппетита!
- Саша! - я не успела его остановить, он исчез.
#- Не помешаю? - в столовую вошёл Фер. - Ты с кем-то разговаривала?
#- Со своим третьим "Я". Заходи. Ты завтракал?
#- Да, спасибо. Ты уже читала сегодняшнюю прессу?
Я окатила его взглядом-сканером и поняла, что он не знает о том, что накануне я была у Славина.
#- Читала. И не нашла там ничего интересного.
#- Понимаю, - он заметил на моём лице предупреждение не продолжать.
#- Ничего ты не понимаешь. И понимать тебе это не нужно. Тебе радоваться надо - ты лишился главного конкурента. В мире он был лучшим пианистом.
#- А ты?
#- Ну, если умру и я, то кто будет тебя учить? - усмехнулась я.
#- Для меня лучше тебя и быть никого не может. Но ты - не конкурент, ты гуру.
#- Пошла лесть, - заметила я. - Но всё равно спасибо. Ну, ладно, - я отложила салфетку, - пошли заниматься.

К ужину Моррези не спустился.
#- Ты не видел его? - поинтересовалась я у Фера.
#- Так он же уехал. Ещё утром.
#- Куда? - удивилась я.
#- В Италию. А разве вы не об этом говорили утром?
- Так, - тяжело вздохнула я. - Вечер перестаёт быть томным.
Я взяла мобильник и набрала номер Андрелло.
*- Pronto, - по голосу ничего нельзя было сказать.
*- Я жду от тебя объяснений, дорогой. Раньше ты никогда не позволял себе уезжать не то, что не попрощавшись, но даже хотя бы не поставив меня в известность.
*- Я не думал, что должен отчитываться перед тобой за каждый шаг. Может, тебе ещё докладывать, когда я принимаю душ или ложусь спать?
*- Слушай, перестань! Италия - это не душ! - взорвалась я.
*- А причём здесь Италия? - не понял он. - Я тебя не понимаю. Мне просто захотелось прошвырнуться по городу, сходить в театр. А тебе не всё равно, где я?
Эмоции так захлестнули меня, что я не могла выговорить ни слова.
- Убью! - процедила я, переведя взгляд на Фера, который всеми силами сдерживал улыбку.
Я сжала телефон в руке так, что в нём что-то хрустнуло, и он отключился. Швырнув его на пол, я встала. Фер тоже поднялся, пытаясь изображать на лице неведение.
Я ничего не сделала, только подойдя к нему, шепнула:
#- Ты идёшь по стопам Славина и кончишь тем же, - после чего вышла из столовой, взяла кое-что из вещей и уехала на своём стареньком джипе.

Обиделась я серьёзно. Я не взяла ни одного мобильника. Куда я ехала? Сложный вопрос. Прямо!
И как всегда в подобных случаях, на моём пути возник Шацк. Сколько уже раз в жизни, пытаясь сбежать от кого-то или чего-то, я попадала сюда, и именно здесь я находила облегчение и решение своих проблем.
Я свернула на давно знакомом повороте, ожидая чуда, но...
Охранники были новые, молодые. На них не действовали никакие слова и даже суммы. Тогда я подошла к той части ограды, куда выходили окна спален, и запела ... Аve Maria (Шуберта).
Почти сразу я заметила движение в окне, через минуту оно распахнулось, и я увидела Триса. Его сосредоточенное лицо осветила улыбка, но она была грустна. Его губы прошептали "мама", и он скрылся в глубине комнаты, чтобы через несколько мгновений бежать к воротам с криком: "Мама! Мамочка приехала!".
Охранники даже не успели сообразить, как он уже вылетел из ворот и бросился ко мне.
- Мамочка, как я тебя ждал! - он повил на моей шее и разрыдался. Я озадачилась.
- Что произошло? Где отец?
Трис посмотрел на меня выразительно:
- Пойдём в дом.
Мы прошли мимо ошарашенной охраны и зашли в дом. Перед гостиной Трис остановился. Я заглянула в комнату и обомлела: посередине её стоял стол, на котором лежал гроб, а в нём - Кристалл...
Но я не позволила своим чувствам вырваться наружу. Я взяла Триса за руку и прошла с ним в кухню.
- Ты составишь мне компанию? - осторожно спросила я, догадываясь, что он уже давно ничего не ел.
- Я не голоден.
- Пожалуйста, - я взяла его руку в свои и пронзительно посмотрела в его глаза.
- Конечно, мама.
Я подсыпала ему в чай снотворное и успокоительное (которые всегда лежали в моей сумочке). Поговорив немного на отвлечённые темы, я проводила его наверх и подождала, пока он уснёт. После чего я спустилась и прошла в кабинет, куда и попросила позвать ко мне начальника охраны.
Через пять минут в кабинет вошёл парень, которого я когда-то видела, но не могла бы сказать "знала".
- А где Рихард? – в общем-то я удивилась.
- Так он же...
Ему не пришлось договаривать - я поняла.
- Ясно. Присаживайтесь и, пожалуйста, расскажите мне всё и со всеми подробностями.
- На каком основании? - он всё же сел.
- Ах, да! Вы ведь не в курсе. Но я Вас сразу прошу - не распространяться.
- О чём?
- Я мать Тристана.
- Вы? - он вытаращился на меня как на новые ворота. - Я Вас ни с кем не спутал?
- Нет. Я Анна Мария Косицына. И в этом нет ничего удивительного. Я укрывалась здесь после своей сымитированной смерти. Вы, должно быть, помните.
- Так Вы и есть… Графиня?
- Да, именно. А теперь я повторю свою просьбу - расскажите мне всё! - взмолилась я.
- Ладно. Всё произошло буквально пару дней назад...
Как оказалось, Кристалл, Рихард и ещё несколько преданных ему людей пали жертвой довольно банальных разборок местных авторитетов. Конкуренты прознали, что Кристалл начал отходить от дел и решили поделить его территорию. Он прознал. Следствием стали крупные разборки. Правда, впоследствии не осталось ни одного их участника. После убийства Кристалла его люди отомстили за него, убив всех его конкурентов.
- Кстати замечу, наследник был только у Графа. Таким образом, Тристан стал хозяином пяти старых территорий. Он ещё этого не понимает, но он уже авторитет, самый крупный. У него, так сказать, монополия на наш район. На похороны Графа завтра должны съехаться наши давние коллеги и партнёры. Они уже признали Тристана. У него шикарное будущее, - парень улыбнулся.
- Да, у него есть все шансы умереть от шальной пули, не дожив до совершеннолетия. Кристалл растил его не для этого. Он не хотел, чтобы Трис шёл по его стопам и принял его дело, поэтому он его и отгородил от всего. Трис, наверное, до сих пор не знает, чем занимался его отец.
- Ничего, завтра узнает.
- Только через мой труп! - я резко встала. Парень лениво поднялся. - Я не позволю вам трогать ребёнка и втягивать его во всю эту грязь. До восемнадцати лет, по крайней мере. Дальше - дело его. Он уже всё будет понимать и сможет сам сориентироваться.
- Вы хотите забрать его в Москву? - не поверил он.
- Нет. Столица развращает. К тому же он не уживётся с моими детьми. Я ещё не решила, как поступлю. Если хотите, можете пока самостоятельно заниматься делами Кристалла. Я не хочу ничего знать об этом.
- Вы отдаёте все полномочия мне?
- Надеюсь, Вам можно доверять. Иначе Вы вряд ли бы работали на покойного. Я его хорошо знала. Так что делайте, что посчитаете нужным. Но! Не навлекайте на Триса никакого зла - месть моя будет страшнее смерти, - предупредила я.
- Я учту, - сухо бросил он. - Могу идти?
- Да, конечно.
Когда он вышел, я повернулась к окну. Мне было нужно уединение и тишина - чтобы подумать, как действовать в сложившейся ситуации.

