Дети Мандрагоры

Дети Мандрагоры
жанр; волшебное фэнтези


Глава 1, в которой много говорится о кривых горшках

Было ещё не так темно, но Мессаль подумывал, не закрыть ли свою лавку? Покупателей уже не было и он чувствовал, что день закончился, как всегда неудачно для него. Горшки не покупались, и горшечник почти не получал прибыли, от своего ремесла. Он бурчал себе под нос проклятья злым духам, которые конечно вредили ему, такому достойному и праведному человеку.
В горле у Мессаря пересохло, но это была не простая жажда, которую утоляют водой, нет это было посерьёзнее. Ему не терпелось поскорее закрыть лавку и отправиться в трактир, где есть тот источник, который может потушить его пожар. Конечно Тома станет ругаться и возмущаться его ранним уходом, ну да он привык к этому. Лучше бы его хозяйка почаще убиралась в лавке, вот же паутина свисает, как орденская лента, а горшки совсем запылились, какой же дурак купит такую дрянь.
Таким образом убедив себя и переложив вину на жену, Мессаль успокоился и перестал винить себя в неудачах. Он уже пошёл было к дверям, чтобы закрыть их на задвижку, но тут в лавку вошёл покупатель. По всему было видно, что это очень важный господин. Он был ростом, почти как ребёнок, но так важен и напыщен, что всем видом показывал своё превосходство и огромную значимость.
– Проходите господин, проходите, - услужливо залебезил перед ним Мессаль, чтоб ты сдох, если не купишь у меня с десяток горшков, - думал он в это время. – Товар у меня самый лучший, есть горшки, с зелёной глазурью, пеломонесского привоза, есть горшки, да что там горшки, вазы, как есть вазы, чёрного полированного блеска, с золотистыми искрами, каждому на удивление.
Мессаль не стал, конечно раскрывать тайну, что сам подделывал весь привозной товар, и заслуги его состояли в основном не в мастерстве, а в хорошо подвешенном языке, когда он мог убедить покупателя, что грубые подделки, есть ни что иное, как настоящий, дорогой, привозной товар.
– Есть простые горшки для кухни и обихода и они очень хороши, уверяю вас, господин, самые наилучшие.
Разглагольствования Мессаля, может и имели успех, но точно не в этот момент. Странный посетитель совсем не слушал его. Он прошёл стремительно, почти пробежал на своих коротеньких ножках вглубь лавки, и схватил первый попавшийся ему горшок. Он заглянул в него, словно хотел отыскать в нём что-то, а потом зашвырнул его на пол.
– Ну, ну, господин, потише пожайлуста. Если мой товар вам не хорош, так это свидетельствует о вашем плохом вкусе. Вот так-то! А кидать вы можете у себя дома, а лучше идите к старому мошеннику Мокоте, у которого тоже, есть гончарная лавка, на второй улице от нас. У него такой дрянной товар, что только и годится чтобы звенели осколки, для услаждения, так сказать, слуха.
Дзынь! – зазвенел другой горшок, который странный покупатель откинул от себя в другой угол, не слушая Мессаля. Он вёл себя всё более бесцеремонно и горшки теперь летели уже не по одному, а сразу парами, а то и кучами.
– Что же ты творишь в моей замечательной лавке?! – завопил Мессарь. – Уж я заставлю тебя, кошачий господин, заплатить за весь мой побитый товар. Именно кошачий господин, ведь ты и ростом то всего с хорошего кота, что вздумал бы встать на задние лапы, да и шкодлив точно также!
Мессаль кинулся к посетителю, который учинял в его лавке настоящий погром и ухватил его за бархатный, бордовый кафтан. Важный посетитель злобно поглядел на него и попытался вырваться, не переставая в тоже время торопливо хватать и швырять горшки на пол.
Мессаль был совсем не робкий человек, и в трактирных потасовках был славный боец, он так вцепился в своего посетителя, что тот покраснел от его хватки и начал задыхаться. Он отчаянно сопротивлялся, но Мессаль был очень рассержен, а сердить его опасались все, и жена в том числе. Он встряхнул за шиворот шкодливого господинчика и приподнял его над землёй на целый локоть. Он уже хотел наподдать ему ещё несколько раз под рёбра и по шее, а то и в ухо, но господин вдруг исчез. Вот только он был в его руках, и весил просто удивительно много для такого мелкого и вздорного человечишки и, вдруг, пропал, как и не бывало.
Мессаль огляделся по углам, и по потолку своей лавки, куда это делся его посетитель, заглянул под стол и за массивный шкаф, но противный господинчик нигде не находился. Мессаль потряс головой в недоумении.
– Вот так дела, - сказал он задумчиво. – Видно этот кошачий господин совсем не прост, не меньше, чем какой-то лесной дух. А может и горный дух, а может и троль, – начал перебирать со страхом Мессаль. – А я его за шиворот тряс, как своего подмастерье Лёрика, когда он глину плохо замесит, или перепутает, по нерадивости, глазурь. Теперь, если этот кошачий господин обидится или рассердится на меня, он ещё вздумает мне мстить, что совсем мне не кстати. Не так я и богат, чтобы иметь таких влиятельных врагов. Мне они совсем не по карману.
В голове у Мессаля было не слишком много мозгов, чтобы обдумывать на сухую глотку такие важные проблемы. Внутри головы у него появилась щекотка, которую он больше не мог терпеть, и горшечник со всех ног припустился к трактиру, чтобы обсудить странное происшествие со своими друзьями.
В трактире уже было полно народу и Мессаль быстро отыскал на привычном месте зеленщика Коржа и Радика, который работал обвальщиком в лавке мясника, то есть разделывал туши свиней, быков и овец. Радик уже пил вторую кружку пива, за которые никогда не платил. Между Мессалем и им был давний уговор, что горшечник платит за него первые две кружки пива, а Радик приносит ему за это хороший кусок вырезки, украденный у хозяина мясной лавки. Сделка была выгодна обоим друзьям и укрепляла их взаимную дружбу, уже не первый год.
Мессаль хлопнулся на лавку, напротив своих друзей и уставился на кружку, которую держал в руке Радик. Пиво в его кружке пенилось рыхлой шапкой, как морская пена на камнях, а под ней янтарём светилась желанная для гончара влага.
– Ты нынче что то припозднился, - заметил ему Радик.
– Работал, - ответил ему Мессаль. – Кто нибудь из вас видел, хоть когда – нибудь, гномов или троллей?
– Вот ещё. Их и нет уже давно.
– Говоришь нет? А ко мне так приходил один сегодня.
Радик и Корж засмеялись, и Корж лениво сказал.
– Гномы и тролли днём не ходят среди людей, а показываются ночью и то, если им чего-то от тебя понадобится. Чего им от тебя может быть нужно?
Мессаль растерялся и озлился.
– Откуда я знаю, что ему понадобилось в моей лавке? Он горшки мои перебирал и бил об пол. Бух и нет горшка! А этот человечик из лесного народца хватает уже другой горшок и снова - бух!
– Что же ты сделал с ним? – спросил Радик.
– А ты бы что сделал на моём месте?
– Да, уж не стал бы смотреть, как он меня разоряет, а разделал бы его, как свиную тушу, так чтобы, впредь, неповадно было вредить честным труженикам.
– Что же ты думаешь, что я испугался этого мерзавца, и я его вздул, так что кулаки заболели. Только он почувствовал, что дело плохо, как тут же исчез, обманщик. Здесь то я и понял, что он не просто богатый самодур, а колдовское семя. Может даже он у них министр или тайный советник. Так-то!
Друзья задумались, неторопливо попивая сладкое пиво. Мессалю тоже принесли большую, деревянную кружку наполненную с верхом. Это было кстати, потому, что он уже много раз облизал сухие губы и весь извёлся в ожидании выпивки. Он отхлебнул большой глоток, с шумом проглотил его, и вытер рот тыльной стороной ладони.
В трактире было жарко и у гончара на спине выступил пот, словно он работал у печей. Он и не заметил, как уже выпил всё пиво, а трактирщик подносил ему шестую кружку. Он развеселился и всё время вспоминал, как не сплоховал, и схватил наглого троля за шиворот.
– Я никого не боюсь! Он так мал ростом, что даже мой подмастерье Лёрик выше его. Что он может мне сделать? Я сам почти колдун и ни какого сглаза не боюсь, ведь бабка моя в детстве, в ноги мне положила две ореховые палочки.
– Подумаешь ореховые палочки, что из того?
– Нет погоди, думаешь простые палочки? Нет, это не задача, коли простые палочки. Бабка сама с троллями и феями дружила, потому, что и им тоже нужны вещи из мира людей, самые простые вещи, вот она и продавала им лук, морковь и яблоки. Это им в диковину. Там у них всякие яства не переводятся, самые изысканные и нежные, но ведь и жаренной картошки иногда хочется, как и простым людям. Лесной народец выходил к бабке из орехового куста, вроде, как там у них был выход в наш мир, но бабка поклялась никому не показывать это место. Однако, две веточки сухие от этого куста она принесла в наш дом и положила мне в колыбель.
– Где же теперь эти ветки? Мыши унесли и коту в пасть вставили, чтобы не кусался?
Мессаль попытался вспомнить, куда со временем подевались волшебные, ореховые прутики, но не смог этого вспомнить и вскоре забыл о происшествии в лавке.

Утром он однако вспомнил обо всём, как только переступил порог лавки. Осколки битой посуды лежали повсюду, так что негде было ступить ногой.
– Эй жена, - закричал Мессаль, - почему в лавке не подмела?! Сейчас придут покупатели, а здесь беспорядок. Что, по твоему, они подумают о твоём муже?
– Отстань от меня, Мессаль, или не чувствуешь, что у меня подгорает рыба в печи. Крикни Лёрика, пусть он подметёт, кажется это он у тебя в подмастерьях ходит, а не я.
– Лёрик, - завопил Мессаль, - неси сей же миг метлу!
– Сейчас отыщу её, - ответил подмастерье и побежал искать метлу.
В открытую дверь лавки вошла мадам Жонжи, старая, сушёная креветка – поистине замечательная женщина. Замечательная она была потому, что всегда замечала то, что от неё желали скрыть, и с гордостью не забывала, сообщать об этом своим жертвам. Она так и резала правду - матку в глаза всем и каждому, и сам факт её существования был большим испытанием для жителей городка. Втайне, многие молились за счастливое избавление старой мадам от их несовершенного, бренного мира, и обретение ею покоя в лучшем мире, где никто не станет расстраивать мадам и портить ей жизнь.
Мадам Жонжи была очень худа и перетянута в талии, как метла, которую Мессаль надеялся ещё увидеть у себя в лавке, но жизненная хватка её была ого-го какая, и она не торопилась оставить без своего попечения этот неразумный, порочный мир. Теперь, она стояла в лавке Мессаля с таким видом, словно застала его с поличным при разрушении вавилонской башни.
– Добрый день, уважаемая мадам Жонжи, - поспешил ей навстречу Мессаль, спотыкаясь о битые черепки горшков. – Не обращайте, пожалуйста, внимания на некоторый беспорядок, который вы, конечно, успели заметить. Странная история приключилась вчера у меня в лавке. Какой-то сумасшедший пришёл на закате ко мне и перебил множество горшков, безо всякой на то причины. Сейчас мой подмастерье отыщет метлу, и приберётся здесь.
– Что вы говорите? – ехидно и высокомерно проговорила мадам Жонжи. – А мне сдаётся, дорогой родственничек, что это ты напился вчера, по своему обычаю, да устроил тут погром. Не так ли это было скажи, положа руку на сердце? Уж коли ты можешь творить такие дела, так имей хотя бы мужество быть мужчиной и признайся в своих проступках.
– Мадам, я клянусь вам, что вовсе ничего не делал из того, что вы говорите.
– Я со слезами на глазах наблюдаю за твоей полной порока жизнью, Мессаль, и помогаю вашей семье, только ради Томы, которая как известно приходится мне внучатой племянницей. Конечно, многие нынче не помнят такого родства и забывают дальнюю родню, но я воспитана в прежние, пристойные времена, когда люди поступали иначе. Поскольку ты муж моей внучатой племянницы, то и тебя приходится считать частью нашей семьи, тут уж никуда ни денешься, у каждого свой крест.
– Я к вашим услугам мадам, - чтоб ты онемела, прародительница тьмы и тараканов, подумал Мессаль. – Для такой достойной женщины у меня всегда есть самый лучший товар, какой только пожелаете.
– Это ты называешь товаром, Мессаль? Твои горшки такие же пьяные, как ты, каждый день. Среди них нет ни одного ровного. Я лучше куплю посуду у Мокоты, это послужит тебе уроком.
– Что вы мадам, я не могу допустить, чтобы такую достойную даму обманывали в лавке мошенника Мокоты.
– Мокота достойный, пожилой джентельмен, относитесь в моём присутствии к нему с уважением.
– Конечно, конечно, раз вам так угодно, - спелись две гнилушки, подумал про себя Мессаль, - но у старого джентельмена горшки может быть и ровнее, зато чаще лопаются в печи, чем мои, а стоят дороже. Он не дожигает их, чтобы они не покривились от жара, но также, как мудрость приходит только с годами, так и горшки становятся крепкими от хорошего жара, и ни как иначе.
– Да, язык у тебя Мессаль без костей, словно змеиный. Хитрый язык, и сам ты человек хитрый. Пожалуй куплю у тебя с десяток горшков и мисок штук десять, и если ты скинешь для родственницы, которая и так для вас делает больше чем может, то пожалуй возьму ещё вот эту дурацкую вазочку под мрамор.
– Всё для вас, уважаемая мадам Жонжи, - не расчитывай старая ящерица, что я предоставлю, бесплатно, на твои похороны урну, под твой тщедушный прах. Это, конечно, уже не вслух.
– Не расчитывай, что я отдам деньги тебе в руки. Я отдам их моей обожаемой Томе, чтобы не ввергать тебя в сооблазн, пропить эти деньги. Тебе пора задуматься, говорю с болью, родственник, ведь коли не будет меня в этом бренном мире, некому станет наставлять тебя, и ты пожалуй, совсем, пойдёшь по кривой тропинке.
– Я с вниманием, всегда, прислушивался к вашим словам, мадам Жонжи, - когда ты уйдёшь, сломанная ножка от стула, плюну тебе вслед, - добавил про себя Мессаль.
Мадам Жонжи удалилась, как обтрёпанный годами и бурями, но вечный «Летучий голландец», на поиски новых своих жертв, а Мессаль снова закричал своему подмастерье.
– Если в этом доме нет ведьм, а одна из них только что собственными ногами покинула этот дом, то метла всё таки должна стоять за дверью. Чёрт вас всех побери!
– Хозяин, метлы нет, я уж искал за дверью, - ответил ему растерянный Лёрик.
– Ладно, Лёрик, видно ты сегодня оставил свои глаза под подушкой, где спал. Иди, охломон, немедленно в лавку и смотри здесь за товаром, а я сам поищу метлу. Ведь не улетела же на ней мадам Жонжи, хотя это было бы самое верное объяснение пропажи.
Прибежал Лёрик, худощавый и прыщавый мальчишка, который был совсем не дурак, и повсюду успевал сунуть свой веснушчатый нос. Он остался присматривать за товаром, а Мессаль отправился искать запропастившуюся, куда-то, метлу. Она оказалась в гончарной мастерской, где тоже приходилось прибираться каждый день.
Метла была вся в глине, которую подметали с пола накануне. Комки глины высохли на ней, так что она стучала об пол, как каменная. Мессаль вышел во двор и начал обивать метлу об угол сарая, сбивая с неё комки глины. Сначала он не заметил шума, доносившегося из лавки, стук метлой по сараю перебивал все прочие звуки, но потом крики стали громче и привлекли его внимание.
Кричал конечно Лёрик, Мессаль узнал его голос, а кроме того он услышал чьё то сердитое ворчание и бормотание. Но, больше всего подстегнуло на действия Мессаля, уже знакомые звуки разбиваемой посуды. Гончар, сжал метлу, как грозное оружие, и заторопился в лавку, на ходу строя разные предположения.
Он застыл на пороге лавки и свирепо оглядел всё вокруг. Мальчишка плакал и держался за ухо, которое было багрово- красного цвета, вокруг творился ещё больший погром, чем накануне.
– Что ещё тут произошло без меня? Я побью тебя проклятый мальчишка, что ты тут успел натворить? – прорычал Мессаль, сжимая в руках метлу.
– Не бей меня, хозяин, я ни в чём не виноват!
– Так, кто же виноват, курёнок ощипанный, у тебя вместо рук молотилки и ты ими не плохо управляешься.
– Это не я разбил всё это, хозяин. Я совсем не такой неумеха. Ты же всегда доверял мне клеить на жидкую глину ручки к горшкам и бокалам, а для этого надо быть очень ловким и пальцы иметь гибкие и чуткие. Я очень старательный, ученик. Всё было, хозяин, вот так. Не успел ты, хозяин, уйти, как в лавку вошёл один господин, такой из себя важный и гордый, что я оробел перед ним.
– Маленького роста! - завопил Мессаль.
– Нет не маленького, с меня ростом хозяин, но только он толстый, с животом и большим носом. Сначала он спросил меня, где хозяин, и очень обрадовался, что тебя нет в лавке, а потом вдруг принялся быстро, быстро брать с полок наши хорошенькие горшочки, и кидать их об пол. Я не успел опомниться, а уж он накидал полно товара и всё вдребезги. Я схватил его за руку и укусил, потому, что не знал что мне делать, а этот противный господин уцепил меня за ухо и так потянул, что я увидел и рай и ад одновременно.
Мессаль посмотрел на правое ухо мальчишки и заметил, что оно опухло и стало больше, чем левое.
– Иди к Томе, пусть она приложит тебе на ухо лёд.
Лёрик убежал. Мессаль стал заметать черепки, которых теперь всё прибывало в его лавке.
Если так пойдёт дальше, то скоро будет нечем торговать, - думал он. Его брала досада и недоумение, ну с какой стати противный троль привязался именно к нему, будь он поумнее, то пошёл бы к мошеннику Мокоте, там бы и колотил вволю всё, что найдётся в лавке.
– Лёрик, если ты не умер и ещё дышишь, выноси черепки из лавки, я отсюда больше не выйду, ни на миг. Пусть этот вредитель попробует ещё раз наведаться ко мне в лавку, уж я его угощу метлой и провожу, как самого дорогого гостя, чтобы больше было неповадно мне пакостить.
Прибежал Лёрик, вытирая на ходу мокрые от слёз глаза, и начал собирать осколки посуды, заметённые в кучу хозяином. Он складывал их в старое, проржавевшее ведро и уносил на свалку. Ему пришлось сходить с полным ведром не менее девяти раз, прежде, чем в лавке стало чисто.
Вечером в трактире Мессаль не стал рассказывать о троле и его очередной проделке, может Радику и Коржу это и кажется смешным, но самому горшечнику это уже изрядно надоело. Он выпил всего две кружки пива и ушёл из трактира домой.
Он нарочно сделал крюк и заглянул в окно своей лавки, чтобы убедиться, что там всё в порядке. Замок на двери со стороны улицы был не потревожен, и через окно хорошо были видны полки с ровными рядами горшков, амфоры лежащие, как артиллерийские снаряды на боку, дружные полчища мисок - больших и поменьше и целые вязанки бокалов и пивных кружек, связанных между собой за ручки, как грозди бананов. Мессаль порадовался такой милой его сердцу картине и пошёл спокойно домой на ночлег.

Несколько дней наглый троль не появлялся и Мессаль успокоился. Он решил, что его посетителю надоели проказы в лавке и теперь он придумал что-нибудь новое, и дурачит других людей. Тома принесла мужу обед прямо в лавку, поскольку он ещё не решался оставить её без присмотра.
Тома умела готовить замечательный рыбный суп из разных видов рыбы и Мессаль очень любил её похлёбку, но предпочитал её есть холодной, когда она остынет. Он запустил в похлёбку обжаренные сухарики и маринованные оливки, сверху посыпал всё красным ладийским перцем и поставил на прохладный пол, где было не так жарко, чтобы его суп настоялся, как следует, и остыл.
Он так увлёкся своим предстоящим обедом, что совсем не заметил, что в лавке он был уже не один. Всё тот же кошачий господин успел прокрасться через порог его лавки и теперь вставал на цыпочки около полок с горшками. Он поводил большим носом, словно чего то там вынюхивал, и даже засовывал свои пухлые короткопалые руки в горлышки горшков и кувшинов, словно не доверял собственным глазам.
Троль опасливо поглядывал на занятого своим обедом хозяина лавки, видимо трёпка, которую задал ему Мессаль, хорошо врезалась карлику в память. Он старался не шуметь и горшки больше не бил, но продолжал, что-то вынюхивать, нечто, одному ему известное.
Но, троли народец злобный и плохо воспитанный, это Мессалю говорила ещё бабка в детстве, которая уж точно знала все их повадки, и скоро он начал раздражаться и ворчать. Карлик не мог достать до верхних полок и подставил себе под ноги перевёрнутое, проржавевшее ведро, в котором Лёрик выносил на днях битые черепки. Карлик притопывал по донышку ведра ногами от нетерпения и злости. Его красные каблуки выбивали барабанную дробь, которую Мессаль ни мог, не услышать.
Мессаль оглянулся и заметил противного троля.
– Ага, - почти радостно вскричал он, - вот ты голубчик мне и попался! Уж теперь то ты не отделаешься так легко, как в прошлый раз.
Мессаль подбежал к испуганному тролю и неожиданно для него выбил у карлика из под ног ржавое ведро одним сильным пинком. Злобный посетитель свалился на пол и завопил. Мессаль собирался ещё раз наподдать ему сапогами по чему придётся, потому что был ужасно зол, но карлик завертелся волчком на полу лавки, не переставая истошно вопить. Чем быстрее он вертелся, тем тонче и противнее вопил, почти верещал. Его тело превратилось в детский волчок красного цвета, таким был цвет его кафтана, и вращение его всё убыстрялось и убыстрялось, а писк стал таким тонким и неприятным, что сверлил уши Мессаля. От этого красно-бардового волчка начал подниматься дым и запахло палёным.
– Ты решил учинить у меня пожар, - в страхе проговорил горшечник, - так вот же тебе!
Он схватил свой обед и выплеснул рыбную похлёбку прямо на красный, накалившийся волчок. Троль закашлялся и прекратил крутиться.
– Соль, соль! - Завопил он жалобно. – Твой суп крепко посолен!
– Да, уж посолен, так как я люблю, а вы лесной народец не любите соли, это мне бабка сказывала.
– Хорошо, твоя взяла. Больше не стану уж тебе вредить, но ты должен помочь мне.
– Я не отказываю никогда в помощи, стоило тебе только попросить меня хорошенько и я охотно сделал бы для тебя всё, что в моих силах, - так я и стану помогать тебе, мусорная куча, решил про себя Мессаль, сперва рассчитайся за свои делишки. – Ну же говори, что тебе надо в моей лавке, ведь не зря же ты ходишь сюда почти каждый день? Я ли не знаю, что вы троли народ умный и очень занятой, и перед людьми не показываетесь без крайней нужды.
Троль уставился на Мессаля и сверлил его взглядом, бормоча себе что-то под нос. Мессаль ждал и ждал и почувствовал что может так стоять вечно и ему всё равно сколько ждать. Ноги его стали корнями и его волновало только то, что здесь в лавке мало света и мало земли. Он съёжился и покрылся корой, а руки Мессаля не двигались, превратившись в толстые, старые обломки ветвей. Но, он надеялся, что следующей весной, после хороших дождей они ещё зазеленеют и прорастут молодыми побегами. Быть деревом было спокойно и приятно, ни проблем, ни забот и мозги совсем не нужно напрягать, как в мире людей. Он уже совсем было почувствовал себя старым, кряжистым пнём, но колдовство не полностью завершилось и что-то пошло не так у троля, как он рассчитывал.
Мессаль пошевелился, поскрипел и стал превращаться обратно в горшечника, который имел вспыльчивый характер и большой запас человеческой хитрости.
Троль теперь перепугался уже по настоящему. Его колдовство не действовало на Мессаля и тот почёсывался, и приходил в себя на глазах, скидывая с себя одеревенелость.
– Проклятая бабка Кояла, я знал, что мы наживём себе с ней забот. Два ореховый прута! Они, как видно тут!
Троль подскочил и побежал от Мессаля, как мышь от кошки. Его кафтанчик разорвался от верчения на полу и был весь в дырах, из дыр проглядывало уродливое, волосатое тело. Мессаль в два прыжка догнал уродца и крепко схватил его за длинные волосы и остатки одежды. Теперь у противного карлика не было, ни какой надежды вырваться из крепких рук горшечника.
– Говори, что за прутья ты сейчас поминал, а то уйдёшь от меня без головы, кошачий господин.
– Твоя взяла, всё тебе расскажу. Я ведь знал твою бабку очень хорошо. Бабка Кояла вела с нами дела без обмана, хотя могла требовать за свои услуги гораздо больше, чем имела. Хе-хе-хе! Я не раз ей предлагал и золото, и драгоценные камни, и даже дар вечной молодости, но она была хитрая, как и ты. Всегда мне отвечала – «я возьму только своё. Что даётся от вас лишнего, поворачивается против людей». Она знала, как троли проверяют глупых людей на жадность и наказывают их за это. Она ничего не просила никогда, и так заслужила наше доверие. Прослужила твоя бабка десять лет и ни разу не обманула, а за это полагается награда. Король преславный Моран Великий сам показался перед бабкой Коялой во всём блеске и спросил её, что она хочет за свою честность и за свою работу, получить от него? Я уж говорил, что твоя бабка была такая же хитрая, как и ты, она сказала великому королю и повелителю тролей. «Ничего мне не нужно из вашего мира, это не принесёт мне счастья и счастья моей семье, а дай мне только две ореховые палочки с этого куста». Моран Великий не мог ей отказать, ведь уговор у нас крепче, чем в мире людей, и дал ей две палочки.
Теперь, делай со мной что хочешь, потому, что моё колдовство против тебя ничего не стоит.
– Ореховые палочки и теперь здесь?
– Тебе досталось величайшее сокровище, но вы люди так глупы и беззаботны. Думаешь, твоей бабке легко было заслужить этот подарок. Придётся всё же открыть тебе, что палочки эти не пропали и не потерялись, как ты думал. Вот стоит метла. Перебери её внимательно и найдёшь два ореховых прута, что оставила тебе в защиту от колдовства бабка Кояла.
– Ореховые, волшебные прутья оказались в простой метле, которой я каждый день подметаю грязь и мусор?! Ха-ха-ха! Стало быть я могу выпороть тебя этими прутьями, как провинившегося подмастерье, а ты будешь корчиться, да терпеть. Не сделать ли мне этого, нынче же? – Засмеялся над тролем Мессаль.
Троль только злобно зашипел, как кот которого поймали за шкирку, прямо над горшком сметаны. От карлика пахло рыбным супом, которым его окатил горшечник и вид у него был усталый и несчастный.
– Всё это хорошо и забавно, то, что ты рассказал мне сейчас, но за тобой должок. Кто заплатит мне за побитые горшки? У меня нет ваших сокровищ и свой кусок мне достаётся с большим трудом, не то что вам тролям.
– Я могу озолотить тебя, только не сейчас. Я тайный советник Корой Моли, доверенный и близкий троль к королю Морану Великому. Скажу больше великий Моран многие столетия был мне верным и благородным другом, а не только господином.
– И что же случилось с благородным Мораном?
– Увы, его больше нет. Он женился, на свою беду, на Искре, дочери горного короля Рудозная и она отравила его по указанию своего отца. Лесные троли в большой беде, какой не бывало с начала времён, их преследуют враги - горные троли под знамёнами Рудозная и Искры. Меня тоже преследуют и я должен опасаться, но я сделал для своего короля последнее, что смог. О мой несчастный господин и благородный друг! – воскликнул в отчаяньи лесной троль. – Я успел спасти только свиток, где записаны наши тайные клады и заклятья. Там вся мудрость нашего народа и пока этот свиток не попал в руки врагов ещё не всё потеряно, мы можем возродиться и наказать предавших нас горных тролей.
– Тогда, всё не так плохо, господин тайный советник, действуйте и восстановите справедливость, - пожалуй он не врёт и, наконец-то, говорит правду, решил про себя Мессаль.
– О-о-о! – застонал в отчаянии троль и зарыдал, как ребёнок, слёзы потекли у него ручьём. – Я не могу восстановить справедливость! Свиток утерян, – прошептал он в таком отчаянии, так, что даже Мессаль проникся его горем. – Я сам спасся чудом и свиток с королевскими печатями, был спрятан у меня под кафтаном, а враги гнались за мной по пятам, они конечно знали какое сокровище я пытаюсь скрыть от них. Я бежал, как ветер, крался, как леопард, летел, как летучая мышь, но они выследили меня и приближались. Что мне было делать? Я не нашёл ничего лучшего, как вбежать в твою лавку, Мессаль, и спрятать этот свиток в один из твоих горшков.
– В который же?
Троль снова подпрыгнул на месте и принялся, плеваться во все стороны и выкрикивать при этом.
– В кривой горшок, в кривой горшок, в кривой горшок! Первый, который мне попался в углу. Откуда мне было знать, Мессаль, что в твоей лавке все, все, все горшки кривые?! – завопил исступлённо троль. – Я ведь думал, что кривой горшок никто не купит, а я вернусь через несколько дней и спокойно заберу тайный свиток. Что теперь будет с моим народом? О! – снова завопил троль. – Я пытался, отыскать утерянный мною свиток, но не преуспел в этом. Мой народ рассеялся по миру, а остатки храброго нашего воинства ещё сражаются и гибнут на краю леса и моря. Скоро их сбросят в море коварные и кровожадные горные троли, и всё кончится для моих братьев.
Мессаль быстро сообразил, что наступил час его удачи. Вся история тролей, хоть и тронула его, но была для него делом второстепенным, пусть сами разбираются между собой, - решил он, - а вот поправить свои денежные дела не каждый день представляется возможность.
– Если я помогу тебе отыскать волшебный свиток, что ты дашь мне взамен? – спросил он троля Корой Моли.
– Если мы найдём тот горшок, где был спрятан свиток, то я насыплю его полный золотом для тебя, друг нашего народа.
Не такой уж большой друг, - подумал Мессаль.
– Без обмана? – переспросил он троля.
– И это говорит обладатель ореховых прутьев? Как я могу обмануть тебя, бестолковый человек, ведь я всё уже сказал тебе?
Мессаль не стал объяснять Корой Моли, кто здесь бестолковый, это можно было отложить и на потом.
Он пошёл и закрыл дверь лавки на задвижку. Мессаль и Корой Моли принялись, искать свиток во всех горшках, вазах, глиняных кувшинах и амфорах. Некоторые из них так запылились, что нельзя было разобрать, какого они первоначально были цвета, и горшечник испачкался в грязи и пыли. Тайный советник уже не был так спесив и старательно помогал горшечнику, словно был его подмастерьем Лёриком. Он собирал уже осмотренные горшки и относил их в другой конец помещения.
В углу лавки уже не хватало места, для обследованных горшков. Два горшка опять случайно разбились, потому что карлик начал уставлять их друг на друга в неустойчивую пирамиду. Мессаль покосился на него строго и неодобрительно, но ничего не сказал. Не зря говорят, что ничего так не сплачивает, как совместный труд. Он почему-то больше не сердился на троля.
– Лёрик, принеси в лавку свечи, пока твой хозяин не расшиб себе голову о полки! – крикнул Мессаль в дверь, которая вела во двор его жилого дома.
Дверь в кухню в жилом доме всегда была открыта настеж, чтобы дым и чад выходили на улицу и если Мессалю что-то бывало нужно, он просто высовывался в дверь своей лавки и вопил, пока не получал, то, что хотел.

Мальчишка показался очень быстро и вбежал в лавку со свечами в руке. Он растерялся и остановился в недоумении от произведённого вокруг беспорядка. Мессаль выпроводил его побыстрее, мальчишка был слишком любопытен и если ещё не успел, ни чего узнать, то мог заподозрить что-нибудь, и начать подслушивать. Лёрик ушёл очень неохотно и несколько раз в дверях обернулся.
Мессаль повернулся к Корой Моли и не увидел его, троль пропал. Мессаль нахмурился, почесал себе волосатую грудь, что была видна в распахнутой спереди рубашке и позвал тайного советника короля Морана.
– Где ты есть, выходи, он больше не придёт.
Массивный, резной шкаф, что стоял в углу лавки горшечника, скрипнул дверцей и оттуда показался длинный нос. Шкаф был всегда пустой, Мессаль держал его в лавке, только для солидности, будто бы его торговля процветала и было множество бумаг, которые нуждались в специальном месте для хранения. На деле же он не заглядывал в этот шкаф, ни разу с того момента, как поставил его в угол, около входной двери.
Немного смущённый троль попытался выглядеть, как можно аватажнее и солиднее, когда показался из дверцы шкафа.
– Я бы не хотел, чтобы мальчишка знал о наших делах. Это лучше и для него самого.
– Не смущайтесь, господин тайный советник, мне самому однажды пришлось, просидеть в таком же точно шкафу пол дня у одной кумушки. Не потому, что я кого там боюсь, а потому, что честь женщины должна быть важнее для мужчины, чем его самолюбие, – соврал Мессаль первое, что пришло ему в голову. Сойдёт и так, - решил он.
Ещё несколько часов упорной работы и в лавке Мессаля не осталось ни одной посудины больше напёрстка, которая не была бы тщательно, по нескольку раз осмотрена, и чуть ли не вывернута наизнанку. Свиток ни где, не нашёлся. Горе Корой Моли было так огромно, что он больше не рыдал и не стенал, он застыл с поникшей головой и стоял молча, как камень.
– Очевидно, что свитка больше нет в лавке, - вымолвил он. – Прощай Моссаль, я ухожу искать помощи у волшебника Заракоа, он один сможет сказать, где находится свиток Морана. Но, наш договор остаётся в силе и если ты самостоятельно найдёшь этот свиток, то я насыплю тебе в посуду, в которой он окажется, золота столько, сколько туда уберётся.

Совсем стемнело, но хозяин ещё не вернулся домой из трактира. Тома дала Лёрику остатки рыбного супа, что сготовила ещё днём, и позволила доесть сладкий творог, которым начиняла ватрушки для мадам Жонжи. У мадам Жонжи губа была не дура, по выражению подмастерья, она очень любила сладкие ватрушки Томы, и хозяйка раз в неделю обязательно пекла их для старухи.
Лёрик пробрался в свой угол в гончарной мастерской, где любил оставаться один, и уселся на свою лежанку. Матрас на его лежанке был набит высушенными морскими водорослями и слегка шуршал, когда подмастерье укладывался на ночлег.
По сандалиям мальчика зацарапался Рик, ручная крыса, с которой они подружились. Рик был молодым, шустрым животным и любил покусывать чуть-чуть своего хозяина за мизинец, так он просил у мальчика еды. Мальчик назвал свою ручную крысу Рик, потому, что он был меньше его, совсем маленький, и раз его самого звали Лёрик, то маленький дружок должен был зваться ещё короче – просто Рик. Подружились они потому, что мальчику было скучно, а молодой крысе хотелось есть. Крошки от своего обеда он охотно отдавал Рику и даже иногда угощал фиником или комочком творога, если угощенье удавалось незаметно припрятать от Томы.
Сегодня Лёрик припас для Рика пару маринованных оливок, которыми Тома приправляла рыбный суп, но он не знал понравятся ли они его другу. Рик понюхал оливку, забавно шевеля острым носиком с щетинками усов на нём, а потом решительно принялся есть одну оливку, жеманно держа её в лапках и поворачивая, как глобус, вокруг невидимой оси. Он доел понравившее ему угощение и долго, и тщательно умывался. Вторую оливку Рик на стал есть сразу, а обнюхав её и немного подумав, отнёс под кровать мальчика, чтобы съесть свою добычу ночью.
Лёрик решил, что никто не сможет, подглядеть за ним, и достал из под матраса странную бумагу, свёрнутую в трубочку. Она попала к мальчику случайно и он давно бы вернул её Мессалю, но у того был вспыльчивый нрав и тяжёлая рука, а Лёрик был совсем не такой дурак, чтобы самому искать себе неприятности.
Несколько дней назад Рик убежал от Лёрика и протиснулся в щель, которая образовалась около старых ржавых, дверных петель. Лёрик не мог оставить дружка до утра в лавке, вдруг утром хозяин обнаружил бы его там. Мессаль и так постоянно твердил, что в доме необходимо иметь кошку, а то мыши скоро будут в нём господами, а хозяевам придётся снимать перед ними шапку. Говорить то он говорил, но кошку не заводил, по какому-то непонятному отвращению, которое он питал к кошкам и особенно к котам. Но, если бы он увидел, что крысы гуляют среди дня у него в лавке, это могло подвести его к перемене взглядов на этот вопрос.
Дверь в лавку с улицы была заперта на массивный замок, но дверь со стороны двора оказалась только плотно прикрыта, хозяин забыл её запереть, да и необходимости в этом особой не было. Лёрик приоткрыл её, воспользовавшись тем, что хозяина не было дома, он ещё не вернулся из трактира.
– Где ты Рик, пошли отсюда. Мессаль купит кота, если увидит тебя, - позвал мальчик своего крысёнка.
Рик шуршал чем-то, что ему пришлось по нраву, в одном из горшков. Он залез в большой, очень кривой горшок и лишь изредка выглядывал из него круглыми горошинками глаз, а потом снова прятался в тёмном кривом овале горлышка. Из горшка торчал странный плотный свиток с печатями, которые свисали со свитка и постукивали о край горлышка.
– Что это такое Рик? Может этот документ забыла какая-нибудь покупательница, или знатный господин, а ты решил устроить в горшке себе гнездо. Хорошо, что ты ещё не порвал эту бумагу.
Было очень темно и Лёрик не мог, разглядеть, как следует, свою находку, он решил подойти к окну, где было светлее от взошедшей полной луны. В этот момент в окне мелькнул широкий силуэт, который Лёрик узнал бы и в темноте, безо всякого лунного света. В окно заглянул хозяин и внимательно вглядывался в темноту лавки. Лёрик шмыгнул за шкаф, и стоял там не дыша. Там его невозможно было увидеть из окна, но Лёрик испугался, что хозяин мог заметить его до того, как подмастерье спрятался в безопасное место. Мессаль долго вглядывался в окно лавки, это мальчик видел по колебаниям света на деревянном полу. Свет, то появлялся, то исчезал, и на полу двигались клочковатые тени от волос горшечника. Потом горшечник ушёл, напевая себе под нос какую-то трактирную песенку и мальчик понял, что он не заметил его и Рика.
Мальчишка сильно испугался. Он так и выбежал из лавки со свитком в одной руке и крысёнком за пазухой. Рик успел подняться вверх по ногам мальчика, пока он прятался от Мессаля, и забрался под курточку ему на грудь.
Теперь, Лёрик понятия не имел, что делать с этим свитком. Он решил его разглядеть, как следует, и уж потом обдумать, как ему поступить. Разумеется, ему было ужасно любопытно, что могло быть там написано, но Лёрик не умел читать, да и буквы на свитке были не такие, какие ему показывала Тома. Она пыталась научить мальчика читать, но у неё было множество дел, и она редко находила время для Лёрика. От урока до урока проходило, иногда, по месяцу времени, и подмастерье забывал грамоту быстрее, чем учился, но кое-что ему всё-таки врезалось в память. Здесь знакомые уже ему буквы были нарисованы по-другому, больше похожи на человечков, которые, то плясали, то сгибались, то зачем-то держались за собственную поясницу, как старики у которых болит спина.
Ещё тут было много изображений, которые заменяли собой текст. Это были рисунки гор, несколько раз встречались изображения карликов в короне и старцев, совершенно одинаковых, но в разных одеждах. Бумага тоже оказалась не такой, как принято использовать для записей в лавках или конторах. Она была старая-престарая, но такая прочная, что даже Рик не смог оставить на ней следы от своих острых зубов.
По краю всего листа шёл затейливый, тонко выполненный орнамент, поблёскивающий золотом. Лёрик с восхищением любовался им, искусство мастера было поразительным и совершенным.
Вот у кого ему хотелось бы поучиться мастерству, - думал мальчик.
Рик пригрелся у мальчишки на груди и больше не щекотал его своими коготочками, но вдруг он встрепенулся и выскочил из-под курточки, а потом стремительно исчез под кроватью. Подмастерье вздрогнул и поднял голову. Около него стояла юная девушка, почти одного возраста с Лёриком и приветливо улыбалась ему. Лёрик недоуменно уставился на неё, он не мог сообразить, как она пробралась к нему в каморку, так тихо, что он даже не заметил её.
– Ты кажется испугался Лёрик? Вот видишь, я даже знаю, как тебя зовут, - проговорила девушка спокойно и мягко.
– Здравствуйте, - сказал вежливо, но смущённо Лёрик.
Он не знал, как ему разговаривать с девушкой, она была почти одного с ним возраста и он мог бы не церемониться с ней, но девушка казалась госпожой, которая могла бы говорить с мальчиком свысока, не будь она так хорошо воспитана.
– Ты конечно помнишь меня, я приходила в лавку к твоему хозяину, несколько дней назад.
Мальчик промолчал. Он не помнил, чтобы такая посетительница приходила к Мессалю, но конечно такая воспитанная и красивая девушка не может лгать и, наверное, Лёрика просто не было в лавке в это время, хозяин мог отослать его к Томе или ещё по каким-нибудь делам. Девушку не смутило молчание Лёрика, и она продолжала, говорить приятным, нежным голосом.
– Я оставила в лавке свой свиток, это очень важный документ. Я знаю, что ты нашёл его и держишь у себя под матрасом. Ну разве это дело? Такому ценному свитку там не место. Отдай его мне Лёрик, и я отблагодарю тебя.
Свиток был всё ещё у Лёрика в руке, но он испугавшись внезапного появления девушки спрятал его за себя. Теперь, он колебался и не знал, как ему поступить. Откуда девушка знает, что свиток у него, ведь Лёрик ни кому его не показывал, и почему она обратилась к нему, ничтожному подмастерье, а не к хозяину?
– Ну же, - сказала опять ему девушка, немного нетерпеливо, - просто протяни руку, я знаю, что свиток там у тебя за спиной. Я дам тебе разноцветных сахарных шариков и полосатых, молочных тянучек. Ведь ты любишь сладкое? Верно мальчик?
В руках у красивой белокурой госпожи появилась хорошенькая корзиночка, накрытая сверху кружевной салфеткой. Она улыбнулась ободряюще Лёрику и протянула ему корзинку.
– Вот, сними салфетку, там много подарков для тебя.
Лёрик забыл про странные несовпадения, которые только что неприятно сидели у него в голове, и протянул руку к корзинке с конфетами, но в этот момент Рик выскочил из-под кровати быстро пробежал по телу мальчика и по его протянутой руке, а потом запрыгнул прямо в корзинку.
Девушка некрасиво зашипела и бросила корзиночку. Корзинка упала на пол и превратилась в гнилую тыкву из которой во все стороны побежали навозные жуки, тараканы и сороконожки. Рик не испугался, он храбро шипел и наступал на красивую девушку, которая в страхе пятилась от него.
Девушка подскочила на своих каблучках и стала уменьшаться ростом. Она превратилась в карлицу с большим носом и кадыком, как у старика. Глазки у неё стали маленькие и красные, как кровь, а кожа бледная, словно она никогда, не видела солнца. Странная посетительница побежала от Рика и исчезла, не добежав до порога каморки.
– Вот это да! – проговорил потрясённый Лёрик. – Вот это да!
В понедельник, на следующий день, Лёрик занимался в гончарной мастерской. Мессаль доверил ему вытянуть из красной, мягкой глины на гончарном круге простые кухонные горшки, и мальчик очень старался, чтобы сделать свою работу, как можно лучше. Он смочил руки водой, чтобы глина не налипала на ладони и положил кусок хорошо отмятой, похожей на тесто глины посередине круга. Мальчик равномерно раскручивал ногами гончарный круг, но не успел начать работу, как комок глины вылетел с круга, словно его выстрелили из пращи, и ударился в стену. Это произошло от того, что неопытный подмастерье установил комок глины не по центру гончарного круга, а немного его сместил в сторону. Центробежная сила, возникающая при вращении круга, тут же скинула кусок глины.
Неудача не обескуражила мальчика, он был не ленив и очень упорен. Лёрик снова укрепил глину на гончарный круг и принялся за работу. Скоро у него получился готовый, очень складный горшочек. Лёрик остановил гончарный круг, осторожно подсунул под дно мягкого и влажного горшочка металлический лист и перенёс своё изделие на полку.
Мессаль умел снимать горшки прямо с вертящегося гончарного круга, ловко, как фокусник, и работа у него шла конечно быстрее, но, увы, горшки часто кривились и получались не такие красивые и ровные, как у Лёрика. К тому же, приходилось признать, что у Мессаля нередко тряслись руки после попойки в трактире. Тогда, он не мог работать вовсе, а шёл в лавку и занимался торговлей. Лёрик тогда работал один.
Мальчик изготовил уже пять горшков – два маленьких под сметану, два побольше под молоко и один с вытянутым носиком под сливки. Он скатал на колене тонкую колбаску из глины, отрезал от неё небольшой ровный кусочек и приклеил на раствор жидкой глины к сливочнику круглую ручку. Сливочник получился смешной и забавный с любопытным, курносым носиком и круглыми, ровными бочками. Лёрик сжал пальцами несколько раз ручку сливочника и она получилась похожа на цветок или разрезанный лимон.
В мастерскую вошёл Мессаль и с ним ещё два человека. Одного из них Лёрик помнил хорошо, именно этот важный и чопорный господин приходил бить товар в лавке, а хозяин тогда, чуть не побил своего подмастерье. Теперь же они, почему то, помирились и вели себя, как добрые друзья. Третий человек смотрел на мальчика добрым, мудрым взглядом, словно всё про него знал, но знал не плохое, а только хорошее. Это был старик и Лёрику показалось, что он очень похож на картинки в свитке. Там было несколько портретов этого старика, но все они были в разного цвета одеждах. Этот старик был в голубом, шёлковом одеянии.
– Это ты сделал такую удивительно красивую посуду? – спросил старик ласково у мальчика.
– Это я, господин Зарокоа, научил его всему. Мальчишка очень понятлив и схватывает всё на лету.
Старик погладил свою длинную, совсем белую бороду и ласково кивнул не то мальчику, не то Мессалю.
– Я художник и маг, - затем сказал Зарокоа, - я понимаю толк в доброй работе. Когда-то очень давно, я сотворил один свиток и вложил в него всё своё умение и волшебство, но прочесть этот свиток, ты Лёрик, не сможешь. Но, если ты вернёшь мне этот свиток, то я возьму тебя в ученики и, тогда, ты сможешь многому научиться. Ведь ты понял красоту свитка и его необыкновенность?
Мальчик кивнул и спросил у старика.
– А почему на свитке изображены вы много раз и всегда в разной одежде?
– О! Какой умный и наблюдательный юноша, из него пожалуй выйдет толк! – воскликнул восторженно старик. – Это изображён не только я, а ещё мои семь братьев близнецов, рождённых в одно время. Увы, они все, уже, умерли и я остался один – хранитель мудрости и волшебства.
– Сейчас, я принесу свиток, - сказал Лёрик и убежал к себе в каморку.
Он достал из-под матраса таинственный свиток, которым многие пытались завладеть, и отнёс его старику.
– Почему же, негодный шалопай, ты сразу не отдал свиток мне? – спросил его сердито Мессаль.
– Я боялся, - признался мальчик. – И ещё, хотел, рассмотреть все картинки получше, они мне очень понравились. А вчера за свитком приходила одна госпожа, но я и Рик не отдали ей красивый свиток, она оказалась злая ведьма.
– Это ещё что за новости, - возмутился Мессаль, - ничего не понимаю!
– Мальчик хочет сказать, - пояснил Зарокоа, - что мы ни первые интересуемся у него свитком, и до нас уже здесь побывала Искра, дочь горного короля Рудозная. Просто не знаю что сказать, да мы кругом в долгу у вашего подмастерья.
– Ну, а этот Рик, это ещё кто? – всё недоумевал Мессаль.
Старик и маленький, важный господин рассмеялись, а Лёрик растерялся. Он и сам не заметил, как проговорился и упомянул свою крысу. Старик сказал Мессалю.
– Каждому нужно немного дружбы и доброты в этом мире и в нашем тоже. Рик, это дружок Лёрика, совсем небольшой, но очень преданный, и он доказал это, когда вывел Искру на чистую воду и заставил её показать своё истинное обличие. О, она очень не любит показываться в своём настоящем облике. Даже наш благородный Моран был обманут ею и влюбился, как неопытный юноша. Позови своего дружка, Лёрик, ведь ты собираешься взять его с собой.
– Конечно, я возьму его с собой.
– Лёрик, - прорычал Моссаль, - ты собираешься бросить своего хозяина? Ты неблагодарный флюгер, чуть переменился ветер и ты туда же. Ты был мне вместо родного сына и отец не относился бы к тебе более нежно, чем я. А, Тома, всегда жалела тебя, и только и делала, что совала тебе самые вкусные, сладкие куски.
– Хозяин я вернусь, я знаю, что вы любите меня, но мне ужас, как хочется, узнать много больше, чем я научился бы здесь.
– Любопытный парень, ужасно любопытный, - проворчал Мессаль. – Иди, всё равно тебя не остановишь. А скажи-ка мне напоследок, - попросил он, подмигивая Лёрику незаметно для троля, - в каком горшке ты отыскал свиток? Для такого большого свитка должен подойти о-о-чень большой горшок, такой, как эта напольная ваза под пальму.
Лёрик заметил подмигивание Мессаля, и он знал, что горшечник ничего не делает просто так. Он подумал немного и сказал.
– Да, хозяин, это был о-о-очень большой горшок, как раз такой, как ты показал сейчас.
Мессаль торжествующе повернулся к Корой Моли и сказал ему.
– Устами ребёнка глаголет истина. Договор есть договор. Мне ли говорить, что он крепче у вас, тролей, чем у нас в мире людей? Вот эту напольную вазу я буду хранить и ждать, когда ты мне наполнишь её полную золотом. А, если память у тебя, Корой Моли, окажется короткой, как твой кафтан, что же помни, что у меня ещё есть два ореховых прута бабки Коялы и я смогу, выпороть тебя при случае, и ни какое колдовство не помешает мне сделать это.
Корой Моли важно кивнул Мессалю в знак согласия с его словами.
– Бери, мальчик, своего дружка и мы отправимся в дорогу, - проговорил Зарокоа.
Лёрик посвистел и из угла показалась крыса. Она встала на задние лапки и оглядела Лёрика и других людей. Потом Рик осторожно обошёл всех по плинтусу пола и подошёл сзади к мальчику. Он ловко вскарабкался по брючине его штанов и протиснулся в карман.
– Теперь все в сборе, - сказал старик и взял одной рукой Лёрика, а другой Корой Моли. – Прощай человек по имени Мессаль.
– До свидания, хозяин! – крикнул Лёрик.
– Мы ещё свидимся Мессаль, да пребудет с тобой твоя хитрость, - сказал на прощание Корой Моли.
– До свидания, господин тайный советник, помни наш уговор, ответил Мессаль, - а ты крысиный товарищ, если не вернёшься через год, то больше никогда не получишь от Томы сладкого творога для ватрушек, да и ватрушек никогда больше не получишь, так я Томе и накажу.
Он договаривал ещё свои слова, и хотя они звучали, как угрозы, но все понимали, что Мессаль расстрогался, и ему жаль расставаться с подмастерье.
Старик подхватил мальчика и тайного советника лесных тролей, и они мгновенно исчезли из мастерской горшечника.

Глава 2, где Лёрик успевает усвоить свой первый урок

Старик в воздухе очень крепко держал мальчика за руку, но поток воздуха был очень сильным и рука Лёрика онемела. Он хватался за развевающиеся одежды волшебника второй рукой и не мог, никак удержаться. Второй спутник старика и мальчика, тоже обладал волшебной силой и Корой Моли не испытывал таких трудностей, как Лёрик. Он помогал старику в его путешествии.
Лёрика всё больше относило назад потоком воздуха и он от страха закричал. Мальчик почувствовал, что старик больше не может его держать за руку, его силы слабнут и рука неуклонно разжимается. Лёрик был похож на тяжёлый якорь, который рыбаки подняли со дна, но не успели поднять на палубу. В этот самый момент шторм застал корабль в открытом море, и он весётся по волнам, как испуганный, ошалевший конь, а якорь тащится за ним на цепи, то ныряя в пучину вод, то выпрыгивая на поверхность, так, что его хорошо видно. Вот-вот цепь не выдержит и оборвётся, и корабль останется без якоря.
Под руку мальчику попался развевающийся широкий пояс волшебника и он ухватился за него второй рукой. В этот миг рука его, которую удерживал старик разжалась и мальчик повис на поясе старика.
– Я упаду, сейчас я разобьюсь о гору! – закричал отчаянно Лёрик.
– Ещё немного, совсем чуть-чуть! Держись мальчик, мы не можем опуститься и передохнуть здесь. Это владения горных троллей. – выговорил с трудом старик.
Лёрик вцепился в голубой шёлковый пояс старика, но тот был скользкий и даже двумя руками было очень сложно держаться на нём. Руки мальчика скользили по шёлку и дошли уже до кисточек на конце пояса.
– Обмотай пояс вокруг своей руки, - приказал старик мальчику. – Так тебе легче будет держаться.
Лёрик собрал те силы, которые у него ещё нашлись и, потянув пояс другой рукой, стал наматывать его на левую руку. Увы, лучше бы он этого не делал. Пояс развязался и, как змея, с тихим шорохом потянулся по голубому шёлку просторного одеяния старика. Лёрик чувствовал, что крепко держит пояс, намотав его себе на левую руку, но сам пояс удлиняется, и он вместе с ним отдаляется от старик. Он уже висел на поясе внизу, в нескольких метрах от старика.
Лёрику стало так страшно, что он зажмурил глаза. Он понял, что разобъётся сейчас о землю или вершину какого-нибудь дерева. Старик подхватил пояс за другой конец, когда тот был уже в воздухе, полностью развязавшись, и его относило ветром, вместе с висевшим на нём, как обезьяна, Лёриком.
Теперь, маьчик висел в десяти метрах ниже и дальше старика, но движение их продолжалось так же стремительно, как и прежде. Лёрику оставалось только уповать, что старик сможет справиться с его весом и не выпустит из руки спасительный конец пояса.
Отдельные деревья были так велики, что мальчику приходилось сосредоточиться на том, чтобы не зацепиться за их верхушки, он подбирал ноги, волочившиеся по густым зарослям. Верхушки деревьев кудрявым ковром стелились у него прямо под ногами. Казалось, что на этот ковёр можно было смело встать и идти по нему, куда захочешь, но это была обманчивая видимость и Лёрик хорошо понимал, что стоит старику выпустить конец пояса, как он тут-же провалится сквозь полог леса, словно камень сквозь болото.
Старик изнемогал, он спустился ещё ниже и деревья угрожающе приблизились к Лерику. Он хорошо видел каждую ветку и разбирал породы деревьев по листьям. На верхушках было множество гнездившихся птиц, и они взлетали при приближении мальчика целыми стаями.
Лёрик стал опять торопливо наматывать пояс себе на левую руку, в это время стая ворон пыталась клевать его, и храбро налетала на него, громко хлопая крыльями и каркая, словно ругая на своём птичьем языке. Страх мальчика передался его дружку и Рик затаился, сжавшись комочком под одеждой своего хозяина. Ноги мальчика стали уже волочиться по верхним тонким ветвям и ему стало ещё труднее держаться за пояс. Левая рука его онемела и налилась кровью.
– Я падаю, - закричал Лёрик, больше не могу держаться!
Лёрик больше не чуствовал рук, и они разжимались сами собой. Волшебник снизился. Земля была совсем рядом и мальчик упал на неё. В его зажмуренных глазах мелькали фантомы веток, коряг, гнёзда птиц, стволы, всё, что он видел, когда смотрел вниз во время своего полёта. Он упал на поляну и покатился, как головка сыра, обдирая себе о колючки руки и лицо.
Зарокоа тоже опустился тяжело на землю и упал, как подкошенный. Следом приземлился Корой Моли, но более удачно и остался стоять на ногах. Старик встал с большим трудом и, что-то бормоча, прикладывал руки, то к голове, то к рёбрам, то к спине.
– Что с тобой сталось, мальчик? Если ты жив, то успокой старика и подай голос.
Лёрик пошевелился и сказал слабым голосом.
– У меня кажется ничего ни сломано, но я очень испугался. Рик! – вдруг вскрикнул он.
Он торопливо достал из-за пазухи своего дружка и положил на траву. Крысёнок был бездыханным и не шевелился. Лёрик потормошил его, даже приоткрыл ему пасть и подул в неё, но всё было бесполезно.
– Я придавил его, когда упал и прокатился по поляне! Он умер! – проговорил дрожжащими губами мальчик, и слёзы полились по его щекам. – Он спас меня от Искры и не испугался злой ведьмы, он был мне лучшим другом, а я сам убил его!
– Подожди маленькое благородное сердце, не разрывай себя прежде времени, может ещё твой дружок жив, и может быть, я смогу, помочь ему.
– Если вы, господин, сможете помочь моему другу, то я всё, всё для вас буду делать, всё что вы скажете, и вы никогда не пожалеете, что связались со мной.
– Я конечно помогу тебе, но здесь другой мир, и любые слова здесь надо говорить осторожно. Впредь говори мало и меньше обещай, - сказал Зарокоа, покачав головой.
Он подобрал свои испачкавшиеся о землю голубые, как небо одежды, и опустился на колени перед лежащим на спинке зверьком. Лапки Рика были подобраны и сжаты в кулачки, а светло-бырый животик казался расплющенным. Старик взял крысёнка в ладони, приблизил к лицу и слегка дунул на него, а потом потрогал и даже подёргал за блестящий, мокрый нос.
Рик заводил носиком и принюхался, а потом открыл сонные глаза.
– Вот возьми своего друга, Лёрик, он просто упал в обморок. С крысами это бывает. Если рядом что-то сильно ударится о землю, или грохнет резкий звук, то они падают и притворяются мёртвыми, а может и не притворяются, а просто падают в обморок. Довольно забавное свойство, не прада ли? Наше путешествие началось не слишком удачно, но по крайней мере все живы и мы можем продолжить его пешком. По правде сказать я устал, увы, я уже стар и мои силы совсем ни те, что были прежде. Сейчас мы подкрепимся и отдохнём.
Старик начал шарить у себя по одежде и в карманах своего голубого одеяния.
– Где же мой платок? Я всегда держу его в кармане.
Зарокоа нашёл белый платок и расстелил его на траве. Платок подрос, увеличился и превратился в скатерть с голубой полосой по краю.
– Хорошо бы вкусить сейчас фруктов, для поддержания сил, сказал Зарокоа, и на скатерти тут же появились сочные, спелые фрукты – виноград с туманной поволокой, как глаза южной красавицы, блестящие красные, как закат, яблоки, и персики к которым рука тянулась сама.
– Это то что нам сейчас необходимо, мы сможем перекусить и утолить жажду.
– Я хочу зажаренного гуся или хотя бы паштет из него, - сказал немного капризно Корой Моли.
Старик улыбнулся и сказал тайному советнику.
– Я знаю и уважаю ваши вкусы, мудрый Корой Моли, но мы не может сейчас есть мясо. Дальше наш путь лежит к пещере моего старшего брата, а он очень подозрителен и может учуять запах мяса.
– Поступай, так, как лучше, - ответил лесной троль.
Он принялся ощипывать гроздь винограда и отправлять в рот сладкие, крупные ягоды. Лёрик тоже не прочь был бы отведать гусиного паштета о котором говорил тайный советник, или, даже, знаменитого, рыбного супа Томы, но персики были такие вкусные и заманчивые, что мальчик тут же забыл обо всём на свете и принялся за них. Старик протянул руку и из воздуха появился серебрянный нож. Он ловко взял его, как ни в чём не бывало, и стал чистить кожуру у яблок, как будто перед ним была картошка. Потом он порезал яблоко на дольки, вырезал сердцевину, и только потом стал медленно пережёвывать дольки яблока.
Путники закончили свою трапезу и поднялись, чтобы продолжить свой путь. Зарокоа сказал Лёрику.
– Сложи эту скатерть, здесь нет никакого тайного волшебства и она легко сложится в твоих руках. Эту скатерть оставила своим детям моя мать, но теперь я один ей владею, поскольку все мои братья близнецы умерли.
Лёрик старательно начал разбирать остатки трапезы, собрал красивые, расписные блюда, серебрянный нож, но Зарокоа остановил его словами.
– Нет, Лёрик, этого не нужно.
Старик с трудом наклонился к самой траве и взял скатерть за край. Он легко и резко встряхнул её и всё, что на ней было, поднялось, как пыль, в воздух, и мгновенно растаяло, так и не коснувшись земли. Скатерть стала уменьшаться, и в руке у старика остался клочок ткани не больше носового платка. Платок старик снова сунул себе в карман.
Путники пошли вдоль края леса к горам, которые свежо голубели вдали. Старик сломал себе сухую палку и опирался на неё при ходьбе. Чем ближе они приближались к горам, тем задумчивее он становился. Лёрик заметил, что вокруг много кустов орешника и они все усыпаны спелыми орехами. Мальчик начал собирать крупные, словно покрытые лаком орешки и складывать их в карман, для Рика. Он набрал полные карманы и орехи даже начали вываливаться из них.
Тропинка стала каменистой и скалы начали нависать над головами путников. Уже принялось темнеть, когда они подошли к тёмной дыре в зелёной, покрытой травой горе. Плавный контур горы был похож на горб верблюда, обросший густым мехом.
– Подождите здесь, мои друзья, сказал своим спутникам Зарокоа, - я поговорю с моим братом.
Он хотел сделать ещё несколько шагов, но не успел отойти от троля и Лёрика, как из пещеры выскочил огромный дракон с красным гребнем, и прижал старика к земле своей когтистой лапой, величиной с толстое дерево.
– Брат мой! - завопил Зарокоа. – Как же ты меня не узнал?
– Если ты мой братец, то как меня зовут? – прорычал дракон свирепо.
– Ты, мой брат Мапаки, мой второй старший брат.
Дракон шумно обнюхал Зарокоа и, как показалось Лёрику, разочарованно сказал.
– Кажется, ты действительно мой самый младший и бестолковый братец. Так как ты говоришь меня зовут?
– Мапаки!
– Нет, меня зовут не Мапаки, а … Тапаки. Раз ты не знаешь моего имени, значит ты всё-таки врёшь и ты не мой брат. Придётся тебя съесть.
– Перестань, пожалуйста, Мапаки, что подумают о тебе тайный советник короля Морана и мой ученик Лёрик.
– Ладно, ладно, я не буду тебя есть, но я очень голоден. Я не ел уже лет сто или больше. Почему от тебя пахнет мясом, ты ел мясо? – забеспокоился дракон.
– Нет, я не ел мясо, я вообще не ем мясо Мапаки, а ем только фрукты и ягоды.
– А твои спутники ели мясо? – подозрительно спросил дракон и поглядел на Лёрика и Корой Моли пронизывающим, горящим взглядом.
Лёрику стало жаль стража пещеры, который испытывал такие лищения и он сказал дракону.
– Уважаемый Мапаки, у нас нет мяса, но у меня целые карманы орехов, я собрал их по дороге к пещере. Вот возьми их, они очень питательные и вкусные.
Дракон расстрогался и открыл широко свою пасть. Мальчик высыпал орешки ему прямо на толстый, ярко-красный язык. Дракон принялся их задумчиво жевать вместе со скорлупой, хрустевшей на зубах.
– Добрый мальчик, - проговорил он нежно, - твои орешки такие вкусные.
– Теперь ты перестанешь дурачить нас и мы сможем пройти через твою пещеру? – спросил брата Зарокоа.
– Подожди, не видел брата много лет и опять стараешься улизнуть. А как же загадка? И дурак знает, что драконы загадывают загадки, а путники должны их разгадывать. Если вы не разгадаете загадку, то я ничего не смогу для вас сделать, мой долг плакать, но есть вас, мои друзья.
Старик вышел из себя и сердито закричал на брата.
– Ну что ещё ты мне можешь загадать, чешуйчатый мешок? Все твои загадки старые и плоские, как моя стопа! Сейчас ты начнёшь спрашивать про существо, что ходит утром на четырёх ногах, днём на двух, а вечером на трёх! Так что ли?! Или спросишь, что для человека всего слаще?! А на последок потребуешь, чтобы тебе ответили, о чём, мол, ты сейчас думаешь! Первая твоя загадка о человеке, его детстве, зрелости и старости. Вторая загадка о сне, он всего слаще. Третья твоя загадка дурее всего, потому что ты ни о чем не способен думать, кроме как набить свою утробу и даже не отказался бы при случае сожрать собственного брата и своих гостей. Нечего было удивляться, что ты переродился в дракона, у тебя всегда было мало мозгов, но много жадности и вредности.
Дракон переминался на когтистых лапах и понурил голову с ужасной пастью. Зарокоа, совсем, по-видимому, застыдил его.
– Ладно уж, старый ворчун, совсем не понимаешь шуток, - сказал он порыкивая, почти шёпотом. – Я придумал новую загадку, пусть твой ученик попробует её отгадать. Один пешком, некто вехом? Кто важнее?
Лёрик подумал и сказал.
– Наверное, это лошадь и всадник. Важнее, конечно, человек, а не лошадь, ведь это человек управляет лошадью, а не наоборот.
Дракон Мапаки захохотал оглушительно громко, как будто рядом заревел водопад.
– Конечно, это не так, добрый мальчик, но я не буду тебя есть в благодарность за твой подарок. И кто тебе сказал, что эту загадку нужно разгадать прямо сейчас? Разгадывай её год или два, торопиться не куда.
Зарокоа снова возразил дракону и успокоил
Лёрика.
– Не пугайся Лёрик, и ты не пугай его Мапаки. Конечно, ты его не съел бы и без правильного ответа. Прощай, брат, нам пора продолжить путь.
Дракон ничего не ответил старику, он вытянул длинное, чешуйчатое тело и положил огромную, тяжёлую голову на передние лапы. Его алый гребень опал и дракон собрался уснуть. Глаза его ещё не закрылись веками, но уже подёрнулись прозрачной плёнкой. Он шумно вздохнул и тихо проговорил.
– Прощай Зарокоа, мне часто снится наша мама. Никто так не любил меня, как она. Жаль, что она не дожила до нынешних времён, нам было бы не так скучно вместе.
Путники миновали спящего Мапаки и вошли в пещеру. Она была длинной и узкой расселиной, видимо, когда-то здесь протекала подземная река, которая со временем поменяла своё русло. Лёрик пытался увидеть в темноте сокровища, которые должен был сторожить дракон Мапаки, но ничего необычного так и не заметил. В каменистой земле были ещё, какие-то норы, которые мог пробить поток воды, а мог прокопать дракон. Наверное, подумал мальчик, сокровища сложены туда и покоятся в пещерах, которых много в глубине горы.
Путники прошли расщелину, усеянную старой, отмершей чешуёй дракона и Лёрик поднял одну чешуйку величиной с ладонь взрослого мужчины. Она была с перламутровым, красивым блеском и прочная, как панцирь черепахи. Один край этой пластины был острый, как нож, а другой более толстый, с пёстрыми крапинами, как у морских раковин. Лёрик засунул красивую чешуйку себе за пояс штанов. Может, когда-нибудь он снова попадёт в лавку к громогласному Мессалю и его жене Томе, им будет интересно поглядеть на такое удивительное чудо.
Волшебник видел чешуйку, которую подобрал его ученик и улыбнулся.
– Мапаки трётся своей шкурой об этот острый, каменный выступ каждую весну, когда линяет, поэтому, здесь так много оторвавшихся старых чешуек.
Наконец путники вышли из тёмной, пахнущей мускусом расщелины и оказались в солнечной долине, которая была прекраснее самых восторженных слов и поэтических строк.
– Как здесь красиво! – сказал мальчик с восторгом. – Я никогда не видел ничего более удивительного!
– Это страна лесных тролей, страна короля Морана. Горные троли завидовали нашему счастью, ведь они жили в горах, где лето коротко, а снег исчезает, лишь на короткое время, а затем возвращается вновь. Там всегда сыро и холодно, и дуют такие сильные ветры, что даже горы сотрясаются от них. Камнепады и оползни там такое-же обычное дело, как ласковый, тёплый ветерок, который у нас играет с цветами и травами.
– Но, ведь короля Морана больше нет, кто же теперь управляет вашей прекрасной страной?
– Увы, разброд в умах и разброд в сердцах, вот что теперь наша страна. Но, свиток найден, и он укажет нам, что теперь делать.


– Скажи мне, уважаемый господин Зарокоа, почему твой брат дракон, а ты человек? Это очень странно? - спросил Лёрик старика, когда они вышли из пещеры и пошли по густой, сочной траве, с которой вспархивали бабочки величиной с птицу.
Старик кивнул ему и сказал.
– Ничего нет странного, что ты удивляешься мальчик, но на каждое явление есть обязательно простое или сложное объяснение. Нас было семеро братьев-близнецов. Какая женщина может родить сразу столько сыновей? Конечно, наша матушка была необыкновенная женщина, она была самка дракона. Когда пришла её пора иметь детей, она не могла найти себе пару среди драконов, ведь драконов становится на земле всё меньше, и тогда она превратилась в прекрасную девушку и вышла замуж за волшебника Килима – нашего отца. Он долгое время и не подозревал, кто на самом деле его прекрасная жена. Когда же пришло её время родить, она уже больше не могла скрываться и ушла от своего мужа в пещеру, где раньше жила одна. Там она превратилась в самку дракона и родила нас – семь братьев, похожих друг на друга, как яйца одной курицы.
Отец пришёл в пещеру, где жила наша матушка, и пока она отдыхала, забрал своих сыновей. Он воспитал нас и научил своему волшебному ремеслу. Но, двум моим братьям пришлось заплатить за своё происхождение. Они прожили сто лет людьми и на второй сотне лет стали превращаться в драконов. Сначала у них испортился характер, потом по спине пошла драконья чешуя и вскоре они удалились в пещеры, чтобы там жить. Драконы очень нелюдимы. Поэтому, я говорю всем, что они умерли.
– Прости меня, уважаемый Зарокоа, но мне показалось, что дракон Мапаки не такой, как ты говоришь, он больше человек, чем хочет казаться. И ещё мне показалось, что он очень страдает от одиночества. Он совсем не злой, ему просто хочется поговорить с тобой или ещё с кем-то.
– Пожалуй, ты верно заметил, Лёрик. Буду почаще навещать его. Хотя у него такой вздорный характер, что я просто не знаю, как себя с ним вести.
Цветы вокруг источали нежный и тонкий аромат, их было так много, что Лёрик не успевал впитывать в себя новые впечатления. Садовые гладиолусы росли здесь, как простые ромашки, повсюду, и поднимались ввысь, выше роста Зарокоа и Лёрика, а Корой Мори, был ниже их обоих. С лепестков их капал нектар, который скапливался на стебле и траве вокруг. Кусты были покрыты всевозможными плодами и ягодами, но Лёрик не решался их попробовать, потому что они казались ему странными и незнакомыми. И когда он, наконец, решился сорвать нечто, похожее на гроздь бананов, эта гроздь, ярко-жёлтого цвета вдруг ожила и убежала от протянутой к ней руки мальчика, шевеля, как паук толстыми, мясистыми ногами, попеременно.
Прекрасные цветы, которые мальчик пробовал сорвать, тоже, вели себя странно, они вдруг взлетали и порхали неровными, словно пьяными рывками. Это оказывались огромные, ярко и пёстро окрашенные бабочки. От такого изобилия ароматов и красок у мальчика разболелась голова и он часто поглядывал на старого волшебника, но тот, по-видимому не догадывался о чувствах своего ученика. Он привык к фантасмагории страны лесных тролей.
Внезапно, на Лерика подуло не просто лёгким ветерком, а упругим потоком, который рождался от взмахов крыльев какого-то существа. Прямо к нему подлетел прекрасный, но очень женственный юноша на сапфировых крыльях, по форме похожих на крылья гигантского махаона. Он был блистателен, как солнечный луч, отражённый в бегущей воде. Чёрные кудри его развевались в потоке ветра, как живые змеи, а крылья переливались от светлого цвета морской воды до фиолетого-чёрного. На юноше была только набедренная полоска из белой, волокнистой ткани, с концами свисающими позади, почти до самых ступней ног.
Прекрасное существо склонило голову к Лёрику и запело бархатным, завораживающим голосом. Тонкие, стройные руки певца, то протягивались к путникам, то теребили локоны своих чёрных кудрей, то вдруг оказывались заломленными за голову, или словно скрученными в спираль над головой. Всё это существо постоянно находилось в движении и трепете, а длинные концы его повязки чертили вслед за ним линии зигзагов в воздухе.

Упившись росой, в короне из света,
Блёски восторга для Горы храню,
Мёд источает дыхание неба,
Сладкий нектар его жадно ловлю.

Пропело это прекрасное создание. Лёрик был так поражён этим необыкновенным явлением, что открыл рот и забыл его закрыть. Но, на Зарокоа и Корой Моли прекрасный, женственный юноша не произвёл ровно никакого впечатления и старик просто отогнал его от себя небрежным взмахом руки, когда тот приблизился к нему во второй раз со своей песней.
Лёрик ждал, что чудо-певец пропоёт ещё что-нибудь, но юноша, словно не знал других слов. Он снова склонился в воздухе к уху мальчика и пропел всё тоже.