На следующий день состоялись похороны Кристалла. Я оделась, как вдова /правда больше смахивало на Бах/: чёрное платье, перчатки и шляпка с вуалью.
Я стала предметом всеобщего обсуждения (может быть, впервые в жизни сама того не желая). Я обратила внимание на то, с каким уважением и почётом все обращались к Трису. У меня укрепилось желание забрать его отсюда.
Признаться, дожив почти до сорока четырёх лет, я ни разу не была на похоронах. Случай и любящие люди ограждали меня от этого зрелища. Погребение Кристалла произвело на меня неизгладимое впечатление. И хоть я его никогда и не любила, мне было очень трудно на это смотреть. Может, виной всему была моя расшатанная психика, может, и нет, как знать. Тем не менее, состояние у меня было ужасно отвратительное.
Не смотря на то, я уже давно не пила, бутылка водки, выпитая мною на поминках, никак не давала о себе знать - это ярчайшее свидетельство того, в каком состоянии была моя нервная система и психика.
Едва "гости" успели разойтись /уже под утро/, я только и успела, что прилечь в гостиной на диване, как сразу отрубилась.
Проснулась я в одной из спален, заботливо укрытая овчинным пледом. Как выяснилось, спала я двое суток. Все, кто был на похоронах, прислали мне цветы и письма со словами благодарности и соболезнования (кое кто из них даже узнал во мне Графиню).
Главной моей проблемой было то, что я не знала, что мне делать с Трисом. Здесь его оставлять было нельзя, а брать в Москву - вообще безумие. Я решила оставаться здесь, пока что-нибудь не придумаю.

Там, среди русской природы, вдали от городов и их проблем, я потеряла ощущение времени. Я целые дни проводила с Трисом, словно пытаясь восполнить упущенные годы. Мы гуляли, разговаривали, занимались. Я ему рассказывала, играла и показывала очень много интересного и познавательного. Нам обоим надо было отвлечься от похорон.
Постепенно тяжесть ушла и осталась только грусть. И та со временем стала ясной.
Я абстрагировалась от реальности и предпочла обо всём забыть.

Время потеряло для меня счет, пока однажды охрана не передала, что кто-то ко мне приехал. И когда я спустилась в гостиную - увидела там Фера с заломанными назад руками.
- Всё хорошо, вы можете идти, - сказала я охранникам, после чего они вышли, отпустив парня.
Фер молча наблюдал за этой сценой.
#- Ты не должен был приезжать, - тихо заметила я.
#- Здравствуй, - в отличие от меня, он поздоровался и прошёл на середину комнаты. - Я думал, ты будешь рада меня видеть.
#- Мне очень жаль, но я не могу сейчас радоваться. Садись.
Он присел на край дивана и внимательно смотрел на меня.
#- Что случилось? - наконец спросил он.
#- Не важно. Это касается только двух человек в этом мире, и ты не в их числе, - отрезала я.
#- Понял. Но я должен был приехать. Ты предупреждала меня, что это за место, и я всё помню. Я осознаю, что рисковал и до сих пор рискую жизнью, но это дело не терпело отлагательств.
#- Кто-нибудь знает, что ты здесь? - перебила я.
#- Нет, я никому ничего не говорил и не скажу. Я уехал тайно. Не переживай, я всё понимаю.
#- Что-то с детьми? - внешне сухо и безразлично спросила я, в то время как в душе у меня творилось светопреставление, а сердце замерло в груди.
#- Нет, не волнуйся, - он поспешил меня успокоить. - С ними со всеми всё в порядке. Наверное, это дело не так важно, как мне казалось.
Он замолчал, пытаясь прочитать на моём лице хоть что-нибудь. Но это было невозможно сделать - на мне была непроницаемая маска. Я тоже молчала, ожидая, когда он, наконец, выложит то, зачем поехал прямиком в ад.
#- Через две недели у тебя начинается гастрольное турне, - быстро и сухо выговорил он, снова замолчав.
В то время как в моём мозгу началась сумасшедшая работа, а в душе - бешеная смена настроений и состояний. И всё это - при той же маске безразличия и непроницаемости.
"Гастроли через две недели? Это значит, что сейчас уже конец июля. А когда я сюда приехала? Кажется, уже прошло несколько лет. Я же абсолютно не ощущаю времени. И я не имею права отменить гастроли. Я обязана ехать в Косицынград и поработать там, хотя бы недельку. Но я же ничего не делала! А Трис?! Что будет с ним?..".
Ещё очень долго мы с Фером сидели друг напротив друга в полном молчании, пока я со стремительной скоростью решала, как мне быть, не сводя всё это время с Фера стеклянных неморгающих глаз, в которых не отражалось ничего.
#- Да что с тобой происходит?! - воскликнул он, встав и подойдя ко мне. - Очнись же! - он с силой затряс меня за плечи.
Он не успел ничего сообразить, как двое охранников уже оттаскивали его за руки от меня.
- Оставьте его, всё в порядке, - приказала я всё тем же "мёртвым" голосом. Нехотя они его отпустили.
#- Не делай так больше, если хочешь жить, - посоветовала я Феру, когда мы снова остались наедине.
#- Если мне нужно умереть для того, чтобы ты ожила, я готов, - заметил он, он не садясь. - Что с тобой?
#- Спасибо, что приехал, - я не ответила. - А теперь ты должен уехать. Через два дня я буду в Косицынграде, предупреди, пожалуйста, всех. Стас тебя проводит.
И как по мановению палочки на пороге вырос парень. Фер оглянулся, посмотрел ещё раз на меня и вышел, коротко попрощавшись.

Я решила взять Триса с собой.
Косицынград встретил нас очень задорно. Это был молодой город, где жизнь била ключом, он захватил меня в свою власть. Я вышла из того полукоматозного состояния, в котором пребывала в Шацке. Я словно очнулась и вернулась в прежнее рабочее русло.
Перемены коснулись не только меня, но и Триса, что не могло меня не радовать. Ему здесь всё было интересно, он пришёлся всем по душе. Он носился по гостинице и улочкам, как заводной. И я была за него спокойна. В моём городе он был в безопасности. Оркестранты в нём души не чаяли. Кроме того, он не был далёк от музыки: он достаточно хорошо владел тремя музыкальными инструментами и неплохо пел.
Я представила всем Триса как сына одного погибшего моего знакомого. Хотя то, что Трис звал меня мамой, несколько озадачивало всех.