Упившись росой в короне из света,
Блёстки восторга для Горы храню,
Мёд источает дыхание неба,
Сладкий нектар его жадно ловлю.

– Мы слышали, слышали, - досадливо сказал старик. – Кыш, пошёл, пошёл!
Существо вспорхнуло выше, в нерешительности потрепетало ещё над головами и вокруг своих слушателей, а потом растаяло в голубом океане небес.
Лёрик не мог выговорить ни слова, он хотел спросить своего учителя о прекрасном и удивительном существе, но вопросов было так много, и все они хотели быть непременно первыми, так, что он онемел и безуспешно пытался собраться с мыслями. Старик, видя его растерянность и удивление, добродушно сказал.
– Это Эльфид, странное существо, рождённое чем-то в глубине леса. Они безполы, и скорее растения, чем люди. Ты слышал его коротенькую песню, а другой у него нет. Они рождаются на рассвете, а умирают после захода солнца. Они пью росу и ничего не едят. Их жизнь прекрасна, как они сами, и так же коротка. Помнишь, я тебе говорил, что любое явление имеет объяснение простое или сложное? Это единственное явление, которое я никак не могу объяснить, сколько ни пытаюсь. Единственный смысл их существования – красота, только так я смог определить их место в нашем мире.
– Он пел про Гору, для которой хранит что-то, ах да, блёски восторга.
– Не пытайся найти смысл в его словах, они бессмысленны, как лепет ребёнка, восхищённого своим существованием. Впрочем, недавно я обнаружил древний свиток и там наша страна называлась другим, более древним именем – Агора-Мгора, что означало Благословенная земля – Рождающая земля. Сейчас наша страна называется иначе - Терратрола.
Одно время троли верили, что эльфиды появляются чтобы предупредить об опасности, потом верили, что их появление знак удачи, потом просто перестали обращать на них внимание, поскольку ни одна из примет, не оправдала себя.
Но, убить эльфида страшное преступление и, даже, случайно повредить ему не к добру. Один троль-дровосек рубил дерево и оно упало и случайно убило эльфида, который порхал рядом. В тот же вечер дровосек упал в каменную расщелину и разбился на смерть. Перед смертью он успел сказать, что корень дерева словно выпрыгнул из земли у него под ногами. Троль запнулся за этот корень и упал в расщелину, хотя отлично знал её, ведь он всю жизнь ходил по этой дороге к своему дому.
В другой раз был такой известный случай, когда эльфид порхал около горящего костра и опалил свои крылья. Он пел, даже умирая, и никто не смог помочь ему. В ту же ночь избушка, где путники остановились на ночлег, вспыхнула от выпавшего из очага уголька и, хотя путники остались живы, они потеряли всю одежду, свои вещи, и некоторые их них получили ожоги.
Путники утомились и старик предложил всем передохнуть, чему Лёрик был очень рад. Он очень утомился от такой длинной прогулки, тем более, что шёл не так как Зарокоа и Корой Мори спокойно и размеренно, а постоянно отвлекался и отставал, а потом ему приходилось торопливо догонять своих спутников. Они остановились около озера с чистой, совершенно прозрачной водой, которая пополнялась за счёт небольшого водопада, текущего ровной струёй, словно вода из наклонившегося кувшина.
К ним подошёл троль с плетёной корзиной на палке, которую он нёс за спиной. Троль поклонился им со счастливой улыбкой на круглом, губастом лице и молча, не приветствуя незнакомых ему людей поставил на траву корзину. Он вынул из неё круглый румяный хлеб и протянул его Зарокоа и Корой Моли. Старик очень обрадовался этому подношению и Корой Моли тоже, они пожелали доброй судьбы тому, кто прислал им хлеб.
– Пусть живёт, ничего не теряя, а только приобретая, тот, кто послал тебя, - сказал Корой Моли.
– Пусть дни, того, кто послал тебя, будут долгими, как рукава и полы моего халата, а жизнь безоблачной, как цвет неба, в который окрашен этот шёлк, - сказал Зарокоа.
Он снял свой красивый, шёлковый халат и отдал его человеку с корзиной хлеба, а Корой Моли точно так же отстегнул от своей тёмно-красной шляпы драгоценную, золотую булавку и положил её в руку счастливого, смеющегося троля.
Удачливый троль ушёл по берегу озера, и унёс свою корзину с круглыми, нарядными хлебами. Лерик спросил тайного советника Корой Моли.
– Неужели у вас в стране хлеб, так дорог? Ведь вы, господин тайный советник и вы, хозяин, отдали за него целое сокровище, а между тем этот круглый небольшой хлебец вряд ли насытит всех нах?
Зарокоа, стоя в одной нижней, белой рубашке, погладил мальчика по голове.
– Этот хлеб мы не купили, он совсем особенный дар. У этого человека родился в семье ребёнок и отец младенца будет ходить по свету, пока не опустеет его корзина и он не раздаст свой хлеб каждому, встреченному им путнику, будь он хоть король, хоть последний нищий. Взамен он получает подарки и благословение своему дитя. Подарки могут быть всякие – курица, немного денег, золотая булавка, улов рыбака…
– Или шёлковый, бесценный халат!
– Или так. Кто, что имеет. Таков у нас обычай, Лерик. Троли живут дольше, чем вы люди, но и дети у них рождаются реже, чем у вас людей. Каждый младенец, это сокровище для всех в Терратроле. А теперь, раз мы стоим у воды, не искупаться ли нам?
Лёрик закричал от радости, он давно хотел броситься в озеро, но думал, что Зарокоа вряд ли позволит ему это. Но, старик и сам собирался искупаться. Он вошёл в воду прямо в белоснежной рубашке и неспеша поплыл к водопаду. Лёрик торопливо раздевался и поглядывал одним глазам за стариком, не желая, от него отставать.
Зарокоа сказал тайному советнику.
– Ну что же вы, господин советник? Идите в воду, вам тоже будет приятно освежиться.
– Нет, я совершенно не люблю таких, диких забав.
Он ещё что-то договаривал, хмурясь и недовольно бормоча, как слова его заглушил Лёрик, ворвавшись в озеро, словно пушечное ядро. Он быстро приплыл к струям водопада, а потом скрылся за ними. За шумной стеной воды было прохладно, мальчик нащупал нишу в камне, в которой уселся, сжавшись в комочек. Ему показалось, что время остановилось и одна секунда здесь равнялась годам жизни за живой, движущейся стеной воды. Мальчик задумчиво протянул руку и потрогал живую, как зверь, воду. Она была тяжёлой, плотной, но неудержимой. Падающая вода притягивала его, как тайна, которую нужно разгадать, но тайна эта очень упряма и не даётся в руки.
Через стену воды, продавив её, прошёл Зарокоа. Мокрая, тонкая сорочка прижалась к худому, костлявому телу старика, и даже через ткань некрасиво выпирали рёбра и тазовые кости.
– Что ты делаешь здесь Лёрик? – спросил волшебник своего ученика.
– Я любуюсь на воду, - задумчиво сказал мальчик.
– Тебе нравится бегущая вода, но наверное ты хочешь её остановить, ведь так? Вода так быстротечна, что олицетворяет собой время у людей и у тролей, тоже. Всегда хочется остановить её, хоть на миг, чтобы понять что-то в себе и в окружающем мире. Мы можем это сделать сейчас.
Зарокоа погрузил правую руку в поток водопада и произнёс
– Кохи, нохи, заки, дак.
Вода остановилась и это было так же невероятно, как лошадь прыгнувшая через барьер и оставшаяся висеть над ним, подобно нарисованной в книжке картинке. Лёрик потрогал пальцем упругий поток, он пропускал его руку сквозь себя, но вода утратив движение, перестала быть привлекательной и заманчивой. Она не переливалась, как прежде, не шумела торопливым, сбивчивым шёпотом, она стала похожа на умершую, давно пойманную рыбу, такая же некрасивая и неживая.
– Нет, хозяин, не надо этого делать! - закричал мальчик.
Ему стало страшно непонятно от чего.
– Хорошо, пусть будет, как прежде, - сказал Зарокоа и тут же водопад обрушился огромной массой застоявшейся сверху воды.
И волшебника и мальчика подхватило этим щедрым потоком и выбросило из ниши под водопадом прочь, как две пробки из бутылок с игристым вином. Они вынырнули в озере и начали смеяться одинаково весело, как двое сорванцов, а Корой Моли, который очень встревожился, когда они исчезли с поверхности озера, глядел на них с берега и покачивал сердито и растерянно своей большой, тяжёлой головой.
Старик уже замёрз и поплыл к берегу, а Лёрик ещё остался в воде. Когда он вышел с своим друзьям, то на старике уже была сухая рубашка и голубой халат, точно такой же, как и прежде, но старик казался расстроенным.
– Лёрик, я допустил ужасную оплошность, потому, что я старый, всё забывающий старик. Я отдал свой прежний халат тролю с хлебами, а там, в кармане остался мой платок. Я не могу теперь накормить вас. Что же мне делать? Этот платок - подарок моей матушки, и он переходил от самого старшего её сына к остальным, ещё оставшимся в живых, я конечно не считаю моих братьев-драконов, они перестали быть людьми и это значит, всё равно что умерли. Все мои братья достойно хранили этот дар, а я растяпа потерял его.
Борода старика была ещё влажной от воды и усы поникли, не то от горя, не то от купания. Лёрик предложил волшебнику.
– Уважаемый Зарокоа, мы можем догнать троля с хлебами, ведь он не мог уйти далеко, и забрать твой платок.
– Нет, нет, мальчик! Ты так говоришь потому, что не знаешь наших обычаев, никто не может забрать свой дар у отца младенца, это большой грех и ребёнок может заболеть и умереть от этого.
– Но, ведь ты не дарил младенцу платка, а подарил свой халат, так что младенец не может пострадать от этого.
– Так то так, но что я скажу его отцу? Скажу, дай мне обратно мой подарок и я заберу то, что не давал тебе? Так что ли? Он рассердится и обидится на меня, и все потом будут говорить обо мне, как о волшебнике без чести и совести, который сперва даёт, а потом отбирает свои дары.
Лёрик внезапно рассмеялся, хотя Зарокоа было совсем не до смеха.
– Вот в такой ситуации я всегда вспоминаю своего хозяина Мессаля, - проговорил мальчик. – Я прожил у него всего пять лет, но успел кое-чему научиться. Когда кажется, что нет ни какого выхода, я думаю, а как бы поступил хитрюга Мессаль, уж он то что-нибудь бы, да придумал, а?
– О, он очень хитрый человек, этот Мессаль, - проговорил Корой Моли.
– Да, уж, все так говорили. Уважаемый Зарокоа, ты не можешь сам забрать свой платок, но никто не мешает это сделать другому. Ни человеку, а крысе Рику. Здесь не будет, ни какого преступления и бесчестья для тебя.
– Я в восторге, и всё больше убеждаюсь, что мой выбор не случаен. Свиток сам указал мне на тебя, ты больше всех достоин быть моим учеником. Где же твой маленький дружок Рик?
Крысёнок услышал свою кличку и высунул нос из какого-то плода лежащего на земле, похожего на большой, перезревший огурец. Пока старик и мальчик купались он уже успел проделать в нём дупло и усердно расширял его.
– Как же мы с ним сможем договориться, ведь он только крыса? – задумался старик.
Лёрик горячо вступился за своего дружка.
– Нет, он не простая крыса, он очень умён и всё понимает, как любой человек. Рик, - обратился Лёрик к своему другу, - ты знаешь карман у меня на куртке, а вот карман у моего доброго хозяина. – Мальчик пересадил Рика из своего кармана в карман голубого халата Зарокоа. – Найди человека, который несёт корзину с вкусными хлебами и в ней ты отыщешь такой же голубой халат с карманом. Заберись в карман этого халата, так, чтобы человек несущий хлеба не заметил тебя, и принеси мне платок.
Мальчик оторвал от красивого глянцевого каравая кусочек хлеба и угостил своего крысёнка. Рик понюхал корочку сладкого хлеба и радостно пискнул, такое угощение пришлось ему по душе. Он торопливо поел и без паузы, неожиданно, перепрыгнул через руку Лёрика и мелко побежал, словно потёк по тропинке, обратно. Туда, откуда путники только недавно пришли. От неожиданности старик, Корой Моли и Лёрик не сразу последовали за Риком, они переглянулись и только потом заторопились вслед.
Рик шустро припустил по тропинке и путникам пришлось почти бежать следом. Но, как каждое юное существо, крысёнок был любопытен и хотя явно понял, что он должен сделать, всё же часто отвлекался по дороге. Один раз он обнаружил справа от тропинки нору и заглянул туда, а потом выскочил, как пружина, обратно. Из норы показалась длинная, рыжая лиса и, если бы не подоспевшие Лёрик и Корой Моли, крысёнку было бы не сдобровать. Лиса испугалась топота ног и тяжёлого пыхтения троля, она предпочла снова юркнуть в свою нору. Старик отставал, но мальчик и троль не могли ждать его, им нужно было спешить вслед за Риком.
В другом месте Рик видимо потерял след троля с хлебами и некоторое время кружился кругами на месте, слово его привязали невидимой ниткой к центру тропинки. Он несколько раз чихнул от крошек душистого табака, который рассыпал троль, когда наталкивал его себе в нос. Рик выглядел растерянным, но потом всё же нашёл потерянный след и уверенно заскользил по нему, а потом, даже поскакал вприпрыжку.
Он нашёл палку, которую оставил счастливый троль-отец и вскарабкался на неё. Палка была воткнута в мягкую землю, потому что троль нашёл более удобную палку и переложил на неё свою поклажу, а прежнюю оставил стоять торчком. Рик взобрался вверх по палке и вертелся по ней на самом конце вокруг черенка. Лёрик выручил своего дружка и снял его с палки, которая ввела его в заблуждение. Крысёнок, как только коснулся почвы, так снова помчался дальше, следую к своей цели.
Лёрик догнал своего дружка, но увы он нервно бегал по берегу ручья и часто вставал на задние лапки, словно хотел что-то сказать своему хозяину.
– Всё ясно, - сказал Лёрик, - несущий хлеба перешёл через ручей, а Рик боится воды. Я перенесу его через ручей. Оставайтесь здесь хозяин и вы, Корой Моли тоже, зачем вам мочить в воде ваш красивый костюм. К тому же вы, как и Рик, не любите купаться.
– Признаться, не люблю.
– Передайте доброму Зарокоа, когда он присоединится к вам, что я скоро вернусь.
Лёрик не стал тратить время на раздевание и бросился в ручей, как был. Он снял только толстую, коричневую курточку и башмаки и поднял всё это вместе с Риком, над своей головой. Ручей был со спокойным течением и достигал мальчику до плечей. Лёрик старался не споткнуться о камни, которые попадались на дне, но дно проглядывалось хорошо, несмотря на песок, который поднимался клубами от ног мальчика. Полосатый угрь завился вокруг ног Лёрика, а потом рывком уплыл в сторону. Множество крупных сверкающих, как драгоценные камни, стрекоз вились над Лёриком и Риком и пытались сесть прямо на нос мальчику. Лёрик поднимал верхнюю губу и сдувал их со своего носа, ведь руки у него были заняты.
Лёрик и Рик благополучно перешли ручей и сразу заметили несущего хлеба, который сидел на берегу ручья, спиной к ним. Троль устал и решил отдохнуть около воды. Лерик чуть не вскрикнул от того, что увидел, троль разглядывал содержимое своей корзины и сейчас собирался примерить красивый, шёлковый халат Зарокоа. Лерик упал за цветущий ярко-алыми цветами куст, растущий около воды, и буквально выпихнул крысёнка из своего башмака, где он собирался, подремать. Рик зевнул, а потом поплёлся к голубому халату, всем видом, как бы говоря.
– Когда же можно будет отдохнуть? Я всего лишь маленький крысёнок, а не герой Терратролы.
Он лениво подошёл к тролю и взобрался по скользкому шёлку халата в карман. Лёрик хорошо это видел, но именно в этот момент тролю пришла в голову мысль проверить содержимое карманов и он засунул свою руку туда, куда успел забраться Рик. Троль вскрикнул и замахал укушенным пальцем, а крысёнок выскочил из кармана с платком в зубах и бросился на утёк.
Смешнее всего было то, что платок стал раскрывать, превращаясь в скатерть, и бедному маленькому Рику становилось всё труднее его тащить. Скатерть цеплялась за ветки кустов и стебли многолетних сильных трав. Троль ещё занимался своим укушенным пальцем, но мог оглянуться в любой момент, и увидеть воришку.
Лёрик выскочил из своего укрытия, подхватил скатерть вместе с висевшим на ней крысёнком и нечаянно встряхнул. Крысёнок поднялся в воздух, как прежде было с серебрянными и расписными блюдами, и растаял, а скатерть сложилась в маленький платок.
Троль, по-видимому решил, что укололся о какую-то иголку или булавку в кармане волшебника, и успокоился. Он сложил халат снова в корзину, поднял её на новую палку, которую нашёл недавно, и отправился своей дорогой.
Лёрик расстроился, он не знал, как ему поступить, разложить ли скатерть, чтобы поискать своего дружка или оставить её как есть, и довериться Зарокоа? Он решил, что Зарокоа лучше его знает, что нужно сделать, и поспешил обратно через ручей.
На той стороне его уже поджидали тайный советник Корой Моли и подоспевший на берег ручья Зарокоа. Лёрик вместо слов отдал старику его волшебный платок. Старик рассыпался в благодарностях, он очень был рад, что его семейная реликвия спасена.
– Почему ты так печален Лёрик, уж не простудился ли ты в холодном ручье? – спросил его старик заботливо.
– Мой крысёнок, он там. Он тащил ваш платок, а платок раскрылся и превратился в скатерть. Я хотел помочь ему и схватил скатерть за край, а потом случайно сделал так, как вы показали мне и… платок сложился, а Рик исчез.
Мальчик, чуть не плакал, рассказывая всё произошедшее, но Зарокоа и Корой Моли вдруг, неудержимо, засмеялись и смеялись очень долго.
– Не обижайся на нас Лёрик, но эта история ужасно забавна.
– Да, признаться, после смерти нашего доброго Морана, я засмеялся от души в первый раз, - добавил, покачивая головой тайный советник.
Старый волшебник достал платок, ещё раз многозначительно улыбнулся Лёрику, словно хотел сказать, а сейчас будет фокус, и встряхнул свой платок. Платок развернулся в чистую скатерть с голубой каймой, и плавно опустился на траву. В середине скатерти сидел Рик и с наслаждением обгрызал мякоть с персиковой косточки. Его мордочка выражала крайнюю степень удовольствия, и он громко и часто причмокивал.
– Кажется, твой дружок уже заказал себе обед, спроси его, будет ли нам позволено присоединиться к нему? – сказал Зарокоа, и они с Корой Моли снова покатились со смеху.
– Надеюсь, теперь, мне удастся попробовать нежного паштета из гусиной печени, - сказал, всё ещё улыбаясь Морой Коли.
– Не только лучшего паштета, уважаемый тайный советник и наш добрый друг, но и всё, что вы пожелаете – белый, свежий хлеб, обжаренные цукини, розовую ветчину. Нет, нет, не такую постную, а более сочную, вот так гораздо лучше, - поправил волшебную скатерть Зарокоа.
– Лёрик, а что хотел бы получить на ужин ты?
– Не знаю. Может, немного рыбного супа с оливками и обжаренными гренками, какой делала Тома. Это возможно?
– Это, конечно возможно, но вкус супа будет не совсем тот к которому ты привык. Рыба здесь другая и она отличает на вкус от привычной тебе. Кроме того здесь совсем другие специи и меньше соли. Суп покажется тебе недосолёным. Закажи лучше просто жаренную рыбу в сухарях. Пёстрая рыба очень нежная и должна понравится тебе. Соль в Терратроле редка. У нас нет природных источников её добычи и мы добываем её из морской воды. Она получается менее солёная, но более горькая, но даже такой соли не хватает для каждого дня, хотя солеварни на берегу моря работают круглые сутки. Скоро ты привыкнешь к этому.
Осталось заказать что-нибудь себе, старому, всё забывающему недотёпе. Мне достаточно чего-то лёгкого – молочной каши, творожного пирога и, конечно, фрукты.
Пока старик произносил эти слова, на скатерти сами собой из ниоткуда появлялись всевозможные закуски - множество больших и маленьких горшочков, соусников, шипчиков для сахара и пирогов, продолговатые с фигурными краями блюда под фрукты, а также стеклянные баночки с паштетами и кремами. Иногда, что-то старику не нравилось и тогда какая - нибудь из мисок вспархивала и улетала, на её место прыгала другая. Весёлый хоровод над скатертью прекратился и путники уселись ужинать.
– Завтра, нам предстоит ещё целый день тяжёлого пути, прежде, чем мы достигнем моего жилища, где вы будете моими гостями, поэтому лучше хорошенько подкрепиться, - сказал старик.
– Увы, мои друзья, - ответил печально Корой Моли, - я вынужден буду вас покинуть и вернуться к своим обязанностям, которые никто не отменял. Я должен собрать оставшихся воинов и определить состояние наших войск. Со смертью Морана Терратрола не перестала существовать, как расчитывали Искра и Рудознай, а теперь, благодаря свитку, мы можем надеяться, что у Морана есть приемник, наследник престола. Он будет нашим знаменем и нашей надеждой.
О напитках старик не вспомнил, видимо считал, что обилие фруктов заменит их. Корой Моли, который любил пищу более тяжёлую и жирную встал и, поблагодарив Зарокоа, сказал.
– Мне следует утолить жажду. Я оставлю вас не на долго и пойду к ручью.
Старик понимающим взглядом проводил его и сказал задумчиво Лёрику.
– Жажда, только повод уединиться и погрузиться в размышления. Корой Моли не выглядит настоящим дворянином и вельможей, иногда он слишком важен и спесив, а иногда даже смешон в своей напышенности, он мал ростом и голова у него слишком велика, но эта голова поистине величайшее сокровище Терратролы. Поверь мне, всё что происходит в Терратроле движется исключительно им. Не случайно, именно он сумел спасти свиток, и сохранил надежду для нашего народа, хотя сейчас ещё наверное рано говорить об этом. Скажи мне Лерик, кто были твои родители, ты помнишь их?
– Нет, я сирота и не помню своих родителей. Раньше я жил в пансионе для сирот, но там на нас всё время кричали, наказывали за малейшие проступки и плохо кормили. А когда мне стало семь лет, меня забрал из пансиона для сирот Мессаль и Тома. Они хорошо относились ко мне и я прожил у них последние пять лет.
– Сколько лет тебе было, когда ты попал в пансион, Лёрик?
– Я этого не знаю, может быть… нет я не помню этого.
– Совсем ничего?
– Я иногда вспоминаю пансион во сне, и мне всегда становится страшно, там я часто видел нехорошие сны.
– О чём были твои сны, Лёрик? Я не хочу тебя мучить, поверь мне мой дружок, но это важно, очень важно.
– Сон всегда был одинаковый, очень тягостный, как будто мне нужно что-то вспомнить и обязательно отыскать, но что именно я не знаю. Мне всегда бывало до слёз обидно, поскольку я не мог вспомнить, что я должен отыскать. Иногда, я понимал, что это, то, что я должен найти, может быть совсем рядом, а я прохожу мимо и не нахожу это, потому что не знаю что ищу. Ты не будешь меня ругать, дорогой Зарокоа, за такие слова? Мессаль бы обязательно рассердился и сказал, что всё это - чушь, верхом на дохлом осле.
– Успокойся мальчик, я не буду тебя ругать. Знаешь, я расскажу тебе одни события, которые происходили в нашем королевстве, когда ещё был жив Моран Великий. Моран Великий был немного романтик и даже идеалист. Он достиг зрелых лет, но так и не женился, потому, что считал – красивым девушкам нравится не он, а его корона. Прекрасные девушки окружали его лестью и клялись в любви, но король смотрел им в души, а не в глаза. В те времена король любил прогуливаться по лесам и лугам вашего мира в полном одиночестве.
Однажды, он увидел юную нищенку, уснувшую в лесу под кустом. Она была, как полевой цветок, как душистая роса, как маленькая птичка, такая естественная и простодушная. Король часто встречал её, то в поле с венком на голове, то в лесу около ствола дерева, где она заночевала. Она была довольна своей жизнью и своим положением и свободна, как бегущая вода. Моран влюбился в нищенку и привёл её в свой дворец. Она стала его женой.
Но, очень скоро она загрустила. Разве не лучше, - говорила она, - не иметь ничего? Богатый всегда беспокоится о своём богатстве, что может его потерять. Он не спит ночью, а постоянно думает о кознях врагов. Каждый зарится на его золото и земли, и казну, и красивые вещи. Нищий, напротив, не имеет ничего, он всегда сыт и беззаботен. Он не вынужден быть привязанным к своему месту и имуществу, а может путешествовать по миру, и каждый день для него находится новое открытие. Так она говорила Морану, а он смеялся. Король считал её слова очень забавными шутками.
Уже скоро должен был появиться на свет наследник престола, но жена короля, нищенка, исчезла. Она ушла туда, откуда пришла, в мир людей. Ей нравилось её ремесло – нищенки, и она вернулась к нему.
– Бедный Моран, - сказал печально Лёрик, у него была необыкновенная судьба. Он потерял одну жену, а вторая его отравила.
– Да, так ему было определено. После исчезновения его жены – нищенки, король долго страдал и искал её, но не мог отыскать даже следов. Тогда, по прошествии лет, он сказал себе – я поступил не так, как принято у королевских особ, и женился на нищенке, я получил только скорбь и разочарование. Теперь, мне стоит прислушаться к обычаям, и жениться на принцессе. Вскоре он увидел на балу тролей Искру, дочь короля Рудозная. Она обманула его колдовством и приняла прелестный вид. Король забыл свою первую жену и влюбился вновь. Увы, итог ты уже знаешь.
Путники переночевали прямо на густой траве, положив себе под голову круглые коричневые лепёшки-плоды, какого-то расстения. Эти мясистые плоды были покрыты мягким ворсом и легко отламывались от ствола. Это расстение Зарокоа назвал кири и его было повсюду очень много, словно сама природа в Терратроле позаботилась о путниках и их удобном ночлеге.
Лёрик очень устал за этот длинный и богатый впечатлениями день, он только прилёг головой на плод кири и больше уже не смог открыть глаза до рассвета.
Мальчик проснулся позже других и может спал бы и дольше, но его разбудил Рик. Крысёнку стало скучно и он нежно покусывал мизинец левой руки Лёрика. Лёрик почесал Рику животик, от чего тот всегда получал огромное удовольствие, а потом огляделся вокруг.
Вдали за цветущими кустами виднелись два пятна, которые тихо между собой разговаривали. Лёрик поспешил к ним, и узнал Зарокоа и Корой Моли. Они не заметили его приближения, слишком увлечённые обсуждением важного вопроса. Лёрик прислушался к их словам.
– Всё произошло так стремительно, что у нас не было времени удостовериться в его происхождении, уважаемый Зарокоа.
– Он сирота и не помнит своих родителей, это первое, что мы знаем наверное. Во-вторых, свиток не может ошибаться и именно Лёрик нашёл его. В-третьих, по возрасту он примерно подходит, ведь Лола ушла от Морана двенадцать лет назад.
– Точный возраст Лёрика не знает, ни он сам, и никто другой. Это допустимое подобие, которое можно истолковать в ту или иную сторону. Самое печальное, что он мало, очень мало, похож на короля Морана, а династия Васпаксов, к которой принадлежал Моран Великий всегда отличалась фамильными, наследственными чертами, которые передовались из поколения в поколение. Я часто разглядывал во дворце портрет деда Морана и пра-прадеда Морана и все они были совершенно одинаковые, как лепёшки дерева кири.
– Он ещё очень молод, возможно сходство проявится позже. Ведь и у птиц оперение сначало бывает детским, а потом линяет на взрослое. Если судить о птенце фазана, трудно предположить , что из этого пёстрого серо-коричневого комочка вырастет такая роскошная птица.
– Дорогой мой, добрый Зарокоа, любовь к этому мальчику уже пустила корни в твоей чудесной душе, а любовь слепа к доводам логики. Я тоже успел полюбить этого мальчугана, он достоен быть тебе учеником, и станет мудрецом под твоим руководством, но мы должны как - то убедиться, что он и есть потомок Морана.
При последних словах Корой Моли, Лёрик прикусил себе губу и чуть не вскрикнул от изумления и боли, но сумел сдержаться. Старик задумался и в этот момент был похож на каменную статую философа.
– Хорошо, сказал он, после долгого раздумья, - я погружу его в транс с помощью зелья, которое он сварит сам. Он ничего не помнит, но душа его помнит всё. Душа мальчика сама расскажет мне всё о его детстве.
– Это не повредит ребёнку?
– Это зависит от того, что он вспомнит. Иногда, душа защищается от чрезмерного горя и заставляет нас забывать его. Если он захочет, он вспомнит. Нам пора вернуться к мальчику, Лёрик возможно уже проснулся.
– Конечно, уважаемый Зарокоа, пора позавтракать и заняться делами.
Лёрик прошмыгнул на место ночёвки и сделал вид, что только что проснулся, он зевнул и потёр глаза, а потом пожелал доброго утра волшебнику и тайному советнику, которые подошли с озабоченным видом к мальчику.
Лёрик был рад улизнуть к ручью, чтобы умыться, а точнее придти в себя. Почему-то, его совсем не радовала перспектива оказаться сыном короля Морана, он пришёл в этот мир учиться искусству Зарокоа, а воевать, управлять страной и издавать законы это было скучно для него. Его не привлекала власть, сделать что-то своими руками всегда было заманчивее для него. Лёрик был испуган и растерян.
Мальчик дольше не мог оставаться у ручья и, чтобы не вызвать подозрений, ему пришлось вернуться к своим спутникам. Зарокоа уже расстелил свою скатерть и завтрак был готов. Лёрик задумчиво взял из фруктовницы, похожей своею формой на раковину малюска, лимон и начал его есть, не замечая жгучей кислоты, пока его губы не разъело и не начало больно щипать. Лёрик весь скривился и бросил лимон, но он успел заметить внимательный взгляд Корой Моли, остановившийся на нём. Однако, тайный советник ни о чём, не спросил мальчика. Завтрак кое-как был закончен, хотя Лёрик так и не смог заставить себя есть.
– Лёрик, ты совсем ничего не ешь, что с тобой? – спросил Зарокоа.
– Я ещё не проснулся, совсем не хочется есть, - ответил мальчик.
Сразу после завтрака Корой Моли простился за руку с волшебником и Лёриком. Он бодро подпрыгнул, как пружина, преисполненный, как всегда, энергии и быстро заторопился мелкими шагами влево от тропинки. Его тёмно-красный кафтанчик мелькнул несколько раз среди деревьев и исчез.
Деревья теперь поднимались выше и росли гуще, многие из них были очень раскидистыми и небольшие поляны, которые встречались всё реже, находились в тени этих живых, роскошных шатров. Кроны у некоторых видов деревьев были разреженными и тогда, вся поляна была испещрена бегающими стайками солнечных зайчиков. Плодов было великое множество на всех деревьях и они падали под ноги путникам, устилая землю разлагающимся, резко пахнущим ковром. Этот ковёр шевелился, словно живой, от обилия насекомых, копошащихся в нём. Блестящие жуки, как кометы, взлетали с грозным гудением, и вскоре, тяжело падали вновь, и закапывались в тучный, чёрный перегной.
– Какая вонь! - не выдержал Лёрик. – Почему мы не летим учитель, ведь ты отдохнул и уже мог бы донести нас до жилища? Ну, хотя бы чуть-чуть, это бы не утомило тебя.
Зарокоа улыбнулся загадочно и сказал.
– Конечно Лёрик, я мог бы донести тебя, но многие вещи лучше делать так, как принято у всех остальных тролей и людей. Мы будем готовить пищу, как все, когда придем в наш дом, и будем заботится о скотине, и ловить рыбу, и собирать для нашей коровы лепёшки кири, и сами станем складывать их в пещеру, про запас. Многие вещи мы будем делать просто руками и это очень хорошо.
– Зачем же тогда волшебство? Тебе учитель стоит произнести заклинание и лепёшки кири сами прилетят и сложатся так, как нужно. Скатерть позаботится о нашем обеде, а одежда всегда будет чистая и новая.
Старик весело рассмеялся.
– Мы почти пришли, я сделал небольшой крюк пути, чтобы показать тебе, что бывает, когда волшебник следует твоим рассуждениям. Я предполагал, что у тебя рано или поздно могут возникнуть такие мысли, и решил предварить их.
Вонь стала просто невыносимой. Впереди показался небольшой просвет между деревьями. Лёрик чуть было не наступил на нечто, что было похоже на растёкшееся густое, сливочное масло.
Тысячи тысяч насекомых ползали по поверхности этого жёлтого желе и сотни птиц порхали над ними. Птицы самых разных видов, словно собрались на званый обед, они ловили, хватали, подхватывали насекомых. Здесь были крошечные чирки, стремительные, как взмах ресниц - стрижи, блистательные, но тяжеловесные фазаны. Фазаны предпочитали ловить не мух и мошкару, а тяжёлых, покрытых блестящими панцирями жуков, так напоминающих ёлочные, рождественские игрушки.
У Лёрика зарябило в глазах от мелькания птиц и их чириканья. Поверх всей этой трескотни и чириканья раздавался равномерный общий звук. Это было похоже на храп спящего великана.
– Что это такое? – спросил Лёрик у волшебника.
– Поднимись на ближайшее дерево и погляди сверху, тогда всё поймёшь без слов.
Лёрик так и сделал, любопытство подгоняло его. По толстой ветви он прошёл почти к середине поляны и, лёжа на ней животом, вгляделся вниз. Он не сразу понял, точнее не поверил своим глазам.
То, что он увидел больше всего было похоже на гигантскую яичницу, которая растеклась по поляне. Немного бугристая глазунья оказалась живым, человеческим существом, утопающим в собственном жире. У существа не было отдельно, ни головы, ни ног, ни рук – просто, нечто круглое, точнее овальное.
Существо было голым, но это не имело, ровно, ни какого значения, поскольку никто не сумел бы определить пол этой биомассы. Живот стекал жирными волнами на слипшиеся вместе бёдра и заканчивался валиком над коленями. Бесформенные груди могли быть и женскими и мужскими, точнее просто складками этой чрезмерно щедрой плоти. Лёрик, наконец, обнаружил лицо, которое было только невнятным барельефом на гигантской глазунье.
Лёрик почувствовал, что у него к горлу подступает непреодолимая тошнота и хотел спуститься с дерева, тут существо пошевелило крохотным ротиком, посреди блинообразной головы.
– Пить, - попросило оно тонким, писклявым голосом.
В небе показалась маленькая, кудрявая тучка и послушно поплыла к говорящей яичнице. Она зависла над изнывающим от жажды существом и пролилась на его тело небольшим ливнем. Птицы разлетелись под кроны окружающих деревьев и терпеливо дожидались, когда окончится водная процедура. Насекомые, которые не успели скрыться, были смыты прямо на вздрагивающее от восторга живое желе. Все бесчисленные складки его тела были забиты насекомыми, которые стремились зарыться в них от потопа.
– Есть, - пропищало расплывшееся существо.
Фрукты, сами, начали срываться с ветвей окружающих деревьев и подлетать к пухлому, крошечному рту, который начал поедать их. Следом возникли из воздуха огромные супницы и целые котлы с различными закусками. Ложки двигались сами и они, буквально, метали в открытый рот картофельное пюре, политую сиропом кашу, булочки, пончики посыпанные сахарной пудрой или облитые розовой глазурью, котлеты и тонны соуса.
Существо с наслаждением всё это поглощало, как воронка в океане, так же стремительно и жадно. Утробные звуки были громкими и такими же отвратительными, как и само зрелище ненасытного поедания пищи. Лёрик поспешил слезть с дерева.
– Учитель, учитель, - закричал он в страхе, - давай, уйдём отсюда побыстрее!
– Мы можем поговорить с ним и распросить о его жизни, - предложил Зарокоа.
– Нет, нет! – ужаснулся Лёрик от одной мысли, что придётся говорить с растёкшейся по поляне яичницей.
Старик и мальчик удалились из изобильного леса, опофеозом которого было нечто, что разум отказывался принять. Путники шли молча довольно долгое время и обдумывали увиденное. Наконец, Зарокоа сказал.
– То, что ты видел, было когда - то моим учеником Ойло. Это был магический талант редкой силы. Он обладал могучей памятью и быстрым разумом, уже к шестнадцати годам он стал мастером волшебства. Ойло мог всё, что могу я, и мог многое сделать для людей и тролей, но он так уповал на волшебство, что ничего не хотел больше делать руками. Когда, я заметил это, то поверь мне, узнал этот недуг сразу, и очень расстроился. Я просил его сходить в деревню или на реку, но он отвечал мне, что придаётся созерцанию, чтобы усилить в себе понимание мира. Я настаивал, но добился лишь того, что Ойло рассердился на меня, и ушёл жить в глубину леса. «Мне никто не нужен,» - говорил он всем, кто приходил к нему за помощью. « Я буду жить, как хочу.»
– Что же он хотел?
– Хотел только жить для себя – есть, пить, отдыхать и созерцать. Теперь же он просто спит, ест, пьёт и справляет свою нужду.
– Может он был глупый? - предположил мальчик.
– Нет, просто ленивый и эгоистичный, - ответил старик.
– Спасибо, милый Зарокоа, это был наглядный урок, я буду помнить его.
– Стало быть твоё обучение началось, и первый свой урок ты хорошо усвоил. Уже темнеет, и мы подошли с моему жилищу. Видишь, вон тот холм с нависающей верхушкой, словно лихо сдвинутая набекрень шапка, а в нём ступени лестницы и широкая терраса выше лестницы. В глубине горы чистые, ровные стены из известняка и множество помещений. Нам не будет тесно. Там есть отдельные спальни, кухня, магический зал, и отдельное помещение под магические зелья и припасы. Тебе придётся помогать мне по хозяйству в птичнике и в скотнике, но сначала мы отдохнём после тяжёлого пути и ты расскажешь мне о себе.
Лёрик опустил глаза и признался.
– Мудрый учитель, я слышал ваш разговор у ручья. Тот разговор с Корой Моли.
– Я давно догадался об этом, милый мальчик, но хотел, чтобы ты сам сказал мне об этом. Значит, ты согласен, погрузиться в транс, и вспомнить о себе то, что не хочет, вспоминать твоя душа?
– Да, учитель, я хочу вспомнить о себе всё.

Глава 3, где Лёрик вспоминает кое-что о своём детстве.

Старик дал отдохнуть мальчику и освоиться в новом для него месте. Несколько дней, он словно не вспоминал об их уговоре. Лёрику ужасно понравилась корова Фиалка и овцы и гуси. Он получал удовольствие общаясь с ними, как может получать удовольствие только городской мальчик, лищённый до того общения с природой.
Белых гусей он выпускал на речку, которая была за лугом и они бежали на перегонки к воде, раскрыв большие, жёсткие крылья. Лёрик сидел на берегу с удочкой, а его подопечные шумно плескались и гоготали повсюду. Смешно, но даже в такой толкотне и суете, он умудрялся иногда поймать несколько рыбин на ужин себе и старику.
С овцами, Зарокоа поступал ещё проще. Их некому было сторожить, поскольку собаки у волшебника не было, но старик каждое утро проходил вокруг поля, где они паслись, с невидимой верёвкой в руках, и, как бы, огораживал отару от остального пространства. Овцы, уже не могли выйти за магически очерченное пространство, и покорно топтались в нём, пока Зарокоа не освобождал их вечером. Старик делал это с помощью невидимого узла, который он, якобы, развязывал руками или разрезал обычным, кухонным, но очень острым ножом.
На четвёртый день, когда мальчик привык и отдохнул, Зарокоа поставил на огонь обычный котелок, в котором они кипятили себе чай. Он налил в котелок молока от вечерней дойки их коровы и начал его греть. Когда молоко стало беспокоиться и пениться, старик протянул ученику три кожанных мешочка с травами и корешками.
– Вот это корень золотоголова, его клади сейчас, он будет настаиваться дольше всего, - сказал он мальчику. – Смотри при этом, чтобы молоко твоё не убежало, а то убежит вместе с пеной вся сила корня. Она поднимается вверх, выпариваясь из корня.
Когда станет молоко едва розоватое, не медли и опускай связку вот этой травы – свиное копытце. Видишь она усеяна семенами, которые раздвоены на конце, точно, как свиное копыто. Подержи пучок этой травы в молоке, но из рук не выпускай, сосчитай неспеша до двадцати и вынимай обратно. Больше свиное копытце уже тебе не понадобится, кидай пучок через правое плечо. Запоминай Лёрик, когда творишь волшебство, всегда бросай всё через правое плечо, а когда отколдовываешь, снимаешь чары, тогда кидай всё через левое плечо. Немного трудно запомнить всё сразу для первого раза? – Спросил старик Лёрика, но тут же ободрил его. – Ничего, справишься.
– А что же, учитель, мне делать с третьей травой? Ты забыл мне рассказать об этом.
– Третья трава тоже важна. Отломи от сухого стебля кусок и зажми крепко зубами. Это важно, потому, что ты ещё не научился молчать и обязательно забудешься и заговоришь, а этого делать нельзя. Когда зелье будет готово, я сам скажу тебе об этом.
Настой сварился и старик дал ему остыть. Он дал ученику мерку на длиной ручке и приказал зачерпнуть её полную.
– Теперь, выпей настой, и ляг на мягкий тюфяк, вот сюда.
Лёрик выпил горьковатое молоко с травами и почувствовал озноб, ему захотелось уснуть. Он закрыл глаза и полетел в бездну наполненную вязким туманом, который был плотным и неохотно пропускал его.
– Что ты видишь? – загремел грозный голос с неба и маленький мальчик вздрогнул от него.
Маленький мальчик глядел на спящего отца, который спал уже давно и очень крепко. Отец не просыпался даже от крика и плача матери маленького мальчика. Мальчик знал, что это его мама, но никогда бы не вспомнил, как её зовут. Он был в том возросте, когда маму зовут мамой, и только. Потом, отец куда-то пропал из дома, может быть не захотел оставаться в доме, где столпилось столько чужих людей.
Мама осталась, но всё время была скучная и не играла с мальчиком, как раньше, и даже не улыбалась ему. Часто в их дом теперь приходили злые люди и кричали на маму, а она о чём-то долго и униженно просила их. Мальчик прятался от этих злых людей под кровать или за печь. Он знал, что однажды вернётся отец и прогонит злых людей из дома, нужно просто немного подождать.
Мальчик видел, как мама посадила его на большого чёрного быка, на котором он привык сидеть, когда отец пахал землю. Мальчик был так мал, что сидел прямо на шее их смирного быка и держался за уши, потому, что рога быка были очень толстые и детские ручонки не могли обхватить их. Как весело было ехать на быке и толкать его пятками, когда он останавливался на дороге. Они ехали очень долго и приехали в город, где было много быков, и коров, и лошадей, и они все мычали и ревели. Обратно мальчик и мама, шли пешком, потому что их бык устал и решил отдохнуть в городе – так сказала мальчику мама.
Мама очень беспокоилась и что-то старалась, спрятать под своим платьем, какой-то небольшой мешочек, позванивающий от её резких движений. Она торопила мальчика, а он плакал. Ноги его устали, ему очень хотелось пить и спать.
Что случилось потом, мальчик не помнил, просто перескочил через эти воспоминания, как через пропасть. Он увидел, что какая-то чужая женщина в грязной и рваной одежде шла к нему по дороге, уже в сумерках. Женщина несла на плечах маленькую девочку, которая скорчила ему рожицу, когда они подошли близко.
Женщина, вдруг, вскрикнула, схватила его крепко за руку, и потащила прочь от чего-то, что мальчик не хотел вспоминать. Женщина была очень испугана и торопила его. И тогда мальчик заревел так, что сам оглох от своего крика и слёз.
Они пришли куда-то, где мальчик никогда не был прежде. Там были овцы, козы и много, много сена. Здесь жили женщина, девочка и, теперь, он тоже. Мальчику здесь было очень хорошо. Утром хозяйка фермы приносила им немного молока и хлеба, а потом женщина, которую звали – Бродяжка, уходила в город.
Мальчик познакомился с доброй девочкой и очень подружился с ней. Её звали Агни. Они всегда и всюду были вместе. Они терялись и находились в лесу, где проводили целые дни. Дети собирали грибы и ягоды, всякие коренья и травы, всё, что можно было использовать в пищу. Они сами заботились о себе и жили, словно лесные зверьки. На реке они ловили рыбу самодельными примитивными удочками или сетями сплетёнными из конского хвоста.
Иногда, им очень хотелось есть, но пищи не было, тогда они воровали немного овощей у фермерши, но так чтобы она не заметила этого. Боялись они не столько её, она была не злая, и часто сама давала им то переросший огурец, то попорченную мышами тыкву, то подгоревший в печи пирог. Боялись дети её мужа, которому было лучше не попадаться на глаза. Он всё время грозился, что выкинет их с фермы, и называл их не иначе, как крысятами и паразитами. Его жена всегда отвечала ему, что детям некуда идти, и выгнать их нельзя – это будет бесчеловечно. Дети хорошо знали что такое нельзя и, раз их выгнать нельзя, они успокаивались и продолжали жить так, как привыкли.
Бродяжка приходила только вечером и приносила еду и иногда немного денег. Однажды, она принесла красивое платье для Агни и девочка надела его. Она была такая нарядная в этом платье, словно принцесса, и Бродяжка плакала, когда смотрела на неё. Бродяжка так и называла Агни – моя принцесса. Мальчику это казалось глупым, он не мог понять, почему Бродяжка плачет, а не радуется при виде красивой Агни.
Ещё через некоторое время, мальчик не умел его определять, он и Агни плавали в реке. Они ныряли в воду, взявшись за руки, плыли под водой и смотрели друг на друга. В прозрачной, чистой реке, всё было хорошо видно. Они не разжимая рук, вместе, одновременно выныривали, хватали жадно воздух в изголодавшиеся лёгкие и снова, разом, ныряли, как одна большая рыбина. Дети долго терпели, но не выдерживали и захлёбывались от смеха. Больше они не могли нырять и плавать. Они кашляли и отплёвывали попавшую в рот, нос и горло воду.
Чаще всего дети собирали на берегу и в прогревшейся воде на мелководье речные ракушки-перловицы. Они были сытными и вкусными, нужно было только промыть их от грязи в проточной воде и запечь на углях.
В тот день Агни порезала ногу об острый край раскрывшейся в воде ракушки, ненароком наступив на неё в воде. Она не плакала, потому, что была очень молчаливой и терпеливой, а просто обхватила свою маленькую ступню ладонями и прижала её к голени другой ноги, пытаясь унять кровь. Мальчик набрал листьев подорожника и приложил их к ране Агни. Кровь почти остановилась, но подружка не могла идти.
Мальчик понёс её к ферме, посадив себе на закукорки. Дорога была не близкая и нести Агни было не легко. Она обхватила его шею тонкими руками и дышала в затылок, который и без того вспотел от нелёгкой ноши. Шея болела, как будто в ней натянули верёвки из жил. Они двигались очень медленно и мальчику приходилось часто отдыхать. У него подгибались ноги от усталости, но он всё же донёс Агни до скотного двора, где они ночевали.
Уже стемнело, но Бродяжка так и не появилась в этот вечер. Её не было и на следующий день, и потом тоже. Когда дети пришли в овчарню на ночлег снова, то их там уже поджидали. Сильные и жёсткие руки схватили их маленькие, слабые тела и, сколько они не рвались, их не отпускали. Дети кричали и тянули руки друг к другу, но их развели в разные стороны. Мальчик весь напрягся от крика.
– Агни, Агни! – кричал он. - Пустите меня к Агни!
Агни закрыла лицо руками и стояла молча, словно спряталась от всего происходящего. К мальчику подошла хозяйка фермы и сказала, что они больше не могут тут жить, потому что Бродяжку посадили в тюрьму.
– Она украла красивое платье у одного торговца, и он узнал её, когда увидел в очередной раз на рынке. Больше она не придёт сюда. Мой муж совсем озверел от этого известия и приказал выкинуть вас с фермы, или он отравит вас, как крыс. Так он говорит. Я больше не могу вам помогать, простите меня дети. Я смогла пристроить вас в приют, там о вас будут заботиться, будут кормить и у вас будет одежда.
Мальчик ничего не понимал из того, что говорила фермерша, он только думал, будут ли они с Агни вместе или нет?
Их разлучили. Сухая, тонкая, как метла, старая женщина сказала мальчику.
– Вы не можете вместе воспитываться. У нас отдельные пансионы для девочек и мальчиков, хватит и того, что вы жили, как совершенные дикари. С вашим воспитанием я предвижу много хлопот, но для вас же самих, мы справимся с вашими пороками и дурными привычками. Главное, система!
Мальчик не знал кто тут Система, а главными выглядели все, потому, что смело распоряжались их телами и желаниями. Мальчика поволокли под его душераздирающие вопли в одну сторону, а испуганную Агни в другую.
– Я найду тебя, Агни! – закричал мальчик отчаянно.
Больше он ничего не видел и не помнил, как тогда на дороге.
Потом потянулись однообразные, серые дни в пансионе, словно это жил кто-то другой, а настоящий мальчик уже умер. Он пытался убежать несколько раз, но его ловили и били розгами, а потом не давали еды. Мальчик понял, что убежать отсюда нельзя, но можно всё забыть и ждать, когда он сможет выйти отсюда.
Он стал тихим и послушным и от него отстали. Мадам Жонжи, так звали воспитательницу в пансионе, считала, что он полностью исправился, и с дурными привычками и пороками в этом юном существе покончено.
Он забыл всё, что с ним было прежде и забыл Агни, но во сне он пытался отыскать её, хотя совсем не помнил, как она выглядит. Потом, он просто стал искать нечто, что ему было нужно, как воздух, чтобы стать самим собой, но он не мог вспомнить, что это было такое. Такие кошмары были очень частыми, пока Мессаль не забрал его к себе жить.
Мальчик видел всю эту историю со стороны, как бывает во сне. И, вдруг, он понял страшную истину, что этот мальчик и есть он – Лёрик, а всё что он видел это было его жизнью. Эти страдания и потери, так ужаснули Лёрика, что он почувствовал желание умереть, чтобы избавиться навсегда от своих страшных воспоминаний. Он постарался выдохнуть из себя всё горе, которое терзало его, и закричал, отчаянно, как смертельно раненный. В этот миг, некто большой и добрый, схватил его за плечи и выдернул из густого, плотного тумана вверх к свету и добру.

Лёрик тяжело дышал и продолжал кричать, не понимая, что это Зарокоа удерживает его за плечи.
– Тихо, тихо Лёрик, это я. Всё уже закончилось. Видишь, ты в безопасности, около старого своего друга и учителя.
– Учитель… - всхлипнул Лёрик и заплакал, прижимаясь к коленям старика лицом. – Я вспомнил, что мне нужно было отыскать, я вспомнил. Мне нужно опыскать Агни, и я ей нужен, она очень боится чужих людей. Помоги мне в этом учитель! Я обещал ей, что найду её, я вспомнил это!
Старик успокаивающе погладил Лёрика по голове и мокрой от слёз щеке.
– Я сделаю для тебя, мой мальчик, всё, что смогу, но это нелёгкая задача, даже для меня. У тебя не осталось, ни одной вещи, что принадлежала Агни? Ни пряди волос, ни браслета из травы, которые часто плетут девочки такого возраста?
– Нет, Зарокоа, нас разлучили так внезапно.
Старик вздохнул.
– Это трудная задача, но вместе мы справимся с ней. Пройдёт немного времени и мы найдём Агни, дочь Бродяжки.
Волшебник вдруг протянул руку, он хотел что-то добавить к своим словам, но внезапно глаза его сверкнули молодым, живым взглядом и он спросил Лёрика.
– А, как выглядела женщина, которую звали Бродяжкой?
– Она была доброй и беззаботной, словно никогда не задумывалась о завтрашнем дне. Всегда загорелая и… учитель, я совсем не помню её лица, я даже не помню лица Агни.
– О троли и короли тролей до десятого колена! – воскликнул Зарокоа и вскочил резво, как молодой юноша. – С чего мы скудоумные взяли, что у короля Морана должен обязательно был родиться наследник, только потому, что нам так было нужно? Вместо мозгов у нас с Корой Моли видимо выросли лепёшки дерева кири. У Морана могла быть дочь, принцесса Васпакская, как мы, даже, не подумали об этом? Бродяжка, бродяжка! А может ещё её называли - Нищенка!
– Да, мать Агни называли и так, иногда, - согласился Лёрик. – Не может ли так быть, что она и была пропавшая в мире людей – жена короля Морана?
– О, это вполне возможно Лёрик. Из того, что я узнал от тебя складывается знакомый образ, который крепко врезался мне в память.
– Тогда, из этого выходит, учитель, что Агни настоящая принцесса. Бродяжка часто называла её так, когда рядом не было посторонних людей. Я очень этому рад! Теперь, уж ты учитель обязательно станешь её искать и быстро найдёшь, ведь ты такой добрый и мудрый. А я рад! Мне не придётся быть королём в стране Терратролы. Я буду учиться твоему искусству и жить, как сейчас, около реки и леса. Это очень хорошо.
– Увы, Лёрик, ты ни как не можешь оказаться сыном Морана Великого, ты по годом немного старше, чем должен был быть, иначе ты навряд ли, смог бы, донести Агни до фермы, когда она поранила ногу в реке. Но, не только в этом различие. У тебя был отец, который умер, и мать, которую ограбили и убили на лесной дороге. Они были обычные крестьяне, и мирно пахали землю на вашем, большом, добром быке, которого твоей матери пришлось продать, чтобы уплатить налоги за дом и землю. Тяжёлая, и жестокая история, но она ни как, не связана с престолонаследованием рода Васпаксов.
Как-то в один из дней Лёрик плавал в лодке по реке и собирал розовые лилии, которые нужны были старику, чтобы приготовить волшебное зелье. Мальчик нырял, чтобы достать луковицы лилий. Они легко выдёргивались из илистого грунта. Когда Лёрик вынырнул в очередной раз со связкой стеблей, оканчивающихся на концах крупными луковицами, он увидел лодку, которая направлялась прямо к нему.
В лодке сидел пожилой, толстый троль, а управлял лодкой молодой троль с помощью длинного шеста. Они подплыли к Лёрику и пожелали ему здоровья и всех благ, а потом просили его передать для Зарокоа известие, что завтра в деревне будет свадьба. Молодой троль оказался молодожёном и просил Зарокоа и его ученика Лёрика пожаловать к нему на свадьбу. Пожилой троль оказался отцом невесты. Они торопились, поскольку им нужно было позвать на свадьбу ещё множество других гостей. Троли уплыли, а Лёрик направил свою лодку к берегу с радостным известием.
На следующее утро старик выбрал в стаде лучшую овцу и они, вместе с Лёриком связали ей ноги и положили на дно лодки. Остальных овец волшебник с помощью заклинаний превратил в тюки овечьей шерсти и сложил в своей пещере. Коровы больше не было в хозяйстве Зарокоа и Лёрика, старик передал её на время в одну бедную семью лесных тролей. Отец семейства уже давно воевал за землю Терратролы, а его дети и жена жили очень бедно, лишённые хозяина дома.
Гусей старик превратил, каждого, в одно единственное перо, потом собрал пучок перьев, которые на самом деле были целым стадом превосходных белых гусей, и воткнул их в горшочек для письменных принадлежностей. Одно перо выпало из руки старика и испачкалось чёрными чернилами.
– Вот так-так, - сказал старик, - теперь один наш гусь будет не такой как все, а покрытый тёмными крапинами. Зато мы можем быть уверены, что наше имущество останется в целости и сохранности. Позаботься и ты о своём имуществе, Лёрик.
– У меня нет никакого имущества, учитель, – сказал с удивлением Лёрик.
– Но, у тебя есть твой дружок. Ему не место на свадьбе тролей. Троли бывают довольно буйными, когда выпьют, и пляшут до упаду. Они могут, затоптать твоего дружка. К тому же в деревне полно собак, кошек и других животных, а у тролей тяжёлые, деревянные башмаки, которыми они швыряют в крыс, стоит только хоть одной прошмыгнуть мимо.
– Что же делать, учитель? Рик не захочет отстать от меня и побежит за мной. Запирать его в клетку тоже не хорошо, он совсем ручной и это будет не честно, так поступать с ним.
– Мы поступим по другому, - сказал, загадочно улыбаясь Зарокоа. – Мы превратим его в персиковую косточку и положим на полку, под перевёрнутое блюдце или, под вот эту, отбитую с края крышку от кувшина. Надеюсь, косточка не прорастёт за время нашего отсутствия? – ещё раз улыбнулся старик.
Лёрик поднял с пола своего крысёнка и посадил на стол, прямо перед Зарокоа. Старик окунул кисточку своего шёлкового пояса в какой-то состав и произнёс.

Беспокойный, шалунишка -
Станешь косточкой под крышкой.
Тут лежи, не зная бед –
Пусть, коты не ждут обед.

Старик брызнул волшебным раствором на Рика и тот стремительно превратился в сморщенную, сухую, персиковую косточку. Косточка некоторое время повращалась на столе, а потом замерла, такая же морщинистая, как щека Зарокоа. Старик взял её двумя пальцами и положил на полку, а потом прикрыл разбитой, глинянной крышкой от кувшина.
– Теперь мы готовы! – Сказал старик.
К середине дня они приплыли к селению, где уже шло пиршество, а молодых одаривали подарками. Зарокоа и Лёрика встретили с радостью и почётом, и проводили к столу.
Стол ломился от всевозможных кушаний. Здесь были цыплята на вертеле, торчащие из широкого котла, как букет необычных цветов, и странные, неизвестные Лёрику фрукты и овощи. Лёрик взял один фрукт, похожий на ярко-бордовую грушу и откусил от него, но тутже бросил. Фрукт оказался терпким и горьким на вкус. Сидевший рядом троль, протянул руку за таким же точно фруктом и через маленькую тёрку натёр сочную мякоть этого плода к себе в тарелку с мясом. Лёрик догадался, что плод используют, только, как приправу к готовым блюдам. Очень тёмные колбасы, почти чёрного цвета привлекли внимание мальчика, но он боялся их попробовать, и спросил старика о них.
– Угощайся Лёрик, без опасения, это просто колбасы, - ответил ему старик.
– Почему они такие чёрные, учитель?
– Что тебя тревожит? - Удивился в свою очередь Зарокоа. – Они сделаны из мяса чёрных индеек, вот и всё.
– И всё?
Старик подозвал румяную женщину, мать жениха, и задал ей вопрос, почему её колбасы такие чёрные?
– Уважаемый, Зарокоа, угощайтесь на здоровье. Я добавляю в мясо чёрных индеек кору дерева – уваго. Так мои колбасы дольше остаются свежими и ароматными. Кора дерева уваго чёрного цвета и колбаса ещё больше темнеет, но ей это не вредит, не повредит и вам. Мои колбасы известны всем, это лучшее угощенье на любой свадьбе.
Её слова услышала другая женщина со вздёрнутым носом и длинными мочками ушей. Она была мать невесты.
– Что же ты хвалишь только себя, кума? Разве мои хлеба и пироги никто не покупает? Даже наш любимый король Моран не гнушался моими пирогами, и охотно их покупал, для себя и своих друзей, когда охотился в наших местах. Я могу запечь живого соловья и он вылетит из пирога и примется петь свои песни. Хоть пять начинок я могу положить в пирог, разделив их слоями теста, но когда троль возьмёт их и слегка потянет, они разделяются, на разные слойки. Можно есть всё вместе, а можно и порознь, можно угощать друзей и прекрасных подруг.
– Твоё искусство, женщина, просто изумительно! – воскликнул от души Зарокоа.
Старик позвал жениха и девушку к себе и спросил их, какие подарки они хотели бы получить. Юноша имел светлые, тонкие волосы и голубые глаза. Он подумал немного и сказал волшебнику.
– Я торговец, сын торговца, и у нас семья с достатком. Всё есть необходимое в нашем доме. Но, дом, где мы будем жить стоит не в селе, а посреди луга, на хуторе. Я часто уезжаю из дома и жена остаётся одна, без защиты. Сейчас идёт война и хотя здесь ещё спокойно, но я не знаю, что может случится в моё отсутствие. Могущественный Зарокоа, дай моей жене невидимого защитника от злых людей и зверей и тогда я буду спокоен в пути.
– Хорошо, ты любишь свою жену, это очень хорошо. Считай, что у вас есть невидимый защитник. Это большой, злобный пёс, который будет сторожить твою жену среди дня и ночи от беды. А что ты, девушка, хочешь от меня получить? – спросил Зарокоа ласково невесту.
Девушка смутилась и сказала волшебнику.
– Я хочу иметь много детей. Ни одного и не двоих, а много.
Зарокоа удивлённо покачал головой и переспросил её.
– Даже двое детей редки в семьях тролей, сколько же ты хочешь, что бы было детей в твоём доме?
Девушка совсем разрумянилась и смущенно прошептала что-то на ухо волшебнику. Старик засмеялся и сказал.
– Что же будь по твоему, раз ты так хочешь. Вот тебе двенадцать бобов, как только ты пожелаешь родить ребёнка, так съешь один боб. Тогда, ты забеременеешь и у тебя будет дитя красивое и здоровое, если съешь сразу два боба у тебя будут близнецы, которых невозможно отличить друг от друга. Одинаковые, как бобы. Довольна ли ты, девушка?
Невеста поблагодарила Зарокоа и спрятала бобы к себе в чулок.
Пир продолжался. Троли начали отплясывать на поляне быстрый танец, притопывая деревянными башмаками и кружа своих подружек. Всем было весело и Лёрика позвали молодые троли играть в прятки. Сначала водила Муребелла, маленькая девчушка с красивыми рыжими кудряшками и толстыми коротенькими ногами, потом глаза завязали её двоюродному брату Крою, потом ещё кому-то кого Лёрик не успел запомнить и, наконец, пришла очередь водить и для него. Лёрику завязали глаза широким поясом от чужого кафтана и он начал ловить увёртливых сверстников и детей поменьше. Он думал, что ему повезло, но его добыча оказалась слишком велика. Он ухватил пальцами рук пуговицу на чьём-то кафтане, того, кто стоял перед ним неподвижно, как скала.
Лёрик заподозрил неладное и стащил с глаз свою повязку. Перед ним стоял рассерженный, весь багрово-красный троль, и злобно сверлил его свирепым взглядом. Лёрик не стал извиняться перед ним, лучше было улизнуть с его пути, поскольку извинения только подлили бы масла в огонь. Троль был большого роста, что редко бывает у лесных тролей, и стоял посреди веселья всем видом, вызывающе показывая, как он оскорблён и обижен.
– Что же, вы веселитесь, а мой сын оказался не нужен на свадьбе? – проговорил он злобно.
Лёрик понял с облегчением, что это не он рассердил свирепого троля, и корни кофликта уходят совсем в другие события. К гостю, которого по-видимому никто не ждал, подошла мать невесты и пригласила его присесть к свадебному столу.
– Нет, я не буду есть за одним столом с обманщиками и лгунами! – прокричал гость. – Ты сказала, - обратился он к матери невесты, - что подумаешь о сватовстве моего сына, а вместо этого отдала тайно свою дочь за другого. Чем тебе не угодил мой сын, он очень полюбил Акиру и был бы ей хорошим мужем?
– Твой сын всем хорош, - ответила ему умная женщина, желая прекратить скандал, - но ведь сердцу не прикажешь, ты и сам это знаешь. Моей Акире больше понравился другой. Будь гостем на нашей свадьбе, ведь моя Акира не единственная девушка в Терратроле. Твой сын такой большой, сильный, он ловит зверей и убивает их прямо руками. Такой муж должен найти сильную, с твёрдым характером девушка, а Акира не подходит ему. Они были бы несчастливы вместе. Твой сын ничего не потерял, а только уберёгся от ошибки.
Но, гость пришёл не для того, чтобы решить всё миром, любые слова, даже самые разумные, были для него только поводом начать ссору.
– Может, ты хочешь сказать, что мой сын сам зверь? Он мог просто забрать твою дочь в наш дом и чтобы ты тогда сделала? Морана Великого нет, нет никого, кто бы посмел помешать нам забрать твою дочь. Акира, - грозно завопил Троль, - ты должна пойти со мной! Ты была прежде просватана за моего сына, а не за этого хлыста. Я заберу тебя отсюда, такая свадьба не настоящая!
– Ой-ли! – засмеялся Зарокоа и подмигнул испуганным молодожёнам. – Если эта свадьба не законна, тогда пойди и забери невесту для своего сына - такого же грубияна и громилы, как и ты сам.
– И заберу, - взревел троль, - и ты, Зарокоа, не помешаешь мне вместе со всем своим волшебством!
Он ринулся к испуганной девушке сметая всё на своём пути, и схватил её за руку потной, волосатой ручищей. Но, в этот же момент вскрикнул и повернулся с растерянным видом назад. На ноге его были порваны штаны сразу в двух местах, а из разрезов капала тёмная кровь. Троль взревел, как раненый бык, и растопырил короткие, толстые пальцы, готовый схватить своего обидчика и задушить его. Он оглядывал маленькими глазками отступивших от него в страхе гостей, и пытался понять, кто из них причинил ему боль.
– Ладно, уж я разберусь с тем из вас, кто мнит из себя храбреца, но не сейчас.
Троль – скандалист снова попытался схватить девушку за руку, но некто, кого он не видел, вцепился зубами ему в руку, гораздо крепче, чем он сам смог бы вцепиться в руку девушки. Эта рана была гораздо серьёзнее и болезненнее, чем прежние. Любой умный человек или троль остановился бы и задумался, но только не этот троль-охотник. Раз он не видел опасности, значит её нет, так рассуждал его примитивный мозг. Он взревел ещё громче и напористей, чем раньше и принялся молотить по воздуху большими толстыми кулаками.
Сначала все были в ужасе от неуёмного гостя и его поступков, но теперь, когда опасность миновала, троли стали покатываться со смеху над ним. Троль - дебошир взмок, и распространял от себя запах навоза, пота, чеснока и ещё чего то, крайне неприятного, звериного. Он оскалился, и показывал невидимому противнику, который посмел встать у него на пути, свои крепкие, жёлтые зубы.
Невидимый защитник, которого только перед этим подарил жениху Зарокоа, был конечно неуязвим, а иначе, какой же был бы от него толк, и что бы это было за убогое волшебство.
Троль так разошёлся от собственной дури и злобы, что Лёрик заметил, как от него начал подниматься дымок. Ему нужно было бы остудить свой пыл, но здесь не было Мессаля, который выплеснул бы на драчливого, взбешённого троля свой, рыбный суп.
Троль упал на спину и начал крутиться, словно детская юла, всё быстрее и быстрее. Сначала он ревел, как водопад, потом, как раненный бык, потом завыл, словно злая кошка, а потом заверещая, как поросёнок. Все в страхе зажали уши и смотрели на него замерев. Вдруг, раздался хлопок, троль вспыхнул, и сгорел в один миг от собственной злобы.
Гости, как будто ожидали такого исхода, они тут же снова начали танцы и игры. Зарокоа пояснил Лёрику.
– Увы, троли не могут остановиться, когда разозлятся уж чересчур. Они сгорают от злости в самом прямом смысле слова. Такие случаи совсем не редки среди них. Троли довольно часто сердятся друг на друга и их характер не всегда мирный. Что ж, Лёрик, мы прекрасно повеселились и отдохнули, но нас ждут ещё многие тайны, которые необходимо разгадать, как можно быстрее. Нам пора домой.
Зарокоа и Лёрик постарались незаметно уйти со свадьбы и сели в лодку. Овцу они конечно оставили родителям жениха, в благодарнось за щедрое угощение.

Старик сидел в лодке и задумчиво глядел на своё движущееся отражение в воде, а мальчик тонким, длинным шестом направлял лодку по течению. Лёрик снял ботинки. Брызги тёплой воды срывались с кончика шеста, когда он перекладывал его слева на право, и капали ему на босые ноги. Плоское деревянное дно лодки прогрелось от солнца и ступням мальчика было приятно. Тростники скученно толпились вдоль берега и далеко заходили в ленивую реку. Нос лодки делил их на прямой пробор, подобно гребню.
Лёрик первый заметил овец, которые беспорядочно бегали по лугу и около воды. Некоторые казались больными и с трудом ходили, припадая на передние или задние ноги, некоторые лежали неподвижно и только смогли, поднять голову, когда старик и Лёрик направили лодку к ним. Гусей тоже было меньше, чем обычно, и они прятались в камышах, подальше от берега. Они жалобно приветствовали своих хозяев, и высыпали всей стаей навстречу им. Среди оставшихся гусей Лёрик узнал того, что стал крапчатым, благодаря чёрным чернилам.
Волшебник оказался на берегу быстрее Лёрика. Он выглядел очень суровым и встревоженным.
– В наше отсутствие здесь побывали, Лёрик. Позаботься о лодке, а я поспешу в дом.
Лёрик тоже не собирался сидеть на берегу, страх за Рика подгонял его. Он быстро вытащил лёгкую лодку из воды, и перевернул её горбушкой вверх, чтобы её не унесло в воду в случае внезапного и сильного ливня. Лёрик побежал вслед за стариком и нагнал его, когда тот входил в их жилище.
Всё жилище волшебника было забито сломанной мебелью, разорванными и испорченными свитками, осколками посуды и пучками овечьей шерсти, которую повытаскали из тюков. Не удивительно, что овцы так плохо себя чувствовали, к тому же тюки с шерстью, по-видимому, просто скидывали с высоты террасы вниз. Гусиные перья, которые остались в жилище были поломаны и растоптаны по полу. Кругом были бессмысленные и ужасные разрушения.
Мальчик рванулся к полке, но крышка от кувшина была сброшена на пол и конечно разбилась. Персиковой косточки нигде, не было заметно. Лёрик распластался по полу и заглядывал во все углы, но вокруг было слишком много мусора. Мальчик сунул руку под скамейку, стоявшую прямо под полкой, и нащупал там закатившуюся в дальний уголок персиковую косточку. Он спрятал её в карман своих штанов.
Старик всплёскивал всё время руками и качал головой, он был в недоумении.
– Лёрик, здесь побывал кто-то из горных тролей, только их злоба способна на такие бессмысленные разрушения.
– Может быть, учитель они искали что-то? Проверь свиток Морана.
– Я уже проверил его, мой мальчик. Свиток не тронут и это самое удивительное. Здесь искали нечто, о чём я не имею, ни какого понятия. Но, видимо не нашли, иначе к чему столько злобы? Я не могу понять ещё одно, как горные троли смогли проникнуть в наше жилище, ведь перед уходом я защитил его заклятьем от вторжения чужих людей и тролей.
Старик вдруг хлопнул себя по лбу рукой и воскликнул.
– Ах, я старый, глупый дурак, конечно это могла быть только Искра. Она может снять любое заклятье магическим алмазом – Глаз Тигра. Прежде, этот прекрасный золотисто-жёлтый камень принадлежал роду Васпаксов, но Моран подарил его в день садьбы своей невесте Искре. Она сама настойчиво просила его об этом даре. Но, всё-таки, что можно искать у нас, кроме свитка, и почему он теперь им не нужен, хотя недавно они были готовы добыть его ценой любой крови и любого колдовства?
Лёрик был рад, что его персиковая косточка не пострадала в общем разрушении, и хотел поскорее расколдовать своего дружка, чтобы убедиться, что с Риком всё в порядке.
– Уважаемый Зарокоа, - обратился мальчик к волшебнику, - может быть сейчас не время, но Рик наверное уже соскучился без меня, да и я тоже хотел бы с ним увидеться. Пожалуйста, верни ему первоначальный облик.
– Да, Лёрик, я совсем забыл, что твой дружок стал просто персиковой косточкой. Положи её на скамейку, вот сюда, это единственное место, где чисто, и я сейчас придам персиковой косточке первоначальный вид.
Лёрик широко и радостно заулыбался, он вынул кулак с косточкой из кармана своих штанов, и положил своё сокровище на скамейку, прямо под полкой.

Отдых, смерти, так подобен,
Хитрость, службу сослужила,
К жизни ты сейчас пригоден,
Всё, что есть, в тебе – ожило.