*- День добрый, - я зашла в дирижёрскую тихо и попала как раз на перерыв.
Антонио и Джакомо обедали прямо на рабочем месте.
Антонио, не успев дожевать, вскочил мне навстречу, пытаясь поздороваться с забитым ртом.
Джакомо кивнул головой, не посчитав нужным встать. Антонио это заметил и поднял его, потянув за локоть, сказав что-то, чего я не расслышала, после чего Джакомо опустил виновато глаза.
Вся эта сценка прошла за несколько секунд в стремительном темпе.
*- Приятного аппетита, - я улыбнулась.
Проглотив, наконец, остатки пищи, Антонио заговорил:
*- Здравствуй, дорогая, - он наклонился к моей руке и поцеловал её, предварительно прикрыв салфеткой. - Ты прекрасно выглядишь.
*- Спасибо, вы тоже не похожи на замученных рабочих чёрного цеха.
*- Я давно не слышал твоих шуток, - признался Антонио, усаживая меня на диване.
*- Джакомо, как дела? - я обратилась к парню, так как мне показалось, что он чувствует себя лишним.
*- Спасибо, хорошо, - он улыбнулся, не поднимая глаз. - Можно я выйду?
*- Конечно. И поешь в ресторане. Вам нужно хорошо питаться, а от этого фастфуда будет язва. Так что поешь основательно и не спеша. Приятного аппетита.
*- Спасибо, - он стремительно вышел.
Я проводила его взглядом и повернулась к Антонио. Он открыто пожирал меня глазами и, встретившись взглядом со мной, страстно впился в мои губы.
*- Madonna! - тихо воскликнула я, когда он нехотя закончил поцелуй. - Как ты изголодался! Похоже, мои девочки плохо работают.
*- Дело не в них, - серьёзно ответил он. - Я ждал тебя. Мне нужна только ты, я не замечаю никого. Как же я соскучился! - он крепко обнял меня, скользя губами по моей шее.
*- Антонио, не забывай, где мы, - заметила я, не предпринимая, однако, попыток вырваться.
*- Это твой город, ты вольна здесь делать всё, что захочешь!
*- Вот именно - захочу, - холодно заметила я.
Мы встретились глазами.
*- Какой же я дурак! - Антонио встал и отошёл. - Я же всегда знал, что мы нужны тебе только для забавы. Даже не для денег, лишь для утехи. Я сам виноват во всём! Ты никогда не давала повода, а я влюбился! Как мальчишка! Втрескался по уши! И ждал чуда! А вдруг ты меня заметишь...
*- Антонио, - я остановила его. - Перестань. Это не нужно ни тебе, ни мне. Это не любовь, но поймёшь ты это многим позже, когда меня не будет рядом. Это зависимость, но она пройдёт. Будет больно, потом ты обвинишь во всём меня, а потом... может быть поймёшь, что это значило. Ты не первый и, боюсь, не последний на кого я так действую.
*- Зависимость? - переспросил он. - А разве это не одно и то же?
*- Ни в коем случае. Любовь - это доверие, уважение, единство душ. Это когда ты знаешь, как поступит человек в следующую секунду, знаешь, что он скажет, что значат его жесты и выражение глаз. Это когда тебе не нужны слова, чтобы понять его. Когда ты знаешь, что ему нужно, даже тогда, когда он сам этого не осознаёт. Любовь - это постоянная поддержка друг друга, даже на расстоянии. Это особое состояние, когда две родственные души обретают то целое, из которого они были разбиты. Согласно одной теории, душа от сотворения состоит из двух начал /как в фен-шуе ин-янь /, она двуполярна. Перед попаданием на землю в земной оболочке она делится, разбивается на две половинки и в таком виде существует в нашей реальности. И самая главная духовная задача - обрести своё целое путём слияния со второй своей составной. И это удаётся единицам. Ведь вероятность встретить именно свою половинку очень мала. Она не всегда сосуществует рядом с нами, иногда она даже всплывает в другом временном пространстве. Вот это и есть Любовь. Настоящая, духовная. Некоторые люди компенсируют её чем-либо: верой (религией) во что-либо или физическими наслаждениями (как в большинстве случаев).
*- Но у меня к тебе не просто влечение! - возразил Антонио.
*- Знаю, это из другого разряда. Это энергетический вампиризм. Я нужна вам как источник энергии, силы, власти, уверенности, знаний. Рядом со мной вы чувствуете себя уверенней, а когда я исчезаю, реальность снова наступает и не за кого спрятаться. Я сама в этом виновата. Мы всегда в ответственности за того, кого приручили.
*- Я тебя не понимаю, - честно признался он через несколько минут молчания.
*- Знаю. Может, поймёшь позже, может, не поймёшь никогда, - вздохнула я.
Какое-то время он пристально смотрел мне в глаза, пытаясь что-то там прочесть. Поняв это, я словно испугалась, что он увидит что-то такое, чего никто не должен знать, я встала и отвернулась.
*- Иди к Джакомо, тебе тоже нужно поесть. Я сама поработаю.
Я едва услышала как он вышел - настолько тихо он закрыл дверь.
- Он никогда тебя не поймёт, - я повернулась - возле дирижёрского стола стоял Саша.
- Знаю. Сама не понимаю, зачем наговорила ему это.
- Ты говорила это не ему, а себе. Ведь ты всегда считала, что любишь Альтова, а когда поняла, что не его, тогда озадачилась: так кого же тогда? Кого-то ведь надо любить!
- А теперь всё больше убеждаюсь - тебя я любила с первой секунды и навсегда. Ведь ты и есть моя вторая половинка. Иначе тебя бы здесь не было.
- И до нашего воссоединения осталось чуть больше года. А до той поры мы оба будем чувствовать одиночество и неполноценность.
- Зато мы нашли друг друга! - заметила я.
- Ты права. А год - это ничто в сравнении с вечностью.
- Теперь я понимаю, почему ты всегда рядом - мы просто не можем существовать на расстоянии. Спасибо!
- Не мне - нам. Обе наши половины закончили цикл одновременно. Это заслуга обоих. А теперь - отрабатывай свою карму, - он улыбнулся.
- С радостью! До встречи.
- До скорой встречи, - уточнил он и растворился.
Я вздохнула, надела наушники, включила камеру и аппаратуру.
#- Добрый день. Я рада вас всех приветствовать снова, - я улыбнулась, выслушивая приветствие оркестра. - Мы стоим с вами на пороге исторического события. И этот тур станет лакмусовой бумагой для нас, он выявит все ваши достоинства и недостатки, подчеркнёт слабые места и подведёт итог всей нашей работе. Итак, приложим последние усилия. За работу, друзья! - я повязала повязку.
Работали на износ. Все. От меня до работников сцены и уборщиков.
Когда оркестром занимались мои замы, я продолжала заниматься и вокалом, и фортепиано. Фера я тоже перетащила в град. Он сидел на всех моих репетициях и следил за работой с оркестром. В свободное время – занимался сам или со мной. Мы начали готовить с ним программу для камерного вокального концерта.

Я запретила всем навещать меня и отрывать более чем на пятнадцать минут по любому делу, не касающемуся турне. Даже с Женей я общалась по десять минут, не каждый день и только по работе. Я понимала, что для меня это последнее, что я могу сделать в жизни значимого.
Я снова вернулась к медитации как альтернативе сна /по три часа в день, час - на еду и дорогу, двадцать - на работу: из них десять - оркестр, пять - рояль, пять - вокал/.
Даже Моррези и Ники приезжали ко мне и пытались вписаться в эти часы /они же тоже участвовали в моих сольных программах/. График работы был железным и не нарушался ни разу.
С первого дня приезда в Косицынград я снова начала принимать своё лекарство и уже не прекращала ни на день.
Я знала, что мне нужен сильный организм. Мне предстоял не один концерт и даже не недельная серия. Поэтому я очень серьёзно отнеслась к своему здоровью. И я знала: меня хватит, я выдержу, меня это не сломит.
От всех людей /не принимающих участие в концертах/ я отстранилась. Все контакты - только по работе. Ничего личного. На ближайший год…

Одиннадцатого августа Косицынхолл растворил свои дубовые двери для миллиона зрителей, приехавших со всей России и ближнего зарубежья, чтобы услышать премьерный "прогон" /как я назвала его "за сценой"/ программы.
Я старалась фиксировать все недочёты и успеть исправить их к следующему концерту. Уже одиннадцатого августа оркестр играл "на чемоданах", их упаковали накануне. Возле чёрного входа уже ждало двадцать автобусов, на взлётных площадках - четыре самолёта.
И так было везде, куда бы мы не прилетали. Отдельным грузовым самолётом путешествовали вещи, инструменты и аппаратура. Сбоев не было - всё было организовано по высшему разряду, у меня не было ни одного замечания к Жене, который летал везде с нами и улаживал все возникающие вопросы в мгновение ока.
Это была самая блестящая организация турне. Претензий не было ни по размещению, ни даже по питанию.
Наше турне в прессе окрестили "кругосветка за год". Страны шли в таком порядке: Европа - Африка /осенью/ - Антарктида - Южная Америка - Северная Америка - Япония - Азия - Австралия - Косицынград.
Проблемы начались в Африке - из-за погодных условий. И хоть в Сахаре мы и не играли, жара Египта и Алжира заставила всех попотеть в прямом смысле. Моррези отказался там петь, мне пришлось удвоить свои сольные выступления.
В Южной Америке еле-еле наполнили залы.
Северная Америка била по всем показателям.
Япония - благополучно.
Азия - народ такой же дикий, как и в Африке.
Одиннадцатого августа следующего года мы снова играли в Косицынхолле.

Не вижу необходимости описывать это турне в подробностях. Скажу только, что лично я проехала все страны мира. И могу сказать с уверенностью - меня знает весь мир!
В крупных цивилизованных странах я давала по два и даже три концерта.
Оркестр выступал только в крупных странах, где была возможность принять пять наших самолётов, выделить двадцать автобусов и разместить более двух тысяч человек в гостиницах.
Во всех остальных странах я либо играла сама, либо пела (иногда с Моррези или Ники) под аккомпанемент рояля (к тому времени мне уже худо-бедно удалось натаскать Фера) или струнного квартета/квинтета.
За те дни, пока я выступала одна, оркестр успевал разместиться и передохнуть.
График был составлен замечательно!
Из каждой страны я привезла по одному-двум сувенирчикам в память об этом турне.
В принципе, казусов хватало, но это довольно стереотипные казусы, которые происходят со всеми артистами, поэтому я не вижу смысла писать о них.
Из рук вон выходящего ничего не было. Гастроли были удачными и более прибыльными, чем я рассчитывала. Да и слава моя освежилась и окрепла.