Пробормотал старик тихо и устало, и косточка ожила. Она закрутилась, как при первом превращении, и внезапно замерцала жёлтым огнём, словно глаз огромной кошки, который то прищуривался, то снова вглядывался в волшебника. За вспышками последовало то, чего ни волшебник, ни Лёрик никак не ожидали. Косточка внезапно превратилась в девушку, почти девочку, которая стояла на скамейке и с любопытством поглядывала на мальчика и волшебника.
У девочки были кудрявые, чёрные волосы, с чёлкой сбившейся на брови, немного длинный, тонкий носик и очень любопытные, чёрные глаза. Она была милой девчушкой, с которой всякому захотелось бы заговорить и пошутить. У девочки была чуть приподнятая верхняя губа, словно она, что-то хотела спросить, но передумала и удержалась от вопроса.
Зарокоа и Лёрик меньше всего ожидали появление девочки и просто остолбенели. Лёрик всмотрелся в её лицо и подался вперёд. Он узнал девочку, хотя между последней их встречей прошло уже много лет, но её облик сразу всплыл в его памяти, как только он её снова увидел.
– Агни, - закричал Лёрик, - моя Агни! Как ты оказалась здесь?
Он хотел взять девочку за руку и расспросить её о тех годах, которые они прожили вдали друг от друга, но девочка мгновенно исчезла и превратилась в бурого крысёнка Рика.
Это произошло так внезапно, что Лёрик отказывался поверить своим глазам. Крысёнок сидел на скамейке и тёр мордочку крохотными, розовыми лапками, словно вытирал с глаз слёзы. Лёрик был расстроен и подавлен, он не мог понять произошедшее.
– Господин Зарокоа, я не понимаю, что с моим крысёнком и куда делась Агни, ведь это была она, я узнал её. Это была Агни, дочь Бродяжки.
Зарокоа был бледен и тяжело дышал. Он нервно теребил длинными, сухими пальцами свою бороду и голубое одеяние. Его беспокойство было не меньшим, чем у Лёрика, если не большим.
– Лёрик, Лёрик! – воскликнул он несколько раз подряд. – Я всё понял и правда так проста, что я не понимаю, почему я не догадался раньше. Скажи мне дружок, кто отыскал свиток Морана в лавке Мессаля?
– Я же рассказывал тебе, учитель, и господину тайному советнику тоже говорил, что свиток нашёл Рик. Он убежал от меня и залез в большой горшок, из которого торчал красивый свиток.
– Вот, вот! – воскликнул в возбуждении волшебник. – Почему же я не обратил внимание на твои слова? Именно, Рик, именно!
– Почему ты кричишь, учитель? - спросил растерянный мальчик.
– Потому, что мы искали то, что было у нас под носом! Помнишь, ты говорил, что не знаешь, что ищешь, и тебе вдвойне обидно от этого, потому что то, что ты ищешь, может быть совсем рядом. Именно так и было, а мы не понимали этого. Твой маленький дружок Рик, совсем не Рик, а принцесса Агни – дочь Бродяжки или нищенки Лолы, жены короля Морана Великого. Искра заколдовала её, и спрятала от нас, чтобы мы не смогли найти принцессу, тогда Искра получилась бы единственной наследницей трона Терратролы. Но, Агни так любила тебя, что нашла тебя даже в лавке Мессаля. Даже в этом неприглядном облике, она добилась твоей дружбы.
Я знал, что свиток не может ошибаться, знал, но поверил не фактам, а банальной, заезженной, житейской логике. Наверное я превращаюсь в дракона, и мои мозги становятся неповоротливыми, как у Мапаки.
– Мапаки мудрый и ты, учитель, мудрый, ты расколдуешь Агни, тебе совсем это не сложно, - попросил мальчик с надеждой.
– Бедный мой мальчик, я знаю, как тебе теперь тяжело. Только увидел и уже потерял. Терять очень тяжело. Увы, я не могу расколдовать Агни, заклятье Глаза Тигра слишком сильно.
– Неужели нет никакого средства?
Старик молча покачал головой и сказал с трудом, словно слова не хотели покидать его горло.
– Всё равно, что смерть, так же безвозвратно.
– Я знаю, что нужно сделать! – воскликнул Лёрик. – Нужно украсть алмаз у Искры, ведь она владеет им не правильно. Она не может им владеть, потому, что отравила короля Морана. Она такая злющая, просто ведьма.
– С помощью свитка Морана я могу узнать, где Искра хранит Глаз Тигра, но я не знаю, никого, кто смог бы его похитить. Здесь нужен необыкновенный человек или троль – очень умный и осторожный. Большой хитрец. Я и предположить не могу, где взять такого человека или троля.
Лёрик заулыбался во весь рот.
– Учитель, ты опять ищещь то, что совсем близко. И ты знаешь такого человека и я тоже знаю. Нам придётся уговорить Мессаля, и он что-нибудь обязательно придумает.
Старик тоже улыбнулся и погладил свою бороду с выражением, какое бывает на мордочке сытой кошки.
– Пожалуй ты прав. Однако, Мессаль несговорчив и вспыльчив, я не знаю, как мы сможем его уговорить.
– Мессаль скучает и от скуки лает, как пёс. Так, шутила его жена Тома. Нужно пообещать ему много денег или какую-то волшебную вещь и, тогда, его мозги оживут, как лягушка оживает в пруду по весне. Он обведёт вокруг пальца Искру так ловко, что она даже ничего не успеет понять. Даже, мадам Жонжи покупала кривые горшки у него, а не у старика Мокоты. А уж, мадам Жонжи была настоящим драконом в юбке, гораздо более свирепая, чем твой брат Мапаки.
– Тогда мы не будем терять время. Нужно прибрать здесь и на лугу и нужно отдохнуть. День был очень длинный.
Старик сам прервал свою размеренную речь и воскликнул от мысли, которая внезапно обрадовала его.
– Как хорошо, что мы с тобой догадались превратить Рика в простую, персиковую косточку. А ведь могли просто оставить в клетке или на воле. Искра не сумела найти Агни, хотя и перерыла здесь всё вверх дном. Я удивляюсь, как только она не сгорела от злости, вроде того злобного троля в деревне.
– А, почему, учитель, ты превратил Рика именно в персиковую косточку?
– Сам не знаю. Наверное, я вспомнил тот забавный случай с моим платком-скатертью. Выходит, Рик, сам мне это случайно подсказал.

Большую часть овец пришлось зарезать на мясо, и Лёрик на следующий день отвёз баранину в село, где он и волшебник были гостями на свадьбе. Немного мяса Лёрик оставил себе и пока Зарокоа разбирал меняющиеся символы свитка, он развёл костёр и решил приготовить себе жаренное мясо.
Для старика он приготовил кашу и салат из свежих плодов чермчи. Эти плоды были похожи на ананасы и росли почти так же, но были густо-фиолетового цвета и более терпкими. Если проводить аналогии с миром людей, то ананас был для чермчи родным братом, примерно так же, как малина и ежевика.
Зарокоа пришёл обедать очень усталый и, словно, многого не замечал вокруг себя, погружённый в раздумья. Он ел то, что было перед ним и совсем ничего не говорил Лёрику. Старик съел салат из терпкой чернчи, потом съел кашу, а потом взял вертел с мясом и стал его с наслаждением есть. Лёрик опешил, но не решался ничего ему сказать. Старик взял ещё вертел и принялся за следующую порцию мяса, он так глубоко задумался, что ел просто то, что видел и не давал себе в этом отчёта. Вряд ли он чувствовал вкус своей пищи.
Лёрик, наконец-то, не выдержал и спросил Зарокоа.
– Учитель, ты ешь мясо? Раньше ты не ел его.
Зарокоа очнулся от своих мыслей и удивлённо уставился на вертел с мясом, который держал в руках. Он был почти пустой.
– Действительно, я ел мясо и оно мне понравилось, - сказал старик. – Больше не будем об этом, а поговорим об алмазе Глаз Тигра. Я узнал, где Искра прячет его. Она поместила его на вершине горы в своих владениях. Там есть старинный храм матери Агора-Мгора. Это был общий храм для всех тролей, ведь страна наша была тогда неделимой, и она ещё не распадалась на Терратролу и Горатролу, как сейчас.
Глаз Тигра лежит в центре храма в ларце, но его сторожат ёрлики - духи гор, которые служат Искре. Там их очень много и они никогда не спят. Убить их тоже нельзя, я уже сказал, что это злобные, бессмертные духи. Они могут сожрать любого, кто приблизится к храму.
– Может ты превратишь меня или Мессаля в крысу, как Агни, или в хорька? Мы проберёмся незаметно в храм матери Агора-Мгора и украдём Глаз Тигра.
– Нет, нет, это означает сделать вас лёгкой добычей ёрликов, они сразу распознают вашу сущность и убъют вас.
– Но, мы не можем отступить, учитель! – воскликнул горячо Лёрик.
– Мы и не отступим, май мальчик, - ответил Зарокоа.
Шуршание крыльев и лёгкие порывы ветра привлекли внимание мальчика и волшебника. Чуть позади их трепетал невесомый и прекрасный эльфид.
Он улыбался лучезарной, наполненной любовью ко всему сущему улыбкой. Мечтательный томный блеск его голубых глаз был обращён к людям. Крылья юноши были, на этот раз, изысканными, бархатно-чёрными, с них, при каждом взмахе, ссыпалась мельчайшая пыльца, которая серебрилась тонким шлейфом за ним, словно млечный путь. Пыльца эта таяла прежде, чем опадала на землю. Этот эльфид был воплощением первого солнечного луча, он на половину был окутан золотистыми локонами и набедренная повязка его, тоже, была золотистой.
Беззаботный, как юный бог, он запел высоким, хрустальной чистоты сопрано.

Исчезнет звезда, озарённая днём,
Забвением станет жрица Пандоры,
Жизнь бесконечна в верченьи своём,
О, славные в мире, сыны Мандрогоры.

– А, я знаю, кто такая Пандора, - сказал Лёрик, - Это такая древняя богиня раздора. Тома часто вспоминала её, когда Мессаль начинал кричать и шуметь. Она называла его глотку – ящиком Пандоры. Так и говорила – «опять Мессаль раскрыл свой ящик Пандоры».
– Я не знал этого, это легенды людей, а я всю жизнь прожил в Терратроле. Последнее время у меня, впрочем, стали появляться некоторые мысли об эльфидах и их песнях. Никто не потрудился, ни разу, записать их поэмы, все считали их бессмысленными и я так считал. Но, кто знает, может быть это одна большая поэма и очень даже, не лишённая смысла. Как жаль, что на все тайны нет у нас времени. Может быть ты, Лёрик, сможешь, когда-нибудь, понять смысл их восторженных песен.


Глава 4, в которой снова появляется Мессаль, немного разочарованный, но по-прежнему хитроумный и деятельный.

В трактире было так накурено, что Мессаль видел своих друзей, как в тумане. А может этому была и другая причина, гораздо более ощутимая, чем невесомый, сизый дым от трубок непрерывно куривших рыбаков и моряков, забредших сюда скоротать вечерок за пивом и разговорами. На столе перед Массалем стояла уже дюжина пустых, деревянных кружек, по которым хозяин трактира потом подсчитывал количество выпивки, за которую нужно взять плату.
Мессаль поморщился при виде этих кружек, прикидывая, сможет ли он столько заплатить. По правде сказать, выпить у него всегда получалось больше, чем он мог заплатить. Глотка у горшечника была шире и желудок больше, чем его кошелёк.
Дела у Мессаля последнее время шли всё хуже, словно Лёрик забрал с собой удачу. Теперь Мессалю приходилось работать и в лавке и в гончарной мастерской, а это было сложно без такого толкового помощника, каким был Лёрик. Мальчишка уже многое умел и подчас делал горшки лучше самого Мессаля, к тому же в мастерской и лавке нужно было убирать грязь с пола и пыль с готовых горшков. Только теперь Мессаль понял, как много успевал его ученик, и как он был нужен ему.
Мессаль мог бы потрудиться, как трудился до появления подмастерье, но он уповал в тайне на золото, обещанное ему Корой Моли и думал. Зачем мне ломаться и вкалывать, вот-вот мне насыплют золота столько, что я не смогу его истратить. У него как-то сами собой появились дорогие привычки, без которых он прежде прекрасно обходился. Он заказал себе кафтан с золотым позументом в кредит у знакомого портного, которого сумел убедить своим красноречием. А дальше было ещё проще. Каждый, кто видел его дорогой кафтан и перстень из позолоченного серебра, который он выдавал за золотой, проникался доверием к Мессалю. Это доверие обходилось торговцам недёшево. Мессаль был должен почти везде и кредиторы приходили в его дом теперь постоянно. Какая уж тут работа, когда горшечнику приходилось часто прятаться от упорных кредиторов, желающих поскорее вернуть свои деньги.
Мессаль хмуро пихнул несколько пустых кружек на пол к соседнему столу, где компания рыбаков уже вставала, чтобы покинуть трактир.
– Эй, Акула, давай ещё пива мне и моим друзьям! – заорал Мессаль.
– Не ори Мессаль, ты и за прежнее не заплатил. Твои друзья заплатили за своё пойло и улизнули, им надоело платить за тебя, потому, что у тебя всегда не хватает денег, как только доходит до рассчёта.
Мессаль только тут заметил, что Коржа и Радика нет в трактире и это сильно его раздосадовало. Акула – хозяин трактира, старый моряк, который повидал на своём веку много разного и ничему не удивлялся, подошёл к компании рыбаков, чтобы взять с них рассчёт.
Трое рыбаков заплатили за дюжину кружек пива и собирались удалиться, когда Акула обнаружил ещё четыре кружки под их столом.
– Эй, ребята, кто мне заплатит за эти кружки? – обратился он с вопросом к рыбакам.
Рыбаки возмутились от его вопроса и стали доказывать, что они не пили и не заказывали этих кружек. Акула требовал, рыбаки горячились всё больше, возмущённые тем, что их хотят, обобрать. Такое случалось в других трактирах, и хозяева набавляли цену на выпивку, пользуясь тем, что клиенты их подвыпили и плохо соображают. Но, Акула так никогда не поступал. Он был честным трактирщиком, насколько трактирщик может позволить себе быть честным, но уж своё, зато, он брал с любого, без страха и жалости, за что его и прозвали Акулой.
Мессаль делал вид, что занят кружевным манжетом на правом рукаве своей рубашки. Он намочил манжет в пиве и теперь старательно выжимал и раправлял дорогое кружево, всецело посвятив себя этому благородному занятию. Но, дальше заниматься своим туалетом он не мог, потому, что наступившая тишина показалась ему нехорошей и зловещей.
Акула смотрел на Мессаля свирепым взглядом бесцветных на выкате глаз. Он, после всех споров и разбирательств, догадался откуда взялись сиротливо стоящие под столом пустые кружки и, что за тайная сила их туда перенесла.
Мессаль зевнул невозмутимо и вытянул толстые, большие ноги под столом. Он ждал, что рыбакам надоест вся дурацкая возня с трактирщиком и они, уплатив своё, уберутся из трактира. С Акулой Мессаль расчитывал как-нибудь уладить дело миром, но не платя за спорные кружки.
– Мессаль, рыбья вошь тебя заешь, эти кружки сбежали от тебя! Попробуй только отпереться от этих крошек, и я задам тебе отличную трёпку, так ребята? – обратился Акула за поддержкой к рыбакам.
Мессалю, пожалуй, стоило извиниться, и сделать вид, что это случайность, а потом рассчитаться без скандала и убраться домой, но Мессаль был гордым человеком, и гордость его не всегда проявлялась вовремя.
– О чём ты говоришь, Акула? – Переспросил Мессаль с недоумением. – Вот тебе восемь пенсов за мою выпивку, по два пенса за каждую кружку, и я ухожу к Томе. Она давно ждёт меня дома.
– Не можешь заплатить, снимай кафтан, - проговорил Акула, - словно не слышал речи Мессаля. – Я чистил чешую и не с такой рыбы, как ты, - прилипала.
Прилипала была мелкой рыбой, которая живёт при акуле и питается её объедками, такая характеристика взбесила Мессаля. Он схватил пустую, деревянную кружку, что стояла перед ним, и швырнул её в трактирщика. Кружка была довольно увесистой, а рука у Мессаля тяжёлая. Акула отшатнулся от пролетевшей мимо него кружки. Она попала в одного из рыбаков, и он с воплем схватился за разбитую голову.
Второй рыбак, с седыми косматыми бровями, оттащил увечного товарища подальше к двери и привалил к косяку, а третий решил отомстить Мессалю за все обиды разом. Акула тоже не терял напрасно время и в Мессаля полетели тяжёлые, деревянные кружки, одна за другой. От пивных кружек Мессаль уворачивался, словно вёрткий поплавок на воде, и, когда взбешённый молодой рыбак, третий из их компании, почти добежал до него, он опрокинул свой стол прямо ему под ноги. Проворный и крепкий соперник был контужен и завален кучей посуды и объедков, что были на столе. Можно было не опасаться, что он быстро поднимется на ноги, и проявит прежнюю прыть.
Старый рыбак с седыми бровями оказался умнее своего товарища и наступал на Мессаля выставив впереди себя стул со спинкой, используя его вместо щита. Позади этого сооружения мелькал Акула и опасаться нужно было именно его, наверняка он уже зажал в кулаке гирьку от складских весов. Мессаль знал, что Акула, как то, однажды, уложил таким ударом одного любителя халявы на две недели в постель, с сотрясением мозга.
Мессаль схватил стул, которым наезжал на него старый рыбак, и резко толкнул его вместе с рыбаком на Акулу. Нападавшие потеряли равновесие и запутались, едва не упав вместе.
Мессаль воспользовался моментом и рванулся к выходу, на волю, словно бык из загона. Ему конечно удалось бы уйти без потерь, но тот крепкий, молодой рыбак, что лежал под столом, уже успел придти в себя и поймал Мессаля за ногу. Он не смог удержать его, но Мессаль запнулся, словно споткнулся об порог, и грохнулся на пол всем массивным корпусом сразу. Глупее положение трудно было вообразить.
Мессаль выругался торопливо, можно сказать наскоро, совсем не так цветисто и заковыристо, как обычно у него получалось. Он попытался встать, но Акула не дал ему этого сделать. Он уже был около Мессаля и пнул его по рёбрам сразу несколько раз подряд. Мессалю эти пинки придали большое ускорение, он взвыл от боли и откатился в сторону. Никогда Мессаль не вскакивал так быстро, а ведь был он уже не мальчик, но тут, как то сразу помолодел и был на ногах в один миг. Его тяжёлые кулаки обрушились снизу вверх в челюсть Акулы, потому что Мессаль жаждал именно его крови. Акула отлетел назад с разбитой челюстью, но сзади к Мессалю успел подкрасться старик и крепкий, молодой рыбак. Горшечнику наподдали чем-то неживым и очень твёрдым по пояснице и у буйного горшечника от боли померкло в глазах.
Когда немного отпустило и прояснилось в глазах, Мессаль увидел старика в голубых одеяниях цвета неба и испуганного Лёрика. Мессаль торопливо оглянулся на своих соперников, но они застыли все в самых разных позах, словно призраки. Теперь, Мессаль имел возможность разглядеть, кто его так приласкал по почкам сзади. Это был молодой рыбак, который застыл со зверским выражением на лице и кастетом в левой руке. Мессаль понял, что недооценил его. Левша был не просто опасным противником, а скорее всего, ночным работником кастета, который помогал ему добывать себе средства на жизнь.
Акула казался расстроенным и задумчивым, повиснув в неудобной позе на полусогнутых ногах и с одной опорой на кисть руки, словно, что-то пытался найти на полу, на ощупь. Старик с седыми бровями не понравился Мессалю дальше некуда. Он замер с поднятыми над головой руками, а в руках у него была увесистая дубовая скамейка, отполированная до блеска задами торговцев, моряков, рыбаков и просто беспутных гуляк с подозрительными взглядами на жизнь.
Мессаль не сразу узнал Зарокоа, так он был возбуждён. Старик первый заговорил с ним.
– Мне пришлось вмешаться в ваш отдых, уважаемый Мессаль. Надеюсь я не помешал вам?
– Должен сказать тебе спасибо, уважаемый Зарокоа. Это гиены без чести и совести! Они хотели обобрать честного человека и заставить заплатить за то, что он не заказывал. Просто грабители, ещё большие мошенники, чем Мокота.
Лёрик заулыбался. Мессаль был всё тот же, он никогда не упускал случая обругать своего конкурента.
– Нам лучше уйти из таверны, пока эти люди не пришли в себя. Хозяин может вызвать стражу, Мессаль.
– Ни минуты тут не останусь, лучше оказаться на луне. Этот городишко проклят, и поклянусь чем угодно, даже перед чёртом, что все тут посходили с ума.
– Ты много должен Мессаль? – спросил Зарокоа горшечника.
– Кто вам сказал такую дурь? – выпятил вперёд нижнюю челюсть Мессаль.
– Не надо Мессаль, - сказал старик добродушно, - здесь твои друзья. Мы всё знаем и хотим помочь.
– Вот как, – пробормотал Мессаль, он знал, что никто не станет помогать ему без выгоды для себя, он и сам всегда так поступал.
– Я заплачу твои долги, и дам тебе ещё денег, чтобы Тома не нуждалась, пока тебя не будет дома, но ты пойдёшь с нами. Мы просим тебя, Мессаль, помочь нам в одном важном деле.
– А где золото обещанное мне господином тайным советником? – спросил Мессаль, и титул Корой Моли он выговорил, как-то особенно ядовито.
– Я плачу за него, - сказал Зарокоа, - Корой Моли очень занят, у него важные государственные дела. Когда поможешь нам, проси чего захочешь, любой дар не будет чрезмерным.
Мессаль подумал, что ему нечего терять. Если он останется в городе, то Акула завтра упрячет его в тюрьму за драку и неуплату, тогда все, кому Мессаль успел задолжать, выстроятся перед дверью его камеры со счетами в руках, и он не скоро покинет её.
– Мы друзья, - сказал с благородством в голосе Мессаль. – Можете расчитывать на меня, как на себя! - за плату конечно, добавил про себя Мессаль.
Он вышел вслед за Зарокоа и Лёриком из таверны, потом вдруг быстро вернулся и появился вновь, уже с большим мехом вина на плече. Мессалю показалось неодобрение во взгляде Зарокоа и, хотя старик ничего ему не сказал, Мессаль заявил в своё оправдание.
– Должен же я получить, хоть какую-то компенсацию от Акулы. Мои рёбра тоже, что-то стоят.

Через три дня три белых голубя пролетели всю страну горных тролей и опустились у подножия горной вершины.
Старая гора была прекрасно особой, суровой красотой. Она не была покрыта густой травой, как животное мехом, она была куском дикого камня, без кокетства выставлявшего напоказ свой возраст и морщины. Сейчас было лето, и снег, как седые волосы у старика, был лишь на макушке горы. Вообще, гора походила на старого много повидавшего человека. Весенние ручьи, стекавшие по расшелинам, углубили и изрезали её рельеф, жилы кварцита поблёскивали в них, словно неудержимые, старческие слёзы. Как шкура старого слона, гора была серого цвета и такая же шершавая и морщинистая.
У подножия горы было несколько чахлых деревьев и заросли дикого, колючего кустарника. Они зашевелились, зашуршали и оттуда показался большой, давно не стриженный человек, с рыжей бородой, которая была усеяна репьями и шипами колючего кустарника. На спине человека был привязан большой кожанный мешок с вином и тугая свёртка толстой, крепкой верёвки.
– Вот что, Лёрик, останься с Зарокоа, так мне будет спокойнее. Кто знает, эту вашу Искру, наверняка, она описала твою мордашку ёрликам, я уж не говорю про тебя Зарокоа. Твой портрет наверное висит у ёрликов на самом видном месте, как в полицейском участке, и они каждый день кидают в него обглоданные кости.
Когда Мессаль приказывал, а это был разумеется он, редко находились желающие ему возражать. Мессаль пошёл по старческой щеке горы вверх, крепко ступая сильными, толстыми ногами. Вскоре ему понадобилась верёвка с якорным концом и он воспользовался ею, раскручивая и забрасывая её на непреодолимые выступы скал, нависшие над путником, как сурово сдвинутые брови.
К вечеру, после полудня, сторожевые ёрлики обнаружили человека, который посмел вторгнуться в их владения. Они помчались навстречу ему на поройрах, странной смеси лошадей и верблюдов. Поройры храпели и высоко выбрасывали вперёд длинные, узловатые ноги с большими мозолями на ступнях. Лошадиный хвост они держали высоко, но он всё равно стелился позади грязной тряпкой. Мессаль подумал, что, и хвост, и гриву у своих скакунов ёрликам не мешало бы подстричь, но видимо это было у них не в обычае.
Достаточно было посмотреть на них самих. Ёрлики были косматыми, словно обезьяны, но не отставая от людей и тролей, носили одежды, хотя, наверное, могли бы обойтись и без них. Они явно не страдали от сурового климата, привычные к нему. Нос и верхняя губа у ёрликов сролись вместе и их лица походили на морды кабанов. Верхние клыки росли вверх и выдавались над губой. Какие уши были у ёрликов Мессаль не мог разглядеть, потому, что все они носили войлочные колпаки с кисточками на всех трёх концах своего головного убора.
Ёрлики были вооружены секирами, пиками и дубинками, которые брякали и звенели о их панцири.
Они взяли Мессаля в кольцо и погнали туда, где была странная постройка, словно выросшая из горы, больше похожая на природное образование, но она была окружена каменной стеной. Мессаля прогнали в разрушенные ворота, которыми сами ёрлики видимо, почти не пользовались, по крайней мере никто не потрудился, расчистить от обрушившихся камней узкий проход.
Мессаль хорошенько примечал всё, что видели его глаза. Он заметил, что ёрлики не держали поройр внутри ограды, а выгоняли за стену, где они подставляли бока пронзительному ветру и пытались добыть себе мох, росший в расщелинах и впадинах.
Мессаля провели через кухню, там повара, такие же ёрлики, готовили отвратительно пахнущую еду и перепирались между собой, потому что каждый норовил добавить в котёл что-то своё. Мессаль незаметно ухмыльнулся, он уже догадался, что ёрлики, хоть свирепы, сильны и бессмертны, как говорил ему Зарокоа, но в тоже время глупы и сварливы. Они ссорились по пустякам и сгоряча пускали в ход поварёшки, совсем не по назначению.
Внутри храм оказался пустым, давно раграбленным ёрликами. Посреди храма на каменном, красивом алтаре, похожем на переплетённую древесную лозу, сидел вместо божества, надутый, чванливый обра ёрликов. Этот не считал нужным, в угоду чужим вкусам, прикрывать себя одеждой. Его шея сливалась с плечами, совсем короткая и толстая. Живот был грязный и голый, но выпирал, как груглый, медный горшок, на него свисала космами с груди серо-голубая шерсть. Ноги обра ёрликов были покрыты шерстью, словно на него были одеты штаны из шкуры серого козла.
Вонь от этого существа была такая густая и осязаемая, что Мессаль не мог, убедить себя, что это дух, а не местный бродяга без надежды на нормальную жизнь.
Наверное, для ёрликов это и есть нормальная жизнь, - решил Мессаль.
– Мудрейший обра, мы поймали этого человека на нашей горе. Можно мы съедим его, он пахнет вкусно!
– А, где старикашка и сопливый, тощий мальчишка? Вы уже сожрали их по дороге? – заревел на стражей обра.
– Не было старика! – завопил один ёрлик.
– Не было мальчишки! – завопил другой ёрлик.
Они елозили в грязи у ног своего обра, наперегонки убеждая его в своей невиновности, тот ворчал и недовольно ворочался на алтаре.
– Кто ты такой, чего тебе здесь понадобилось? – спросил он Мессаля. – Ты не встречал у горы старика в голубом халате и с ним ощипанного курёнка, его ученика? Я совсем не дурак и знаю, что они обязательно появятся здесь. Хозяйка предупредила меня об этом.
Мессаль поклонился обра и вежливо проговорил.
– Я заблудился в горах и не встречал долгое время ни одного человека или троля. Я скажу о себе истинную правду. Моя бабка Кояла торговала с тролями многие годы и ты верно слышал о ней, но она умерла, и теперь я доставляю тролям все нужные им вещи.
– Нам ничего от тебя не нужно, кроме тебя самого.
– Погоди великий обра, - проговорил торопливо Мессаль, ему совсем не хотелось вместо богатства обрести вечный покой в желудках кровожадных ёрликов. – У тебя есть всё, но вряд ли ты пробовал вино людей. Не так ли? Даже такого силача и верзилу, как ты, оно свалит с ног, словно курицу наклевавшуюся семечек подсолнуха.
– Глупости, люди такие глупые, - захохотал, как в бочку обра ёрликов, - никакое вино меня не свалит с ног. Что ты хочешь за своё пойло, может быть жизнь? – попытался пошутить весельчак обра, и расхохотался ещё громче довольный своей шуткой.
– Конечно, ты можешь убить меня и забрать вино просто так, без всякой платы, но тогда некому будет принести тебе вина в следующий раз, когда снова захочется повеселиться и развеять скуку.
– В следующий раз? – наморщился обра, пытаясь понять такую сложную мысль.
– Через несколько дней я вернусь и принесу ещё вина. Если ты меня съешь, то я не приду больше. Не будет меня, не будет вина, – втолковывал Мессаль одно и тоже, пока до обра не дошла его мысль.
– Ладно, я не стану тебя есть, но ты принесёшь через несколько дней вина и приведёшь молоденькую девушку. Они такие вкусные и пахнут молоком.
Мессаль вздохнул с облегчением, похоже ему удалось оседлать обра, и теперь можно было ехать на нём туда, куда захочется.
– Конечно, обра, конечно. Я приведу тебе не одну, а целых три девчонки, на моей улице живут такие толстенькие, апетитные три сестрички. Старшей из них всего шестнадцать лет. Она придётся тебе по вкусу.
– А-а-а! – протянул сладостно обра, у него из пасти, прямо с клыков, стекали слюни. – Чего ты хочешь за своё пойло? - снова спросил обра.
– Десять золотых монет, - выпалил Мессаль, сам не зная с чего взяв такую сумму.
Обра пытался понять не обманывает ли его торговец. Он заскрёб пальцами с длинными, чёрными когтями по своему толстому животу. Обра ёрликов важно надувал щёки и наконец спросил у Мессаля.
– Золото, это такое жёлтое и блестящее?
– Да, - согласился довольный Мессаль, он подумал, что не так уж и трудно было обмануть этого недотёпу.
– У меня его нет, - проговорил обра ёрликов с таким выражением на морде и таким тоном, словно Мессаль должен был дать ему это золото. – Не возьмёшь ли лучше хвост от моей подохшей поройры. Это была очень хорошая поройра, она бегала быстрее ветра, пока была молода.
– Чего с ней случилось потом? - поинтересовался Мессаль.
– Стёрла себе все зубы и подохла от голода, - закончил печально ёрлик-обра, и даже махнул лапищей с чёрными когтями в знак своей скорби.
– Нет, это слишком большая плата, оставь себе хвост от подохшей паройры на память о ней. Может есть ещё что-то, чем ты можешь расплатиться? – спросил Мессаль у обра.
– Конечно! - обрадовался обра. - Я прикажу насобирать для тебя коровьих копыт и рогов. За один бурдюк с вином я дам тебе целых два мешка рогов и копыт. Нет, даже три. Ты доволен торговец?
Мессаль понял, что дальше торговаться бессмысленно - либо у ёрликов действительно ничего нет, либо обра так глуп, что хочет за один пенс купить весь мир. И с тем и с другим было ничего, не поделать, и лучше было сделать вид, что его уговорили. Не похоже было, что бы этот обра был светочем доброты и терпения. Незачем было его злить отказом. Мессаль изобразил на лице радость.
– Спасибо тебе, щедрый обра, в нашем мире коровьи рога большая редкость, не говоря уж о копытах.
Обра ёрликов тут же приказал набрать для торговца три мешка рогов и копыт от коров, которых им пригоняли в пищу. Костей от коров здесь было такое множество на земле, что запросто можно было переломать себе ноги.
– Иди торговец, ты должен мне трёх девчонок, не вздумай забыть свои обещания, - сказал Мессалю толстый обра.
– Я не могу уйти без своего кожанного бурдюка, куда я в следующий раз налью своё вино? Вы, могучие ёрлики пейте вино, я подожду, мне некуда торопиться.
– Только не жди, что я стану тебя угощать, - заявил ёрлик.
Мессаль прилёг позади каменного алтаря и внимательно вслушивался во всё что происходило в разрушенном храме. Обра со своей охраной тут же начали пить вино из коровьих, пустых внутри рогов. Вино было очень крепкое, чистый спирт, и вскоре ёрлики стали такими пьяными, что повалились на своего обра. Они крепко уснули, чего не бывали с ними никогда прежде, по своей природе ёрлики никогда не спали.
Мессаль взял свой бурдюк, в котором было ещё много вина и пошёл к поварам. Они уставились на него, как на привидение, видимо в голове у поваров-ёрликов не укладывалось, почему он ещё ходит, а не лежит в желудках охраны обра. Их плотоядные улыбки не понравились Мессалю и он поторопился объясниться с ними.
– Большой обра подружился со мной и я стал ему гостем, почти братом. Вы видели полный бурдюк, который я принёс обра?
Повара замычали в ответ.
– Я отдал его обра, там много вина, так много, что обра и его ребята не смогли всё выпить. Может, вы поможете им, а то мне нужно забрать свой бурдюк, когда он опустеет.
– Он врёт! – предположил один повар.
– А, почему он тогда живой?
– Лучше всего пойти к бурдюку, а то нам не достанется вина!
– Не нужно никуда идти, вот он бурдюк, со мной, - успокоил ёрликов-поваров Мессаль.
Повара тут же позабыли о своих котлах и поварёшках. Они оставили зажённый огонь в очаге, а сами напились ещё быстрее, чем обра и его охрана. Как только они уснули, Мессаль взял бурдюк с остатками вина и пошёл к сторожевым ёрликам. Здесь всё прошло ещё более гладко. Если все ёрлики были простоваты, то эти были совсем тупые. Они напились так, что уснули, сидя, на своих поройрах с уздечками в руках.
Половина дела была сделана и Мессаль вернулся в храм. Он искал ларец, но его нигде не было. Храм был пуст и, казалось бы, спрятать ларец тут было совсем негде.
– Ну, конечно! - воскликнул Мессаль.
Он столкнул спящего крепким сном толстого обра с алтаря и откинул прочь бархатную подушку, затёртую волосатым задом обра ёрликов. Под ней нашёлся небольшой красивый ларец, отделанный перламутровыми узорами и цветными эмалями. Нужно было убедиться, что алмаз в ларце, а ломать замок Мессалю было некогда. Он с силой потряс ларец у себя около уха, там что-то загремело, тогда Мессаль торопливо засунул ларец в опустевший бурдюк.
Он уже направился к выходу, но тут ему пришла в голову мысль обезопасить себя на случай внезапного пробуждения ёрликов. Мессаль быстро вернулся и начал действовать. Он схватил высохшую коровью брюшину, что валялась прямо у алтаря, и надел её на голову толстому обра, тот только почмокал во сне, наверное ему снились обещанные торговцем три толстенькие сестрички. Всю охрану Мессаль связал парами, привязав их друг к другу руками назад, и так их оставил.
В кухне повара спали около зажённого очага и Мессаль надел им на головы по большому, глинянному горшку, каждому, а в рукава одежды положил по бутыли с маслом. Он даже не стал их связывать, поскольку верёвки у него осталось мало, а предстояло ещё спуститься с горы к поджидавшим его, внизу с нетерпением Зарокоа и Лёрику.
Спящая на поройрах стража развеселила его, они были, как деревянные, игрушечные всадники, и Мессаль просто пересадил их со спин животных на каменную стену вокруг храма, а в руках у них оставил отрезанные уздечки. После этого он поманил за собой поройр куском хлеба и они охотно пошли за ним всем табуном, громко фыркая и топая по камням мозолистыми ногами. Мессаль отвёл их далеко вниз и укрыл в расщелине, так чтобы ёрлики долго их искали, если пропажа камня обнаружится и они бросятся за ним в погоню.
Он спустился на половину высоты горы, когда обра ёрликов проснулся. Он открыл глаза и истошно завопил от страха.
– Я ослеп! Где волшебный камень?
Глупый обра нащупал вслепую алтарь и обнаружил, что ларца там нет.
– Ловите вора, – завопил он, - торговец обокрал нас и выколол мне глаза!
Охрана вскочила. Ёрлики-охрана при обра бросились, кто к своему обра на помошь, кто в погоню за вором, но поскольку они были связаны попарно верёвками, то каждый тянул другого в свою сторону и при этом кричал.
– Пусти меня!
– Это ты пусти меня!
Пьяный и тупой обра перестал орать, что он ослеп, и решил протереть свои глаза, может быть они ещё на месте, предположил он. Но, вместо глаз обра нащупал сухую, коровью брюшину, которую ему на голову надел Мессаль.
– Моя голова высохла, - заорал он ещё громче, - вот почему я ничего не вижу!
Его вопли пробудили ёрликов-поваров и те тоже повскакивали, не понимая, что вокруг происходит. Ёрлики-повара ничего не видели, ведь на головах у них были надеты горшки, и сталкивались лбами, увеча друг друга. А, поскольку они были драчливы, то тут же постарались пустить в ход кулаки и замахали ими куда попало. Из их рукавов полетели бутылки с маслом и стали разбиваться на очаге, полу и стенах. Вся одежда ёрликов-поваров была залита маслом. Тут же вспыхнул пожар и всё вокруг загорелось.
Обра ёрликов, наконец-то, сообразил, что на голову у него надета коровья брюшина и стащил её.
– Верните мне этого торговца, или я сожру вас всех! - зарычал он гневно.
Тут паника дошла и до верховых ёрликов, они тоже проснулись. Что есть сил, они пришпорили стену, на которую их пересадил Мессаль, и начали погонять её.
– Скорее, скорее!
– Лови его, лови!
Пока разобрались во всей этой неразберихе и потушили пожар в кухне, пока спасли загоревшихся ёрликов-поваров, пока развязали стражу обра и нашли уведённых далеко от храма поройр, было конечно, уже поздно. Мессаль прошёл остаток своего пути и спустился к зарослям колючих кустарников. Он был доволен обстряпанным дельцем и посмеивался, представляя, какой кавардак он устроил глупым ёрликам.
Мессаль отдал старику красивый ларец, но предупредил его.
– Я не успел открыть ларец, замок очень хитрый и ломать весь ларец мне было некогда. Надо бы убедиться, что Глаз Тигра действительно там. Не хотелось бы мне в другой раз возвращаться к ёрликам и их обра.
Зарокоа накрыл красивый ларец, украшенный переплетением орнаментов, дрожащими руками. Некоторое время он был сосредоточен и задумчив и, наконец, улыбка осветила множество старческих морщинок.
– Камень там, я чувствую его магическую силу! – проговорил счастливый Зарокоа. – Святыня рода Васпаксов снова вернулась к своему хозяину, точнее хозяйке, - поправился волшебник. – Пора в путь, пока страшные ёрлики не настигли нас. Пора!
Старик взмахнул широкими рукавами своего халата, как крыльями, и все трое одновременно превратились в белых голубей. Они вспорхнули с серого камня и кинулись навстречу бездонным просторам небес.

Дома их поджидали двое гостей. Один из них был Корой Моли в стоптанных башмаках и потрёпанном кафтане. Видно было, что он не терял даром времени, и вёл очень деятельную жизнь. Тайный советник радостно приветствовал Зарокоа и Лёрика и более сдержанно, по-деловому – Мессаля.
– Что у вас нового? – спросил он у Зарокоа.
– Мы очень рады снова видеть тебя у себя в целости и здравии. Я должен обрадовать тебя – святыня Васпаксов у нас в руках. Вот в этом ларце, ты его конечно узнал, хранится возвратившийся к нам магический алмаз Глаз Тигра. Его помог вернуть, да что там говорить, помог, его добыл наш общий друг Мессаль, благодаря своей находчивости и отваге.
– Вот как? - сказал сдержанно Корой Моли. – По-видимому Мессаль очень полезен Терратроле.
Корой Моли неспеша порылся во внутреннем кармане своего кафтанчика и достал маленький ключик. Он вложил его в замок и повернул несколько раз.
– Готово, - сказал важно он. – Не нужно делать такие большие глаза Лёрик. Ключ от ларца всегда хранился уменя, такая была моя должность. Здесь, нет никакого волшебства. А ломать отлично сделанные вещи незачем, это варварство свойственное больше людям, чем тролям. Ну же, Зарокоа, давайте увидим Глаз Тигра.
При словах о варварстве людей, которые Лёрик пропустил мимо ушей, Мессаль нахмурился и даже неодобрительно покачал головой. Зарокоа осторожно поднял крышку ларца.
На чёрном бархате покоился камень, прекраснее которого не могло быть ничего. Он источал мёд своим тёплым, золотисто-жёлтым цветом. Цвет камня был не однороден и, в глубине его, словно, был сгусток энергии, чего-то живого, что неотрывно всматривалось в тебя, если только ты один раз заметил это. Это нечто было жестоким и властным, словно взгляд тигра, и таким же завораживающим. Восхищенный взгляд человека смотрящего на этот прекрасный камень, сначала видел его искрившиеся, блистающие грани, а потом углублялся в таинственное нечто, от чего было очень трудно оторваться. Лёрику показалось, что камень не добрый и не злой, а чуждый всем и всему. Ещё, ему подошло бы название Глаз Властелина, но название Глаз Тигра тоже, очень, подходило ему.
Зарокоа закрыл ларец и сказал.
– Увы, этот камень нечто большее, чем мы можем себе представить. Он может быть и опасен. В сушности у него нет и не может быть хозяина. Если смотреть на него слишком долго, можно сойти с ума и такие прискорбные случаи уже были. Этот камень также лишил жизни одного троля, который был хранителем королевской сокровищницы. Троль часто любовался им, и однажды сердце его разорвалось от тревоги. Последние его слова были – «чего он хочет от меня?»
– Ну, уважаемый Зарокоа, - проговорил Корой Моли, - не нужно о грустном. Но всё же, должен заметить, после этого случая, ларец и ключ от него всегда хранились порознь, так, на всякий случай.
– Как же, - удивился Лёрик, - выходит Искра не видела камня, хотя и владела им? Ведь ключ был у тайного советника, всё это время?
– Искра видела Глаз Тигра, когда король Моран Великий преподнёс ей его в дар, а больше ей незачем было его разглядывать. Я знаю доподлинно, из верных источников, что камень сильно встревожил её и испугал. Ей незачем было его разглядывать, достаточно было им обладать. По этой же причине она хранила его вдали от себя в недоступном для всех месте.
Объяснил Лёрику Зарокоа и добавил улыбаясь.
– В недоступном для всех, но не для нашего Мессаля.
Старик попросил извинения у своих гостей.
– Нам ещё многое нужно с вами обсудить, а сейчас я уделю внимание этому тролю, что пришёл ко мне. Это не займёт много времени.
Волшебник подошёл к тролю у которого был нездоровый, бледный вид и стал расспрашивать его о том, что его привело сюда.
– Помоги мне, добрый Зарокоа, я кажется скоро умру, так мне плохо, - пожаловался троль.
– Я помню тебя Руфти, ты отец той девушки, что выходила замуж. Я был на свадьбе в вашей деревне. Твою дочь зовут…
– Акира.
– Да, да её зовут Акира. Как она поживает?
– С ней то всё хорошо, уважаемый, она счастлива и передаёт привет тебе и твоему мальчику, но со мной то совсем плохо. У меня тошнота и я не могу съесть даже самого маленького кусочка. Запах мяса вызывает у меня обильный пот и в животе, что-то дёргается. Может это паразиты там завелись? Дай мне какое-нибудь полезное средство.
– Может ты просто отравился чем-то? - предположил Зарокоа.
– Да, так и я думал прежде, но время идёт, а мне не лучше. Посмотри у меня грыжа, живот мой стал больше и твёрже.
Зарокоа внезапно засмеялся.
– Ты приходил в гости к своей дочери? – спросил он троля.
– Сразу после свадьбы пришёл проведать, чтобы убедиться, что они хорошо устоились с мужем на новом месте.
– Вот так, - согласился Зарокоа, словно знал это наперёд, и троль только подтвердил его догадки. – Зачем ты съел сухой боб? – спросил волшебник у Руфти.
– Всего то и делов, сухой боб. Я очень хотел есть, а обед был ещё не готов. Я нашёл сухие бобы в горшочке на камине, ну и съел один, чтобы заглушить голод.
Тут засмеялся не только Зарокоа, и Лёрик тоже. Троль не понимал их смеха, он сидел на траве вытянув ноги и держался за свой живот. Зарокоа объяснил Руфти причину смеха.
– Ты беремянный Руфти. Эти бобы я дал твоей дочери, чтобы у неё было много детей, так она захотела. А ты съел один боб по неосторожности. Не нужно, как ребёнок, совать в рот всё, что найдёшь. Что же мне теперь с тобой делать? Придётся превратить тебя в женщину на время, чтобы ты смог родить ребёнка.
Троль сильно расстроился и говорил всем, ища сочувствия.
– Я прожил шесть десятков лет мужчиной и у меня дочь стала взрослой, а теперь я стану женщиной. Мне придётся родить ребёнка.
– Ничего, Руфти, ничего. Потом, когда ребёнок родится, ты будешь снова мужчиной и будешь жить, как привык.
Зарокоа успокоил Руфти и добавил магические слова.

Уж, не исправить, того, что случилось,
Семя легло в плодородное бремя.
Чтоб положение то разрешилось,
Женщиной станешь Руфти, ты, на время.

Троль превратился в толстую, неповоротливую женщину с довольно грубыми чертами лица. Он ушёл от волшебника поражённый переменами произошедшими с ним.
– О, да вы тут не скучаете! - воскликнул Мессаль, и в его глазах загорелся огонь, который бывал у него после хорошей драки или благополучно прокрученной афёры.
Когда ему случалось выгодно продать свой никудышный товар, какому-нибудь недатёпе.
Результат такого происшествия был очень неожиданный. Мессаль не спешил, вернуться домой. Они стали часто о чём-то совещаться с Корой Моли и их отношения наладились. Не то, что бы они полюбили друг друга или подружились, но они явно научились уважать каждый в другом те достоинства, которых у них самих не хватало. Корой Моли, и прежде удивлённый изворотливостью ума Мессаля, теперь больше прислушивался к его суждениям, а Мессаль перестал называть тайного советника кошачьим господином и научился уважать его за упорство и стремление к благородной цели.
Когда, обсудили все события, произошедшие за время отсутствия тайного советника, и составили план последующих действий, Корой Моли и Мессаль ушли вместе. Они должны были возглавить войска лесных тролей, которые Корой Моли сумел, собрать и объединить воедино под знамёнами Терратролы.
Зарокоа ни сколько не удивился этому, он словно знал наперёд, что так будет. Он сказал Лёрику, проводив в путь Мессаля и тайного советника.
– Из твоего хозяина, Лёрик, выйдет отличный военночальник. Это то, чего не хватало Терратроле. Корой Моли политик, но он не может повести за собой войска, здесь нужен другой дар, и им обладает в полной мере Мессаль. Он храбр, когда нет другого выхода, хитёр настолько, что будет неуязвим для врагов и предателей, и ради выгоды готов на всё. Настоящий герой для любого времени и народа.
Лёрик так и не понял, шутит учитель или нет, так расписав его прежнего хозяина, но не смог, не признать, что характеристика Мессаля оказалась весьма точна.

– Никто больше не помешает нам, Лёрик, - сказал Зарокоа, когда они остались одни. – Пора вернуть Агни её истинный облик.
– Я уж думал до этого не дойдёт, - признался мальчик. – Всё время кто-то тут приставал к тебе и мешал нам осуществить задуманное.
Зарокоа покачал неодобрительно головой на слова Лёрика.
– Тролям была нужна моя помощь, так же, как и Агни, это не совсем то, что называется, приставать. Спроси троля с животом, так он скажет, что его дело самое неотложное, а Корой Моли всегда занят, дальше некуда. Он может забыть поесть и поспать, так он нужен всем, и всегда в разных местах.
– Но, Агни нужна мне!
– Конечно, мой мальчик, и не только тебе, она нужна Терратроле. Поэтому, всё должно быть сделано без спешки.
Лёрик принёс персиковую косточку, в которую снова пришлось превратить крысёнка на время путешествия к ёрликам. Он положил её прямо на траву. Зарокоа открыл ларей, вынул Глаз Тигра, и поставил его рядом с персиковой косточкой на плоский речной булыжник. При свете солнца камень вспыхнул, словно ожил и зажил новой жизнью.
Старик взял двумя руками большой, железный молот, который с трудом удерживал, взмахнул им и страшным голосом закричал.

Тамба, амба, мба, аба –
Верни сейчас, что взял тогда!
В моей руке твоя судьба –
Имбада, мбада, бада, да!

Жилы и мышцы на руках старика напряглись в плохо сдерживаемом напряжении. Лёрик зажмурился от страха, ему показалось, что старик сошёл с ума и, вот-вот, разобъёт святыню Васпаксов, которую они добыли с таким, большим трудом. Но, старик в последний момент задержал железный молот и не ударил камень.
Глаз Тигра вспыхнул, словно вздрогнул, и начал светиться, а потом приподнялся над плоским булыжником. Он висел над серым, скучным, речным камнем, и слегка светился, как живой сгусток чего-то непостижимого. Потом Глаз Тигра плавно опустился на серую подошву речного булыжника и потух.
С персиковой косточкой ничего не происходило, она была такая же неживая, как и прежде. Лёрик со слезами в глазах, закусив нижнюю губу, посмотрел на Зарокоа, но тот был очень сосредоточен и суров, он ничего не замечал вокруг, погружённый в волшебство. Старик, уже приподнял, снова, свой молот и готов был повторить заклинание, как косточка ожила. Она подпрыгнула, подросла с кокосовый орех, а потом он лопнул. Из-под верхней скорлупы ореха показалась бурая крыса – Рик и начала бегать кругами вокруг кокосового ореха, волоча за собой длинный хвост. Она бегала так стремительно, а хвост был такой длинный, что его кончик был прямо перед носом крысёнка.
Лёрик открыл широко глаза и всматривался в эту круговерть, а она всё ускорялась. Теперь, уже невозможно было ничего понять, всё слилось, как при быстром вращении калеса. Маленький смерч подрастал вверх и стал ростом с Лёрика. Внезапно, он остановился, превращение закончилось, и перед Зарокоа и Лёриком стояла Агни с растрёпанными, чёрными волосами.
– Слава всем тролям до десятого колена! - воскликнул старик и рухнул, как подкошенный на траву.
Он, с трудом, опирался дрожащей рукой о землю и выглядел так, словно увидел свою смерть. Его трясло и пот выступил на лбу и морщинистых щеках. Рот старика не закрывался, словно, он не в силах был удержать нижнюю челюсть. Лёрик никогда не видел Зарокоа таким немощным и старым, напротив, всегда он был деятелен и энергичен, но только не теперь.
Лёрик и Агни бросились к старику и поддержали его. Лёрик был очень напуган. Старик немного пришёл в себя и проговорил через силу.
– Я напугал тебя, мой мальчик. Я знаю, как это выглядело. Но, Глаз Тигра не любит отдавать, то, что взял уже однажды, я должен был заставить его.
– Неужели ты, Зарокоа, и в самом деле разбил бы камень?
– Не знаю. В этот момент был, пожалуй, готов это сделать, и Глаз Тигра почувствовал это. Это страшная сила, без крайней нужды лучше не прибегать к ней.

Зарокоа теперь часто сидел у воды и задумчиво всматривался в своё отражение. Что-то надломилось в старике, после истории с Глазом Тигра. День за днём, он много размышлял, но эти размышления не шли ему на пользу, они словно сушили его душу, как сердцевину старого, отмирающего дерева. Мудрое спокойствие, которое было так свойственно Зарокоа, покинуло его. Печаль поселилась в его сердце. Старик выглядел так, словно он был очень одинок, лицом к лицу, с какой-то неведомой другим бедой.
Лёрик приходил и садился около старика, но тот долго молчал, прежде, чем начать, говорить с ним.
– Учитель, ты ещё многому меня должен научить, - просил его Лёрик, - пошли в дом.
– Лёрик, мой мальчик, - отвечал печально старик, - ты уже очень многое можешь сам.
– Я и за всю жизнь не выучу всех заклинаний, что ты произносишь, хотя и очень стараюсь.
Старик печально и очень по-доброму улыбнулся мальчику.
– Лёрик, ты любишь красиво накрытый стол, где еда подана в фарфоровых блюдах, и в хрустальные бокалы налиты тонкого вкуса напитки? И я тоже это люблю. Но, представь, что, если ты очень голоден, а вокруг только голая земля? В руках у тебя ломоть чёрного хлеба, в ручье есть вода, чтобы утолить жажду. Разве это меняет в корне что-то? Ты утолишь свою жажду и голод, точно также, как если бы сидел за богато убранным и щедро накрытым столом. Это будет не так приятно и не так вкусно, но суть будет таже. Верно?
– Верно, учитель.
Старик опять замолчал и молчал очень долго, погружённый в свои воспоминания и мысли, потом сказал Лёрику.
– Отец учил меня долгие годы заклинаниям – очень древним и не очень древним. Я тоже думал, что это важно. Но, потом, когда я уже состарился, то понял, что это только красивая сервировка и ничего больше. Ты можешь сам сочинять любые заклинания, не важно это, важно только то, что ты чувствуешь в это время. Вера в свои силы, в могущество своих слов, вот что нужно. Вот я говорю.
– Агора, мгора, гора, ра… что это? Или – Имбада, мбада, бада, да! Что это такое?
– Волшебные заклинания! – воскликнул Лёрик.
– Такие же волшебные, как если бы ты сказал – четыре, три, два, один. Это всего лишь отсчёт времени, неотвратимость того, что обязательно произойдёт. Мы убеждаем этими заклинаниями, ни кого-то или чего-то, а сами себя Лёрик. Так же и со стихами, это лишь привычка тренировать свои поэтические таланты, блажь, и ничего больше. Вспомни, как ты учился обводить овец на лугу, чтобы они не разбежались. Сначала ты брал настоящую верёвку и огораживал их этой верёвкой. Потом, ты делал тоже, но верёвку уже убирал, хотя она, как бы, оставалась на лугу и не давала овцам разбредаться. А, потом, настало время, когда тебе стало достаточко представить себе, что у тебя есть верёвка, и ты этой незримой для всех, но самой реальной в мире для тебя верёвкой, обводишь наших глупых овец. И никакие заклинания тут не нужны.
Лёрик всё понял. Он разглядывал жёлтые ирисы стоящие прямо в воде и плотные, круглые листья водяных лилий. Прекрасные нежно-голубые и нежно-розовые лепестки лилий качались на водной ряби, залитые расплавленным серебром солнечных лучей.
Водяной уж, поднимая плоскую голову над поверхностью воды, медленно прочертил зигзаг, не оставив за собой следа. Он скрылся под тёмным, гладким листом лилии. Крохотная птичка со звонко-голубым оперением зависла над лилией, под которой скрылся уж, и взбивала знойный воздух, как густые сливки, вибрацией своих крыльев.
Странно, что красота солнечного дня и водной ряби совсем не радовали старика. Прежде старик часто любовался прекрасными расстениями и игрой солнечных бликов на воде. Он, с улыбкой, показывал своему ученику на что-то, что привлекало его внимание и особенно удивляло своим совершенством.
– Что с тобой, учитель? - спросил Лёрик. – Может ты заболел? Я добуду любое средство, чтобы излечить тебя.
– Возможно это понадобится, - загадочно ответил Зарокоа. – На следующий день, после превращения Агни, я открыл ларец, где держу Глаз Тигра, и знаешь, что я увидел там?
– Алмаз исчез? – предположил Лёрик.
Зарокоа покачал отрицательно головой. Он нагнулся к воде и омыл кончиками перстов своё лицо так осторожно, словно пробовал его на ощупь, и хотел убедиться, что оно не изменилось.
– Камень Глаз Тигра заболел… Он стал серого цвета, как свинец, огонь потух в нём. То существо, что живёт в нём, болеет и может умереть.
– Но, почему, это же только камень? Как такое возможно?
– Я испугал и тем унизил Глаз Тигра. И вы видели его унижение. Я сделал большую ошибку. Я долго думал, как исправить то, что совершил и догадался. Я должен быть унижен в его глазах, также, как был унижен он. Завтра, Лёрик, ты станешь бить меня розгами на лугу, около открытого ларца с камнем, а Агни пусть присутствует при этом.
– Нет, учитель, я не смогу, - испугался Лерик, сама мысль об этом показалась ему невозможной и кощунственной.
– Другого выхода нет. Ты должен это сделать! – сказал властно Зарокоа. – Но, никто не заставляет тебя, мой мальчик, бить меня всерьёз. – Сказал более мягко Зарокоа. – Я буду вопить и просить униженно о пощаде, но ты не должен меня слушать. Ты должен изображать жестого и немилосердного палача. Понял меня, юноша? Но пару раз тебе, всё-таки, придётся меня ударить по-настоящему, чтобы Глаз Тигра поверил нам.
– Да, учитель.

Тщательно подготовленное представление было разыграно именно так, как хотел волшебник Зарокоа. Лёрик открыл ларец, чтобы Глаз Тигра мог в полной мере видеть унижение своего обидчика. Старик снял красивый, голубой халат и остался только в тонкой, белой сорочке. Лёрик показался из жилища в горе с хлыстом в руке, и закричал страшным, театральным голосом, каким кричат на представлениях негодяи и кровожадные злодеи.
– Как смел ты, старый дурак, обижать Глаз Тигра? Сейчас я убъю тебя, а сначала спущу твою старую, облезлую шкуру с твоих костей. Тебе будет больно, очень больно!
– Нет, не убивай меня, юноша, я каюсь в своих злодеяниях и прошу прощения у тебя и волшебного камня!
– Нет, я всё равно тебя не помилую, вот же тебе, вот тебе! - Лёрик легонько ударил старика, хотя размах розги был очень грозен.
– Как больно, как больно! Вся моя печень вывалилась наружу. Ах, сколько крови!
Агни закрыла лицо ладонями. Девушка делала вид, что плачет от жалости к старику, но на самом деле она давилась от смеха, глядя на такой бездарный фарс. Впрочем, крови было действительно много, хлысты выдерживали всю ночь в красной, густой краске, очень похожей на кровь.
Старик попытался скрыться от своего гонителя и мелко засеменил по лугу. Лёрик не отставал. Между грозными выкриками и оскорблениями он иногда закатывался злобным и издевательским смехом. Так, для разнообразия. Он старательно сёк хлыстом воздух позади спины Зарокоа. Тот отчаянно вскрикивал и громко стонал. Старик, якобы не выдержав побои, упал без сил, а Лёрик и Агни взяли его за руки с двух сторон, и потащили к воде, чтобы привести в чувство.
– Кажется всё прошло отлично, - сказал потерявший сознание Зарокоа. – Теперь, Глаз Тигра выздоровеет.
Лёрик почтительно поклонился камню и ларец торжественно закрыли. Лёрик отослал Агни с ларцом в жилище старика, а сам предложил Зарокоа снять рубашку.
– Учитель, я должен убедиться, что с тобой всё в порядке и я не поранил тебя по неосторожности.
– Краску нужно смыть, - согласился старик и снял свою испачканную рубашку.
Он оставил её на берегу, а сам вошёл в воду, обнажённый, не стесняясь своего ученика. Они часто купались вместе. Лёрик замешкался с одеждой чуть дольше, а когда поднял смеющееся лицо, прямо перед ним была спина Зарокоа, который уже до половины тела вошёл в воду. Лёрик в ужасе застыл, забыв обо всём на свете. Спина старика, не была ранена хлыстами, и лишь слегка была испачкана краской. Но, на ней, между торчащими по старчески углом лопатками, отчётливо прорастали несколько драконьих чешуек.
Лёрик швырнул в отчаянии свою одежду, он закричал и заплакал. Он не испытывал такого горя с того момента, когда его ребёнком разлучили с Агни.
– Учитель, ты знал, но не сказал мне! Вот почему ты был печален и тосковал! Глаз Тигра здесь не причём, совсем не причём!
Волшебник стоя по грудь в воде, повернулся лицом к плачущему Лёрику, он добрым, всё понимающим взглядом взглянул ему в глаза и сказал ласково.
– Не кричи так, юноша, ты напугаешь принцессу Васпакскую. Ей совсем не нужно знать эту маленькую тайну. Моё превращение началось не сейчас, ещё тогда, когда я почувствовал непреодолимое желание есть мясо. Помнишь ли тот случай, когда погибли многие наши овцы и я впервые ел мясо у костра?
Да, я позволил печали победить себя, и ты заметил это. Я надеялся, что Глаз Тигра поможет не только Агни, но и мне, старому дуралею. Ночью, когда вы спали, я потребовал от камня ещё большего, чем днём. Я потребовал у него изменить мою судьбу, и я снова угрожал Глазу Тигра, что разобью его. Я требовал от него невозможного. Это ужасно, я становлюсь свирепым драконом. Глаз Тигра заболел от унижений и моей жестокости. Но, теперь он должен выздороветь.
– А ты учитель? Ты тоже выздоровеешь?
– Мой ученик, добрый юноша, - я могу выздороветь только от одного средства, но это очень редкое средство. Это корень таинственной мандрагоры, никто точно не знает, где её искать. Тебе этот корень дал бы необходимую мудрость для достижения искусства в волшебстве, тогда и без меня, ты бы узнал все тайны, какие скрыты. Агни, корень мандрогоры дал бы её настоящий облик.
– Как, учитель, разве у Агни нет её настоящего облика, она такая же, какой я запомнил её?
– Да, Лёрик, да, но только днём, а ночью она снова превращается в крысу. Искра, очень искусная волшебница, она использовала нечто большее, чем только Глаз Тигра, может быть, как раз, сушёный корень мандрагоры. Я могу выяснить это по своему свитку.
– Я думал, учитель, что теперь всё просто, что всё позади.
– Нет, юноша, позади, только то, что уже произошло, а всё остальное ещё только должно случиться.

Глава 5, в которой Искра знакомит горных тролей со своим хобби.

Вечерние тени умиротворённо протянулись по складкам и провалам горы ёрликов. Птицы стихли и клёкот горных орлов уже не доносился до подножия храма матери Агора-Мгора. Ни человек, ни троль не отваживались забредать в это опасное место даже днём, ночью же, здесь не выли, даже, шакалы, и гиены. Неподвижно застывшие поройры в сумерках походили на уродливые скальные образования причудливой формы.
Ёрлики сготовили свою отвратительную похлёбку и ужинали. Для этого им пришлось зарезать на мясо одну поройру, Искра давно не появлялась в их уединённом жилище, а стадо тучных коров, которое им доставили пастухи, давно превратилось в холм обглоданных и раздробленных камнями костей. Кости ёрлики разбивали, чтобы извлечь из костей сладкий, нежный костный мозг.
Повара ужинали во дворе, устав задыхаться от жара и копоти очага. Вместе с ними за одним котлом сидели стражники - верховые ёрлики. Они рычали друг на друга из-за лучших кусков и торопливо запускали в горячий суп волосатые грязные руки, которые скорее можно было назвать лапами. Ёрлики взвизгивали и гундосили от полученных ожогов, но это их не останавливало и они жадно слизывали жир длинными толстыми языками со своих когтей и почти чёрных, морщинистых ладоней. По мере насыщения ёрлики становились более благодушными и уже не хватались вдвоём за один кусок мяса, вырывая его друг у друга. Кому посчастливилось с мозговой костью, тот забыв обо всём на свете, длинным когтем выковыривал её содержимое, и пыхтел от восторга, когда удавалось извлеч оттуда лакомый кусочек.
Обра ёрликов вместе со своей охраной насыщались прямо в храме, поставив огромный чан с варевом на каменный пол. Они сидели вокруг него на шкурах коров и поройр, но здесь было больше порядка, чем во дворе. Подобие порядка было следствием страха, внущённого свирепым обра своим ёрликам. Обра выбрал себе целую ногу поройры и поедал с неё мясо, сладко жмурясь и громко чавкая. Жир стекал с его огромных клыков на толстый живот и застывал, как свечное сало. У ёрликов не считалось зазорным чавкать и рыгать, напротив, это было знаком удовольствия от вкусной, хорошо приготовленной еды. Если бы повара ёрликов не были сейчас так заняты, они бы слушали звуки издаваемые их обра, как самую прекрасную музыку.
Толстый обра почувствовал, что больше не может есть, если не хочет лопнуть. Он пнул чан с похлёбкой большой когтистой ступнёй, не заботясь о том, наелись ли его воины. Чан чуть было не опрокинулся от толчка, но охрана обра, давно знакомая с его обычаями, успела подхватить его, и оттащить в сторону. Они отодвинулись на несколько метров и продолжали жадно свою трапезу.
Обра засунул палец с длинным грязным когтем, куда-то под клыки и начал, наморщившись, там ковыряться, периодически выдыхая смрадный воздух. Он думал, что хозяйке не мешало бы появиться с новым стадом коров, поскольку дальше есть ёрликам было нечего, оставалось только спуститься в долину, и начать там по ночам ловить горных тролей, но Искра запретила им это.
Словно услышав его коротенькие, недалёкие мысли прямо перед ним возникла Искра, дочь Рудозная. Она показалась в своём истинном облике, без обольстительной, нежной личины, которую надевала, когда хотела, кого-то обмануть и очаровать. Но, никакое уродство не могло смутить ёрликов, которым Искра казалась воплощением женственности и красоты, по сравнению с их собственным безобразием.
На ней была корона Морана, усыпанная драгоценными, сверкающими камнями, многие из которых имели свои собственные имена, так они были редки и прекрасны. Камни в короне переливались в лучах заходящего солнца, которое косым лучом падало под арку входа, точно в середину храма. На совсем крохотных ножках Искры были башмаки розового цвета, как не дозревший гранат, и пряжки их, тоже, были из розовых, крававо-красных и тёмно-пурпуровых камней, подобранных с большим вкусом. Нужно было признать, что горные троли обладали большим искусством работы по камню, и в этом, безусловно, превосходили лесных тролей. Пурпурная мантия облекала её горбатое тело, придавая ему больше значительности и изящества, чем дала сама природа.
Конечно, не ради ёрликов, которых она презирала, Искра так разоделась, просто она перенеслась в храм Агора-Мгора сразу с важного приёма, где её поздравляли горные троли с восшествием на престол сразу двух государств.
– Хозяйка, - протянул сладостно обра ёрликов, и раскрыл от умиления свою пасть.
Он был поражён красотой Искры, прежде ему не приходилось видеть её в таком великолепном наряде. И, как все тупые существа, он был не способен отличить красоту нарядов от красоты или уродливости существа облачённого в них.
– Что-то встревожило меня, - сказала мрачно Искра в ответ на своеобразное приветствие обра. – Я чувствую, что что-то случилось и ты, толстый поедатель коров, это скрываешь от меня.
При словах - «я чувствую», нос у Искры зашевелился как хоботок, чем привёл обра ёрликов ещё в больший восторг.
– Всё в порядке, госпожа, всё как нужно у нас. Вот только все коровы закончились и есть моим храбрым воинам больше нечего. Ты, уже, позаботилась о своих преданых слугах? Где погонщики со стадом коров, а можно даже овец, быков, да и лошади сгодятся?
Мечтал вслух обра.
– Кто-нибудь приходил сюда к вам? - спросила нетерпеливо Искра, подпрыгнув на каблуках своих нежно-розовых туфелек.
Обра замялся, он не знал, что ответить своей госпоже, признаться ли, что сюда забредал торговец, или всё отрицать? Он хмуро поглядывал на Искру, да скоблил когтями по животу и косматой груди. Искра заподозрила, что её обманывают и истерично завопила.
– Покажи мне Глаз Тигра, чтобы я знала, что он по-прежнему у тебя, косматое чудовище!
Обра заворчал и продолжал почёсываться, сидя на алтаре, пытаясь так отсрочить гнев Искры.
Она подскочила к нему, и так треснула его по черепу костью от ноги поройры, что, не будь обра бессмертен, то мог бы закончить свою жизнь прямо сейчас. Череп обра загудел, как медный гонг, и он быстро соскочил со своего места, не дожидаясь второго, такого же мощного аргумента в их споре. Искра скинула бархатную подушку с алтаря и уставилась в недоумении и злобе на то, что там обнаружила.
Вместо ларца в тайнике лежал выбеленный ветром и снегом, очищенный до блеска грифами, череп поройры. Если бы не было совсем ничего, то, даже, тогда, Искра растерялась бы меньше, чем от такой неожиданной находки.
– Что это такое?! – завопила она пронзительно.
Обра уставился на череп поройры, словно не сам его недавно туда положил, и впервые видит. Он попыхтел немного и проворчал.
– Похоже на череп поройры, если я чего-то понимаю в этом.
– Я и сама вижу, тупица, что это череп твоей вонючей поройры! А, где камень Глаз Тигра? – ещё пронзительней взвизгнула Искра.
– Там, - пробормотал обра и отодвинулся от Искры подольше, на всякий случай.
Искра секунду ещё глядела на череп поройры, а потом подбежала к нему и приподняла одну челюсть. Она засунула туда свою руку и выхватила камень, прежде чем поняла что это такое. Внутри черепа лежал камень – серый, речной булыжник, который ёрлики подобрали в русле высохшей реки и принесли сюда. Они подумали, что Искра, может быть, не заметит подмену, и им всё сойдёт с рук, а потом, когда торговец вернётся с тремя пухленькими сестричками и вином, то уж они потребуют у него вернуть им Глаз Тигра.
Они не сомневались, что Мессаль обязательно должен вернуться к ним. Как известно, чем глупее человек, тем он увереннее считает, что все остальные ещё глупее его. А ёрлики были к тому же, не люди и не троли, а просто ёрлики.
Искра посмотрела таким взглядом на обра, что могла испепелить его на месте, не будь он бессмертен. Её разозлило не понятно что больше – пропажа алмаза, или нелепые хитрости ёрликов, когда они пытались обмануть её такой грубой подставой.
– Вот, ну дела? – бездарно попытался выразить удивление обра и не к месту рыгнул. – Это колдовство, хозяйка. Кто-то могущественный, наверное тот старик, про которого ты рассказывала нам, превратил деревянную коробку и жёлтый камень в череп поройры и булыжник. Накажи его, а не нас. А нам надо поскорее прислать много коров, а также овец, быков и можно, даже, лошадей.
– Ничтожество, грязный, вонючий бурдюк с жиром! Вы, все, свора тупых, ни на что не пригодных болванов! Вы сожрали три стада коров и не смогли уберечь камень Морана, да знаете, что я с вами сейчас сделаю?
Обра бросился бежать от гнева Искры вниз по склону горы, громко крича своим воинам.
– Увы, наш обман раскрыт! Спасайтесь, кто может!
Ёрлики, зная за собой свою вину, тоже побросали котлы с похлёбкой и кости, которые ещё догрызали, и побежали вслед за своим обра, спотыкаясь и падая от страха. Они вопили, как куча перепуганных котов, и лязгали клыками трясущихся от страха челюстей.
Но, им не удалось убежать далеко. Раньше, чем они скрылись в глубокой складке горы, Искра поманила их пальцем к себе, и ёрлики побежали к ней задом наперёд, помимо своей воли. Они тяжело дышали и толстые животы, которые они наели на службе у волшебницы, вздымались и опадали, как кузнечные меха или щёки трубачей. Они в ужасе таращили глаза, понимая что в полной власти Искры и она, конечно, отомстит им сейчас, с присущей ей изобретательностью и жестокостью.
– Я не смогу убить вас, ведь вы бессмертны… - начала Искра внешне спокойным тоном.
– Ага, ага, - охотно и подобострастно согласилась с ней толпа ёрликов, преданно, как нашкодившая собака, всматриваясь ей в глаза.
– Нет смысла превращать вас в гиен или стервятников, вы и так ничем не отличаетесь от них, ни видом ни повадками. Для вас ничего не изменится от этого… - продолжила спокойно Искра.
– Да уж, да уж, - копируя, как слабоумные, её тон, повторяли ничего не говорящие слова ёрлики, и чесали косматые головы, чтобы они у них лучше соображали.
Они не понимали к чему их хозяйка клонит.
– Если не то, и ни это, тогда мне остаётся нечто другое. И пусть так будет. Вы так любите всё вокруг пожирать, так вечно озабочены своей утробой, что скоро поймёте в чём моё наказание. Вон с моих глаз! – заверещала вдруг Искра, больше не сдерживая себя.
Ёрлики побежали от неё и им хотелось вопить от страха, но их рты не открывались. Они только стонали и гукали, как ночные филины. Скоро они проголодались и поняли в чём состоит наказание, которое наложила на них коварная Искра. Их утроба извивалась у них в животах и словно когтями, некто, рвал им кишки, но утолить свой голод ёрлики не могли. Они готовы были наброситься друг на друга и сожрать своих соплеменников, но что было толку от этого, всё равно они не могли пропихнуть в свои слюнявые пасти даже крохотного кусочка мяса. Хуже того, даже смерть не могла освободить ёрликов от мучившего их жестокого голода, ведь они были бессмертны и не могли от него умереть.
Худшего наказания никто не смог бы придумать для прожорливых, ненасытных ёрликов, только Искра своим хитрым умом, могла додуматься до такого извращенного наказания.

Свежее, напоённое ароматами трав и цветов утро, вдохнуло приступ радости и новую жажду жизни в дракона Вашталулу, брата Зарокоа и Мапаки. Он чувствовал, что лютика и горицвета в этом году уродилось больше, чем в прошлом и задумчиво сопостовлял свои знания, накопленные за то время, когда он стал драконом.
– Надо, так понимать, что зима в этом году будет суровей, чем в прежние годы, - задумчиво проговорил он.
Дракон прислушался, положив большую голову с умными, изумрудно-зелёными глазами на землю и улыбнулся. Он почувствовал, как под землёй идёт неустанная, кропотливая работа. Старые корни лопуха дремали и набирали сок, семена подорожника чутко и трепетно ожидали своего часа, сморщенные клубни дикого картофеля жаловались на старость и боялись стать землёй до времени.
Титаническая борьба происходила внутри земли, не менее захватывающая, чем жизнь на её поверхности. Корни расстений боролись за лучшее место и старались захватить вкусные куски земли, где есть чем поживиться им и следующим поколениям их детей и внуков. Такая теснота и давка, даже и не снилась обитателям поверхности земли, здесь, постоянно возникали ссоры и жалобы. Репейник протянул свой твёрдый и агрессивный корень, прямо по луковице гладиолуса и она стонала, что у неё не найдётся сил следующей весной выйти на поверхность земли и она, так никогда, и не увидит солнце.
– Вы представляете себе солнце, глупые расстения, как океан пищи и ласки, божественный нектар, льющийся навстречу вам сладостным потоком. Впрочем, эльфиды, по моему наблюдению такие же расстения, и тоже считают, что солнце их отец, в то время, как мать их неизвестна никому, но эту загадку можно разгадать. Я позволю себе обдумать это в следующую луну.
Бедные травы и цветы, а также эльфиды, вам и не в домёк, что свет имеет источник – солнце, которое совсем не однозначно. Это нечто труднопостижимое. Из многих моих наблюдений над различными источниками света, я заключаю, что солнце – есть шар пламени, непостижимым образом имеющий центром сам себя. Как любое пламя он не вечен и рано или поздно потухнет, или та сила что держит его изнутри может ослабнуть. Это будет такой же бедой, если не ещё большей. Брызги огня разлетят повсюду и пожгут всё живое.
Вашталулу приподнял голову с белым гребнем начинающимся на ней и продолжающимся по всему его телу. Он жадно втянул запах чуткими ноздрями. Всегда манивший его запах воды, смешивался с ещё каким-то запахом тревожившим его. Он снова погрузился в размышления.
– Пора наверное решиться и попробовать, научиться плавать. Я думаю, что у меня это получится, не хуже, чем у выдры. Моё тело достаточно сильное, чтобы проникать сквозь слой плотной субстанции, какой является вода. Возможно я смогу даже отрастить плавники и уплыву по реке в море, где много простора и много неизведанного для меня. Чтобы познать ещё больше, необходимо увидеть и узнать больше. Любое существо гибко по своей сути, и способно измениться.
Я слышал робкий шорох рыб, взбирающихся на дерево из соседнего пруда, потому что воды его стали непригодными для жизни из-за источника серы, прорвавшегося в ложе водоёма. Я видел вещий сон о птицах, которые закапываются под землю от палящих лучей солнца. В пустыне, как я знаю, существует антилопа, которая никогда не видела воды, она, вместо мочи, выделяет камешек соли, чтобы не тратить на это необходимое действие драгоценную влагу.
И только человек и троль пошли обратным путём, - они изменяют не себя, а окружающий мир, приспосабливая его под себя. В этом и сила человека а также троля, и увы, их слабость. Когда они полностью приспособят под себя весь мир, его просто не останется, он будет уничтожен. Человек и троль, по своей природе, самые костные существа на земле, вот что следует из этого.
Вашталулу очнулся от своих размышлений, теперь, даже не принюхиваясь, он ясно чувствовал запах троля, который приближался к его пещере. Запах был несколько странный, не просто запах троля, ещё мирта и опасности. Вашталулу попытался проникнуть в мысли этого существа и вздрогнул от тревоги, охватившей его. Он почувствовал, что наткнулся на некий барьер, который не пустил его дальше внешней оболочки. Дракон попятился в глубь пещеры, куда по доброй воле не решилось бы сунуться, ни одно живое существо. Он затаился и решил выждать, когда источник тревоги и обольстительного аромата исчезнут.
Из-под куста боярышника, усыпанного нарядными ягодами, вышла юная девушка с миртовой веткой в руке. Она была светловолоса и прекрасна, как эльфид, но более женственна. Искра ступала маленькими ножками, почти не приминая полевые вьюнки и розовые цветы дикой гвоздики. На голове её, поверх волос лежала тончайшая золотая сетка, на поясе был прикреплён гребень из рога единорога в футляре из кожи пёстрой, светящейся в темноте змеи.
Девушка разложила костёр и стала жарить мясо быка. Запах мяса, перед которым не мог устоять ни один дракон, заманчиво начал распространяться вокруг. Вашталулу вдыхал его и вздыхал в глубине своего логова, но одновременно, что-то предупреждало его об опасности и дракон продолжал сидеть смирно, словно почка на ветке, уснувшего от холода дерева. Девушка заговорила первая, обращаясь лицом в сторону логова дракона.
– О, мудрейший Вашталулу, я Ирис, дочь учёного Лауки. Мой отец ознакомился с твоим учёным трактатом «о строении мира» и трактатом «об изменяемости живых существ в зависимости от изменения окружающей их среды обитания» и был в восхищении от тех оригинальных идей, которыми они изобилуют. Он мечтал обсудить с тобой многие вопросы, которые у него возникли и поделиться с тобой своими мыслями, но он болен и слаб. Он отправил меня в дальнюю дорогу, что бы я, вместо него обсудила с тобой всё, что его волнует. У меня есть с собой перья и свитки, вот они, и много, много времени, но сначала, я хочу угостить тебя вкусным обедом.
Вашталулу имел слух, который был необыкновенно чуток. Он слышал ссоры слепых корней под землёй, плеск вод в соседнем озере и трепет раскрывающегося ростка. Он, конечно, слышал слова Искры, называвшей себя Ирис, и они польстили ему, поскольку мудрый дракон был не лишён тщеславия, но ещё он слышал дыхание чего-то ужасного, что таилось и ждало своего часа. Дракон ничего не отвечал гостье.
– Мясо почти готово, - заявила Искра-Ирис, - как ты предпочитаешь есть мясо, мудрый Вашталулу, с жёлтым перцем или шафрановым соусом, а может быть посыпать его сверху зёрнами золотого мака?
Вашталулу вздохнул в глубине пещеры и прикрыл ноздри когтистыми лапами, он изнемогал в борьбе с самим собой. Запах мяса проникал в мозг и лишал его силы воли. Лучше бы странная девушка ушла поскорее к своему учёному отцу и оставила его мечтать о воде и морских просторах. Он уже почти решился окунуться в тёплую, прогретую солнцем воду на речной отмели и намеревался, во чтобы то ни стало, сделать это завтра.
Ирис, дочь учёного Лауки не торопилась. Она сняла с углей мясо и принялась его медленно есть, часто поглядывая на вход в пещеру и протягивая руки с зажаренным мясом в этом направлении. Дракон отвернул большую, тяжёлую голову и сунул нос под живот, здесь пахло землёй, им самим и немного меньше жаренным мясом.
– Я так думаю, - заявила Ирис, - что твоя теория уважаемый Вашталулу требует уточнения. Если солнце шар из пламени, как ты утверждаешь, то он не может согреть весь мир, поскольку очень мал, а земля напротив очень велика.
– Напротив, он велик, а земля мала, - не выдержал Вашталулу, и заговорил. – Нам он кажется маленьким из-за большой удалённости от земли. Либо твой отец не внимательно читал мой трактат, либо ты не правильно поняла его слова, - заявил сердито Вашталулу.
Ирис склонила голову в знак уважения перед словами Вашталулу.
– Да, я сейчас запишу всё то, что ты открыл мне, но боюсь многое я не расслышала. Слова доносятся из пещеры искажёнными и я путаюсь. Ещё, мой учёный отец, удивлён таким фактом, - чем выше поднимаешься в горы, тем холоднее, а должно быть наоборот, ведь солнце становится ближе?
– Солнце не становится ближе от этого, разве оно увеличивается в размерах при подъёме на гору. Это дилетанская точка зрения. Большая площадь всегда нагревается равномернее, чем высокий рельеф, где воздух очень разрежен. Некая сила притягивает тепло к поверхности земли, а атмосфера сохраняет это благодатное тепло.
– Как ты выразился мудрый Вашталулу? Апетитное тепло? Я не расслышала. Как же мне нужно записать?
– Благодатное… - зарычал дракон и поддавшись гневу выполз ближе к выходу из пещеры.
– Какая я глупая! Конечно, благодарное! – воскликнула Ирис.
– Нет, не благодарное, глупая девчонка! Я сказал, благодатное!
Дракон, обеспокоенный тем, что его речи могут переврать, и выдать за произнесённые им самим, невольно продвинулся ещё ближе к выходу.
– Теперь, поговорим о других противоречиях в твоей безусловно интересной теории. Как мы можем утверждать, что все живые существа изменяются в зависимости от изменения окружающей их среды, если моя собачонка боится дождя, и у неё не вырастают жабры, сколько бы дождь не мочил её? Мой отец тщательно и неоднократно проводил этот опыт, погружая собачонку в ванну, наполненную водой, но бедная Жужу не изменилась. В конце концов она захлебнулась водой, и умерла.
– О, ничтожные глупцы, ты и твой отец! Иди домой девушка. Я не смогу объяснить тебе ничего, вы слишком невежественны и разум ваш спит.
Вашталулу сам не заметил, что был уже совсем у выхода, и его зелёные глаза с золотыми искрами около зрачка, глядят гневно на гостью.
– Поведай мне истину, Вашталулу, - смиренно попросила Ирис и опустилась на колени перед показавшимся драконом.
Вашталулу был тронут её жаждой познания. Он вышел из пещеры и остановился около большого, в рост человека, валуна из буро-бордового гранита с жилами более яркого цвета по нему, похожими на подтёки алой крови.
– Передай своему отцу, что ни одно живое существо не способно измениться так скоро, за редким исключением, но если бы потомки твоей собаки были бы вынуждены часто плавать и добывать себе пищу в воде, то может быть, через несколько поколений у них выросли бы перепонки на лапах, и что-то вроде жаберной щели. Они бы безусловно изменились.
Девушка обрадовалась и стала быстро писать в свой свиток. Она закончила и попросила Вашталулу проверить, так ли она всё записала. Дракон вежливо согласился. Он позволил Ирис приблизиться к себе со свитком в руках. Тут же сильный запах цветущего мирта, ветвью которого Ирис-Искра провела по его пасти поверг дракона в забытьё. Вашталулу рухнул на гранит у входа в пещеру, как подкошенный, с открытыми изумрудно-зелёными глазами.
Он всё видел и понимал, но ничего не мог поделать, его тело не повиновалось ему. Дракон понял, что его обманули и угроза, которой он пренебрёг, стоит рядом с ним. Он попытался поднять тяжёлую, когтистую лапу и ударить им волшебницу, но лапа была, словно, чужая и, не принадлежала больше ему. Искра торжествовала, повергнув хитростью такого грозного соперника. Она была ничтожной мошкой рядом с ним, но сила дракона была побеждена именно ею.
– Я не Ирис, дочь какого-то дурацкого Лауки, я Искра - дочь короля Рудозная и сама, теперь, королева объединённого королевства тролей. Ты, Вашталулу, совершил целых три преступления, каждое из которых карается смертью.
Во-первых, ты слишком умён, а в моём королевстве никто не может быть умнее меня. Лучше бы ты занимался волшебством, как твой отец и твои братья, а не стал учёным. Тогда, может быть, ты остался бы жив, как твой братец Зарокоа.
Во-вторых твой брат волшебник Зарокоа, мой враг, украл у меня магический камень Глаз Тигра, и мне нужно ему отплатить. О, он очень расстроится, узнав о твоей смерти.
В третьих, у тебя есть нечто, что мне очень нравится. Именно, у тебя в мозгу. Там в задней части мозга, у вас драконов, есть костяной вырост, похожий на цветок – гладкий и твёрдый. Он бывает самого разного цвета и формы. Ты ведь не отдашь мне его сам? Я страстная собирательница красоты, я художественная, тонкая натура и получаю настоящее упоение любуясь такими чудесными дарами природы. Что-то расчувствовалась я здесь с тобой, - встрепенулась Искра, - время действия мирта подходит к концу. К концу подошла и твоя жизнь Вашталулу.
Искра достала из-под плаща длинный и острый меч. Она больше не медлила, схватила его двумя руками и с одного взмаха отсекла учёному дракону голову, неподвижно лежащую на тёмно-красном камне. Тяжёлая голова отделилась от тела и упала к её ногам. Чёрная кровь дракона Вашталулу брызнула на лицо и одежду Искры, она не стала вытирать её, а быстро уложила голову дракона в кожанную сумку и перекинула её через плечо.
– Кажется, это сорок первый… - пробормотала Искра, и торопливо направилась к когорте воинов, которые ожидали её за гребнем горы.
Она торопилась, потому, что тело дракона не должно было пропасть, это был отличный провиант для армии, кроме хвоста, конечно. Хвост дракона – это настоящий деликатес, который подадут придворным тролям на предстоящем празднике, в честь королевы Искры.
Горные троли обвязали обезглавленное тело дракона крепкими канатами и поволокли его по берегу реки, в которую он мечтал погрузиться, чтобы начать новую жизнь. Потом они отклонились через цветущие луга к соседнему озеру и направились в горную долину, следуя по сухой лощине, сплошь заросшей цветущим, белым шиповником. Для этого им понадобилось сила восьми быков, запряжённых попарно в длинную шеренгу.

Бал горных тролей был в разгаре. Здесь собрались представители самых древних родов горных тролей и выскочки, которых приблизила к себе новая королева. Врочем, настоящим королём всё ещё считался Рудознай, а дочь его, была объявлена им своей соправительницей, но при взгляде на Рудозная каждому сразу становилось ясно, кто подлинный хозяин объединённых королевств.
Рудознай был жалким пьяницей, который успевал напиться с самого утра и проводил остаток дня точно также, как начинал. Он был по-своему добродушен и даже с замашками на благородство, но его порок не давал ему исполнить ни одно полезное дело. Дочь могла убедить его в несколько мгновений в чём угодно, и если недовольные действиями Искры пытались жаловаться Рудознаю, то это были попытки заведомо обречённые на провал. Дело выглядело примерно так.
– Великий король, защити меня! Разве я не доказал тебе свою преданность? Я водил твои войска в бой и возглавлял их всю жизнь. Почему меня отставили от службы и мой сын Коррунд находится в тюрьме по ложному обвинению. Он ранен в последней битве с лесными тролями, которые никак не хотят признать твою власть, но вместо ухода и лечения, он погибает в сырой темнице.
– Как так?! Я прикажу немедленно выпустить Коррунда и наградить его за преданность. По чьему приказу это сделано?
– Ваша дочь, приказала заковать раненого в цепи на глазах у меня, его отца. И всё потому, что хочет поставить во главе войск своего фаворита Октомая.
– Завтра твой сын будет дома! Я не позволю верных моему трону тролей оттеснять от армии и бросать в темницу! Иди, иди. Где, провалитесь все троли до десятого колена, моя дочь?! Я надеру ей зад, как в детстве, и пусть не думает, что она такая важная персона!
Но, как назло Искры не оказывалось именно в этот момент во дворце. Негодование Рудозная быстро растворялось в очередном бокале коньяка, настоянного на ягодах терновника или сладкой настойке из чермчи, брата ананаса.
Вечером, любящая дочь появлялась сама вооружённая жалобами на заговор, который, якобы, ей открыли подкупленные ею лесные троли. Она показывала Рудознаю свиток, в котором что-то было написано, но он и так то читал с трудом, по слогам, а тут, к концу дня, едва мог разбирать расплывающиеся и сталкивающиеся друг с другом строчки.
– Они уже в тюрьме и полностью признали свою вину, - заключала Искра. - Командующий армией, кому ты так доверял и кто имел пожизненный и наследственный чин верховного главнокомандующего, предал тебя. Страшно подумать, что могло произойти, не раскройся всё вовремя. Он хотел отдать войска под руку Корой Моли и какого-то Мессаля, возглавляющего нынче шайку лесных тролей, который, кстати сказать, прежде, говорят, был простым горшечником.
Искра захохотала.
– А, Коррунд? – заплетающимся языком спросил Рудознай.
– Ха-ха-ха! Герой Коррунд! Он получил свою рану, попав в засаду к Мессалю и вот вопрос – так ли он был неловок, или это не было простой случайностью? Под его командой погибло тогда пять тысяч горных тролей, такие потери слишком велики, чтобы быть несчастной случайностью. Кстати, сам он отделался лишь лёгким ранением. Мне стало известно, что он накануне вёл с Мессалем тайные переговоры, да и мать Коррунда ведёт свой род от лесных тролей. Неужели, отец, ты будешь защищать выродка-полукровку, к тому же предателя? Завтра их казнят. Давай выпьем с тобой за нерушимость нашего королевства, которое мы вместе сумели, объединить.
Искра наливала коньяк Рудознаю и чуть пригубив из своего бокала провозглашала.
– Смерть предателям и негодяям!
Рудознай выпивал ароматный, несравненный напиток и расслабленно мямлил.
– Кто бы мог подумать, что Аконит и Коррунд окажутся такими мерзавцами? Они заслужили смерть, негодяи. Предать меня в такое трудное время…

Столы на балу горных тролей ломились от обилия всевозможных блюд. Здесь были фаршированная требуха кабана, столь любимая горными тролями, выложенные узором по блюду, гусиные гузки, едва обжаренные на открытом огне очага. Искра разглядела, что на столе томно светится серебрянное блюдо, на котором дольки всевозможных фруктов, были запенены взбитыми белыми сливками. Она некоторое время созерцала это произведение кондитерского искусства а потом приказала вызвать сюда кондитера.
Полный, румяный кондитер явился с довольной улыбкой и ожидал награды, но Искра схватила пирамиду фруктового торта, вместе, с чеканным тонкого узора блюдом, и опрокинула на голову кондитеру. Тот растерялся и пытался протереть глаза от липкого крема. Дольки чермчи, клубники и лимона прилипли к его круглому толстому подбородку, как разноцветная борода. Он не мог понять причину гнева королевы.
Горные троли умирали со смеху при виде разукрашенного кондитера, они тыкали его ножнами от своих мечей и шампурами с нанизанными на них цыплятами, швыряли в него объедками со стола. Кондитер только защищался растопыренными ладонями от летящих в него стаей огрызков фруктов и костей от жаркого. Он уклонялся, как мог, испуганно съёживаясь. Покинуть залу он не смел. Искра насладилась его растерянностью и сказала.
– Как ты смел, ничтожество, подать своей королеве этот торт в серебрянном блюде? Я ем пищу только с золотых блюд. В следующий раз ты будешь умнее. Я приказала бы тебя поджарить, как поросёнка, но ты искусен в приготовлении тортов и пирожных. Иди, и благославляй мою милость и доброту.
– Спасибо, Искра Милостивая, - пробормотал запуганный кондитер и его увели на кухню стражники, поскольку сам он, словно, потерял рассудок, и стоял бы вечно, как приклееный к полу.
К Искре подошёл очень высокий и крепко сложенный троль с загривком, заросшим чёрным, коротким волосом. Он был самоуверенным и нахальным мужланом, половина пуговиц на его кафтане была расстёгнута, по тому, что их по-просту не существовало. Рубашка хоть и была дорогая, с тонкими, обильными кружевами по ней, но вся мятая и испачканная в соусе и вине. Он вытер заляпанную жиром руку о рубашку на спине под кафтаном, и протянул её Искре. Искра не колеблясь, с ласковой улыбкой протянула ему свою руку. Он жеманно поцеловал руку королеве.
– Теперь, моя королева, вы получили полный титул из уст самого, нашего народа, - улыбаясь толстыми губами и, выпячивая тяжёлую, нижнюю челюсть проговорил Октомай. – Позвольте всем своим подданным называть вас, теперь, Искра Милостивая! Они жаждут этого!
Придворные, горные троли воскликнули в знак одобрения словам Октомая.
– Выпьем, за Искру Милостивую! – провозгласил Октомай и его восторженно поддержали все гости.
Искра величественно и в тоже время несколько жеманно кивнула.
– Королевская милость, есть благо для народа, я ставлю её превыше величия. Морана называли Великим и где он нынче? Это было величие глупости, его стоило называть Моран Глупый. Пока народ называет меня Милостивой, я совершу множество великих деяний, при поддержке и любви своего народа.
Троли завопили и затопали каблуками. Многие не прожевав пищу, выплюнули её на пол из орущих ртов. Их воинственный пыл был доведён до эпогея. Октомай предложил новое развлечение и его предложение было встречено криками восторга и дружным смехом.
– Вчера наши войска, под моим предводительством, - здесь Октомай сделал паузу и поглядел на Искру, - уничтожили восставших лесных тролей в одной деревушке. Своих зверёнышей, эти недоумки пытались спрятать в лесу, в яме прикрытой корнями и мхом. Но, мои воины обнаружили их там. Не желаете ли позабавиться, господа. Эти зверёныши лесных тролей настоящие волчата, и так забавно вопят, когда их дразнишь.
– О, конечно, давайте, Октомай сюда этих зверушек. Надеемся, они не кусаются? – проговорили, приторно сюсюкая дамы, все, как одна безобразные.
Икра не терпела соперничества и все миловидные дамы тролей, либо прятались по домам, либо сознательно уродовали себя, вставляя в нос куски овечьей шерсти. Губы они оттопыривали, а на уши надевали накладки, чрезмерно удлинняя их вверх. С этой же целью они подкрашивали веки вокруг глаз сухими румянами, чтобы они стали красными, как у их королевы.
Воины в панцирях, отделанных по кожной основе пластинами из копыт горных козлов, диких лошадей, или чешуи дракона вкатили большую клетку на деревянных колёсах. Клетка была сплетена из колючего кустарника, который не только больно ранил маленькие, нежные, детские тела, но и вызывал долгое жжение от сока этого расстения. Дети старались держаться середины клетки, плотно прижавшись друг к другу, как стайка маленьких испуганных зверушек. Мальчик постарше прижимал к себе брата и совсем маленькую, не более трёх лет сестрёнку. Другие дети пытались вжаться в пол клетки и затаили дыхание от страха.
Горные троли с интересом разглядывали их. Дамы, никогда не покидавшие своей страны, впервые видели лесных тролей. Лесные троли были большеглазы, с круглыми, яркими глазами – синими, зелёными, голубыми или золотистыми, словно капли янтаря. У горных тролей глаза были чёрными, редко карими. Такая разница раздражала горных, свирепых тролей, многие дамы в душе позавидовали прекрасным глазам детей лесных тролей. И хотя дети были чумазыми от земляной ямы, где они прятались, светлый румянец пробивался на их лицах, не таких жёлтых и даже сероватых, как у горных тролей.
– Какие уроды, - фыркнули дамы, - а если они разинут рты, то станут ещё безобразнее. Разшевелите их, господа, они совсем не потешные, как нам обещали.
Пьяные кавалеры окружили клетку и выхваченными у стражников пиками стали подталкивать детей к колючим прутьям клетки. Дети пытались оттолкнуть пики слабыми ручонками и ранили пальцы и ладошки о лезвие на конце пики. Они заплакали в голос и слизывали текущую кровь со своих раненых рук. Слёз было не меньше, чем крови. Только мальчик, лет двенадцати, остался неподвижен и, всё так же, прикрывал своим телом младших брата и сестру. Он вздрагивал от уколов пик всем телом, зажмурив глаза, но оставался неподвижен, как истукан. Его тело было всё в порезах и кровоподтёках, но его так и не заставили зареветь или сдвинуться со своего места.
Отчаянные крики детей, призывавших своих родителей были забавным развлечением для придворных Искры, но вскоре им это надоело.
– Они ужасно дурно пахнут, - заявили дамы. – Лучше убрать их отсюда.
Клетку выкатили из зала. На смену запертым в клетке детям пришли музыканты и заиграли быструю, дикую музыку, которую горные троли просто обожали. Все придворные запрыгали парами быстрым голопом, наталкиваясь друг на друга и наступая на ноги. Они были сильны, резки в движениях, но очень неуклюжи. К тому же, в их обычай входило желание толкнуть другую пару при танце, как можно сильнее. И если удавалось опрокинуть, кого либо из танцующих, это считалось очень весёлым происшествием и все покатывались со смеху над упавшими. Танец всё убыстрялся, пьяные троли скакали, словно горные козлы, сметая всё на своём пути, роняя стулья, скамейки и друг друга.
Музыканты, привычные к таким развлечениям горных тролей забрались на столы, иначе их просто затоптали бы. Они отбивали ритм буйной музыки ногами в тяжёлых туфлях на каблуках, попадая по блюдам с пищей, а также по бесценным, золотым приборам. Паштеты и пирожные с разноцветными кремами разлетались от ударов их ног в танцующих дам и кавалеров. Те только взвизгивали от этого и убыстряли свой танец. Пот потоками лил с танцующих пар, а также с музыкантов, которые выкатывали глаза от усердия. С дам начали смываться белила и румяна, нанесённые толстым слоем, а у кавалеров появилась жажда и радость от возможности влить в себя ещё некоторое количество вина.
– Внимание! – провозгласила Искра. – Сейчас я открою вам свой тонкий вкус и свою бесподобную коллекцию, которую, не видел ещё никто! Такой коллекции нет, и никогда не будет, ни у одного троля, я не говорю уж о жалких людишках. Все слышали легенду о том, что в голове драконов есть костяной цветок?
– О-о-о! – воскликнули поражённые словами Искры Милостивой придворные.
– Но, ни у кого, никогда не хватило духу проверить эту легенду. Ни у кого, кроме меня!
Теперь, придворные завопили так, что потолок каменного дворца мог обрушиться, не будь он так крепко укреплён. Они готовы были вознести свою королеву на руках, но не смели сделать этого. Нрав Искры был не предсказуем, только Октомай был волен поступать, как хотел.
Искра взмахнула крохотным платочком и несколько слуг внесли нечто вроде портшеза или закрытых носилок, в которых доставляли дам к их ковалерам, когда те хотели остаться неузнанными для окружающих. Искра сама откинула дверцы портшеза и крышку. Перед любопытными взглядами придворных предстала коллекция Искры, о которой никто даже и не подозревал прежде.
– Я художница, я остро чувствую красоту всего прекрасного. Я только не умею рисовать, но я, безусловно, такая же художница, как и старый дурак Зарокоа, создавший знаменитый свиток Морана. Кстати, я видела этот хвалёный свиток, и не нашла в нём ничего примечательного. Я люблю любоваться красотой заката, он мне почему-то ближе, чем восход, который бывает бледным и недоделанным, каким-то сырым.
Заявила «художница», которая из любви к красоте убила не менее сорока драконов, в том числе мудрого, учёного Вашталулу.
Троли столпились около поставца, разглядывая плоды чудовищного увлечения своей королевы. Здесь были костяные цветки извлечённые из черепов драконов, все разной формы и цвета, так, что ни один из них не повторял другого. Здесь было нечто, напоминающее лилию, лимонно-жёлтого цвета, размером с крупную мужскую ладонь. Был спящий тюльпан с отогнутыми краями лепестков, окрашенный в глубокий фиолетово-синий цвет, но не равномерный, а с оттенком к розовому на кончиках костяных лепестков. Было нечто вроде подсолнуха, с лепестками, почти сросшимися в шар, нежно-кремого цвета. Были скрученные в спираль сразу несколько бутонов, как соцветья махровой астры цвета белого голубя.
Все эти, добытые через смерть драконов, шедевры природы блестели, как блестит отполированная слоновая кость и поражали своим бесконечным разнообразием и совершенством. Казалось невероятным, что никто, не задумывал их, сидя в тишине кабинета с листом бумаги перед собой, и рука троля не сотворила их, как драгоценные украшения для платья или парадной шляпы.
– Но, как всякий страстный коллекционер я не находила себе места, - продолжала свой монолог Искра. – И чем дальше, тем больше страдала от несовершенства моей коллекции. Здесь есть всё, казалось бы, но моё чутьё подсказывает мне, что нет чего-то, что должно стать венцом моей коллекции. Я до сих пор, так и не нашла цветка пурпурного, царственного цвета, который так обожаю. Может быть мне повезёт сегодня! – воскликнула Искра. – Сейчас, при всех, я извлеку из головы дракона Вашталулу его костяной цветок – драконит, и вы будете свидетелями этого чуда.
Искра кокетливо оглядела ковалеров и несколько надменно дам.
– Я не запрещаю вам заключать пари друг с другом, на счёт того, что мы сейчас обнаружим. Не правда ли, очень трепетный момент?
На огромном блюде внесли голову дракона Вашталулу и поставили на стол среди жаренных и тушёных закусок, паштетов, заливного и фруктов. Залитая чёрной кровью голова дракона Вашталулу, по-прежнему, оставалась с открытыми изумрудно-зелёными глазами, но золотые искры в них уже потухли. Крепчайший череп дракона был спилен сверху стальными струнами и снова прикрыт верхней частью черепа, как супница крышкой.
Искра без колебаний откинула эту крышку и, приподняв кружевной рукав своего платья, погрузила пальцы в мозг дракона. Она сосредоточенно ощупывала содержимое его черепа, погружая руку всё глубже и глубже. Уже вся её рука по локоть была в кровавой гуще из крови и мозга, наконец, королева просияла, словно ребёнок получивший долгожданную игрушку.
– Нашла, ваша королева нашла его! О, это нечто необыкновенное!
Троли теснились и яростно спорили между собой. Они заключали самые невероятные пари друг с другом.
– Спорю на подштанники старой мадам Жонжи из мира людей, что это голубая лилия! Ставлю подштанники этого дракона в юбке против ожерелья твоей жены, родовитый Бодибри.
– А, я утверждаю, что драконит окажется совершенно бесцветный, прозрачный, как стекло. У этих учёных жидкая кровь. Я принимаю твоё пари, доблестный Цезарий.
– Величественный Октомай, не угодно ли вам предположить, что драконит окажется рыжего, как огонь цвета. Я обязуюсь съесть за два часа целого кабана если это не так.
– Это очень отважное заявление, достойный Тормалай. Я ставлю в заклад свою изумрудную пряжку, подаренную мне королевой, против вашего заклада, и утверждаю, что драконит будет именно таким, каким его хочет, видеть королева, я верю в её чутьё.
– Дайте мне острый нож, я сама отделю хрящ, который соединяет цветок с затылочной костью. Я ни кому, не могу доверить этот момент, - проговорила с трепетом в голосе Искра.
Ей дали поспешно нож и Искра усердно работала над отделением костяного цветка - драконита, её ни сколько не смущала такая грязная, для её королевских рук, работа. Она засмеялась и, бросив нож на пол, вынула двумя руками свой трофей. Троли вытянули шеи. Ничего было, не возможно понять, руки Искры и то, что она достала из черепа дракона, были покрыты кроваво-белой массой мозга и крови.
Октомай снял со стола хрустальный графин с мятной освежающей водой, и опрокинул его содержимое на вытянутые руки Искры, держащие драконит. Все ахнули, увидев то, что открылось им, вслед за потоком воды смывшим грязь. Это была розово-пурпурная роза в которой было не менее шестидесяти лепестков, таких тонких, что казалось, будь они открыты ветру, то тут-же упруго затрепещут от его порывов. Роза была чуть смята и сдавлена вбок, но это её не портило, а наоборот добавляло живости, словно она склонилась на ветви от собственной тяжести и спелости. Капли мятной воды ещё удерживались на кончиках лепестков и в бледно-розовой сердцевине цветка, как слёзы росы или поминальный плачь дождя. Искра в высоко поднятой руке показала тролям пурпурную розу, и торжествуя поместила её в свою коллекцию на приготовленное заранее место.
Но, не все из горных тролей ликовали. Астролог Светозар направил свою мощную, подзорную трубу в окна дворца, где происходила вакханалия приближенных Искры. Он со скорбью и ужасом наблюдал всё происходящее там. Светозар ненавидел Искру, он был преисполнен скорби о мудром, учёном драконе Вашталулу, который был не просто талантлив, а гениален в своих догадках. Как много ещё он мог открыть миру тролей? А вместо этого он умер, в угоду прихоти жестокой и претензиозно-пошлой Искре.
Светозар опустил голову и вытер слёзы тонкой, сухой ладонью. Он знал, что рано или поздно случай поскажет ему, как отомстить злой и бессовестной волшебнице. Он был молод и осторожен, время было его союзником.

Зорокоа открыл свиток Морана, по которому он всегда знал как обстоят дела в королевстве. Свиток был соткан из колдовства и магии. В руках враждебной Искры, когда ей удалось во время отсутствия старого волшебника захватить его, он прикинулся простой, бездарной картинкой, какие продают на ярмарках. Он стал тусклым, неподвижным, символы застыли, как мёртвые крабы оставшиеся после отлива на берегу моря.
Когда Лёрик брал свиток в руки и восхищённым взором смотрел на него, то свиток польщённый его пытливостью и восторгом, светился и оживал. Всё в нём принималось двигаться и краски становились яркими и сочными - драконы извивались, горы зеленели и цвели тысячами цветов, волшебники поднимали руки в разноцветных рукавах в знак приветствия. Даже ровный, искусный орнамент по краю, словно река, вдоль кромки поля бежал и, одновременно, оставался на месте.
Лёрик уже научился читать свиток Морана, для этого ему пришлось выучить грамоту тролей, где были совсем другие буквы и знаки, чем в мире людей. Он научился понимать живые, движущиеся картинки и научился разговаривать со свитком. Кое-что ему, даже хотелось, улучшить в нём. Например, любые события, которые свиток показывал, происходили днём, а ночь, никак не была, здесь, задействована. Видимо Зарокоа, просто, не подумал об этом. Раз ночью он сам спит, так зачем думать о происшествиях ночи? Лёрик старательно рисовал точные копии того, что он хотел добавить в свиток Морана, работа должна была стать безупречной, но пока он держал её в тайне.
Зарокоа, по прежнему принимал приходивших к нему тролей, но принимал их сидя на скамейке. Он не открывал Лёрику почему ведёт себя именно так, но Лёрик догадывался сам. У старика начал рости хвост, он не хотел, чтобы гости это заметили. Зарокоа оставался всё таким же добрым и спокойным, но большую часть времени проводил в одиночестве. Он лихорадочно записывал свои знания о настоях, рецептах и их волшебных свойствах. Он стремился передать свои огромные познания ученику. Лёрик жадно, как губка впитывал всё, что приказывал ему, запоминать старик. У него оказалась цепкая память и большая любовь к познанию нового.
Зарокоа открыл свой свиток, только через два дня после бала горных тролей, Лёрик был рядом с ним. Старик взглянул в него, вдруг, пошатнулся и если бы Лёрик не поддержал его, он скорее всего упал бы на земляной пол пещеры. Свиток скрутился под ослабшими пальцами старика и Лёрик не успел увидеть, что повергло учителя в такое горе.
– Что случилось, учитель?! – воскликнул юноша.
Старик не мог вымолвить ни слова, он дрожащим перстом показывал Лёрику на свиток. Лёрик торопливо развернул его и всмотрелся. Первый момент он не увидел ни каких в нём изменений, но вскоре одна из фигур, так похожая на самого Зарокоа, только в белом, шёлковом халате, превратилась в дракона. Это было понятно Лёрику, он знал, что два брата Зарокоа уже стали драконами и такая же участь должна была постигнуть его учителя. Но, вдруг, у одного из драконов, того, что был прежде старцем в белом одеянии, отвалилась голова. А в следующий момент Лёрик увидел девушку, держащую в одной руке меч, а в другой цветущую, миртовую ветвь. Лёрик понял, что видел смерть дракона от рук волшебницы Искры.
Зарокоа гневно объяснил Лёрику.
– Искра убила моего брата Вашталулу, самого достойного из нас. Это злодеяние бессмысленно и чудовищно. Он даже не мог ей ни чем вредить, потому что был не волшебником, а учёным и философом. Она убила его из прихоти. Я слышал про её страшное, кровавое хобби. Она убивает драконов, ради драконита, некоего мифического костного образования в их мозгу, которое не имеет никаких магических или целебных свойств. Я собирался на днях, посетить Вашталулу и познакомить тебя с ним. Сколько горя ещё принесёт Искра, она не остановится ни перед чем, а я становлюсь… Кто же сможет противостоять ей? Мне становится всё труднее сдерживать её магические чары, - проговорил с печалью в голосе Зарокоа. – Стоит мне превратиться полностью в дракона и она убъёт меня, также, как Вашталулу. Драконы беззащитны перед запахам цветущего мирта, он одурманивает их, а Искра, к тому же, сбрызгивает ветвь цветущего мирта сонным зельем, ты тоже, теперь, умеешь, его готовить.
Лёрик заметил, что привычный запах мяты и других трав, с которыми постоянно имел дело Зарокоа, начал подменяться у него другим запахом. Теперь, он распространял запах мускуса и серы, и этот новый, непривычный запах тревожил Лёрика. Ему хотелось искупаться вместе с волшебником в вечерней тихой реке, как они часто, прежде делали, но Зарокоа больше не ходил к реке. Руки его стали неловкими, пальцы толстыми и когтистыми, а поступь тяжёлой. Он переваливался при ходьбе, словно перетекал всем телом с одной конечности на другую.
Лёрик, вдруг понял, однажды, что старику мучительно хочется встать на четыре конечности и, только боязнь испугать своего ученика, удерживает его от этого.
– Учитель, мы всё время опаздываем. Мы должны сделать что-то, что уничтожит колдунью!
– Неужели ты думаешь, юноша, что я не испробовал все мыслимые и немыслимые средства? Она неуязвима, для моих чар, также, как я, пока, для неё.
– Тогда, отправимся во влажный, первозданный лес и найдём там мандрагору. Её корень есть у Искры, он делает её непобедимой. Пришла наша очередь. Вчера приходил троль-ветеран боёв с горными тролями. Он местный житель и шёл домой, а по пути решил заглянуть к нам, что бы мы исцелили его старые раны. Я не стал тревожить из-за пустяка тебя, учитель, и сделал всё сам. Он пришёл, едва передвигая ноги, разбитые палицами горных тролей, а ушёл от сюда без костылей.
Он рассказал мне, что Мессаль заманил с помощью местных жителей - лесных тролей, войска Аконита в ловушку. В узкой, горной лощине войска Аконита и его сына Коррунда встали лагерем, поджидая подхода войск Мессаля и Корой Моли, об этом им поведали допрошенные жители, а вместо этого Мессаль напал на них из дикой, густой рощи, что росла по склону скалы. Горные троли были опрокинуты в ревущий поток воды на дне лощины, хотя у Мессаля воинов было намного меньше, чем у Аконита. Примерно один к пяти. Но, никакие победы не приблизят нас к миру в Терратроле, пока есть Искра.
– Скоро, милый юноша, моё превращение в дракона закончится и я смогу нести вас на своей спине. Хотя, путешествие предстоит опасное, неизведанными ни кому опасностями, тем не менее мы не можем оставить Агни здесь одну, без защиты. Мы возьмём её с собой.
Ещё, я часто думаю, милый юноша, о своей вине, перед Мапаки, моим братом. Я был груб с ним и обращался свысока. Я считал, что его превращение в дракона было не случайным, и он сам был виноват в этом, ну хотя бы отчасти. Моё высокомерие и глупый снобизм больно ранили Мапаки, а он и так был одинок и всеми покинут. Теперь, я должен навестить его, и просить у него прощения за своё жестокосердие, а также предупредить его об охоте на драконов, устроенной Искрой. Мне придётся покинуть Агни и тебя, Лёрик. Впрочем, я буду отсутствовать не долго. Ты, уже не тот маленький мальчик с плохой кожей и трепещущей душой. Ты стал сильным, красивым юношей с гордо-посаженной головой и смелым взглядом. Ты сможешь защитить Агни и себя.
– Учитель, когда ты увидишь Мапаки, передай ему и от меня, тоже, горячий привет и скажи, что я разгадал его загадку. Когда мы подошли к его пещере, он спросил меня – «один пешком, некто верхом, кто важнее?» Он знал то, что мы тогда ещё не знали. Мапаки имел ввиду меня и Рика, то есть Агни, а не лошадь и человека, как решил я тогда. Конечно Агни важнее, ведь она принцесса Васпакская, а я простой мальчишка.

Ещё только светало. Сонное солнце неуверенно поднималось над туманной гладью реки. Зябкие бутоны цветов покорно склонились под холодным поцелуем ночи, и тяжёлые капли росы холодили их нежные лепестки. Цветы вздрагивали от беспокойных ручейков, стекавших по их лепесткам к земле, когда росинки, как живая ртуть, стремились слиться друг с другом вместе. Первые птичьи трели, сначало резко и коротко, а потом дружнее и громче прорезали влажный шорох кленовых листьев. Чайки, уже, скользили в лучах рассвета и ловили просыпающуюся мелкую рыбёшку, поднимающуюся к поверхности воды. Их двойники стремились к ним навстречу, рождённые зеркалом воды.
Лёрик, проснулся у себя в комнате, услышав содрогание земли. Шумное дыхание огромного и могучего существа пронеслось по жилищу в горе. Лёрик вскочил и подхватил крысу Рика, которая в страхе прибежала к нему. Агни превращалась в девушку, только после восхода солнца.
Дверь в жилище Лёрика была, приоткрыта, и в щель он увидел покрытое чешуёй тело, которое текло, то расширяясь, то сужаясь. Это было дыхание дракона. Дракон старался не шуметь, он хотел покинуть пещеру, до того как проснутся его подопечные, чтобы не пугать их. Лёрик стоял у входа, наблюдая колыхание голубого гребня и волочившийся длинный хвост. Дракон добрался до выхода из пещеры, ведущего на деревянную террасу, и остановился. Выход стал мал для него, он не мог протиснуться через эту жалкую щель, расчитанную на фигуру человека.
Он начал когтистыми, огромными лапами разгребать и расширять выход. Куски камня, величиной с овцу или даже быка отлетали и падали вниз, к подошве горы. Дракон бился в теснине входа и временами издавал низкий рёв от нетерпения. Он смог протиснуться в образовавшийся проход и ступил на террасу. Она пошатнулась от его тяжести и заскрипела.
Дракон потёк по террасе к лестнице, ведущей вниз, на толстых, полусогнутых, когтистых лапах, скобливших дерево. Терраса угрожающе накренилась от тяжести огромного плотного тела, состоящего из одних мышц и покрытого толстым, тяжёлым панцирем из чешуи. Дракон продолжал своё медленное, но непрерывное, завораживающее взгляд движение.
Лестница прогибалась и стонала, стойки и крепления с хрустом ломались, а ступеньки позади, словно слизывал гигантский слизень. Это дракон своим волочащимся животом и хвостом сдирал их со своих пазов. Лестница, не выдержала и рухнула полностью, но дракон уже был в самом низу у земли. Осколки посыпались на него градом, но соскользнули с панциря, не причинив, ни какого вреда. Дракон стряхнул их легко, как собака отряхивается, выйдя из воды, и пополз по гудевшей от его поступи земле, на восток.
Он был огромен, могуч и в тоже время очень странен. Как те древние предметы, которые находят в земле люди, и которые, хоть и выполнены с величайшим мастерством, но никто, уже, теперь не помнит для чего они предназначались когда-то, и что это есть такое.
– Я люблю тебя, учитель Зарокоа! – крикнул Лёрик вслед дракону.
Юноша стоял у огромной дыры входа в бывшее жилище волшебника, куда тот уже не сможет больше подняться, никогда, из-за своего чудовищного веса.
Дракон на миг остановился и посмотрел на своего ученика долгим взглядом, а потом скрылся в тени свисающего с каштанов густого плюща, колыхнув его своим голубым гребнем, как опущенный, театральный занавес.
К Лёрику подошла сзади Агни, закутанная в белую простыню, и положила руку ему на обнажённое, вздрогнувшее от её прикосновения, плечо. Юноша прижал её к своей груди.
Лёрик починил лестницу и восстановил террасу перед входом. Отчасти он действовал заклинаниями, отчасти просто руками, чтобы работа отвлекла его от жалости к учителю. Он понимал, что жалеть Зарокоа он не имеет права, старик отверг бы эти чувства.
Его беспокоила мысль, что если учитель останется в большой, удобной пещере Мапаки и больше никогда не вернётся к Лёрику? – так думал юноша, и у него появлялось желание отправиться следом за ним, или вернуться в мир людей, вместе с Агни. Но, он тут же стыдился своего малодушия, и торопливо оглядывался, словно опасался, что кто-нибудь услышит его мысли.
Агни занималась приготовлением обеда и уборкой их жилища, она отнеслась ко всему, что случилось с Зарокоа, гораздо спокойнее Лёрика. Она и сама ведь была на половину крыса и только на половину человеком.
На третий день их одиночества, которое никто не потревожил, они легли спать, каждый в своей комнате. Сначало было тихо и Лёрик уже задремал, когда грохот падающих предметов, шипение и писк заставили его подскочить на своём ложе. Юноша сразу понял, что шум идёт из комнаты Агни, и там что-то происходит. Он без рубашки, в одних нижних штанах, добежал до двери в комнату Агни, но она оказалась заперта. Лёрик закричал.
– Что случилось Агни. Открой мне дверь!
Но, тут же полностью проснувшись, понял, что Агни-Рик никак не сможет открыть ему дверь до рассвета. Лёрик расстерялся. Что же ему делать? Тогда, он произнёс.

Вода бежит в любую щель,
Что для неё замок и дверь…

Тело юноша стало прозрачным, словно это была фигура изо льда, а потом растаяло в быстрый, бегущий ручей. Ручей протёк в щель под дверью, и оказался в комнате Агни. Точно так же, он превратился сначала в подобие человека изо льда, а потом стал снова сам собой.
В комнате было темно и юноша застыл на пороге, безуспешно вглядываясь во мрак. Лёрик понял только одно, что Рик был не один и кто-то ещё, кто проник через запертую дверь, пытается причинить ей зло. Два живых клубка метались по комнате и сшибали посуду и все предметы, которые попадались им на пути. Лёрик вспомнил, что у двери должен был висеть светильник, который Агни на ночь гасила. Он торопливо нащупал его, радуясь, что светильник висит на стене, и не мог пострадать в общем беспорядке. Он щёлкнул пальцами и сказал.
– Огонь!
Ему некогда было читать заклинание, или придумывать новое, но огонь вспыхнул и так. Он языком пламени облизывал его указательный палец и Лёрик торопливо зажёг светильник, а потом дунул на руку и загасил огонь.
Свет осветил беспорядок жилища, в котором Лёрик не сразу смог разобраться. Среди осколков посуды, лежащего на полу вышивания Агни и бесчисленных мотков разноцветного шёлка, он увидел Агни-Рика, загнанную в угол и, рядом, пятнистую, гибкую, как выдра кошку. Кошка светила холодным светом жестоких глаз, вся подобранная для последнего решающего прыжка, идеальная убийца для всего, что не превышало размерами её саму. Кошка колебалась, она не могла понять, как Лёрик прошёл через запертую дверь, но видимо скоро догадалась, потому что промяукала, нечто вроде.
– Ма-а-альчиш-шка-а, недоуч-ч-ка ста-а-арого дурак-а-а За-арокоа-а.
– Вот, как? Не простая кошка забралась к нам в гости. Это ты узнаешь скоро, какой я недоучка! - выкрикнул Лёрик, хотя сам был в страхе, перед такой искусной волшебницей, какой являлась Искра.
Он догадался теперь, кто скрывался под пятнистой шкуркой зверька. Но, ещё больше, он испугался за Агни, он знал, что её ждёт смерть, если он не сможет, защитить её. У Лёрика ничего не было под руками, кроме стеклянной лампы, и он швырнул её в кошку, чтобы ошеломить её и отсрочить время. Огонь потух от удара, но кошка подскочила опалённая пламенем, и зашипев, как змея, отскочила в другой угол жилища, словно живая пружина.
Лёрик тут-же превратился в крупного, пушистого кота, чёрного цвета и, теперь, видел также хорошо в темноте, как и Искра. Он завыл, как демон ночи, и бросился к Искре. Они покатились одним орущим клубком от которого во все стороны летели клочки серой и чёрной шерсти. Кошка была меньше размерами и почувствовала, что большой кот может разорвать ей горло когтями. Она вырвалась и метнулась от него на шкаф, а оттуда на комод. Кот повторял её движения, хвост в хвост, не отставая и не давая передышки.
Кошка подскочила на месте и превратилась в собаку, охотничьей, борзой породы, с рваными ушами и кровоточившими царапинами на носу. Собака открыла пасть и рассмеялась, точно закашлялась.
– Тво-я смерть! – пролаяла она.
Лёрик метнулся под стол, превращаться уже не было времени. Борзая закружилась вокруг стола, но стол был слишком низким, а сунуть туда свой, и без того пострадавший нос, она не решалась. Кроме того, любая собака знает, что глаза самое уязвимое место в битве с воинственными котами. Лёрик воспользовался этим и длинными прыжками помчался к открытой двери. Собака не сразу заметила его маневр и ему удалось выиграть несколько метров. Но, как только пушистый хвостик кота мелькнул за порогом, Искра кинулась вдогонку.
Это была гонка не на жизнь, а на смерть. Они промчались по коридору, потом мастерской волшебника, потом площадке хола и выскочили на террасу. Собака почти успела схватить кота за хребёт, как все борзые хватают зайцев, но здесь перевес оказался не на её стороне. Кот вывернулся из-под её длинной морды, похожей на щипцы для раскалывания орехов, и перескочил через ограждение деревянной террасы, вниз.
Коты отлично умеют прыгать с большой высоты на мягкую землю. Они приземляются, точно, на все четыре пружины своих лап, чего собаки, увы не могут, проделывать. Борзая заскулила от досады и нетерпения, в её пасти остался клочок чёрной шерсти, но добыча избегла острых клыков. Охотничий инстинкт не оставлял её, хотя ни что, не мешало ей вернуться в комнату Агни и разделаться с ней, но борзая увлечённая погоней допустила ошибку. Она начала спускаться по лестнице вниз, неуклюже и медленно, опасаясь падения с высоты.
Когда борзая спустилась, она принюхалась, приоткрыв пасть и высунув язык, вбирая в себя ночной воздух. Она пыталась определить откуда идёт резкий, враждебный запах кота. Она определила источник и затрусила мелкими шажками в темноту под лестницу, над которой навис выступ террасы. Лишь сверхъестественное чутьё, присущее Искре, спасло её от неминуемой гибели. Кот успел значительно подрасти за то время, пока борзая неуклюже и медленно спускалась с лестницы.
Под лестницей сверкнули два жёлтых глаза, каждый величиной с большую, золотую монету Терратролы. Тугая, чёрная пантера бросилась на борзую и ударила её когтистоё лапой по спине, опрокинув на бок. Следующий удар мог переломить Искре хребёт, или разорвать брюхо, но борзая собака, которой страх придал ловкости и изворотливости, вскочила на ноги и боком, боком отскочила в сторону на длинных ходулях ног. Теперь, роли поменялись и чудовищный кот преследовал отчаянно визжащую борзую собаку.
Собака неслась, как молния, меж стволов клёнов, черноплодных рябин, молодых дубов и орешниц. Её смерть следовала за ней на мягких, когтистых лапах. Пантера не отставала ни на шаг, и в один прыжок перепрыгнула огромное расстояние, не менее пятнадцати метров, отрезав собаке путь вперёд. Она пролетела прямо над ней, как чёрное, грозовое облако, со смертоносными молниями клыков и когтей. Один удар чёрной, лапой и собака покатилась в овраг с пронзительным визгом. Фырканье пантеры можно было рассматривать, как насмешку, над поражением борзой.
Пантера всмотрелась в овраг, раздувая чёрные, бархатные ноздри, уже стало настолько светло, что всё было хорошо видно. По дну оврага, бежал ручеёк-ребёнок звонкий и счастливый. Опавшие листья клёна и орешницы то тут, то там пестрили воду, уносимые его потоком. Прекрасная, могучая, но в тоже время гибкая, как удав, пантера отразилась в бегущей воде. Она пытливо всматривалась в струи ручья, словно пыталась отыскать в нём нечто особенное, но не находила этого. Все листья орешницы были одинаковые, соринки, унесённые из подмытого водой муравейника, тоже не отличались друг от друга. Пантера пришла в ярость и ударила ручей могучей лапой, но противник её, на этот раз, ни как не отреагировал на это. Незлобивый ручей тут же выровнял своё русло и побежал дальше, напевая свою счастливую песню.
Лёрик понял, что его битва с Искрой закончилась вничью, и искусная волшебница сумела сохранить себе жизнь, хотя была на волосок от гибели. Лёрик должен был испытывать гордость, что сумел противостоять такой грозной сопернице, но он не чувствовал этого. Он чувствовал, что оказался слаб, и не доделал до конца то, что должен был доделать.
Юноша услышал, что Агни звала его человеческим голосом, значит она, уже, превратилась в девушку и беспокоилась за него. Лёрик поспешил к ней, чтобы успокоить подругу, и привести свои чувства в порядок. После ухода Зарокоа, не кому было подсказать юноше, что сейчас был миг его триумфа, а юность всегда недовольна и хочет чего-то, большего.
Один из листьев орешницы, более невзрачный чем другие, скользил вниз по течению мелкого, маленького ручья. Другие листья, то вставали поперёк течения, то скапливались в небольшие группы, а то прибивались к глинистому бережку, уже усеянному их неудачливыми собратьями-путешественниками. Этот лист держался середины, словно знал что это самое быстрое и безопасное для него место. Коричневые точки, похожие на ржавчину, пестрели по его краям. Это был обтрёпанный, но упорный кораблик, который словно задался целью открыть новые, неизведанные земли. Когда он отплыл далеко, вниз по течению, лист превратился в истекавшую кровью Искру, всю покрытую царапинами, ранами и кровоподтёками. Лицо её, и без того безобразное, было покрыто порезами, оставленными ей когтями кота и пантеры.
Она с трудом выбралась из неглубокого оврага, и стеная, и плача, потащилась подальше от деревень лесных тролей, в густой лес. Если бы Лёрик был более опытным волшебником, он без труда выследил бы её, обернувшись соколом или диким голубем. Но, у него не было ещё жизненного опыта, и он не научился думать о будущем. Все грядущие события, как бы не существовали для него, пока они не произошли. Это спасло Искру от гибели, она смогла залечить свои раны, и вернулась в свой дворец, в глубине горы.

Мессаль хмуро оглядывал свои войска. Он шёл вдоль рядов усталых, оборванных солдат и прикидывал, где ему взять пополнение в свои когорты. Смотр маленькой армии лесных тролей мало его порадовал. Он знал, что любовь к родине и преданность Васпаксам не может накормить и поддержать пустые желудки лесных тролей. К нему подошёл троль Урал, его помошник и правая рука.
– Войскам нужен отдых, - проговорил он. – Мы не можем всё время продвигаться вперёд. Фуражиры отстали и ни когда, не знают точно, где войска, и куда доставлять провиант. Они чаще попадают в руки Октомая, чем доставляют провиант нам.
– Чёртовы дети, рваная селезёнка, им следовало бы поторапливаться. Похоже, они больше думают о местных кумушках, чем о наших солдатах. По мне, так я всех бы их кастрировал, тогда им не о чем было бы больше заботиться, как только о наших доблестных войсках.
Урал жадно впитывал слова Мессаля. Никто во всей армии не умел так смачно и цветисто ругаться. Ругательства тролей были лепетом ребёнка, по сравнению с перлами Мессаля, которыми он был обязан миру людей.
– Придётся украсть стадо коров, в ближайшей деревушке. Поручи это разведчикам, Урал, среди них есть толковые ребята.
– Восстанавливать против себя мирное население очень опасно, главнокомандующий, - напомнил Урал.
Мессаль хмуро поглядел на своего помошника и сказал.
– Восстанавливать мирное население не только опасно, но и недопустимо. Оставьте на месте угона коров пару колпаков горных тролей и их порванное знамя, захваченное в последнем бою, а также сломанное древко, для правдоподобия. Этого, я думаю, будет достаточно.
Урал был из молодых командиров, которых выдвинула последняя война, он быстро сообразил, что хочет главнокомандующий, и взмахнул рукой со сжатым кулаком, жестом, принятым в армии лесных тролей.
– Я пригляжу сам за проведением операции.
– Вот, вот пригляди, - проворчал Мессаль. - Меня беспокоит другое, - признался он. – Наши войска вымотались, гоняясь за войсками Октомая. А почему?
Урал пожал плечами.
– Потому, что наша кавалерия слаба. Она малочислена и не может преследовать врага, когда это нужно. Приходится гоняться за ним, как черепаха, за ящерицей. Уразумел? Провалиться мне на этом месте, если бы я не выиграл войну давным давно на месте Октомая, будь в моём распоряжении его снабжение и такая отличная кавалерия. Горные троли свирепые и отчаянные ребята, нам необходимо найти нечто, что может противостоять им.
– Увы, - проговорил Урал, - лесные троли не кавалеристы по своей сути. У нас мало лошадей и мало наездников, а и те что есть, сидят на лошадях с опаской, словно на плахе.
Мессаль скривился и вздохнул.
– Ладно, есть у меня на примете бойцы, но тебе придётся разыскать для них тройку обозных шлюх, желательно в теле. Если удастся договориться с этими ребятами, то успех нам обеспечен. К тому же, я слышал, что им не нужно ничего есть, такие уж, они бравые, беззаветные герои. Несколько дней обойдётесь без меня? - спросил Мессаль.
– В ближайшее время не с кем вступать в схватку. Октомай отступил и местность свободна от его войск.
– Вот и ладно, сукины дети. Ждите своего главнокомандующего, он подберёт за вас сопли и переменит ваши пелёнки.
– Всегда готовы! – ответил ловкий и подбористый Урал.

Мессаль и три девицы, которых мог смутить только глас с небес, тайными тропами отправились к горе, где распологался храм матери Агора-Мгора. Девицы стойко выносили все трудности пути, поскольку следовали за войсками уже не первый год. Такая кочевая, полная опасностями жизнь была привычна для них.
– Требуха от подохшего осла, я забыл принести этим ребятам вина. Они становятся такими сговорчивыми, когда хлебнут винца, что их можно подвесить за ноги, а они будут только гукать и сосать свой палец, - проговорил Мессаль.
Одна из молодых женщин откликнулась на его слова.
– Я могу сходить в ближайшее селение горных тролей, они не заподозрят меня. Я сама жила три года у одного старого, горного троля, пока его не разбил парралич. Я знаю их выговор. Я скажу, что пришла из соседней деревни.
Мессаль отпустил девушку, но был на стороже. Вскоре она показалась с глинянной посудиной на спине, которую еле-еле тащила на себе. В посудине оказалось вино из черноплодной рябины, настоянной на спирте.
– Для крепости нужно добавить куриный помёт, - сказала девушка Мессалю.
– А фазаний сгодится? – спросил он сведущую девицу.
– Сгодится, - заверила она его.
Фазаний помёт Мессаль упамянул не спроста, в лесу, где они притаились, было много фазанов, которые совершенно не боялись присутствия тролей, и деловито собирали с расстений жуков и гусениц. Мессаль добавил собранный помёт в вино, для крепости, как подсказала ему его спутница.
К середине следующего дня компания девиц и Мессаль добралась до ёрликов, которые метались рассеянные по горе. Ёрлики сильно похудели и маленькие их глазки горели недобрым огнём, клыки их изогнулись над верхней губой, но не могли нанести вреда ни кому из живых людей или тролей. Они зарычали при виде Мессаля и побежали своей дробной прискочкой к обра. Мессаль, ничего не опасаясь последовал за ними.
Он едва узнал своего старого, знакомого обра, тот высох и похудел, словно копчёна рыба, но был по-прежнему важен и спесив. Мессаль поторопился доложить ему.
– Вот девицы, что я обещал доставить тебе, могучий обра. Я выполнил своё обещание и доставил тебе вино и девушек.
Обра хотел усесться на свой трон, но не выдержал. Он не дошёл до алтаря и закричал на Мессаля.
– Где Глаз Тигра, мошенник, лживейший из людей!
Естественно, у него ничего не получилось, ведь его рот не открывался, вслух он издал только мычание, но Мессаль отлично понял, что хотел сказать обра.
– Какой глаз? Я не понял глаз чего?
Обра зарычал, он не мог взять в толк, почему этот человек не боится его, либо он действительно не понимает о чём идёт речь, либо прикидывается дурнем. И если он виновен в обмане, то почему так спокоен, словно его ни чего, не тревожит, ни страх, ни боязнь расправы?
И тут, на обра обрушилось осознание всех его бед. Он начал высказывать их торговцу, поскольку, больше ему было не кому высказать свои несчастья.
– Гы-ы! Му-у! Гы-ы-ы! - примерно так звучали его жалобы, ведь рот у обра не открывался.
– Экое несчастье, - заключил его нытьё Мессаль. – Стало быть Искра заколдовала вас навечно. Какая жестокость! А я так спешил к вам с вином и девчушками, выходит девушки вам не понадобятся, да и вина вам не выпить.
– Гы-ы-ы! – протянул плаксиво обра.
– Ладно ребята, я помог вам один раз. Помогу и другой. Нечего сидеть тут без дела, лучше отомстить неблагодарной Искре. В самом деле, вы ей служили, из кожи вон лезли… столько коров сожрали, а она отблагодарила вас чёрным колдовством. Я знаю одного парня-волшебника, он сможет вам помочь. Любое заклятье снять, для него раз плюнуть, но только нужно это заслужить. Парень не сговорчив, и ещё не забыл, кому вы служили прежде. У него тоже есть свой счёт к лжекоролеве Искре. Седлайте своих поройр, если они у вас ещё не подохли, и следуйте за мной. Отныне, вы призваны в доблестную армию лесных тролей и вам оказана честь служить под прославленными знамёнами Васпаксов.
Мессаля просто подмывало рявкнуть на ёрликов командным голосом.
– Стройсь! Смирно стоять! Отставить нюни и сопли! Пики вперёд, поганцы мордатые!
Но, Мессаль решил подождать, пока, с этим. Вдруг, обра и его ребята ещё не осознали своего счастья, служить под его командованием. Он только добавил к своим словам.
– После славной победы, одержанной над Искрой и Октомаем, мы устроим грандиозный пир. Тут, мой знакомый волшебник расколдует вас за ваши заслуги перед Терратролой, и вы сможете жрать дальше сколько вам будет угодно. Договорились?
– Ггыыы-ы-ы!
– Тогда вперёд!
Сумасшедший голоп поройр не смогло бы остановить, ни одно препятствие, не говоря уж о тролях. Ёрлики были грозной силой, к тому их нельзя было убить или серьёзно ранить. Раны их заживали быстро, сами собой. Их любовь к разрушению, соответствовала их умственному развитию, недалеко ушедшему от кабана. Ни кто, не попытался остановить движущуюся через леса, поселения и, даже, через войска горных тролей когорту ёрликов. В своём стремительном продвижении они разрезали войска Октомая, как нож разрезает сливочное масло.
Мессаль и три пухлые девицы были с ними надёжно защищены. Мессалю досталась одна из поройр, с которой он сладил с трудом, из-за её дикого нрава. Девушки же оказались разобраны ёрликами по своим скакунам. Они, либо сидели позади устрашающих, своих кавалеров, прижимаясь к ним, чтобы не упасть с раскачивающихся на бегу поройр, либо сидели по-дамски, свесив ноги в одну сторону с холки поройры. Новые кавалеры держали их своими когтистыми лапами крепко, но довольно бережно. Может быть они ещё не потеряли надежду, когда-нибудь полакомиться пухленькими девчонками?
Когорта ёрликов встала лагерем отдельно от остальных войск. Подчинялись они исключительно Мессалю, и никто другой не решался им приказывать. Ёрлики были сварливы и если что-то было им не по нраву, запросто могли пустить в ход свои огромные палицы. В первом же бою они нанесли войскам Октомая, такие опустошения, что теперь, только при одном слухе, что они идут в атаку, разбегалась вся кавалерия противника.
Беда была в том, что ёрлики не всегда могли отличить своих солдат и солдат Октомая, и уж если они приходили в бешенство, то вокруг них образовывалась зона отчуждения, куда было опасно вступать любому, живому существу. Пена клочьями повисала на их клыках, а маленькие глазки наливались кровью, как жабры свежей рыбы. Они, словно рассвирепевшие кабаны, бросались на всё, что движется.
Мессаль предпочитал использовать их для преследования побеждённого противника, или для прорыва кольца, когда Октомаю удавалось окружить малочисленную армию лесных тролей.
Обра быстро освоился среди лесного лагеря Мессаля и, вскоре главнокомандующему доложили, что ёрлики увлечены древним пороком людей, тролей, а теперь и ёрликов – они заразились игрой в кости, карты и домино. Если раньше они бродили по лагерю тролей, пугая своим видом даже бывалых ветеранов, то теперь они не выходили из палаток и шалашей, целиком побеждённые страстью к игре. Более страстных, пропащих игроков трудно было вообразить.
То и дело у ёрликов происходили потасовки и настоящие междуусобные битвы из-за проигрышей или нечестной игры. Наиболее удачливым их игроком, конечно, был обра, который шельмовал, как каторжник, но никто из его соплеменников, не смел его уличить. Естественно, что свою досаду ёрлики срывали друг на друге. Если бы ёрлики не были бессмертными, то давно изувечили бы, или поубивали друг друга.
Они проигрывали всю военную добычу друг другу, и их долги своему обра стали астраномическими. Перекупщики постоянно крутились около лагеря ёрликов и богатели на глазах, наживаясь на их страсти к азартным играм. Ёрлики отдавали им военные трофеи за гроши, и тут же снова садились за стол для новой игры. Если игра была не завершена, то никакие приказы для них не существовали, и ёрлики не слышали ничего из того, что творилось вокруг.
Однажды кавалерия горных тролей налетела на их стан и опракинула палатку обра и стол, за которым он бросал кости. Обра, увлечённый упавшими, игральными костями, полез под сломанный, перевёрнутый стол, чтобы увидеть, как легли кости. Он нашёл в грязи грубо обработанные куски костей с примитивными обозначениями на них и, только, убедившись, что он выиграл, заметил атаку горных тролей. Такая дисциплина для ёрликов была обычной и Мессаль отлично понимал, что этих ребят не сможет изменить никто. Время от времени Мессаль вправлял им мозги, отнимая все игральные вещи, но они тут же находили себе другие и всё было точно так же, как и прежде.
Ёрлики совершенно не заботились о своих поройрах и те, брошенные, бродили по лагерю и окрестным лесам. Когда поступал приказ идти в атаку, или преследовать врага, ёрлики вдруг, вспоминали про своих поройр и долго искали их, и гонялись за ними. Мессалю пришлось приставить к табуну поройр пастуха-троля, который пас их, и следил, чтобы они не разбредались по всей округе.
Но, Мессаля ёрлики всё же опасались, поскольку тот умел орать и ругаться, хуже самого обра, пока тот не онемел конечно, и когда ёрлики, совсем, выводили его из себя, Мессаль угрожал им, что заклятье останется на них вечно, а сами ёрлики отправятся на бесплодную, тоскливую гору, откуда они явились. Уж, тогда злобная Искра не упустит свой шанс свести с ними новые, накопившиеся счета.
После очередного разноса, который устраивал ёрликам Мессаль, они скулили по-щенячьи, и на коленях ползали в пыли всей клыкастой толпой, но потом всё становилось на свои места. У ёрликов было слишком мало мозгов, чтобы делать выводы, или помнить угрозы. Получалась, что великой воинской доблести ёрликов, которая могла принести быструю победу войскам лесных тролей, мешали - отсутствие у них дисциплины и их полная тупость.
Корой Моли часто упрекал Мессаля за то, что тот привёл в лагерь таких сомнительных на его взгляд союзников. Тайный советник был большой теоретик, и считал, что для благородного дела нужны благородные руки и головы. Мессаль, всегда без возражений выслушивал Корой Моли, но оставлял всё по-прежнему. Он был не политик, а практик. А практика показывала, что не смотря на всю дурь ёрликов, они были незаменимыми и отчаянными воинами и не раз спасали армию в тяжёлых ситуациях.