Единственное событие, действительно важное, не имело прямого отношения к турне, но соприкоснулось с ним вплотную.
В апреле мы играли в Нью-Йорке. В это же время в Метрополитен шли гастроли балета Большого театра. Каково же было моё удивление, когда после концерта ко мне зашли Рома с Юлей. Как оказалось, Женя знал об этом и хотел сделать сюрприз. И он удался! Я была очень рада.
Но не настолько, чтобы не заметить плохого самочувствия дочери. Отослав мальчиков в коридор, я решила "посекретничать" с дочерью. Надо заметить, наши отношения медленно, но уверенно налаживались.
Вопрос слетел с моих губ раньше, чем я его сформулировала в своей голове.
- Ты беременна? - голос был спокойный и мягкий, чему я сама поразилась /Джульетте на тот момент не было ещё и шестнадцати/.
- C чего ты взяла? - не прочитать испуг в её ещё детских глазах было сложно.
- Дочка, я рожала более десяти раз. Беременность я могу определить лучше любого врача, - соврала я. На самом деле я ничего не видела, и догадаться было невозможно. Я просто почувствовала. Это как во сне: ты знаешь что-то и не можешь объяснить, откуда, просто знаешь. Так и я, просто знала.
- Да, - ответила она, не поднимая глаз.
Теперь я припомнила историю, которую решила на автопилоте, не сильно вдаваясь в детали. Было это около месяца назад, когда мы заканчивали "отыгрывать" Южную Америку.
Мои люди /приставленные ко всем детям/ доложили, что во время гастролей Большого в лондонском Ковент-Гардене Юля сошлась с неким лордом. Я попросила накопать всю возможную информацию. И каково же было моё изумление, когда я увидела его фото и прочитала досье - это был Артур Эстергази! У меня было шоковое состояние. Но я не имела возможности решать эту проблему самостоятельно, и поэтому поручила своим людям доступно ему всё объяснить. В случае необходимости я разрешила даже припугнуть его.
В итоге Большой уехал, Артур больше не появлялся, и я забыла об этом - итак забот хватало. Тем более я была уверена, что он просто хотел покрутить интрижку. После смерти жены он стал вообще невыносим в этом смысле.
И вот теперь, узнав о беременности дочери, я вспомнила ту историю. Я и не думала, что всё зашло так далеко.
/по крайней мере, о других увлечениях дочери мне не докладывали - следовательно, их не было/
- И кто он? - осторожно спросила я.
- А тебе не всё равно? - вспылила Джульетта. - Ты ведь никогда нами не интересовалась! Что это тебя вдруг, любопытство пробрало?
- Не надо так, Юля, - я старалась быть мягкой. - Мне всё про вас известно, даже больше, чем ты думаешь. И именно потому, что вы мне не безразличны. Я просто не думала, что у вас с Артуром всё так далеко успело зайти. Вы же были знакомы всего ничего.
- Откуда ты знаешь про мистера Эстергази? - она притихла.
- Вот видишь, ты его даже по имени не называешь. Я же тебе сказала: я всё про вас знаю.
- Ты следишь за нами?
- Можно и так сказать. И только потому, что вы мне не безразличны. И если я на вас воздействую, то только через кого-то или что-то, так как прямой контакт, увы, не получается.
- Так вот почему он ни разу не позвонил! Ты запугала его!
- Вынуждена тебя разочаровать. Он не позвонил по другой причине: потому что подлец и мерзавец. Можешь мне поверить, я знаю его более десяти лет, и он ничуть не изменился. Он всегда любил молоденьких девочек и всегда менял их, как перчатки. Ты не подумай, что я хочу тебя уколоть. Нет, я просто пытаюсь раскрыть тебе глаза на человека, которому ты приписываешь несуществующие качества.
- Я тебе не верю! - её глаза наполнились слезами.
- Твоё дело. Я и не жду от тебя любви и веры. Но это мой долг - говорить тебе то, чего ты не знаешь. Я не могу об этом молчать. Но скажи мне честно, сколько раз вы встречались?
- Четыре.
- И на какой он уложил тебя в постель?
- Всё было не так! - она задыхалась от сдавливавших её грудь рыданий. - Он меня ни к чему не принуждал. Я сама захотела!
- Я тебя очень хорошо понимаю - сама была в твоём возрасте. А он этим воспользовался. Уже поэтому он подонок. Он хоть сказал, сколько ему лет?
- Тридцать четыре, - буркнула Юля.
- Тридцать четыре?! - я хохотнула. - Да когда мы с ним познакомились, ему уже было тридцать пять! Кабель паршивый!
Юля молчала.
- Постой, а он знает, что ты моя дочь?
- Конечно! Ведь в театре я выступаю под твоей фамилией.
"Ах, ты сволочь! - пронеслось у меня в голове. Я поняла весь смысл его действий. - Так ты решил отомстить мне через дочь! Как же ты низок!".
- Ты была у врача или тест покупала? - решила сменить тему я.
- Тест. Но это точно, я несколько раз проверяла.
- Ясно. Главное - срок небольшой, ещё можно сделать аборт без последствий.
- Я не буду делать аборт, - вдруг твёрдо заявила дочь.
- Почему?
- Тебе этого не понять. Я люблю Артура!
- А он тебя?
- Это не важно! Главное - я люблю его. И я буду счастлива родить его ребёнка.
- Даже с угрозой для своей жизни и здоровья?
- Да, - её решимости можно было позавидовать. - Я уже всё обдумала и моё решение окончательно. Я буду рожать.
- Что ж. Это твоё решение. Можешь рассчитывать на меня - я сделаю всё, что в моих силах, чтобы помочь тебе. Я не буду строить препятствий. Обещаю.
- Это ... правда? - не поверила она.
- Конечно, правда. Я хочу, чтобы вы были счастливы. А мои упрёки не будут этому способствовать. Ребёнок - это большая ответственность, тем более в твоём возрасте. Но мы справимся, - я обняла её.
После этого Юля стала доверять мне гораздо больше.

А я всё время думала об этой ошарашившей меня новости. И во время одной из моих медитаций меня словно громом поразило: Артур же бесплоден! Он же не может иметь детей!
Вывода напрашивалось два: либо он вылечил своё бесплодие /что мало вероятно, так как он к этому никогда не стремился, а после смерти Беатрис, эта проблема вообще перестала его беспокоить/, либо отец - не Артур.
Я склонялась ко второму выводу. Но, тем не менее, отдала приказ своим людям узнать всё про Артура: делал ли он себе операцию и прочее.
А по поводу второго предположения - я решила намёками поговорить с Юлей, при случае...
Но случай не подворачивался, а время шло.