Глава 6. Верхом на драконах

Прошло несколько дней, и нетерпение Лёрика и Агни стало нестерпимым. Им не хватало старого Зарокоа, который, казалось, всегда знал, что нужно делать в любой ситуации. Кто-нибудь из двоих, либо Лёрик, а чаще Агни, стояли на высокой терассе и пристально вглядывались в дебри лесов и окружающие их горы, стараясь заметить движение большого, живого существа. Наконец, их надежды сбылись.
– Я вижу дракона! – закричала Агни с высоты деревянной террасы.
Лёрик со всех ног бросился на террасу к Агни. Он запыхался от быстрого бега по ступенькам и не сразу смог успокоится. Вглядевшись в голубоватые, кудрявые от растительности дали, Лёрик проговорил.
– Я вижу дракона, но, нет, я вижу сразу двух драконов. Агни, скажи, что я не сошёл с ума, и у меня не двоится в глазах.
– Лёрик, я так счастлива! – воскликнула Агни. – Посмотри, это действительно два дракона и только один из них Зарокоа. Кто же это может быть с ним?
Лёрик боялся ошибиться, хотя, он уже знал отгадку этой тайны. Он всмотрелся в алый гребень второго дракона, потом засмеялся обрадованный тем, что увидел.
– Второй дракон – это старый ворчун Мапаки. Братья решили больше не разлучаться. Это так здорово!
Драконы доползли до зелёной лужайки, где ещё паслись несколько овец. Овцы громко заблеяли при их приближении и хотели броситься, бежать в разные стороны, но невидимая преграда остановила их. Они метались, сбившись в плотную кучу и в глазах их был ужас апокалипсиса.
Лёрик и Агни выбежали навстречу Зарокоа и Мапаки. Они поклонились им и приветствовали. Мапаки, склонив огромную голову набок, оглядел Лёрика и прорычал насмешливо.
– Здравствуй юноша, а куда ты дел того неуклюжего, прыщавого мальчика? Я хотел бы заступиться за него. Это был добрый мальчик с карманами полными орехов.
– Ты не забыл про орехи, добрый Мапаки? Я тот самый мальчик и есть.
– Ого-го! Ты не плохо подрос и окреп с нашей последней встречи, Лёрик.
Зарокоа остановил своего брата.
– Перестань болтать Мапаки, ты надоешь раньше, чем закончится день. Позволь представить тебе принцессу Васпакскую. Иди сюда Агни, не бойся, старый ворчун опасен, только для твоих ушей. Видите ли, мои юные воспитанники, Мапаки очень одинок, а мы с вами отправляемся в путь. Нельзя оставить его тут одного, Искра только этого и дожидается. Достаточно с неё гибели нашего учёного брата Вашталулу. Я посоветовался с ворчуном, и принял решение. Он отправится искать мандрагору вместе с нами.
– Хорошо! Мы будем готовиться в дорогу! – восторженно закричал Лёрик.
– Да, пещеру мы оградим охранным заклинанием. Глаз Тигра и свиток Морана мы возьмём с собой. Свиток будет подсказывать нам дорогу и в случае нужды подаст мудрый совет, а глаз Тигра защитит от колдовства и других, неведомых никому опасностей, которые, конечно, нам повстречаются. Дорога к мандрагоре трудна и опасна, иначе каждый смог бы иметь корень этого невероятного расстения или существа, даже не знаю, как его обозначить.
– А ваш платок, учитель, вы забыли про него?
– Конечно, мы обязательно возьмём платок, подарок нашей с Мапаки матушки. Я совсем забыл про него. Он должен был остаться в моём голубом халате, в кармане, как всегда.
– А ещё, нужно раздать крестьянам наших овец и гусей. Они нам, теперь, не нужны. А если их оставить на свободе, то дикие звери их обязательно съедят.
Драконы переглянулись между собой и Лёрику показалось, что Мапаки слегка улыбнулся.
– С овцами успеется, - сказал Зарокоа, мы отдадим их тролям перед самым путешествием, с утра пораньше.
Утром Лёрик встал рано и побежал к драконам, которые расположились на лугу. Овец не было, не было и гусей, а драконы спали крепким, безмятежным сном.
– Где наши овцы и гуси, учитель? Ты уже успел раздать их тролям?
Мапаки громко засмеялся, словно огромный вал воды обрушился на гранитный бастион. Он сказал юноше.
– Овец больше нет, Лёрик, да и гусей тоже. Видишь ли, даже драконам, хоть изредка, нужно что-то есть. Нечего ломаться Зарокоа и строить из себя святошу. «Мы позаботимся об овцах перед отъездом…» - передразнил он брата. – Считай, что мы уже позаботились об этих дурацких овцах, Лёрик. Надеюсь у тебя не было среди них личной привязанности? Я не хотел бы тебя огорчать.
Лёрик засмеялся.
– Очень хорошо. Лучше путешествовать рядом с сытым драконом, чем с голодным.
– Лучше путешествовать верхом на сытом драконе, чем на голодном, - поправил его Мапаки. – Мальчик мой, вы поедете на наших спинах. Такие слабые существа, как люди, ни за что, не смогут пробиться через дебри первозданного, влажного леса. А болота там такие, что слоны гибнут в них целыми стадами. Вокруг много хищных зверей, справиться с которыми под силу только нам с Зарокоа. Не очень то надейся и на свои заклинания. Ты не успеешь заметить опасность, не только произнести заклинание, как всё уже может закончиться для тебя. Многие чародеи пропали на пути к мандрагоре и никто, ничего больше не слышал о них.
Сборы были недолгими и с началом нового дня путники отправились в дорогу. Ехать верхом на драконе оказалось совсем не так приятно, как расписывал это Мапаки. Драконы были покрыты твёрдой, как раковины чешуёй, они при движении шевелились и больно щемили за зад Лёрика и Агни. Пришлось соорудить нечто вроде портшеза, какие укрепляют на слонах и одногорбых верблюдах Кроме того драконы распространяли сильный мускусный запах, смешанный с запахом серы, но к этому пришлось привыкать, поскольку лекарства здесь не предвиделось. Драконы переваливались на ходу с лапы на лапу и извивались гибким телом, можно представить себе, что испытывали седоки, когда портшезы их наклонялись то в одну сторону, то в другую, под углом в сорок градусов. Это было сродни крепкому шторму на море.
Как только Лёрик успевал привыкнуть к монотонной болтанке, вызывавшей у него полуобморочное, сонное состояние, как дракону вдруг приходило в голову почесаться. Он заваливался набок и задними ногами с гигантскими когтями принимался скыркать себе бок. Звук напоминал скрежетание железной тёрки по сковороде, только намного громче и противнее. Если мимо пролетала глупая, неосторожная птица, то дракон замирал внезапно, посреди движения, и мгновенно хватал её зубастой пастью. Плоды, свисающие с деревьев целыми, щедрыми гроздьями, тоже не оставлялись без внимания.
Драконы старались обходить деревни тролей, что бы не пугать жителей, но это не всегда удавалось. Иногда, им встречались дровосеки, звероловы или пахари, осваивающие новые, лесные засеки. Их всех охватывал ужас и паника при виде сразу двух драконов. Драконов это очень смешило и они нарочно рычали вслед вопящим от страха селянам.
– Учитель, - сказал однажды, после одного такого происшествия Лёрик, - может нам не нужно пугать простых тролей? У них сложится неверное представление о драконах, словно вы кровожадные чудовища.
– В нашей Терратроле у жителей давно сложилось именно такое представление о драконах. Ничто, не сможет разубедить тролей в том, что дракон – порождение зла. Отчасти такое представление берёт корни в древности, когда драконы, были первыми кто заселил эту землю. Земля Терратролы тогда была сурова и беспощадна, только такие могучие существа, как драконы, могли выжить на ней.
– Откуда же тогда взялись первые драконы, учитель Зарокоа?
– Никто этого не знает, Лёрик. Никто.
Драконам пришлось обходить страну горных тролей, путешествовать по ней было слишком опасно. Мапаки нашёл узкую, длинную расшелину, между двумя горными хребтами. Она была настолько узка, что двигаться по ней можно было только по очереди, а на дне расщелины нёсся ревущий, стремительный поток. Драконы двинулись прямо по норовистым, как породистая лошадь, струям потока. Он вспенивался вокруг их могучих тел и пытался спорить с ними. Но, как поток не пытался победить драконов, они упорно двигались по нему против стремительного напора воды, как идёт на нерест горбуша.
Драконы низко опустили головы, так, что буруны пенились иногда около самых ноздрей и тяжело пыхтели. Они больше не шутили и не переговаривались друг с другом. Толстые, когтистые лапы цеплялись за камни, скрытые под водой, но драконы были так тяжелы, что камни случалось, выскакивали, вывороченные могучими лапами драконов. Тогда поток подбрасывал потревоженные, тяжёлые валуны, как детский мяч, и уносил прочь.
В одном месте расщелина была так узка, что поток вырывался из неё вертикальным шлейфом, как раскрытый и повёрнутый на ребро веер.
– Как мы пройдём здесь? – спросил Зарокоа своего брата.
– Когда ты был человеком, то всегда поучал меня, - проворчал Мапаки. – А теперь, когда ты стал драконом, я должен всё решать за двоих, и ты постоянно спрашиваешь меня, как мы должны выпутываться из очередного дерьма.
– И всё-таки? Теперь, когда ты позволил себе позлорадствовать, может быть мы всё-таки, чего то вместе решим.
– И меня, здесь, называют ворчуном, - проговорил Мапаки. – Посмотри Зарокоа, выше водяного веера в скалах есть два выступа с обеих сторон. Я упрусь руками в эти выступы, для этого мне, конечно, придётся подняться на задние лапы. Ты сможешь проползти по мне, захребётник.
– Он упрётся руками… - съязвил Зарокоа. - Где ты их возьмёшь? Ты хотел сказать передними лапами. Я проползу по тебе, а как ты поднимешься потом на верх?
– Тебе придётся помочь мне, брат. Ты втащишь меня за гребень, как заботливая мать-кошка втаскивает котят на дерево.
– Для котёнка ты немного великоват, - заметил Зарокоа Мапаки.
Лёрика и принцессу пересадили на Зарокоа, и тот пополз по скользкому от воды телу Мапаки вверх. Водяной веер отталкивал продвижение дракона, затрудняя его. Напор воды здесь был очень велик. Только тут, по-настоящему, Лёрик понял, насколько драконы величественны и могучи. Их неуклонное движение вперёд было за пределами возможностей любого живого существа. Оно было сродни титанической силе самой природы. Слоны, вытаптывающие целые леса и выворачивающие с корнем толстые деревья, были всего лишь норными кроликами по сравнению с этой силой, способной к гигантским разрушениям, не будь эта сила разумной.
Зарокоа вполз на вершину расщелины и стоял над ней по середине, над ревущим потоком, опираясь левыми лапами на один край разлома, а правыми на другой. Он перевёл дух и фыркнул.
– Отойди, брат Мапаки, в сторону. Камни здесь очень сильно нависают над потоком. Я попробую их обрушить вниз. Это гораздо лучше, чем втаскивать такого переростка, как ты, за шкирку.
Зарокоа раскачался на толстых, мускулистых лапах и ударил по каменному выступу, правой, передней лапой. Скала задрожжала так, что поток замер на долю секунды, и потом не сразу восстановил идеальный, красивый веер, в форме которого вырывался из расщелины.
Дракон повторил своё топтание и покачивание и, вновь, ударил по выступу в скале. Большая трещина прорезала основание каменного клыка и он медленно отвалился. Огромная глыба серого камня упала с высоты двадцати метров и рассыпалась на осколки. Часть из них, тут же, запрыгали вниз по ущелью, а более крупные куски остались лежать в русле потока, чтобы со временем стать гладкими и ровными, словно лепёшки дерева кири, растущие на его стволе.
Тоже самое Зарокоа проделал и с левым выступом. Он помогал себе при этом хвостом, удар которого оказался ещё более сильным и резким. Как только грохот камней затих в образовавшуюся расщелину просунул свою голову Мапаки. Он чихнул от поднявшейся каменной пыли и прорычал довольный новым видом.
– Неплохо, неплохо, - похвалил Мапаки. – Я не уверен был, что ты сможешь, втащить меня на такую высоту.
– Тогда зачем было давал такой глупый совет? – спросил Зарокоа.
– Не хотел тебя разочаровывать, ты так хотел подсказки. Кажется ты был растерян.
– Немного, - согласился Зарокоа.
После нескольких дней непрерывного продвижения вверх по горному потоку драконы решили отдохнуть и расположились на ровной площадке над потоком, разрезавшим её под землёй пополам. Здесь с высоты каменной гряды открывались голубые, снежные скалы. Их голубизна была ярче небес, а в расщелинах погружённых в тень, переходила в синеву такой чистоты и красоты, какая бывает только в оперении некоторых, редких птиц.
Лёрик и Агни обнявшись стояли на краю каменной площадки и впитывали в себя удивительное зрелище, открывшееся им. Ничто не нарушало гордого одиночества и величия снежных скал, ни одно существо не смело вторгнуться в их покой. Здесь не обитали, ни горные козлы, поскольку не было, никакой растительности, ни хищники выслеживающие их. Это было царство звонкого холодного воздуха и снега, шуршащего вниз по склонам.
Лёрик достал платок Зарокоа, который тот подарил ему. Он встряхнул его и тот распустился в белую с голубой каймой скатерть.
– Что ты хочешь получить на ужин Агни? – спросил Лёрик подругу.
– Здесь прохладно, я хочу горячий бульон с домашней лапшой и хлеб с сыром.
Лёрик улыбнулся. Привычки и вкусы Агни подчас были прежними, доставшимися ей от её крысиной половины. Любому лакомству она предпочитала сыр.
– Может быть ещё, какой-то, десерт? – спросил Лёрик.
Агни пожала плечами и прибавила.
– Пусть будет миска клубники, посыпанная сахаром. А что закажешь ты, Лёрик?
– Тоже самое. По мне всё равно, что есть, я не хочу ломать над этим голову.
Они поужинали и отправились спать в свои портшезы, где были мягкие, пушные одеяла из шкур. Некоторое время они сонно переговаривались между собой о пройденном пути и предстоящих впереди трудностях, потом Агни умолкла. Лёрик понял, что она снова превратилась в крысу Рика и теперь спит уютным сном, под слишком большим для неё одеялом.
Юноша вздохнул. Агни никогда не говорила о своих страданиях, связанных с её постоянным перевоплощением, но любящее сердце Лёрика угадывало их. Девушке приходилось спать полностью раздевшись, даже в таком неуютном и диком месте, иначе поутру, превратившись снова в человека, она оказывалась запутанной в собственной одежде. В темноте ночи она легко могла стать добычей хищных птиц, ласок, горностаев, пролезающих в любую щель. Она чуть не попала в когти кошке, в которую обратилась Искр, и каждую ночь бедняжка Агни трепетала от страха. Она была слабым, маленьким существом, единственной защитой которого были Лёрик, а теперь, слава матери Агора-Мгора, могучие братья-драконы.
Драконы проснулись раньше, чем Агни и Лёрик. Они долго лежали с открытыми глазами и не торопились, вставать с серого камня, сами похожие на каменистую пёструю гряду, протянувшуюся вдоль русла потока. Опавшие гребни драконов постепенно распрямлялись и наливались красками, скоро они стали такими же, как прежде, – один алый, другой голубой. Драконы чувствовали запах снега и готовились к трудному переходу. На их пути стоял горный хребёт, через который нужно было перейти.
Над одинокими путниками молча кружился снежный гриф, привлечённый их неподвижностью. Он был весь белый, но с ярко-красным отвратительным жабо, лишённым оперения. Жабо состояло из мясистых выростов, похожих на очень большие бородавки, или на древесные наросты на стволах больных деревьев. Эта отвратительная птица питалась падалью и была кладбищем для тех, кому не повезло на пути к мандрагоре. Она смогла бы многое рассказать, так как многое повидала, но снежный гриф был молчаливым и необщительным существом, нечто вроде призрака гор.
Драконы остановились перед крутым, но ровным спуском, который выводил их к подножию отвесных, величественных скал. Они по очереди пробовали спуск лапой и словно молча совещались между собой. Затем Мапаки, как всегда более решительный, начал спускаться вниз, оставля в слежавшемся снегу глубокие, цилиндрические отпечатки лап. Зарокоа нерешительно и более осторожно двинулся за ним следом. Мапаки слегка повернул к нему голову и прорычал.
– Торь сам свой путь! Если ты потеряешь равновесие, или снег начнёт двигаться под тобой, ты столкнёшь меня вниз.
Зарокоа ничего не ответил брату, но свернул вправо на чистый, ровный покров снега, который не запятнал на протяжении многих десятилетий ни один след. Снежный покров был вылизан ветром, словно мать-корова вылизывала своего новорождённого телёнка.
Зарокоа торопился, он не хотел отстать от брата и меньше прислушивался к хрусту снега, чем Мапаки. Тот ставил одну лапу, с силой вдавливал её, пока снег не перестанет шуршать, а начнёт скрипеть, как сминаемая капуста. Только тогда, убедившись, что сцепка надёжна, он ставил другую лапу и, точно так же, закреплял её. Зарокоа торопился и верхние слои снега, ещё не успевшие слежаться со старыми иногда сдвигались и поддавались вниз под его ступнёй. Они спустились всего на треть пути, когда неосторожность Зарокоа подвела его.
Под правой передней лапой вдруг откололась большая лепёшка снега, как льдина в половодье, и подвинулась вниз с лёгким гулом и шипением. Дракон упёрся в оживший снег второй лапой, но это только усугубило ситуацию. Теперь, весь большой пласт снега, как короста на зажившей ране, легко сдвинулся и повлёк дракона за собой. Зарокоа замер. Снег, тоже, затаился, подобно хищнику, который ждёт действий соперника и не хочет нападать первым.
Агни, сидевшая на Зарокоа, закричала от страха, она едва не выпала из портшеза, который сильно и резко наклонился вперёд.
– Держись крепче, принцесса, - прорычал Зарокоа, он был в затруднительном положении. – Не приближайся ко мне Мапаки, лучше обойди это место.
– Не двигайся Зарокоа, ляг на живот, - посоветовал брату Мапаки.
Зарокоа сделал так, как велел ему Мапаки.
– Теперь ползи в сторону, но втискивай свои ходули, как можно глубже и плотнее.
Зарокоа впервые не спорил и не перепирался с братом, он был в большом напряжении и мелко дрожжал от него, а не от холода, как могло показаться. Зарокоа развернул гибкое тело и сделал один робкий шаг в сторону. Снег, как будто именно этого и дожидался. Он загудел и вдруг весь огромный пласт поехал вниз. На этом же движущемся снегу оказался и Мапаки с Лёриком на спине. Они помчались вниз на оторвавшейся подушке из снега. Движение было таким внезапным и стремительным, что первое время драконы не осознали опасность, и безуспешно пытались уцепиться когтями за что-нибудь, что остановило бы их движение вниз.
Снег поднялся облаком искрившейся пыли, в которой ничего нельзя было понять и разглядеть. Иногда в ней мелькал хвост Мапаки, или чешуйчатый бок Зарокоа, красный гребень, или остатки портшеза с оторванной крышей. Лёрик и Агни судорожно цеплялись в своих убежищах на извивающихся спинах драконов, стараясь не выпасть в вертящуюся круговерть снега. Дышать было нечем, взвесь снега и воздуха была плотной и обжигающе холодной. Мельчайшие льдинки проникали в нос и горло. Они обжигали и царапали горло, как алмазная тёрка. Лёгкие готовы были разорваться, наполненные этой взвесью.
Драконы громогласно рычали от ужаса, словно ожившие скалы. Вся их сила и выносливость были бесполезны перед мощью природы. Они скользили вниз, как хвойные иголки несомые весенним половодьем. Лёрик и Агни, уже не кричали, полузадушенные снегом, который засыпал их портшезы и набился под одежду.
Внезапно всё кончилось. Снег ещё гудел, но движение его прекратилось. В образовавшемся густом облаке ещё ничего нельзя было разглядеть, и путешественники медленно приходили в себя. Первыми пришли в себя драконы и Мапаки громко выдохнул облоко пара, пополам со снегом.
– Кажется мы спустились, только совсем не так, как собирались это сделать. Неуверен, что мой хвост не остался где нибудь в пути.
– При тебе твой хвост Мапаки, - успокоил брата Зарокоа. Снежная пыль начала оседать и вокруг стали проясняться окружающие горы и тела спутников. – Мой живот ободран, как чешуя с пойманной речной рыбы. Я долго не смогу на него прилечь.
– Можно подумать мне легче? Я сорвал пару когтей и теперь придётся отращивать новые. Мои бока так избиты осколками льда, что всё внутри болит и стонет.
– Все троли до десятого колена! - воскликнул Зарокоа. – Мы ноем и жалуемся, а про принцессу и Лёрика совсем позабыли. Лёрик! Лёрик! Пиринцесса Агни! – завопил испуганный их молчанием Зарокоа. – Они не отвечают! Неужели они погибли? Я ни когда не прощу себе их гибель, это я старый дурак виноват в этом. Зачем я был не осторожен, зачем потащил их с собой в такое опасное путешествие? Это был мой лучший ученик, с огромным сердцем и лучистой душой. Он мог принести много добра, а я погубил его! А Агни, она так и не успела стать счастливой. Она страдала молча и никогда не жаловалась, потому что верила мне. Она верила, что я найду средство помочь ей. Бедная Терратрола погибла твоя последняя надежда!
– Пожалуйста, не кричи так, уважаемый учитель Зарокоа. У меня в голове и так гудит, как в большом колоколе. Я ещё не разобрался, где теперь небо и где земля? Меня так крутило в этом портшезе, что всё перемешалось. Весь портшез разбит и я не знаю, как мне удалось не вывалиться из него. В следующий раз, учитель, и ты, добрый Мапаки, лучше не повторяйте этого.
Лёрик выкатился на снег из разбитого портшеза, весь белый, как сахарная фигура с торта. Он отряхивался и оглядывался, не вполне ещё придя в себя, скорее машинально. В голове у него не было, ни одной мысли, а сплошная каша овсянка. Но, как только юноша начал, приходить в себя, и почувствовал, что стоит на ногах, он ковыляющей побежкой бросился к дракону Зарокоа в поисках Агни.
Увы, весь портшез её был разбит массами снега. От него остались только обломки стоек-креплений и массивное дно с ремнями, охватывающими тело дракона. Кожаные ремни с одного бока были перетёрты шершавым настом и оборвались, весь портшез съехал на бок. Агни не было в портшезе и не было нигде поблизости. Лёрик зорко всматривался в белое покрывало снега, которое снова восстановило свою девственную свежесть и чистоту. На нём, как и прежде, не было, ни одного отпечатка следов, и ничего постороннего, что не было бы самим снегом.
– Агни! – отчаянно закричал юноша.
Его крик повторился многократно, отражаясь от скал. Когда он затих, тишина стала ещё звонче, так что хотелось, зажать уши руками. Юноша метался по склону горы, увязая по пояс в снегу, отчаянно пытаясь отыскать хоть какую-то подсказку, но нашёл только несколько щепок от разбитого портшеза и оторванный от плаща Агни меховой капюшон.
Зарокоа позвал Лёрика к себе.
– Подожди отчаиваться, Лёрик. Ты забыл про свиток Морана, найди его, это наша надежда отыскать принцессу Васпакскую.
Лёрик снова бросился к своему разбитому портшезу и начал торопливо рыться в обломках и в снегу.
– Я держал свиток Морана в кожанной сумке, чтобы уберечь его от сырости и повреждений. Сумка была привязана на дне сидения. Вот она! Я нашёл свиток! – закричал юноша, прервав свою торопливую, сбивчивую речь.
– Раскрой свиток и внимательно, думая об Агни, всматрись в него. Я, теперь не могу помочь тебе, читать свиток, но ты и сам справишься с этим.
– Да, учитель, я много раз делал это без тебя. Тайком от тебя.
– Я знал это, мой мальчик, - сказал Зарокоа и в голосе у него была заметна совсем не драконья мягкость.
Лёрик открыл красивый свиток и опять, как и каждый раз до того, снова удивился, что свиток совершенно новый и нисколько ни мятый. Два старца в алой и голубой одежде, изображённые на свитке скорчились и превратились в драконов. Здесь всё было яснее ясного для Лёрика, он ждал, что будет дальше. Затем драконы начали двигаться по горному ручью, вверх, как горбуша идущая на нерест.
– Дальше, дальше! – нетерпеливо прошептал Лёрик.
Свиток словно понял нетерпение юноши и показал их стремительный спуск с горы. Это было захватывающее зрелище, если видеть это со стороны, а не самому катиться ко всем чертям верхом на извивающемся драконе. В этот момент, ближе к концу спуска, маленькая, хрупкая фигурка девушки выпала вбок из разрушившего, опрокинутого портшеза. Она откатилась только несколько метров, и сразу исчезла с поверхности белой, снежной пустыни.
– Она провалилась в расщелину, присыпанную сверху снегом, или даже в пещеру. Это примерно вон там, - сказал Лёрик.
– Я найду её по запаху, иногда быть драконом лучше, чем быть человеком, - пророкотал Мапаки. – Вряд ли Зарокоа, ты смог бы, похвалиться таким хорошим чутьём, когда был человеком.
– Я ещё не научился пользоваться такими преимуществами, - сказал печально Зарокоа.

Агни лежала без сознания на дне расшелины, в которую провалилась. Она прорвала хрупкий пласт снега, нависший над пустотой и, теперь, лежала поверх снежной осыпи в тёмно-синем, бархатном плаще, подбитом волчьим мехом.
– Ты вернулась ко мне Самара Ди… Здесь так холодно. Забери меня отсюда и мы снова будем вместе.
Агни застонала, не в силах поднять веки. Лицо стало холодным и неподвижным, как маска. Казалось, что на нём не хватает кожи, чтобы открыть глаза.
– Больше ты не оставишь меня, любимая? Я устал от вечного, как камень, ожидания. Я умираю без света и тепла, и без тебя.
Агни понимало, что кто-то зовёт её с надеждой и любовью. Она пыталась собраться с мыслями, но в голове настойчиво звучал этот чужой голос, не похожий на голос Лёрика. Голос был слаб и беспомощен, но в нём было столько надежды вернуть какую-то Самару Ди, что Агни невольно вслушивалась в него.
– Я жил только надеждой на твоё возвращение и не верил, что ты ушла навсегда. Ты бы так не сделала. Нет, ты бы не покинула меня, здесь, посреди льдов и вечного холода. Самара Ди, любовь наша больше смерти.
Агни пришла в себя и попыталась приподняться. Капюшон её плаща оказался оторван, голова была вся засыпана снегом. Снег начал таять от её дыхания и тепла, и противными, холодными ручейками стекал ей зашиворот. Ноги заледенели, несмотря на тёплые, подбитые мехом сапожки, в них тоже набилось много снега и они отсырели. Агни пригляделась к сумраку пещеры. Она пыталась понять, кто это зовёт её с такой надеждой и любовью, кто называет её чужим именем.
– Я перестал считать время. Дни или годы пролетели над нами? Зачем ты оставила меня? Каждый миг я думаю, что ты быть может уже умерла, а я сумасшедший ещё живу. Это больше, чем пытка, - ничего не знать о тебе, и терзаться бесконечно. Лучше бы ты не молила Гисмагла, и пусть бы я стал бесчувственным, ко всему равнодушным камнем. Любить пустоту с твоим именем, хуже, чем безвозвратность.
– Кто ты? - испуганно спросила Агни.
Вокруг не было никого, но безнадёжная, уже поседевшая от старости словно снег, тоска, жила здесь.
– Ты не могла забыть меня так скоро или не скоро? - С сомнением произнёс голос. – Ты играешь со мной…
В расщелине, скрытой нависающим выступом камня, было совершенно пусто, только в нише, каким то чудом, вырос маленький кустик уродливого, колючего чертополоха. Расстение покрылось пухом, словно пыталось согреться от вечного холода, но оно всё равно было едва живо. Колючие листья почти высохли и почернели, а стебель был тонок и слаб. Рядом с несчастным расстением лежали кости человеческие или погибшего троля. Видимо, расстение жило всё это время за счёт этих останков, год за годом удобрявших скудную, каменистую почву.
Не та ли это, - подумала с грустью Агни, - не та ли это, кого голос называет Самара Ди?
Голос молчал, расстение было так слабо, что больше не могло взывать к любимой. Почему же тогда расстение или то существо, что спрятано под этой оболочкой, не знает о её смерти, и продолжает надеяться и ждать?
– Агни! Агни! – раздался голос Лёрика, над головой принцессы.
– Я здесь, Лёрик! – откликнулась девушка.
– Сейчас я спущусь к тебе, ничего не бойся! – прокричал Лёрик, перепуганный гораздо больше принцессы Васпакской.
– Я не боюсь, Лёрик, тут совсем не страшно. Я цела и не пострадала, ни сколечко, только немного замёрзла. Я нашла тут что-то. Я не знаю что это такое. Хорошо бы если Зарокоа посмотрел на это.
– Дракон не сможет протиснуться в узкую для него расщелину. Я спускаюсь к тебе, Агни.
Лёрик спустился по верёвке, которую удерживал зубастой пастью Мапаки. Вместе с ним скатился целый сугроб снега и стало светлее, но холоднее. Агни показала юноше останки умершего человека и кустик чертополоха.
– Посмотри на них. Это влюблённые, которые зачем-то, зашли в такие безрадостные места. Она умерла, но он не знает об этом, и всё ещё ждёт её. Он принял меня за эту женщину, свою любовь, и называл меня – Самара Ди. И ещё упоминал какого-то Гисмагла.
Лёрик молча и сосредоточенно прошёл вглубь пещеры. Он поднял ладони жестом, каким отталкивают от себя преграду, и сказал.
Здесь слишком сыро и темно,
Пусть станет сухо и светло.

Из его ладоней возник свет, который быстро распространился по всей пещере.
– Я вижу надпись на стене, - воскликнула Агни. Она сделана чем-то вроде мела, или белого известняка. – Что здесь написано Лёрик?
– Увы, я не знаю этот язык, - печально сказал Лёрик.
– Значит, мы никогда не узнаем эту историю, и не сможем помочь любившим так крепко?
– Подожди, - вдруг пришла Лёрику одна мысль в голову, - ведь у нас есть Глаз Тигра. Он сделает эту надпись понятной для нас.
Лёрик достал из-под тёплой куртки кожаный мешочек на крепком шнурке и достал из него алмаз.
– Лучше не гляди на него Агни. Он может вспомнить, кем ты была прежде, и снова захочет, завладеть тобой.
Агни отошла в сторону и начала притопывать, пятаясь отогреть ноги. Прошло совсем немного времени, когда Лёрик снова окликнул её. Агни подошла к стене и увидела надпись на языке тролей, которую изменил Глаз Тигра. Строчки были кривые, местами они прерывались, и продолжались, лишь, через большой промежуток, там, где стена снова становилась ровнее. Последние строчки были написаны такой неверной рукой, что прочитать их было почти невозможно. Это была история написанная рукой умирающего, ослабшего от голода и холода существа, из неизвестного народа. Трудно было даже вообразить, какой путь пришлось преодолеть автору этих строк, для того что бы погибнуть здесь. Поистине, трагический конец на пол пути к счастью.

Меня зовут Самара Ди и пятнадцать лет своей жизни я прожила будучи супругой короля Гисмагла. Мне было тридцать лет и я была любима своим супругом в стране, где носят синие одежды и золотые украшения. Моя кожа была светлее, чем у других женщин моего племени, и я была желанна для многих мужчин. Моя кожа имела не красноватый, иногда даже фиолетовый оттенок, как у других женщин моего народа, она была цвета ликующей, начищенной бронзы. Я смазывала своё тело маслом меторины – цветка довольно невзрачного с маленькими бледно-зелёными соцветьями, но своеобразно воздействующего на кожу женщины. Я одна знала этот секрет. Моя мать передала его мне, когда я стала только-только расцветать.
Я происходила из древнего рода. Настолько древнего, что мой царственный супруг не мог похвалиться таким славным и древним родом. В моём роду женщины сами выбирали себе мужей и управляли своими поместьями, которые были огромны, как целые королевства. Женщины моего рода были красивы и горды, словно львицы, они никому не прощали обид, даже королям.
К несчастью, те времена о которых я хочу поведать, были не лучшими для моего народа. Три поколения назад в нашу страну проникли странствующие воины, под предводительством некоего, лишённого своей родины вождя. Наша страна пленила их богатством и безмятежностью своей философии. Своё восхищение открытой ими страной они выразили мечами и пролитой кровью. Муж мой был потомком вождя странствующих воинов, его звали Гисмагл и он был чародей.
Порядки в нашей стране изменились и женщины стали рабынями. Так и я была отдана в жёны жестокому Гисмаглу, за одну вину, я понравилась ему. Я не смогла, полюбить своего супруга, но он и не считал нужным добиваться от меня этого чувства. Он относился ко мне, как к красивому скакуну, или драгоценному кубку, который есть только у него одного. Часто на пирах, которые длились далеко за полночь, мой муж, мой повелитель, отправлял слуг в мою спальню и повелевал мне явиться к нему. Он приказывал мне танцевать перед его грубыми, пьяными гостями, потом заставлял улыбаться, чтобы все видели мои ровные, белые зубы, а потом прогонял меня, когда его ревность выпускала когти наружу, под жадными взглядами мужчин смотревших на меня.
Только один мужчина, почти мальчик, кинул в лицо Гисмаглу обвинение в подлости. Он возмутился поступками Гисмагла, который оскорблял не только свою жену, но тем самым, и весь народ из которого я происходила. Это был его младший брат – Захти. О, он понял, что Гисмагл нарочно мучал меня, потому что его любовь была слишком похожа на ненависть. Так бывает с тёмными душами, которым больно любить. Любовь, как луч света, выжигает чудовищ, что расплодились во мраке их души и, поэтому, они ненавидят этот источник света, хотя и не в силах погасить его.
Захти любил меня, как богиню, как самое великое из чудес, и я ответила на его любовь. С самого начала нашей великой любви мы знали, что обречены, но это нас не остановило. Мы решили умереть вместе, ведь жить друг без друга мы не умели.
Нас выдали дворцовые наёмные уши и языки, да мы и сами знали, что от них никто, не в состоянии укрыться. Гисмагл, холодный и грозный, словно кипящий водоворот, ворвался ко мне в покои. Мы не стали лгать и оправдываться, хотя тогда, быть может, Гисмагл не стал бы карать нас так жестоко. Возможно он хотел быть обманутым. Но, я происходила из древнего, гордого рода и плюнула в лицо своего повелителя, как уличная торговка, чтобы ещё больше унизить его этим.
Мой муж не убил меня, как я надеялась, нет. Он хотел сохранить для себя свою вещь, поскольку она была ещё нужна ему. Он решил обратить своего брата, навсегда, в глыбу бездушного камня, в серый булыжник не имеющий души. Тогда, я забыла о гордости и молила мужа-чародея, чтобы он превратил Захти не в камень, из которого нельзя вернуться, а в нечто живое, что не так безвозвратно. С трудом я вымолила превращение Захти в семечко колючего репейника – презренного расстения, которое все проклинают и, которое не годится, даже, на корм скоту.
Я погрузилась в изучение многих книг, чтобы найти то заклинание, которое спасёт моего возлюбленного. Я не спала, почти ничего ни ела, и мои покои превратились в книгохранилище, где свитки были разбросаны вокруг по коленную чашечку моей ноги.
Мой муж решил, что я сошла с ума от горя, и оставил меня в покое. Оказывается, женщине нужно помешаться умом, чтобы в ней заметили человека. Я разговаривала с семечком репейника, что бы оно не одичало и помнило обо мне. Все вокруг думали, что я говорю сама с собой, или с духом Захти. Я ушла из дома моего мужа и никто не препятствовал мне. Зачем я сделала это?
Я узнала из одного свитка путь к мандрагоре, древнему перводереву, корень которого способен разрушить любое колдовство. Я пустилась в путь для моего возлюбленного Захти, чтобы расколдовать его с помощью корня мандрагоры и снова превратить в человека. Верьте мне те, кто станет читать эти строки, что я обязательно дошла бы до цели, даже если бы пришлось ползти ползком, но я оказалась в расщелине, из которой некому было помочь, мне выбраться. Семечко репейника мирно спало и так и не узнало о моей смерти. Умирая, я посадила его в каменистую, холодную землю и питала своей кровью, пока не умерла. Затем останки мои станут источником жизни для него. Я спасла Захти ещё раз, для того что бы дать ему надежду.
Немного ниже был слабый росчерк торопливой приписки.
Что я сделала?! Он не сможет жить без меня! А я не могу убить появившийся, слабый росток. Тот, кто читает эти заблудившиеся во времени строки, умоляю, сделайте это за меня! Самара Ди.
Агни и Лёрик закончили чтение невнятных, прерывистых строчек. Они часто поправляли друг друга дрожжавшими голосами и от волнения оговаривались. Их чувства были нестерпимо печальны и острая жалость к влюблённым вместе с неровными строчками проникала в их сердца.
– Лёрик, как похожа их история на нашу, - печально сказала Агни.
– Неужели так было всегда и так будет? Как я хотела бы помочь бедным влюблённым, но я ничего не могу.
– Уже, слишком поздно для Самары Ди. Она умерла и ничто не сможет её оживить.
– Даже корень мандрагоры?
– Никто не знает до конца все свойства этого дерева. Предположим, корень мандрогоры сможет оживить Самару Ди, но репейник Захти успеет засохнуть по дороге к мандрагоре. Он на грани жизни и смерти. Если бы они умерли вместе, то их духи освободились бы от своей временной, материальной оболочки, и смогли бы, узнать друг друга. Только так, они ещё могут быть вместе. Самара Ди, тоже поняла это, но слишком поздно. Она не могла сама убить, того, кого так преданно любила. Мы должны исполнить её последнюю просьбу.
– Мы должны быть палачами? – возмутилась всем своим существом Агни.
– Не палачами, а спасителями, Агни.
– Как же ты сделаешь это? Ты затопчешь куст чертополоха или вырвешь его слабые корни и бросишь в снег? – спросила Агни с грустью и вызовом одновременно.
– Я не смогу, сделать этого, - ответил юноша.
Лёрик отвёл Агни подальше от тёмного, печального проёма. Они вышли ближе к тому месту, где оказалась Агни, когда провалилась сквозь снег. Лёрик протянул ладони к последнему пристанищу Самары Ди и Захти, и на его ладонях появилось маленькое солнце. Оно стало чуть больше и ярче, а потом медленно поплыло в глубину расщелины. На миг долгожданный свет осветил холодную, сырую темноту, так ненавистную Захти. Но, свет не долго был ласковым и нежным. Его объятия становились всё пламеннее, и всё более обжигающими. Свет стал белым, всёпоглощающим жаром, в котором растворились Захти и Самара Ди. Он выжигал память о горе и страданиях, даже о самой смерти.
Две бесплотные тени встретились в потоке света, и узнали друг друга. Затем свет погас, а духи остались. Теперь, место и время были для них не важны, такие понятия больше не существовали для Самары Ди и Захти.
Лёрик обмотал верёвку, которая по-прежнему свисала в снежную трещину, вокруг своего пояса и вокруг правой руки. Он обхватил Агни левой рукой, и она крепко прижалась к юноше, цепляясь за него, как детёныш лемура. Мапаки начал поднимать их из расщелины на полотно ровного, причёсанного позёмкой наста.
– Прощай Самара Ди, я выполнил твою просьбу, - сказала Лёрик тихо.
– Прощайте Захти и Самара Ди, да будете вы вместе до конца мира. Так сказала Агни, принцесса Васпакская.

Мапаки выволок их из снежной трещины. Лёрик и принцесса Агни были похожи на тюленей вынырнувших из полыньи. Мапаки пятился назад, не выпуская верёвку из своей пасти и невнятно что-то бурчал себе под нос. Ноздри дракона и его веки облепили полоски инея, который срывался от дыхания и его движений. Было похоже, как-будто голову дракона опустили в сахарную пудру.
Мапаки выплюнул конец верёвки и проворчал.
– Что вы там делали так долго? Я начал беспокоиться, но Зарокоа поглядел в свой свиток и успокоил меня. Так, всё что ли в порядке?
– Оставь их Мапаки, им сейчас не до тебя. Лёрик и вы, принцесса, вы всё сделали правильно. Это было очень трудное испытание на зрелость и мудрость. Легко делать добро во имя добра, но поистине трудно сделать зло во имя добра, и не запятнать свою душу при этом. Вы подарили покой двум измученным, запутавшимся существам по их просьбе, больше не думайте о них с болью, а вспоминайте с радостью. Излечив их, излечитесь же и сами. Впереди ещё долгий путь и он отнимет у вас много сил.

Каменная гряда, покрытая чистотой и синевой, снега и льда, возвышалась вертикально вверх на пути искателей мандрогоры. Скалы были настолько же вертикальными, насколько вертикальным бывает кусок торта, относительно тарелки. Они протянулись вдоль всей линии горизонта, и терялись в снежном тумане. Яркое солнце било в глаза путешественников, и отражалось от льдистых выступов, словно от россыпей голубых бриллиянтов. Пейзаж казался искуственно сотворённым, так нереально прекрасен он был, но творение это предназначалось не для живых существ. Это было нечто вроде головоломки, придуманной богами для абстрактных размышлений и созерцаний. Драконы и люди замерли перед этой стеной, ничтожные на фоне её, как насекомые.
– Насколько я вижу, нет ни каких проходов в скалах, - сказал Мапаки.
– Стена ровная, как зубы юной красавицы. Ни одной щели, - согласился с братом Зарокоа.
– Может, теперь, ты дашь умный совет, Зарокоа? Как нам подняться на верх? Только ползти по себе я больше не позволю. Ты очень неуклюжий.
– Мы поднимемся по льду вверх вместе, брат. Мы будем рядом и будем помогать друг другу. Когда мы достигнем края, то скинем вниз верёвочную лестницу для Лёрика и Агни.
Лёрик, счастливый тем, что может разрешить ситуацию заявил.
– Не нужно нам лестницы. Я могу превратить принцессу и себя в перо и вы легко поднимете нас вместе с собой. Могу превратить, тебя учитель, и тебя, добрый Мапаки, в птиц, и вы взлетите в один миг на любую высоту.
Зарокоа покачал драконьей головой.
– Превратить дракона в птицу нельзя.
– Тогда, в белку, в горного козла, который может взбираться почти по отвесной стене. Или, учитель, я превращу вас в сильных и гибких, как лианы, снежных барсов.
– Не горячись Лёрик, и успокойся. Дракона нельзя превратить в белку или горного козла, в барса или любое другое существо. Дракон это существо не поддающееся волшебству превращения. Ты забыл про Глаз Тигра, даже он не смог этого.
Лёрику ничего не оставалось, как сидеть у основания ледяного барьера и терпеливо наблюдать за титанической борьбой драконов со льдом и силой тяжести. Крепкие, как сталь, когти драконов цеплялись за скользкие выступы льда, глубоко впиваясь в них. Сквозь прозрачный лёд чёрные, кривые когти были хорошо видны. Гибкое тело пользовалось любой трещиной, как дополнительной опорой, а длинный и сильный хвост поддерживал дракона, как пятая нога.
Иногда, из под когтистых лап срывались куски льда и бриллиантовой дорожкой сыпались вниз. Дракон ревел, как раненный лев и судорожно копал лапой, пока не образовывал себе опору. Все мышцы на телах драконов напряглись буграми, так что чешуя встала торчком, словно на общелушенных, кедровых шишках. Они ползли вверх крайне медленно, словно две крохотные ящерки по каменной, садовой ограде. Лёрик неотрывно следил взглядом за ними. Глаза его слезились от сверкания льда под солнцем, но он видел, что драконы напрягают все свои силы. Они боролись с отчаянием существ, теряющих последние силы и понимающих, что гибель их близка. В какой-то момент драконы совсем перестали двигаться вверх и повисли над бездной, словно примороженные ко льду.
Лёрик больше не мог оставаться безучастным зрителем, драконам предстояло пройти ещё четверть пути, но они не могли преодолеть этот отрезок вертикали. Юноше показалось, что Зарокоа оглянулся назад, словно просил помощи у своего ученика. Мапаки, больше привыкший надеяться только на себя, уцепился зубастой пастью за выступ прямо над ним, не в силах его преодолеть.
– Агни, ты останешься здесь одна. Я должен что-то сделать, иначе старики погибнут. Они держатся на скалах из последних сил.
– Поторопись Лёрик, поспеши!
Лёрик превратился в дикого гуся, которые летают так высоко, что пролетают над самыми высокими горами мира. Он забавно и тяжело пробежался по снегу красными лапами, но смеяться над его неуклюжестью было некому, и взлетел широко раскинув крылья. Он по спирали поднимался вверх там, где поднимались драконы и видел белые полосы от их когтей, оставшиеся на гладком, голубоватом льду.
Птица поднялась прямо к огромным телам и головам драконов, которые не двигались и могли только проследить глазами за её полётом. Драконы тяжело дышали, и мышцы их сводили судороги от напрядения. Лёрик понял, что нельзя медлить ни минуты, он срочно должен что-то придумать для своих покровителей.
Птица поднялась ещё выше и опустилась на крышу скал. Отсюда открывалась завораживающая панорама. Странное чувство охватило Лёрика, какое всегда охватывает человека на самой высокой точке. Это чувство абсалютного одиночества и одновременно полного могущества. Лёрик уже снова стал человеком, но его не оставляло опасное чувство, что он может легко взлететь над миром, стоит только раскинуть руки, как крылья, и отолкнуться ногами от скользкого тороса под ним. В голове у юноши звенело от разряженного воздуха на большой высоте и он плохо соображал, что он должен сделать.
Лёрик представил себе простейшее упражнение, которому научил его Зарокоа, как только они поселились у реки в стране Терратролы. Он начал травить вниз конец невидимого каната, стоя над Зарокоа, который, как показалось Лёрику больше нуждался в помощи. Преимущество невидимого каната было в том, что он не мог зацепиться за скалу, или пройти левее, или правее намеченной цели. Зарокоа понял действия Лёрика и одобрительно порыкивал в такт своему дыханию.
– Учитель, хватай конец каната, - прокричал Лёрик.
Другой конец невидимого каната юноша закрутил вокруг обледеневшего, небольшого выступа на противоположной стороне спуска. Зарокоа потянулся пастью и схватил зубами невидимый канат, подёргал его, проверяя на прочность и пополз вверх. Его хвост задел Мапаки по голове, и дракон сердито зарычал, но не сдвинулся с места. Зарокоа быстро преодолел остаток подъёма и оказался рядом с Лёриком.
– Мапаки, сейчас тебе скинут канат, попытайся, ухватиться за него зубами.
– Я не вижу ни какого каната, - прорычал Мапаки.
– Представь, что он есть, и хватайся за него. Ты же видел, что это возможно, я только что сделал это.
– Я не вижу ни какого каната, это всё ваши штучки, - прорычал упрямо Мапаки.
– Не упрямься, ворчун, ты погибнешь, если не сделаешь того, что тебе говорят.
Мапаки промолчал и сердито фыркнул, подняв облако снега перед своей пастью. Его когти со скрежетом скользили под тяжестью тела, и лёд поддавался под ними.
– Учитель, Мапаки не сможет, подняться по невидимой верёвке. Я превращусь в настоящий, добротный канат, а ты опустишь его Мапаки.
Лёрик проговорил, торопливо, пока Зарокоа ещё не успел, остановить его.

Я был и кошкой и собакой,
Скручусь в верёвку для Мапаки.

Лёрик превратился в толстый канат и Зарокоа закрепил его всё за тот же выпирающий торос. Он опустил конец каната прямо перед головой Мапаки и проговорил ему.
– Теперь то, ты доволен, старый, чешуйчатый мешок? Даже спасать тебя нужно по твоим правилам.
Мапаки обрадовался и рванулся к канату. Лапы его соскользнули и оторвались от льда, но это было не важно, поскольку дракон повис на канате, схватив его крепкими челюстями. Зарокоа помог ему подняться и встать рядом с собой.
– А где, наш мальчик? – спросил Мапаки, как только коснулся твёрдой поверхности лапами. – Если бы не он, я бы уже летел вниз. Б-р-р!
– Ты его только что выплюнул, а теперь топчешь нашего мальчика своими неуклюжими лапами. Отойди в сторону и дай ему превратиться обратно в человека.
– Ну и ну… - прорычал озадаченно Мапаки, - надеюсь я его не поранил зубами.
Зарокоа свернул канат в бухту. Тот превратился в Лёрика, одежда на котором оказалась надетая вся на изнанку.
– Кажется, я свернул канат в бухту не с того конца, тебе придётся переодеться, Лёрик. Кстати, одежда надетая наизнанку, примета плохая – быть тебе побитому.
– Именно, так, я себя и чувствую.
Все вещи, припасы и принцессу Агни подняли невидимой верёвкой. Агни это нисколько не удивило, она много раз видела, как Лёрик проделывал это с гусями и овцами, обводя их на лугу. Она доверяла ему полностью, поскольку вверила ему своё сердце, ещё в детстве, когда Лёрик, Агни и Бродяжка вместе жили на ферме.
Площадка, куда они поднялись с таким трудом, была невелика. Путники решили заночевать здесь, поскольку спуск в темноте был очень опасен. Луна стояла прямо над их головами, так что казалось, её можно, было качнуть рукой, если встать на цыпочки. Она была огромна и на ней хорошо было видно добродушное, полное, женское лицо. Здесь небо не закрывали тучи и облака, звёзды были видны отчётливо и ярко. Они были так близки, что казалось, они что-то шепчут путникам, и открывают тайны, которые берегли бесконечно долго, для самых сильных и храбрых. Только для тех, кто смог подняться к ним.
Лёрик жалел, что его мастерство волшебника ещё не велико, и он не может понять шёпот звёздного народа. Он думал о том, что когда-нибудь он станет таким мудрым и могучим волшебником, что сможет выслушать и понять их речи. Он запишет их в звёздный свиток. Лёрик втайне мечтал создать волшебную вешь, достойную свитка Морана, нечто столь же прекрасное и удивительное. Пожалуй, звёздный свиток будет достойным продолжением свитка Морана, - подумал Лёрик, засыпая.
Утром Лёрик увидел восход солнца, которое вставало у него под ногами. Сначало оно осветило тёмные дали, и прорезало своими лучами ущелья, как огненными мечами. Потом краски восхода стали нежнее и мягче и они начал заливать пологие склоны и возвышенности. Чем ярче становился нарождающийся день, тем контрастнее и жёще делались тени. Та сторона, по которой путникам предстояло спуститься была холодной и неприветливой, на ней ещё лежала непотревоженная, ночная тень, и она очень неохотно уступала свету дня.
Путники просыпались и готовились к долгому, трудному спуску вниз. Было холодно и Агни очень страдала от этого, она куталась в тёплые меха и отказывалась от еды. Её неподвижность и неразговорчивость тревожили Лёрика, он понимал, что девушка устала и тяжёлая дорога подрывает её жизненные силы. Только юноша, один из всех путников, испытывал восторг от большой высоты, и его томило желание поделиться с кем-нибудь своими чувствами. Увы, все выглядели усталыми и равнодушными. Лёрику было стыдно надоедать своим друзьям, и навязывать им чувства, которые они не разделяли.
Лучи солнца достигли края гряды, где вечером крепили конец каната к ледяному выступу, и осветили его. Лёд заискрился, но в глубине его высветилось нечто, чего там не должно было быть. На Лёрика смотрели глаза, которые были совершенно живыми, на лице запрокинутом к небу.
– Я нашёл человека в глыбе льда. Мапаки, учитель, идите же сюда скорее! – закричал потрясённый Лёрик.
Драконы повернулись головами к ледяному торосу, это и озночало для них подойти ближе. Драконы были так велики, что занимали почти всю небольшую площадку своими телами.
– Гмы, - удивился Мапаки. Этот парень замёрз и остался здесь на вечно, и не удивительно, ведь он совсем голый. Вот так дела?
– Мапаки, ты болтаешь ерунду. Конечно он голый, ведь это эльфид. Как он мог оказаться здесь на такой огромной высоте? Немыслимо и невероятно, - проговорил Зарокоа.
– Может быть, попробовать его разморозить? Мы ничем не рискуем, хуже для него уже не будет, - высказался Лёрик. - Эльфиды так прекрасны, но они всё же не люди и не троли.
– Да, да, - согласился с Лёриком Зарокоа. – Возможен успех, именно потому, что это не человек и не троль, а скорее расстение.
– Тогда нечего столько говорить, - прорычал Мапаки, - сейчас я его разморожу, если вы, конечно, дадите мне подойти к нему.
Все отодвинулись, уступая место Мапаки. Дракон подполз лениво на брюхе и несколько мгновений разглядывал свернувшегося клубком, замёрзшего эльфида, а потом выдохнул из пасти на глыбу льда поток огня. Пламя охватило блестящий, словно отполированный ледяной кристал и нежно лизнуло его, словно попробовало на вкус. Лёд подтаял, но не сдался с одного раза. Потребовалось ещё несколько выбросов пламени, прежде чем льдина уменьшилась и растаяла полностью.
Несколько долгих минут эльфид лежал неподвижно, и было непохоже, что он жив, но вдруг он моргнул и приподнял свои тонкие руки. Взгляд его был устремлён навстречу солнцу. Он не испытывал чувства благодарности к своим спасителям, навряд ли он способен был понять, что с ним было. У этого эльфида была узкая голова, с жёлто-коричневыми глазами слегка отведёнными к вискам. Волосы его были чёрные, жёсткие и прямые, как волосы азиатов. Он безусловно отличался от всех эльфидов, которых до этого встречал Лёрик. Крылья его по форме походили на крылья летучей мыши, но были совершенно, по-стрекозиному, прозрачны. Кое-где на них встречались мелкие крапинки чёрного и багряного цвета.
Силы быстро вернулись к эльфиду и он вспорхнул над мёртвым миром снежных вершин.

Акраманти мабара-ра бор,
Санта мира масарара коми,
Фортомейло эй торо макор,
Полисинторми ай торо соми.

Пропел эльфид звучным и сильным голосом, который прозвучал, как труба, призывающая к атаке. Он не стал повторять свою песню, а полетел, прерывистыми рывками летучей мыши в ту сторону, откуда пришли путники. Все выглядели настолько ошарашенными внешним видом эльфида и его песней, что несколько минут смотрели ему вслед, надеясь разгадать эту загадку.
– Может быть он сошёл с ума? Бывает у них, этих эльфидов, сумасшествие? – пробормотал Мапаки.
– Как жаль, что нет больше Вашталулу. У него были всякие учёные теории, какая-нибудь из них обязательно подошла бы к увиденному нами явлению, - печально высказался Зарокоа.
– Учитель, я не Вашталулу, но там в пещере, куда провалилась Агни, были какие-то письмена на стене. Алмаз Глаз Тигра перевёл нам их, чтобы мы смогли понимать их смысл. Они звучали похоже на то, что пропел эльфид. Строчки были такие же гордые и звучные, они были языком какого-то древнего народа, который, возможно, уже смешался с завоевателями и стал другим. Самара Ди была женщиной происходившей из этого народа.
– Да, пусть так, но причём тут эльфид? Ничего не понимаю…
– Учитель, я тоже не понимаю. Кто я такой, что бы понять все тайны мира? Ясно только, что этот эльфид очень древний. Он сохранился в леднике и пролежал там, может быть, целую тысячу лет. За это время всё переменилось и язык его посланий устарел. Другие эльфиды поют для тролей, так же, как его братья пели для другого народа.
– Не о чем тут рассуждать, этот древний эльфид проживёт, только, один день, и ему всё равно, кому впаривать ту чушь, которую мы слышали. Давайте, перестанем, выдавать свой претензиозный бред за великие откровения и двинемся в дорогу. Или, вы решили оставаться на этом ледяном прыще до разгадки всех тайн?
– Успокойся Мапаки, мы уже готовы продолжить путь, - согласился Зарокоа со своим братом.
Обратный склон горной цепи не был таким отвесно-ровным, словно обрезанным ножом. Он был более пологим, но изрезан шрамами и выступами, стоящими вертикально вверх наподобие клыков. По панцирю льда люди спустились с помощью верёвочной лестницы, а драконы опираясь на крепкие когти. В одном месте спуск перерезала расщелина поперёк горы и Мапаки служил живым мостом для Лёрика и Агни. Им пришлось переползать по телу дракона, покрытому чешуёй. Внизу в глубине, куда не попадали лучи света, была непроглядная, глубокая темнота и было ясно, что падение в эту расщелину, грозит страшной, неминуемой смертью неосторожным.
Мапаки выждал, когда юноша и девушка, замирая от страха, переползли по его спине, шее и голове. Потом он потянулся задней ногой к своей груди и зацепился когтями этой лапы за острый гребень скалы, за которую уже держался двумя передними лапами. Некоторое время он висел над пропастью в такой неудобной со стороны, но видимо, вполне естественной для него позе, пока не убедился, что новая опора достаточно прочна, и может удержать весь многотонный вес его тела. Затем дракон Мапаки перебрался на другой край расщелины одним рывком, без особых усилий. Этому способствовало то обстоятельство, что теперь он двигался вниз по склону горы, а не вверх, и ему не приходилось, преодолевать ещё и свой собственный вес.
Если искать сказочную, волшебную страну, не довольствуясь чудесами страны тролей, то тот пейзаж, что был вокруг, мог быть этой чудесной страной. Лёд здесь громоздился правильными геометрическими фигурами и перед путниками открывались, то поля острых треугольных шипов имеющих один общий угол наклона и одинаковые размеры. То вдруг, следовали снежные, обледеневшие поля сходившихся или расходившихся зигзагами борозд, словно оставленные гигантской гребёнкой. В точности так, как если бы пахарь снегоделец возделывал плугом своё холодное бесплодное поле. Местами склон, как кожа человека, был покрыт, как бы, пупырышками от холода – такими небольшими, круглыми и гладкими, скользкими выступами.
Такое удивительное царство льда было, тем не менее, не порождением фантазии волшебницы, вышивающей ледяными узорами, словно бисером. Это было творенние слепой и равнодушной природы. Просто, результаты кропотливой работы стихий – солнца, холода и силы тяготения, были здесь сохранены без вмешательства живых существ многие сотни лет. И если, китаец способен работать над одной картиной – вышивкой целую жизнь, что бы сделать её совершенной, то у природы сроков не могло быть вовсе. Определением времени для природы было понятие - вечность.
Двигаться среди такого мятого пейзажа, да ещё скользкого, было ужасно сложно и драконы уже сломали себе несколько когтей. Путь получался очень извилистым, драконы пробирались осторожно по впадинам. Лёрик и Агни двигались позади драконов, цепляясь длинными, железными крюками за лёд и, если им случалось поскользнуться, то они падали и упирались в массивную тушу одного из драконов, а не летели вниз, по ледяной тёрке впадин и острых клыков.
Когда путникам встречались снежные поля пропаханные гигантской гребёнкой, то их продвижение по ним напоминало качание кораблей на волнах лёгкого бриза. Самыми опасными были места, гда полосы гребёнки были продолными, сверху вниз, а не поперечными. По этим продолным желобам проще простого было, скатиться в пропасть, как лыжнику по накатанной, обледеневшей лыжне. Тут, даже драконы двигались хвостами наперёд, медленно сползая по желобам изо льда и снега, как кошка спускающаяся с высокого, толстого дерева на землю.
В одном месте путешественникам встретился грот в ледяной скале очень причудливой формы. Грот, промытый когда-то давно случайным, весенним потоком, был похож на склонившуюся фигуру женщины. Путешествие вниз по склону горы оказалось ничуть не легче, чем подьём вверх, и все очень устали. Путники расположились в просторном гроте на отдых. Погода была тихой и печальной, словно улыбка, согретая трогательными воспоминаниями. Ледяной грот просвечивал насквозь зеленоватым светом бутылочного стекла и внутри было не темно, а просто немного сумрочно. Солнечный свет перебегал беспокойными дорожками в глубине грота, преломляясь о грани льда, как будто путники находились под водой.
Лёрик постелил полотнища меха из укладок, которые несли драконы и усадил Агни. Сам он расстелил скатерть Зарокоа и объявил, что сегодня больше не двинется ни куда с этого места. Все были рады такому решению, поскольку не решались, сказать те же слова вслух. Мапаки что-то поворчал для приличия, дескать, тогда мы доберёмся к мандрагоре, когда у Лёрика вырастет седая борода, как у Зарокоа, но все понимали, что старик рад отдыху, и просто не хочет признаваться, что устал. Зарокоа сказал только.
– Нам нужен отдых, но ещё больше он нужен принцессе Васпакской. Перестань, Мапаки, подгонять всех. Бедная девочка еле жива, или ты хочешь добыть мандрагору ценой её гибели. У тебя четыре лапы, это больше чем у неё, и гораздо больше сил, но у неё столько мужества, что ты и представить себе не можешь.
Лёрик хотел прекратить препирательство братьев-драконов и сказал Мапаки.
– Добрый Мапаки, не желаешь ли, попробовать жареного барашка, или несколько штук хорошо пропечёных индеек?
– Гмы, - обрадованно хмыкнул Мапаки. – Я не откажусь сейчас от барашка, и индеек, и хорошего, толстого поросёночка, тоже. Последний раз мы обедали с тобой, Зарокоа, перед началом путешествия, почти месяц назад. Пора поужинать!
– Я тоже проголодался, - согласился с ним Зарокоа.
Такое единодушие было редким для братьев, Лёрик и Агни переглянулись между собой с насмешливыми улыбками на губах.
Скатерть наполнилась можеством больших блюд, какие подают на пирах. Тут лежали запечённые целиком поросята, индейки на вертелах, окорока и толстые колбасы. Мапаки принюхался и в глазах его зажёгся алчный огонь.
– Как всё вкусно пахнет! – проговорил он, точнее промурлыкал. – Сырое мясо надоело мне лет сорок назад.
– То есть почти сразу, как ты стал драконом, - заметил Зарокоа.
– Сосчитал, - огрызнулся Мапаки, - кто обо мне заботился… Кто пожарил бы для меня мясо? Хотя, огонь я и сам бы развёл, - ухмыльнулся Мапаки.
Зорокоа промолчал. Мапаки вытянул пасть с торчавшими частыми клыками к индейке и снова понюхал её аромат. Потом, он когтистой лапой с силой ударил по краю серебряного блюда, так что индейка подскочила с него, как живая. Мапаки ловко подхватил её раскрытой пастью в воздухе и принялся чавкать и хрустеть костями. Чавкал он громко, потому что длинный язык мешал ему полностью закрыть рот, набитый пищей. Мапаки это не смущало. Зарокоа старался есть медленее и приличнее, чем смешил своего брата.
– Возьми вилку и нож, - советовал он ему злорадно. – Ты уже не человек, ну так ешь, так, как природа тебе велит, и не жеманничай.
– Что за несносный дракон? - ворчал в ответ Зарокоа.
– Вот этого поросёнка я один не проглочу. Давай Зарокоа хватай его за зад, а я ухвачу за голову. Так мы разорвём его поровну. Ну же?
– Лёрик разрежь поросёнка пополам, а не то Мапаки устроит тут битву при Хогью.
Лёрик поспешил выполнить просьбу учителя.
– А что за битва была при Хогью? – спросил он Зарокоа.
– Битва при Хогью легендарная битва. Она была в глубокой древности, так что больше осталась в поговорках, чем в достоверных источниках. Однако, поговорки никогда не возникают на пустом месте. Мир Терратролы тогда не делился на мир горных тролей и тролей лесных. В те древние времена существовал один великий, злой гений – волшебник Тартар. Он был, как и мы полукровка. Только тут всё было наоборот – отец его был драконом, а мать тролка. Он был необыкновенно прекрасен собой и мог изменять свой облик, то становясь драконом, то снова прекрасным юношей. Он так много о себе возомнил, что решил стать господином и строны тролей и мира людей сразу.
Тартар решил разрушить границу между мирами людей и тролей, которая тогда была нерушима. Многие бедствия грозили бы тогда и людям и тролям, если бы такие разные миры начали проникать друг в друга. Тартар не хотел брать этого в расчёт, и мог погубить жизнь на земле и посеять полный хаос. И всё только из-за своего непомерного честолюбия.
Хогью, есть то место, где мы прошли через пещеру Мапаки. Там же началась самая великая битва в истории земли и она длилась миллионы лет, а может даже больше. На стороне Тартара бились великаны, которых тогда много было на земле и они жили в мире людей, а за Агора-Мгора встали драконы, которые единственные могли противостоять великанам. После этой битвы, драконов осталось совсем не много, они стали редки. Что же касается великанов, то они были побеждены и больше не рисковали ввязываться в дела людей и тролей. Они отступили и поселились лишь на отдельных вершинах некоторых гор.
Люди стали их считать богами и заступниками перед чудовищами. Такая неблагодарность у людей обычное дело. Люди быстро забывают суть вещей и винить их в этом нечего, они очень мало живут и всего боятся. Но, больше всего, нас драконов возмущает, что и троли, тоже, позабыли о роли драконов, и об их самоотверженности перед грянувшей было катастрофой. Троли ненавидят и боятся драконов, только за то, что они не похожи на них.
– Что же стало с волшебником – полукровкой Тартаром? – спросил Лёрик.
Зарокоа закончил свой рассказ.
– Он развеял останки и кости погибших великанов и превратил их в глину, чтобы ничто не напоминало миру о его поражении. Тело самого волшебника-полукровки не нашли. Эту тайну хранят доселе великаны, если хоть один из них ещё остался на земле. Великаны смешивались с земными женщинами и постепенно исчезли. Люди стали выше и сильнее, а великаны совсем перестали быть прежними. Сейчас считается, что Тартар, так был потрясён своими разбитыми мечтами и проигранной битвой, что вышел из своей телесной оболочки и запер себя в отшельничестве, в месте, которое называется Тартар. Ни кто точно, не знает, где это место и, слава матери Агора-Мгора, уже не узнает. Нельзя тревожить дух властолюбивых и тщеславных воителей, если мы не хотим, чтобы мир вздрогнул и оказался на краю пропасти снова.
Агни уже уснула, едва только согрелась и поела. Лёрик заботливо закутал её одеялом из меха и сам устроился поблизости. Драконы порыкивали в темноте вполголоса. Видимо, история о героическом прошлом драконов пробудила в них гордость, они ещё долго обсуждали жизнь Тартара и его смерть. Причём, они так подробно говорили о его отце и матери - тролке, словно это были их ближайшие соседи, с которыми они часто встречались на одной улице. Лёрик уснул прежде, чем прекратилось порыкивание драконов, он не дослушал до конца их разговор.

Ещё день пути и льды отступили. Путники наконец-то вступили ногами на шершавый, надёжный камень, который они готовы были поцеловать. Они радовались невзрачному, серому камню, как радуются первой зелени северяне, после долгой, холодной зимы. Лёрик и Агни даже вздумали гоняться друг за другом, легко перепрыгивая с камня на камень, как две озорные белки. И хотя поверхность неприветливых скал была по-прежнему заложена огромными складками, словно шкура одряхлевшего, похудевшего чудовища, но вокруг стало намного теплее, и нога ступала уже твёрже и увереннее.
Кое-где начали попадаться нити мха, называемого - ведьмины волосы. Они развевались на легком ветерке. В трещине скалы, на этом клочке мха Агни нашла первое птичье гнездо. Крохотная серая птичка сидела в гнезде на кладке яиц и закрыла глаза от страха, когда Агни наклонилась, чтобы разглядеть её. Птица не покинула гнездо, потому что холод мгновенно убил бы её птенцов. Она не случайно выводила их высоко в горах, где не было хищников, и не было вообще никого. Агни отошла от испуганной птицы и не стала трогать её руками.
Помимо мхов стали появляться крупные, растущие у самой земли цветы, отгораживающиеся от порывов холодного ветра розетками листьев, покрытых, как птенцы белым пухом. Лёрик подарил Агни одну такую розетку с сиреневым цветком посередине, и она прикрепила её к своим чёрным, вьющимся волосам. Девушка ожила, как только холод отступил, и теперь, снова чувствовала себя бодрой и здоровой.
Лёрик восстановил с помощью волшебства кабинки на спинах драконов и принцесса чаще ехала в портшезе, чем шла пешком. Лёрик, тоже, был рад отдохнуть, и предоставить драконам продвижение вперёд, тем более, что такая тяжесть была для них ничтожным весом, который они, даже, не замечали.
Первая встреча с живым существом произошла на границе первоцветов. Мапаки внезапно фыркнул очень громко и Лёрик пробудился ото сна. Он высунулся из портшеза и увидел на соседнем выступе скалы неподвижного, словно изваяние, тигра. Это был матёрый зверь, который враждебно рассматривал вторгшихся в его владения путников. Он глядел хмуро и оценивающе, но явно не собирался нападать. Его мощное тело в прекрасной, яркой шкуре было ничтожным по сравнению с величиной и силой драконов. Любой из них растерзал бы его внутренности одной лапой с когтями, которые были много больше и толще, чем у тигра. Зубы тигра раскрошились бы о панцирь драконьей чешуи, но так, и не смогли бы её повредить.
Тигр казался равнодушным, так притворяется любой из их кошачьего рода, когда видит, что добыча не по нему. Он не сдвинулся и не шевельнулся, пропуская мимо себя путников. Когда драконы миновали его и прошли метров двадцать, Лёрик оглянулся на выступ скалы, где сидел величественный красавец-тигр. Его там уже не было. Как только осторожность была ему больше не нужна, тигр сбросил своё мнимое равнодушие, и задумал что-то другое, с упорством всех кошачьих, соединённым в этом звере, особенно.
Лёрика уже не покидало чувство опасности, он догадывался, что есть кто-то, кто следит за маленьким караваном, оставаясь невидимым и бесшумным. Второго тигра, точнее тигрицу, они увидели за поворотом горного ручья. Она изгибалась, как змея, ловко взбираясь на безжизненные скалы. Путь её перерезал дорогу Зарокоа, но прежде, чем это вызвало конфликт, она скользнула одним двеннадцатиметровым прыжком на вершину каменного гребня и скрылась из виду. Зарокоа эти неожиданные встречи встревожили.
– Что тут делают тигры? Здесь нет никакой добычи достойной их.
– Ха-ха-ха! Зарокоа, ты кажется испугался этих рыжих кошек. Пусть только попробуют напасть, Мапаки покажет им, как вычёсывают шерсть.
– Мапаки ты храбрый, в этом никто здесь не сомневается, но если бы ты, хоть раз приложил мозги, то удивился бы, а может быть и задумался, хотя это сложно представить. Я за всю свою жизнь ни разу, не слышал, что бы тигры нападали на драконов. Даже, взрослые слоны для них великоваты, ты же намного крупнее самого большого слона, Мапаки.
– Откуда мне знать, может они очень голодные? Когда я голоден, то готов кинуться…
– Знаем, - обрезал его ворчание Зарокоа.
Русло исчезнувшего ручья стало более глубоким. Скалы поднимались над ним с двух сторон выступами, как террасы. Это было тем более величественное зрелище, что скалы здесь были ровные и гладкие, как будто отшлифованные терпеливыми руками целой армии мастеров. Скалы и террасы были тёмно-серого, почти чёрного цвета, полностью лишённые растительности.
Лёрик закричал, первый заметив ярко-рыжие пятна на тёмно-серых скалах. На ближайшей скале им встретилась тигрица с двумя тигрятами разного возраста. Она вскочила и зарычала на драконов, а затем отодвинулась вглубь террасы, прижимая к голове круглые уши. Тигрята рявкнули, подражая матери, и отскочили от края террасы, вслед за ней.
Тигров становилось всё больше. Они сидели неподвижно и величественно, словно делали величайшее одолжение, позволяя любоваться собой. Другие рассматривали путников с высоты скал, склонив круглый загривок и проявляя признаки удивления и любопытства. Ещё одна мать полностью увлеклась, вылизывая своих тигрят и играя с ними. Она словно забыла, зачем она здесь. Но, посреди своих игр, она вдруг вскочила и сделала вид, что хочет схватить зубами своего слишком шаловливого сына, а потом накрыла его тяжёлой, но мягкой лапой со спрятанными внутрь острыми когтями.
В группах тигров были и нетерпеливые, которые одиноко метались на террассах, куда не рисковали сунуться другие огромные кошки. Эти угрюмые звери производили впечатление отъявленных убийц, они могли сразиться с любым живым существом, просто из жажды крови или от злобы. Их верхние клыки выступали за нижнюю губу и белели, как кости их жертв.
Уже не два-три, а двадцать, тридцать тигров напряжённо рассматривали путников и Лёрик почувствовал себя мышью под их взглядами. Тут же он подумал, какой ужас должна была испытывать сейчас Агни, ведь даже домашняя, безобидная кошка была её жестоким врагом. Поистине, для неё это должно было быть сбывшимся при свете дня кошмаром.
– Агни, - позвал девушку Лёрик, - ты слышишь меня?
– Нет, нет, ничего не говори, - прошептала испуганно девушка.
– Они слышат всё, они найдут меня. Меня, уже, чуть не убила ночью Искра.
– Они ничего не могут нам сделать. Я буду защищать тебя, иди ко мне в кабинку. Они не знают кто ты, и им нужна совсем не ты, Агни. Поверь мне.
Мапаки притёрся боком к Зарокоа и дал возможность принцессе перебраться в портшез Лёрика.
– Побыстрее принцесса, - поторопил Мапаки Агни, - мы не можем останавливаться здесь. Этих головорезов становится слишком много.
– Ты беспокоишься Мапаки? – спросил его Зарокоа.
– У нас невыгодное положение. Мы не знаем дороги, а эти беспанцирные её знают. Они хотят устроить нам засаду, это же очевидно. Сейчас я разозлюсь и плюну в них огнём. Нужно поджарить их нахальные усы, которые они здесь вздумали топорщить.
– Нет, Мапаки, твоя торопливость неуместна. Сначало нужно узнать, что они хотят от нас.
– Позавтракать они хотят от нас, - прорычал Мапаки. - Всё, мы упёрлись в тупик, так я и знал! Ты был демагогом среди людей, Зарокоа, теперь, стал демагог среди драконов! Если ты такой умный, поговори с этими полосатыми матрацами, но помни, что ты для них только гора свежего мяса. Бо-о-ольшая гора!
Русло ручья ушло под землю и каньон, образованный им замкнулся огромными валунами, каждый из которых был величиной с замок. На вершине нагромождения серых валунов лежала тигрица и снисходительно-насмешливо поглядывала на драконов и людей. Она открыла пасть и пропела нечто, что было похоже на обращение к путникам. Все собравшиеся тигры подхватили её мауканье и нетерпеливо повторяли его. Грозные, матёрые тигры, не умея мяукать, сбивались на рык, от которого у Лёрика задрожало нутро. Агни пискнула, как мышь, и спряталась под меховое одеяло от страха. Лёрик не осуждал её, ему самому хотелось сделать, тоже самое.
Теперь, когда путники были заперты естесственной преградой из скал, тигров стало так много, что они, как зрители в переполненном театре, сидели плотно друг к другу. Они больше не ссорились и не рычали друг на друга, а уставили жёлтые и зелёные глаза на попавших в засаду драконов и людей.
– Учитель, я обведу нас невидимой преградой, она остановит тигров!
– Лёрик, они возьмут нас измором. Тигры терпеливы и могут ждать бесконечно, пока мы не ослабнем от усталости. Но конечно, если ничего другого не останется, то придётся прибегнуть к твоему средству.
– Я разорву вас, как котят! – зарычал Мапаки так грозно, что ближайшие тигры прижали уши и отскочили подальше, оценив его голос и мощь.
Лёрику показалась, что тигрица рассмеялась над его гневом.
– Всех сразу? – проговорила она насмешливо.
– Кто это сказал? - проговорил растерянно Лёрик.
– Я, это сказала, моя маленькая, испуганная обезьянка, - прожурчала сладко тигрица и прищурила медовые глаза.
– Это сказали мы, тоже.
– Каждый из нас это говорит.
Зарычали тысячи тигры на разные голоса. Лёрик не мог понять, когда он узнал язык тигров, или это тигры заговорили на языке тролей.
– Маленькая обезьянка растерялась, это не удивительно. Они никогда не были умны и сообразительны. Уры-уры. Это наш принц позаботился о том, чтобы обезьянки поняли язык властелинов джуманджи. Не вздрагивай так и не распространяй вокруг себя запах страха. Это может плохо закончиться для тебя и той маленькой испуганной обезьянки, что не может взглянуть от ужаса мне в глаза. Кхе-кхе, - насмешливо закончила свою речь тигрица.
– Кого ты, полосатый матрац, называешь маленькой, испуганной обезьянкой? Не смей оскорблять принцессу Васпакскую! Я смогу постоять за её честь, пусть, хоть сколько котов, угрожают мне на крышках этих помоешных баков! Некому будет вспоминать потом, что меня зовут Мапаки.
Тигрица величественно выпрямилась, угрозы не понравились ей, но она сдержалась и сделала вид, что безмятежна, как солнечный, летний день. Она пропела пренебрежительно-насмешливо.
– Я часто развлекаюсь, раздавливая ящериц лапами, у них такой мягкий, нежный живот. Стоит перевернуть их на спину и они совершенно беззащитны. Да, я слышала, что некоторые из них плюются огнём, но это быстро проходит, нужно только немного подождать. Тигры проворны и поджарить их не так просто, как глупую корову на лугу. Но, я уважаю королевскую кровь Васпаксов и приношу извинения принцессе, откуда мне было знать, кто она…
– Отдайте нам нашего принца! – начали снова рычать тигры, как только тигрица договорила.
Жестокие и грозные взгляды были устремлены отовсюду на путников и хотя тигры просили, их слова звучали как угрозы. Нетерпение их усиливалось, они словно были во власти какого-то религиозного экстаза, как бы это не казалось, невероятным. Тигры покачивались, громко мяукая и проговаривая, как зомби.
– Отдайте нам нашего несчастного принца. Мы так долго ждали этого мгновения.
В разговор вмешался Зарокоа.
– Великолепнейшая и мудрейшая госпожа тигров! Мы охотно поможем властелинам джуманджи, но вы должны объяснить нам, что происходит, ибо мы воистину находимся в затруднении. Мы не знаем вашего принца и не можем отдать его. Разве только вот этот юноша и есть ваш принц?
Тигры засмеялись презрительно на разные лады, и тигрица сказала, обращаясь к Зарокоа.
– Мы никогда не разговариваем с обезьянками, а только убиваем их. Но, с тех печальных времён, когда наш принц был проклят, империя тигров перестала существовать, и мы рассеялись по джуманджи, словно проклятье коснулось всего нашего народа. В наших дворцах, когда-то славных, поселились наглые и неопрятные обезьяны. Они осквернили всё, до чего смогли добраться. Тигры ненавидят их. Эта обезьянка не может быть нашим принцем. Если только джуманджи перевернуться вверх дном.
– Тогда, кто же ваш принц? – выкрикнул задетый за живое Лёрик.
Тигрица почесала за лопаткой задней лапой и сделала вид, что ничего не слышала. Она повернулась к Зарокоа и ответила ему, словно это он задал, только что прозвучавший вопрос. При этом она не хотела нарочно оскорбить Лёрика, просто, она уже поведала, что не разговаривает с обезьянами, к которым причислила Агни и юношу.
– Меня зовут Ахр – хранительница правды. Можете называть меня так. – Ахр пришурилась и повернула голову вбок, словно прислушиваясь к чему-то. Лёрик заметил, что подбородок у неё белый с клочком длинной шерсти под нижней губой. – Давно, давно, когда были другие хратители правды, или их пра-пра-прадедушки и пра-пра-прабабушки империей тигров управлял принц Хорр. Сейчас он нас слышит. Я хранительница правды и, при всём моём уважении к принцу, поведую с прискорбием, что он был взбалмошный, избалованный правитель. Никто не смел ему возразить, ведь он мог растерзать любого тигра, как собачёнку. Но, мы всё таки его обожали, ведь он был величественный и прекрасный, настоящий властелин тигров. Раз в двадцать лет мы собирались все вместе, со всего мира джуманджи и славили своего принца, а если он становился стар и немощен, то выбирали себе другого повелителя.
– Что же бывало с прежним повелителем? - Не выдержал, и спросил Лёрик, которого словно разбирал дух противоречия.
– Забавная обезьянка, - промурлыкала Ахр. – Это твоя, дракон, обезьянка? Подари её мне. – Обратилась тигрица к Зарокоа. – Я научу его молчать, когда говорят высшие существа.
– Это мой друг и ученик Лёрик. Это не обезьянка, а человек.
– Вот как? - удивилась хранительница правды. Я слышала, что дошло до того, будто обезьяны стали захватывать весь мир. Но только не в джуманджи. Никогда! – Ахр сделала небольшую паузу и сказала. – Воспитанные тигры никогда не спросят, что бывает с прежними властителями джуманджи, мир тигров справедлив, и это справедливость сильных.
– Что же случилось с принцем Хорр, уважаемая и великолепнейшая Ахр – хранительница правды?
Зарокоа поспешил вернуть тигрицу в русло интересующего всех рассказа, пока Лёрик, из-за юношеской своей горячности, снова, не выкинул какую-нибудь штуку.
– Принц отдыхал после пиршества в своём дворце у водоёма. Тигры любят воду и этим отличаются от всех других существ, причисляющих себя к нашему роду. Он скучал, не находя себе забавы. В это время ему доложили, что пришёл жыши, человек-огонь. Это был странник. Очень странное существо.
– Верю тебе, как себе, хранительница правды Ахр. Но, что это за существо жыши?
Если бы у тигрицы были руки, как у человека, она непременно всплеснула бы ими. Так её поразил вопрос Зарокоа.
– Видимо вы прибыли из очень далёкого далека, что не знаете жыши… Это племя людей огня. Они состоят из огня, но имеют вид и форму человеческого существа. Конечно, я поняла, что твой ученик, Зарокоа, тоже жыши, но по сути своей больше обезьяна, потому что так же тороплив и неучтив. Жыши тоже презираемы нами, потому что слабы и болезненны. Они боятся сырости и гибнут от дождя. Они почти безмолвны и их голос слаб, так, лёгкое потрескивание. Они не покидают своих жилищ и постепенно вымирают в них. Только, этот жыши, оказался не такой, как они все. У него достало сил и смелости покинуть свой кров и отправиться в путь. Он был наиболее могущественный из их народа, постигший множество тайн, но на вид был заморыш, хуже любого из них.
Хорр скучал и позвал жыши к себе. Он не боялся, что тот сожжёт его покои, дворец был полностью сложен из камня. Его построил один мастер-волшебник, который не смог найти дорогу из джуманджи. Он тоже приходил за мандрагорой, как и все.
– Волшебник остался жить во дворце? – переспросил Зарокоа.
– Ты тоже можешь, оказывается, вести себя, как обезьянка. Я же сказала, он не смог найти дорогу из джуманджи.
– Понятно, - проговорил Зарокоа. – И что получилось, когда пришёл жыши?
– Они с принцем сели играть в пирсаманги, это игра похожая на ваши шахматы. Сначала жыши отказывался играть с Хорром, под тем предлогом, что шахматы сгорят в его огненных руках. Хорр учёл это и предложил пирсаманги из камня, которые не горят. Так они начали играть. Хорр, как всякий властитель, не мог проиграть какому-то жыши, и тут его можно понять. Что стоило этому жыши сделать вид, что он глуповат, и тем успокоить сердце нашего повелителя, но он был упрям и хотел непременно выиграть. Первую партию в пирсаманги наш повелитель проиграл, но он не зря был самым-самым. Он помог себе, чуть-чуть.
– Он смошенничал! – предположил Лёрик.
– Как хранительница правды, я должна согласиться с обезьянкой. Его высочество принц Хорр подменил фигуры в пирсамангах. Себе он оставил каменные фигуры, а упрямому жыши поставил фигуры из дерева. Вторая партия в пирсаманги пошла намного успешнее для нашего повелителя. Он двигал свои фигуры, но как только жыши пытался передвинуть свои фигуры, они сгорали у него в руках без следа. Очень скоро ему стало нечем играть и он проиграл. Кхе-кхе! – рассмеялась тигрица. – Не правда ли невинная шутка, достойная настоящего властелина?
– О, он был очень остроумен, принц Хорр! – заметил Зарокоа.
– Почему был? Я думаю, что время мало изменило его и он, по-прежнему, достойный правитель джуманджи. Но, этот презренный жыши был так возмущён своим проигрышем, что вспыхнул совершенно неприлично и, откуда у него взялось столько огня, может быть от сожжёных фигур игры пирсаманги? Так и вышло, что ничтожный жыши проклял нашего повелителя, и принц Хорр, наша гордость и наш символ власти над джуманджи, превратился в алмаз цвета его глаз. Он стал камнем, который затем затерялся из королевства тигров.
Поговаривали, что великан, оставшийся в живых в битве при Хогью, проник в королевские покои и похитил волшебный камень. Он хотел спасти своего друга от какой-то болезни и думал, что камень возьмёт его беду на себя. Какая глупость, наш повелитель был великолепен в своём эгоизме, он признавал лишь силу и власть! Конечно, он не стал брать на себя чужую беду и, тогда, великан закинул алмаз за край мира.
– То есть попросту говоря, неизвестно куда, – подвёл итог Зарокоа.
– Но, вы пришли вернуть нам нашего повелителя, которого вы называете Глаз Тигра или Глаз Властелина! Он сделал так, чтобы вы поняли наш язык и не было между нами крови. Похоже, наш повелитель благоволит вам, о путники!
Зарокоа склонил голову в знак уважения к принцу Хорру и сказал Лёрику.
– Достань, мой мальчик, Глаз Тигра и передай его хранительнице правды. Ты один можешь сделать это, камень относился к тебе лучше, чем ко всем остальным. Если это жестокое и властное сердце способно испытывать благодарность, то оно тянется к тебе, и только к тебе. Глаз Тигра, быть может, ещё помнит, что ты восстановил уважение к нему, когда он не мог, заступиться за себя сам.
– Что это за история? – проворковала тигрица. – Я Ахр - хранительница правды должна, обязательно, знать её.
– Повелитель расскажет эту историю сам. Что может быть правдивее, чем рассказ властелина о себе самом?
– Кхе-кхе! – рассмеялась тигрица. – Только так! – согласилась она.
Лёрик вынул Глаз Тигра из кожаного мешочка, сняв его с шеи. Он погладил камень, лаская его рукой, как шерсть животного. Но, он не стал взлядывать в его глубину, из которой грозилось вырваться нечто, что было в большом нетерпении. Камень вспыхивал и гас, словно глаз живого существа, которое тревожно щурится перед решающим прыжком.
– Разбей камень о скалы, обезьянка, - вся ощетинившись, прорычала тигрица.
Лёрик больше не медлил. Он вскочил ногами на шею Мапаки и, размахнувшись, ударил камнем прямо в то место, где сидела Ахр. Она успела отскочить, быстрая как молния. Но, в тот же миг её прижал лапой к чёрной скале могучий тигр, появившийся из разбитого камня. Казалось, он готов был растерзать тигрицу, но на самом деле, это была только демонстрация силы и вновь обретённой власти. Хорр медленно убрал толстую, мускулистую лапу с головы Ахр, насладившись её страхом и полной покорностью.
Он обвёл немигающим, жестоким взглядом своих подданых и они покорно легли, словно всех их сморил сон. Некоторые тигры даже прикрыли глаза лапами, другие просто отвернулись от беспощадного взора своего повелителя. Лёрик сам не заметил, как опустился на колени перед принцем Хорр. Даже драконы склонились перед ним.
И тут Лёрик понял, что не все склонились перед всеподавляюшим взором повелителя тигров. Агни стояла гордо выпрямившись и смотрела в глаза тигра, как равная ему. Хорр видимо ждал, что она тоже склонится в позе покорности, но этого не происходило. Тогда, принц Хорр засмеялся.
– Кхех, кхех! Маленькая обезьянка, - принцесса в мире тролей. Я совсем забыл, что у обезьянок, тоже есть принцессы. Прощай, возомнившая себя равной с нами, принцем Хорр. Это очень забавно! – снова засмеялся принц. - Прощай и ты, обезьянка, любящая Глаз Тигра. Принц Хорр никогда не забывает добра, он прощает добро, совершившим его. Что ж, если тебе понадобится кого-нибудь разорвать на куски, только попроси меня. Твой обидчик будет наказан, маленькая обезьянка Лёрик.
Хорр величественно удалился во главе своей свиты. Ахр – хранительница правды стлалась около него, потирась головой и боком о шкуру своего могучего властелина. Это было величайшее шествие в мире. Множество тигров гордо шествовало, присоединяясь к своему повелителю и, казалось, им не будет конца. Рыжая, живая река перетекала с камня на камень и в неё вливались всё новые и новые тигры, спускавшиеся с верхних выступов и террас, подобно ручейкам.
Лёрик взял в свою ладонь руку Агни. Рука девушки дрожжала, как пойманная бабочка.
Зарокоа торжественно и сурово сказал.
– Мы все гордимся тобой, Агни, принцесса Васпакская. Такое испытание под силу только настоящей правительнице. Ты не уронила короны Васпаксов.
– Я не делала этого нарочно, – сказала удивлённая Агни. - Это вышло само собой, помимо меня.
– Именно так, - согласился Зарокоа.
Мапаки только вздохнул глубоко и, как показалось Лёрику, облегчённо.
Когда последний носитель рыже-чёрной, полосатой шкуры исчез из пересохшего русла ручья, путники решили остановиться на отдых в котловине. Камни прогрелись солнцем, которое стало значительно щедрее, чем было выше в горах. Но, всё таки, это было только предгорье, и Лёрик вскарабкался на серые валуны, чтобы оглядеть окрестности. Зарокоа последовал за своим учеником.
Это ущелье было последним серьёзным бастионом на пути к равнине. С высоты серых камней мессиво джуманджи представлялось сгустком кипящей зелени. Долина заросла сплошными джунглями, в которых терялся след всего живого. Тысячи видов растительности переплетались между собой и жадно тянулись к свету. Одни из них погибали, побеждённые в ежедневной битве за жизнь, другие приходили на смену им и только начинали свой путь. Здесь в царстве растительности были свои герои и трусы, паразиты и гордые одиночки.
Даже к предгорьям поднимался запах цветущих лиан и прелой земли. Множество бабочек, дневных летучих мышей и птиц взлетали и садились на кроны деревьев. В некоторых местах птичьи стаи были так велики, что крона дерева меняла свой цвет, когда птицы взлетали в поисках воды или спелых фруктов. Бабочки образовывали живые, трепещущие гирлянды на молодых побегах деревьев, богатых сладким соком. Они слизывали своими хоботками капли сиропа, выступающие на нежных побегах под жарким солнцем.
Отовсюду свисали петли хищных лиан, готовые поймать даже самую сильную жертву в свои ловушки. Как только жертва переставала биться и дёргаться, погибая в смертельным силках, они медленно опускали её вниз, к корням расстения. Здесь ещё была жива закваска мира, которая бродила и пузырилась, давая жизнь новым видам живых существ и расстений, и где-то здесь росла таинственная мандрагора, которая была средоточием силы созидания.
– Итак, - сказал Зарокоа, - принц Хорр, не смотря на некоторую привязанность к тебе, мой мальчик, всё же не пригласил нас в свой дворец на отдых.
– Чему я очень рад, - признался Лёрик с улыбкой на похудевшем, загорелом лице.
– Принц Хорр очень любит играть в пирсаманги… - насмешливо улыбаясь, проговорил дракон Зарокоа.
– Но, не любит проигрывать, - договорил Лёрик многозначительно.
– Кто знает, чего ещё он не любит…