В мае, в Японии, здоровье испортилось уже у меня. Правда, объяснений было предостаточно: постоянная смена климата и часовых поясов. Поэтому я даже не стала обращать на это внимания.
В Азии же всё само встало на свои места. Отвертеться было уже невозможно. Я была беременна...
И это тогда, когда я как с писаной торбой носилась со своим здоровьем, пила все лекарства, следила за давлением и даже температурой /чего вообще никогда в жизни не делала/. Я сделала всё, чтобы избежать очередного, грозящего стать фатальным, сердечного приступа. И вдруг на тебе! Не в дверь, так в окно!
Я была в отчаянии. В какую-то минуту очень хотелось убить Фридельмана, который божился, что у меня не будет больше детей. Потом вспомнились слова Саши: "Фридельман не Бог". И всё встало на свои места. Он знал, он предупредил меня. А я, идиотка, была слишком легкомысленна.
Зато теперь я понимала только одно - умереть я могу в любую секунду. И не могу сказать, что меня это очень радовало.
Я не могла больше ни о чём, думать, работала на автопилоте.
Я понимала, что не смогу выносить этого ребёнка, а если чудом и смогу, то не рожу. Ну, а если он ещё и случайно выживет, то это будет уродец во всех смыслах, так как у меня он возьмёт всё, что осталось - все болезни и передозировки лекарств. Ясно было, что от ребёнка надо избавиться. Но как?!
Как-то случайно мелькнула мысль о том, что мы с дочкой умудрились забеременеть одновременно. В другой ситуации это могло бы даже показаться смешным. Но не сейчас.
И словно провидение, я увидела решение проблемы.

Когда мои люди сообщили о том, что Артур не лечил бесплодие и так и не может иметь детей, стало очевидным, что отец не он.
Дочери этого сказать я не могла (она бы всё равно мне не поверила). Она свято верила, что отец он, и божилась, что больше ни с кем даже не целовалась.
Я поняла, что это была случайная связь, и Юля в этом никогда не сознается. Следовательно, человек не из приличного круга и не достоин нашего внимания.
А для меня было принципом не позволять смешивать нашу кровь с непотребным сбродом. Я была настроена очень решительно: своего ребёнка Юля не должна была родить. Зато ... могла родить моего. Лучшей суррогатной матери и желать было нельзя!
Естественно, дочка никогда бы на это не согласилась. Пришлось пойти на самую страшную и жестокую ложь в жизни. И посвящённым в неё был только один человек - Фридельман, которому я под страхом смерти всё рассказала.
Скрепя сердце, он согласился со всеми моими доводами и признал свою частичную вину (ведь это он мне божился, что я не смогу больше забеременеть), но считал, что Юля должна знать. Это я оставила на своей совести.
Он также не мог гарантировать, что я и мой ребёнок не пострадаем. Подобные операции /да ещё и на таком сроке/ были даже в наше время редкостью. Но Фридельман поклялся сделать всё, что сможет и держать всё в секрете.
Решив не откладывать это дело в долгий ящик, я легла в клинику Фридельмана двенадцатого августа, на следующий день после заключительного концерта в Косицынхолле.
А тринадцатого августа в эту же клинику легла Юля, по нашему с Фридельманом настоянию. Во-первых, надо было определить точный срок /чего она решила без меня не делать/ и проследить ход беременности; а во-вторых, там уже лежала я - а вдвоём не так страшно.
Юля не одобрила моё решение делать аборт, но влиять на меня не могла /естественно/.
Перед сном ей подсыпали снотворное, и как только она уснула, Фридельман начал операцию, исход которой не мог предугадать никто.
Оказалось, у Юли вместо ожидаемого пятого месяца шёл уже седьмой, а ребёнок имел очень большую задержку в развитии. Более того, у него уже был целый букет всевозможных аномалий. Фридельман всё зафиксировал и выделил наследственные - что помогло бы определить отца, ну, и анализ крови, конечно, тоже был сделан.
По крайней мере, от сердца у Фридельмана отлегло - он понимал, что ребёнок не дожил бы до родов, и он просто сократил его страдания.
А вот мой, вопреки всем его опасениям, оказался абсолютно здоров, даже "слишком, что подозрительно", как заметил потом Фридельман.
Операция прошла успешно.
Так, что утром проснувшаяся Юля удивилась, что я уже успела "избавиться от ребёнка". Фридельман объяснил ей, что у меня открылось кровотечение, поэтому пришлось делать экстренную операцию, чтобы спасти жизнь хотя бы мне. После этого, чтобы успокоить ревущую Юлю, он рассказал ей, как был болен ребёнок /приписав ему все болезни её собственного/ и сказал, что так лучше для всех. На вопросы о здоровье её ребёнка он ответил убедительно, успокоив и избавив от всех страхов /объяснив появившийся шрам необходимыми анализами и небольшой «помощью» ребёнку/. Благо, Фридельману Юля верила свято.
Юля светилась от счастья. И я, надо сказать, тоже, хоть и осознавала весь ужас содеянного.
Отцу моего ребёнка так и не стало известно, что он должен был /и станет/ стать отцом...