Чем ближе спускались путники к первозданному лесу, тем более влажным становился воздух, пропитанный смолами и брызгами древесного сока. Тяжёлый воздух ждуманджи обволакивал, и прилипал сладкими объятиями, он опадал, как тяжёлый смог, на плечи и головы путников. Одежда пропиталась насквозь и вызывала своей тяжестью и несвежестью постоянное желание почёсываться. Даже драконы вздыхали громко и протяжно и тёрлись чешуёй о толстые, шершавые стволы неизвестных Лёрику деревьев.
Не смотря на сырость постоянно хотелось пить, из-за жары, но утолить жажду оказалось непросто. Воды было много, но она вся была непригодной для питья. Ручьи были густо-коричневого цвета от перегноя и толстого слоя из помёта птиц и летучих мышей, покрывавшего землю. Эти существа гнездились в огромных количествах на кронах деревьев и питались их плодами. Здесь же, на земле было множество погибших птенцов, выпавших из гнезда, и скорлупы от яиц. Несколько крупных змей свисали с нижних ветвей дерева и были так ленивы от сытости, что не заметили людей и драконов пробиравшихся мимо них. Змеи были похожи на изогнутые лианы и так же неподвижны.
Мапаки выискивал тропы пробитые слонами, но даже по ним двигаться было очень трудно. Джуманджи выращивали новую зелень со страшной силой, словно стремились поскорее скрыть любое вторжение.
– Здесь, всё растёт с такой скоростью, - сказал на второй день в ждуманджи Мапаки, - что страшно стоять на одном месте. Так и чувствуешь, что в твои ступни упираются побеги, прущие из земли. Постой тут пол дня, и тебя поднимет над землёй на ковре из ботвы и всякой, вновь появившейся зелёнки.
Под пологом леса стоял постоянный сумрак, который, как ножи, прорезали косые лучи солнца, но и эти солнечные лучи становились зыбкими от постоянный испарений, клубившихся между деревьями. Эти лучи солнца путникам больше напоминали струи дождя, называемого грибным в мире людей. Упавшие стволы деревьев образовывали величественные, подвесные мосты и арки, оплетённые цветущими лианами, словно загадочным, древним орнаментом. Под ними образовывались потоки из запруженных завалами родников, которые несли под арки свои ленивые, тёмные или красноватые воды.
Драконы проходили прямо по этим изысканным и нечаянным архитектурным творениям джуманджи, волоча свисающие вниз хвосты по листьям водных расстений.
Однажды путникам пришлось поднять головы к вершинам раскидистых деревьев. Обычно им было не до разглядывания верхушек, приходилось внимательно глядеть себе под ноги. Привлекли путников громкие вопли и треск ветвей над их головами. Десятки тысяч обезьян истошно вопили и двигались сплошным потоком, перепрыгивая с дерева на дерево. Они были похожи на беженцев, бегущих от наступающих войск противника. Среди обезьян было множество самок с детёнышами, которые цеплялись за шерсть матерей по бокам и спине. Старые обезьяны с поседевшими бакенбардами следили, чтобы молодняк не разбредался в стороны от основного движения и был им послушен.
Одна молодая обезьянка не расчитала прыжка и упала с огромной высоты прямо к ногам Лёрика. Она умерла мгновенно и лежала на земле вытянувшись тонким, худеньким телом. Лёрик не удержался и остановил Мапаки. Он соскочил к обезьянке, надеясь ещё помочь ей, но это было невозможно. Обезьяна была мертва, и Лёрик только погладил её по голубоватой шкурке в знак своей жалости к погибшему животному.
Он не успел отойти от погибшей молодой обезьяны, как к ней спустились старейшины обезьян с седыми бакенбардами. Они разразились жалобными криками и стонами, скорбя о своей соплеменнице. Исполнив этот ритуал, они снова хотели подняться на вершины деревьев, и продолжить своё стремительное движение по ветвям.
– Куда и от кого вы бежите? – спросил их дракон Мапаки.
Старейшины обезьян прижали руки к груди и жалобно стали кричать и вопить, жалуясь дракону на свою беду. Их лица выражали отчаяние и страх. Обезьяны вздрагивали и показывали пальцами рук в ту сторону откуда они бежали. Некоторые даже в истерике выдирали себе бакенбарды на щеках и шерсть на худой, торчащей углом груди.
Мапаки выслушал их не перебивая, и прорычал что-то им в ответ. Старые обезьяны состроили гримассы и потеряли интерес к дракону и его спутникам. Они торопливо поднялись по толстым длинным ветвям и исчезли из поля зрения путников, скрывшись за густым пологом листвы.
– Мапаки, неужели ты понял их речь? О чём они тебе поведали? – спросил изумлённый Лёрик.
– Их речь понять не сложно. Она похожа на древний язык Терратролы, очень древний, к тому же видоизменённый, но всё же это знакомое мне наречие. Остальное я понял по их жестам и мимике.
– Что же они тебе открыли?
– Мы не сможем, ни чем им помочь, вот что я понял из их речи. Бегут они от тигров, выступивших против них во главе принца Хорра. Тигры убили множество обезьян и изгнали их из каменного города и дворца, где они успели поселиться и обжиться, пока принц находился заколдованным в алмазе. Но, несмотря на кажущуюся жестокость всего происходящего, нужно помнить, что обезьяны первые поступили нагло и безответственно, захватив чужую вотчину.
– Хорошо, что обезьяны не знают, кто вернул принца Хорра в джуманджи, - покачивая головой проговорил Зарокоа. – Они выместили бы на нас всю горечь от своего поражения и вместо маленькой обезьянки, может быть, мы лежали бы сейчас на земле. В любом случае нам пришлось бы не сладко.
– Ещё они сказали, что тигры их исконные враги, и обезьяны так их боятся, что им пришлось поселиться высоко на деревьях. Раньше они ходили по земле и делились на разные племена, но теперь никто из них не рискует спуститься вниз. Даже язык древней Терратролы они почти совсем позабыли, а обходятся сокращёнными словами и криками.

Путешественники дальше шли молча, поскольку путь становился всё труднее и отнимал много сил. Почва становилась болотистой и, при каждом шаге драконьей ноги, от неё разбегались во все стороны маленькие, голубые ящерицы. Драконы были очень тяжелы и начали проваливаться по брюхо в зыбкую топь. Болотистая глубина была подобна нефти, или крови драконов. Она была жирной, густой и чёрной, с сильным, неприятным запахом.
Вся поверхность болота была покрыта маленькими белыми звёздочками цветов, словно ткань вышитая умелой мастерицей. Эти хрупкие создания умели издавать звуки, похожие на стоны. Как только поверхность болота вздрагивала от поступи драконов и жирная грязь норовила попасть на нежный венчик цветка, он приподнимался вверх за счёт своей ножки скрученной в пружину. Рапрямляясь, цветок одновременно сжимал лепестки в плотный, крохотный шарик бутона, и от резкого движения воздушных масс около венчика, возникал лёгкий, как выдох, стон. Мапаки это так забавляло, что он нарочно старался колыхнуть поверхность болота посильнее, чтобы ещё раз послушать песню маленьких, белых звёздочек.
– Перестань дурачиться Мапаки, - ворчал на него Зарокоа, - ещё не хватало нам провалиться в трясину. Если ты такой оболтус сам, то подумай, хотя бы, о своих подопечных.
– Уговорил, только ещё раз топну, самый последний.
Белые звёздочки исчезли, вместе с зыбкой, но всё таки достаточно надёжной почвой. На смену им пришли оконца открытой воды, между небольшими островками грязи, заросшей лотосами и плавунцами. В воде было много коряг и плавающих пней, а на них, дрейфовали спящие саламандры или водяные змеи, решившие погреться на солнце. Стаи летучих рыб перелетали через эти препятствия, как птицы, а птицы наоборот ныряли в воду с воздуха, чтобы ловить в воде больших жуков-плавунов и мальков. Хвостатые жабы всплывали перед мордами драконов, которые плыли по водам болотистого водоёма, как длинные, узкие лодки.
Мапаки схватил зубами одну из толстых, хвостатых жаб, и хотел её проглотить, но тут же выплюнул. Жаба издала возмущённый вопль и плюхнулась в воду.
– Какая гадость! – брезгливо буркнул ей вслед Мапаки. – Чем она покрыта, какой-то слизью? У меня в пасти всё жжёт, как будто я прожевал банку горчицы.
– А ты думал, она покрыла себя сладким соусом, чтобы угодить тебе, обжора? У меня невыносимо чешется спина, - признался Зарокоа. – Тебе Лёрик, придётся осмотреть меня на стоянке. Если удастся найти хотя бы маленький клочок сухой земли в этой забродившей окрошке.

Но, прежде чем путникам встретился островок начался ливень. Ливень был тёплый, как парное молоко, и такой плотный, что границы болота и неба стали зыбкими и условными. Лёрик и Агни вцепились в гребень драконов и боролись с давлением воды, падающей на них сверху. Тугие струи неудержимо пытались, смыть юношу и девушку со спин драконов. Лерик и Агни припали прямо к чешуе и гребню, цепляясь за их скользкую поверхность, дышать было очень трудно, потому что воды стало больше, чем воздуха.
Драконы ничего не видели вокруг, завеса дождя отсекала пейзаж впереди, как плотная штора. Скорее чутьем, чем зрением Мапаки обнаружил желанную твердь и выполз на неё, тяжело волоча за собой длинный хвост. Он зарычал громко и свирепо, взбешённый плохой погодой. От его рёва разбежались все мелкие обитатели островка, которые укрывались здесь от ливня.
– Брат, где ты? Я понятия не имею, где ты? - взревел Мапаки, обращаясь к Зарокоа.
– Я здесь, здесь, брат, упёрся в какую-то корягу. Провались всё, это кажется водяная змея!
– Прекрати топтать мой хвост, Зарокоа! Про провалиться лучше не говорить, совсем, а то накаркаешь.
– Да, кажется это и в самом деле твой хвост, Мапаки, прости меня. Совершенно ничего не видно! Я плыл за тобой и двести раз уже подумал, что потерял тебя. Только по запаху ещё и можно ориентироваться.
– Успокойся, Зарокоа и принюхайся. Кажется мы не одни здесь.
– Что это за запах? Лёрик, Агни, вы должны сойти и подождать здесь, а мы проверим, что там такое впереди.
Лёрик сполз с тела Мапаки и помог спуститься обессилевшей Агни. Она была насквозь мокрая, как и Лёрик, но её била сильная дрожь, предвестница лихорадки. Девушка что-то шептала другу, но за шумом дождя её слова были непонятны. Её тело сползло с бока дракона безвольно, как будто она уже спала. Лёрик понял, что девушка совсем выбилась из сил и, уже не может, стоять на ногах, просто чудо, что она не упала в воду ещё раньше. По крайней мере, Мапаки вовремя обнаружил этот островок.
– Сейчас Агни, потерпи пожалуйста. Сейчас я устрою нам дом и, может быть, смогу развести огонь.

Нам нужен дом и в нём очаг,
Ведь сырость для здоровья враг.

Получился не дом, но хороший навес, через который не проникал дождь и в очаге, обложенном камнями, уже горели сухие дрова. Около очага, расположенного на земле лежали тёплые одеяла и циновки. Несколько мягких, шёлковых подушек, украшали и делали уютным это скромное жилище. Лёрик буквально потащил Агни к навесу, у неё подгибались ноги от слабости и начинающейся лихорадки.
Драконы тем временем, слепые от ливня, медленно продвигались вперёд на странный запах живого существа. Они держались бок о бок, готовые к любой неожиданности, но неожиданность сама наскочила на них.
Раздался протяжный рёв и из ливня возникла голова буйвола, украшенная тяжёлыми, изогнутыми рогами. Взбежённый и слепой от ярости буйвол тоже плохо видел, и плохо оценивал угрозу, исходившую от драконов вторгшихся на его остров. Он, потревоженный в такой неподходящий момент, сразу взбесился. Это был старый, огромный буйвол с могучим огрудком и мышцами, словно, из морёного дуба. У него был дурной нрав, из-за одиночества, последних лет, и он был не только злобным, но и очень глупым существом. Не получая отпора долгое время, он совсем обнаглел и бросался на всё, что находилось поблизости.
Тигрица переплывавшая разлившееся от дождей болото недавно выбралась на этот остров и, прежде чем она отряхнула воду с ярко-рыжей шкуры, она была опрокинута назад, туда откуда появилась. Даже она, не стала спорить с огромным буйволом за остров и уплыла прочь. Старый буйвол был так огромен, что одинокая тигрица не смогла бы убить его, не получив сама серьёзных ран и увечий в битве с ним.
Тупой и свирепый буйвол налетел с огромной скоростью, как огромный кулак, оснащённый рогами. Его нападение было тем успешнее, что было невидимым до последнего мгновения. Зарокоа не успел увернуться от его рогов и бык ударил его прямо в грудь. Шипы на груди дракона вонзились в твёрдый, как камень, лоб буйвола. Рога быка так же оставили полосу рваной раны, там, где чешуя не выдержала и сорвалась с кожи дракона. Противники одновременно отскочили друг от друга с рёвом, потрясшим весь остров. Зыбкий остров едва не погрузился под воду от сотрясения почвы.
Буйвол не остановился на этом, боль подстёгивала его к мести и разжигала злобу. Он наклонил окрасившуюся кровью большую голову и снова ринулся на Зарокоа. На помощь брату пришёл Мапаки и прыгнул на быка со стремительностью, едва ли не большей, чем у тигра. Он прижал когтистыми лапами заднюю часть быка, а пастью вцепился ему в хребёт. Бык зашатался под его тяжестью и заревел, упираясь передними копытами в мягкую, болотистую землю. Он еще пытался развернуться и поддеть Мапаки под живот, как он проделывал это не раз с тиграми. Его рога легко могли вырвать внутренности и тогда битва была бы решена в счастливую сторону для него.
Раны Зарокоа были незначительными, хотя и кровоточили. Он бросился на помощь Мапаки и рванул буйвола клыками за другой бок. Драконы растерзали глупого буйвола за несколько минут полность, и жадно съели его тушу под поливным дождём. Даже сильный ливень не в силах был быстро смыть кровь с земли и расстений, так много её было.
Мапаки словно опьянел от битвы, крови и свежего мяса. Он принялся кататься по поляне в лужах грязи и крови. Зарокоа длинным языком зализывал раны на груди и поглядывал на брата. щюря жёлтые глаза, как сытый кот.
Прибежал встревоженный Лёрик и уставился в недоумении на катающегося по поляне Мапаки и, множество валявшихся повсюду костей.
– Что с Мапаки, ему плохо? – спросил юноша.
Дракон Зарокоа захихикал глупым смехом.
– Нет, юноша, ему очень хорошо.
– Я слышал такой рёв, словно сама земля металась и ревела у нас с Агни под ногами.
– Это был огромный буйвол с дурным нравом. Он набросился на нас с Заракоа, как наёмный убийца. Теперь, он там же, где и ваши овцы, Лёрик.
– И гуси и гуси… - добавил Зарокоа, - снова глупо хихикнув.
Лёрик вернулся к Агни. Он оставил её только на мгновение, вынужденно, поскольку ему необходимо было выяснить ситуацию. Теперь, когда всё было в порядке, он поспешил к ней бегом. Девушка была без сознания и хотя, Лёрик укутал её в тёплые одеяла, её трясло от холода.
– Давай уйдём, любимый, поскорее из этой пещеры. Здесь так холодно и одиноко, - попросила Агни с широко открытыми глазами. – Нам никогда не выбраться из этой расщелины, никогда, - печально повторила она.
Лёрик не сразу догадался, что принцесса бредит от жара и представляет себя снова в пещере, куда угодила, вывалившись из разбитого портшеза. Теперь, эти события казались Лёрику такими далёкими, что он не сразу понял, о чём ему говорит Агни.
– Ты в безопасности, Агни, и рядом с тобой друзья, - мягко сказал ей юноша.
– Кто ты? Почему называешь меня Агни? Моё имя Самара Ди, а тебя, мой возлюбленный, зовут Захти.
– Это я, Лёрик, всмотрись в меня принцесса, погляди мне в глаза. Помнишь, когда мы были детьми, мы ловили рыбу на речке, и она была такая скользкая и мокрая. Пойманная рыбина билась у тебя в руках, а потом выскользнула в траву. Мы бросились её искать и стукнулись головами, у нас были шишки на лбах. А, однажды, я упал с черёмухи. Мы с тобой полезли собирать спелые ягоды черёмухи высоко над землёй. Больше всего ягод было на самых кончиках ветвей, просто черным-черно. Я держался за верхнюю ветку, а по нижней передвигался ногами, как вдруг нижняя ветка согнулась, и я повис на верхней ветви черёмухи, как обезьяна. Только, верхняя ветвь, тоже, стала гнуться, и склонилась вместе со мной к самой земле. Вот так я спустился вниз за один миг. Сначала я очень испугался, и ты закричала от страха за меня, но потом мы смеялись так, что у нас заболели животы.
– Корень мандрогоры спасёт нас, Захти, ты станешь прежним, семечко репейника не должно было прорасти. Здесь не подходящее место для жизни, а только для смерти. Я скоро умру и ты умрёшь, мой принц.
– Нет, Агни, нет! Ты не умрёшь! – горячо ответил юноша. – Здесь нет нужных трав, чтобы приготовить тебе эликсир, но я придумаю что-нибудь, что вылечит тебя. Ты не должна говорить о смерти и не должна о ней думать. Ты не Самара Ди и я не несчастный Захти. Ты принцесса Васпакская самая храбрая и достойная из рода Васпаксов.
К навесу тяжело подошёл Заракоа, он только взглянул на возбуждённую Агни, и сразу понял, что принцесса тяжело больна. Губы её распухли от жара, а лицо словно было отлито из расплавленного, жёлтого воска. Сразу бросалось в глаза мистическое настроение девушки, так не свойственное ей, всегда сдержанной и терпеливой.
– Оставь её Лёрик, - сказал с жалостью к юноше и девушке, Зарокоа. – Она не слышит тебя. Она бредит и представляет себя на месте той таинственной женщины – Самары Ди. Прах которой вы нашли в пещере. Эта история нашла отклик в её душе, потому что она похожа на вашу историю. Но, ваша жизнь не будет так трагична. Этого не произойдёт.
– Ты придумал, как спасти принцессу, учитель?
– Может быть, может быть…
Остров казался последним прибежищем жизни на земле, затерянным среди бесконечного океана воды. Лёрик раньше ни когда бы, не смог, представить себе, что может существовать столько воды сразу. Из-за шума ливня приходилось говорить очень громко, иначе, ничего было не разобрать. Время от времени из пучины болота всплывали разные существа, потревоженные извергающимися потоками воды. Они шумно вздыхали и издавали утробные звуки, похожие на трубу или волынку, а потом снова опускались под воду.
Грязно-белая пена, как на закипающем, говяжьем бульоне, плавала по всей поверхности болота и хлопья её скапливались у берега и у плавающих в воде коряг. Вода мычала и ворчала, как живое существо, подобно священному напитку небожителей, подобно приготавляемой соме. Края острова постепенно оплывали и отваливались. Куски грязи, глины и растительный мусор, скреплявший их, размывало водой.
В окутавшем островок тумане было не видно, как стадо слонов проплыло мимо, высоко держа над водой свои хоботы. Слонята, чтобы не отстать и не потеряться, держали своих матерей за тоненькие хвостики с кисточками на концах. К счастью для укрывшихся людей и драконов, стадо спасающихся от наводнения слонов, не заметило маленький, полузатопленный островок и проплыло мимо него.
Лотосы плотно, как ракушки. закрыли свои роскошные чашечки цветов и опустились ниже уровня воды, укрывшись в глубине, от избивающих их нежную красоту струй дождя. Множество красных, жёлтых и розовых лепестков, сорванных с цветущих деревьев усеяли кипящую поверхность болота. Их несло течением и сбивало в яркие ковры на воде.
– Нам придётся подняться к большим деревьям на холме, - сказал Зарокоа. – Корни деревьев не дадут почве осесть и разойтись, к тому же, там местность выше, чем здесь. Скоро вся эта низина погрузится в воду. Вода стремительно прибывает.
– Да, учитель, но как быть с Агни? Она не может перенести новые трудности и её нельзя трогать с того места, где я устроил её.
– Лёрик, принцесса заболела лихорадкой от сырости?
– Да, это так.
– А теперь скажи мне, рыба болеет от сырости?
– От сырости? Рыба? Это совсем не возможно, рыба чувствует себя в сырости, как … рыба в воде.
– Вот ты сам и придумал выход для принцессы. Я и Мапаки выроем маленькое озеро, там под деревьями. Дождь быстро наполнит его чистой, хорошей водой. Тебе останется только превратить принцессу в маленькую, хорошенькую рыбку и, пустить в озерцо. Всё наладится. Принцесса выздоровеет безо всяких снадобий. Когда закончится этот проклятый ливень, а он когда то, всё-таки, должен прекратиться, мы отправимся в путь снова. Только не забудь тогда, превратить Агни снова в девушку, она тебе всё же больше нравится в человеческом обличье. Не так ли юноша?

Глава 7, в которой Искра расколдовывает ёрликов, а Лёрик расколдовывает Агни.

Искра находилась в нетерпении. Её раздражало всё, в том числе и собственная внешность, которая не стала лучше из-за битвы с Лёриком. Раны её конечно зажили и сломанные рёбра срослись, но она стала кривобока, от чего казалось, что она всё время хочет оглянуться. Эта поза заглядывания через собственное плечо погубила уже несколько слуг. Они не могли удержаться и тоже вытягивали шеи, пытаясь увидеть позади своей госпожи нечто, что её так интересовало. Искра немедленно замечала это и приходила в неистовую ярость. Слуг она превращала в разные, полезные ей предметы – башмаки, комнатные, домашние туфли, скамейки для ног, или маятники на часах.
Искра Милостивая, теперь, сама предпочитала заниматься своим гримом. После печальной для неё битвы с Лёриком, на лице у волшебницы остались красные полосы шрамов, кловно когти чёрной пантеры оставили их не месяц назад, а только что. Эти полосы не поддавались искусству волшебства, которым в совершенстве владела Искра и Лёрик сам был бы удивлён, увидев их. По-видимому молодость и горячность Лёрика придала его заклинаниям особую силу, о которой он не догадывался.
Искра не успела закончить свой грим, когда в её будуар вошла запуганная, молоденькая служанка, приходившаяся ей очень дальней, бедной роднёй.
– По вашему повелению прибыл главнокомандующий Октомай, - доложила она.
– Передай его светлости князю Октомаю, что я сама сейчас выйду к нему.
Искра несколько мгновений колебалась, принять ли ей свою обольстительную, прекрасную маску юной светловолосой красавицы или закончить начатый грим. Решение было неожиданным, как многие поступки правительницы. Она появилась перед своим фаворитом в том облике, который был её настоящим, истинным обликом, ни чем, не приукрашенным.
Октомай был поражён безобразием своей подруги, но одновременно почувствовал трепет и вспомнил, кто она есть. Он увидел в ней правительницу, которая может позволить себе не прибегать к куртуазным уловкам гризеток. Её сила и власть опирались не на быстропроходящую красоту, а на силу духа и ума, что делает равными и мужчин и женщин. Октомай спрятал свою нагловатую, самоуверенную ухмылку, с которой считал себя неотразимым. Он почтительно обратился к ней.
– Позволит ли Искра Милостивая, своему преданному воину и слуге, поцеловать ей руку?
Искра молча подала ему руку. Такое молчание говорило Октомаю, что Искра недовольна своим фаворитом. Октомай знал причину её гнева и попытался расположить правительницу к себе прежними уловками. Он взял руку Искры и поцеловал её с преувеличенной страстью, долго удерживая в своих грубых, больших ладонях. Искра заметила под его когтистыми ногтями, какие были у всех тролей, много грязи и это её покоробило, хотя раньше Октомай, не будучи образцом чистоплотности, тем не менее не раздрожал её. Искра отняла свою руку довольно резко. Её раздражение росло и она чуть не ударила Октомая по лицу, но сдержалась. Очень свирепо она поглядела на своего главнокомандующего и спросила холодным тоном.
– И как же наш преданный слуга и воин оправдывает королевское доверие? Мерзавец, ты не можешь справиться с горстью презренных лесных тролей, которые и воинами то никогда не считались.
– Военная компания в самом разгаре, мы отступаем со стратегическими целями…
– Как можно подальше и побыстрее – вот ваши цели! – закричала Искра на Октомая и занесла руку для пощечины, но он уклонился от удара по лицу и успел поймать руку Искры.
Он снова почтительно поцеловал руку правительнице, прежде чем отпустил её. Искра наконец смягчилась и несколько более приятным тоном продолжала разговор с фаворитом.
– Вы оставили почти все территории, которые были захвачены нами после кончины Морана. Если отступление продолжиться, то лесные троли станут штурмовать мой дворец уже через месяц. Ты расчитываешь тогда отсидется в подземных залах? Тебе всё равно где щупать девок из дворцовой прислуги. Не отпирайся, давно знаю, и удивляюсь твоему низкому вкусу, князь.
– Мессаль…
– Что такое Мессаль? Всего лишь горшечник, не имеющий понятия, как нужно воевать, но вы не можете его победить. Это немыслимо.
– Великая правительница Искра Милостивая, мы побеждали его несчётное число раз, но он изворотлив и хитёр. Каждое его поражение оборачивается для него победой, а для нас очередной ловушкой. Он ведёт войну не по правилам к которым все давно привыкли, а сплошными мошенничествами. Вот только один пример.
Уралу, помошнику Мессаля, случайно удалось захватить нашу кассу, предназначенную для выплаты жалования солдатам. Кругленькая сумма… И что бы все думали он сделал? Этот мошенник прибрал к рукам всё золото, как поступил бы конечно каждый на его месте, но он пошёл дальше. Мессаль приказал начеканить железных монет, повторяющих украденные в точности, и слегка позолотить их. Потом он вручает всё это своим людям в мундирах военных казначеев, снятых с настоящих наших казначеев, и отправляет их в наш лагерь. Те требуют расписку, как настоящие казначеи и я, сам, лично, выдаю им соответствующий документ. Ну не наглость ли?
– Ещё какая? – возмутилась Искра. - Обман был конечно обнаружен и лжеказначеи были казнены?
– Я сам снял бы с них шкуру живьём, попадись они мне, - прорычал свирепо Октомай, - но эти перевёртыши, дети тьмы, уже убрались восвояси, когда начались волнения.
– Как, волнения в моей армии?!
От гнева лицо Искры стало пупцовым, того самого цвета, который она так любила. Кледы от когтей пантеры напротив стали белыми на фоне прилившейся к лицу крови.
– Вынужден объяснить всё произошедшее по-подробнее, - нахмурившись проговорил Октомай. – Позолота с железа сошла уже через несколько дней и армия взбунтовалась. Солдаты, в глотку им пики и сёдла, орали, что не будут служить… я не хочу повторять здесь их непочтительные вопли и хулительные речи. Это было жалование за пол года, увы. Только этим я могу извинить, в известной степени, грубых и прямых своих солдат. Все решили, что это и есть королевская плата, а что ещё могли подумать в такой ситуации наши простые рубаки.
– Такой выходкой Мессаль оскорбил нашу королевскую особу, бросив на нас тень фальшивомонетчицы.
– Ещё как бросил, - проворчал Октомай. – Через несколько дней половина моей армии отправилась в горы по домам, добывать руду и прокладывать шахты. Дезертирство достигло невиданных размеров. И это только одна из бесчисленных выходок этого горшечника, как вы его называете. Можно так воевать? Теперь же, у него есть отряд, который мы не знаем, как охарактеризовать. Какие-то существа, совершенно неуязвимые, наносят нам ужасающий ущерб. Я сам разрубил на две половины одного из этих безобразных существ с головой кабана и изогнутыми вверх клыками, но его тело срослось у меня на глазах. Я чуть не оглох, к тому же, потому что этому уроду всё-таки было больно, и он визжал, как свинья.
– Это ёрлики! – воскликнула поражённая его словами Искра.
– То-то, я вспомнил теперь, как их называл один лесной троль, после применённых к нему пыток. Очень трудное название. Они наносят нам огромный урон и мы не в силах их остановить, а более того все горные троли так напуганы этими ёрликами, что идут в наступление в обратную сторону от противника. Этот мерзавец Мессаль, каким то образом, смог договориться с этими чудовищами, и что-то пообещал им, но это такая тайна, о которой ничего не знают пленённые лесные троли.
– Зато я знаю, светлейший Октомай, что Мессаль пообещал этим недоумкам. Я дам им то, что они хотят, и ёрлики будут, служить нам.
Искра засмеялась хриплым голосом и вдруг сменила своё обличье. Только что она была некрасивая, уставшая тролка с большим носом и кривым станом, и вот уже превратилась в юную красавицу с золотистыми кудрями.
– В твою честь, светлейший князь, я дам обед. Приведи себя, светлейший Октомай, в порядок, ты неважно выглядишь, а ведь ты не только воин, но и придворный кавалер. Я передам тебе лучшее мыло из лепестков лесной розы с нежнейшим ароматом, и пришлю слугу, чтобы он помог тебе с туалетом.
Искра кивнула Октомаю, давая понять, что её аудиенция окончена. Она удалилась в свои покои. Затем слуга вынес Октомаю обещанный подарок в туалетном приборе отделанной жемчугом и алмазами. На верхней крышке туалетного прибора было ювелирное золотое украшение в форме человеческой статуэтки. Октомай пригляделся к статуэтке и вздохнул.
Фигурка изображала горшечника Мессаля в шляпе, стоящего, вызывающе подбоченясь. Искра изящно решила, унизить своего фаворита за его военные поражения, и напомнить о них ещё раз. Теперь, каждый раз, как только Октомай воспользуется подарком Искры, он будет вынужден, лицезреть своего более удачливого врага. У Искры это называлось – «заставить кота не спать, пока в доме есть мыши». Часто за таким подарком, при малейшей оплошности допущенной одариваемым, следовала опала или казнь.

Искра направилась прямо из своих аппартаментов в лагерь Мессаля, надеясь его застать одного. Она оказалась прямо в палатке предводителя лесных тролей и пригляделась. В палатке никого не было, Мессаль в это время был занят осмотром местности. Искра в своей обольстительной личине затаилась за большим знаменем, свисающим с протяжек, как занавес. Она прождала всего лишь немного времени и Мессаль в сопровождении Урала вошёл в свою палатку. Они продолжали обсуждать выгоды и невыгоды захваченной местности, стоя от скрывающейся Искры всего в локте. Она хорошо слышала их разговор, но мало что поняла в нём. Он изобиловал военными терминами и особым сленгом, присущим только лесным тролям. Мессаль отдал ещё распоряжения по провианту и Урал пошёл выполнять его указания. Мессаль остался один.
Он сел писать для своей жены Томы письмо, которые ей потом передавал лично тайный советник Корой Моли. Мессаль задумался и нахмурился. Хоть они с Томой часто ссорились, и Мессаль любил покричать и погорланить, они были отличной парой и хорошо понимали друг друга. Мессалю не хватало своей Томы и, что уж там говорить, не хватало её стряпни. Удивительным свойством характера Томы было отсутствие раздражительности. Она бойко отвечала мужу на его грозные вопли, но без злости, а так словно всё расставляла по своим местам. Такой же порядок был у неё и на кухне, чего нельзя было сказать о мастерской Мессаля.
Мессаль задумался о странных мыслях возникших вдруг у него в голове. Вот там у себя в мастерской он всегда скучал и ходил заливать скуку к друзьям в таверну, а теперь, когда ему стало не до скуки, он вспоминает тихие, спокойные дни проведённые в своей лавке и эти дни кажутся ему самыми прекрасными. Мессаль даже пошевелил кистями рук в воздухе, словно загладил смоченными в воде большими пальцами край глинянного горшка.
Искра наблюдала за ним в дырку на знамени, которую сама проделала, пока Мессаля не было в палатке. Она решила, что пришёл подходящий момент для её плана. Она вышла из-за знамени.
Мессаль увидел её, но не сделал ни каких движений, которые говорили бы о его замешательстве, удивлении или страхе перед ней. Искра улыбнулась Мессалю, как можно более приятно и продолжала улыбаться, надеясь ему понравиться. Она знала, что её фальшивая личина производит на всех мужчин без исключения, от юноши до старика, победоносное действие.
Мессаль тоже улыбнулся ей, но если бы она только знала почему он улыбается. Мессаль отлично понял её замысел, - влюбить его в свою мнимую красоту, очаровать и заставить служить собственным планам, но она выбрала не тот объект. Нужно вспомнить сейчас, что у Мессаля была когда-то бабка, пройдоха Кояла, которая заслужила для своего внука три ореховых прута от короля Морана Великого. Эти прутики способны были защитить Мессаля от любого чародейства и колдовства. Он носил их с собой и здесь. Для этого он оплёл ореховыми прутьями рукоятку своего меча. Мессаль видел не то, на что рассчитывала хитрая Искра, а её настоящую внешность, изуродованную схваткой с Лёриком. Поэтому, он улыбался на её ужимки и закатывание глаз, это выглядело ужасно смешно и нелепо.
Искра, истолковав его улыбки в лестную для себя сторону, приступила к разговору.
– Я Искра Милостивая пришла лично познакомиться с таким великим и необыкновенным человеком. Надеюсь ты не станешь гнать беззащитную женщину, Мессаль. В самом деле, что нам делить с тобой? Ты человек, а не троль. Какая тебе разница кому служить – лесным, трусливым тролям, или горным, прославленным тролям. Ты совсем не знаешь нашей истории и тебя, отважный Мессаль обманывают, с пользой для себя. Тебя используют лесные троли, как они привыкли это делать с людьми. Это у них в обычае. На самом же деле горные троли были всегда властелинами Терратролы и лесные троли только рабы, которые умеют лишь размножаться, как скот, и ковыряться на своих полях.
– Это интересно, - сказал Мессаль очень серьёзно, желая позабавиться ещё подольше, зная, что волшебница ничего не сможет, сделать ему, когда обман его откроется.
– Ты достойный мужчина Мессаль и ты мне нравишься. У меня был фаворит Октомай, но он оказался недостоен моих милостей. Он жалок. Если мы сможем поладить и ты перейдёшь на службу ко мне, о, многое для тебя изменится. Поверь, мне надоело одиночество и бремя власти слишком тяжело для моих юных плеч.
Мессаль едва сдержался от смеха, когда Искра заговорила о бремени сдавившем её юные плечи. Здесь Мессалю пригодилась его закалённая выдержка, и умение не выдавать своих мыслей, пока это ему было выгодно. Разве не так он продавал свой никудышный товар посетителям в лавке?
– Я хоть сейчас готов на тебе жениться, - признался Мессаль Искре, - но что делать, у меня уже есть жена.
– Бумажная жена, это не настоящая жена, не так ли? – улыбнулась Искра загадочно, как она думала.
Мессаль в этот момент пожалел, что ореховые прутья заплетены в рукоятке меча. Было бы хорошо применить их по назначению, а именно, выпороть наглую интригантку.
– Ты хорошо сказала Искра и ты умная девушка. Моя жена простая женщина и у неё много недостатков. Она спорит со мной и не всегда выполняет мои указания. Она, например, не любила вытирать пыль с горшков в моей лавке, а если я выпью лишнего, то дома бывал шум из ничего. Ты мне кажешься добрее её и покладистее. Когда я пьяный, а это не такая уж и редкость, ты станешь, снимать с меня сапоги? Так должна поступать хорошая жена.
– Сапоги? - изумилась Искра.
– Ну конечно, что же тут такого, что они бывают в навозе, или кто-то плюнет рядом и случайно попадёт на них. А ещё я люблю есть медленно и бывает похлёбка остынет, пока я её ем. Моя жена грела её не более пяти раз, а потом начинала сердиться. Ты не будешь злиться из-за такой ерунды, верно? Я хочу получать разогретый суп только из твоих маленьких, нежных ручек.
Искра сдерживалась с трудом, она ещё не догадывалась, что Мессаль дурачит её.
– Зачем мне делать это, твоей жене? У нас будет множество слуг, которым положено это делать.
– Но, мне не нужны слуги, они мне чужие. Я хочу твоей заботы и только твоей. Конечно такой нежной жёнушке будет приятно позаботится о своём муженьке и сделать всё самой. Только не вздумай, гнать из нашей постели моих охотничьих псов, которых я заведу. Немного, всего двадцать, тридцать штук. Я прикажу сделать нашу супружескую постель побольше, ты их и не заметишь. Тебе понравится вычёсывать у них блох, к тому же, так нам будет спокойнее спать.
– Мужлан, - прошипела тихо Искра, думая, что Мессаль не слышит её.
– Уродина, - ответил ей быстро Мессаль.
– Ты что-то сказал, отважный воин?
– Да, сказал. Я сказал – уродина. Мне надоело ломать с тобой комедию, и у меня ещё куча дел. Вот зеркало за знаменем, поглядись в него. Тебе самой будет смешно над своими ужимками и сюсюканьем. Твоё колдовство здесь не действует. Убирайся отсюда, пока я не поставил тебе под глазом грозовое облоко.
– Ах, так! - взвыла Искра. – Я превращу тебя в быка, тупого быка, которого завтра же поджарят на костре твои любимые, вечно тощие, лесные троли.
– Валяй, превращай, только не долго пыхти, а то у меня много дел.
Искра позеленела от злости. Мессаль нарочно подзадоривал её, он уже знал, что троли могут злиться так, что взрываются от негодования. Но, Искра тоже знала об этом и старалась сдержаться, как могла. Она встретила в лице Мессаля слишком опасного противника. От одного его спокойного и насмешливого вида Искру раздирало на части, а если учесть его дерзкие слова, то всё могло кончиться слишком трагично для королевы горных тролей. Она предпочла исчезнуть.
Мессаль усмехнулся и продолжил писать письмо Томе, он был доволен тем, что ему удалось развлечься и слегка повеселиться.
Искра по злобе своей, не могла, не отомстить Мессалю и, чтобы навредить ему, отправилась к ёрликам. В палатке обра ёрликов Искра увидела картину достойную восточного гарема. Три девицы, которые прижились среди ёрликов, делали массаж главному ёрлику, а он пыхтел и гыкал, как большой ребёнок. Обра можно было понять, ему осталось после проклятия Искры, не так уж и много удовольствий в жизни. Девиц в свою очередь, нисколько не смущало уродство ёрликов, с приобретением ими огромного опыта в любви, разборчивость потерялась, где-то, по дороге. Обра пришёл в такой восторг от массажа, что принялся царапать длинными, чёрными когтями лежанку. Тюфяк от подобных процедур давно разорвался и солома валялась по всей палатке, словно в хлеву.
Одна из девиц уселась на спину обра и стала выворачивать ему ногу назад, колыхаясь дебелой грудью.
– Гы-ы-ы, - простонал обра, находясь на вершине блаженства.
Искра не стала ждать, как дальше развернуться события, и сама обратилась к обра.
– Как ты похудел и почернел, обра. Я не могу больше видеть твоих мучений. Хочешь жаренного барашка, или поросёночка, а может лучше быка? Целого быка? Ведь так лучше?
Обра уставился на Искру маленькими, красными глазками, ничего ей не отвечая, хмуро и недоверчиво. Девицы завизжали и убежали из палатки обра, испуганные внезапным появлением Искры, из ниоткуда, а также её уродливой внешностью. Искра так негодовала от наглости Мессаля, что в попыхах и злобе забыла переменить свой облик. Впрочем, ради ёрликов, которых она презирала как недоумков, правительница обычно не старалась себя приукрашивать.
Обра сел на тюфяке и пытался что-то сообразить, он так скрипел при этом мозгами, что этот скрип, наверное, услышали остальные ёрлики, а может они прибежали после известия, которое распространили в их лагере сбежавшие из палатки девицы.
– Молчи, молчи, ничего не говори, - разрешила ему Искра, как будто обра молчал из прихоти, а не из-за наложенного ею же проклятия. – Хочешь, я сниму своё проклятие и все ёрлики смогут есть, сколько захотят? Всё же вы служили мне, как умели, и наши разногласия ни такие уж и важные. Я давно не сержусь на вас. Помните, что я была и есть ваша единственная хозяйка и вы должны мне повиноваться.
– Гы-ы-ы! - Проговорил обра несколько энергичнее, чем прежде. Искра приняла это за знак согласия.
– Тогда мы договорились. Я вас расколдовываю, и приказываю вам, как это было прежде. Готовь, обра, побыстрее весь свой сброд, мы переходим в лагерь Октомая.
– Гы-ы-ы!
Искра что-то пробормотала и кинула в обра первый попавшийся ей предмет. Это были кости для игры. Кости упали на землю и сложились в самую выигрышную комбинацию. Обра открыл рот от удивления и это у него получилось, впервые за долгое время.
– Хозяйка! – заорал он.
– Хозяйка! – завопили громко все собравшиеся здесь ёрлики.
– Есть! - изрёк обра, то слово, которое мечтал вымолвить всё голодное время проклятья.
– Есть! – завопили вслед за ним все голодные, тощие ёрлики.
Они уставились на Искру каким-то странным взглядом, явно недобрым.
– Болваны, седлайте поройр, или как там у вас называются эти костлявые лошади с горбами и на ходулях.
– Есть! - снова повторили обра и его воины.
Вместо того, чтобы бежать к поройрам они придвигались к Искре всё ближе и теснее. Намерения их были понятны сразу. Ненависть к Искре, наложившей на них такое жестокое проклятие, долго копилась в душах ёрликов, а поскольку у них в головах умещалась только одна мысль, то она не изменилась и после великодушного поступка, дающего им возможность спасения от голода. Они понимали только то, что теперь могут свести счёты со своей обидчицей. Очень опрометчиво было для Искры появляться среди ёрликов, после того, что она с ними сделала.
Ёрлики бросились на Искру, но уже темнело, и они свалились общей свалкой на землю, ничего не разглядев и недоумевая, куда подевалась их бывшая хозяйка. Искра исчезла так же внезапно, как и от Мессаля. Здесь ей тоже не повезло, если не сказать, хуже.
Когда она вновь возникла в лагере лесных тролей, уже почти совсем стемнело. Она крадучись пробралась к котлам, где стояли - каша, густой, жирный суп из баранины, и множество другой пищи, приготовленной для армии лесных тролей. Желание мести не только не отступило в её душе, но наоборот достигло жгучей силы. Бессилие перед Мессалем и неудача с ёрликами требовали, по её мнению, ужасного наказания для всех лесных тролей, посмевших восстать против её власти.
Она взглянула злым взглядом на поваров. Тут же всех поваров, которые хлопотали у огромных котлов, по желанию волшебницы сморил глубокий сон. Искра высыпала в котлы с пищей сильно действующий яд и скрылась. Она устала от всех своих неудачных приключений, и не хотела ждать развязки событий. Волшебница злорадствовала, отлично зная, что будет с солдатами армии лесных тролей. Они все умрут через несколько минут, попробовав приготовленной пищи, умрут страшной, мучительной смертью.
Искра удалилась в свой дворец отдыхать, но кое-кому было не до отдыха. Толпа голодных ёрликов, сбивая друг друга с ног, прибежала к котлам на запах пищи. Они отпихнули спящих поваров, как мусор, и стали пожирать всё, что удавалось ухватить руками. Пищи было очень много, ведь это был ужин рассчитанный на целую армию, но и ёрлики не ели целую вечность, так им это казалось. Они опустошали котёл за котлом и не могли остановиться, пока не съели всю пищу.
Таким образом, эти идиоты и обжоры спасли в очередной раз армию Мессаля, сами того не подозревая. У них на завтра разболелись животы, но бессмертные ёрлики, конечно, не умерли, хотя ближайшие кусты были истоптаны ими по нужде вдоль и поперёк. Мессаль же, только поморщился, когда ему доложили об внезапно проснувшемся аппетите ёрликов, и сказал Уралу.
– Пусть, сами добывают себе пропитание у неприятеля.
– Надеюсь у них не дойдёт до пожирания трупов горных тролей…
– Я бы не стал обращать внимание на такие мелочи, - сказал в ответ ему невозмутимый Мессаль.

Лёрик сидел около крохотного прудика, который скорее можно было назвать большой лужей. Дождь не прекращался и шёл кряду несколько дней. Но грунт в луже уже осел и вода была чистой и прозрачной. Юноша любовался маленькой, оранжевой рыбкой с чёрными, длинными плавниками и хвостом. Он улыбался её игривости и подвижности, вспоминая, как по-началу, когда её запустили в водоём, рыбка плавала кверху брюшком. Лёрик тогда был в отчаянии и разрывался между тревожными сомнениями –превратить ли Агни снова в девушку или подождать ещё чуть-чуть.
Зарокоа успокоил своего ученика.
– Дай ей время. Природа сама спасёт её.
Так и вышло. Уже к вечеру рыбка стала оживать и вдруг перевернулась в естественное своё положение. Она ещё была вялой и подолгу стояла на одном месте в воде, словно задумавшись о чём то или заснув. Утром следующего дня Лёрик обнаружил, что рыбка-Агни выздоровела совсем. Она стала стремительна и резка, быстро хватала жуков и мошек, сбитых потоками воды с деревьев в маленький водоём.
Лёрик всё время находился возде водного домика Агни. Он говорил драконам, что охраняет принцессу от птиц-рыболовов и крабов, которые повыползли из разлившегося болота. Это было конечно так и принцессу нужно было охранять от обитателей джуманджи, а кроме того нужно было быть на чеку и по другой причине. Солнце, которое временами выглядывало в просветы тяжёлых туч, было настолько жарким, что мгновенно нагревало воду в крохотном и неглубоком водоёме. Слишком прогретая вода могла погубить Агни, попросту сварив её.
Лёрик вычерпывал нагретую воду из лужи, а взамен добавлял более холодную из болота, которое не могло слишком прогреться, благодаря своей глубине. Ещё Лёрик опасался, что крохотный водоём выйдет из берегов из-за обильных дождей, и вода утечёт из него, как из переполненной ванны и смоет принцессу в болото. Там она могла погибнуть или потеряться.
Но, гораздо приятней для Лёрика было просто смотреть на рыбку Агни и представлять себе, что они вместе, как в детстве, резвятся в воде. То, ныряя в глубину, то, затем, выбрасываясь на поверхность воды за глотком воздуха. От этих мыслей и воспоминаний Лёрику становилось тепло на душе, и даже протекающее укрытие из пальмовых листьев над ним, не могло испортить ему радостное настроение.
Маленькая, голодная змея выбралась на островок и вползла на возвышение, спасаясь от половодья. Змейка не успела достигнуть водного дома Агни, бдительный страж заметил её и выдворил с островка. К Лёрику подошёл Зарокоа и повернулся к нему левым боком. Он выглядел усталым и подавленным.
– Я долго молчал, Лёрик, и не хотел приставать к тебе. У тебя и так слишком много дел и тебе не когда, даже, поспать. Если бы не крайняя нужда, я бы и дальше терпел этот зуд, но боюсь это мне не по силам. Мне хочется чесаться постоянно и чесать не только бок или кожу под панцирем, а чесать свои кости, раздирая их когтями. Посмотри, мой мальчик, что со стариком не так. Я не думаю, что это серьёзно, просто сырость и на меня действует не лучшим образом. Я обратился к тебе, а не к Мапаки, так лучше. Он всё равно ни чем, не сможет мне помочь, но будет тревожиться и нервничать. Это выльется у него в потоки безосновательных упрёков, дескать, нужно было, беречь себя, ты не молоденький, а потом последует целая куча глупых советов, которые совершенно невозможно применить.
Пока Зарокоа проговаривал всё это свивчиво и стеснительно, Лёрик осматривал его бок. Внешне всё было не так страшно, только несколько оторванных пластинок драконьего панциря говорили о чём то неблагополучном. Лёрик приподнял большие, величиной с мужскую ладонь костяные чешуйки и заглянул под них. Зарокоа глубоко и мучительно вздохнул, задержал дыхание, и со стоном выдохнул. Видимо, действия Лёрика вновь обострили его нестерпимый зуд.
Под панцирем кожа дракона была покрыта белым налётом, похожим на плесень. Местами кожа была очень сильно изъедена этой плесенью и в повреждениях обосновались личинки трупных мух.
– Учитель, почему ты не сказал мне о твоей болезни раньше? Ты так сильно страдаешь и молчишь об этом.
– Я думал, что это пройдёт само-собой. У нас слишком много трудностей и без болячек старого дракона Зарокоа.
Лёрик посоветовал Зарокоа укрыться от дождя, хотя это было сделать трудно, из-за больших размеров дракона. Он смазал раны и повреждения Зарокоа обычным обеззараживающим раствором, который у него был с собой. Волшебные растворы и мази дракону не помогли бы, они теряли свои свойства, как только касались тела этого существа, потому что он был не подвластен любому волшебству.
Когда Лёрик, уже закончил, смазывать бок Зарокоа, его внимание привлекли раны на его груди, оставленные рогами злобного, упрямого буйвола. Эти незначительные повреждения, которые в обычных условиях зажили бы через два-три дня, в климате джуманджи стали опасны. Эти царапины и раны покрылись, всё тем же непрятным налётом плесени, разъедающей кожу и тело наподобии кислоты. Лёрик смазал жгучим раствором и эти, обнаруженные им новые очаги болезни.

Дождь прекратился так же внезапно, как и начался. Казалось, что кто-то таинственный и невидимый миру, откинул влажный занавес из дождя и водяного тумана, переполнив ими свои владения. Джуманджи замерли, медленно приходя в себя. Все живые существа не торопились показываться из укромных мест, где они пережидали ливни.
Первыми подали голоса птицы, прославляя новый, омытый мир джуманджи. Разноцветные, пёстрые стаи сушили перья, готовясь к полёту, и их хоры звучали на все лады, один громче другого. Гирлянцы соцветий, унизавшие деревья, открыли свои спящие, сжатые бутоны. Их перебродивший сок, скопившийся за долгое время, наполнил запахами влажный воздух болота. От таких обильных и сильных ароматов кружилась голова у всех существ джуманджи.
Лани вставали на трепетные, тонкие ноги и делали неуверенные шаги, среди черного ила, доходившего им до живота. Гигантские змеи, способные утащить слонёнка у матери-слонихи и утопить его в воде, выбрались, прогреться на мелководье. Их длинные, толстые как брёвна, тела, были похожи на упавшие в воду стволы пальм, но они сплетались между собой по две, три особи и лениво позволяли течению нести себя вдоль берега.
Старый слон впереди своего стада, вышел из под шатра раскидистого дерева, задумчиво разглядывая разлившееся пространство болот. Он поднял хобот и долго принюхивался к сумасшествию ароматов, наполнивших джуманджи. Наверное, он улыбался, вспоминая прошедшие прежде годы, когда мир также возрождался, но он тогда был молод и чувствовал это острее. Он затрубил звонко и восторженно. Птицы затихли на мгновение, а потом засвистели и заверещали ещё громче, словно приняли его вызов.
Лёрик пошёл к старикам, чтобы посоветоваться с ними.
– Уважаемый Мапаки и ты, мудрый учитель, не пора ли нам подумать о дальнейшем пути? Агни совсем выздоровела и я могу снова превратить её в девушку. Два, три дня и вода станет, спадать. Мы сможем, двигаться по воде и выходить на сушу, чтобы просушиться и отдохнуть. Скоро суши будет всё больше.
Мапаки покачал головой и проговорил.
– Просто удивительно Зарокоа, как этот юноша повзрослел. Это твой лучший ученик и самое удачное дело твоей жизни. Я только подумал, а он уже изложил мои мысли вслух.
– Ну что ж, раз вы пришли к одним и тем же мыслям, то и я присоединяюсь к вам. Я только прошу один день для Агни, ей нужно придти в себя и … я соскучился по ней. Я хочу посидеть с ней перед дорогой, пообедать за нашей скатертью, и расспросить о её настроениях, - сказал Зарокоа.
– Можно подумать мы этого не хотим, - заявил ворчливо Мапаки. – И уж, конечно, больше всех ждёт этого Лёрик.
Драконы оглянулись на юношу, но его уже с ними не было. Лёрик поспешил к крохотному водоёму, где плавала оранжевая рыбка с чёрными, прозрачными, как вуаль, плавниками. Юноша опустил руку в воду и рыбка испуганно метнулась прочь от неё. Чтобы не повредить этому крохотному и нежному существу, Лёрик прокопал маленький канал сбоку от прудика и спустил из него воду, оставив на дне только самую малость. Теперь, рыбка не могла уклониться от его рук и он бережно извлёк её на воздух. Пока она не начала задыхаться, Лёрик проговорил.

Принцесса вспомни кто ты есть.
Ведь, ты не рыбой рождена.
Твои друзья с тобою, здесь,
И ты нам прежняя нужна.

Ничего не произошло из того, что юноша ожидал, так нетерпеливо. Рыбка не желала превращаться. Она раскрывала рот, словно что-то хотела, сказать. Тут вмешался Мапаки, который незаметно успел, подойти к встревожившемуся Лёрику.
– Мальчик мой, так ничего не выйдет. Агни скорее умрёт, чем предстанет перед нами без одежды. Она, как- никак принцесса. Ты не подумал о её скромности и стеснительности. Положи её на траву и повернись к ней спиной. Тоже сделаем и мы с Зарокоа. Наколдуй ей платье. Не обязательно пышное, достойное её сана, так, лишь бы девушка смогла, чем-нибудь, прикрыться.
– Я дурак! Спасибо тебе Мапаки!
Юноша положил рыбку на траву и отвернулся. Он снова торопливо повторил заклинание и на этот раз оно сразу подействовало. Лёрик услышал за своей спиной шорох одежды, Агни приводила себя в приличный своему сану вид. Вскоре знакомый, любимый голос девушки сказал.
– Вы можете, повернуться. Я рада приветствовать всех вас.
– Как вы чувствуете себя принцесса? – спросил заботливо Зарокоа.
– Так, как будто крепко выспалась и отдохнула, - ответила беззаботно девушка.
– Ты была рыбой, Агни, - сказал, улыбаясь, Мапаки.
– Неужели я была рыбой? Я совсем не помню этого.
Мапаки ухмыльнулся.
– Была рыбкой и очень хорошенькой. Лёрик любовался на тебя без устали, и ни куда не отходил, даже на миг. Но, раз всё так хорошо и благополучно завершилось, я не отказался бы от хорошего обеда, да и вы, мои друзья, думаю тоже.
Все закивали головами в знак согласия с Мапаки, а Агни добавила.
– Лёрик заказывай для меня всё что угодно, кроме рыбы. Что-то мне её не хочется. Ни в каком виде.
Лёрик разложил платок Зарокоа. Он заказал жареную баранину, фрукты для Агни и острый соус к баранине. Все одобрили его заказ. Мгновенно на скатерти появились большие супницы, накрытые тяжёлыми, толстыми, форфоровыми крышками. Мапаки нетерпеливо вытянул шею, украшенную алым гребнем и вдохнул запах пищи.
– Лёрик, быстрее вскрывай эти форфоровые панцири! Иногда жалеешь, что у тебя нет рук, а только неуклюжие драконьи лапы.
Лёрик сделал то, о чем его нетерпеливо просил дракон Мапаки и уставился на содержимое посуды. Вместо жаркого из баранины в супницы был налит жирный, мясной бульон с лапшой. В другой ёмкости, вместо фруктов, Лёрик обнаружил охлаждённый компот, и только с соусом всё обстояло более или менее благополучно, если не считать катастрофой то, что он был немного жидковат.
– Кажется я что-то напутал? – удивился Лёрик. – Я не просил суп, а просил просто жареную баранину. И откуда взялся компот?
– Вот так, так, - проговорил Зарокоа. – Не удивляйся юноша. Скатерть промокла, как и всё остальное, от бесконечных дождей. Тебе следовало отжать её и просушить, прежде чем заказывать обед. Вам всем придётся обедать тем, что есть. И я не уверен, что стоит заказывать хлеб, он тоже появится ввиде плавающих в бульоне гренок или ввиде горшочка с жидкой кашей.
– Страшно подумать, что же тогда может, появиться под видом каши… - пробормотал Мапаки.
Путешественники пообедали супом, разлив его в чашки для бульона. Суп оказался сытным и вкусным, и он был достаточно густым благодаря лапше, которая заменила хлеб. Компот достался Агни, потому что никто его не захотел, попробовать. Мапаки заявил Лёрику.
– Вылей-ка юноша этот соус в мою чашу с супом, иначе я не смогу его проглотить. Этот обед меня разочаровал, как вздорная девушка из времён моей юности. Стоит быть драконом и воздерживаться от еды целыми неделями, и для чего? Что бы потом глотать эту мерзкую слизь, пополам с белыми червями.
Лёрик улыбнулся.
– Мапаки, это не слизь и ни черви, а отличный, мясной бульон с лапшой.
– Называй, как знаешь, - пробурчал Мапаки и всосал из чаши весь суп, приправленный острым соусом. Затем, он выдохнул из пасти облоко дыма и такого угара, что все припали головами к траве, ниже спёртого смога. – Извините, - смущённо проговорил дракон и покосился в сторону принцессы.
Лёрик и Агни переглянулись и засмеялись с беззаботностью юности.
– Братец, у тебя просто дар сделать любую трапезу в своей компании исключительно приятной для остальных.
– Не будем больше об этом, - проговорил сконфуженный Мапаки. – Где мне было набираться хороших манер, уж не в своей ли пещере, в полном одиночестве?
Зарокоа больше ничего не сказал брату. Он только покачал неодобрительно головой.

После краткого отдыха, подготовившись к необходимости продолжить свой путь и просушив все вещи, искатели мандрагоры ступили в прогретую воду болота. Драконы поплыли в том направлении, куда им указывал свиток Морана, который накануне открывал в очередной раз Лёрик. Воды болота были беспокойными и тёплыми, словно только что сваренное и ещё не остывшее пиво. Коряги и плавающие повсюду стволы деревьев были покрыты беловатым осадком, похожим на осевшую пивную пену. Болото булькало и большие пузыри газа прорывались сквозь его толщу. Ленивые водовороты возникали повсюду от стекавших с островков ручьёв.
Драконы держались середины потока, где вода была чище, а течение стремительнее. Лотосы открыли свои большие розетки нежных, утренних оттенков. Драконы плыли посреди их скопления невольно задевая и сминая заострённые лепестки. Лотосы так густо местами покрывали поверхность воды, что между ними не было просветов. По плотным, толстым листьям лотосов прыгали маленькие светло-серые обезьянки, величиной с домашнюю кошку, и засовывали свои мордочки вглубь цветка, слизывая сладкий нектар с пестика. Эти покрытые шерстью, проворные пчёлы ничего не замечали вокруг, и можно было видеть одновременно несколько их хвостатых задов, торчащих из разных цветков. Лёрик и Агни развлекались в пути, разглядывая обезьянок, и делали попытки подёргать их за длинные хвосты, если обезьянки вовремя не замечали приближения драконов.
Ещё одно событие привлекло путников и ошеломило их. Если в мире Терратролы даже одного эльфида встретить, считалось большой удачей, то здесь с наступлением солнечных дней, они увидели целые стайки этих нежных и прекрасных существ которые появились неизвестно откуда. Они вились над путниками, протягивая к ним полупрозрачные руки и пели все одновремено, но каждый свою собственную песню. Получалась невыносимая тарабарщина, как в подвыпившем сельском хоре на празднике урожая. Лёрик и Агни вооружились ветвями пальмы, чтобы отгонять от себя надоедливых эльфидов.
– Совершенно очевидно, - заметил Зарокоа, что где-то, именно здесь, в джуманджи, находится их родина. Отсюда они разлетаются по всему миру тролей. Если учесть, что они живут всего только один день, то их странствия можно считать подвигом. Будь у них хоть какие-то мозги, их можно было бы зачислить в касту героев. Но, героизм - это всё-таки осознанное действие. Эльфидами же движет лишь инстинкт, который никто не может, объяснить.
– Но мы то барахтаемся в болоте осознанно, ведь так брат? Можно считать твои разглогольствования, за попытку возвысить наши персоны.
– Я этого не говорил и не думал, Мапаки.
– А мне, признаться, приятно думать, что старый ворчун Мапаки ещё может пригодиться кому-то.
Драконы выползли на берег, волоча за собой пучки водорослей и плавунцов, насевших на чешую и шипы их панциря. От них невыносимо пахло тиной и прелой водной растительностью. Они долго встряхивались, словно мокрые собаки и тёрлись боками о стволы пальм.
– Дальше наш путь лежит по твёрдой почве, мы углубляемся в джуманджи, - сказал Зарокоа.
– Ещё немного и я оброс бы весь ракушками, как старая рыбацкая шхуна, - заметил Мапаки.
Лёрик вгляделся в заросли джуманджи и указал в просвет между группами деревьев.
– Я вижу просвет, наверное это слоновья тропа. Она достаточно широка, чтобы мы могли по ней идти.
Драконы двинулись по слоновьей тропе среди огромного количества поваленных деревьев. Впереди шёл Мапаки, который был слишком нетерпелив, чтобы идти позади своего брата. Зарокоа с Агни на спине двигались, след в след, за ним и Лёриком. Юноша внимательно рассматривал поваленные деревья и обдумывал то, что видел. В отличии от Зарокоа и Мапаки он не был так уверен, что деревья повалили слоны. Кое где на них ясно были видны зарубки и следы примитивного топора. Лёрик поделился своими сомнениями с учителем, но тот успокоил его.
– Это не зарубки от топора, это следы бивней и слоновьих резцов. – Учитель, но тут видны следы волока. Зачем слонам таскать поваленные деревья за собой.
– Слоны делают это иногда просто для забавы, а иногда чтобы повалить другое дерево. Которое им не поддаётся. Слоны очень умны и их поведение бывает сложным и труднообъяснимым. Мне известны случаи, когда слоны переносили черепа своих умерших сородичей на значительные расстояния.
Чем дальше углублялись в джуманджи искатели мандрогоры, тем тревожнее чувствовал себя Лёрик. Он указал Зарокоа на огромную кучу обрубленных ветвей и изрубленных стволов, которую сложили чьи-то неловкие, но сильные руки. В лесу явно скрывались какие-то таинственные существа, которые не хотели показываться случайным путещшественникам.
– Здесь есть дикари! – заявил Мапаки, когда Лёрик решился узнать его мнение. – Нам нечего их опасаться. Если они вздумают помешать нам на нашем пути, то я просто попугаю их для смеха. Представляю, как они станут улепётывать от нас, и истошно вопить при этом. По-правде говоря, я соскучился в этом дурном, запущенном парке, и не прочь слегка поразвлечься. Помнишь, брат, как мы пугали крестьян-лесных тролей в Терратроле? Вот простое, невинное, но приятное развлечение.
– Здесь совсем некого пугать Мапаки, просто буря сломала две-три ветки, а потоки воды сложили их в кучи. Мы почти ничего не знаем о джуманджи, но все путешественники сходятся в одном - здесь нет разумных существ. Если здесь существовали бы разумные существа, будь то троли или люди то, конечно, они стали бы добывать мандрогору и продавать её корни по всему свету. Нам не пришлось бы так страдать и преодолевать тяжёлый путь к этому дереву. И уж, конечно, сами они, благодаря мандрогоре, стали бы подобны богам.
– Так и вижу богов, торгующих мандрогорой, - проворчал Мапаки. – Заракоа, выбери что-то одно, а то иногда, ты обманываешь сам себя. – Я думаю, Лёрик что здесь мы увидим что-то совсем простое, без всяких заумствований нашего Зарокоа.
Драконы увлеклись спором и не заметили, как выбрались на поляну. От поляны исходило зловоние, на ней возвышалась туша погибшего слона. Слон умер от старости и лежал на животе с подогнутыми передними ногами и вытянутыми задними. Казалось, что он пытался перед смертью ползти за своим стадом. Но, силы покинули его, и он наклонился к земле в последний раз в своей жизни. Огромные бивни белели на чёрной земле джуманджи, а толстый хобот загнулся внутрь. Хобот был не виден под массивной головой и тушей слона.
Вокруг павшего слона толпились какие-то существа, которых драконы и люди разглядели не сразу. Зато эти существа сразу заметили постороннее вторжение. Они зарычали и подняли своё оружие в сильных мускулистых руках цвета красного золота. Тела этих существ были сильны и красиво сложены в пропорциональную человеческую фигуру, но на этой фигуре, венчая её, была насажена голова льва. Песочного цвета грива покрывала всю голову и плечи таинственных, невиданных существ, она спускалась по хребту до самого кобчика, и заканчивалась кисточкой на львином хвосте. В человеческих руках, достойных резца скульптора, эти невероятные существа держали каменные топоры из хризолита – зеленоватого, полупрозрачного камня. Эти остро заточенные топоры способны были раскроить череп дракона, раз ими возможно было рубить целые деревья в джуманджи.
Эти существа выглядели свирепыми, и их рычание было подобно львиному, они решили, что новые гости, пожаловавшие к их находке, хотят, отнять её у них. Зверолюди оскалили белые, острые клыки, их пасти собрались крупными складками, как у пустынных львов. Грива вздыбилась и поднялась над красновато-золотистой кожей, блестящей от пота.
Положение было мало приятным и конфликт казался неизбежным. Мапаки вздрогнул от возбуждения, и зарычал в ответ подобно грому, а затем выдохнул длинный шлейф огня. Он сделал это осторожно в сторону, чтобы не повредить полулюдям-полульвам. Он просто хотел предупредить их, что лучше не нарываться на неприятности и путники не так беззащитны, как зверолюди думают.
Зверолюди не обратились в бегство, как расчитывал Мапаки, они повалились перед драконами ниц, жалобно причитая и что-то бормоча. Они словно просили о пощаде.
Путники переглядывались не зная, как им поступить. Забавнее всего было то, что им было нужно, всего-то, только пройти поляну, не вступая в конфликты и сложные взаимоотношения с аборигенами джуманджи, но такой возможности не представлялось. Лежащие густо полулюди-полульвы были непреодолимой преградой. Они усеяли всю небольшую поляну и отрезали драконам путь вперёд.
Путников выручил внезапно появившийся человек и прогнал странных существ всего несколькими тихими словами, которые путники едва сумели расслышать. Этот человек вышел из чащи леса и осветил поляну. Сначала Лёрику показалось, что он нёс в руке фонарь, освещающий его, но как только человек приблизился к нему, он понял, что светится не источник света, который несёт этот человек, а сам человек. Собственно он и есть сам сгусток света. А вместо волос у него на голове было ровное пламя, как на свече.
– Жыши! – воскликнул Лёрик. – Учитель мы слышали про существование человека-огня, но не думали что встретим его. Помнишь, хранительница правды Ахр рассказывала нам об этих людях и они так могущественны, что сумели преподать урок принцу Хорр!
– Да, Лёрик, я помню об этом, драконы ничего не забывают. Уважаемый жыши, простите моего ученика, он по-юношески горяч и иногда забывает про учтивость. Уж, конечно неучтиво говорить о третьем лице в его присутствии, да ещё раньше чем представишься. Мы скромные путешественники, исследователи джуманджи. Мы не хотели потревожить покой людей огня и людей-львов. Эти существа проявили агрессивность к нам, решив, что мы покушаемся на их добычу, между тем мы лишь следовали по тропе и случайно столкнулись с ними.
– Сехта совсем не люди, - тихо-тихо пришуршал жыши. – Это слуги жыши, они рубят для нас деревья, нашу пищу. За это мы даём им огонь в очагах, чтобы они не мёрзли по ночам.
– Они свирепы и больше похожи на зверей, - высказал Мапаки своё мнение.
– Сехта не свирепы, они очень покорны. Они питаются в основном фруктами и насекомыми. Очень редко им удаётся найти падаль и тут они не могут, удержаться. Они пожирают её очень жадно и в эти мгновения проявляют свирепость. Вам не повезло, вы встретились с ними не в самый удачный момент.
– Мы благодарны тебе жыши, за то что ты вмешался в невольно возникший между нами конфликт, - поблагодарил Зарокоа человека-огня.
Тот долго молчал, словно время не имело для него ровно никакого значения, а потом тихо протрещал.
– Вы обошлись бы и без моего вмешательства. Сехта поняли, что вы родственники нам, а все жыши для них господа и высшие существа. Они не причинили бы вам вреда. Это невозможно.
– Будь я отвергнут собственной утробой, если что-то сейчас понял, - пробормотал Мапаки. – Когда это мы стали родственниками?
Человек-огонь чуть вспыхнул от волнения и объяснил Мапаки.
– Вы выбрасываете языки пламени, внутри у вас есть огонь. И хотя он заключён в другую оболочку, чем жыши, всё же это не важно. Этот огонь, заключённый в разумную оболочку, тоже естество, что и у жиши. Сехта сразу узнали в вас моих братьев.
– Вот в каком смысле, - понял наконец-то Мапаки. – А ведь пожалуй он прав…
– Жыши приглашают вас в гости в свой город. Вам нужен отдых. Джуманджи пропитались водой, как губка. Вода смертельна для всех жыши. Прошу вас следовать за мной.
Драконы последовали за странным существом жыши. Действительно, путникам требовался отдых в сухом, уютном месте. Конечно, никто из них не признался бы в том, что любопытство играло здесь не последнюю роль. Всем хотелось узнать немного больше о жыши и сехта, их слугах. Симбиоз таких удивительных существ в одном обществе казался невероятным и странным.

Путники последовали за жыши. Он шёл неторопливо и робко, стараясь миновать лужи и просто сырые, влажные места, которыми изобиловал лес. Капли воды, срывающиеся с крон деревьев, повергали его в состояние сродни судорогам. Жиши начинал дёргаться и шипеть, мерцание его становилось прерывистым, он то ярко вспыхивал, то темнел багровым светом, как закат в ветренную погоду.
Среди сплетения джуманджи прорезался каменный язык невысокого плато. Солнце нагрело светло-серый, почти белый камень из которого состояло плато. Каменный язык плато был пористый от множества угрублений, провалов и небольших нещер, источивших его, как жуки точат старую древесину.
Жыши вспыхнул при виде этого каменистого плато от радости. Он радовался, что благополучно вернулся домой. Если для человека такое путешествие было всего лишь небольшой, ничего не значащей прогулкой, которую он совершает не задумываясь, для таких слабых и уязвимых существ, как жыши, такое путешествие было равнозначно целой одиссеи древних. Жыши почти никогда не покидали свои сухие, каменные жилища. Пищу их – древесину, им приносили сехта, их слуги, от который они полностью зависели.
Жыши, легко подпрыгивая, поднялся выше по склону плато и драконам пришлось ползти вслед за ним, опираясь на множество примитивных каменных ступеней, которые пробивали повсюду люди-львы. Здесь было тесно для драконов и Мапаки ворчал, как горный поток, стеснённый узкой расщелиной.
– Если уж уважаешь кого-то, да ещё зовёшь в гости, то нужно хотя бы позаботиться об удобном входе в свой дом. Тесновато, тесновато. Приходится извиваться, как ящерица.
Зарокоа постарался угомонить ворчуна.
– Вот так ты благодаришь хозяев за гостеприимство, Мапаки? Кто же знал, что ты появишься в джуманджи и решишь посетить жилища жыши? Уж кто-кто, а мы с Лёриком помним, как ты встретил нас несколько лет назад, когда мы были вынуждены пройти через твоё жилище. Ты чуть не сожрал нас.
– Вот какой злопамятный, - проворчал Мапаки, и Лёрику показалось, что дракон улыбается. – Это была всего лишь шутка.
– Глупая шутка, - заметил Заракоа.
Жыши остановился у входа в просторную и с высоким сводом пещеру. Он замер молчаливо и отстранённо. Лёрик понял его бездействие и молчаливое поведение, он сказал Зарокоа.
– Мы пришли и жыши приглашает нас войти в жилище, предназначенное для нас.
– Очень хорошо, словно, снова оказался дома в своей пещере, - пробормотал Мапаки, заползая в нишу.
Зарокоа, Лёрик и Агни последовали за ним. Искатели мандрогоры так утомились, что повалились на ровном, сухом полу пещеры.
– Совершенно ничего ни хочу, - просипел Мапаки. – Ни есть, ни пить, ни разговаривать, ни думать. Если бы это мне позволили, то и весь остаток своей одинокой жизни я провёл бы лёжа на животе в этой пещере. Я усну брат, если ты не против? Здесь нам ничто не может угрожать. Лёрик и принцесса здесь в безопасности.
– Отдыхай брат, хотя ты всё равно по настоящему не уснёшь. Драконы не спят, а только дремлют, чутко вслушиваясь в окружающий мир. А вот тебе Лёрик нужно устроить принцессу Васпакскую и отдохнуть самому.
Агни отказалась от ужина и Лёрик тоже не стал тратить время на еду. Почти мгновенно все путешественники уснули. Лёрик едва успел создать с помощью волшебства несколько мягких тюфяков и подушек для себя и Агни. Драконам эти излишества были не нужны, они вытянулись на животах, головами вглубь пещеру. Развернуться в тесной для них расшелине они не могли. Их длинные хвосты с костяными гребнями свешивались вниз из каменной ниши и время от времени подрагивали.
Агни проснулась первая, от странного, тягостного чувства, почувствовав на себе пристальный взгляд. Усталые путешественники проспали целые сутки и один вечер уже сменил другой. С высоты выступа, где находилась пещера открывалась панорама заходящего солнца. Кусок неба, который можно было видеть из ниши пещеры, был ровного цвета, словно его выложили пластинками сусального золота. На фоне золотого светящегося пятна Агни увидела сильную, немного угловатую фигуру, которая показалась ей вырезанной из тёмно-красного гранита. Фигура была неподвижна и вгляд её был устремлён на только что проснувшуюся девушку. Агни испуганно вскрикнула.
Братья-драконы очнулись и угрожающе зарычали неведомой опасности в ответ на её возглас. Лёрик тоже проснулся и растерянно озирался вокруг, не вполне ещё придя в себя ото сна. Фигура исчезла, тихо и стремительно, также, как и появилась. Даже чуткие драконы пропустили её вторжение и исчезновение. Лёрик бросился проверить вход снаружи, надеясь ещё увидеть того, кто вторгся непрошенным гостем, но и там никого не оказалось. Зато, он обнаружил на полу блюдо, сплетённое из пальмовых листьев, полное спелых фруктов.
– Нам принесли дар, но благодарить некого. Не знаю кто это был, скорее всего один из сехта, посланный жыши. Он испугал Агни, но может быть мы напугали его ещё больше. Он скрылся.
– Он силён, как лев и проворен, как обезьяна, - этот сехта, - заметил Зарокоа. – Посмотри Лёрик, это блюдо сделали искусные руки. Вполне возможно, что сехта совсем не так дики и примитивны, как о них говорил жыши. Многое из жизни жыши и сехта мне бы хотелось разузнать, дорогой мой мальчик, но мне здесь слишком неудобно и тесно. Все пути в каменном городе непроходимы для меня. Попробуй многое узнать и увидеть, но будь осторожен. Правда, жыши на вид миролюбивы. Ты сможешь попросить у них помощи, чтобы посетить жилища сехта-мужчин и сехта-женщин. Я ещё не встретил ни одной из них, а ведь они должны существовать. Агни лучше остаться с нами, здесь она в безопасности. Ей лучше немного поскучать со стариками, чем подвергнуться опасности, пусть даже мнимой.
– Конечно, так лучше для Агни. Ей не придётся скучать, учитель. Вы можете рассказывать ей уроки из истории Терратролы, чтобы она знала прошлое своей страны, где скоро станет королевой, а вечерами я буду развлекать её играми и своими наблюдениями, которые соберу за день.
Лёрик и Агни поужинали спелыми фруктами. Эти фрукты были необыкновенно сочны и вкусны, словно впитали из земли джуманджи вещества, которые были только здесь. Но, один белесый с шершавой кожицей фрукт им не понравился, он имел отвратительный запах и вкус несвежего мяса. Мякоть его под кожицей была волокнистой, тёмно-красного цвета. Лёрик избавился от этого урода, выкинув его вон из пещеры.
Рано утром Лёрик встал и вышел из пещеры. Он не мог спать столько, сколько спят драконы, и ему хотелось пить. Брезжил рассвет и джуманджи ещё только просыпались. Лёрик спустился с белого плато к его подножию и прислушался. Источник воды должен был выдать себя обилием кишащей около него жизни. Все обитатели джуманджи сходились на рассвете и закате к водоёмам, чтобы напиться. Скоро юноша услышал печальные крики ярко-жёлтых птиц, которые строили гнёзда на деревьях у самой воды. Их птенцы выростали в гнёздах и прыгали с ветвей в воду, начиная плавать раньше, чем летать. Лёрик прошёл на крики жёлтых чаек между высокими толстыми деревьями по чёрной, жирной земле джуманджи, полностью лишённой здесь подлеска и травы.
Лёрик наткнулся на одного из сехта, который был занят каким-то делом и не сразу заметил его. Лёрика удивила поза благородной задумчивости и покоя, близкого к созерцанию у этого существа. Он не поворачивая львиной головы почувствовал присутствие чужака, Лёрик позабыл, что у сехта очень развито обоняние. Сехта поднялся и поклонился ему с достоинством и одновременно с осторожностью. Он замер, ожидая действий человека.
Лёрик тоже медленно поклонился сехта и улыбнулся ему. Сехта несомненно был молод, как и Лёрик. Это был юноша, которому скучно и он ищет себе приятное и несложное занятие. Лёрик приложил руку ладонью к груди и сказал.
– Лёрик! Лёрик!
Сехта сразу понял его и протянул несколько горловых звуков. У него получилось нечто вроде.
– Уайхран.
Лёрик несколько раз попробовал повторить странные звуки. У него получалось какое-то завывание, но сехта с врождёной деликатностью ни разу, не засмеялся над ним. Он жестом пригласил Лёрика сесть рядом. Лёрик с интерессом стал смотреть на занятие Уайхрана. Юный сехта плёл из пальмовых волокон и ветвей котомку для сбора плодов на высоких деревьях. Он иногда показывал пальцем руки на высокое дерево, целиком красное от обилия созревших на нём плодов. Лёрик, который любил работать руками, взял одну из пальмовых ветвей, и жестом показал, что тоже хотел бы научиться искусству юного сехта.
Уайхран понял его и охотно стал показывать, как нужно плести корзину. Он подбирал ветви пальмы по толщине. Потолще ложил в середину, потоньше с краёв полосы, таким образом узор на корзине получался объёмным и более красивым. Местами сехта оставлял пальмовые волокна свободными и они свисали прядями с готового куска корзинки. Лёрик указал на одну из таких прядей и показал, что её нужно оторвать, или отрезать ножом. Уайхран замахал в ответ руками и вытянул вверх гривастую голову. Он издал звуки похожие на старческий кашель, словно поперхнулся. Лёрик не сразу понял, что это смех сехта. Это открытие тоже рассмешило Лёрика и он со смехом ударил себя по ноге, выше колена.
Сехта перестал кашлять и взял одну из полос пальмового волокна, торчащего из почти готовой корзинки. Быстро и ловко, так что Лёрик едва успевал следить за его движениями, сехта сделал из полосы кисточку, а потом тоже самое проделал с остальными прядями волокна. Из двух самых толстых и густых прядей Уайхран сплёл верёвки и образовал из них ручки. Они нужны ему были для того, чтобы корзину можно было прикрепить на спине. Так она не мешала сборщику плодов залезать на высокие деревья и высвобождала руки.
Уайхран уже хотел подняться на дерево с корзинкой за спиной, но Лёрик остановил его и показал на свою спину, где не было пальмовой лёгкой и красивой корзинки, а потом показал на множество плодов вверху. Он хотел сказал сехта, что хочет помочь ему и тоже готов, подняться к верхним ветвям. Вдвоём они смогут набрать очень много плодов и смогут помогать друг другу. Юный сехта понял его и несколько раз подпрыгнул от возбуждения, ему понравилось предложение нового товарища.
Юноши сплели вторую корзинку для Лёрика и быстро взобрались на дерево. Они отрывали кисти плодов, которые были похожи на сливы, только более вытянутой формы и кроваво-красного цвета, как у созревших гранатов.
Корзинки были почти полные, когда Лёрик заметил толстую, ядовитую змею, висевшую, как лиана, на той самой ветке, где в двух шагах от неё стоял Уайхран. Юноша-сехта увлёкся обрыванием богатой плодовой добычи и не замечал змею. Ещё мгновение и он переступил бы к самой змее вдоль по ветви, что бы дотянуться до следующей ярко-алой грозди. Он не глядел себе под ноги, а смотрел вверх. Нельзя было терять ни мгновения и Лёрик не нашёл ничего лучшего, как тихонько дёрнуть сехта за хвост, чтобы привлечь к себе его внимание. Уайхран зарычал и посмотрел ниже, туда, где находился Лёрик. Он сразу заметил толстую, ядовитую змею и прыгнул на следующую ветвь большим, стремительным прыжком, на какой способны только кошки. Бросок взбешённой змеи был запоздалым и напрасным.
Лёрик хотел сбросить змею с дерева каким-нибудь заклинанием, но сехта и тут удивил его. Уайхран метнул острый, каменный нож из полупрозрачного халцедона и одним броском пробил голову змеи, пригвоздив её к ветви дерева. Он спустился к своей добыче и невозмутимо обвязал себе шею длинной, мёртвой змеёй, сделав себе такое необычное для Лёрика ожерелье. Уайхран снова принялся наполнять свою корзину, словно ничего особенного не произошло.
Корзины стали полными с верхом и юноши спустились с дерева, помогая друг другу. Спускаться с полными корзинами было трудно, корзины задевали за плотно сплетённые ветви и давили на плечи. Есть юношам не хотелось, ведь наполняя корзины, они не забывали набивать попутно и свои рты. Они просто посидели немного на корточках, отдыхая, а затем Уайхран кивнул Лёрику и пригласил его пойти за собой.
Они вернулись к пещерам и поднялись на плато, но не высоко. Здесь Лёрик ешё не бывал и с интерессом оглядывался вокруг. Пещера ничем не отличалась от той, где поместились Зарокоа, Мапаки и Агни, только своды её были пониже и множество мусора устилало пол. Здесь было сырее и холоднее, чем в верхних пещерах. Глаза Лёрика были не так приспособлены к полумраку, как львиные глаза его друга, он не сразу разглядел маленькие скорчившиеся фигурки, прятавшиеся в углах пещеры. Они со страхом и одновременно с любопытством всматривались в человека. Лёрик догадался, что маленькие сехта, никогда прежде не видели человека и побаиваются его.
Уайхран снова закинул голову, как он уже делал это у ручья, и засмеялся. Он что-то сказал маленьким сехта и они выбрались к нему из углов на середину пещеры. Лёрик заметил, что они были грязны, очень худы, все в ссадинах и синяках.
Уайхран снял со своей корзины широкие листья, закрывающие плоды, и дети закричали от радости. Они беспорядочной аравой бросились к пище, протягивали тонкие, поцарапанные ручки и толкались, как дикие зверушки. Более старшие и сильные отталкивали и оттирали младших. В обществе сехта дети росли, как дикие побеги, выживали только сильнейшие. Лёрик пригляделся к детям и заметил, что все они были мальчики, ни маленьких девочек не было среди них, ни заботливых женщин-сехта, которые присматривали бы за детьми. Корзина мгновенно опустела наполовину, но дети просили ещё, особенно самые младшие.
Уайхран остался непреклонен, снова закрыл оставшуюся пищу листьями и позвал Лёрика за собой, показывая вглубь пещеры рукой. Он изобразил двумя пальцами указательным и средним две идущие ноги. Лёрик кивнул Уайхрану, показывая, что понял его, но вместо того, чтобы следовать за своим другом, поставил свою корзину на пол.
– Отдай малышам. Они голодны, - сказал Лёрик другу на языке тролей.
Он не расчитывал, что Уайхран поймёт язык тролей, но жесты его он конечно понял. Уайхран нахмурился и торопливо оглянулся на вход пещеры, словно опасался кого-то, кто мог услышать их разговор. В нём боролись - желание принять дар Лёрика и ещё что-то, похожее на страх. Юный сехта зарычал и принялся издавать горловые звуки, так он пытался что-то сказать на языке сехта. Раз уж оказалось, что сехта имели свой язык, и молчаливый Уайхран, наконец-то, им воспользовался, Лёрик решил произнести заклинание, чтобы они с Уайхраном смогли, понимать друг-друга. Он торопливо произнёс.

Слова летите прямо в сердце,
Преград досадных руште строй,
И пусть мы с другом иноземцы,
По духу братья меж собой.

– Ты меня понимаешь? – удивлённо спросил Уайхран друга.
– Ничего особенного, не смущайся, просто маленькое волшебство. Я упустил многое из твоей речи, лучше начни с самого начала, я не успел ещё ничего понять. Почему ты не хочешь накормить этих малышей, им мало досталось пищи? Они так худы, что могут умереть от голода.
– Лайри, мой друг, я отдал бы им всё, но что скажут жыши, если вы, их гости, не получите свой обед. Отнеси плоды своим друзьям. Я не хочу прогневать жыши, они наши господа и накажут меня. Я лучше ещё раз залезу на дерево и снова наберу плодов апа. Так будет лучше.
– Моим друзьям не нужны эти плоды, добытые с таким трудом. Тебя чуть не укусила змея и ты мог сорваться с высокого дерева, когда спускался с полной корзиной. У моих друзей есть всё, что они только могут пожелать себе на обед.
Юный сехта выглядел растерянным.
– Это тоже колдовство? – Спросил он.
– Только маленькое волшебство. Мой учитель мудрый Зарокоа не всегда был драконом, он стал им недавно. Прежде он был старцем, то есть человеком, как я, только очень старым.
– Лайри, только очень старый? – удивился Уайхран.
– Матушка Зарокоа была самка дракона, она оставила ему волшебный платок-скатерть. Этот платок подаёт любые блюда и напитки, какие только пожелаешь, и даже убирать объедки и мыть посуду потом не нужно, всё исчезает, стоит только встряхнуть скатерть вверх.
Уайхран выслушал рассказ Лёрика, или Лайри, как он его называл, и задумался. Потом спросил.
– Что значит старый?
Лёрика изумил такой странный и неожиданный вопрос. Он развёл руками.
– Старый? Много проживший на земле. Весь седой и много повидавший. Почему ты спрашиваешь об этом, разве ты не видел никогда стариков?
– У нас долго не живут, - тихо сказал Уайхран, и добавил почти щёпотом, – жыши приказывают умирать, тем, кто долго живёт. Самый старый сехта мой отец, он вождь среди мужчин нашего народа, а самая старая сейчас моя мать, она старшая мать. Это тоже самое что вождь, только для женщин нашего народа. Я постоянно боюсь, что жыши прикажут им умереть.
– Как можно приказать умереть твоим родителям? Зачем вы слушаетесь жыши? – возмутился Лёрик.
– Они наши господа, дают огонь в наших очагах. Раньше мы замерзали от холода и болели от сырости, особенно, когда приходили дожди. Мы должны быть благодарны им и служить им. Жыши очень мстительны, они сожгут тех сехта, кто непокорен им. Им нужны только сильные мужчины-сехта, чтобы валить лес и заготавливать дрова для них и ещё они терпят молодых женщин-сехта, способных родить маленьких сехта. Остальных они раньше убивали, а теперь даже этого не хотят делать. Они просто приказывают избранным в жертву умереть, и те сами убивают себя.
– Какой ужас! – воскликнул Лёрик.
– Мы так живём с незапамятных времён. А разве у вас не также?
– Нет, конечно, нет! У нас насильно заставляют умирать только преступников, тех кто сам жесток.
– Может когда-то и у нас было по другому, пока к нам не спустились жыши. Они не такие, как все прочие обитатели джуманджи и земли. Они не дети мандрагоры.
– Как разве сехта дети мандрагоры? Как это может быть, ведь мандрогора это какое-то таинственное дерево в глубине джуманджи.
– У нас нет стариков, кто мог бы передавать мудрость более молодым, но все сехта знают, что мандрагора мать всего сущего, мать всех существ на земле.
– А как же люди, троли, драконы, тигры? Мы все, живые существа, такие разные?
– Мы все братья по матери нашей мандрагоре, кроме жыши. Жыши упали к нам оттуда, где нет верха и нет низа.
– Если нет верха и низа, тогда не упадёшь, - сказал Лёрик.
Юный сехта растянул губы львиной пасти в печальной улыбке, и показал пальцем на кусок неба, видимый в арку входа.
– Там, нет ни верха, ни низа. Оставь свою корзину с апа маленьким сехта, раз она тебе не нужна, и пойдём дальше. Я хочу навестить свою мать и сестру. В моей корзине ещё остались плоды апа, чтобы угостить их.
Лёрик заколебался, он подумал, что уже вечереет и старики будут волноваться за него и Агни, конечно, тоже, но любопытство пересилило. Лёрик чувствовал, что приглашая его в гости к своим родным, Уайхран оказывает ему доверие и демонстрирует укрепляющуюся с каждой минутой дружбу, так внезапно возникшую. Он пошёл за Уайхраном, точнее за его корзиной, которая почти полностью скрывала друга со спины.
Пещера перешла в лабиринт проходов и бесконечных арок. Здесь было темно, как в могиле и холодно. Только имея такие глаза, как у кошки, можно было найти здесь дорогу и не расшибить голову о камень. Лёрик боялся отстать от Уайхрана, и потеряться в темноте. Он вытянул руку и коснулся ладонью плеча сехта. Плечо была гладкое и горячее, намного теплее, чем у человека, а по плечам юного сехта ещё не вырос волос, какой спускался от гривы взрослых мужчин-сехта. Уайхран хорошо знал дорогу, видимо он ходил к матери довольно часто, и вскоре они вышли в маленькую и очень красивую долину, окружённую со всех сторон поднимающимся белым плато. Долина была защищена естественной преградой от хищников и ураганов, почва её была плодородна. Здесь жили женщины-сехта с древнейших времён.
Уайхрана как-будто ждали. К нему быстро подошли две девушки.
– Уайхран, мой брат, я рада тебя увидеть живым и здоровым. Твоя мать хочет увидеть тебя и поговорить с тобой наедине, - сказала одна из девушек. – Пойди к ней быстрее!
– Какой странный сехта? – удивилась другая девушка, разглядывая Лёрика. – Он так уродлив! Где ты взял такого друга?
– Перестань, говорить глупости, Ру-ру. Он гость моей сестры, твоей подруги, ты должна его уважать. Ты отлично видишь, что он не сехта, он иноземец.
– Иноземец? – удивилась искренне Ру-ру. – Ты пришёл из далека? Значит там, откуда ты родом все такие?
– Да, – выдавил из себя Лёрик.
Он так смутился, что покраснел, и не знал куда девать свои глаза. Юные сехта-девушки были наряжены только в короткие, полосатые юбки из ярко-окрашенных растительных волокон, высоко открывающие голые, загорелые ноги. Их груди были полностью открыты, если не считать многочисленных нитей бус из косточек расстений и разноцветных пёрышек птиц. Лёрик впервые видел грудь юной девушки и первое, что он подумал сейчас относилось к Агни. Он подумал, что Агни под одеждой сложена также, как эта беспечная Ру-ру, и ещё больше смутился от этих мыслей.
– Мне нужно поговорить с матерью, - сказал Уайхран. – Моя сестра Фьюр и её подруга Ру-ру не дадут тебе скучать.
Уайхран торопливо ушёл, а Ру-ру схватила Лёрика за кисть руки и потащила за собой. Лёрик оглядывался пытливо и смущённо одновременно. Здесь тоже было множество пещер, но женщины сехта не любили проводить в них много времени. Пещеры служили им укрытием только в период сильных дождей. Всё остальное время они проводили в лёгких жилищах – под открытыми, просторными навесами или в плетёных, как корзины, круглых хижинах.
Девушки усадили Лёрика около себя, под одним из навесов. Они все смеялись, кроме Фьюр, которая была очень серьёзна, и перешёптывались между собой, поглядывая на юношу. Девушки, в широкой шкуре к которой прикреплялись две палки с двух противоположных сторон, промывали зерно. Источник воды струился прямо из каменной расщелины в отвесной стене плато. В расщелину была вставлена трубка из ствола какого-то расстения, полая внутри. Одни из девушек промывали зерно, другие перебирали его, выбирая сор и мышиный помёт, третьи растирали зерно на ручных мельницах. Для растирания зерна требовалась физическая сила и Лёрик предложил девушкам свою помощь. Он начал с усилием вращать ручку небольшой каменной мельнички, а Ру-ру подсыпала ему свежее зерно в отверстие сверху.
– Ты делаешь женскую работу, наши мужчины будут смеяться над тобой, если узнают это. Я не скажу им об этом, - великодушно заявили Ру-ру.
– Это тяжёлая работа, её должны делать мужчины, - ответил Лёрик. – Где вы берёте зерно? Вы собираете его в долине? – спросил он.
Девушки прыснули и захохотали над ним. Сестра Уайхрана Фьюр неодобрительно посмотрела на девушек и сказала Лёрику.
– Мы сажаем зерно в землю, а потом собираем урожай нового зерна. Мы не дикари, как хотят нас представить жыши. Ведь ты их гость?
– Я и мои друзья путешественники. Нас пригласили сюда на отдых жыши, но тебе незачем меня ненавидеть. Я не считаю вас дикарями и мои друзья тоже.
– Друзья жыши не могут быть моими друзьями, я не могу жить одним днём, как моя подруга Ру-ру. Я не такая глупая.
Фьюр замолчала и отвернулась от Лёрика. Прежде чем встать и уйти, она добавила.
– Жыши приходили прошлой ночью к нашей с Уайхраном матери. Они приказали ей умереть.
Девушка ушла и Лёрику стало нестерпимо стыдно перед ней, непонятно за что. Сестра Уайхрана была гордая, умная девушка, такая же, как и её брат, скорее всего и мать их была такой же. Теперь же их мать, должна будет умереть в угоду жестоким жыши. Лёрик окинул взглядом безмятежную долину, такую уютную и щедрую, но она перестала радовать его глаз, как раньше. Теперь долина напоминала ему западню, из которой выход был только один, тот, что укажут людям-сехта их повелители жыши.
Лёрик задумался и не заметил, как к нему неслышно подошёл Уайхран. Спина юноши сехта напряглась и весь он окаменел от внутренней боли.
– Пошли!
Сехта бросил это отрывисто и резко, но не потому что сердился на друга, а потому что негодовал сейчас на весь мир, в котором происходят такие несправедливые вещи.
Они прошли через каменную гряду и вышли к её подножию. Уже совсем стемнело и Лёрик засомневался, что сможет вернуться в свою пещеру. Он плохо ориентировался в каменных лестницах и в бесконечной путанице пещер и галерей, даже днём.
– Я провожу тебя, куда нужно, - предложил ему Уайхран.
– Спасибо друг. Я расскажу своему учителю всё про вашу жизнь и про жыши. Он очень мудрый и придумает, как вам стать свободными.
– Лайри, ты хороший сехта, - сказал Уайхран.
– А ты Уайхран хороший человек.
– У меня нет брата, а только сестра. Я хотел бы иметь такого брата. Пусть ты уйдёшь далеко, может быть мы больше не увидим друг друга, но я буду знать, что у меня есть брат.
– Я тоже хочу иметь брата, такого, как ты Уайхран.
– Тогда мы должны совершить обряд муати. Мы должны порезать себе ладонь, чтобы выступила кровь, а потом слизать кровь. Я твою, а ты мою. Так мы станем братья. У тебя есть нож?
– Вот мой нож, Уайхран.
– Какой странный и красивый нож у тебя. Что это за камень? Такой камень наверное есть только в вашей стране?
– Это не камень, Уайхран, это железо. Его выплавляют из руды, но для этого тоже нужен огонь, - осёкся Лёрик, и чтобы замять свою неловкость спросил. – А, где твой острый нож, Уайхран. Ты потерял его?
– Нет, я оставил его своей матери, чтобы она легко убила себя, без боли и мучений.
Юноши порезали по очереди свои ладони и слизали друг у друга несколько капель выступившей крови.
– Твоя кровь солёная, Уайхран, - сказал Лёрик.
– Такая же, как у тебя, брат Лайри. Вот твоё жилище, до свидания.
– Уайхран твоя змея всё ещё висит у тебя на шее, ты таскаешь её с собой весь день. Она тебе ещё нужна?
Юноша озабоченно кивнул.
– Я должен торопиться к отцу и накормить его. Мы запечём змею на костре. Отец работал целый день в лесу и он очень голоден, ему некогда было искать себе пищу.
– Тогда, иди быстрее. Ещё, Уайхран, возьми мой нож, я дарю его тебе, взамен прежнего. Чтобы твой новый нож оставался острым, его нужно время от времени точить об камень. Береги его от сырости, он может проржаветь от неё. Смазывай лезвие жиром.
Уайхран растворился в темноте, а Лёрик ещё стоял некоторое время и обдумывал свои мысли. Его поразило благородство Уайхрана, который заботился о матери, усталом отце и маленьких сехта, которыми здесь не интересовался ни кто и которые были предоставленны сами себе.


Глава 8, в которой сехта делают свой выбор, а Светозар получает награду по своему выбору.

В покоях Искры было пусто и безлюдно. Ни кто, не топил камины, не грел ей постель завёрнутыми в шкуры прокалившимися у огня камнями, не укладывал волосы и не чистил бархатные наряды. Теперь, многочисленные её наряды, пылились и покрывались паутиной в огромных свалках в её покоях. Все служанки сбежали, от приступов гнева королевы. Назвать Искру Милостивой теперь не поворачивался язык, даже у самых бессовестных подхалимов и лжецов. Чем хуже шли дела на войне, тем свирепее становился характер королевы. Собственно, армии горных тролей больше не существовало. Последняя битва Мессаля и Октомая завершилась полным разгромом фаворита Искры.
Октомай не посмел вернуться к своей королеве с такими плохими известиями и предпочёл просто умыть руки. Он сбежал с обозными шлюхами, некоторыми старыми соратниками и остатками казны в охотничью хижину в горах. Там, он предавался отчаянному, беспросветному пьянству, вместе со всей компанией. Напиваясь, он проклинал Искру, не церемонясь в выражениях, на потребу девицам, которые взрывались от хохота, слушая его ругань. Воспоминания о Мессале вызывали у Октомая приступы желчи и ненависти, смешанные между тем с уважением.
– Если бы этого мерзавца хорошенько поучить тактике войны, тогда, по правилам, он, пожалуй, смог бы быть полководцем. Голова у этого сукиного сына всё же варила.
– Он разбил тебя безо всяких правил! – Вызывающе смеялась над Октомаем смазливая тролка, жена одного из его легатов.
Октомай отбил её у мужа, одного из своих офицеров, и позволял этой плохо воспитанной и дурной потаскушке говорить себе всё, что ей заблагорассудится. Любого другого или другую тролку, он разорвал бы за такие слова.
– Глупая женщина, - ворчал на неё Октомай, - война это искусство. Где тебе это понять? Вот ты пекла отличные пироги, пока не ленилась, и знала, как нужно замесить тесто, какой срок выдержать, что бы это тесто стало пышным. Знала, что туда лучше положить и прочие ваши женские штучки. Так и военные операции. Всё нужно подготовить и ничего не упустить. Что бы ты поняла, я объясню тебе на понятном для твоего крохотного ума примере. Что бы было, если бы ты подготовила тесто, а какой-то придурок вломился бы в твою кухню и опрокинул в очаг всю опару?
– Ни один придурок не смог бы опрокинуть мою опару. Я не настолько глупа! Я ни когда, не пекла пироги сама, а просто покупала их у соседки. И чтобы мой муж-дурачок не ругал меня, говорила всем, что сама пеку эти вкусные, мягкие пироги. Так то! Мессаль поступал с тобой также.
Октомай проворчал после долгого раздумья.
– Мне надо было назначить тебя своим советником. Только другая лиса знает, где находится второй ход в лисьей норе.
Королева пыталась призвать Октомая во дворец и заставить его действовать. Она взывала к его чувству долга, которого у Октомая никогда не было, угрожала страшными карами, если он не начнёт вновь военные действия и наконец, пыталась влиять на его непомерное честолюбие и самолюбие. Октомай ничего не отвечал ей, и все посланцы Искры оставались при нём, увеличивая собой весёлую его свиту. Он не отпускал от себя гонцов Искры, и поил их крестьянским самогоном так, что они были не в состоянии вспомнить, как они оказались около Октомая и, каков их статус при нём.
Октомай выжидал, как повернутся события дальше. Вместе с пошатнувшейся властью Искры, пошатнулась и его преданность к ней. Героически погибнуть за кого-либо, или за идею он был не способен. Пока было на что гулять, что пить, и вокруг не было недостатка в смазливых женщинах, он прекрасно себя чувствовал повсюду. Конечно, нужно отдать должное Октомаю, он мог погибнуть без страха и сомнения на поле битвы, и бывал в такие моменты безрассудно храбр, но стоило ветренной удаче повернуться к нему спиной, он тут же искал себе другую подружку.
Всеми покинутая Искра слонялась одна в опустевшем дворце. Несколько слуг, которые ещё не сбежали от приближающейся сюда армии лесных тролей, робко следили за ней. Слуги прятались при приближении королевы и появлялись вновь, когда она проходила мимо. Искра этого не замечала, ей казалось, что во дворце никого нет, и она совершенно одинока в этих бесконечных, вызолоченных палатах. На ней была грязная, мятая ночная сорочка и поверх неё тёмно-серое, вышитое серебром платье, которое она кое-как сумела надеть сама. Шнуровка на платье была расположена сзади на спине, и лжекоролева не смогла её затянуть без помощи слуг. Чтобы скрыть неопрятность своего туалета, она накинула поверх платья парчовую, вышитую золотом шаль. Однако, богатая прежде шаль, впечатляла только издали. Вблизи легко было разглядел множество сальных и восковых пятен от свечей и следы случайных подпалин.
– Что мне делать? – гнусаво сетовала Искра. – Мне некуда бежать и некуда скрыться? О, если бы знал мой отец, король Рудознай, чем закончится его замысел? Уж, я оттрепала бы сейчас за бороду этого старого пьяницу, если бы он был жив. Он вовремя умер, захлебнувшись своей рвотой. Какая благородная смерть для властителя! Чтобы скрыть его непотребный, позорный, смертный час, мне пришлось объявить всем, что король был отравлен, и умер от яда, который ему подсыпали в вино сторонники Аконита и Коррунда. Пришлось, казнить около сотни первых попавшихся под горячую руку подданых, чтобы в эту чушь поверили.
Теперь, всё пропало. Моё колдовство бессильно против Мессаля, он может сделать со мной всё, что пожелает, и на этот раз он не помилует меня. Ещё больше я боюсь мерзкого старикашку Зарокоа, который является моим давним врагом. А этот щенок, его воспитанник, тот ещё опаснее, я уже пробовала его силу. Его руку направляет не просто ненависть ко мне, но сила ещё более властная - любовь к этой пустой, ничтожной девчонке. Принцесса Васпакская! Ха! Дочь нищей Бродяжки и полоумного Морана!
Что же мне делать? Я не смогу укрыться от моих врагов, у них есть свиток Морана. Старик легко найдёт меня по этому свитку, во чтобы я не обратилась, куда бы не спряталась.
Раздумья Искры были прерваны неожиданно. Она не заметила, как почти упёрлась в фигуру троля, стоявшего неподвижно на её пути. Искра мгновенно вспыхнула и стала пунцовой, она уже привыкла быть в полном одиночестве и такое внезапное вторжение постороннего лица вывело её из себя. От бешенства Искра не могла разглядеть лицо наглеца, перед её глазами всё прыгало и искажалось. Она только смогла, рассмотреть тёмно-синий плащ с пестревшими по нему серебрянными звёздами и кометами.
– Ты послан Мессалем, чтобы убить меня? – злобно и подозрительно заявила Искра.
Троль низко и подобострастно поклонился.
– Нет, моя королева. Меня послали звёзды. Я твой звездочёт, астролог и предсказатель, меня зовут Светозар. Мой отец служил твоему отцу и я служу тебе, моя королева Искра Милостивая.
Искру давно не называли Милостивой и это ей польстило. Она пригляделась к сухому, тонкому лицу Светозара и не нашла на нём привычной, льстивой маски царедворца. Она решила, что стоит поговорить с предсказателем, ведь теперь у неё нечего просить. Только важное дело могло привести к ней, почти лишённой власти, этого троля.
– Разве ты не знаешь, что я больше ничего не имею, ни власти, ни золота, ни слуг? Я не могу наказать твоих врагов, потому что не могу справиться со своими врагами.
– Мне ничего не нужно, - ответил ей очень вежливо Светозар.
– Тогда, что же ещё может быть нужно моему подданному от меня? – искренне удивилась Искра.
– Только желание быть полезным моей королеве привело меня сюда. Сейчас судьба не ласкова к вам, но не отчаивайся моя королева. Я долго изучал положение планет и чертил гороскопы моей госпожи, у которой я состою на службе уже десять лет.
– Что же ты выяснил?
– Ваше величество, вам нужно переждать чёрную полосу невезения, вызванную влиянием Марса и Юпитера. Твои небесные покровители связаны млечным путём и лишь через два, три месяца смогут снова вести тебя по жизненному пути. Победа твоя будет полной и внезапной. Меркурий уже спешит в созвездие Стрельца. Остриё его лука готово поразить льва и дракона, не нужно уточнять, кого мы подразумеваем под этими созвездиями.
– Конечно, плебея Мессаля и полукровку Зарокоа! – воскликнула Искра.
Искра так давно не слышала хороших новостей, что сразу поверила Светозару. Его слова лились в её душу, как целебный бальзам на болезненную рану.
– Пока же, я готов спрятать мою королеву у себя в обсерватории. Там никому не придёт в голову искать, ваше величество.
– Ты считаешь, что ты умён? Глупец! Даже, если я стану маковым зерном, и тогда Зарокоа найдёт меня с помощью своего отвратительного свитка. Зачем только я не уничтожила этот свиток раньше, когда имела такую возможность? Если бы я знала, где могу укрыться, разве я стала бы сейчас разговаривать с тобой, ничтожным?
Светозар покорно склонился и принял все упрёки Искры с невозмутимым спокойствием.
– Я заслужил ваш гнев, королева, поскольку не сумел, сразу выразиться точнее. Я могу укрыть вас от свитка Морана.
– Вот как? Тогда ты действительно мудрец.
– Это очень просто. Я изготовил зеркальную шкатулку, она отражает окружающую её обстановку - потолок, пол, всё вокруг, и потому, как бы не существует сама по себе. А раз она не существует, то как можно обнаружить то, что спрятано внутри этой шкатулки.
– Как, я не догадалась сама? Это очень просто, но ты действительно умён, Светозар. Можешь выбрать себе награду. Когда я верну себе власть в Терратроле, я одарю тебя по твоему выбору.
– Я уже выбрал себе награду. Ваше доверие, вот что мне нужно.
– Я доверяю тебе Светозар. Жди, скоро мне понадобится твоя зеркальная шкатулка. Сегодня вечером я приду одна под покровом темноты в башню. Я хочу увидеть твою шкатулку. Там я решу, какой облик мне принять, что бы тебе не пришлось открывать шкатулку, до той поры, пока не минует опасность для меня.

Всполохи света, как от большого факела заплясали по стенам пещеры. Огромные причудливые тени драконов пробудились одновременно с ними. Мапаки повернул большую, тяжёлую голову ко входу в пещеру, глаза его стали красными от огня, отражая его.
– Что вам нужно люди огня среди ночи в этом жилище? – прорычал он недовольно. – Я и мои друзья не привыкли, чтобы их тревожили среди ночи.
– Подожди Мапаки рычать, наверное что-то случилось? Пусть выскажутся жыши.
В проёме выхода безучастно и тихо стоял один из жыши. Он был спокоен и гнев Мапаки не потревожил его.
– Я пришёл, пригласить своих братьев, носителей огня, на праздник. Это очень важное для нас событие и все жыши собрались здесь, чтобы проводить вас, своих гостей, к месту праздника. Мы оказываем вам большую честь, ни кто до того из чужих не бывал на нашем празднике и не видел его. Но, жыши не считают вас чужими, следуйте за мной, - пригласил один из жыши драконов.
– Вот Мапаки, нам оказывают честь, приглашают на праздник, а ты принялся рычать. Ты очень подозрителен брат и не вежлив с хозяевами. Буди Лёрика поскорее, нам нужно поторопиться.
– Нет, ваши слуги должены остаться здесь. Им не место рядом с жыши, - тихо, но очень непреклонно протрещал жыши.
Зарокоа со свойственной ему любезностью поправил жыши.
– У нас нет слуг. С нами путешествуют мой ученик Лёрик и одна маленькая, но очень высокопоставленная особа - принцесса Васпакская. Мы любим и уважаем их, пожалуйста, отнеситесь и вы к ним также.
– Им не место на нашем священном ритуале. Они сехта, - упрямо повторил жыши.
– Если дело только в сохранении тайны, то тут нет препятствий. Мой ученик поклянётся, что сохранит ваши тайны. Его слову вы можете доверять так же, как моему. А это маленькое, бурое существо, в которое каждую ночь превращается бедная, заколдованная девочка, ничем не может вам повредить.
– Мы никуда не пойдём без них, - проворчал Мапаки.
Неприязнь Мапаки к жыши была очевидной, в отличии от своего брата, он не умел скрывать своих чувств. Лёрик рассказал поздно вечером всё, что успел узнать от Уайхрана и просил совета, как сехта могут, изменить свою жизнь. Осторожный Зарокоа обещал, подумать над этим, чтобы успокоить Лёрика, пока тот не наделал по своей горячности каких-нибудь глупостей. На самом же деле, он был склонен не вмешиваться в чужую жизнь. Жыши и сехта прожили вместе тысячи лет, Лёрику уклад их жизни кажется несправедливым, но остальные сехта, кроме его юного друга Уайхрана, кажется, готовы были это терпеть. Зарокоа не торопился с выводами. Зато Мапаки был возмущён, жыши представлялись ему бездушными чудовищами. Зарокоа с трудом смог, успокоить своего брата.
Драконы и Лёрик спустились из пещеры вслед за жыши, позвавшим их за собой. Внизу у плато и на ступенях лестниц, как живые факелы, стояли рядами жыши, освещая ночь и выжигая под своими ногами траву. Небольшие летучие мыши, привлечённые светом и теплом, кружились над ними и иногда падали, обожённые огнём. Это молчаливое сообщество совершенно одинаковых существ, лишённых индивидуальности, производило сильное впечатление. Лёрик уже полностью проснулся и мог представить себе, как это должно было выглядеть, когда жыши приходили к кому-то из сехта и объявляли ему, что он должен умереть. Какой ужас должен был испытывать этот сехта, ведь умолять жыши было бесполезно, а спастись невозможно.
Процессия жыши медленно двинулась по кромке леса и плато. Люди-огни шли по двое молча, а драконы и Лёрик следовали за ними. Ветер был тих, но при случайных его порывах за жыши оставался шлейф из искр, которые падали во влажную траву, как рой светлячков. Процессия вышла на поляну, вокруг которой стояли сожжёные огнём большие деревья, видимо это было место постоянного сбора жыши. Посреди поляны лежала огромная поленница дров, на которой возлежало тело умершего сехта. Лёрик не мог подойти ближе к погребальному костру, не привлекая к себе внимание жиши, и попросил Зарокоа.
– Учитель, погляди, чьё тело лежит там на погребальном костре?
– Тихо, юноша, тихо. Я вижу. Это сехта, женщина, и ещё не слишком старая. Она погибла от раны в области сердца. Вся её грудь в крови.
– Учитель, я знаю кто это! Это мать Уайхрана и она убила себя по приказу жыши. Видишь, мои слова правдивы, Уайхран говорил мне только правду.
– Да, Лёрик всё так! Не горячись, это не то место, где нужно принимать решения. Посмотри вокруг, жыши впадают в мистическое настроение, нам лучше последовать примеру некоторых насекомых. Когда они не хотят, чтобы их заметили, то прикидываются веточкой, листиком или кусочком коры.
Несколько жыши взошли на поленницу дров с распростёртым на ней телом сехта и принялись раскачиваться взявшись за руки, тоже повторяли и их сородичи вокруг. Постепенно раскачивание стало переходить в быстрый танец, так что уже нельзя было разглядеть отдельные существа жиши, они словно стремились слиться в один мощный клубок пламени. Жиши внизу превратились в сплошное горящее кольцо, которое вращалось по кругу с огромной скоростью.
Драконы попятились, даже для них жар пляшущих жиши стал нестерпимым. Поленница горела, поднимая языки костра и клубы дыма к ветвям самых высоких деревьев, давно почерневшим и сожжёным от прежних ритуалов. Живое пламя грозно гудело и ревело. Дым погребального, точнее жертвенного костра жирными хлопьями сажи начал оседать вниз, покрывая чешую драконов и лицо юноши. Лёрик смахивал горячий пепел с лица и ненароком растирал его по лицу чёрными полосами. Дышать было трудно, удушливый дым мешался со смрадным запахом. Мапаки, Зарокоа и больше всех Лёрик, устали, и нетерпеливо ожидали окончания ритуала.
Ночь заканчивалась и вместе с ней затухал костёр жыши. Общее пламя на пепелище, оставшемся на месте прогоревшего костра, разделилось на прежнее количество людей огня, но теперь с ними был слабый, робкий, маленький огонёк. Только теперь, драконы и Лёрик поняли, почему кремация мёртвого тела была таинством в обществе жыши. Только так они могли получить потомство и родить ещё одного члена своего племени. Смерть кого-либо из сехта была им необходима для того, что бы выживать самим.
Жыши покинули поляну, нежно оберегая только что рождённую жизнь. Они окружили крохотного жиши плотным кольцом, чтобы случайный порыв ветра не задул этот светлячок. Даже обильная ночная роса могла повредить этой неокрепшей, слабой жизни.
На драконов и юношу жыши больше не обращали внимания, позабыв их на поляне. Мапаки, Зарокоа и Лёрик вернулись, когда уже рассветало, и крепко заснули в своей пещере. Бурый крысёнок Рик выбрался из кармана спящего Лёрика и шмыгнул под тёплое одеяло, Агни тоже устраивалась на отдых.

Жыши больше не тревожили своих гостей и они отдыхали весь день. Во второй половине дня, когда Мапаки и Зарокоа начали обсуждать увиденное ночью, Лёрик ещё спал. Он слишком устал от множества событий и связанных с ними больших эмоций. Агни ела круглые, жёлтые ягоды, которые ей успел собрать и принести заботливый Уайхран.
Внезапно Лёрик проснулся, словно от толчка. Он открыл глаза раньше, чем полностью проснулся. Некоторое время он лежал неподвижно и обдумывал, уснуть ли ему снова, или проснуться. Всё тело юноши требовало сна, но разум настойчиво твердил о какой-то беде, которая то ли уже случилась, то ли ещё только должна была случиться. Агни заметила , что Лёрик открыл глаза и весело сказала ему.
– Соня, хорошо, что ты проснулся. Мне уже стало скучно и я собиралась разбудить тебя. Смотри, какие вкусные, свежие ягоды принёс Уайхран, пока ты спал. А ты даже не проснулся.
Лёрик сел, как юный Будда, скрестив ноги, и протёр глаза грязными от сажи руками. Агни засмеялась над ним.
– Ты испачкал своё лицо! Я не дам тебе ягод, если ты не умоешься.
Лёрик кивнул Агни.
– Как давно приходил Уайхран? – спросил он.
– Нет, не так давно. Пожалуй, часа два назад.
– Я должен его найти.
Мапаки проворчал, обращаясь к брату.
– Теперь, наше общество ему не нужно, только и слышишь - Уайхран, да Уайхран.
– Что ты хочешь, Мапаки, чтобы он сидел со стариками. Они отлично понимают друг друга. Лёрику нужен друг. Он никогда не имел друга, ровесника. Для мальчишек это очень важно.
– А как же мы, как же Агни? Мы видим его только спящим.
– Лёрику нужно сейчас найти Уайхрана. Я не могу этого объяснить, но тоже чувствую, что это очень важно, - робко вставила Агни, хотя ей трудно было сделать это, из-за ворчания Мапаки.
Лёрик торопливо взял горсть жёлтых ягод из плетёной чаши, и вышел из жилища под непрекращающееся ворчание Мапаки. Он не знал, где сможет отыскать Уайхрана и пошёл сразу к большой пещере, где был проход в долину женщин-сехта. Пещера была пустой, даже самые маленькие сехта ушли из неё. Тревога Лёрика нарастала. Он побежал к лесу, надеясь застать кого-либо из юных сехта за собиранием ягод, плодов, или насекомых, которых они тоже употребляли в пищу.
Юноша блуждал по джуманджи некоторое время, но так никого и не встретил. Он только напугал группу обезьян, которые спустились на землю покопаться в опавших листьях. Они искали там сверчков и гусениц.
Лёрик пошёл на поляну, где ночью жыши совершали жертвоприношение самим себе. Он не имел понятия, почему решил искать Уайхрана на этом месте, может чувство тревоги, которое становилось всё сильнее, было связано в его сознании с этой поляной. Так или иначе, но он не ошибся. Все сехта собрались вокруг чего-то в этом месте. Лёрик постарался пробиться ближе к середине толпы, несмотря на угрожающее рычание и клацанье клыков. Сехта были сильно возбуждены и агрессивны.
В середине поляны стояли или сидели на корточках сильные мужчины-сехта. На земле лежал один их них, которого они принесли на руках из леса. Этот мужчина был ранен, кость торчала из перебитой ноги, ниже колена, грудная клетка была раздавлена и рёбра сломаны. Сехта был ещё жив и терпеливо, молча переносил свои страдания. Никто не стремился ему помочь, все чего-то ждали, может быть когда он умрёт. Среди группы суровых, сильных мужчин стоял Уайхран со сжатыми кулаками и отведёнными в стороны локтями. Он словно сдерживал боль, рвущуюся у него изнутри.
Лёрик не мог оставаться безучастным зрителем, он шагнул в круг и коснулся плеча друга рукой. Его плечо было холодным и жёстким, словно все мышцы в его теле заледенели. Липкий пот покрывал его кожу. Уайхран резко повернулся к Лёрику, но не всем телом, а только львиной головой. Потом обнял друга правой рукой и подтолкнул ближе к лежащему на земле сехта.
– Лёрик, это мой отец. Помнишь я убил змею, чтобы накормить его. Это был его последний ужин. Сегодня днём на него упало дерево и покалечило его. Теперь, он должен умереть.
– Нет, Уайхран, он не умрёт. Я вылечу его, я умею это делать. Добрый Зарокоа научил меня помогать тролям и людям, наверное, и сехта я тоже смогу спасти.
– Жыши уже приходили сюда и приказали ему умереть. Мы собрались здесь, чтобы проститься с Кордом, он был вождём нашего племени и старшим среди сехта.
– Нет, Уайхран, он не должен умирать. Я не смог помочь твоей матери, но помогу Корду.
Лёрик опустился торопливо на колени, он понимал, что нельзя терять и дальше драгоценное время в пустых увещеваниях и ненужных объяснениях того, что он собирался сделать. Раненный тяжело и хрипло дышал. Скорее всего не только рёбра, но и внутренние его органы были раздавлены тяжёлым стволом дерева. Он умирал от внутреннего кровоизлияния, которое необходимо было остановить, как можно скорее.
– Ты мой брат Уайхран, ты поможешь мне спасти Корда. Встань на колени напротив меня и протяни мне руки. Вот так же, как это делаю я.
Уайхран бросился на колени перед телом отца и протянул руки Лёрику ладонями вверх. Лёрик взял его напряжённые руки и с силой развернул их ладонями вниз, а потом накрыл сверху своими ладонями.
– Мне нужна твоя энергия любви к отцу, ты поможешь мне, - сказал Лёрик.
Уайхран почувствовал, что тепло от рук Лёрика начало согревать его ладони, потом оно проникло глубже и стало рапространяться по телу Корда. На мгновение тот совсем затих и Уайхрану показалось, что отец умер, потом он вздохнул глубоко, и начал дышать ровнее и реже. Грудь его перестала быть плоской и поднялась. Это сломанные рёбра вставали на свои места. Они ещё не срослись полностью, но смерть уже не угрожала Корду. Он уснул глубоким, спокойным сном.
Теперь, нужно было заняться сломанной и раздробленной ногой, пока не получилось заражения раны. Тогда, лечение стало бы сложным и Лёрику пришлось бы провести несколько целебных сеансов, прежде чем больной исцелится полностью. Лёрик уже сталкивался с гангреной прежде, и тогда ему потребовалось много сил, чтобы победить злую хворь, упорно цепляющуюся за организм больного. Юноши только вновь соединили руки над ногой Корда, когда их занятие прервали.
– Что вы делаете сехта? Он должен умереть, разве вы не поняли мои слова? Оставьте его, он не сможет работать, как прежде. Он всё равно должен был скоро умереть, слишком стар, чтобы хорошо работать.
Эти гневные слова произнёс жыши у которого в руках был огненный посох. Видимо это был их старейшина. Прежде Лёрик ещё не встречал его, и понял, что старейшина появляется среди сехта только в исключительных случаях, таких, как теперь. Остальные жыши молча столпились позади своего старейшины. Старейшина очертил огненный круг своим посохом и Лёрик невольно отпрянул от тела Корда. Названные братья разорвали связь своих рук. Теперь, все сехта оказались на той стороне, где стоял Уайхран, а жыши с той стороны, где стоял Лёрик.
– Иди за мной! - приказал жыши Лёрику, и не оборачиваясь пошёл к плато.
Лёрик понял, что он не может, не подчиниться, жыши окружили его огненным кольцом и вели, как под конвоем. Они прошли к подножию плато и остановились здесь. Старейшина повернулся к Лёрику и гневно заговорил. Он вспыхивал и мерцал, казалось, что его окутывала огненная, развевающаяся накидка.
– Мы приняли вас, как братьев, и пустили в своё общество, но вы, как сехта, они никогда не знали благодарности. Сехта могли растерзать вас, около туши мёртвого слона, если бы мы не успокоили их. А теперь, что вы творите? Вы сеете раздор между нами и нашими слугами. Равновесие в нашем обществе было достигнуто ценой тяжёлой борьбы и сехта были покорны нам, но теперь, вы решили всё испортить.
– Они такие же люди, а вы заставляете их умирать и работать на вас. Вы приносите их в жертву самим себе, вы возомнили себя богами.
– Вот как? А разве люди и троли не убивают другие существа, чтобы жить. Ты, глупый мальчишка, разве не убивал овец или гусей? Или ты думаешь они не хотели жить? Пошли со мной, я уберегу тебя от собственной глупости. Ты видел только жизнь сехта, теперь, пришло время увидеть другую сторону своих поступков.
Старейшина стал спокойнее и пламя его плаща стало ровнее, посох больше не кривился и не рассыпал искры. Он привёл юношу в верхние пещеры, где жили жыши. Здесь было сухо и жарко, как в печи, от нагретого камня.
– Срок жизни жыши не велик. Мы болезненны и слабы. Влага джуманджи губит нас, мы болеем и умираем. Видишь слабое свечение в глубине пещеры, подойди туда.
Лёрик подошёл и увидел каменную лежанку на которой лежал жыши, едва живой, угасающий. Он был тёмно-багрового цвета, как догорающие угли.
Все пещеры соединялись друг с другом и чтобы пройти из одной в другую не нужно было выходить на волю. Лёрик шёл из одного помещения в другое и видел везде слабых, еле живых людей огня. Среди них, реже, встречались дети. Лёрик не заметил деления жыши на женщин и мужчин, скорее всего они были бесполы, как эльфиды.
– Почему они умирают? – спросил Лёрик старейшину жыши пересохшими от жара губами.
– Мало пищи, много воды.
– Но, сехта рубят деревья для вас с утра до вечера!
– Эти дрова сырые, их ещё нужно сушить. От голода жиши бывают вынужденны питаться этими дровами и болеют. А ведь бывает ещё сезон дождей, тогда мы гибнем десятками. Ты видел наш священный праздник, но нам для обряда нужно тело. Поэтому сехта должны умирать.
– Я больше не могу здесь находиться. Здесь очень жарко и сухо. От жара у меня волосы трещат на голове и болят глаза.
– Мы помним, что ты наш гость, иди, сехта. Подумай над тем, что ты увидел здесь. Мы считаем, что вам пора идти дальше по своему пути, туда, куда вы шли.
Эти слова были сказаны спокойно и с достоинством, но Лёрик почувствовал в них скрытую угрозу. Он ничего не ответил старейшине жыши и выбежал из опаленного зноем лабиринта жилищ. Юноша оказался вновь в объятиях прохладной и влажной ночи джуманджи. Он присел на корточки и жадно дышал свежим, живым воздухом, в котором смешивалось дыхание земли, трав, цветов и остывающего, нагретого за день камня. Лёрик нашёл воду в плотно закрытой чашечке большого, белого цветка и жадно выпил её. Вода смешанная с соком цветка, утолила жажду юноши и придала ему силы.
Он напряжённо думал о словах жиши и многое в них казалось ему разумным, но и сехта были правы в своём гневе. Как это могло существовать одновременно, юноша не мог понять. Можно было пойти к учителю и спросить его совета, можно было поговорить с Уайхраном, но Лёрик смутно чувствовал, что это ему ничего нового не даст. Каждый будет ему навязывать свою точку зрения на общество жыши и сехта. Учитель будет проповедовать невмешательство, а Уайхран взывать к чувству справедливости. Где же здесь сам Лёрик, где его мнение? Лёрик не мог вернуться к Мапаки и Зарокоа, пока не поймёт, как ему нужно поступить. Времени для принятия решения осталось очень мало, жыши ясно дали понять ему, что гости не оправдали их надежд и должны уйти.
Лёрик добрёл в темноте до каменных, груботёсанных ступеней лестницы, которая вела в его жилище, и сел на одну из них посреди лестницы. Он упёр локти в колени и положил голову между ладоней. Глядя на звёзды, он думал.
Утром следующего дня Мапаки учуял его и обнаружил сидящим на лестнице около входа в пещеру.
– Мапаки, жыши сказали мне, что мы должны уйти. Скажи это Зарокоа и Агни.
– Скажи сам, или ты снова уходишь?
– Да, Мапаки, не сердись на меня, я должен сейчас уйти.
– А как же сехта, они так и останутся рабами?
– Возможно, они уйдут с нами, но для этого нужно, чтобы они захотели этого. Я долго думал и понял, что нельзя освободить того, кто не жаждет стать свободным.

Лёрик нашёл Уайхрана около его отца. Корд выглядел намного лучше, он уже мог сидеть и нога его начала срастаться. Уайхран поил его соком какого-то расстения из плошки, сделанной из половинки кокосового ореха.
– Мы должны уйти, - сказал Лёрик Уайхрану и Корду. – Жыши больше не хотят видеть нас здесь. Готовы ли вы уйти тоже, оставить свои жилища, долину, это место? Только тогда, вы все станете свободны. Жыши слишком слабы, чтобы преследовать вас. Они быстро отстанут и потеряют ваши следы. Вам придётся перейти реку, тогда вода спасёт вас, жыши не смогут преодолеть эту преграду.
– Но, у нас нет огня. Мы не сможем без огня приготовить пищу, согреться в сезон дождей и отпугнуть диких зверей.
– Я дам вам огонь, который не потребует от вас новых жертв. Я научу вас зажигать его и гасить, когда вам это будет нужно. Это просто огонь, а не жыши. Я всё сказал, и я не стану вас уговаривать, уйти отсюда. Вы сами выберете, как вам дальше жить. Драконы, я и Агни уходим ночью, если вы пойдёте с нами, то пусть придёт Уайхран и скажет нам об этом. Если до темноты никто не придёт, мы уйдём одни.
– Мы соберём тайный совет. Пусть решают все, - сказал Корд.
– И позовём наших сестёр и матерей, они тоже умирают по приказу жиши! - Добавил Уайхран.
Корд нахмурился, а потом сказал.
– Такого у сехта ещё не было… но и решения такие прежде не обсуждались. Пусть они тоже придут.

Лёрик снова проспал весь день и проснулся к вечеру, когда в джуманджи подул прохладный поток воздуха. Он проносился каждый день в одно и тоже время и иногда приносил с собой короткий и обильный ливень. Где-то, откуда приходил этот муссон, лежали большие озёра или лениво текла широкая, жёлто-бурая река. Юноша задумывался в такие моменты о величине и границах мира джуманджи. Что это такое? И к чему они придут в конце концов? Может, джуманджи являются краем мира, за которым есть только пустота, край с которого можно по-неосторожности упасть? А может, наоборот, это середина земли, её пупок, где, как пуповина растёт великая мандрогора? Сама ли Мандрогора - мать всего сущего на земле, или она только связь с детородной силой матери земли? И как могли такие разные существа, населяющие землю появиться от мандрогоры? Может, конечно, они видоизменились за многие миллионы лет и стали так различны? А главное, с чем мандрогора заключала любовные союзы – с небом, солнечным светом, камнем, деревом, землёй, водой? Или со всем этим, в своё время?
Лёрик пытался делиться с учителем своими мыслями, но Зарокоа обычно отвечал, что у него нет ответов на эти вопросы. Лёрик с печалью замечал, что учитель уже не тот, что прежде. Он становился всё менее разговорчивым и более косным. Прежнее доброе лукавство и спокойная мудрость подменялись теперь равнодушием уставшего от жизни существа, понимающего свою обречённость. После того, как старик стал драконом, что-то переломилось в нём, а он был слишком стар к этому времени, чтобы победить этот удар судьбы. Он уже не мечтал вернуть себе прежний человеческий облик, это стало ему не нужно, поскольку он стал драконом внутри. Кровь матери медленно, но верно побеждала кровь отца. Зарокоа медленно, но неуклонно отдалялся от мира людей и их дел.
Мапаки внимательно разглядывал Лёрика, когда тот открыл глаза.
– Что ты смотришь на меня так пристально, Мапаки? Я не так часто бывал с вами в последнее время, но тут ещё есть те, кто помнят меня. Спроси Агни и Зарокоа, они подскажут тебе, кто я такой.
– Мой милый мальчик, - проворковал умилённо Мапаки, - он жив и здоров! Ты так крепко спал, совсем не дышал и не шевелился, что мы испугались. Старик Мапаки решил послушать твоё дыхание.
– Нет, я не умер и не собираюсь умирать. Просто я сильно устал в последнее время и очень крепко уснул.
– Только не спрашивай, приходил ли Уайхран! Нет и нет! Я больше не хочу слышать о нём, из-за него ты стал похож на собственную тень. Он не приходил, слава матери Агора-Мгора! Забудь об этом проклятом парне-сехта! И если ты снова намерен улизнуть от нас, то так и знай – я не выпущу тебя из пещеры, пока ты не поужинаешь с нами. Ты забыл, что нам пора убираться отсюда? Я слишком горд, чтобы выслушивать второй раз о том, что мы здесь лишние. Мы уже собрались в путь и только ждали, когда ты проснёшься. Ты совсем истощил свои силы. Я прослежу чтобы ты поел, как положено молодому мужчине. Эта диета фруктово-ягодная пусть останется сехта, а ты сейчас съешь толстую, печёную курицу, лепёшки, творог, что-нибудь перчёное и маринованное, чтобы выгнать из тебя всю хворь, и выпьешь кувшин красного вина, чтобы оно разогнало кровь по твоим жилам.
– Добрый Мапаки, я так рад видеть и слышать тебя. Я никуда не пойду больше, и я так хочу есть, что меня не придётся, уговаривать. Хотя, конечно, съесть всё что ты мне перечислил я не смогу, для этого нужно быть драконом, а не человеком.
Агни раскрыла платок Зарокоа и заказала для Лёрика ужин, такой, как сказал только что Мапаки. Лёрик почувствовал, что и в самом деле ужасно голоден. В последние дни он почти ничего не ел. Юноша набросился на еду, забыв обо всём на свете. Когда он успел прожевать половину своего обеда, он вспомнил что ест один.
– Почему, вы не ужинаете со мной вместе? – спросил он, с трудом проглотив слишком большой кусок сома, маринованного с красным, сладким перцем.
Все с интерессом наблюдали, с какой жадностью Лёрик уничтожает еду, и после его слов развеселились. Агни успокоила Лёрика.
– Мы поужинали уже два раза, и пообедали тоже раза три, пока ты спал. Просто, нам совершенно было нечего делать, не смотреть же всё время на тебя, ожидая, когда ты проснёшься? Нам было жалко тебя будить. Мапаки всё время говорил – «пусть ещё поспит, иначе по дороге свалится сонный с моей спины».
Лёрик ел уже спокойнее, он утолил первый, самый сильный голод. Теперь, он доедал свой обед и всё время вглядывался в арку входа. Он ждал, не появится ли в ней гордый силуэт Уайхрана, словно сошедший с древней фрески. Он пытался остаться равнодушным и, сам себе повторял мысль о свободе выбора для сехта, но сердце юноши билось тревожнее с каждой минутой. Надежда сменялась досадой и разочарованием. Потом, Лёрик снова успокаивал себя усилием воли, говоря, что это не его жизнь и не его проблемы. Душевного покоя, который с детства терпеливо воспитывал в нём Зарокоа, хватало не на долго, и Лёрик незаметно для себя, опять вглядывался в пространство за входом в пещеру, выискивая тень приближающегося к нему друга.
Уже стемнело. Появились крыланы - крупные летучие мыши, которые врывались в пространство пещеры и вылетали из неё с громкими, отвратительными криками. Они распространяли резкий запах щёлочи.
– Лёрик, - сказал ему Зарокоа, - уже ясно, что твой друг не придёт. Сехта оказались недостойны свободы и выбрали привычные им страдания, взамен неизвестности.
– Похоже, что так. Мы не будем больше ждать, учитель. Сехта оказались слабыми, мы не будем уподобляться им. Мы отправляемся в путь.
Путники спускались вниз. Драконы, то сходились, то расходились вновь на извивах лестниц, которых было много. Каменные ступени шли и в бок, и поперёк, и беспорядочно чередовались с норами пещер. Строители города жыши и сехта меньше всего думали о симметрии и целесообразности, они брали за образей природу и создавали свои жилища по намеченным ею чертежам.
Драконы соединились вместе и, ступая друг за другом, пошли вглубь джуманджи, они ещё не миновали вырубок и огромных завалов деревьев, сделанных сехта, когда услышали топот многих ног и голос Уайхрана позади себя.
– Вы решили уйти без нас? Мы еле догнали вас в темноте.
Лёрик и Уайхран обнялись.
– Мы отчаялись дождаться вас и решили, что вы остаётесь рабами жыши. Ты не пришёл, сказать нам о своём решении, Уайхран.
– Я не мог урвать времени на это. Сначало мужчины сехта долго спорили, ведь ты не показал нам, как собираешься добывать огонь-нежыши. Многие сомневались, что это возможно. Тогда, я напомнил им, о том, как ты вылечил моего отца. Это их убедило, но и тут многие боялись.
Больше всех отказывалась идти с нами Зев – новая старейшина женщин. Она говорила, что жыши не смогут заставить женщин-сехта рубить лес, потому, что женщины намного слабее мужчин. И тогда, моя сестра заставила её передумать. Она только сказала Зев, что умирать женщин-сехта, жыши заставят в два раза чаще, после ухода мужчин. Она напомнила Зев сколько той лет, и сказала, что наша мать была старше её только на один год. Зев испугалась, что станет следующей, кому жыши прикажут умереть. После этого женщины, тоже, решили идти с мужчинами-сехта.
Я убедил всех, но если бы не смог убедить никого, всё равно ушёл бы вместе с вами. Со мной пошла бы моя сестра Фьюр, её подруга Ру-ру и многие из молодых сехта. Мы взяли бы малышей, ведь о них совсем некому стало бы позаботиться.
– Я рад, брат Уайхран, что вы сделали свой выбор. Но, вам нужно научиться жить всем вместе.
– Вместе?
– Вместе мужчинам-сехта и женщинам-сехта. Вы не должны забирать мальчиков сехта у матерей так рано. Пусть мать заботится о своем сыне и пусть мужчина-сехта заботится о них обоих.
– Это очень ново для нас, - сказал покачивая головой Уайхран.
– Мужчины будут приходить с охоты или после работы в поле, а еда уже будет готова. Разве это плохо?
– Это хорошо, но работают в поле у нас женщины и девушки. Мужчины рубят лес.
– Вам теперь не нужно всё время рубить лес, нет жыши, которые заставляли вас это делать. Вы можете выращивать злаки и женщины приготовят из муки лепёшки.
– Лепёшки очень вкусная и сытная еда, - согласился улыбаясь Уайхран. – Я пробовал их только во время праздника – порай, когда мужчины-сехта и женщины-сехта соединялись вместе в долине. Всего на десять дней.
– Если вы будете жить вместе, ты сможешь есть лепёшки каждый день.
– Я расскажу о твоих словах всем сехта. Пусть привыкают к этой мысли.