Ещё лёжа в клинике /здоровье моё требовало оставаться там подольше/, я отдала приказ своим людям найти человека, которой должен был быть отцом ребёнка моей дочери /несколько в другой формулировке, конечно/.
Фридельман смог вычислить срок её беременности до дня зачатия /чуть ли не до часа!/. Так что моим людям предстояло узнать всё, что произошло в этот день с моей дочерью с той секунды, как она проснулась и до той, когда наступили следующие сутки.
Доклад был представлен раньше, чем я ожидала. И поверг меня в ужас.
А я-то думала, что повидала уже в этой жизни всё и удивить меня невозможно!
Как оказалось, в тот день Юля весь день была в театре /а остальное время - либо с охранниками, либо дома/. А там везде установлены камеры наблюдения. Моим людям просто надо было смонтировать небольшой "фильм" со всех камер, фиксировавших передвижения Юли. Они это и сделали.
Как обычно, она приехала утром вместе с братом /их привёз шофёр/ и зашла в театр. До обеда шла обычная репетиция с концертмейстером. Перед перерывом главный балетмейстер объявил, что проходит отбор солистов для гастролей по Европе и США и попросил нескольких человек /в том числе Рому с Юлей/ задержаться.
Он приглашал их в свой кабинет по одному для "собеседования". Однако камеры, установленные в его кабинете показали другое.
/я не знаю, каким лохом надо быть, чтобы так себя запалить! он же не мог не знать об этих камерах! или просто был уверен, что они не работают, как и большая часть установленной в театре аппаратуры.../
Первым зашёл парень на несколько лет старше моего Ромы...
Увидев форму "собеседования", я сразу поняла, и кто отец ребёнка, и почему Юля никогда об этом не скажет.
Я была в шоке. Естественно, я не стала досматривать диск до конца. Если бы я увидела, что этот подонок сделал с моими детьми, я бы стала самым страшным маньяком на свете.
А так я хотя бы не потеряла способность мыслить.
Сделав копии и смонтировав так, чтобы лиц подростков не было видно, я разослала эти записи во всем инстанции: начиная с дирекции театра и заканчивая администрацией президента с гневными письмами в придачу.
Моё влияние и деньги сделали своё дело. Суд прошёл быстро, срок был пожизненный, камера - с рецидивистами, а для прессы – общие фразы из приговора.
/педофилов в тюрьме не жалуют - к ним относятся очень жестоко и устраивают самую страшную жизнь, какая только возможна в этом мире/
Я знала, что убийство стало бы для него избавлением, подарком судьбы и слишком лёгкой расплатой. Поэтому я пошла законным путём и выбрала для него самое ужасное, что только знала. Мне пообещали, что ближайшие лет пять он точно не умрёт.

Разобравшись с этим делом к октябрю, я почувствовала дичайшую усталость, словно силы уже начали покидать меня.
Решив, что в Москве все мои дела закончены, я взяла Триса и Фера и уехала в подмосковный дом /кстати, после возвращения из турне до этих пор Трис жил в Косицынграде с Фером, который полюбил его как своего сына/.
Оркестру я дала долгосрочный отпуск, хотя в душе очень хотела, чтобы Фер занялся им, когда меня не станет. Возможно, он побоится такой ответственности, но я знаю - он справится. Этот год многому его научил, и он сжился с ребятами. Мы стали одной семьёй, и я даже не знаю, как он сможет с ними расстаться...
С Моррези я простилась очень тепло, попросив не присутствовать при моей кончине, желая остаться в его глазах полной жизни и энергии.
С Ники я простилась довольно холодно, простив его и попросив прощения.
С детьми - очень тепло и не трагично /ведь они не знали о моей скорой смерти/.
С Альфредом я помирилась и простилась по телефону /он, правда, очень озадачился и ничего не понял/.
С Эстергази я говорила долго. Я сказала Артуру всё, что о нём думаю и в самых резких выражениях; с детьми говорила мягко, попросив за всё прощения.
Веберов я найти не смогла...
Итак, в Подмосковье я оказалась, закончив все дела земные.


ЭПИЛОГ
Сегодня первое ноября сорок пятого года. Я рада, что могу дописать последнюю страницу своего жизнеописания. Мне всегда казалось, что я заслужила самую страшную смерть и непременно в одиночестве. Но видимо, я смогла хоть как-то замолить свои грехи. Я не страдаю от диких болей /с которыми уже свыклась и которые уже давно воспринимаю как неотъемлемую часть жизни/, скорее просто чувствую, как жизнь уходит из меня.
Из соседней комнаты слышен смех Триса. Фер играет с ним, словно сам стал ребёнком. Но он уже взрослый, и я могу доверить ему своего сына. Я знаю, он будет в надёжных руках. Надеюсь, о Юле Фер тоже сможет позаботиться, я его просила об этом.
Сашино присутствие я уже не просто ощущаю - последние несколько дней он даже не отходит от меня. И сейчас сидит рядом, обняв меня за плечи. Теперь его прикосновения стали материальны. Или я перестаю таковой быть...
Я спешу закончить, так как комната начала заполняться дорогими моему сердцу людьми. Здесь и мои родители, и дети, и наши любимые питомцы, которые всегда были членами нашей семьи. Их всё больше и больше, они ждут меня. И мне не терпится отложить всё в сторону и пойти с ними. Туда, где совсем другие заботы. Туда, где нет смерти, где вечная жизнь и вечная весна.
Если я не успела перед кем-то извиниться - Простите!
Если я не успела с кем-то проститься - Прощайте!

P.S. Анна Мария Косицына умерла во сне в ночь с первого на второе ноября, в свой сорок пятый день рождения.
Ференц