Исход сехта был похож на бегство. Зверолюди двигались за драконами быстрым шагом, почти бегом. Сильные, стройные ноги с высокими, сухими лодыжками были неутомимы. Среди людей-сехта не было стариков и больных, которые замедляли бы продвижение, кроме Корда, которого несли на носилках несколько сильных мужчин. Дети не отставали в пути от взрослых, подражая своим братьям и сёстрам, только самых младших из них несли матери или братья. У женщин среднего возраста были тюки и корзины с припасами. Свёртки с одеялами делали их похожими на горбатых старух. Позади всех шли суровые, могучие мужчины-сехта с закинутыми на плечо хризолитовыми топориками на длинных, изогнутых рукоятках. Их гривы вздыбились от чувства опасности.
– Нас преследуют! – внезапно сказала Зев.
Все на мгновение остановились втягивая широкими ноздрями ночной воздух.
– Я ничего не чувствую, - проворчал Мапаки, - неужели у сехта нюх лучше?
– Не забывай, Мапаки, что они люди-львы. Пусть решат, кто преследует нас.
Уайхран сказал тревожно.
– Лайри, нас преследуют жыши. Они обнаружили, что пещеры и долина опустели. Я чувствую запах гари, они всегда распространяют его вслед за собой.
Лёрик встал в полный рост на спине дракона Мапаки, так, чтобы его видели все. Он закричал растерянным сехта.
– Быстрее! Мы должны двигаться быстрее! Не бойтесь, посмотрите на тучи! Небо очень тёмное, возможно скоро прольётся дождь. Жыши не могут, двигаться очень быстро, если мы сможем продержаться до дождя, то будем спасены.
Зверолюди послушались его. Они подхватили детей, которые не могли бежать так быстро, как рослые сехта, и посадили их себе на плечи. Дети вцепились в страхе ручонками в гривы взрослых. Стремительное движение возобновилось с ещё большей скоростью. Время от времени, женщины бросали часть своей поклажи, не в силах нести её, или она сама рассыпалась от тряски. Сехта ещё не умели хорошо увязывать пожитки, ведь это было их первое переселение. В темноте зверолюди спотыкались о корни деревьев и поскальзывались в грязи. Позади племени оставалась полоса рыхлой, истоптонной многими ногами грязи. По этому следу за сехта следовали люди-огни.
Дыхание людей становилось всё тяжелее. И хотя ноги их двигались все также быстро, выбивая по земле дробь, словно где-то рубили лес сразу огромное множество каменных топоров, но грудь у них вздымалась всё чаще и пасть у всех была открыта. Тёмно-красные днём, чёрные ночью, языки свешивались между белых клыков. Становилось ясно, что сехта не смогут двигаться в таком темпе долго. Прошло уже пол ночи и люди устали.
Лёрик вгляделся в заросли джуманджи. Он заметил в непроглядной тьме мелькание огней. Жыши приближались, нагоняя беглецов. Запах гари становился всё более отчётливым. Лёрик обратился к Мапаки и Зарокоа.
– Жыши подожгли джуманджи справа от нас и ветер гонит огонь прямо на нас. Они хотят заставить сехта повернуть. Будем ли мы защищать сехта от жыши?
– Нам придётся это делать. Как странно, всего несколько дней назад – жыши защищали нас от сехта, а теперь мы защищаем их от жыши, - проговорил, удивляясь, Мапаки, и зарычал грозно. – Держитесь сехта, мы ведём вас к реке. Если никто не струсит и не начнёт панику, всё будет хорошо!
Снова начался дробный, тревожный топот бегущих ног и вой тяжёлого тыхания. Сехта хотели пить, их лёгкие разрывались от дыма. В темноте джуманджи было страшно отстать и потеряться, страшно попасть в руки к распалившимся жыши, которые сожгли бы заживо любого. Иногда, женщины завывали или хрипло ругались, они проклинали преследователей. Мужчины молчали и подгоняли ослабших, подталкивая их в спину. Стало настолько темно, что даже сехта с их кошачьим зрением ничего не могли разобрать. Мапаки втягивал воздух, фыркая, как конь. Он пытался понять, где находится река, но запах дыма перебивал запах воды.
Все нервы у беглецов были натянуты до предела, когда среди туч ударила молния. Гром потряс джуманджи до основания. Общий рёв ужаса последовал вслед за громом и молнией. Сехта попадали в грязь, бросая поклажу и детей, которых несли на загривке. Они закрывали головы руками и прижимали их к земле, словно боялись, что молния ударит их именно в голову. Огонь приближался, а сехта обречённо ждали смерти, недвижимые от ужаса и усталости.
Лёрик сбежал по хвосту Мапаки на землю. Он начал трясти и расталкивать повалившуюся вереницу сехта.
– Вставайте, что вы делаете?! Мы должны двигаться к реке!
Он пытался отыскать среди зверолюдей Уайхрана, чтобы подбодрить его и Фьюр. Уайхран был наиболее разумным среди сехта и мог убедить остальных идти дальше. Он и его сестра умели находить нужные для своих соплеменников слова. Вместо Фьюр Лёрику подвернулась Зев. Она схватила юношу за руку, очень крепко, так, что он не мог вырваться, и злым шёпотом прошипела ему.
– Мы не пойдём дальше. Небесные жыши убьют нас всех. Они родня нашим жыши и сговорились, чтобы погубить нас. Они нас накажут. Зачем мы послушались Уайхрана и Фьюр?! Это ты заставил их говорить своими словами, потому что ты колдун! Злой колдун!
Чтобы вырвать свою руку у обезумевшей женщины, Лёрику пришлось с силой толкнуть её от себя. Ему некогда было успокаивать её.
– Уайхран, Уайхран! Где ты? – прокричал Лёрик.
– Я здесь, вот моя рука, Лайри, - услышал он рядом, в трёх шагах от себя.
– Как нам поднять людей? Что делать, огонь приближается? Люди задыхаются, но не хотят идти.
Уайхран закричал громко и отчётливо, так, чтобы каждый сехта слышал его.
– Пусть подыхают, пусть их изжарят жыши! Вот только недавно, жыши плясали над телом моей матери, скоро они будут плясать над телами этих трусов! Пошли Лайри к реке! Кто хочет, пусть идёт с нами, кто не хочет, пусть подыхает. Я хорошо запомнил твои слова Лайри. Нельзя сделать свободным того, кто не жаждет свободы! Мы уходим!
Ларик побежал в голову процессии к Мапаки, за ним быстро пошёл Уайхран. Зверолюди стали подниматься с земли и двигаться следом за Уайхраном, там, где он проходил мимо них. Вскоре река племени снова бурно потекла потоком людей. Уайхран поравнялся с мужчинами сехта, которые стояли, как изваяния из красного гранита, совершенно выбившись из сил. На земле, между ними лежал Корд.
– Уайхран, мой мальчик, как хорошо, что я смог, увидеть тебя на последок. Я приказал, чтобы меня оставили здесь. Я не могу двигаться вместе со всеми, а нести меня очень тяжело. Плохо, если из-за меня погибнут другие. Прощай мой сын, и поторопись дальше. Иди.
– Сейчас я позову других мужчин и они сменят уставших. Я не позволю бросить тебя, отец.
– Устали все, некому сменяться. Все еле держатся на ногах. Пусть лучше несут детей, женщины роняют их из своих рук. Иди же.
– Тогда, я сам понесу тебя.
– Ты умный мальчик, не говори глупостей. Ты не сможешь меня даже поднять. Прощай, мой сын.
– Я попрошу Лёрика положить тебя на дракона, он будет тебя нести!
– Драконы ушли далеко и не станут возвращаться из-за одного больного сехта. Им нужно вести к реке многих, из-за одного меня нельзя рисковать всеми. Ты думаешь другие не потерялись в пути? Их тоже ни кто, не ищет. Беги Уайхран, ты совсем отстал, и береги свою сестру.
Уахран понял, что ничего не сможет сделать. Ему придётся оставить отца здесь. Он сказал, задыхаясь от сдерживаемых слёз.
– Вот хороший нож, отец. Я давал его матери, теперь возьми его ты. Убей себя сам, умирать от огня очень больно. Прощай!
– Прощай!
Уайхран побежал догонять своё племя. Он ориентировался на шум и запах пота, а также запах страха, распространяемый спасающимися сехта. Он догнал своё племя и попал в самое пекло. Зверолюди оказались отрезаны огнём от воды, которая была совсем близко. Горел кустарник и огромные деревья, где гнездились жёлтые чайки. Птицы жалобно крича кружились большой стаей вокруг погибающих гнёзд с птенцами. С деревьев срывались в воду обгоревшие древесные удавы. Все другие животные скрылись от пожара на противоположном берегу реки. Зверолюди метались перед стеной огня, тщетно пытаясь пробиться через него.
– Рубите кустарник, у нас есть топоры! Мы пробьём дорогу к реке! – прокричал Уайхран.
Он выхватил топор у одного сехта и кинулся к пылающим кустам. Уайхран срубил куст одним сильным ударом топора, но руки его опалило огнём. Невольно он отступил. На его место встал другой сехта и срубил ещё один куст. Так шаг за шагом сехта стали двигаться к реке.
Лёрик обратился к Мапаки.
– Сможешь ты перепрыгнуть через огонь? Я хочу потушить огонь, но мне нужно быть ближе к воде, чем сейчас.
– Далековато, но придётся попробовать.
Мапаки зарычал, и поднялся высоко на когтистых лапах. Он взметнулся в воздух и пролетел над прорубленным, разреженным, но всё ещё горящим кустарником. Мапаки рухнул прямо в реку, и она рванулась на берег водяной акульей пастью с хищными клыками-всплесками. Вода набросилась на огонь, жадно хватая и пожирая его. Мапаки громогласно засмеялся и поддал волны хвостом. Зарокоа понял маневр брата и повторил его. Река вышла из берегов, от запрудивших её драконов, которые резвились на мелководье, словно шаловливые дети.
Огонь захлебнулся и больше не мешал зверолюдям. Они хлынули в реку, как лавина. Все смеялись от счастья. Молодые девушки взвизгивали от восторга, мужчины с наслаждением опускали в прохладную воду покрытые ожогами руки. Сехта снимали с онемевших спин скорчившихся детей, которые едва могли разогнуться от усталости, и медленно разгибались сами, вдыхая воздух полной грудью. Они ещё тяжело дышали, но смеялись от счастья, что сумели спастись.
ВРека была неглубока и рослые сехта стояли в воде по грудь. Они смачивали себе головы и гривы, а потом встряхивали ими, как кошки. Некоторые набирали полные ладони воды и торжественно выливали её меж пальцев обратно в реку, словно благодарили реку за своё спасение.
Жыши опоздали только совсем немного. Они вышли к реке и остановились, не доходя до воды. Сехта заметили их и начали смеяться над своими недавними господами. Они приглашали их искупаться и старались брызнуть в них водой. Мужчины потрясали топорами и резко ударяли себя в грудь, показывая этим жестом жыши, что смогли победить их. Даже дети ныряли на дно и находили камни, чтобы швырнуть их в людей огня. Теперь, когда людям-сехта ничего не угрожало, они не понимали, почему так долго боялись жиши и позволяли им, быть властелинами над собой.
– Достаньте меня, - кричала Зев, - я хочу умереть! Что же вы стоите и не пляшете надо мной! Теперь, я буду жить сколько захочу и может быть не умру никогда!
– Сожгите хоть весь лес, сюда вам не подойти! - кричала юная, озорная Ру-ру.
– Теперь, никто не станет рубить для вас деревья. Вы будете голодать, как мы голодали. Вот мой топор, я унесу его с собой, - так говорили многие из мужчин, и потрясали своими топорами в обожённых руках.
Жыши безучастно слушали, стоя на берегу плотно друг к другу. Они напоминали факелы, расставленные вдоль дороги, по которой должен проследовать монарх. Джуманджи подожённые ими ещё горели, но пожар уходил в другую сторону от реки, повинуясь переменам капризного ветра.
Драконы и сехта перешли реку и навсегда скрылись от жыши. Над джуманджи ещё гремел гром и ползли тяжёлые, мохнатые тучи, которые так и не пролились дождём. Может быть, они несли дождь туда, где горел лес, чтобы опрокинуть свои полные чаши над миром гибнущих от пожара неповинных ни в чём детей Мандрогоры.
Ещё день пути, искатели мандрогоры и сехта шли вместе, и вместе отдыхали в роще, состоящей из одного огромного, широко разросшегося дерева. Здесь зверолюди остановились, чтобы посмотреть на свои потери. От племени осталось примерно две трети – погибли те, кто потерялся в темноте, подвернул ногу, или просто не смог выдержать быстрого, долгого бега. В основном это были дети, беремянные женщины, и несколько мужчин, слишком крупных и тяжёлых. Легче всего погоню перенесли подростки, девушки и юноши, ровесники Уайхрана.
Под арками рощи было прохладно и протекал ручей с хорошей, чистой водой. Лёрик собрал молодых сехта, которые были пытливы и любознательны. Он раздал им несколько кремневых кресал и показал, как ими нужно пользоваться. При виде огня-нежыши, как его называли сехта, они пришли в сильное возбуждение. Им казалось невероятным, что они могут управлять им по своему желанию. С удовольствием они зажигали огонь, но ещё с большим удовольствием гасили его. Отныне, они стали повелителями огня, а не наоборот, как было прежде
– Вы выберете себе новых вождей, - сказал Лёрик сехта. – Но, выбирайте не самых громких и самоуверенных, как Зев, а самых достойных. Если есть среди вас сехта, к которым вы пришли бы за помощью в трудную минуту? Те, чьи слова равны их делам, те кто думают не о себе, а обо всех сразу? Те, и должны быть вашими вождями. Истинное величие духа – молчаливо и не кричит о себе. Быть требовательным к себе и снисходительным к другим – это первые врата на дороге к мудрости.
– Лёрик припади к моей груди! - прослезился Мапаки. – Мы с братцем пропустили момент, когда ты стал взрослым. Ты стал философом, как наш учёный братец Вашталулу.
– Ещё в детстве я понял, что из этого мальчика будет толк. Как жаль, что мне не придётся увидеть его зрелости, - вздохнул печально Зарокоа.
– Учитель, не говори загадками, ты пугаешь меня! – проговорил Лёрик.
– Нет, Лёрик, ничего. Просто, я наверное не так выразился.
Сехта, после недолгого спора, выбрали вождями Уайхрана и Фьюр. Это событие было не менее значимым для племени, чем исход из каменного города, ведь до той поры вождями у сехта были мужчины или женщины, всегда, самые старшие по возросту.
В конце собрания, когда Уайхран и Фьюр стали вождями, пошёл сильный ливень. Стволы-побеги, вросшие в землю, стояли, как коллонады храма, а перекрытием им служила общая крона-кровля. Вода скатывалась по шатру из листьев и внутри роши было сухо.
Уайхран и Фьюр отрядили к реке кое-кого из молодёжи, у них ещё оставалась надежда, что отставшие и потерявшиеся в суматохе бегства, может быть, погибли не все, и кто-то сумел спастись, и самостоятельно добраться до реки. Молодые сехта прошли большой кусок реки вдоль по течению и обнаружили двоих детей, которые спаслись от пожара. Они были очень малы и спрятались во влажной, земляной норе, оставленной барсуком. Жиши не нашли малышей в ней. Кроме них к роще, по следам, оставленным племенем пришли двое мужчин с сильными ожогами на ногах. Они рассказали печальную весть, что третий их товарищ умер по дороге от ожогов. Это были те самые могучие мужчины-сехта, которые прикрывали племя, и шли позади всех.
– Куда вы теперь отправитесь? – спросил Лёрик Уайхрана и Фьюр.
– Мы будем идти, пока не найдём место похожее на прежнее. Там мы вырубим новые пещеры и ступеньки ведущие к ним, а может даже колонны, такие, как эти стволы. Эта роща прекрасна, наш новый город мы сделаем похожим на неё. – Уайхран помолчал немного и добавил. – Это место мы запомним навсегда, как первое место, где мы жили свободными.
Дождь шёл один день. На следующий день сехта и искатели мандрогоры вышли в путь. Они прошли под арками величественной рощи и невольно на мгновение застыли. Перед странниками открылась ровная, жёлтая степь, заросшая сухой травой. Слева, вдали, виднелась холмистая гряда, похожая на цепь песчанных барханов, справа тянулась однообразная унылая долина, в которой изредка торчала вверх высокая, зонтичная трава, напоминающая дерево, для того, кто видел её впервые. Среди тоскливой равнины встречались конусообразные земляные насыпи, похожие на гигантские кротовницы.
Некоторое время скитальцы шли вместе, потом их пути разошлись - сехта пошли налево, к холмистой гряде, а драконы повернули направо, в безрадостное, аскетичное пространство степи, туда, куда им указывал свиток Морана. Расставание было простым, без прощаний и клятв, ведь, как сказал Лёрик Уайхрану – «истинное величие духа молчаливо и не кричит о себе». Ещё в роще, накануне, названные братья пожали друг другу руки и сдержанно простились. Каждый из них пошёл, теперь, своей собственной дорогой.

Мессаль разглядывал в подзорную трубу столицу горных тролей и дворец, укрытый в чреве горы. Столица словно вымерла, в ней было пусто и улицы казались безжизненными. Корой Моли тоже хотел взглянуть на город, но сдерживал своё нетерпение и только изредко пританцовывал на месте, когда ему было совсем не вмоготу. Подзорная труба была одна и Мессаль, со свойственным ему невозмутимым эгоизмом, забрал её себе.
– Куда-то эти паршивцы попрятались. Не готовят ли они нам западню? Я бы именно так и поступил на их месте, - процедил лениво Мессаль.
– Не думаю, что горные троли ещё способны вести военные действия, - не согласился с ним Корой Моли. – Октомай, из верных нам источников, отсиживается в охотничьем домике, а вся знать сбежала в свои поместья. Теперь, все выжидают, кому нужно присягать на верность. Меня признаться волнует другой вопрос. Что нам делать с лжевеличеством Искрой Милостивой? Пока она жива, мы не можем быть уверены в победе. Мир будет не прочен и зыбок. Её нужно схватить и казнить.
Мессаль захохотал откинув лохматую, тяжёлую голову.
– Искра твоя проблема, гостодин тайный советник! Я договаривался с тобой о ведении военных действий и сдержал свою часть договора. Я выиграл вашу войну, а теперь вернусь домой к жене. Мне нет никакого дела до этой ведьмы. Но, могу, впрочем, поделиться своими соображениями на этот счёт. Искры тебе, Корой Моли, не поймать и даже не найти. Она совсем не дура и успела куда-нибудь убраться заранее. Предоставь это дело Зарокоа и Лёрику, нам эта кость не по зубам. Меня волнует совсем другой вопрос, и он требует срочного разрешения. У нас есть союзники, которые при данных обстоятельствах хуже врагов. Я говорю об ёрликах.
– О, - застонал Корой Моли, - я содрогаюсь, как только подумаю, что натворят эти дикари в городе. Они восстановят против нас всё мирное население разом. Уважаемый Мессаль, вы много раз доказали нам свою изобретательность и умение найти выход из любого положения. Сделайте что-нибудь с ними. Тем более, что это вы привели их в лагерь лесных тролей. Я с самого начала был против этой затеи. Отправьте их поскорее туда, откуда взяли.
– Вот как гостодин чистоплюй? Ёрлики не захотят, возвращаться на голую, безжизненную гору, где им нечего делать и нечего жрать. Ну да ладно, я назначу им продовольственное обеспечение и пошлю в пограничную зону. Там песок и нет ни одного живого существа, кому они смогли бы навредить.
– Вы собираетесь кормить этих уродов и выродков?
– Не без пользы для вас. Любой из горных тролей задумается, прежде чем бунтовать против законной королевы – Агни Васпакской. Можно будет только намекнуть вздорной знати, что непокорным будет назначаться гарнизон, состоящий из ёрликов. Дескать, пусть поживут в поместье, для порядка и безопасности владельца. Это будет действовать на смутьянов лучше любых мер.
После разрешения проблем с ёрликами, Мессаль приказал солдатам своих войск привести себя в порядок. Он обратился с речью к своим победоносным войскам.
– Вы храбро сражались и надрали зад горным тролям. Среди вас нет трусов и мямлей. Завтра, мы парадным маршем вступаем в город. Позаботьтесь о своём внешнем виде, чтобы штатские не приняли вас за шайку разбойников. Пуговицы пришить, и если я увижу кого-то, у кого мундир держится, как обычно, на одной пуговице, сходу отправлю чистить городские гальюны. Сапоги, или то что от них осталось, начистить, торчащие пальцы замазать, той же самой, чёрной краской. Где хотите украдите ящик мыла и перемойте головы. Вот, рядом со мной цирюльник, ему найдётся работа до утра. Кое-кто из вас так зарос, что давно похож на муравьинную кучу. Не вздумайте, роптать и лениться, в городе полно хорошеньких вдовушек. Мне надоело содержать вас, вы слишком много едите, и я намерен расквартировать вас по домам этих истаскавшихся, что я говорю, конечно не так, истосковавшихся тролок. Вот так! Побольше уважения к дамам, чёрт их побери! Нехорошо, если они примут вас за лесных медведей. И вот ещё. Как нибудь, перестирайте исподнее. Личное оружие нужно держать в чистоте, это вам может пригодиться. Вы ещё вспомните вашего главнокомандующего добрым словом в нужное время. Исполнять, блохастые псы!
Слова своего командующего лесные троли встретили громким смехом и восторженными криками. Эти крики сливались в единый рёв, сродни рёву дракона. Лесные троли обожали своего командира и, даже, придумали ему родословную, по которой он являлся родным братом пропавшей в мире людей Нищенке, первой жене короля Морана Великого. До Мессаля доходили слухи, которые ему передавал Урал, о его внезапно открывшемся родстве с династией Васпаксов. Но, он только посмеивался над этими слухами и, отнюдь, не опровергал их.
Цирюльник изнемогал от обилия голов, которые было необходимо пострич. К тому же троли были забияки и не могли сидеть смирно, совсем не помогая этим цирюльнику. Они ворчали и запугивали бедного старичка.
– Поосторожнее, гнилушка, ты чуть не отхватил мне пол уха. Тогда, я возместил бы свою потерю с лихвой. Моя сабля при мне. Только порань меня и я отрежу тебе всё ухо, а то и два, для ровного счёта.
Троли покатывались со смеху над испуганным цирюльником, у которого от страха дрожжали руки.
– Куда ты, лошадиная задница, выплеснул грязную воду? – кричал другой троль на своего дружка, который не глядя, вылил воду после стирки. – Я только что накрасил краской мои сапоги, теперь нужно всё начинать заново.
– Только сыну свинаря придёт в голову поставить чистые сапоги посреди дороги.
– Эй! Мой отец пас не свиней, а овец.
– Тогда понятно, в кого ты такой глупый. Брось злиться, а то лопнешь, и не увидишь новых сапог, которые тебе справит добрая вдовушка. Не позволит же она, чтобы такой бравый парень ходил в одетых на ноги двух мусорных кучах, да ещё называл их сапогами?
Перебранки между солдатами проходили между свисающими отовсюда мокрыми подштанниками и портянками. Всюду стояли кожанные мешки с водой, в которые лесные троли заталкивали грязное бельё и запихивали струганное мыло. Потом кожаные мешки завязывались, и солдаты колотили ими по круглому камню, сколько хватало дури. Это был их способ стирки.
На следующий день армия натянула холодные, ещё не до конца просохшие подштанники, построилась, затянула бравые песни под барабаны и свирели, и вступила в столицу горных тролей.

Искра поняла, что медлить больше нельзя. До неё уже доносилась бравурная маршевая. Она переоделась в платье своей служанки и вышла из дворца через лестницу для прислуги. На голове у неё было вдовье покрывало, теперь много тролок выглядели точно также, и она не привлекла к себе ненужного ей внимания. Искра быстро пересекла дворцовую площадь и мелькнула чёрным покрывалом в ближайший переулок. Башня астронома была тут же, напротив дворца. Она возвышалась выше всех окрестных домов. У Искры был ключ, который ей дал Светозар и она торопливо открыла крепкую, отделанную бронзой дверь. Она старалась не оглядываться, хотя её так и подмывало повернуться и проверить, не выследил ли её предатель. Предателями она теперь считала всех, кроме Светозара. Дверь закрылась и Искра заперла её на широкий засов изнутри, только теперь, она почувствовала себя в безопасности.
Искра позвонила в медный колокольчик, давая понять Светозару, что она пришла искать у него убежища. Перед ней была деревянная, длинная лестница и Искра начала неторопливо по ней подниматься. Она невольно прислушивалась, даже здесь были слышны музыка и восторженные крики горожан. Искра цедила проклятья своим подданным, которые встречали Мессаля не бранью, а песнями. До неё донеслось.
– Слава Васпаксам! Слава законным нашим королям!
Свергнутая королева на мгновение съёжилась от злобы и тоски.
Наконец, она вошла в маленькую комнату, где жил Светозар. Он видимо ждал её прихода и постарался прибрать в своём бедном и одиноком жилище. Искра брезгливо покосилась на стены из голого камня, ничем не украшенные, не оштукатуренные и, даже не побелённые. Вещи одинокого Светозара, он складывал их на стул в углу своего жилища, теперь были накрыты звёздными картами. Искра знала, что стоящий посреди комнаты стол качается, и это её раздражало ещё больше. Столешница на нём потемнела, не от благородства ценного дерева, а от впитавшегося сала и грязи. Под ножку стола был подложен камень для правки ножа. Светозару, наверное, так было удобнее, ведь ему часто приходилось, точить ножом гусиные перья. Искра постаралась встать так, чтобы не касаться, ни одного предмета обстановки, и гордо посмотрела на растерянного Светозара.
– Давай свою шкатулку, звездочёт. Я готова.
Светозар поклонился и спросил.
– Ваше величество, во что вы намерены превратиться? Это должно быть нечто небольшое и не требующее пищи и ухода. Что-то неживое…
– Разумеется, никаких белых кроликов. Я решила превратиться в брошку для шляпки.
– Нет, госпожа, это будет подозрительно. Вдруг, будет обыск, и в шкатулке будет найдена брошка для женской шляпки. У меня нет жены, это вызовет подозрение.
– Пожалуй, ты прав. Тогда, я превращусь в бриллиантовый камень – я люблю рубины.
– Нет, нет! - В ужасе проговорил Светозар.
– Что опять не так?
– Я бедный, нищий звездочёт. Откуда у меня может быть такая ценность? Это тоже вызовет подозрение.
– Что же мне превратиться в мышиный помёт, это не вызовет подозрений?
– Обязательно вызовет! Зачем хранить в шкатулке такую мерзость? Лучше всего выбрать предмет моей профессиональной деятельности, что-то, чего тут достаточно. Например, звёздную карту, или астрологическую таблицу.
– Да, так лучше всего, - согласилась ворчливо Искра со Светозаром.
Она пробормотала заклинание себе под нос и вместо свергнутой королевы на выбитый, деревянный пол упал сложенный вчетверо, потёртый на сгибах лист. Светозар дрожжащими руками развернул и рассмотрел его. На листе было изображено созвездие девы. Светозар положил изображение на бумаге в зеркальную шкатулку, стоящую на шатающемся столе.
Он разжёг камин и, пока разгорался огонь, обдумывал свои мысли. Молодое, но аскетичное лицо астролога осветилось пламенем, высокий, костистый лоб стал ещё более выпуклым, во впадинах глаз залегли глубокие тени, скрывающие взгляд. Как только огонь стал жарок, Светозар кинул шкатулку в камин. Зеркало, из которого она была сделана, разбилось на блестящие осколки. Они стали чернеть, пламя словно облизывало их алым, шёлковым языком. Сложенный вчетверо лист бумаги тут же вспыхнул и обуглился, он сгорел мгновенно, и превратился в комочек пепла. Светозар пододвинул пепел к себе железной кочергой и подождал, когда он остынет. Потом звездочёт положил его себе на ладонь.
– Теперь, ты стал убийцей, Светозар, - сказал звездочёт задумчиво. – Пусть это останется тайной для всех. Убийством незачем гордиться. Ты выбрал себе награду, она сама предложила тебе сделать это. Твоя награда – месть. Ты отомстил за мудрого, учёного Вашталулу, а теперь похорони эту тайну в себе.
Звездочёт открыл окно и вытянул руку с чёрным пеплом на воздух. Гуляющий над крышами домов ветер подхватил пепел и унёс его с руки звездочёта. Он развеял его без следа.

Глава 9. Дети мандрагоры.

Лёрик поджал ноги и мерно покачивался на спине Мапаки. Рядом брёл Зарокоа. На его спине ехала Агни. Девушка упиралась одной рукой в край портшеза, в другой руке держала большой веер, закрывающий её наполовину. Она медленно и монотонно обмахивалась этим большим, лёгким веером. Лёрик решил проверить направление и достал волшебный свиток Морана. До мандрагоры оставалось недалеко, но его привлекло и озадачило нечто странное. На карте не было жёлтой степи, она показывала сплошные заросли джуманджи. Не успел Лёрик подумать об этом, как ждуманджи на свитке стали лысеть и среди них появилась пятно проплешины жёлтого цвета. Это произошло так стремительно, что Лёрик не успел понять причину такого явления. Он решил посоветоваться с Зарокоа.
Степь была просторна и здесь не было необходимости идти друг за другом. Зарокоа шёл бок о бок с Мапаки. Лёрик и Зарокоа легко могли разговаривать и обсуждать новости. Зарокоа тяжело вздохнул и сказал Лёрику.
– Учитель, учитель! На карте были джуманджи и вдруг появилась степь. Я вспоминаю, что и прежде, когда я смотрел на карту, степи не было!
– Джуманджи коварны и непредсказуемы. Мы потеряли много времени с сехта и новые приключения мне не по силам. Я чувствую, что мне всё труднее и труднее.
– Может быть свиток ошибается, учитель?
– Нет, Лёрик, конечно же свиток не ошибается.
Агни, тоже, заинтерессовалась словами Лёрика.
– Я хочу увидет карту джуманджи, меня это, тоже, касается. Я и так почти всё проспала в прошлый раз. Все события с сехта происходили ночью и я, толком, так ничего и не поняла. Иди ко мне в портшез, Лёрик, и возьми карту.
Лёрик охотно начал, перелезать на спину Зарокоа. Он уже занёс одну ногу в кабинку Агни, а другой ещё упирался о бок дракона Заракоа, когда нога его съехала вниз. Лёрик повис на руках, свесив один локоть во внутрь кабинки. Агни ухватилась за локоть Лёрика, поддерживая его и помогая перекинуться через край портшеза.
– Что с тобой Лёрик, ты поскользнулся?
– Зарокоа, у тебя чешуя скользкая, как будто намазана жиром.
– Ничего не чувствую, посмотри что там у меня на боку.
Лёрик свесился с портшеза и был поражён.
– Учитель, у тебя с левого бока слезла вся чешуя, вместе с кожей. Словно…
– Словно у протухшей рыбы.., - договорил за Лёрика Зарокоа спокойно.
– Ты говоришь об этом так спокойно, словно речь идёт не о тебе. Может драконы так линяют? Мне не нравится это.
Мапаки разглядел бок Зарокоа, зиящий большой тёмно-красной раной, лишённой кожи и панциря.
– Нет, драконы так не линяют, - сказал он. – Брат, ты давно заболел проказой джуманджи? Ты скрывал это от нас всё время?!
Мапаки был возмущён. Он не умел по другому выражать тревогу за брата и боль, рождённую его болью. Зарокоа ответил ему мужественно и, как всегда спокойно.
– Что толку, Мапаки, было тревожить вас понапрасну? Проказа джуманджи неизлечима, но она не передаётся окружающим. Вы не заболеете.
– Учитель, я могу приготовить мазь, только скажи, как я должен это сделать, и мы вылечим тебя.
– Милый юноша, ты уже лечил меня, там на острове, когда мы спасались от ливня. Проказа джуманджи отступает, но никогда не сдаётся. Её невозможно победить, ни какими мазями. Тогда, я сам себе не хотел признаться, что белая плесень покрывшая мои раны, была началом проказы. Я слабею, но ещё могу быть вам полезен. Я надеюсь увидеть мандрагору, цель нашего путешествия.
Лёрик нахмурился и сжал губы. Молодой мужчина научился быть сдержанным и не предаваться отчаянью, как поступал прежде. Первая складка вниз от уголков рта легла на его лице.
– Как только мы дойдём до мандрагоры, ты вылечишься, учитель. Судьба не справедлива к тебе – сначала ты стал драконом, а теперь заболел проказой джуманджи. Это несправедливо! - снова повторил гневно Лёрик.
– Судьба слепа и не может быть справедливой, юноша. Делать жизнь справедливой - миссия человека, не забывай об этом. Я учил тебя исправлять повсюду несправедливость судьбы. Твоя душа открыта добру, я горжусь тем, что помог раскрыться этому цветку, взращивая его с любовью, как садовник. Может быть мандрагора поможет мне излечиться, я тоже надеюсь на это.
– Конечно, мандрагора поможет тебе, брат! – рявкнул Мапаки.
Никто в этот момент не замечал, что Агни внимательно всматривается в равнину.
– Посмотрите, - прошептала она, - какие странные, совершенно одинаковые холмики. Что это может быть такое? Не кажется ли тебе Мапаки и тебе Зарокоа всё здесь странным. Мы двигаемся уже несколько дней, а нам не встретилось, ни одного живого существа.
– Ты чем-то напугана Агни? - встревожился Лёрик.
Агни молча кивнула ему несколько раз подряд.
– Мне показалось, вон тот холмик пошевелился. Словно в нём что-то есть. Мне страшно, Лёрик, раньше на свитке здесь были джуманджи, а теперь пустое место и эти земляные шишки. Такие шишки бывают от земляных червей или кротов, только эти очень большие. Нам лучше убраться отсюда поскорее. Вот! – закричала вдруг Агни пронзительно и указала рукой вправо.
Лёрик вгляделся по направлению её руки и замер. Земляная шишка, как её называла Агни, в самом деле шевелилась.
– И тут тоже, Лёрик!
Агни указывала рукой, как дирижёр, в разных направлениях. Лёрик, Мапаки и Зарокоа едва успевали, поворачивать головы вслед за её жестами.
– Что это такое?
Словно в ответ на её вопрос из конусовидной земляной норы показалась голова какого-то существа, светло-зелёного цвета с большими, тёмными и бессмысленными глазами. Существо показалось чуть больше, оно упёрлось широкими, зелёными лапками о край норы, потом расправило щётки усиков на голове и начало чистить их лапками, похожими формой на железные косы для скашивания травы. Влед за первым насекомым из земли стали пробиваться и другие. Земля стала мелко подрагивать, словно живое существо.
– Агни, ты помнишь, как мы в детстве ловили богомолов? Эти насекомые, они похожи на богомолов, но огромных.
– Величиной с большую собаку. Очень большую, такую, как мастиф или даже, как пони.
Тем временем одни из насекомых уже полностью освободились из земляного плена, другие ещё только наполовину, а кое-кто ещё только осыпал края земляных шишек, где были подземные гнёзда-выводки. Теперь, было хорошо заметно, что насекомые составляли, как бы, смесь муравья и богомола. Тело у них заканчивалось круглым брюшком, но лапки были такие, как у богомола, и цвет всего насекомого был светло-зелёным, как у молодой, нежной травы.
– Это они сожрали здесь все джуманджи! – рявкнул Мапаки. – Они похожи на богомолов, это очень плохо, богомолы – хищники. Какого ещё порождения зла мы ждём, нужно сматываться отсюда, пока эти козявки не пришли в себя. Вперёд, брат!
Мапаки ухватил зубастой пастью Лёрика за одежду и ловко перекинул его из портшеза Агни к себе на спину. Лёрик не успел опомниться, как драконы помчались вперёд по степи. Его швыряло из стороны в сторону, как плохо закреплённый груз в трюме корабля, и попытки встать на ноги в своей кабинке были неудачными. Когда Лёрик сумел, подняться на ноги и выглянуть из кабинки портшеза, он увидел позади драконов тонкий ручеёк светло-зелёного цвета, пробивающийся по их следу.
– Учитель, они взяли запах нашего следа и теперь преследуют нас.
– Они всего лишь насекомые, без следа мозгов, первая же река остановит их. Они потеряют нас.
– Братец, иногда ты бесишь меня, хуже любых гигантских богомолов! Где ты видишь тут воду, здесь нет даже грязной лужи. Что проку от твоих философских рассуждений, вот к чему приводят длинные речи. Теперь, вся надежда только на быстрые ноги!
Лёрик торопливо проговорил Мапаки.
– Беги и не оглядывайся Мапаки, я сам буду рассказывать тебе, что происходит позади. Теперь, уже не один ручеёк. Я вижу два ручейка, нет, уже три. Они пока не могут нас догнать, но они не отстают. Я слышу шорох, словно шумят сухие листья на деревьях. Наверное, это трутся друг о друга их щетинки-усики и передние лапки?
– Пойди, спроси их! Я и знать не хочу, чем они там трутся, так и кажется, что меня сейчас схватят за хвост, - ответил Лёрику рассерженый Мапаки.
– Мапаки, их становится больше. К ним присоединяются те насекомые, которые ещё были под землёй. Словно сыграла труба атаки и все арьергарды подтянулись для большой битвы. Они больше не текут ручейками, теперь они, как одна большая лавина, от края до края степи.
– Они отстают?
– Нет, Мапаки, они не отстают. Сколько ты можешь, бежать так же быстро, как сейчас.
– Я могу бежать ещё долго, до вечера могу бежать, но Заракоа отстаёт уже сейчас. Он долго не продержится.
– Давай заберём у него Агни, ему будет легче!
– Сейчас, Лёрик, принимай её!
Мапаки немного сбавил скорость бега и поравнялся с Зарокоа. Тем же приёмом, что и с Лёриком, он выхватил девушку из портшеза на спине Заракоа и закинул к юноше. Агни взвизгнула от неожиданности, но Лёрик тут же подхватил её в свои объятия. Юноша и девушка смутились, несмотря, на происходящие вокруг ужасные события. Потом, Агни смелее прижалась к Лёрику, может быть в кабинке просто, было слишком тесно для двоих.
– Мапаки они ближе, я начинаю хорошо различать поднятые передние лапки с крючками по ребру, и их головы с челюстями. Они двигают челюстями, словно всё время что-то пережёвывают!
– Я не могу бросить брата, а он еле тащится! Вот они мудрецы и философы, хоть бы и Вашталулу, тоже. Как только нужно постоять за себя, они оказываются слабаками!
– Я сейчас задержу богомолов огненными шарами!
– Сначала определи куда дует ветер, ты поджаришь нас. Степь сухая, как совесть убийцы.
– Как, по твоему, я могу определить направление ветра, когда мы несёмся, как угорелые? Я чувствую ветер в лицо, больше я ничего не могу сказать. Нет, могу – богомолы приближаются!
– Тогда, швыряй свои игрушки Лёрик! Нам уже нечего терять!
Лёрик раскинул руки и сжал крепко зубы, от напряжения пот выступил у него на висках и скулах. На открытых ладонях юноши показались два огненных шара. Лёрик швырнул их в движущуюся лавину насекомых. Огненные шары падали со свистом и взрывались, как бочёнки с порохом, но богомолы словно не замечали их. Несколько десятков насекомых упали на землю и перевернулись на спину, сожжёные, как головни, но задние ряды напирали и, тут же, снова выравнивали линию.
Лёрик швырял и швырял шаровые молнии в полчища насекомых, но заметного вреда им от этого не было. Насекомых было так много, что в степи покрытой сухой травой, где казалось бы, неизбежно, должен был возникнуть пожар, он не возникал. Просто полчища гигантских насекомых затаптывало искры огня раньше, чем он разгорался. А позади гореть было уже нечему, за нашествием насекомых оставалась только голая, сухая земля.
Сколько Лёрик швырял огненные шары он не знал, но он почувствовал крайнюю усталость и бессильно опустился на дно портшеза. Он прижал голову к колену Агни и застыл с открытыми, ничего не видящими глазами. Агни придерживала голову юноши правой рукой, чтобы она не упала, и не ударилась о край деревянного портшеза.
– Брат, поторопись! Неужели ты не можешь двигаться, хоть чуточку быстрее?!
– Мапаки, беги, спасай Лёрика и принцессу, я не хочу вас обременять!
– Нет, брат, тебе придётся бежать и не сдаваться! Я не брошу тебя, хватит с меня Вашталулу!
Лёрик находился, как в бреду, он слышал перебранку драконов, но не мог заставить себя собраться с мыслями. На какое-то время он забыл, где он находится и, что им угрожает. Его силы были перенапряжены и требовали восстановления. Прошло времени, чуть больше, чем нужно человеку, чтобы съесть яблоко, и юноша приподнял голову. Он уже мог держать её сам. Он выглянул из кабинки портшеза.
Передние линии богомолов были совсем близко. Лёрик перевёл взгляд в даль - светло зелёный цвет насекомых сливался там с горизонтом, переходя в серебристый серо-зелёный, как листва тополей.
Лёрик заметил, как Агни завела руку под своё платье и достала из белья какой-то, маленький флакон. Она открыла пробку флакона медленно, как будто бессознательно, и принялась разбрызгивать какую-то жидкость по земле. Она что-то бормотала. Лёрик привстал и прислушался. Он не поверил своим ушам, настолько невероятно было то, что она произносила.
– Занимайтесь любовью, а не войной. Занимайтесь любовью, а не войной.
Лёрик протянул руку, всё ещё плохо соображая, и попытался отнять флакон, он решил, что Агни помешалась от страха. Агни уклонилась от его неуверенных рук и продолжила свои странные действия. Потом, она зашвырнула флакон в богомолов, жидкость в нём закончилась. Лёрику показалось, что Агни может выпасть из портшеза и он ухватил её, но на самом деле, это он, сам, покачнулся и ухватился за девушку. Им удалось вместе удержаться на ногах.
– Лёрик не молчи, что там? Я же не могу видеть задницей! – прокричал ему с отчаяньем Мапаки.
Лёрик вгляделся в то, что было позади и, вдруг, начал громко смеяться, запрокидывая голову, очень похоже на Уайхрана. Он понял смысл действий Агни, и не мог, поверить, что всё можно было закончить таким простым способом. Чем больше он смотрел в сторону богомолов, тем сильнее смеялся.
– Лёрик перестань смеяться, ты пугаешь меня. Не хватало нам ещё возиться с сумасшедшим, - жалобно проговорил Мапаки и Лёрик засмеялся от его слов ещё громче.
– Успокойся Мапаки, больше не нужно спасаться. Всё закончилось. Лучше развернись старина, а то пропустишь лучшее зрелище в твоей жизни. Клянусь, что никогда ты не видел, и не увидишь ничего подобного.
Драконы остановились, они тяжело дышали, выдыхая из пасти раскалённый пар. Зарокоа не выдержал и бессильно подогнул передние лапы. Бока его тяжело и часто вздымались и опадали. Из раны на боку струилась сукровица. Мухи прилипали к ней, целыми гирляндами. Он устало прошептал.
– Ещё чуть-чуть, и я просто рухнул бы, как мёртвый. Что ты сделал с ними Лёрик?
– Занимайтесь любовью, а не войной, - выдавил из себя юноша и снова закатился от смеха. Глаза у него слезились и он вытирал их тыльной стороной кулаков.
– Это не я, это сделала Агни. Она разбрызгала любовный эликсир! Ой, не могу! Где ты взяла его Агни?
Богомолы бегали беспорядочной толпой и усики их вибрировали с большой скоростью. Они были возбуждены. Скоро они начали кружить цепочками, обнюхивая брюшко друг у друга и потираясь передними лапками. Всё больше насекомых присоединялось к цепной реакции, начавшейся среди них. Насекомые разбились на пары, где самки были крупнее самцов, и самки сомкнули свои смертельные объятия на своём герое-любовнике. Смертельные в прямом смысле. После оплодотворения, самка убивала своего супруга, съедая его в процессе любви. Затем, эти странные существа закапывались в землю и там, самка откладывала несколько яиц, а потом умирала сама. Её тело служило пищей вылупившимся новым насекомым, до тех пор, пока они не вырастут и не покинут своей норы. Эти норы и покрывали всю степь, Агни называла их земляными шишками.
– Агни, откуда у тебя любовный эликсир? – снова повторил свой вопрос Лёрик, поскольку девушка не отвечала ему.
Агни закрыла лицо руками и отвернулась.
– Тебе обязательно это знать? Хорошо. Я украла его у Зарокоа, когда он оставил его на столе в своей мастерской. Он сделал этот любовный эликсир для одной бедной тролки. Муж собирался бросить её одну с детьми и убежать с одной бойкой девушкой. Зарокоа тогда решил, что эликсир упал со стола и потерялся. Он приготовил новый.
– Такой случай был, - согласился Зарокоа. – Но, зачем тебе любовный эликсир, ты хранила его всю дорогу? Это удивительно!
– Я не могу сказать при Лёрике. Мне стыдно, он подумает, что...
– Я догадываюсь, - вздохнул Мапаки. – Ты боялась, что Лёрик не любит тебя? Боялась потерять его?
– Да, - еле слышно, не отнимая рук от лица, согласилась Агни. – Лёрик стал такой красивый и умный. Даже Искра пыталась его соблазнить… я долго искала его, я не могу его потерять.
Лёрик отнял руки девушки от её лица и заглянул в карие, печальные глаза, которые он помнил с детства.
– Агни, я не хочу прослезиться, как мальчишка, но мне трудно сейчас сдержаться. Как ты могла сомневаться во мне? Я люблю тебя с детства, всегда любил.
– Ты никогда не клялся мне в любви.
– Не клялся, потому что наша любовь выше всех клятв. Ведь, я не клянусь тебе жить, а жизнь и любовь к тебе, для меня одно и тоже. Мы не говорим о том, что дышим, это и так ясно, без воздуха жить нельзя. Так же я люблю, как дышу. Просто, я забыл, что женщинам нужно говорить о любви. Так они устроены.
Мапаки хмыкнул и проговорил удивлённо.
– Кто бы мог подумать, что нужно победить целое полчище насекомых, чтобы влюблённные разобрались в своих чувствах. Раз вы уже разобрались, и это просто замечательно, не лучше ли нам убраться от сюда? Конечно, прямой опасности теперь нет, но мне как то неуютно по соседству с этими прожорливыми козявками. Слишком они кровожадны. И займись, Лёрик, боком Зарокоа. Это невозможно видеть. Нужно облегчить его страдания.
– Конечно, Мапаки.
Скитальцы прошли к высокому, круглому холму, где Лёрик смазал целебной мазью бок Зарокоа. Эта мазь не вылечивала проказу джуманджи, но обеззараживала раны и не давала мухам поселяться в них. Проказа джцманджи отличалась странным свойством – больной совсем не чувствовал боли. Он только ощущал слабость и нестерпимое желание постоянно пить.
С холма открылась панорама с сохранившимися впереди джуманджи. Все деревья и кусты здесь были наклонены в сторону степи, словно какая-то сила выталкивала их из центра к краям.
– Завтра, как только мы отдахнём, мы вступим в эти заросли. Мы совсем близки к цели нашего путешествия. Нам осталось потерпеть совсем немного.
Стемнело очень быстро. Лёрик не мог уснуть, несмотря на крайнюю усталость. Он бродил по холму и перебирал в памяти все события, произошедшие с ним в дороге. Нетерпение охватывало его, он уже собирался превратиться в птицу и лететь на встречу с мандрогорой, чтобы увидеть её раньше всех, но потом останавливал себя. Драконы устали и Агни совсем беззащитна, что с ними станет в его отсутствие. Мир джуманджи менялся постоянно и стремительно, одна опасность здесь сменялась другой. Лёрик встретил утро около своих друзей, так и не сомкнув ночью глаз.
Утром все проснулись и встали очень сосредоточенными и молчаливыми. Молча собрали вещи и даже не стали завтракать, потому что, никому в горло не лез кусок. Мапаки встал, как всегда в последнее время, во главе каравана, юноша и девушка ехали на его спине. Зарокоа плёлся позади Мапаки.
Путники быстро достигли кромки джуманджи и вломились в наклоненные в сторону степи кусты. Ветви их были крепкими, словно скрученными из жил, и на них росли бесчисленные, острые колючки, которые старались вцепиться в тело того, кто потревожил заросли. Панцирь драконов был очень крепким, но даже на пластинах, выстилавших его, стали появляться царапины от шипов. Зарокоа очень страдал от впивающихся в его тело шипов. Шипы отрывались от ветвей и оставались в его теле, лишённом чешуи из панциря. Заноза начинала саднить и жечь больное тело дракона. Всё больше чешуи, которая и так держалась не крепко, оставалось среди ветвей, кусты безжалостно обдирали панцирь с Зарокоа. Иглы шипов вонзались очень глубоко в тело и поражали те слои ткани, куда ещё не пробралась проказа. Зарокоа терпел молча, но иногда не выдерживал и ревел протяжно и жалобно. Шипы были не только острыми, но пропитаны каким-то веществом, напоминающим кислоту.
Мапаки старался вытоптать дорогу для Зарокоа, но это было сложно. Кусты приминались, как обыкновенная трава, а после поднимались, как были до того. Лёрику было больно смотреть на страдания Зарокоа, но ни он, ни остальные, были не в силах ему помочь. Им оставалось только продолжать движение вперёд в надежде, что это новое для них порождение джуманджи, скоро закончится.
– Я понял, -сказал громко Лёрик, так чтобы его все слышали. – Держитесь, Мапаки и Зарокоа, скоро страшные заросли должны закончиться. Эти непроходимые для всего живого заросли появились здесь недавно. Так мандрагора выставила охранный пояс против армии гигантских богомолов и её солдаты сумели остановить их. Поэтому, этот остров растительности уцелел. Следующим шагом будет появление каких-нибудь птиц, питающихся яйцами богомолов или пронырливых дикообразов, раскапывающих их подземные кладки, а может и тех и других вместе.
– Скорее бы эти кусты закончились, я еле держусь, даже мне под панцирь набились эти колючки и, там так чешется, что я готов выпрыгнуть из собственной шкуры. Как только брат терпит этот зуд и боль? Привстань, Лёрик, может там виден впереди просвет?
Лёрик держась за Агни привстал на край портшеза и залез на его крышу.
– Ещё немного! – закричал он от радости. – Впереди плодовые деревья и просто пальмы. Простые пальмы!
Мапаки рванулся вперёд вдвое быстрее, по его панцирю, как крупный град, защёлкали отрывающиеся от ветвей шипы. Дракон закрыл глаза, чтобы не поранить их. Мапаки пробежал остаток зарослей стремительно, как нападающий раненный слон, и поскольку не видел куда бежит, то врезался головой и грудью в пальму. Пальма сломалась и на Мапаки обрушились ствол и множество крупных орехов. Мапаки зашатался и упал на бок, придавленный пальмой. Он лежал неподвижно, не потому, что пальма нанесла ему увечья, а просто отдыхал, только его хвост метался из стороны в сторону, разгребая сломанные пальмовые ветви, скорлупу орехов и прочий мусор, образовавшийся от такого эпохального столкновения.
– Бум! – пробормотал слабо Мапаки.
Он ещё немного полежал, когда из кустов выскочил Зарокоа и рухнул на него.
Кабинка, где сидели Лёрик и Агни оказалась на земле, но уцелела, только сломалась крыша портшеза. Это ствол падающей пальмы всколзь задел её и снёс напрочь. Лёрик выбрался из портшеза и помог выбраться Агни, они держались за головы и бока, недоумевая, как остались целы.
– Мапаки, ты жив? – спросил Лёрик.
Мапаки пошевелился, стараясь перевернуться с боку на живот, пальма, лежащая поверх его тела сорвалась на землю. Лёрик и Агни едва успели отбежать в сторону.
– Брат слезь с меня, я хочу встать! – проревел рассвирепевший Мапаки.
Зарокоа не ответил ему. Он лежал с закрытыми глазами и почти не дышал. Было странно видеть эту огромную гору мышц и мощи бессильной и едва живой.
– Он очень плох, но ещё дышит. Мапаки выбирайся сам, Зарокоа нужно отдохнуть.
Лёрик начал вынимать шипы из тела Зарокоа, и бросать на землю. Шипы были длинные, гладкие, как жало осы. Агни тонкими пальцами отгибала пластины на панцире Мапаки и также вынимала шипы, забившиеся под них. Шипов оказалось так много, что они усеяли всю землю вокруг, как ковёр. Пальцы у юноши и девушки устали, на них появились мазоли, а они всё продолжали вытаскивать глубоко засевшие иглы из кожи драконов. Этого занятия им хватило до самой ночи.
Ночь наступила ласковая и прохладная, словно мандрагора извинялась и хотела облегчить страдания путников. Она окутала их покрывалом мельчайшей росы, благоухающей, восточными ароматами. Этот нектар проникал в раны и язвы драконов, жжение и боль уходили. Материнские объятия мандрагоры утишали страдания её детей.
Когда утренний свет начал проникать сквозь покрывало ароматной росы, и она принялась светится подсвеченная им, путники открыли глаза. Силы вернулись к ним и сознание стало необыкновенно ясным, как будто до этого момента с ними не происходило ничего особенного. Ни чего, что утомляло бы воспоминаниями, тревогой, пережитыми опасениями и обилием впечатлений. Не то чтобы они всё забыли, нет, только это стало не таким важным и кричащим о себе, как будто перевернули новую страницу жизни.
Туман начал рассеиваться и путники увидели перед собой ветви и листья гигантского дерева. Здесь совсем не было ветра и ветви были неподвижны. Каждая ветвь была так огромна, что сама была целым деревом. Они тянулись и вверх и в даль, некоторые спускались к самой земле. Это дерево само по себе было целым миром. Крона его уходила в такие выси, что терялась в обволакивающем её тумане, текущем между гигантскими ветвями, как потоки воды. Кое-где туман словно заблудился и уютно устроился облаками в развилках ветвей, или повисал кольцами на них, как курильщик нанизывает кольца дыма на свой палец. Даже драконы казались крохотными мошками под исполинской сенью мандрагоры.
На нижних, изогнутых по-змеиному ветвях, путники увидели множество больших плодов красно-оранжевого цвета. Плоды были не просто большие, они были диаметром не меньше четырёх метров. Внезапно, один плод созрел и упал к ногам путников. От удара о землю он разбился на куски сочной, спелой мякоти. Но это было ещё не всё - среди кусков, что-то, зашевелилось. Лёрик и Агни осторожно приблизились и заглянули в полость плода. В середине лежал спелёнутый человек, весь, как плацентой, окутанный растительным коконом-покровом. Человек ворочался, мучительно пытаясь освободиться от пелены, а юноша и девушка смотрели на него со страхом и любопытством одновременно. Они не могли понять, как человек оказался внутри гигантсткого плода.
Борьба продолжалась и вот существо, которое они признали человеком освободило сначало лицо и судорожно вздохнуло, как новорождённый. Огромные, синие, как сапфир, глаза уставились бессмысленно на молодых людей. Существо отдохнуло и продолжило борьбу с пеленой, постепенно высвобождаясь от неё. Оно влажно поблёскивало кожей молочной белизны, чёрные, как крыло ворона, волосы высыхали и укладывались водопадом колец. Позади ещё волочились смятые, как грязная тряпка, серые изгибы сложенных крыльев. Существо встряхивало ими, расправляя, подсушивая. Одновременно оно протягивало тонкие, прекрасные руки с удлинёнными, слабо развитыми мышцами к Лёрику и Агни.
– Это эльфид, - прошептал Лёрик Агни. – Так вот откуда они берутся. Здесь они рождаются от мандрагоры, а затем разлетаются по всему свету.
Лёрик задумался, посмотрел странным взглядом на девушку и добавил.
– Уайхран настаивал и неоднократно повторял мне, что мы все братья по матери нашей - Мандрагоре, кроме жыши, которые упали с небес. Когда-то миллионы лет назад первые люди появились вот так же из огромных плодов и разбрелись по земле.
– Почему только люди, а троли, великаны, драконы?
– Да, да, конечно. Мандрагора заключала союз, то с небом, то с водой, то с землёй, то с воздухом, или светом, как теперь. От последнего её любовного союза родятся эльфиды, непостижимые существа.
– Сколько ей лет? Она живёт от начала времён, с тех самых пор, когда в мире были только - вода и небо. Мать всего сущего – Мандрагора.
Эльфид просох, расправил свои крылья, оказавшиеся серебристо-серыми с чёрными, бархатными разводами. Он вспорхнул и повис перед Агни в воздухе. Он трепетал крыльями, но не мог оторваться от лежащего на земле кокона. Длинный конец набедренной повязки, позади, сросся вместе с коконом, и не пускал его. Он был похож на птичку, к лапке которой злые мальчишки привязали крепкую нитку и в насмешку пустили на волю. Лёрик подошёл к эльфиду и оторвал конец его набедренной повязки от кокона.
Эльфид вспорхнул выше, конечно он не поблагодарил своего спасителя, эльфиды были совершенны чужды разумным мыслям. Он радостно протянул тонкие руки вперёд и запел высоким, звонким голосом.

Нету ни страха, ни горя, ни рая,
Каждый родился, уже умирая.
Воды сомкнулись от края до края,
Лезвием гребня жизнь обрывая.

– Лёрик, что он пропел? Вот так всегда с этими эльфидами, пристают ко всем со своими песнями, а понять их никто не может.
– Воды сомкнулись от края до края… Не то, он пророчит какую-то катастрофу, ни то рассказывает хронику прежних катастроф. Возможно, в песнях эльфидов рассказывается история мира, но каждый из них знает с рождения только несколько строк. Возможно это просто мысли и воспоминания самой мандрагоры, или её прозрения. Таким образом, каждый из них - крохотная частица её души.
Неподалёку упал и разбился другой плод. При ударе о землю из него выплеснулась чёрная, вонючая жидкость.
– Фу! – воскликнула Агни, что это такое?
– Всего лишь аномалия, нездоровый, гнилой плод.
Агни отодвинулась от неприятного зрелища, любознательный Лёрик наоборот подошёл ближе. Внутри остатков плода, как в разбитой посудине, лежал мёртвый эмбрион, меньше всего похожий на человека. Больше всего он походил на эмбрион дракона или другой какой-нибудь рептилии. На крохотных лапах этого существа, юноша разглядел нечто вроде плавательных перепонок.
– Агни он похож на маленького, больного дракона, но если бы ему повезло, то он по истечению положенного срока, стал бы таким же, как и его братья – эльфиды. Это лишний раз подтверждает уверенность Уайхрана в том, что все мы дети одной матери – Мандрагоры.
– Вот уж ничего не хочу знать! Очень дурно пахнет, давай уйдём от этого места.
– Конечно, нам нужно найти ствол дерева, и добыть корень.
Юноша и девушка бродили под сводами дерева, словно древние Адам и Ева в райском саду, не от этого ли дерева брала начало эта легенда? Они нашли ствол мандрагоры, но прежде нашли огромный костяной остов, привалившийся к её стволу и охватывающий дерево в последнем смертельном объятии.
– Какой огромный скелет и как хорошо он сохранился, всё на месте и ничего не отвалилось. Какому существу он принадлежит, как ты считаешь Лёрик?
Лёрик не успел ответить, за него ответил Зарооа.
– Это скелет стража мандрагоры. Последнего её стража.
Агни обернулась от неожиданности, потому что слова эти сказал не Лёрик, их произнёс Зарокоа. Он незаметно присоединился в тумане к девушке и юноше. Дракон заговорил снова.
– Я много раз слышал легенду, что мандрагору охраняет от алчных, нечистых рук дракон. Когда же он умирает, или истощает свои силы, то на смену ему мандрагора призывает другого дракона. Теперь, как видно, настало моё время, вот почему я здесь.
Лёрик горячо возразил.
– Нет, учитель, ты нужен нам, нужен Терратроле! Ты съешь корень мандрагоры и исцелишься, а потом вернёшься домой в свой дом. Всё будет, как прежде!
– Ничего не бывает, как прежде, Лёрик. Умный мечтатель часто глупее последнего глупца, ведь, он сам обманывает себя. Мы не можем подгонять жизнь под свои мечты, она жестоко мстит за это. Я выкопаю корень мандрагоры и съем его и излечусь от проказы джуманджи, а что потом? Потом мне придётся возвращаться обратно через все джуманджи. Я не выдержу обратного пути, проказа неизбежно вернётся вновь, это очень упорная болезнь. Я всё равно погибну, если не по дороге, то уже на земле Терратролы. Мне придётся остаться здесь.
Чтобы жить мне нужно постоянно иметь около себя корень мандрагоры. Терратроле не нужен старый больной дракон, у неё будешь ты и королева Агни Васпакская. Вместе вы сможете всё. Мапаки будет охранять вас на обратном пути.
– Брат, я останусь с тобой, раз ты так решил! Лёрик может добраться домой сам, без меня. Он превратится в птицу, или ещё в какую- нибудь тварь. Ему это раз плюнуть!
– Глупости, Мапаки! Ты не бросишь своих подопечных на произвол судьбы. Они могут погибнуть от урагана, огня, хищников, мало ли чего ещё. Разве ты забыл старую легенду об одном мудреце, который мог заклинаниями уничтожить любую опасность, но однажды на него сзади, внезапно, набросился тигр, и мудрец не успел собраться и произнести свои заклинания, как уже погиб. Нет, даже не говори мне такие слова! Ты тоже пойдёшь назад в Терратролу и, поклянись мне, что найдёшь себе жену и продолжишь род драконов на земле. Драконов почти не осталось, а ведь когда то их было очень много. Одна только злобная Искра исстребила около сорока или больше драконов.
– Вот ещё… По мне и моя пещера тесновата. Я люблю одиночество.
– Поклянись мне, брат, это моя последняя просьба!
– Мы всегда с тобой спорили, Зарокоа, я и сейчас с тобой не согласен, но я клянусь послушаться тебя, раз ты так, очень, хочешь.
Путники приблизились к стволу мандрагоры, толстому, как башня, он был покрыт рыжей стекловидной смолой, которая делала его гладким и блестела на солнце. Множество насекомых ползали по этому панцирю и пытались проникнуть сквозь него, чтобы напиться сока мандрагоры. Иногда, им это удавалось и они вгрызались в её кору, тогда, из раны начинала струиться кровь мандрагоры ярко-оранжеваго цвета. Вскоре она затвердевала, как камень янтарь. Около ствола путники нашли множество окаменевших капель с погибшими мошками и жучками, не успевшими вовремя убраться с обеденного стола.
Ещё в дороге Лёрик часто пытался представить себе, как они будут раскапывать корни у этого непостижимого дерева и, как станут ломать их, но не мог этого представить. Такое варварство само оторгало себя, даже в мыслях. Оказалось, что наносить вред мандрагоре совсем не нужно, около ствола в нижней его, наземной части, было множество воздушных, ещё не укоренившихся корней. Именно их добывали охотники за мандрагорой. Добыть настоящий корень было невозможно. Они уходили в самую середину земли и были так мощны и огромны, что даже ствол и ветви не могли с ними сравниться.
Путники набрали несколько воздушных корней, пропитанных, соком мандрогоры и попробовали их на вкус. Они оказались бушующе терпкими, как если бы сахар, горечь и соль увеличили свою силу в тысячу раз. Путники смогли прожевать и проглотить только по крохотному кусочку корня и тут же впали в транс.
Неподвижные тела окутывали полосы тумана. Роса с мандрагоры мелкой водяной пылью падала им на лица и тела. Они ничего не чувствовали, хотя, время от времени открывали глаза, но взгляд их был бессмысленным, как у младенцев. Они узнали все тайны мира, побывали в древности, когда ещё не было ничего и ощутили желание мира начать созидание. Увидели странные существа – первых детей мандрагоры, которые жили и умирали на земле. Вал за валом приходили и уходили дети мандрагоры, а она стояла немая и вечная и творила жизнь в самом сердце заповедного леса. И стало ясно, что движение мира не остановимо, пока жива Мандрагора, она и есть стержень этого движения, опора мира – щедрая, непостижимая и равнодушно-величественная, сама в себе и сама по себе.
Путники очнулись от пронзительного, печального крика. На ветке, укрывающей их, сидела птица с лицом женщины, и сурово, пристально смотрела на них. Она разбудила их ото сна и, как бы говорила, вам пора в дорогу. Она была посланница мандрагоры, которая охраняла своё блаженное одиночество.
– Погостили, пора и честь знать, - проговорил печально Мапаки. – Нам дают понять, что мы здесь засиделись. Где Зарокоа, нам пора прощаться с ним?
– Он ещё спит, ему некуда торопиться, ведь он остаётся у мандрагоры, - медленно проговорил Лёрик.
Дракон, юноша и девушка подошли к спящему Зарокоа. Они с удивлением увидели, что болезнь его стремительно отступала. Раны его уже не сочились сукровицей, а покрылись тонкой, новой кожей, наросты и опухоли пропали, а на проплешинах прорастали маленькие, как детская ладонь, чешуйки нового панциря.
– Пусть спит, во сне он выздоравливает и набирается сил. Теперь, я могу признаться, в первую очередь себе, что брат был совсем плох в последнее время. Он едва дотянул до мандрагоры.
– Прощай учитель, - прошептал Лёрик.
– Прощай брат, - прорычал Мапаки сдавленно.
– Прощай защитник и друг, - проговорила Агни.
Путники отправились в обратный путь.
Колючие кусты пропустили их, не причинив вреда, ведь они нападали только на тех, кто двигался из степи в сторону мандрагоры. Степь, которой они побаивались ещё больше колючего кустарника, рассеила их опасения. Кротовницы с гнёздами богомолов были разрыты и в них копошились какие-то зверьки, похожие на крыс, но несколько крупнее. Их кипучая деятельность привлекла множество хищных птиц, которые в свою очередь хватали зазевавшихся, толстых зверьков и уносили их в гнёзда своим птенцам. Жизнь вернулась на пустынную равнину.
Мапаки то и дело спотыкался об разрытые кротовины и ругался, как пьяный матрос. Увы, некому теперь было совестить его. Наконец, Агни попросила его помнить, что с ним рядом находится королева и женщина. Мапаки извинился, но продолжал ругаться себе под нос. Агни больше не выговаривала ему. Лёрику и ей было понятно, что Мапаки злится не столько из-за раскопанных ям, сколько страдает от потери любимого брата. Его характер не улучшился от этой разлуки.
Лёрик вглядывался в гряду вновь зеленеющих холмов на горизонте, здесь племя сехта рассталось с искателями мандрогоры. Он не терял надежды встретить кого-нибудь из сехта и вновь увидеть Уайхрана, но этому было не суждено случиться, не встретились им также и жыши, хотя путники прошли прямо вдоль каменного города. Жыши либо перестали существовать, либо нашли себе другие способы выживания.
Всё в джуманджи менялось с непостижимой быстротой. Там, где было болото, становилась равнина, каменный город превращался в руины, на месте гор возвышались огромные леса. Свиток Морана не дал потеряться путникам и вывел их в Терратролу, туда, откуда они начинали свой путь.

Корой Моли за прошедшее время уже успел привести королевство в спокойное, благополучное состояние и Агни короновали короной Васпаксов. Она стала женой Лёрика, которого, впрочем, мало интересовали дела управления. Он занимался всё тем же, чем занимался старик Зарокоа, пока не стал драконом. Лёрик помогал простым тролям в самых простых, обыденных их делах. Всё чаще он брал свиток Морана, и вглядывался в него. Он чувствовал в себе силы улучшить творение Зарокоа и создать свой собственный волшебный свиток, о котором мечтал на вершине горы – Звёздный свиток.
Мессаль, под разными предлогами долго оставался в Терратроле, пока корой Моли не догадался, что этот громила и фанфарон в душе привязался к земле Терратролы и ищет повод, чтобы не покидать её. Корой Моли предложил ему остаться здесь навсегда, и привезти сюда Тому. Мессаль согласился с радостью в душе, хотя внешне ничем и не выдал себя. Он выторговал себе хорошее жалование и пост главнокомандующего, с чем Корой Моли охотно согласился.
Искра Милостивая исчезла бесследно - это был подарок для всех тролей, многовековые распри прекратились и оба королевства объединились, так, как это было в древней истории этого народа. Лёрик искал Искру по свитку, но не нашёл ни каких её следов. Нужно ли говорить, что единственный троль, который знал секрет исчезновения Искры, молчал об этом.
Светозар совсем не считал убийство Искры героическим поступком, достойным славы. Он стал ещё более нелюдимым и неразговорчивым, чем был прежде. Он не выходил из своей башни и, если бы по приказу Агни ему не приносили туда еду дворцовые слуги, то звездочёт умер бы от голода в своём добровольном, одиночном заключении.
Когда в королевстве наступил мир и покой, Лёрик вспомнил о троле Руфти с которым произошла смешная история от того, что он любил совать в рот всё, что находил. Его изрядный аппетит подвёл его, и он проглотил боб, который предназначался совсем не ему, а его дочери. Руфти стал тяжёлым, по-просту говоря - беремянным. Тогда Зарокоа ничего не оставалось другого, как превратить его в женщину, чтобы беремянность окончилась согласно природе, и он смог, родил ребёнка.
Лёрик отыскал Руфти в соседней деревне, в которой он теперь поселился.
Тролка Руфти сидела на крыльце дома и держала у груди младенца, она казалась счастливой.
– Руфти, ты помнишь ещё, что ты был прежде мужчиной и очень печалился от того, что тебе пришлось носить юбки? Зарокоа оставил этот мир, но я, его ученик, пришёл выполнить его обещание и могу снова превратить тебя в мужчину. Ты готов к этому?
– Нет, нет! – взмолился Руфти. – Теперь, у меня другая жизнь и все меня зовут Руфия. У меня хороший муж и хороший сын. Оставь меня женщиной, ведь женщины сильнее умеют любить своих детей. Кто станет кормить грудью и заботиться о моём сыне, если я опять стану мужчиной? Чужая женщина не станет ему родной матерью.
– Пусть будет так, как лучше для тебя, - согласился Лёрик.
Лёрик с лёгким сердцем покинул Руфию и её мужа, простившись с ними на пороге их дома. Он спешил навестить ещё других, давних своих друзей.

Лёрик решил навестить Мессаля и Тому, которых давно уже не видел. Он появился неожиданно в их большом и богатом доме. Тома горячо, со слезами приветствовала его.
– А где же Мессаль? – спросил её Лёрик.
– За домом, пошли я тебя провожу.
Всю дорогу Тома посмеивалась, фыркала в свой фартук, но ничего не говорила Лёрику. Они вошли в маленькое помещение, где оказывается была гончарная мастерская. Мессаль крутил ногой гончарный круг и сосредоточенно, хмурясь от усердия, тянул из глины большой кувшин. Сначала, он не замечал гостей, но вот он заметил их, стоящих у него на пороге. Руки у Мессаля дрогнули и кувшин получился кривой, с досады Мессаль смял его в глинянный, бесформенный ком.
– Противный мальчишка, мало того, что ты вечно суёшь свой нос куда не нужно, так ты к тому же суёшь его всегда не вовремя! – сердито проговорил Мессаль, узнав Лёрика.
Лёрик захохотал, примерно так же, как хохотал в степи посреди джуманджи, когда Агни спасла их от гигантских богомолов, пролив перед ними любовный эликсир. Он еле смог успокоиться, и сказал хмурому Мессалю, который даже не улыбнулся при виде его смеха.
– Всё меняется вокруг, иногда слишком стремительно. Только ты, Мессаль, не меняешься. Ты всё тот же.
– Вот как? - улыбнулся довольный его словами Мессаль. – Ты небойсь, совсем ничего не помнишь, из того, чему тебя учил твой хозяин? У тебя и раньше были руки, как крюки.
– А вот и не правда! Я был старательный, умелый ученик!
– Ну-ка, Ну-ка! – подзадоривал его Мессаль, вставая от гончарного круга.
Лёрик надел кожанный фартуг горшечника и сел на место Мессаля. Он погрузил пальцы в прохладную, жирную глину и, улыбаясь, принялся за работу. Очень быстро и ловко он сделал красивый сливочник и приклеил к нему завитушку ручки.
– Снимать будешь сам, - сказал Лёрик Мессалю.
– Так и не научился, - сказал насмешливо Мессаль, а потом добавил. – Хоть он мастер, так себе, но тарелку рыбного супа он всё-таки заслужил. Как ты думаешь, Тома?
Тома со смехом наблюдала всю сцену между задиристым Мессалем и Лёриком.
– Конечно заслужил, и ватрушки со сладким творогом тоже заслужил. Не слушай моего мужа Лёрик, пошли скорее в дом.
Мессаль гордо выпятил грудь.
– Я ещё мастер, хотя Корой Моли совсем замучил меня государственными делами. Мои горшки продаются, так и знай, Лёрик! Только вот есть тут один мерзкий троль - прощелыга, норовит у меня, шишки сосновые, перебить клиентов, хотя товар у него просто дрянь. Некто Свириль, не слышал о таком?
– Нет, не слышал.
– Зловредный, пустой трольчишко.